1Посвящение: С., с которой мы столько беседовали о культе Мелькора, что я сочла необходимым об этом написать, и чудесной W, без которой не было бы Иштар.
Предупреждение: исключительно по мотивам Акаллабет. Автор вдохновлялся леди Морганой в версии BBC и коварными гаремными девицами "Великолепного века". География, хронология и логика танцуют в угоду авторским капризам. Не возмущайтесь.
***
Золотится край ладьи огненнооокой Ариен, неспешно вершащей свой путь по бескрайнему небосклону над диском, а ледяная дева западного моря подставляет лицо под обжигающие лучи и довольно жмурится, расчесывая лазурными пальцами спутанные пряди черных водорослей-волос. В порту идет разгрузка корабля, прибывшего с континента: головокружительная смесь запахов корицы, тмина и красного перца щекочет ноздри, и дева оглушительно чихает, ударяя рукой по деревянной корме, цепляясь за ярко-синие рыболовецкие сети, а от ее успокоенного выдоха по воде во все стороны расходятся дрожащие круги.
Деву моря Рун не перепутает с ней даже не обученный говорить на языке стихий: за день застывшие в своем безразличии, будто подкрашенные багрянцем воды, бывает, и не шелохнутся, вечный штиль, проклятие нуменорских моряков и благословение для ловцов жемчуга. Эрендис закрывает глаза и вспоминает нежный перламутровый блеск сваленных горкой на песке раковин, из которых они, вастакские девчонки, выкладывают венец из семи камней - зеркальное отражение далекого созвездия над сгинувшими горными пиками севера.
Наряды девы моря Рун всегда алые, не то от отблеска ранних южных закатов, не то от стекающей по черному жертвенному камню крови.
- В ушедшие времена, о которых ныне лишь бессмертные слагают свои песни, земли эти принадлежали вечному сумраку, - таинственным голосом заводит бабушка свою любимую сказку. - Не было ничего, ни косы на берегу, ни курганов, ни уходящих на юг пустошей, не странствовали в песках истерлинги со своими караванами, не манили шепотом бьющие из голых скал источники. Только огромный хрустальный шар на каменном столпе возвышался над бесплодной землей и лил на нее мертвый свет.
- Где же тогда были мы? - удивляется маленькая Хинд. - Если те земли не принадлежали никому, мы могли бы забрать их и пасти там свои стада.
Бабушка немного визгливо смеется, щипает внучку за щеку - и Эрендис невольно вскидывает руку к лицу, будто надеясь вновь почувствовать это почти стершееся из памяти прикосновение.
- Все мы тогда бродили в небесных чертогах за Вратами Ночи и пасли звездных овец на полях Владыки, - рассказывает она с такой подкупающей теплотой, что Хинд немедленно готова поверить в то, что и сама почти что помнит те неведомые поля и шелковистую каракуль руна под пальцами. - И красоты неслыханной была дева моря Хэлкар, что в одиночестве плела свой танец у подножия великого светильника, и хотя чары ее манили духов неиссякаемого пламени, не могли они к ней приблизиться из-за света хрустального шара, что был для них больнее острого клинка, - бабушка лукаво улыбается. - И на ладонях той девы покоился остров, краше которого во всей Арде не сыщется. И было там все, что душе угодно: густые леса, пресные воды, плодоносящие деревья и неслыханные богатства, и являла собой жизнь хозяев того острова вечный праздник.
- Я знаю, как он называется, - радуется Хинд, гордая тем, что может дополнить бабушкину историю - недаром она так внимательно прислушивается к разговорам, что ведет отец у колодца с другими кочевниками, если те делают привал на их стоянке, желая напоить своих верблюдов. - Ну-ме-но-рэ.
Старуха снова смеется, на этот раз с затаенной горечью.
- Ошиблась, моя серна, сказ этот о давно минувших днях, и не было тогда Нуменорэ и в помине, а остров тот назывался Альмарен, и жили на нем боги, вкусившие вечной жизни и юности. Некогда и они бродили нашими тропами, пока не пресытились и не позабыли об этой земле. И лишь один из них от доли вечного блаженства отрекся, и обрушил хрустальный шар на скалы, и навеки сгинул Альмарен, а земля наша для нас, людей, пригодной сделалась. И ушла в небытие великая праматерь всех озер и морей, трех дочерей оставив: деву моря Рун, что нам благоволит, и ее меньших сестер, деву озера Куивиэнен, что среди народа нашего проклята, и деву моря Нурнен, которой танцевать до конца Арды в земле Мордор.
Хинд широко раскрывает глаза: иногда странствующие вастаки говорят и о Мордоре, и в ее воображении земля эта вместе со своим зловещим правителем окутана ореолом неразрешимой загадки.
- Почему проклята? - быстро интересуется она, хотя знает ответ, и бабушка уже не скрывает негодования, поясняя:
- Потому что жизнь дала проклятым албаи, что зовутся квенди на языке сокрытых земель. Были у нашего народа почет и уважение, и крепкая сталь, и славная битва. А эти недостойные только и думали, что роптать против Владыки, и мы сражались под Его знаменами, и знавала дева моря Рун достойные жертвы, - она с ностальгией вздыхает. - А потом взревела земля, и небеса полыхали огнем, и на головы стражам севера сыпался дождь из камней и расплавленного железа, и все умерло: мудрые говорящие змеи, и великие воины вастакских племен, и все величие севера. И те из нас, кто уцелел, бежали искать защиты под алой дланью Рун, а по следам их гнались вырвавшиеся на свободу ужасные тени. И некоторые из нашего народа отстали в пути, и нашли страну себе под стать на юге, и стали их называть харадрим. Но многие сумели вернуться домой, и дева моря Рун даровала нам свою милость, и суждено нам жить в ее благой тени, пока Владыка вновь не призовет нас исполнить клятву.
- Разве Владыка не погиб вместе со своей цитаделью? - неуверенно осведомляется Хинд, и глаза старухи гневно сверкают.
- Глупости болтаешь, не таков Владыка, чтобы он мог умереть, - возражает она. - Я на огонь смотрела, и по воде читала, знаки о Его возвращении по всей Арде разбросаны, и меня мать учила, как их распознать. Вырастешь, и тебя обучу тому, что должно знать дочери вождя. Ан-нет, да и застанешь те благословенные времена, когда по земле нашей золотые реки побегут, а то и людей в бой поведешь, от братца-то твоего, уже сейчас вижу, не будет большого толку. В нашей семье извечно женщины сильнее рождались. Ты, знай, деву моря о заступничестве чаще проси, да добрыми жертвами ее воды орошай, чем сильней кровь, тем лучше, вода все поглотит без следа.
Хинд слушала бабушку, как зачарованная, и нестерпимо хотелось, чтобы дни, так соблазнительно описанные в ее сказках, наступили как можно скорее. Владыка неизменно представлялся ей могущественным воином в черных доспехах, в руках у которого меч мелькал подобно языку пламени. В детстве она нечасто задумывалась о том, что будет после, когда Он расправится с албаи и эдайн, отомстив за несправедливые гонения, которым подвергся их народ, - картина всеобщего счастья казалась такой незыблемой, что преступно было бы попытаться разобрать ее на детали.
- Бабушка, а расскажи об Ульфанге из Таргелиона и его сыновьях? - Хинд повернулась на другой бок, с трудом сдерживаясь от того, чтобы зевнуть: час был уже поздний.
Старуха ласково погладила ее по голове.
- В другой раз, дитя, сейчас отправляйся-ка спать. Завтра нас ждет много работы: пойдешь со мной к источнику, будешь помогать процеживать песок. Коли дядя твой уверяет, будто напал на золотую жилу, не стоит словами его пренебрегать. В прошлый раз мы славно выменяли золото на ткани. Ульрик, разбойник эдакий, уверяет, будто они из самого Нуменорэ. Сладим тебе наряд, будешь как принцесса щеголять!
- Не хочу как принцесса, - ужаснулась подобной перспективе Хинд. - Хочу быть вождем и сражаться с албаи, когда вернется Владыка!
- Да свершится это в скором времени, в наши дни, - бабушка склонилась над ее постелью, нежно целуя в висок. - Пусть духи из иных миров не тревожат тебя, и ни один сон не омрачит твой разум.
Среди вастаков бытовало множество разных поверий - согласно одному из них, сны почитались за проклятие, и страдавший от этого недуга, по-видимому, слишком мало трудился и с недостаточным рвением возносил молитвы деве моря.
Их клан среди кочевых считался одним из самых независимых и самодостаточных в окрестностях Рун, а возможно, даже и в Хараде. Не задерживаясь дольше нескольких недель на одном месте, они бродили среди пустынь и солончака, стараясь, все же, не удаляться от моря. Говорили, что другие племена все чаще избирают оседлый образ жизни и даже возводят подобия городов - отец презрительно сплевывал, называя их поселения жалким подражанием эльфам. Говорили, что во мраке Барад-Дура Властелин Мордора призывает вастаков на службу под черным знаменем из бабушкиных сказок - но Мордор лежал слишком далеко от Рун, а предстать перед взором Саурона, которого, по тем же слухам, не мог выдержать ни один человек... - Хинд даже передергивало от такой перспективы. Нет, они не нуждались ни в лидере, ни в государстве - их королевство подобно перекати-полю и, казалось, будет существовать вечно, пока не высохнет последняя капля в море Рун.
На следующее утро Хинд с бабушкой не отправились к золотоносному ручью. Сказать по правде, Хинд больше никогда не видела таких источников - зато ей довелось свести близкое знакомство с девой западного моря, и она с первого взгляда поняла, что лучшими подругами они не станут.
Прозрачные воды вокруг Нуменорэ отражали в себе нежно-голубое небо и солнечный свет - но они потребовали от Хинд куда более серьезных жертв, чем родная с детства Рун. Для начала, они приказали ей отречься от собственного имени.
- Принцесса Эрендис, - зовет ее служанка, что следует повсюду неотлучной тенью. - Мы здесь уже второй час прогуливаемся. Если вы не желаете посетить базар, отчего бы ни вернуться во дворец? Вы же знаете, его величество не одобряет эти ваши прогулки по нижнему городу. Только потому что вы так любите море...
Эрендис мило улыбается и кивает, не слишком вслушиваясь в чужую болтовню. Уж прислуге точно ни к чему подозревать, что это море она ненавидит настолько, что с радостью окрасила бы его в регулярно являвшийся в грезах о детстве багрово-красный.
Слишком много проклятий посылали вастаки этим землям - с тех пор, как Эрендис была доставлена во дворец короля Ар-Фаразона и его супруги, королевы Ар-Зимрафель, сны беспокоили ее почти каждую ночь. В племени бы ее давно сочли отмеченной перстом рока.
Если бы, конечно, кто-то из племени уцелел.
- Еще немного, и пойдем, - спокойно отвечает она. - Нужно ведь подбодрить королеву, пока его величество не вернулся с войны. Она так беспокоится в ожидании гонцов...
- Понятное дело, - разводит руками служанка. - Отправиться в Мордор! Страх-то какой! Сохрани нас Уйнен от его черной длани!
Эрендис улыбается. За собой дева западного моря оставила право на имя, и нуменорцы, особенно простолюдины и прислуга, почитают ее порой едва ли не больше Эру и валар.
Эрендис веселят местные суеверия. Она, воспитанница короля Ар-Фаразона, получила блестящее образование - хотя ни в одной из книг не нашла подтверждений мудрости, которой обучали ее бабушка и старейшие женщины клана. В действительности, накопленные нуменорцами трактаты содержали в себе полностью противоположный вздор.
Она невозмутимо идет вдоль пристани, по направлению к докам, где обычно не встретить любопытствующих зевак, и, убедившись, что служанка смотрит в другую сторону, незаметно бросает в воду небольшой сверток из ткани, с ошибками и, должно быть, ужасным произношением повторяя полузабытую молитву. В тени деревянных свай вода кажется почти черной, и крови не рассмотреть, да и жертвы Эрендис выглядят, скорее, насмешкой над ритуалом, но ничего лучше предложить своей далекой покровительнице она не может.
Пока не может.
Да и так ли это важно, если верить бабушке?
Эрендис аккуратно, чтобы не повредить сложную прическу, в которую сейчас уложены ее иссиня-черные волосы, набрасывает капюшон и медленно поднимается по лестнице на мостик.
2Примечание: по одной из версий, рассматриваемых Толкином, синие маги, Алатар и Палландо, прибыли в Средиземье на эпоху раньше остальных истари, во время создания Единого Кольца. Именно так они и поступают в этой истории...
Во дворцовом парке всегда жарко: несмотря на близость моря, сюда не долетает и крохотного дуновения ветерка. Белые каменные плиты, которыми выстлана площадь перед главными воротами и дорожки, к полудню уже раскаляются настолько, что едва ли возможно передвигаться по ним в мягких атласных туфлях, которые Эрэндис привыкла носить во дворце. Подошвы их были настолько тонкими, что с закрытыми глазами позволяли читать улицу - и неугомонная Хинд, привыкшая бегать по степям и пескам окрестностей моря Рун в расшитых войлочных сапожках, выдерживавших даже длительный ночной переход по холодной пустыне, некогда посмеялась бы над нелепым предположением, будто однажды она согласится надеть на ноги эту бесполезную красоту.
- Что с вами, принцесса? - сопровождающая ее девица, чересчур внимательная, как и положено прислуге королевских особ, взволнованно подается вперед. - Когда вы поранили руку?
Эрэндис опускает глаза с едва заметным разочарованием. Край рукава платья из небесно-голубого шифона запачкан в крысиной крови - очевидно, она слишком крепко прижимала к себе сверток по дороге к докам.
- Пустяки, позже я загляну к дворцовому лекарю, - мягко улыбается она, позволяя служанке замаскировать пятно складками одежды. Если бы король не отправился в поход, обещание пришлось бы сдержать - порой Эрэндис кажется, что Ар-Фаразону докладывают о каждом ее шаге, и он испытывает неподдельное беспокойство, как если бы она являлась его родной дочерью.
В такие моменты она особенно остро сожалеет о том, что некогда король не позволил ей умереть.
Спустя почти семнадцать лет Эрэндис все еще отчетливо представляется некрасивое, но определенно запоминающееся лицо Аин, с которой ее связывает магия древнее самого мироздания - долг жизни, хитростью и самопожертвованием выцарапанной из рук пустоты, созывающей под свои крылья потерянных детей, лишь ненадолго сброшенных в нижние миры скитаний и ожидания. Аин - дочь кузнеца, добродушного вастака с широкой окладистой бородой, в которую он вплетает бирюзовые и оранжевые бусины и перья птиц с побережья. Потомством своим кузнец гордится, пожалуй, меньше, чем бородой: несмотря на бесчисленные молитвы, дева моря Рун посылает ему исключительно дочерей. Смирившись, наконец, с тем, что наследника ему не дождаться, кузнец махнул рукой на пересуды соплеменников и обучил девочек своему искусству. Аин, пожалуй, преуспевает больше своих сестер, держится гордо и независимо, и подшучивать над ней мало кто осмеливается. Ночью нередко можно увидеть ее, в задумчивости сидящей у входа в шатер и разглядывающей звезды.
Ремесло мастера по работе с металлами считается одним из самых почетных: кузнец едва ли не единственный не добывает золота грабежом и не посылает своих дочерей в вади искать его в руслах хилых ручьев. Бабушка рассказывает, что обучался ковке он в далеких землях, а кто был его наставником, того он никогда не упоминал. Жертвы Аин и ее сестер не окрашивают платье девы моря Рун в привычный багрянец, - они украшают ее руки браслетами и кольцами, чело - богатыми диадемами, и говорят, если в лунную ночь долго вглядываться в морские глубины, можно увидеть, как расплавленным серебром переливаются радужки глаз их покровительницы. Каждое полнолуние кузнец приносит в дар деве лучшее из сделанных им украшений - хотя, конечно, в Нуменорэ с пренебрежением отнеслись бы даже к тем серебряным змеям-браслетам с гранатовыми глазками, что Хинд некогда казались воплощением красоты и изящества..
Хотя ее отец - глава клана и самый сильный его воин, он не заказывает кузнецу ничего, кроме подков для лошадей и черных стрел для врагов.
- Там, откуда мы пришли и куда рано или поздно возвратимся, золото имеет не больше ценности, чем прах под ногами, - с кривой усмешкой говорит он. - Это нуменорские витязи возводят себе огромные усыпальницы, дабы возлежать там подобно драконам на сокровищах. Когда вернется Владыка, золото сами потечет из земли огненными реками, как во время великих битв прошлой эпохи.
Хинд, признаться, Аин немного побаивается: девушка никогда не старается казаться дружелюбной - даже с ней, дочерью вождя. Вытаскивая их с братом из полыхающего шатра, Аин всего лишь исполняет свою обязанность - и тогда, вглядываясь в ее перепачканное сажей лицо с горящими эйфорией битвы черными угольями глаз, Хинд чувствует, будто заглядывает в бездонную душу собственной смерти.
Чувство долга в Аин много сильнее родственных уз - она так и не возвращается к догорающей стоянке выяснить, что стало с ее сестрами.
- Тех, кто мог сражаться, конечно, сразу убили, - с пугающей невозмутимостью предполагает она. - Младших продадут на невольничьем рынке. Если повезет, станут рабынями в каком-нибудь богатом доме Харада.
- Кто это был? - происходящее кажется Хинд страшным сном, не складывающейся в единое целое сюррелиалистической картинкой. - Зачем они это сделали? Сейчас же нет войны.
Аин смотрит на нее с откровенной жалостью.
- Похоже, у тебя и вправду ума не больше, чем у медузы. Война не заканчивалась никогда. В последнее время в этих краях бродили странные люди. Мой отец предупреждал вождя, чем дело кончится. И вот теперь все, что нам удалось накопить, уничтожено, а я осталась посреди пустоши с ревущим мальчишкой на руках, - Аин неприязненно кривится в сторону брата Хинд. - Да к тому же еще и голодным, - она решительно поднимается на ноги. - Пойдем, поможешь мне раздобыть что-то поесть.
Хинд в тот день и крошки в рот не взяла, будто разом утратив способность ощущать голод. Она отказывается понимать, как Аин может за обе щеки уплетать рыбу, словно она не потеряла семью в набеге, и это несчастье постигло одну лишь Хинд.
- Я поведу вас на юг, - заявляет Аин на следующее утро. - Есть там одно кочующее племя, с которым еще до моего рождения ушла тетка, отцова сестра. Там о вас позаботятся, а я дальше пойду.
- На юг? - хотя Хинд еще совсем мала, она все же хорошо представляет себе, где находится. - Но мы и так уже на юге.
- Не на южное побережье, - закатывает глаза Аин. - Далеко на юг. В земли, граничащие с Мордором.
- Я никуда не уйду от моря, - пытается протестовать Хинд. - И брат мой не уйдет. Дева моря Рун не сможет нас защитить, если мы слишком отдалимся от побережья, так всегда говорила бабушка, и наши жертвы…
- Для жертвоприношений у вас очень скоро не останется никого, кроме друг друга, - с затаенным злорадством усмехается Аин. - Оставайся, если угодно. Дождись, пока за вами вернутся и продадут вместе с остальными. Много пользы вы тогда принесете.
В том, чтобы тихо ненавидеть Аин, нет ровным счетом ничего исключительного или сложного; Хинд предпочитает делать вид, что не слышит, как их провожатая плачет по ночам, и следит только за тем, чтобы брат не слишком тяжело переносил тяготы пути. Ее собственные чувства будто заключены в кокон странного оцепенения: оно придает сил, чтобы продолжать идти, но начисто лишает способности разделить чужую боль.
- Когда я вырасту, я научусь убивать и найду их, - заявляет брат на третий день. - Куда они направились? Кто их предводитель?
Ради этого вопроса Хинд нарушает свой обет молчания. Дочь кузнеца насмешливо скалится, но все же отвечает.
- Все началось, когда в Средиземье пришли синие маги.
- Синие маги? - Хинд широко раскрывает глаза в предвкушении сказки. - Пришли откуда?
- Ходили слухи, будто из самого Валинора, скрытой страны богов и эльфов. Так мне рассказывал отец. Выглядят, как старцы, но глаза у них совсем не усталые от гнета лет. Носят лазурные мантии. Далеко на севере есть море - вода в нем точно такого цвета.
- А ты их видела? - с опаской спрашивает Хинд. По описанию синие маги похожи на коварных эльфийских чародеев из бабушкиных историй.
- Конечно, нет, - смущенно отзывается Аин. - Один из них приходил к вождю. Предлагал обучить нас наукам и ремеслам, чтобы мы зажили как другие народы. А в обмен хотел, чтобы мы отреклись от поклонения Владыке, и не участвовали в войнах, которые ведутся от его имени. С Мордором. Вернее, не участвовали на стороне Мордора.
- Отец отказался? - уже предугадывая ответ, уточняет Хинд. Аин кивает.
- Отказался и был прав. Для чего клану вождь, что заводит себе советников? Маг потерял к нам интерес, ушел к другим племенам, и все внезапно начали ссориться. Кланы с северного побережья объединились и стали нападать на тех, кто знался с народами Мордора. Маг их, конечно, всему этому не учил, но что взять с невежд, которые во всем хотят походить на албаи и их друзей! Есть среди них даже такие, кто навсегда покидает Рун и уезжает туда, к морю. Торгует с албаи, учится у них. Вот к кому попасть - хуже смерти.
- Почему? - интересуется Хинд. - У них настолько плохо живется?
- Может, и не плохо, - пожимает плечами Аин. - Только это уже не совсем жизнь. Сначала ты стараешься не выделяться из толпы, чтобы тебя не дразнили неотесанной дикаркой, а потом попросту сливаешься с ней. И забываешь, непременно забываешь о том, кто ты и откуда родом. Отец говорил, для того синие маги и пришли на восток. Это они своими неосторожными речами подняли разгоревшуюся смуту. Иначе все мы жили бы в мире. И Владыка давно бы вернулся.
Хинд немало размышляет над услышанным, прежде чем возвращается к брату с ответом.
- Тех, кто убил отца с матерью и бабушку, мы уже никогда не найдем, - веско заявляет она. - Они приходили не за нашим золотом и не за нашими лошадьми. Мы не сможем им отомстить. Убить нужно мага.
- Мага? - брат смотрит на нее, как зачарованный. - А имя у него есть, у этого мага?
- Доброе утро, принцесса Эрэндис!
Громкий звучный голос подобен камню, брошенному на гладь черных вод памяти, и Эрэндис резко оборачивается, отчасти благодарная стражу цитадели за то, что на время избавил ее от проклятия вновь и вновь проживать эти кошмарные дни. В этом состоит единственный способ сохранить себя в Нуменорэ - воспроизводить их путь мысленно, день за днем, минуту за минутой. Лица, голоса, разговоры, одежду, запах соли, все слабеющий по мере того, как исчезает за горизонтом море, сухую и колючую траву, выжженную солнцем почти до соломы, исцарапанные пальцы и покрытые дорожной пылью сапоги - вспоминать, а не записывать, даже когда ее обучают грамоте, ведь бабушка всегда говорила, что истории, поверенные бумаге, будто отчасти умирают, а допустить этого ни в коем случае нельзя. Да и язык, на котором полагается рассказывать об их скитаниях, в Нуменорэ считается всего лишь одним из сотен варварских наречий.
У синего мага, конечно же, есть имя. Палландо. Палландо и его друг Алатар. Эрэндис до сих пор не знает наверняка, бывали ли они когда-нибудь в Валиноре - просто однажды прибыли на прекрасном корабле и отправились в бесконечное путешествие по востоку. Они стали первыми, а за ними, возможно, придут и другие… Король Ар-Фаразон знаком с волшебниками не понаслышке, он вообще питает определенную слабость к оккультным наукам, но с воспитанницей лишними подробностями не делится.
Эрэндис невесело улыбается. Вот в чем заключается ее роль во дворце. Любимица короля. Названная дочь. Очаровательная компания и украшение двора. Никогда - законная наследница. Даже если королева Ар-Зимрафель так и не сможет произвести на свет дитя, не вастакской девчонке Хинд наследовать престол, пусть даже талантов и способностей для того у нее больше, чем у доброй половины приближенных его величества.
- Доброе утро, Аллас, - останавливается она возле приветствовавшего ее стража. - Я и забыла, что сегодня ты несешь караул во дворце. Какие новости? Известно ли что-то с большой земли?
Страж - совсем не похожий на Хинд, рыжеволосый, голубоглазый, с широкими скулами и смешным курносым носом, - охотно отчитывается:
- Ну, в городе пока не объявили, однако за стенами дворца только и разговоров, что о победоносном шествии Его Величества. Перед могуществом короля Ар-Фаразона низвергаются сами горы! Конечно, у Темного Властелина не было никаких шансов!
- Глупости болтаешь, Аллас, - ужасается служанка, убедившись предварительно, что их не слышит никто, кроме принцессы. - Как будто так просто победить правителя Мордора! Я уверена, король использовал великие тайные силы, недоступные простым смертным. Иначе с чего бы самому Саурону сдаваться ему?
Воин небрежно пожимает плечами.
- Может быть, Мордору все это, наконец, надоело? Столетиями жить одной войной, поколение за поколением. Я бы не пожелал такого своим детям.
- Что оркам за дело до их детей? - со знанием дела заявляет спутница Эрэндис. - Дикие звери лучше заботятся о своих. Или взять тех же варваров. Живут себе огромными кагалами, рождаются, растут и умирают с топором в руках. Отпрысков своих даже не считают, они там все друг другу какие-нибудь братья да сестры. Одним больше, одним меньше… Нет, я уверена, здесь кроется какая-то загадка.
Эрэндис задумчиво улыбается, однако мысленно уже тысячу раз на месте испепелила болтливую служанку. Хотя во дворце никто не знает о ее истинном происхождении, всякому очевидно, что в жилах принцессы течет кровь истерлингов, и от подобной бестактности в глубине души поднимается незамутненная ярость.
- Думаю, мы очень скоро узнаем, как было дело, от Его Величества, когда он вернется с победой, - сделав над собой усилие, говорит она и вновь поворачивается к Алласу: - А что сделали с Сауроном? Он ведь колдун как-никак. Существует ли темница, которая его удержит?
Страж цитадели разводит руками.
- Я человек маленький, принцесса, откуда же мне знать? Это уж король сам сообразит, даром что у него эльфы да мудрые в друзьях ходят. Хотя, - тут он усмехается, - в совете Скипетра об этом, похоже, точно так же ни сном, ни духом. Они сегодня собираются. Те из них, что не отправились на войну.
- Правда? - Эрэндис оживляется - эта новость звучит по-настоящему интересно. - Любопытно узнать, почему. Совет никогда не заседает, если король находится в походе, ведь Нуменорэ в его отсутствие правит Ее Величество, а она предпочитает откладывать серьезные вопросы до возвращения супруга. И кто проведет собрание?
- Лорд Амандил, - докладывает Аллас. - Он и предложил не откладывать заседание, после того, как ему доставили послание короля. А ее величеству он ничего не написал. Я слышал, как лорд Амандил говорил об этом своему сыну.
Эрэндис кивает, принимая информацию к сведению.
- Что же, еще немного, и жизнь вернется в привычное русло. Нам остается только молиться о том, чтобы Нуменору больше никогда не довелось воевать с Мордором. А кто будет нести караул во время заседания совета Скипетра, тебе что-нибудь известно об этом?
- Я уж точно такого не удостоюсь, - огорченно признается Аллас. - Не пробиться туда при всем желании. Лорд Амандил сам не свой в последние дни. Поставит, конечно же, верных ему людей.
Эрэндис выразительно заламывает бровь - она обожает случайные, но, в то же время, весьма показательные оговорки, особенно в присутствии не в меру разговорчивых служанок.
- Верных короне людей, ты хочешь сказать? - замечает она. - Нелепо ведь думать, будто среди дворцовой стражи могут быть те, кто лоялен нуменорским князьям и при этом пренебрегает службой самому монарху.
- Конечно, принцесса, вы абсолютно правы, - спохватывается Аллас. - Верных Его Величеству людей. У меня пока не было случая проявить себя.
- Я давно наблюдаю за тем, как ты служишь. Многие могли бы взять с тебя пример. Думаю, просто некому замолвить за тебя словечко перед королем или лордом Аланором. Жаль, нам даже не известно, когда ждать победителей домой... Если бы я только могла узнать, о чем будут говорить на совете… Ну да ладно, не имеет значения! Лорд Амандил сам обо всем расскажет, ведь у него не может быть секретов от Ее Величества королевы.
Аллас смотрит на Эрэндис с таким неверящим выражением, будто только что ему пообещали горы золота и серебра за совершенно пустяковую работенку, с которой справится любой мальчишка.
- Если у меня будут новости, принцесса, я немедленно дам вам знать! Понимаю, как вы привязаны к Его Величеству и с каким беспокойством ждете его возвращения. Сам видел, как вы постоянно молитесь... Несправедливо заставлять вас и дальше мучиться в неведении. Да и мастер Аланор… сдается мне, он слишком стар для таких походов… Вы ведь знаете его очень давно?
Эрэндис едва заметно вздрагивает от вопроса: отступившие было воспоминания, почуяв благодатную почву для возвращения, набрасываются на нее, как акулы на свежую рану.
Да, она знает Аланора давно. Слишком давно, если считать то время, когда ее все еще называли Хинд, а он был знаменосцем короля, спасшим ее из неволи. В тот безумный и страшный день она навсегда разлучилась со своим братом, и одному Владыке известно, где он теперь мог скрываться. Эрэндис не знала даже его имени - согласно древней вастакской традиции, истинное имя мальчика раскрывалось лишь в день его совершеннолетия, а до тех пор даже самые близкие родственники использовали ничего не значащие прозвища. Эрэндис не могла предположить даже, дожил ли он вообще до своего совершеннолетия по законам истерлингов..
Именно Аланор некогда сжалился над умирающей маленькой девочкой и ради нее просил короля о милости. И как бы ни тяжело было Эрэндис признать, их отныне связывают узы не менее прочные, чем с бедняжкой Аин.
Эрэндис так и не удается выяснить, что стало с дочерью кузнеца после того, как по дороге к границам Мордора они глупо попадаются одному из враждебных кочующих племен. В последний раз она видит свою спасительницу убегающей в сторону мрачного на вид леса. И если раньше принцесса втайне надеялась, что Аин все-таки удалось добраться до Мордора, теперь, после новостей стража, она ей совершенно не завидует.
3Голос королевы Ар-Зимрафель звучит сдержанно и холодно, словно даже свою речь перед зеркалом во время утреннего туалета она тщательно репетирует и не позволяет услышать и служанкам, прежде чем не доведет до отточенного совершенства. Одна из девушек подносит ей летнее платье из персиковой парчи, но ее величество лишь скучающе поводит плечом и отворачивается. С Эрэндис ее должно бы объединять внутреннее родство: до замужества принцесса Мириэль была законной наследницей престола, однако получила много меньше того, на что могла надеяться. И все же с первых дней во дворце Эрэндис переступает порог этих покоев с замиранием сердца, ибо проницательные серые глаза смотрят оценивающе и порицающе, и почти никогда - с теплом и участием.
- Мы должны достойно подготовиться к встрече послов, - размеренно перечисляет королева первоочередные задачи. - Харадрим, эти беспринципные приспособленцы, конечно, уже ищут способы заверить нас в своей лояльности, коль скоро их покровитель оказался не таким уж всесильным. Возмутительно, не находите?
Девушка с бирюзовым платьем в руках, что состоит в услужении совсем недавно, ловит на себе требовательный взгляд Ар-Зимрафель и, мучительно краснея, подтверждает:
- Да, моя госпожа.
Королева чуть щурит насурьмленные глаза, а затем взмахом руки отсылает и эту служанку.
- Убедитесь затем, что во дворце есть все необходимое для торжества. Я хочу подготовить большой праздник к возвращению государя. Пусть людям в городе раздадут подарки и угощения.
Она, наконец, останавливает выбор на наряде оливкового цвета и обращает свое внимание к шкатулке с драгоценностями.
- Надеюсь, мой дорогой друг Палландо прибудет, чтобы разделить нашу радость. Победа над Мордором - наше общее дело. Аденэль, после завтрака я хочу продиктовать ему письмо.
Аденэль, выполняющая при дворе роль поверенной королевы, почтительно склоняется, но с ее языка все же срывается слабое возражение.
- Моя госпожа, разумно ли приглашать мастера Палландо, не дождавшись нашего повелителя? Накануне похода они не слишком хорошо расстались. Может быть, вы захотите принять лорда Амандила и обсудить с ним детали праздника?
Вот теперь королева недовольна по-настоящему: в голосе ее прорезываются металлические нотки.
- Не припоминаю, чтобы в компетенцию лорда Амандила входило управление делами дворца, - холодно отзывается она. - Хватит с нас и того, что по ту сторону дворцовых стен комар не пролетит без его ведома. Мы увидимся вечером на заседании совета. Я поставлю лорда в известность.
Аденэль угодливо кивает и помогает королеве надеть расшитый жемчугом жилет. Ар-Зимрафель отводит взгляд от зеркала и замечает, наконец, Эрэндис.
- Я надеюсь, что могу рассчитывать на вашу помощь, принцесса? - последнее слово она ухитряется произнести с тщательно завуалированной насмешкой. - Мне так необходимы ваши бесценные советы.
- Разумеется, ваше величество, я буду рада сделать все, что в моих силах, чтобы этот вечер стал особенным, - Эрэндис приседает в реверансе. И когда ей кажется, что худшего начала дня представить себе уже невозможно, Ар-Зимрафель отступает на шаг и, уныло осматривая свой наряд, добавляет:
- Великолепно. Позавтракайте со мной, Эрэндис. Нам найдется, о чем побеседовать.
Приглашение королевы - исключительная редкость. В последние годы не так просто застать ее в хорошем расположении духа, и садиться за трапезу она предпочитает в одиночестве. Стараясь не выдавать удивления, Эрэндис снова склоняет голову в знак признательности. Все это напоминает идеально срежиссированный танец - благо, в отличие от прочих дам при дворе она освобождена от необходимости целовать королеве руку.
Завтрак подают на веранде: низкий столик заставлен подносами с самыми лучшими фруктами, блюдами с домашним творогом, свежевыпеченным хлебом, множеством сортов традиционной для Нуменорэ рыбы. Даже для с детства привычной к зною Эрэндис завтракать на таком солнцепеке сродни пытке, однако Ар-Зимрафель будто бы не замечает солнца и величественно восседает на самом краю роскошного кресла, держа осанку. Эрэндис вдруг ловит себя на мысли о том, что ее величеству куда больше пошла бы роль супруги какого-нибудь харадского правителя: она бы держала в железных рукавицах выводок многочисленных дочерей и с блеском бы командовала служанками и гаремом. Об Ар-Зимрафель ходят разные слухи: один из них гласит, будто бы королева умеет читать чужие мысли, и сейчас Эрэндис всерьез готова поверить в их обоснованность.
- Вы ведь родом с востока, принцесса, не правда ли? - деловито интересуется Ар-Зимрафель, пока молчаливый слуга наполняет вином ее бокал. - Я хорошо помню тот день, когда лорд Аланор доставил вас в Эльдалондэ. Он рассказывал, что нашел вас на невольничьем рынке. Отряд наших верных витязей был отправлен, дабы освободить рабов, вы попытались воспользоваться суматохой и бежать, но были ранены.
- Я мало что помню о своем детстве и чудесном спасении, ваше величество, - привычно отзывается Эрэндис. - Но это не мешает мне быть бесконечно благодарной лорду Аланору и, разумеется, нашему государю и вам.
Ар-Зимрафель, никогда не упускающая случая подчеркнуть оказанную Эрэндис милость, позволяет себе легко улыбнуться.
- Как много вы помните о своих соплеменниках? - спрашивает она. - О традициях, культуре, ментальности? Скажем, сейчас, по прошествии всех этих лет, вам было бы проще найти общий язык с истерлингом или выходцем из Нуменора?
- Мне сложно судить, ваше величество, - лицо Эрэндис темнеет. - Слишком давно я не видела ни одного истерлинга. Полагаю, среди них я бы выглядела белой вороной. Свое прошлое мне пришлось узнавать заново - из книг в дворцовой библиотеке. Не удивлюсь, если в знании востока вы оставите меня далеко позади.
- Однако я - королева Нуменорэ, и останусь ей, даже если на время сниму корону и заговорю на каком-нибудь малоизвестном вастакском диалекте, - возражает Ар-Зимрафель. - А вот твоя нетипичная для здешних краев красота может оказаться весьма полезной.
Эрэндис осторожно отрезает себе кусочек персика, ловя каждое слово королевы. С самого начала очевидно было, что ее попросили остаться не ради праздных разговоров за завтраком, но теперь интуиция подсказывает девушке, что все куда серьезнее, чем она предполагала.
- Не совсем понимаю, что ваше величество имеет в виду, - королева явно ждет расспросов и безграничного любопытства, и Эрэндис решает ей подыграть. - Откуда такая заинтересованность востоком? Думаете, теперь, избавив нас от угрозы со стороны Мордора, государь вплотную займется его союзниками?
- И да, и нет, - Ар-Зимрафель отставляет в сторону опустевший бокал, но ее щеки сохраняют неестественную бледность, словно то была всего лишь холодная вода. - Вастаки - хитрый народ, им палец в рот не клади. Они не станут дожидаться, пока король поведет на них свое воинство, а попытаются договориться, - королева вдруг щурится с хитрецой: - Мне ведь не нужны донесения лорда Амандила, чтобы знать, что творится на большой земле. Известие о победе моего мужа-короля я получила не из адресованных лорду писем. Значительно раньше, когда в Нуменорэ могли лишь гадать о судьбе ушедших в Мордор армий, мне доставили личное послание из земли Кханд.
- Кханд? - Эрэндис не удается сдержать изумленного возгласа. - Да простит меня ее величество, но крайне сложно поверить, будто кто-то из тех диких краев достаточно грамотен, чтобы написать и доставить письмо королеве Нуменора!
- Безусловно, - подтверждает Ар-Зимрафель. - Письмо было написано в Мордоре, надо понимать. Не лично Сауроном, разумеется, но рука, державшая перо, двигалась определенно по его указке.
Эрэндис с трудом удерживается от того, чтобы не пройтись взволнованно по веранде. К вариагам, коренному народу Кханда, она не питает ни грамма теплых чувств: можно было обойти все пустоши к северу, югу, западу и востоку от моря Рун и не сыскать других столь же воинственных кочевников. Маленькая Хинд боязливо ежится, сидя у полыхающего костра, а языки пламени танцуют в глазах бабушки, когда та рассказывает очередную страшную сказку ее брату.
- Вот узнаешь, что бывает с шаловливыми, непослушными мальчишками, - выговаривает она и треплет его за ухо. - Налетят вариаги и украдут, ищи потом ветра в поле.
- Зачем украдут? - ахает Хинд, мысленно обещая себе больше никогда не удаляться от стоянки без сопровождения взрослых девочек, владеющих оружием. Вариаги представляются ей свирепыми на вид воинами в сверкающих рогатых шлемах и верхом на огромных черных лошадях, будто бы вырвавшихся из-за самих Врат Ночи.
- Известное дело, - морщится бабушка. - На скверной земле они живут, злой, сухой земле, нет над ними девы-защитницы, не благословил их Владыка богатствами и разумением. Поклоняются они самой Арде, ибо считают, что земля ее и Владыка - есть единое и неделимое целое. - она выдерживает долгую паузу. - И чтобы земля плодоносила и не пожирала своих детей раньше времени, орошают они ее кровью и верят, будто кровь та самому Владыке сил придает, чтобы вернуться он мог до установленного срока. Человеческая кровь, - завершает она леденящим душу полушепотом.
Брат Хинд, вообразивший все возможные последствия своего похищения зловещими вариагами, разражается оглушительным ревом. Бабушка кривит губу с нескрываемым презрением: слабохарактерность внука ей явно не по душе.
- Полно, в море и без твоих слез вода солона, - сердито осаждает его она. - Вариага, если уж доведется тебе того повстречать, слезами не умилостивить. Ты для него не человек, а жертва, потому на сантименты время не трать, а сразу голову руби. Владыка вернется - разберется, кто был прав, кто виноват, а твоя задача - до того дня дожить.
- Эрэндис, вы как будто меня не слушаете, - недовольно хмурится королева. - Неужели упоминание Мордора произвело на вас такое впечатление? С вашим умом было бы наивно считать, будто Саурон не предусмотрел возможного поражения. До недавнего времени Кханд, и в самом деле, являл собой заброшенное место, обитатели которого умели лишь жечь леса и истощать почву. Так было незадолго до прибытия на восток Палландо. Позже до нас стали доходить слухи, будто Саурон предпринимает попытки как-то консолидировать эти племена. Подарить им подобие цивилизации. Ту ее форму, которую вариаги готовы воспринять на данном этапе. Синие маги пытались перехватить эту инициативу, но, кажется, недооценили людей. Предложение Саурона пришлось тем больше по душе. Глупо, конечно, считать, будто эти кланы в одночасье создали жизнеспособное государство, но все же они подчиняются единому совету старейшин и даже готовы прислать в Нуменорэ посла. И вот здесь вы можете оказать мне услугу, принцесса.
- Да не усомнится ее величество в моей преданности, - растерянно отвечает Эрэндис, - но вариаги совсем не похожи на мой народ. Вряд ли, если я расскажу их послу, что выросла в Рун, он преисполнится восторгом.
- Прежде, чем делать выводы, нужно знать, кого они выбрали послом, - смеется Ар-Зимрафель. - Вам, конечно, имя Иштар ни о чем не говорит, а вот тот же лорд Амандил наслышан об этой женщине. Примечательно в ней, в первую очередь, то, что по происхождению она нуменорка. И в Кханд ее занесло по схожей случайности, что и тебя на запад.
- Она потеряла семью? - тихо спрашивает Эрэндис. - Ее похитили?
- Они сами предпочли уйти, вернее, бежать, подобно крысам, еще во времена правления моих предков. Иштар ведет свой род от известного ученого. По мере того, как росли его знания, росли и амбиции, он увлекся магией, поначалу в том не было ничего дурного, пока жизнь не свела его с Сауроном. Таланты такого масштаба редко остаются незамеченными. Словом, он стал одним из его улаири. Одним из девятерых.
Внезапно Эрэндис понимает, отчего Ар-Зимрафель не чувствует летнего зноя - сейчас ей и самой кажется, что с моря дует ледяной, пронизывающий ветер, приносящий с собой вселяющую ужас тень. Об улаири лишний раз не заговаривала даже бабушка: если Владыка в ее сказках олицетворял милосердие к своему народу и воплощенную справедливость, то могущественные слуги лорда Саурона были его карающим мечом.
- Когда этот человек, имя которого было стерто из книг и городских летописей, оставил Нуменор, дабы служить своему новому хозяину, его семья какое-то время еще пыталась вести благопристойную жизнь, но доверия им было мало, к тому же дурная кровь рано или поздно всегда даст о себе знать. Они долго скитались по Средиземью, в какой-то момент встретились все же с тем, кого искали. Все эти годы доверенные люди при Совете Скипетра продолжали следить за тем, чем они занимаются. Иштар родилась уже в Мордоре. Она красива, по описаниям тех, кто ее видел. Длинные рыжие волосы, хорошо сложена… Умна, знает множество языков… достойная продолжательница рода, что сказать. Кхандом она начала заниматься под руководством своего омерзительного предка порядка десяти лет назад. Заслужить доверие старейшин с улаири за спиной не так уж сложно… словом, теперь она считает, что может говорить от лица молодого государства и даже заявляться сюда. Иштар пишет, что хочет договориться. С народами Рун, насколько мне известно, вариаги воюют и по сей день, а вот с Харадом у них превосходные отношения. Возможно, потому что среди улаири, если я верно осведомлена, есть даже не один харадец. Об этом можно рассуждать бесконечно, история долгая и скверная, ее вы и в книгах отыщете без труда. Но мы не можем вести успешные переговоры с харадрим, проигнорировав Кханд. По крайней мере, пока.
- Но вы же не позволите Иштар приехать сюда? - изумленно спрашивает Эрэндис. - Ваше величество, это истинное безумие! Ясно, что у нее на уме вовсе не дипломатия! Еще и этот прадед-колдун! Это очень опасно, государь будет в ярости!
- Саурон пал, и это все меняет, - качает головой Ар-Зимрафель. - Его проклятые призраки ни на что не способны без своего властелина. А мы не можем позволить истерлингам объединяться в альянсы у нас за спиной. Разумеется, если Иштар, и в самом деле, прибудет в Нуменор, она уже никогда не вернется в Кханд. Я найду подходящие аргументы, чтобы убедить ее задержаться здесь на неопределенный срок, и вы мне в этом поможете. У вас много общего. Вы обе, увы, были лишены нормального детства, выросли вдали от родины, в чужой земле. Ваша роль при дворе известна: никто и не подумает, что вы можете интересоваться политикой. Любого умельца из людей лорда Амандила Иштар раскусит раньше, чем он успеет представиться и пожелать ей доброго дня, к тому же, я вовсе не хочу обращаться за помощью именно к лорду Амандилу и его семье. Что до магии, не случайно именно сейчас я приглашаю сюда Палландо.
- А если Саурон именно на это и рассчитывал? - недоверчиво спрашивает Эрэндис. - Вы не задумывались о том, что он мог отправить сюда Иштар с каким-то заданием? Убить короля, например? Или кого-то из его советников?
- Если бы Саурон хотел убить короля, сделал бы это много раньше, - отвечает Ар-Зимрафель. - Сказать по правде, это не первое письмо Иштар ко мне. Мы с ней поддерживаем связь уже не первый год, и до сих пор это скорее я узнаю от нее немало полезного. Тирания Саурона начинает тяготить даже его слуг, этих наивных необразованных людей с их смешными верованиями и вымирающими культами. Эта женщина нам необходима, ибо ей известны многие секреты Саурона, которые мечом и кровью не сумеет выведать Фаразон, - она снимает с колен салфетку с вышитыми вензелями и поднимается, оправляя платье. - Вы должны стать тенью Иштар, когда она окажется в Нуменорэ, и чем больше сумеете у нее выведать, тем лучше. И еще, Эрэндис, - веско добавляет она, глядя девушке прямо в глаза: - вздумаете меня предать, и я прикажу поступить с вами так, как поступают с изменниками и отступниками.
- Ваше величество, как вам только пришло в голову, что я… - пытается Эрэндис возразить, но Ар-Зимрафель молча возвращается в покои, давая понять, что аудиенция окончена.
4Приезд Иштар обставлен скромно. Корабль ее бросает якорь в порту поздно вечером, и, проскакав по причалу в компании всего одного сопровождающего - смуглого юноши лет двадцати, - она уже через пятнадцать минут поднимается по лестницам летнего дворца, чтобы вручить королеве подобие верительных грамот, переданных ей старейшинами народов Кханда. Внешность ее особенного впечатления на Эрэндис не производит: возможно, в глазах истерлингов Иштар и окутана аурой зловещей экзотики, но в Роменне достаточно выйти на улицу, чтобы встретить похожую усталую горожанку с огненными волосами и глазами орехового цвета. Куда больше внимания привлекает костюм: Эрэндис старается загнать поглубже тупую боль узнавания, ведь нечто похожее носили и женщины их клана.
- Моя королева, - Иштар широко улыбается, и давешние рассказы о ее предке-кольценосце внезапно начинают выглядеть дурной шуткой, - как же приятно, наконец, лично убедиться в том, что ваша страна - поистине благословенный край! С корабля я смогла увидеть немногое, но с нетерпением жду возможности погулять по Арменелосу.
- Мы отправимся в столицу немедленно после возвращения государя и завершения празднеств в честь его блистательной победы, - обещает Ар-Зимрафель. - Надеюсь, ожидание не покажется вам слишком скучным.
- Горожане ликуют, - вмешивается одна из придворных дам, сообщая последние новости. - Благославляют Уйненн за то, что королева решила дожидаться его величество в Роменне, а не осталась в столице! На рынке только и разговоров о будущем празднике! Думаю, в ближайшую неделю там будет не протолкнуться: все, кому не лень, съедутся в город! А что еще нужно торговцам!
- После степей Кханда даже Роменна - чересчур оживленное место, - смеется Иштар. - Чувствую себя так, словно оказалась внутри гигантского муравейника.
- Вы успеете привыкнуть к местной суете, - отзывается Ар-Зимрафель. - Даже если муж мой отправится в путь немедленно, ему предстоит неблизкая дорога. Вот вашим предусмотрительности и дальновидности можно позавидовать…
- Вы меня переоцениваете, ваше величество, - качает головой Иштар. - Я не более чем посланница и могу лишь отдать должное предвидению старейшин, верно угадавших исход этой войны. Я едва ли влияю на их решения. Судьба женщин в том краю, где я воспитывалась, - оставаться скрытыми в тени.
- Поведение разумное, - с ехидством отмечает королева, - дарующее даже простолюдинкам крупицу королевского достоинства. И все же вы добрались сюда из Кханда в рекордно короткие сроки…
- Я хорошо знаю прямую дорогу через горы, - глаза Иштар мерцают, словно у огромной летучей мыши, притаившейся в полумраке пещеры. - Время промелькнуло незаметно, будто бы я и вовсе летела по воздуху. Не каждый день выпадает возможность побывать в королевском дворце, - она встряхивает волосами, и охватившее Эрэндис нехорошее оцепенение отступает, как волна от берега. - Уверена, я с пользой проведу время. Чего в Кханде недостает, так это книг.
- Принцесса Эрэндис будет рада предложить вам свою компанию, - не упускает своего Ар-Зимрафель. - Я порой чувствую себя виноватой. Мои племянницы воспитываются вдали от Арменелоса, и Эрэндис ужасно не хватает общества ее сверстниц. Принцесса поможет вам устроиться и освоиться, покажет дворцовую библиотеку, она там частая гостья. Через несколько дней мы ожидаем моего доброго друга, мастера Палландо, тогда и настанет время обсудить наши дела, а пока развлекайтесь.
Если новость о маге и неприятна Иштар, она ничем не выказывает своего недовольства.
- С превеликим удовольствием и признательностью, моя королева. Вижу, слухи правдивы, жизнь в Нуменорэ - и вправду непрерывный праздник.
- Такое впечатление может сложиться, если вы здесь в гостях, - королеву так просто не обескуражить дружелюбным тоном, и от посланницы она держится на расстоянии. - Вы ведь тоже можете рассказать нам о замечательных праздниках своей страны.
- Истерлингам далеко до вашего размаха, - отвечает Иштар. - Когда валар раздавали свои благословения, мы оказались слишком далеко на востоке и не успели встать в очередь. Но теперь-то, - она многозначительно улыбается, - жизнь пойдет совершенно иначе. Нельзя переоценить важность того, что недавно произошло в Мордоре.
- Вы правы, сударыня, - Ар-Зимрафель явно не настроена говорить о политике в присутствии любопытных придворных дам. - Мы еще вернемся к этой теме, когда соберется Совет Скипетра. Думаю, лорду Амандилу будет любопытно выслушать ваши соображения. А сейчас, думаю, вам стоит хорошенько отдохнуть.
Отчего-то Эрэндис чувствует себя неловко, провожая гостью в выделенные ей покои. Спутник Иштар с любопытством вертит головой по сторонам. И неудивительно: судя по внешности он, в отличие от своей госпожи, уроженец Кханда и до сих пор едва ли бывал где-то за его пределами. Поймав настороженный взгляд юноши, принцесса ободряюще ему улыбается и веселится, заметив, что тот краснеет.
- Королева распорядилась приготовить вам комнаты с видом на море, - голос ее звучит странно на фоне бархатного шороха легких шагов. - Должно быть, вам непривычны такие пейзажи после кхандских пустынь.
- Напрасно вы так считаете, - лукаво усмехается Иштар. - Я северянка не только по крови. Большую часть жизни провела довольно далеко от Кханда. Видела и Рун, и Нурнен… и Великое море не раз. Но красоты никогда не бывает слишком много, верно?
- Вы столько путешествовали? - невольно глаза Эрэндис загораются неподдельным любопытством. - А в Кханде почему осели?
- Почувствовала, что там я нужнее, - загадочно отзывается Иштар. - Вы тоже должны непременно побывать у нас, принцесса. Молодость быстротечна, когда у вас появится своя семья, уже не останется времени на приключения.
Эрэндис невесело думает о том, что приключений в свое время ей хватило с избытком - впрочем, отказываться от приглашения Иштар не спешит.
- А что насчет вашей семьи? - не удерживается она от вопроса, задать который одной из благородных дам Арменелоса ей бы ни за что не позволил этикет. - Они остались там, ждут вас?
- Я совсем одна, ваше высочество, - лицо Иштар мрачнеет. - Война забрала почти всех моих близких, некоторым повезло еще меньше, и они попали в плен. И никаких вестей вот уже много лет…
- Может быть, теперь, когда Мордор больше не имеет над вами власти, что-то изменится? - с сочувствием предполагает Эрэндис. - Всегда остается шанс на счастливый исход. Вы еще можете встретиться. Наш государь непременно освободит всех рабов и пленников.
- Вот почему я здесь, - разводит руками Иштар. - И я твердо намерена использовать этот призрачный шанс, принцесса.
Одна из приставленных к Иштар девиц распахивает перед ними двери покоев, но неожиданно та оступается и неловко оседает на пол на самом пороге. Служанка испуганно ахает, помогая посланнице подняться, и только внимательный взгляд принцессы подмечает, как отточенным движением фокусника Иштар прячет что-то в отступ между пушистым ковром и стеной.
- После долгого пути меня ноги не держат, - несколько искусственно улыбается она, отстраняя девицу. - Я буду вам благодарна, милая, если вы устроите где-то моего слугу. Фад, пожалуй, устал еще больше, чем я, ведь он глаз не сомкнул все плавание. Он не доверяет морю.
Эрэндис отдает распоряжения служанкам, в глубине души радуясь возможности избавиться от этих доносчиц королевы. Они с Иштар еще недолго стоят в опустевшем коридоре.
- Бедный мальчик, - вздыхает та. - Служит мне уже почти десять лет. Сирота, я выкупила его из рабства. Как только Фад достиг совершеннолетия, я вернула ему свободу, но он пожелал остаться в моем доме. Я и не предполагала брать его с собой в Нуменор, но в итоге уступила настояниям… Думаю, пришло время устроить его брак, коль скоро на землях вастаков вот-вот воцарится мир.
- Я думала, ваш слуга - вариаг, - удивленно отзывается Эрэндис. Сердце вдруг учащенно бьется от первой за долгие годы встречи с земляком.
- Заставить вариага работать на кого-то? - Иштар смеется. - Право, принцесса, этот народ умеет лишь воевать. Они сами себе господа. Вот у меня есть большой недостаток: я привязываюсь к людям из своего окружения. В Мордоре у меня в услужении состояла девица, так она умоляла разыскать этого несчастного ребенка. Я так понимаю, он ее единственная родня.
Эрэндис малоинтересны разговоры о мальчике-слуге: она цепляется за оговорку посланницы.
- Вам приходилось жить в Мордоре, сударыня? - затаив дыхание, спрашивает она. - Значит, вы и с Сауроном хорошо знакомы?
Иштар снисходительно улыбается.
- Меня всегда веселят принятые у вас в Нуменоре забавные эльфийские прозвища. Я знала его под другим именем. Лорд Майрон, так мы называли его. Тар-Майрон, если переводить на ваш язык. От кого-то я слышала, это имя у него с самого Альмарена. Вы ведь знаете легенду об Альмарене, принцесса?
- Я читала в старинных хрониках, - осторожно замечает Эрэндис. - Так назывался остров, который он помог разрушить. В результате падения Иллуина и Ормала, - она еще некоторое время цитирует своих наставников, но в конце концов, неуверенно осекается, поняв, что Иштар едва ли ее слушает.
- Вы ведь поклоняетесь Эру, как и все на западе, не так ли, ваше высочество? - мягко замечает она. - Ваша вера строится на его абсолютном всемогуществе. Если этот остров - такое безусловное благо, Эру ведь мог его спасти, но не пожелал этого делать, - Иштар резко замолкает, словно сказала больше, чем намеревалась. - Не поймите превратно мои слова, я продолжаю считать, что мы все должны быть благодарны королю Ар-Фаразону. Даже больше, чем можно себе представить. А теперь, прошу меня извинить, принцесса, чувствую, силы мои на исходе.
Эрэндис несколько растерянно и с сожалением кивает: стоило разговору принять интересующий ее оборот, как Иштар ее отсылает. Пообещав вернуться на следующее утро, чтобы показать ей дворец и библиотеку, она закрывает за собой двери покоев, и все же не может удержаться от того, чтобы не проверить маячащую на краю сознания смутную догадку. Стараясь производить как можно меньше шума, она отгибает край ковра и дрожащими пальцами достает бархатный мешочек, перетянутый шелковым шнурком.
Внутри она находит небольшую горсть песка, несколько розовых раковин и жемчужину. Край одной из раковин окрашен чем-то бурым, и Хинд чувствует, как холодное дыхание бесконечности вновь касается ее кожи, отзываясь где-то внутри еле слышным старческим голосом.
- Закопай это у входа в шатер, где бы ты ни находилась, прежде чем переступить его порог, и дева моря Рун и над тобой сплетет сень своих чар, хранящих от беды и непокоя, от пожара и дикого зверя, от болезни и предательства, - напоминает бабушка. - И не забудь сказать молитву, уж я то знаю, что ты вечно куда-то спешишь, за тобой не угонишься!
Принцесса Эрэндис больше никуда не спешит - у нее слишком много свободного времени, поэтому она возвращает мешочек на место и срывающимся голосом произносит слова, что невесть откуда появляются в памяти, хотя образ бабушки и ее наставления давно скрыты покровом вечности.
5Ночью принцессу Эрэндис зачастую навещают призраки; она привыкла к их ненавязчивому присутствию, легкой полуулыбкой встречая вереницу почти отживших свое кошмаров - они не имеют здесь силы, они ветошь, рассыпающаяся на клочья пыли и тумана. Одинаково желтоглазые и серолицые, отпечатки памяти; только интонации еще роднят эти тени с бабушкой, матерью и ее сестрами, подружками по детским играм. Однако сегодня происходит нечто необычное: в тревожном полусне ей является образ отца.
Смерть отца - единственная, которую она видела своими глазами, однако именно он снится ей крайне редко и никогда не удостаивает даже улыбкой. При жизни веселый и жизнерадостный человек, обожавший свою маленькую принцессу, в потустороннем мире он обрел облик духа мрачного, даже грубого, и до крайности неуживчивого. Может быть, задумывается Хинд, Владыка недоволен отцом или вовсе не желает его присутствия в своих чертогах по ту сторону бесконечности? Хинд страшится даже предположить подобное - впрочем, стоит ли удивляться, у Владыки предостаточно воинов, многие из которых сражались за него с незапамятных времен - о них рассказывают легенды, их имена выведены каллиграфическим почерком в древних рукописях. А если государь и вправду решит закрепить свою победу в Мордоре и прикажет казнить Саурона, у отца, пожалуй, и вовсе не остается шансов. Недаром ведь бабушка рассказывала, что из своих слуг Владыка более всего ценил именно Властелина Мордора.
О Сауроне рассказывают разное. Считают даже, что его нельзя убить. Хинд закрывает глаза и снова видит, как тело отца пронзает кривой, наподобие пиратского, клинок. В чужую неуязвимость ей верится слабо. Любого можно убить. Не окажется же Саурон сильнее Владыки?
Отец снова сердит и отчасти озадачен; Хинд вдруг вспоминается персиково-розовое небо и сизое марево над водами Рун где-то далеко, за горизонтом. Они разбили стоянку у подножия холмов, и теперь ребятню оттуда не отвадить - кто-то из женщин обмолвился, будто некие кочевники хоронили здесь своих вождей по обычаю северных народов: в курганах, с россыпями золота, драгоценностей и прекрасных редких камней, что встречались лишь на рудниках затонувшего Белерианда. Брат предполагает, что небольшая брошь или кольцо могли затеряться в суматохе и теперь ожидают лишь удачливого путника, и они с утра до вечера готовы бродить здесь, высматривая солнечных зайчиков и задорную игру света в гранях алмаза или аметиста, а может быть, и чего-то более волшебного. Отец их забав не поощряет: с самого утра он места себе не находит, будто ожидая кого-то.
Странник приходит с юга - высокие скулы, слегка раскосые глаза, кожа - мало того, что смуглая от природы, так еще и загорелая вследствие долгих блужданий по степи, типичный вастак - если бы отца переодеть в наряд по моде далеких земель, так их и не различить. Тот, к слову, встречает южанина, как дорогого гостя, усаживает возле костра рядом с собой и внимательно вглядывается в его лицо, словно пытаясь запомнить каждую черточку. Хинд напрасно тщится разыскать в душе хоть крупицу родственных чувств: пусть ей сказали, что таинственный путешественник - ее родной дядя, ей он кажется видением из другого мира или даже времени.
Дядя - старший брат отца, некогда не пожелавший принять на себя руководство кланом; явление редкое, можно даже сказать, исключительное. Хинд слышала о семьях, которые за такое не погнушались бы и отправить своенравного наследника на корм рыбам, но их в такой бескомпромиссности упрекнуть нельзя, напротив: бабушка гордится, что ее первенец живет в большом городе и даже стал там не последним человеком. Хинд, признаться, с трудом понимает разговоры взрослых: запоминает только название - Умбар, - а дальше ее внимание отвлекают диковинные вещицы, что дядя достает из дорожного мешка - никто из их женщин не умеет изготавливать подобной ткани. Один из подарков нравится отцу особенно - дядя называет эту игру шахматами, долго и подробно объясняя правила игры. Хинд тогда засыпает на коленях у бабушки: шахматы кажутся ей весьма сомнительным развлечением. В самом деле, лучше бы дядя вместе с ними отправился искать золото заброшенных курганов или принес благодарственную жертву деве моря Рун - видела же Хинд, у него отличная лошадь, однако он так и не удосужился доскакать до побережья.
Отец с любопытством вертит в руках выточенные из неизвестного материала фигурки королей, принцев и воинов - Аин позже рассказывает, что то были бивни настоящих мумакил, удивительных существ, что водятся где-то в Кханде. Хинд уверена, что Аин придумала это для красного словца: она уже знает, что мумак своей величиной едва ли не сравним с горой, а рев его страшнее раскатов грома. Только настоящий герой может победить такого, а бабушка всегда говорит, что в их эпоху герои больше не рождаются, ибо великие воители древности ушли и не успели воспитать поколение себе на смену. Дядя, не в обиду ему сказано, совсем не похож на героя или воителя - скорее, на бродячего фокусника, судя по озорному виду, с которым он расставляет эти крошечные фигурки на деревянной доске в крупную клетку. На этот раз игра складывается не в пользу отца - и Эрэндис уже не знает, явь ли то, запоздалый ли сон из детства или посланное свыше видение; дядя тоже здесь, только с неба над его головой смотрят холодные звезды Роменны, и он лукаво улыбается племяннице, словно все ее мысли известны ему наперед.
- А в Умбаре вы тоже бывали? - спрашивает она Иштар во время прогулки в саду. После долгих часов, проведенных в дворцовой библиотеке особенно приятно наслаждаться ароматом цветущих деревьев, и даже пронзительный запах соли, доносящийся с моря, не способен испортить ей удовольствие.
- Вы шутите? - улыбается Иштар. - Чтобы я да не побывала в крупнейшем порту, в самом красивом городе юга? Или, если быть точной, единственном месте в землях харадрим, что хотя бы отдаленно похоже на город, а не на большую стоянку кочевников? Знаете, что роднит Умбар с Арменелосом? Только одно: каждый в своей жизни обязан посетить его хоть раз.
- Вижу, вы говорите об Умбаре с большой теплотой, - отмечает Эрэндис. - Надеюсь только, Нуменор оставит о себе такие же приятные воспоминания.
Иштар отвечает не сразу, будто пробуя на вкус до сих не приходившую ей в голову идею.
- В Умбаре прошла значительная часть моей жизни, принцесса, отсюда же я уеду, едва закончатся праздники. Я была бы рада полюбить Нуменор, но боюсь, у меня нет на это времени. Главный дар Эру своим детям, безусловно, неоценим, но уж слишком внезапен.
Эрэндис снова становится не по себе - посланница Кханда умеет смутить весьма неожиданными высказываниями, особенно когда речь заходит о ее - об их - вере. Незаметно она оглядывается по сторонам - иногда ей кажется, годы негласного противостояния с лордом Амандилом научили Ар-Зимрафель даже птиц и тварей, что копошатся в земле, использовать в качестве своих осведомителей.
- Право, что за разговоры в такой прекрасный день! - ужасается она. - Ее величество непременно захочет познакомить вас с островом. Уверена, в Умбаре вы не видели таких прекрасных дворцов, таких удивительных галерей и огромных рынков. К тому же, близится день середины лета. Хотя государь не слишком религиозен, старый обычай подниматься на Менельтарму еще уцелел. Его величество, конечно, захочет сделать приятное королеве и возвратится в срок, чтобы успеть возглавить торжественное шествие.
Вспыхивают ли на мгновение нехорошие огоньки в глазах Иштар, или то всего лишь игра света и воображения принцессы?
- Неверно считать Умбар отсталой провинцией, первые поселения в тех краях появились значительно раньше той же Роменны, - отчеканивает она. - Хватает там и цитаделей, и рынков, и храмов, пусть с вашими они похожи, как ночь и день. Что до Менельтармы, боюсь, принцесса, ее величество никогда не позволит себе так оскандалиться, предложив мне явиться туда. И вам, конечно, хорошо известны причины таких предосторожностей.
Эрэндис вскидывает на Иштар испуганный взгляд: хитрая посланница вновь застает принцессу врасплох. Ар-Зимрафель предупреждала не воспринимать всерьез порывы ее мнимой искренности, и все же заготовленные фразы вылетают из головы всякий раз, когда Иштар отказывается вести себя по сценарию.
- Я не хотела ставить вас в неудобное положение, госпожа. Королева строга, если дело касается почитания Эру, но ведь ей известно, что вы нуменорка по крови.
- Известно, моя дорогая, настолько хорошо известно, что мою родословную она может повторить едва ли не уверенней, чем молитву вашей покровительнице Уйненн, - смеется Иштар. - Однако даже если бы она настаивала на моем участии в восхождении, я была бы вынуждена отклонить ее приглашение. Мир давно бы скатился в Бездну, если бы мы не держались своих принципов, не правда ли?
С таким высказыванием Эрэндис поспорить не может, поэтому ей остается лишь сдавленно кивнуть. Обстоятельства не позволяют им развить опасную тему: дворцовый парк - место оживленное, и навстречу им попадается шумная компания молодых людей, которых принцесса, увы, не может игнорировать.
- Ваше высочество, - их лидер склоняется в изысканном полупоклоне, и Эрэндис надеется, что румянец на ее щеках все присутствующие не заметят, либо спишут на нестерпимую жару, - большая честь встретить вас… и вашу спутницу.
- Госпожа посол страны Кханд, - отчего-то с неохотой представляет она Иштар. - Перед вами Исилдур, внук лорда Амандила, князя Андуниэ, с которым вы уже имели возможность познакомиться на заседании Совета Скипетра.
- Госпожа посол, - с пониманием отзывается Исилдур, и Эрэндис отчетливо слышится насмешка в его голосе. - О вашем приезде и вашей стране много говорили… после заседания Совета.
И об этом Эрэндис хорошо известно - она должна быть благодарна Алласу, которому так удачно удается попасть в правильную смену караула, чтобы передать ей если не суть проблем, обсуждаемых Советом, так хотя бы обрывки закулисных разговоров. Пожалуй, ее обещание содействовать продвижению карьеры юноши оказалось очень кстати. Менее подробно просветила ее и королева: лорд Амандил беседовал с Иштар, и он не был ей рад.
- Мне доставило несказанное удовольствие встреча с вашим уважаемым дедушкой, - с нарочитой вежливостью отзывается Иштар. - Что за достойный муж, да еще и таких благородных кровей! Если бы мне посчастливилось родиться среди числа потомков легендарных Берена и Лютиэн, светлейшего Эарендила и прекрасной Сильмариэн, я бы умирала от гордости.
- Если бы вам посчастливилось родиться в нашей семье, вас бы вряд ли занесло в Кханд, сударыня, - не остается в долгу юноша. - Мой дед, мой отец, я - все мы выросли в Нуменорэ, покидая дом, только когда того требовал долг служения родине. Нам не приходилось ни бежать, ни скрываться, ни поворачиваться к врагу спиной, здесь мы родились и умрем.
- Никто не знает своей судьбы, даже тот, в чьих жилах течет кровь королей, лорд Исилдур, - мягко напоминает Иштар, хотя в глазах ее танцуют опасные искорки. - Течение жизни непредсказуемо, никогда не знаешь заранее, куда она вас забросит, в Нуменор или в Мордор. И когда этот путь внезапно оборвется.
Эрэндис, наконец, спохватывается, поспешно вмешиваясь в разговор, что грозит вот-вот выйти из-под контроля.
- Вы уже знаете, Исилдур? Прибыло письмо от мастера Палландо, не сегодня-завтра встречаем его корабль. Вы ведь тоже приглашены на пир, что устраивает королева в его честь?
- Я удостоился быть в свите моего деда и отца, ваше высочество, - Исилдур все еще не сводит испепеляющего взгляда с Иштар, но отвечает сдержанно и любезно. - Сейчас я убежден, что до возвращения государя вокруг ее величества должно находиться как можно больше верных ей и короне людей.
Эрэндис не помнит, что за малоубедительную отговорку изобретает, чтобы скорее покинуть сад и увести оттуда посланницу. Вне всяких сомнений, Ар-Зимрафель узнает об этом обмене колкостями, не успеют они добраться до комнат Иштар - и недовольство свое не преминет высказать именно принцессе. Что до виновницы ссоры, она ведет себя так, словно ничего, заслуживающего внимания, не произошло, и Эрэндис сама не замечает, как остается у нее на ужин. Сумрак медленно обволакивает дворец, нежно скользя невидимыми пальцами по щекам и волосам, нашептывая на ухо свою неслышную песнь.
- А на юге темнеет рано, - вспоминает вдруг Иштар. Фад, слуга, подает ей небольшой ларец с целебными травами, что та добавляет в свою медовую воду. - И всегда внезапно - не успеешь и глазом моргнуть, а солнце уже будто обрушилось в море. Местные жители каждый день молятся о том, чтобы уж теперь это случилось раз и навсегда.
- Молятся о конце света? - изумляется Эрэндис. Такой традиции среди южан она не припоминает - похоже, за эти годы изменилась не только девушка, но и мир, который она помимо воли оставила. - Как такое возможно?
- Вы ведь получили прекрасное образование, слышали о пророчествах о Дагор Дагоррат, - Иштар снова решает не ходить вокруг да около. - Как и на заре времен, с гибели светил все начнется, но этим не закончится. Не стоит смотреть на меня с таким ужасом, мир не одну эпоху существовал без солнца и луны, это всего лишь мы настолько ограничены, что не представляем себе иной реальности.
- Вы так говорите, как будто сами застали те времена, это звучит жутковато, - ежится Эрэндис, надеясь свести разговор к шутке, но Иштар совершенно серьезно пожимает плечами.
- Я встречала тех, кто помнит мир с его сотворения. Жители Нуменорэ известны своей трогательной дружбой с народом эльфов, когда-то по Андуниэ невозможно было и шагу ступить, не столкнувшись с вашими остроухими союзниками, но есть в Средиземье силы и более могущественные. Тем больше гордости испытываешь за свою расу, когда своими глазами видишь, как эти силы склоняются перед волей людей, - с улыбкой отвечает Иштар.
- Вы имеете в виду Саурона… Тар-Майрона? - поправляется принцесса, заметив недовольную гримасу посланницы. - Я всегда считала, что верить его словам нельзя.
- А вы слышали многие из его речений? - парирует Иштар. - Лорд Майрон, безусловно, старейший из всех знакомых мне лично обитателей Средиземья, но кто я такая, чтобы он тратил на меня свое драгоценное время. В Мордоре тоже есть свои перворожденные, албаи на орочьем наречии. Некоторые из них помнят самого Владыку.
- Быть такого не может, - широко раскрывает глаза Эрэндис. - Ведь все это было так давно!
Иштар внезапно встает и распахивает дверцы своего платяного шкафа, доставая оттуда красивую серебристо-черную накидку с кроваво-красной оторочкой, и демонстрирует наряд принцессе.
- Видите? Плащ этот старше любого долгожителя вашей страны. Занятная вещица, что я привезла из Мордора, невесть сколько пролежавшая в Черной цитадели среди другого хлама. Старой хозяйке она уже вряд ли понадобится.
- А кто она? - Эрэндис снова не удается сдержать любопытства - рассказы о Мордоре ее буквально завораживают. - Она тоже живет в крепости Тар-Майрона?
- Жила, - поправляет ее Иштар. - Правда, не в Барад-Дуре, его возвели спустя много лет после того, как она пропала. Многие думают, что она умерла, во всяком случае, в понимании людей. Правда, лучше не позволять себе подобные замечания в присутствии лорда Майрона. Ее звали Тхурингветиль, кстати. Вижу, вы слышали о ней.
Конечно. Слышала принцесса Эрэндис - засиживаясь над древними летописями, часами беседуя со своими наставниками, что рассказывали ей о зловещей тени, витавшей над Белериандом и питающейся кровью не хуже девы моря Рун. Слышала маленькая Хинд - бабушка просто не могла обойти своим вниманием столь примечательного персонажа. Надо отдать ей должное, в данном случае на достоверность вастакских легенд можно было положиться, ибо и они описывали темную майя, как существо опасное, мстительное и всецело преданное своему господину.
- Знаете, я всегда считала, что эти древние легенды непременно должен кто-то записывать, - продолжает Иштар, отламывая кусочек засахаренного манго. - У южан полно суеверий, настоящая вера, память в первозданном виде сохранились разве что в крупных городах, вокруг храмов. Но орки, претендующие на достоверное знание истории, - это зрелище особенно уморительное. Знаете, что они рассказывали мне об этом? - она небрежно накидывает плащ на плечи. - Будто бы в моих руках та самая легендарная накидка, что Тхурингветиль использовала для того, чтобы принимать облик гигантской летучей мыши-кровососа, которую Лютиэн забрала у нее на острове оборотней. Забавнее всего, что они действительно считают этот плащ волшебным. Не представляете, какое сопротивление мне пришлось преодолеть, чтобы заполучить его. И какую цену мне назначат за такую коллекционную редкость в том же Хараде!
Эрэндис с замиранием сердца касается тонкой ткани, что буквально ластится к ее пальцам. Плащ вовсе нельзя назвать красивым и хоть в чем-то особенным - принцесса почти уверена, что у всякого уважающего себя торговца Харада найдется добрая дюжина подобных древностей, принадлежавших хоть самому Владыке - один ее дядя чего стоил, да во время кочевья встречали они немало бродячих южан с кибитками, гружеными товарами, у каждого из которых была своя легенда. В словах Иштар, однако, она ни одной минуты не сомневается - как и в подлинности ее добычи.
- А что, если они не лгут? - спрашивает Эрэндис, и Иштар насмешливо выгибает бровь.
- Намерения солгать у орков, безусловно, нет, можно ли считать ложью то, во что они сами искренне верят? И накидка действительно принадлежала Тхурингветиль, лорд Майрон по неизвестным мне причинам сохранил многое из того, что давно пора предать огню. Однако за все то время, что я ее ношу, я ни разу не обратилась вампиром, - она разводит руками. - Может быть, дело в том, что у меня совершенно нет колдовских способностей, в этом плане мне далеко до жриц и матриархов истерлингских племен, да и обучаться этому, откровенно говоря, было негде… - Иштар вдруг лукаво щурится. - Я вижу, плащ вам понравился, принцесса. Хотите, подарю?
Эрэндис испуганно отдергивает руку - предложение посланницы звучит для нее, как гром среди ясного неба.
- Что вы, госпожа, я не могу принять такой дорогой подарок, - быстро отвечает она. - Разве вы только что не признались, что собираетесь продать плащ?
- Сдается мне, он слишком ценен, чтобы обменять его на деньги, - усмехается Иштар. - Вы можете отплатить мне, принцесса, простым обещанием, которое вам ровным счетом ничего не будет стоить.
- О чем вы говорите, Иштар, - от волнения Эрэндис непроизвольно называет ее по имени. - Что я могу при дворе!
- Вы единственная воспитанница короля, и он любит вас, как родную дочь, - замечает Иштар. - Ваше мнение много для него значит - или будет значить однажды, ибо мудрейшим не по силам читать в сердцах людей. Вы видите, что меня здесь не встречают с распростертыми объятиями, хотя Владыке известно, я ничего не сделала для того, чтобы заслужить такое отношение. Королева приставила вас ко мне, чтобы держать в поле зрения… не трудитесь отрицать, я лучше других знаю, что такое жизнь в чужой стране, - она успокаиваще касается руки Эрэндис, сейчас ледяной, как лед. - И я вас нисколько не виню. Дело лишь в том, что я неподдельно заинтересована в благополучии Кханда. Его жители слишком долго прозябали на периферии, и сейчас, когда у них есть все шансы спустя века полного безвластия создать, наконец, свое королевство, я хочу чувствовать себя причастной. Но нам никогда не добиться этого без покровительства Нуменора. Юг не выдержит еще одной войны с вами, и Тар-Майрон это прекрасно понимал.
- Хотите сказать, что армия Мордора капитулировала, чтобы сохранить жизнь вашим людям? - Эрэндис старается добавить в голос сарказма, но выходит не слишком убедительно. Иштар на мгновение сжимает ее руку.
- В наших землях жизнь имеет наивысшую ценность, если только она не отдана во славу Владыке, - со значением произносит она. - Я думала, мировоззрение, принятое в Нуменорэ, мало чем отличается от нашего в этом смысле. Фад мне рассказывал, похожего учения придерживаются и у вас, в стране Рун.
- Откуда вы знаете про Рун? - изменившимся голосом спрашивает принцесса.
- Вы недооцениваете мой жизненный опыт, Эрэндис, - отвечает Иштар. - Как говорят у нас, волк может сбросить шкуру, но услышит зов своей стаи при полной луне. Уж я-то сразу узнаю истерлинга, даже если он будет безупречно говорить хоть на андуинаке, хоть на квенья, - она снова улыбается и добавляет: - Я не взываю перед вами к памяти наших предков, что шли в бой за общее дело, но постарайтесь убедить короля не судить меня слишком строго, вот и все, что я хочу от вас. Обещайте мне, что я покину Нуменор живой и невредимой.
- Иштар, я вас умоляю, такие разговоры могут нам обеим слишком дорого обойтись, - Эрэндис порывисто поднимается. - Вы здесь в полной безопасности. Король и королева во всем следуют законам чести и гостеприимства, никто не посмеет угрожать посланнице. Это я вам гарантирую без всяких подарков!
- И я вам безгранично признательна, Эрэндис, - после небольшой заминки Иштар все же спрашивает: - Это имя вам дали ваши покровители, конечно? Должно быть, вы и не помните, как вас нарекли при рождении…
- Помню, - неожиданно для себя отвечает Эрэндис. - Я помню все. Я должна идти, госпожа посол, мне еще нужно подготовиться к встрече мастера Палландо.
- Увидимся на пиру, - кивает Иштар и бросает вслед принцессе, когда та уже почти доходит до дверей: - Я не беру назад слов о своем подарке. Ваша дружба - великая драгоценность для меня, Эрэндис, и накидка будет ждать вас - заберете, когда почувствуете в том необходимость.
6Эрэндис так и не рассказывает королеве о подарке. Ар-Зимрафель, вне всяких сомнений, потребует с благодарностью принять плащ, после чего артефакт безвозвратно сгинет в королевских сокровищницах, не говоря уже о том, что сам факт появления вещицы с такой неоднозначной репутацией в Роменне грозит стать поводом для грандиозного скандала. Проверять истинность и обоснованность орочьих легенд военачальники государя и не подумают, предпочтут перестраховаться, и тогда гарантии безопасности, что принцесса дала Иштар, ничего не будут стоить.
И все же миссии Эрэндис, равно как и необходимости отчитываться перед королевой, никто не отменял, поэтому с всевозрастающим неприятным чувством на душе она послушно докладывает:
- Иштар говорит о Сауроне много, но ничего полезного для войны. По большей части вспоминает то, что случилось задолго до моего рождения, в Белерианде. То, что и сама она знает лишь из чужих рассказов. О сынах Феанаро. О гибели древ. Или, например, об Унголиант. Похоже, эта история не вымысел...
- Огромный паук, явившийся из непознанного мрака, - Ар-Зимрафель вздрагивает, - потребность которого в свете невозможно было утолить. Поглотивший самого себя в ненасытной жадности. Конечно, я слышала о ней.
- По словам Иштар, на самом деле она не паук, а дух, - Эрэндис невольно понижает голос. - Дух, которой может принимать и облик красивой женщины, если пожелает. Ее потомки до сих пор живут в окрестностях Барад Дура. И саму ее нельзя уничтожить, как и любого из валар.
- Почему Иштар вспомнила об Унголиант? - Ар-Зимрафель подозрительно щурится. - Саурону известно, где ее искать? Может быть, они уже сговорились за нашей спиной? Однажды Унголиант помогла Врагу привести в этот мир хаос, и мы не обладаем защитным панцирем Валинора, чтобы противостоять ему.
- Если бы на стороне Саурона сражалась Унголиант, победа нашему государю досталась бы чересчур дорогой ценой, - признает Эрэндис. - Для того я и расспрашивала Иштар, какие еще майар уцелели после падения Ангбанда. Она назвала имя некоего Лангона. Оно вам о чем-то говорит?
Ар-Зимрафель ничего не отвечает и только, нахмурившись, сжимает переносицу большим и указательным пальцами. Эрэндис осторожно продолжает - информацию следует выдавать по крупицам, иначе ее осведомленность может насторожить королеву.
- Иштар с ним не встречалась, но знает, что он из числа давних последователей Моргота и никогда не считал, что Саурон достоин высокого положения, которое занимает. Не знаю, как ему удалось спрятаться от валар, но только он обосновался где-то на севере, в районе Железных холмов. Ходят слухи, что он одержим идеей отыскать Сильмариллы.
- Сильмариллы? - кажется, ей удается по-настоящему удивить Ар-Зимрафель. - Но ведь камни давно потеряны. Предсказано, что им не быть найденными или собранными вместе до крушения и обновления привычного нам мира.
- Пророчество о Дагор Дагоррат, - мрачным шепотом отзывается Эрэндис. - Этот Лангон надеется обойти условия. Он верит, что камни помогут... - разговор дается ей нелегко, и она резко замолкает.
Королеве, впрочем, не требуется объяснять очевидное.
- Можете не продолжать, - касается она руки девушки. - Я знаю, на чье возвращение они рассчитывают и чего хотят добиться. Иштар заговорила о других майар не случайно… Возможно, таким образом, они рассчитывают отвлечь наше внимание от Мордора и дружественных ему королевств. И ниточки этих интриг тянутся из Умбара.
- Если внимание государя вдруг обратится на север, это вполне отвечает интересам Харада, - повторяет принцесса услышанную ранее фразу. - Если только его величество не оставит достойного наместника. Например, лорда Элендила.
Королева в последний момент сдерживает рвущееся с ее языка резкое замечание.
- Ваше дело - внимательно слушать и запоминать, принцесса, а не пытаться думать за короля, - ледяным голосом отрезает она. - У лорда Элендила достаточно обязанностей, требующих его безраздельного внимания. К тому же, даже вы знаете Мордор лучше, чем он.
Когда хриплое трубление рога и навязчиво громкое для столь раннего часа объявление глашатая возвещают о прибытии на пристань королевы, лишь крайне внимательный наблюдатель заметит на лице Ар-Зимрафель странную смесь нетерпения и досады. Носильщики осторожно опускают на землю паланкин, и кто-то из служанок подает Эрэндис руку, помогая сойти на землю. В надежде избежать нежеланного внимания, принцесса благоразумно отступает на второй план, останавливаясь по соседству с Алласом.
Сегодня она освобождена от сомнительной привилегии развлекать посла Кханда. Иштар, очевидно, решив усладить взор нуменорцев сотканным из стереотипов образом знатной дамы из древнего восточного рода завоевателей и охотников за сокровищами, появляется на набережной, с головы до ног увешанная золотыми украшениями, перезвон которых действует Ар-Зимрафель на нервы почище несмолкающего гула толпы, собравшейся встречать мага Палландо.
От внимательного взора Эрэндис не укрыться краткому и, по всей видимости, далеко не дружелюбному обмену любезностями между послом и Исилдуром. Впрочем, отношение юноши ее не удивляет: коль скоро старшее поколение князей Андуниэ не приняло отступницу, глупо ожидать иной реакции от их наследника. А вот Алласу в леди Иштар видится не иначе, как оживший идол, и он тоже косится на нее с откровенной враждебностью.
- Она сделала это нарочно, - с усмешкой отмечает принцесса, - чтобы позлить Палландо и королеву. Иштар играет с огнем, когда государь вернется, ей едва ли сойдут с рук бесконечные насмешки и зубоскальство.
Страж непонимающе хмурится, и Эрэндис все же не может сдержать искреннего смеха.
- Я все время забываю, что ты не видел в своей жизни ничего, кроме Нуменорэ. Кхандская женщина скорее убьет себя, чем покажется в такой виде на людях, Аллас. Вариаги ведь кровожадные кочевники, быстроногий конь и острый кинжал всегда ценились среди них выше золота и драгоценных камней и всего этого презренного стяжательства. А такие наряды скорее приличествуют наложнице богатого вельможи где-нибудь в Умбаре.
Аллас окончательно приходит в замешательство.
- Зачем же тогда она так вырядилась? - недоуменно спрашивает он. - И почему это должно разозлить ее величество?
- Иштар невысокого мнения о Нуменорэ и его жителях, и королеве известно об этом, - поясняет Эрэндис. - Истерлинги вообще считают людей запада всем довольными и зацикленными на себе обывателями, которых связывают с реальностью лишь контакты с эльфами Линдона. Однако культура Востока никогда не входила в сферу наших интересов. Даже ее величеству известно об этом прискорбно мало. Готова поспорить, внешний вид Иштар не смутит сегодня никого, кроме меня. А поскольку господину Палландо извечно недостает тонкости в понимании таких вопросов, он и окажется тем, кто укажет королеве на ее заблуждение.
- Ее величество не любит ошибаться, - с опаской подтверждает Аллас. - Особенно ошибаться в мелочах, - помолчав, он добавляет: - О королевской гостье разные сплетни разносятся. Некоторые горожане даже открыто называют ее ведьмой. Говорят, где ступает нога вариага, земля обагряется кровью. А она еще расхаживает по улицам Роменны во всем этом золоте, как будто только что выбралась прямо из кургана. Или из самого Железного ада, - почти шепчет он, понизив голос.
- Она же нуменорка по крови, Аллас, - возмущается Эрэндис. - Об этом известно даже детям. Где ты только нахватался всех этих глупостей!
- Что меняет кровь! - отмахивается стражник. - Госпожа посол среди нас не воспитывалась. А те, кого она приехала представлять, с колыбели считают нас врагами. Вы бы поговорили с ней, ваше высочество. Здесь ей не Кханд. Случись что в городе, недолго будут искать виноватого.
Отчего-то опасения Алласа оказываются ужасно заразительными. Леди Иштар, конечно, сложно заподозрить в беззащитности и неспособности противостоять чужой агрессии, но ведь и отец Хинд был не последним воином, однако выдающиеся навыки его так и не спасли.
Корабль Палландо причаливает к берегу, когда королева уже успевает распорядиться подать фрукты и прохладительные напитки. Эрэндис, прищурившись, взглядывается в лицо пожилого мага, хотя с ее места довольно трудно определить, рад ли тот своему визиту, мрачен ли, искренна ли улыбка, что он посылает Ар-Зимрафель. Облик его разительно не соответствует избранному пути: Палландо будто опережает время, выделяясь даже среди своих остроухих спутников одеждой необычного кроя и короткими густыми волосами, топорщамищися в разные стороны. Отчасти он походит на алхимиков, что Эрэндис нередко встречала в библиотеке - мага будто окружает аура безумного гения, водоворотом времени вырванного из лаборатории и перенесенного на несколько эпох назад, к примитивному племени, которому необходимо заново открывать огонь.
Неудивительно, что его величеству зачастую недостает терпения в общении с Палландо. Король Ар-Фаразон еще меньше, чем его супруга, склонен признавать чужой авторитет.
Эрэндис приседает в заученном реверансе, не слишком удивляясь тому, что для волшебника с детских лет была невидимкой - откровенно говоря, даже среди эльфов не сыскать второго такого самодовольного типа, как этот вредный старик. Вот закадычный приятель его, Алатар, напротив, отличается раздражающей навязчивостью и вечно таскает с собой полные карманы сладостей, приторный вкус которых потом преследует Эрэндис весь день. Палландо тоже оставляет после себя неприятный осадок - но его уже не запить чашкой горького кофе.
- Господин часто бывает здесь? - повернувшись, Эрэндис улыбается, узнав Фада. На ее памяти это первый случай, когда тот оставляет Иштар и, тем более, решается заговорить с кем-то из дворца. Юноша не сводит глаз с худой фигуры мага - похоже, и он не в восторге от памятных похождений Палландо в восточных землях.
- Государь имеет обыкновение приглашать синих магов на праздники и пиры. И, конечно, на восхождение на Менельтарму, это давняя традиция, что была введена еще его предшественниками, - охотно сообщает принцесса, но, заметив панику в глазах Фада, переходит на его родной язык. - Я немного знаю ваше наречие. Учителя, которых нанял для меня государь, считали, что у меня хорошие способности к языкам.
Отчего-то каждое слово будто приправлено обжигающе острым перцем - так много лет не произнося на языке истерлингов ничего, кроме полузабытых молитв, теперь Эрэндис чувствует неловкость и даже вину.
- Госпожа сказала Фаду следить за собой и лишнего не болтать, - простодушно признается слуга. - Вот она удивится, что принцесса может разговаривать, как вастакская княжна! И вас всех во дворце этому учат?
- Только особенных, таких, как я, - смеется Эрэндис. - Племянницы ее величества даже синдарин не в состоянии освоить. Читают еще более или менее сносно, но стоит им заговорить, как хочется заткнуть уши!
- Синдарин - сложный язык, - серьезно кивает юноша. - Госпожа брала Фада с собой, когда путешествовала. Фад часто слышал, как она говорила с албаи на синдарине. Научился даже немного их понимать, хотя они обычно тараторят, как сороки.
- Здесь лучше не называть их албаи, - быстро поправляет его Эрэндис. - Особенно в присутствие тех, кого Палландо притащил с собой. В Линдоне любое слово на темном наречии считается оскорблением, еще после того, что случилось в Эрегионе. Видишь, как они радуются? - она указывает на эльфа, в данный момент воодушевленно беседующего с королевой. - Государя это приведет в бешенство. Он ненавидит беззаботность. Ничего не сделать для победы над Мордором, но не пропустить праздненство!
Фад с некоторой опаской смотрит на подозрительно наблюдающего за ними Алласа, словно страж способен их понимать и даже читать потаенные мысли, но все же решается на следующее замечание:
- Бабушка Фада всегда говорила, что лорда Майрона нельзя победить. Как это удалось вашему королю? Разве он великий колдун или вел в бой воинство из-за моря? Там, откуда Фад родом, - Фад позволяет себе то, что маленькая Хинд при любых обстоятельствах сочла бы великим святотатством: - говорили, что лорд Майрон превзошел в могуществе самого Владыку в его последние дни. И если бы Владыка встретился с ним сейчас…
- Да отсохнет твой язык за такую дерзость! - Эрэндис реагирует прежде, чем успевает осознать самоубийственный смысл своих слов. Фад глядит изумленно, и ей необходимо срочно придумать убедительную отговорку, ведь ни разу за все годы, проведенные в Нуменорэ, принцесса не позволяла себе таких непростительных ошибок.
- Как ты смеешь сомневаться в нашем государе! - изворачивается она. - Наш правитель - великий полководец, как и его преданные воины, а Саурон, если мне верно помнится, не выиграл еще ни одной войны.
- Войны не всегда выигрывают оружием, - резонно возражает юноша. - Это тоже слова бабушки Фада.
- Вижу, она была мудрой женщиной, - Эрэндис невольно улыбается, думая о том, что, должно быть, все вастакские бабушки в чем-то похожи. - Но она не научила тебя осторожности, Фад. При дворе любой необдуманный поступок может стоить тебе головы. Пусть, если верить Иштар, свободой ты не так уж дорожишь, твоя госпожа будет убита горем, если с тобой здесь что-то случится.
- Фад обещал госпоже, что будет осторожен, - он улыбается в ответ. - Не волнуйтесь за Фада, ваше высочество. Фад всю жизнь мечтал однажды побывать в Нуменорэ. Увидеть короля и королеву. Увидеть синих магов. А ему довелось даже поговорить с принцессой!
- Ради разговора со мной сюда ехать точно не стоило, - смеется Эрэндис. - Если хочешь, я познакомлю тебя с Палландо. Он немало поездил по Рун, знает твою родину, как свои пять пальцев. Как много там, должно быть, изменилось за эти годы…
- Доброта принцессы не знает границ, - она едва успевает помешать Фаду пасть ниц к ее ногам. - Фад очень хочет поговорить с господином Палландо. Фад будет благодарен принцессе до конца жизни!
- Как мало некоторым надо для счастья, - возводит глаза Эрэндис. Ар-Зимрафель, разумеется, попросту забыла ее дождаться, и теперь девушку ожидает пешая прогулка до дворца в компании верного Алласа и ее нового друга. - Впрочем, ты можешь кое-что сделать для меня, Фад. Расскажи мне про твою страну.
Фад не слишком удивляется. В Нуменорэ Иштар сродни редкой птичке, и ему не привыкать слышать адресованные им вопросы о далеких краях.
- Что же, Фад с радостью расскажет вам, - помолчав, он вдруг добавляет: - Может быть, до того, как родиться среди людей запада, в прошлой жизни, принцесса тоже пасла звездных овец на полях Владыки за Вратами Ночи? Вы так похожи на девушек из клана Фада. И на его сестру.
- Твою сестру? - несмотря на знойный день, Эрэндис становится не по себе. - Ты имеешь в виду ту девушку, с которой Иштар познакомилась в Мордоре?
- Нет, - отзывается Фад с нарочитым спокойствием. - В Средиземье Фаду сестру уже не встретить. Еще много лет назад она удостоилась предстать перед троном Владыки и просить его о милости для всех нас. Фаду только предстоит заслужить эту честь, отдав за Него свою жизнь.
- Не говори так, - Эрэндис порывисто хватает его за руку. - Ты слишком долго прожил среди вариагов. Владыке не нужна твоя скорая смерть. Ты, верно, был совсем ребенком, когда потерял семью, и почти не помнишь их?
- Смутно, - с грустью подтверждает Фад. - Даже имени сестры не знал, пока чужие люди не сказали. Если Фад бывает в родных краях, всегда деву моря Рун за нее просит.
- А как звали твою сестру? - тихо интересуется Эрэндис, старательно игнорируя подступающие к глазам слезы. - У нас, как ты успел заметить, тоже есть свое море. Можешь и здесь за нее попросить. Я скажу слугам, чтобы в другой день показали тебе порт.
Эрэндис кажется, что она пребывает в полусне, и следующие слова юноши доносятся до нее, словно через толстый слой стекла, разбить которое невозможно, не изранив рук об острые осколки.
- Фаду сказали, что ее звали Хинд, - отвечает ее потерянный брат. - Только вы не смейтесь. Над Фадом здесь уже посмеялись, сказав, что наши имена похожи на собачьи клички. А это имя даже среди вастаков редкое. Знаете, что оно означает?
- Ртуть, - помертвевшими губами отзывается Эрэндис. - Металл. Его нет в Рун, поэтому и имени такого обычно нет. Это слово знают только кузнецы. Те, кто уходил обучаться в далекие земли.
- Наставники принцессы действительно рассказали ей очень много, - удивляется Фад. - Фад помнит, отцу извечно приходилось объяснять, почему старшие выбрали такое странное имя. А некоторые и после этого не верили, считали, что отец все выдумывает. Что говорили, за металл такой, который течет, как вода, да еще и отравляет все, к чему прикасается. Ни колец, ни ожерелий из него не скуешь, и деве моря Рун в дар не принесешь, так какая от него польза…
Воодушевленный неожиданной поддержкой Фад продолжает болтать без умолку, впервые в жизни рассказывая кому-то, кроме Иштар, о своей семье, а Эрэндис чувствует, что задыхается в городе, на этом острове, в одночасье превратившемся для нее в темницу. Рядом с ней по улицам Роменны идет ее родной брат, которого она считала погибшим, их род не прервется на ней, а получит продолжение, и родители, вероятно, улыбаются, когда степной суховей, насквозь пропитанный морской солью, доносит до них вести о судьбах сына и дочери. По крайней мере, Фад не стал для них жестоким разочарованием, а значит, и у нее остается шанс.
Эрэндис не может ни обнять Фада, ни даже поблагодарить Иштар за его спасение, но отныне знает, что сдержит данное ей обещание. Любой ценой.
7Попытки расспросить Фада о детских воспоминаниях оборачиваются для принцессы разочаровывающим провалом. Каждый царапающий своими выверенностью и холодностью рассказ, похожий на высушенный скелет рыбы, выброшенной на берег прибоем, юноша предваряет ремарками о том, что правда известна ему лишь с чужих слов. Лишенный красок отпечаток чужого воображения, блестящая обманка, пустая расколотая пиньята.
Некогда только постоянное присутствие Аин помешало Хинд связать брата клятвой при первой же возможности отомстить Палландо. Идея, некогда казавшаяся героической и даже по-рыцарски благородной, теперь представляется самоубийственным безумием. Если Фад уговорил Иштар привезти его на остров ради возмездия, любая выходка может аукнуться не только его покровительнице, но и истерлингам, за которых она явилась ходатайствовать.
Враг много лет находится от Эрэндис на расстоянии вытянутой руки. Не следует обманываться возрастом Палландо - репутацией своей синие маги обзавелись неспроста, и едва ли их может убить удар клинка или подсыпанный в вино яд.
Впрочем, Палландо никогда не пьет вина, даже из королевских виноделен, выше самых изысканных напитков ценя ключевую воду. Эрэндис наблюдает за стариком весь ужин, и от ее внимания не укрыться тому, с каким снисходительным равнодушием он отрезает крошечные кусочки от зажаренного на вертеле гуся. Словно это не он проделал далекий путь с континента, и разделяет с ними трапезу, лишь следуя дворцовому этикету, а на деле вовсе не получая удовольствия от еды.
К вящему облегчению Эрэндис, Иштар является на пир без свиты. Повара сегодня постарались на славу, но отчего-то у принцессы, как и у мага, нет аппетита. Вместе с закатом на горы опускается красноватый туман, и если не сводить взгляда с горизонта, можно представить, что скрутившееся пространство само перенесло тебя на сотни километров к югу.
Эрэндис ужасно хочется отослать подальше навязчивых племянниц королевы, что, не успев приехать, уже собрались вокруг Иштар стайкой галдящих сорок. Каждой интересно услышать об Умбаре, и принцесса теряется среди описаний восточного рынка, ароматов парфюмерных масел и горчащих пустырником зелий, шорохов богатых тканей, расшитых золотом, и блеска выточенных из белоснежной кости рукояток кинжалов и статуэток канувших в безвестность богов.
- Кость элефантов - одна из самых прибыльных статей экспорта из Кханда, - с гордостью сообщает Иштар, словно невзначая демонстрируя один из таких резных браслетов. Надпись на нем выполнена столь тонко, что в полумраке королевских покоев, при одном лишь свете оплывших свечей, Эрэндис не может прочитать плетение рун. - В Умбаре даже небольшую часть бивня можно продать за огромные деньги. Кроме того, у нас есть алмазы сказочной красоты. Старейшины еще помнят кровавые войны, что велись за эти камни. Стоило одному из племен напасть на самое поверхностное месторождение, как они тут же начинали воевать с соседями. У нас считали, что это проклятие, довлеющее над Сильмариллами, нашло такое неожиданное выражение. Ведь один из камней сгинул в огненной расселине, пусть и далеко отсюда, а о свойстве Сильмариллов влиять на судьбы всех трех стихий известно еще из эльфийских сказаний и песен. Заново крупицы этого света уже не собрать, но порой и отраженный блеск может ослепить.
Эрэндис не удерживается от пренебрежительного взгляда - едва ли названные кузины понимают что-то в преданиях эльфов. Познания их не простираются дальше сказок о Берене и Лютиэн, в интерпретации матерей и нянюшек обросших преувеличениями.
Принцесса оказывается права: любознательность кузин имеет свои пределы, и внимание их вскоре всецело сосредотачивается на танцах.
- Людям Запада удобнее считать нас эдакой колонией Мордора, "рабами Саурона", - насмешливо подмечает Иштар, крутя в руках пустой хрустальный бокал. - И я могу понять ваш образ мышления. Когда я впервые оказалась в Кханде, мне внезапно понравилось чувствовать себя благодетельницей. Это льстило моему самолюбию.
- Вы не верите, что вариаги примут власть нашего государя? - осторожно спрашивает Эрэндис. Обычно Иштар аккуратно обходит разговоры о политике. - Они могут поднять восстание?
- Для восстания необходимы определенные единство и дисциплина, вы со мной согласитесь? - отвечает Иштар. - Вариагов и истерлингов не примирили даже годы войн под знаменами Владыки. Смертному это, тем более, не по силам. Однако, вам, принцесса, тревожиться не о чем. Если на юге и вспыхнет новая война, до вашей страны она не докатится. А вот наше общество очень быстро вернется к тому, с чего начинало - к братоубийственным войнам, грабежам, работорговле и человеческим жертвоприношениям. К тому, с чем боролся лорд Майрон, пока благополучие земель востока не отступило для него на второй план.
- Если жизнь в Кханде при Тар-Майроне была такой прекрасной, отчего же ваши кланы не выступили сообща против войск нашего государя? - не выдерживает Эрэндис. - И не говорите мне о том, как высоко у вас ценят человеческую жизнь. Я хорошо помню, что вариаги не были так привередливы в выборе средств, совершая налеты на Рун.
- Люди редко выбирают то, что является для них настоящим благом, - пожимает плечами Иштар. - Вы не представляете, Эрэндис, что значит пытаться руководить десятками племен, которых не объединяет ничто, кроме горячего желания голыми руками вцепиться в горло соседям. Вы можете скептически относиться к интеллекту орков, но их, по крайней мере, способен обуздать подсознательный ужас перед силой, которой они обязаны своим появлением на свет. Людей, лишенных страха перед смертью и опасностями, контролировать невозможно, - она с тихим звоном ставит бокал на поднос. - Без протектората Тар-Майрона Харад очень быстро попытается установить над Кхандом свою власть. Люди мельчают, вместе с ними мельчают их цели и их сокровища.
Иштар - превосходная рассказчица, с этим не поспорить. Королевский менестрель заводит очередную песенку с незамысловатым мотивом, а Эрэндис чувствует, как у нее неумолимо портится настроение.
- Политику Харада определяет не его правитель, - продолжает Иштар. - Да, у него есть дворец, жены, наложницы, великолепные лошади… целый город, что формально считается столицей харадрим, а на деле представляет собой огромную перенаселенную стоянку кочевников, давно переставшую окупать затраты на свое содержание. По-настоящему важные дела вершатся в Умбаре, хотя по ряду причин они и предпочитают именовать себя себя независимым городом-государством. Многие чужеземцы, кстати, так и считают, не вникая в подробности. И Умбар, принцесса, не пришлет в Нуменорэ своих послов. Я могу подписать десятки договоров о мире с королем Ар-Фаразоном, с делегацией, что прибудет от нынешнего правителя, но сгодятся эти груды пергамента разве что на растопку костра. О чем тут говорить, когда чуть ли не у каждого клана есть свое название для этой земли, и им не свойственно сковывать себя границами и обязательствами?
- Кто же все решает, если правитель так слаб? - удивленно смотрит Эрэндис. - Приближенные и министры? Его королева? Его полководцы?
Если на мгновение поддаться иллюзии от игры света, может показаться, что в глазах Иштар вскидывается золотистое пламя.
- Я-то думала, что рассказала достаточно об обычаях востока, чтобы вы все поняли, Эрэндис. Умбар - это город жертвенников и храмов, единственное место, где память о прошлом сохранилась в первозданном виде, изученная и записанная, не искаженная множеством предрассудков и толкований. Кто обладает там влиянием, так это жрецы. Я здесь, потому что надеюсь, что милость короля поможет мне склонить жрецов к решению, выгодному для Кханда. Уж они-то знают, что Ар-Фаразон ни за что не ввяжется в изнурительное противостояние с племенами, вооруженными копьями и примитивными катапультами. Зато он с легкостью может сравнять Умбар с землей, и сил корсарского флота не хватит на войну с объединенными армиями людей и эльфов.
- Сомневаюсь, что его величество обратится к королю Гил-Галаду, - возражает Эрэндис. - Отношения с эльфами изменились… Сейчас даже мне сложно поверить в то, что их кровь текла в жилах первого короля Нуменорэ… Среди подданных Гил-Галада есть те, кто помнит Войну Гнева и то, что ей предшествовало, помнит гибель Гвайт-и-Мирдайн. Они только порадуются, если Умбара и принятых в нем порядков не станет. Так картина их идеального мира будет завершена.
- Тем важнее для харадрим заручиться поддержкой людей запада, - отвечает Иштар. - Боль притупляется, все забывается и проходит. Вместе с Белериандом были утеряны не только воспоминания о Владыке, эльфы уничтожили часть и своей истории. Лучшие представители их народа давно в Валиноре. Они не стали продолжать войну с Мордором, без особой нужды не нападут и на Умбар. Если наши интересы с королем Ар-Фаразоном совпадут, вместе нам удастся убедить жрецов сотрудничать. В сущности, настоящую проблему представляет только один.
- Кто он? - тихо спрашивает Эрэндис. - Чего он добивается?
- Я мало знаю этого человека, никогда его не встречала, - разводит руками Иштар. - По происхождению он вастак. Крайне нетерпим к вариагам. Презрение, временами граничащее с ненавистью. Причины он не озвучивает. Впрочем, - он легко улыбается, - не все так безнадежно. Чем дальше, тем больше я верю в то, что смогу сделать ему достойное предложение, - она переводит хитрый взгляд в другую часть зала. - Мне кажется, или ваша кузина пытается произвести впечатление на лорда Исилдура?
Эрэндис нехотя поворачивается, и лицо ее предсказуемо мрачнеет. Встречаясь с родственницами только по настоянию королевы, она успевает отвыкнуть от их извечных жеманства и кокетства, выработанных годами жизни при дворе.
- Глупости, - сквозь зубы цедит она и раздраженно берет с подноса гроздь винограда. - Исилиэль глупее дрессированной обезьянки ее величества. О чем Исилдуру с ней говорить? О том, что теперь, когда на юге якобы наступил мир, можно привозить в Роменну в два раза больше шелковых тканей и засахаренных фруктов?
Иштар весело смеется, запрокинув голову, и увесистые серьги в ее ушах издевательски позвякивают.
- Ваше воспитание забавляет меня, Эрэндис. Сдается мне, вы не слишком уж соответствуете представлениям королевы о том, как должна вести себя девушка из благородного дома. Но еще меньше вы похожи на вастакскую женщину. Вы не воин, вы любите книги, интриги, загадки… Не ошибусь, предположив, что вы не раз представляли себя в Совете Скипетра вместо этих замшелых стариков, игра которых давно окончена...
- Мои желания не имеют значения, Иштар, - не сразу отзывается Эрэндис. - Не мне переписывать веками заведенные в Нуменорэ традиции престолонаследования. Как бы вы высоко меня ни ценили, я не дочь короля и никогда ей не стану. Вы лучше других представляете, что значит считаться потомками предателей. Со мной эта дурная слава тоже останется на всю жизнь.
- Вы кое-кого напоминаете мне, принцесса, - задумчиво, будто размышляя вслух, протягивает Иштар. - Ту, что раньше носила мой вам подарок.
- Не сравнивайте меня с этой чудовищной тварью! - Эрэндис содрогается от ужаса. - Откуда вам знать, какой она была? Она давно на дне моря, и прошлое, над которым вы так трясетесь, осталось там же, - к ее глазам подступают предательские слезы. - Ничто и никогда не возвращается, Иштар.
- Даже если остается кто-то, ждущий тебя по ту сторону чертогов Мандоса? - поводит та плечом. - Мелькору служили многие майар, и лишь отдельные удостоились того, чтобы их имена были записаны. Умбарские жрецы считают, реально лишь то, что отражено в Книге Судеб. И вы, Эрэндис, определенно не из тех, кто станет довольствоваться ролью безликой тени. Если это неправда, значит, я совершенно не разбираюсь в жизни, - она вдруг указывает в центр зала. - Вы только посмотрите! Они привезли дрессированных тигрят! Ее величество приглашала меня посетить королевский зверинец третьего дня, вы же составите мне компанию?
- С радостью, Иштар, - бесцветно отвечает Эрэндис. Тигрята сейчас последнее, что способно вернуть ей расположение духа.
Когда Эрэндис выходит на огромный балкон, огражденный мраморными колоннами, она не сразу замечает последовавшую за ней тень. Где-то на горизонте дева Великого моря, закутанная в расшитый капельками звезд и брызгов морской пены плащ, бродит по своим владениям. В свете Тилиона пряди ее облачных кудрей кажутся седыми, а под прицелом внимательных глаз неловко и даже страшно размышлять об услышанном.
Когда Палландо осторожно касается локтя принцессы, та неловко отшатывается, словно от укуса змеи.
- Миледи, - весь вечер маг расточал любезности перед придворными дамами, и Эрэндис не сразу понимает, что сейчас он искал именно ее: - Удивительный вечер, не правда ли?
- Вы правы, - Эрэндис посылает ему самую невинную из арсенала своих улыбок. - Напоминает наши праздники в столице. Вы же навестите Арменелос по пути на Менельтарму, когда его величество вернется?
- Очень вероятно, - туманно отзывается Палландо. - Зависит от того, с какими результатами он вернется.
- Что вы имеете в виду? - удивляется принцесса. - О результатах всем давно известно. Или вы сомневаетесь в нашей победе?
- Смотря что вы подразумеваете под победой. Под вашей победой, в частности, - продолжает подначивать ее Палландо. - Я обратил внимание на то, что вы много времени проводите с леди Иштар, Эрэндис. Не лучшая компания для принцессы, должен заметить.
- Положение обязывает меня быть любезной, - внутри Эрэндис вспыхивает неожиданная ярость. Какое право имеет злокозненный волшебник отчитывать ее, будто провинившегося ребенка! - Леди Иштар плохо сходится с людьми, а я изучала восточные языки. К тому же, у меня много свободного времени.
- Леди Иштар превосходно и очень быстро заводит друзей, если это в ее интересах, - резко обрывает ее Палландо. - Я ведь знаю эту особу с самого детства. Она сильно изменилась с тех пор. Кто бы мог представить, что из гадкого утенка вырастет такая красавица. И убеждать умеет, этого не отнять. Должно быть, Иштар уже сделала все для того, чтобы вы пожалели, что не выросли где-нибудь на задворках цивилизации среди дикарей и головорезов.
Эрэндис мысленно считает до десяти, что не слишком помогает ей успокоиться.
- Леди Иштар, конечно, рассказывает о родине, - медленно отвечает она. - Королеве, племянницам королевы, иногда мне. Зачем вы делаете это, господин Палландо?
- Чтобы избавить вас от глупых иллюзий, - фыркает маг. - Я повидал барышень вашего склада. Вы обожаете все романтизировать. В вашем воображении все красивы, молоды и вечно счастливы, если страдают, то непременно окруженные ароматом роз и сиянием звезд, а сражаются исключительно на деревянных клинках. Я поездил по вашему обожаемому Кханду, по Рун, и вдоволь наслушался местных легенд. Чуть было не расплакался от умиления. Всех, кто не разделяет эту сахарную эйфорию, там крайне недолюбливают. Спасибо им за это. Эру сохрани, похвалят - нужно будет бежать из Средиземья подальше. Только почему-то они крайне редко рассказывают о реках крови и тактике выжженной земли, которой придерживались в Ангбанде. И о тех истерлингах, что оказались загнаны в ловушку предательством Моргота, не продвинувшись дальше Хитлума. Леди Иштар любит притворяться, что у нее короткая память, но вы должны понимать, с кем имеете дело, Эрэндис. Эти существа не люди. Они жестоки и беспощадны к врагам, двуличны по отношению к слугам и временным союзникам, а друзья им не нужны.
- А что же говорить о вас? - намерение Палландо затеять ссору столь очевидно, что выше сил Эрэндис промолчать. - Вы ведь тоже не человек. Вы утверждаете, что владеете магией. Тем, кого я встречала раньше, такое недоступно. Самые древние старики считают, что вы жили в Средиземье всегда. В Нуменорэ давно уже нет таких долгожителей. Вы водите дружбу с эльфами. Вы тоже одно из таких существ, так почему я должна думать, что вы желаете мне добра?
- Вы со своей глупостью мне безразличны, - парирует Палландо. - Меня тревожит будущее Средиземья. Если мои подозрения относительно леди Иштар верны, вы даже представить себе не можете, в какое болото затянет остров самонадеянность вашей королевы.
Эрэндис все же оставляет последнее слово за собой.
- Если у вас есть доказательства, господин Палландо, не упустите шанс поговорить с государем. Его ведь всегда так волнует ваше мнение.
Часы рассвета обрушиваются на Эрэндис вереницей голосов, доносящихся из сада, и хотя край неба едва тронула персиковая полоска лучей восходящего солнца, она приказывает подать легкий завтрак. Служанка расставляет на низком столике фрукты и горячую выпечку - королева часто страдает от бессонницы, и на дворцовой кухне в любое время царит боевая готовность, - и рассказывает о том, что лорд Аланор с отрядом своих верных воинов ступил на нуменорский берег в тот самый момент, когда принцесса умирала от негодования, выслушивая дерзости Палландо.
- Как, Аланор здесь? - Эрэндис, от волнения позабыв обуться, спрыгивает на ледяные камни остывшего за ночь пола. - Но почему они разделились?
- Господа мне о своих делах не докладывают, - поджимает губы девушка. - Но я слышала разговор госпожи Адэнель с начальником охраны. Похоже, даже ее величество ничего толком не разобрали. Лорд Аланор повел себя очень странно.
- Аланор всегда был немного эксцентричен, - принцесса хмурится, понимая, что уж верной Адэнели сплетничать не свойственно, и беспокойство ее, скорее всего, совершенно искреннее. - Я передумала, я не голодна. Можешь взять фрукты и пирог для своих братьев и сестер.
Лишь отмахнувшись от благодарностей служанки, Эрэндис спешит в город, не попросив приготовить паланкин. Если за эти месяцы привычки лорда Аланора не претерпели кардинальных изменений, она знает, где его искать.
Дверь открывает богато одетая женщина, настолько старая, что за морщинами почти не разглядеть ее настоящего лица. Держится, впрочем, она вполне молодцевато, а украшенная драгоценными камнями резная трость, позабытая, пылится в углу.
- Ваше высочество! - тетушка Иорет, единственная родственница лорда Аланора, еще не ушедшая в мир иной, широко улыбается - этой гостье она всегда рада. - Вот так приятный сюрприз! Аланор говорил, что вы прибежите, как только услышите новости, и просил передать, чтобы вы не тревожились попусту. С государем все в порядке, он будет в Роменне через неделю.
- Почему они вернулись порознь? - удивляется Эрэндис. - Непохоже на его величество, отослать от себя Аланора. Я надеюсь, дело не в ссоре?
- Конечно, нет, миледи, откуда такие мысли! У государя было важное поручение для моего мальчика. Кое-что, не терпещее отлагательств.
- Вот как? - Эрэндис недоверчиво закусывает губу. - А где сейчас Аланор? Я по нему скучала, хочу скорее увидеться.
- Милая, сегодня не получится, если только у вас нет быстроногого коня, - качает головой тетушка Иорет. - Вы разминулись, сейчас Аланор, должно быть, на полпути к Арменелосу. Вернулся из самой Темной Башни, а дома и часа не провел, вот это никуда не годится!
- Арменелос? - озадаченно произносит Эрэндис. - Это значит, государь не планирует задержаться в Роменне? Я думала, он, как обычно, захочет провести последние дни лета у моря...
- Значит, планы Фаразона изменились, и что с того? Король не стал бы посылать моего племянника в Арменелос по пустякам. Я уже отдала приказ собирать вещи. Через несколько дней Аланор приведет наш столичный дом в порядок, и я перееду следом за ним. Сейчас я не могу достойно принять вас, Эрэндис, но вы ведь не сочтете за труд навестить старую женщину в столице?
- Фаразон не стал бы посылать его в Арменелос по пустякам, - до крайности раздраженная Ар-Зимрафель повторяет слова тетушки Иорет, и хорошо знакомая с жестким нравом королевы Эрэндис старается держаться в тени, чтобы не попасть под горячую руку. - Мой муж что-то от меня скрывает. Он дал лорду Аланору письмо, воспрещающее чинить ему препятствия и досаждать вопросами, письмо, скрепленное королевской печатью! Один из лучших полководцев королевства возвращается с войны и вместо того, чтобы держать ответ перед своей королевой, едва ли не бежит из города, словно он преступник или мальчишка-посыльный! К чему эта секретность? Неужели война прошла не так успешно, как мы думали? - она все больше мрачнеет. - Что-то пошло не по плану... Или может быть, - замирает она от неожиданной мысли, - Фаразон привез с континента женщину и хочет скрыть ее от меня?
- Какие нелепые предположения, ваше величество! - спешит вмешаться Эрэндис, пока воображение Ар-Зимрафель не завело ее на опасную тропу. - Уверена, мотивы короля совершенно прозрачны. Времени на подготовку к восхождению на Менельтарму остается все меньше, наверняка, миссия лорда Аланора - в том, чтобы в срок завершить приготовления.
- Вы сами не верите в то, что говорите, - сердито смотрит на нее Ар-Зимрафель. - Фаразон с радостью бы повоевал еще месяц-другой, лишь бы пропустить праздник и избежать связанной с ним головной боли. Нет, Аланор что-то замышляет. И вы выясните, что именно.
- Я? - широко раскрывает глаза Эрэндис. - Но как я это сделаю, моя госпожа?
Королева долго сидит неподвижно, сцепив перед собой руки.
- Это приглашение его тетки, леди Иорет, пришлось весьма кстати, - наконец, откликается она. - Всем известно, что вы в хороших отношениях. Вы можете сопровождать ее до Арменелоса и дожидаться нас там. Пожилым женщинам нехорошо в одиночестве совершать поездки на большие расстояния. Мало ли что может случиться в пути.
- Но что я буду делать в доме лорда Аланора? - удивляется Эрэндис. - Следить за ним, как я следила за Иштар? Не думаю, что он окажется так же разговорчив, как бы высоко меня ни ценил.
- А вам и не нужно надоедать ему пустой болтовней, - королева недобро щурится. - Смотрите. Слушайте. Наблюдайте. Роменна не единственный порт Нуменорэ. Корабли с юга проходят Ниндамос, и ни у кого не возникнет подозрений, если одно или два судна пришвартуются в местной гавани. Оттуда несложно подняться по реке и добраться до Арменелоса раньше нас. Если Фаразон рассчитывает что-то или кого-то от меня спрятать, лучшего способа не найти. Думаю, стоит прямо сейчас предупредить леди Иорет, чтобы включила вас в свои планы. Я передам для нее подарок. Она не сможет ответить отказом.
- А как же Иштар? - обеспокоенно спрашивает принцесса. В ее планы совсем не входит оставлять Фада свободно бродить по летнему дворцу в непосредственной близости от Палландо. Не ровен счет, хитрый маг заподозрит что-то, а ее не окажется рядом, чтобы отвести беду.
- Она поедет с вами, - решительно отвечает Ар-Зимрафель. - Фаразон переживет, если Иштар не явится приветствовать его в порту. Не хватало еще, чтобы в этой суматохе она сбежала или попыталась заморочить голову представителям южан, что будут здесь со дня на день. Я уже давно искала повод отослать ее в столицу. Иштар надеется через вас подобраться к нам. Пусть думает, что ей это удалось.
- Кто-то из дворца поедет с нами? - осторожно осведомляется Эрэндис. - Или вы предпочтете, чтобы нас окружали посторонние, незаинтересованные люди?
- Не вижу большой проблемы, если Иштар заберет своего слугу, от него все равно никакой пользы, - позволяет королева. - Если девушка, что служила вам все лето, подойдет, можете взять с собой и ее. И, разумеется, кто-то должен охранять вас в пути, иначе Фаразону ваше путешествие совсем не понравится...
Эрэндис склоняет голову, чтобы скрыть торжествующую улыбку. У нее нет ни капли сомнений на предмет того, кто из дворцовых стражей идеально подойдет на предложенную роль.
И лишь много позже, возвращаясь от безгранично благодарной королевской семье за участие тетушки Иорет, она вдруг понимает, что за мысль все это время подспудно точила ее разум, впиваясь в солнечное сплетение острыми кошачьими коготками. Дело не в возмутительной наглости Палландо и не в секретах короля. Ее беспокоит Иштар.
Иштар назвала Владыку по имени, так, словно в этом не было ничего особенного, и, похоже, сама не заметила оговорки.
8Неприветливые своды летнего дворца и утопающая в острых запахах и ворчании растревоженного улья рыночная площадь давно остались позади, за стенами тающей в морском тумане Роменны. И все же тени не оставляют Эрэндис, цепляясь за дверцу кареты, путаясь липкими крючковатыми пальцами в широких рукавах накидки, обжигая шею прерывистым дыханием колодезного холода. Принцессе не удается с омерзением отстраниться. Тело будто парализовано стальной волей дурного сна, а проносящиеся за окном пасторальные пейзажи потрескавшейся краской осыпаются под копыта коней, выцветая в лилово-медную, покрытую пеплом пустошь и взмывая под самые облака остроконечными зубцами железного венца Барад Дура.
Каким бы бесконечно-глупым созданием Эрэндис ни представлялась Палландо, кругозор ее не ограничивался парковыми пейзажами королевских резиденций. В довольно юном возрасте успев понять, насколько общество книг порой предпочтительнее сомнительной компании большинства людей, девушка с жадностью всматривалась в черно-белые гравюры, при достаточно развитом воображении зрителя в мгновение ока переносившие его в любую точку мира, будь то навсегда сгинувший в морской бездне Белерианд, великолепные сады Лотлориэна или даже ее потерянная родина. Несколько страниц государевы летописцы отвели и Мордору. На них цитадель Темного Властелина казалась будто выточенной из цельного куска гранита, высеченной грубым резцом внутри монолитной скалы, и походила на роскошную усыпальницу работы невероятно искусных мастеров, безжизненную и незыблемую.
Представший ее глазам Барад Дур скорее подобен выжидающей холеной рептилии в чешуе, усеянной длинными черными шипами, возлегающей на раскаленном пустынным зноем булыжнике и жадно ловящей лучи умирающего солнца. Хинд, наконец, удается сбросить болезненное оцепенение, но от каждого неуверенного шага картинка перед глазами колышется, словно мираж, а фигуры вокруг так внезапно прибавляют в росте, будто время отбросило ее на много лет назад, в объятия призрака собственного детства.
- Скажи, чего ты желаешь, детеныш? - существо, разговаривающее с ней, определенно, принадлежит к расе орков, хотя морда его, пожалуй, чуть менее уродлива, нежели у свирепых воинов, охраняющих ворота. - Ты голодна? Тебе холодно?
Хинд хочет ответить, но из горла ее не вырывается ни звука, и голос свой она слышит будто со стороны.
- Где мама?
Орк - вернее, если судить по наряду, оркская женщина, с лицом, похожим на высохшую сливу, озадаченно морщится. С ее точки зрения, присутствие матери отнюдь не входит в набор базовых потребностей оказавшегося в незнакомом месте ребенка.
- Ушла, - находится она с ответом. - Потом тебя заберет. В крепость иди. Ты должна поесть и уснуть. Буду тебя сторожить.
Предложения ее обрывисты и односложны, язык с заметным трудом повинуется, выговаривая непривычные дифтонги истерлингской речи. Прежнюю Хинд эти забавные кривляния немало бы повеселили, но она, кажется, окончательно заблудилась где-то в степи к югу от моря Рун. До Мордора добралась лишь ее бледная копия, лишенная способности чувствовать.
- Где мой брат? - требовательно спрашивает Хинд и сама же удивляется своим словам. Они расстались с братом в стане работорговцев, и шанс на то, что его продали именно в Мордор, ничтожно мал. Да и сама она - разве не должна сейчас находиться на борту корабля, везущего ее в Нуменорэ?
- Господину не понравится, что детеныш задает вопросы, - сердится надзирательница. - Сказано - накормить и вылечить. Не сказано - болтать попусту.
- Выпустите меня отсюда! - Хинд кричит так громко, что, казалось бы, могут услышать даже орки на крепостных стенах, но ее отчаянный возглас теряется среди свиста ветра. Лицо ее провожатой искажается от гнева и становится по-настоящему похожим на звериное.
- Непослушный детеныш долго не проживет, - скалит она острые зубы. - Выпей, - и едва ли не через силу вливает Хинд в горло отвратительное на вкусе варево. Глиняная миска больно ударяется о зубы и нижнюю губу, и на глазах девочки выступают слезы. Горькое зелье делает свое дело - крепость, пустыня, ветер, ее новоявленная нянька внезапно отступают на второй план. Глаза закрываются сами собой, и даже приглушенные разговоры кажутся порождением беспокойного сна.
- Не будет господину добра от этого детеныша, - ворчит старуха, взваливая дремлющую девочку на плечо. - Одни только хлопоты да беды. Что хорошего может принести маленькая ведьма?
Прирожденное чувство противоречия так и подталкивает Хинд возразить, но вместо этого она лишь глубже проваливается в сон, запутываясь, как муха в паутине, и последнее, что ей запоминается - это невесомое прикосновение холодных рук к ее вискам. Впрочем, скорее всего, это уже игра воображения - пальцы ее надзирательницы, крючковатые и шершавые, могут принести боль, но не исцеление.
Возвращение к реальности оказывается сумбурным и почти болезненным - принцесса морщится от сухости в глазах и несколько минут глубоко и размеренно дышит, стараясь унять сердцебиение.
Лицо отстраненно следящей за дорогой Иштар непривычно серьезно - словно сейчас, в отсутствие жадно наблюдающих за ней зрителей, она может, наконец, позволить себе на время позабыть о навязанной роли. Эрэндис невольно любуется ее поистине королевской осанкой и прекрасным обликом, что никак не может принадлежать обыкновенной женщине, пусть даже и знатного рода, а скорее существу древнему и несоизмеримо более могущественному. Все же общение с бессмертными оставляет свой след, как бы ни избегала Иштар воспоминаний о своем прошлом.
Пробуждение Эрэндис она каким-то образом чувствует, даже не поворачивая головы.
- Как вы себя чувствуете, ваше высочество? - осведомляется Иштар. - Вы так беспокойно спали.
- Вам следовало меня разбудить, - принцесса поводит плечами, разминая затекшую шею. - Близится сезон дождей. Что-то тревожное в воздухе. Которую ночь меня мучают кошмары.
- На Востоке бегство от провидческих снов почитается за слабость, - пожимает плечами Иштар. - Сны - предвестник будущих тревог, дорогая, окна в другой мир, и лучше пережить их в безопасности, в своем воображении, чем позволить воплотиться в реальность. Вы ведь знаете, что здесь вам не угрожает ничего, кроме ваших собственных страхов.
- Вы говорите так, будто никогда не просыпались вне себя от ужаса, - обиженно поджимает губы Эрэндис. - Некоторые вещи слишком больно видеть во второй раз.
- Вы правы, принцесса, - Иштар с преувеличенной заинтересованностью рассматривает обшивку кареты. - Я не вижу снов. Никогда. А вот как история повторяется, наблюдаю очень часто.
Некоторое время они едут молча; внутри кареты отчетливо пахнет сыростью, и Эрэндис придвигается ближе к окошку, с наслаждением вдыхая благоухающий цветами и сочной травой воздух, в кои-то веки без примеси морской соли.
- Мы будем в Арменелосе еще до наступления темноты, - оптимистично сообщает она. - Устроимся во дворце и отдохнем с дороги, а завтра с утра отправимся навестить тетушку Иорет. Заодно попробуем выяснить, что задумал ее племянник.
- Надеетесь с легкостью разгадать планы лорда Аланора? - усмехается Иштар. - Члены Совета Скипетра отзывались о нем, как о человеке скрытном и изобретательном. Думаю, он предусмотрел и более серьезных противников, готовых покуситься на тайны короля.
- Незначительные секреты не стоят приложенных усилий, - качает головой Эрэндис. - А для серьезных тайн Нуменорэ слишком мал. Всегда найдется тот, кто видел или слышал что-то ему не предназначенное. А королеву порадует любое доказательство верности короля. Она слишком… - принцесса запинается, но Иштар понимает ее с полунамека.
- Неуверена, - подсказывает она. - Она так и не смогла родить Ар-Фаразону наследника. Пока король еще не настолько силен, чтобы без последствий развестись, но если найдется женщина, союз с которой окажется выгодным для государства, я бы на месте вашей королевы обзавелась всеми возможными противоядиями и парочкой проверенных телохранителей. В огромных замках то и дело случаются всякие недоразумения.
- Государь так никогда не поступит! - с жаром возражает Эрэндис. - Он благороден и милосерден, и всей душой любит ее величество. Когда вы узнаете его, поймете, что он не способен на жестокость. Он могучий воин, но использует силу, чтобы защищать свой народ. Война диктует определенные правила, которые могли ввести вас в заблуждение.
- Войны меняют сильнее, чем вы можете себе представить, милая, - невозмутимо отмечает Иштар. - Знаете, их очень трудно заканчивать, особенно после того, как оружие уже сложено. Взгляните, например, на вашего приятеля Палландо. Это для вас прошлая эпоха - не более, чем собрание красивых легенд, которые так увлекательно можно обсуждать за чашкой чая или вышивать на шелке. Не то маг. Для него эти события что вчерашний день. В его ушах еще не смолкли шум битвы и плач по павшим, а мы предлагаем ему переговоры, возможность мирного сосуществования под одним небом... Должно быть, наши приятельские отношения привели его в подлинное бешенство.
- Думаете, он тоже был там? - Эрэндис широко распахивает глаза. - На войне с... с... на войне Гнева? Мне никогда не приходило в голову расспросить об этом государя.
- Вот уж кто вряд ли сможет рассказать вам многое, - Иштар странно улыбается. - Господин маг полон сюрпризов, и ему нравится изображать таинственность. Но если задуматься, есть ли смысл поручать ему важную миссию в землях, которые он совсем не знает? Синие маги, если верить слухам о них, неплохо изучили людей Востока, их культуру, ментальность... Такие знания не приходят в одночасье. Да, могу предположить, что раньше они уже покидали Валинор, сопровождая тех валар, которым служат, и неплохо знали народы, от которых произошли нынешние истерлинги.
Эрэндис снова мрачнеет; казалось бы, Палландо не мог пасть ниже в ее глазах, но теперь в памяти неумолимо звучит категоричный вердикт бабушки - проклятие неизбежно падет на голову каждого, кто осмелился поднять свой меч против Владыки. Ей совсем не нравится, что слуга некоего неизвестного валы свободно посещает их дворец и может вкладывать выгодные ему идеи в голову государя.
- Я правильно поступила, отправив Алласа в Нинданос на разведку, - медленно произносит она, чтобы отвлечься от безрадостных мыслей. - Наш приезд наделал бы много шума, а у него есть отличный предлог - навестить семью. Повезло, что он родом оттуда. Если в порту Нинданоса бросил якорь хоть один подозрительный корабль, Аллас это выяснит.
- Многообещающий юноша, - соглашается Иштар. - И ваша служанка, - Замин, кажется? - очень предана вам. Вы умеете окружать себя правильными людьми, принцесса. Это редкое качество.
Отчего-то Эрэндис очень приятна похвала, и она с трудом сдерживает самодовольную улыбку.
- Вам повезло не меньше, госпожа посол, - с деланной беззаботностью отвечает она. - Один Фад стоит десятерых, и у себя, в Кханде, я уверена, вы оставили блестящую свиту.
- О нет, - усмехается Иштар. - Я по натуре волк-одиночка. Не уверена, что в нынешних обстоятельствах разумно позволять себе лишние привязанности или, еще того хуже, доверие. Я не стремлюсь обзаводиться слугами, а с близкими друзьями в последний раз виделась очень давно.
Ар-Зимрафель на месте принцессы непременно воспользовалась бы случаем, чтобы затронуть в разговоре тему улаири, но Эрэндис сейчас волнует другое.
- Помните, вы рассказывали мне историю Фада? Вы тогда упомянули его родственницу в Мордоре, я не ошибаюсь? Именно по ее просьбе вы выкупили его из рабства.
- Да, была у меня там девушка в услужении, - Иштар сосредоточенно прикрывает глаза, вспоминая: - Откровенно говоря, не помню, кем она ему приходилась. Я тогда сочла возможным пойти ей навстречу. Она на совесть исполняла свои обязанности, была мила и воспитана, а в крепости, переполненной гадкими орками, такие качества начинаешь особенно ценить. Барад Дуру, конечно, до Ангбанда далеко, но это явно не то место, куда следует отправляться в поисках эстетики.
Эрэндис невольно припоминает горечь лекарства, и нелепый сон о встретившей ее оркской старухе снова выглядит до ужаса реалистичным.
- Забавно, вастакские имена такие короткие, а запомнить их сложнее, нежели эти многосложные конструкции, которые обожают квенди, - кривит губу Иштар. - Как же ее звали? Эйна? Айна?
- Аин, - полушепотом отзывается Эрэндис. - Есть у них такое имя. Аин...
В груди внезапно разливается щемящее тепло. Столько лет она оплакивала ту, что некогда спасла жизнь ей и брату, а оказалось, что дочь кузнеца все же умеет добиваться поставленных целей. Если исходить из слов Иштар, Аин неплохо устроилась, коль скоро ей поручено было оказывать услуги гостям лорда Майрона.
Классические городские легенды о Мордоре непременно включали в себя описание незавидной судьбы несчастных, которых жестокая судьба заносила слишком далеко на юг. Если верить рассказчикам, тем лежала прямая дорога на рудники, если, разумеется, раньше им не случалось пасть смертью храбрых в неравном бою с полчищами орков или свирепыми темными тварями. Аин своим примером доказывала вероятность прямо противоположного исхода. Или кузнец в свое время и вправду не поскупился на богатые подношения деве моря Рун, и та не оставляла девушку своим покровительством, или в Барад Дуре попросту не нашлось достаточно рудников для того, чтобы найти занятие всем рабам.
По дороге в столицу им встречается несколько патрулей, состоящих из воинов, носящих отличительный знак гвардии короля, и теперь уже Эрэндис начинается казаться, что Ар-Зимрафель не так далеко зашла в своей паранойе. И не то что бы ее удивил тщательно охраняемый тракт - пусть леса не кишели разбойниками, в предверии массового паломничества к подножию Менельтармы дополнительная осторожность не повредит. Дело было, скорее, в поведении самих стражей. Вовсе не так в представлении принцессы должны выглядеть победители - вооруженные до зубов, напичканные массой противоречивых инструкций, взирающие на них с Иштар, как на первых врагов королевства.
- Значит, лорд Аланор в курсе, что вы приедете? - недоверчиво сверлит ее взглядом уже четвертый по счету стражник. - И он вам позволил? Что же вы не остались встречать Его величество вместе с остальными подданными?
- Я не обязана информировать лорда Аланора о своих поездках, - не выдерживает Эрэндис. - И уж тем более, отчитываться о них перед вами. Я принадлежу к королевскому дому Нуменорэ. Для вас любое мое решение равносильно воле короля.
Стоит их карете тронуться с места, она жалеет о сорвавшихся с языка словах. Если об этом донесут Ар-Зимрафель, та, разумеется, не упустит шанс напомнить принцессе о ее истинном месте в присутствии своих придворных дам и служанок.
Иштар откровенно веселится.
- Если бы я не была наслышана об Аланоре, как о преданном рыцаре Ар-Фаразона, подумала бы, что он, по меньшей мере, готовит государственный переворот. Я бы позаботилась о том, чтобы послать вперед гонца, ваше высочество. Иначе мы рискуем остаться без крыши над головой на ночь глядя или просить любезную тетушку Иорет приютить нас.
Конечно, во дворце их уже ждут - Эрэндис не сомневается, что Иорет нашла способ передать сообщение племяннику, едва узнала о воле королевы. Пока Иштар следит за тем, как слуги выгружают из второй кареты ее многочисленный багаж, и инструктирует бедняжку Замин, принцесса делает то, что еще месяц назад и не думала себе позволить - прячет подле порога точно такой же мешочек-амулет, как привезла ее гостья с большой земли. И пусть содержимое его, собранное на нуменорском побережье, много уступает оберегу, оставшемуся в Роменне, внутри разливается приятное чувство защищенности и сопричастности.
На этот раз Арменелос уже не кажется ей радушным солнечным городом на перекрестке ветров. Город напоминает шар, подвешенный на тонкую нить - а небо на горизонте уже темнеет, грозя дождями и ураганами. В ясную погоду, если подняться на башню, можно рассмотреть и саму Менельтарму, но сегодня рядом нет Ар-Зимрафель, под придирчивым взглядом которой надлежит совершить обязательную молитву, и Эрэндис не хочется неискренними словами привлекать к себе внимание божественных покровителей города - если, конечно, среди своих великих трудов они вообще находят время поразмыслить о ком-то столь незаметном.
К сожалению, она не может сказать того же об обитателях дворца. Теперь уже не удается списать все на предусмотрительность и желание угодить - отчего-то складывается впечатление, что единственная цель этой невесть откуда взявшейся разновозрастной родни правящей четы - отвлечь внимание Эрэндис от того простого факта, что лорд Аланор во дворце отсутствует. При этом сами они, кажется, не лучше принцессы понимают, зачем вообще это делают.
- Удалось что-нибудь выяснить? - Эрэндис не питает в отношении в Замин особенных надежд, но девушке удается ее удивить.
- Никто толком ничего не разберет, ваше высочество, - сообщает она. - Все больше слухи да сплетни. Некоторые считают, что война закончилась не так удачно, как хочет нас уверить государь. Вот почему он не торопится возвращаться. А здесь у него полно недоброжелателей и завистников, сами знаете.
- А об Аланоре что говорят? - нервно спрашивает Эрэндис. - Что еще за неотложные дела? Неужели и вправду наложница с континента?
- Все это глупости, - качает головой Замин. - Наложницу не берегли бы, как зеницу ока. Никогда еще на моей памяти во дворец не было стянуто столько стражей. Я немного поспрашивала в городе. Воинов здесь сейчас побольше, чем в самом Барад Дуре, не к ночи будь помянут. Охраняют даже пустующие королевские темницы, которыми не приходилось пользоваться с тех самых времен, как в городе появился предатель, переметнувшийся затем на сторону Врага. Может быть, - она понижает голос, - да простит меня ее высочество, государь после этой войны немного не в себе?
- Ты соображаешь, что говоришь? - закатывает глаза Эрэндис. - Не вздумай делиться такими догадками с королевой. Государь прошел множество войн, и разум всегда оставался ясен.
- Всем известно, что Саурона мало кто может превзойти в колдовстве, - хмурится Замин. - Ему удавалось обмануть даже своих собратьев, даже Перворожденных, а государь - всего лишь смертный, извините мою дерзость. А если Саурон тут и ни причем, я бы на месте его величества тоже страшилась. Вот увидите, стоит немного улечься шуму после их возвращения, как по городу поползут разговоры.
- Разговоры о чем? - Эрэндис старается держаться снисходительно, но напуганный вид служанки и в ее душу вселяет невольное смятение.
- О конце света, конечно, - пожимает плечами Замин, словно констатируя неизбежность. - Если Саурон побежден, значит, близится время возвращения Великого Врага. Гневайтесь как хотите, но уж против него бессильны любые наши армии. И мы первые, с кем он захочет поквитаться.
- Это очень опасные слова, Замин, - холодно отзывается Эрэндис. - Чреватые неприятными последствиями для простой служанки. Откуда вообще в твоей голове мысли о Великом Враге?
- Я ведь не местная уроженка, ваше высочество, - отвечает Замин с легкой улыбкой. - Выросла по ту сторону пролива. Отец воевал наемником на юге, даже выучил немного их язык. И в городе нашем кого только ни встретить было, и эльфы приезжали, и гномы, и люди всех мастей. Волей-неволей наслушаешься. А были и такие, кто по звездам будущее читать умеет, так они рассказывали, что в небесах знаки видят, точь-в-точь, как были перед тем, как часть большой земли под море ушла. Говорят, недоброе то предзнаменование. Предвестник больших перемен.
- Только этого мне не хватало, - сердито разворачивается Эрэндис. - Выискалась предсказательница! Я не верю во всю эту чепуху и тебе не советую. Вместо того, чтобы забивать себе голову всякой мистикой, лучше смотри в оба и запоминай все, что будут говорить о лорде Аланоре. Королева спросит с нас обеих и если решит, что от тебя мало пользы, ты при мне надолго не задержишься.
Отпустив Замин, Эрэндис еще долго взволнованно расхаживает по комнате, стараясь саму себя убедить в том, что напоминание о пророчествах древности ее нисколько не волнует. Рассказ девушки удивительным образом совпадает с бабушкиными историями - но ведь Замин никогда не бывала в земле Рун и легенд о зловещих хвостатых звездах, предрекающих беду, не слышала. И сомнительно, что их принял бы всерьез и запомнил наемник, сражающийся на границе Харада.
Первая же попытка принцессы исследовать подземелья дворца заканчивается неудачей - она не успевает спуститься и на первый уровень, как лицом к лицу сталкивается с весьма категорично настроенным стражником. С непроницаемым лицом он сообщает ей, что по приказу лорда Аланора темницы закрыты для любопытствующих посетителей, будь то хоть сама королева Нуменора.
На обратном пути принцессе вспоминается один из первых их разговоров с Иштар, и в ее комнаты она направляется в смешанных чувствах.
- Лорд Аланор готовится принять военнопленных, вот для чего он вернулся раньше, - без предисловий начинает она. - Вы ведь знали об этом. Вы с самого первого дня говорили, что приехали ходатайствовать об их судьбах, а я не придала значения вашим словам, подумать не могла, что государь впервые за столько лет решит содержать пленников в Арменелосе, под нашей собственной крышей! Действительно, в городской тюрьме и места столько не найдется! Вы могли бы еще в Роменне поделиться своими догадками, мне не пришлось бы возвращаться домой в качестве шпионки.
- Королева все равно бы придумала другой, менее удобоваримый предлог для нашей ссылки, - с усмешкой отвечает Иштар. - Пребывание в Арменелосе лишает меня возможности немедленно сесть на корабль и покинуть остров. Кто знает, возможно, одна из тех темниц приготовлена для меня.
Если Эрэндис и намеревалась поспорить с Иштар, эти слова выбивают почву у нее из-под ног. Королева всегда казалась ей жесткой и самоуверенной, но вовсе не коварной женщиной, хотя сейчас она уже не может ручаться даже за саму себя.
Отчего-то мысль об аресте Иштар вызывает у нее чувство, похожее на панику. Если верить Алласу, посла Кханда в стране настолько недолюбливают, что и повод для того, чтобы от нее избавиться, долго искать не придется. Какая судьба тогда ожидает Фада? И что будет делать сама Эрэндис, оставшись без единственного человека, знающего, кто она такая, и принимающего это, как данность?
- Не говорите так даже в шутку, - встряхивает она головой. - Я помню о своем обещании. А у вас есть предположения, что это могут быть за пленные? Должно быть, высокопоставленные, иначе для чего везти их сюда через все Средиземье? Вы говорили о проблемах с Умбаром, может быть, кто-то из их полководцев, выступивших на стороне лорда Майрона? Или ваши, кхандские, воины? Правда, не припомню, чтобы кто-то из тех краев пользовался большим влиянием, а я достаточно разговоров короля с лордом Амандилом успела наслушаться… - она осекается, заметив выражение лица Иштар. - Послушайте, вы так молчите, что если бы я не знала, что призраков невозможно пленить, решила бы, что речь идет о Девятерых. А ведь мне никто так толком и не объяснил, что с ними стало…
- Нет, разумеется, не о Девятерых, - в полумраке комнаты глаза Иштар снова кажутся Эрэндис нечеловеческими, с вертикальным длинным зрачком. - Я не умею читать мысли на расстоянии и, как вы уже подметили, слишком плохо знаю Ар-Фаразона, но все же повидала на своем веку достаточно королей. Победа где-то там, далеко, в Мордоре, людей не убедит и не вдохновит. Вот если они увидят ее плоды своими глазами… Если узнают, что лорд Майрон не так всесилен, как хотел казаться…
- Вы пытаетесь сказать, что эта темница, - медленно произносит Эрэндис, - предназначена для лорда Майрона? - после продолжительного молчания она добавляет: - Тогда моя служанка права. Государь сошел с ума.
- Ар-Фаразон, в первую очередь, политик, знаете ли, - Иштар плавно перемещается в очерченный свечами полукруг света, и глаза ее снова приобретают обыкновенный вид. - Немного растерявший чувство реальности, но принимая во внимание обстановку у вас при дворе, решишься и не на такие отчаянные шаги.
Эрэндис едва ли прислушивается к объяснениям Иштар. Несмотря на положение их клана, никто из ее родичей, даже умбарский дядя, о роде занятий которого она почти ничего не знала, а потому считала его жутко влиятельным и таинственным, не удостоился настолько приблизиться к Владыке Мордора. Ей же, возможно, доведется жить с ним в одном дворце, где она будет принцессой, а он - пленником. Эрэндис будто наяву видит перед собой непривычно серьезную бабушку - и впервые за столько лет та ничего ей не говорит, лишь разочарованно качает головой.
- Вам не стоит так тревожиться, Эрэндис, - мягко касается ее плеча Иштар, и бабушка бесследно растворяется в воздухе. - Вы сами могли убедиться, что в темницу и летучая мышь не пролетит без ведома стражи. В худшем случае, вы увидите лорда Майрона, когда его доставят в Арменелос, а потом можете благополучно о нем позабыть. Вашему покою ничто не угрожает.
- Он же бессмертен, - тихо отзывается принцесса. - Король состарится. Придут его наследники. И что будет тогда?
- Вы загадываете слишком далеко вперед, - улыбается Иштар. - Знать наверняка может разве что Владыка Судеб, но пока что это ваш король диктует условия, а вовсе не лорд Майрон.
- Скажите мне, Иштар, - Эрэндис, втайне приходя в ужас от собственного безрассудства, поднимает на собеседницу пронзительный взгляд: - Вы здесь из-за него, не так ли? Вы знали о намерении короля доставить сюда Тар-Майрона, еще когда послали то письмо Ар-Зимрафель. Он причина вашего приезда в Нуменорэ.
- И чего же, по-вашему, я рассчитывала добиться? - Иштар снова смеется. - Организовать ему побег? Поверьте, если бы его решили содержать в чертогах Мандоса, я бы и то справилась лучше.
- Вы с такой легкостью говорите о чертогах Мандоса, словно не понаслышке знаете, что это за место, - не уступает Эрэндис. - Вы называете Врага по имени и даже не замечаете этого. Такой фамильярности не позволили бы себе служители его культа. Вы с уверенностью вспоминаете что-то об Ангбанде. Даже в Барад-Дуре у вас была собственная служанка! Вам не удастся меня запутать, Иштар, я знаю, кто вы.
На лице Иштар не дергается ни единый мускул, и только в глазах загораются опасные огоньки.
- Вот как? И кто же я, да позволено мне будет спросить? - церемонно осведомляется она.
- Вы тоже приняли от него кольцо, как и ваш предок-нуменорец, - уже не задумываясь о последствиях, восклицает Эрэндис. - Вы не человек. Вы одна из улаири.
Иштар заметно расслабляется и искренне смеется - так, что принцессе в одночасье становится очевидной вся глупость сделанного ею заявления.
- Если бы я попыталась мыслить, как лорд Майрон, в последнюю очередь мне бы пришло в голову посылать сюда слугу, которого так легко разоблачить, - наконец, успокоившись, отвечает она. - Будь я наполовину призраком, не ушла бы так легко от Палландо. Полагаю, Ар-Зимрафель мучили схожие подозрения, затем она и пригласила сюда мага и даже нескольких квенди. Вынуждена разочаровать ваше высочество: колец мне лорд Майрон никогда не дарил. Хотя в остальном вы правы: нас слишком многое связывает, и я, разумеется, привыкла говорить о Владыке так, как это делает он. Можете написать об этом в своем очередном докладе королеве.
- Простите меня, Иштар, - виновато отзывается Эрэндис. - Все эти новости буквально выбили у меня почву из-под ног. Не представляю, как реагировать, если наши догадки подтвердятся. Еще и Алласа нет уже третий день, а ведь он знает, как я его жду.
- Вполне возможно, несколько дней он решил провести с семьей, - предполагает Иштар. - Или его задание потребовало больше времени, чем мы предполагали. Не стоит судить его строго. Скоро лорд Аланор вернется в город и внесет необходимую ясность.
Эрэндис уже готовится ко сну, когда Замин стучит в дверь ее покоев и сообщает о возвращении советника короля.
- Лорд Аланор сильно не в духе, - предупреждает она. - Но у вас просит аудиенции, как только вы пожелаете его принять.
- Любопытство все равно не позволит мне спать спокойно, - решает Эрэндис. - Передай лорду Аланору, что я встречусь с ним через четверть часа. И... ничего пока не говори об этом Иштар.
Аланор выглядит уставшим и измученным, как человек, не спавший несколько суток. Эрэндис чувствует себя неловко - наверняка ему сообщили о ее попытках докопаться до истины, и вместо заслуженного отдыха он теперь вынужден держать перед ней ответ.
- Эрэндис, моя девочка, - распахивает он объятия, как в старые-добрые времена. - Иорет уже рассказала, что ты скрасила ей дни одиночества. Не скажу, что удивлен, встретив тебя здесь. Я предупреждал Фаразона, что шила в мешке не утаишь, но ты же знаешь, каким упрямцем он иногда становится.
- Аланор, я не стану ходить вокруг да около, - выбирает Эрэндис политику предельной искренности. - Я достаточно наблюдательна, чтобы сделать самостоятельные выводы. Государь планирует привезти Саурона в Нуменорэ. Ты приехал раньше, чтобы все подготовить. Нет смысла отрицать, ты бы не пришел говорить со мной немедленно по приезду, если бы дело было в чем-то менее важном.
- Об этом не должны знать в Совете Скипетра, - мрачно кивает Аланор, подтверждая ее догадки. - До поры до времени не должна знать даже Мириэль. Я не стану говорить, что согласен с действиями короля, моя девочка. Но если новости до срока достигнут Роменны, Саурону удастся посеять разногласия и вражду между нами, даже не успев ступить на нуменорскую землю.
Эрэндис сдавленно кивает. Горло будто стискивает стальной хваткой невидимая рука, так, что не отдышаться.
- Когда он будет здесь? - тихо спрашивает она. - Вместе с его величеством?
Аланор отрицательно качает головой.
- Раньше. Ар-Фаразон снарядил для него отдельный корабль. Саурон появится в Арменелосе уже следующей ночью, - помолчав, он усмехается: - Ежели желаете, принцесса, можете прийти посмотреть на это зрелище. В конце концов, должен ведь кто-то представлять официальную королевскую власть при заключении под стражу правителя Мордора.
9Удаляющиеся шаги лорда Аланора отзываются в ушах принцессы равномерными ударами метронома, а затем страж закрывает за его спиной дверь тронного зала, и на девушку обрушивается оглушительная тишина. Отчего-то кажется, что пока она не спешит возвращаться в свои покои и стоит, замерев, возле трона, время будто застывает каплями смолы, а пугающая ее встреча теряется в тумане неопределенности.
Когда Замин все же решается побеспокоить ее, Эрэндис просто позволяет вывести себя из зала под руку. Сложенный из холодного розового камня дворец Арменелоса не похож на с наслаждением раскинувшуюся под солнцем летнюю резиденцию Роменны - в легких туфельках из ткани здесь легко можно заработать простуду. Эрэндис, прикрыв глаза, слушает, как массивные деревянные подошвы ее обуви соприкасаются с полом, и машинально отсчитывает шаги до комнаты. Первый, второй, как будто на смотре королевских войск во время парада.
До последнего момента она надеется, что Аланор опровергнет ее слова, посмеется над нелепостью предположений. Благосклонность Ар-Зимрафель обусловлена ее желанием стоять за всеми значимыми решениями государя, и вызов, что он попытался бросить одновременно и ей, и совету, может оказаться фатальным, в первую очередь, для принцессы, не говоря уже об опасности, в которой, сам того не ведая, находится ее брат.
- Моя госпожа? - Замин встревоженно смотрит на нее, ожидая дальнейших распоряжений. - Разве вы не собираетесь ложиться? Ее светлость, - так она называет Иштар, - еще час назад просили погасить свечи.
- В Кханде очень рано темнеет, - Эрэндис тяжело опускается на край кровати и чувствует непомерную усталость. - И светать начинает позже, чем у нас. Самая длинная в Средиземье ночь. А небо над Мордором, говорят, всегда затянуто тяжелыми пепельными облаками. Наверно, ей ужасно тяжело привыкнуть к жизни на острове…
- Госпожа? - отзывается Замин в легком замешательстве. - Вы, верно, хотите отправить гонца ее величеству? Признание лорда Аланора…
- Ты ничего не скажешь ее величеству о признании лорда Аланора, ясно? - отрешенность Эрэндис как рукой снимает. - Ты слишком много подмечаешь и внимательно слушаешь для служанки. Это дело касается только короля.
- И вы исполните просьбу лорда Аланора? - тихо спрашивает Замин. - Отправитесь в Ниндамос вместе с ним, чтобы быть на пристани после заката? Это может быть так опасно! Что, если Саурон задумал отплатить государю той же монетой? Если он захватит вас в заложницы, сможет потребовать все, что угодно!
- Тогда печально будет осознать, что колдун и тиран, которого мы страшились всю свою жизнь, оказался законченным глупцом, - с невеселой усмешкой отвечает Эрэндис. - Будь я дочерью короля, за меня, возможно, и вступились бы, хоть закон о престолонаследии для женщин в последнее время не в чести… Однако, в свете обстоятельств, даже Иштар - более ценная заложница, чем я.
- Ей вы тоже не расскажете? - с любопытством интересуется Замин, на что Эрэндис лишь прикрывает глаза и отвечает неопределенным взмахом руки. - Не думаю, что ее светлость захочет встречаться со своим бывшим господином. Она, наверно, будет ужасно напугана. Ведь одного его слова достаточно, чтобы ее погубить. Государь ее в столицу не приглашал...
- Лишнее болтаешь, - сквозь зубы шипит Эрэндис, больше всего на свете желая остаться в благословенном одиночестве. - Никакой он ей не господин, много бы ты понимала. Наслушалась страшных сказочек от наемников и моряков...
- О Сауроне разное говорили, - нисколько не смутившись, отзывается Замин. - Некоторые называли его королем, превосходящим в могуществе правителей Нуменора. Другие считали, что высшими силами он поставлен наместником надо всем Средиземьем, и сопротивляться ему сродни ереси.
- Готова побиться о заклад, последние родом с Юга, - невольно улыбается Эрэндис. - Среди харадрим бытует поверье, будто валар намеренно оставили Саурона в покое после Войны Гнева, хотя с легкостью могли до него добраться и развоплотить следом за его повелителем. Мне это всегда казалось забавным. Не могу даже представить, за какое грандиозное предательство они могли одарить его своей милостью.
- А были и такие, - серьезно продолжает Замин, - что называли Саурона воплощением зла, возможно даже, духом вернувшегося из-за Грани Моргота. Над такими мы смеялись, но что если… Ваше высочество, не в моих правилах вмешиваться в дела господ, но ее светлость иногда ведет себя очень странно. Я слышала, как она читает молитвы, слова которых никогда не должны звучать на благословенной земле Нуменорэ. Она умеет делать необычные вещи, и при государе Тар-Палантире за такие фокусы ее, по меньшей мере, выслали бы с острова.
- Иштар выросла там, где к Великому Врагу относятся так же, как мы к Эру, - пожимает плечами Эрэндис. - Я много лет изучала религиозную традицию народов, живущих на восточном берегу Андуина. Воюя между собой, безжалостно вырезая кланы, с которыми они не поделили случайное пастбище, они при этом поразительно едины в своей вере. Иштар ведет себя так, как ее научили, не более того. Какой вред может причинить простая молитва?
- Они считают, что Моргот - создатель людей, представляете? - словно величайшей тайной делится Замин, понизив голос. - Только не говорите ее светлости, я спрашивала Фада, правда ли это. Он ведь тоже один из них. Из истерлингов, поклоняющихся Врагу.
- Не создатель, а освободитель, - машинально поправляет ее Замин. - Души людей и перворожденных детей Илюватора явились из разных источников. Эльфы пробудились по воле Эру, людям же дорогу в Арду открыл Моргот, обнаруживший их в своих странствиях по бесконечным просторам пустоты. Вот почему квенди держат дистанцию и не смешиваются с нами. Об этом не принято говорить открыто, но мы напоминаем им… Его. Так полагают вастаки, - поспешно добавляет она, пока разговор не начал походить на исповедь. - Если бы не Моргот, души смертных продолжали бы скитаться по полям вселенной и пасти звездных овец. Ведь даже мудрейшие до сих пор не ответили на вопрос, куда мы уходим после смерти. Квенди не свободны в своем выборе, в отличие от нас.
- Ее высочество затмит величайшие умы столицы в своих познаниях, - восхищается Замин. - Вам бы книги писать с вашей феноменальной памятью. Даже Фад, выросший в тех краях, не знает таких подробностей. Что говорить обо мне, выучилась читать и считать - и на том спасибо. Кстати, - заговорщически прищуривается она, - если ее светлость решит остаться, если государь позволит ей… Фад ведь продолжит ей прислуживать?
- Фад не раб, он поступит, как сочтет нужным, - отзывается принцесса. - Не исключено, что он пожелает вернуться к своему народу. А тебе что с того?
- Если вы попросите, он останется, - заглядывает ей в глаза Замин. - Он вами втайне восхищается, даже больше, чем ее светлостью, и будет рад угодить. И я тоже буду рада. Я младше его всего на пару лет, в моем городе хорошего жениха днем с огнем не сыщешь, а Фад - парень работящий, сразу видно, что далеко пойдет. Если ее высочество не сочтет для себя оскорбительным выразить участие в моей судьбе, мне показалось, что мы могли бы...
- Вот именно, показалось, - холодно обрывает ее Эрэндис. - Ты, верно, решила, что я гожусь тебе в подружки и именно сейчас, когда наша размеренная жизнь под угрозой, вздумала морочить мне голову?
- Я и в мыслях не имела, ваше высочество, простите мою дерзость, - испуганно отвечает Замин, но принцесса, возможно, резче, чем следовало, указывает ей на выход. Ее переполняет досада.
Наглость этой служанки переходит все возможные границы. Сначала та позволяет себе рассуждать о Владыке с такой возмутительной легкостью, словно Он не может слышать каждое ее слово и не напомнит ей о них в день возвращения и суда. Затем буквально бьет по больному, подтверждая неутешительные вывод Эрэндис: Фад почти ничего не помнит об их жизни у моря Рун, о том, чему учили их бабушка и отец, и ведет себя порой, как кровожадный и необразованный вариаг. И, будто всего этого недостаточно, Замин смеет предлагать себя в жены сыну и единственному наследнику главы клана, чистокровному истерлингу княжеских кровей, чьи предки, возможно, отдали свои жизни, сражаясь под стенами Ангбанда, - явно не для того, чтобы их кровь в будущем смешалась с кровью дворцовой прислуги, дочери наемника с Запада.
Эрэндис делает глубокий вдох, стараясь успокоиться. Эта бестолочь Замин ничего не знает о происхождении Фада, она даже представить себе не может, что у объекта ее воздыханий есть сестра, которая ни за что не позволит ему совершить глупость. Это меньшая из ее обязанностей перед родом, коль скоро Дева моря Рун посылает им счастливую возможность восстановить семью буквально из пепла.
Принцесса почти не спит этой ночью, и лорд Аланор выглядит встревоженным, когда она спускается к ожидающей ее карете.
- Ты уверена, что разумным будет ехать, моя девочка? - спрашивает он. - Мне кажется, сейчас тебе не помешает как следует отдохнуть.
- И пустить дела на самотек? - усмехается Эрэндис. - Я знаю, вы все считаете, что от меня никакой пользы. Но пусть уж лучше я своими глазами увижу, с кем придется иметь дело, чем проведу день, выслушивая догадки и перешептывания.
- Как знаешь, Эрэндис, как знаешь, - не спорит с ней Аланор. - Вот только не забывай, что бы ты ни увидела, не верь глазам своим. Те, кто говорит, что Саурон был самым коварным, опасным и злокозненным из соратников Моринготто, заблуждаются только в одном: говоря о его могуществе в прошедшем времени.
Эрэндис сдавленно кивает. В мыслях зарождается неприятное подозрение, что совсем скоро она будет знать об этом не понаслышке и куда лучше лорда Аланора.
До Ниндамоса они добираются к полудню, и, прежде чем Эрэндис успевает что-то сообразить, улыбчивая толстощекая девица утаскивает ее в деревянный дом, сложенный из грубо обтесанных бревен, и угощает только что сваренной горячей ухой, ежеминутно извиняясь за то, что ее скромное жилище совсем не приспособлено к тому, чтобы принимать принцессу. Когда Эрэндис поспешно завершает трапезу и появляется на крыльце, лорда Аланора, разумеется, в ее поле зрения уже нет.
- Что вы волнуетесь, ваше высочество? - удивляется девица, вытирая мокрые руки о передник. - Мастер Аланор побывал в Мордоре и вернулся, что с ним здесь может случиться! Хотя не поспоришь, все они ведут себя чудно.
- Что вы имеете в виду? - прищуривается Эрэндис. - И кто эти загадочные все?
- А вы не заметили стражников на дорогах? - фыркает ее собеседница. - Говорят, их выставили во всех гаванях, даже в Морионде, на каждом мало-мальски значимом тракте, чуть ли не в лесу! И в порту что-то странное творится. Вторую неделю рыбацкие суда отправляют разгружаться севернее, вон за тот мыс. Думают, что обманули меня, - с ухмылкой подытоживает она. - Я сразу поняла, что к чему.
- И что же вы решили? - спрашивает Эрэндис, предвкушая забаву. И девушка не обманывает ее ожиданий.
- Это все государь придумал, - снисходительно, словно ребенку, разъясняет она. - Эру знает, сколько его не было в стране. А теперь он решил устроить проверку, посмотреть, как мы тут без него живем, все ли в порядке. Наверняка явится переодетый и проедет по всей стране, прежде чем явится к королеве.
- Вижу, ваше высочество, вы уже познакомились с моей дорогой сестрицей, - раздается за спиной Эрэндис угрюмый знакомый голос, и она радостно взмахивает рукой:
- Аллас! Я уж и не чаяла тебя дождаться! Вот это я называю удачей.
Лицо юной трактирщицы выражает неподдельное изумление.
- Так ты не соврал, - поражается она. - Ты и в самом деле на короткой ноге с принцессой! Рассказать - никто не поверит! Что же она в тебе нашла?
- Мириэль, не позорь меня, - с мольбой в голосе произносит Аллас, в то время, как Эрэндис лишь покатывается со смеху. - Теперь вы понимаете, ваше высочество, почему я так редко прошу об отпуске? Моя обожаемая сестра получила имя в честь ее величества, но, увы, ни ума, ни грации, ни выдающихся талантов королевы ей так и не перепало. Впрочем, надо отдать ей должное, рыбная похлебка у нее выходит - объедение!
- Валар послали мне неблагодарного брата, - смиренно отзывается Мириэль, хотя в глазах ее танцуют задорные огоньки. - Дома почти не бывает, а если и нагрянет, то во всем Нинданосе не найдется второго такого же молчуна и вруна. Постой-ка, - вдруг хмурится она. - Раз про принцессу правда, может, и та ночная история не выдумка? И окажется, что я узнаю обо всем последняя?
- Ты упустила свой шанс, Мириэль, - показывает ей язык Аллас. - Возвращайся лучше к делам. Я должен отчитаться принцессе Эрэндис о своем задании.
- Задание, как же! Строит из себя важную птицу, - фыркает Мириэль, и Эрэндис не сомневается, что та постарается всеми правдами и неправдами вытянуть из Алласа подробнейший рассказ, прежде чем отпустит обратно на службу. Она понимающе улыбается и, взяв юношу под руку, увлекает его к берегу.
- Снова это море, - морщится она, провожая взглядом пронзительно кричащую чайку. - Но хотя здесь мы у всех на виду, на деле никто не помешает нам спокойно поговорить. Очевидно, о главном я уже узнала без тебя. Он здесь.
- Его корабль прибыл ночью, - подтверждает Аллас. - Я был там, ваше высочество. Местные жители по просьбе лорда Аланора организовали патруль своими силами, и я напросился дежурить вместе с остальными. Луна светила так ярко, что мы заметили паруса издалека. Ветра почти не было, но корабли двигались, будто их подгоняла неведомая нам сила. А потом вдруг поднялась огромная волна, и их буквально выбросило на берег. На первом из них стоял человек. По крайней мере… он хотел казаться человеком.
- Он свободно расхаживал по кораблю? - Эрэндис в ужасе смотрит на стражника. - А я еще в своей наивности полагала, что государь пожелает доставить его сюда в цепях, чтобы продемонстрировать всю убедительность своей победы.
- Какие цепи его удержат, - невольно улыбается Аллас. - Он говорил с нами, и люди слушали. Будь там моя сестрица, она бы первой записалась в ряды его поклонниц, я уверен. Она до сих пор бредит эльфами и всякими чудесами. А он многим показался благородным и прекрасным. И пугающим, как стихия, которую ты не может понять и контролировать. Зигур, чародей, так они отныне называют его.
- А тебе? - пристально смотрит на него принцесса. - Каким он запомнился тебе?
- Ростом он выше любого нуменорца, - задумавшись, медленно произносит юноша. - Возраст так просто не определить. Издали он кажется ровесником государя, а то и младше, а вблизи... Удивительно, но я едва могу припомнить и описать его лицо. Он выглядел уставшим, но держался достойно.
- Что он сказал? - взволнованно спрашивает Эрэндис. - Кто-то из людей отвечал ему? Они задавали вопросы?
- Он назвал свое имя, - отвечает Аллас. - Признался, что укротил море, чтобы показать свою силу. И еще, сказал, что назовет нашего короля своим королем, и мир покорится его руке и воле. Нам всем сделалось не по себе после этих слов.
- Он не призывал к бунту? Не демонстрировал непокорность? Ни слова не сказал об оставленных на большой земле союзниках? Об Умбаре? - настаивает Эрэндис. - Только заверил всех в своей верности Ар-Фаразону? Сейчас я бы недорого дала за такие клятвы.
- Ничего сверх того, что я вам сообщил, принцесса, - склоняется Аллас. - Да, вот еще. Он называл себя слугой… Сильного или Могучего, я не запомнил точно. Но почему-то мне кажется, он имел в виду не нашего короля.
Эрэндис находит лорда Аланора в трактире Мириэль в компании еще нескольких чинов королевской армии. Кажется, нетерпение буквально написано у нее на лице, посколько сотрапезники Аланора очень скоро начинают поспешно расходиться, пока, наконец, они с посланником государя не остаются одни.
- Приятно прогулялись, ваше высочество? - оптимистично интересуется он. - Морской воздух для тебя полезен. Уверен, все лето ты не вылезала из библиотеки.
- Я пообщалась с местными жителями, - ехидно отзывается принцесса. - У них выдалась занимательная ночка. На обратный путь до города вы тоже припасли сюрпризы? Менельтарма внезапно окажется действующим вулканом, когда Властелину Мордора в очередной раз вздумается показать свои силы?
- Недоразумений, подобных вчерашнему, более не повторится, - с уверенностью отвечает Аланор. - Саурону нет смысла провоцировать беспорядки и разрушение. Его интересы в Средиземье сейчас напрямую зависят от его отношений с Арменелосом. Мы, знаешь ли, учли все возможные сценарии. Саурон, конечно, не упустит своего, но последнее, к чем он сейчас стремится, - это поссориться с Ар-Фаразоном.
- Попробую вам поверить, - поджимает губы Эрэндис. - А к чему было представление перед стражниками и этими несчастными рыбаками? Сомневаюсь, что он решил вербовать соратников среди простого люда.
- Земля слухами полнится, - с усмешкой отзывается Аланор. - Саурон самолюбив. Ему важно показать, что он прибыл сюда, как гость государя, а не как его пленник. Повторяюсь, при мне он не посмеет продолжать подобные выходки. Я знаю, как повлиять на него при необходимости.
- Хорошо, держите свои тайны при себе, - фыркает Эрэндис. - Взглянуть хотя бы на него можно? Чем я хуже нинданосских рыболовов?
- На твой страх и риск, - пронзительно смотрет на нее Аланор. - Будь моя воля, мы оставались бы здесь, покуда страсти не улягутся, но я связан словом, данным королю. Вечером я обязан доставить Саурона в Арменелос и заключить под стражу. Можешь послушать, как я сообщу ему об этом.
Саурона держат в одном из деревянных домиков, мало чем отличающихся от других построек Нинданоса, и Эрэндис становится не по себе - не знай она заранее, какую великую силу скрывает город, и она прошла бы по этой улице, не подозревая о страшном соседстве. Дверь открывается со скрипом, и Аланор входит первым, оставляя двух стражников у входа и еще двух - внутри. А затем Эрэндис осторожно переступает порог, и ей с трудом удается отделаться от ощущения, будто за ним нет пола, а лишь хорошо замаскированная бездонная пропасть.
Аланор оставляет ее в небольшой комнатке на втором этаже с плотно занавешенным окошком, смотрящим прямо в гостиную внизу. Похоже, хозяева покинули дом второпях: на кровать небрежно брошено незаконченное рукоделие, на столе - большое круглое зеркало, в котором лицо Эрэндис отражается неправдоподобно увеличенным и чрезмерно бледным. Аллас был прав, проскальзывает в голове единственная связная мысль. Одно присутствие Саурона где-то поблизости способно вызывать страх.
- Ежели тебе выпала незаслуженная честь повстречать Самого Властелина или же посланников его, перво-наперво поклонись, как я тебя учила, - сурово смотрит на Хинд вездесущая бабушка, начищая речным песком блестящий на солнце поднос, по форме напоминающий щит. - И повтори присягу, слово в слово, да смотри, четко выговаривай слова, шевели губами, чтобы не подумали, что перед ними неграмотная дикарка. Присягу ты должна помнить лучше молитвы. Ты помнишь, что полагается тем, кто не знает слов?
- Смерть, - шепотом отзывается Хинд, и ей кажется, что Саурон слышит каждое слово древней, как вечность, клятвы верности, что столько раз раздавалась под сводами Ангбанда, над туманными болотами острова Оборотней, в запутанных лабиринтах Утумно, а теперь эхом отзывается у нее в ушах. - За незнание полагается смерть, - повторяет она бабушке для убедительности, и воспоминания, должно быть, так ясно отражаются в ее глазах, что Саурону даже не потребовалось бы прибегать к колдовству, чтобы прочитать их, знай он о том, что принцесса сейчас в соседней комнате.
- Верно, - стальной взгляд бабушки немного смягчается. - Как закончишь - смиренно отступи и жди приказаний. Не вздумай поднимать взгляд или задавать глупые вопросы. Лучше бы тебе вообще помалкивать. Не то что бы Владыке когда-либо взбредет в голову тратить время на бесполезную девчонку.
Эрэндис подходит ближе к окну и внезапно осознает, что совершенно не представляет, как должна вести себя с пленником та, что взяла на себя смелость представлять королевскую династию. Хорошо, что Аланор и слышать не захотел о том, чтобы позволить ей вместе с ним войти в гостиную.
Надо отдать Саурону должное - на пленника он не слишком похож, или только в отсутствие короля держится с той же завораживающей наглостью, что отчасти свойственна и Иштар. Эрэндис рассеянно отмечает детали: начинающие серебриться на висках длинные волосы, мягкой волной ниспадающие на плечи, черный камзол, представляющий собой нечто среднее между одеждой, принятой в ее родных краях, и тем, что обычно носили эльфы-путешественники... Взгляд непроизвольно падает на его руки, но увесистый перстень с оранжевым камнем совсем не похож на зловещее Единое кольцо, о котором даже легенды передавались шепотом.
Впрочем, Эрэндис тут же упрекает себя за глупые мысли. Саурон может принять любой облик, тела для существ, подобных ему, - не более, чем поношенная одежда, служащая тем или иным целям. В детстве она удивлялась, почему ненавистные синие маги не могут воспользоваться своим колдовским даром, чтобы наколдовать себе вечную молодость. Сопоставить облик Палландо с традиционным для их кланов уважением к старшим ей тогда попросту не приходило в голову.
Эрэндис едва заметно вздрагивает от кощунственной мысли о том, что если бы бабушка могла своими глазами увидеть Саурона, ее безграничная вера во всемогущество ученика Владыки заметно бы пошатнулась. Лично ей видятся лишь бесконечная усталость и торжественно-мрачная отрешенность, что бывает свойственна людям, смирившимся с предопределенностью судьбы. Рассказ Алласа кажется ей нелепым преувеличением деревенского простака, что кроме трактира своей бестолковой сестры и службы в королевской армии ничего толком и не повидал. Если бы не взгляд, Эрэндис едва ли выделила бы Саурона среди знакомых ей квенди.
- Его величество поручил мне препроводить вас в Арменелос, где вам будет возвращена свобода, - с неприязнью в голосе начинает разговор Аланор. Саурон молчит ровно на столько секунд дольше, чтобы его собеседник мог почувствовать себя неуютно.
- Свобода? - отзывается он, наконец, с легкой иронией. - Разве я в тюрьме?
- Конечно же, нет, - раздраженно отзывается Аланор. - Будь вы в тюрьме, вы не могли бы колдовать. Тем не менее, государь в своей милости поручил мне проследить за тем, чтобы вы ни в чем не нуждались до его возвращения. В столице у вас будут подходящие комнаты, книги, охрана. Исключительно ради вашей безопасности.
- Полагаю, это был изысканный способ описать королевские темницы, - такое впечатление, что Саурона их беседа развлекает. - Справедливо: я принимал вашего короля в своей цитадели, он приглашает меня в свой дворец. Надеюсь, мои люди окажут ему такое же гостеприимство в Мордоре, какое оказываете мне здесь вы.
Эрэндис достаточно хорошо знает Аланора, чтобы понимать: ее старый друг уже пребывает в бешенстве, хоть и пытается держаться бесстрастно.
- Вам не хуже меня известно, милорд, что добрая половина ваших людей, вместо того, чтобы явиться к государю на поклон, как это сделали вы, бесследно испарилась, - четко чеканя каждое слово, произносит он. - И конечно же, всего лишь совпадение, что именно эти ваши таинственно отсутствующие приближенные все, как один, связаны с Умбаром.
- Моя война уже закончена, что превращает Мордор в одну из колоний Нуменора, - бархатным голосом напоминает ему Саурон. - Нежелание бывших союзников принять мое решение мне очень понятно. Умбар много лет наслаждался своей независимостью, богатствами и всеми благами, что сулит статус крупнейшего южного порта. Наивно ожидать, что они пожелают все это потерять исключительно в знак верности.
- Умбар - нуменорская крепость, - сквозь зубы напоминает ему Аланор. - Ни у харадрим, ни у Мордора нет прав даже на пядь этой земли!
- Нуменорская крепость, возведенная в самом сердце Харада, возле города-государства истерлингов, явившихся с севера, когда Нуменора еще не существовало, - парирует Саурон. - Расскажите им о своих правах на эту землю. После капитуляции мое влияние среди них превращается в ничто.
- Вы напрасно думаете, что хитрость и уловки - ваши надежные помощники, милорд, - качает головой Аланор. - Мы не хотим кровопролития и не стремимся устраивать поголовные расправы. Нас интересуют девять ваших улаири. С каждым днем, что они остаются на свободе, ваше положение становится все более шатким. Терпение государя не безгранично.
- Вы желаете, чтобы я призвал их прямо в Арменелос? - услужливо интересуется Саурон и, отметив вспышку ярости в глазах Аланора, продолжает: - В любом случае, вынужден разочаровать вас. Для этого необходимо провести соответствующий ритуал, здесь таких возможностей у меня нет. К тому же, с четырьми из моих друзей ваш король уже побеседовал.
- Но только не с тем, кто может повлиять на ход продолжающейся войны с истерлингами, - гневно перебивает его Аланор. - Воин, при жизни носивший имя Кхамул, ныне известный, как Тень Востока. Пусть он явится перед государем, милорд, и ваша жизнь в Нуменоре станет намного проще и приятнее.
- Вам ведь известно, что родина Кхамула - земля Рун, - пожимает плечами Саурон. - Его потомки до сих пор кочуют там в рассеянии, если, конечно, пережили братоубийственную войну кланов. Если он решил скрыться от неотвратимого гнева вашего короля, скорее всего, отправится именно туда.
Эрэндис выходит из дома прежде лорда Аланора, и солнце неприятно обжигает ее лицо своим огненным дыханием. Посланник короля появляется спустя несколько минут, и вид у него до крайности разочарованный.
- Даже младенцу ясно, что эта капитуляция - не более чем фикция, - прямолинейно заявляет он. - Не могу понять, чего добивается Ар-Фаразон. Неужели это такой странный способ заключить союз с Мордором, не настроив при этом против себя все государство? Я помнил его таким при жизни лорда Гимильхада, его покойного отца, всеми силами противостоявшего государю Тар-Палантиру. Думал, что те времена безвозвратно ушли. Видимо, ошибался.
- Почему вы рассказываете мне все это? - пристально смотрит на него Эрэндис. - Для чего позволили услышать этот разговор? Вам ведь известно, что я не занимаюсь политикой, да меня никто и не допустит до важных дел.
- Ты взрослеешь, моя принцесса, - отвечает Аланор. - Хочешь ты того или нет, ты была рождена на Востоке, и рано или поздно об этом заговорят. Вместе с королем в Арменелос приедут представители Умбара, и ты не должна позволять себя использовать.
- Я даже не помню своих родителей, - быстро говорит Эрэндис. - Война то утихала, то снова начиналась, мало ли рабынь освободил государь за все эти годы!
- Но только одна из них стала его названной дочерью, - серьезно смотрит на нее Аланор. - Чем меньше ты знаешь о своей настоящей семье, моя девочка, тем более опасным козырем в руках врагов она может стать. Тебе могут попытаться внушить все, что угодно, Эрэндис. Ты не должна поддаваться.
Эрэндис отстраненно кивает в ответ на предупреждения лорда Аланора, так забавно перекликающиеся с язвительными замечаниями Палландо, и ловит себя на мысли о том, что до отъезда еще успеет прогуляться вдоль причала и вдоволь пошептаться с волнами. В конце концов, если бессмертный правитель земли Рун, единственный, кому некогда удалось объединить разрозненные племена под единым знаменем, и в самом деле, вернулся на родину, как утверждает Саурон, его первый и основной долг - принести жертвы за всех, кто не может этого сделать сам под гнетом обстоятельств. А значит, дева моря Рун еще некоторое время, возможно, согласится терпеть ее прискорбно скромные подношения.
Удача, что ранее она приметила в трактире Мириэль несколько крысоловок.
10Волны скребутся когтями о корму корабля, как стайка неугомонных мышей - кажется, что они вот-вот выберутся из глубин Сирила и хлынут на палубу потоком черных бусин. Эрэндис почти с завистью вспоминает Замин, что засыпает мгновенно, едва успев опустить голову на подушку. Когда-то и ее не пугали шорохи ночи и рокот недремлющих вод, но, став принцессой, она слишком привыкла к невозмутимому спокойствию королевских покоев, откуда едва слышны осуждающие перешептывания водных духов.
На несколько минут ей, кажется, удается забыться тревожным сном. В нем смешалось все и сразу: громкие голоса бегущих куда-то людей, шум дождя, вспышки зарниц над горизонтом, оглушительный собачий лай. Эрэндис все же теряет равновесие от обрушившегося на нее многоголосия звуков и бесконечно падает, пока, машинально вцепившись пальцами в край одеяла, не распахивает в ужасе глаза. Полная луна светит прямо в окошко каюты, принцесса порывисто поднимается с постели и, набросив плащ, выходит на палубу.
- Рано вы встали, ваше высочество, - хмурится при виде нее капитан, единственный из небольшой команды осведомленный об истинной личности их пассажирки - Мы будем в гавани не раньше, чем через час. Желаете, чтобы вам подали что-нибудь легкое в каюту? В камбузе для вас найдутся фрукты и сладкая вода.
- В каюту я не вернусь, - быстро отказывается Эрэндис. - Я не привыкла путешествовать по воде. Думаю, что вновь обрету уверенность, только когда почувствую твердую землю под ногами.
- Стоило вам послушать лорда Аланора и ехать по тракту, - сетует капитан. - Уже были бы на месте. Мое судно не предназначено для важных персон, тем более, королевского дома. Да и не душе мне видеть женщину на корабле, вы уж простите, ваше высочество. Впрочем, кому-то повезло еще меньше, - и он с нехорошей усмешкой оборачивается через плечо, глядя на следующую за ними похожую легковесную ладью.
Со своего места Эрэндис может разглядеть лишь освещенный огнями нос судна. Словно в забытье, она медленно идет к дальнему борту, пока ее взгляд не выхватывает из сгустков тьмы одинокую фигуру, закутанную в черный плащ. И хотя на таком расстоянии не различить лиц, отчего-то она сразу же безошибочно угадывает, кому по неосторожности попалась на глаза.
Несколько минут она смотрит на Саурона, как зачарованная, не в силах сдвинуться с места от охватившего ее суеверного ужаса. Из странного оцепенения ее выводит неожиданный удар: что-то, похожее на большую птицу, пролетает совсем низко над головой и не упускает возможности задеть ее крылом, попутно царапнув острыми когтями по волосам.
- Ваше высочество, вы в порядке? - рядом моментально вырастает не теряющий бдительности Аллас, которому лорд Аланор лично поручил следить за ее безопасностью. - Это существо вас не ранило?
- Все отлично, - Эрэндис с трудом отводит взгляд от второго корабля и обхватывает себя руками. - Не думаю, что оно пыталось на меня напасть. Просто чуть было не врезалось в полете.
- Ночные птицы хорошо видят в темноте, - с сомнением протягивает Аллас. - Интересно, что это было... Не очень-то похоже на сову.
- Ненавижу леса и все, что в них обитает, - Эрэндис заставляет себя отойти от борта, и они возвращаются к штурвалу. На поверхности реки перед ними подергивается мелкой рябью лунная дорожка.
- В детстве я читала сказку, - произносит она вслух, скорее для самой себя, нежели обращаясь к своим спутникам. - Одна лодка точно так же, как наша, шла ночью по реке, и когда все уснули, сбилась с курса и уплыла прямо в небеса, следуя за лунным светом.
- Никогда не слышал такого, а ведь вырастил троих детей, - угрюмо бормочет капитан. - Будь мы в открытом море, ваше высочество, ни за что бы не стал вас слушать.
Эрэндис тихо смеется - ворчание капитана ее развлекает.
- Когда путешественники проснулись, они еще долго не замечали неладного. Просто их плавание все не заканчивалось и не заканчивалось, а по обе стороны реки изо дня в день повторялась одна и та же картина, абсолютно однообразные пейзажи.
- А как они узнали, что заблудились? - живо интересуется Аллас. - Надеюсь, на них не напало чудовище? Местные мореплаватели суеверны, капитан нас за борт выбросит за такие пророчества.
Эрэндис все еще отрешенно скользит взглядом по темному лесу на берегу.
- Как узнали? Они попытались вести записи о своем пути и заметили странные совпадения. А в тот момент, когда они перестали верить в то, что река настоящая, обманчивые декорации превратились в дым. Их лодка не смогла двигаться в пустоте и упала с огромной высоты.
- Какая-то не очень добрая сказка, ваше высочество, - фыркает Аллас, и с ним явно согласен все сильнее мрачнеющий капитан. - Точно не нуменорская. Где это вы ее вычитали?
- О, это сказка популярна среди тех харадрим, что кочуют на границе с Кхандом и у истоков реки Харнен, - усмехается Эрэндис. - Земля вечной войны. Еще лет двадцать назад некоторые из них строили лодки и отправлялись по течению реки в сторону Белфаласа, следуя за солнцем. Кто-то находил пристанище в пути и оседал на новом месте, а кому-то даже удавалось добраться до Великого моря и, скопив или украв немного денег, сесть на корабль до Умбара. Ясно одно: домой почти никто уже не возвращался, и об их судьбах рассказывали все более и более невероятные истории. Неудивительно, что небесам там не слишком-то доверяют.
- Вот только даже это не отбило у них охоту странствовать, - с искренним сожалением отзывается капитан. - К югу от Белфаласа, я слышал, невозможно спокойно плавать ни торговым, ни рыболовецким судам - море кишит погаными пиратами. Лучше бы они и дальше продолжали резать друг друга в своей степи, лично я руками и ногами за.
Эрэндис ее путешествие нравится все меньше, и она использует первый же пришедший в голову предлог, чтобы закончить надоевший разговор.
- Пожалуй, я все же наведаюсь в камбуз, - улыбается она. - Думаю, лорд Аланор не захочет задерживаться в гавани ради завтрака и велит немедленно ехать в город, а я ужасно голодна.
Когда лес с двух сторон, наконец, редеет, а небо на горизонте начинает светлеть, Эрэндис чувствует себя так, будто с ее плеч свалился огромный камень. И хотя Саурон, которого она все это время не теряла из поля зрения, давно исчез с палубы, ее не оставляет чувство, будто она находится под прицельным взглядом цепких и внимательных глаз.
Окутанная предрассветным туманом гавань с чернеющими скелетами рыбацких шхун и небольших кораблей производит на принцессу угнетающее впечатление, а при виде снующих тут и там солдат королевской армии в голове вдруг проносится нелепая мысль, будто им приходится оборонять, если не заново захватывать их собственный город.
Пока для них готовят экипажи, лорд Аланор, лениво следя за порядком, рассказывает о тяготах войны и жизни тех обитателей Средиземья, владения которых проходила армия. Отвлекшаяся на разговор Эрэндис не успевает незаметно проскользнуть в свою карету, прежде чем Саурону позволяют сойти на берег, и они, наконец, сталкиваются лицом к лицу - впрочем, если ее присутствие и вызывает у него хоть сколько-нибудь любопытства, он никоим образом его не выражает. Даже его бесцветно-любезные слова приветствия и благодарности звучат так, будто обращены, скорее, к представившему ее Аланору. Эрэндис сама на себя злится за растерянный глупый вид, никак не подобающий представительнице династии; если бы ее сейчас увидела Ар-Зимрафель - на месте испепелила бы взглядом.
- Не беспокойся, девочка моя, во дворце тебе не грозит сомнительное удовольствие лицезреть этого негодяя, - заверяет ее Аланор по дороге в Арменелос. - Надеюсь, я все же ошибся, и Ар-Фаразону хватит здравого смысла избавиться от него. Как знать, возможно, оно и к лучшему… В Мордоре нам бы не хватило сил развоплотить его, но здесь, в непосредственной близости от Менельтармы, заручись мы поддержкой эльфов и магов, сможем отправить эту тварь туда, откуда она явилась.
- Вот что вы подразумевали под обещанием вернуть ему свободу, - понимающе кивает Эрэндис. - Вот только боюсь, ничего у вас не выйдет. Государь и слушать не захочет о том, чтобы уступить хоть крупицу своей победы лорду Гил-Галаду. Не говоря уже о том, что без живого и здорового Саурона на нашей стороне Нуменору никогда не договориться с Умбаром. А пока у нас нет согласия их жрецов, простых харадрим можно только угнать в рабство, но не заставить подчиняться. А на применение силы государь не пойдет, ведь он всегда выступал за освобождение рабов.
Лорд Аланор смотрит на нее изумленно.
- Да ты поскромничала, заявив давеча, что не интересуешься политикой! За месяцы нашего отсутствия ты времени даром не теряла. Помнится, до того, как уехать на войну, я нередко видел тебя в компании сына Элендила. Вижу, его общество благотворно на тебя влияет, и я поспешил вчера со своими опасениями.
- Исилдур здесь не причем, я просто много читаю, - смутившись, отвечает Эрэндис и вдруг осознает, что после того, как она взялась за поручение королевы, у нее почти не было времени даже пройтись с юношей по парку. - Да и леди Иштар всегда рада поговорить о своей родине.
- Вот уж в ком я нисколько не сомневаюсь, - предсказуемо мрачнеет Аланор. - Иштар - в равной степени плохой дипломат и плохая актриса. Саурон - ее единственная надежда договориться со жрецами, но боюсь, в Умбаре ее воспримут всерьез, разве только выяснив, что у нее в Средиземье тайная миссия, лично порученная самим Морготом. И то не раз подумают. Ты должна мне кое-что пообещать, Эрэндис, - серьезно смотрит он на нее. - Дай мне слово, что ни при каких обстоятельствах не станешь помогать им увидеться. Саурону и Иштар. Я не смогу спать спокойно, зная, что по дворцу разгуливает его сообщница.
- Разумеется, я не сделаю такую глупость, - возмущенно откликается принцесса. - Да и как бы мне удалось обойти стражу, что вы выставили вокруг темниц? Ни я, ни Иштар не умеем становиться невидимыми.
Когда Эрэндис, наконец, оказывается в своих покоях, она долго лежит на неразобранной постели, не шевелясь, не в силах поверить, что необычное путешествие, наконец, подошло к концу. Ранее она обещала отужинать в доме тетушки Иорет и продолжить их с Аланором незаконченную беседу о войне, но сейчас ее сил хватает лишь на то, чтобы позвать Замин и осведомиться о том, чем занималась Иштар в ее отсутствие.
- Ее светлость неважно себя чувствовала, - сообщает служанка. - Несколько дней провела в постели, извинялась, что не может никого принимать в таком состоянии. Я, как и было велено, ничего не говорила о том, что вы в отъезде.
- Вот и превосходно, - Эрэндис радуется тому, что удалось избежать ненужных объяснений. - Продолжай держать язык за зубами.
- Конечно, ваше высочество, - кивает Замин и все же не удерживается от вопроса: - Если мне позволено будет узнать… вы видели его? Разговаривали с ним?
- Нас познакомили, - осторожно отвечает Эрэндис. - И не напускай на себя такой испуганный вид, он и не думал вести со мной светские беседы и вообще едва заметил.
- Вот и славно, - радуется Замин. - Я себе места не находила, бесконечно молилась Эру, чтобы дорога скорее привела вас домой, в целости и сохранности.
Эрэндис едва заметно поджимает губы. Отчего-то забота девушки на этот раз не вызывает у нее ничего, кроме раздражения. И она с трудом удерживается от язвительного совета Замин помолиться в следующий раз о том, чтобы она не потеряла свою работу из-за излишнего стремления подружиться с той, кому она обязана повиноваться.
Тетушка Иорет устраивает в честь возвращения Аланора настоящий праздник, и Эрэндис приятно чувствовать себя частью этого торжества, не говоря уже о том, что ужин в сравнении с преобладающими в Нинданосе рыбными блюдами кажется просто восхитительным. Разговор не сразу перетекает в интересующее ее русло, Аланор будто намеренно избегает всяких упоминаний о Кхамуле, но тут ей на помощь неожиданно приходит сама Иорет.
- А что с теми предателями, которые перебежали на сторону Мордора в обмен на вечную жизнь? - прямо интересуется она у племянника. - Ты их всех переловил?
- Часть из них, - уклончиво отвечает Аланор. - Но благодаря полученной информации надеемся выйти и на остальных. Государь опасается, что они могут начать сеять смуту среди южан. Думаю, правитель Умбара желает этого не больше нашего.
- Разумеется, если учитывать, что его должность - фикция, - замечает Эрэндис. - Вот Король Рун, например. Естественно, что всякий жрец поддержит ставленника продолжателя дела Моргота, успешного воина, а не жадного пройдоху, занятого только своим гаремом.
- В том-то и дело, что не всякий, - возражает Аланор. - Есть у них один на редкость принципиальный тип. Ученый муж, даром что вырос в степях в окрестностях Рун. Пользуется большим авторитетом. Наши люди в Хараде за столько лет так и не смогли втереться к нему в доверие. Когда местные о нем говорят, шутят, что если бы Моргот, не приведи Эру, вернулся в Арду и предстал перед этим человеком, тот бы попросту разжаловал его из темных властелинов за недостаточное соответствие идеалам, которых он придерживается.
Эрэндис вспоминается разговор с Иштар на пиру у королевы Ар-Зимрафель. Та тоже упоминала некоего несговорчивого жреца, без дозволения которого Харад не согласится покориться Ар-Фаразону и попытается, воспользовавшись ситуацией, завоевать Кханд. Если следующей их целью станет Рун, король рискует не только на долгие годы увязнуть в изнурительной и бессмысленной войне без правил, но и преемнику своему оставит крайне сомнительное наследие.
- А почему вы думаете, что он настроен против Кхамула? - спрашивает Эрэндис. - Я думала, улаири в Умбаре побаиваются. А этот жрец, каким бы влиятельным он ни был, всего лишь человек из плоти и крови.
- Саурон больше не покровительствует Кхамулу, - напоминает ей Аланор. - Планировал ли он отступить или сдался в плен под гнетом обстоятельств, он недвусмысленно дал понять, что снимает с себя ответственность за дальнейшие действия своих людей. А без тени повелителя за спиной Кхамул в глазах жрецов - не более чем пережиток прошлого. Бессмертия он в любой момент может лишиться, стоит Саурону пожелать. Те, кто помнил его еще человеком, давно умерли. В Рун уже много лет нет даже намека на развитую государственность. Над легендой о возвращении Короля там только посмеются.
- Харадрим и вастаки Рун - фактически один народ, - отзывается Эрэндис. - Кхамулу не обязательно возрождать в тех землях древнее королевство. Задайте вопрос в любой стоянке кочевников по ту сторону Андуина, и вам ответят, что хотят жизнь, как в Умбаре.
- Только оттого, что умбарские жрецы регулярно посылают на восток своих проповедников, - саркастично поясняет Аланор. - Магистр Шия, о котором мы только что говорили, начинал свою карьеру с таких путешествий. Ты можешь спросить у Палландо, он расскажет тебе, какую наглую ложь эти возмутители спокойствия сеяли среди вастакских кланов. Один только миф о независимости Умбара чего стоит. Мог ли я подумать еще двадцать лет назад, что нам придется угрозами применения силы добиваться дозволения высадиться в умбарском порту? Что нуменорская крепость будет со всех сторон окружена их базарами и гнусными домами собраний, которые они именуют храмами, и мы будем чувствовать себя там захватчиками? Что мне, разрази их гром, придется ходить по одним улицам с корсарами и разбойниками?
- Но ведь нуменорцы построили крепость на месте их города, - не выдерживает Эрэндис. - Основатели Умбара не могли не понимать, что истерлинги вернутся. Они всегда возвращаются на места своих поселений, особенно если там стояли храмы.
- А нам что же теперь, встречать их с распростертыми объятиями? - возмущается тетушка Иорет. - Такими темпами, следующий храм они построят в Нуменорэ! Вам еще повезло, ваше высочество, что никогда в жизни вам не приходилось общаться с истерлингами. Вот кому палец в рот не клади. Взять даже гостью вашу, уж на что мерзкий народ вариаги, а сколько лет она с ними росла, и семейка ее не повод для гордости, но врожденное нуменорское благородство не утратить, куда бы ни занесла тебя судьба. И посмотрите на ее свиту. Настоящие дикари!
Изысканные блюда госпожи Иорет внезапно перестают казаться Эрэндис такими уж аппетитными, а жаркое приобретает неприятный привкус картона. Лорд Аланор поспешно меняет тему, но принцесса выдерживает лишь предписанный этикетом минимум времени и, сославшись на усталость, возвращается в дворец.
- Все это глупости, - напоминает она себе, глядя в зеркало. - А чего ты ожидала после войны?
На следующий день самочувствие Иштар значительно улучшается, и она находит в себе силы выйти на прогулку в сад. На долю секунды Эрэндис охватывает сожаление о том, что она не может рассказать подруге о переполняющих ее впечатлениях. Вместо этого она, не видя смысла скрывать очевидное, подтверждает правильность их догадок.
- Значит, он в Арменелосе, - Иштар как будто неверяще качает головой. - Мне до сих пор сложно поверить, что он на это все-таки решился.
- Кто решился? - с усмешкой спрашивает Эрэндис. - Тар-Майрон или король?
- Им обоим удалось меня удивить, - Иштар улыбается в ответ. - Пожалуй, не стоит упоминать об этом в речи, которую я подготовила для встречи с его величеством. И что же, теперь он так и будет оставаться в темницах?
- Скоро мы узнаем, - Эрэндис поправляет накидку: они стоят на смотровой площадке дворцового парка, открытой всем ветрам, - и неожиданно спрашивает: - Иштар, расскажите мне о магистре Шие.
- Я не знакома с ним, я ведь говорила вам прежде, - без тени удивления отвечает та. - И если хоть половина слухов правдива, предпочла бы не встречаться как можно дольше.
- А ваши… ваши приятели… то есть, те, с кем вам приходилось встречаться в Мордоре, - Эрэндис тщательно подбирает слова, - они, возможно, знают больше?
- Шия приходил в Мордор, когда я была в другом месте, - тон Иштар вдруг становится очень холодным, будто она вспомнила о чем-то неприятном. - Он тогда еще не был магистром, а я… пожалуй, можно сказать, была весьма далека от того, чтобы стать собой сегодняшней. Майрон его не учил, с жителями цитадели он характерами не сошелся. Они ведь все по натуре воины, а Шия - человек совсем другого склада. Никто и не ожидал, что он вернется, да еще и при трагических обстоятельствах.
- Что у него произошло? - Эрэндис кажется, что она уже знает ответ. Что, в конце концов, могло произойти с простым вастаком в те неспокойные времена, если даже Мордор показался ему подходящим пристанищем.
- Он потерял семью, мать, любимого брата, - озвучивает ее подозрения Иштар. - Чудом смог спасти одну из племянниц. Он оставил ее на попечение женщин цитадели. Оркских женщин, разумеется.
- Бедная девочка, - содрогается Эрэндис от одной мысли. - Ужасная судьба - быть воспитанной орками.
- С каждым днем я все больше убеждаюсь, что быть воспитанной людьми или эльфами - не настолько уж большая привилегия, - изгибает бровь Иштар. - Орки отличаются лишь тем, что в их случае форма соответствует содержанию, и тебе требуется куда меньше времени, чтобы начать их ненавидеть. Шие, во всяком случае, все это не мешало. Он оставил ребенка в Барад Дуре и ушел.
- И что с ней стало потом? С этой девочкой? - взволнованно спрашивает Эрэндис. Иштар равнодушно пожимает плечами.
- Она росла, как и полагается ребенку. Я видела ее, когда впервые приехала в Мордор. Кажется, потом Майрон говорил мне, что когда она окрепла и успокоилась, ее передали на попечение людям. Шия много лет не вспоминал о племяннице. А когда снова заинтересовался ее судьбой, разыскать уже не смог.
- Думаете, поэтому он хочет завоевать Кханд? - задумывается принцесса. - Из мести? Ведь его родные наверняка были убиты вариагами.
- Здесь все смешалось - месть, политика, пророчества, - отвечает Иштар. - Магистр Шия принадлежит к течению, полагающему, что простых молитв для приближения возвращения Мелькора недостаточно. И если на жертвенник суждено пролиться крови, он отдаст предпочтение крови чужеземца. Это веяние периодически возрождается и снова до поры исчезает. Весьма распространенный среди вельмож харадрим метод сведения счетов и устранения конкурентов.
- Как же вы не боитесь возвращаться туда, Иштар! - потрясенно выдыхает Эрэндис. - Ведь вы тоже чужеземка среди вариагов и в случае чего уже не сможете укрыться в Мордоре.
- Я никогда не собиралась бежать в Мордор прятаться, - недоуменно смотрит на нее Иштар. - Я видела войну ближе, чем вы можете себе представить, моя милая, и, к тому же, слишком полезна для Кханда, чтобы они пытались от меня избавиться. Что касается Шии, он мне до крайности несимпатичен, но я его не боюсь. Хотя и в их забавное противостояние с Кхамулом вмешиваться не стану.
- Вам и об этом известно? - широко раскрывает глаза Эрэндис. Если бы она не знала, что это невозможно, решила бы, что женщина весь вчерашний ужин простояла у нее за плечом, внимательно прислушиваясь к каждому слову.
- Об этом известно каждому, за исключением военачальников вашего короля, - весело отвечает Иштар. - А вот этот момент, напротив, непременно стоит отразить в моей речи. Не спрашивайте меня, почему, я всегда теряюсь, когда речь заходит об отношениях между родственниками. Знала я одну семью, у отца было три сына и множество внуков… каждая семейная ссора отзывалась резонансом в жизни всех, кому не посчастливилось с ними повстречаться или, что еще хуже, породниться...
- Подождите, - останавливает ее Эрэндис, чувствуя, как от изобилия информации в беззаботной болтовне Иштар у нее голова идет кругом. - Магистр Шия и Кхамул - родственники? Но разве у Кхамула была семья?
- А почему вас это удивляет? - поводит плечом Иштар. - Хранители девяти колец до того, как пришли к Майрону, были людьми. Каждый с примечательной по-своему биографией. Естественно, у них были жены, дети, у большинства - вполне счастливые семьи. Шия - какой-то дальний потомок Кхамула. Таких в земле Рун много, если задаться целью искать. Просто некоторые семьи передают эту память из поколения в поколение, а некоторые постепенно забывают. Или вы думали, влияние клана определяется только количеством овец?
- Я… я не знала, - тихо отвечает Эрэндис. В этот момент ей вдруг становится почти что физически больно от мысли о том, как много ее родители и бабушка попросту не успели ей рассказать.
- Радуйтесь, что у меня фотографическая память, - не заметив или намеренно проигнорировав смену ее настроения, продолжает Иштар. - В Мордоре тоже есть свои дворцовые хроники, и я помню наизусть все, что когда-либо прочитала. О каждом. Профессиональная деформация, я начинала с того, что доставляла корреспонденцию, тоже в весьма неспокойное время. Зачастую послания передавались на словах, и неточности могли очень дорого мне стоить. И сейчас все это начинает, наконец-то, приносить плоды, - задумчиво добавляет она.
Еще через несколько дней Эрэндис в покои приносят письмо из Роменны, перевязанное шелковой лентой с кисточками. Ар-Зимрафель в свойственной ей сдержанной манере сообщает о возвращении в нуменорские гавани королевского флота. Его величество, король Ар-Фаразон, рассчитывает быть в Арменелосе незамедлительно после окончания подготовленных для него праздненств, в аккурат к ежегодному восхождению на Менельтарму.
11Даже в знойный летний день власть в Долине Гробниц принадлежит лишь пронизывающему до самых костей неумолимому холоду. Эрэндис чувствует прикосновение его ледяных пальцев, когда, следом за королевой проводит рукой по изголовью выточенного из белого мрамора ложа, принадлежащего дремлющему каменному рыцарю в боевом облачении. В полумраке пещеры почивший правитель мало похож на изваяние, и кажется, будто он вот-вот откроет глаза и выйдет к ожидающему его народу, чтобы возглавить торжественное восхождение на Минул-Тарик и произнести положенные молитвы Илуватору.
Эрэндис это место не по душе: подчеркнутый минимализм захоронений в Нойринен будто намеренно противопоставлен роскоши истерлингских курганов. Провожая своих предводителей в их последнее путешествие, нуменорцы проявляют поразительную беспечность, не оставляя им ни золота, чтобы преподнести в дар покровительнице Великого моря, ни оружия, чтобы защититься от возможных опасностей, подстерегающих в долгой дороге. Единственные клинки здесь выточены из мягкого известняка, ибо запрет вносить на Менельтарму все, что может быть использовано для творения или уничтожения, распространяется далеко за пределы святилища.
- Мой отец, - голос Ар-Зимрафель звучит надтреснуто, хотя глаза ее сухи и облик полон царственного спокойствия, - положивший свою жизнь на алтарь благополучия Нуменорэ, возродил древний обычай три раза в год подниматься на вершину священной горы, дабы прославить Эру. Сегодня один из таких дней, Эрулайталэ, день середины лета, и благодаря Эру за дарованные Им величайшие блага, мы вспоминаем и тех, кто уже не может быть рядом с нами.
Королева шествует в глубь пещеры, не замечая, что подол ее платья насквозь пропитался оседающей на серых камнях росой. Эту речь с незначительными отступлениями она произносит каждый праздник, отдавая долг памяти предкам, и хотя придворные дамы уже, должно быть, выучили ее наизусть, никто не решается даже шепотом нарушить торжественную тишину, пока Ар-Зимрафель в задумчивости стоит над соседней могилой.
- Здесь покоится мой дед, король Ар-Гимильзор, - теперь на ее лице отчетливо читается неприязнь. - В своем заблуждении он пытался оставить традиции почитания Эру и валар в прошлом. Мы можем только предполагать, как бы изменил будущее Нуменорэ успех его планов. Его величество был прославленным государственным мужем, хотя дни его правления нельзя назвать светлыми и безмятежными. Отголоски былых раздоров мы слышим и сегодня, хотя я счастлива сознавать, что мой супруг, да продлит Эру его годы, делает все возможное для того, чтобы вернуть мир и процветание этим землям, а также дружбу с квенди, так неосторожно нами утраченную. Мое сердце особенно радует приезд нашего дорогого друга Палландо, что сегодня вместе с нами совершит восхождение и будет просить Эру за Нуменорэ и всех нас.
Эрэндис не знает, о чем говорит король Ар-Фаразон, посещая гробницы Нойринен - он никогда не берет с собой сопровождающих, - однако отчего-то ей кажется, что его обращение к ушедшим королям разительно отличается от похожих на самоубеждение слов Ар-Зимрафель. Принцесса безразлично скользит взглядом по суровому и даже в посмертии отягощенному заботами и печалями лицу Ар-Гимильзора, а в памяти ее так некстати звучит веселый голос Иштар.
- Вашего покойного государя превозносят совершенно неоправданно, - отвлеченно рассуждает та, сидя прямо на траве, прислонившись спиной к дереву. - Простым отрицанием власти валар можно было удивить кого-то во времена его прадеда, короля Ар-Адунакора, люди тогда вообще были консервативнее, чем сегодня. Что до наследников, они, скорее, действовали по инерции, доблести в этом мало.
- Что же еще вы от них хотите? - удивляется Эрэндис. - Среди нуменорцев в этом вопросе по-прежнему нет единства.
- И совершенно справедливо, - пожимает плечами Иштар. - Вы не можете перечеркнуть тысячи лет истории, всего лишь запретив использовать эльфийские языки и взяв высокопарное имя на адунаике. Баланс нельзя нарушать. Забирая, необходимо предложить что-то взамен. Тогда и перемены не будут столь болезненными.
- Король Тар-Палантир говорил о необходимости возрождения отношений с эльфами, - напоминает Эрэндис. - Пусть из-за моря больше не приходят корабли, мы еще можем найти союзников на большой земле. Пока что государь не слишком благосклонен к этой идее, но королева горит желанием продолжить дело своего отца. Продолжить самостоятельно, а не стараниями лорда Амандила.
- Все это забавно, но так и останется праздными разговорами, - пренебрежительно отмахивается Иштар. - Возврата к прошлому быть не может. Не вы ли давеча напоминали: ничто не восстанавливается. За эти годы изменились и эльфы, и люди, и сама Арда.
- Разве краеугольный камень вашей веры не возвращение к прошлому? - не выдерживает Эрэндис и тут же прикусывает язык, таким обжигающе холодным взглядом окидывает ее Иштар.
- У вас в голове все смешалось, - с сожалением констатирует она. - Для Мелькора не существует такого понятия, как время, оно, скорее, нужно простым смертным, чтобы не потеряться в том океане возможностей, что открыты для их фэа. Настоящая свобода ничем не может быть ограничена, но не боятся ли люди больше всего на свете именно свободы и ответственности за сделанный выбор? В незапамятные времена ваши обожаемые квенди покинули Валинор, на собственной шкуре изведав, что влечет за собой свобода выбора. Им, кажется, не понравилось. Ради того, чтобы вернуться обратно, они буквально были готовы перевернуть небо и землю, а те, что остались в Средиземье, живут в плену воспоминаний, сожалений и мечтаний о несбывшемся, ни во что ни вмешиваются, ни к чему не стремятся. И от кого, если не от них, люди впитали этот бессмысленный страх? - Иштар недолго молчит. - Для Мелькора нет времени. А если времени нет, значит, нет прошлого или будущего. И нет смерти.
- Время здесь как будто остановилось, - звучит прямо над ухом Эрэндис голос Ар-Зимрафель, и девушка вынуждена вернуться к реальности. Посещение гробниц подходит к концу, а значит, ее ждет долгий и утомительный подъем, а затем несколько часов молитвы, каждую секунду которой она будет чувствовать себя предательницей - неизвестно, какого народа в большей степени. Впрочем, на лице королевы на этот раз она тоже не видит радостного предвкушения.
- В Долине гробниц я всегда чувствую себя потерянной, - признается Эрэндис. - Ведь где-то похоронены и мои родители, бабушки и дедушки. А я уже никогда не узнаю, какими они были, и не смогу посетить их могилы. Если им вообще выпала такая роскошь, как достойное погребение.
Принцесса ожидает от Ар-Зимрафель язвительной отповеди, но та неожиданно крепко стискивает ее ладонь.
- Фаразон когда-то пытался узнать, кем были ваши родители, - глухо произносит она. - Возможно, возьмись он за дело сразу, ваши перемещения еще можно было отследить. Но, сами понимаете, война... И многие нуменорцы так и не вернулись с нее домой и даже не удостоились упокоиться на родной земле.
- Наша родная земля - Белерианд, - неожиданно резко отзывается Эрэндис. - Так, по крайней мере, считает Иштар. И его больше нет.
- Я совсем забыла об Иштар во всей этой суматохе, - поджимает губы Ар-Зимрафель. - Выходит, зря я отослала вас так рано из Роменны. Фаразону ваш отъезд пришелся не по душе, а о его тайных делах вы так ничего и не узнали.
- Лорд Аланор подозревает всех и вся, как обычно, - невинно разводит руками Эрэндис. - А леди Иорет - вы ведь знаете ее вечные чудачества. Я ничего не могла поделать.
- По крайней мере, одна положительная сторона в этом все же имеется, - признает королева. - Иштар не встретилась с послом Харада прежде моего супруга, а значит, у них не было времени сговориться.
- Что мешало им сделать это раньше, до капитуляции Мордора? - они, наконец, выходят из пещеры, и Эрэндис жмурится от ослепительного солнечного света. - Не думаю, что Иштар пустилась бы в путь, не предусмотрев все возможные варианты.
- И все же кое-чего она учесть не могла, - королева позволяет себе легкую полуулыбку. - Харадрим отправили в Арменелос вовсе не того посла, которого планировали изначально. Этот человек появился в окружении правителя Харада совсем недавно и уже успел доказать свою способность к ведению переговоров без клинка, приставленного к горлу. Он даже заинтересовал Фаразона. После их встречи мой супруг был весьма воодушевлен.
- А вы не находите это странным? - замедляет шаг Эрэндис. - В Хараде человек, появившийся из ниоткуда, не может сделать столь стремительную карьеру. Он должен был предложить их правителю что-то очень весомое.
- Он маг, - парирует Ар-Зимрафель. - Не базарный фокусник, каких среди южан сотни, а настоящий волшебник, наделенный даром и большой мудростью. Хараду давно не давали покоя привилегии, которыми пользуется король Нуменора, поддержка синих магов - среди всего прочего, и они были счастливы немного уравнять счет.
- И вас это не пугает? - хмурится Эрэндис. - Где был этот волшебник раньше и почему решил заявить о себе именно сейчас, в такой удобный момент? Не то, что бы я недооценивала господина Палландо, но…
- Я понимаю твои тревоги, но забудь их, - останавливает ее королева. - Лангон на нашей стороне. До поры.
- Лангон? - имя мага внезапно кажется Эрэндис смутно знакомым. - Выходит, он не истерлинг?
- Похоже, что нет, - отвечает королева. - Он родом из северных земель. Мне достаточно того, что Алатар знает, что эта за птица и откуда явилась. Во всяком случае, этот человек точно не ставленник Мордора. Саурона и все, что с ним связано, он ненавидит лютой ненавистью и считает настоящей погибелью для Харада. Улаири его не запугать. Если им с Фаразоном удастся найти общий язык, твою миссию в отношение Иштар можно будет считать исполненной.
- Как это? - непонимающе смотрит на нее Эрэндис. - Вы думаете, Лангон согласится на ее условия? А как же жрецы?
- О чем вы только думаете? - со смешком откликается королева. - Если через Лангона нам удастся заключить договор с Харадом, Иштар попросту становится нам не нужна. Будущее Юга - за просвещенными и талантливыми лидерами, а не кликой отсталых жрецов. Если они останутся в меньшинстве, мы сможем, наконец, вернуть Умбар, а они получат Кханд и столь свято верующих в их отвратительное учение вариагов, и на долгие годы будут изолированы по ту сторону Андуина. В конце концов, - добавляет она, - если даже сама Иштар признает, что их родина - затонувший Белерианд, у них не остается никаких прав на нуменорскую землю.
- А что будет с Иштар? - с сомнением смотрит на нее Эрэндис. - Ей вы тоже позволите уехать?
- Ни в коем случае, - удивляется Ар-Зимрафель. - Я ведь давным-давно сказала тебе, что ноги этой негодяйки в Средиземье больше не будет. Посмотрим, насколько она дорога родственничкам, что ныне затаились где-то, как крысы. Впрочем, в их взаимовыручку я нисколько не верю. Так что, полагаю, ее ждет такая же судьба, как и всех прочих государственных преступников.
- Но ведь Иштар ничего не сделала! - возмущенно восклицает Эрэндис, с трудом восстанавливая самоконтроль. Неслыханная глупость - позволять королеве увидеть ее слабости. Однако Ар-Зимрафель не обращает внимания на ее негодование, наслаждаясь своей продуманной местью.
- Что насчет обвинений в шпионаже? Родства с отступником, приговоренным к смерти во всех свободных землях? Неоднократных визитов в Мордор, факт которых она даже не трудится отрицать? Я уже молчу об их мерзостном вероучении, что она, как мне донесли, практикует и здесь, в самом сердце Нуменорэ, накануне священного дня Эрулайталэ! К тому же, если однажды она уже предала Саурона, что помешает ей поступить так же по отношению к нам? У вас слишком мягкое сердце, принцесса. Позвольте напомнить, что вы должны думать, в первую очередь, о благе династии.
- Ваш отец думал о благе династии, - перебивает ее Эрэндис, - и всю жизнь боролся с бессмысленным кровопролитием! Если вы в это не верите, к чему были красивые слова над его могилой? И в чем был смысл нашей победы над Мордором, если она ознаменуется казнями и расправами? Судьба Кханда, судьба Рун не может зависеть от того, кто из ваших союзников ненавидит Саурона!
- Пожалуйста, не утомляйте меня этим вздором, - возводит взгляд Ар-Зимрафель. - Если мне понадобится консультация воспитанницы моего супруга при управлении государством, я вас немедленно извещу. А пока извольте произносить благословение на каждое решение вашей королевы, - она нехорошо улыбается. - Иштар свою роль сыграла до конца. На вашем месте я бы больше тревожилась о собственном будущем.
Ар-Зимрафель резко выпускает ее руку и поднимается в одну из карет, что должна доставить их к месту начала шествия. Экипаж трогается с места, а Эрэндис все еще стоит неподвижно, пока на каменистой площадке не начинают появляться следовавшие за ними придворные дамы.
Подозвав Замин знаком, она делает то, о чем, вне всяких сомнений, впоследствии пожалеет, - именно поэтому откладывать молниеносно принятое решение ни в коем случае не следует.
- Возвращайся в Арменелос, - тихо отдает она распоряжение. - Передай от меня сообщение леди Иштар. Только лично, с глазу на глаз, и не вздумай обсуждать это ни с кем во дворце, даже с ее людьми.
- Как можно, ваше высочество, - торопливо заверяет ее Замин. - Что я должна сказать?
- Только одно, - собравшись с духом, отвечает Эрэндис. - Скажи ей, что посол Харада - волшебник по имени Лангон. У него что-то есть против нее. Если это вообще имеет какое-то значение, имени будет достаточно.
- Ее светлости грозит опасность? - взволнованно спрашивает Замин. - И… Фаду тоже?
Эрэндис раздраженно смотрит на служанку, но потом решает, что в данный момент ее нежелательное увлечение может послужить всеобщему благу.
- И ему, - подтверждает она, искренне надеясь, что ее слова не услышит ненароком какой-нибудь злобный дух. - А вот до какой степени - пусть Иштар сама делает выводы. Отправляйся немедленно и постарайся управиться как можно скорее.
Замин послушно кивает и исчезает в толпе, а Эрэндис делит экипаж с вездесущей тетушкой Иорет. День только начинается, и до окончания молитвы она не может позволить себе даже глоток сладкой воды. Спутница ее, впрочем, беззастенчиво пользуется привилегиями возраста и с удовольствием пьет сироп, приправленный корицей - наверняка, втайне от племянника, не поощрявшего ее увлечение сладким.
Принцесса надеется перехватить короля до начала восхождения, но к Ар-Фаразону не так легко пробиться сквозь толпу, и Эрэндис приходится занять скромное место где-то в середине процессии. Дорога петляет, обвивая гору подобно змее, а где-то среди серебристых облаков витают три огромных орла - картина, хорошо знакомая каждому паломнику. Эрэндис старается держаться дальше от края узкой тропы и испуганно вздрагивает, когда ее подхватывает под локоть уверенная рука.
- Государь уже спрашивал о вас, Эрэндис, - весело замечает невесть откуда появившийся Исилдур. - Ее величество сказала, что вы разминулись у гробниц.
- Я задержалась, - мило улыбается принцесса и, как обычно, краснеет: - А потом оказалась в одной карете с тетушкой лорда Аланора, а она, сами знаете, кого угодно заговорит до смерти. Не могу выразить, как хочу скорее повидаться с государем! Кажется, он уехал тысячу лет назад!
- Скоро ваше желание исполнится, ведь он послал меня найти вас. Во время молитвы вы должны будете стоять рядом с королевой и ее родней.
Эрэндис устало закатывает глаза - порой обязанности принцессы оказываются слишком обременительными. Удивительно, но не видя Иштар несколько дней, она уже начинает чувствовать, что скучает по ее обществу и остроумным репликам, и перспектива терпеть жалобы и бесконечные сплетни младших принцесс приводит ее в отчаяние.
Впрочем, Иштар скорее бросится в море, чем по доброй воле приблизится к святилищу на Менельтарме. Придерживаясь необходимых для собственной безопасности приличий, она с большим предубеждением относится ко всему, что напоминает о Валиноре. Эрэндис могла бы удивиться - если бы не наблюдала схожее поведение у некоторых особенно убежденных сторонников идей покойного короля Ар-Гимильзора.
- Хорошо, что он дома, - повторяет Эрэндис. Эта мысль ее будто успокаивает. Исилдур согласно кивает.
- Королева твердо намерена продолжить череду праздников, что начала еще в Роменне. Жаль, что вас там не было, Эрэндис, фейерверки были великолепны. А сегодня, полагаю, будут еще лучше. Вы ведь еще не знаете, что после молитвы и церемонии в тронном зале его величество ожидает узкий круг гостей в своих покоях, отужинать с ним. Думается мне, он хочет сообщить что-то важное касательно войны. Мои отец и дед тоже приглашены. Государь известил о своих планах, как только вернулся. И все окутано тайной.
- Вот как? - Эрэндис чувствует, что потусторонний холод, скрывающийся в гробницах, следует за ней по пятам, словно тень, и даже святости Менельтармы не по силам победить его злую волю. Еще она подозревает, что Исилдур надеется вытянуть из нее информацию о замысле короля, наверняка, по просьбе своего отца, и от этого становится еще холоднее. - Что же… я надеюсь, это будут хорошие новости. Только бы не новый поход.
- А вот мой дед так не думает, - серьезно возражает Исилдур. - Теперь, когда наша главная угроза - Саурон - нейтрализована, противостояние Верных и людей короля выходит на новый виток. И поход - отличный способ укрепить свое влияние. Королю по душе победители. Вы ведь уже слышали о предложении лорда Аланора по Умбару?
- Когда бы я только успела? - вздыхает Эрэндис. - Исилдур, это же глупо. Лорд Аланор не желает зла княжескому дому Андуниэ. Он всего лишь исполняет приказы его величества, как, собственно, и все мы.
Впервые в жизни Эрэндис рада, когда на вершине горы одна из девиц из королевской свиты бесцеремонно вмешивается в разговор с каким-то глупым вопросом, утягивая ее за собой. Теперь в полной мере становится ясна ирония Аланора, с которой тот расспрашивал ее об отношениях с Исилдуром. В одном верный слуга государя оказался прав: год за годом проходил, и принцессой никто не интересовался, она преспокойно могла читать книги, танцевать на балах и проводить лето у моря, но в одночасье все переменилось. Отныне ее рассматривали, оценивали и, нисколько не беспокоясь о ее мнении, сделали частью игры с довольно жесткими и, главное, совершенно непонятными правилами.
Ар-Зимрафель и стайка окружающих ее девушек прилежно повторяют слова древней молитвы, а Эрэндис все тяжелее стоять на месте, борясь с подступающей дурнотой. Дело ли в нестерпимой даже для середины лета жаре, накопившихся усталости и противоречивых впечатлениях, разыгравшихся нервах или периодически прорывающемся сквозь монотонный голос Ар-Фаразона раздражении, но звон в ушах принцессы все нарастает, а ноги внезапно кажутся сделанными из песка.
Эрэндис оттягивает ворот плотно облегающей шею накидки, но во влажном воздухе, совсем не характерном для гор, ей чудится лишь горчащий привкус диких трав. Орлы кружат совсем низко над землей, солнца уже давно не видно за набежавшими на небо мрачными облаками, а спустя несколько минут внезапно начинает накрапывать мелкий дождь.
- В первый раз на моей памяти такое, - замечает леди Иорет. - Эру никогда не посылает дождь во время молитвы. Нехорошо это, значит, наше служение ему не по нраву.
- Что за предрассудки! - фыркает Исилиэль, одна из королевских кузин. - Просто слегка моросит.
Эрэндис закрывает глаза, словно это может приглушить звуки вокруг и притупить запахи, но темнота, смеясь над тщетными попытками, увлекает ее в свой танец, и она машинально хватается за руку стоящей поблизости дамы, чтобы сохранить равновесие.
- Ваше высочество, что с вами? - дама обеспокоенно поворачивается. - Да вы же вся бледная, и руки ледяные! Прикажите подать сюда воды немедленно!
- Эрэндис, вы в порядке? - прищуривается тетушка Иорет. - Вы будто привидение увидели!
Эрэндис, и в самом деле, чувствует себя так, словно грань между мирами на несколько секунд сделалась совершенно эфемерной, а окружающие ее люди превратились в свои призрачные отражения. Дама склоняется совсем близко к ней, и ее лицо со сбегающими по щекам дождевыми каплями кажется безжизненно-серым. Принцесса не знает, к кому обратиться в толпе: все вдруг обретают настолько отталкивающий облик, будто хорошо знакомых ей людей подменили на неизвестно каким чудом выбравшихся из долины Гробниц духов. Сквозь ее панику уже не долетает ни одной разборчивой фразы, только безупречно поставленный горос короля, четко и выразительно произносящего благодарственную молитву.
Одна из птиц в вышине издает душераздирающий клекот, и Эрэндис уже не чувствует подхвативших ее рук. Менельтарма погружается в беспросветную мглу.
Похоже, ей снится сон, вот только картинки в нем сменяются так быстро, что уследить за последовательностью невозможно. Дождь над святилищем превращается в настоящий потоп, и целые реки стекают вниз, затапливая полыхающие в отблесках молний гробницы. Иштар, разряженная в одно из своих пышных восточных платьев, расшитых золотом, над чем-то заразительно смеется, а спустя мгновение уже безжизненно лежит на красном от крови песке. Высокий статный темноволосый мужчина в короне стоит к ней спиной, и Эрэндис из последних сил тянет к нему руку, не то взывая о помощи, не то, напротив, стараясь защитить от опасности. Государь непривычно молчалив, но когда она, отчаявшись, окликает его по имени, резко оборачивается. Принцесса не может сдержать пораженного возгласа - в одеждах короля Ар-Фаразона перед ней стоит Исилдур и снисходительно улыбается.
Эрэндис знает лишь один способ получить эту корону.
- Где… где его величество? - шепчут непослушные губы. - Где король?
- Господину не понравится, что детеныш задает вопросы, - каркающим голосом хрипит со стороны оркская служанка Саурона из давнего сна. - Маленькая ведьма приносит с собой беду.
Исилдур вдруг исчезает, будто рассыпается в прах, а на его месте возникает другая фигура, лица которой не разглядеть за низко опущенным капюшоном. Руки, что касаются лица девушки, горячи настолько, что она в недоумении отшатывается, а голос - голос кажется ей одновременно чужим и хорошо знакомым.
- Я оставляю тебя, чтобы вернуться, Хинд, - говорит незнакомец на вастакском наречии. - Где бы ты ни была, зов девы моря Рун приведет тебя домой.
- Где король? - встряхивает она головой и чувствует, что начинает просыпаться. Незнакомец, как и другие образы из ее сна, растворяется в неизвестности, и она тщетно пытается ухватить его за широкий рукав мантии. - Что вы сделали с королем?
- Сообщите его величеству, немедленно, - чересчур громкий женский голос окончательно развеивает видение. - Она очнулась.
Хлопающие двери, шумные разговоры, суета вокруг - когда Эрэндис открывает глаза, она не сразу узнает комнату, в которую ее перенесли. Целительница, что хлопочет рядом, выдыхает с явным облегчением.
- Вы нас порядком напугали, ваше высочество, - она поправляет подушки и тут же подносит к ее губам кубок с темной жидкостью. - Выпейте, вам станет легче. Вам сейчас нужно много пить и еще больше - отдыхать.
- Что со мной произошло? - Эрэндис пытается приподняться и морщится от ломящей боли во всем теле. - Я помню только Минул-Тарик… и орлов… тогда еще пошел дождь…
- Вы два дня пролежали в лихорадке, госпожа, - отвечает целительница. - Потеряли сознание прямо во время молитвы. Государь приказал позвать лучших докторов и немедленно известить его, как только наступят улучшения. Вы заставили всех поволноваться.
- Два дня? - Эрэндис неверяще качает головой. - Я не приходила в себя два дня? Но где же я сейчас?
- Разумеется, во дворце, - целительница забирает пустой кубок и тут же наполняет его новым лекарством. - Его величество был так сердит. Сказал, настоящее безумие - устраивать шествие в такую страшную жару. Вы, к тому же, были в то утро голодны и, верно, совсем без сил. Я никогда не была сторонницей этого религиозного фанатизма…
- Эрэндис! - Ар-Фаразон входит в помещение быстро, порывисто, и полы мантии развиваются за его спиной. Целительница тут же вскакивает на ноги и склоняется перед ним в глубоком поклоне.
- Как ты себя чувствуешь? - король занимает место подле ее постели и прикасается рукой ко лбу. - В каком она состоянии? - спрашивает он целительницу.
- Принцесса пошла на поправку, - угодливо отвечает та. - Хотя ночь в бреду меня очень обеспокоила. Думаю, не меньше недели ей следует провести под наблюдением. Она все время звала вас. Даже сейчас, первым делом спросила, где его величество.
- Этот сон, - вспоминает Эрэндис и ежится от охватившего ее суеверного страха. - Я никак не могла найти вас, вы все время куда-то исчезали. А потом Иштар… и Исилдур, да, я совершенно точно видела Исилдура в вашей короне. Еще и приняла его за вас. Простите, ваше величество, я болтаю глупости, - поправляется она, заметив помрачневшее лицо Ар-Фаразона.
Взмахом руки тот отсылает целительницу, однако не спешит упрекать Эрэндис за неподобающие разговоры.
- Ты еще очень слаба, - говорит он. - Я велю прислать сюда твою служанку. И леди Иорет очень хотела тебя навестить. Кажется, она придает особое мистическое значение произошедшему на Минул-Тарик. По ее словам, тебе могло открыться видение, которое тебя и напугало. Сны, что являются в святилище, как правило, вещие.
- Я так не думаю, - совершенно искренне усмехается девушка. - Я не видела ничего, кроме дождя. Я так рада, что вы здесь. Теперь я очень быстро поправлюсь. Я ждала вас.
- Я знаю, - добродушно улыбается король. - Так ждала, что сбежала от меня в столицу. Хотя осудить тебя за любопытство я не могу, здесь было, на что взглянуть. Я благодарен, что ты ничего не сказала Ар-Зимрафель. Она подняла бы много шума, вмешались бы эти крючкотворы из совета Скипетра и доставили бы Аланору немало проблем. Я уже сообщил им. Вечером после молитвы, за ужином.
- И как королева отнеслась… ко всему? - широко раскрывает глаза Эрэндис. - Поверить не могу, что я это пропустила.
- Она переживет, - пожимает плечами король. - Она приняла мои аргументы. Мы не могли оставить Саурона в Мордоре. Его силу необходимо держать под контролем. Когда тебе станет лучше, мы поговорим об этом.
- Будьте с ним осторожны, - внезапно просит Эрэндис, крепче сжав его руку. - Я не смею советовать и не знаю, как вы собираетесь решить его судьбу, но много раз все обдумайте.
- Я хорошо понимаю, с кем имею дело, моя дорогая, - кивает король. - Не думай сейчас о Сауроне. Ты должна сосредоточиться только на своем выздоровлении.
- А Иштар? - не удерживается она от тревожащего ее вопроса. - Что теперь будет с ней? Королева рассказала мне о Лангоне...
- И, как обычно, многое преувеличила, делясь с тобой своими соображениями, - с усмешкой продолжает Ар-Фаразон. - Леди Иштар меня впечатлила своей решительностью в намерениях бороться за освобождение военопленных из Кханда. Она продолжит пользоваться нашим гостеприимством до тех пор, пока мы не придем к соглашению по Умбару.
- Значит, она останется здесь навсегда, - невольно вырывается у Эрэндис. - Я не верю, что нам удастся вернуть город без войны. Лорд Аланор говорит, что ваши дипломаты свою голову не в состоянии найти без географической карты. Большинство в своей жизни не видело ничего, кроме Нуменорэ.
Ар-Фаразона ее прямолинейность, похоже, развлекает.
- Не время и не место строить прогнозы, - отзывается он. - Твое сознание еще затуманено зельями и лекарствами. Скажу только, что необязательно предавать Умбар огню, чтобы добиться от его жителей повиновения. Есть и другие способы. Но голову такой очаровательной юной девицы должны занимать более приятные хлопоты. Когда я возвращался домой из Мордора, я о многом успел подумать. В том числе, о том, как дорога для человека семья. И как важно, чтобы его вторая половина была из того же теста, что и он.
- К чему вы это говорите? - настораживается Эрэндис. - Неужели опасения королевы не беспочвенны? Вы несчастливы с ней?
- Речь сейчас не обо мне и королеве, - останавливает ее Ар-Фаразон. - Я говорил о тебе. В твоем возрасте моя мать уже заключила помолвку с моим отцом. Супруга моя, как и полагается доброй тетушке, взяла на себя заботы об устройстве судьбы твоей кузины Исилиэль. Вот я и подумал, что за тяготами войны мы не должны забывать, ради чего берем в руки оружие - ради счастливого будущего наших детей и продолжения нашего рода под мирным небом.
Эрэндис не сразу находится с ответом, словно все происходящее вокруг - не более, чем продолжение ее кошмарного сна. Сосредоточиться на главном не удается - вместо этого принцесса зачем-то отмечает неровный южный загар короля, его особенно заметную в парадных одеждах худобу, выцветшие пряди волос. Забавно, в родных краях она никогда не представляла, что черный цвет тоже может выгорать на солнце, словно волосы истерлингов не были подвластны магии Ариэн.
- Вы хотите выдать меня замуж? - уточняет она, стараясь до поры до времени не выказывать разочарования, и король довольно улыбается.
- Разве не об этом мечтает любая девушка? Я не стану скрывать от тебя свои мотивы, Эрэндис. Умбар скоро вернется под наш контроль, а со временем - и другие земли под властью харадрим. Мы не можем позволить Врагу и продолжателям его дела и дальше угрожать нашей безопасности из Мордора. Мне нужен на юге надежный человек, из местных, пекущийся об интересах династии. И хотя почти вся твоя жизнь прошла в Нуменорэ, в твоих жилах течет истерлингская кровь, и характером ты не похожа на местных девиц. Вот почему я убежден, что брак с коренным нуменорцем вряд ли сделает тебя счастливой. Ты знаешь, я не доверяю магам, но этот лорд Лангон вовремя оказался здесь. Он сам предложил выступить посредником при заключении твоей помолвки с сыном правителя Харада, и я не вижу причин ответить отказом.
- Вы говорите о том, что желаете мне счастья, и одновременно настаиваете на помолвке в политических интересах? - неверяще переспрашивает Эрэндис. - И мне даже не будет позволено увидеть моего жениха?
- Разумеется, все зависит лишь от твоего решения, Эрэндис, - сводит брови на переносице Ар-Фаразон. - Но позволь напомнить тебе, что и я в свое время поставил интересы династии на первое место. Иначе, возможно, выбрал бы себе совершенно другую жену.
- А Исилиэль? - бесцветно интересуется принцесса. - Для нее вы тоже присмотрели харадского принца?
- К замужеству Исилиэль я отношения не имею, все это дела ее величества, - сжимает губы Ар-Фаразон. - Впрочем, решение ее разумно, и я охотно дам свое благословение на ее брак с сыном Элендила.
- Вы имеете в виду Анариона? - Эрэндис изо всех сил стискивает край подушки, чтобы не вызвать у короля ненужных подозрений, но тот никогда не обладал достаточной душевной чуткостью, чтобы заметить что-то.
- Нет, кажется, Ар-Зимрафель говорила об Исилдуре... Верные в последнее время обретают все большую силу, и я не вижу другого способа бороться с Амандилом, кроме как связав его нерушимыми узами с нашей семьей. Поначалу я думал о тебе, но путешествие на юг заставило меня пересмотреть приоритеты. Люди там живут иной жизнью... И даже если бы Исилдур сам просил твоей руки, я бы с величайшим неодобрением принял такой союз. Так что не видать ему моей короны, кроме как в твоих снах, дорогая Эрэндис. Но, пожалуй, мы слишком заговорились о делах, а я бы не хотел утомлять тебя, пока ты не оправишься от болезни. Надеюсь, что добрые вести ускорят твое выздоровление.
Когда Ар-Фаразон уходит, а перед Эрэндис вырастает целая гора пузырьков и фиалов с разнообразными снадобьями, ее сил хватает лишь на то, чтобы вымученно улыбаться на замечания целительницы. Бедная бабушка даже в самых смелых фантазиях представить себе не могла, что вечно носящаяся по побережью и курганам Хинд с разбитыми коленками и спутанными волосами в один прекрасный день станет невестой правителя… нет, пожалуй, стоит называть вещи своими именами, невестой наместника нуменорского короля в Хараде. Ни одна вастакская девочка из земли Рун не удостаивалась подобной чести.
- Знаете, в Умбаре долгое время бытовало распространенное заблуждение, будто бы ваш государь - самовлюбленный и недальновидный болван, заполучивший престол лишь благодаря хитрости своего отца, - парой недель раньше туманно замечает Иштар. - Приятно было познакомиться с вами и понять, что жизнь куда многограннее и интереснее, чем мы только можем себе представить.
- Что же я сделала такого необычного? - удивляется Эрэндис. - Во мне нет ничего особенного.
- Как давно король привез вас в Нуменор? - прищуривается Иштар. - Больше десяти лет назад, это точно. Тогда никто не сомневался в том, что Майрон выиграет войну. Он всегда выигрывает, хотя зачастую не знает потом, что делать с этими победами… А вот Ар-Фаразон даже заведомо безнадежную ситуацию умеет обратить себе на пользу. Вырастить в своем доме истерлингскую девочку, воспитать эдакое сочетание нуменорской спеси и вастакского темперамента да и еще и гарантировать ей поддержку династии… За вашу руку и сердце развернутся нешуточные баталии, если только Ар-Фаразон заранее не решил вашу судьбу. И я не удивлюсь, если этот план отчасти был продуман им уже тогда.
- Вы, должно быть, шутите, - отнекивается Эрэндис. - Государь так со мной не поступит.
- Но разве вы не находите это странным? - вкрадчиво замечает Иштар. - Мало ли бедных и несчастных детей попадало на невольничьи рынки? Ни до вас, ни после я не замечала за Ар-Фаразоном стремления дать кров всем сиротам. Он выбрал вас, такую красивую… Вы утверждаете, что не помните своего прошлого, но как знать, возможно, ваши родители занимали высокое положение по меркам своей страны. Возможно, кто-то из ваших родичей уцелел, и на него можно повлиять через вас.
- Вы слишком долго общались с Тар-Майроном, - жестко обрывает ее Эрэндис, - и сейчас рассуждаете так, как поступил бы он. Я не желаю этого слушать.
- Но вы не сможете ответить так королю, если он вздумает удачно выдать вас замуж где-нибудь на Востоке, - не остается в долгу Иштар. - Так удушающе много для сироты из степей Рун и так оскорбительно мало для принцессы Нуменорэ. Но выбрать для вас жениха среди нуменорцев - слишком большой вызов обществу даже для Ар-Фаразона. Молитесь, чтобы я ошибалась, ваше высочество.
Иштар никогда не ошибается, в этом Эрэндис уже успела убедиться. Она прикрывает глаза, на миг представляя себя в звенящей тяжелыми золотыми подвесками традиционной диадеме королевы Харада. Выйдя замуж за принца, она сможет, наконец, покинуть в последние дни все более тяготивший ее остров, вернуться домой, постараться сделать лучше жизнь народа, с которым она была столь несправедливо разлучена. Сможет вспомнить родной язык и молитвы, за произнесение которых в Арменелосе в любой момент рискует впасть в немилость короля, принести настоящие жертвы деве моря Рун и избавить Фада от унизительной участи слуги. Возможно даже, Иштар сможет приехать ее навестить, и им не придется беседовать полушепотом, опасаясь подслушивания. И если Саурон в один прекрасный день все же решит вспомнить о мести, она, Эрэндис, будет уже далеко. В конце концов, задумка государя вовсе не так плоха, как могло бы показаться на первый взгляд.
Вот только Эрэндис почему-то хочется плакать от бессилия.
12Хотя поначалу Эрэндис кажется, что пройдет немало времени, прежде чем ей удастся восстановить силы после происшествия на Менельтарме, вскоре она начинает скучать и подсчитывать дни до возвращения к нормальной жизни. Целительница жалобы принцессы пропускает мимо ушей с понимающей усмешкой, однако, исправно отчитываясь перед регулярно посещающим госпиталь королем, не торопится предоставить ей свободу. Ар-Фаразон предательски единодушен с ней, твердо убежденный в том, что Эрэндис ничего не теряет, держась в стороне от раздираемого спорами и противоборством двора.
- Ты думала, теперь я забуду о тебе? - деланно изумляется король, появившись в комнате сутки спустя после своего предыдущего визита. - Или, может быть, даже надеялась на это? Давай же, будь честна со мной. Вчера ты готова была меня возненавидеть и, должно быть, с нетерпением ждала визита леди Иштар, чтобы… нет, не пожаловаться на вселенскую несправедливость, такое не в твоем характере… но вместе придумать работающий план, способный сделать мой дальнейший диалог с Лангоном... затруднительным.
Эрэндис не в силах возражать этому голосу, рассуждающему о ее планах со спокойной и всепрощающей уверенностью. Ей никогда не удается обвести короля вокруг пальца в чем-то глобальном - мертвые грызуны и полузабытые молитвы всего лишь не входят в сферу его интересов, иначе недолго бы ей довелось наслаждаться прогулками в нижний город Роменны. Благодушие короля может быть обманчивым, поэтому Эрэндис смущенно опускает глаза и выжидающе молчит.
- Могу лишь отметить твое умение выбирать эффективных союзников, - похвала звучит более, чем неожиданно. - Лангон немногим внушает доверие. Кто-то видит в его появлении признаки сближения с эльфами - обликом, как ты скоро убедишься, он отчасти напоминает эльдар. Кто-то считает, что он стремится ввергнуть Харад в бесконечную братоубийственную войну и возвыситься в этом хаосе. Ее величество не далее, как вчера, поделилась со мной сомнениями, будто Лангон рассчитывает использовать меня, чтобы ослабить жрецов и самому занять место правителя Харада - стать настоящим государственным мужем, не в пример нынешней марионетке. Всеми этими людьми движут разные соображения: одними честолюбие, другими - жажда легкой наживы, третьими - стремление приблизиться к властьимущим. И только леди Иштар управляет самый настоящий и неподдельный страх. А это делает ее сильнее любого прагматичного и дальновидного политика.
- Я думала, вы считаете страх слабостью, - осторожно замечает Эрэндис. Король сегодня разговорчив, а значит, у нее есть шансы узнать чуть больше о его истинном отношении к послу Кханда. - На войне страх - неверный союзник.
- Нельзя недооценивать изобретательность человека, намеренного выжить любой ценой, - качает головой Ар-Фаразон. - Для кого-то страх - словно ядовитый паук, чей укус парализует жертву и, в конечном итоге, убивает ее, а других он заставляет бежать с двойной скоростью, бороться в полную силу, выходить за границы собственных возможностей. Если бы я понял, что леди Иштар больше не способна испытывать страх, в присутствии Лангона не было бы никакого смысла. Я бы поверил, что она достигла крайней степени отчаяния, и сожалел.
- Значит, так было задумано? - пристально смотрит на него принцесса. - Вы намеренно позволили синим магам привезти его сюда?
- Этот принцип работает и в обратную сторону, - невозмутимо парирует Ар-Фаразон. - Моя жена пригласила леди Иштар, когда появление Лангона стало неизбежным. Они уравновешивают друг друга и заслуживают возможности выяснить отношения здесь, в Арменелосе, где за каждым из них не стоит по многотысячной армии.
- Рано или поздно вам придется выбрать, - замечает Эрэндис. - От вас ждут решения. Все: Совет скипетра, маги, король эльфов…
- Королю эльфов не дают покоя лавры валинорских нолдор, - пренебрежительно отмахивается Ар-Фаразон. - Он хотел бы, чтобы и о его победе над Врагом слагали героические баллады. Для этого ему нужен Саурон, его капитуляция, и пока тот в наших руках, Гил-Галад не станет вмешиваться в переговоры о судьбе южных королевств. Я знаю, что мне еще удастся разыграть этот козырь.
- Готова поспорить, лорд Амандил так не считает, - Эрэндис обхватывает колени руками. - И если ему придется из двух зол выбирать меньшее, он, а следом за ним и все Верные, поддержат Лангона.
- Лангон тоже может принести пользу, - внезапно в руках Ар-Фаразона оказывается клинок - небольшое лезвие, что едва ли будет хорошим подспорьем в настоящем бою. - Взгляни, что он преподнес мне среди прочих даров от своего правителя. За такую безделицу на рынках Умбара, не торгуясь, заплатили бы много золота.
- В чем его ценность? - непонимающе пожимает плечами принцесса, рассматривая незнакомые руны, выбитые на рукояти. - Редкий металл? Мифрил из гномьих копей? Или принадлежал кому-то… снискавшему славу?
- На первый взгляд, обыкновенный меч, сгодится для мальчишки, только недавно научившегося обращаться с оружием, - поясняет Ар-Фаразон. - А на самом деле, клинок волшебный. В том значении, в котором используют это слово эльфы. Этой стали подвластно невозможное - убить того, кто и так мертв. Ты слышала легенды, Эрэндис, - подтверждает он, глядя прямо в расширившиеся глаза принцессы. - Нежить, поднимающаяся из курганов, блуждающая в туманных полях и болотах. Нуменорцы привыкли считать, будто из-за Грани не возвращаются, а вот истерлинги рассказывают о последней битве каждый на свой лад, и хотя я не склонен понимать все их измышления буквально... Лангон знал, что Саурон не погнушается использовать оживших мертвецов, и долгие годы работал над этим оружием.
- И ради чего? - презрительно хмыкает Эрэндис. - Если бы Саурон и вправду обладал таким могуществом, неужели он не пустил бы его в ход? Если нежить и вправду существует, в чем я буду сомневаться до тех пор, пока не увижу одного из мертвецов своими глазами, они никогда не выбирались из своих курганов.
- Клинки предназначены не для борьбы с нежитью, - отзывается Ар-Фаразон. - А вот задумывалась ли ты когда-нибудь о том, как можно убить назгула? Или нанести ему хоть сколько-нибудь ощутимый физический ущерб, самому не переходя в мир теней?
Эрэндис отвечает не сразу, но сейчас ей особенно хочется, чтобы государь как можно скорее выбросил эту отвратительную вещь за окно и навсегда изгнал Лангона из королевства.
- Такая сила не может таиться в руках простого смертного, - шепотом произносит она. - Даже самым искусным мастерам Средиземья неизвестны подобные сплавы. Если это оружие изготовлено не эльфами, тогда кем? Откуда у Лангона эти знания?
Принцесса вскидывает руку к виску, который неожиданно пронзает вспышка молниеносной острой боли. Отступает боль так же быстро, оставляя послевкусие мрачного беспокойства - Эрэндис чувствует себя так, словно задает вопросы, которым ни в коем случае нельзя звучать в этой комнате.
- Важно не то, где этот проходимец их получил, - вдруг подмигивает ей король, - а как он намерен ими распорядиться. Пока что он не готов передать свои секреты народу Нуменора. Наша задача - подтолкнуть его к этому решению. Без Саурона улаири вряд ли выступят единым фронтом, но вполне способны вредить по одиночке, в разных частях света. Мы не сможем воевать сразу на девяти фронтах.
- У вас не получится приказать Лангону, - уверенно говорит Эрэндис. - Уговорить - тем более. Представляю, какую цену он запросит, он достаточно долго прожил среди харадрим. И никто не помешает ему обмануть вас, если он задастся такой целью.
- Мы можем позволить себе небольшой реверанс в его адрес, - Ар-Фаразон с улыбкой наклоняется, чтобы поцеловать ее в лоб. - Заодно проверим, кто первым поспешит выразить ему свою поддержку. А о леди Иштар не беспокойся. Врагов у нее хватает, это правда, но, если верить старине Палландо, она знавала и худшие времена.
- Палландо рассказывал о ней? - оживляется принцесса. - Что именно?
Однако свой лимит вопросов на сегодня она, похоже, исчерпала: король все еще выглядит доброжелательным, но уходит от прямого ответа. И перед тем, как покинуть госпиталь, все же бросает не на шутку встревожившую ее реплику:
- Если госпоже послу нужен мой совет, пусть лучше следит за своими слугами. Этот мальчишка, что приехал с ней из Кханда, слишком назойлив. Я уже дважды встречал его бродящим, где не следует, сующим нос не в свои дела.
- Вы же не думаете, что Фад шпионит для нее? - готова возмутиться Эрэндис, но король, похоже, грозит не всерьез.
- Нам пришлось бы поломать голову, чтобы вычислить ее настоящих шпионов. Мальчишка действует на свой страх и риск. Но за чрезмерное любопытство порой дорого платят. Я бы не хотел вновь возвращаться к разговору об этом вариаге.
- Он вастак, - тихо поправляет Эрэндис, обращаясь к затворившейся двери. Король, конечно же, прекрасно умеет различать народности южан. Зато он, наверняка, уже осведомлен о прошлом Фада, и не думает скрывать своего презрения к тому, кто, имея возможность выбора, сделал его не в пользу свободной жизни.
Проходят три бесконечных дня, единственным занимательным событием которых остаются визиты государя, прежде чем и Иштар, наконец, переступает порог дворцового госпиталя.
- Войдите в мое положение, ваше высочество, - в присутствии посторонних она держится церемонно, даже холодно. - Я днями и ночами молилась о вашем выздоровлении. Все это время я жила с ощущением меча, подвешенного над головой. Король словно намеренно всюду сводит меня с посланниками Харада, а о начале переговоров и речи не идет.
- Государь едва успел прийти в себя после похода, - отчего-то старается оправдать его Эрэндис, - и на него тут же со всех сторон набросились придворные с прошениями и ходатайствами. Наберитесь терпения.
- Ар-Фаразон недолго пробыл бы королем, если бы неделями, как вы выразились, приходил в себя, - колко усмехается Иштар. - Следовало ожидать, что он предпочтет иметь дело с Лангоном. Он сохранил жизнь лорду Майрону, не торопится передавать его в руки эльфов, однако не станет договариваться с теми, чьи имена так или иначе связывают с Мордором. Меня опережает моя репутация.
Эрэндис бросает тревожный взгляд на хлопочущую возле стола целительницу и взмахом руки отсылает ее прочь. Во всяком случае, теперь та не сможет подслушивать их разговор на таком близком расстоянии.
- Что слышно при дворе, Иштар? Я никого не вижу, кроме его величества, ко мне даже Замин не пускают. А о государственных делах он предпочитает молчать, чтобы волнения не мешали моему выздоровлению. Как королева приняла новость?
- Достойно, - одобрительно качает головой Иштар. - Как и полагается первой среди благородных дам королевства. Хотя от меня не укрылась ее растерянность. Ар-Фаразону доставляет удовольствие играть всеми нами, покуда не переменится ветер.
- Его величество любит жену, - тихо произносит принцесса, - но не позволит ей вмешиваться. С возрастом он все чаще общается к примерам своего отца и деда, а их королевы прославились исключительно как безмолвные и добродетельные супруги.
- Опрометчиво с его стороны, - отвечает Иштар. - Иногда для решения проблемы необходим непредвзятый женский взгляд. Человек без жены склонен принимать нерациональные решения. Встречался мне один такой, ведомый одними только эмоциями гений. Жена от него очень скоро ушла, не посмотрев на семерых детей. Не выдержала абсолютного и неизменного пренебрежения ее мнением.
- И что с ним стало после разлуки? - любопытствует принцесса. Иштар скалит зубы в нехорошей усмешке.
- Все так предсказуемо, ваше высочество. Сгорел в пламени собственных страстей. В прямом смысле этого слова, - она вдруг порывисто встает и отходит к окну. - Появление лорда Майрона произвело… впечатляющий эффект на двор. Столько занимательных мнений… Столько новых и распавшихся альянсов... Это напоминает мне времена Гвайт-и-Мирдайн. Одно его присутствие провоцирует конфликт.
- Вас это развлекает! - укоризненно хмурится Эрэндис. - Кто знает, как это изменит нашу жизнь. Не хочу даже думать о господах из Совета, которых король попросту поставил перед фактом.
- Ар-Фаразон имел весьма неприятную беседу с господином Палландо сегодня на выходе из зала собраний, - невзначай отмечает Иштар. - Я стала невольной свидетельницей их ссоры. Палландо в свойственной ему бескомпромиссной манере дал понять, что правитель эльфов Гил-Галад весьма негативно отнесется к выбору короля, и его личные симпатии, в таком случае, всецело будут на стороне эльфов.
Эрэндис утомленно прикрывает глаза: она слишком хорошо изучила характер короля, чтобы предугадать его единственно возможную реакцию на подобные выпады.
- Его величество и в лучшие времена не допускал публичной критики своих решений. Палландо хорошо об этом известно. Если он решился на ультиматум, значит, исчерпал другие способы убеждения. Вот увидите, теперь король Тар-Майрона назло всем в столице оставит.
- Ар-Фаразон посоветовал волшебнику поостеречься, - ухмыляется Иштар. - А в этом дворце предостаточно любопытных острых ушей. Вести дойдут до Линдона быстрее, чем корабль Палландо успеет бросить якорь в гавани.
- Он уезжает? - с заметным облегчением отзывается Эрэндис. - Так скоро? Что же, возможно, оно и к лучшему. Интересы Нуменорэ Палландо занимают лишь до тех пор, пока перекликаются с его собственными. А я еще не успела разобраться, кто именно направляет его волю.
- Синие маги злы на Ар-Фаразона, - пожимает плечами Иштар. - На одном острове с лордом Майроном им слишком тесно, но они, конечно, не посмеют выступить против него в поединке. Мордор капитулировал перед армией Нуменорэ из политических соображений, но пресмыкаться перед этими валинорскими выскочками Майрон не станет. А они не пойдут на неоправданный риск… ведь их возвращение на родину может оказаться очень позорным… и быстрым… и болезненным.
- Государь и мне пообещал подыскать супруга, - принцесса все же возвращается к беспокоящей ее теме. - Истерлинга.
Иштар не выглядит удивленной - наверняка, вспоминает сейчас их давнюю беседу. Не дождавшись ответа, Эрэндис продолжает:
- Если я выйду замуж, мне, по всей видимости, придется отправиться в Умбар. Или, если повезет, в Рун. Снова увидеть места моего детства… Я столько мечтала об этом, а теперь не знаю, как и реагировать.
- Ар-Фаразон не станет посылать вас в Рун, - слегка раздраженно отзывается Иштар. - Не в вашем положении позволять себе такую роскошь, как наивность, ваше высочество. У Ар-Фаразона имеется вполне конкретная проблема на юге, и это не вастакские кочевники.
- Значит, все-таки Умбар? - Эрэндис горестно хмурится. - Что же, по крайней мере, это должно быть интересно. Когда-то у меня там была родня. Только найти их вряд ли удастся.
- Умбар? - вздыхает Иштар. - О нет, Умбар слишком богат, чтобы Ар-Фаразон согласился передать его в руки истерлингов, даже лояльных его власти. Проблема его очевидна - это Мордор. Властелина там больше нет, все держалось на личности Саурона. Это харадских правителей можно травить целыми династиями, государство от этого функционировать не перестанет.
- Нет, Иштар, вы не можете верить в то, о чем говорите! - в ужасе перебивает ее Эрэндис. - Я не посмею отправиться в Мордор. Я не могу попытаться занять место… Я даже вслух произнести этого не могу!
- А я бы на вашем месте не спешила отказываться, - заявляет Иштар. - Напротив, настаивала бы именно на таком раскладе. Об этической стороне вопроса пусть ваш будущий супруг печалится. Я бы хотела посмотреть на ту беспринципную тварь, что пример предложение Ар-Фаразона. Полагаю, выбирать ваш король рассчитывает все же среди людей порядочных, и ни один вастак не пожелает заполучить назначение наместником Барад Дура из рук того, кого они считают узурпатором. Даже если лично лорд Майрон даст вам свое благословение.
- Его величество намерен прислушиваться к рекомендациям господина Лангона, - возражает принцесса. - Колдуна, который настолько силен, что может, если верить слухам, убить даже улаири. Я не знаю, кого он собирается мне предолжить, но этот жених заранее вызывает у меня лишь страх.
- Вы ведь знаете, что в Кханде нет своих священнослужителей? - спрашивает вдруг ее Иштар. - Когда вариаги нуждаются в совете и руководстве, что происходит довольно редко, они посылают ученых людей в Умбар. Там те беседуют с жрецами Храма и возвращаются на родину, чтобы передать их ответ. Неписаное правило гласит - не обращаться к жрецу с иными вопросами, кроме того, который уполномочило тебя задать племя. Потом те, кто ушел и вернулся, как правило, становятся старейшинами. Когда я впервые посетила Кханд, я спросила, неужели не находилось тех, кто пренебрегал этим обычаем? Ведь намного разумнее было бы послать своих представителей учиться у жрецов их мудрости, построить жертвенники, новые храмы… Вариаги много воюют, захватывают богатую добычу, они могли бы составить достойную конкуренцию харадским корсарам с их подношениями. Знаете, что мне ответили? В Кханде считают, что жрец - лишь канал, через который Владыка, где бы он сейчас ни находился, выражает свою волю. А еще они верят, что все на свете предопределено: не только развитие и угасание этого мира, но и каждое крошечное движение самой жалкой твари, что когда-либо порождала Тьма. Ваши вастаки, все, кто происходит от некогда бежавших с Севера эдайн, слагают легенды о том, что Мелькор вернется для того, чтобы вами править. У вариагов нет этой традиции. Они знают, что Он умрет.
- Знают, и все равно молятся о конце света? - голос с трудом повинуется Эрэндис, хотя она до сих пор не понимает, к чему клонит Иштар.
- Предопределение, помните? - в интонациях той слышится бесконечная усталость. - Была песнь творения, и были те изменения, что внес в нее Мелькор, и он сам заложил в будущее идею своей смерти. Не желать этого, надеяться отсрочить - в представлении вариагов, противиться воле Владыки, а что может быть страшнее для человека, впитавшего веру с молоком матери? Так вот, считается, что перед своей смертью Владыка будет говорить со всеми, кто остался верен Ему, одновременно. И тогда каждый сможет задать ему любой тревожащий его вопрос - по числу жертв, что он принес ради приближения этого дня. За вычетом тем вопросов, ответы на которые он уже поспешил получить опосредованно, через жрецов. Неудивительно, что немногие этого хотят, - Иштар некрасиво кривит губы. - Майрона это буквально выводило из себя. Он-то никогда не верил в такие глупости. В Мордоре в ходу была совсем другая идеология.
- Победа Владыки? - предполагает Эрэндис, но Иштар не спешит с ней соглашаться.
- Победа? Возможно. У каждого из нас было свое представление о победе. Но Майрон считает, что свобода воли способна переписать любое предопределение. Сначала стоит выбор, а потом судьба, понимаете? Он знаете об этом лучше, чем кто бы то ни было другой. И это вселяет некоторую надежду. В том числе, и для вас, - она мягко сжимает руку принцессы. - Не спешите отчаиваться, ваше высочество. Лангон - тот еще интриган, но и он тоже был майя Мелькора, и я не поверю, что ради благосклонности кого-то вроде Палландо он отрекся от прежних идей. Это было бы слишком мелко.
- Майя Владыки? - Эрэндис не сдерживает возгласа от очередного приступа головной боли. Иштар, должно быть, списывает ее эмоциональность на изумление.
- Разве я не рассказывала вам об этом? Как странно, мне казалось, прошлое Лангона - давно уже не новость. Об этом известно и королю, и королеве.
То ли общество Иштар действует на принцессу благотворно, то ли нетерпение как можно скорее оказаться в гуще событий подстегивает организм к скорейшему восстановлению, однако уже в конце недели целительница позволяет Замин принести Эрэндис одежду и отпускает ее с целым списком напутствий.
- Больше времени проводите на воздухе, не переутомляйтесь, старайтесь не волноваться, - перечисляет она, пока Эрэндис внимательно разглядывает в зеркале свое чересчур бледное лицо. - Я уже передала госпоже Адэнель рекомендации относительно вашего питания. При первых же признаках рецидива обращайтесь ко мне. Не нравится мне ваш внезапный недуг...
Эрэндис настороженно поворачивается к целительнице.
- Что вы имеете в виду? Этот обморок может оказаться не последним?
- Осмотр не показал никаких причин для тревог, никаких очевидных причин, но… - та все сильнее мрачнеет. - Вы уверены, что ничего не ели в тот день перед восхождением? Мне вы можете признаться, в наши дни немногие строго следуют обычаю соблюдать пост, особенно среди молодежи...
- Я бы не стала лгать, - возмущенно прерывает ее Эрэндис. - Но как мое недомогание может быть связано с пищей?
- Решите сами, как мне преподнести это королю, - после паузы все же отвечает целительница. - Я долго сомневалась, возможно, это лишь мои догадки, пролистала все трактаты по теме, какие только удалось найти. Окажись здесь на вашем месте другой пациент, я бы подозревала отравление. Непредсказуемое, непрогнозируемое действие неизвестного вещества - яда или какого-то одурманивающего состава. Проще всего добавить его в еду или напиток, хотя есть и другие способы…
- Что за глупости, - Эрэндис становится не по себе. - Кому может быть выгодна моя смерть? И кто настолько глуп, чтобы попытаться отравить меня на глазах у короля и доброй половины жителей Нуменорэ?
- Если только это не черная магия, ничего другого я предположить не могу, - разводит руками целительница. - Ни одно из известных мне противоядий не подействовало. Вы пришли в себя, довольно скоро оправились, но моей заслуги здесь нет. Я не утверждаю, что вас хотели именно убить. Вывести из строя на несколько дней, затуманить память, подорвать силы, напугать… С этим пусть королевская стража разбирается. Но вам теперь ни на минуту нельзя терять бдительность, ваше высочество, у вас есть ловкий и хитрый недоброжелатель.
Эрэндис отрешенно кивает, принимая предупреждение к сведению. На первый взгляд, подозрения кажутся слишком невероятными, чтобы быть правдой, - но разве не она сама недавно жаловалась на то, что в одночасье ее роль при дворе изменилась, а интерес окружающих к ее скромной персоне непропорционально возрос? Некстати вспоминается разговор с Иштар - та была убеждена, что уже обсуждала с принцессой происхождение Лангона, Эрэндис же вспоминались лишь туманные обрывки...
- Король должен узнать, - решает она. - Пробовальщиков блюд отменили еще при государе Тар-Палантире, но если в Арменелосе и впрямь завелся отравитель, кто знает, кого он выберет своей следующей жертвой.
За пределами больничного крыла даже воздух кажется иным. Безоблачно-голубое небо отражается в воде фонтана, на парковые дорожки облетают лепестки поздних летних цветов, а вокруг витает запах свежескоженной травы. Замин ожидает, что принцесса еще слишком слаба и немедленно захочет вернуться в свои покои, но вместо этого они прогуливаются по парку, и когда по дороге им встречается Фад, жизнь впервые за долгое время представляется Эрэндис идеальной.
- Все колдовство проклятой горы, - с уверенностью изрекает брат, выслушав ее рассказ. - Бабушка говорила, что из-за него земной диск расколется на куски. Вот и вы пострадали ни за что... Фада не было на вершине, но Фаду описали зловещих огромных птиц. Фад видел их на картинках в книге и слышал истории. Эти птицы крадут души и питаются ими. А когда они голодны, своими крыльями они создают ветер, и тогда в пустыне бушуют песчаные бури, а на землю приходит засуха, и скоту нечего есть.
- Эти птицы называются орлами, в Рун таких больших не водится, - смеется Эрэндис, чувствуя, как напоминание о бабушке вливает в нее свежие силы. - Нуменорцы их очень почитают. Считается, что это знак от валар - так они принимают наши молитвы.
- Странные молитвы, - пожимает плечами юноша. - Фад пожил здесь совсем немного, и ему не понравилось. Как это царь может быть жрецом? Это ведь запрещено.
- У харадрим запрещено, - не выдержав, вмешивается Замин. - Все равно их царь-дикарь не может молиться ни о чем, кроме золота и новых наложниц.
- Зато у него сыновьям нет счета, - фыркает Фад. - И курган над ним насыплют до самых небес, так много золота и драгоценных камней смогут туда спрятать! А ваш король умрет, и некому будет зажечь его погребальный костер, хоть это и мерзость. Фад сам слышал, как он жаловался на это назойливому старику, прежде чем тот разгневал его дерзкими словами.
- Тебе не следует подслушивать, Фад, - вспоминает принцесса о замечании Ар-Фаразона. - Государь уже тебя заметил, и это вовсе не хорошо. Ты ведь не хочешь, чтобы леди Иштар попросила тебя уехать? А если король отдаст такой приказ, мы уже ничего не в силах сделать.
Лицо юноши темнеет.
- Фад не заслужил такой доброй госпожи, как леди Иштар. Она заменила Фаду семью. Фад поклялся, что до последнего своего вздоха будет служить ей.
- Вот и славно, почаще напоминай себе об этом и не делай того, что Иштар бы не одобрила, - подхватывает принцесса, вовсе не успокоенная показным смирением Фада. Продолжить разговор им не удается - на горизонте появляется Исилиэль с подругами, и еще добрых полчаса Эрэндис приходится благодарить их за лицемерное сочувствие. Исилиэль, разумеется, не упускает случая лично пригласить ее на праздник по случаю своей помолвки с Исилдуром.
Гипотезу целительницы Ар-Фаразон принимает со всей возможной серьезностью, и, пожалуй, только это спасает Эрэндис от малоприятной миссии сопровождать Ар-Зимрафель в проводах смертельно обиженного Палландо на корабль. Эта тема в их разговорах намеренно опускается, но, кажется, весь дворец от мала до велика только и делает ставки, как скоро волшебник вернется на остров в компании до зубов вооруженных квенди. Королеве явно не по душе подобные перспективы, поэтому с утра пораньше она приказывает заложить карету и вместе с магом отправляется к речной гавани, хотя путь и неблизкий.
Эрэндис коротает время в тронном зале, рассеянно прислушиваясь к беседе государя с представителем купеческой гильдии - военные победы сулят новые возможности, и торговец искренне надеется на то, что нуменорскому флоту удастся положить конец произволу корсаров в южных морях. Тягучая, неспешная речь тучного купца действует усыпляюще, поэтому принцесса вздрагивает, когда лорд Аланор появляется в зале с встревоженным видом, громко хлопнув дверьми.
Он успевает сказать лишь несколько слов на ухо королю, когда тот порывисто встает и выходит прочь, оставив торговца в полном недоумении. Эрэндис спешит следом, но находит в опустевшем коридоре только стражу. Даже Замин, которой она наказала дожидаться ее возвращения, нет на привычном месте.
Дворец оживает, словно растревоженный улей, и, не в силах ни от кого добиться связного ответа, принцесса испытывает неподдельную радость, отыскав, наконец, Алласа.
- Хвала валар, что вас там не было, ваше высочество, - забавно размахивает он руками, позабыв о кодекса стражника, обязывающего его держаться согласно уставу. - Пытались убить королеву! А ведь если бы вы ехали вместе с ними, стрела могла попасть и в вас!
Эрэндис тут же вспоминает о своем несостоявшемся отравлении, и ей впервые становится страшно.
- Что ты такое говоришь, - вцепляется она в рукав его формы. - В ее величество стреляли? Где это случилось, она ведь направлялась в гавань?
- По дороге, - принимается за рассказ Аллас. - Целились из лука с одной из высоких крыш. Злоумышленник прятался среди каменных горгулий на вершине башни. К счастью, королева не пострадала, хотя она до сих пор очень напугана и клянется больше никогда не путешествовать в открытых каретах. Стрела угодила в господина Палландо, чуть было не задела сердце. Государь убедил его принять помощь во дворце, от наших лекарей.
- Вот, значит, как, - принцесса взволнованно обхватывает себя руками. - Но почему все так уверенно, что покушались на жизнь королевы? Не логичнее ли предположить, что целью был Палландо? И преступнику его задумка практически удалась…
- Палландо? - недоверчиво щурится Аллас. - Но зачем убивать мага? Все в городе его любят. Не припомню, чтобы он с кем-то ссорился. Разве что… - юноша испуганно замолкает, но принцессе достаточно этой оговорки, чтобы представить себе ход мыслей простого обывателя.
- Он бы так никогда не поступил, - яростно высказывается она перед Замин, когда дворцовая суета отпускает ее, наконец-таки, в тишину и уют спальни. - Государь и Палландо и раньше неоднократно спорили, волшебник уезжал и возвращался, это их стиль общения!
- Но никогда раньше они не угрожали друг другу войной, - замечает рациональная Замин. - Король разгневан. Грозит неизвестному стрелку самыми страшными карами. Все чтобы приструнить злые языки.
- Для многих змей это отличный повод вскинуть головы и попытаться ужалить, - непримиримо встряхивает головой Эрэндис. - Я не верю в причастность короля. Палландо не убить таким примитивным способом, и каждому члену династии известно об этом.
- Но король напрямую угрожал этому старому прохиндею, - резонно возражает Замин. - Все это слышали. Вспышка ярости или давно сдерживаемое раздражение, но они сослужили государю дурную службу.
- В любом случае, преступнику недолго осталось наслаждаться хаосом, который ему удалось посеять, - с удовлетворением отмечает Эрэндис. - Король приказал усилить охрану острова. Сбежать на континент ему не удатся, без нашего ведома даже птица не пролетит. Залечь на дно он тоже не сможет. Лорд Аланор изучил стрелу. Она отличается от стандартных стрел, принятых в нашей армии. По такой стреле можно определить арбалет, из которого она была выпущена. Найдем арбалет - найдем и убийцу.
- Так уж он и станет с этим арбалетом возиться, - фыркает Замин. - Давно избавился от него, если совсем не дурак.
В очередной раз мимоходом отметив, что ее служанка куда умнее, чем полагается при ее социальном статусе, принцесса направляется на поиски Ар-Фаразона. Нижние этажи дворца буквально наводнены стражей - девушка чувствует себя неуютно в собственном доме под неизменно подозрительными взглядами. Апартаменты, выделенные господину Лангону, с которым Эрэндис до сих пор так и не довелось свести близкого знакомства, охраняют его люди - и принцесса невольно ускоряет шаг, прекрасно понимая, какие разговоры среди харадрим вызывает ее внешность.
В коридоре, куда она сворачивает, желая сократить путь, почти нет стражников, и царит оглушительная тишина. Эрэндис от природы свойственна легкая походка - неудивительно, что знакомые голоса она слышит еще издали и успевает тенью метнуться за каменный выступ в стене, затаив дыхание.
- Я смертельно разочарован, моя леди, - голос Лангона то удаляется, то приближается - видимо, тот в задумчивости расхаживает по комнате. - Я проделал громадный путь с севера, и все ради того, чтобы снова видеть вас, а вы уже который день держитесь так, словно мы незнакомы.
Иштар отвечает не сразу, отмеривая каждое слово с такой аккуратностью, словно имеет дело с мгновенно убивающим ядом.
- Вы заговариваетесь. Та, кого вы имели неосторожность упомянуть, давно мертва, оплакана и забыта. Ваше поведение пугает меня.
- Уверяю, и вполовину не так сильно, как следовало бы, - будто бы доверительно понижает голос Лангон. - Вообразите себе мое изумление. Долгие годы вы живете, свято веря в то, что война забрала ваших близких, все ваши жизненные ориентиры, вам некуда возвращаться, больше не за что бороться. Единственный якорь, удерживающий вас на земле - это ненависть.
- Это чувство мне очень хорошо знакомо, - цедит слова Иштар. - И соболезнуя вашей утрате, я все же предостерегаю вас от поспешных выводов. Оставьте мертвых там, где им следует находиться.
- Из ваших уст это звучит, как насмешка. Я бы и рад, моя леди, но мертвецы сами следуют за мной по пятам. Мои руки до сих пор помнят, как холодна была кожа моего единственного друга. Удивительно, я почти не помнил ее лица, зато ощущение холода сопровождало меня все эти годы. Вокруг тогда все горело ясным пламенем, огонь вырывался из трещин в земле, извергался из вершин Тангородрима, лился с небес дождем, пожирающим все живое, а она была холодна, словно ничто земное ее уже не трогает. И я был тем, кто позволил ей умереть. Я столетиями винил себя в твоей смерти! - Лангон с силой ударяет рукой по столу, и пораженная Эрэндис старается слиться со стеной, чтобы никоим образом не выдать своего присутствия. - Я видел, как Повелителя увозили в Валинор, а думать мог только о том, как твои глаза бессмысленно смотрели в небо! Как отвратительно было видеть жалкие метания Гортхаура, его попытки выторговать себе прощение и свободу! Я спрашивал себя: и это ничтожное существо Повелитель сделал своим учеником, ему Он доверял? Это его бессмысленное существование ты хотела продлить, пожертвовав своей жизнью?
- Ты глупец, Лангон, - вздыхает Иштар. - Мы надеялись переиграть Эонвэ. Если бы я так глупо не подставилась, все бы получилось.
- А знаешь, - голос Лангона теперь напоминает змеиное шипение, - знаешь, что самое страшное лично для меня? Что Гортхаур и в этом оставил всех в дураках. Я не представляю, что за колдовство позволяет нам сейчас разговаривать, я не хочу знать, с какими демонами этот подлец заключил сделку, чтобы вытащить тебя из небытия, но я мечтаю задать ему только один вопрос. Почему тебя, а не Его? Как он мог выбрать тебя?
Иштар отзывается после такой долгой паузы, что Эрэндис начинает нешуточно за нее беспокоиться.
- Забавно осознавать, что когда-то мы еще были способны на такие необъяснимые, почти человеческие глупости, правда? Я не могу ничего тебе ответить Лангон. Я бы себя не выбрала. Подозреваю, что Майрон, таким, как я знаю его сейчас, тоже меня не выбрал бы. Однако такие ритуалы не проводятся по первому желанию, и сделанного не обратить назад. Возвращение Владыки все еще возможно. Мы могли бы объединить силы, а не растрачивать их на дрязги эдайн.
- Ты улыбаешься, - усмехается Лангон. - Ты и сама не веришь в то, что такой союз возможен. Слишком многое пошло не так после войны, верно?
- Если я умру во второй раз, изгони печаль из своего сердца, - в тон ему отзывается Иштар. - Тебе придется уйти из Нуменорэ, Лангон. Положение Майрона сейчас не из лучших. Если он когда-нибудь и вернется в Мордор, то очень не скоро. Девять фактически в бегах. Да, пол-Эпохи спустя ты научился ковать оружие, теоретически ты теперь можешь всех нас убить, но что с того? Если ты кому-то и сможешь испортить жизнь, так только мне. Довольно неуклюжая месть. Уверяю тебя, если бы я могла умереть, приблизив тем самым возвращение Мелькора, я бы это сделала. Но время еще не пришло.
- Еще не пришло, говоришь? - с сомнением хмыкает Лангон. - Тысячи эдайн Средиземья каждый день возносят об этом молитвы. Когда же оно придет, моя леди?
- Когда с небес снова польется огонь, - шепотом отзывается Иштар. - На севере для тебя достаточно земель. Я догадываюсь, почему ты так стремишься завладеть ключами от Барад-Дура, принеся в жертву будущее этой несчастной девочки, предполагаю, чего добиваешься от жрецов. На этот раз они не помогут тебе.
- Даже магистр Шия? - вкрадчиво интересуется Лангон. - Я всегда удивлялся, как такой неординарный ум мог воплотиться в теле одного из эдайн… Слышал о постигшем его несчастье. Всегда хотелось помочь этому благородному человеку...
- Не обретай врага в моем лице, Лангон, - спокойно повторяет Иштар. - Ты знаешь, на что я способна.
- Жаль, - равнодушно изрекает он. - Тогда ты не оставляешь мне выбора. Я должен защитить тебя от тебя самой. Владыке известно, знаков и предупреждений было больше, чем достаточно.
Из своего укрытия Эрэндис видит, как, покачиваясь, Иштар выходит из покоев Лангона и затворяет за собой дверь. Здесь, оставшись наедине со своими мыслями, она на миг позволяет себе дать волю чувствам - обессиленно прислонившись к стене, по другую сторону от принцессы, запрокидывает голову назад, несколько минут безразлично скользя взглядом по расписному потолку. И, к вящему облегчению Эрэндис, действительно направляется в другую сторону.
Настроение беседовать с королем бесследно исчезает - девушке необходимо переосмыслить все, что ей довелось узнать из подслушанной беседы. Разоблачения Лангона, как ни странно, не производят на нее должного впечатления: должно быть, подспудно она уже давно свыклась с мыслью, что их необычная гостья - много больше, чем простая смертная. Куда больше Эрэндис занимают сложные взаимоотношения между майар Мелькора - такого она не узнала бы даже из сказок бабушки.
Сейчас, как никогда, Эрэндис чувствует на себе ее испытывающий взгляд. Некромантия, самый темный и неизведанно-опасный из существующих разделов магии, был подвластен немногим колдунам, и Иштар, пожалуй, является единственным живым доказательством того, что это не вымысел, не глупая сказка, выдуманная смертными для того, чтобы хотя бы отчасти уменьшить боль от потери близких. Лично Эрэндис никогда не требовалась магия, чтобы обратиться к душам тех, кто уже не сможет быть рядом. Бабушка при жизни не отличалась особой физической силой, но сейчас ее рука железная хваткой сжимает предплечье внучки.
- Благословенен тот, кто удостоится воочию увидеть возвращение Владыки, - нараспев рассказывает она. - Того, кто сражается на его стороне, удостоит Он великой милостью стоять в тени его трона. А после можно смело отправляться в неведомые края, откуда не возвращаются души, где начинается настоящая жизнь. Значит, в этих темных землях мы бродили не напрасно.
Ожидаемая злость на Иштар за ее ложь так и не приходит - не Эрэндис упрекать кого-то в двуличии. Пожалуй, они даже были квиты - ведь та тоже не знала настоящего имени принцессы. В сознании крутится любопытная мысль - интересно, что произошло с настоящей Иштар из рода одного из улаири? Как давно эта неизвестная майэ пользуется ее именем и обликом? А может быть, та девушка и по сей день живет себе мирно где-нибудь в Умбаре и понятия не имеет, что за страсти разворачиваются вокруг ее двойника?
Принцесса чувствует себя настолько подавленной, что вспоминает о Фаде, лишь столкнувшись с ним лицом к лицу в дворцовом парке. Брат мирно беседует с Алласом, и по его виду ни за что не угадать, посвящен ли он в мрачные тайны своей госпожи. На мгновение Эрэндис представляет, какая участь ждет юношу, если Лангон решится открыто заговорить о секрете Иштар, и ее охватывает настоящий ужас. В отличие от этого существа, явившегося, чтобы перевернуть ее жизнь, она вряд ли испытает меньшую боль, во второй раз похоронив единственного брата.
- Что с вами, ваше высочество? - подмечает ее смятение Аллас. - Вы опять сама не своя. Вам снова нехорошо?
- Мне нехорошо? - Эрэндис встряхивает головой, будто это поможет привести мысли в порядок. - Я все еще жива, меня до сих пор не попытались застрелить в собственном дворце, разве это не должно радовать? Фад, ты не знаешь, где я могу найти леди Иштар? Хотела бы пригласить ее поужинать со мной сегодня вечером. Очень надеюсь, что у нее нет других планов.
- Фад передаст ей ваше приглашение, - безмятежно улыбается Фад, когда парк вдруг в мгновение ока заполняется стражниками, и один из них приставляет меч прямо к горлу юноши. Эрэндис в ужасе вскрикивает, но сильные руки уже оттесняют ее в сторону, и она видит только, как Аллас выхватывает клинок, становясь на защиту Фада.
- Что здесь происходит? - выкрикивает он, стараясь заглушить многоголосицу возмущенных возгласов. Стражник с мечом неприятно оскаливается.
- Мелкого паршивца приказано бросить в темницу за попытку убийства господина Палландо. Как по мне, было бы справедливее отрубить ему голову прямо здесь. Слишком много чести отправлять негодяя к его хозяину, которого, я надеюсь, скоро ждет та же участь.
Эрэндис, наконец, вырывается и, расталкивая стражей, пробивается к брату.
- Никто пальцем его не тронет без прямого распоряжения короля, - бросает она в лицо стражнику. - С каких это пор дворцовая стража берет на себя смелость обсуждать приказы его величества? И кто это выдумал, будто Фад пытался убить Палландо? Он верой и правдой служит леди Иштар, которая, к слову, пользуется дипломатической неприкосновенностью.
- И продолжит ей пользоваться по соседству с Сауроном, - скривился страж. - Никто и не думает, будто мальчишка придумал и осуществил этот план в одиночку. Однако арбалет, из которого был произведен выстрел, нашли в его вещах. А свидетели подтверждают, что он неоднократно рассуждал о своей неприязни к синим магам - даже в вашем присутствии, принцесса.
- Вы что же, и меня обвиняете? - вскидывается Эрэндис, но на ее плечо ложится успокаивающая рука вовремя подоспевшего лорда Аланора.
- Моя девочка, не горячитесь. Его величество во всем разберется, можете быть спокойны.
Эрэндис в отчаянии хватает его за руку.
- Вы же знаете, что это глупость! Это была не Иштар! Я чем угодна готова поклясться, что это не она.
- Но вы не можете доказать ее непричастность, верно? - предупреждающе останавливает ее лорд Аланор. - Покушение на волшебника вызвало много разговоров в городе, слухи дошли даже до Роменны, а леди Иштар за время, проведенное на острове, не снискала всенародной любви. Безопаснее оставить ее под охраной на время расследования.
- Я могу ее увидеть? - быстро спрашивает принцесса, и еще не успев закончить вопроса, видит в глазах Аланора отрицательный ответ.
- Позже я зайду к вам, чтобы отчитаться о результатах расследования. Его величество являет собой справедливого короля. Если леди Иштар и ее слуга ни в чем не виноваты, им будут принесены приличествующие извинения.
Эрэндис с бессильной злостью провожает глазами напуганного, но старательно держащего лицо Фада, и с каждой секундой все сильнее уверяется в том, что Иштар не имеет к произошедшему никакого отношения. Даже если Фад, все эти годы взращивая в душе зерна мести Палландо, посеянные по глупости и неопытности девочкой-тенью из прошлого, набрался отчаянной храбрости и попытался застрелить волшебника, он бы ни за что не признался в своих намерениях своей госпоже. Напротив, он бы всеми силами тщился скрыть от нее безрассудные мысли.
Да и Иштар, - вернее, зловещая незнакомка, что скрывалась под ее именем, зашедшая так далеко, где не бывал еще ни один из смертных, - решившись на убийство, непременно довела бы задуманное до конца. К тому же - и тут Эрэндис замирает от очередной невероятной догадки - что, если это и есть воплотившееся предупреждение Лангона? В темницах Иштар ничем не сможет быть полезна лорду Майрону, а Лангон окажется единственным партнером нуменорцев на переговорах с харадрим.
Ноги так и ведут ее в направлении комнат Иштар. Пока что здесь еще не хозяйничают стражи - в кои-то веки ей удается опередить лорда Аланора, если только он сам не позволяет принцессе это сделать. Равнодушно отстранив заверещавшую что-то служанку, Эрэндис, не глядя, сует ей в руки набитый золотыми монетами кошель, что носит за поясом, и идет прямо к шкафу, где довольно быстро находит словно специально поджидающий ее зачарованный плащ.
- Вам никогда не удавалось превратиться в летучую мышь с его помощью, моя леди? - с усмешкой вспоминает она один из первых их разговоров. - В самом деле, вы превосходно справлялись и без него.
Принцесса набрасывает накидку на плечи и выходит, не забыв вытащить и спрятать в кармане защищающий жилище амулет, что Иштар привезла с большой земли. Разумеется, эти мизерные усилия ситуацию не спасут, и стражи наверняка отыщут в покоях нечто компрометирующее и нелицеприятное, такова их работа. Однако своим подарком Эрэндис рисковать не собиралась. И если судьба ее брата по воле судьбы зависит от Иштар, она использует все имеющиеся в ее распоряжении средства, но добьется ее освобождения.
- Аллас, - повелительно произносит она, когда юный стражник, неуверенно озираясь, впервые в жизни переступает порог ее комнаты, и Замин затворяет дверь за его спиной, - думаю, настал момент, когда ты можешь отплатить мне благодарностью за все, что я для тебя сделала.
- Что угодно, ваше высочество, - поспешно отзывается он. - Все, что только в моих силах.
- Хорошо. Тебе удалось узнать, где держат Иштар и Фада?
- Так ведь выбор невелик, - отвечает Аллас. - Подземелья во дворце только одни. Фада поместили отдельно, с ним не слишком церемонятся. А вот леди Иштар - все же посол. Ей нужны условия. Лорд Аланор лично распорядился отдать ей темницу по соседству с самим Сауроном.
- Самое охраняемое место на острове, и именно туда мне нужно попасть, - невесело подводит итог Эрэндис. - Ничего не поделаешь. Я должна увидеть Иштар прежде, чем пойду говорить с королем, Аллас. Мне неинтересно, как именно ты это сделаешь, но ты проведешь меня в темницу.
13Дверь приоткрывается, и Эрэндис скорее чувствует, чем слышит, как Замин тенью проскальзывает в комнату, держа в руках тусклый светильник с едва уловимым дрожащим огоньком свечи. По всей видимости, та рассчитывает застать принцессу спящей, но вот уже несколько часов она неподвижно сидит в кресле на балконе, а на колени ее наброшен плащ из ткани цвета потемневшего серебра, в полумраке ночи кажущийся непроглядно черным. После заката на Арменелос опускается сумрачный холод - Эрэндис задумывается о том, как остро смена суток, должно быть, ощущается в подземельях, и в душе поднимается новая волна злости. На Иштар с ее интригами, скорого на суждения короля, глупца Фада, уже в который раз переходящего ей дорогу Палландо… На себя, не сумевшую вовремя почувствовать и распознать опасность.
- Ваше высочество, простудитесь! - беспокоится Замин. - А госпожа Адэнель снова скажет, что я виновата! Я разведу огонь в камине.
- Что слышно во дворце? - останавливает ее Эрэндис. - Я так и не получила объяснений от лорда Аланора. Прошло уже четыре дня. Ты передала ему мое письмо с просьбой о встрече?
- Собственнолично в руки, - заверяет Замин. - Вот только его светлость при мне письма не читал. Сказал возвращаться к своим обязанностям. Зато я в госпиталь заходила, справиться о здоровье господина Палландо. Говорят, рана не опасная, хотя окажись на месте Фада опытный ассасин…
- Вина Фада, - чеканя каждый слог, отзывается Эрэндис, - пока еще никем доказана не была. У старика вздорный характер. Не понимаю, отчего никто не допускает мысли, что все это - дело рук его врагов. В столице сейчас полно харадрим, а у них не так уж много причин питать к нему светлые чувства.
- Я всего лишь за что услышала, за то и продаю, - обиженно отзывается Замин. - Неужели вы думаете, я не беспокоюсь о Фаде? Но разве его величество станет разбираться, когда речь идет о слове слуги против слова господина? К тому же, Фад не нуменорец. Не хочу и думать, чем бы все закончилось, не окажись вас рядом.
Эрэндис раздражанно откидывает плащ на ручку кресла и порывисто встает.
- У этого волшебника словно на роду написано приносить с собой лишь горе и смерть. И ведь теперь весь город тревожится о нем, словно умирает наследник престола. Как будто стрелы могут причинить ему вред! Какое лицемерие! Не удивлюсь, если он с легкостью способен излечить себя сам, и разыгрывает этот спектакль намеренно!
- Вы ведь не собираетесь повторить все это королю? - всплескивает руками Замин. - Он только лишь еще больше осерчает, и это точно не поможет спасти Фада.
- Нет, с королем такое не пройдет, - с сожалением вздыхает Эрэндис. - К этой встрече я должна подготовиться. Найти доказательства. Сам по себе Фад никого не волнует, добраться, я уверена, рассчитывали до Иштар. Если государь убедится, что она непричастна к покушению, поверит и в то, что Фад всего лишь стал жертвой клеветы, и согласится его освободить.
- Хорошо, если так, - серьезно кивает Замин. - Вот только для этого вам придется предъявить настоящего убийцу. А это не так уж просто, раз даже лучшие стражники пока не преуспели. Кстати, Аллас хотел вас видеть. Я ведь затем и пришла. Не решалась беспокоить вас в поздний час, но раз уж вы все равно не можете уснуть…
- Аллас здесь? - резко разворачивается Эрэндис. - И ты до сих пор молчала? Сколько раз повторять, Алласа пускать в любое время, чем бы я ни была занята! Проси.
Юноша нерешительно переступает порог под тяжелым взглядом принцессы, словно в любой момент ожидая подвоха. Интуиция практически сразу подсказывает Эрэндис, что стражник не принес радостных новостей, и теперь она очень старается не выказывать всей глубины своего яростного разочарования.
- Безнадежно это все, ваше высочество, - разводит он руками. - Вы хоть представляете, как сейчас охраняются темницы? Не попавшись на глаза стражам, туда разве что крыса с улицы проскользнет. Патрули сменяются каждые несколько часов, лорд Аланор направил вниз лучших своих людей. Даже знай вы подземелья, как свои пять пальцев, вам не пройти туда незамеченной, если только вы не умеете становиться невидимкой.
- Научусь, если понадобится, - сердито отзывается Эрэндис. - Что за польза от тебя, если ты не можешь исполнить одну-единственную мою просьбу за столько лет?
- Все, что мне удалось, это добыть для вас карту подземелий, - виновато опускает голову Аллас. - Вот, взгляните, - и он разворачивает перед ней измятый листок с нанесенными на него тушью тонкими схематичными линиями. - Здесь держат леди Иштар, а основные патрули я отметил красным. Хотя лорд Аланор всегда может послать кого-то на проверку, и этого уже не предугадаешь. Если карта хоть сколько-нибудь вам поможет…
- Как знать, как знать, - Эрэндис расстроенно прячет листок среди книг. - Видимо, теперь мы полностью зависимы от лорда Аланора. А времени так мало…
- Время еще есть, - возражает Аллас. - Король не станет заниматься делом леди Иштар так скоро, сейчас у него появились другие дела. Не уверен, что вести добрые, но для ваших друзей это пусть небольшая, но отсрочка.
- О чем это ты? - хмурится Эрэндис. - Что еще плохого принес с собой этот день?
- Лорд Элендур вернулся из восточных земель, - сообщает Аллас. - Вечером он предстал перед государем с докладом и преподнес ему военные трофеи. Меня в тот момент в тронном зале не было, я пытался выполнить ваше поручение, но говорят, в бою он снискал славу и посеял ужас в сердцах истерлингов.
- Элендур - известный врун, - Эрэндис не может удержаться от смеха. - Если бы ни знатное происхождение и ни покровительство, которое его светлость Гимильхад оказывал лорду Бэльзагару, его покойному папаше, среди Людей короля этого бахвала ни во что бы не ставили.
- Я знаю, что вы недолюбливаете лорда Элендура, - склоняет голову Аллас. - Однако битва на сей раз выдалась нешуточная, где-то в предместье моря Рун, в русле пересохшей реки. Солдаты Нуменорэ доказали, что не только превосходят противника в вооружении, но и готовы нанести ему сокрушительное поражение в рукопашном бою. Лорд Элендур обогатил казну Нуменорэ, привезя с собой много золота и драгоценных камней.
- Где же он их раздобыл, песок в вади просеивал? - с усмешкой интересуется Эрэндис. - Или реки в Рун, как и было предсказано, наконец-то потекли золотом?
- Вам вряд ли понравится правда, - мрачно отзывается Аллас. - Лорд Элендур всегда с пренебрежением относится к правилам, особенно когда считает себя победителем, вы ведь знаете. Если я верно понял, они разорили один из курганов. На основании увиденного, лорд Элендур уже заявил королю, что никаких умертвий там не водится, и господин Лангон просто морочит всем голову.
При других обстоятельствах Эрэндис злорадно бы улыбнулась, но сейчас она буквально чувствует, как кровь приливает к вискам. Парализующая смесь гнева, печали и какого-то сакрального ужаса железной хваткой впивается в горло, и в голове не остается ни одной связной мысли: даже от Элендура она не ожидала такой подлости, как нападение на курган, пренебрежение святостью последнего пристанища ушедших правителей древности. Возможно, золотые тиары и браслеты, что отныне перекочуют в сокровищницы Арменелоса, некогда носили на себе ее далекие предки.
- Значит, мертвые не поднялись на защиту своих богатств? - шепотом спрашивает она. - На месте Элендура я бы больше остерегалась тех, кто еще жив…
- Королю тоже не понравился его поступок, - спешит уточнить Аллас. - Он уже упрекнул лорда Элендура перед советом за излишнюю жестокость. После битвы… вы должны об этом знать, ваше высочество, после битвы он приказал казнить всех, кто был ранен или пленен и не пожелал добровольно принять власть государя Ар-Фаразона.
- Как изумительно все получается, - тихо отвечает Эрэндис. - Оказывается, мы не на освободительной войне, как нас заверяли вначале, а на завоевательной. Элендур командует избранными воинами, всегда считалось большой честью служить в его отряде. Ты можешь мне поклясться, что король не знал? Или он просто предпочел сделать вид, что это произошло без его ведома?
- Ваше высочество, как можно подозревать короля в несправедливости? - изумленно выдыхает Аллас. - Не далее, как несколько дней назад вы пришли в ярость, когда я допустил похожую неосторожную мысль.
Эрэндис набрасывает плащ на плечи - холод, которому, в отличие от людей, нипочем ни стража, ни запертые двери, просачивается внутрь покоев и обхватывает принцессу своими костлявыми лапами с острым когтями.
- Я по-прежнему не верю, что это его величество мог приказать убить Палландо, - отвечает она. - Смерть одного человека - это так мелко для великого правителя. Вот смерть десятков… или сотен… сколько воинов полегло в той битве? Кто-нибудь считал? - она поджимает губы. - Не думаю. Насколько я знаю Элендура, он способен считать лишь золотые монеты.
- Вам не стоит говорить об этом со мной, ваше высочество, - со страхом обрывает ее Аллас. - Фаду так не повезло, потому что он болтал много опасных вещей, где не следует. В этом дворце никому нельзя верить, ни телохранителям, ни слугам, и уж тем более господам. Прознай, кто из них, что вы помогаете Фаду, сразу же припомнят вам, что вы одна из них… Решат, что вы с ними заодно.
- Государь всегда с уважением относился к тем, кто не боится высказывать свое мнение, даже очень непопулярное, - отвечает Эрэндис. - Разумеется, если это сделано не нарочито дерзко, в присутствии его подданных, как позволял себе Палландо. Если это больше не так, значит, он изменился сильнее, чем я думала. И она снова оказалась права…
Аллас подавленно молчит - Эрэндис готова побиться о заклад, сейчас он с радостью ухватился бы за возможность удалить из своей памяти все воспоминания об этом разговоре. Конечно, глупо рассчитывать на то, что однажды она сможет назвать этого мальчика своим другом. Друзья остались прерогативой юной Хинд - принцессе же непозволительны такие роскошь и свобода.
- Ступай к себе, Аллас, - устало произносит она. - У нас у всех был трудный день. А завтрашний обещает быть еще тяжелее.
- Обещайте, что не станете делать ничего необдуманного, - неожиданно просит ее стражник. - Говорят, леди Иштар самого Саурона не боялась. Она что-нибудь придумает.
- Мне бы такую веру в ее всемогущество, - вздыхает Эрэндис. - Не беспокойся, Аллас. Что бы ни случилось, я не назову твоего имени.
Она снова остается в одиночестве, неторопливо прогуливаясь по комнате в подаренной ей накидке. Край плаща мягко шелестит о ворс ковра, и наряд действительно напоминает огромные крылья невиданного чудовища. Лангон так ни разу и не назвал таинственную майэ по имени, но сейчас принцесса почти уверена, что не от мордорских орков та узнала о предназначении этой памятной вещи.
- Что меня больше всего удивляет в этой истории, - однажды замечает Эрэндис в разговоре с Иштар, - так это, для чего Тхурингветиль вообще понадобился волшебный плащ, чтобы обращаться летучей мышью. Она ведь майэ. Перевоплотиться для нее должно быть так же просто и естественно, как для человека сменить платье.
- Ваши представления о способностях майар были бы для них лестны, но увы, они порядком преувеличены, - улыбается Иштар. - Каждая следующая смена физической формы забирает все больше и больше внутренних ресурсов. Чем дольше мы живем, тем прочнее срастаемся с выбранными масками. Вы знаете об этом лучше, чем кто бы то ни было, не так ли, ваше высочество? И тогда единственным возможным решением остается магия…
Магия. Уже не первый день Эрэндис возвращается к этим мыслям, снова и снова зажмуривается, старательно воскрешая в памяти образ бабушки. Некогда Иштар обмолвилась, будто плащом смогла бы воспользоваться одна из жриц истерлингских племен, та, что с молоком матери впитала рассыпанные среди их народа искры колдовского дара. Бабушка не считала себя жрицей, со свойственным ей неодобрительным пренебрежением смотрела на попытки не слишком благоразумных смертных выгадать крупицы удачи у судьбы, но сейчас - вспоминая отдельные эпизоды из детства: вовремя отклонившуюся стрелу, хищного зверя, удивительным образом позабывшего о пасшемся прямо под его носом скоте, стихший жар у страдающего от болезни младенца, золотой самородок, обнаруженный на берегу реки, - Эрэндис не может объяснить эти повседневные чудеса иначе, как волшебством. И если в ее догадках присутствует истина - означает ли это, что она, как некогда прекрасная и отважная Лютиэн Тинувиэль, героиня нуменорских детских сказок, может обратиться огромной летучей мышью и полететь, куда ей только заблагорассудиться - даже в охраняемые десятками воинов темницы королевского замка?
Она долго и пристально рассматривает себя в зеркале, но ничего не происходит: если бабушка и оставила ей такое необычное наследие, Хинд давно сошла с пути предков, чтобы найти возможность им воспользоваться. Принцесса Эрэндис же слишком твердо стоит на земле обеими ногами, чтобы полететь, - и решение ей предстоит искать в мире смертных. А значит, завтра ей необходимо любой ценой встретиться с лордом Аланором, даже если тот избегает ее общества.
Тревоги перенасыщенного событиями дня не оставляют принцессу даже во сне - сквозь туманную дымку она вновь видит перед собой башни Барад-Дура. Двое внизу о чем-то оживленно спорят, в одном из говорящих она внезапно узнает брата своего отца - того самого путешественника, что некогда оставил родной клан ради новой жизни в Умбаре. Эрэндис не успевает даже удивиться - ведь ее дядя никогда не бывал в Мордоре, иначе не упустил бы возможности похвастаться перед всем племенем и, в особенности, перед младшим братом, - как глаза уже заливает яркий солнечный свет. Замин с извиняющейся улыбкой подвязывает шторы - Эрэндис сама просила разбудить ее пораньше.
- Бесполезно ждать ответа от лорда Аланора, - решительно заявляет она, выбирая одно из самых ярких и красивых своих платьев. - И уж тем более докучать королю. Мысли их сейчас заняты результатами похода этого негодяя Элендура. Воображаю, какое впечатление его выходка произвела на харадрим. Странно, что до сих пор не отозвали послов.
- И вы, тем не менее, в хорошем настроении? - непонимающе спрашивает Замин. Эрэндис улыбается.
- Конечно, это и впрямь облегчает мою задачу. Если весь двор занят вознесением Элендура на пьедестал героя, пора и мне внести свой скромный вклад. И я почти уверена, что если лорд Аланор все еще не навестил эту злокозненную семейку, он немедленно устремится туда, узнав, что я решила нанести им визит вежливости, - она бросает взгляд на миниатюрные золотые часики на левой руке, редкую даже по нуменорским меркам диковинку. - Выжди некоторое время, а затем постарайся довести это до сведения Аланора.
Принцессе известно множество способов покинуть дворец незамеченной - государь был бы глубоко возмущен, прознай он о том, как часто Эрэндис в компании Исилиэль и других королевских кузин таким образом сбегали от особенно докучливых учителей. Венценосные родственницы, впрочем, пользовались этими уловками куда чаще - Эрэндис со временем стала находить их компанию все более утомительной. Однако на этот раз воспоминания о далеком детстве могут сослужить ей хорошую службу - и вот спустя всего четверть часа она уже шагает по городу, надеясь избежать по дороге нежелательных встреч.
Сказать по правде, добираться до особняка лорда Элендура и его семьи разумнее в карете или на паланкине - путь неблизкий, и петляющая дорога проходит через торговые ряды в нижнем городе. Элендур не местный уроженец - предки его происходят из Ондосто, там же и по сей день располагается их родовое гнездо. Немногие из благородных семей Форостара любят привлекать внимание к своему происхождению - ведь именно от их печально известного земляка ведет свой род леди Иштар. Во всяком случае, поправляет себя Эрэндис, та, несомненно, когда-то существовавшая дама, под чьим обличием скрывается Тхурингветиль. Сейчас ей особенно сложно представить себе, что будущий улаири когда-то так же свободно расхаживал по улицам Ондосто и Арменелоса и наблюдал за звездами из обсерватории, возведенной еще королем Тар-Менельдуром.
Внезапная мысль заставляет ее замедлить шаг от удивления. Ведь если верить Лангону, Саурон вернул свою старую соратницу к жизни давным-давно - сколько времени уже прошло с Войны Гнева? Тогда, должно быть, она выглядела совершенно иначе - собственно говоря, до сих пор Эрэндис представляет себе Тхурингветиль исключительно в облике кровожадного монстра, но никак не привлекательной женщины.
Тхурингветиль фактически призналась принцессе, что перевоплощения и в лучшие времена давались ей чрезвычайно тяжело. Так как же ей удалось ввести в заблуждение даже тех, кто не подвергал факт существования Иштар из проклятого рода и тени сомнения? Выглядела ли она так с самого начала, или это простое совпадение? А может быть, снова магия - ведь Саурон прославился созданием весьма правдоподобных иллюзий?… Что-то в этой цепочке размышлений не дает Эрэндис покоя, но она никак не может ухватиться за нужную мысль…
Внезапно столкновение с прохожим заставляет ее позабыть о майэ. Незнакомец, несмотря на утренний зной, одет в скрывающий его с ног до головы плащ, под которым невозможно разглядеть лица - кажется, что под капюшоном клубятся лишь тьма и пустота. Эрэндис поспешно отшатывается - без всяких видимых причин ее вдруг охватывает ужас, как тогда, на Менельтарме, а слова извинения будто прилипают к горлу, отказываясь срываться с языка. Зловещий путник примирительно склоняет голову, а затем шагает в сторону и растворяется в толпе, и лишь потеряв его из виду, Эрэндис может, наконец, заставить себя двинуться с места.
- Что это было? - бормочет она в недоумении. - Что за странные люди бродят по городу…
Дальнейший путь она проделывает в полной подавленности. Внезапно пропадает всякое желание выслушивать отвратительные самовосхваления Элендура и лицемерно восхищаться его мнимой доблестью - эта роль блистательно удалась бы кому-то вроде Исилиэль. Эрэндис и сама понимает, что ее отношение к девушке предвзято - кто угодно при дворе без грамма лести подтвердил бы, что Исилиэль любезна, добра и поразительно похожа на королеву в юности мягкостью нрава и отзывчивостью сердца, но доводов разума порой недостаточно для того, чтобы искоренить в себе необъяснимую неприязнь.
Дом Элендура отличается от особняков тетушки Иорет и других старожилов Арменелоса - со стороны он производит такое впечатление, будто хозяева въехали совсем недавно и не успели не только разложить вещи, но даже и завершить ремонтные работы. Недостроенная мансарда залита солнцем и наполовину заставлена разномастным ненужным хламом: старой мебелью, до отказа забитыми сундуками, свертками портящихся от времени тканей... На памяти Эрэндис дом этот выглядел так всегда, вполне возможно, еще при деде Элендура, лорде Бэльзоре, переехавшем в столицу много лет назад. Их семья всегда была куда лучше приспособлена к существованию в походных условиях, нежели к размеренной жизни мирного времени - и лишь Элендур выделяется среди поколений славных предков, словно на нем род начинает постепенно выцветать.
Лицо привратника изумленно вытягивается, когда он узнает воспитанницу короля. Эрэндис рада, что выбрала для визита столь ранний час - пополудни здесь шагу негде будет ступить от любопытствующих придворных.
Хозяйке дома - леди Инзильмит - не сравнялось еще и пятидесяти, и в ее лице идеология людей короля находит самое яркое выражение. В стремлении ни в чем не походить на квенди они коротко стрижет свои густые светлые волосы, сильно выгорающие на солнце, носит закрытые черные платья и великолепные жемчужные ожерелья - кто, как не Эрэндис, может с первого взгляда определить происхождение и стоимость камня? - и одной из первых отказывается от традиций, некогда переходивших в Нуменорэ из поколения в поколение. Она не участвовала в восхождении на Менельтарму и довольно редко появляется во дворце по приглашению на дух ее не переносящей королевы - зато весьма охотно сопровождает блистательных мужчин своей семьи: сначала лорда Бэльзагара, своего супруга, а после его смерти - сына. К Эрэндис она относится благосклонно - а потому расцветает в хищной акульей улыбке, едва успев спуститься в гостиную.
- Ваше высочество, - голос ее слаще меда, а насыщенно-желтый жемчуг в браслете явно привезен с Востока, - вы все прекраснее день ото дня. Какое радостное событие для нас принимать вас! Если бы вы предупредили заранее, я бы подготовила праздник!
- Не такое уж великое событие мой визит, чтобы поднимать столько шума, - морщится Эрэндис. - К тому же, я пришла к вам по делу. Вернее сказать, к вашему сыну.
- Элендур скоро присоединится к нам, - леди Инзильмит берет ее под руку. - Не хотите ли взглянуть пока на мою оранжерею? Особенно прекрасна она будет осенью, когда расцветут крокусы, но и сейчас там есть, на что полюбоваться.
Эрэндис малоинтересны бессчетные лилии и орхидеи леди Инзильмит, но она все же позволяет вывести себя в сад и некоторое время механически отзывается на бессюжетную болтовню хозяйки, пока та не бросает мимоходом любопытное замечание.
- Государь совершает ошибку, излишне доверяя чужеземцам. Если бы я не была уверена в силе нашей армии, не могла бы спать спокойно, зная, как много харадрим бродит по городу. Остается лишь надеяться, что Фаразон очень скоро разочаруется в самой идее переговоров и вернется к старым и доказавшим свою эффективность методам.
- У вас есть предложения, леди Инзильмит? - пристально смотрит на нее Эрэндис. Улыбка выжидающая сменяется на лице той на улыбку предвкушающую - словно рыбка захватила предназначенную для нее наживку.
- Но ведь все очень просто, - пожимает она плечами. - Южане десятилетиями платили дань Мордору и исполняли повеления его Владыки. Кто займет освободившееся место - получит власть надо всем регионом. Вместо того, чтобы улещивать харадрим и эту девицу из Кханда, государю следовало бы все силы бросить на покорение Мордора.
- Полагаете, всякий, кому удастся разместить свои гарнизоны в Барад-Дуре, автоматически приобретает уважение истерлингов и орков - или кто еще там обитает в Мордоре? - усмехается Эрэндис. - Король знает, как тяжело найти подходящего человека, потому и не торопится с выбором.
- И теряет драгоценное время, - не сдается Инзильмит. - Дело не в Барад-Дуре, крепость можно сравнять с землей и возвести на ее месте новую, она не залог власти и даже не ее символ. Но вот если кому-то удастся заполучить Единое кольцо… - она понимающе ухмыляется, - вижу, вы уже задумывались об этом. При Сауроне кольца не нашли, но где-то ведь оно спрятано. И я почти уверена, что кольцо все еще в Мордоре, лежит себе в безопасности и так и просит, чтобы его нашли.
Эрэндис не по душе ходить вокруг да около.
- Стало быть, вы ходатайствуете за сына, леди Инзильмит? Хотите видеть его наместником Мордора?
- Это место должен занять нуменорец, - ничуть не смутившись, отзывается Инзильмит. - Истерлинг, выросший в степях и приученный почитать и бояться Врага, никогда не станет блюсти наши интересы. Наместник должен происходить из древнего и благородного рода, и его верность королю не должна вызывать ни малейших сомнений. Очевидно, что мой сын удовлетворяет этим требованиям, но есть и другие достойные мужи, за которых я готова поручиться перед Фаразоном. Разве вы со мной не согласны, ваше высочество?
Принцесса прикрывает глаза - напористость Инзильмит всегда ее раздражала, хотя поспорить с ней трудно. Ведь если догадка Иштар верна, и король рассчитывает выдать ее замуж за будущего наместника, разве она сама не предпочтет знатного нуменорца безвестному вастаку, выбранному для нее по совету Лангона, которого она в глаза не видела, но заочно уже успела возненавидеть? В то же время, представить себя супругой Элендура она не могла - юный военачальник воплощал в себе все отрицательные черты нуменорцев, которые Эрэндис только могла назвать. И уж точно лишь в страшном сне она смогла бы назвать Инзильмит своей свекровью.
- Матушка, вижу, вы совсем заговорили нашу гостью, - объявляется, наконец, Элендур. - Вы ведь не откажетесь разделить с нами завтрак, ваше высочество? Ваше появление - большая честь для нас.
- Боюсь, что не располагаю таким количеством времени, - холодно отзывается принцесса. - Я хотела видеть вас, милорд. У меня есть к вам деловое предложение.
- Вот как? - Элендур заметно удивлен. - Чем же я могу быть полезен вашему высочеству?
- Наслышана о вашем походе, - отвечает Эрэндис. - Отрадно видеть вас живым и здоровым, пусть тем, кто встретился вам на пути, повезло меньше. Мне рассказали о трофеях, что вы привезли в Нуменор. Украшения, золото, драгоценные камни, принадлежавшие кому-то из ушедших правителей Востока.
- Это была удачная охота, - ухмыляется Элендур, что делает его в глазах принцессы еще более отталкивающим. - Даже кровь в жилах зверя, брюхо которого я вспорол, течет золотом.
- Большую часть сокровищ вы передали государю, как велит закон, - кивает Эрэндис. - Однако некоторые ценности принадлежат вам по праву, и их вы оставили себе.
- Эти сокровища будут передаваться в нашей семье от матери к дочери, - с гордостью подтверждает Инзильмит, но Эрэндис даже не поворачивает головы.
- Я здесь, чтобы выкупить вашу долю сокровищ, - произносит она. - Это выгодное предложение, милорд. Государь, насколько мне известно, не в восторге от ваших похождений на Востоке. Эти драгоценности всегда будут напоминать ему о том, что вы нарушили его волю. Я готова выплатить вам их полную стоимость.
- Его величество мог только приказать, и я не оставил бы себе ни единой монеты, - оскорбленно вскидывается Элендур. - Моя жизнь принадлежит королю, так же, как и мое имущество.
- Я здесь не представляю королевский дом, милорд, - возражает Эрэндис. - Я готова заплатить за каждую драгоценность из своего собственного содержания. Полагаю, такой предприимчивый человек, как вы, уже показали их своему ювелиру, и знаете их истинную цену. Предупреждаю, что не приму от вас подарка. Я хочу заплатить.
Элендур порядком сбит с толку неожиданным предложением, но довольно быстро сдается. От внимания Эрэндис не укрывается жадный блеск в глазах леди Инзильмит - принцесса в курсе, что финансовое положение их рода не так стабильно, как той хотелось бы, и радость обладания редкими украшениями очень скоро померкнет перед насущной необходимостью готовиться к следующему походу.
Элендур не кривит душой - себе он, и в самом деле, оставил очень немного. Руки принцессы дрожат, когда она принимает небольшой ларец - хотя камни и золото до блеска отполированы и уложены на темный бархат, ей до сих пор кажется, что они хранят запах и сырость потревоженной могилы. Она не хочет думать, на чьих руках раньше красовались эти перстни, и как часто их обагряла свежая кровь, - она лишь машинально выводит размашистую подпись на приказе казначею, и следует к выходу, не желая дольше необходимого оставаться в этом доме.
- Вы собираетесь возвращаться пешком, со всеми этими драгоценностями? - пораженно ахает леди Инзильмит. - Об этом не может быть и речи! Наш слуга доставит вас во дворец, я прикажу заложить карету. Не возражайте мне, ваше высочество, я чувствую свою ответственность перед государем!
- Матушка права, - поддакивает ей Элендур. - Вы поступили в высшей степени неосмотрительно, явившись сюда без сопровождения. Город уже не так безопасен, как прежде.
- Не сомневайтесь, я могу о себе позаботиться, милорд, - цедит Эрэндис. - Но за предложение спасибо. Я приму вашу помощь.
Однако стоит вознице отъехать на порядочное расстояние от дома своих господ, как принцесса нетерпеливо стучит в резное окошко внутри кареты.
- Сначала я бы хотела посетить еще одно место, - обращается она к вознице, передавая ему в руки мешочек с золотом. - Отвезите меня к реке. В доме лорда Элендура говорить о нашем маршруте не следует, если, конечно, вы не хотите навлечь на себя гнев короля.
Возница и не думает возражать принцессе, долго рассыпаясь в благодарностях. Эрэндис безразлично закрывает окошко и прислоняется щекой к плюшевой обивке кареты, возвращаясь к своим невеселым мыслям.
Покупка драгоценностей, конечно, не ложится на ее плечи непосильным бременем, однако наносит некоторый урон состоянию, что ей удалось скопить за годы, проведенные во дворце. Король никогда не ограничивает ее в праве распоряжаться этими деньгами, хотя по умолчанию считается, что они являются частью ее приданого и залогом определенной независимости. Прежде Эрэндис не позволяла себе столь грандиозных покупок - Ар-Фаразон достаточно часто дарит ей золото, не задаваясь вопросами о цене. Но принцесса не в силах объяснить своему опекуну, почему на этот раз она никак не может воспользоваться его щедростью.
Сейчас она чувствует себя особенно незначительной и слабой. Если ее притязания на понимание характера лорда Аланора окажутся преувеличенными, возможно, эта импульсивная выходка - единственный доступный способ хотя бы отчасти помочь Фаду. Пусть золото не может распахнуть двери темницы и подкупить его неумолимых стражей, остаются все же в мире силы, с которыми посредством его можно найти общий язык. Пусть даже Эрэндис изъясняется на этом языке с большим трудом.
- Мир несправедлив, - замечает Иштар незадолго до своего ареста. - Величайший дар смертных - шанс продолжить путь за его пределами. Я бы не захотела возвращаться сюда, даже если бы могла.
- Вы верите в существование других миров? - смеется было Эрэндис, но замолкает, заметив непривычно серьезный взгляд собеседницы.
- Наша реальность слишком удивительна, чтобы так уж категорично отметать те или иные вероятности, - пожимает плечами Иштар. - Может быть, мы уникальны и неповторимы, а может, всего лишь одно из отражений в бесконечной галерее зеркал. И все наши беды происходят лишь из-за того, что мы упрямо смотрим не в то зеркало. Взять, например, Манвэ. Короля Арды, что со дня гибели Альмарена ни разу не ступал на эту землю. Разве то, что ему удается разглядеть с высоты Ойлоссэ - нечто большее, нежели кривое отражение сквозь призму облаков? Будь он настоящим Королем, разве не пристало ему спуститься со своих небес и пожить здесь, подобно настоящему страннику? Ему бы это прибавило разумения, ну а мне, возможно, уважения.
- Вы бы хотели родиться в другой Арде? - с интересом спрашивает Эрэндис. - Впрочем, глупый вопрос, тогда бы у нее было другое название...
- В другом мире? - Иштар мечтательно прикрывает глаза, словно взвешивая эту возможность. - Забавно, но сейчас мы почти в точности повторяем разговор, что состоялся у нас с Майроном в незапамятные времена. Разве это было бы не замечательно? Найти там, за Вратами Ночи, за тысячи, миллиарды лиг отсюда еще один такой же диск, как наш, вот только не обременный завистливыми богами и печальной историей. Обустроиться там, воздвигнуть местный аналог той же Таниквэтиль, наслаждаться всеобщим почитанием и подношениями, периодически являть свое божественное присутствие и никогда больше вспоминать об этой мелочной драме, что произошла здесь на заре творения. Майрон, конечно, убить меня тогда был готов за подобные еретические мысли, - она весело улыбается. - Иногда я спрашиваю себя, а может быть, мы зря так печалимся о судьбе Мелькора? Может быть, Он оказался много умнее нас и уже давно подыскал себе вселенную попроще, ту, где и условия лучше, и публика благодарнее. Уж кто-кто, а Он никогда не мог смириться с бездействием. Может быть, и намерения Майрона вытащить Его оттуда шли в полный разрез с Его истинными планами, оттого ничего и не вышло. А может быть, Майрону это нужно намного больше, чем Ему. И всегда было нужно больше, - она надолго замолкает, и Эрэндис, воскрешая в памяти этот разговор, готова отвесить себе подзатыльник: какой близорукой нужно было быть, чтобы прийти к правильным выводам относительно Тхурингветиль лишь после подслушанного разговора.
За окошком уже мелькает лес, а вдалеке змеится серебристая лента реки. Принцесса снова стучит в окошко, окликая возницу.
- Не везите меня к гавани, - распоряжается она. - Остановите на крутом берегу и ждите моего возвращения.
Каблуки туфель вязнут в глинистой почве, когда Эрэндис шагает к обрыву. Ларец кажется неподъемной ношей и буквально обжигает руки. Речные духи не так сильны, как дева моря Рун, но если правильно обратиться к ним, и они могут выступить в качестве посланников. Дух, с которым придется иметь дело принцессе, покровитель одного из многочисленных притоков Сирила, вероятно, совсем еще маленький и слабый, едва ли рассчитывает заслужить столь роскошное подношение, но Эрэндис, словно зачарованная, вытягивает руки над прозрачной водой и отпускает ларец. Воды смыкаются над ним со звонким всплеском, похожим на чей-то торжествующий смех.
- Пожалуйста, спасите его жизнь, - шепчет она, впервые позволяя пролиться злым слезам обиды. - Он еще так молод. Он все, что у меня осталось в этом мире, единственная надежда на возрождение нашей семьи. Он не заслужил такой нелепой смерти. Он не может пасть от руки тех, кто растил меня, как родную дочь. Если для его блага я должна помочь Тхурингветиль, я сделаю все, что от меня потребуется. Это золото - все, что я могу предложить, не выдав себя королю. Пожалуйста, вспомни о дарах, что приносили тебе мои предки. Вспомни о крови, что принимали твои воды. Вспомни о молитвах, с которыми мы к тебе обращались, и донеси мои слова до Владыки, где бы он сейчас ни находился, за Гранью, или, как предполагала Тхурингветиль, в любом из параллельных миров. Всей моей жизни не хватит, чтобы расплатиться за такую милость, но пусть Он спасет моего брата. Пусть отведет от Фада это проклятие, эту страшную беду. Я прошу только о его жизни, больше ни о чем.
Эрэндис возвращается к карете с красными от слез глазами, но золото и тут делает свое дело - возница нем, как рыба, и во весь дух скачет к городу. Принцесса успевает успокоиться и даже задремать, когда их останавливают стражники. Дверца кареты открывается, и перед ней предстает весьма раздосадованный лорд Аланор - девушка слабо улыбается, понимая, что здесь она не ошиблась.
Лорд Аланор предсказуемо зол: никогда еще Эрэндис не позволяла себе исчезнуть без предупреждения на несколько часов, никого не поставив в известность. Сообщение от Замин находит его в тронном зале, и ему стоит значительных усилий скрыть свое волнение от короля.
- Навестить Инзильмит? - Аланор смотрит на нее с подозрением. - Да ты с детства ненавидела всю их фальшивую семейку, считала ее невыносимой особой, и вдруг принимаешь ее приглашения? И не пытайся убедить меня, что два часа добиралась до площади из нижнего города. Где ты была?
- На реке, - Эрэндис решает последовать тактике Иштар и построить свою ложь на чистой правде. - Воспользовалась случаем побыть наедине со своими мыслями и обратиться к высшим силам. Вы ведь все равно не хотите мне помогать.
- Не хочу и не могу - две разные вещи, моя девочка, - сердито возражает Аланор. - Я пока еще способен распознать, когда мне лгут. Готов допустить, что у принцессы Нуменорэ на то серьезные основания, но оборванцу из Кханда вешать мне лапшу на уши не позволю! Мальчишка виновен. Он давно вынашивал свои планы. Допускаю, что ты к нему привязалась, что у него есть свои причины ненавидеть Палландо, но кем бы он ни был, он не стоит того, чтобы бросить тень на доброе имя короля. Сейчас, когда взгляды всего мира устремлены к Арменелосу, его величество не может позволить низкие нападки в свой адрес.
- Фад потерял семью по вине Палландо, - тихо отзывается Эрэндис. - Кому, как ни мне, знать, что это такое? Он бы все равно не смог причинить волшебнику вред, он не заслуживает виселицы!
- Но и отпустить его с благодарностями и почестями мы тоже не можем, - парирует Аланор. - Для того, чтобы оправдать мальчишку, потребуются убедительные доказательства. Я могу затянуть дело, насколько это возможно, попытаться свести наказание к длительному заключению, но ты не спасешь его, не бросив тень на свою репутацию. Милость короля слишком легко потерять, а ты и без того наделала сегодня глупостей. Зачем ты ездила к лорду Элендуру? Я хочу услышать правду, Эрэндис.
- Я тоже хотела услышать правду, - призывает принцесса на помощь все свое воображение. - И кое-что мне узнать удалось. Лорд Элендур и его матушка чересчур интересуются Единым Кольцом. И готовы на многое пойти ради того, чтобы государь послал в Мордор именно Элендура. Вы ведь тоже не знаете, где Саурон скрывает его, верно? Я не видела Кольца на его пальце, когда мы встретились в Нинданосе.
- Кольца нет на острове, это мне известно наверняка, - подтверждает Аланор. - Вещь такой силы и опасности невозможно утаить, это как уголек, спрятанный в мешке с соломой. Саурон уверяет, что Кольцо уничтожено, я ему не верю. Советники короля предполагают, что он мог оставить его одному из улаири или скрыть где-то в Мордоре, но в этом есть свои подводные камни. Кольцо - не простой артефакт. Оно влияет на хранителя, заставляет его вести себя непривычным образом.
- Откуда вам известно о том, как действует Кольцо? - внимательно смотрит на него Эрэндис. - Никому из смертных не доводилось владеть им.
- Однако остаются квенди, в чьей памяти еще свежо создание великих колец. Лорду Келебримбору был известен секрет Саурона, и некоторыми сведениями он успел поделиться со своими собратьями. Немногие из них пережили гибель Гвайт-и-Мирдайн, - Аланор разводит руками. - Я не одобряю слепое преклонение перед эльдар, моя девочка, но не вижу причин отказываться использовать нам во благо их великие знания. Могу с уверенностью сказать, что следую в этом пути короля.
- Значит ли это, что хранитель кольца - не человек? - Эрэндис тут же думает об Иштар. - Саурон мог передать его кому-то из верных их идеям майар, стойким к этим чарам?
- У твоей приятельницы, леди Тхурингветиль, нет кольца, - качает головой Аланор и снова расплывается в кривой ухмылке. - Да, мне известно, кто она такая. Я бы первым просил государя освободить меня от должности, если бы не сумел разглядеть ее под маской этой девицы из семьи отступника. Тебе потребовалось куда больше времени, чтобы разобраться, но такое приходит с опытом. Дело в том, что Саурон некоторым образом выделяет Тхурингветиль среди других своих слуг и, как бы парадоксально это ни звучало, пожертвует ею лишь в крайнем случае. Он бы не поставил ее в опасность, вручив ей Кольцо. О нет, здесь я склонен согласиться с господином Лангоном. Сохранить Кольцо может лишь тот, для кого оно - святыня, а не оружие Врага. Только такого человека Кольцо сумеет превратить в своего надежного стража, сыграв на его же слабостях.
- Жрецы, - выдыхает Эрэндис, вспоминая беседу Лангона и Иштар. - Кольцо в Умбаре, вот почему государь так стремится вернуть эти земли. Вот зачем Лангону нужен магистр Шия…
- Шия - непреклонный упрямый старик, фанатик, - мрачно кивает Аланор. - Такой даже под пытками не расскажет, что ему известно, лишь изобразит из себя гонимого мученика. У Лангона что-то есть на него. Он пока не торопится поделиться с нами этой информацией, но я выясню, непременно выясню. Полагаю, если мне удастся разгадать этот секрет, он выведет меня прямиком к Единому Кольцу.
- Позвольте мне поговорить с Тхурингветиль, - просит его принцесса. - Я уверена, что наш разговор поможет пролить свет не только на покушение на Палландо, но и на секрет магистра Шии. Я уверена, что эти события так или иначе связаны между собой.
- Тебе следует забыть эту майэ, - бескомпромиссно отрезает Аланор. - Тхурингветиль - лживая лицемерная дрянь, все, что ее по-настоящему волнует - это благополучие Саурона, и если для этого ей понадобится переступить через тебя, она, не задумываясь, сделает это. Все, что она скажет тебе, будет ложью.
Вернувшись во дворец, Эрэндис отсылает даже Замин, едва ответив на нетерпеливые вопросы служанки. Ей удается сохранить покупку драгоценностей в тайне от Аланора - надолго ли, неизвестно. Последняя надежда на разговор с Иштар угасает. Вероятно, к деве моря Рун в последние годы поступает слишком много молитв, и просьбы сироты Хинд попросту затерялись где-то в ее канцелярии.
Принцесса автоматически опускает руку в карман плаща и вздрагивает, обнаружив там листок бумаги. Разворачивая невесть откуда взявшееся письмо, она чувствует, что все внутри дрожит от волнения. Незнакомый почерк будто отпечатывается на обратной стороне век, когда она понимает, что написано послание от имени Иштар.
“Ваше высочество, простите мою дерзость. Кроме Вас, мне не к кому обратиться. Вам известны имена моих врагов, на деле их намного больше. Королева желает моей смерти, и некому замолвить словечко в мою защиту. Некогда Вы пообещали помочь мне покинуть остров живой и невредимой.
Я хотела бы встретиться с Вами, но ко мне никого не пускают. Вы можете использовать плащ, что я подарила Вам при нашем знакомстве. Он действительно волшебный. В Ваших жилах течет кровь истерлингов и жрецов, а значит, вам подвластна темная магия. Если Вы сможете превратиться, Вам удастся проникнуть в мою темницу, когда мне принесут ужин. Вам не нужны заклинания. Магия уже есть в Вас, Ввы должны лишь надеть плащ и отчетливо представить свое превращение. Если Ваше желание помочь мне искреннее, все получится. Я буду ждать Вас.
Я готова понять, если после всего произошедшего Вы больше не пожелаете меня видеть. В таком случае, уничтожьте это письмо и сохраните хоть крупицу добрых воспоминаний обо мне.
Иштар”
Несколько минут Эрэндис гипнотизирует записку потрясенным взглядом - она не может представить себе, как эта вещь попала в ее карман. А затем вдруг вспоминает столкновение со странным прохожим на рынке, что так напугал ее своим зловещим видом. Значит, у Тхурингветиль и в городе свои люди… Что и говорить, они замечательно подготовились.
Эрэндис снова перечитывает письмо, и в голосе Иштар ей слышится отчаяние. Данное некогда по неосторожности обещание тяготит, а еще больше страшит судьба Фада. Может ли она рисковать его будущим из-за нелепых обид? Лорд Аланор прав, для Тхурингветиль она никто, лишь очередное незначительное препятствие на пути к великой цели. Возможно, на ее месте Эрэндис поступила бы точно так же.
Возможно, ее старая бабушка пришла бы в трепет, узнав, кого внучка несколько месяцев так беспечно называла своей единственной подругой.
Она снова достает из шкафа накидку Тхурингветиль. Все это выглядит со стороны так нелепо - ведь она не чувствует в этой вещи ни капли магии, то всего лишь ветхая шелестящая ткань, похожая на срезанные крылья. Она обыкновенная смертная, а не прекраснейшая из эльдар, чтобы законы природы спешили измениться в угоду ее желаниям. Эрэндис набрасывает плащ на плечи и медленно поворачивается перед зеркалом. С распущенными черными волосами, локонами ниспадающими на плечи, и потемневшим от тревог взглядом она напоминает себе служительницу запрещенного культа - во всяком случае, именно такими ведьм изображали книги сказок, что ей удавалось найти в дворцовой библиотеке.
Искреннее желание... Эрэндис закрывает глаза, но ничего не выходит. Солнечный свет пробивается сквозь задернутые шторы и скользит по ее веками золотистыми бликами, нарушая концентрацию. Ариэн покидает свой бессменный пост через несколько часов, и принцесса всерьез сомневается, что ей удастся научиться невозможному к заходу солнца.
Она не бабушка, что могла усилием воли замедлить течение реки или заставить ракушки с жемчугом подниматься к ней из морских глубин. Даже в названиях целебных трав она путалась и узнать их могла только на учебных гравюрах, а не в естественном месте произрастания.
Впрочем, надо отдать ее родственницам должное - они крайне редко прибегали к подобным хитростям, считая их пустой тратой отпущенного дара. Она никогда уже не сможет сравниться со своими предками - Нуменорэ, подобно медленному яду, давно перемешался с ее кровью, и никакие судорожные попытки ухватиться за трогательные, но, по сути, бессмысленные обряды прошлого, не сделают ее прежней Хинд.
Минуты перетекают в часы, солнце уже давно опустилось за горизонт, а в голове Эрэндис сменяют друг друга странные и неясные видения. Отчего-то ее окутывает необъяснимое желание распахнуть окно и окунуться в непроглядную ночь… полететь, как бы абсурдно это ни звучало. Тогда она открывает глаза и не узнает свою комнату.
А затем ей удается, наконец, поймать собственный взгляд в зеркале, и она в панике вскидывает руки - а в отражении о спинку кресла испуганно бьется черная летучая мышь с огромными крыльями, будто отороченными золотом.
Это похоже на дурной сон, один из тех кошмаров, что обволакивают тебя, будто паутиной. Эрэндис все кажется, что она вот-вот проснется, обнаружит себя задремавшей в кресле и посмеется над нелепыми притязаниями на роль великой волшебницы. Однако ничего не меняется - она определенно застряла в новообретенном облике и только сейчас запоздало понимает, что Иштар ничего не написала о том, как превратиться обратно. И принцесса слишком взбудоражена этим пугающим открытием, чтобы вновь сосредоточиться и попытаться представить себя прежней.
Похоже, единственный способ вырваться из этого видения - исполнить желание Иштар и все же посетить темницы, по возможности, не привлекая внимания слуг, что уж точно не обрадуются летучей мыши в коридорах замка.
Полет оказывается весьма кропотливым, пусть и увлекательным опытом. Эрэндис чувствует непомерную усталость, едва успев добраться до лестницы, и задается вопросом, как Тхурингветиль справлялась с этим бременем, летая между Ангбандом и Тол-ин-Гаурхот. Как мало вопросов она задавала майэ, пока та находилась на свободе! Эрэндис не устает злиться на себя - сколько всего она могла бы узнать о Владыке, если бы была хоть немного внимательнее и сообразительнее.
Аллас был прав: стражи в темницах едва ли не больше, чем на военном параде, и только старинные потолки с арками и перекрытиями позволяют принцессе перемещаться бесшумно. Вот неловко будет, если кому-то из стражников вдруг придет в голову выстрелить. Умереть в облике мыши - что может быть унизительнее?
Карту, принесенную Алласом, Эрэндис заранее выучила наизусть, потому без труда находит темницу, в которой заключена Иштар. Затаившись среди теней, она ждет, когда дверь, наконец, распахнется. Она даже не слишком удивляется, когда из комнаты выходит лорд Аланор, пусть для допросов уже и поздний час. Воспользовавшись полумраком, она незаметно влетает внутрь, и едва успевает отпрянуть в сторону, когда за ее спиной щелкает замок.
Комната, в которой она оказалась, совсем не похожа на тюрьму - скорее, это весьма благоустроенный и теплый рабочий кабинет без окон, отделанный темным деревом и камнем и ярко освещенный свечами. В шкафу много книг на разных языках, чернильница полна до краев, и имеется запас гусиных перьев. Вот постель нетронута, что принцессу совсем не удивляет - майар сон ни к чему.
Откровенно говоря, сейчас принцессу вообще мало что способно удивить, поскольку внимание ее всецело приковано к одному немаловажному обстоятельству. Она не может оторвать взгляда от заключенного, сидящего перед столом в кожаном кресле и внимательно просматривающего какой-то старинный трактат.
Она напрасно понадеялась на свою память, а может быть, чересчур разволновалась после превращения, что и стало причиной роковой ошибки. Так или иначе, беседовать с тем, чье уединение Эрэндис непрошенно нарушила, она вовсе не планировала. Не случайно Аллас специально отметил на карте соседствующие камеры. Эрэндис хватило глупости их перепутать.
И словно почувствовав чужое присутствие, Саурон откладывает свиток в сторону и поворачивается прямо к принцессе.
14Эрэндис никогда не думала, что возможно физически почувствовать, как замедляет свой ход время, однако на этот раз все выглядит так, будто она падает на дно огромных песочных часов размером с целый замок, и песчинки, подвластные неведомой магии, замирают над ее головой, готовые в любую секунду сорваться вниз неукротимой пыльной лавиной. Она забывает, как двигаться, даже дышать, - мир сужается до размеров игольного ушка, и все теряет значение, кроме холодного, ничего не выражающего взгляда человека напротив.
Впрочем, нельзя позволить привлекательной внешности себя запутать. Создание, что стоит перед ней, много больше, чем просто человек. И несоизмеримо опаснее.
Арменелос, особенно накануне праздников, притягивает разномастную публику. Встречаются личности нестабильные и даже откровенно безумные. Толпа, охваченная религиозной эйфорией, подхватывает всякие идеи - неудивительно, что зачастую в городе объявляются доморощенные пророки, уверяющие, будто бы они напрямую общаются с валар и даже самим Эру. Конечно, Эрэндис не воспринимает их откровения всерьез, однако и ей приходят в голову мысли о том, как она повела бы себя, повстречайся ей на жизненном пути нечто абсолютно нереальное, то, что она привыкла воспринимать, как полувымышленный сакральный образ.
Сейчас принцессе представляется такая возможность, и с уверенностью она может заявить лишь о том, что пророки все врут. Что бы ни происходило после, о таком не рассказывают.
Изображать и дальше летучую мышь бессмысленно и попросту глупо. Саурон не предпринимает никаких действий, очевидно, ожидая ее превращения. Эрэндис снова безуспешно пытается сосредоточиться, но довольно трудно сделать это, стоит только задуматься о неизбежных объяснениях. Что за невообразимая глупость - так неосторожно последовать совету Иштар! Извиняет принцессу только одно - она и представить себе не могла, что из этого что-то получится.
Саурон, верно истолковав ситуацию, вскидывает руку в повелительном жесте, и голову Эрэндис сдавливают невидимые тиски, будто пространство вокруг резко сжимается, а время возвращается в привычное русло, и замершие мгновения обрушиваются на нее с двойной скоростью, сбивающей с ног волной. Эрэндис закашливается от неожиданности и не сразу понимает, что стоит на каменном полу, придерживаясь рукой за холодную стену. Саурон смотрит на нее изучающе, и сейчас ей снова хочется обернуться крылатой тварью и улететь прочь - или любым другим способом испариться из зловещей темницы.
- Распространенная ошибка, - невозмутимо обращается он к ней, словно только что не произошло ничего из ряда вон выходящего, и мирно беседовать по вечерам для них - обычная практика. - Накидка не предназначена для перевоплощения в человека. Вы используете ту же магию, что при изначальном превращении, впустую тратите силы, а должны сбрасывать с себя облик, как змея сбрасывает кожу. Сделайте это сами.
Эрэндис бы и рада последовать совету - в конце концов, не может же она покинуть эту комнату, позвав стражу, - но оцепенение упорно не желает ее покидать. Если темный майя, подтверждая ходящие о нем слухи, и впрямь умеет читать мысли, сейчас он, должно быть, весьма разочарован, не обнаружив ни единого проблеска разума в ее сознании. Только пустота и парализующий страх - чем, в таком случае, она отличается от его орков?
- Как минимум, тем, что мои орки не являются без приказа или острой необходимости, исключительно ради того, чтобы молча на меня посмотреть, - не упускает он случая заставить ее почувствовать себя еще более нелепо. - И не испытывают душевных метаний, не решаясь озвучить цель своего визита, в силу природного скудоумия. Не ожидал увидеть вас так скоро, принцесса.
- Я… - к Эрэндис, наконец, возвращается подобие голоса, и она нервно стискивает пальцами тонкую ткань плаща. - Я оказалась здесь ненамеренно, мне следует немедленно уйти. Я не должна разговаривать с вами. Как только эта дверь откроется, я покину ваши комнаты… - она запинается, не зная, как правильнее обратиться к собеседнику, и в итоге решает обойтись без имен и титулов, - … тем же способом, что и проникла сюда.
- Разумеется, ваше высочество, - и снова Саурон не выказывает и тени удивления, - лишь дайте мне знать, когда позвать стражу. Я ведь могу быть уверен, что вы знаете, куда лететь, если снова потерпите фиаско?
Эрэндис закусывает губу. Безусловно, он прав - позволить себе навсегда застрять в теле летучей мыши она не может, но брать уроки магии у самого опасного из заключенных Нуменорэ, рискуя в любой момент быть обнаруженной - невозможно даже вообразить, какие последствия это повлечет для нее, брата, Иштар и остатков того мира, что они стремятся защитить.
- Плащ мне дала леди Иштар, - произносит она, со значением глядя ему в глаза. - Она же объяснила, как им пользоваться.
Саурон медленно кивает, и Эрэндис смущенно отводит взгляд. Разумеется, ему известно о происхождении накидки. Тхурингветиль ведь сама говорила: много лет, что она пропадала невесть где, артефакт хранился среди ее прочих вещей в Барад-Дуре.
- В голову не пришло другого быстрого способа тайно встретиться с ней, - с усилием заканчивает она свою мысль. - Леди Иштар слишком хорошо охраняют. Когда я увидела лорда Аланора, сочла, что после нашего недавнего разговора он решил снова ее допросить. Проскользнула в закрывающуюся дверь, не думая.
На мгновение Эрэндис чудится неуловимая вспышка эмоций на лице Саурона - откровенное недовольство, разбавленной толикой презрения.
- Она арестована? Что же, этого следовало ожидать. Я даже впечатлен - тем, что она продержалась так долго, при ее-то таланте обзаводиться врагами.
- Хотите сказать, вы не знали? - пораженно смотрит на него Эрэндис. - Разве вам не ведомо все, что происходит с вашими слугами?
Подспудно она начинает понимать, отчего общество Саурона оказывает на нее, да и многих других, парализующий эффект. Нечто подобное, пусть и в иной форме, она наблюдала, общаясь с немногочисленными знакомыми ей эльдар - ауру бесстрастной отстраненности, разбавленную мрачной иронией, от которой становится не по себе. Саурон выглядит так, словно его мысли давно уже не занимает этот мир, такой крошечный и незначительный, и Эрэндис даже чувствует себя виноватой, будто вопросами и сомнениями вторгается в иную, закрытую для простых смертных вселенную.
Все равно что бесцеремонно бродить по территории храма, открытой только служителям культа, возмущенно отметила бы ее бабушка. В былые времена в земле Рун такое каралось смертью. Маленькая Хинд, как и сотни девочек ее возраста, заслушивалась жутковатыми историями о временах правления Короля, что задолго до начала войн с Нуменором переступил грань между реальностью и миром теней. Кровавые жертвоприношения отжили свое, стоило смерти взяться за те земли всерьез, мрачная традиция пустила корни на Востоке, в Кханде, а нрав девы моря Рун значительно смягчился. И все же по сей день принцесса там и тут встречает подтверждения правдивости передающихся из поколения в поколении историй: помнится, ее глубоко впечатлили результаты одной из экспедиций Палландо, в которой тому удалось обнаружить заброшенный жертвенник, хранивший остатки тысяч раздробленных костей. Синий маг преподнес королю в дар выточенные из бивней мумакил кастаньеты, бронзовые сосуды для меда и вина, наподобие тех, что принято было наполненными до краев оставлять внутри курганов, и даже золотые монеты с выбитым на них чеканным профилем Тени Востока, но в глазах Эрэндис до сих пор стоят выполненные черной тушью зарисовки полуистлевших черепов вариагов, отдавших свою жизнь за веру.
- Тот, кто смеет беспокоить мертвых, будет навеки проклят, - зловещим голосом завершает бабушка свой рассказ, и Эрэндис кажется, что она может физически ощущать эту несмываемую печать: над Палландо, над глупцом Элендуром - а теперь еще и над Сауроном. И от того, что даже высшие силы не могут обмануть смерть, ей становится невообразимо грустно.
- Сомневаюсь, что сейчас могу позволить себе такую роскошь, как слуги, - между тем, насмешливо произносит Саурон. - Да и леди Иштар к их числу я никогда не относил. К тому же, у меня достает иных поводов для беспокойства, нежели ее очередное безумство. Она вообще не должна находиться в Арменелосе, это ее выбор. И только ее личная ответственность.
- Все считают иначе, - вырывается у Эрэндис. - Думают, что вы ее специально подослали, чтобы…
- Чтобы что? - весело интересуется Саурон. - Вызнать государственные тайны и использовать их из соображений выгоды или мести? Или сделать вас своей марионеткой - право, не могу придумать, какая мне от того польза? Леди Иштар отчего-то возомнила себя великой провидицей и решила, что без ее трогательной заботы меня в Нуменорэ ждут всевозможные беды. Пока что, вижу, дела у нее самой идут немногим лучше. Чем она умудрилась досадить королю?
- Ее обвиняют в покушении на мага Палландо, - отвечает Эрэндис и укоризненно хмурится в ответ на короткий смешок Саурона. - Вернее, в организации покушения. Схватили ее слугу, поэтому я здесь. Мальчик ни в чем не виноват, необходимо спасти его от виселицы!
Саурон недолго молчит, сосредоточенно что-то обдумывая.
- Я видел этого мальчишку. Он многого мог бы добиться, будь умен. Сын вождя, чье имя звучало не последним среди могучих воинов их народа, племянник влиятельного жреца… Если бы король догадывался, кому леди Иштар предоставила приют, мальчишка стал бы козырем в их игре, получил бы шанс навсегда забыть о своем рабском прошлом. Однако он этого не желает. Перед ним открывались разные возможности: получить свободу, обрести покровителей, власть, возможно, однажды самому стать правителем. Он отказался, как много лет назад это сделал его отец. Теперь я вижу, ради чего, и повторяю: он глуп.
- Чей племянник? - широко раскрывает глаза Эрэндис: наконец-то в ее голове начинает складываться паззл. - Я знаю лишь одного жреца, имя которого в последнее время звучит чаще, чем имена всех королей Средиземья, вместе взятых. Неужели вы имеете в виду магистра Шию?
- Вижу, вы понимаете, о ком речь, - подтверждает Саурон. - Да, подопечный леди Иштар - тот самый ребенок, считающийся погибшим. За возвращение его магистр, не торгуясь, продаст половину Умбара, поскольку сильнее страха перед нашим Повелителем в нем лишь чувство долга перед семьей, которую он не смог спасти, - он разводит руками. - Вы можете использовать эту информацию, ваше высочество. Я с уважением отнесся к просьбе леди Иштар не рассказывать о происхождении мальчишки королю. А вот вас ничто не связывает. Полагаю, после таких известий Ар-Фаразон выдумает любой невероятный предлог, лишь бы его не казнить.
- Но Фад не пожелал освобождения такой ценой, - качает головой Эрэндис. - Если они узнают правду, никогда уже не оставят его в покое. Я не сомневаюсь в благородстве государя, но его окружение… Фад не рос здесь, он не готов к такой жизни. Даже не представляя, что его ждет, он инстинктивно стремится держаться подальше. Будь все иначе, Иштар рассказала бы мне раньше… или написала в той записке, что передала из заточения.
Она думает о магистре Шие. Пока что сознанию трудно вместить мысль о том, что жрец - тот самый потерянный дядя, что являлся из ниоткуда странником в темных одеждах, приносил забавные безделушки и играл в шахматы с ее отцом. Не просто первенец и законный наследник, единственный выживший, старейшина - но и тот, в чьих жилах, по словам Тхурингветиль, течет кровь одного из улаири, кровь, объясняющая унаследованный ими магический дар. Эрэндис с трудом сдерживает истерический смех. В прошлом она сочувственно размышляла о судьбе Иштар, а жалеть следовало саму себя, происходившую из рода отступника.
Случись государю узнать о том, кто такой Фад, исход суда будет предрешен. Палландо и сам не пожелает безвременной гибели того, кто может помочь им завладеть Единым Кольцом и уничтожить его. Только что Саурон фактически подсказал ей способ навсегда покончить даже с самыми маловероятными перспективами восстановления его власти над Средиземьем. И она категорически отказывается понимать, чего тот рассчитывает этим добиться.
- Записка? - Саурон недоверчиво выгибает бровь. - Сомневаюсь, что она бы так поступила. Кто передал вам ее?
- Странный человек в городе… он напугал меня, - тихо отзывается Эрэндис - воспоминания о безликом существе на рыночной площади до сих пор заставляют холодеть от ужаса. - Вот же она, эта записка, - она достает из кармана платья знакомый измятый листок и протягивает его Саурону.
Майя бросает беглый взгляд на бумагу, а затем переводит его на Эрэндис, и та понимает, что снова не угадала с ответом.
- Это карта дворцовых подземелий.
Эрэндис непонимающе хмурится и на всякий случай еще раз обшаривает карманы. Нет, сомнений быть не может, в руках Саурона тот самый листок с оторванным уголком, который еще этим утром был испещрен необычным и узнаваемым почерком Тхурингветиль - писала та так, словно уже много десятилетий ей не приходилось прикасаться к перу.
- Но мне же не могло это почудиться… человек в капюшоне… письмо… Я уверена, что видела его, - совершенно убитым голосом шепчет она. - Я ведь не схожу с ума, правда?
- Вы обладаете даром, принцесса, глупо отрицать, - отвечает Саурон. - Остается только удивляться, как при всем этом вы не восстановили против себя половину населения острова. Возможно, подсознательно вы сами желали встретиться с леди Иштар. Вы хотели найти способ помочь вашему другу. Магия всего лишь подсказала способ.
- Мне все равно не воспользоваться тем, что я узнала, - справляется с собой Эрэндис. - Отец… его отец не хотел быть правителем, и не Фаду пересматривать решения, которые принимал глава клана. Я не могу превратить его в чиновника на службе у государя или разменную монету в интригах умбарского жречества. Для него такая жизнь будет хуже смерти. Магистр Шия… я не знаю, какой он, и будет ли он к нему добр. К тому же, Фад привязан к леди Иштар, как к родной матери, и наивно рассчитывать, что ему позволят остаться при ней.
- Даже если это поможет его спасти? - вкрадчиво интересуется Саурон, но Эрэндис остается непреклонной.
- Должно быть другое решение. У Палландо много недоброжелателей. Далеко не все харадрим в восторге от его попыток перекроить карту Востока. Если Фад виновен, зачем ему оставлять у себя арбалет, да еще и там, где его с легкостью могут обнаружить? Я надеялась найти хоть одну зацепку, которая убедит лорда Аланора провести нормальное расследование!
- Опасность беспристрастного расследования, ваше высочество, - отмечает Саурон, - в том, что оно может привести совсем не к тем результатам, которые вы ожидаете. Влиятельные враги Палландо, если вы их и найдете, не оставят мальчишке никаких шансов. Ваши благие намерения только сделают его смерть неизбежной.
Эрэндис и сама не понимает, как решается выложить все карты на стол - она будто видит себя со стороны, голова непривычно легкая, ответы на незаданные вопросы сами собой срываются с языка. От Него ничего невозможно скрыть. Ему нельзя говорить неправду.
- Я догадываюсь, кто может стоять за покушением, - сдается она. - Я слышала, как Лангон угрожал леди Тхурингветиль. Да, мне известно ее настоящее имя. И я не единственная. Все так легко поверили в ее причастность, потому что знали, что Палландо может ее разоблачить и изгнать или выдать эльфам. Я уверена, что Лангон убедил в этом и королевскую чету.
На миг ей становится жаль Тхурингветиль - во всем облике Саурона не читается ничего, кроме вежливого внимания, подобающего при беседе с высокопоставленной особой.
- Повторяю, Тхури по собственной воле отправилась на остров, полный майар. У нее всегда оставалась возможность его покинуть. И уж тем более ей не следовало привозить мальчишку. У него на лице написана самоубийственная глупость, проще простого было просчитать его намерения. Что бы ни происходило между Тхури и Лангоном, я не стану вмешиваться. Да и не имею возможности.
- Но она здесь ради вас! - забывшись, Эрэндис повышает голос и тут же испуганно оглядывается на дверь. Однако стражи безмолвствуют, из коридора не доносится ни звука - явно не обошлось без чар. Где-то на краю сознания вертится отчаянная мысль о том, что сейчас Саурону ничего не стоит обратить ее в прах за наглость, и во дворце никто не узнает о печальной судьбе принцессы. Не говоря уже о том, что никакими жертвами не смягчить незавидную участь ее души после такой бесславной гибели. Тем не менее, неведомая сила вытягивает из нее все более дерзкие слова, будто на время в нее вселяется злокозненный дух с дурным чувством юмора.
- Я ни за что не поверю, что вы намерены сидеть здесь, сложа руки! Естественно, Фад для вас ничего не значит, вы считаете ниже своего достоинства даже называть его по имени, но если леди Тхурингветиль все эти столетия беспокоилась о вас так же, как те несколько месяцев, что я ее знаю, значит, у нее невероятное терпение, а в вас нет ни грамма благодарности! И вы ничему не научились у своего Повелителя, потому что он никогда не поступал так по отношению к тем, кто был ему верен!..
Боль приходит с опозданием, и сначала Эрэндис чувствует лишь пробивающийся даже сквозь деревянную обивку холод стены, о которую ударяется затылком. От силы удара ей кажется, что она вот-вот потеряет сознание, однако рука Саурона стальной хваткой держит ее за горло, а глаза его горят пугающим металлическим блеском.
- Вижу, Тхури так и не начала учиться на своих ошибках, - непонятно чему скалится он и продолжает убийственно спокойным голосом: - Ты ничего не знаешь о Мелькоре, чтобы сметь приводить мне его в пример, ничтожное существо. Ты даже о верности представления не имеешь, иначе тебя бы здесь не было. Советники Ар-Фаразона напрасно наперебой убеждают его в том, как опасен я. Им бы поискать врага поближе.
Саурон с брезгливостью отдергивает руку, и Эрэндис стоит колоссальных усилий сохранить после этого равновесие. С трудом сдерживая подступающие к глазам слезы, она все же понимает, что многие из вызвавших неудовольствие Саурона лишились жизни и за меньшие оплошности. А вот ее, похоже, он теперь считает немногим умнее Фада, и по справедливости: ярость укладывается в ней, подобно колдовством погруженному в сон зверю, и место ее занимает суеверный ужас. Маленькая Хинд уже бы в панике косилась на небо в ожидании готовых поразить ее молний. Принцесса Эрэндис знает, что принцип воздаяния за подобные выходки работает иначе, а потому лишь тихо выдыхает, прежде чем последняя надежда в ее душе будет похоронена под грузом бесконечной усталости:
- Он мой родной брат. Вы можете понять, как много это значит?
Судя по взгляду Саурона, аргумент Эрэндис не кажется ему таким уж убедительным. Он знает, разумеется, с досадой думает она. И Тхурингветиль знала все это время. Знала и не потребовала ничего, кроме расплывчатого обещания спасти ее жизнь, и даже его Эрэндис не может выполнить.
- Вы жили без него все эти годы. Разве королевская семья не стала для вас родной?
- Моих близких уничтожили, а с теми, кто уцелел, меня разлучили, - тихо продолжает она. - Со всеми, кого я любила. И я до сих пор помню их лица.
- Это чувство мне хорошо знакомо, - в искренности Саурона принцесса имеет все основания усомниться, но решает оставить в стороне свой сарказм.
- Я пообещала себе, что никогда не забуду, кто я и кем были мои родители. Я люблю государя всем сердцем, никаких слов не хватит, чтобы выразить благодарность за все, что он для меня сделал, но я не смогу стоять в стороне, если речь идет о жизни единственного родного мне человека. Лорд Майрон, я не знаю, что мне делать, - кажется, она все-таки плачет с полной уверенностью в том, что после такого позорного представления ей только и остается, что утопиться в Сириле, предварительно помолившись о том, чтобы не встретить в посмертии бабушку и других родичей.
Саурон рассматривает ее, как редкое насекомое, и в какой-то момент Эрэндис кажется, что сейчас он ее ударит. Но вместо этого он вдруг осторожно помогает ей усестся в кресло - ей, наконец-то удается рассмотреть иллюстрации в трактате, что он читал до ее появления - как ни странно, тот связан с травами и целительством.
- В таком состоянии ничего нельзя предпринимать, леди Хинд, - отвечает он ей в тон. - Для начала восстановите мир в своей душе. Вы жалуетесь на галлюцинации, ваше настроение меняется каждые несколько минут, сегодня вы использовали магию и пережили свое первое превращение, а до рассвета вам предстоят еще несколько. Лучшее, что вы можете сделать - это вернуться к себе и отрешиться ото всех тревог.
- Отдыхать, позволив Палландо снова лишить меня семьи? Пока Иштар в тюрьме, а Лангон плетет замыслы, как бы использовать меня, чтобы усилить влияние на короля?
- При всем сочувствии, принцесса, - усмехается Саурон, - пока не произошло ничего необратимого. Больше всего вы поможете Тхури, если будете следить за собой и держаться подальше от неприятностей. На примере брата вы уже убедились, что бороться с такими, как Палландо, прибегая к силе, бессмысленно.
- Но как еще с ним можно бороться? - разочарованно вздыхает Эрэндис. Она внезапно осознает всю смехотворность своих требований. Если даже она не готова рискнуть с таким трудом обретенным благополучием ради того, чтобы вызволить Фада, с какой стати Саурону о них заботиться? Одно только молчание о ее происхождении - уже милость, которой она совершенно не заслуживает.
- Королю нужен преступник, - пожимает плечами Саурон. - Так дайте ему преступника.
Второе превращение проходит намного легче, чем занявшее долгие часы первое, а вот над возвращением в человеческий облик приходится работать. Когда Эрэндис, наконец, добирается до своих покоев и обессиленно падает, как есть, в накидке и платье, поперек кровати, ей кажется, что комната вокруг свивается в воронку и вертится колесом, увлекая и ее в безумный и безудержный танец.
Она сама не помнит, как проваливается в крепкий сон. Вероятно, в иных мирах ей на этот раз все же довольны - впервые за долгое время она не видит ни одного сновидения.
Эрэндис просыпается на рассвете и долго лежит неподвижно, меланхолично созерцая потолок. Ощущения такие, словно за непродолжительную встречу с Сауроном она повзрослела сразу на несколько жизней. Удивительно, как от вчерашних полетов болят несуществующие крылья. С трудом поднявшись, она прячет накидку в шкаф и неодобрительно поджимает губы, едва завидев свое отражение в зеркале. Право, даже явившаяся с того света Тхурингветиль, должно быть, выглядела лучше.
Ведь она так и не спросила у Саурона о том, что на самом деле случилось тогда после войны. Хотя что-то подсказывает ей, что темный майя никогда не стал бы говорить с ней об этом. А вот упущенной возможности узнать больше о дяде, обстоятельствах гибели их клана, слабых местах синих магов, периодически являющихся ей видениях о Мордоре, было жаль. Не могла же она, в самом деле, снова заявиться в его темницу с надоедливыми замечаниями?
Или могла?
- Все это глупости, - Эрэндис плескает в лицо пригоршней ледяной воды и отрешенно наблюдает, как капли сбегают вниз по волосам, оставляя темные пятна на измятом платье. - Нужно переодеться, пока Замин не проснулась. А потом подумать, как спасти Фада. Лорд Майрон не мог не дать мне подсказки. Я ее просто не увидела. Я должна сообразить…
Если Замин и удивляется подавленному виду госпожи, то не подает виду; в последнее время на ней и самой лица нет, что Эрэндис порядком раздражает. Не хватало еще, чтобы Фад, освободившись, прельстился лицемерными переживаниями служанки. Лично она в великую любовь Замин не верит: девчонка хитра и вперед всех смекнула, что слишком много важных персон готово оказывать Фаду свое покровительство.
- Ее величество напоминает, что вы вместе ужинаете в особняке лорда Амандила, - услужливо сообщает Замин, и Эрэндис морщится, как от зубной боли. - Да, она произнесла это с таким же выражением лица, но сегодня леди Исилиэль впервые посещает дом своего жениха, и этикет требует, чтобы вы ее сопровождали.
- Бесполезная трата времени, - шипит Эрэндис, отодвигая тарелку с фруктами: после ночных приключений желудок сжимается от одних только мыслей о еде. - Исилиэль миллион раз бывала в их доме до своей помолвки, и я не представляю, что с тех пор поменялось. Она мне даже не подруга!
- Но государь так расстроится, если вы откажетесь, - бескомпромиссно заявляет Замин. - Или, не приведи Эру, решит, что вы еще не оправились после болезни, и вернет вас в больничное крыло. Кстати, эта идея не лишена смысла. Вы выглядите…
- Тебя это не касается, - отрезает Эрэндис. - Пригласи сюда Алласа, и срочно! Раз уж я потеряю целый вечер в доме Исилдура, пусть хоть кто-то займется делом.
Аллас выглядит еще более мрачно, чем обычно: их прошлый разговор вселил в его душу нехорошие подозрения, и решительный вид принцессы их лишь подтверждает.
- Если нам удастся привести лорда Аланора к преступнику, Фада освободят, - повторяет она слова Саурона. - А того, кто содействует восстановлению справедливости, наградят и, возможно, даже повысят в должности. Государь высоко ценит свою репутацию.
- Ваше высочество, ну опять вы за свое, - умоляюще воздевает руки Аллас. - Я понятия не имею, кто за этим стоит! Ну не ворвусь же я с обыском в покои лорда Лангона! Он только посмеется надо мной!
- Ты меня не понял, Аллас, - Эрэндис сцепляет руки перед собой и выдерживает паузу. - Меня не интересует, кто стрелял. Не интересует, кто приказал стрелять. Я хочу видеть Фада на свободе. Кто-то должен занять его место.
- Вы отправите на казнь невиновного? - Алласу не удается сдержать изумления, и Эрэндис его не винит. До встречи с братом она и сама не могла представить, что решится на такое.
- Я не выношу смертных приговоров, - кажется, спокойный тон Саурона каким-то волшебным образом перешел и к ней. - Это сделает король. По рекомендации лорда Аланора и других советников. А потому нам важно представить все очень убедительным.
- Но мы не можем просто выдумать историю из воздуха! - взывает к ее разуму Аллас. - Лорд Аланор, по-вашему, вчера на свет родился? Он не поверит!
- Поверит, если захочет, - возражает Эрэндис. - А в особенности - если пожелает государь. Всегда найдется, среди прислуги или стражи, некая сомнительная, гадкая личность, которую легко можно заподозрить в любой подлости. Если представить, что ее направляет некто, неприятный государю… успевший ему досадить… Ведь по сути леди Иштар не сделала ничего, чтобы впасть в немилость. А вот, скажем, тот же лорд Элендур… - она нехорошо ухмыляется, - я не могу помочь ему занять место Саурона, как он того желает, но вот обеспечить место рядом с ним готова с радостью.
- Ваше высочество, - Аллас выглядит совершенно несчастным. - Вы хоть представляете, что нас ждет, если обман раскроется? Я врагу не пожелаю перейти в чем-то дорогу леди Инзильмит.
- Тогда сделай вид, что этого разговора не было, - с притворным удивлением разводит руками Эрэндис. - Я уверена, в Нинданосе, в заведении твоей сестры, всегда найдется работа по плечу настоящему мужчине. Интересная, а главное - безопасная.
Аллас, бледнея, торопливо заверяет принцессу в том, как важно для него ее расположение, и обещает подумать над просьбой. Распрощавшись с ним, Эрэндис некоторое время бродит по балкону, глядя на сад и размышляя над тем, каким дорогим удовольствием оказалось возрождение семьи из небытия. А ведь она делает лишь первые шаги в этом направлении.
Дом лорда Амандила в точности повторяет княжеское родовое гнездо в Андуниэ - Эрэндис охотно понимает желание окружить себя знакомой обстановкой, но среди типичных для Арменелоса построек особняк напоминает белоснежный корабль, выброшенный на рифы приливом. В отличие от владений леди Инзильмит, здесь царит образцовый порядок, и отчего-то принцесса легко представляет Исилиэль хозяйкой этого места с его серебряными подсвечниками в человеческий рост, персиковыми атласными скатертями и резными рамами картин из светлого дерева.
Королева из уважения к Исилиэль скрывает неудовольствие и почти дружелюбно кивает в ответ на замечания Амандила и его домочадцев. Разговор вращается преимущественно вокруг воспоминаний о давно минувших днях, когда глава семейства был молод, его отец, лорд Нумендил, пребывал еще в добром здравии, дружба с королем и лордом Аланором казалась незыблемой и вечной, а лучшим способом времяпрепровождения представлялись морские путешествия.
- Что за бесценный багаж памяти! - улыбается Ар-Зимрафель. - Вы непременно должны написать мемуары, милорд, пережитые вами чудеса необходимо сохранить для потомков.
- Предпочитаю, чтобы внуки увидели мир своими глазами, - возражает Амандил. - Исилдур особенного интереса к мореходческому делу не проявляет, но я возлагаю большие надежды на Анариона.
- Если таково желание вашего внука, государю по силам найти его способностям применение на благо нашей родины, - кивает королева. - Умелые и опытные мореходы всегда были редкостью, как бы странно это ни звучало от исконной жительницы острова. С таким достойным примером перед глазами Анарион имеет все шансы стать гордостью нашего флота.
Эрэндис всерьез сомневается, что Анарион рассчитывает знакомиться с большим миром, стоя на борту королевской галеры, и, судя по его слегка разочарованному выдоху, юноша придерживается того же мнения. Будь он немного старше, вдруг проносится сторонняя мысль, составил бы куда лучшую пару Исилиэль. Эта романтически настроенная особа была бы очарована возможностью увидеть далекие края, а Эрэндис удалось бы, наконец, выслать ее куда подальше.
- Флоту вскоре предстоит колоссальная работа, - включается в разговор лорд Элендил, пожалуй, единственный из собравшейся компании вызывающий у принцессы некое подобие расположения, даже необъяснимой симпатии. - Я надеюсь, ваше величество, король всерьез воспринял мои слова о необходимости очистить южные моря от пиратов?
- Как бы ни так! - сварливо отзывается Амандил, и Эрэндис буквально чувствует нарастающее напряжение Ар-Зимрафель, которую тот посмел опередить. - Нынче Аланор - первый знаток кораблестроения, торговли, освоения океана! Аланор, ни разу в жизни не стоявший за штурвалом корабля!
- Лорд Аланор проявил доблесть и выдающийся талант полководца на недавней войне, - с нажимом произносит королева. - Да, это верно, что мы с ним принадлежим к противоборствующим лагерям, но… откровенно говоря, я уже ни в чем не уверена. Мысли сторонников иногда настораживают меня сильнее, чем возражения противников. К тому же, он верен Фаразону и никогда не предложит того, что может нанести ущерб интересам Нуменорэ.
- Разумеется, вы правы, ваше величество, - спешит согласиться с ней Элендил и укоризненно смотрит на отца. - И все же, договоренности с корсарами чреваты неприятными сюрпризами. Не мы первые сталкиваемся с похожей проблемой.
- Этим людям неведомо понятие чести, - горячо поддерживает его Исилдур. - Они нарушат соглашение в тот же момент, когда почуят выгоду!
- И чтобы избежать этого, ты предлагаешь лишить их самоуправления и запретить ходить под парусом? - не выдерживает Эрэндис. - Да ведь так они еще скорее пойдут за тем, кто пообещает им возврат к старым временам. Не говоря уже о том, что большинство только посмеется над вашими запретами.
- Что принцесса, много лет не покидавшая острова, может знать о борьбе с пиратами? - сердито смотрит на нее лорд Амандил, и Эрэндис может сполна насладиться внутренней борьбой в душе королевы в попытке выбрать, на сторону какого из двух зол становиться в этом споре.
- Эрэндис права, - наконец, нехотя признает Ар-Зимрафель. - Однако пристало ли утомлять леди Исилиэль и ее жениха? Я уверена, что можно найти более приятную, нежели пираты, тему для обсуждения за ее первым ужином в новом доме. О делах она еще наслушается, когда выйдет замуж.
Эрэндис прячет усмешку; уж ей, как никому другому, известны тайные надежды Ар-Зимрафель на то, что прислушиваться к этим разговорам о делах племянница будет весьма внимательно, чтобы затем передать любящей тетушке во всех подробностях. Она сомневается в том, что из Исилиэль получится хорошая шпионка - королева допускает ошибку, делая ставку на ту, что так похожа на нее саму в молодости. Лично принцесса не может представить себе ситуацию, в которой Ар-Зимрафель хоть в чем-то, по-настоящему значимом, пошла бы против воли Ар-Фаразона.
- В самом деле, расскажите еще о своих путешествиях, милорд, - с обезоруживающе милой улыбкой обращается к Амандилу Исилиэль. - За последние месяцы мне довелось узнать так много. Леди Иштар рассказывала о странах Востока и Юга, господин Лангон - о своих странствиях по землям Севера. Скажите, - ее глаза вдруг блеснули, - а приходилось ли вам когда-нибудь путешествовать на Запад?
- Зачем ты задаешь глупые вопросы, дорогая? - смеется королева. - Тебе хорошо известно, что корабли из Нуменорэ уже очень давно не отплывают в направлении Тол-Эрэссеа, да и гости оттуда много лет не являли своего присутствия в наши гавани. Если только лорд Амандил не волшебник и не нарушает прямого приказа короля, он никак не мог бывать там.
- Как по мне, это, должно быть, увлекательнейшее путешествие, - не сдается Исилиэль, и Эрэндис остается лишь в очередной раз подивиться ее самоуверенной и очаровательной наглости, позволяющей без особенных последствий для себя произносить вещи, недопустимые для других. - После всего, что я прочитала о благословенном крае, я загорелась идеей побывать там. Разве не было бы замечательно увидеть землю, в которой нет смерти, населенную созданиями древними и мудрыми, как сама вечность? Узреть, наконец, то знаменитое древо, от которого произошла наша гордость Нуменора?
Лорд Амандил добродушно посмеивается - кажется, своей жаждой познаний и приключений Исилиэль только что завоевала место в его сердце. И даже королеве нечего возразить племяннице на этот раз.
- Мой отец, государь Тар-Палантир, приложил много усилий к тому, чтобы возродить традицию ухаживать за Нимлотом, - подтверждает она. - Во времена правления его предшественника Древо чуть не погибло. Отец предсказывал, будто судьба королей нашего рода неразрывно связана с благополучием Нимлота.
Эрэндис терпеливо молчит, но ей вдруг отчетливо представляется Иштар - вот уж кто при беседе один на один ни за что бы не оставил без комментариев это сомнительное пророчество.
- Поклоняться дереву? - она окидывает Нимлот пренебрежительным взглядом, и в свете ее слов один из самых древних обычаев Арменелоса и Эрэндис начинает казаться лишь глупым пережитком старины. - Я всегда говорила, что эльфы исключительно умны. Даже не появляясь на острове, они продолжают контролировать ваше сознание, лишая свободы воли. Правители самой развитой из всех цивилизаций Средиземья - глупо было бы отрицать, Нуменор опережает все, что мне приходилось видеть до сих пор, - сохраняют и поддерживают очаг преклонения перед эльфийской культурой в самом центре своей столицы.
- Почему Он уничтожил древа? - задает Эрэндис давно волнующий ее вопрос, на который никто так и не дал ей убедительного ответа. - Я понимаю, невозможно знать наверняка Его замыслы, но, возможно, вы слышали когда-нибудь… от лорда Майрона…
- Майрон никогда не вспоминает о веке оков Мелькора, - чуть более резко, чем обычно, отзывается Иштар. - Он перенес этот период… довольно тяжело. Вы переоцениваете мои возможности, если полагаете, будто я могу спрашивать его обо всем, о чем мне заблагорассудится.
- Но вы никогда не рассказывали мне о причинах, - не сдается Эрэндис. - Ни вы, ни… те, кто был до вас. Вы говорили о том, что исчезновение Альмарена соответствовало замыслу Эру, но даже не пытались объяснить, почему это должно было произойти. Сейчас я смотрю на Нимлот и могу лишь приблизительно представить красоту Древ. Если то, что было в Валиноре, хотя бы наполовину соответствовало описаниям легенд, это было… великолепно.
- Вы мыслите такими… земными категориями, - кажется, Иштар впервые рассержена, и Эрэндис отчасти рада ее гневу - в таком настроении она куда более откровенна и прямолинейна, нежели когда старается блюсти дворцовый этикет. - К юго-востоку от Мордора, за много километров от укрепленной границы, я встречала племена, никогда не поднимавшиеся севернее плато Литлад, темнокожих харадрим, за всю свою жизнь ни то что эльфов, даже самого обыкновенного моря в глаза не видевших. Никто, кроме лорда Майрона, ими не интересовался, если в их жилах и течет кровь людей севера, они давно забыли об этом родстве. В этих краях, вообразите себе, не умели обрабатывать металл, и местные женщины с радостью выменивали бесценные изделия из кости мумакил на грубые жестяные украшения, выкованные или чаще награбленные орками. Они тоже считали эту груду мусора великолепной, поскольку не могли воспроизвести ее самостоятельно.
- Вы клоните к тому, что древа имеют ценность лишь потому что они уникальны? - внимательно смотрит на нее Эрэндис. Иштар кривит губы в некрасивой усмешке, похожей на оскал.
- Древа имеют ценность, потому что они символичны. Эльфы привыкли идеализировать Валинор, хотя большая часть их народа родилась вдали от Амана и представляет его так же, как и вы, из красивых и поэтичных песен и преданий. Верить в сказочность Валинора легко и приятно, ведь эта вера ни к чему, в сущности, не обязывает. Квенди никогда не сражались за своих богов, вы не обращали внимания на это, принцесса? Все, что их интересовало - это земли, влияние, клятвы, собственное высокомерие, да хотя бы проклятые Сильмариллы, еще один символ, уничтожить который, к сожалению, оказалось невозможно. Попробуйте спросить хотя бы Фада, какие приоритеты прививались детям в его семье. Вы интересуетесь, в чем был смысл падения Великих Светильников, гибели древ? Никакой великой магии, никаких секретов, потрясающих мироздание, ваше высочество. Мелькор всего лишь оказался первым, кто решился показать всю ничтожность этих примитивных символов по сравнению с вечностью, с первозданным хаосом! В конечном счете, какие бы катаклизмы не происходили, мир от этого не рухнул. Если где что и менялось, так только в сознаниях - наших, квенди, даже эдайн, задолго до их пробуждения. И знаете что, - она бросает последний взгляд на будто потускневший в тени ее дерзких идей Нимлот, - ваш король может сколько угодно хвастаться своей независимостью от эльдар, на самом деле это древо утверждает их силу и влияние на вас каждую секунду своего существования.
Воспоминания об Иштар отступают на второй план, и Эрэндис продолжает рассеянно слушать Исилиэль, рассуждающую о красоте и завораживающей гармонии Валмара, куда с древнейших времен не ступала нога смертного. И где-то на краю сознания проскальзывает почти еретическая мысль о том, что и мифическая недоступность острова - не более, чем один из тех символов, что так презирал Владыка, над которыми смеялась Тхурингветиль. А еще - о том, что после всех глупостей, сказанных Саурону при их встрече, он бы нисколько не удивился вопросу о жизни Мелькора в Валиноре. А возможно, даже что-то бы ей ответил.
Леденящее молчание Ар-Зимрафель на протяжении всего обратного пути звучит почти траурно, и принцесса вздрагивает от неожиданности, когда королева все же заговаривает с ней, распрощавшись с племянницей.
- Этот человек не может продолжать дело моего отца, - глухо произносит она. - Он совершает ту же ошибку, что Алатар и Палландо.
- Ваше величество? - в присутствии королевы Эрэндис предпочитает изображать неосведомленность, в последнее время та и так поглядывает на нее с нескрываемым неодобрением.
- Вместо того, чтобы стоять на страже интересов династии, эти двое меряются силами, как бодливые быки, - раздраженно поясняет свою мысль Ар-Зимрафель. - Амандил и Аланор. Они стареют. Нет ничего ужаснее внутренней дряхлости. Их идеалы закладывались еще во времена правления государя Ар-Гимильзора. К какому будущему они могут привести Нуменор?
- Вы думаете о том, чтобы их отстранить? - если судьба князей Андуниэ принцессе, по большому счету, глубоко безразлична, сердце ее мгновенно наполняется тревогой за лорда Аланора. - Двух ближайших соратников нашего государя? Они ведь росли вместе, этой дружбе уже столько лет!
- Слишком много лет, - сузив глаза, подчеркивает Ар-Зимрафель. - Так много, что многоуважаемые лорды ошибочно начинают полагать, что их мнение равноценно взглядам представителей королевского дома. Не думайте, Эрэндис, что мной руководит ревность или желание повелевать, я действительно убеждена, что Фаразона должны окружать молодые, смотрящие в будущее военачальники. И нет, я не говорю о полном отстранении. Но если лорд Амандил не умерит свой пыл, очень скоро он не будет вызывать у нас ничего, кроме раздражения.
Эрэндис долго обдумывает слова королевы, возвращаясь в свои покои. Она не зажигает на веранде свечи, наслаждаясь ранними сумерками и едва уловимым ароматом утекающего за море лета.
- Найди мне Алласа, пусть явится, как только сможет вырваться, - отдает она распоряжение Замин. - Полагаю, есть смысл внести небольшие изменения в наши планы.
15В утренние часы король предпочитает работать в тронном зале: не отжила еще свое старинная традиция принимать представителей гильдий и просителей от народа, а также выносить показательные решения по случайно отобранным жалобам и ходатайствам. Эрэндис едва успевает проскользнуть в уже закрывающиеся за спинами посетителей двери; хотя государь не выносит, когда его отвлекают без повода, он все же поднимает удивленный взгляд на воспитанницу.
— Не узнаю тебя в последнее время, — замечает он с добродушной усмешкой. — Раньше ты находила общение с нашими подданными самым скучным и утомительным занятием на свете.
— Все меняется, — принцесса надеется, что ее ответ прозвучит достаточно искренне. — Мне нравится смотреть, как вы работаете. Не хочу внезапно осознать, что ничему не успела у вас научиться, если мне придется однажды покинуть Нуменорэ.
Очевидно, что Ар-Фаразон ни на минуту не купился на ее сомнительную лесть, но не хочет акцентировать на этом внимание придворных.
— Что же, похвальное стремление, — лукаво отзывается он. — Думаю, это несколько утолит твою жажду познания, — с этими словами король протягивает ей увесистую черную папку, что до этого лежала на его рабочем столе, и добавляет: — Куратор дворцовой библиотеки довел до моего сведения, что коллекция представленных там книг с некоторых пор перестала удовлетворять ожиданиям принцессы, что я считаю недопустимым.
Эрэндис не совсем понимает, что именно Ар-Фаразон имеет в виду, пока не занимает место за длинным, покрытым бордовой скатертью столом у стены и не пробегает взглядом верхний лист, исписанный каллиграфическим почерком профессионального писца. С этой минуты происходящее в зале доносится до нее не четче едва уловимого шелеста с другого конца вселенной.
Она уже и не может припомнить, когда интересовалась официальными биографиями улаири — не иначе как вскоре после появления Тхурингветиль в Роменне. Сейчас в ее руках полное досье на каждого из них — информация, собираемая тайной службой короля по крупицам на протяжении десятилетий. Эрэндис просматривает очерки, воспоминания и гравюры, страницу за страницей, пока не останавливается на том, кто с некоторых пор интересует ее больше прочих.
Лорд Кхамул, прозванный в некоторых землях Тенью Востока. Впервые принцессе доводится лицезреть его в относительно современном рисунке: вастаки относятся к живописи с суеверной подозрительностью, да если и остались те, кому случилось застать самый закат королевства Рун, сегодня они уже глубокие старики. Эрэндис вглядывается в его суровое лицо в попытках отыскать хоть какие-то черты фамильного сходства, не то желая заручиться подтверждением слов Саурона, не то, напротив, надеясь саму себя убедить в том, что темный майя ошибается, как бы кощунственно это ни звучало. Кхамул на портрете спокоен и равнодушен, он ничуть не старается ей помочь.
Пожалуй, его можно было бы назвать красивым, если бы не глубокие морщины и складки между бровями, выдающие полную невзгод жизнь и тревожность натуры. Сын наложницы правителя Рун, третьей по счету и самой младшей, постоянно подвергавшейся преследованиям, зависти и многочисленным покушениям. В день совершеннолетия принца его права на престол можно было назвать смехотворными. Cоветы Саурона он использовал, чтобы обойти в порядке наследования одиннадцать старших братьев, среди которых — сыновья законной королевы. Предположительно наделен колдовским даром, который передал многочисленным потомкам, живущим в рассеянии к востоку от Андуина — Эрэндис иронично хмыкает в ответ на заметное сомнение, проскальзывающее в словах биографа. Пожалуй, ни одно государство Средиземья не подарило миру столько убежденных рационалистов, сколько пользовавшийся покровительством валар Нуменор.
Принцесса пропускает несколько параграфов, на редкость сухо и бесцветно описывающих завоевательные походы короля — для нее не секрет, что достижения эти оказались недолговечными, и покоренные провинции вновь обрели независимость, когда лорд Кхамул оставил Рун. Она останавливается лишь на следующем имени — явно адунаикского происхождения.
Аноррод, уроженец Форостара, ученый-естествоиспытатель, астроном и целитель, прославился среди жителей острова, как человек, мыслящий с опережением своего времени. Тхурингветиль охотно делилась воспоминаниями о предке выбранной ею маски, и в такие моменты в голосе ее звучала неподдельная теплота. Майэ можно понять — кому, как не ей со знанием дела рассуждать о жизни в условиях полного интеллектуального одиночества?
— Вы себе и представить не можете, ваше высочество, что такое идти вразрез с одиозными и уверенными в своей абсолютной правоте учеными старой школы, — вздыхает Иштар, качая головой. — Анорроду приходилось непросто. Дело даже не в его уме, много превосходящем среднестатистический. Он умудрился рассориться со всеми знаменитыми современниками: одних критиковал за излишнюю туманность, отход от базовых законов функционирования мира, других за ангажированность. Сам при этом старался выбрать простейшее объяснение из возможных, и больше полагался на здравый смысл, нежели на сказки о валар — или о Мелькоре.
— Я думала, в окружении лорда Майрона с такими идеями долго не живут, — поражается Эрэндис. — Разве почитание Темного Властелина не является обязательным условием для всех слуг Мордора?
— Оставьте, Майрон же не Высший совет жрецов в Лугбурзе собирал, — закатывает глаза Иштар. — Наоборот, его всегда привлекали независимо мыслящие личности, он сам такой. С объемом знаний Аноррода крайне сложне не стать атеистом. Разумеется, он не отрицал очевидного — существование Эру и валар ни у кого не вызывает сомнения. Другое дело — степень их влияния на мир. У Аноррода множество любопытных гипотез — например, он пытается доказать появление нашего диска естественным путем, а Айнулиндалэ представляет неким сопрождающим явлением, не первопричиной. Согласитесь, признание этой теории в корне изменит взгляд на роль того же Мелькора. Собственно, эти рассуждения и подпортили знатно его репутацию в Нуменоре, — она смеется. — Помню, заявляется он как-то с целым ворохом графиков и рассчетов и начинает убеждать Майрона в том, что эта земля обречена, что по каким-то неопровержимым законам произойдет природный катаклизм, диск необратимо деформируется, и плакали тогда наши крепости и завоевания. Майрону, конечно, такие вещи не нужно объяснять дважды, он это знал и без всяких доказательств, но сам факт, понимаете? Его тогда поразило, что простой смертный, не посвященный в высший замысел, способен самостоятельно постичь такие вещи. Он мне потом признался, что в этот момент понял, почему Мелькор в свое время сделал ставку на людей, а не на эльдар.
— И много у вас таких… независимых мыслителей? — Эрэндис открывает следующее досье наугад, а в ушах ее продолжает звучать беззаботный голос Иштар.
— В этой компании их трое, поглядеть со стороны, и не поймешь, то ли перед тобой братья, то ли злейшие враги, — рассказывает она. — Гуннульв вот, например, потомок людей Эрегиона, поселившихся там еще в прошлую эпоху, задолго до прихода эльфов. Так он утверждает, что основатель их рода с Мелькором лично познакомиться удостоился, когда тот еще приходил к эдайн. Естественно, он считает это основанием провозгласить себя хранителем традиции в чистом виде, в отличие от жрецов, что все перевернули с ног на голову. Выпросил у Майрона кольцо, чтобы дожить до возвращения Мелькора и повторить достижение своего предка. А Ульфаст, напротив, вырос в Умбаре, рассчитывал сделать карьеру священнослужителя, а потом разочаровался во всем на свете и выдумал написать масштабный труд об истории и метафизике прошлой эпохи, исходя из положения, будто бы действия Мелькора были угодны Эру, поскольку раскрывали перед человеком — истинной целью творения — неограниченные возможности выбора и саморазвития, а следовательно поклоняться следует двум Творцам, как противоположным началам, имеющим общий корень. Отправился путешествовать, искать истину, так и встретился с Майроном. Аноррода называет еретиком и безбожником, Гуннульва — дилетантом и сказочником, лично я в компании этой троицы долго не выдерживаю. А Майрона они развлекают. По-моему, он видит в них не по годам развитых детей. Мелькор так же относился к своим драконам...
— Наверно, это тяжело, — замечает Эрэндис. — Непросто, когда ты ни с кем не можешь общаться на равных. Нам с вами этого никогда не понять, будь мы даже семи пядей во лбу, всегда найдется кто-то, способный нас превзойти.
— Я не думаю, что Майрон нуждается в ком-то… равном ему, — осторожно подбирая слова, отзывается Иштар. — Пустоту, что образовалась после ухода Повелителя, сложно заполнить такими банальными вещами, как дружба… в человеческом ее понимании. Хотя с Фрекой, например, они общаются очень забавно. Не то что бы Майрон позволял ему фамильярности, но если кто и рискнет сказать ему неприятную правду, так это Фрека. Даже в тех ситуациях, когда я старалась держать язык за зубами.
— Фрека? — заинтересованно переспрашивает принцесса, когда ей впервые не удается угадать родные края улаири по имени. — Откуда он?
— Из Минхириата, — со значением смотрит ей в глаза Иштар. — Не нужно объяснять, что привело его к Майрону, правда? Фрека был предводителем минхириатрим, после долгого противостояния с нуменорцами увел своих людей в Эрин Ворн, где создал подобие эдакого кочующего королевства. С Майроном у них так называемый временный союз. Фрека с самого начала был убежден, что Майрону здесь скоро надоест, что он не станет вечно пребывать в Средиземье, а рано или поздно покинет его после окончательной победы, а власть разделят между собой те, кто был ему верен. Эта философия не мешает ему раз в несколько месяцев торжественно объявлять, мол, хватит, надоело, гори оно все в Ородруине, нельзя так жить. Сдается мне, он единственный, кто с самого начала отчетливо понимал, на что идет, принимая кольцо. Еще, может быть, Гуннульв, отчасти. Хотя тот получил кольцо в награду, оказав Майрону неоценимую услугу.
Эрэндис задумчиво проводит рукой по ветхой карте — никогда раньше ей не приходило в голову, что коренные уроженцы Эрегиона — люди, такие же, как она, — могли быть недовольны воцарением Келебримбора. Она пытается представить себе их жизнь в соседстве с искусными эльфийскими кузнецами — и тут на карту падает тень. Принцесса поднимает взгляд и с удивлением обнаруживает, что тронный зал опустел, и единственные оставшиеся в нем — она и король.
Ар-Фаразон аккуратно подносит к глазам карту, испещренную красными стрелочками, иллюстрирующими нападение Саурона, и понимающе усмехается.
— Побеседовать с этим пронырой дорогого стоит, но ищи ветра в поле, — с сожалением констатирует он. — А между тем, желающих окончательно отправить его на тот свет выстроится целая очередь. У эльфов Средиземья могут быть разногласия, но все они считают лорда Гуннульва своим личным врагом. На его руках кровь каждого убитого в Эрегионе.
— До меня доходили слухи, будто бы эдайн Эрегиона не желали жить в тени эльдар, — пытается разведать обстановку Эрэндис. — Их не притесняли, не было повода восстать против власти Келебримбора, но люди будто бы отходили на второй план. Становились существами второго сорта в собственной стране. Неудивительно, что лорд Гуннульв с надеждой воспринял приход Саурона. Эльфов всего лишь уязвляет, что простой смертный оказался сообразительнее их гениального правителя.
— Гил-Галад был бы до боли огорчен, услышав твои слова, — вопреки ее ожиданиям, Ар-Фаразон не гневается, а смеется. — Что же, у лорда Гуннульва, несомненно, имелись весомые основания для предательства, а с такими защитницами ему даже не потребуются адвокаты. Однако факты говорят сами за себя: он знал, что Саурон под чужой личиной готовит диверсию в Эрегионе, он стал его пособником, он принял кольцо вторым после лорда Ангмара. Еще одного предателя.
— Я не успела прочитать об Ангмаре, — пожимает плечами принцесса. — Леди Иштар его не любит, говорит о нем редко. Расскажите вы.
— Что можно сказать о негодяе с черной душой и неограниченными возможностями? — разводит руками Ар-Фаразон. — Король Тар-Сурион сделал его наместником в Виньялондэ. Лорд Ангмар не мог не возвыситься, его семья — ставленники самой Тар-Анкалимэ, дядя отца дослужился до большого чина в армии, а ее величество ценила тех, кто добивался высот без огромного состояния и громкого имени. Лорд Ангмар мечтал об империи... Об огромном сильном государстве на всей территории Средиземья. Сохранились записи его выступлений в Совете Скипетра, в ходе которых он призывал к преумножению числа нуменорских колоний. После смерти короля он неоднократно пытался вложить эти мысли в голову его дочери, правящей королевы Тар-Тэлпериен. В годы ее правления эльдар Эрегиона были изготовлены Кольца Власти, — зловеще заключает он.
Изящную гравюру, изображающую Тар-Тэлпериен, Эрэндис находит на одном из листков, что ранее отложила в сторону, сосредоточившись на Кхамуле. Королева кажется такой хрупкой и меланхоличной, что совсем не удивляет наличие за ее спиной жесткого и коварного советника, плетущего интриги. Эрэндис не решается озвучить при Ар-Фаразоне так и не получившие подтверждения слухи о том, что связь между правящей королевой и лордом Ангмаром отнюдь не ограничивалась государственными делами. Иштар говорит об этом уклончиво, Ангмар в ее представлении бездарен и неблагонадежен, настоящая ошибка Саурона. Прибегая к столь любимым ею метафорам и сравнениям, она называет его бескрылым драконом и притворно изумляется, отчего сомнительный комплимент не встречают с восторгом.
— Нуменорцы во всем опережают другие народы, — продолжает рассуждать Ар-Фаразон, — и в преданности, и в вероломстве. Имена лорда Ангмара и лорда Аноррода больше не произносят в этом королевстве, о них не пишут в книгах, и все же я считаю важным сохранить эти хроники для потомков. Никто не упрекнет Ар-Фаразона в попытках переписать историю. Показательно, что в том же Умбаре эти люди считаются героями, чему, разумеется, немало способствует страх, который перед ними питают. Мне доводилось беседовать с тремя из улаири. Лордом Ульфастом из Умбара, лордом Фрекой из Минхириата и Альвом из Кханда. В чем Саурону не откажешь, так это в умении подбирать союзником. Среди эльдар бытует мнение, будто бы кольца сделали этих отступников теми, кем они запомнились миру, вознесли на невиданные высоты. Я считаю иначе. Слабого человека кольцо превратило бы в раба, марионетку Саурона. Я беседовал с ними и не видел перед собой рабов. Впрочем, синие маги утверждают, что состояние улаири — зеркальное отражение самого Саурона, случись что с ним, и удар, пришедшийся на Девятку, будет сокрушительным. Что же, по крайней мере, я смог убедиться, что держу в подземельях дворца не безумца, — усмехается король.
Эрэндис рассеянно кивает. Лорд Ульфаст представляется ей медлительным, чудаковатым и довольно занудным проповедником, лорда Фреку, люто ненавидящего Нуменор за разорение Минхириата и смеющего дерзить самому Саурону, она попросту боится, а вот загадочный Альв, подчеркнуто избегающий любых приставок к своему имени, ее весьма интригует. Не так часто в Средиземье можно встретить полуэльфов, отказавшихся от привилегий своего положения, — собственно, Эрэндис приходит в голову лишь государь Элрос, по прошествии лет кажущийся фигурой едва ли не мифической. Тем любопытнее услышать историю о возлюбленной Альва.
— Он был слишком в нее влюблен, — иронично скривив губы, вспоминает Иштар. — Любовь, что сродни одержимости, мне такое всегда казалось ненормальным. Поначалу она не думала отказываться от бессмертия, унаследованного от отца, со временем даже считала возможным вернуться к своим эльфийским родичам, что осели на юге. Мать она потерял рано, Альв был круглым сиротой, по сути, с эдайн их ничего не связывало. Альв принялся искать пути, ведущие к бессмертию, чтобы никогда не расставаться. Поиски привели его в Мордор, где он узнал о Мелькоре. Потом, кажется, был какой-то сон, ей явилась мать, говорила о неведомых путях, которыми уходят души эдайн после смерти… Она еще совсем молодой была, приняла этот сон за пророчество, кто знает, может быть, и не ошиблась. Тогда же она отказалась от бессмертия эльфов, избрав другой путь, они с Альвом поженились. Вскоре он добился огромного влияния среди эдайн, объединив несколько непокорных кланов вариагов в единую систему. Это позволило заложить основы будущей государственности Кханда.
— Она отказалась от бессмертия ради того, чтобы быть с ним, а он все равно принял кольцо? — уточнила Эрэндис. — Как же он смог пережить ее смерть?
Иштар пожимает плечами.
— Альв верит, что снова встретится с ней, когда вернется Мелькор, а пока что он не имеет права бросить на произвол судьбы тех людей, что принял на попечение. Вот почему я не верю в слишком сильную любовь, — ухмыляется она. — Ничто не вечно, кроме хаоса, принцесса, все рано или поздно проходит. А запретные чувства очень часто не выдерживают проверку обыденностью. Любить вопреки всегда проще.
— А вот этот — урожденный истерлинг, да еще и из Дальнего Харада, темнокожий, — рассказывает, тем временем, король. — И все же он сыграл значительную роль в истории Нуменора. Атия. Еще один бесследно исчезнувший после капитуляции Саурона.
— Кажется, о нем мне рассказывали учителя на уроках истории, — припоминает Эрэндис. — Ему каким-то образом удалось стать советником короля Тар-Кириатана. Не исключено, что при помощи колдовства.
— Меня всегда восхищала эта незамутненная вера людей определенного склада в то, что любые недоступные им свершения имеют единственно верное объяснение — колдовство, — смеется король. — Атия, конечно, редкостный мерзавец, но в чем ему не откажешь, так это в умении выживать и приспосабливаться. Он добрался до Умбара… вернее, до того поганого городишки, на месте которого нуменорцы возвели крепость, буквально с края земли и сумел устроиться у жрецов. Большого религиозного рвения он, правда, не проявлял, это тебе не магистр Шия, зато обладал очень ценным талантом добывать богатство едва ли не из воздуха. Жрецы работать не любят и не умеют, воевать, как ты сама понимаешь, — тем более. Они довольны быстро сообразили, что не им тягаться с нуменорским флотом, корсары по тем временам только начинали разворачивать свою бурную деятельность, и корабли их были оснащены в достаточной степени разве что для мелких стычек между собой. Атия очень убедительно изобразил предателя, выдал вождей сопротивления нуменорцам и таким образом смог сблизиться с королем Тар-Кириатаном. Продолжение тебе известно.
— Под его влиянием Тар-Кириатан начал вести захватнические войны, — подхватывает Эрэндис. — Облагать народы Средиземья данью, значительная часть которой направлялась на развитие Умбара.
— А фактически оседала в карманах жрецов и сокровищницах храмов, — уточняет Ар-Фаразон. — Атия имел большое влияние и на сына Тар-Кириатана, будущего короля Тар-Атанамира, которого сумел заразить идеей бессмертия. Он часто ездил на юг, как-то познакомился с Сауроном…
— Поначалу он не знал, что перед ним Саурон, — поправляет его Эрэндис и быстро добавляет: — Так мне леди Иштар рассказывала. Саурон предстал перед ним в обличие эльфа, как в Эрегионе, и лишь после раскрыл свое инкогнито. А потом Атию обвинили в предательстве и подготовке государственного переворота. Кто-то из Верных постарался убедить короля, будто Атия намерен раньше срока возвести на престол его сына, следуя указаниям, полученным из Мордора. А Тар-Кириатан к тому времени уже настолько боялся, что его могут свергнуть, что, не разбираясь, пошел навстречу их требованиям. И Атию он действительно казнил, а потом внезапно сошел с ума, и от короны все же пришлось отказаться.
Эрэндис многое опускает в этой, пожалуй, самой темной истории при нуменорском дворе. С точки зрения Тхурингветиль, безумие короля сильно преувеличено и имеет вполне логичные объяснения. Немногим известно, что накануне казни Атия получил кольцо, что, по словам Саурона, было его единственным способом спастись от смерти. Никто не поверил, что призрак обезглавленного советника мог появиться во дворце Арменелоса и бросить слова укора в лицо обезумевшего от ужаса короля. Никто, кроме юного принца, который со всех сторон успел обдумать идею заговора и переворота и счесть ее не такой уж дурной.
А вот на девятого назгула Эрэндис не может смотреть иначе, как со смесью жгучего любопытства и ужаса, парализующего куда эффективнее легендарных черных коней с ледяным дыханием и кроваво-красными глазами или развевающихся мрачных плащей, под капюшонами которых не видно лиц. Лорд Хаук, наместник Саурона в землях близ моря Нурнен, никогда в своей жизни не покидавший Мордора, прямо и открыто смотрит на изобразившего его художника, и Эрэндис действительно интересно узнать, кто же решился запечатлеть его образ на бумаге.
По словам Иштар, внешне лорд Хаук удивительным образом напоминает Владыку в его лучшие годы, и принцесса категорически не в состоянии понять, как этот смертный может жить с такой ношей — да и каким образом высшие силы вообще допускают его существование.
— По-вашему, это имеет объяснение? — потрясенно смотрит она на собеседницу. Иштар тонко улыбается — конечно, вот уж у кого было время привыкнуть к такому шокирующему напоминанию о прошлом.
— Ничего сверхестественного, равно как и ничего приземленного, иногда жизнь преподносит нам сюрпризы, — опровергает она невысказанные подозрения. — Не реинкарнация, не потомок, в котором вдруг заговорила кровь, последнее уж точно невозможно, у валар не бывает детей. Вы должны были видеть лицо Майрона, когда ему впервые попалось на глаза это дивное существо. Я даже не удивилась, когда Хаук, не имея никаких достижений, кроме привлекательного личика, получил кольцо, бессмертие и все прилагающиеся привилегии. Мне и самой было бы не по себе от мысли, что иначе он обречен умереть, и хорошо, если в бою, а не от старости... Благо, Хаук оказался довольно умен. И, во всяком случае, его появление решило проблему со статуями раз и навсегда.
— Со статуями? — Эрэндис непонимающе хмурится, а Иштар смеется уже в полный голос.
— Ваше счастье, принцесса, что вы не видели этого безумия. Расспросите ваших воинов, вам в красках опишут тщеславие Врага и золотые статуи Повелителя в дружественных Мордору землях. Мелькору, безусловно, эта бутафория бы польстила, он всегда был неравнодушен к подобным проявлениям восхищения. А людям, как мы уже обсуждали, необходимы символы. Довольно сложно было ожидать достоверного образа Владыки от тех, кто никогда Его не видел, но в последние годы Майрон результатами доволен.
— Лорд Хаук еще доставит нам серьезные проблемы, — мимоходом замечает король. — Он ведь так и продолжает сидеть в Нурнен, отказываясь признавать капитуляцию Саурона.
— Как такое возможно? — вопросительно смотрит на него Эрэндис. — Мне казалось, улаири не способны на автономию воли. Все, что они делают, соответствует желаниям Саурона.
— Так оно и есть, — мрачно подтверждает Ар-Фаразон. — Так говорят те, кто разбирается в природе колец Власти. А это означает, что Саурон морочит нам голову со своим мнимым раскаянием, прекрасно понимая, что я не пошлю в Мордор армию. Продвигаться вглубь страны, к Нурнен — полное безрассудство. Мы удерживаем под своим контролем Барад-Дур, но ничего не можем поделать с орками, бежавшими на юг. Их способен обуздать лишь страх перед хозяином, а лорд Хаук — в настоящий момент единственный в Мордоре выразитель его воли. Во всяком случае, до тех пор, пока в наших руках не окажется Единое кольцо… А найти его без помощи бывших приспешников Саурона мы не можем. Замкнутый круг… — он пристально смотрит на воспитанницу. — Вот почему леди Тхурингветиль все еще жива. Ты ведь из-за нее пришла.
Эрэндис испуганно отводит взгляд. В отличие от Саурона, Ар-Фаразон не наделен даром чтения мыслей — однако и без всякой магии он с полунамека распознает ее планы, что в момент составления кажутся ей вершиной продуманности и таинственности. Невольные воспоминания о путешествии в темницы вновь отзываются жгучей волной стыда — какое впечатление она рассчитывала произвести на Повелителя Мордора, если даже король, воспитывавший ее с детства, заставляет ее чувствовать себя такой наивной и слабой?
— Я пришла, потому что беспокоюсь за вас, — совершенно искренне признается она. — Мне не нравится, что эту историю с майар пытаются использовать как козырь в противостоянии Верных и Людей короля. Времена Саурона давно прошли. Я видела его в Нинданосе, слышала его речи. Он не более чем тень из давно ушедших времен. Меня пугают не его практически не существующие шансы захватить Средиземье, а люди, которым вы доверяете и которые, тем временем, рассчитывают руками Саурона развязать новую войну — внутри Нуменора, — после небольшой заминки она все же решается сказать главное: — Тхурингветиль очень привязана к своему слуге. Если он умрет, она никогда не расскажет вам, где кольцо. Я уверена, если она не знает наверняка, как до него добраться, то уж точно догадывается.
— Уверена? — вкрадчиво переспрашивает король. — Тхурингветиль хитра. С ней ты никогда не можешь позволить себе такую роскошь, как уверенность. Она блефует, чтобы обезопасить себя. С чего бы ей предавать Саурона, которому она служила две эпохи?
— Саурон первым предал ее, — и сейчас Эрэндис не кажется, что ее слова так уж далеки от истины. — Ради него она приплыла на остров, оставила безопасное укрытие. В отличие от тех же улаири, что были величайшими правителями, чародеями и учеными, Тхурингветиль ни для кого не представляет особенной ценности. Вам лишь достаточно передать ее в руки магов и эльдар, чтобы навсегда избавиться от нее. Готова поспорить, Саурон ничего не сделал для того, чтобы помочь ей. И не сделает.
— Тхурингветиль никак не связана с Кольцами Власти, — возражает король, однако блеск его глаз позволяет Эрэндис поверить, что ее слова все же услышаны. — О ней ничего не сказано в заклинании, записанном и переведенном эльфами. Нам неизвестно, чем она занималась, пока Саурон находился в Эрегионе. В сущности, достоверных записей о ней не сохранилось со времен Лютиэн Тинувиэль, все больше слухи, которыми разве что непослушных детей пугать. Лорд Лангон говорил мне, что нет никаких свидетельств даже ее участия в последней битве Моргота с валар.
А вот это известие становится для принцессы полной неожиданностью — Лангон снова совершает непредвиденный ход, разбивающий все ее представления о происходящем вдребезги.
— Лорд Лангон сказала такое? — изумленно повторяет она. — Когда?
— Не далее, как вчера вечером, — пожимает плечами король. — Вы с ее величеством как раз навещали Амандила и его семью. Так что не советую излишне тревожиться, ты не единственная, кого занимает дальнейшая судьба Тхурингветиль. По словам Лангона, наша уважаемая гостья относится к числу тех майар, что отреклись от Моргота задолго до его падения и разбежались по всему Средиземью, коль скоро обратного пути в Валинор для них уже не было. Если опираться на донесения моих шпионов, она вновь присоединилась к Саурону уже после Гвайт-и-Мирдайн, а до того крайне интересовалась его назгулами.
— Вот как? — Эрэндис пытается сообразить, для чего Лангону после всех угроз понадобилось преподносить королю настолько безыскусную ложь, но не находит удовлетворительного ответа. — Разве это не доказывает, что она может знать о кольцах даже больше, чем кажется Саурону?
— Это не доказывает ничего, кроме отсутствия в ее действиях всякой последовательности, — раздраженно отзывается Ар-Фаразон. — Да, Тхурингветиль интересовалась потомками каждого из улаири и никогда не выпускала их из виду. Да, у них с Альвом были и остаются большие планы на Кханд. Да, ей даже достает безумия или глупости верить в возможность физического возвращения в этот мир существа, что было уничтожено столетия назад. Доверия Саурона не заслужить такими мелочами.
“Я твердо намерена использовать этот призрачный шанс, принцесса”, — заявляет Тхурингветиль, едва успев покинуть тронный зал в свой первый день в Роменне, и сейчас уже невозможно сказать, имеет ли она в виду освобождение воевавших на стороне Мордора и захваченных в плен воинов, Саурона — или и вправду самого Мелькора, о чем она с такой уверенностью позже заявляет Лангону.
— Пленен, а не уничтожен, — тихо поправляет Эрэндис. Ар-Фаразон иронично усмехается в ответ на ее замечание.
— Взгляни на вещи трезво, Эрэндис, — говорит он. — Война Гнева имела самые разрушительные последствия, мы себе даже вообразить не можем подобного размаха. Она навсегда изменила структуру мира. Если раньше, как уверяют эльфы, валар и имели возможность создать себе физические оболочки и непосредственно влиять на судьбу мира, сегодня сама реальность воспротивится любой их попытке вмешаться. Враг был лишен сил и выброшен за круги мира. Народы из самых удаленных уголков Средиземья могут сколько угодно поэтизировать эту войну и представлять его плененным мучеником, а жрецы — возводить собственную пирамиду власти на основании этих верований, но суть остается неизменной — фактически Враг мертв и неспособен воскреснуть. Надеждам Тхурингветиль не суждено сбыться никогда, и тебя не должны пугать или вводить в заблуждение ее иллюзии.
— Однако вы ничего не можете поделать с тем, что в мире существует сразу несколько королевств, где эти иллюзии едва ли не возведены в ранг государственной политики, — парирует Эрэндис. — Если Элендур, или Исилдур, или любой другой ваш протеже отправится в Барад-Дур и попытается проповедовать подобные идеи местным жителям, над ними, самое малое, что посмеются, — она переводит дыхание. — В знатных домах Арменелоса в последнее время только и говорят, что о Едином кольце. Тхурингветиль рассказывала, что оно способно подарить своему хранителю великую силу и успех во всех начинаниях. И я бы не поручилась, что этому человеку очень скоро не захочется примерить на себя и вашу корону.
Ар-Фаразон снова мрачнеет, а Эрэндис чувствует, как от напряжения у нее начинают дрожать руки. Она не случайно напоминает королю о своем видении на Менельтарме — любые подозрения в адрес Исилдура автоматически заставят его усомниться и в Амандиле. Ей нечего добавить к сказанному — теперь, как бы абсурно это ни звучало, все ее надежды лишь на настойчивость Ар-Зимрафель.
— Я бы не стал переоценивать власть кольца, — отвечает Ар-Фаразон после тягостной паузы. — Оно творение Саурона и его же проклятие. Для того, чтобы стать королем Нуменора, силы и успеха недостаточно. Я благодарен тебе за заботу, Эрэндис, но нет нужны беспокоиться о прочности моего положения. Никто не посмеет его оспорить. Не перебивай меня, — останавливает он уже готовое сорваться с ее губ возражение. — Не стану скрывать, я и сам желаю найти кольцо — или позволить ему затеряться, навсегда остаться там, где оно пребывает ныне. Но не потому что я превыше всего стремлюсь избавиться от Саурона. Я не случайно дал тебе просмотреть эти бумаги, — он кивает на черную папку. — Мне не нужны бессмысленные жертвы. Саурон сумел собрать вокруг себя талантливых полководцев, исследователей, лидеров, за которыми готовы пойти люди. Их успехи — заслуга вовсе не колец. И я бы хотел видеть этих людей на службе у династии.
Эрэндис неподвижно смотрит на Ар-Фаразона, не представляя, как реагировать на его головокружительные планы. Он же, тем временем, с невозмутимым видом собирает разбросанные на столе документы и выглядит спокойным и умиротворенным, будто они только что не обсуждали ничего серьезнее планов на следующее лето.
— Как я уже говорил, в мои планы не входит смерть леди Тхурингветиль, — продолжает король. — Полагаю, в наших темницах достаточно места для того, чтобы до поры содержать ее в достойных условиях, как и Саурона. Что касается слуги, — он пожимает плечами, — пусть живет, ненависть Тхурингветиль нам ни к чему. Однако пока его непричастность не будет доказана, он не выйдет на свободу, Эрэндис. Более того, я не вижу смысла и дальше содержать его в королевском дворце. Мальчишку доставят в Виньялондэ, в тюрьму для простолюдинов. Я распоряжусь, чтобы Аланор занялся этим.
В груди Эрэндис что-то сжимается в перехватывающий дыхание комок, и ей стоит колоссального труда не показать королю охватившей ее паники.
— Но ведь тюрьма в Виньялондэ… она ужасна, — произносит она непослушными губами. — Вы хотите бросить его к этому сброду, к ворам и разбойникам?
— Мальчишка должен быть благодарен, что его делом занимается лично правитель Нуменорэ, — жестко обрывает ее Ар-Фаразон. — Я мог бы послать его вглубь континента, в компанию к военнопленным харадрим или оркам. Однако я проявляю милосердие. Не нужно злоупотреблять моей добротой, Эрэндис.
Принцесса торопливо приседает в реверансе — не хватает только своей неумеренностью рассердить короля еще больше. Виньялондэ — не самый страшный вариант, повторяет она себе, существуют способы выбраться и оттуда. Они избежали смертной казни — это главное, все остальное поправимо.
Ничего подобного, угрюмо отзывается внутренний голос. Тхурингветиль — не получается называть ее леди Иштар даже в мыслях, — условия Ар-Фаразона, конечно, не примет, а значит вряд ли они с Эрэндис увидятся в ближайшем будущем. Брата отправляют в отвратительное место, о котором принцесса в достаточной степени наслышана от Замин, а все, что она может сделать — это переменить его темницу на более комфортную, и то — лишь выдав правду, которую нельзя раскрывать. И Ар-Фаразон, словно чувствуя ее внутреннее смятение и исподволь наслаждаясь им, добавляет:
— Через неделю в королевской верфи на воду сойдет новый корабль, способный беспрепятственно плавать в водах Умбара, не рискуя стать легкой добычей для пиратов. Мы собираемся присутствовать при этом событии: я, ее величество и наиболее уважаемые лорды. Приглашаю я и Лангона, его ведь это напрямую касается. Мне кажется, это прекрасный повод вам, наконец, познакомиться. Я буду рад, если ты сочтешь возможным присоединиться к нам, Эрэндис.
Принцессе остается только устало кивнуть. Сейчас ей, как никогда, хочется вновь воспользоваться накидкой Тхурингветиль и улететь, куда глаза глядят.
Впрочем, после беседы с королем она не может отделаться от мысли о том, что спокойных для нее мест во всем Средиземье попросту не осталось.
16Над пенисто-серыми гребнями беспокойных волн носится властный и порывистый ветер, с тучей брызгов разбивая их о каменистый берег. Небо с утра затянуто облаками, с неприятным скрипом на крыше причала раскачивается флюгер, и Эрэндис суеверно отмечает: не иначе, как сам Манвэ, будто вняв язвительным замечаниям Тхурингветиль, спустился с высот сокрытого в небесах замка, дабы своими глазами узреть наречение имени кораблю - первому построенному после войны, родоначальнику обновленного флота, равного которому еще не знали во всем Средиземье. В ясную погоду с этой стороны залива можно разглядеть Калмидон - маяк, возведенный Тар-Алдарионом на острове Тол-Уйнен, - но сегодня горизонт тает в желтоватом тревожном тумане, поднимающемся из самых глубин беснующегося моря, и принцесса поспешно отводит взгляд, когда в мареве ей чудятся не то языки пламени с поднимающими ввысь клубьями дыма, не то оскалившиеся звериные морды.
Мастер Нарронд относится к категории людей, чей возраст невозможно определить по почти что не меняющейся внешности - и хотя для тела его время будто остановилось, сознание движется вперед семимильными шагами. Временами Эрэндис кажется, что даже король не всегда успевает за ходом мысли кораблестроителя, страстно увлеченного своим делом, о каждом судне говорящего, как о собственном ребенке.
- Алькарондас станет жемчужиной вашего флота, государь, - возбужденно сверкая глазами, рассказывает он о своем детище. - Корабль построен из специально подобранной древесины, обит железом, чтобы сокрушать даже ледяные барьеры, каждая мачта проверена и обладает идеальной прочностью! Вы можете не бояться ни течений, ни штиля, ни рифов и подводных скал! А обратите внимание на великолепную резьбу на штевнях, на золотые фигуры на мачтах, указывающие направление ветра, на роспись и барельефы на бортах судна! Оно полностью оправдывает данное ему имя - Морская Твердыня! Как прекрасна будет флотилия, состоящая из таких кораблей! Нуменорэ сможет властвовать над морями так же, как властвует над сушей!
- Восхитительная работа, Нарронд, - Ар-Фаразон искренне впечатлен и откровенно любуется возвышающимся перед ними монстром из золота и железа. - Вы не забыли и о королевском троне. По красоте он превосходит даже тот, что украшает зал приемов во дворце Арменелоса.
- Вы настоящее сокровище, Нарронд, - добавляет Ар-Зимрафель, обычно довольно равнодушная к предметам роскоши, но не скрывающая своего преклонения перед прогрессом. - Истинная удача, что династии удалось заполучить вас к себе на службу. Ведь ваш отец, если мне не изменяет память, не принадлежит к уроженцам нашей земли?
- Мой покойный батюшка, да найдет его душа свой путь среди других миров, родом из окрестностей Виньялондэ, - слегка смутившись, подтверждает Нарронд. - Однако это не помешало ему всей душой быть преданным государю и служить ему и империи верой и правдой. Да, он всегда называл Нуменорэ империей, ибо считал, что необязательно мечом и огнем подчинять себе новые земли, чтобы властвовать над ними. Нуменорэ несет народам свет и просвещение, а на крыльях моих кораблей мы сможем подняться над самыми небесами! Да, это не шутки, - добавляет он, заметив снисходительную улыбку на лице Ар-Фаразона. - Новая вершина, что я собираюсь покорить, - это летающие корабли. И я благодарен лорду Элендуру, который помог мне поверить в то, что мои мечты - не бред старого безумца!
Эрэндис бросает молниеносный взгляд на короля - сердится ли тот, скользит ли тень недовольства по его лицу при упоминании Элендура? - но не может сказать ничего определенного. Ар-Фаразон лишь вопросительно изгибает бровь, ожидая объяснений, зато лорд Аланор хмурится - вот кто с уверенностью заявит, что неблагонадежным и импульсивным юнцам не стоит и приближаться к королевской верфи.
- Взгляните на этот чертеж, - Нарронд с энтузиазмом шуршит бумагами. - Вдохновившись рассказами лорда Элендура о богатых захоронениях, что ему довелось обнаружить в земле Рун, я набросал этот рисунок, взяв за основу истерлингские погребальные корабли. Вам ведь известно, что эта традиция восходит к временам Великого Врага? Ныне прежние обычаи забываются, но в гробницах знатных вастаков, бежавших с севера, можно найти редкой красоты суда, на которых их души должны были совершить свое последнее и величайшее плавание.
- Элендур рассказывал мне о своих находках, - кивает король. - Но, сказать по правде, я не предполагал, что эти корабли имели хотя бы самую слабую способность к настоящим полетам. В противном случае, войны с вастаками стали бы для наших предков настоящим проклятием.
- Цивилизация истерлингов Первой эпохи погибла прежде, чем они успели довести до ума свои изобретения, - неожиданно вмешивается внимательно прислушавающийся к разговору Лангон. - Однако мастер Нарронд не ошибся в своих догадках. Летающие корабли - задача сложная, но вполне достижимая. Властелин Ангбанда использовал эту идею в интересах своего воинства, и, разумеется, нельзя забывать о летающем корабле Эарендила Морехода, вашего благородного предка.
- Это верно, - тут же оживляется Ар-Зимрафель. - При помощи этого корабля был сражен Анкалагон Черный, что своими крыльями, если верить легендам, застилал небосвод. Однако можем ли мы надеяться, что нашим кораблестроителям удастся достичь хотя бы малой толики такого мастерства?
- Я строил корабли всю свою жизнь, ваше величество, - смиренно склоняет голову Нарронд. - Я обучался этому искусству у своего отца, а тот - у моего деда. В своей работе я использовал секреты людей, эльфов и гномов, но уже долгие годы не мог отделаться от мысли о том, что мне скучно. Море стало главной любовью моей жизни, но со временем и этого становится недостаточно. Если еще остался вызов, способный зажечь огонь в моей душе, так это - небо.
Ар-Фаразон посмеивается, качая головой, но неожиданно дает свое согласие.
- Продолжайте свои исследования, мастер Нарронд. Я не испытал радости, узнав о варварском поступке лорда Элендура, но нельзя отрицать, война заставляет нас совершат деяния, которыми в мирное время мы бы отнюдь не гордились. Полагаю, лорд Лангон будет рад предложить вам свою помощь, коль скоро он так хорошо осведомлен о культуре истерлингов былых времен.
- Но погребальные корабли не были предназначены для войны, - не выдерживает Эрэндис. Мастер, с вопиющей бесцеремонностью посягающий на память ее предков, с каждой минутой нравится ей все меньше и меньше. - Истерлинги почитали их за сакральный объект, а не средство для достижения целей в этом мире! Использовать их идею для укрепления своей власти - это все равно что… допустим, поселиться в древнем храме или украшать себя золотом, предназначенным в жертву. Возможно, старые традиции и забыты, но если вам удастся построить такие машины, племена и кланы Востока восстанут против власти государя, и их не остановит самое разрушительное наше оружие.
Эрэндис готова к любой реакции: возмущению, насмешке, гневу короля, которому она осмелилась возразить публично, - но поддержка приходит с совершенно неожиданной стороны.
- Боюсь, ваше величество, я вынужден согласиться с точкой зрения принцессы, - вкрадчиво произносит Лангон. - Если даже предположить, что изыскания мастера Нарронда приведут его к успеху, государству корабли принесут больше бед, чем пользы. Не случайно Саурон никогда не использовал эту технологию, невзирая на преимущество, которое она давала. Он, конечно, величайший лжец, но на одном обмане невозможно построить идеологию, которая позволит увлечь за собой людей.
Нарронд обиженно и непокорно поджимает губы, но не решается спорить с посланником харадского владыки. Ар-Фаразон некоторое время раздумывает, однако не отменяет своего приказа.
- Построить корабли не означает использовать их, - отзывается он, не сводя тяжелого взгляда с Эрэндис. - Мне не по душе мысль о том, что нуменорцам неизвестны секреты строительного мастерства, которыми в совершенстве владели дикие племена севера. Если Нарронд обладает необходимыми знаниями для того, чтобы разгадать этот секрет, я хочу, чтобы он сделал это в кратчайшие сроки. И всякий, кто может оказать ему помощь, но уклоняется от этого, будто замышляет против династии и государства.
Эрэндис чувствует себя подавленной, когда ей, следом за королевской четой и подданными, приходится подняться на палубу. Алькарондас - конструкция столь тяжелая и монументальная, что удары волн о борт совершенно не ощутимы; удивительно, как корабль вообще держится на воде. Что и говорить, король - единственный, кто достоин владеть такой роскошью. Эрэндис невольно любуется отлитыми из драгоценных металлов дельфинами, словно изнутри светящимися неведомыми чудовищами и хищными черными цветками, расписанными золотой краской. Невозможно вообразить, что Нарронд замыслил это великолепие в одиночку, - только высшая сила могла вложить в его голову подобный план.
- Он сказал, что увидел его во сне, - лорд Лангон оказывается рядом неслышно, словно кошка, подкравшаяся к зазевавшейся птице. - Флагман под золотыми парусами во главе отплывающей армады. С тех пор он денно и нощно трудился, желая преподнести его в дар государю после его триумфального возвращения. Когда я окажусь в Хараде, я скажу моему повелителю, что война со свободными людьми Запада Мордором безнадежно проиграна.
- Сомневаюсь, что вашего повелителя, - последнее слово Эрэндис выделяет ядовитой интонацией, - порадуют такие новости. Меня удивила ваша речь перед государем. Человеку непосвященному может показаться, будто, вопреки вашим заверениям, вы отчасти разделяете взгляды Саурона.
Ар-Фаразон официально представляет их друг другу, прежде чем кареты отправляются в сторону Роменны, и у Эрэндис так и не выходит составить о посланнике Харада определенное впечатление. Внешность майар, что она встречала до сих пор, врезается в память подобно вспышке молнии: невозможно перепутать с другими пронзительно-темные глаза Саурона, ярко-рыжие, отливающие на солнце красным кудри леди Иштар, даже почтенная старость Алатара и Палландо делает синих магов фигурами весьма примечательными. Лангон же, кажется, и вовсе лишен всяких предрассудков касательно облика: он не стремится понравиться или расположить к себе, его нисколько не смущают тусклые, небрежно схваченные черной лентой волосы; отдаленно он напоминает одного из минхириатрим, успевшего порядком ассимилироваться, впрочем, в силу отсутствия каких-либо запоминающихся особенностей лица, его можно было принять за представителя любого из народов, проживающих к западу от Андуина.
Голос Лангона - под стать его бесцветному обличию: сейчас, когда он беседует не с Тхурингветиль, майя ни к чему проявлять лишние эмоции, если, конечно, он вообще способен их испытывать.
- Вы еще слишком мало живете на свете, Эрэндис, иначе знали бы, как часто превосходно уживаются вместе подлость и талант. Взять семью того же мастера Нарронда. Не случайно он заговорил о верности. Если вы встречаете сторонника империи родом из Виньялондэ, почти наверняка можно сказать, что его предки были близки к Ангмару. Об этом не принято вспоминать, иначе, как вы выразились, человек непосвященный может подумать, что его визави разделяет и другие взгляды Ангмара. В частности, о том, кто должен стоять во главе этой империи.
- Вы верите, что он сможет построить летающие корабли? - тихо спрашивает Эрэндис. - Но зачем они королю? Ведь не для того же, чтобы гнили в водах Роменны, где их великолепие смогут оценить единицы.
- Взгляд короля устремлен в будущее, - пожимает плечами Лангон. - Военная мощь Нуменорэ подавит мысль народов о восстании в зародыше. Что они смогут противопоставить кораблям, прародитель которых некогда смог добраться до самого Амана?
Слова Лангона отзываются в душе у принцессы обжигающим уколом - вспышка неожиданного озарения трансформируется в безудержную радость, и она с трудом сдерживает улыбку. Майя бы, несомненно, был весьма раздосадован, узнай он, какое неожиданное применение найдется ненароком подброшенной им идее.
- Ты понимаешь, что это означает, Аллас? - взволнованно говорит Эрэндис, когда принимает у себя стражника днем позже и, не в силах усидеть на месте, расхаживает по комнате из угла в угол. - Корабли, которые могут доплыть до Валинора! Легкая дорога к бессмертию, о котором мечтали Тар-Атанамир, Ар-Адунакор, многие другие славные короли прошлого и, как я слышала, даже лорд Гимильхад.
- Но как это поможет отменить приказ короля и освободить Фада? - не понимает Аллас. - Не к валар же за помощью вы поплывете!
- Познания валар о будущем мне бы не повредили, но мой план намного проще, - качает головой принцесса. - Его величество вдохновлен идеей этого глупца Нарронда, но только до тех пор, пока лишь он один пожинает плоды его успеха. Если бы государь и в самом деле поверил, что кто-то рассчитывает использовать корабли для того, чтобы восстановить утраченную связь с Западом, а возможно и повторить подвиг Эарендила, он бы разгневался не только на мастера, что замышляет их создание, но и на того, кто за его спиной сговаривается с эльдар.
Аллас выглядит озадаченным и, в то же время, заинтересованным: в отличие от их предыдущих идей, в этой проглядываются определенные очертания, что делает возможной ее реализацию.
- Лорд Амандил ведь питает большую любовь к морским приключениям, - произносит он и, дождавшись одобрительного кивка принцессы, продолжает: - Там, где король заподозрит одно предательство, подозрения начнут множиться, как грибы после дождя. Но как вы рассчитываете связать лорда Амандила с этим кораблестроителем из Роменны?
- О, я не намерена предпринимать ничего, - Эрэндис холодно улыбается. - Почти ничего. Король сам распорядился поддерживать мастера Нарронда и не препятствовать его исследованиям. А нам поможет Исилиэль, сама того не подозревая.
- Но почему вы считаете, что король так легко в это поверит? с сомнением осведомляется Аллас. - Лорд Амандил не похож на авантюриста или искателя бессмертия. Я бы скорее решил, что его несправедливо оговорили.
Эрэндис отвечает не сразу. Аллас попадает в точку: после разговора с Сауроном она и сама долго об этом думает.
- Поверит, - наконец, отвечает она. - Король захочет в это поверить, потому что отражение этих устремлений обнаружит, если заглянет в свое сердце. Мы только поможем озвучить то, что его величество и без нас желает услышать.
На лице Алласа все еще читается затаенное сомнение, поэтому Эрэндис продолжает:
- Знаешь, в этом дворце долго жила память о лорде Гимильхаде, отце государя. Это был непростой человек… и особенно невыносимым его характер сделался в последние годы жизни. Он умирал от неизлечимой болезни, очень мучительной. Страдал сам и, надо отдать ему должное, сделал все, чтобы окружающие страдали не меньше. Его величество тогда не был даже наследным принцем, он состоял при дворе короля Тар-Палантира, почти неотлучно находился в городе, и все ожидали, что он позаботится об умирающем отце. Каждый час, каждая секунда этого безумия навсегда отпечаталась в его памяти. А лорд Гимильхад… он очень боялся умирать, точнее, боялся того посмертия, что может его ожидать. И хотя всю жизнь он был неверующим человеком, болезнь заставила его испытывать страх, - ее губ касается кривая усмешка. - Государь говорил мне, что страх может стать великой силой, и это, наверно, единственное из его наставлений, которому я не верю.
Эрэндис и сама не может объяснить, что сейчас заставляет ее откровенничать с Алласом - но в душе отчего-то живет непоколебимая уверенность: эта детская дружба не погибнет от ядовитых испарений, что, подобно болоту, источает атмосфера двора, если и есть кто, не способный на предательство, так это юноша, что сейчас стоит перед ней. И принцесса благодарна ему за тот глоток тепла и спокойствия, что он неосознанно дарит ей каждым своим появлением.
Замин находит Эрэндис в отрешенной задумчивости на балконе - летом обыкновение читать здесь, музицировать или просто размышлять входит в привычку, и с каждым годом все сложнее оказывается приспособиться к осени, когда проливные дожди заставляют их прятаться в душных дворцовых покоях. Заметив служанку, Эрэндис небрежно кивает в сторону огромной корзины с фруктами, что доставили несколько часов назад.
- Отдай это на кухню, пусть повара разберут для своих детей. И себе что-нибудь возьми, если любишь. Не хочу принимать ничего от этого человека. Он мне не нравится.
- Как же так, ваше высочество? - Замин с сожалением рассматривает корзину - ей уж точно не дарят таких подарков. - Будто вы не знаете нашу прислугу! Слухи тут же по дворцу разлетятся, не пройдет и часа, как лорду Лангону донесут, что вы пренебрегли его вниманием. Вам оно надо?
- Напомни на минутку, кому принадлежит дворец, в котором мы находимся, государю Ар-Фаразону, моему опекуну и наставнику, или лорду Лангону без рода и племени? - прищуривается Эрэндис. - Меня не обманут нарочитые попытки поддержать меня перед королем. Я не забываю о том, какую неблаговидную роль он в любой момент может сыграть в моей жизни.
- Фрукты я возьму, но никому не скажу, - упрямо возражает Замин. - Спрячу у себя, а вынесу, как только стемнеет. Ну что за ребячество! - она уже собирается оставить принцессу, как вдруг замечает что-то на кровати. - А что здесь делает этот плащ? Никогда не видела, чтобы вы его носили, прикажете отложить его вместе с другими вещами до осени?
- Оставь! - громче, чем требуется, обрывает ее Эрэндис, порывисто поднявшись с кресла. - Мне больше ничего не нужно, до утра ты можешь быть свободна. Я хочу пораньше лечь спать. Поездка на верфи меня измотала.
Эрэндис не кривит душой: в подаренном государю корабле ей видится нечто зловещее, с первого взгляда в душе вспыхивает неприязнь к мастеру Нарронду, а беседа с лордом Лангоном оставляет гадостное чувство, словно ее касается ледяное дыхание потусторонней и враждебно настроенной силы. Отчасти она понимает выбор Тхурингветиль: верно, Саурон подавляет своим присутствием и вызывает иррациональный, порой парализующий страх, но с таким же успехом можно бояться пламени или молнии, проявления стихий, искренних в своем неуправляемом безумии. Лангон же, в представлении принцессы, настолько подобен человеку, хитроумному, расчетливому и опасному, что это скорее роднит его с синими магами или, скорее даже, со старшим поколением нуменорской аристократии, сомнительным окружением, унаследованным Ар-Фаразоном от отца.
- Его величество гордится вашими разносторонними интересами, - замечает Лангон и, щурясь, устремляет взгляд к облакам, сквозь которые пробиваются пушистые от небесной пыли лучи света. - Девушку с вашей красотой, образованием, происхождением ждет великое будущее. Разумеется, при условии того, что ко всем перечисленным достоинствам прилагается мудрость.
Отметив про себя, что прожитые столетия так и не научили майя мастерству комплиментов, Эрэндис все же заинтересованно оборачивается:
- Его величество, несомненно, просил вас поговорить со мной о важности удачного замужества, я угадала? - смеется она. - В последнее время эта тема занимает мысли всего двора!
- Вы не сможете всю жизнь провести под опекой государя, - отвечает Лангон. - Хотите дружеский совет, моя госпожа? Уделите должное внимание устройству своей судьбы - по возможности, как можно дальше от Нуменора.
- С чего бы это? - хмурится Эрэндис. - Зачем мне бежать из страны, куда весь остальной мир мечтает попасть? В моих жилах течет истерлингская кровь, я никогда не скрывала, но вы всерьез считаете, что жизнь, о которой я почти ничего не помню, сделает меня счастливой?
Лангон неторопливо прогуливается вдоль почти бесконечной верхней палубы Алькарондаса, и принцессе кажется, что там, внизу, под их ногами, разворачивается не морская гладь, а сама бездна.
- Вы, моя госпожа, - медленно произносит он, - и сами еще не понимаете, как вам повезло в игре, где всем управляет лотерея. Что есть Нуменор, если не бесконечная игра случайностей?
- Что вы имеете в виду? - Эрэндис сводит брови на переносице. - Похоже на довольно бестактную попытку напомнить мне, что всем на свете я обязана моему благодетелю. Должна возразить на это тем, что все мы здесь находимся лишь по его милости.
- Вы неверно истолковали мои слова, ваше высочество, - церемонно склоняется перед ней Лангон. - И ошибаетесь, утверждая, будто правила игры устанавливает ваш король, или правитель страны, из которой прибыл я, или даже властелин Мордора. Эа подчиняется иным законам, бесконечно повторяя и воспроизводя себя согласно заданной мелодии. Ваши проповедники и ученые рассуждают о природе диссонанса, приводят примеры потрясающих воображение ужасов, не отдавая себе отчета в том, что его единственное проявление на уровне Арды - это случай. Случай привел вас во дворец. По воле иного случая девочку, похищенную у родителей, продали в рабство раньше, чем воинство короля Ар-Фаразона положило конец существованию невольничьего рынка. А возможно, лорд Аланор в тот день выбрал не вас, а одну из ваших подруг по несчастью. Не менее вероятно, что он и вовсе не отправился смотреть на рабов, а сражался плечом к плечу с государем. Или ваше ранение оказалось настолько серьезным, что вы не перенесли путешествие через океан. Дело могло и вовсе не дойти до освобождения - вас захватила эпидемия, вспыхнувшая в лагере, или задел удар орочьего ятагана где-то в пути. А еще вы могли долго и счастливо жить со своей семьей на просторах земли Востока.
- Наша жизнь состоит из таких мелких случайностей, - принцессе не по себе, и она хочет как можно скорее закончить этот странный разговор. - Главное - в том, что все это так и осталось несбывшимися сценариями разной степени вероятности.
- И снова неверно, - Лангон улыбается. - Впрочем, нельзя винить вас в неспособности видеть, ваше высочество. Немногие наделены подобным даром, и единицы из них смогли выдержать такую привилегию. Вам ведь известна история Хурина из дома Хадора?
- Покажите мне нуменорца, который бы ее не знал, - отзывается Эрэндис. - Если государь обсуждал с вами мои интересы, он, конечно, назвал историю одним из первых.
- В таком случае, вы знаете, как именно Повелитель Тьмы проклял Хурина, - констатирует Лангон и ухмыляется. - Надеюсь, принцесса простит, что в беседах в узком кругу ее верный слуга позволяет себе называть непосредственных участников событий по старой памяти.
Эрэндис подчеркнуто игнорирует его замечания и, прикрыв глаза, по памяти цитирует текст древней рукописи.
- Тень моих помыслов падет на них, куда бы ни направили они шаг, и ненависть моя станет преследовать их до самых границ мира, - она запинается, чувствуя, как горло будто стискивает невидимая рука. Бабушка никогда не рассказывает о семье Хурина, очевидно, полагая, что жизнеописание очередных захватчиков с Запада ничему не может научить ее детей и внуков, а может быть, попросту ничего не знает о нем. Об этой стороне войны принцесса слышит уже от своих нуменорских наставников, читает в составленных эльдар рукописях, и несоответствие проклятий Владыки тому образу, что успел сложиться у нее в подсознании, всякий раз воспринимается довольно болезненно. Она глубоко вдыхает и все же закачивает свою мысль: - Гляди на земли, где зло и отчаяние настигнут тех, кого ты предал мне в руки, ибо посмел ты насмехаться надо мной и усомнился в могуществе Мелькора, Владыки судеб Арды. Моим взором будешь ты видеть отныне, моим слухом слышать, и ничто не укроется от тебя.
Лангон кривится так, будто только что угостился премерзким на вкус настоем из горьких трав.
- Речи Владыки, конечно, порядком переврали, но суть проклятия вы уловили верно. Вот только смысл его от вас сокрыт. Окажись вы в том самом каменном кресле, и вы увидели бы себя.
- В этом и состоит наказание? - снова смеется Эрэндис. - В крайнем случае, я бы умерла от скуки. В моей жизни нет ничего примечательного.
- В какой из ваших жизней? - странно смотрит на нее Лангон. - Ранее я перечислил лишь некоторые из приходящих в голову вероятностей. Поверьте, ваше высочество, все тысячи, миллион существующих и переплетающихся между собой проявлений этой множественной вселенной свели бы вас с ума так же, как они привели к безумию Хурина. Личность, с каждой секундой, с каждым сделанным или несделанным выбором рассыпающаяся на десятки своих производных, действующих одновременно, подлежащих осознанию одним-единственным мозгом. Человеческое хроа такое хрупкое и слабое… Только валар могут справиться с подобным, хотя и они предпочитают роль сторонних наблюдателей, не заключенных в физическое тело. Вала Мелькор видел все это постоянно, вот почему он называл себя Владыкой Судеб. Он мог действовать одновременно в каждом из этих измерений, вот почему ныне говорят о том, что он рассеял свою силу, слишком много вложив в Арду.
- Звучит совершенно фантастически, - качает головой Эрэндис. - Что же, я не валиэ, и сейчас особенно остро чувствую, насколько ограничен мой ум. Надеюсь, что среди моих сценариев нет такого, при котором я могла бы испытать нечто подобное на собственной шкуре. Во всяком случае, это объясняет действия Хурина после ангбандского плена.
- Владыка не желал безумия для этого наглеца, - отзывается Лангон. - Его целью было позволить Хурину иначе взглянуть на природу диссонанса. Среди эльдар бытует мнение, якобы Владыка не мог творить. Это предположение в корне неверно. Миллиарды параллельных реальностей, не только в Арде, но и за ее пределами получили потенциал к возникновению и самовоспроизведению благодаря тем изменениям, что вала Мелькор внес в песнь айнур. Верно, они по своей природы вторичны, но кто сказал, что Эру сотворил Эа из абсолютного ничего?
- Вот что имела в виду леди Иштар, когда говорила о своей мечте сбежать отсюда подальше в какую-нибудь другую Арду, - вспоминает вдруг Эрэндис. - Мне известен ее секрет, думаю, при дворе осведомлены многие, если не все. Вы не боитесь, что король изгонит вас, если узнает, что вы ведете со мной беседы о Враге?
- Обо всем сказанном ранее я держал речь перед лицом государя, - бесстрастно произносит Лангон. - Его величество счел, что наша беседа может стать для вас поучительной. Эльдар превыше всего ставят внутреннюю целостность, буквально возводят это состояние в культ. Странствуя по миру людей, я обнаружил, что они более открыты для пути и поиска. Я рассказал это не для того, чтобы вас запутать, моя госпожа. Я лишь призываю вас подумать. У вас слишком мало опыта, чтобы узнавать о жизни лишь со слов прислужницы Саурона. Одна нелепая случайность, один неправильный выбор может стоит вам несчастливого билета в лотерее. А когда ставки так высоки, расплата может оказаться чудовищной.
- И между кем и кем я должна выбирать? - Эрэндис дерзко склоняет голову набок. - Между валар и творениями диссонанса? Между Верными и Людьми Короля? Между Востоком и Западом? Или все-таки между вами и Сауроном?
- Вы смотрите слишком высоко, - отвечает Лангон. - Роковой выбор обычно кажется такой заурядной повседневностью, что оценить все его значение можно, лишь отстранившись и повзрослев на несколько человеческих жизней.
Эрэндис не хочет вдумываться в слова Лангона, ей невообразимо страшно представить иную версию своей жизни: повзрослевших себя и Фада в окружении родителей и соплеменников. Могла ли она, хотела ли променять блеск и роскошь двора на бесконечный цикл странствий по одному и тому же маршруту вдоль побережья безмолвного моря? Была ли готова постоянно задавать себе вопрос, какая из двух Хинд настоящая?
Если бы Лангон знал немного больше о прошлом принцессы, он бы понял, что отчасти испытание Хурина коснулось и ее - две грани личности, две абсолютно разные истории разворачивались для нее в непосредственной близости друг от друга, и это порой повергало в настоящее отчаяние. Сны-воспоминания о Мордоре возвращались все чаще - и в свете услышанного невозможно было с уверенностью сказать, происходило ли это с ней на самом деле, или смутные образы прорываются сквозь тонкую грань, отделяющую один иллюзорный мир от другого? А может быть, и Нуменорэ - не более, чем сон, что снится еще одной Хинд, с которой принцессе только предстоит встретиться?
- Вы тоже можете видеть? Так же, как Повелитель Тьмы? - понизив голос, спрашивает она. Лангон мрачнеет.
- Владыка Мелькор был очень избирателен в том, когда и кому передавать крупицы своего дара. Я не входил в число его приближенных майар. Глашатай, посланник, герольд - таков предел моих полномочий. Я приветствовал валар перед вратами Утумно, я служил посредником между Владыкой и Гортхауром, когда Тхурингветиль после своего ранения на острове Оборотней временно не смогла исполнять эту роль… Я никогда не имел оснований считать себя отверженным, но значительная часть помыслов моего бывшего учителя осталась для меня сокрытой.
- А Саурон? - не удается ей сдержать любопытства. - Его Он учил?
Лицо Лангона на миг искажает гримаса отвращения - пожалуй, первая яркая эмоция за все то время, что Эрэндис за ним наблюдает.
- Саурона - учил, - коротко отвечает майя. - Не случайно немногие могли выдержать его взгляд. Знания такого рода нельзя не почувствовать, а понимание своей ничтожности порождает только ужас. Впоследствие Саурон вложил часть этой магии в затею с кольцами, но здесь я не смогу сказать ничего определенного, пока не увижу хотя бы некоторые из них, я уже не говорю о Едином.
Эрэндис задумчиво проводит рукой по складкам струящейся мантии, с ленивым удивлением отмечая вдруг, что, возможно, ее дядя сейчас хранит у себя самую могущественную вещь во всем Средиземье. Согласился бы он расстаться с Кольцом ради встречи с племянницей, которую когда-то не пожелал даже растить в своем доме? Почему из всех сторонников Саурон накануне пленения выделил именно его - Эрэндис не сомневается, что нашлись бы и более доблестные или способные, не известные никому из его врагов. Впрочем, откровения Лангона уже позволили ей оценить, насколько иначе мыслили майар, и как бессильна в таких случаях ее логика.
Очередное превращение дается ей значительно легче - да и полет больше не вызывает яростного сопротивления сознания, в котором четко заложена сухопутная природа всякого смертного. Пожалуй, он может даже приносить удовольствие - Эрэндис теперь чуть лучше понимает мастера Нарронда, мечтающего любой ценой оторваться от земли и почувствовать себя существом высшего порядка. Тело будто проделывает процедуру, к которой давно привычно - летучая мышь укрывается на прежнем месте за балками отсыревшего потолка подземелий и ждет своего часа. Вот только когда дверь в камеру леди Иштар, наконец, открывается, и оттуда выходит стражник, что приносит по ее просьбе книги и бумагу с чернилами, принцесса не двигается с места.
Сейчас она уже не может точно сказать, чье присутствие тянет ее в подземелья, будто магнитом - посла Кханда или ее зловещего соседа.
Лорд Аланор появляется несколькими часами позже, и их разговор с пленником длится недолго. Эрэндис снова, беспомощно замерев, гипнотизирует взглядом медленно закрывающуюся дверь. Теперь уже поздно менять решение, до следующего дня посетителей у Саурона не будет - да оно и к лучшему. Сказать по правде, как бы она объяснила свое новое появление? Жаловаться на точащий душу страх, что вселили в нее завуалированные предупреждения Лангона, любопытствовать на тему того, что из сказанного им соответствует истине, задавать вопросы - со всеми этими разговорами надлежит пойти к королю, а не к его злейшему врагу. Да и, к тому же, с какой стати Саурону отрываться от созерцания открывающихся перед ним тысяч неизведанных миров ради того, чтобы беседовать с ничего не значащей в его игре девчонкой?
Эрэндис возвращается в свои покои совершенно разбитой. Поутру Замин с воодушевлением и благодарностью рассказывает, как обрадовались великолепным фруктам ее братья и сестры. Принцесса изображает вялую заинтересованность и отстраненно замечает, какой бессмысленно-мелкой ей вдруг стала казаться ее повседневная жизнь. Если нечто подобное переживали обитатели Белерианда, наслушавшиеся речей Мелькора и его слуг, неудивительно, что находились среди них и такие, что без сожаления оставляли в прошлом дом, семью, прежние связи и устремлялись навстречу темному и неясному, но такому заманчиво-яркому будущему.
После завтрака ей приносят записку от королевы. Готовящаяся к скорой свадьбе Исилиэль собирается совершить поездку в Андуниэ, на родину жениха, чтобы познакомиться с будущими родственниками и больше свыкнуться со своей новой судьбой. Эрэндис возглавляет список сопровождающих ее придворных дам, и если раньше эта новость вызвала бы у нее лишь возмущение и ярость, сейчас она легко улыбается.
Ар-Зимрафель весьма удачно, хоть и ненамеренно, делает еще один шаг навстречу ее планам.
17Огненная радуга рассекает облака жирным росчерком пушистого белоснежного пера над контуром горной гряды, словно Владыка ветров, со всем вниманием выслушав и обдумав вознесенные молитвы, вершит строгий суд над вселенной и выводит вердикт прямо поперек пасмурного неба, скрепляя подписью королевский указ. Причудливая игра солнечных лучей завораживает: разговоры в карете стихают сами собой, и лишь Эрэндис вынуждена прикрыть глаза в мнимом приступе головной боли, лишь бы не присоединяться к бурным восторгам Исилиэль и ее свиты.
Радуга в земле Рун почитается дурным предзнаменованием: некстати вспоминаются рассказы бабушки о неограниченном и разрушительном свете далеких и непостижимых миров и светил, отделенных от Арды лишь хрупкой, эфемерной завесой, сквозь прорехи в которой из небытия могут являться враждебно настроенные духи и опасные сущности. Человек, прошедший под радугой, соприкасается с вечно голодной пустотой, и та высасывает его силы, лишая тени и отражения, подобно тому, как паук выпивает попавшуюся в расставленные ловушки муху, и даже смотреть на это свидетельство недолговечности и иллюзорности всего сущего опасно.
Принцессам Нуменора мрачные пророчества бесконечно чужды; когда преувеличенные восторги вокруг диковинной радуги становятся им скучны, беседа возвращается в привычное русло - невеста не без тревоги представляет себе будни в княжеских владениях в Андуниэ, и подруги спешат уверить ее в том, что семья лорда Исилдура очаровательна сверх всякой меры.
- Все это так, все верно, милая моя, - отмечает вскользь вездесущая тетушка Иорет. Эрэндис затрудняется сказать, почему ее пригласили, каким образом эта преклонных лет женщина вообще затесалась в компанию незамужних девиц, однако каждое ее слово здесь ловят с почти священным восторгом. - Вот только делами в замке заправляет леди Морвен, да продлит Эру ее годы. Незамужняя сестрица твоего будущего свекра. Понравишься ей - и за свою будущую семейную жизнь можешь более не тревожиться. Не понравишься - уповай только на небеса и королеву.
- Почему она не замужем? - осторожно осведомляется кто-то из подруг Исилиэль. - Она ведь уже не молода, если мне позволено будет заметить.
- Морвен - служительница валар, - несколько пренебрежительно поясняет Иорет, явно наслаждаясь выгодами, что несет ее осведомленность. - В юные годы поклялась, что не вступит в брак, посвятив себя распространению учения о Едином Творце и его посланниках. Утверждает, что вера требует от нее полной самоотдачи, и быть хорошей супругой и матерью она все равно не сможет. До замужества Мириэль они были подругами, но с появлением на горизонте Фаразона все быстро разладилось…
- Мириэль? - непонимающе переспрашивает Исилиэль и тут же испуганно прижимает ладошку к губам. - Вы имеете в виду королеву Ар-Зимрафель?
- Морвен продолжает называть ее прежним именем, потрудитесь не выказывать удивления или недовольства, - предупреждает Иорет. - Исилдура она любит, как родного сына и, конечно, мечтает подобрать ему скромную и благочестивую жену. Тем любопытнее выбор ее величества, предложившей вам в компаньонки меня или, скажем, ее высочество принцессу Эрэндис.
Эрэндис вопросительно выгибает бровь: о несговорчивой княгине ее никто не предупреждал, а о служителях валар она хоть и была порядочно наслышана, в жизни никогда их не встречала - случаи принятия на себя обета безбрачия были весьма редки.
- Я успела вызвать чем-то недовольство леди Морвен? Не припоминаю, чтобы она появлялась при дворе.
- Неудивительно, в представлении Морвен двор - это сборище безбожников, второй Ангамандо, - смеется Иорет. - И все же это не мешает ей с неослабевающим вниманием следить за последними новостями. А вы, моя красавица, вызвали немало разговоров своим приятельством с недавно арестованной южанкой. Прибавить к этому ваш неординарный ум, яркую внешность, начитанность, знание иноземных традиций и покровительство государя... Морвен была бы дурой, если бы вам доверяла.
- А вам? - по мере приближения к городу Исилиэль все сильнее нервничает. - Чем ей не угодили вы?
Тетушка Иорет гадко ухмыляется.
- Я бы не задержалась так долго при дворе, моя дорогая, если бы не умела угождать. У леди Морвен ко мне претензии иного рода. Я воплощаю собой все, чем не стала она. Наслаждаться выбранным путем благочестия без точащего изнутри червячка сомнения можно, лишь если ты окружен сонмом таких же святых, в противном случае жизнь превращается в беспрерывную борьбу. Получать удовольствие от борьбы, в сущности, способны единицы. И Морвен не из их числа. Вот кому пришлась бы по душе жизнь среди эльфов, если бы она только могла насовсем оставить семью. Вечная любовь на все времена, клятвы верности и единство душ… Нерушимые законы, преступить которые противно самой сути души любого квенди, - не насилие над грешной натурой, а естественное продолжение самое себя. Впрочем, - с гадкой улыбкой завершает Иорет свою тираду, - Морвен сама расскажет вам, насколько мы скверные создания.
Эрэндис не сомневается, что стала свидетельницей первого серьезного разговора Исилиэль с кем бы то ни было по поводу предстоящей свадьбы, и начинает подозревать, что не все с этой помолвкой так гладко, как пытался преподнести король. Ар-Зимрафель по натуре была игроком, хитрым и опытным, и не стала бы стравливать племянницу с будущими родственниками, если бы это не несло выгод в долгосрочной перспективе. Попытавшись представить, каким резонансом может отозваться недовольство леди Морвен, и прийдя к неутешительному выводу о недостатке исходных данных, принцесса равнодушно отворачивается к окну, скользя взглядом по апельсиновым деревьям, высаженным вдоль дороги. Проклятая радуга не уступает завоеванных позиций, рея над их каретой зловещим знаменем.
Алласу удается перехватить Эрэндис за день до путешествия, по пути из библиотеки - в последнее время принцесса немало времени посвящает работе с судебными хрониками, во всех подробностях изучая дела о государственной измене. Параноидальный настрой предшественников Ар-Фаразона приводит к закономерному итогу: суровые приговоры отнюдь не редкость, хотя зачастую смертная казнь заменяется изгнанием. Сказать по правде, это вызывает в душе принцессы затаенную радость. Несмотря ни на что, она не стремится добиться освобождения Фада ценой чьей-либо гибели.
- Это случится во время вашей поездки в Андуниэ, - вполголоса сообщает стражник, убедившись, что поблизости нет нежелательных свидетелей их разговора. - Фада доставят на континент отбывать заключение в тюрьме Виньялондэ. Мне вряд ли удастся добиться разрешения его конвоировать. Его величество распорядился, чтобы лорд Аланор лично занялся вашим делом.
- На слово лорда Аланора можно положиться, - Эрэндис не удается скрыть бледность, хотя она и старается держаться бесстрастно. - Меня тревожит не путь через океан, а те долгие дни и ночи, что Фад проведет среди убийц и разбойников.
- Парень сумеет за себя постоять, он ведь не с золотой ложкой во рту родился, - замечает было Аллас, но вспышка ярости принцессы пресекает дальнейшие возражения.
- Ты не можешь оценивать Фада общими мерками, он не похож на других истерлингов! В своей осознанной жизни он не видел ничего, кроме дома Иштар, получал все самое лучшее, пусть и по стандартам Кханда. Его никогда не окружал всякий сброд. Стоит представить себе, кого только не сыщешь в этой тюрьме… - Эрэндис резко замолкает, пораженная внезапным озарением.
Аллас, уже успевший хорошо изучить поведение госпожи, обеспокоенно хмурится.
- Что у Вас на уме, Ваше высочество? - осторожно интересуется он. - Даже задействуй вы все свои знакомства, едва ли среди них найдутся те, кто способен помочь Фаду по ту сторону моря, за решеткой. Вам остается надеяться лишь на помощь свыше.
- Именно так я и собираюсь поступить, Аллас, - с загадочной улыбкой замечает она. - Аппелировать к высшему правосудию, какую бы цену мне не пришлось за это заплатить.
Превращение дается ей неожиданно тяжело: от волнения сознание будто перегружено лишними, обременительными мыслями и образами, тело сопротивляется противоестественной магии, а накидка будто обжигает кожу. Опьяняющую радость от полета практически сразу вытесняет усталость - с каждым взмахом крыльев невидимый груз, камнем лежащий на плечах, кажется Эрэндис все тяжелее. Запретив себе концентрироваться на малодушном страхе, она с трудом подавляет желание увидеться с леди Иштар и расплакаться у нее на коленях, дав, наконец, выход мучающим ее сомнениям и тревогам. Едва не столкнувшись с выходящим из камеры Саурона стражником, она занимает прежнее место в углу и терпеливо ждет, когда на нее соизволят обратить внимание.
Саурона, кажется, вовсе не подавляет вынужденное бездействие в заключении. На какую-то долю секунды Эрэндис даже завидует свойственному майар специфическому ощущению времени. Но затем она вспоминает о брате, подобными привилегиями не наделенном, и преисполняется немой яростью. Фад не сможет вернуть ни одной минуты жизни, проведенной в тюрьме, и она согласна умолять Саурона о милости, если никто другой не соглашается ее даже выслушать.
- Вижу, вы полностью пренебрегли советами, что я дал вам во время нашей последней встречи, - с усмешкой произнес майя, едва удостоив ее взглядом. - Любопытно вы понимаете принцип невмешательства, ваше высочество.
Прислушавшись к себе, Эрэндис с удивлением обнаруживает, что, в отличие от прошлого ее визита в темницы, непонятная эйфория, неизменно зарождающаяся в душе всякий раз, когда события вокруг начинают развиваться со стремительной скоростью, перевешивает сковывающий ее в присутствии Саурона почти сакральный ужас - и начинает говорить, ведомая этим необъяснимым вдохновением.
- Вы говорили, что не можете читать мысли. Но, я знаю, умеете кое-что получше - читать души. Мою вы видели насквозь, знаете, что я сделала ради того, чтобы сохранить хотя бы призрачную память о своей семье - и предвидите, что сделала бы - в других мирах, вселенных, назовите, как считаете правильным, я не слишком разбираюсь в этих теологических дебрях, о которых толковал Лангон, - она прерывисто вздохнула, переводя дыхание. - Тхурингветиль говорила, что вы ненавидите вариагские обычаи, их право на вопрос Владыке. Вастаки, в отличие от племен Кханда, не верят в вопросы. Моя… наша с Фадом бабушка говорила, что всякий вопрос уже заключает в себе ответ. У меня нет времени дожидаться Владыку, но я принесла ему жертв больше, чем любой житель Нуменорэ, и в Арде сейчас пребываете только вы. Единственный, кто может принимать решения от Его имени. Его именем.
Долгая речь выпивает все оставшиеся у нее силы - Эрэндис опустошенно прикрывает глаза и инстинктивно ищет опору, цепляясь рукой за резную спинку излишней и даже неуместной в этой комнате кровати. Сорвавшиеся с языка слова будто повисают в воздухе - неуместные, резкие, фальшивые ноты в мелодии мира, не способные принять совместимую с ним материальную форму. И все же в глубине души принцесса почти гордится собой - по губам Иштар непременно скользнула бы довольная полуулыбка, доведись ей ее услышать.
- Его именем? - отчего-то Саурон не гневается, впрочем, кем себя мнит Эрэндис, если считает хоть в какой бы то ни было мере заслуживающей его гнева? - Вы не знаете его истинного имени, принцесса. Слова ваши пусты, а требования ничего не стоят.
- У Него нет истинного имени, - взгляд не может остановиться ни на чем, способном хоть немного ободрить и успокоить, и Эрэндис неотрывно смотрит на трещину в стене за спиной Саурона. - Лишь то, что пребывает за гранью Арды, можно назвать и определить. Здесь же - мир лжи и иллюзий, где добро и зло ежеминутно меняются местами. Но я знаю его изначальное имя. Алкар.
- Вы внимательно слушали истории Тхури, но какая в том ценность? - ни один мускул не дергается на лице Саурона. - Опасно верить всему, что она говорит. Иначе в один прекрасный день вы не обнаружите в собственной голове ни единой оригинальной мысли.
- Я знаю это не от Тхурингветиль, - с толикой обиды возражает Эрэндис. - Дядя говорил об этом, когда племя впервые на моей памяти сделало остановку на западе. Тогда я узнала о том, что солнце, уходя за горизонт, тонет не в море Рун, а над затопленными землями Таргелиона, что Арда - это диск, и как долго бы путешественник ни плыл на восток, он никогда не доберется до Стен мира и Вайя, великого океана, где странствует Ульмо. А еще я узнала, что Владыка единственный из валар многократно преодолевал этот рубеж, из-за которого явились и души эдайн, и услышала Его истинное имя. Единственный раз в своей жизни.
Кажется, ей удается заинтересовать Саурона - тот, хотя и продолжает держать в руках книгу, уже не посвящает чтению все свое внимание и давно не перелистывает страницы; это одновременно льстит и пугает.
- Самонадеянно настолько полагаться на память, - свистящим шепотом произносит он. - Возможно ли, чтобы ребенок, переживший много потерь и печали, сохранил воспоминания о прошлом в таких подробностях? Люди чаще стремятся забыть, потому что боятся боли...
- Вы сами подчеркнули, что у меня есть дар, - Эрэндис находит в себе силы слабо улыбнуться. - Не исключено, что мой единственный дар - моя память.
- И как же вам удалось добиться таких впечатляющих результатов? - пристально смотрит на нее Саурон. - Вы вели записи?
- Никогда! - Эрэндис оскорбляется подобному предположению. - Все, что записано, рискует уже в следующий миг обратиться в ложь. Я повторяла. Изо дня в день, просыпаясь утром и готовясь ко сну вечером, в дороге и в ожидании, как верующий человек повторяет слова молитвы. Я не могла позволить себе роскоши забыть. Сначала я много плакала. Потом, видимо, разучилась. Случившееся стало для меня частью истории. Я рассказывала себе сказки. Наши легенды, традиции, во всех деталях описывала, какие травы и в какой последовательности собирать для оберега в дорогу, как просеивать воду в поисках золотого песка, какого цвета сапоги были у дочери кузнеца, а какие - у женщины, что пекла лепешки на горячих камнях, как звали лошадей в табуне моего отца и сколько у каждой было жеребят. Я запрещала себе засыпать, пока не проговаривала вслух имена всего клана, каждого, кто погиб в ту ночь.
Саурон склоняет голову набок, будто размышляя, что делать с назойливой, но весьма любопытной гостьей, и принцессе хочется обхватить себя руками и отшатнуться в ужасе - столь нереальным ей кажется этот никоим образом не запланированный разговор. Кажется, она не сказала ни слова из тех заготовок, что отрепетировала перед зеркалом, прежде чем лететь в подземелья - Саурон снова, ни приложив ни единого видимого усилия, вытянул из нее море невероятных признаний, даже сотая часть которых может стоит ей жизни.
- Лорд Аланор, мой уважаемый надзиратель, однажды говорил о вас, - неожиданно меняет он тему. - Одна из самых завидных невест Средиземья, так он выразился, - и в этот момент Эрэндис особенно остро хочется провалиться сквозь землю, прихватив заодно и своего спасителя, так неудачно выбравшего слушателя для подобных рассуждений. - Ар-Фаразон строит на ваш счет большие планы.
- Государь желает устроить мой брак, - не поднимая взгляда, отзывается она. - С кем-то из высокопоставленных истерлингов, лояльных короне. Тем, кого впоследствии можно будет назначить наместником в присягнувших нам землях.
- Ее высочество в совершенстве изучило курс дипломатии, - ухмыляется Саурон. - Однако после всего, что уже прозвучало в стенах этой темницы, глупо ходить вокруг да около. Короля интересует Мордор, а поскольку добровольно присягать Нуменору Хаук не станет, Ар-Фаразон может лишь бросить армию на завоевание юга. Я уже не имею власти вмешиваться в дела южан. В их глазах я побежденный правитель, потерпевший поражение не единожды, и никто не станет меня слушать. А вот вам хорошо известно, как дорого Нуменору обойдется эта война.
- Остаюсь я, - глухо продолжает Эрэндис. - Прямая наследница последнего Короля Рун. Племянница жреца Владыки. При всем уважении, обладающая правами большими, чем наместник, поставленный вами, отошедшим от дел. Его величество, конечно, не знает о том, кто я такая. Зато, подозреваю, догадывается лорд Лангон. Ведь это он подкинул королю мысль о моей помолвке. Каким-то чудом леди Иштар удалось сохранить историю Фада в тайне, но если в окружении государя о чем-то догадаются, мой брат станет разменной картой в этой игре. Марионеткой Нуменора на юге. Отец отрекся бы от него, если бы дожил до этого дня.
Саурон слушает ее не слишком внимательно, нетерпеливо что-то обдумывая, и принцесса вовремя останавливает себя - не пристало жаловаться, когда цель ее посещения - вовсе не сожаления об участи, которой уже не изменить. Пусть темный майя, если верить Тхурингветиль, и считает иначе, полагая, будто из книги судеб ничего не стоит вырвать страницу, чтобы заново вписать удобную в данный момент историю, вряд ли великие станут таким образом заботиться о ее, Хинд, персональном счастье.
- Скажите, ваше высочество, - вдруг интересуется он, - как родные отнеслись к выбору, сделанному вашим дядей? Первенец, законный наследник, вдруг решает посвятить себя служению, причем не самому распространенному культу в Рун, да даже и в Умбаре. Я неоднократно бывал в вашей стране. Все эти морские девы, духи природы, жены энтов, - он делает неопределенный жест рукой. - Скорый конец света и подношения земле и стихиям, все это существовало и в первую эпоху, когда Мелькор для большинства истерлингов был скорее историческим персонажем, вождем, нежели богом. В глазах ваших старейшин выбор магистра Шии должен был выглядеть сродни некоей ереси.
- Только не в нашем клане, - быстро поправляет его Эрэндис. - Мои предки приняли на себя обязательства перед Владыкой. Вот племена по соседству, особенно те, что ушли дальше на восток и не ограничивали свои путешествия землями у моря, сохранили древние верования, но я в них, признаться, не сильно сведуща. Бабушка дядей всегда гордилась, говорила, что он поднимется выше других. К тому же, у нее были и другие сыновья. Оставалось, кому продолжить род и взять на себя руководство кланом.
- Ваша бабушка была, несомненно, мудрой женщиной, - склоняет голову Саурон. - И весьма образованной для жительницы степей. Скажите, принцесса, что вам известно о законах о наследовании в соответствии со старой верой?
- По старшинству, - растерянно отвечает Эрэндис, не в силах уследить за логикой собеседника. - По мужской линии. Допустимы случаи, когда женщина временно руководит кланом - до совершеннолетия наследника, но на практике такого почти не случалось. В древнем королевстве… - что-то очень важное вертится на уме, но принцессе никак не удается сосредоточиться на этой мысли: - Нет, не могу вспомнить. В древнем королевстве, бывало, правили женщины. Регентство?
- Нет, - качает головой Саурон. - Не регентство. В Рун серьезно относились к кандидатуре наследника... или наследницы. В частности, к их обучению. История древнего королевства насчитывает восемь правящих королев - и только шестерых королей, лорд Кхамул - последний из них. Однако все имело свою цену. Женщина могла взойти на престол, если разбиралась в законах старой веры, иными словами, становилась одной из жриц. Разумеется, это имело силу, если у нее оставались младшие братья или сестры, способные произвести на свет следующего наследника. Жрицу никто не мог обязать заключить брак.
Несколько секунд Эрэндис непонимающе смотрит на Саурона, прежде чем смысл его слов обрушивается на нее со страшной силой.
- Вы же не всерьез предлагаете мне…
- Я? - с притворным изумлением прерывает ее Саурон. - Я всего лишь лишенный прав и власти пленник правителя Нуменорэ. Мордор ныне - практически полностью завоеванные вами земли, небольшой участок вокруг Нурнен не в счет, Лугбурз уже давно под контролем королевской армии. Однако, подумайте: зачем Ар-Фаразону вручать власть над югом истерлингу, что в любой момент может возжелать большего или, еще того хуже, переметнуться на сторону Врага? Куда дальновиднее, действуя в полном соответствии с местным законом, передать эти полномочия собственной воспитаннице. Если верить словам все того же Аланора, Ар-Фаразон любит вас. Могу представить, как его тяготит невозможность сделать вас наследной принцессой. Вы сохраните инкогнито и, возможно, восстановите справедливость для своего народа.
- А у вас какой в этом интерес? - прищуривается Эрэндис. - Вы же не рассчитываете всерьез, что я предам государя и стану исполнять вашу волю в качестве наместницы в землях востока и юга?
- Это было бы слишком примитивно, - тихо смеется Саурон. - Устроит ли вас версия, согласно которой я рассчитываю таким образом сохранить своих людей и орков? Хаук, конечно, не может быть убит, а его упрямства хватит и на вечную осаду, но, что бы обо мне ни говорили, я не стремлюсь к перманентной войне. Войны, знаете ли, удивительным образом дезорганизуют. И после их окончания народы чрезвычайно сложно приучить к порядку.
- Но за мной нет ни армии, ни покровителей, ни талантов к чародейству, - встряхивает головой Эрэндис. - Кто поверит, что я вообще справлюсь? Государь посмеется над моими притязаниями - а поведать ему все детали я ни за что не соглашусь! Я не могу следовать пути дяди, а о старой вере не знаю ничего, кроме детских сказок... да и моим убеждениям она противна.
Саурон, однако, вовсе не торопится давать ей подсказки.
- Не далее, как четверть часа назад вы сообщили мне, ваше высочество, что всякий вопрос содержит в себе ответ. Следовательно, вы не нуждаетесь в том, чтобы я повторял очевидное. Вы лучше меня знаете Ар-Фаразона. Довольно неплохо помните дядю, а теперь еще и осведомлены о своих правах. Если такой вариант развития будущего вас интересует, не вижу причин считать его невозможным. А вот как вы этого добьетесь - меня интересовать не должно, - он ядовито скалится. - Должно быть, я утомил ваше высочество разговорами. Вы ведь пришли сюда по делу, леди Хинд.
Для Эрэндис, все еще ошарашенной немыслимым предложением, даже собственное имя в данный момент звучит чужеродно и дико, однако она не позволяет себе проявлять слабость - в первую очередь, сейчас следует думать о Фаде.
- Моего брата переводят в тюрьму Виньялондэ, - отвечает она. - Он не справится один. Ему нужен друг. Человек, который сможет подставить ему плечо, заступиться… и поможет бежать, если представится подходящий случай, а я к тому времени все еще не смогу оправдать его перед королевским правосудием.
Неизвестно, что ожидал услышать от нее Саурон, но в ответ на просьбу он смеется.
- Что же заставило миледи предположить, будто у меня обширные знакомства в нуменорской тюрьме? У вашего короля есть прескверная привычка - казнить всех, кто сослужил мне более или менее значимую службу. Смею заверить, преступники, что собрались в Виньялондэ, - все сплошь сторонники Света, так что мальчишка Тхури окажется в хорошей компании.
- Не смейтесь, это очень серьезно, - Эрэндис упрямо вздергивает подбородок. - Фад - единственная надежда моего рода, какое бы решение касательно своего будущего я ни приняла. Я, конечно, не ваших знакомых имела в виду. Но мне известно, что лорд Ангмар по-прежнему имеет некоторое влияние в той провинции.
- Я не могу общаться с улаири, находясь за решеткой, - разводит руками Саурон. - К тому же, местонахождение лорда Ангмара не известно даже ищейкам короля, а они хорошо знают свое ремесло.
- Я не верю в ту версию, что вы рассказываете королю, - не сдается Эрэндис. - Я не верю, что все эти месяцы вы смиренно читали тут книги и размышляли о мироустройстве. Не верю, что записка от Иштар мне померещилась. У вас - или у Иштар, - есть свои люди в городе, значит, должен быть способ связаться с ними. Я не успокоюсь, пока Фад не будет в безопасности. Хотя бы той хрупкой иллюзии безопасности, что я могу ему обеспечить.
Саурон рассматривает ее, словно диковинное насекомое, - Эрэндис уверена, что майя уже не раз подумал о том, как ошибочно было даже в шутку представить ее в качестве правящей жрицы.
- Кое-что вы унаследовали от Кхамула, - задумчиво произносит майя. - Судя по вашему дядюшке, это фамильная черта. Он тоже недостаток аргументов блестяще компенсирует настойчивостью, опасно граничащей с занудством. И это не комплимент, - в противовес своим словам он усмехается. - Будут еще какие-нибудь пожелания, принцесса?
- Да, - Эрэндис решает идти ва-банк, раз уж до сих пор, несмотря на проявленную дерзость, ее никто не убил и даже не проклял. - У меня бывают видения, расходящиеся с моими воспоминаниями. Тхурингветиль рассказывала о девочке, племяннице магистра Шии, которую тот принес в Лугбурз много лет назад. Но это я племянница магистра Шии - и я точно помню, что работорговцы напали на нас прежде, чем мы добрались до южных границ Рун. Я никогда не бывала в Мордоре. Как это объяснить?
На дне глаз Саурона играют опасные багровые огоньки - Эрэндис инстинктивно осознает, что переступила черту дозволенного, но отказаться от своих слов уже не может, слишком сильно желание докопаться до истины, пролить хоть крупицу света на тайны, кроющиеся в прошлом.
- У вас нет причин жаловаться на память, - сухо отзывается Саурон. - Иногда сны - это всего лишь сны. Я бы советовал вам скептически относиться ко всему, что исходит из Валинора.
- Но Тхурингветиль говорила…
- Тхурингветиль слишком много говорит, - а вот теперь в его голосе отчетливо читается угроза. - Если бы я имел честь принимать вас в своей крепости, леди Хинд, я бы точно этого не забыл. Вы никогда прежде не посещали Мордор, хотя, как я упоминал ранее, у вас есть все возможности это исправить, - выдержав значительную паузу, он добавляет: - Я не смею вас задерживать.
Когда Эрэндис, измученная и напуганная, наконец, возвращается в свои покои, она не может отделаться от впечатления, будто настоящий тронный зал дворца Арменелоса внезапно перекочевал в подземелья, и не она допрашивала преступника, а он милостиво согласился на аудиенцию.
Кучер не слишком внимательно следит за дорогой - карету ощутимо встряхивает, когда колесо проваливается в выбоину на сельской дороге. Принцессе быстро надоедает наблюдать за работающими в поле крестьянами - над идеей, высказанной Сауроном, она думала всю ночь, так и не сомкнув глаз, сожалея о невозможности обсудить ее хоть с кем-то кроме предположительно наблюдавших за ней со звездных полей Владыки предков. Впрочем, бабушка, скорее всего, слишком занята, чтобы тратить время на пустые разговоры там, где решение представляется очевидным.
В одном Саурон точно не ошибается: нужно хорошо знать короля, чтобы почувствовать, о чем в его присутствии не рекомендуется говорить прямо. Ар-Фаразон никогда не допустил бы ее встречи с магистром, не вытянув из нее всю историю рода со времен пробуждения эдайн, - но ведь совершенно необязательно во всеуслышанье объявлять о своих намерениях. Эрэндис нужно всего лишь добраться до Умбара, оставаясь при этом любимой воспитанницей короля, и только потом - встретиться с дядей... если магистр Шия все еще заинтересован в воссоединении семьи.
Пользуясь тем, что Исилиэль с подругами целиком и полностью поглощены разговорами о малоинтересной истории, произошедшей при дворе, принцесса обращается к дремлющей, но не пропускающей даже комариного жужжания тетушке Иорет.
- А вот скажите, - начинает она издалека, - как леди Морвен удалось стать служительницей валар? Разве для такого решения не нужно специального указа, подписанного королем?
- Строго говоря, дело добровольное, - оживляется Иорет, которой неизменно льстит выступать в роли единственного источника информации. - Но Фаразон любит быть при делах. И это правильно. Такие вещи нужно контролировать. Если спросите мое мнение, игры в жриц и волшебниц до добра не доводят, не люблю я эти сверхестественные штучки. Если бы Эру хотел обратного, он бы валар среди нас поселил, а не на далеком континенте за тридевять земель, куда не добраться ни одному кораблю. Есть праздники, есть государь, занявший трон волей Илуватора. Вырази уважение Единому, как заведено, в полагающиеся дни, на полагающемся месте, и живи себе, стоя обеими ногами на земле. Все эти жрицы не в своем уме, а безумие заразительно. Помяните мое слово, девочки, нет ничего страшнее свихнувшегося монарха.
- Но его величество, видимо, с вами не согласен, - предполагает Эрэндис. - Он ведь разрешил леди Морвен…
- Когда Морвен связалась со своей престранной компанией, Фаразон еще пешком под стол ходил, - сварливо поясняет Иорет. - Хотя будь его воля, он бы весь княжеский дом Андуниэ на служение валар отписал и за море отправил. Решение принимал еще государь Тар-Палантир, и Морвен долго просить не пришлось. Предложение об ученичестве ей поступило, она дала обет, а от такого не отказываются. В древние времена можно было, испросив Эру и валар, да только сегодня с ними напрямую никто уже не общается, и в снах они не являются даже квенди. Не спрашивай, что за предложение, от кого, чего не знаю - того не знаю. По слухам, их эльфийские друзья постарались. Непроста твоя будущая родственница, Исилиэль, ох не проста. Вот доберемся до дворца - сами ее спросите, а еще лучше Алатара - вот кто знатное трепло, возможности посплетничать не упустит.
- Алатар? - Эрэндис не удается сдержать изумленного возгласа. - Синий маг? Он в Андуниэ?
- Он самый, он самый, - весело подтверждает Иорет, забавно тряся головой. - Ар-Зимрафель и об этом не упоминала? Алатар частенько гостит у лорда Амандила, а тут его компания и вовсе кстати придется, - она лукаво смотрит на принцессу. - Может быть, тебя вразумит? Какую замечательную партию он мог бы тебе подыскать при помощи лорда Лангона, а ты все недовольна…
- Зачем же заставлять беспокоиться таких людей, - мягко улыбается Эрэндис. - Я уже приняла решение и счастлива буду сообщить его господину Аланору. Если, конечно, вы считаете правильным известить его прежде государя.
- Приняла решение? - с лица Иорет слетают последние следы сонливости, и она жадно подается вперед, словно страждущий в пустыне в поисках глотка свежей воды. - Надеюсь, ты не натворишь глупостей? Завоевать доверие Фаразона - дело непростое, а вот потерять - ничего не стоит. Ты не принцесса крови, твое положение шаткое.
- Не волнуйтесь за меня, леди Иорет, - Эрэндис ласково накрывает ее ладони своими. - Королю нет нужды гневаться. Я решила принять помощь лорда Лангона и выйти замуж.
Лицо Исилиэль озаряется радостной улыбкой.
- Какие же прекрасные новости! - восклицает она. - Ты сделала правильный, очень правильный выбор, Эрэндис. Если поторопишься, мы даже можем сыграть свадьбы одновременно! Его величество будет очень рад, и королева, разумеется, тоже!
Эрэндис на миг прикрывает глаза - предложение Исилиэль, даже при всей маловероятности его исполнения, звучит в высшей степени раздражающе и абсурдно.
- Думаю, будет несправедливо заставлять тебя ждать так долго, милая, - отвечает она. - Дело в том, что у меня к лорду Лангону есть одно небольшое условие. Вы с Исилдуром выросли вместе и успели хорошо друг друга узнать, прежде чем решили пожениться. Я такой привилегии лишена, мой будущий муж, кем бы он ни был, - абсолютно посторонний человек. Прежде, чем дать согласие на помолку, я хочу увидеть моего жениха.
- Разумеется, ты его увидишь, - пожимает плечами Исилиэль. - Он предстанет перед государем и проведет некоторое время при дворе, чтобы ты могла свыкнуться с мыслью о замужестве. Это и обсуждать незачем.
- Все не так просто, - медово возражает Эрэндис. - При дворе можно надеть любую маску, изобразить из себя того, кем ты не являешься. Когда мы впервые увидели леди Иштар, разве кто-то мог подумать, что она, в конце концов, окажется в темнице по таким страшным обвинениям? Она выглядела такой милой и доброжелательной… Я хочу увидеть своего жениха там, где у него не будет возможностей притвориться и обмануть мое доверие. Я хочу поехать на юг. Таково мое условие.
18Ветер насвистывает тоскливую мелодию среди болотных пустошей, а бархатные складки мха в тусклом свете заходящего солнца выглядят искусной резьбой на темно-зеленом камне, неосторожно обронененном в зарослях вороньей ягоды. Волшебник, замерший у подножия одного из десятков разбросанных в округе холмов, навевающих ассоциации с усыпальницами древних королей, держит в руках самую необычную курительную трубку, которую только Эрэндис приходилось видеть в своей жизни, и принцесса помимо воли заинтересованно подается вперед, чтобы лучше ее рассмотреть.
Украшающие длинный изогнутый мундштук фигурки из кости мумакил изображают жизненный путь человека, с младенчества и до гробовой доски, а белоснежный череп, предназначенный для того, чтобы закладывать внутрь листья табака, зловеще скалится, будто с высоты незримых миров, в которых ныне пребывает некогда заключенная в нем душа, все мысли Эрэндис видны, как на ладони. Алатар рассеянно пускает колечки дыма, а болота окутывает изумрудное свечение, предвещающее появление призраков. Сколько Эрэндис ни напоминает себе, что лорд Амандил распорядился выставить патрули на подъездах к его родовому гнезду и по всему городу, что сегодня это едва ли не самое безопасное место во всем Средиземье, не считая королевства Гил-Галада, и невозможно представить здесь даже отголоски тени былого могущества Врага, ей все же не удается отделаться от неприятного чувства, будто за ней следят сотни внимательных глаз. Зеленая вспышка, еще одно воображаемое отражение потустороннего мира, на миг сверкает в камне, украшавшем магический перстень Алатара. Смеркается. Пора возвращаться в замок.
- Вашему высочеству понравилась моя трубка? - замечает с усмешкой Алатар. - Я получил этот подарок из рук королевы Зейры, когда гостил в ее владениях в восточной части современного Кханда. Почтение к гостям не является обязательным элементом культуры вариагов, что отличает их, к примеру, от харадрим, но мы с Палландо были первыми путешественниками с запада, кому удалось забраться так далеко, и королева сочла нерациональным избавляться от нас прежде, чем мы поделимся с ее народом своими знаниями. Во дворце нам оказывались всевозможные знаки внимания… впрочем, когда настало время бежать, из всех даров при мне оказались только эта трубка и расшитый драгоценными камнями кисет для табака.
- Неужели вы были знакомы с самой Зейрой? - Эрэндис твердо настроена не поддаваться на уловки синих магов и с самого приезда держится подчеркнуто холодно, но невозможно оставаться равнодушной, услышав о легендарной правительнице, излюбленном персонаже песенок и считалок, запомнившихся ей едва ли не с колыбели. Среди вастаков королева Зейра, никогда не бывавшая в их землях, считалась образцом мудрости и рассудительности, едва ли не человеческим воплощением девы моря Рун. Лорду Кхамулу приписывали слова, будто из всех когда либо живших эдайн, лишь Зейра была достойна обучаться магии. И теперь Эрэндис не имеет права упустить возможность узнать чуть больше об этой необычной женщине.
- Почти год я ел и пил за одним с ней столом, - охотно подтверждает Алатар. - Ее величество чрезмерно печалилась о будущем своего королевства. Прознав о дружбе, связывавшей меня с народом эльдар, она убедила себя в том, что нам с Палландо по силам создать нечто вроде завесы Мелиан, много веков защищавшей Дориат. Наши неудачи Зейра была склонна объяснять нежеланием сотрудничать, и мне пришлось приложить недюжинные усилия к тому, чтобы переубедить ее обращаться за помощью к Мордору.
- Но у вас не вышло и этого, - хмыкает Эрэндис. - Иначе вы бы уехали с почестями, а не спасались бегством.
- Смею предположить, что меня охотнее отпустили бы из Барад Дура, чем из Лоргана под властью Зейры, - ничуть не смущается Алатар. - То была до крайности суеверная и склонная к постоянным тревогам женщина. Зейра верила, что этот мир уже был однажды юным, до того, как его разрушили, и невозможно знать наверняка, сделал ли то Эру, Моргот или оба сообща. Что история цикл за циклом пишет себя заново, и расхождения между этими версиями незначительны, лишь в мелочах. Ее подданные называли себя народом повозок. Они умели изготавливать машины - для строительства, для работы в горах и шахтах, для перемещения и войны. У Зейры не было наследников - она считала, что на ней замкнулся род, и это - предвестье Дагор Дагорат. Очередной и далеко не последней Дагор Дагорат, после которой мир обновится и снова примется воплощать уже многократно свершившееся.
- Готова поспорить, при ее дворе были посланники Мордора, - уверенно заявляет Эрэндис. Воспоминания Алатара перекликаются с идеями, высказываемыми Лангоном, и принцесса убеждена, что у этой философии один источник.
- Об этом вы не прочтете в дворцовых хрониках, - вздыхает Алатар, - но до нашего с Палландо приезда Зейра никогда не контактировала с Мордором напрямую. В те времена народ повозок представлял собой неважных воинов, а орки были слишком глупы, чтобы приспособить к бою изобретения лорганцев. Не в интересах Саурона было вербовать себе там солдат.
- Они назвали свою страну Лорганом, - Эрэндис отворачивается, чтобы маг не заметил ее улыбки. - В честь вождя Лоргана, не так ли? Народ повозок пришел в Кханд из Хитлума.
- Королевство Зейры не имело названия, - возражает Алатар. - Лорган - крупнейший из городов-государств, образовавших нечто вроде союза под властью одной династии. Предкам Зейры было предсказано, что их род будет править вечно, хотя, согласно их законам, в случае отсутствия наследников право на трон может перейти правителям одного из этих городов. Зейра была в этом крайне не заинтересована и активно распространяла слухи о том, что угасание ее рода предвещает закат всей цивилизации атани, - маг недолго молчит. - Этого, к счастью, так и не случилось. Зейра умерла, не оставив сыновей, а королевство распалось, подобно Рун, превратившись в земли бродяг и кочевников, воюющих между собой. Что до судьбы единственной дочери Зейры, мне она неизвестна. Девочка была слишком юна и не вполне здорова, чтобы справиться со свалившимся на нее бременем, и этим не преминули воспользоваться....
- И что же, как и в Рун, народ повозок ждет возвращения истинного Короля? - недоверчиво спрашивает Эрэндис. - Или, может быть, Королевы?
Алатар качает головой.
- Они пошли много дальше. Зейра много советовалась со жрецами, служившими в возведенном в отдалении от Лоргана доме молитвы. Поверьте, принцесса, то было место мрачное и таинственное. Прошло немало времени, прежде чем мы с Палландо отважились предпринять рискованную вылазку в горы и разведать, что там творится. Жрецы убедили Зейру - и их пророчества совпали с результатами изысканий ее дворцовых ученых и личного звездочета, - что Дагор Дагорат начнется в предместьях Лоргана. Указали даже место в горах, где разверзнутся Двери безвременной ночи. На заре своего правления Зейра объявила эти земли священными и приказала построить храм. Многие горожане, да и их соседи, мечтали поселиться как можно ближе к храму, чтобы иметь возможность первыми приветствовать Врага после его триумфального возвращения.
- Поразительно, - Эрэндис на миг прикрывает глаза, словно пытаясь уложить в сознании рассказ волшебника. - Но разве такое возможно? Всем известно, что Двери ночи находятся в Валиноре, и ни один человек не в состоянии не только приблизиться к ним, но и даже добраться до благословенных земель!
- Лорганцев это не останавливало, - разводит руками Алатар, и Эрэндис делает мысленную отметку: непременно упомянуть об этом разговоре в присутствии Ар-Фаразона. - Нашу неспособность увидеть Валинор они объясняли чрезмерной погруженностью в мир страстей. Что до освобождения Моргота, здесь их прогнозы приобретали довольно мрачный оттенок. Согласно их верованиям, Дагор Дагорат должна предшествовать катастрофа, которой суждено навсегда изменить облик Арды. Их календарь даже позволял назвать приблизительную дату бедствия. И у нас с вами, ваше высочество, есть все шансы присутствовать при развенчании этого заблуждения. Если бы Зейра была жива, она, конечно, распорядилась бы подобрать привлекательно звучащее объяснение тому, почему реальность в который раз опровергла ее псевдонаучные выкладки, но теперь, надеюсь, здравый смысл восторжествует.
И снова туман, ниспадающий на болота мертвенно-зеленым пологом, будто сгущается, а от слабого порыва пахнущего гнилью ветра принцессе хочется обхватить себя руками и в мгновение ока перенестись в кажущийся безопасным Арменелос. Некстати вспоминаются рассказ Тхурингветиль об одном из кольценосцев, лорде Анорроде, чьи исследования надвигающегося катаклизма пугающим образом подтверждают убеждения Зейры, предостережения Лангона и собственные сны, преисполненные смутной, гнетущей тревоги.
- Вы не ответили, как в племени, настолько удалившемся от побережья Белегаэра и не ведущем дел с Мордором, появились служители культа Врага, - напоминает Эрэндис. - Не верю я в такую сильную историческую память. Даже в Рун все меньше помнят о событиях прошлой эпохи.
- За это народу повозок следует поблагодарить соседей, - неприязненно отвечает Алатар. - Я, конечно, говорю об эльфах, хотя и не уверен, что лорганская ветвь этой расы сохранила за собой право называться подобно их благородным собратьям. Они отделились от них, едва успев пробудиться, и долго скитались, прежде чем осели на склонах гор на востоке. Влияние Врага на этих несчастных созданий всегда было велико. Они не видели света Валинора и жили по своим законам. Разумеется, с орками их не перепутать, но и на перворожденных детей Илуватора они похожи мало. К тому же, - и тут в его голосе звучат особенно мрачные нотки, - они никогда не были одни.
- Что вы имеете в виду? - хмурится Эрэндис. - Что Моргот за ними следил? Он что-то сделал с ними?
- Небольшое племя авари, живущее тихо и замкнуто, вряд ли могло заинтересовать Моргота - он был слишком занят делами военными. Однако в его распоряжении находилось достаточно майар, готовых отправиться на самый край земли по одному слову своего повелителя. Ваша подруга, леди Тхурингветиль, когда-нибудь упоминала в вашем присутствии имя Умуйан?
- Умуйан? - Эрэндис пытается восстановить в памяти разговоры с Иштар и Сауроном, а также бабушкины сказки, но не находит даже намека на каких-либо других майар, не считая Лангона. - Впервые слышу. Кто это такой?
- Умуйан - майэ, - поправляет ее Алатар. - Она никогда не жила в Ангбанде и даже непосредственным участникам войн Белерианда известна мало. Мало чести признаться в том, что даже нас с Палландо она обвела вокруг пальца… Ни для кого не секрет, что вы держите обиду на Палландо, ваше высочество. Не стану скрывать, мой старый приятель прямолинеен и несдержан на язык, особенно если искренне беспокоится, а вы все же росли у нас на глазах, и мы чувствуем ответственность... Я расскажу вам историю нашего путешествия, и тогда вы поймете, почему с самого начала мы не были согласны с королевой Ар-Зимрафель и не считали леди Тхурингветиль подходящей компанией для принцессы.
- Сомневаюсь, что у меня все еще есть желание слушать, - холодно останавливает его Эрэндис. - Я не должна надолго оставлять Исилиэль. Она и так почти дар речи потеряла в тени этой ужасной женщины, леди Морвен. Исилиэль - моя подруга, и мне ее жаль. Надеюсь, мы скоро уедем отсюда.
- Я наслышан о вашем желании поехать на юг, - подслеповато щурит глаза Алатар. - Умбар - по-своему просвещенный город. Знания никогда не бывают лишними, а вы, принцесса, не похожи на пустышку, что без колебаний повернется к новому знанию спиной.
- Знания я уважаю, - подтверждает Эрэндис. - А вот нравоучений не терплю. Я всегда была верной слугой ее величества и исполняла то, о чем королева меня попросит. Вы не смеете меня осуждать.
- Я прошу прощения, если мои слова прозвучали для вас оскорбительно, - покорно склоняет голову Алатар. - И впредь буду осторожнее выбирать выражения. Итак, до того, как оказаться в Лоргане, мы с Палландо успели вдоволь постранствовать по солнечным землям. Мы пешком обошли весь Рун и значительную часть Харадвейта, узнали о существовании множества народов, изучали их языки, рассказывали о валар и законах, по которым надлежит жить каждому человеку, да и представителю любой другой расы, в Средиземье. К тому моменту, как мы сделали передышку в Умбаре, Палландо и я были сыты по горло степями, пустынями, стоянками кочевников и раскаленными на солнце каменными городами. Наша миссия оказалась намного сложнее и, в то же время, однообразнее, чем мы представляли себе там, откуда явились.
- То есть, в Валиноре, - пристально смотрит на него Эрэндис. - Называйте вещи своими именами. Я ведь уже знаю, что леди Тхурингветиль - из рода майар, как и лорд Лангон. Вы тоже один из них.
- Не вижу смысла отрицать очевидное, - улыбается Алатар. - Я майя, посланник валар, и оказавшись в Средиземье, я провалился в первом же серьезном испытании. Я хотел нести просвещение и процветание тем странам, по которым путешествовал. Ожидал, что эти дикие народы с радостью ухватятся за возможность учиться у настоящего волшебника. Образ жизни, принятый в Валиноре, казался мне настолько правильным и естественным, что я не сразу распознал нежелание истерлингов что-либо менять. Мы готовы были подарить им весь свет Валинора, а они ждали спасения совсем с другой стороны. Когда я увидел, что наша кропотливая работа почти не приносит результатов, я почувствовал разочарование. Не в себе, не в валар - в атани, людях. Я не понимал, что такого особенного в этих варварах, почему я должен тратить свои силы и время на то, чтобы уберечь их от ошибки, которую они сами желают совершить? Как я могу отвечать за них, если они сами, по доброй воле, готовы умереть за Саурона? Или того, другого, которого даже их праотцы едва помнят? Я почти готов был бросить все и вернуться в Серые Гавани. Только эльдар казались мне достойными того, чтобы в Валиноре беспокоились о них.
- И что же заставило вас передумать? - спрашивает Эрэндис. Исповедь мага ей неприятна - Алатар представляется ей надменным и эгоистичным стариком, заведомо проигрывающим в сравнении с Сауроном. На волшебнике нелепая мантия из пестрого харадского шелка и множество украшений, явно не работы местных мастеров; непохоже, чтобы он действительно пережил все те тяготы бесконечной дороги, о которых теперь вспоминает, так комично переигрывая. Вне всяких сомнений, единственное значимое для Алатара неудобство путешествия - это отсутствие абсолютного и всеобщего преклонения, восторгов, к которым он, должно быть, привык среди валинорских эльдар.
- Я пал жертвой собственного тщеславия, - признается Алатар. - О народе повозок и их королеве я слышал немало, но никогда не задумывался о том, чтобы отправиться в Лорган. В начале эпохе это королевство даже не фигурировало на картах. Западная часть Кханда - а дальше белое пятно, неисследованные края. Рассказывали легенды, будто там доводилось бывать Эарендилю в его путешествиях, но мне никогда не представлялось случая спросить об этом напрямую. Да что там говорить, до самого последнего дня Лорган не числился в списке государств Средиземья - а потом его и вовсе не стало. Но не буду забегать вперед. В одной из умбарских таверен неподалеку от порта мы с Палландо встретили женщину. Она представилась каким-то распространенным в Хараде именем, разумеется, подложным. Бродила по улицам, гадала, словом, пользовалась репутацией городской сумасшедшей. Не помню, почему мы согласились на ее предложение прочитать наше будущее по линиям руки, не иначе как от скуки. Умуйан - а то была именно она, - умела убеждать. Вероятно, этим навыком она обзавелась еще на острове Альмарен. Какое-то время, до того, как уйти к Морготу, она состояла в свите вала Ирмо. Наведение иллюзий, гипнотических чар - это ее конек. Да и выглядит она, как существо не из этого мира. Умуйан имела обыкновение говорить нараспев. Самое невинное заявление из ее уст звучало, как нечто среднее между лихорадочным бредом и зловещим пророчеством. По обычаю, принятому на Альмарене, она украшала волосы цветами, вот только всего в ее облике присутствовало чересчур, словно картина мира, предпетого на заре творения, застыла в ее памяти отраженной в кривом зеркале. Увядшие и засыхающие соцветия громоздились в спутанных волосах, по-кошачьи раскосые глаза всегда смотрели чуть в сторону от собеседника, и казалось, будто Умуйан не только видит демона, по поверьям некоторых племен атани прячущегося за плечом своей жертвы, но и ведет с ним одной ей понятный мысленный диалог. Я до сих пор не могу понять, зачем это нелепое существо понадобилось Морготу. Разве что из-за ее умения сбрасывать человеческую оболочку и обращаться зверем.
- Как леди Тхурингветиль, - отзывается Эрэндис. - Умуйан - тоже летучая мышь?
- Она кошка, - сообщает Алатар. - Довольно крупная кошка черепаховой окраски. С Тхурингветиль они были дружны. При Морготе Умуйан задержалась ненадолго. Она входила в число майар, служащих под началом Саурона, - после недолгого молчания он продолжает: - Их было несколько. Ойкерой приходился Умуйан братом еще в замыслах Илуватора, умел превращаться в огромного полосатого кота со свирепым и воинственным нравом. Обычно духи, между которыми устанавливалась подобная связь, входили в свиту одного и того же вала, но если первым домом Умуйан стали сады Лориэна, гордость и украшение Альмарена, Ойкерой долгие годы провел подле вала Оромэ, в совершенстве овладев охотничьим мастерством. Наиболее опасным из них был Тэвильдо, огромный черный кот, свой звериный облик предпочитающий человеческому. Я знал всего нескольких приверженцев подобного мировоззрения в Арде. Унголиант, например, отвратительное создание, паразитирующее на всех доступных ему источниках света, гигантский паук... Тэвильдо был существом вальяжным, склонным к кривлянию и лени. Не представляю, что стало с ним и Ойкероем. Эта троица бесследно исчезла накануне Битвы Гнева, предав Моргота. Поди узнай, что скрывалось за этим решением: банальная трусость, коварный расчет или один из бесчисленных тайных планов Врага, в которых его последователи играли заранее предначертанные им роли, зачастую не отдавая себе в этом отчета. Вот Умуайн обосновалась среди авари Лоргана. Кошек в том королевстве почитали за священных животных - и люди, и эльфы.
- И что же она предсказала вам? - с любопытством спрашивает Эрэндис.
- Умуйан сделала все для того, чтобы я по собственной воле пожелал отправиться в гости к Зейре, - с сожалением признается Алатар. - Много позже я узнал, что она следила за нами чуть ли не с самых Серых Гаваней. Саурон прознал о том, что два волшебника явилось в Средиземье, и захотел узнать о нас больше - кто мы такие, какие цели преследуем, кто стоит у нас за спиной. Умуйан выждала момент, когда наша миссия окончательно нам опротивела, и подсказала мысль, ставшую буквально глотком свежего воздуха. Лорган. Королевство, в котором занимаются наукой, создают произведения искусства, строят дома молитвы... Умуйан предрекла, что мне суждены великие свершения в этой неизученной стране. И хотя путешествие так далеко на восток заставляло нас отклониться от изначальной цели, оставив народы востока уязвимыми перед влиянием Саурона, я так и не смог побороть соблазн почувствовать себя важным и уважаемым просветителем. Я был уверен, что укрепившись при дворе Зейры, смогу действовать от ее имени. Увы, реальность оказалась много прозаичнее. В знаменитом лорганском храме практиковали человеческие жертвоприношения, эти несчастные искаженные авари размножились до безобразия, заселили горы и даже подземные пещеры, и похищали человеческих детей. От этих союзов рождалось множество полукровок, зачастую с самой незавидной судьбой, а Умуйан пользовалась безусловным расположением Зейры. Она обучила королеву примитивной, но весьма действенной магии, и даже обещала ей бессмертие. Мы с Палландо обнаружили в окрестностях Лоргана немало беглых майар в звериных оболочках - многие из них, наподобие Тэвильдо, и думать забыли о том, как выглядели изначально. Я оказался в весьма двусмысленном положении - мирно отправиться восвояси мы не могли, а восстать против Зейры означало открыто передать Лорган в руки Саурона.
- И как же вам удалось спастись? - затаив дыхание, спрашивает Эрэндис. - Кто помог вам бежать?
- Вы не поверите, принцесса, - усмехнувшись, отвечает Алатар. - Это была леди Тхурингветиль. Еще одна старая знакомая.
- Иштар? - казалось, ничто уже не может удивить принцессу сильнее. - Как такое возможно? Откуда она взялась в Лоргане?
- Тхурингветиль не находилась неотлучно в Мордоре, о чем, вероятно, вам рассказывала. Что до Иштар… этой оболочки тогда попросту не существовало. Леди Тхурингветиль в день нашей встречи выглядела совершенно иначе, и лишь опытный маг, тонко чувствующий и различающий чужие фэар, мог бы установить ее личность. Вы, моя дорогая Эрэндис, ни за что бы ее не узнали, - Алатар развязывает кисет и добавляет табака в свою трубку. - Традиционно считается, что майар, которым довелось немало времени провести вдали от бессмертных земель, обретают необычайно прочную связь с выбранным ими обличием, маска эта намертво прирастает к лицу, и лишь из ряда вон выходящие, зачастую трагические события вынуждают их принять иной облик, но Тхурингветиль… Внешность ее, вопреки этому правилу, изменялась с завидной регулярностью, и она никогда не пребывала в неизменном состоянии дольше одной человеческой жизни, - отчего-то маг лукаво ухмыляется и пристально смотрит на принцессу. - Я встретил странницу, сероглазую женщину с коротко остриженными темными волосами, явно немалую долю своей жизни проведшую в дороге и сражениях. Непосвященный наблюдатель счел бы, что она родом из тех минхириатрим, что приветствовали растущее могущество Саурона. Королеве Зейре она представилась именем Гера.
- И что же, интересно, ей понадобилось от Зейры? - хмурится Эрэндис. Весь разговор ее не оставляет подозрение, будто Алатар пытается навести ее на какую-то мысль касательно Тхурингветиль, вот только ей никак не удается выделить намеки волшебника среди моря разномастной информации. Несомненно, Палландо не оставил бы ее блуждать в потемках и выложил свои соображения как на духу, в самой нелицеприятной форме, вот только после злополучного покушения маг держится подчеркнуто холодно, словно даже принцессу подозревает в участии в заговоре против него.
- В этом, полагаю, и состоял замысел Саурона, - пожимает плечами Алатар. - К моменту появления Тхурингветиль мы уже порядком утомились бороться против интриг Умуйан и ее своенравных, абсолютно лишенных понятия нравственности подопечных. Тхурингветиль должна была стать тем самым меньшим злом, которое мы в итоге бы выбрали. Палландо оказался сильнее. Он предпочел оставаться пленником Зейры до самой ее смерти, но отказался от всяких договоренностей со слугами Саурона. Я же вынужден сделать признание, которое навсегда уронит меня в ваших глазах, ваше высочество. Мне предложение Тхурингветиль показалось допустимым компромиссом, ценой, которую необходимо заплатить за право в дальнейшем выполнять нашу миссию. Я уступил. И тогда Тхурингветиль помогла мне покинуть Лорган. Я продолжил странствовать по востоку и, поверьте, не прошло и дня, чтобы я не упрекал себя в том, будто делаю это все равно что с благословения Саурона. Наше пребывание у Зейры позволило ему понять, с кем он имеет дело и каковы планы Валинора на его счет, для того Умуйан и затевала всю эту авантюру. Вероятно, Саурон тоже нашел в нашем лице меньшее зло.
- А Палландо? - уточняет Эрэндис, изменившись в лице. - Вы оставили его одного в Лоргане? В плену у Зейры и этой… Умуайн?
- Мой друг немного рассказывал о годах, что мы провели в разлуке, - вздыхает Алатар. - И не мне винить его за скрытность. В конце концов, обоим нам в сложившейся ситуации нечем гордиться. Мы не смогли уничтожить храм Моргота и изгнать жрецов, а лорганские авари обретаются так далеко, что никто из правителей Запада не станет рисковать своими воинами, чтобы вмешаться в творящиеся в их землях бесчинства. Да и хватит ли нам сил вести войну на два фронта, когда все силы уходят на то, чтобы сдерживать натиск Мордора и не допустить восстания среди истерлингов, а между эдайн и эльдар больше нет мира и согласия?
- Но сейчас-то Саурон в плену, - отзывается Эрэндис. - И вы просто обязаны предупредить государя об опасности, что подстрегает нас на востоке.
- У Ар-Фаразона достаточно шпионов, чтобы чувствовать себя в безопасности, - кривится Алатар. - Да и королева Ар-Зимрафель не случайно уделяет так много внимания Кханду в лице его очаровательного посла. Возрождение Лоргана или любого другого королевства, наследующего его территории и принципы, чрезвычайно опасно. Предшественники Зейры под предлогом жертвоприношений темным богам уничтожали всех несогласных с проводимой ими политикой, насаждали самые нелепые, но сверхестественным образом порабощающие людей верования и традиции. Традиции, взывающие к самым грязным инстинктам человеческой души. Такие идеи имеют свойство распространяться… как эпидемия. И абсолютным иммунитетом против этой болезни, моя госпожа, не обладает, увы, никто.
- Чтобы кто-то на западе увлекся этой кровавой философией? - немного нервно смеется принцесса. - Не могу себе такого представить, вы уж простите, господин Алатар. Кроме того, в действиях и рассуждениях леди Иштар я не заметила ни малейшего намерения возрождать и укреплять эти традиции даже в самом Кханде. Конечно, за один день невозможно переписать ментальность с чистого листа. Кханд не примет другую веру, но жертвоприношения, я убеждена, со временем останутся лишь мрачным пережитком прошлого. В конце концов, таких ритуалов не проводят даже в Мордоре. Насколько я могу судить, Саурон не склонен к бессмысленным убийствам. Я имею в виду, бессмысленным в его понимании, - быстро добавляет она. - Не может же он, в самом деле, верить в эффективность черной магии в наши дни?
- Вы напрасно считаете, что черная магия осталась глубоко в прошлом, а память о ней покоится на дне Белегаэра, - качает головой Алатар. - Гортхаур Жестокий был способен на страшные вещи. Вы ведь читали об острове оборотней? С тех пор его искусство лишь возросло. Если до сих пор он не прибегал к магии открыто, это не означает, что он не пустит ее в ход в случае необходимости. Не забывайте и о том, что Тхурингветиль - тоже ведьмо. Не нужно ее недооценивать или надеяться заслужить ее дружбу. В храме Лоргана хранились записи, сделанные рукой самого Моргота. Часть из них Палландо удалось уничтожить после смерти королевы Зейры, но мне достоверно известно, что некоторые Тхурингветиль вывезла из Кханда втайне от Умуйан. Передала ли она их Саурону или использовала сама, по доброй воле или следуя последнему завету Моргота, не так уж важно, свитки опасны одним фактом своего существования.
- Вы рассчитываете напугать меня, или это напутствие перед путешествием в компании господина Лангона? - недобро щурится Эрэндис. - Разве не вашей обязанностью было проследить, чтобы ничто из наследия Врага не уцелело? Вы даже не попытались уничтожить Умуйан, а меня упрекаете в дружбе с леди Иштар?
- Не смейте считать, что я бездействовал все эти годы, - гневно обрывает ее Алатар. - Расставшись с Тхурингветиль, я долго и кропотливо изучал ее жизнь с того самого момента, как Моргот оставил Арду и до сегодняшнего дня. Иштар появилась в Средиземье, когда война с Нуменором приняла нежелательный для Мордора оборот, и как удачно совпало, что в ее жилах, если верить предложенной королю легенде, течет нуменорская кровь, пусть даже кровь предателя, принявшего кольцо. Да будем вам известно, что до этого в дворцовых хрониках правителя Харадвейта не раз появлялось имя красавицы Тур из рода потомков небезызвестного лорда Альва, уроженца Кханда, еще одного назгула, которому как раз и пришла в голову идея восстановить кхандскую - или лорганскую, если вам будет угодно, - государственность. А до Тур была Асуан из рода лорда Атии, а до Асуан, если память мне не изменяет, Норна, дочь Хостамира, потомка Аноррода из Нуменора, и Гера, дочь Фреки из Минхириата, с которой судьба свела меня в Лоргане, и еще немало юных дев прелестной наружности и на редкость коварного нрава, в которых по описанию и деяниям я узнавал интересующую нас особу. Каждый раз Тхурингветиль очень тщательно выбирала новую маску, появляясь в разных уголках Средиземья, и я уверяю, ваше высочество, Саурон не поручал ей неважных дел.
- Вы намекаете, что и в Нуменоре она исполняет какой-то приказ Саурона? - пристально смотрит на мага Эрэндис. - Вы сами сказали, что у короля достаточно шпионов, и Иштар, несомненно, проверили со всех сторон, прежде чем допустить во дворец. Если она и приехала ради Саурона, он ее о таком никогда не просил.
- Тхурингветиль подчиняется не только Саурону, - возражает Алатар. - Это Морготу она присягала, когда известного нам мира не было и в помине, а от такой клятвы отказаться можно, лишь расставшись с собственной жизнью. Кроме того, у нее вполне достает личных причин для мести всему роду человеческому, я уже не говорю об эльдар. Но не это меня тревожит, а ваше настойчивое желание ехать на юг.
- Война закончилась, господин волшебник, - сдержанно замечает Эрэндис. - Умбар - нуменорская гавань, и ничто не может помешать мне посетить ее. Я ведь не в Барад Дур отправляюсь, не к ночи будь помянут.
- Пожелай вы поехать в Барад Дур, и я был бы спокоен, весь вас сопровождала бы целая армия, - хмуро отзывается Алатар. - Вы же выбрали огромный город, где потеряетесь, как песчинка, если хоть на миг утратите бдительность. Король не так уж доверяет лорду Лангону. Еще меньше доверяю ему я.
- Но ведь вы сами рекомендовали его государю, - поражается Эрэндис. - Или это был еще один допустимый компромисс?
- Я руководствовался принципом меньшего зла, - с некоторой досадой признает маг. - Его величество со мной согласился. Лангон - редкостный проходимец, но в данный момент он необходим, чтобы нам было, кого противопоставить Саурону. Тхурингветиль - другая сторона медали. Я верю, что не случайно каждые несколько десятилетий она появляется с новыми именем и лицом, а также биографией, неизменной восходящей к одному из улаири. Я не знаю ее конечной цели, не представляю, что за распоряжения оставил ей Моргот и что, в действительности, они с Сауроном задумали. Однако я без тени сомнения могу заявить, что если Лангон, как и обещал, вызовется сопровождать вас в Умбар, Ар-Зимрафель настоит на том, чтобы и Тхурингветиль тоже поехала.
- Что? - Эрэндис резко разворачивается и впервые за все время разговора смотрит Алатару прямо в глаза. - Она не сделает этого! После того, как Тхурингветиль, по их мнению, попыталась убить господина Палландо, они не позволят ей и на пушечный выстрел приблизиться к принцессе! Королева не поступит так со мной!
- Королева и не так поступит с вами, если речь будет идти о благе ее супруга и государства, - назидательно произносит Алатар. - Однако вы не должны злиться. У Ар-Зимрафель есть одна крайне весомая причина не слишком беспокоиться за вашу жизнь и безопасность, и здесь я склонен с ней согласиться.
- Вот как? Что же помешает Тхурингветиль перерезать мне ночью горло, ведь она, если верить королевской страже с их так называемым расследованием - самое настоящее чудовище? - саркастично осведомляется Эрэндис. - Вы сами сказали, что ее дружба мне ничего не гарантирует.
- Саурон все еще в темницах Арменелоса, - разводит руками волшебник. - Если с вами что-то случится, отвечать придется ему. Тхурингветиль уже успела оценить, насколько к вам привязан Ар-Фаразон. Она не поставит под удар тщательно выверенный план ради бессмысленной мести. Я достаточно хорошо успел понять мотивацию этой майэ. У Саурона она научилась терпению и умению расставлять приоритеты.
Эрэндис устало прикрывает глаза, а затем разворачивается и медленно бредет к дому. Ей не нужно оборачиваться, чтобы почувствовать, что Алатар следует за ней по пятам, подобно мрачному и молчаливому стражу. Незавершенность их разговора горчит, как дурно сваренный кофе, а поездка на юг уже не кажется удивительной возможностью помочь Фаду, восстановить память о потерянной семье и подняться так высоко, как не удавалось никому из клана. Пожалуй, впервые Эрэндис в полной мере осознает, что за непосильная ноша выпала государю, и с какими хитрыми и опасными противниками он ежеминутно сходится в непрекращающемся бою, где рана, нанесенная мечом, представляется самой безопасной. И что заставляет ее наивно верить, будто никому не интересную девушку по имени Хинд этот бушующий океан чудотворной волной вынесет на безопасный берег?
- А что все-таки стало с потомками Зейры? - рассеянно спрашивает она. - Неужели никто не пытался узнать, как сложилась жизнь ее дочери?
- Слишком многие хотели, чтобы эта девочка навсегда исчезла, - отвечает Алатар. - Темна и полна превратностей судьба правителя без наследников. Ар-Фаразон недаром с каждым годом встревожен все сильнее. Смею предположить, единственная причина, по которой восхождение на Менельтарму еще не предано забвению, - это надежда короля вымолить себе у валар сына. Но с каждым годом вера его все слабее. Королева Зейра тоже исступленно молилась о сыне, - по лицу волшебника пробегает тень. - Правда, добивалась своего иными методами. Чтобы вырвать душу из цепких рук Повелителя мертвых, другую жизнь надо отдать, так учила ее Умуйан. Равновесие - как непременное условие, базовый закон некромантии. Вероятно, единственная форма равновесия, которую почитали в Ангамандо. Зейра очень боялась, что право на престол безвозвратно уйдет в руки одного из ее князей. И Ар-Фаразон этого тоже опасается. Не случаен этот брак Исилиэль и Исилдура.
- Вы считаете, лорд Амандил решится претендовать на корону Нуменора, если, не приведи Эру, с его величеством что-то случится? - сердце Эрэндис начинает учащенно биться, когда она чувствует, что нащупала ниточку, потянув за которую можно отчасти распутать клубок ее проблем. Но волшебник снова преподносит ей сюрприз.
- Я считаю, что его величество именно на это и рассчитывает, - говорит он. - Правители Андуниэ связаны с королевской четой близкими и прочными родственными узами, они мудры и влиятельны, а также пользуются любовью простого народа. Вот только по-настоящему править им никогда не позволят. Ар-Фаразон уже проделывал подобно однажды. Думаю, это Исилиэль он хочет видеть правящей королевой. Ваша подруга и сама не понимает масштаб игры, пешкой в которой она стала.
Какое-то время Эрэндис молчит. Мысли в ее голове лениво сменяют одна другую; над откровениями мага она подумает позже, по дороге в Арменелос, а впереди у нее ужин по личному приглашению леди Морвен. До сих пор они почти не беседовали, ограничиваясь формальностями, но в свой последний вечер в доме лорда Амандила принцессе все же придется забраться в логово дракона. И в сравнении с беседой с леди Морвен путешествие синих магов на восток кажется ей приятной увеселительной прогулкой.
19Пламя свечи юркой саламандрой скользит среди граней разноцветного стекла подвесных светильников, и его блики на темной стене напоминают Эрэндис о болотных огоньках, что чудились ей среди поросших мхом кочек во время беседы с магом. Раньше этих светильников, чей облик явно выдает харадское происхождение, в покоях короля не было; впрочем, многое здесь могло измениться, ведь и принцессу Ар-Фаразон в последний раз принимал у себя еще до отъезда на войну. Резные двери, ведущие на отделанный зеленым мрамором балкон обычно распахнуты настежь, позволяя лучам яркого солнца беспрепятственно литься в комнату, но только не сегодня: с самого утра горизонт застлан ядовито-желтым туманом, сквозь пелену которого не разглядеть не то что возвышающейся вдалеке Менельтармы - даже зданий в нижнем городе или деревьев в саду. Ветер вздымает в воздух столпы пыли, и все окна во дворце затянуты полупрозрачной, уже окрасившейся с внешней стороны в неприятно-серый оттенок тканью, а беседовать приходится при свете свечей, будто долгими зимними вечерами.
- Твои обвинения серьезны, - задумчиво произносит король, отрешенно рассматривая орнамент на гобеленовой спинке кресла. - Слишком серьезны при столь скудных доказательствах.
- Я никого не обвиняла, - тихо возражает Эрэндис, но ее реплика остается без внимания.
- Кроме того, - продолжает Ар-Фаразон, чуть повысив голос, - они не отменяют последствий твоего своевольного поступка. И твоей лжи.
- Я полагала, его величество ждет от меня решения, - Эрэндис вздыхает, всеми силами стараясь сохранять терпение. - Сожалею, что вы узнали о нем от посторонних людей. Я не приняла во внимание болтливость дам в окружении Исилиэль.
- Свита этой юной особы подобрана на редкость бездарно, - сурово замечает Ар-Фаразон. - Скучающие бездельницы, вроде леди Иорет, и карьеристки, рассчитывающие при помощи нашей племянницы обрести влияние и власть при дворе для себя или своих супругов. Я ожидал, что ты займешь достойное место возле Исилиэль, а ты вместо этого пускаешься в авантюру с путешествием на юг. И все еще продолжаешь лгать своему королю, которому клялась в верности.
Обладай Ар-Фаразон способностью читать мысли, он бы узнал, что в момент принесения присяги юная Хинд имела в виду вовсе не правителя Нуменора, но того, кто, по ее мнению, единственный имеет право именовать себя Королем Арды; прояви он немного дополнительной проницательности, и понял бы, что его воспитанница, коротая время на пути из Андуниэ, вдруг отчетливо осознала, что если будущая правящая королева целиком и полностью станет зависеть от подруги, она, Эрэндис, сможет не только править Мордором и странами Востока, как наместница, но и определять нуменорскую политику после смерти своего благодетеля, если, конечно, тот не оставит прямого наследника.
Насладившись выражением растерянности на лице принцессы, Ар-Фаразон подводит итог их долгим реверансам.
- Ты ведь задумала поехать в Умбар вовсе не ради заключения брака.
Эрэндис прекрасно сознает, что ее попытки смотреть на короля непонимающими, невинными глазами производят смехотворный эффект. Ее тщетные намерения определить, каким образом государю стало известно о решении, озвученном лишь за запертыми дверями темницы, разбиваются вдребезги о выбранную им сегодня маску невозмутимости, как волна, ударившаяся о камни.
- Рассказ о споре с Морвен лишь подтвердил мои подозрения, - мягко добавляет Ар-Фаразон. - Я и ранее не сомневался, что ты найдешь способ обмануть Лангона, слишком уж явно ты выразила свою к нему неприязнь. Должен признаться, ход твоей мысли меня удивил. Стать жрицей, воспользовавшись возможностью, которой любой другой мой приближенный лишен по факту рождения, да еще и использовать для этого Лангона, известного своей нетерпимостью к религиозному сословию Умбара, - решение, впечатляющее своим изяществом. Не понимаю только, почему ты не доверилась мне.
- Это означает, - Эрэндис не удается скрыть неподдельного изумления, - что вы не возражаете? Вы позволите мне попытаться сблизиться с магистром Шией или другим влиятельным жрецом из умбарской касты?
- Я буду очень горд, если у тебя получится, девочка моя, - усмехается Ар-Фаразон. - Ты достойно держалась в диспуте с Морвен, хоть я и предостерегал тебя против споров с сумасшедшими. С удовольствием послушаю, что ты сможешь ответить ей, посвятив несколько лет учебе.
- Но вы же понимаете, - осторожно уточняет Эрэндис, - что верования, распространные в тех землях, имеют очень мало общего с почитанием валар? Истерлинги поклоняются духам, обитающим в нижнем и верхнем мирах и привязанным к предметам и природным явлениям. Я однажды рассказывала вам сказку о деве моря Рун…
- Ты была рождена в этой вере, Эрэндис, - пожимает плечами Ар-Фаразон. - До тех пор, пока вастаки не призывают к государственному перевороту и свержению династии, мне нет дела до их божеств, будь то хоть девы всех морей Средиземья. Напротив, мне нравится мысль о том, что наместница будет столь близка народу, которым ей предстоит править. Это расположит к ней сердца простых людей и, в то же время, воспрепятствует распространению сравнительно молодой, но весьма кровавой веры, что уже успела охватить часть земель Кханда. Ты ведь понимаешь, что я имею в виду.
- Культ Врага, - Эрэндис быстро опускает взгляд. - Вернее, культ в его современном толковании. Человеческие жертвоприношения вариагов, пророчество о Дагор Дагорат и гибели мира… Вы действительно верите, что за всем этим стоит Саурон? После того, что мне рассказал господин Алатар, я уже решительно ничего не понимаю.
- След, оставленный Врагом в этом мире, никогда не изживет себя до конца, - отзывается король. - Сказать по правде, я не лучший собеседник, если речь касается столь высоких материй. Думаю, куда больше меня тебе расскажут жрецы, если тебе, конечно, удастся стать одной из них. Я только надеюсь, это не сделает тебя подобием Морвен. Нуменор не выдержит еще одного религиозного фанатика.
- Дело не в Морвен, а в самом содержании ее веры, вынуждающей людей гнаться за иллюзией, - возмущенно вскидывается принцесса. - Эта женщина разрывается между прошлым, которого никогда не видела, а лишь придумала, исходя из обрывочных легенд, дошедших до наших дней, и будущим, так же произвольно толкуемым по невнятному предсказанию! Мы даже не знаем, в самом ли деле оно принадлежит Мандосу. Ни одни из заслуживающих доверие хроник на него не ссылаются. Но Морвен не переубедить. Бедная Исилиэль не могла и слова вставить. А когда я спросила Морвен, какие знаки она получает от Эру, что так уверена в своей правоте, она упрекнула меня в крамольных мыслях. В ее представлении любая магия или открытое чудо - пресловутый легкий путь, ведущий во тьму.
- Ты не была на войне, Эрэндис, - возражает Ар-Фаразон. - Ты не видела, до какого состояния может довести людей магия, практикуемая с враждебными целями.
- Истерлинги древности использовали простейшие целительские ритуалы, чтобы буквально вытащить человека с того света, - не соглашается принцесса. - Это искусство почти забыто всеми, за исключением кочующих далеко на востоке кланов. А вот эльфы до сих пор делают это, хоть и не торопятся раскрывать свои секреты людям. Может быть, традиции вастаков порой и наивны, но они могут спасти жизнь, если не остается другого выбора.
Ар-Фаразон снисходительно улыбается.
- Сохрани в себе эти уверенность в своей правоте и страсть до конца обучения, и, вижу наперед, у тебя всегда найдутся благодарные слушатели. Однако, ужин с леди Морвен, судя по всему, и впрямь стал для тебя тяжелым испытанием. Насколько мне известно, даже Амандил сторонится общества этой престранной женщины, хоть она и приходится ему родной сестрой.
- Если вы не желаете, чтобы новые родственники завоевали сердце Исилиэль, отвратив его от вас, - вкрадчиво замечает Эрэндис, - вам следует позволить им с леди Морвен получше узнать друг друга. Уверена, еще несколько таких разговоров, и ничто не заставить Исилиэль проводить время в Андуниэ и внимать исходящим оттуда советам.
- И это вновь приводит нас к самому началу нашей беседы, - отвечает Ар-Фаразон. - Твои обвинения в адрес княжеского рода. Хорошо, не обвинения, - вскидывает он руку, заметив протестующий взгляд Эрэндис. - Подозрения. Осмотр не выявил следов яда.
- Однако симптомы в точности повторили те, что мучили меня после восхождения на Менельтарму, - неприязненно морщится принцесса, вспоминая пережитый приступ, вынудивший ее еще на несколько дней задержаться в доме лорда Амандила. - Обморок, бессмысленные и пугающие видения, предшествовавшие ему провалы в памяти… И на этот раз леди Тхурингветиль не было поблизости. У нее не осталось ни единой возможности навредить мне.
- Тхурингветиль могла попытаться отравить тебя раньше, - рассеянно предполагает король, явно не воспринимая всерьез эту гипотезу. - И все это время яд медленно разрушал твой организм...
- Тогда бы осмотр показал присутствие в крови отравляющего вещества, - качает головой Эрэндис. - Нет, речь идет о яде, что очень быстро выводится из организма. Следовательно, я могу подозревать лишь тех, кто находился в доме. И если исключить Исилиэль и синих магов, остаются лишь родственники лорда Амандила и его слуги.
- Мы не можем это доказать, - Ар-Фаразон яростно хмурится и трет пальцами морщину между бровей. - Пока не можем. Благо, очень скоро ты будешь далеко и больше никогда не вернешься в этот дом. Я внимательно слежу за Амандилом, Эрэндис. Тебе не следует беспокоиться, - он недолго молчит. - Иорет всем рассказывает, что вы с Морвен сильно повздорили из-за будущей свадьбы Исилиэль, и ей с трудом удалось спасти ситуацию за ужином.
- Иначе и быть не могло, - усмехается принцесса. - Мы с Морвен - носительницы двух противоположных мировоззрений. Непохожих взглядов на жизнь, на веру, на супружество. В сущности, обе мы спорили о том, о чем понятия не имеем. Морвен отказалась от перспективы удачного замужества ради служения валар, а жрица древней религии хоть в теории и может выйти замуж, как правило, при этом все-таки не является принцессой Нуменора, пусть и не по крови. А ведь эти две роли подразумевают взаимоисключающие требования. Не предложите же вы мне кого-то вроде простака Элендура с его варварскими устремлениями и интриганкой-матерью, этой леди Инзильмит! Вот уж кто оставит Саурона далеко позади в стремлении к власти над Мордором - да и над всем Средиземьем, включая Нуменор!
- Ты выбрала непростой путь, Эрэндис, - с улыбкой отзывается король. - Меня успокаивает лишь понимание того, что ты единственная, кто может справиться с этой миссией.
- Есть еще кое-что, - нарочито случайно вспоминает принцесса. - Один из кузенов Исильдура пытался за мной ухаживать. Это было забавно… до тех пор, пока я не услышала от него о кораблях.
- Кораблях? - Ар-Фаразон едва уловимо мрачнеет, но Эрэндис безошибочно угадывает верную ниточку, за которую следует потянуть. В конце концов, недаром она сама инициировала этот опасный разговор с чересчур болтливым и восторженным поклонником.
- Летающих кораблях истерлингов, что могут добраться до самого Валинора раньше, чем наступит катастрофа, которую в последнее время все чаще предсказывают на востоке, - поясняет она. - Кораблях, построить которые вы поручили мастеру Нарронду. Диор, кузен Исильдура, упоминал, что мастер Нарронд - не единственный талантливый кораблестроитель, и если обратиться за помощью к эльфам…
- Мы не станем обращаться за помощью к эльфам, - раздраженно перебивает ее король. - И семье Амандила не помешало бы помнить о том, что Нуменор, а не Линдон - морская держава Средиземья! Нолдор никогда не были специалистами в искусстве кораблестроения! Если обратиться к истории их народа, все, что они умели - это красть и уничтожать!
- Именно так я и ответила Диору, - с готовностью подтверждает Эрэндис. - Не верю, что это он всерьез говорил. Скорее всего, нахватался чужих мыслей то там, то здесь. Не только ведь мне не по душе учение Морвен. Вот люди и придумывают себе, будто можно доплыть до Амана, пообщаться с валар напрямую, а не через едва ли действующие молитвы, - она выдерживает небольшую паузу. - Сложно быть королем для тех, кто постоянно пытается аппелировать к стоящей над тобой высшей силе, никак себя в этом мире не проявившей. Разумеется, удобно при всяком случае ссылаться на волю валар или даже самого Эру, ведь они не смогут ни подтвердить ее, ни опровергнуть.
- Сдается мне, ты вообще не слишком веришь ни в валар, ни в Эру, - снова ухмыляется Ар-Фаразон. Эрэндис виновато отводит взгляд.
- Я прочитала множество книг и трактатов, ваше величество, - отзывается она. - Познакомилась с разными взглядами и мнениями, порой различными, как день и ночь, но относящимися к одному и тому же событию или деятелю. Это научило меня ничего не отвергать, как невозможное. Как знать, вдруг по ту сторону моря и нет никаких Иных Земель? Вдруг там всего лишь еще одно богатое государство эльдар, спрятанное при помощи магии, как древний Дориат, окутанный завесой королевы Мелиан, и пришельцам там не рады? Вдруг за красивыми словами о плаваниях в далекие края и верностью валар скрывается банальное желание сделать так, чтобы все эти блага достались не династии, имеющей на них полные права, а тем, кто сам претендует на корону?
Ар-Фаразон долго хранит молчание, и Эрэндис иррационально угадывает, что озвучила сейчас один из тайных страхов короля, о которых тот бы никогда и ни с кем, за исключением разве что Ар-Зимрафель, не заговорил открыто.
- Что же, во всяком случае, рациональному мышлению я тебя научил. Вот только не кажется ли тебе, что все эти твои морские девы - существа того же сорта?
- Чудеса, творимые духами-покровителями, не столь велики и значительны, как те, что описаны в эльфийском эпосе, - говорит Эрэндис. - Но они не канули в небытие, не ушли в неизвестность с переломом эпохи. Дева моря Рун никогда не оставляла народ вастаков своим покровительством, ее видели, и тому есть множество свидетельств даже в рукописях в библиотеке Арменелоса. Она не может усилием воли создать новый мир, но каждую секунду своего вечного танца пытается улучшить существующий. Что до Эру… - Эрэндис не сразу находится с нужными словами, кажется, впервые в жизни она разговаривает с Ар-Фаразоном по-настоящему искренне: - Даже в легендах эльфов о нем не сказано ни слова. Эру никогда не беседовал с людьми, ничему их не учил, ни к чему не обязал, не дал им никакого морального кодекса. Он просто выполнил свою задачу демиурга и ушел. Вот поэтому я не верю в искренность веры Морвен. Нельзя любить то, чего не понимаешь. А в то, что не любишь, невозможно по-настоящему верить.
Ар-Фаразон неопределенно улыбается, словно остается довольным ответом воспитанницы.
- Королева также желает, чтобы Иштар поехала с тобой. У нее в Умбаре остались полезные знакомства. Вы присмотрите друг за другом. А мы немного успокоим общественность. Для всех вы отправляетесь на юг на подготовку торжественного открытия монумента в Умбаре. Через несколько месяцев мы снова встретимся в нашей южной цитадели.
- Монумент? - удивленно переспрашивает Эрэндис. Прежде король ничего не говорил о монументе, поэтому она даже забывает подчеркнуто изумиться пожеланию Ар-Зимрафель, о котором предупреждал ее Алатар.
- Золотая статуя, символизирующая власть Нуменора над морем и сушей, - поясняет король. - Если говорить прямо, мое изваяние, над которым работали лучшие мастера. Что символично, возведен монумент будет на той же площади, где находится один из главных храмов вашего народа. Я выбрал это место еще во время войны, когда во главе наших воинов высадился в городе.
- Не думала, что государь - сторонник подобных мер, - растерянно отзывается Эрэндис. - Прославления, статуи… Вастаки, как и большинство харадрим, традиционно не изготавливают изваяний. На это нет прямого запрета, но единственные статуи, что до сих пор допускались в Умбаре, изображают…
- Врага, я знаю, - кивает Ар-Фаразон - Но не станешь же ты утверждать, что мы можем и дальше допускать подобный ход вещей? Нуменор обязан сделать все возможное для возвращения Умбара под свой полный контроль и искоренения пиратства. Корсары представляют собой серьезную угрозу торговым судам, наши купцы терпят на юге огромный убыток, а награбленное оседает во дворцах и сокровищницах харадской элиты или приносится в жертву неведомым божествам. Все это будет продолжаться до тех пор, пока мы не заставим истерлингов с собой считаться, а такое невозможно, пока изваяния Моргота на каждом шагу напоминают местным, что мы - не более чем временная власть.
- Вы, как всегда, мудры и дальновидны, ваше величество, - склоняет голову Эрэндис. - И в такой момент вы хотите, чтобы люди видели леди Иштар рядом со мной? Даже зная, что она собой представляет?
- Лангона, за исключением посвященных, там помнят, лишь как неизвестно откуда взявшегося советника харадского падишаха, обманным путем занявшего место под солнцем, - небрежно отзывается Ар-Фаразон. - А вот о связи Тхурингветиль с Мордором и лично Сауроном не наслышан только ленивый. Люди многое рассказывают, а еще больше домысливают. Не забывай, что тебя ждет не увеселительная прогулка. Даже в Умбаре все еще чувствуются отголоски войны. Лорд Хаук удерживает часть Мордора под своим контролем и на его сторону регулярно переходят недовольные нашей политикой на востоке. Я не решился бы отпустить тебя, если бы не Аланор. За исполнение своего желания не забудь поблагодарить его.
- Лорда Аланора в мою жизнь точно послали добрые духи, - мягко отзывается принцесса. - И я непременно поговорю с ним после того, как закончу свои дела в библиотеке. Я подумала, что не лишним будет заранее разобраться в иерархии умбарских жрецов… во всяком случае, до того, как Тхурингветиль сможет хоть что-нибудь мне рассказать. Если мне позволено будет узнать, когда вы намерены освободить ее из темницы?
- Ты должна понимать, Эрэндис, что я не освобождаю эту женщину, - строго напоминает король. - Я по-прежнему убежден, что Тхурингветиль хитра и чрезвычайно опасна, а отчаяние делает ее хитрее и опаснее во стократ. Алатара, этого хитрого лиса, обвела вокруг пальца всего лишь второстепенной значимости майэ, засевшая в какой-то глиняной норе в предместьях Лоргана, и ему не помогла даже хваленая магия. Тхурингветиль же Моргот принимал в своей крепости в любое время дня и ночи без прошения об аудиенции, и она была посвящена в самые темные его планы. Я лишь немного изменяю антураж ее темницы. Пусть не думает, что ей дозволено будет беспрепятственно бродить по Умбару. Аланор приставит к ней лучших стражей.
- Кстати, о стражах, - вспоминает принцесса. - Смогу ли я взять с собой слуг, к которым привыкла во дворце? Мне будет спокойнее, если Замин продолжит прислуживать мне, а Аллас - охранять. Так мне будет казаться, будто я и не покидала дома.
- Не вижу причин отказывать тебе в такой малости, - усмехается король. - Отдай соответствующее распоряжение Адэнель. Что до твоего первого вопроса, я был бы рад, если бы ты увиделась с Тхурингветиль только на борту корабля, отбывающего на континент. Я не могу предоставить ей возможность сговориться с кем-либо за нашей спиной. Однако, судя по всему, мне все же придется выпустить ее за несколько дней до отплытия, чтобы она могла подготовиться к поездке.
Принцесса вспоминает разговор с Ар-Фаразоном, сидя в сумрачной тишине библиотеки, наполненной лишь беззвучным дрожанием непрочитанных слов, и невольно улыбается - несмотря на все, что она узнала о леди Иштар, та все же стала первым за долгие годы существом, с которым она могла поговорить по душам, кто видел в ней серьезного игрока, а не безликую тень в свите королевы. Ар-Фаразон упоминает, что первой остановкой в их путешествии станет Виньялондэ, где они задержатся на несколько дней, после чего взойдут на борт корабля, что доставит их к северной границе Харадвейта, после чего они продолжат путь по суше, дабы избежать неприятных столкновений с корсарами. Эрэндис даже в мыслях не забегает так далеко в будущее - куда более живо ее волнует время, что они проведут в Виньялондэ, и возможности, которые перед ней открываются, если только Тхурингветиль согласится ей помочь.
Ход размышлений Эрэндис нарушает тактичное покашливание хранителя библиотеки.
- Я прошу прощения за беспокойство, ваше высочество, - церемонно раскланивается он. - Если вам понадобится помощь, или же вы пожелаете переменить книгу, только скажите.
Эрэндис опускает взгляд на толстый справочник, который держит в руках уже двадцать минут, так и не продвинувшись дальше первой страницы с благодарностями. Биографии наиболее известных священослужителей Умбара уже не кажутся ей таким занимательным чтением - в голову приходит довольно неожиданная и, сказать по правде, нежелательная мысль.
- Есть кое-что, заинтересовавшее меня, - признается она. - Вот только не знаю, следует ли искать эту информацию в дворцовых хрониках, летописях или в собраниях сказок и легенд.
- Я готов помочь, - доброжелательно повторяет хранитель. - О чем изволит говорить ее высочество принцесса?
- Мне нужны книги с любым упоминанием одной из этих женщин, - осторожно замечает Эрэндис. - Не могу даже предположить, когда они жили и чем прославились. Их имена - Тур из Харадвейта, Норна, дочь… к сожалению, уже не помню, кому она приходилась дочерью… Гера, дочь Фреки из Минхирриата. И Асуан. Если я запомнила правильно.
Хранитель выглядит озадаченным, и Эрэндис успевает ощутить едкую горечь разочарования, когда в его глазах вдруг мелькает огонек узнавания.
- Не имею чести знать перечисленных вами леди, ваше высочество, - отвечает он, - за исключением последней. Вот только… боюсь, речь действительно пойдет о народных байках. Во временя правления безумного короля Тар-Кириатана на улицах распевали песенку - сказание об Асуан. Я принесу вам книги.
Книг находится не меньше десятка - хранитель, и вправду, знаток своего дела. Эрэндис сдувает пыль с бархатной обложки и готовится к увлекательному путешествию в чужое прошлое, где предвкушение неразделимо переплетено с червячком гнетущего страха: она одновременно желает узнать правду и страшится ее.
История короля Тар-Кирьятана и его приближенного Атии, ставшего, впоследствии одним из улаири, и казненного за государственную измену, известна принцессе с детских лет, но только сейчас ей становится ясно, что набившая оскомину детская считалка, одна из первых, что она выучила в Нуменоре, в оригинале - лишь крошечный отрывок из песни, состоящей из множества куплетов весьма фривольного содержания. Полную ее версию не приводит не один из источников, но по крупицам Эрэндис удается восстановить приблизительную картину событий. Удивительно, что в со всей доскональностью собранном досье на лорда Атию, что не так давно продемонстрировал принцессе Ар-Фаразон, об Асуан не было сказано ни слова. Очевидно, шпионы короля, хорошо знавшие его прагматический склад ума, не считали целесообразным обращать внимание на глупые росказни, бытующие среди народа.
Сказание об Асуан гласило, что эта чернокожая рабыня была привезена Атией из очередного путешествия господина королевского советника на юг. Неизвестно, произошло это до или после его знакомства с Сауроном, или же эти два события неразрывно связаны. Асуан запоминалась экзотической для Нуменора красотой, превосходно танцевала, а также умела вызывать духов умерших и гадать на внутренностях коз. После того, как Атия был казнен, а затем его неупокоившийся дух явился беспокоить неблагодарного короля Тар-Кирьятана, по городу поползли разговоры, будто это дело рук рабыни-колдуньи, и наследник, будущий правитель Тар-Атанамир, решил избавиться от Асуан. Эрэндис так и не удается узнать наверняка, когда именно ее казнили: Тар-Атанамир сделал все, чтобы стереть в народе память о столь неоднозначном персонаже, и очень скоро Асуан превратилась в некое подобие городской легенды. Только старожилы дворца могли сказать, существовала ли эта женщина в самом деле, была ли она такой могущественной ведьмой, что сама смерть отступала перед ее волей, или же речь шла всего лишь об одной из многочисленных наложниц любившего красивую жизнь и роскошь лорда Атии.
При других обстоятельствах Эрэндис едва ли придала бы особенное значение этому сказанию - на улицах Арменелоса и рынках Роменны распевали множество песенок с самыми невероятными существами в качестве главных героев, но в увесистом труде под малопривлекательным названием “Смерти в городских легендах. Всеобъемлющий обзор выдающихся казней в истории Нуменорэ” приводилось мнение некоего Хадора, сына Харета, королевского историка.
“Ежели говорить о коварных замыслах Саурона, Владыки Темных Земель и Повелителя Мордора, презлейшим из них следует считать чары порабощения, которыми он в совершенстве владел сам и коим обучал своих слуг и приверженцев. И коли встречалась на их пути душа слабая и потерянная, не укрепившаяся в вере и уповании на всемилость Эру Илуватора и валар, покровительствующих Арде и денно и нощно пекущихся о ее благе, то могла душа эта быть порабощена духом падшего айну, хоть и привязанного к земле и материальному миру, но все же природой своей отличающегося от человеческой натуры. И вселялись порождения тьмы в оболочки покорных им людей, и вытесняли, и подавляли их души, и могли даже убивать их истинные личности, присваивая тела себе, ибо лишь в таком виде умели они существовать где-либо, кроме чертогов Мандоса, влиять на физический мир и изменять его.
И была казнь рабыни из дома неназываемого ныне государственного мужа, совершившего преступление против династии и короля Тар-Кириатана, и за постыдные деяния свои обезглавленного на городской площади, и имя той рабыни, что дал ей господин ее, было, по обычаям ее народа, Асуан, и женщину ту возвели на помост, и смеялась она в лицо своим судьям, пока удар клинка не оборвал ее презренную жизнь. И предупреждали мудрые государя Тар-Атанамира, что была казненная одержима злым духом, а потому надлежит сжечь ее тело, а пепел развеять над морем, дабы вода унесла сотворенное ею зло, а владычица Уйненн, которой подчиняется морская стихия, очистила Нуменорэ от скверны, но не внял государь речам своих наставников и советников, и приказал доставить прах рабыни Асуан в Виньялондэ и захоронить на кладбище для бедняков, и надгробия над ее могилой не устанавливать, и записи в книгу смотрителя кладбище не вносить, и таким образом, стереть ее имя из истории и памяти своих подданных.
И говорили немногие отважившиеся из Верных, будто решение короля было нашептано ему духом неупокоившимся советника короля Тар-Кириатана, призванным казненной рабыней Асуан из-за Грани при помощи черной магии, чтобы и ее душа впоследствии могла вернуться и причинить Нуменорэ немало зла своими деяниями, но слухи подобные гневили короля, и распространявшие их подвергались гонениям и выплачивали в казну штраф в размере пятидесяти золотых монет, ежели был злословящий рода знатного и по происхождению нуменорец, и восьмидесяти золотых монет, ежели был он рода знатного и по происхождению иноземец, и тридцати золотых монет, ежели был злословящий простолюдином из народа Нуменорэ, и приговаривался он к наказанию плетьми, ежели был простолюдин и иноземец, и было по слову короля Тар-Атанамира”.
Хадор, сын Харета, весьма подробно останавливается на перечислении имен неосторожных в своих высказываниях вельмож, чтобы от этой темы плавно перейти к непростым взаимоотношениям Верных и так называемых людей Короля, именно в годы правления Тар-Атанамира оформившихся в самостоятельные политические партии, но Эрэндис, не найдя больше ни одного упоминания имени Асуан, откладывает книгу в сторону и несколько минут неподвижно смотрит прямо перед собой, а затем вновь зовет хранителя.
- Хадор, сын Харета, - спрашивает она, - кем он был? Откуда он так хорошо осведомлен о чарах, к которым прибегал Саурон?
- Помилуйте, ваше высочество, - укоризненно качает головой хранитель, - кто же не знает Хадора? Хадор пережил трех королей, и ни одна книга в те годы не имела шанса попасть на эти полки без его печати на титульном листе. Они с государем Тар-Минастиром, в те годы командующим нуменорского флота, вместе воевали в битве при Гватло, и Саурона Хадор видел собственными глазами. Взойдя на престол, Тар-Минастир сделал из него королевского летописца, и Хадору довелось послужить его сыну и даже немного внуку.
- Значит, он лицезрел гибель лорда Келебримбора, - тихо произносит Эрэндис. - И не мог не узнать Асуан, если это действительно была она…
- Узнать? - хранитель непонимающе хмурится. - В те годы, когда наложница Асуан предположительно появилась во дворце, Хадор достиг уже весьма преклонного возраста, ей же едва исполнилось пятнадцать. Уверен, что ранее они никогда не встречались.
- Разумеется, - Эрэндис раздраженно передергивает плечами и не удерживается от того, чтобы не добавить: - И она не была наложницей лорда Атии. Она была его родственницей. Все в этой легенде перевернуто с ног на голову.
Принцесса покидает библиотеку в смешанных чувствах: пусть гипотезы Хадора до ужаса совпадают с мрачными намеками Алатара, Эрэндис легенда о чернокожей рабыне кажется неправдоподобной, и она воспринимает ее, как еще одну восточную сказку, прошедшую сквозь призму весьма своеобразного видения мира эльфами, под чьим влиянием, несомненно, находился летописец Тар-Минастира.
- Ваше высочество, - Замин бросается к ней от порога с покрасневшими от волнения щеками, - госпожа Адэнель не шутила? Я действительно еду с вами в Умбар?
- Если тебе так хочется, - улыбается Эрэндис. - Иначе, боюсь, я очень скоро разучусь говорить на адунаике. Молись, чтобы лорд Лангон нашел мне образованного мужа.
- Мне все еще сложно представить себе вас рядом с одним из дикарей из Харадвейта, - сетует Замин. - Простите, что лишнее болтаю. Все еще не могу поверить, что окажусь на другом краю земли и увижу все то, о чем мне когда-то рассказывал отец. Вот только его самым верным помощником в тех краях была сталь, а нам придется расточать улыбки и заключать союзы.
- Думаю, что смогу тебя удивить, - глаза Эрэндис озорно сверкают. Разумеется, она не намерена посвящать в их с королем замысел никого, даже самых близких, и Замин до самого последнего момента будет считать, что принцесса едет на юг выбирать себе жениха. Но все же, когда она остается одна, не может удержаться от тихого задорного смеха. Обмануть Замин несложно - куда труднее будет обвести вокруг пальца пронырливого Лангона.
Перед тем, как заснуть, Эрэндис ненадолго позволяет себе отдаться на волю фантазии и представляет себя достигшей своей цели - в традиционном наряде жрицы, который описывала ей бабушка, с украшениями и вплетенными в волосы сушеной вороньей ягодой и черными перьями, символизирующими связь с птицами, существами, наделенными даром пророчества и не принадлежащими в полной мере к материальному миру. Ей предначертано судьбой соединить в себе традиции востока и культурные достижения запада; у нее будет достаточно времени, чтобы, наконец, запечатлеть на бумаге все то, что на протяжении долгих лет она твердила вслух, стараясь не забыть ни единой детали. Бабушка не одобрила бы ее намерений - в ее представлении чернила являлись ничем иным как потусторонним морем, утягивающим на дно всякую свежую идею, тем вернее, чем больше силы и могущества в ней заключено, - но бабушкин мир неумолимо предавался забвению, а Эрэндис вовсе не хотелось, чтобы цепочка поколений вастакских жрецов прервалась на ней и ее дяде. Если Ар-Фаразон действительно воплотит в жизнь намерение сделать ее своей наместницей на юге, у нее будет достаточно времени и для записей, и для размышлений.
Принцесса так четко воображает себя за огромным дубовым столом с разложенными на нем свитками и рукописями, что почти не удивляется, когда, подняв глаза, и вправду видит перед собой убранство одного из залов Барад Дура, уже неоднократно являвшегося ей в сновидениях.
- Ни к чему не прикасайся, - она резко разворачивается, услышав за спиной голос Саурона. Сейчас тот выглядит иначе, лишь отдаленно напоминая человека, с которым Эрэндис беседовала во дворцовых темницах Арменелоса. От неожиданности ее рука все же скользит по поверхности стола, задевая документы. Вернее, ее пальцы попросту проходят сквозь бумагу, словно перед ней всего лишь очередная иллюзия, или же будто она медленно увязает в одном из ставших привычными мучительных полуосознанных видений о прошлом не то в этом мире, не то в одном из его бесчисленных вероятных отражений.
Саурон с легкостью считывает ее эмоции - едва заметно усмехается в ответ на смесь испуга и удивления и поясняет:
- Разумеется, они не настоящие. Оригиналы все еще находятся в Эрегионе, а я бы хотел ознакомиться с их планом защиты, прежде чем мы сожжем его вместе с городом и его жителями.
Эрэндис склоняется над столом, и у нее кружится голова от изобилия линий, схем и убористой вязи тенгвар. От желтоватого пергамента исходит дрожащее свечение, и только внимательный взгляд сможет отличить эту искуственно выполненную бесплотную копию от настоящих свитков. Принцесса справедливо жаждет поинтересоваться, настоящая ли в этом зал она, или ее душа неизвестным образом оказалась затянута в опасное путешествие против собственной воли, но вместо этого с ее губ срываются совсем иные слова - да и голос ей будто не принадлежит.
- Прежде, чем я появилась в Эрегионе, Кхамул пообещал, что Хостамиру и его семье будет позволено покинуть королевство до того, как мы начнем наступление. Не думаю, что это мудро. После того, что узнал Келебримбор, нолдор могут подозревать кого угодно из твоего бывшего окружения. Гуннульв уже бежал, положение Ангмара при Тар-Тэлпериэн шатко, как никогда. Если за домом Хостамира следят, его спешный отъезд выдаст наши планы.
- Верно, - Саурон скривился в хищной полуулыбке, ожидая дальнейших слов Эрэндис, или, вернее сказать, той, чьими глазами она смотрела на мир.
- Но ты не отдал приказа, отменяющего мою прежнюю глупую просьбу.
- Ты в состоянии сделать это сама, - усмехается он. - Надеюсь, Аноррод не предастся скорби по племяннику, павшему жертвой твоей черной неблагодарности.
- Хостамир с гордостью называет себя другом эльфов, - качает головой принцесса. - Анорроду не слишком повезло с потомками, но разве нашлось бы более идеальное место для того, чтобы спрятаться? И разве не высшее проявление преданности - разделить судьбу того, кого ты так любишь?
- В таком случае, Хостамир окончит свои дни в подземельях моей цитадели, - холодно замечает Саурон. - Поскольку судьба Келебримбора - умереть здесь. Если я о чем и пожалею, так это о том, что не смог собственноручно убить всю его семью, весь его проклятый род.
- Нетрудно вычислить, кому достались отосланные Келебримбором кольца, - Эрэндис требовательно смотрит на него. - Этот нолдо всегда был слишком предсказуем. Как бы то ни было, сейчас они для нас временно недосягаемы. Майрон, мы должны сосредоточиться на семи. Если гномы станут нашими верными слугами, Лангону будет куда сложнее продолжать свои поиски... - она осекается, заметив, что Саурон теряет интерес к ее словам и с не свойственным ему мягким выражением смотрит куда-то ей за плечо. Принцесса медленно поворачивается и тут же утомленно возводит глаза.
- Вы посмотрите, кто здесь. Ойкерой. Все никак не избавишься от своей кошачьей привычки входить без предупреждения всякий раз, как тебе вздумается. А вас я не… - обращается она было к его спутнику, чуть прищурившись, и медленно заканчивает, когда тот вступает в освещенный факелами круг света, - … вас я здесь раньше не встречала...
Хотя у Эрэндис нет никакого повода беспокоиться, сердце ее сейчас стучит с такой силой, будто вот-вот вырвется из груди. В огромном холодном зале почему-то становится слишком мало воздуха и пространства.
- Я не успел тебя предупредить, - ей это кажется? - извиняющимся тоном произносит Саурон. - Это Хаук. Хаук, позволь представить тебе моего близкого друга, Норну.
Эрэндис вздрагивает, и крепость вместе с ее ужасными обитателями черными осколками ускользающего сна осыпается к ее ногам. Сейчас она перепугана сильнее обычнее - если раньше видения можно было принять за призрачные воспоминания детства, сейчас они беспорядочно смешались с переживаниями прошлого дня, изученными хрониками и недосказанными мыслями. В этот момент Эрэндис, как никогда, желает поверить заявлению Саурона, будто она никогда не появлялась, да и ни при каких обстоятельствах не могла побывать в Барад Дуре, будто давний рассказ Тхурингветиль - политически выгодная ложь, будто Норны, дочери Хостамира, которого та с такой легкостью позволяет уничтожить, и вовсе никогда не существовало, коль скоро о ней ничего не написано в книгах. И хотя к завтраку принцессе почти удается убедить себя в смехотворности ночных страхов, лицо девятого назгула безотчетно преследует ее и за разговором с лордом Аланором, и за наставлениями королевы, и за обычно раздражающей, но сейчас такой своевременной болтовней Исилиэль. Эрэндис не уверена, что вообще когда-нибудь сможет забыть этот пронзительный взгляд, так напоминавший другой, отраженный в песнопениях и преданиях, что она еще несколько часов назад намеревалась сохранить для потомков.
20Невозможно утверждать наверняка, решает ли король нарушить собственное постановление из не чуждых и ему чувств солидарности и своеобразной формы жалости, или же из неочевидных для Эрэндис политических соображений, но сообщение Замин о том, что леди Иштар незадолго до рассвета была освобождена из темницы и препровождена в покои, что занимала накануне своего ареста, застает принцессу врасплох. До запланированной даты отъезда остается больше двух недель, и поначалу ей кажется, что лорд Аланор изменил свои намерения и перенес отплытие, чтобы запутать возможных недоброжелателей на континенте и сбить их со следа; даже невзирая на приставленную к ним охрану и сопровождающий корабль, полный лучших воинов его величества, путешествие остается весьма рискованным предприятием, пролегай их путь по морю или суше.
- Госпожа Адэнель ничего не говорила о том, что сборы следует ускорить, - заверяет ее Замин. - Думаю, государь просто решил сделать вам приятное. Вы ведь столько раз просили его помиловать эту женщину…
- Сомневаюсь, что речь идет о помиловании, - качает головой Эрэндис. - Государь наблюдает. И выжидает. Хочет посмотреть, как Иштар поведет себя на свободе. И как поведут себя те, кто с ней связан. Ты сама ее видела?
- Видела, как ее вели из темницы, - подтверждает Замин. - Очень быстро, мимоходом. Едва успела ее рассмотреть, опешила от неожиданности. Представляете, ночь, во дворце почти никого, луна светит прямо в окна, и она идет по коридору, вся в черном, бледная, глаза горят… И при ней всего два стражника. Я их не сразу заметила, подумала сначала, что она сбежала и теперь всех нас перебьет во сне!
- Не говори глупости! - сердито обрывает ее Эрэндис. - Леди Иштар неважно выглядит? Она тяжело перенесла заключение?
- Госпоже лучше самой навестить ее, - уклончиво отвечает Замин. - Право, вам виднее. У знатных барышень свои представления о том, как следует выглядеть. Вот только, скажу вам я, тюрьма еще никого не сделала красивее и здоровее, - подумав, она язвительно добавляет: - И добрее.
Эрэндис с трудом сдерживает порыв немедленно последовать совету служанки и наносит визит лишь после полудня следующего дня, как того требует этикет - предоставив Тхурингветиль достаточно времени для того, чтобы ликвидировать наиболее бросающиеся в глаза следы пребывания в темнице. Встреча выходит неожиданно трогательной - так уж случилось, что никогда прежде Эрэндис не приходилось после долгого перерыва вновь видеть тех, с кем разводила ее судьба - расставания, если уж они написаны ей на роду, отличаются стабильной необратимостью. Леди Иштар становится приятным исключением, и хотя в намерения принцессы вовсе не входит бросаться гостье на шею, к обоюдному замешательству, она все же стремительно подходит к ней, на мгновение сжимая неестественно холодные руки.
Поначалу ей кажется, что она прикоснулась к ледяной статуе - похожей на одну из тех, что в ее далеком детстве привезли в подарок государю откуда-то из северных земель. В корабле, доставившем странные изваяния, была сооружена специальная сохраняющая низкую температуру каюта, заполненная льдом, и отчего-то при взгляде на заключенную в обжигающе-холодную оболочку неподвижно замерших фигур стихию маленькая Эрэндис испытывала затаенный страх.
На ее родине почти никогда не выпадает снег.
- Вы даже представить себе не можете, как я рада снова видеть вас… - принцесса не заканчивает предложение, затрудняясь подобрать правильные слова. Невозможно вообразить ничего более пошлого, нежели жалкие попытки лицемерить перед той, кто сделал ложь своим вторым именем: и она, и Тхурингветиль превосходно понимают, что нынешнее состояние последней является чем угодно, только не свободой, а отвратительные в своей банальности светские беседы о погоде или воодушевлении перед путешествием станут лишь хрупкой ширмой, с трудом сдерживающей натиск взаимных обид и недоговоренности. А потому, пристально взглянув в сощуренные, с нескрываемым огоньком насмешки, глаза майэ, сейчас особенно отчетливо напоминающие звериные, принцесса переходит прямо к делу: - Вы мне нужны, как никогда. Мы не можем упустить наш единственный шанс освободить Фада.
Кажется, ей снова удается застать Тхурингветиль врасплох: брови майэ удивленно ползут вверх, а губы кривит неприятная ухмылка.
- Должно быть, между нами возникло опасное недопонимание, ваше высочество. Не с моей дурной репутацией жаловаться на избыток самых невероятных историй, превозносящих мои скромные возможности до небес, но если бы я в совершенстве владела искусством побега из тюрем, я бы ни минуты не стала злоупотреблять гостеприимством вашего государя. Фаду, к моему прискорбию, я в состоянии помочь лишь молитвами, но с этим вы и без меня прекрасно справляетесь, не так ли?
- Несколько дней в Виньялондэ, - отчетливо выговаривает Эрэндис. - Три или четыре, но если потребуется, я найду предлог задержаться. Я не справлюсь одна, Иштар. Он обещал мне помочь, вернее, не отказался наотрез, а в его случае это дорогого стоит, но я не знаю, не могу знать, как много он готов и способен сделать оттуда...
- Он? Оттуда? - теперь Тхурингветиль смотрит обеспокоенно. - О ком вы говорите, Эрэндис?
Принцесса отвечает не сразу, окидывая комнату цепким взглядом и отводя собеседницу как можно дальше от двери, словно стража даже из коридора может различить что-то крамольное в ее едва слышном полушепоте.
- О Тар-Майроне. Я была у него. Пару раз. Вообще-то, я думала навестить вас, но получилось совсем не то, что я планировала…
- Вы разговаривали с Тар-Майроном? Ему позволены посетители? - Тхурингветиль до боли сжимает пальцы принцессы, но та не решается отнять руку. - Как Ар-Фаразон решился на такое? Вы, и в самом деле, встретились без свидетелей?
- Иштар, пока вы отсутствовали, здесь случилось слишком много всего, - качает головой Эрэндис. - Рассказы, пожалуй, - лишь бледное отражение реальности. Лучше вам все увидеть своими глазами, - и с этими словами она накидывает на плечи зачарованный серебристый плащ.
Превращение производит на майэ неизгладимое впечатление - она радуется так, словно все это время сама обучала принцессу основам колдовства, и теперь с гордостью наблюдает за достигнутыми ее воспитанницей блестящими результатами. Летучая мышь делает несколько неровных кругов над ее головой, а затем плавно опускается на землю, в полете превращаясь обратно в девушку. Эрэндис знает, что над техникой приземлений ей еще работать и работать, но не может отказать себе в удовольствии похвастаться - исполнять подобные трюки перед Сауроном ей не хватает решимости и дерзости.
- Давно мне не приходилось видеть эту накидку в действии, - тихо произносит Тхурингветиль. - Настоящие превращения в моем нынешнем состоянии - непозволительная трата энергии, но летать при помощи этого суррогата - увольте. Чувствуешь себя так, будто крылья отделили от тела и предоставили им существовать самостоятельно, а ты лишь пытаешься ухватить отголоски некогда неповторимого чувства полета. А вот вы выглядите так, словно были рождены в небе... Как много времени вы потратили на то, чтобы научиться?
- Одну ночь, - фыркает принцесса. - Я слишком боялась доставшегося мне учителя, чтобы проявлять непонятливость. Все, о чем я тогда думала, так это скорее бы превратиться и улететь из темниц куда глаза глядят. Разве Тар-Майрон вам ничего не говорил обо мне?
- Мы не вели задушевных разговоров, знаете ли, - иронично отвечает майэ. - Этому несколько мешала каменная стена.
- Неужели за все эти месяцы вы ни разу не попытались дать ему понять, что находитесь так близко? - решается поинтересоваться Эрэндис. - На этот случай не существует какого-то специального заклинания?
- На этот случай существует осанвэ, - непонимающе пожимает плечами Тхурингветиль. - И та особенная связь, что установилась между нами после моего… несостоявшегося путешествия за Грань. Но это на исключительный случай. Что заставляет вас считать, будто Майрон оставит в стороне свои размышления и планы ради того, чтобы скрасить дни моего пребывания за решеткой? В сущности, он совершенно прав. Свою судьбу я выбрала сама, он не отдавал мне приказа пожертвовать свободой и ни к чему не принуждал.
- Я должна снова поговорить с ним, - после небольшой заминки отзывается Эрэндис. - И сделать это как можно скорее. Сегодняшний вечер идеально подходит для того, что пробраться в темницы. Во дворце никого не удивит мое отсутствие, если все будут уверены, что я провожу это время у вас.
- Вы играете с огнем, ваше высочество, - Тхурингветиль резко отворачивается к окну, будто не желая позволить принцессе распознать ее истинные чувства. - Не в натуре Майрона заниматься благотворительностью. Его помощь может обойтись вам слишком дорого, и все ради чего? Знаете, Мелькор всегда называл альтруизм в его крайнем проявлении завуалированной тягой к самоуничтожению. В стремлении взять на себя заботы о том, кто этой помощи не просит и, вполне возможно, не так уж в ней нуждается, есть что-то валинорское. А что есть стремление походить на валар и их Создателя, как не отказ от жизни в материальном мире? Что это, если не смерть?
- Когда же вы успели растерять всю решимость? - вскидывается Эрэндис. - Не пытайтесь оправдать свое бездействие словами Владыки! За моими поступками кроется вовсе не желание облагодетельствовать всех несправедливо обиженных! Что же, Тар-Майрону все равно известна правда… Фад - мой родной брат. Я - та самая девочка, с которой он разминулся в степях Рун, когда на нас напали кочевники. Его жизнь - залог будущего моего рода. Если вы этого не понимаете, Иштар, вы не стоите того, чтобы вас спасали!
На яростную речь принцессы майэ отзывается неожиданно - заливистым смехом, будто только что она услышала невероятно забавную шутку. Эрэндис обескураженно замолкает, а Тхурингветиль со снисходительной улыбкой обнимает ее за плечи.
- Вы абсолютно правы, ваше высочество, уж я совершенно точно не стою таких усилий. Да вам бы и не удалось меня спасти, даже задайтесь вы этой бессмысленной целью. Отправляйтесь к Майрону. В конце концов, когда еще у вас будет такая возможность - явиться к нему без предупреждения и потребовать исполнения своих условий? Я прошу только об одном - позвольте и мне полететь с вами.
Эрэндис неловко замирает на месте - хотя вся ее душа рвется немедленно перенестись в подземелья, ни на секунду не оставляя надежды добиться от Саурона хотя бы самой незначительной помощи, от высказанного непривычно просящим тоном пожелания Тхурингветиль ей становится не по себе. Принцесса внимательно взглядывается в лицо подруги, пытаясь определить, что именно кажется ей необычным: тень усталости, а может быть, непривычная отстраненность во взгляде?
- Но ведь вы сами признались, как много сил забирают эти превращения, - осторожно замечает она. - Вы не использовали свой дар для того, чтобы освободиться из заключения, но сейчас намерены пойти на риск - ради чего? Вам нужно набраться сил перед поездкой. Не думаю, что Лангон окажется приятным попутчиком. Во всяком случае, для вас.
- Если он не попытается утопить меня в проливе, путешествие можно будет по праву назвать успешным, - усмехается Тхурингветиль. - Я чувствую себя великолепно, сам воздух свободы возвращает мне силы. Эту историю можно было бы даже назвать забавным приключением. Кажется, я единственная из обитателей Мордора все эти столетия парадоксальным образом избегала темниц и тюрем. И тогда, раньше, тоже… - он едва заметно мрачнеет. - Если уж говорить начистоту, вы кажетесь куда более изможденной, чем я, моя дорогая Эрэндис. Переживания за брата совсем лишили вас сна и покоя?
- Дело не только в Фаде, - качает головой Эрэндис. - Меня пытались отравить, снова, как тогда, на Менельтарме. Только на этот раз все произошло в Андуниэ. И мои видения, они снова вернулись. Целительница утверждает, что всему виной яд, что у него есть какой-то странный побочный, одурманивающий эффект. Мне страшно, Иштар. Страшно, что однажды я могу не вспомнить, кто я такая и кем была раньше. Что кто-то из людей, на глазах у которых я выросла, может попытаться убить меня.
- Вдали от Арменелоса вы непременно почувствуете себя лучше, - Тхурингветиль слушает ее очень внимательно, с самым живым участием. - Отравитель, кем бы он ни был, отлично вас изучил, Эрэндис. Ему известно о той особой роли, что играют в вашей жизни воспоминания, и намеренно путает их, чтобы заставить вас испытывать страх и подозревать самых близких, - она ласково накрывает второй ладонью ее руку. - Если бы вас действительно хотели убить, ваше высочество, дело нетрудно было бы довести до конца. Вот моя жизнь теперь недорого стоит. Я не знаю, переживу ли это путешествие...
- Не говорите глупости! - возмущенно обрывает ее Эрэндис. - Государь не поступит так со мной! Он обещал!
- Для девушки, выросшей в Нуменоре, мои слова прозвучат, как хорошая шутка, но миром правят силы, неподвластные вашему государю, - улыбается Тхурингветиль. - Я не знаю, не могу знать, встречу ли еще когда-нибудь Майрона, и какой она будет, наша следующая встреча. Может быть, оставив Нуменор, я потеряю его навсегда. Позвольте мне увидеть его, возможно, в последний раз.
- Вам не нужно мое разрешение, - тихо отзывается Эрэндис. - Ради брата я совершаю, возможно, самый опрометчивый поступок в своей жизни, и не имею права отговаривать вас. Я только не хочу, чтобы с вами что-то случилось, прежде чем… - она поспешно осекается, но собеседница только понимающе качает головой.
- Прежде чем я не исполню то, ради чего вы все еще поддерживаете эту странную дружбу и до сих пор не объявили меня во всеуслышание прислужницей Врага, - подхватывает она. - Я все понимаю. И уже говорила однажды, что мы похожи больше, чем вы думаете, ваше высочество. Я и сама не знаю, стоит ли игра свеч. Мы с Майроном расстались, когда он еще безраздельно правил Мордором. Может быть, разумнее и правильнее было бы запомнить его таким, как прежде: могущественным, всесильным, невыразимо красивым, на много ходов вперед предвидящим то, что было, будет, или то, чему не дано свершиться. Таким в моей памяти остался Мелькор, - она вдруг резко отстраняется, обхватывая себя руками. - Таким в моей памяти остался и Эру.
Сердце Эрэндис начинает биться чаще обычного. Отчего-то ей кажется, что сейчас Тхурингветиль не играет, и внезапно это беспощадная искренность несет в себе гораздо больше тьмы и боли, чем самая тщательно выверенная ложь.
- Вы никогда не заговаривали об Эру прежде, - не сразу отвечает она. - Я настолько привыкла к мысли о том, что вы всегда были рядом с Владыкой, что никогда не задавалась вопросом, как и почему вы пришли к Нему.
- Тот, кому довелось хоть раз взглянуть в лицо Эру, забыть такое уже не сможет, - произносит Тхурингветиль. - Равно как и рассказать об этом на любом из языков людей и эльдар. Я помню о том, как была сотворена, как будто это случилось несколько мгновений назад. Я помню дыхание великой, безграничной, абсолютной силы, волей которой в пустоте возникла жизнь, помню преломление ослепительного света - даже наши фэар не могли вместить его, а потому впоследствии описали через музыку. Эльфы бесконечно глупы в своем непрерывном ожидании - и я говорю не только об изгнанниках, но и об их валинорских собратьях. В песни творения не может быть новой, более совершенной темы, потому что изначальная тема ее еще не завершена, и у каждого из нас есть в ней своя партия - и у Майрона, и у его противников, и у вашего короля, и у вас… и у меня. Это моя Айнулиндалэ - и мой Дагор Дагорат. Люди тоже глупы - молятся об исполнении пророчества, внутри которого живут уже много столетий, - Тхурингветиль останавливается, чтобы перевести дыхание. - Я никогда не считала свою преданность Мелькору падением, моя дорогая принцесса. Если Эру всесилен, разве не может быть моим предопределением способность с этим же предопределением бороться?
- В ваших словах мне впервые видится восхищение замыслом, - неуверенно предполагает Эрэндис. - Но тогда я не понимаю… Почему все же Владыка, но не Эру?
- Потому что вы человек и смотрите лишь на один фрагмент мозаики, - разводит руками Тхурингветиль. - А я видела слишком яркий свет, чтобы удовлетвориться зрением моей земной оболочки. Лорд Ульфаст в своих трудах писал о двух противоположных друг другу Творцах, а я просто не вижу, где заканчивается один и начинается другой.
За превращением Тхурингветиль принцесса наблюдает с затаенной завистью - ей, сколько бы она ни тренировалась, никогда не обрести этих врожденных грации и изящества. На минуту она даже жалеет, что не имела возможности лицезреть это великолепное зрелище в Первую эпоху - ее спутница не просто крылатая тварь, с легкостью сменяющая оболочку, - она будто материализуется из тьмы и тумана, обретая завораживающе изменчивую форму, то будто выточенную из горной породы, то словно набросанную тонким грифелем на сероватом пергаменте. Эрэндис даже не пытается сравниться с ней в полете - только досадует на собственную тяжесть и чересчур громкий шелест крыльев. Хотя тренируется она при всякой удобной возможности, на этот раз она чувствует себя так, словно летит с привязанным к лапкам внушительным грузом.
Тхурингветиль нервничает - и состояние ее оказывается весьма заразительным. Эрэндис нетерпеливо поглядывает на настенные часы: хотя верная Замин предупреждена никого не пускать в покои леди Иштар, этот запрет теряет всякую силу, взбреди кому-то из правящей четы почтить их своим визитом. Однако дело близится к вечеру, а навещать Саурона никто не торопится, и принцесса задается вопросом, как много сил Тхурингветиль тратит на то, чтобы оставаться в зверином облике.
Когда дверь темницы, наконец, открывается перед лордом Аланором, обе они выдыхают с облегчением. Эрэндис гипнотизирует взглядом минутную стрелку, вершащую свой путь, сегодня - особенно неторопливый. Беседа военачальника короля с его самым опасным заключенным кажется ей такой долгой, как никогда прежде.
Когда они, наконец, оказываются в темнице, Эрэндис впервые с благодарностью думает о том, кто догадался поместить здесь кровать - хотя Тхурингветиль всеми силами старается показать, что перелет ее нисколько не утомил, она все же не отказывается от возможности с наслаждением опереться о мягкие подушки. Саурон не поднимается с кресла чтобы ее приветствовать, но рассматривает бывшую соратницу с насмешливым любопытством.
- Немного же времени прошло, прежде чем ты вернулась сюда, - отрывисто замечает он. - Амнистия короля Ар-Фаразона еще короче, чем была в Цитадели.
- Тебе виднее, - не остается в долгу Тхурингветиль. - В темницы Цитадели я спускалась только по приказу Повелителя, а не по его приговору.
- Ты еще вспомнишь о тех темницах с ностальгией, если решишь наведаться в Мордор, - весело отзывается Саурон. - Улаири считают тебя предательницей, и Хаук - первый среди них.
- Тем хуже для тебя. Ведь это тебе придется объяснять им, почему нам срочно необходима их помощь в освобождении моего воспитанника… простите, наследного князя, которому покровительствует принцесса Нуменора.
До сих пор Эрэндис отчетливо чувствует себя лишней в этой странной компании, но Саурон переводит на нее вопросительный взгляд, и слова сами срываются с ее уст:
- Вы ведь сказали, что поможете мне. Вернее… не сказали, что не поможете. Государь отпускает меня в Умбар. Он знает о том, что я задумала, и готов поддержать меня. Но Фад для него ничего не значит, а сказать правду я никак не могу. Мы проведем в Виньялондэ несколько дней. Я не смогу спать по ночам, зная, что в получасе ходьбы от меня находится тюрьма, в которой держат моего брата. Я не могу его спасти и не знаю, что нужно сделать, - под тяжелым взглядом Саурона в ее голосе остается все меньше уверенности. - Кажется, я почти потеряла надежду. Тар-Майрон… я прошу вас.
- Это хорошо, - одобрительно кивает Саурон. - Надежда всегда только мешает. Вам бы следовало больше думать и меньше надеяться, принцесса. Вы ведь даже сами не понимаете, о чем пришли меня просить.
Эрэндис подавленно склоняет голову. Саурон прав - у нее нет даже намека на продуманный план. Не обрушат же они, в самом деле, стены тюрьмы Виньялондэ, чтобы ее брат мог обрести долгожданную свободу. Тхурингветиль раздраженно вздыхает и обнимает крепче такую неуместную здесь белоснежную пуховую подушку.
- Послушай, нет такой беды, которую не решало бы золото, - отчего-то сердито обращается она к Саурону. - Пусть они найдут похожего мальчишку. Заплатите его семье, и он займет место брата принцессы. Мало ли вастаков, что усмотрят в этом счастливый случай, возможность обеспечить родных на годы вперед? К тому же, я уверена, если замыслы Эрэндис исполнятся, она в долгу не останется.
- Ее высочество слишком рано отказалось от мысли оправдать своего брата, - усмехается Саурон. - Какое его ждет будущее? Беглого преступника? Изгнанника?
- Я обязательно сделаю это! - горячо заявляет Эрэндис. - Добиться оправдания Фада - для меня дело чести. Я не допущу, чтобы невинный человек провел жизнь за решеткой. Но если я могу выбирать… если я должна выбрать… я согласна на план леди Тхурингветиль. Главное, чтобы мой брат был в безопасности. У меня остались украшения, что дарил мне государь. За них дадут много золота.
- Слишком много, - подтверждает Саурон. - Мало кто в Нуменорэ, да и по ту сторону пролива в состоянии заплатить такие деньги.
- Ваши украшения узнаваемы, Эрэндис, - добавляет Тхурингветиль. - Будь я на место любой из придворных дам, я бы не рискнула носить такое великолепие, ведь не удастся избежать вопросов. А чем дальше на Восток, тем сильнее драгоценности теряют в цене, оставаясь, разве что, вариантом для богатого жертвоприношения.
- И то, лишь в пределах границы Рун и западного Кханда, - ехидно уточняет Саурон. - Ритуальные практики Лоргана редко подразумевают интерес к золоту.
- Словом, пусть оплата вас не тревожит, - подводит итог Тхурингветиль. - У меня в этом деле личный интерес. Я люблю вашего брата, как родного сына. Я понимаю, Майрон, что услышанное тебя развлекает, но советовала бы подумать лучше о том, кто сможет все устроить. Ко мне приставили почти круглосуточную охрану, а в городе с меня Лангон глаз не спустит. До меня доходили слухи о том, что Альв посещал Арменелос накануне моего ареста. Где он сейчас?
- Насколько мне известно, все, чья деятельность так или иначе связана с Кхандом и его новообретенной государственностью, покинули Нуменор, как только тебя заподозрили в покушении на мага и королеву, - невозмутимо отзывается Саурон. - Альв в данном деле бесполезен. Тебе нужен Ангмар.
- Нет, - немедленно отвечает Тхурингветиль. - Ангмар мне не нужен.
- Тогда разбирайся сама, - пожимает плечами Саурон. - Вот принцесса, кажется, не возражает против помощи Ангмара, не так ли?
- Все, что меня интересует, - это скорейшее освобождение брата, мне все равно, кто это сделает, - осторожно замечает Эрэндис, вопросительно глядя на Тхурингветиль. - Но, возможно, я не знаю чего-то важного?...
- Скажем так, я не стала бы поручать лорду Ангмару заботу о детях, - ядовито поясняет Тхурингветиль. - Расспросите его, Эрэндис, вдруг он пожелает вспомнить о том, при каких обстоятельствах погибла его единственная правнучка.
- Ты выслушала мое предложение, - холодно произносит Саурон. - Принимать его или нет - решать тебе. Ты ведь не рассчитываешь, что я стану собирать здесь всю девятку ради одного мальчишки. После того, как вы покинете Нуменор, его судьба - полностью в твоих руках.
Тхурингветиль недовольно поджимает губы, с заметным усилием поднимается с постели и ненадолго останавливается возле кресла Саурона.
- Магистр Амес всякий раз спрашивает, когда же ты его навестишь, - загадочно говорит она. - Сколько лет уже прошло - тридцать? сорок?
- Амес еще жив? - по интонации можно предположить, что Саурона эта новость радует. - И до сих пор помнит то мое обещание? Сколько же ему сейчас?
- Он совсем стар. Больше всего боится тебя не дождаться. Говорит, незаконченный спор у вас. Книги все собирает. Когда была у него в прошлый раз, томов тридцать уже написал. И у каждого на титульной странице - лорду Майрону на добрую память.
- Последние тени старого Умбара, - качает головой Саурон. - Единственный человек, что отказался служить в храме до возвращения Мелькора. Сейчас таких уже не рождается.
- Не единственный, помнишь Прию и ее грандиозный костер до неба? - отвечает Тхурингветиль. - Зейре она потом в ночных кошмарах являлась. И Эша… бедный Атия, я как вспомню ту жуткую ночь… После этого он ведь с нами больше и не путешествовал...
- Кстати, об Эше. На исходе пятого месяца…
- Я помню. Сделаю. Или найду того, кто сделает.
Темные майар едва заметно улыбаются друг другу, а Эрэндис снова кажется, что она стала невольной и незваной свидетельницей не предназначенных для ее глаз фрагментов чужой жизни. В их прежних беседах Тхурингветиль никогда не упоминала имен всех этих людей, равно как и не рассказывала ничего, позволяющего заподозрить, будто в их с Сауроном жизни имели место совместные путешествия, приключения, знакомства. Эрэндис ловит себя на мысли о том, что никогда и не представляла ничего, кроме зловещего черного замка - словно распространенные в Нуменоре верования вкупе со сказками ее бабушки застили ее глаза пеленой, позволяющей видеть лишь крошечную часть картины - как было сказано несколькими часами раньше, фрагмент мозаики.
- Пусть Ангмар не попадается мне на глаза, - сухо бросает Тхурингветиль, прежде чем обратиться. - Все вопросы - к принцессе, я же постараюсь отвлечь внимание Лангона.
- Не сомневаюсь, что в этом ты преуспеешь, - с усмешкой комментирует Саурон и вдруг добавляет. - Не трать сейчас силы. От умирающей тебя в Хараде пользы не будет.
- Зато как много народу порадуется, - смеется майэ, а затем ее окутывает вспышка черного сияния - и вот небольшая летучая мышь уже кружит под потолком. Эрэндис снова набрасывает волшебный плащ на плечи.
- Тогда… увидимся с вами, когда я вернусь, - нерешительно говорит она. Саурон кривится в нехорошей усмешке.
- Если у вас есть хоть сколько-нибудь здравого смысла, леди Хинд, вы воспользуетесь выпавшим вам шансом и не вернетесь. В Мордоре у вас больше шансов выжить, чем при дворе. Вы ведь можете бежать вместе со своим братом.
- Вот только вы не найдете подходящую девушку, чтобы меня заменить, - качает головой Эрэндис. - А государь перевернет небо и горы, лишь бы вернуть меня домой. Выбор невелик, или трудиться на благо династии, или снова стать никем.
- Благо династии предписывает вам доносить на собственного дядю? - осведомляется Саурон, и принцесса непроизвольно ежится - столь угнетающее впечатление на нее производят обычно нехарактерные для повелителя Мордора попытки мрачно иронизировать. - Или это дяде вы собираетесь докладывать об известных вам планах короля?
Эрэндис не успевает ответить - Саурон обращает ледяной взгляд на прислушивающуюся к их разговору Тхурингветиль, и лицо его на миг искажает странная гримаса, призванная выражать не то крайнюю степень раздражения, не то какие-то другие эмоции, что принцессе пока что сложно прочитать.
- В твоем состоянии только осанвэ не хватало, - цедит он сквозь зубы и поворачивается к Эрэндис. - Не смею вас задерживать, принцесса. Должно быть, вам уже не терпится начать готовиться к отплытию.
Позже, вспоминая этот день, Эрэндис не раз приходит к выводу о том, что их определенно оберегает неведомое колдовство или покровительство какой-то высшей силы - дорога от темниц до апартаментов госпожи посла занимает чуть ли не час, несколько раз они чуть было не попадаются на глаза прислуге, и еще один - самой Адэнели. Обратное превращение, кажется, вытягивает из Тхурингветиль остатки сил - словно она провела в заточении не несколько месяцев, а долгие годы.
- Мне не следовало идти у вас на поводу и допускать это безумие, - с упреком произносит Эрэндис, подавая той бокал с холодной водой. - Я ожидала, что Тар-Майрон примет вас иначе. А вы вели себя так, словно завтра встретитесь снова и сможете рассказать ему о том, что нового в Умбаре. К чему же тогда вся эта трагедия о последней возможности посмотреть на него?
- Майрон не любит расставаний, - Тхурингветиль отставляет бокал в сторону и, не раздеваясь, укутывается в одеяло. Ее руки едва заметно дрожат. - А уж тем более - драматических прощаний. Однажды я спросила, как выглядел их последний разговор с Мелькором. Мне тогда казалось, что в его последних словах непременно должна заключаться некая важная истина, объясняющая, как жить дальше, после всего, что произошло. Знаете, Майрон мне ответил, что просто не помнит. Да и разговора, как такового не было, каждый занимался своим делом, Ангбанд рушился у нас на глазах. Майрон, когда осознал, был в настоящем ужасе от этого.
- Почему вы думаете, что он сказал вам правду? - пожимает плечами Эрэндис. - Возможно, Тар-Майрон просто не хотел делиться с вами подробностями.
- Случись это сегодня, и я бы рассуждала точно так же, - Тхурингветиль задумчиво смотрит в окно. - Вам, принцесса, не доводилось выживать в реалиях той войны. Мир не знал и, вероятно, не узнает ничего подобного - если только мироздание не услышит молитвы ваших соплеменников, мечтающих о том, чтобы солнце завтра не взошло. Мы были частью этой войны - и она создавала нас, в то время еще не умеющих правдоподобно лгать друг другу - и только не в тех случаях, если речь заходила о Мелькоре.
Некоторое время они молчат.
- Что у вас произошло с лордом Ангмаром? - спрашивает, наконец, Эрэндис. - Должна ведь быть причина вашей ненависти. Что случилось с его правнучкой?
- Он убил ее, - ровным голосом сообщает Тхурингветиль после напряженной паузы. - Своими же руками заколол девочку, последнюю в роду, потому что считал, что на ней лежит проклятие. Я при этом присутствовала.
- Что это было за проклятие? - тихо спрашивает Эрэндис. - И почему после всего, что вы повидали, именно поступок Ангмара так вас поразил? Бабушка рассказывала мне, когда-то матери боялись выпускать по вечерам из дома своих детей - только из-за вас.
- Ангмар - человек, какие бы идеи о бессмертии и превосходстве не вкладывал ему в голову Майрон, - туманно отвечает Тхурингветиль. - Убеждения и взгляды его принадлежат человеку, причем смертельно уставшему. Эльфийские источники гласят, будто Мелькор сократил жизни атани лишь из вечной жажды разрушения, но это неправда. Улаири благословлены бессмертием тела, но их душа продолжает стареть и необратимо меняться. Когда Ангмар столкнулся с противоположным явлением - смертной плотью при вечно молодой душе, - его это напугало, и он поступил… необдуманно. Я не могла его остановить, но вовсе не обязана отныне питать к нему какую-либо симпатию. К тому же… - добавляет она, - будь на месте этой бедной девочки наследник, он бы не обратил против него свой клинок.
- Вы считаете Ангмара неблагонадежным? - спрашивает Эрэндис, понимая, что ее собеседница не прибавит ни слова к уже сказанному, и отчаявшись разобраться до конца в этой странной истории. - Опасно надеяться на его помощь?
- Майрон уже дал вам понять, что думает по поводу целесообразности любой надежды, - Тхурингветиль опустилась на подушки и прикрыла глаза. - Я знаю, мы сможем помочь Фаду. У нас есть для этого все возможности. Вы оказали мне большую услугу, принцесса, не думаю, что когда-нибудь смогу расплатиться.
- Сможете, - твердо говорит Эрэндис. - Если случившееся с правнучкой Ангмара так вас потрясло, вы можете представить себе, как много значит для меня спасение рода. Помогите мне вытащить брата, помогите встретиться с дядей, и это я буду вашей вечной должницей.
- Вы так легко разбрасываетесь обещаниями, - Тхурингветиль улыбается. - Вы увидите, это свойственно многим из вашего народа. Их друзья очень быстро становятся частью семьи, со всеми плюсами и минусами этого положения. Амес, о котором мы говорили с Майроном, тоже вастак. Если я верно угадываю происхождение Шии, из одного из родственных вам кланов.
- Вы еще увидите его, Иштар, - Эрэндис смотрит на майэ с сочувствием. - Вот еще одно мое обещание. Вы обязательно вернетесь со мной в Нуменор и увидите Тар-Майрона.
Тхурингветиль неопределенно хмыкает, не то смеясь над нелепым предположением, не то маскируя рвущуюся с языка благодарность. Прежде, чем оставить ее, Эрэндис все же решается задать вопрос, уже некоторое время крутящийся у нее в голове, подобно надоедливой мелодии.
- А последние слова Владыки вам - вы помните?
Тхурингветиль не дает ответа - ее дыхание звучит тихо и размеренно, словно майэ давным-давно погружена в глубокий тяжелый сон.
21Волны бьются о борт корабля, и если потянуться рукой к зеленовато-сизой глади моря, можно почувствовать солоновато-льдистые уколы россыпи серебристых брызгов. На западе горизонт застлан тучами, и Эрэндис не удается полюбоваться напоследок видами искрящейся в рассветных лучах Роменны. На корабль поднимаются, едва успев прибыть в порт, почти второпях, и принцесса не раз ловит на себе и своей спутнице неодобрительные взгляды моряков и торговцев. Вспоминаются невольно предупреждения Замин о нехороших слухах, ходящих в городе вокруг загадочной личности посла Кханда, да и Аллас настороже - от внимания Эрэндис не укрывается машинальный жест, когда рука словно невзначай поудобнее ложится на эфес. Нет, во время проводов Роменна предстает перед ними не любящей матерью, считающей дни до долгожданного возвращения детей домой, а, скорее, мачехой, раздосадованной вынужденными хлопотами по благоустройству падчериц и выдыхающей с облегчением, стоит тем выйти за порог.
Единственным чужеродным элементом в этой атмосфере всеобщей недоброжелательности становится Исилиэль, близко к сердцу принявшая отъезд подруги. Эрэндис обещает писать - так часто, как будет представляться возможность передать весточку на остров, - сожалеет, что не сможет присутствовать на свадьбе будущей княгини Андуниэ, и просит ту присмотреть за лордом Аланором - на всякий случай. Тхурингветиль хранит равнодушное молчание - с того самого момента, как они покинули Арменелос, от нее не удается добиться и двух слов, так что принцессе остается лишь коротать время за чтением и размышлениями.
Путь на запад, проделанный в детстве, запоминается ей смутно - смесью непонимания и страха. Маленькая Хинд не боится встречи с воинственно настроенными вариагами - вскоре после бегства Аин отдала ей один из своих кинжалов, а вот молодой правитель и его военачальники пугают ее почти до священного ужаса. Нуменорэ из бабушкиных сказок переплетается в подсознании с легендарным Альмареном, и Хинд не знает, что откроется ей за расступающимся туманом: не то обещанный прекрасный остров с реками, текущими золотом, не то бессмертные земли, откуда не возвращаются, не то и вовсе бескрайние звездные поля Владыки, где бабушке, несомненно, сразу по прибытию досталась самая большая отара пушистых сонных овец.
Путь навстречу лучезарной ладье Ариэн, к залитому солнцем восточному берегу, ужасает принцессу Эрэндис не меньше призраков прошлого. Воспоминания, готовые вот-вот зажить самостоятельной жизнью, обретают законченную форму, словно рука мастера, все эти годы восстанавливающая их в мельчайших подробностях, наконец, достигла совершенства и готова пустить в дело законченный инструмент. Эрэндис улыбается, отвечает на шутки воодушевленного новым и определенно опасным заданием Алласа, расспрашивает весьма подозрительно относящуюся к предстоящим им свершениями Замин о ее родном доме, сдержанно беседует с периодически покидающим свою каюту лордом Лангоном, - но когда над морем сгущаются сумерки, она остается на палубе одна и рассеянно считает звезды, отражающиеся в черной воде, будто в зеркале.
- На рассвете мы достигнем континента, другой возможности спокойно поговорить, возможно, уже не будет, - голос Тхурингветиль так внезапно разрезает тишину, что принцесса вздрагивает от неожиданности - непривычно слышать открыто звучащий, перекатывающийся на языке гортанными звуками вастакский язык. - Перед тем, как уйти, он сказал мне, где спрятал камни.
Эрэндис встряхивает головой, прогоняя остатки окутавшего ее полусонного забвения. А затем переспрашивает, искренне надеясь, что поняла собеседницу неверно.
- Что, простите? О ком идет речь?
- Ваше высочество желало знать, о чем говорил со мной Мелькор, прежде чем наши пути разошлись. Я слышала ваш вопрос. Мелькор сказал мне, где спрятал камни так, чтобы валар не смогли их обнаружить. Когда он вернется, Сильмариллы снова украсят его корону.
- Вы снова меня разыгрываете, Иштар? - Эрэндис устало возводит глаза. - Всем известно, что после падения Цитадели Сильмариллы хранились у предводителя воинства Валинора, пока не были похищены сыновьями Феанаро.
- И вы оказались настолько наивны, что приняли этот факт на веру? - изгибает бровь Тхурингветиль. - Думаете, Эонвэ ошибки прошлого ничему не научили, и он бы позволил настоящим Сильмариллам с такой легкостью снова уплыть в руки феанорингов? Или что Мелькор, безвозратно утратив один из камней, - она, недобро прищурившись, смотрит на небо, словно рассчитывая разглядеть там самого Эарендила, - преподнес бы их врагу, выйдя на бой в своей короне? Нет, он не стал дожидаться печального финала. К моменту высадки валинорских нолдор на побережье, Сильмариллов не было уже не только в Цитадели, но и во всем Белерианде. Майтимо, старший из феанорингов, был смертельно разочарован, когда обнаружил обман. И никто не знал об этом, кроме меня, даже Майрон.
- А теперь вы раскрываете мне свой секрет? - с сомнением уточняет Эрэндис. - Что я сделала такого особенного, что удостоилась этого знания?
- Нашли подход к Лангону, разумеется, - загадочно улыбается Тхурингветиль. - Известно, что он одержим идеей поиска Сильмариллов, по крайней мере, камня, доставшегося Майтимо, предположительно, затерявшегося в недрах земли. Лангон столетиями исследовал горные массивы на севере и побережье - и ничего, ни следа желаемого.
- Я бы на его месте искала утонувший камень, - рассеянно отзывается принцесса, не сводя глаз с разговаривающей с ними ласковым шепотом воды. - Бабушка говорила, что если долго плыть на запад и внимательно считать отражающиеся в море звезды, то непременно настанет момент, когда ты поймешь, что в воде их всегда на одну больше. Тогда и нужно нырять как можно глубже - и если хватит силы и смелости, камень - твой, очищенный и освобожденный от проклятия. И тогда его нужно принести в дар деве моря Рун, чтобы на небе никогда не погасла звезда, хранящая наши земли.
- Вастакские легенды прекрасны, но основаны на великом заблуждении, - качает головой Тхурингветиль. - Первый дом так и не смог вернуть себе камни, а валар слишком поздно поняли, что их обвели вокруг пальца - Мелькор уже преспокойно находился себе за Вратами Ночи, а я… даже если бы кому-то в тот момент пришло в голову расспросить именно меня, ничего бы у него не вышло, я была развоплощена, практически уничтожена, - она смеется. - Несчастный Лангон, он съест от досады собственную шляпу, когда осознает, что открыто сожалел о том, как Майрон смог вытащить из-за Грани меня, но не Мелькора. Окажись он на месте Майрона, сделай иной выбор, и Мелькору он ничем бы не помог, зато Сильмариллы были бы потеряны до дня последней битвы, если бы только валар не вздумалось перевернуть каждый камешек в Средиземье.
- Вы рассчитываете, что я донесу на вас лорду Лангону? - широко раскрывает глаза Эрэндис. - И поэтому посвятите меня в тайну, что доверил вам Владыка?
- Конечно же, нет, - недоуменно пожимает плечами Тхурингветиль. - Сильмариллы ни в коем случае не должны быть обнаружены до возвращения Мелькора. Но поразмыслите сами, Эрэндис, как еще нам переломить ход войны? Ваш государь и его преемники продолжат продвигаться на восток, покоряя все новые земли. Кханд не располагает ни искушенными политиками, ни организованной армией, население его состоит из кочевников, не успевших научиться жить в государстве западного образца, и бывших подданных Зейры, привыкших гордиться величием предков, ничего не добившись своими силами. Среди старейшин еще при мне наметился раскол, а для вариагов этого достаточно, чтобы снова начать уничтожать друг друга во имя несуществующей цели. Если Нуменор вмешается, за пять лет Кханд окажется отброшен на столетия назад. Все, чего удалось добиться Майрону, будет сведено к нулю, но в Арменелосе об этом даже не узнают. Кханд падет. В самом сердце Умбара уже, по вашим словам, готовятся возвести монумент, прославляющий Ар-Фаразона. А следующим падет Мордор.
- Но ведь лорд Хаук бессмертен, - неуверенно замечает принцесса. - Разве ему не по силам выдержать любую осаду?
- Хаук не заменит собой целую армию, - качает головой Тхурингветиль. - Люди имеют обыкновение уставать даже от войны за то, во что искренне верят. Сколько лет пройдет, прежде чем они забудут Майрона, начнут видеть в нем не более, чем отживший свое символ, как это произошло с Мелькором, приписывать ему несуществующие идеи и черты? Мы не можем себе этого позволить, ваше высочество. В том числе, потому что тогда под ударом окажется ваша родина. О Рун много лет не беспокоился никто, кроме синих магов. Сегодня система кланов и власть племенных вождей доказала свою неэффективность. Алатар и Палландо лишь ждут подходящего момента, чтобы обратить внимание короля на богатство этих земель. А если прибавить к нуменорской армии неуправляемых вариагов и бежавших из Мордора южан и орочьи племена, боюсь, судьбу вашей с Фадом семьи разделят еще очень, очень многие. Теперь вы меня понимаете?
- Не до конца, - Эрэндис озадаченно накручивает на палец выпавшую из прически прядь волос. - Вместо того, чтобы воевать за земли, они начнут воевать за земли и Сильмариллы, только и всего. К тому, не понимаю, как все это сочетается с вашим нежеланием раскрывать их истинное местоположение. Или… - догадывается она, - вы хотите пустить лорда Лангона по ложному следу?
- Спутать ему все планы, - объясняет Тхурингветиль. - Отвлечь внимание от вас и от меня, в Виньялондэ и, чуть позже, в Умбаре. Мы не можем в одиночку выиграть войну, принцесса, но в наших силах изменить ее направление - с востока на запад. Среди истерлингов и родственных им народов не сыщется ни одного хоть сколько-нибудь влиятельного безумца, что пожелал бы заполучить Сильмариллы. В глазах любого вастака, любого лорганца камни священны, неприкосновенны, и только Мелькор обладает достаточной силой, чтобы владеть ими. А вот эльдар не столь щепетильны в этом вопросе.
- Но все феаноринги мертвы! - всплескивает руками Эрэндис. - Не осталось больше никого, связанного той страшной клятвой!
- Маглор так и не вернулся в Валинор, если верить слухам, он до сих пор странствует где-то в Средиземье, - качает головой Тхурингветиль. - Его бедная жена уплыла за море, а вот одну из его дочерей в свое время видели в Эрегионе. До меня доходили слухи, что у Келебримбора оставался сын, о существовании которого Майрон, в ту пору называвшийся Аннатаром, так и не смог ничего узнать наверняка. Король Гил-Галад принадлежит ко Второму дому нолдор, к тому же при его дворе состоит младший из сыновей Эарендила. Кто еще остается? Галадриэль, светлая леди Лориэна, дочь Финарфина. Орофер, один из дориатских синдар, не забывший, что стало косвенной причиной гибели его короля. Возможно, ни один из этих эльдар не начал бы войну из-за ценности Сильмариллов, однако допустить, чтобы они достались Лангону, прислужнику Врага, - нет, для них это было бы невыносимо. Остаются и синие маги, посланцы Валинора. До сих пор они поддерживали Лангона в пику Майрону, но как они заговорят теперь, когда на кон будет поставлено средство для возрождения Древ - вы же знаете, что говорится на сей счет в пророчестве? Помните, принцесса, что я однажды говорила вам о символах? Многие высокопоставленные нуменорцы готовы на все, лишь бы завладеть Единым кольцом, вы сами рассказывали мне о леди Инзильмит и ее сыне, так представьте, что произойдет, если перед ними откроется перспектива получить камни, за которые эльфы и не только заплатят любую цену? К тому же, - она лукаво улыбается, - вы забываете, что в Валиноре со всем вниманием следят за событиями в Средиземье, пусть иногда нам и кажется, что о нас забыли…
- То, что вы предлагаете, Иштар, никак не может снискать моего одобрения, - потрясенно выговаривает Эрэндис. - Стравить нуменорцев и эльдар ради, возможно, несуществующих камней? Откуда мне знать, что все это правда? Что вы не выдумали эту историю вместе с Тар-Майроном, чтобы избавиться от лорда Лангона, что Тар-Майрон не сдался государю в плен именно ради того, чтобы… - она широко раскрывает глаза, - чтобы война сама пришла в Нуменорэ…
Тхуренгветиль раздраженно закатывает глаза и порывисто проходится по палубе, убеждаясь, что у их беседы нет нежелательных свидетелей.
- А кто сказал, принцесса, что мы не имеем права защищать себя всеми доступными способами? Валар благословили Сильмариллы и благословили Нуменор, так где еще достойны храниться эти камни? Нуменор прекрасно вооружен и изолирован почти от любой внешней угрозы, ваши мастера работают над чертежами летающих кораблей, ваше оружие превосходит собой все, что когда-либо производилось в Мордоре, а отношения с эльдар и без того безнадежно испорчены, их уже не исправить. Ар-Фаразону ничем не повредит война с королевствами эльдар, находись они хоть в Средиземье, хоть в Амане, зато Восток, если срочно что-то не предпринять, окажется почти беззащитен. Вы так много говорите о любви к своей стране, будущем своего рода, Эрэндис. Если мы оставим все, как есть, не будет никакого будущего.
- Вам нет никакого дела ни до Рун, ни до Кханда, - с горечью произносит Эрэндис. - Вы делаете это, чтобы скомпрометировать лорда Лангона и заставить государя освободить Тар-Майрона и поддерживать его, только и всего. И я чувствую, что меня используют.
- А кого не используют? - Тхурингветиль пожимает плечами. - Любой из нас - орудие в чужих руках. Часть замысла, если угодно так считать. Видите ли, Эрэндис, времена изменились. Мне до сих пор снится наша первая крепость, мы с Майроном можем сколько угодно тосковать по Цитадели, но даже если Мелькор освободится, возврата к прошлому уже не будет. Эпоха клятв и песенных поединков ушла, она похоронена на дне Белегаэра, за эти годы изменился каждый из нас. Я чувствую, что стала слишком стара для того, чтобы продолжать летать по лесам в облике вампира. Войны отныне ведутся при помощи другой магии - магии человеческих душ. Если моя помощь вас так оскорбляет, вы можете позволить Ар-Фаразону использовать вас в своих целях - но только не забывайте, что он вам выбора не предоставит, - майэ начинает говорить все быстрее, но не повышает голос, и Эрэндис чувствует, что не в состоянии произнести ни слова в ответ. - Да, я убеждена, что Майрон, как никто другой, заслуживает свободы. Ваш король не имел никакого права являться в наши земли и требовать сложить оружие. Нуменор не может представлять Средиземье хотя бы потому, что во время войны Гнева большинство людей сражалось на стороне Мелькора - в том числе и ваши предки, Эрэндис. Нуменор, хочет он того или нет, все еще представляет интересы и ценности эльдар - так пусть узрит их истинное лицо.
Тхурингветиль замолкает, окидывая цепким взглядом нижнюю палубу, а Эрэндис опирается о перила, чувствуя, как на плечи непомерным грузом опускается накопившаяся усталость. Ее состояние замечает и майэ, потому как спокойно советует:
- Нам предстоит непростой день, ваше высочество. Через несколько часов вы должны быть на ногах. Отдохните немного.
- А вы? - скорее из вежливости спрашивает Эрэндис - сейчас ей больше всего хочется остаться наедине со своими мыслями. - Вам нужно экономить силы, Иштар. Если вы всерьез задумали то, о чем говорите, вы не можете позволить себе бессонные ночи и лишние превращения. Вы ведь так смогли выбраться ко мне? Я знаю, что люди лорда Лангона следят за вашей каютой.
- А еще я не могу позволить себе тратить драгоценные минуты на сон, ваше высочество. Не беспокойтесь обо мне. Бывало и хуже.
Эрэндис качает головой, но все же интересуется, прежде чем удалиться:
- Иштар, то, что вы сказали о Сильмариллах, - правда? Эльфы были обмануты, камни не потеряны?
- Так мы скажем нашему драгоценному лорду Лангону, - усмехается майэ, высматривая что-то одной ей понятное в непроглядной черной мгле за бортом. - А потом полюбуемся тем, какую форму примут его поиски.
Эрэндис, однако, не намерена довольствоваться таким ответом.
- А на самом деле? - настойчиво спрашивает она. - Если это не ложь, почему вы не отдали камни Тар-Майрону?
Тхурингветиль пожимает плечами.
- Восторги вокруг камней сильно преувеличены. Мелькору они были нужны, чтобы ослабить эльфов и помешать им выступить против нас единым фронтом, Майрона они и вовсе никогда не интересовали. А знаете, что в этом самое забавное? - она улыбнулась. - Майрон тоже считает, что все это - моя выдумка, пусть и очень удачная, учитывая ход войны.
- Это означает, что Тар-Майрон заблуждается на ваш счет? - уточняет Эрэндис.
- А как бы вам хотелось? - Тхурингветиль, по обыкновению, не дает прямого ответа. - Пока что это означает лишь то, что я умею держать данное слово. А приведет ли это к тому, что остаткам эльдар придется покинуть Средиземье, или люди совершат невозможное, двинувшись на запад, чтобы бросить вызов бессмертным, я предсказать не вольна, да и не мое это дело. В конце концов, какой вред вообще может причинить случайно брошенное слово? И стоит ли воспринимать меня всерьез, я ведь совсем не думаю о том, что болтаю…
Эрэндис возвращается в свою каюту с еще большим беспорядком в голове, но ей так и не удается сосредоточиться и попытаться разобраться в этой запутанной картине - прямо у дверей ее перехватывает Аллас.
- Ваше высочество, вы с ума сошли! Вы хоть представляете, что было бы, если бы вас обнаружили! Я целый час провел, дежуря на палубе, с трудом избавился сначала от кока, а потом от бестолковой Замин! А если бы лорд Лангон следил за вами? Вы подвергаете себя огромной опасности!
- А с чего весь переполох? - удивляется Эрэндис. - Разве я скрываю свое расположение к леди Иштар? Она сопровождает меня по воле самой королевы.
- Да причем тут королева! - досадливо отмахивается Аллас. - Если услышат, что вы свободно говорите на этом проклятом языке, да еще с кем!..
- Вастакский мне преподавали по желанию государя, - принцессу этот разговор начинает приводит во все большее недоумение. - Всем известно, что я свободно говорю на нем, где и с кем мне вздумается.
- Но, ваше высочество, зачем вы меня обманываете? - укоризненно отвечает Аллас. - Я ведь здесь для того, чтобы вас защищать. Вы говорили совсем не на вастакском, а на черном наречии Мордора. Не мне ведь вам говорить, такие познания нужно держать в секрете!
Эрэндис смеется - обвинения Алласа звучат совершенно нелепо.
- Как же, по-твоему, я могла говорить на языке, которого не знаю? Все восточные языки для выходца из Нуменорэ звучат одинаково, к тому же, в них много заимствований. Ты ошибся. Я говорила на вастакском.
- Нет, не ошибся, - Аллас морщится. - Как будто я недостаточно прислужников Саурона повидал… Этот язык я ни с чем не перепутаю. Он не похож ни на лающий говор орков, ни на диалекты восточных стран. Не подумайте, что я позволяю себе вам указывать, принцесса, кто я такой, чтобы давать вам советы! Но лорд Лангон вам не друг. И если он узнает, что вы понимаете язык Мордора…
- Прекрати повторять эти глупости, - сердится Эрэндис. - Я не знаю ни слова на черном наречии, никогда не знала и не испытываю ни малейшего желания узнать. Если на то пошло, по всему выходит, что и леди Иштар отвечала мне на том же языке, а уж это точно неправда, потому что я понимала ее от первого до последнего слова. Вместо того, чтобы фантазировать, пойди лучше и проверь, добралась ли она благополучно до своей каюты. А насчет лорда Лангона ты абсолютно прав. Он мне не друг. И никогда, к слову, не вызывался им быть.
Засыпает Эрэндис быстро, втихомолку посмеиваясь над забавной ошибкой Алласа. Если бы государь был рядом, она бы непременно поделилась с ним этим разговором - по легендам, основанное на искаженном валарине черное наречие было чрезвычайно сложным для изучения, и даже принцессе с ее способностями пришлось бы для начала обзавестись бессмертием, как у улаири, чтобы хоть сколько-нибудь преуспеть в достижении поставленной цели.
Когда утром принцесса, приведя себя в порядок и набросив на плечи дорожный плащ, поднимается на палубу, Тхурингветиль и Лангон уже невозмутимо беседуют о встреченной последним группе горных троллей, спустившейся к тракту от переправы в Синих горах и терроризирующей редких путников. Троллям, по словам Лангона, недоставало сообразительности подыскать более прибыльное место, зато они немало раздражали местных гномов. Подробностями этой истории принцесса не интересуется - широко раскрыв глаза, она смотрит на вырастающую прямо перед ними судостроительную верфь, совсем не похожую на ту, что она видела в Нуменорэ.
- Это Виньялондэ? - тихо спрашивает она, столько лет не покидавшая острова и пораженная видом совершенно новой и, казалось бы, навсегда оставленной в прошлом земли.
- Лонд Даэр Энед, - уточняет Лангон, бросив быстрый взгляд на Тхурингветиль. - Виньялондэ этот город называют на квенья - что выдает или друзей эльфов, или сторонников империи.
После ночного разговора принцесса избегает смотреть советнику в глаза, словно опасаясь выдать замыслы своей союзницы действием или неосторожной мыслью. Вдруг думается, что попытки Лангона завладеть Сильмариллами немедленно настроят против него весь высший свет Харадвейта и умбарское жречество, и невыразимо страшно чувствовать себя тем мелким камешком, что повлечет за собой лавину.
- Если не возникнет осложнений, уже послезавтра корабль будет готов к отплытию, ваше высочество, - медовым голосом сообщает Лангон. - Морем мы спустимся до границы с Харадвейтом, оттуда продолжим путь на юг по суше. Его величество с маршрутом подробно ознакомился и утвердил его, как наиболее безопасный. Он также счел нелишним для вас встретиться с наиболее уважаемыми жителями города. В порту нас ожидают посланники мэра, а после того, как вы немного отдохнете, по вашему желанию вам покажут город. Леди Иштар, разумеется, не стоит лишний раз появляться на людях.
Эрэндис резко разворачивается к нему прежде, чем Тхурингветиль успевает что-то возразить.
- Мне казалось, подобные решения принимаю лично я, а не мои спутники, - с вызовом произносит она. - Леди Иштар приглашена нами не для того, чтобы коротать дни в гостиницах. Ее ценные советы придутся весьма кстати.
- Неразумно, ваше высочество, - укоризненно останавливает ее Лангон. - Репутация леди Иштар оставляет желать лучшего. Здесь слишком многим известно о покушении. Из соображений ее же безопасности леди Иштар нечего делать на улицах нуменорского города.
Тхурингветиль мягко касается ее руки.
- Лорд Лангон абсолютно прав, ваше высочество, - неожиданно покладисто отвечает она. - Я уже много лет не бывала в Лонд Даэр, вряд ли смогу быть вам чем-то полезной. Я и сама хотела просить позволения остаться на постоялом дворе.
Эрэндис становится ясна игра майэ - вот уже и Лангон смотрит на ту с явным подозрением, не решаясь, впрочем, открыто отдать страже распоряжение глаз с Тхурингветиль не сводить. Корабль причаливает к берегу, и на какое-то время принцессе кажется, что ее спутник и думать забыл об этом разговоре. Впечатления обрушиваются на нее, словно водопад, - встречают ее с величайшим почтением, размещают со всеми удобствами. Виньялондэ не похож на другие города Нуменорэ - здесь всего чересчур, и шума, и запахов, и странных людей. Принцесса скользит взглядом по деревянным домам и решает, что жить здесь постоянно не согласилась бы.
Лишь после знакомства Эрэндис с мэром - довольно посредственным низкорослым человечком в круглой фетровой шляпе без полей - лорд Лангон снова напоминает о себе, выбрав для разговора удобный момент, когда поблизости нет Тхурингветиль.
- Вы ведь понимаете, ваше высочество, что король отдал мне вполне определенные распоряжения касательно леди Иштар и условий вашего совместного путешествия?
Эрэндис отвечает не сразу, обводя внимательным взглядом большой зал ратуши, где в ее честь устроили настоящий пир, и кивая в ответ на ободряющую улыбку одного из ее телохранителей, лучшего из людей лорда Аланора.
- Вы ведь понимаете, лорд Лангон, что похожие указания, по всей видимости, получила и сама леди Иштар - в отношении вас?
Майа нехорошо усмехается, и принцесса замечает в его глазах столь редкий для него проблеск эмоций.
- Получила, - кивает он. - Вопрос только в том, от кого. Не знаю, что за ценную информацию она выдала Ар-Зимрафель в обмен на освобождение, но она не оставила бы Саурона ради какой-то мелочи. Иштар что-то задумала, и вам известно, что это, принцесса. Вы расскажете мне.
- Вы мне приказываете? - недоуменно смотрит на него Эрэндис. - Вы забываетесь, милорд. С чего вы решили, что это каким-то образом касается вас? Если я и сочту нужным с кем-то посоветоваться, этим человеком будет только государь.
- Пройдет не меньше полутора суток, прежде чем ваше послание попадет в руки государю, - возражает Лангон. - И еще столько же - на доставку ответа. Достаточно для того, чтобы успело случиться непоправимое. Я предупреждал, что леди Иштар опасна и ни в коем случае не должна покидать темниц Нуменора, но ее величество, увы, поддалась ложному обаянию этого существа и поверила в его невиновность. Нравится вам то или нет, но по эту сторону пролива я единственный, кто может встать между леди Иштар и вами, принцесса. Если ее намерения причинят вам вред…
Эрэндис понимает, что обстановка не слишком подходящая, но как знать, ждет ли их в будущем еще один столь же удачный поворот разговора, и порывисто произносит:
- Не мне, - осекшись, она испуганно смотрит на Лангона. - Возможно, вообще не причинят. Я думаю, что она все лжет. Вернее даже, не лжет, а предпочитает и дальше заблуждаться, убеждая в своей правоте и окружающих. Не думаю, что в наши дни кто-то еще поверит сказке о Сильмариллах…
Остаток дня Эрэндис внимательно наблюдает за лордом Лангоном, однако непохоже, чтобы ее слова затронули хотя бы какую-то струнку в его душе. Поделиться информацией с Тхурингветиль удается не сразу, однако та выглядит исключительно довольной.
- Я знаю Лангона много дольше, чем вы, Эрэндис, - улыбается она. - Вот увидите, он теперь глаз с меня не спустит.
- И что же в этом хорошего? - не выдерживает девушка. - Под надзором лорда Лангона нам точно не удастся встретиться с Ангмаром или кого там еще пошлет нам на помощь Тар-Майрон.
- Я ведь еще в Арменелосе предупредила, что не собираюсь вести никаких дел с Ангмаром, - удивленно отзывается Тхурингветиль. - В этом вопросе я целиком и полностью полагаюсь на Майрона. Он ухитрялся тайно встречаться с Мелькором на Альмарене, под самым носом у валар, так неужели не найдет способ вытащить Фада из какой-то жалкой человеческой тюрьмы? На встрече с Ангмаром я вам, моя госпожа, не нужна.
Эрэндис бросает в холод от этих ее слов.
- Вы отказываетесь мне помогать, Иштар? - восклицает она. - Как же я узнаю Ангмара? Где вообще я должна искать его в незнакомом городе?
- Говорите тише, здесь даже у стен есть уши, - останавливает ее Тхурингветиль. - Ангмар сам вас найдет, можете не сомневаться. И тогда вы ни с кем его не перепутаете.
- Но Лангон нам даже заговорить друг с другом не позволит, - не сдается Эрэндис. Тхурингветиль покровительственно обнимает ее за плечи.
- Лангона я беру на себя.
Поездку по Лонд Даэр намечают на послеобеденные часы следующего дня, и здесь принцессу ожидает первый сюрприз. Лангон, до последней минуты не выдававший своих намерений, внезапно изменяет планы и отказывается от затеи составить ей компанию.
- Полагаю, что на нуменорской земле все еще могу с чистой совестью оставить вас на попечение воинов, которых выбрал для вашей охраны лорд Аланор, - искусственно улыбается он. - Выяснилось, что существуют вопросы чрезвычайной важности, решение которых требует моего личного участия. Вы и не заметите моего отсутствия, ваше высочество. Похоже, вы совершенно очаровали господина мэра.
К великому сожалению Эрэндис, здесь Лангон не ошибается - мэр действительно всеми силами тщится произвести на нее впечатление и, очевидно, добиться положительной рекомендации перед государем, а потому не умолкает ни на минуту, ведя речь то о достопримечательностях города, то о местных сплетнях, в потоке которых принцесса очень скоро перестает ориентироваться. В обществе Тхурингветиль эта прогулка могла бы даже показаться приятным развлечением, но в сложившихся обстоятельствах все, что интересует Эрэндис - это о чем в ее отсутствие беседуют майар Владыки.
Климат на континенте отличается от островного - Эрэндис всем своим существом ощущает наступление настоящей осени. Там, куда они скоро отправятся, царит вечное лето, и огненно-красный шар солнца до позднего часа висит над горизонтом, золотя полукруглые крыши храмов и неспокойную рябь моря, так что она наслаждается непривычной ветренной прохладой и любуется едва различимыми очертаниями резных деревянных зданий в вечернем полумраке. Карета огибает ратушу и устремляется к верфям - мэр горит желанием показать принцессе новые корабли, и, к вящему удивлению, здесь Эрэндис сталкивается со старым знакомым.
Не сказать, что появление мастера Нарронда вызывает у принцессы особенную радость - из памяти еще не изгладились его возмутительные намерения строить новый нуменорский флот, взяв за основу погребальные корабли истерлингов. Нарронд замечает ее не сразу: деловито семеня по мосту между доками, в самой гуще событий, он поминутно задает работникам вопросы и делает пометки в обтянутой синим бархатом записной книжице, полностью поглощенный своим ремеслом.
- Мастер Нарронд, - изображает Эрэндис приветливую улыбку, когда становится очевидным, что светской беседы не избежать. - Какая неожиданная встреча. Я думала, вы все еще трудитесь над строительством Алькарондас и не покидаете острова.
- Лонд Даэр Энед с радостью поставляет государю самую качественную древесену, - немедленно сообщает мэр. - Нарронд - частый наш гость, приезжает лично убедиться в том, что товар оправдывает свою цену.
- Для настоящего мастера всякое его творение - словно родное дитя, - с присущей ему высокопарностью изрекает Нарронд. - А в использовании материалов, порожденных моей второй родиной, я вижу особенный символизм. Работа над Алькарондас почти завершена - однако свой первый вздох судно сделает, когда сможет расправить крылья.
- Выходит, вы уже разобрались в технологиях, что использовали истерлинги Первой эпохи? - насмешливо осведомляется Эрэндис. - Да государь осыплет вас золотом!
- Пока не разобрался, пока не разобрался, ваше высочество, - сварливо трясет головой Нарронд. - Тонкое искусство кораблестроения не терпит суеты. Я вижу, Алькарондас предначертан великий путь и грандиозные свершения, и я сделаю корабль воплощенным совершенством, пусть даже на это уйдут долгие годы.
- Суда, о которых вы говорите, могут стать опасным оружием, - подмечает мэр. - Полагаю, простому обывателю спокойнее будет продолжать считать, что это очередная восточная сказка. У них там и драконы разговаривают, и вздорный подземный народец похищает детей, оставляя вместо них в колыбели уродливых чудовищ. Богатое воображение!
- Летающие корабли обеспечат Нуменорэ господство на суше, в море и на небе на столетия вперед! - с лихорадочным блеском в глазах заявляет Нарронд. - Люди смогут стать равными богам, достигнув бессмертных земель, смогут покорить новые вершины, расширить горизонты!
- Сомневаюсь, что боги встретят их с распростертыми объятиями, - не удерживается от критического замечания Эрэндис. - Во всяком случае, майар в таких ситуациях не так уж сильно отличаются от людей. Подозреваю, что валар тоже чрезвычайно ценят спокойствие и уединение в своем Валиноре. Незваные гости им не нужны.
- Вы рассуждаете приземленно, ваше высочество, - довольно дерзко отзывается Нарронд. - Появление летающих кораблей навсегда изменит само понятие войны. Когда вы вернетесь в Нуменорэ через несколько лет, вы не узнаете своей родины.
- Я уже начинаю подозревать нечто подобное, - мрачно кивает Эрэндис. Мастер бы нашел общий язык с Тхурингветиль - его, судя по всему, тоже совершенно не устраивает предсказуемая и размеренная жизнь.
Мэр и Нарронд, похоже, отлично ладят - Эрэндис решительно нечего добавить к их спору, давно уже вышедшему за рамки обычного делового визита, поэтому она ненадолго оставляет мужчин, желая осмотреться. Атмосфера портов и верфей с юных лет кажется ей завораживающей, и она уходит все дальше, любуясь грациозными скелетами будущих кораблей, их расписными парусами с символикой королевства и стройными, устремленными ввысь мачтами. Совсем иными ее бабушка описывала драккары умбарских корсаров - длинные и изящные корабли с черными парусами и декоративными веслами, которые на практике уже много лет не использовались. Именно из опасения столкновений с непредсказуемыми пиратами лорд Лангон принял решение не заплывать южнее границы Харада. За себя майа мог не опасаться, а вот две женщины на борту грозили создать нежелательные осложнения.
- Он чересчур много болтает, этот корабел, - замечает вдруг невесть откуда взявшийся матрос, без дела бродящий по пристани, и только теперь Эрэндис понимает, как далеко отошла от своих спутников. - И только что купил у старины Анора никуда не годную лиственницу.
Что-то в голосе моряка заставляет принцессу взглянуть на него повнимательнее. Стоящему перед ней человеку не больше сорока, светлые волосы небрежно убраны под шляпу, выразительные глаза медно-орехового цвета глядят настороженно, будто ожидая подвоха. Эрэндис отчего-то кажется, будто она уже видела у кого-то похожий цвет глаз, вот только вспомнить, у кого именно, никак не удается. Впрочем, все эти детали очень скоро теряют значение, - возможно, дело в самой ауре, что распространяет вокруг себя этот странный матрос: холода, пронзительной тишины и тьмы. Воспоминания будто переносят Эрэндис на несколько месяцев в прошлое: мимолетное столкновение на улицах города, парализующий ужас, падение в пустоту. Наваждение едва ли длится несколько секунд, но она поспешно отшатывается от незнакомца, догадавшись, наконец, с кем только что повстречалась.
- Значит, вы и есть леди Хинд из Рун, потерянное дитя, о котором было столько странных разговоров, - полувопросительно констатирует назгул. - Легче пробиться на прием к королю, чем застать вас в одиночестве.
- Вы что, правда, лорд Ангмар? - Эрэндис сознает, что выглядит глупо, но не преуспевает в попытках скрыть изумление. - Я вас совсем иначе представляла.
- Разочарованы? - ухмыляется Ангмар, потешаясь над ее растерянностью. - Сожалею, но Лонд Даэр - давно уже не тот город, где можно без риска для репутации надеть черное.
- Никак не ожидала увидеть вас именно здесь, - Эрэндис неловко улыбается, кивая на сложенные в огромную пирамиду бочки, возле которых они остановились. - Леди Иштар предупреждала, что вы сами меня разыщете.
- И я это сделал, - подтверждает Ангмар. - Хотя, не стану скрывать, был удивлен. Не припоминаю, чтобы до сих пор Повелитель обращался к нам с такими… своеобразными просьбами.
- Это заслуга леди Иштар, не моя, - отзывается Эрэндис. - Вам удалось найти мальчика?
- Надзиратели будут убеждены, что Фад, сын Зейда, отбывает наказание в соответствии с приговором, - уверенно произносит Ангмар. - Если вы задержитесь в городе еще на день, сможете попрощаться с братом.
- Куда он поедет? - тихо спрашивает Эрэндис. - В Кханд? Как я могу быть уверена, что его там не убьют? Ведь леди Иштар уже не будет рядом с ним…
- Всем, кто когда-либо встречал леди Иштар, - холодно возражает Ангмар, - безопаснее находиться от нее как можно дальше. Когда-нибудь вы это поймете.
Эрэндис невесело улыбается.
- Значит, его звали Зейд… Забавно, что я узнаю об этом от вас. Как Тар-Майрон узнал?
- Мне сообщил не Повелитель, - пожимает плечами Ангмар. - Выходит, вы не помнили имени собственного отца?
- Я его не знала, - виновато признается Эрэндис. - У нас не принято было обращаться к родителям по имени. Особенно если ты дочь вождя. Уважение проявляется в мелочах. А потом отец погиб, и я тысячи раз пожалела, что не могу даже должным образом почтить его память. Спасибо вам, что помогли это исправить.
- Вас легко порадовать, - фыркает Ангмар. - Будьте готовы завтра на закате. А сейчас не заставляйте своих провожатых вас разыскивать.
- Подождите, - вскидывает руку принцесса. - Этот мальчик, который займет место Фада… кто он? Из какой семьи? Почему согласился?
Судя по выражению лица лорда Ангмара, при подборе подходящего кандидата он и не подумал обременять свой разум подобными вопросами. Эрэндис огорченно качает головой. С каждой минутой затея нравится ей все меньше, и приходится регулярно напоминать себе о том, что на карту поставлено будущее самого близкого ей на всем белом свете человека.
Довольно странно вернуться в карету и слушать беззаботную болтовню мэра после знакомства с предводителем улаири. На какое-то мгновение Эрэндис даже хочется вернуться к докам, чтобы убедиться, что этот призрачный моряк ей попросту не почудился.
Мэр непременно желает показать ей местную оранжерею и фиолетовые розы, представляющие собой особую гордость его супруги. Принцесса делает вид, что любуется великолепными цветами, но мысли ее далеко.
В комнату Тхурингветиль она поднимается едва ли не бегом.
Майэ сидит перед зеркалом и расплетает уложенные в сложную прическу рыжие локоны. На появление Эрэндис она реагирует слабым кивком, словно та не может сообщить ей ничего нового.
- Я видела лорда Ангмара, - робко начинает принцесса. - В порту. Он выглядел… необычно. Носил камзол, как у капитана корабля. И шляпу. Настоящую корсарскую шляпу.
- Вы же за информацией туда пошли, а не за представлением, - отзывается Тхурингветиль. - Если хотите взглянуть на форменную одежду с гербами Мордора, за этим отправляйтесь в Лугбурз.
- Он сказал, что завтра на закате мы сможем увидеть Фада. Сможем, ведь правда? Я думаю, Фад больше будет рад увидеть вас, чем меня. Ведь он не знает…
- Если узнает, может и передумать ехать, - замечает майэ. - Не стоит портить красоту момента ненужными откровениями. Однажды вы ему во всем признаетесь, и тогда он будет благодарен вдвойне.
- Он был очень любезен со мной. Лорд Ангмар. Как будто все эти ужасы рассказывали и не про него, - видя, что Тхурингветиль даже слышать ничего не хочет о предмете своей антипатии, Эрэндис поспешно меняет тему. - А что у вас? Лангон говорил что-то о камнях?
- Мы прогулялись, - отвечает Тхурингветиль. - Какое-то время он преследовал меня, полагая, что держится незаметно. Я привела его на местное кладбище. Отличное место для разговора. Разумеется, я все отрицала.
- В чем тогда был смысл? - непонимающе смотрит на нее Эрэндис. - Отвлечь его на один вечер? Во второй раз эта уловка не сработает.
- Эта уловка уже сработала лучше, чем вы можете себе представить, - мило улыбается Тхурингветиль. - Укажи я Лангону хотя бы примерные координаты тайника - и он бы тотчас уверился, что я лгу.
- Ваш план все еще кажется мне абсолютно непродуманным, - вздыхает Эрэндис. - Не могу представить себе, чтобы все те мудрые правители, имена которых вы называли, поверили в такую чушь. Уж не наш государь - это точно.
- Мне и нужны все, какое мне вообще дело до того, во что они верят, - смеется Тхурингветиль. - Достаточно, чтобы поверил один. Все они, ваше высочество, связаны невидимыми, но очень крепкими узами - достаточно одной шестеренке пойти в другую сторону, и от механизма в считанные минуты ничего не останется.
На этот раз Эрэндис уходит с неприятным подозрением о том, что пресловутой шестеренкой в этой игре стала она сама. По прошествии нескольких бессонных часов принцесса машинально отмечает, что Асуан, с историей которой она могла ознакомиться благодаря "Смерти в городских легендах", после своей нашумевшей казни была похоронена именно на кладбище для бедняков в Виньялондэ. Воображение решительно отказывается представлять Тхурингветиль, отправившуюся посетить собственную могилу, и очень скоро Эрэндис забывается тревожным поверхностным сном.
22Путешественники покидают Виньялондэ задолго до рассвета, предвосхищая выход из гавани грузовых судов, и Эрэндис долго вглядывается в клубящуюся над водами порта туманную дымку, будто надеясь разглядеть среди пустынных доков и подпирающих небеса корабельных мачт одинокий силуэт призрачного капитана. Лорд Ангмар исполняет обещанное — незадолго до отплытия они все же встречаются с Фадом, и на какое-то мгновение радость, с которой брат бросается к Тхурингветиль, отзывается в сердце принцессы болезненным уколом: время не повернуть вспять, и, невзирая на любые ее усилия, юноша продолжит считать своей настоящей семьей тех, с кем его пути никогда не пересеклись бы, продолжи он привычный кочевой образ жизни среди родного клана и займи даже место отца. Эрэндис торопливо отводит взгляд от ранящей сцены: в разворачивающемся спектакле ей полагается исключительно роль молчаливой благодетельницы. Майэ, несомненно, чувствует ее смятение, касаясь ее руки в неуловимом жесте поддержки.
— Фад не понимает, — юноша упрямо закусывает губу, всем своим видом выражая нетерпение, — почему он не может поехать вместе с госпожой? Фад не глупец, он не станет подниматься на корабль, он найдет хорошего скакуна и будет в Умбаре лишь немногим позже!
— Все ты прекрасно понимаешь, — Тхурингветиль рассеянно проводит кончиками пальцев по его руке. — Умбар сейчас кишит нуменорцами, а ты, мой друг, стал слишком узнаваем. Еще хуже, если ты привлечешь внимание Лангона. Все наши усилия пойдут прахом. Допустим, ты совсем не думаешь обо мне, так представь, что скажет Владыка, когда ты предстанешь перед его троном раньше назначенного срока, так бездумно пренебрегая шансом на вторую жизнь, что был тебе дарован исключительно милостью Майрона.
— Госпожа совсем не верит в Фада, — обиженно отзывается тот. — Фад быстр, как сокол, и неуловим, как ветер. В тюрьме говорили всякое о том, что сейчас творится на юге. Фад не станет, подобно крысе, прятаться в лорганском храме, покуда госпоже угрожает опасность!
— От кого же ты думаешь меня защищать? — насмешливо интересуется Тхурингветиль. — От профессиональных убийц на службе у короля Нуменорэ? От придворных отравителей правителя Харадвейта или его звездочетов? От мстителей-одиночек, воюющих с нуменорской армией в Мордоре и узревших в моих действиях предательство всех наших идеалов? От албаи? С таким-то количеством врагов я была бы беспросветно глупа, если бы надеялась спастись благодаря превосходству в силе. Своей героической смертью, мальчик, ты мне никак не поможешь. Покушение на Палландо должно было научить тебя тому, что противник наш хитер и очень опасен.
— Госпожа ведь знает, что Фад не справился, — юноша сжимает кулаки, бледнея от ярости, и сердце Эрэндис на миг замирает, а затем стучит с удвоенной силой — именно этого признания она одновременно боялась и ждала. — Фад опозорил род своего отца. Позволил украсть свой арбалет. Позволил вору попытаться свершить за него месть. Оставил госпожу без охраны. Из-за Фада она оказалась в темнице. Если бы господин Майрон судил только по справедливости, он приказал бы своему военачальнику утопить меня в Великом Море!
— Значит, арбалет у тебя украли? — оживленно переспрашивает до сих пор хранившая молчание Эрэндис. — Отчего же ты не признался в этом лорду Аланору?
— Лорд Аланор не приходил допрашивать Фада, — угрюмо отвечает брат. — Приходили другие. Спрашивали, хотел ли Фад убить синего мага. Фад сказал правду. Сказал, что хотел, но не успел. Кто-то его опередил. Спрашивали, раскаивается ли Фад в своих намерениях. Фад ответил, что если выйдет из тюрьмы, снова возьмет арбалет и пойдет убивать мага. Сказал, не сможет убить сам, значит, завещает сыну, если дева моря Рун пошлет ему свое благословение и одарит новой семьей.
После откровений брата Эрэндис отчетливо хочется схватиться за голову и застонать — неудивительно, что государь и слышать не хочет о его возможном помиловании и освобождении; Тхурингветиль, судя по ее раздраженному виду, с ней полностью солидарна, но свои эмоции выражает куда более красноречиво — и принцесса машинально отмечает, что сила пощечины майэ значительно превосходит то, что можно ожидать от хрупкой на вид аданет. Фад, впрочем, не выдает свою обиду ни словом, ни взглядом — Эрэндис с детства запомнилось это выражение молчаливой покорности, что принимали все без исключения дети их клана, стоило бабушке хоть на мгновение принять недовольный вид.
— Я должна была тысячу раз подумать, прежде чем связаться с кем-то из вашего народца, — голос майэ сейчас напоминает шипение потревоженной змеи. — Глупость, бесконечная эгоистичная глупость, не видите ничего за пределами своего уязвленного самолюбия, и время вас нисколько не меняет! Как будто один и тот же жалкий человек раз за разом умирает и перерождается в новом поколении!
— Фад, тебе не следовало так открыто объявлять о своих намерениях, — обеспокоенно покосившись на спутницу, Эрэндис пытается смягчить ее резкую отповедь. — Ты знал, на какой риск идешь, отправляясь в чужую страну, и не должен был позволять себе таких ошибок. Ты должен пообещать мне, что прекратишь упорствовать и стремиться к неосуществимому. Только на таких условиях я согласна отпустить тебя в Кханд.
— Вы можете отправить Фада обратно в тюрьму, если сомневаетесь, — неприятно осклабился брат, глядя ей прямо в глаза. — А вот запрещать Фаду умереть, чтобы отомстить за его народ, не имеете права. Вы не посланница Владыки.
— Но что ты докажешь этой глупой и бессмысленной смертью! — Эрэндис не может удержаться от того, чтобы повысить голос. — Тебе повезет, если в Нуменоре обратят внимание на смерть еще одного сумасшедшего вастака! Палландо живуч, как кошка, не уверена, что обычное оружие вообще способно нанести ему какой-либо ущерб!
— Да простит мне ее высочество это замечание, — осторожно прерывает ее Тхурингветиль, — однако вы рискуете потратить всю ночь на убеждения, но так и остаться неуслышанной. Нравится это Фаду или нет, но Майрон не привык к тому, чтобы его дары столь дерзко и самонадеянно отвергали. Последний, кто позволил себе нечто подобное, окончил свои дни весьма печально… и болезненно, хоть и остался воспет в балладах своего народа. Фаду, впрочем, посмертная слава не грозит, ведь он, если мне не изменяет память, последний представитель своего клана?
— Госпожа знает, что должен сделать Фад, чтобы лорд Майрон освободил его от обета? — исподлобья взглянул на нее юноша. — Госпожа для этого хочет, чтобы Фад вернулся домой?
По задумчивой ухмылке Тхурингветиль ни за что не определить, о чем она думает, но пока та неторопливо отвечает Фаду, Эрэндис по необъяснимой причине охватывает ледяная дрожь.
— Забавно, но сейчас мне кажется, что история в очередной раз повторяется… точнее, движется по спирали, ведь в одну реку не войти дважды, — тихо отзывается майэ. — Когда-то передо мной стояла женщина, исключительно умная и проницательная молодая женщина, и умоляла освободить от связывавшего ее с Мордором обязательства, дабы распорядиться отпущенным ей сроком жизни по своему усмотрению. Я ответила ей, что наша сделка будет расторгнута после того, как она приведет нам на службу своих сыновей. Разумеется, тогда она находилась на грани отчаяния и даже помыслить не могла о том, чтобы заключить брак и, уж тем более, обзавестись потомством.
— И что же? — рискует поинтересоваться Фад, когда молчание майэ становится почти невыносимым. — Что она решила?
— Она честно попыталась выполнить поставленные перед ней условия, — отвечает Тхурингветиль. — Больше я ее никогда не видела. Знаю, что она умерла, считая себя абсолютно счастливым человеком. Довольно редкое состояние души для эдайн — если, конечно, речь идет о чем-то подлинном, а не о самообмане. Еще при ее жизни один из сыновей по собственной воле присягнул на верность Майрону. А о своей мести она, став матерью, забыла. Продолжение рода стало для нее важнее мелочных обид прошлого.
— Не надейтесь, что это произойдет с Фадом, — упрямо отзывается Фад. — Однажды Фад все равно уничтожит этого мага и сотрет с лица земли все, что с ним связано. Завтра или через десятки лет, или даже в день последней битвы, но кровь моего рода будет отомщена.
— Ты услышал мое единственное условие, — качает головой Тхурингветиль. — Хотя бы к этому отнесись с уважением, если смеешь отказывать самой принцессе Нуменорэ.
Эрэндис закрывает глаза, но фигурка брата, склонившегося перед своей госпожой, будто каленым железом выжжена у нее на сетчатке — не выбросить из головы, не стереть из памяти, как ни старайся. Она тянется за спелым яблоком на расписном глиняном блюде и едва заметно морщится от несмолкающего крика чаек, всю дорогу кружащих над палубой.
— Не понимаю, почему лорд Аланор солгал мне, — тихо произносит она. — Ведь я просила его провести допрос собственнолично. Я знаю, он бы понял, что Фад все это говорит по юношеской глупости… он бы нашел способ оправдать его без этого унизительного побега. И невинные люди бы не пострадали…
— Вы так безоговорочно доверяете Аланору? — внимательно смотрит на нее Тхурингветиль. — Не забывайте, при дворе каждый печется, в первую очередь, о своих личных интересах. Аланору куда спокойнее видеть меня рядом с Майроном, в темницах, но уж никак не здесь, не с вами.
— И ради этого он готов позволить настоящему убийце разгуливать на свободе? — возмущенно вскидывается Эрэндис. — Рискуя благополучием династии? Никогда не поверю!
— Для того, чтобы устранить настоящего убийцу, вовсе не обязательно устраивать над ним показательный суд, — усмехается майэ. — Аланор отвечает за безопасность короля. Вот и обеспечивает ее всеми доступными способами.
— Даже невзирая на то, что вы не виноваты в покушении? — Эрэндис неприятно даже задумываться о подобном, не то что произносить вслух. Тхурингветиль возводит взгляд, посмеиваясь над ее наивностью.
— Не виновата в покушении — так уж в чем-то другом наверняка виновата, — подмигивает она. — Если вы хотите заниматься политикой, вам следует научиться мыслить не столь буквально. Как знать, возможно, я еще поблагодарю Аланора, да и вашего короля, за это решение.
— За то, что они без суда позволили бросить вас в темницу? — недоверчиво переспрашивает Эрэндис, и теперь майэ уже не сдерживает заливистого смеха.
— Мы ведь не знаем, какие цели преследовал злоумышленник. Это для Фада господин Палландо — кровный враг, а его смерть — дело чести. Кто-то другой, не сумев достать одного из высокопоставленных гостей Ар-Фаразона, без колебаний мог бы переключить свое внимание на кого-то менее защищенного. А я, как ни крути, иностранный посол, магией не пользуюсь, с охраной по дворцу не хожу… Выбор очевиден.
— Не надо так шутить, — Эрэндис опасливо ежится, словно даже за сотни километров от дворца они все еще не в безопасности. — Не представляю, как вы можете говорить об этом так спокойно.
— Смерть учит иначе смотреть на жизнь, — пожимает плечами майэ. — А я видела этот мир задолго до того, как он обрел цель и форму. Думаю, Аланор прекрасно понимает, насколько иначе я ощущаю течение времени… насколько вообще такое способен понять человек.
— Иштар, я никогда прежде не задавала вам этот вопрос, — осторожно интересуется Эрэндис. — Тогда… до сотворения мира — вы ведь не сразу стали майэ Владыки? Насколько я понимаю из эльфийских хроник, у него вообще не было своих майар. Лорд Майрон… он перешел на его сторону… эльфы называли это предательством…
— Разумеется, только эльфам судить о том, что известно им лишь из чужих воспоминаний, — морщится Тхурингветиль. — Предательство — слишком человеческое слово, когда речь идет о космологических процессах. Отвечая на ваш вопрос, принцесса, я не была сотворена ни Мелькором, ни для того, чтобы поступить на службу к Мелькору. На заре времен… у меня была госпожа. Одна из бесчисленных не названных по имени айнур, слишком могущественных для того, чтобы спуститься в Арду, растрачивая свои силы на слабую, непостоянную материю. В замысле Эру им была отведена иная, менее заметная, но куда более сложная роль. Мелькор тоже входил в их число, если говорить начистоту. Именно поэтому Эру не приветствовал его намерение придать своим идеям материальное воплощение. Только не в масштабах Арды. Мелькор предпочел сделать собственный выбор, и это стоило ему больших потерь и огромной боли. Я знаю это, потому что сама прошла через подобное, выбрав не следовать за своей госпожой. Я многое потеряла, но многое и привнесла в этот мир.
— Эта валиэ, о которой вы говорите, — спрашивает Эрэндис, — чему же она покровительствовала, чего нет сегодня в Средиземье? И есть ли человеческие слова, позволяющие говорить о таком?
— Моя госпожа воплощала собой магию, — улыбается Тхурингветиль. — Магию куда более сложную и опасную, чем в состоянии представить ваше ограниченное условностями воображение. Если бы госпожа пошла по пути Мелькора, и люди, и эльфы, и даже воплощенные майар обладали бы совсем иными возможностями. Не уверена, что Арда в состоянии такое выдержать, если даже эксперименты Мелькора то и дело приводили к всевозможным катаклизмам. Может быть, в других, иначе задуманных и реализованных мирах, далеко отсюда… Так или иначе, именно я сделала возможным перевоплощения и превращения. Мелькор мастерски владеет иллюзиями, и значительная доля искусства моей госпожи подвластна и ему, как величайшему среди айнур, но именно майар наделены силой принести дары своих покровителей существам, стоящим на более низкой ступени. Магия вампиров и оборотней, а также чародеев, способных на короткий или долгий срок изменять свое лицо — это мой незначительный вклад в мироздание. Вот вам, собственно, и ответ, почему меня так ценил мой повелитель.
“Леди Иштар лжет. Ложь составляет самую ее природу и, убедительности ради, всегда основана на правде”, набатом звучит в ушах принцессы каркающий голос Палландо. И все же, сейчас Эрэндис необходимо слышать эту ложь, каких бы чудовищных масштабов она не достигала: хотя бы ради хрупкой иллюзии безопасности для Фада, пусть путь, на который ступает брат, кроется в сгущающейся над их головами тьме.
— Вы верите ему? — хрипло спрашивает она. — Верите, что Фад прислушается к вашей просьбе и не станет совершать глупостей?
— Ангмар, конечно, безответственный мерзавец, но за ним он присмотрит, — отзывается Тхурингветиль. — Существуют клятвы, которые не принято нарушать даже среди тех, чье слово не стоит ломаного гроша. В жизни каждого должно оставаться нечто незыблемое. Кроме того, Фад слишком похож на свою бабушку. Из него получится достойный вождь.
— Вы знали нашу бабушку? — Эрэндис резко вскидывает на нее взгляд. — Откуда, бабушка ведь никогда не разлучалась с семьей!
— А вы до сих пор не догадались, кем была та женщина, чью историю я поведала Фаду? — лукаво смотрит на нее Тхурингветиль. — Я знала о вашей бабушке, пожалуй, больше, чем любой из ее многочисленной родни. Майрон всегда возлагал большие надежды на Рун, и никого из потомков Хамула из виду я не теряла. Эдайн далеких земель верят, что в высших мирах у каждого народа есть свой покровитель. Можете так расценивать мое покровительство истерлингам, мне нравится находить в своих действиях свидетельства божественной миссии.
— Что привело к вам бабушку? — Эрэндис изо всех сил вцепляется в руку собеседницы. — Что, во имя всего святого, могло связывать ее с Мордором?
— Я не вправе разглашать чужие тайны, пусть даже те, кому они принадлежат, уже и не с нами, — Тхурингветиль мягко высвобождает рукав из ее похолодевших пальцев. — Вашу бабушку и ее семью некогда разделяли серьезные разногласия. Разногласия такого характера, что однажды они стали представлять собой нешуточную угрозу ее независимости и даже жизни. Будучи женщиной умной, она нашла способ выкупить свою свободу — это сделало одного из ее сыновей одним из самых влиятельных жрецов, а вас — принцессой Нуменора. Никогда нельзя знать, куда заведет выбор.
— Вы снова говорите загадками, леди Иштар, — с сожалением вздыхает Эрэндис. — И всякий раз, когда мне кажется, что я уже приблизилась к правильному ответу, меня снова отбрасывает назад.
— Вы себя недооцениваете, ваше высочество, — усмехается Тхурингветиль. — Ваша бабушка подавала большие надежды, но вы превосходите ее во всех отношениях, пусть пока и не научились этим пользоваться. Время это исправит, не сомневайтесь.
В Харадвейте принцесса и ее спутники снова сходят на берег, бросив якорь в одной из небольших, полузаброшенных гаваней. Путешествовать морем в южном направлении опасно — море кишит корсарами, и стража не желает вступать в бессмысленный бой, да еще и с такими ценными пассажирами на борту. Наслаждаясь растерянностью на лицах слуг, Эрэндис отказывается от привезенной из Роменны громоздкой кареты и с удовольствием скачет верхом наравне со своими спутниками.
Средиземье очаровывает принцессу с первого взгляда: впервые переживая опыт жизни за пределами Нуменора, она влюблена в каждое новое впечатление, каждого встреченного ими человека и с трудом сдерживает переполняющие ее эмоции. Палящее солнце Харадвейта молниеносно выжигает из памяти погружающийся в зимний сон Арменелос и будто наполняет светом изнутри — даже Тхурингветиль, чье здоровье на протяжении путешествия, признаться, беспокоило Эрэндис, выглядит куда свежее и жизнерадостнее. Ее ироничные диалоги с лордом Лангоном до поры веселят принцессу: она даже забывает, что перед ней непримиримые противники, а вовсе не старые-добрые друзья. Все расставляет по местам странный ужин в одной из придорожных таверн, где они решают остановиться на ночь.
Поначалу Эрэндис с удивлением смотрит на пышущую огнем в центре зала печь странной формы, из которой то и дело вылетают гаснущие на песчаном полу искры. Позднее она понимает, как необходим этот источник тепла в Харадвейте, ночами превращающемся в ледяную пустыню. Тхурингветиль, утомленная долгой дорогой, с видимым облегчением опускается на мягкие подушки и начинает болтать с хозяином на неизвестном принцессе наречии — ничего общего с переливающимся языком вастаков оно не имеет и по грубости могло бы сравниться с языком орков, хотя его Эрэндис слышала лишь в сильно смягченном произношении своих учителей.
К счастью, им удается избегать досаждающе любопытных взглядов — дело ли в магии или в умело подобранных Тхурингветиль восточных одеждах, но ужин проходит без происшествий или навязчивого интереса со стороны. Другие гости увлечены трапезой и неспешной беседой, майар почти не переговариваются между собой, будто выжидая чего-то — и развязка наступает неожиданно, когда старик-трактирщик, низко склонившись перед Лангоном, подает ему шелковый мешочек на подносе.
— Не припомните, когда мы играли в последний раз, леди Иштар? — нехорошо ухмыляется он, глядя майэ прямо в глаза. — Немало воды с тех пор утекло, не правда ли?
— Континенты не раз сошли с установленных мест, лорд Лангон, — в тон ему отвечает Тхурингветиль, и Эрэндис в очередной раз отмечает, насколько пренебрежительно может прозвучать подчеркнуто вежливое обращение в ее исполнении. — Боюсь, я подрастеряла навыки за прошедшие эпохи.
— Что это такое? — с любопытством подается вперед принцесса. — Кости? Какие-то особенные карты?
— Никогда не понимала этого пошлого пристрастия южан, — поджимает губы Тхурингветиль, одной рукой развязывая узелок на мешочке. — Вечерами напролет готовы убивать время за бессмысленными играми. Нет, здесь у нас кое-что поинтереснее, — она делает приглашающий взмах рукой, предоставляя Лангону право сделать первый ход.
Лангон долго и вдумчиво изучает содержимое мешочка, пока, наконец, не извлекает оттуда выкрашенный в темно-фиолетовый цвет кусочек дерева с выжженными на нем непонятными знаками и не бросает его в центр низкого круглого стола, вокруг которого они расположились. Тхурингветиль прищуривается, присматриваясь к странному предмету повнимательнее, и придвигает к себе мешочек, что-то увлеченно в нем ища.
— Позвольте познакомить вас с правилами, ваше высочество, — понижает голос Лангон. — Начну издалека. Эа полнится весьма разнообразными версиями того, как протекал процесс творения. Эльдар и вся западная цивилизация, склонные к художественному восприятию мира и признающие тонкое, непознанное вмешательство высших сил, склонны полагать, что Творец создал Арду посредством песни, причем детям Илуватора доподлинно неизвестно, была ли то несоизмеримо сложная для восприятия смертных баллада, заклятие — или нечто принципиально отличное, именованное песней лишь за отсутствием подходящих слов. Другие культуры, как вам, несомненно, известно, сохранили собственные предания о том, что следует понимать под Айнулиндалэ. Так, с древних времен находились те, кто считал, будто Арда была буквально выжжена в ткани мироздания при помощи сорока четырех рун.
— Некогда старейшины народов востока получили знание о рунах, и существует поверье, будто любую историю, когда-либо случившуюся или лишь предначертанную в будущем, можно описать при помощи этих сорока четырех знаков, — подхватывает Тхурингветиль, останавливая свой выбор на символе, с точки зрения Эрэндис, напоминающим туго закрученную спираль. — Эта легенда настолько древняя, что давно уже утратила свое сакральное значение. Зато сохранилась игра — двое выбирают некую историю, что еще не получила логического завершения, и начинают рассказывать ее поочередно, воздерживаясь от слов. Выбирают они из тех рун, что содержатся в мешочке, ни разу не повторяясь. Если они все делают правильно, и боги на их стороне, история начинает рассказывать себя сама. Проигрывает тот, кто обрывает цепочку, не в силах подобрать верного хода. Рассказывают даже, что таким образом можно предсказать будущее. Я не слишком в это верю.
— Неправда, верите, — неожиданно жестко обрывает ее Лангон. — Разве не таким образом было предсказано создание Сильмариллов, что повлекло за собой падение Утумно и определило ход всей Первой Эпохи? И разве это не доказывает, что легенда о рунах много древнее самого рода человеческого?
— Вы ведь не полагаете всерьез, что Мелькор принимал решения, полагаясь на эту детскую забаву? — недоуменно вскидывает бровь Тхурингветиль. — У нас было слишком много свободного времени, а подобное развлечение может длиться годами, если подойти к нему творчески. Когда Светильники пали, никто и не помышлял о создании сосудов для высвободившегося света: Мелькор очень быстро установил, что в таком количестве он не пригоден для изменения материи и даже разрушить ее толком не может, лишь помогает ей раствориться в небытие, в тех измерениях, где до сих пор господствует лишь воля Эру. Если бы не решение одного безумного нолдо, предсказание, о котором вы до сих пор помните, осталось бы в моих глазах сущей бессмыслицей.
— Вы столько лет прожили среди вариагов и все еще верите в свободу воли, Иштар? — иронично ухмыляется Лангон. — Возможно, руны нас рассудят. Вы ведь уже поняли, что я обращаю свой взор к этой древней, как мир истории. Видите, ваше высочество? — он указывает растерянной Эрэндис на лежащие рядом руны. — Это Лхар Так, руна пророчества. Если всмотреться, она напоминает длань, бросающую кости. Я попытался бросить вызов леди Иштар, воскресив в ее памяти события, давно сгинувшие в густом тумане прошлого, но она, кажется, меня перехитрила, ловко переменив тему. У Лхар Так есть более общее толкование, обозначающее человека на перепутье. От его решения зависит, потечет ли судьба по одному руслу или по другому, и боги бросают жребий на его счет. Вторая руна, ответ леди Иштар, называется Аум А — бесконечное повторение одного и того же цикла, способное в конце концов привести к поставленной цели, — на его лбу отчетливо обозначаются морщины. — В таком случае, возможно, подойдет это… — Лангон выбирает третью руну, и Эрэндис готова поклясться, что черные символы как будто слегка приподнимаются над деревом, окутывая его зловещей дымкой едва уловимого сияния.
— Лех Хун, — глаза Тхурингветиль увлеченно мерцают, когда она внимательно рассматривает руну. — Древние свитки. Символ тайного знания, — ее губы искривляются в ухмылке, призванной, скорее, замаскировать досаду. — Я не сомневалась, что вы зададите этот вопрос, Лангон. Тха Так, вы ведь и сами подозревали, каким будет мой ответ.
— Разве эта руна не повторяет первую? — спрашивает Эрэндис. — Символ — в точности такая же рука.
— Длань в этой игре означает пророчество, — рассеянно поясняет Тхурингветиль. — Название первой руны на общепринятое наречие переводится, как “момент пророчества”, мой же выбор — “дом пророчества”, иначе говоря, Храм. Прошедший посвящение в Храме может использовать длань на своем гербе, удостоившийся прямого откровения свыше окрашивает ее в белый цвет.
— Разве белый цвет не взывает к силам света? — удивляется принцесса, но майэ только поводит плечами.
— Вариаги и некоторые кланы вастаков отождествяляют его с трауром и смертью.
— Нгавт Анк Тун, — глаза Лангона нехорошо сверкают, и он, кажется, почти не задумывается над следующим ходом, молниеносно выбрасывая следующую руну. Тхурингветиль снова не выглядит удивленной — у нее давно заготовлен ответ.
— Танг Зел Тех. С вами стало скучно играть, лорд Лангон. Боюсь, что усну, не дождавшись окончания игры.
— А сейчас что происходит? — подает голос Эрэндис после того, как на стол ложатся еще несколько пар на первый взгляд идентичных рун с непроизносимыми названиями. Разъяснения берет на себя Лангон.
— Яд. Болезнь. Жертвоприношение. Воскрешение. Слияние. Письмо. Малый Храм. Волшебник. Снова жертва, на этот раз добровольная. Кажется, леди Иштар переживает некоторые затруднения?
— О чем здесь вообще идет речь? — Эрэндис чувствует, что окончательно запуталась. — О Дагор Дагорат? О Его возвращении? И… чья жертва?
— Того, чья судьба стоит на кону в этой игре, — тихо произносит Иштар. — Или той, у рун тысячи толкований. Энгма Хму Ло, — она вдруг выбрасывает на стол пустой кусочек дерева, и все руны на мгновение окутывает сияние, и теперь уже принцессе не удается списать этот эффект на отвратительное освещение таверны или неспокойный танец отзвуков свечей в драпировках на стенах.
— Что это такое? — немедленно спрашивает она Лангона. Майя выглядит неприятно изумленным, даже потрясенным, и смотрит на Тхурингветиль так, словно увидел ее впервые в жизни.
— Энгма Хму Ло — это последняя руна, — с торжествующей улыбкой отзывается та. — Ей полагается заканчивать игру. После нее новых ходов уже быть не может, лишь полное обновление. Конец истории.
— Но почему же? — хмурится Эрэндис — подспудно ей начинает казаться, будто произошло нечто плохое. — Разве не могу я сейчас взять любую следующую руну и… — она осекается, когда ее рука в мешочке нащупывает лишь пустоту. — Разве вы не говорили, что их должно быть сорок четыре?
— В этом и состоит магия рун, — произносит Тхурингветиль. — После закрывающей руны нет продолжения. Можно лишь собрать все руны в мешок и начать игру заново. Использовать Энгма Хму Ло можно только в одном случае.
— В каком же? — Эрэндис непроизвольно берет ее за руку, словно уже зная ответ.
— Когда цикл завершен, — отвечает за майэ мрачный, как ночь, Лангон. — Когда судьба уже записана на небесах и скреплена печатью, и приговор вот-вот свершится, — жестом он приказывает убрать руны. — Наши комнаты, должно быть уже готовы. Вам следует отдохнуть, ваше высочество. Путь до Вусты неблизкий, а сегодняшнее путешествие вас, должно быть, утомило.
Эрэндис готова поклясться, что усталость непосильной ношей навалилась на нее лишь после зловещей игры, но не смеет возражать — все участники ужина выглядят настолько отчужденными и погруженными в мир собственных предчувствий и воспоминаний, что излишние распросы кажутся принцессе вмешательством во что-то сокровенное и не предназначенное для обсуждения посторонними. Лишь два слова не перестают крутиться в ее памяти: яд и болезнь. Слишком сильны подозрения, что речь, в данном случае, с огромной вероятностью может идти о ней.
Сны принцессу посещают беспокойные и тревожные: ей представляется, будто прибыв в Вусту, официальную столицу Харадвейта, они видят сияющую на солнце золотую статую Ар-Фаразона, воздвигнутую на центральной городской площади. По правую руку от себя она видит леди Иштар; предпочитающая шелковые наряды тропической расцветки майэ на сей раз облечена в угольно-черный, на фоне которого ее волосы кажутся буквально объятыми огнем.
— До сих пор я слышала только о золотых памятниках, посвященных Владыке, — осторожно произносит принцесса, не узнавая собственный голос. — Государь говорил о том, что такие изваяния — насмешка над властью династии, и что их необходимо разрушать, а обычай сей предавать забвению.
— Я предупреждала, ваш государь совсем не тот, за кого себя выдает, — насмешливо обрывает ее Тхурингветиль. — Он желает сравниться с творцами этого мира. Все это было предсказано.
— Кем? — Эрэндис резко разворачивается к майэ, но красочная, пестрящая красками и ароматами Вуста вдруг словно растворяется в воздухе, и вместо нее из пустоты выступают ставшие почти привычными по ночным кошмарам очертания Барад Дура. — Кем предсказано?
Тхурингветиль также куда-то исчезает, и вместо ее мелодичного голоса принцесса слышит отрешенное ворчание старой оркской прислужницы в крепости.
— Ведьма еще совсем глупая. Ведьма не умеет читать руны, а они везде. В воде. В земле. В огне. В воздухе. В блеске металла клинков и в узорах, сотканных на песке. Все в мире говорит о конце времен. Люди вознесутся в своих глазах и падут ниже прежнего. Им будет недоставать почтения. Так уже было и повторится вновь.
Эрэндис со сдавленным криком садится на кровати, надеясь, что беспокойством своим не привлекла внимания соседей. Замин, что делит с ней комнату, лишь поворачивается на другой бок, глубже кутаясь в пушистое одеяло — много лет не покидавшая королевского дворца девушка боится лошадей, и путешествие становится для нее непростым испытанием. Неудивительно, что сейчас она настолько измучена. Эрэндис уже пришлось пообещать служанке, что в Вусте они ни за что не станут отказываться от кареты.
Принцесса нетвердым шагом подходит к окну, рассеянно любуясь жадно ловящим первые солнечные лучи городком с домами, фасады которых выложены золотисто-розовым камнем. Здесь, где каждый новый день представляется неповторимым приключением, жаль и даже совестно тратить время на такое бесполезное занятие, как сон. Эрэндис уже предвкушает, как сможет блеснуть в Вусте великолепными познаниями в восточных языках и истории, как прямо на глазах оживут столь занимавшие ее в Арменелосе уморительные истории Иштар о чудаковатом и превыше всего ценящем развлечения правителе Харадвейта и его коварных, вечно соперничающих между собой вельможах, — и как в один прекрасный день ей, возможно, доведется и самой править этими землями и окончательно влюбиться в свой народ, до сих пор знакомый лишь по лелеемым с детства воспоминаниям. Эрэндис даже самой себе не признается в том, что уже борется с предательским желанием сбежать от своих провожатых на восток и своими глазами увидеть то, о чем рассказывал ей Алатар.
В конце концов, не случайно она оказалась невольной свидетельницей этого странного хитросплетения рун. Предсказание недвусмысленно указало ей на храм — а единственный известный ей Храм до сих пор находился в окрестностях Лоргана.
Эрэндис обещает себе, что однажды и ее будут вспоминать с таким же предыханием, как королеву Зейру, — и возвращается в постель, лишь когда над горизонтом показывается медный диск восходящего солнца. Она крепко спит до самого полудня, и сны ее больше не беспокоят.
23Дорога до Вусты, самопровозглашенной столицы Харадвейта, лежит вглубь континента, и с каждым днем Эрэндис все более явно чувствует в воздухе обжигающее дыхание пустыни. Свирепствующий на востоке суховей не в силах обрушиться на наиболее плодородные земли потомков беглецов из Хитлума со всей присущей ему первородной яростью, однако небо над городом уже успело подернуться песчаной дымкой языков его неукротимого медного пламени, в водовороте крошечных песчинок скрывающего солнце не хуже ядовитого черного дыма, некогда клубившегося над Тангородримом. Южные тракты многолюдны: от побережья до крупных городов то и дело курсируют торговые обозы, а жители окрестных деревень выносят на дорогу лучшие из выращенных плодов или изготовленных товаров, — разительный контаст с описанием торжественно-мрачного в своем молчании Севера, где несколько дней можно скакать без надежды встретить хоть одну живую душу. И хотя из услышанных разговоров харадрим Эрэндис, кажется, узнает о Вусте все, от вида вырастающих из-за горизонта городских стен и башен, окутанных нежно-голубым сиянием окрашенного особым составом камня, у нее перехватывает дыхание. И еще сильнее хочется увидеть Умбар — ведь по словам леди Иштар, Вуста в сравнении с древним оплотом жречества лишь провинциальный пригород.
— Они все-таки построили новую водонапорную башню, — будничным тоном замечает Тхурингветиль, равнодушная к обаянию ожившей сказки, и поправляет полупрозрачную вуаль, призванную защищать дыхательные пути от все кругом пропитавшей пыли. — Это кто же раскошелился, неужели верховный правитель?
— О башне только начали поговаривать в момент моего отъезда, — с усмешкой отвечает Лангон. — Дочери падишаха помогли увидеть сон. Видно, при дворе ее откровение произвело определенное впечатление.
— Из снов пока что не научились получать золото, даже их великий отступник на том поражение потерпел, — веселится майэ. — Сдается мне, кто-то снова начал приторговывать реликвиями из Ангбанда, как тогда, накануне обновления фасада амфитеатра.
— Реликвии из Ангбанда? — изумленно повторяет принцесса. — Разве из затопленной крепости удалось хоть что-то спасти?
— Как же, — ухмыляется Лангон. — Сразу видно, что ее высочество не частный гость на местных базарах. Если бы я собрал вместе все камни, что по словам их владельцев, были вынуты из основания трона Повелителя, я бы мог возвести самую величественную крепость из всех, что когда-либо знало Средиземье.
— На самом деле, именно так мы и строили Лугбурз, только смотрите не проговоритесь, — подмигивает Тхурингветиль. — Оружие валинорских нолдор, загадочным образом уцелевшее со времен Войны Гнева, по-прежнему в большой цене, и я бы не хотела, чтобы в один прекрасный день его обратили против нас.
— Только вы можете шутить подобными вещами, — качает головой принцесса, снова обращая взор на Вусту. Приближаясь к городу, она может рассмотреть тонкие шпили и округлые купола дворцов и храмов, все, как один, окрашенных в неповторимый оттенок синего, словно сошедших с ее, Эрэндис, детских рисунков. Очерки путешественников и скупые гравюры не могли передать этого калейдоскопа красок, запахов и ощущений, припорошенных скрипящим на зубах песком, — иначе она давно бы уже влюбилась в этот город окончательно и бесповоротно.
Краем глаза Эрэндис следит за Лангоном — по мере приближения к цели их путешествия он становится все более настороженным и внимательным. Несколько ночей назад майа застает ее на берегу пересыхающего ручья: в сезон дождей его русло снова наполнится водой, которая, возможно, затопит всю долину, теперь же его течение неохотно уносит окровавленный трупик полевой мыши — нехитрой жертвы, повоевать за которую принцессе пришлось с кошкой трактирщика. Лангон ничем не выдает удивления или несогласия, лишь с легкой брезгливостью замечает:
— Если ее высочество желает совершить жертвоприношение, она может сделать это неузнанной в одном из святилищ Вусты. Избрать для этих целей рекомендую нормальное здоровое животное, а не грязную крысу.
— Мой отец делал это лишь однажды, — запинаясь, зачем-то рассказывает она. — Должно быть, на кону тогда стояло что-то важное. Не только для него — для всех. Отец убил козу, и кровь ее смешалась с водами Рун. А мясо потом пожарили на углях и раздали всему клану.
— Отчего-то я уверен, что в Вусте нет недостатка в козах, — губы Лангона трогает едва заметная улыбка. — И уж точно подобного не скажешь о храмах. Этот город по восточным меркам слишком молод, и падишах отлично знает, что ему не сравниться по значимости с Умбаром и уж тем более с тенью воспоминаний о Лоргане, но он очень старается укрепить свою мощь. Оттого храмов тут на единицу площади едва ли не больше, чем в самом Умбаре. У каждой богатой семьи, а таковых тут большинство, есть свое святилище. Я не стал исключением и буду счастлив, если принцесса воспользуется моим гостеприимством.
Эрэндис никогда в жизни не доводилось убивать животное крупнее кролика, потому, превозмогая неловкость, она обращается за помощью к Тхурингветиль. Майэ в городе чувствует себя, как рыба в воде, на каждом шагу сталкиваясь со старыми знакомыми, и хотя ее нуменорские разноцветные одежды смотрелись бы в обрамлении небесно-голубых зданий и мостовых невероятно органично, при первой же возможности она облачается в черное — и потому ее присутствие в домашнем храме Лангона представляется принцессе едва ли не неотъемлемой частью ритуала.
Горло жертвенной козе Тхурингветиль перерезает одним молниеносным движением, с дьявольским спокойствием, и Эрэндис невольно вздрагивает, представляя, как часто в путешествии она беспечно засыпала рядом с той, что десятки раз могла оборвать ее жизнь одним мановением руки и едва ли оплакивала бы ее больше, чем это невезучее животное.
— Еще одной козочке прямая дорога на звездные поля, — замечает Тхурингветиль. — Все лучше, чем несколько лет кормить своим молоком бестолковых отпрысков какого-нибудь фермера и закончить жизнь в качестве жаркого на его же столе. Оставляю вас наедине с вашей молитвой, моя дорогая, и пусть они будут приняты и услышаны во всех мирах.
Прежде Эрэндис не заготавливала предварительного текста молитвы — с Девой моря Рун она привыкла беседовать, словно с доброй, внимательной ко всем мелочам тетушкой, всегда готовой прийти на помощь, — но в родовом святилище лорда Лангона бесхитростные просьбы будто прилипают к гортани, не смея сорваться с языка. Эрэндис не знает, кому поклоняются в этом леденящем душу храме, в противовес вычурным молельным домам харадрим, отделанным сусальным золотом, из предметов мебели содержащем лишь темно-фиолетовый алтарь с мерцающими пурпурными прожилками, она вообще сомневается в том, что применительно к майар, лично знакомым со стихиями и творцами миров, возможно говорить о вере, как таковой, однако одно она чувствует наверняка: незримому хозяину этого места едва ли придутся по душе ее мелочные тревоги. Лангон полагает, что накануне знакомства с высшим светом Харадвейта и предполагаемыми женихами дозволительно обратиться к высшим силам с молитвой; Эрэндис же почти беззвучно просит Владыку принять ее служение и помочь в принесении необходимых обетов и встрече с магистром Шией.
Марафон, что начинается в жизни принцессы на следующий же день, становится одним из пренеприятнейших ее воспоминаний: знакомства с молодыми и амбициозными князьями и вождями кланов, коротающими дни за развлечениями, значимое место среди которых занимают интриги и междуусобная вражда, лишь отвлекают ее от завораживающей красоты Вусты и очарования ее менее влиятельных, но куда более симпатичных жителей. Эрэндис чувствует небывалую свободу, перемещаясь по городу без кареты или паланкина, она с нетерпением дожидается каждой мимолетной, но рождающей улыбку на лице беседы с торговкой фруктами или парфюмером, поставляющим благовония ко двору. По лицу Ангры не определить его точного возраста, а от одежд его исходит запах сотен ингредиентов самых необыкновенных ароматических масел. Именно он совершенно неожиданно наводит принцессу на исключительно удачную мысль.
— А что за травы вы держите в этом маленьком бочонке? — указывает она на глиняный сосуд, заботливо укрытый куском ткани. — Какой-то диковинный цветок?
— Госпоже они не пригодятся, — уклончиво отвечает Ангра. — Для умащения эти травы не используют, лишь для воскурения. Умбарские жрецы заплатят за них много золота.
Эрэндис моментально настораживается, но вида не подает.
— Зачем же умбарским жрецам заказывать травы для службы у тебя? Разве в Гавани нет своих торговцев? Или твоя смесь какая-то особенная?
— Война пожгла много славных полей, — мрачнеет Ангра. — С тех, как Нуменор пришел на юг, ветер из Гавани приносит лишь запах пожаров. Немногие знают особые места, где еще можно найти правильные травы для смеси. У Ангры все записано и сохранено у поверенного. В день, когда Ангра отправится на аудиенцию к Владыке Тьмы, это знание перейдет к его наследникам, если, увы, до тех пор все еще не случится Последней Битвы.
— Но, Ангра, — лукаво улыбается Эрэндис, — если Последняя Битва все же случится, твои наследники не смогут больше торговать благовониями, разве это хорошо?
— Когда отгремит Дагор Дагорат, и Владыка снова воцарится на Черном престоле, не понадобится больше совершать воскурения, — Ангра возмущается ее мнимой неосведомленности. — Аромат самых удивительных благовоний будет разлит в воздухе, а каждое животное на земле будет пригодны для жертвы. Да простит меня госпожа, но разве ее родители ничему ее не научили? Разве в доме госпожи не читали откровение королевы Зейры, оставленное той для потомков?
— Я рано потеряла родителей, Ангра, — вздыхает Эрэндис. — Меня воспитывали чужие люди. Мой дядя… он жрец, и он не мог позволить себе взять меня в Умбар.
— Так госпожа происходит из благородных семьи служителей Храма? — оживляется Ангра. — Я сразу догадался, что вы прибыли издалека. Ваша речь слишком правильна для местной уроженки.
— Мои близкие — из истерлингов Рун, — позволяет себе небольшую откровенность Эрэндис и невольно косится на Замин, увлеченно рассматривающую ткани на другой стороне улице. — Дядя стал первым жрецом в семье. Как вы думаете, Ангра, — неожиданно озаряет ее шальная идея, — если я куплю бочонок этой смеси для него, станет ли она достойным подарком после долгой разлуки?
Глаза Ангры пораженно округляются.
— Бочонок? Одна щепотка этих редких трав стоит пять золотых монет! Или госпожа богаче самого падишаха, или попросту не понимает, о чем толкует.
Эрэндис сомневается недолго и расстегивает скрытое под плащом алмазное ожерелье, некогда — по ощущениям, будто в прошлой жизни — подаренное государем.
— Если вы поможете мне найти хорошего оценщика, — мягко отвечает она предельно изумленному Ангре, — возможно, мы и сторгуемся.
Замин находит ее поступок непозволительным расточительством и всю дорогу до дома лорда Лангона едва сдерживает возмущение. Эрэндис прижимает сосуд к груди, словно драгоценный дар, — не то что бы она надеялась снискать расположение дяди дорогими подарками, но все же просить об ученичестве, явившись с пустыми руками, казалось вопиющей дерзостью, а золото и драгоценные камни, в отличие от торговца Ангры, магистр Шия едва ли оценил бы. Спрятав восхитительную смесь среди личных вещей, принцесса приводит себя в порядок и спускается во внутренний двор особняка — с утра до вечера там можно лицезреть не меньше дюжины женщин, помогающих Лангону по хозяйству. Признаться, Эрэндис с трудом представляет себе, зачем одинокому мужчине, по сути, способному ограничиваться минимумом пищи или вовсе обходиться без таковой, немыслимое количество шумной и болтливой прислуги. Леди Иштар эта стая заметно побаивается, хоть та почти не покидает своих покоев, — а вот с принцессой, к вящему недовольству Замин, они держатся почти на равных, развлекая ее забавными историями, песнями и танцами.
— Если бы на кухне дворца в Арменелосе прислуга позволяла себе часами трепать языками в парке, госпожа Адэнель пинками выставила бы нас на улицу, — ядовито замечает Замин. — А эти нахалки вовсю пользуются своим положением. Если бы мне достался такой добрый господин, как лорд Лангон, я бы день и ночь возносила благодарности валар.
— Слышал бы он тебя, — возводит взгляд Эрэндис. — Иногда мне кажется, что я готова раздать этим девам свои лучшие украшения, лишь бы только они доставляли нашему лорду как можно больше неприятностей. От женихов, что он так настойчиво мне сватает, у меня уже голова кругом идет.
— Немудрено, — осторожно подмечает Замин. — Сложно остановиться на простом истерлинге, пусть даже и принце, с кем-то вроде лорда Лангона поблизости.
— Снова глупости болтаешь, — от неожиданности Эрэндис даже забывает рассердиться. — Хорошенькая перспектива — нестареющий супруг, перешедший дорожку самому Саурону.
— Властелин Мордора в плену у нашего короля, забыли? — возражает Замин. — А лорд Лангон при дворе падишаха в почете. Все эти вельможи, что сейчас смотрят на нас, задрав нос, низко кланяться да заверять в преданности будут.
— А в кармане при этом прятать шелковую удавку да яд, — парирует Эрэндис. — К тому же, плен Саурона не вечен. Это мы не молодеем, а они вот уже тысячи лет нисколько не меняются. Смертные сходили с ума от горя, полюбив эльфов, а ты предлагаешь мне думать о майар? Слышала бы нас с тобой леди Морвен, провозгласила бы прислужницами Врага.
— А вы предпочитаете, чтобы вас выдали замуж за старика? — резонно отвечает служанка. — Впрочем, верно вы говорите, не мне вас жизни учить. Вот только в доме лорда Лангона вы выглядите счастливее, чем за все годы, что я знала вас в Нуменорэ, а поди узнай, будет ли оно так же с кем-то из этих напыщенных принцев, — она фыркает. — Вот если бы у нас при дворе было столько принцев, каждый из которых какой-то там по счету наследник, они бы давным-давно все друг друга поубивали, никакой темный властелин бы не понадобился.
— Просто в Вусте за столько лет научились с этим жить, — пожимает плечами Эрэндис, прежде чем отпустить Замин. — Позволь мне не напоминать тебе о противостоянии верных и людей короля. Или о недавнем покушении на мага.
Замин качает головой и удаляется на кухню — ее обязанностью является следить за приготовлением всех блюд, что попадают на стол к принцессе. Эрэндис провожает ее рассеянным взглядом, попутно отмечая, что только невероятное вмешательство судьбы могло навсегда разделить Фада и Тхурингветиль, помешав этой ушлой девице строить на него матримониальные планы, и за одно это она должна быть благодарна неведомому злоумышленнику. Погруженная в собственные мысли, она сама не замечает, как погружается в глубокий сон.
Место, где оказывается Эрэндис, совершенно не похоже ни на живописные пейзажи Нуменора, ни на охваченный песчаной бурей Харадвейт, — по-минималистски скупой каменистый склон с едва заметными следами растительности обволакивает странный, будто проникающий из других измерений свет неизвестного происхождения. Ей не нужно оборачиваться, чтобы почувствовать приближение Лангона, хотя тот появляется неслышно, словно соткав очередной образ прямо из воздуха.
— Пришли меня проводить, дорогой друг? — вкрадчиво произносит она чужим голосом. — Или все же переменили мнение?
— Пришел попытаться вас удержать, моя леди, — в тон ей отвечает майа, и Эрэндис, наконец, поворачивается. Лангон выглядит… не то что бы моложе, но значительно менее изнуренным и уставшим от груза прожитых лет, словно разговор этот происходит в совершенно ином отрезке времени. — Вам незачем пока возвращаться в Ангбанд, вы и сами это прекрасно понимаете.
— Мои аргументы вы нашли неубедительными? — она полунасмешливо изгибает бровь. — Как же полные праведного гнева речи о верности, о том, чтобы продолжить дело Мелькора, пока он находится в Валиноре с важнейшей миссией? Или всего вашего боевого задора хватило лишь на то, чтобы покрасоваться перед валар в роли глашатая?
— Тхури, это же самоубийственная глупость, — раздраженно взмахивает руками Лангон, а Эрэндис остается лишь с недоумением отметить, что ее почему-то совершенно не смущает неверное обращение. — Для Повелителя должно подготовить тайное убежище, а не возлагать все надежды на Ангбанд, один раз уже не выдержавший осаду! — он переводит дыхание и добавляет уже спокойнее: — Я знаю, почему ты так стремишься снова оказаться там. Ты надеешься встретить там этого негодяя, эту трусливую крысу.
— Если под трусливой крысой ты подразумеваешь Майрона, — усмехается она, — знай, что я никогда не позволяла пустым надеждам руководить моими действиями. Мне нет нужды на что-то надеяться, его магию, его стиль я ни с чем не перепутаю. К тому же, не тебе упрекать его в недостатке мужества. Из всех нас лишь Оссэ вернулся под крылышко валар, изображая искреннее раскаяние, и не могу сказать, что я преисполнена уважения к этому его решению.
— Однако никто из нас не поспешил занять освободившееся место Повелителя, собирая силы под своими знаменами, — презрительно отзывается Лангон. — И все же не о Майроне я пришел говорить. Вы нужны мне, моя леди. Едва ли это речи, достойные преданного слуги Владыки, но ваше, а не Его благополучие составляло все мои мысли во время Битвы Могуществ. Я не могу теперь отпустить вас на верную гибель.
— Для этого, по-твоему, я покинула Альмарен? — лицо Эрэндис искривляется в несвойственной ей гримасе. — Прятаться, подобно орку, в этих подземных чертогах, скрашивая твою повседневность, денно и нощно ожидая возвращения Мелькора, чтобы не преподнести ему ничего, кроме разрушенной крепости, одичавших орков и утративших всякое чувство трепета и почтения эльдар, расплодившихся по всему Белерианду? В таком случае, даже в свите Ваны я бы принесла больше пользы. Я искренне ценю твою дружбу, Лангон, но мое будущее — вопрос решенный. Энгма Хму Ло.
— Ты так решила, — отчужденно отзывается Лангон. — Мы еще встретимся, когда вернется Повелитель. Не может быть и речи о том, чтобы я присягнул на верность его самопровозглашенному наследнику.
— Я и не смела просить вас о таком, мой дорогой друг, — медовым голосом отвечает Эрэндис… точнее, Тхурингветиль, каким-то образом оказавшаяся в ее голове. — Едва ли я смогла бы высоко оценить подобный поступок. Более того, согласись Майрон принять вашу присягу, он бы меня до крайности разочаровал.
Эрэндис нехотя открывает глаза, несколько минут бессмысленно разглядывая просвечивающее сквозь резную крышу дворика желтое небо. Странно, что расписная плитка на полу не покрыта толстым слоем песка, ведь уже который день не утихает буря. Душа ее пребывает в полнейшем смятении: среди череды странных снов этот кажется наиболее реалистичным, а от того — пугающим.
— Госпоже нехорошо? — склоняется к ней одна из служанок. — Воды принести? Фруктов? Или госпожа желает отужинать?
— Не сейчас, — придерживаясь рукой за спинку дивана, Эрэндис с трудом приподнимается. — Ничего особенного, всего лишь дурной сон.
Служанка, впрочем, ее беспечности отнюдь не разделяет.
— Дурной сон — это очень нехорошо, — обеспокоенно изрекает она. — Госпоже должно побеседовать с фонтаном. В другой день Симин проводила бы ее до источника, но сейчас нельзя. Злой ветер, порождение магии отступников. Третьего дня жрец говорил на площади, запретил выходить за городскую черту, пока суховей не отступит.
— Побеседовать с фонтаном? — непонимающе смотрит на нее Эрэндис. — Это что еще за новости?
— Чтобы дурной сон силы над госпожой не имел, нужно льющейся воде его рассказать, — таинственным голосом сообщает Симин. — Разве родители госпожи ничему ее не научили?
— Я рано потеряла родителей, — металлическим голосом повторяет принцесса набившую оскомину фразу. — Впрочем, раньше я никогда не видела снов. В моем родном краю их считали проклятием, уж не припомню почему. А недавно один умный человек сказал мне, что иногда сны — это просто сны, и не стоит воспринимать их всерьез. Сегодня я, как никогда, склонна прислушаться к его мнению.
— Значит, ничего этот ваш человек не смыслит в магии, — авторитетно заявляет Симин. — Что до родного края, то уж простите, госпожа, но, видно, жили там люди простые и неученые. В Вусте каждый младенец знает, что Владыка даровал нам сон, чтобы защитить от колдовства отступников из-за Великого Моря, и опаснейший из них сотворил сновидения, чтобы не позволить нашим душам подняться на звездные поля Владыки, а вынудить их блуждать между небом и землей.
— Это вы… о Владыке садов Лориэна сейчас говорите? — уточняет Эрэндис. — О вале Ирмо?
— Не знаю я, что там за сады, — хмурится Симин, — но имени его мы не произносим, чтобы не накликать кошмаров. Матушка Симин рассказывала, что есть у него слуги с длинными когтями, что ночами выцарапывают неведомые письмена прямо на теле человека, и так внушают ему чужие мысли, которых он раньше и думать не думал. А еще пустынные духи, что заставляют тебя видеть прекрасные сады и финиковые пальмы в пустыне и так уводят далеко от города, прямо во власть суховея. А от старой Дэрьи я слышала об огромных котах, которые на деле и не коты вовсе, а злые духи, под песни которых путник засыпает, а они подкрадываются поближе и пожирают его. И есть еще много демонов у него на службе, что душат младенцев в колыбели, да посещают девиц в ночь перед свадьбой, и потом у тех рождаются маленькие демонята… Так что если хочешь отвадить от себя духов, ступай к фонтану и расскажи ему о своих снах, да ничего не утаивай, и пусть вода унесет их прочь.
— Сдается мне, половины этих существ никогда и не существовало, — смеется Эрэндис. — А другую половину истребили еще в Первую Эпоху.
— Госпожа напрасно насмехается, — обиженно отвечает Симин. — Чем ближе поколение к дню Последней Битвы, тем более оно беззащитно перед отступниками, ведь немногих из нас оберегают заслуги предков. Рассказывают, что когда эльфы затонувшей земли появились на берегу Великого озера, всех их погрузили в заколдованный сон. И потом явился к ним Черный Всадник, и сильнейшие из эльфов пробудились раньше собратьев и сражались под знаменами Владыки, а слабейшие еще долго пребывали во сне, некоторые — до самого конца Великой войны богов, и повелитель снов полностью поработил их разум. С тех пор они не умели различить между иллюзией и реальностью, и многие из них восстали против Владыки.
— Какая интересная трактовка Битвы Стихий, — качает головой Эрэндис. — Мне следует начать записывать эти легенды, слишком уж они разняться от места к месту. В Мордоре, я слышала, их рассказывают совсем иначе.
— Властелин Мордора сам живет под властью иллюзий, — пренебрежительно фыркает Симин. — Иначе он бы не отправился к этому западному корольку. Известное дело — до возвращения настоящего Владыки воевать с отступниками — дело гиблое. Надобно затаиться и переждать, время уже почти настало.
— Энгма Хму Ло, — наугад отвечает Эрэндис, и лицо служанки каменеет, а поведение ее вмиг преисполняется почтительности.
— Прекрасную госпожу не поймешь, — разводит она руками. — То она задает чудные вопросы, словно потерянное дитя, то на языке мудрости речи ведет. Симин не станет вмешиваться. Симин будет наблюдать. И все же не стоит шутить со снами. Когда повелитель снов хочет сыграть с человеком злую шутку, он уводит его в несуществующие миры, ведь в отличие от Владыки он может творить лишь фантазии. А чем больше человек погружается в эти фантазии, тем дальше он от предопределения. Если бы не эти сны да глупости, день Последней битвы настал бы много быстрее.
Завершить разговор с Симин на мирной ноте удается, лишь показательно проследовав к фонтану в центре дворика и демонстративно пошептав что-то воде. Впрочем, Эрэндис слишком хорошо понимает, что ни одна стихия не ответит ей на накопившиеся вопросы — во всем мире на это способно лишь одно существо.
Покои леди Иштар настолько темные и мрачные, что на какое-то мгновение она действительно напоминает принцессе огромную летучую мышь, притаившуюся в своем логове. Сквозь занавешенные окна почти не пробивается света, а тусклые свечи служат, скорее, источником ярких ароматов. Если бы Эрэндис пожелала прочесть книгу или написать письмо, вряд ли она смогла бы сделать это в комнате майэ.
— В последние дни я почти не вижу вас, — садится она подле подруги. — Вы ведет затворнический образ жизни, не думаю, что падишах в восторге.
— Не думаете? — усмехается Тхурингветиль. — Да он на радостях не знает, каким богам дары приносить. У нас с правителем Безартом давняя история вражды, вы тогда еще на свет не успели появиться. Когда он был четвертым в линии престолонаследования, Майрон его не поддержал. Вот он и злится. И боится меня. Считает, что я явилась его свергать. Ведь ставленник Мордора все еще жив и произвел на свет достаточно наследников, чтобы можно было не тревожиться за будущее его рода.
— А кто это? — с любопытством спрашивает Эрэндис. — Еще какой-то наследный принц?
— Илли, он сейчас один из генералов Хаука. Безарт — сын предыдущего падишаха от кхандской наложницы, а он — от рабыни с севера, которую привезли сюда чуть ли не с самих Мглистых гор. Красивые места. Ваш приятель Ангмар имеет на эти земли большие планы. Успел даже заложить там краеугольный камень своей будущей крепости, Карн Дум. Вот только строить ее пока что некому: жители предгорий упорствуют в своем невежестве, а возлагать надежды на орков… сами понимаете.
— Если мать падишаха была из Кханда, вряд ли ему по душе планы государя завоевать вашу страну, — замечает Эрэндис. — Так вот почему он послал Лангона в Нуменор....
— Вы и вправду думаете, что это падишах управляет Лангоном, а не наоборот? — усмехается Тхурингветиль. — Вы мыслите в пределах одной человеческой жизни, принцесса, а Лангон — майа, как ни крути. Я вас сильно удивлю, если скажу, что Безарт даже не родился бы, не спланируй это Лангон или кто-то вроде него еще до того, как прадед этой будущей кхандской рабыни впервые отправился на войну?
— Вы уже ничем меня не удивите, Иштар, — говорит Эрэндис. — Вероятно, это побочный эффект от избыточного общения с майар. Знаете, что? Расскажите мне о других последователях Владыки. Ведь на его сторону встало множество майар.
— И лишь единицы сохранили имена, — отвечает Тхурингветиль. — Не всем удалось подняться так высоко, как Лангону. Да и ему просто повезло.
— А Оссэ? — вдруг вспоминает принцесса давешний сон. — Вы ведь на него сердиты, верно?
— Сердита я на дракона, подпалившего мне мантию, — поджимает губы Тхурингветиль. — Об Оссэ я не в силах вспоминать без ярости. Всеми нашими идеалами он пожертвовал ради какой-то майэ. Непозволительная слабость. Майрон бы никогда не позволил личным привязанностям стать на пути его планов.
— Даже если бы в результате пострадали вы? — осмеливается спросить Эрэндис. Тхурингветиль отвечает не сразу.
— Если это нужно Мелькору, о каком страдании вообще может идти речь? Если же Мелькора дело не касается… — она встряхивает волосами, — нет, среди планов Майрона не может быть ничего подобного.
— А Умуйан? — принцесса спешит сменить тему, постепенно подбираясь к интересующему ее вопросу. — Какой была она?
— Почему была? Есть. Повелительница иллюзий, — протягивает Тхурингветиль. — Безумная эльдиэ, таков ее излюбленный образ. Помню, как она в свадебном наряде эльдар бродила по болотам вблизи охотничьих угодий и поселений эльфов и наводила на всех ужас. Вплетала в волосы водоросли, паутину… собирала по лесам разную дрянь, чаще всего несъедобную... Я предпочитала держаться от нее подальше. Зато ее очень любили драконы, особенно бескрылые потомки Глаурунга. Возможно, потому что она тоже предпочитала укрываться в норах и пещерах, не случайно потом так сдружилась с авари.
— Алатар рассказывал мне о вашей встрече в Лоргане, — пристально смотрит на нее Эрэндис. — И о ваших других лице и имени. Даже Владыка не обладал запасом бесконечных перевоплощений, как же это удается вам?
— Вот к чему этот разговор, — Тхурингветиль посмеивается. — На службе у Ваны я научилась перевоплощаться и узнала секрет вечной молодости. Какой смертный познает в полной мере все способности айнур?
— И когда же вы состояли в свите Ваны? — прищуривается принцесса. — Разве не вы говорили мне, что от своей таинственной госпожи из высших сфер мироздания вы сразу же перешли на сторону Владыки?
— На сторону, но не под знамена, умей различать нюансы, — на губах Тхурингветиль змеится опасная ухмылка. — Мелькор никогда не приветствовал громких клятв и заверений в верности, это все же прерогатива нолдор. И я, и Майрон, и многие другие, уверившись в правильности выбранного Мелькором пути, еще очень долго оставались среди валар, добывая информацию, распознавая их замыслы. Согласись, очень полезно иметь верное существо в окружении супруги Оромэ. Многие наши подопечные пали от руки Охотника, но еще больше удалось спасти, потому что я оказалась в нужном месте в нужное время.
— Значит, даже если с вами что-то случится, вы сможете восстановить свое тело? — спрашивает Эрэндис.
— Не в нынешнем виде, эта внешность, боюсь, будет потеряна для меня навсегда. В данном способе перевоплощений есть одновременно весомое преимущество и существенный недостаток. Нельзя повторяться.
— И сейчас вы даже примерно не представляете, как будете выглядеть в будущем? — не сдается Эрэндис. Тхурингветиль, наконец, не выдерживает и смеется в голос.
— Еще немного, и я поверю, что ты задумала меня убить, чтобы это проверить. Одно я могу сказать тебе наверняка. Я буду очень, очень красива.
Эрэндис кивает, собираясь с мыслями. Дольше откладывать этот разговор невозможно, иначе майэ начнет подозревать невесть что.
— Иштар, при дворе и без меня достаточно желающих вас убить. Вы не можете дольше рисковать собой, здесь вам не свита очередной валиэ. Возвращаться в Нуменор вам нельзя.
— О чем вы говорите, ваше высочество? — удивленно смотрит на нее Тхурингветиль. — Я под охраной воинов государя, отобранных, между прочим, вами. Никто не станет спрашивать о моем желании, когда придет пора возвращаться.
— Я могу помочь вам бежать, — решается Эрэндис. — В Мордор, в Лорган, в Рун, куда вашей душе угодно.
— И зачем бы вам это делать? — склоняет голову набок Тхурингветиль. — Ведь наивно с моей стороны полагать, что вы ничего не попросите взамен?
— Попрошу, — голос Эрэндис звучит решительно и твердо. — Я никогда не скрывала от вас, что не желаю навязанного мне брака. Я хочу, чтобы вы помогли мне встретиться с моим дядей. Если мы обе хотим свободы, мы должны оказаться в Умбаре, Иштар. И вы должны придумать, как мы это сделаем, ибо мое воображение мне отказывает. Когда я встречусь с магистром Шией, я позволю вам уехать, и ни один из моих людей не посмеет вас преследовать.
Молчание длится так долго, что принцесса успевает забеспокоиться.
— Конечно, я помогу вам, — отзывается, наконец, Тхурингветиль. — Из дружеского расположения, не в рамках сделки. Я не стану убегать, ваше высочество. Несколько дней назад я сказала это Лангону, повторю и вам — моя судьба все еще в Нуменорэ. Или я покину остров рука об руку с Майроном, или все Средиземье станет для меня большой клеткой.
24Принцесса осваивается в Вусте быстрее, чем можно себе предположить. Связь с некогда оставленной землей восстанавливается с такой легкостью, словно встает на место недостающий паззл, и казавшаяся прежде несовершенной картина наконец-то обретает законченный смысл. Ничего общего с безуспешными попытками привыкнуть к дворцовым ритуалам Арменелоса и позабыть трагические сцены, развернувшиеся на последней из стоянок клана, когда ни долгое путешествие через море, ни множество новых лиц и впечатлений не способны были стереть случившееся из памяти. Возвращаться к некогда пережитому и видеть, как на месте руин прошлого продолжается жизнь, кажется непосильной задачей, однако то ли дело в том, что Вуста и ее пустынные предместья нисколько не похожи на тающие в тумане забвения пейзажи Рун, то ли местный уклад изначально отличается от нуменорского, но уже по прошествии какого-то месяца Эрэндис успевает познакомиться со всеми соседками, прокатиться на диковинном двугорбом животном, идеально подходящем для путешествий по пустыне, увидеть настоящего мумака, доставленного в подарок падишаху, почувствовать себя абсолютно уверенно, изъясняясь на местном наречии, и приобрести изумительные ткани для платья, почти не переплатив торговцу, при том ни разу не вспомнив об оставленном доме. Приглашения во дворец она получает довольно часто, перед каждым визитом охотно внимая советам своей свиты, но наиболее важное из них попадает в ее руки весьма странным образом.
Симин перехватывает ее незадолго до захода солнца, когда переполненная эмоциями Эрэндис возвращается от Фиддии, супруги главного казначея правителя Безарта, с которой у нее складываются очень теплые отношения, и неуловимым движением вкладывает в ее руки серебряный футляр, предназначенный для доставки писем. Металлический цилиндр неприятно холодит кожу, и отчего-то первым порывом Эрэндис, пусть всего лишь на долю секунды, становится отбросить послание прочь, будто бы она сжимает в руке ядовитую змею, вот-вот готовую укусить.
— Приказано передать это госпоже, когда та будет одна, — шепотом сообщает Симин. — Доставили прямо из дворца.
— Письмо для меня? — принцесса с недоумением рассматривает щедро украшенный орнаментом футляр, не представляя, кому из семьи падишаха пришло бы в голову присылать ей тайные письма. — А ты его как раздобыла?
— Симин встретили, когда она была на базаре по распоряжению господина Лангона, — служанка распознает в ее голосе недоверие и недовольно фыркает: — Госпоже лучше не задерживаться с ответом, ее светлость Асавир не любит ждать.
— Асавир? — Эрэндис удивляется еще больше, услышав незнакомое имя. — Это еще кто такая?
— Пусть госпожа остережется задавать подобные вопросы! — Симин шипит на нее, как рассерженная гусыня. — Где это видано? Ее светлость Асавир — супруга падишаха. Ничто в городе не скроется от ее зоркого взгляда. Говорят, что падишах не принимает ни одного решения, предварительно не испросив ее совета.
— Отчего же я раньше ее не видела? — спрашивает Эрэндис. — Ни на одном приеме, ни на одном званом ужине меня ей не представляли. Я была уверена, что это леди Мауза — жена Безарта, ведь именно она сопровождает его на всех официальных мероприятиях.
— Ее светлость уже много лет не показывается подданным, — каждый новый вопрос принцессы раздражает служанку все сильнее. — Что до леди Маузы, бывшей рабыне никогда не править Харадвейтом, будь она хоть трижды раскрасавица. Наследники, которых она родила и еще родит, принадлежат династии и матерью своей назовут госпожу Асавир. Как можно этого не знать? Неужели родители госпожи ничему ее не научили?
Эрэндис качает головой, разворачивая странное письмо и гадая, с чего бы загадочной правительнице Харадвейта, серому кардиналу при падишахе Безарте, интересоваться ее скромной персоной. Слог леди Асавир сух и лаконичен: она извещает принцессу Нуменора об оказанной ей чести и ожидает гостью не далее как этой ночью. В завершение письма королева настоятельно просит сохранить этот визит втайне ото всех, в особенности — лорда Лангона, и Эрэндис чувствует себя в по-настоящему затруднительном положении.
— Что госпожа прикажет сообщить? — Симин испытующе смотрит на принцессу. — Рабыня ожидает вестей возле особняка, а уж господин Лангон наверняка узнает посланницу ее светлости.
— Побудь пока здесь, — коротко бросает Эрэндис, поднимаясь по лестнице. — Я скоро вернусь и дам ответ. А если лорд Лангон появится раньше обычного, твоя задача — отвлекать его всеми возможными способами.
Она застает Тхурингветиль за очередным гаданием: выстраивая одной ей понятные цепочки из костяных рун, майэ рассеянно улыбается собственным мыслям — так, что Эрэндис становится слегка не по себе от случайно подсмотренной сцены. Запоздало постучавшись, она поднимает на подругу виноватый взгляд — в последнее время та почти не выходит из комнаты, недолюбливая южное солнце, и беспокоить ее сверх необходимости кажется принцессе неприемлемым.
— Вы выглядите так, словно за вами дикий зверь гнался, ваше высочество, — подмечает Тхурингветиль и аккуратно собирает руны в инкрустированную драгоценными камнями шкатулку. — Произошло что-то неприятное?
— Об этом уж вам судить, — вздыхает Эрэндис, протягивая ей свиток. — Доставили только что от королевы Асавир. Если, конечно, это не какая-то ловушка. Эта женщина действительно существует?
— Разумеется, существует, — Тхурингветиль без особого интереса просматривает письмо. — И почерк принадлежит ей, не подделан, можете не беспокоиться и смело отправляться на аудиенцию. Леди Асавир известна на все Средиземье, как женщина праведная и справедливая, так что во время встречи вас, скорее всего, не отравят и не задушат.
— По вашему, мне стоит идти? — спрашивает Эрэндис. — Что за странная идея — встречаться ночью? И как я объясню свое отсутствие Лангону? Ведь королева недвусмысленно дала понять, что я ни с кем не могу обсуждать ее приглашение.
— Когда-то для вас не представляло особенного труда незаметно прокрасться даже в самое охраняемое помещение на свете, — усмехается Тхурингветиль. — Полагаю, подаренная мной накидка все еще при вас и сослужит вам неплохую службу. Пусть рабыня расскажет вам, как найти покои королевы, дальше сориентируетесь сами.
— Разве рабыне не покажется странным, что я отказываюсь от провожатых? — удивляется Эрэндис. — Вряд ли королева сочтет забавным, что каждый гость может без труда проникнуть в ее покои.
— Как вы уже, должно быть, успели понять, Асавир — исключительно проницательная женщина, — невозмутимо отзывается Тхурингветиль. — А когда вы ее увидите и услышите ее историю, еще больше в этом уверитесь. К тому же, она не из тех, кто задает неудобные вопросы, особенно если ответ на них очевиден. В свое время я неплохо знала ее — тогда она еще находилась во дворце на тех же смехотворных правах, что и остальные наложницы. Уже потом и не без подсказки со стороны ей хватило ума заручиться поддержкой Совета жрецов Умбара, хоть и заплатить за это пришлось немалую цену...
— Сдается мне, это вы ее интересуете, а вовсе не я, — догадывается принцесса. — Не означает ли ее приглашение, что именно вам надлежит быть этой ночью во дворце?
— Если бы леди Асавир хотела видеть меня, ни вы, ни Лангон бы об этом даже не узнали, — в ответе майэ проскальзывают нотки самодовольства, и Эрэндис вновь задается вопросом, как много дел той удается проворачивать за ее спиной, создавая иллюзию бездействия. — На вашем месте, я бы не стала пренебрегать такой редкой возможностью. Если однажды вы рассчитываете укрепить в этих землях власть короля Ар-Фаразона или же свою собственную, расположение Асавир не станет лишним. Кроме того, — добавляет она, выдержав паузу, — угадайте, к совету какого жреца королева обращается чаще всего, и какую выгоду это может сулить лично вам?
Эрэндис и сама не понимает позже, почему позволяет Тхурингветиль убедить себя согласиться на это безумное предприятие. Отчего-то необходимость обманывать Лангона впервые в жизни вызывает в ней чувство смутной досады и беспокойства, пусть она и понимает, что у темного майя полным-полно от нее секретов. Верный обещанию, данному королю, он должным образом за ней присматривает, представляя нужным людям и сопровождая во время визитов ко двору, однако все остальное время мысли его витают очень далеко, и Эрэндис не без оснований считает, что рассеянность эта связана с зародившей сомнение в его душе давней оговоркой о Сильмариллах.
После длительного перерыва внеплановое превращение забирает чересчур много сил. Эрэндис приходится приложить недюжинные усилия к тому, чтобы сосредоточиться на трансформации, она даже успевает отчаяться из-за того, что точно не успеет к назначенному своенравной королевой сроку. Вопреки ожиданиям, нужное окно она находит почти моментально, да это и не представляет особенных сложностей — в нем единственном во всей башне горит одинокая свеча. Разумеется, это не покои ее величества — принцесса едва успевает принять свой истинный облик и, как и было уговорено, трижды постучать в дверь, как в крошечную каморку входит один из слуг Асавир — судя по внешности, выходец из южного Харада, высокий, темнокожий, молчаливый.
Малую гостиную, выбранную местом тайной встречи, от остальных комнат башни отделяет узкий извилистый коридор, деревянные стены которого украшены столь замысловатой резьбой, что создается впечатление, будто дело происходит глубоко под землей, в волшебных чертогах работы существ древних и фантастических. Окажись Эрэндис здесь с официальным визитом, впору было бы остановиться и полюбоваться красотой арок и сводов, цветных витражей и роскошных гобеленов, отличавших покои Асавир от других помещений дворца. Если верны описания Дориата и Нарготронда, встречавшиеся принцессе в древних трактатах, нет никаких сомнений, что представляли они собой нечто подобное — и королева явно не обошла своим вниманием эти же самые легенды.
Провожатый оставляет ее перед дверью из черного дерева, выглядящей таким же произведением искусства, как и все в этой части дворца. Эрэндис колеблется, прежде чем испросить дозволения войти, а голос леди Асавир, низкий и звучный, отчего-то и вовсе ввергает ее в состояние паники.
Королева сидит в глубоком кресле, словно на троне, и даже сквозь густую вуаль чувствуется ее взгляд, изучающий и читающий собеседника, словно открытую книгу. Принцесса догадывается, почему эта таинственная особа нашла общий язык с Тхурингветиль — нынешний мрачный стиль майэ неуловимым образом перекликается с образом, избранным леди Асавир.
Когда молчание становится нестерпимым, принцесса решает взять дело в свои руки.
— Пусть звезды осветят благополучие этого дома, — произносит она традиционное приветствие, — и ниспошлют здоровье и процветание леди Асавир и всему ее роду. Для меня большая честь удостоиться этой встречи.
— Верно, — кивает королева. — У нас здесь нечасто бывают гости. Однако, мы сочли возможным сделать исключение для представительницы династии.
— Ее светлость преувеличивает, — осторожно замечает Эрэндис, пока не распознав, как именно следует держать себя с этой королевой. — Строго говоря, я не могу причислять себя к династии, ведь я всего лишь воспитанница короля, а не родная его дочь.
— А с чего вы решили, что мы говорим об Ар-Фаразоне? — удивляется Асавир. — С правителями Нуменорэ, безусловно, следует считаться, однако для нас очевидно, что эта страна никогда не являлась нашим другом и союзником. Мы имеем в виду другую династию, потомков Тени Востока. Или вы полагаете, юная Хинд, что мы не навели справки о девушке, которую наш друг Лангон обязался доставить в Вусту?
— Обязался доставить? — Эрэндис вдруг озаряет вспышка понимания. — Так это по вашему распоряжению лорд Лангон убедил государя выдать меня замуж за вашего сына?
— Наследник Сонам не сын нам, что за невежество, — качает головой королева. — И в невесты ему вы никоим образом не годитесь. Чем только занимается этот бездельник Ангра? Мы ведь вполне определенно дали ему понять, что вас следует обучить надлежащим образом.
— Ангра? Торговец благовониями подчиняется вам? — теперь Эрэндис чувствует себя по-настоящему не уютно. — Значит, вы все это время следили за мной? Не соизволите ли пояснить, зачем?
— В этом дворце мы задаем вопросы, — холодно обрывает ее королева. — Хотя наше уважение к наследнице престола Древнего Королевства велико, мы не потерпим неучтивости. Впрочем, вас извиняет волнение. Мы давно обратили внимание на воспитанницу короля Ар-Фаразона. Пусть вы почти никогда не покидали дворца, слухи о вашей красоте, полученном вами образовании распространились далеко за его пределы. А для кого-то с нашей заинтересованностью и возможностями, не остались в тайне и ваши периодические прогулки в порт Роменны с весьма странными для принцессы целями. Не нужно делать испуганное лицо, Хинд, ваши действия заслуживают лишь уважения. Немногие девы из местных семей столь же трепетно относятся к нашему наследию. Мы справедливо сочли, что подобный цветок не должен увядать вдали от родины и, всецело полагаясь на мудрость падишаха, нашли достойное решение.
— И это все? — спрашивает Эрэндис, когда пауза, наступившая после слов королевы, становится неловкой. — Вы решили забрать меня из Нуменорэ только по доброте душевной, не поинтересовавшись тем, чего желаю я?
— Каждый желает воссоединиться со своими корнями, даже если не отдает себе в этом отчета, — отвечает Асавир. — Мы обратились к верному слуге падишаха, Лангону, с просьбой содействовать нам в исполнении нашей воли. Разумеется, в наши намерения не входило устраивать вашу личную жизнь, но об этом Лангону знать не обязательно. Мы наблюдали за вашей жизнью в Вусте. Даже несколько раз выходили в нижний город, чтобы получше присмотреться к вам. Нас глубоко тронул тот случай, когда вы приобрели драгоценные благовония, чтобы приподнести их в дар нашему учителю и наставнику, магистру Шие, да продлит Владыка его годы до дня последней битвы. Мы сочли возможным выкупить прекрасное ожерелье, с которым вы расстались, дабы позволить себе подобный жест, — она указывает на низкий столик, на котором Эрэндис с изумлением замечает некогда проданное колье. — Не подумайте, принцесса, что таким образом мы хотим украсть ваши заслуги. Вы принесете свое подношение в назначенный час.
— Зачем ваша светлость делает все это? — Эрэндис чувствует, что не в состоянии справиться с путаницей у себя в голове. — Подношения… ожерелье… эти разговоры о лорде Кхамуле… я никогда в жизни не видела его, совсем недавно узнала о нашем дальнем родстве! Если вы рассчитываете, что я обладаю хоть каким-то влиянием на улаири, вы глубоко заблуждаетесь!
— Мы заметили так же, — не обращая внимания на ее вопросы, произносит королева, — что вы стали очень близки с нашим добрым другом, леди Иштар из Кханда. Мы встретились много лет назад, когда моя жизнь при дворе не стоила и ломаного каури. Леди Иштар была ко мне добра и сумела показать, что кровь дома Ульфаста из Умбара значит много больше внешней миловидности. Понимание этого позволило нам выжить в гареме и воспитать в схожем духе наших детей. Вам мы позволим взглянуть на нас, — с этими словами Асавир отводит от лица скрывающую его вуаль.
Эрэндис с трудом сдерживает потрясенный возглас. Королева Асавир и в свои годы могла бы показаться привлекательной женщиной, если бы не несколько глубоких уродливых шрамов, пересекающих ее левую щеку.
— Что с вами произошло? — тихо спрашивает она. — Несчастный случай?
— В некотором роде, — Асавир снова прячет лицо под вуалью. — Другие наложницы не слишком обрадовались нашему появлению во дворце. Мы никогда не были простой рабыней — и стремились стать не меньше, чем госпожой над каждым, кто осмелится бросить на нас неподобающий взгляд. К тому же, наличие сильной соправительницы при падишахе существенно снижало шансы его братьев когда-либо завладеть короной. Мать одного из наследных принцев подкупила девушку в гареме, и та выплеснула ядовитый отвар нам в лицо. Это могло стоит нам жизни, но нас успели спасти.
— Леди Иштар? — догадывается Эрэндис, но Асавир снова ее удивляет.
— Из Иштар лекарь не лучше, чем из нас, а яд был очень редким и действенным. Нет, нам помог сам лорд Майрон. В те годы он еще позволял себе отлучаться из Земли Теней, иногда бывал и в Харадвейте. Ему мы обязаны возможностью говорить сегодня с вами.
— И что же, падишах… несмотря на это… — Эрэндис окончательно смешалась. — Простите мне, я взволнована и сама не понимаю, что говорю.
— Отчего же, — по голосу ясно, что королева улыбается. — Вы выросли на Западе, где все пропитано культурой эльфов. Преклонение перед внешней красотой, стремление судить лишь по видимой оболочке благородства и успешности пропитали ваше сознание, пусть вы и пытались бороться. Когда-то мы были такими же, как вы, Хинд. В Умбаре все чаще появлялись нуменорские суда, эта культура казалась нам страшно привлекательной. Иштар помогла нам обрести почву под ногами. Показала, что внешний облик ничего не значит, что наше происхождение всегда будет затмевать шрамы на нашем лице. И мы сумели то, что не удавалось глупым девочкам из гарема, — стали для падишаха другом и верным соратником.
— А та женщина, что сделала это с вами? — рискует поинтересоваться Эрэндис. — Какова ее судьба? Ведь это преступление, попытка убийства!
Королева смеется.
— Мы не стали отвечать ей той же монетой, всего лишь удалили ее от двора, равно как и ее сына. Насколько нам известно, сегодня он преуспевает в Мордоре и мало интересуется делами Вусты. Вынуждены, впрочем, признаться, что и нас не так уж сильно беспокоит участь этого города. Вуста всегда была лишь временным убежищем, ступенькой на пути к восстановлению Древнего Королевства. Вот почему мы пожелали видеть вас. Вы обладаете всеми качествами для того, чтобы повести за собой людей, Хинд. Если, разумеется, будете прислушиваться к советам, которые получаете.
— Вашим советам? — Эрэндис склоняет голову набок. — Или советам леди Иштар? Или лорда Лангона? Или государя? Или падишаха? Боюсь, что в каждом случае речь идет о совершенно разных и подчас несовместимых советах.
— Советам Владыки, в первую очередь, — отвечает королева. — Воля его записана в каждом объекте творения, в каждом действии или бездействии, стоит лишь пожелать ее увидеть. Мы взяли на себя смелость написать письмо вашему дяде, магистру Шие, что по счастливому совпадению является нашим духовником, и пригласили его прибыть ко двору. Надеюсь, вы простите нам эту инициативу, ведь не далее как несколько недель назад вы просили нашу подругу, Иштар, устроить эту встречу. Боюсь, для вас нет никакой возможности выехать в Умбар, избежав внимания Лангона, а мне бы не хотелось вставать между ним и падишахом. Тем более, что супруг мой, не желая конфронтации с Нуменорэ, склонен дать положительный ответ на ваше обручение с наследником Сонамом.
— Магистр Шия будет здесь? — Эрэндис широко раскрывает глаза. — Когда это случится?
— Путь из Умбара неблизок, но мы ожидаем его к началу будущего месяца, — отвечает королева. — До тех пор постарайтесь вести себя скромно и не вызвать подозрений Лангона. Мы хорошо осознаем ваши затруднения. Сонам, сын рабыни, не пара наследнице Тени Востока. Мы были бы рады подобрать для вас достойного жениха из своего рода, но Владыка послал нам лишь дочерей. Еще одна трудность, которую нам предстояло преодолеть, ища свое место под солнцем. Впрочем, по словам леди Иштар, и за это мы должны беспрестанно благодарить судьбу. Она близка с нашими дочерьми, до войны навещала их очень часто.
— Я все же не понимаю, — останавливает ее Эрэндис. — Что вы выигрываете, если я встречусь со своим дядей? Как это спасет меня от нежеланного замужества? Какое значение имеет моя кровь?
— Не старайтесь показаться перед нами глупее, чем вы есть на самом деле, — жестко произносит Асавир. — Для вас теперь остается только один возможный путь — путь служения, и ваш дядя — единственный, кто согласится вас хотя бы выслушать. Ни один жрец не решится противостоять сразу двум могущественным правителям, и только магистр Шия известен своей бескомпромиссностью, ибо признает над собой лишь одного Властелина. Вы попросите его принять вас в ученицы, и мы также будем просить за вас. В обмен на это вы не отдадите Кханд наследнику Сонаму и поможете одной из наших дочерей заключить брак с тем, кто взойдет на престол в землях Древнего Королевства. Нам известно о том, что у вас есть брат, Хинд. Нам известно, что его зовут Фад, сын Зейда, и что ему удалось бежать из темниц Виньялондэ. Наши шпионы донесли, что он отправился на север, в предместья Карн Дума, но он не сможет вечно скрываться в этом пристанище и однажды непременно себя обнаружит. Королевскую кровь скрыть нельзя.
— А что будет, если я откажусь следовать пути, который вы избрали для меня? — спрашивает Эрэндис. — Если расскажу о ваших намерениях королю Ар-Фаразону?
— О своем брате тоже расскажете? — усмехается Асавир. — Или о том, как тайно встречались с улаири? Или как обещали леди Иштар помощь в побеге, думая, что вас никто не подслушивает? Или как таинственным образом проникли в закрытые покои королевы Вусты, никому не доложившись? Вы уже успели понять законы гарема, Хинд. В Вусте никто не в безопасности, если только он не зорок, как сокол, и не хитер, как лисица. Всякое может произойти — вспомните мое лицо. А лорд Майрон слишком далеко, чтобы и вам прийти на помощь.
Эрэндис возвращается в особняк совершенно разбитой. Сказочно красивый город вдруг показывает ей самую неприятную свою сторону. Отныне в каждой радушной улыбке ей будет мерещиться рассчетливая вежливость шпионов жены падишаха, и даже перспектива такой желанной ранее встречи с дядей больше не кажется ей долгожданным свободным выбором — все оказывается хорошо срежиссированным спектаклем Асавир. Если, разумеется, королева и сама не является пешкой в чьей-то игре. Вот только кого считать игроком? Лангона, мотивы которого до сих пор остаются для принцессы загадочными и туманными? Тхурингветиль, которая и в этом коварном плане остается где-то в стороне, сосредоточенная лишь на освобождении Саурона, что в контексте произошедших событий выглядит крайне маловероятным исходом? А может быть, за всем этим скрывается и вовсе неизвестная Эрэндис личность — не подозревала же она до этого момента о существовании королевы Асавир и степени ее влияния на падишаха и на события мирового масштаба?
Тхурингветиль предупреждала ее о том, что Харадвейт заинтересован в том, чтобы распространить влияние на Кханд, — знала она, пусть с чужих слов, и о намерениях магистра Шии и умбарских жрецов, и о возможных планах лорда Хаука, отныне представлявшего интересы Мордора. Ее все еще связывало слово, данное государю, — Ар-Фаразон тоже желал видеть ее среди жрецов, имеющей доступ к их тайнам, а в будущем, возможно, и наместницей на Востоке. Новые обязательства, перед Асавир, сковывали ее по рукам и ногам, но противостоять королеве открыто было бы глупо. Да и государю рассказать обо всем следовало в личной беседе, но никак не в переписке. Эрэндис не сомневается, что первое же написанное ею послание уже через пять минут после отправки окажется либо на столе Асавир, либо у лорда Лангона, — и неизвестно, какой из вариантов повлечет за собой худшие последствия.
И когда Эрэндис уже окончательно уверяется в том, что хуже эта ночь закончиться попросту не может, в собственных покоях ее ожидает весьма неприятный сюрприз. В тот момент она благодарит Владыку, надоумившего ее обратиться в человека по пути в свою комнату, а не за закрытыми дверями спальни. Ибо оказавшись там, она понимает, что ее отсутствие было обнаружено.
Лангон неподвижно созерцает танец пламени в печи, а потому не сразу замечает ее присутствие. В полумраке комнаты он напоминает Эрэндис Саурона — и она усмехается мысли о том, вспоминает ли о ней майя в своем заключении, или уже давным-давно забыл о принцессе, а заодно и о своей посланнице, ставшей фактически пленницей этого богатого и лишенного всякой жизни дома.
— Ваше высочество, — под ее пристальным взглядом Лангон будто бы пробуждается ото сна. — Прошу меня простить за поздний визит. В последнее время у нас не находилось времени побеседовать.
— Я прекрасно понимаю, как занят может быть советник падишаха, — отвечает Эрэндис, ничуть не подавая вида, будто сделала что-то недопустимое. — В Арменелосе я иногда месяцами не видела лорда Аланора, моего доброго друга, хотя даже государь как минимум раз в неделю находил возможность принять меня и поинтересоваться моими успехами.
— А если учесть тот факт, что в сравнении с вашим королем правитель Безарт прискорбно мало времени посвящает государственным делам, — весело отзывается Лангон, — на плечи его приближенных ложится практически непосильная ноша. И все же я не жалуюсь, любой житель этого королевства многое отдал бы за то, чтобы оказаться на моем месте.
— После Утумно Харадвейт — сущие пустяки, верно? — не удерживается от шпильки Эрэндис. — Вы, должно быть, и не замечаете своих ежедневных забот.
— Я бы поспорил с этим утверждением, — неожиданно возражает Лангон. — В Утумно все было до крайности конкретно и ясно. Мы знали, что нас объединяет, каждый из нас мыслил на одной волне с Повелителем. Не возникало ни малейшим сомнений на предмет того, что представляет из себя наш враг и на что он способен ради победы. Харадвейт же напоминает мне одно из тайных королевств эльдар, тихо загнивавших в своем болотце. Хотя бы в одном ваши хроники не лгут, нолдор не так уж далеко ушли от людей в своей борьбе за власть, богатства, земли или лучших женщин. В Утумно, во всяком случае, мне не приходилось иметь дело с обезумевшими от безделья наложницами, претендующими на внимание Повелителя, бесчисленными наследниками или орками, готовящими восстание против его власти... Все было намного проще, ваше высочество… Так что вы думаете о вашем будущем нареченном?
— Простите? — Эрэндис не ожидает такой резкой смены темы. — Разве я уже дала согласие на брак?
— Будем говорить искренне, принцесса Эрэндис, — Лангона нисколько не смущает недовольство в ее голосе. — Вы провели в Вусте немало времени, но, насколько верны мои наблюдения, вовсе не стремились посвятить эти дни тому, чтобы лучше узнать сына Безарта, которого мы, с согласия вашего опекуна, прочили вам в супруги. Куда больше внимания вы уделяете ночным прогулкам, что, позволю себе заметить, наводит на странные мысли.
— У каждого из нас свои скрытые цели, лорд Лангон, — пожимает плечами Эрэндис. — Вы так торопитесь от меня избавиться, чтобы пуститься на поиски Сильмариллов, на охоту за улаири или есть другие причины?
— Леди Иштар, ваша любезная подруга, все еще надеется увлечь меня этими сомнительными историями? — насмешливо интересуется Лангон. — Я умею учиться на чужих ошибках, принцесса, будь примером Алатар или сам Гортхаур. Я не стану танцевать под ее дудочку, я абсолютно убежден, что в лорганском храме не хранится ничего, достойного внимания.
— Я тоже так считаю, — серьезно кивает Эрэндис. — Лорган — островок благоразумия среди далеких от цивилизации племен. Для большей части населения Кханда институт жречества — нечто новое, а свою религиозную традицию они всегда связывали скорее с Умбаром, чем с Лорганом, отправлялись в своих духовных поисках на запад, а не на восток. Я не так хорошо знакома с историей храма, но не удивлюсь, если его уже не раз пытались ограбить. Если там и было что ценное, жрецы давно его перепрятали или утратили. Однако это не означает, что в Средиземье не осталось других тайников. Или что Владыка не мог оставить указаний…
— Не стану отрицать, меня мучает любопытство, — подтверждает Лангон. — Будь моя воля, я давно бы проверил все места, так или иначе отмеченные Повелителем до того, как Он нас покинул. Но не Тхури диктовать мне, когда и как отправляться в путь. И уж тем более не вам, принцесса.
Эрэндис может физически почувствовать, как побледнела, — недопустимый тон Лангона, опасный огонек, загорающийся в его глазах, едва речь заходит о Сильмариллах, ставшая вдруг весьма ощутимой навязанных перемен в жизни пробуждают в ней неведомые прежде отвагу и вдохновение.
— Конечно, Иштар только и рассчитывает, что на ваше недоверие, — с наигранным смирением соглашается она. — Ведь самый лучший способ спрятать что-либо — расположить его у всех на виду. Там, где никто и не догадается искать. Встретилась же она с первым из улаири прямо в Виньялондэ, а вы — ни сном, ни духом…
Вот теперь, кажется, ей удается по-настоящему задеть майя — Лангон яростно вскидывается, словно ему было нанесено личное оскорбление.
— Что вы сказали? — гневно смотрит он на принцессу. — Как вам стало известно об этой встрече, позвольте узнать?
— В гавани я встретила мастера Нарронда, — памятуя о том, что лучшая ложь, со слов той же Тхурингветиль, основана на правде, сообщает Эрэндис. — Помните, когда-то вы рассказывали мне о том, что Нарронд втайне хранит верность лорду Ангмару и его идеям об империи? Нарронда сопровождал странный человек в одеждах моряка. Помню, что в его присутствии я вдруг почувствовала необыкновенный страх, словно попав под действие каких-то парализующих чар. Когда я рассказала об этой встрече леди Иштар, вот тогда-то я и узнала о том, что перед своим уходом Владыка доверил ей какую-то тайну… и ради того, чтобы сохранить эту тайну, ей приходится иметь дело с Ангмаром, которого она на дух не переносит…
— Разумеется, не переносит, — ядовито подмечает Лангон. — Тхури в своей самоуверенности порой забывает о том, что многие смертные обладают довольно сильной волей, в особенности, те, которых собрал вокруг себя Гортхаур. Ангмар чуть было не сорвал ее цепочку возрождений, вынудив несколько лишних десятилетий находиться в стареющей, теряющей привлекательность оболочке — могла ли она простить ему такое?
— Как это? — не понимает Эрэндис. — Она сказала мне, что этому человеку нельзя доверять, что он неблагонадежен и обманывал всех, начиная от короля Тар-Суриона и заканчивая самим Тар-Майроном, что он убил собственную правнучку, считая, что на той лежит проклятие…
— Вот как? — саркастично смеется Лангон. — На будущее, имейте в виду, общаясь с Тхури: правдой она делится очень избирательно. Вероятно, она позабыла упомянуть, что сама и была тем проклятием. У нее имелись свои планы на девчонку Ангмара, Ангмар не согласился стать игрушкой в ее руках, а Гортхаур в очередной раз сделал вид, что он здесь не причем, он в тот момент был занят очередной крайне необходимой войной.
— Какие еще планы? — Эрэндис чувствует, что голос перестает ей повиноваться. — Что Иштар за польза от ребенка?
— Ребенка, в жилах которого текла кровь одного из улаири? — Лангон кривится в язвительной ухмылке. — Вы ведь неглупая девушка, принцесса, так неужели никогда не задавались вопросом, за счет чего возможны эти ее бесконечные перевоплощения? Та Тхури, с которой мы когда-то сражались бок-о-бок, умерла уже очень давно, во время Битвы Гнева… а возможно, еще раньше, на Тол ин Гаурхот, когда внезапно осознала, что ее драгоценному Гортхауру реально причинить довольно-таки фатальный ущерб. То, что вы видите перед собой, — всего лишь тень, вернувшаяся из-за Грани, фанатичная и озлобленная против всего мира. Тхури необходимы маги, находящиеся под властью Единого кольца, все ее предыдущие воплощения были так или иначе связаны с одним из улаири. Она бы дорого заплатила, лишь бы добраться до одного из эльфийских колец, но те защищены слишком надежно, а гномы никогда не были достаточно хороши для ее целей.
— А почему вы мне это рассказываете? — сердито сводит брови Эрэндис. — Кто вы такой, чтобы я вам верила? Может быть, вы всего лишь злитесь, что леди Иштар так предана Саурону, а не вам? Или сами хотите меня отвлечь, чтобы я не заметила тех интриг, что вы через своего нынешнего правителя плетете против нуменорского трона?
— Надеюсь, вы сознаете, что всякие слова имеют свои последствия, принцесса? — внимательно смотрит на нее Лангон. — Ваши обвинения очень серьезны, в то время, как вы не желаете замечать очевидного. Единственная цель Тхурингветиль состоит в том, чтобы сохранить власть над востоком для Гортхаура, когда тому, наконец, надоест играть с нуменорским королем в кошки-мышки и вздумается вернуться в Мордор. Использовать в этих целях она готова Ар-Фаразона, вас, меня, падишаха, любого из девятки. Ангмара в Вусте нет, мне точно известно, что его видели на севере, так с кем из улаири вы сейчас встречались? Атия? Альв? Кто еще мог прибыть сюда в кратчайшие сроки? Ульфаст?
Эрэндис возмущена обвинениями Лангона, но в то же время испытывает облегчение: если майя действительно поверит в то, что она встречалась с кем-то из девяти, он не станет раскручивать этот змеиный клубок дальше и не узнает о предложении Асавир. Было бы слишком обидно в последний момент потерять надежду на воссоединение с дядей из-за глупой ошибки.
— Я не желаю слушать этот вздор, — высокомерно отзывается она в лучших традициях нуменорских кузин. — Вы верно заметили, всякие слова имеют последствия. И я хотела бы посмотреть, как вы ответите за такое оскорбление перед королем Ар-Фаразоном. В его отсутствие я представляю здесь династию. Оскорбляя меня, вы оскорбляете каждого из них, — уроки Асавир не прошли даром, Эрэндис действительно имеет в виду то, что говорит.
Лангон нехорошо ухмыляется.
— Возможно, в последний момент вы еще успеете осознать, что сделала с вами Тхурингветиль, — бросает он, прежде чем покинуть ее покои. — И что я был единственным, кто еще мог помочь вам избежать такого исхода. Но будет уже слишком поздно для сожалений, принцесса.
Эрэндис с силой захлопывает дверь за его спиной. В коридоре слышится голос проснувшейся Замин, но ей не хочется отвечать. Сознание лихорадочно осмысливает слова Лангона — случись этот разговор еще утром, и она, возможно, умирала бы от страха за собственную жизнь, но в свете разговора с королевой Асавир его признания приобретают совершенно иной характер.
Асавир сама призналась в том, что Тхурингветиль весьма внимательно следит за судьбой ее дочерей. Прямых потомков Ульфаста из Умбара, одного из улаири.
Не для того ли им так важно, чтобы одна из этих девушек стала женой Фада и получила прямые права на престол королевства Кхамула? Магистр Шия, не слишком жалующий своего предка-кольценосца, только приветствовал бы подобный исход, а Саурон, как и желает Тхурингветиль, смог бы через нее сохранять контроль над Востоком. Даже мудрейшие не заподозрили бы, кто скрывается за очаровательным обликом дочери падишаха Безарта.
Эрэндис встряхивает копной волос, пытаясь сосреточиться. Она обязана придумать какой-то выход из сложившейся ситуации. Только сейчас она понимает, что совершенно не хочет отдавать не только дочери Асавир, но и самому Фаду то, что по праву принадлежит ей. Ведь это она обеспечила выживание их рода в той войне. Это она поднялась до королевской династии Нуменорэ. Это от ее решения зависит, в каком направлении потечет река истории. Леди Асавир может быть очень могущественна, но она все же не королева Зейра. Даже ее можно переиграть.
От переизбытка информации голова идет кругом, и Эрэндис по старой привычке садится в кресло на балконе. Пусть над головой ее этой ночью светят совершенные другие, незнакомые звезды, сегодня она снова не сможет уснуть до самого рассвета.
Эрэндис неожиданно ловит себя на мысли о том, как приятно вновь называться старым именем.
25Эрэндис уже достаточно давно знакома с темными майар, чтобы не ожидать представления на публику. Если Лангон и оскорблен вынужденной ложью принцессы о Тхурингветиль или интригами за его спиной, вида он не подаст, даже если от этого будет зависеть его жизнь. Сама же майэ разве что задерживает на Эрэндис чуть более внимательный, чем обычно, взгляд, преисполненный молчаливого понимания. Что до собственных обид, на фоне событий прошлых дней они внезапно кажутся мелкими и незначительными — куда более весомо отныне непреходящее ощущение опасности. Эрэндис даже не может упрекнуть себя в наивности, с самого начала она подспудно понимала, что помощь Саурона не может быть бескорыстной, и сейчас сердце ее разрывалось: то ли бороться за собственное наследие здесь, на родной земле, то ли под любым благовидным предлогом вернуться в Нуменорэ, где государь, сам того не осознавая, нуждается в ее поддержке. Королева Асавир больше не пытается установить с ней связь, и Эрэндис не может сказать, что пугает ее в большей степени: дружба ее светлости, немилость или подчеркнутое безразличие.
— Что с вами происходит в последнее время? — негласные законы Вусты диктуют условия игры даже в их небольшой компании, и принцессе нечасто удается, как прежде, по душам поговорить с Алласом, но сегодня особняк непривычно безлюден и пуст, и потому страж позволяет себе это исключение из правил: — Сидите здесь целыми днями одна, совсем из дома выходить перестали…
— О чем ты? — Эрэндис по привычке изображает усталое удивление. — Сам же сопровождал меня вчера к падишаху. И третьего дня, и еще на прошлой неделе…
— Поездки во дворец не считаются, — нетерпеливо отмел ее аргументы Аллас. — Вы туда ходите, как будто наказание отбывать. Вы, даже слушая проповеди леди Морвен, выглядели более радостной, чем когда встречаете наследника.
— Наследник скучен и глуп, как рыба, — Эрэндис не удается скрыть презрение. — Не знает элементарных вещей за пределами своего крошечного жалкого мирка. Представить себе не могу, как он сможет однажды стать падишахом. Харадвейт — огромная и такая сложная страна! У Безарта хотя бы… советники, — она едва не упоминает жену, вовремя прикусив язык. Незачем демонстрировать даже перед Алласом излишнюю осведомленность.
— Раньше вы бывали в нижнем городе или хотя бы навещали леди Иштар в ее покоях, — не сдается тот. — А сейчас как будто ко всему интерес потеряли. Сидите только возле фонтана и шепчетесь с водой, как местные сумасшедшие старухи. Я начинаю беспокоиться за ваше здоровье.
— Совершенно напрасно, — искренне возражает принцесса. — Я регулярно получаю вести из города. Симин приносит мне все сплетни, как сорока на хвосте. Иногда приходят послания от государя. Что до интереса… Вуста — совсем не тот город, в плену очарования которого можно пребывать вечно. Ты знаешь, мы не для того оставили Арменелос, чтобы провести остаток дней в гареме. Моей целью с самого начала был Умбар. И государь обещал встретить нас там в день середины лета, но отчего-то больше не заговаривает о поездке.
— Падишаху ваши планы совсем не понравятся, — замечает Аллас, а принцесса, тем временем, задается риторическим вопросом, насколько она может доверять старому другу, и не успела ли Асавир запустить свои цепкие коготки и в его сердце. — Он мне не показался таким уж религиозным человеком… и жрецов он не любит.
— Причем абсолютно взаимно, — хмыкает Эрэндис. — В этом он напоминает мне нашего государя. Один борется с поклонением валар, другой — с верованиями Востока в любом их проявлении. Вот только жрецы всегда оказываются сильнее. Одному человеку не по силам повернуть вспять течение истории.
— Вы хотите сказать, что и усилия государя окажутся бесплодными? — с опаской косится на нее Аллас, словно надеясь услышать немедленное опровержение этой кощунственной мысли. — Не похоже, уже не одно поколение выросло с осознанием того, что культ валар и даже самого Эру — не более чем пережиток старины, навязанный атани эльфами.
— Древние верования живут по своим законам, — задумчиво качает головой Эрэндис. — Если государь хочет заставить народ позабыть о Валиноре, не стоило привозить в самое сердце страны живое доказательство его существования. Успехи, достигнутые за века правления династии, обратятся в ничто, довольно будет Саурону сотворить хотя бы одно очевидное чудо.
— Вы не боялись уезжать, ваше высочество? — спрашивает вдруг Аллас. — Несколько лет вдали от Арменелоса… всякое может случиться в ваше отсутствие. Не знаю, замечали ли вы, но при вас король всегда становился рассудительнее и осторожнее.
— На государе лежит великая ответственность, и он сознает тяжесть своей ноши, — отвечает Эрэндис. — При мне или без меня он денно и нощно печется о благе Нуменорэ. Не тревожься понапрасну, Аллас, он не позволит себя запутать ни Саурону, ни кому бы то ни было другому.
— Только что вы сказали, что силы одного человека ограничены, даже если этот человек наделен величием и властью, — возражает страж, виновато отводя взгляд, словно стыдясь своих сомнений. — Я много наблюдал за падишахом Безартом. Думал: вернусь на остров, увижусь с сестрой, и расскажу ей, сколько всего повидал в чужих краях. Готов поспорить, она и десятой части моих историй не поверит… Так вот, падишах немногим уступает в мудрости нашему королю, только придворные его каждый свои интересы блюдет. А люди — они везде одинаковые, так моя сестренка всегда говорит. Всякий ищет, где лучше.
— И все же, государь может спать спокойно, пока подле него есть такие преданные люди, как ты или лорд Аланор, — наигранно улыбается принцесса. — Или ее величество, мудрая и дальновидная женщина. А это уже немало. Повторюсь: оставь свои страхи за Нуменорэ позади, Аллас. Я уверена, что в наше отсутствие не случится ничего страшного.
То ли беспокойство Алласа оказывается чрезмерно заразительным, то ли верна небрежно оброненная Лангоном шутка о том, что у всякой женщины, хотя бы год прожившей в Харадвейте, пробуждаются способности к колдовству, но Эрэндис, пусть она провела под этим небом всего лишь полгода, охватывают необъяснимые недобрые предчувствия. Страх прорывается наружу в беспокойных снах, мало похожих на прежние отчетливые видения, посещавшие ее после особенно впечатляющих и значимых разговоров и событий, — нет, на сей раз речь идет о калейдоскопе лиц и деталей, запомнить которые выше сил принцессы, но осадок они с успехом оставляют пренеприятнейший.
Может быть, поэтому, когда падишах приглашает Эрэндис на ужин в сопровождении ее свиты, — как лорда Лангона, так и ведущей затворнический образ жизни леди Иштар, — она может только устало прикрыть глаза и вверить себя судьбе, в последнее время щедрой на шутки самого дурного вкуса.
Хотя прежде Эрэндис никогда не замечала, чтобы Тхурингветиль заказывала себе новые наряды, вечером та спускается в незнакомом темно-фиолетовом платье — тем более примечательном, что оттенок этот как в Вусте, так и в Нуменорэ считается редким, а от того особенно дорогим. Рыжие волосы скрывает сложная конструкция из ткани, принятая при дворе падишаха, — нечто подобное носит и королева Асавир, — и все вместе эти элементы гардероба придают майэ вид мистический, если не сказать — зловещий.
У Лангона, впрочем, праздничный образ майэ особенного восторга не вызывает.
— Вы не можете покидать дом без моего позволения, — раздраженно бросает он, скользнув по Тхурингветиль неприятненным взглядом. — Вы, кажется, забываете, что все еще находитесь под наблюдением, и если королю донесут о вашем самоуправстве, это обернется проблемами для каждого из нас.
— Не думала, что вы так боитесь короля, — Тхурингветиль, очевидно, его злость только веселит. — Можете спать спокойно, Лангон, я не выходила в город. Платье мне доставили от Лурца, вы должны его помнить. Вы знали, что он перебрался в Вафру?
— Симин окончательно ума лишилась? — цедит Лангон сквозь зубы. — Я не разрешал пускать в дом орков.
— Но и не запрещали, — подмечает Тхурингветиль и поясняет, заметив, что принцесса прислушивается к их разговору. — Лурц теперь свободный торговец, потомки и подмастерья его — уважаемые горожане, в Мордоре не бывали уже несколько десятков лет, а младшее поколение — так вообще никогда. И он единственный, кто, не глядя, может изготовить для меня наряд, достойный дворца падишаха.
— Интересно, что еще он привез вам, кроме платья? — ядовито усмехается Лангон. — Возможно, следует обыскать вашу комнату, леди Иштар?
— Оставьте это, что за глупости, — не выдерживает Эрэндис и оборачивается к Тхурингветиль. — Вы это серьезно? Орк умеет шить платья?
— И, как видите, очень красивые, — подтверждает майэ. — А в вашем представлении орки способны служить только пушечным мясом?
— Нет, конечно, нет, — отчего-то смущается принцесса. — Правда, мне нечасто приходилось видеть орков. Исилиэль вообще лет до тринадцати считала, что они — что-то наподобие сказочных чудовищ, которыми пугают детей. Но я не думала, что у них присутствует какое-то понимание красоты. Знаю, что они при желании умеют строить и изготавливать оружие, но женские платья…
— Чему только не научишься ради прекрасных глаз леди Иштар, не правда ли? — фыркает Лангон. — Наша карета готова, не заставляйте падишаха ждать. Можете с ним поговорить об орках, он ими чрезвычайно интересуется.
— Из соображений безопасности? — спрашивает принцесса и снова не угадывает.
— Из соображений дешевой рабочей силы, — поправляет ее Лангон. — На Ар-Фаразона работают сотни вастаков, в поисках хорошей жизни устремившихся на запад. Падишаху тоже нужны свои вастаки. И орки отлично подходят на эту роль. Пресловутый Лурц, скорее, исключение. Он чересчур умен для орка, если пережил даже битву Гнева. Не каждому из майар повезло так же.
Тхурингветиль только качает головой, скрывая улыбку за раскрытым веером.
— Лурц обещал отдать нам в услужение своего сына, — произносит она, чтобы позлить Лангона. — Он лично занимается его обучением. Могу себе представить, во что превратился Мордор за годы войны. Там понадобится кто-то, способный на нечто большее, нежели пустое сотрясание воздуха.
Дальнейшая перепалка майар, тянущаяся всю дорогу до дворца, мало интересует Эрэндис. Она отлично понимает, на что пытался намекнуть Лангон: вне всяких сомнений, Тхурингветиль не ради платья призвала старого слугу, бывшего рядом с ней еще до изгнания Владыки. Лурц что-то передал ей, письмо или информацию, и нет никакой возможности выяснить это, если только сама Тхурингветиль не разговорится. Да даже если и так, можно ли верить услышанному? Эрэндис не знает, где находится Вафра, но ей чрезвычайно любопытно взглянуть на этого загадочного орка. Если бы только Лангон не следил за каждым ее шагом…
Вопреки ожиданиям Эрэндис, во дворце Безарта не царит привычного оживления: они оказываются единственными гостями на этой трапезе. Нет даже Маузы, присутствие которой всякий раз ее успокаивает: непреходящее беззаботное веселье наложницы, пусть даже оно не более чем тщательно продуманный спектакль, позволяет ей относиться к происходящему, как к игре, вынужденной необходимости, какой были, например, запомнившиеся из детства визиты в дома различных вельмож, пользовавшихся в тот момент расположением короля. Главное — дождаться, когда подадут десерт, а потом очень скоро можно будет возвращаться домой.
Отчего-то, стоит ей только увидеть падишаха, принцесса понимает: с возвращением домой этот кошмар не закончится.
Леди Иштар Безарт встречает практически радостно, словно старую знакомую. Эрэндис внезапно осознает, что та действительно могла видеть его еще ребенком, и особенно отчетливо представляет разделяющую их с подругой пропасть. Как она вообще могла подумать, что существо, помнящее сотворение мира, способно воспринимать ее, как нечто значительное? Даже с падишахом, несмотря на безукоризненную вежливость, Тхурингветиль держится покровительственно, а когда Эрэндис вспоминает, как именно майэ намеревается использовать его дочь, ей окончательно становится не по себе.
— Вы все молодеете, моя госпожа, — расточает комплименты Безарт. — Я всегда говорил, что время над вами не властно. Может быть, поэтому вы не замечаете его течения. Я ждал вас в гости с лордом Майроном, и с того приглашения минуло уже без малого двадцать пять лет.
— И в самом деле, — Тхурингветиль с сожалением разводит руками. — Мне нечем перед вами оправдаться, ваша светлость. Нас разделяла всего лишь армия, разве же это причина откладывать встречу старых приятелей?
— Поначалу я был даже обижен на вас, — продолжает падишах. — А потом вспомнил вашу любимую присказку: майар никогда не опаздывают, они всегда появляются в нужный момент. В прошлый раз вы пришли, чтобы спасти мою жизнь. Точнее, жизнь той, кого я любил, что для меня равнозначно. И в этот раз вы снова принесли свет в мой дом — на сей раз для моего сына.
Тхурингветиль едва заметно хмурится, а у Эрэндис все холодеет внутри. Только Лангон выглядит невозмутимым, — похоже, он отлично знает о цели этого ужина.
— Я был готов дать разрешение на помолвку в тот самый день, когда увидел принцессу Эрэндис, — признается падишах. — Принцесса прекрасна, хорошо воспитана, знает наши традиции. К тому же, разве возможно сомневаться в той, кто провел хотя бы непродолжительное время в вашем обществе, моя госпожа? Вы изменяете каждого, кто встречается на вашем пути. Не хватало только согласия опекунов невесты. Вот почему едва я получил послание из Нуменорэ, скрепленное королевской печатью, я решил, не откладывая, заняться подготовкой к помолвке наследника с его высочеством.
Эрэндис смотрит прямо перед собой, с трудом сдерживая подступающие слезы. Из всего услышанного в голове рефреном повторяется только одна фраза: королевская печать. Государь, вопреки всем их договоренностям, дал согласие на брак, Тхурингветиль снова оказалась права, говоря, что Эрэндис ничего не знает о своем опекуне и не может полагаться на его слово. И от понимания этого становится только больнее — она почти не слышит обращенных к ней слов падишаха, не придает значения оправданиям майэ, белым шумом звучавшим в ее ушах, не чувствует вкуса подаваемых к столу изысканных блюд. Согласно законам Харадвейта, принятые на себя обязательства исключают ученичество и, тем более, жречество, без соответствующей сложной процедуры, провести которую никто и никогда не позволит. Даже если ей удастся каким-то чудом переубедить Ар-Фаразона, выбранный прежде путь навсегда будет для нее закрыт.
Тхурингветиль незаметно толкает ее под столом, вкладывая в руки золоченый бокал.
— Улыбайтесь и ведите себя достойно представительницы династии, — еле слышно шипит она. — Я ничего не знала, я клянусь вам. Мы обо всем поговорим, когда вернемся. И не смейте больше игнорировать вопросы Безарта!
Взять себя в руки получается не сразу, но Эрэндис все же делает глоток вина и предпринимает попытку поучаствовать в разговоре — как выясняется, выбрав для этого весьма удачный момент.
— Моя фаворитка, Мауза, будет счастлива оказать ее высочеству необходимое содействие, — провозглашает Безарт. — Предоставить своего портного, своего ювелира…
— У меня есть очень удачная идея, — принцесса будто со стороны слышит свой голос. — Ваша светлость изволили высоко отозваться о наряде леди Иштар. Меня тоже потрясла его красота, и хотя я очень высоко ценю помощь леди Маузы, я бы хотела, чтобы платье на мою помолвку изготовил тот же мастер. Он ведь живет в соседнем городе, всего несколько часов пути. К тому же, я, кроме Вусты, в Харадвейте еще ничего толком и не успела увидеть.
Тхурингветиль отзывается быстрее, чем ее успевает остановить Лангон:
— Я с большой радостью устрою встречу с Лурцем для принцессы. Ваша светлость, речь о том самом орке, о котором вы так наслышаны, помните? Я убеждена, его просто не может не заинтересовать ваше щедрое предложение. Королевская свадьба — это все же совсем другой уровень, нежели без пяти минут осужденная преступница.
— Неужели вы такого плохого мнения обо мне, что сочли, будто я ни во что не ставлю старую дружбу? — оскорбляется Безарт. — Да не воспримет принцесса мои слова, как умаление ее достоинства, но одним из условий Харадвейта в рамках брачного соглашения стало ваше немедленное освобождение из-под стражи, моя дорогая леди Иштар. И снятие всех обвинение, само собой. Право, не представляю, что это взбрело в голову Ар-Фаразону.
— Его светлость меня в очередной раз несказанно удивляет, — осторожно произносит Тхурингветиль, словно пытаясь распознать, что за подвох скрывается за, на первый взгляд, хорошей новостью. — Никогда бы не подумала, что вы выдвинете подобное условие.
— Разумеется, оно вступает в силу только в случае заключения брака, — ехидно уточняет падишах, с подозрением посматривая на Эрэндис. — Мне дали понять, что принцесса порой до крайности независима в принятии решений, да и ситуация вокруг Кханда все сгущается. Я хочу быть уверен в том, что у нас в восточных землях союзник, которому можно доверять.
На какое-то мгновение Тхурингветиль напоминает Эрэндис внеземное создание из эльфийских легенд — словно в этот самый момент она обратится крылатым вампиром, готовым вонзить когти Безарту прямо в лицо. Однако наваждение так же молниеносно развеивается, — и вот перед ними снова немного усталая женщина с дежурной улыбкой привыкшей вращаться при дворе светской дамы.
— Выбор союзников — дело, безусловно, важное, — мягко подтверждает она. — Никогда еще верность не значила так много. Вы тоже так считаете, лорд Лангон?
— За последние несколько месяцев вы столько раз сменили сторону, что я бы воздержался от бесед о верности с вами, — насмешливо изгибает он бровь. — Сомневаюсь, что вы вообще в курсе, что означает это слово.
— Вы очень ошибаетесь, — Тхурингветиль не отводит от него пристального взгляда, от которого чувствует себя неуютно не только Эрэндис, но, кажется, даже падишах. — Союзники менялись, но идеи? Нет, не думаю. Разве смысл понятия верности не в том, что это всегда верность кому-то или чему-то одному?
— Я попрошу своих людей сопроводить Лурца в Вусту, — мстительно усмехнувшись, меняет тот тему. — Принцессе не следует путешествовать одной. У нее и так много хлопот накануне помолвки.
— Отчего же, — недоуменно пожимает плечами падишах. — Что может случиться по дороге в Вафру? У принцессы надежная охрана, да и мои солдаты не давали повода в себе сомневаться. Леди Иштар даже не придется утруждаться, отправляясь в путь. Зная, как она привязана к ее высочеству, мы будем рады принимать ее у себя во дворце до самого возвращения ее подруги.
Эрэндис не помнит, как заканчивается вечер: ее переполняют обида и все нарастающая паника. Возможно, падишах и не кажется таким уж грозным противником по другую сторону Великого моря, но на своих землях он полновластный властелин. Да и кто придет ей на помощь, если сам король Нуменорэ желает этой помолвки? От того, что Ар-Фаразон не счел необходимым уведомить ее о своем решении даже письмом, становится особенно горько.
— Как вы могли так поступить со мной! — набрасывается она на Лангона, едва они покидают покои Безарта. — Я не рабыня в гареме падишаха, чтобы так распоряжаться моей судьбой! Кем вы себя возомнили?
— В данном случае — исполнителем воли величайшего из когда-либо живших правителей, — невозмутимо отзывается тот. — Разве не так именует себя каждый нуменорец, хоть сколько-нибудь облеченный властью? Не понимаю, чем вы недовольны, принцесса. Лучшего мужа для вас и представить себе нельзя. Не на престол Нуменорэ же вы рассчитываете претендовать?
— Лорд Лангон прав, — Тхурингветиль предупреждающе сжимает ее руку, подавая знак не спорить. — Из всех зол следует выбирать меньшее. Я всегда поступала только так, — она мило улыбается Лангону, который на этот раз не сопровождает их, а остается во дворце.
Колеса кареты гулко стучат по мостовой опустевшей улицы, и только здесь Эрэндис позволяет себе дать волю слезам.
— Как вы можете оставаться настолько спокойной? — с упреком спрашивает она майэ. — Вас ведь они тоже окружили со всех сторон! Ваша судьба напрямую зависит от того, буду ли я танцевать под дудочку Безарта! А мне придется это делать, иначе они используют все свое влияние, чтобы навредить нам! Как будто все, о чем я мечтала, — это жалкая пустыня!
— Оснований для драмы я не вижу, в конце концов, и, падишах, и его окружение — всего лишь люди, а значит, их история длится недолго, — пожимает плечами Тхурингветиль. — Но вы правы, Харадвейт — отнюдь не предел устремлений. Не оглядывайтесь на меня, принцесса, поступайте, как считаете правильным. Я не склонна полагаться на обещания королей, свобода — вообще понятие относительное. В лучшем случае, одна стража сменится другой, старая клетка — новой, только побольше.
— Я недооценивала Лангона, — вздыхает Эрэндис. — Они превратили вас в мой поводок. А меня — в ваш. И делают вид, как будто так и должно быть.
— Каждый из нас — поводок для кого-то, — Тхурингветиль вновь дает волю философским настроениям. — Для вас — я. Для меня — Майрон. Для Майрона… — она не заканчивает, но, судя по интонациям, подразумевает вовсе не себя. — Вопрос здесь только в том, чего хотите вы, Эрэндис. Что вы позволяете навязать себе в качестве поводка.
— Но какой у меня выход? — всплескивает руками Эрэндис. — Я ухватилась за поездку к Лурцу, как утопающий за соломинку, это было сродни озарению. Но без вас я буду чувствовать себя потерявшимся ребенком.
— Я не всегда буду рядом, пора научиться справляться самой, — немного резко возражает Тхурингветиль. — Я дам вам кое-что в дорогу. Еще один подарок. Возьмите, — и в ладонь Эрэндис ложится неприметное, но, в то же время, особенное кольцо с нежно-сиреневым камнем с лиловыми прожилками. — Та часть Железных гор, где добывались подобные самоцветы, уже давно под водой. Лурц узнает это кольцо. В нем нет ничего важного или опасного, никакой магии, не пугайтесь, — добавляет она с усмешкой. — Но вот от Лангона его лучше прятать.
— И чем мне поможет это кольцо в Вафре? — Эрэндис смотрит на майэ с затаенной надеждой.
— Покажете его Лурцу, как знак. Как весточку от меня и распоряжение оказывать вам любую необходимую помощь. Попросите его спрятать вас, так, чтобы ни люди Безарта, ни сам Лангон не нашли. Орки знают эту землю лучше людей, хоть их и принято недооценивать. Пробудете у Лурца до приезда магистра, а потом известным вам способом вернетесь в город, и да поможет вам Мелькор.
Эрэндис с неким трепетом надевает кольцо на палец. Чуда не происходит.
— Я должна увидеть королеву Асавир, — твердо произносит она. — Я не поставлю вашу жизнь и безопасность под угрозу, если остаются шансы решить все мирно. Я должна услышать, что скажет она. Я хочу, в конце концов, увидеть этот проклятый приказ государя. Не могу поверить, что он мог сделать такое со мной. Я выросла на его руках, Иштар! Не мог он настолько измениться, или же я совсем его не знала.
— К королеве Асавир не являются без приглашения, — пытаеся переубедить ее Тхурингветиль. — Во дворце падишаха без высшего изволения и летучая мышь не пролетит, и это не аллегория. У Асавир полно противников, которые без труда узнают мой почерк, и если вас поймают, никакой Ар-Фаразон не поможет. Да и захочет ли...
— Иштар, я осознаю опасность своей затеи, — возражает Эрэндис. — Но у нас тут вопрос жизни и смерти. Я не из тех, кто выживает в гареме. Я не ради такого будущего пересекла полмира, — в ее взгляде вдруг что-то меняется. — Сам Владыка Мордора знает мой род, его слуги с уважением произносят имя моего отца. Я не стану женой сына рабыни.
— Держитесь незаметно, вот о чем я хочу вас попросить, — вздыхает майэ. — Дождитесь, пока Асавир останется одна, но прежде непременно убедитесь, что для вас еще есть путь к бегству. И помните, что бы вам ни удалось услышать или узнать, не давайте волю эмоциям. Я позволила себе подобную слабость лишь однажды и чуть было жизни не лишилась. Никогда не забуду.
— Как это случилось? — спрашивает Эрэндис, и майэ заметно ежится.
— На Тол ин-Гаурхот. Сейчас не время и не место вспоминать подробности.
Эрэндис нарочито шумно укладывается спать, удостоверившись, что вся прислуга, каждый стражник пожелали ей доброй ночи. При взгляде на Тхурингветиль сложно понять, не приснился ли принцессе и вовсе этот их разговор: позаимствовав из библиотеки какую-то умбарскую рукопись, она усаживается возле печи и невозмутимо погружается в чтение. Эрэндис хочет посоветовать ей отдохнуть, тут же задается неуместным, пожалуй, вопросом, нуждается ли украденное у смертной девушки тело майэ в физическом отдыхе, и торопливо поднимается по лестнице, будто Тхурингветиль может ненароком подслушать ее мысли.
Она покидает дом с грацией первого в жизни полета, задев крылом ветвь чинары. От волнения голова идет кругом.
Видение летучей мыши отличается от человеческого. Теперь дворец падишаха кажется ей совершенно иным, нежели вечером, под надежной защитой свиты майар. Каждый камешек, каждая песчинка здесь источает опасность. Чуть припадая на поврежденное крыло, Эрэндис скользит среди теней, затаив дыхание, и ей едва хватает сосредоточенности, чтобы прислушиваться к болтовне слуг. Те, впрочем, не обсуждают ничего значимого: спорят о поставках продовольствия к столу Безарта, сплетничают о наложницах. Эрэндис пытается представить себя в плену этой бесцветной, оторванной от реальности жизни, и лишь преисполняется решимости разобраться в причинах столь поспешного решения Ар-Фаразона.
Удача улыбается ей на этаже, что единолично занимает Безарт: не то Тхурингветиль преувеличила бдительность охраны падишаха, не то дело в сказочном везении, а может быть, некие чары, вплетенные в магию плаща, делают принцессу незаметной, но ей удается проникнуть в те самые комнаты, где несколько часов назад ей сообщили ужасное известие, и притаиться среди мраморных колонн. Безарт сидит за низким столиком на веранде, погруженный в чтение и рассчеты. Белобородого старика, разделяющего с ним позднюю трапезу, Эрэндис не знает, но по их беседе скоро догадывается, что перед ней один из его министров.
— Ну а что с посланником королевы? — Эрэндис почти что успевает отчаяться, когда министр вдруг решает сделать ей негаданный подарок и поворачивает разговор в нужное русло. — Вы так и не позволите послу встретиться с ним? Одним богам известно, как он может это истолковать.
— Продолжайте тянуть время, — отвечает падишах. — Ваши отговорки до сегодняшнего дня показывали свою эффективность. Как только договор будет скреплен печатью, король Ар-Фаразон уже не сможет отозвать свое решение, не нанеся нам оскорбления.
— Тар-Мириэль сильно рискует, — советник неодобрительно качает головой. — Как бы вы поступили, попытайся одна из ваших наложниц заключить подобное соглашение за вашей спиной, воспользовавшись недоговоренностью, которую каждый может трактовать в удобную ему сторону?
— Несчастная не дожила бы до рассвета, — хмыкает Безарт. — Однако в Нуменорэ ситуация полностью противоположная. Престол по праву принадлежит Тар-Мириэль, это ее супругу полагается статус раба. Впрочем, не думаю, что ему сейчас до судьбы принцессы Эрэндис. Когда он узнает, что его супруга ожидает наследника…
Сейчас Эрэндис приходится кстати совет Тхурингветиль: от удивления она едва может дышать. Слишком много потрясений и открытий для одной маленькой летучей мыши, сердце которой так и заходится от ярости.
— В крайнем случае, нас можно обвинить в слишком формальном следовании инструкциям, — продолжает падишах свою мысль. — А с этим пусть уж Лангон сам разбирается. Ты и сам видел, принцесса ограничена по натуре, все, что ее интересует — это новые платья. Собралась зачем-то в Вафру. Все происки Иштар, сбежать от меня надумала. Не тут-то было, останется во дворце. На этот раз Саурон у меня в руках.
— Осталось убрать Лангона, — пристально смотрит на него министр. — Вы обещали мне его должность, если я поддержу вас в прошлогоднем восстании, повелитель. Этот чужеземец позволяет себе слишком много вольностей.
— Лангон и без того скоро нас покинет, не успеем свадьбу сыграть, — отзывается Безарт. — И вот тут мне понадобится твоя помощь, Лала. Пошли своих воинов, пусть не теряют его след из виду. Если мои догадки верны, скоро в наших руках окажется такой козырь, что никакой Нуменорэ не сможет более диктовать нам свои условия. Наступит эра новой империи — империи Харадвейт.
— Я бы не стал полагаться на слухи, — морщится Лала. — Лангон ведь свои намерения прямо так и не обозначил, всего лишь произвел некоторые проверки…
— Так он и признается, — фыркает Безарт. — Даже с одним Сильмариллом в руках он мог бы провозгласить себя правителем Средиземья, а уж если заполучит все оставшиеся…
— Сильмариллы — ненадежная реликвия, повелитель, — советник Лала отныне представляется Эрэндис самым разумным из обитателей дворца. — Скольких достойных воинов они в свое время свели в могилу? Эльфы опять-таки поднимут шум. А чтобы отобрать камни у Лангона, надо сначала, чтобы те, кто выступает их нынешними хранителями, согласились расстаться со своим сокровищем. И не думаю, что они окажутся настолько сговорчивыми.
— Вот и поглядим, у кого хватит наглости бросить вызов нашей династии, — невозмутимо отвечает Безарт. — У Сильмариллов есть одно удивительное свойство, Лала, они отлично выявляют, кто тебе друг, а кто враг.
— Насколько мне помнится, ни у одного хранителя Сильмариллов друзей не было, — поджимает губы советник. — Вероятно, я не слишком внимательно слушал истории, что рассказывал мне отец. Повелитель Безарт в своей мудрости видит много дальше своего раба.
До самого рассвета удача не оставляет принцессу — и опустив голову на подушку, разворошив плотно свернутые одеяла, она никак не может поверить, что ей действительно удалась эта безумная вылазка. А еще Эрэндис чувствует облегчение — куда проще смириться с мыслью, что все происходящее — результат интриг Ар-Зимрафель, в конце концов, королева никогда ее не любила. Грех был бы не воспользоваться поводом избавиться от нее фактически с дозволения самого Ар-Фаразона.
Скажи кто Эрэндис еще несколько месяцев назад, что она вверит свою судьбу гоблину, и девушка рассмеялась бы в лицо шутнику. Однако теперь Лурц, хочет он того или нет, становится ее единственной надеждой на обретение свободы.
Дорога до Вафры проходит через пустыню, и если поначалу им еще попадаются небольшие оазисы и разбросанные там и тут каменные домики, вскоре взгляду удается выцепить лишь унылые, покрытые слоем пыли чахлые деревца да в изобилии вырытые колодцы. Аллас выглядит абсолютно измученным — климат юга не пришелся ему по душе.
— Много же терпения вам понадобится, ваше высочество, — задыхаясь, бормочет он, поравнявшись с ее паланкином, установленным на спине верблюда. — Южане сами повторяют, что пустыня — проклятое место, обожженное дыханием дракона. Как же вы сможете жить здесь?
— Я не буду жить здесь, Аллас, — шепчет Эрэндис на адунаике. — Я сбегу, вот увидишь.
— Не говорите глупостей, от падишаха Безарта никто не сбежит, — недоверчиво хмыкает Аллас и пришпоривает коня, не иначе как чтобы держаться подальше от опасных бесед. — Да и куда вы пойдете? До ближайшего колодца не доберетесь, свалитесь от истощения.
— Поспорила бы я с тобой, да что у тебя есть, — раздраженно бормочет Эрэндис, тщетно поправляя неудобные подушки. Теперь она прекрасно понимает, почему знатные дамы Вусты предпочитают сходить с ума от безделья, но никогда не покидают город.
На исходе дня на горизонте появляются стены, издали кажущиеся выточенными из песчаной тучи. Принцессе не удается сдержать радостной улыбки — все-таки добрались.
Лурц не похож на орков, чтобы запомнились ей по военным хроникам, — если не всматриваться внимательно, можно даже принять его за очень старого, изможденного человека, с кожей, высушенной солнцем пустыни, и спиной, сгорбленной от тяжелого труда. Образ дедушки успел померкнуть в памяти Эрэндис, но она уверена, что доживи старый вастак до преклонного возраста — и нечто неуловимое роднило бы его с этим древним существом.
Лурц успел обзавестись немалым потомством — возле его мастерской вьется целая стайка юных орков, больше похожих на необычных детей с резкими, непривычными западному взгляду чертами лица. Их отношение к посланникам Безарта читается куда более отчетливо: Эрэндис замечает недоброе перешептывание, а один из малышей посмелее тут же бросает в лошадь камень, чем страшно сердит Алласа. Продолжения истории принцесса уже не видит — хозяин дома приглашает их войти.
— Мне нужно очень необычное платье, господин Лурц, — поясняет принцесса и, убедившись, что ее провожатые находятся достаточно далеко, разворачивает кольцо на пальце камнем наружу. — Моя подруга говорила, что вашему вкусу позавидовали бы лучшие портные.
Бесцветные глаза орка не выражают ни единой эмоции, когда он замечает кольцо. Лурц степенно кивает.
— Если это угодно падишаху. Я изготовлю платье за несколько дней, буду работать, не покладая рук. Однако вашему высочеству придется провести это время в Вафре. Сами понимаете: примерки.
— На это мы и рассчитывали, — тонко улыбается Эрэндис.
Лурц позволяет себе проявить чуть больше эмоций, когда стражники оставляют их наедине. В руках орка появляется сантиметр, и он так быстро снимает мерки, что Эрэндис не может поклясться, что лента не исполняет свой зачарованный танец самостоятельно, без всякой помощи портного.
— В чем же заключается пожелание госпожи? — спрашивает орк. — Лурц счастлив быть полезным, но не понимает…
— Я не хочу выходить замуж за сына Безарта, ясно? — быстро поясняет Эрэндис. — Если я останусь в Вусте, меня заставят заключить помолвку. А это не входит в наши планы. Леди Иштар… Тхурингветиль сказала, что вы можете меня спрятать.
— Если госпоже удастся оторваться от своей охраны, Лурц с радостью предоставит ей укрытие в своем доме, — спешит заверить орк. — Но к чему столько сложностей? Любую помолвку можно разорвать. Если же падишах решит, что госпожа сбежала, поиски будут вестись по всему Харадвейту. И как же вы рассчитываете уйти от преследования?
— Я получу убежище, Лурц, — твердо говорит Эрэндис. — В Умбаре. До храма руки Безарта не дотянутся, не посмеет. Помолвка же уничтожит все мои шансы на ученичество.
— Госпожа желает стать жрицей? — глаза орка удивленно расширяется. — Лурц уже давно не помнит, чтобы магистры брали женщин в ученицы.
— Этот магистр согласится, — Эрэндис не желает вдаваться в подробности. — А охрану я возьму на себя. Я так понимаю, нужно, чтобы как можно больше людей увидело, как я покидаю город, верно? А на полпути я вернусь.
— Госпожа, путешествовать в одиночку по пустыне опасно, — вскидывается орк, но Эрэндис останавливает его предупреждающим жестом.
— У меня свои секреты. Когда я в следующий раз появлюсь в твоем доме, выглядеть буду иначе. Ты сможешь меня узнать?
— Я узнал кольцо, — просто отвечает Лурц. — Я всегда узнаю ту, кто его носит.
Оставшиеся дни в Вафре Эрэндис старается быть на виду. Принимают ее по-королевски — и грех не воспользоваться таким гостеприимством. Ее внешность располагает к себе и знать, и простых людей, — но при первом же упоминании Нуменорэ улыбки становятся искусственными и колючими.
— Что Мордор! — безнадежно машет рукой глава города, которого Эрэндис удается убедить высказаться открыто. — Вы бы видели, во что превратился Рун с началом их военных походов! Эта мода пошла еще при покойном Бэльзоре, сынок его лишь продолжил начатое с попустительства этого старого интригана, папаши ныненего короля. А уж о внуке и говорить не приходится. Его солдаты — самые настоящие головорезы!
Возразить Эрэндис нечего — Элендур снискал себе настолько дурное имя, что подобрать достойные оправдания попросту невозможно. К тому же, она с самого начала подозревала, что одним разоренным курганом дело не ограничится.
— Лорд Элендур претендует на роль наместника короля в Мордоре, — решает она посмотреть на реакцию собеседника. — Их семья влиятельна, а военные победы только прибавляют ему веса в глазах короля.
— Да сохранят нас боги от такого наказания, — меняется в лице глава. — Харадвейт никогда не воевал с Мордором, но если такое случится, здесь даже дети поднимут оружие. Никто не станет мириться с осквернением захоронений. Хотя… он хмурится, — думаю, лорд Майрон бы с этим не согласился.
— Что это значит? — подобное откровение звучит для принцессы в новинку. — Он не стал бы защищать Мордор от нуменорцев?
— Он сдал крепость, едва забрезжила угроза затяжной войны, — пожимает плечами глава. — И из его улаири в Мордоре остался только один. Во всяком случае, в городе так говорят. Это Лорган надо защищать, вот где настоящие святыни. И, разумеется, север. Вы ведь слышали о генерале Илли?
— Вы имеете в виду брата падишаха? — удивляется Эрэндис. — Претендента на трон Харадвейта? А мне сказали, что он сейчас в Мордоре.
— Сегодня в Мордоре, завтра на севере, — делает загадочные глаза глава. — Генерал Илли совсем не похож на падишаха, он не их тех, кто будет отсиживаться за каменными стенами своего роскошного дворца. А еще он настоящий северянин. И если однажды истерлингские племена решатся объединиться и вернуть себе земли, с которых были изгнаны, кто еще достоит будет стать предводителем людей, если не он? Лорд Майрон ему доверяет.
— Я благодарна вам за откровенность, — серьезно произносит Эрэндис. — Но вы большой мечтатель. Скорее небо опрокинется, а земля расколется пополам, чем два истерлинга сумеют договориться и, уж тем более, согласятся поставить третьего командовать ими. Сдается мне, и генерал Илли так популярен, лишь пока не взошел на престол. А ведь у падишаха уже есть наследник.
— Однажды война придет на север, — пожимает плечами глава. — Остановить это нельзя. Вы знаете, какие слухи ходят по городу? Говорят, что Сильмариллы уцелели. Тот, кто сумеет их найти, по праву сможет править севером и владеть богатствами затонувших земель. А еще говорят о том, что лорд Ангмар с повеления самого лорда Майрона воздвиг там новую крепость.
— Карн Дум, — полушепотом подтверждает принцесса, и глава смотрит на нее с неподдельным удивлением.
— Не стану спрашивать, откуда вам это известно, — странным тоном отвечает он. — Но Безарту, кажется, в кои-то веки улыбнулась удача. А как по мне, его сын не заслуживает такую королеву.
— А Харадвейт? — Эрэндис дерзко смотрит ему в глаза. — Харадвейт заслуживает? Вы спите и видите, как заполучить затонувшее золото, которое вам не принадлежит, а потом упрекаете Элендура в жадности? Чем вы все, в таком случае, отличаетесь от нуменорцев, которых так ненавидите?
Глава оскорбленно вскидывается.
— Я золото ищу не для того, чтобы разбогатеть, ваше высочество. Этот удел оставьте падишаху. Вафра никогда не подчинялась Вусте, мы живем наставлениями жрецов Умбара, и любой из них подвергнет нас страшному проклятию, посмей мы отступиться от верного пути. Если бы вы имели возможность побеседовать с генералом Илли, вы бы увидели, что он достойный ставленник Умбара и Мордора. Впрочем, вы еще познакомитесь — когда престол Харадвейта перейдет в его руки.
— Вы так открыто говорите мне о восстании, чтобы я передала эту дерзость падишаху Безарту? — склоняет голову набок Эрэндис. — Зачем же так неосторожно делиться своими планами с кем попало?
— Вы не передадите мои слова падишаху Безарту, — глава неотрывно смотрит на кольцо у нее на пальце. — Полагаю, что и до короля Нуменорэ они не дойдут. Я, скорее, рассчитываю, что генерал Илли в нужный момент услышит, что Бродда из Вафры искренне предан ему и его роду.
— И что я получу взамен? — в тон ему отвечает Эрэндис. — В Вусте у вас нет власти, а именно туда мне предстоит вернуться не далее как завтра утром, как только Лурц закончит платье.
— Хотите, чтобы я помог это предотвратить? — все-таки ей удается раз за разом шокировать Бродду. — Вафра, конечно, не подчиняется Вусте, но падишах сотрет город с лица земли, если мы попытаемся вас удерживать.
— Этого не потребуется, — качает головой Эрэндис. — Помогите мне избавиться от охраны. Да так, чтобы на вас не подумали. Пусть решат, что на нас напали разбойники. Наследник рассказывал, что еще несколько лет назад дорога между городами не считалась безопасной. Сделаем вид, что те времена вернулись. Только одного из стражников, нуменорца, что сопровождает меня сегодня, не трогайте. Этот человек — мой друг. Судьба остальных меня не волнует.
— И куда же вы отправитесь, позвольте спросить? — хмурится Бродда, явно относящийся к ее идее с подозрением.
— Это уж я сама решу, — отзывается принцесса.
Отъезд из Вафры и такое же сумбурное возвращение в город невольно ассоциируются у нее с бегством с разоренной стоянки клана в далеком детстве — только на этот раз рядом нет Аин, на плечи которой можно переложить заботы о поиске укрытия, да и Алласа приходится бросить на произвол судьбы. Дом Лурца приходится искать по памяти, с трудом сопоставляя видение обычного человека с тем удивительным смешением запахов, звуков и расстояний, каким мир предстает перед глазами летучей мыши. Больше всего Эрэндис боится нападения хищной ночной птицы — о подобных инцидентах в Харадвейте периодически рассказывали при дворе Безарта, — однако Владыка, будто сумев услышать благословение Тхурингветиль, позволяет ей добраться до назначенного места без приключений. На вытянутую руку Лурца она падает практически обессиленной.
— Что это? — отвратительно галдящие дети, несмотря на поздний час, полны энергии и любопытства. — Дай сюда! — самый младший нагло тянет лапу, пытаясь ухватить ее за крылья, и тут же получает оплеуху.
— Не лезь, — окрикивает его Лурц, и Эрэндис задумывается, кем может этот детеныш приходиться орку, помнящему еще времена Темной крепости. Должно быть, они страшно гордятся тем, что растут рядом с живой легендой. А может быть, напротив, воспринимают эти чудеса, как должное, ведь и их внешность зачастую обманчива и с трудом выдает возраст.
— Откуда ты это приволок? — хмуро спрашивает существо неопределенного пола, сидящее в углу на груде небрежно сваленных рулонов дорогого шелка. — Я таких в городе не видела. Цвет какой-то странный. И эти когти…
— Обычная летучая мышь, — скалится Лурц. — Меньше разглядывай — здоровее будешь. Было дело, я тоже руки тянул, куда не просят. Крепко же мне тогда досталось от отца. А не вмешайся он, кто знает, как бы дело обернулось. Может быть, вместе с остальными бы сейчас рыб кормил.
— Расскажи, — пусть орочьи дети и были дурно воспитаны, при упоминании старейшего в роду они резко затихли. Эрэндис приходилось видеть такое и в своем клане. Отчего-то в мышином облике намного сложнее бороться с подступающими воспоминаниями, словно вся непомерная тяжесть накопленной памяти обрушивается на слишком крошечное и слабое для таких впечатлений существо.
— Сто раз уже рассказывал, — рявкает Лурц и с сомнением обводит взглядом собравшихся вокруг него детенышей. — Хотя, наверно, и не вам, вы для меня все на одно лицо. Давно это случилось. После первой войны. Когда в озере вода кипела, а из земли вырывалось пламя. Старшие сказали, надо уходить, если жить не надоело. Цитадель, самая первая цитадель Повелителя, говорили, как есть под землю ушла. Разнесли все до камешка.
— А ты видел? — Эрэндис несколько приходит в себя после перелета и в говорящем существе распознает, наконец, особу женского пола. Наряды на ней чересчур роскошные для орка, что не мешает им смотреться мешковато и неряшливо, словно их хозяйка, разжившись лучшей одеждой благородных дам Вафры, так и не сообразила толком, что теперь с ней делать.
— Цитадель? — Лурц кривится. — Вот еще. Нас туда и близко не подпускали. Говорили, сначала надо заслужить. Там жили только древние орки, те, кого породила сама гора. Повелитель их отбирал лично, некоторых поначалу даже учил чему-то. А что толку, все равно все передохли. Или почти все… Да не перебивай же меня! Сама спрашивала про мышь.
— Ну мышь-то, чего мышь? — фыркает его… жена? дочь? далекая правнучка? — Я бы из такой и в худшие времена похлебки не сварила. Мяса на один укус.
— А мне тогда отлично было! — с непередаваемой гримасой перебивает ее Лурц. — Все летело в бездну! Шагу нельзя было ступить, чтобы тебя не придавило каким-нибудь обломком горы. Да еще и эти твари из-за моря. Я мышь подобрал, хотел съесть, когда найдем, где укрыться. Лучше бы не лез. Меня как будто молнией ударило. Вспышка перед глазами — и темнота.
— Все ты выдумываешь, — один из детенышей недоверчиво хмурится, но от Эрэндис отодвигается подальше. — Мыши колдовать не умеют.
— Обычные не умеют, — подтверждает Лурц. — А от той я несколько дней лежал. Отец сказал, луна сменит другую, если на ноги не встану, без меня уйдут. Но я оправился. Тогда он мне за мышью наказал ухаживать. Они теплую кровь любят, так я для нее зверьков мелких ловил. Лететь она не могла, а может, и не хотела. Видно было, и без того ее потрепало, а это колдовство последние силы вытянуло. Потом вроде снаружи все затихло. Повелителя в Арде не стало, долго не было. Мы к Цитадели не возвращались. Говорили, запрещено туда приходить, проклят будешь. И мышь та тоже оправилась. Не улетала от нас. Днем спала. Ночью тоже неподвижно сидела. Летать не хотела. Ничего не хотела. Надоела мне до смерти. Мне отец наказал, попробуй только потерять или навредить. Оберег для племени или что-то вроде этого. А потом к нам сам господин Лангон явился.
Вокруг снова поднимается гул, призванный продемонстрировать глубокое изумление. Лурц наслаждается всеобщим вниманием и, дождавшись тишины, продолжает:
— Явился, говорю, господин Лангон. И сразу к делу, так и так, мышки не видели, на простых кровососов не похожей? Найдете мне мышку, так уж и быть, убивать вас не буду. Ну, отец с него клятву, конечно, стребовал. Не знаю, где храбрости набрался, с майар спорить. А потом мне говорит, неси мол свою любимицу. А мне и жалко стало. Привязался я к ней что ли за те годы. Ерунда какая-то, — он трясет головой. — А потом еще много, много лет прошло, и за мной пришли. Говорят, из самого Ангбанда. Мы все чувствовали, что там творится что-то. Но не шли. Мы там раньше и не были никогда. Ангбандские орки нас равнинными крысами называли. Говорили, проку от нас в бою никакого. А те, которые пришли, держались повежливее. Сказали, господин Майрон мне оказывает великую честь. Я к тому времени про мышь позабыть успел, вот и ломал голову всю дорогу, на что я вообще сдался господину Майрону. Прихожу, там... — Лурц восхищенно разводит руками, словно не в силах описать всего великолепия увиденного. — Мы такого в наших земляных норах и представить себе не могли. И ведут меня, значит, к самому господину Майрону. А с ним леди красивая.
— Как принцесса Файха? — оказывается, среди орочьих детей тоже есть девочки, Эрэндис определяет это скорее по интонациям, нежели по облику.
Лурц смеется.
— Твоя принцесса Файха рядом с ней уродливее албаи, — возражает он. — Леди намного красивее. Начала со мной говорить, только я ничего и не понял. Будто бы я ее когда-то там спас. Я так честно и сказал, что такую красивую леди, если бы встретил, ни за что бы не забыл. И тогда она превратилась в ту самую мышь, что с нами столько лет жила.
— Так это была?... — глаза девочки озаряются догадкой.
— Госпожа Тхури, она самая, — кивает Лурц. — Я к своим с тех пор так и не вернулся. Господина Майрона я позабавил, так он мне повелел в Ангбанде оставаться и госпоже Тхури прислуживать. Домой я подарков много послал. Но это было уже потом, когда Повелитель вернулся… Госпожа Тхури сказала, что мне учиться надо. Велела Углуку рассказать мне, что к чему. Углук старый был, уже тогда очень старый. Слышал, он один из первых, кто вышел из сердца горы. А теперь уже и горы той нет. Госпожа Тхури нас перед последней битвой на восток отослала. Я в Мордоре осел, а Углук дальше подался. Не было больше от него вестей. Я уже сколько лет собираюсь до Лоргана добрести. Может, еще свидимся. Жив старик, если не убили. Хотя, теперь уже не выберешься. Если падишаху что понадобилось, от их семейки не избавишься.
— А эта мышь? — девочка пристально смотрит прямо в глаза Эрэндис. — Вдруг она тоже колдунья? И тогда господин Майрон меня тоже в крепость возьмет? Я буду за ней ухаживать!
— Самая умная здесь, да? — орчонок постарше бесцеремонно отталкивает ее от стола. — Я буду. Ты безрукая, у тебя эта мышь сдохнет. И господин Майрон тебя скормит своим волколакам.
— Вот и не скормит! — между детьми завязывается спор, а Эрэндис отчего-то впервые за последние несколько месяцев необычайно легко на душе. О том, что в ее отсутствие будет происходить в Вусте, и как отреагирует Ар-Фаразон, когда ему донесут о похищении принцессы, она старается не думать.
26Вафру называют жемчужиной пустыни — неисправимые романтики, путешественники или не мыслящие себе иного существования, кроме как яростного выживания в самом сердце бушующих песков, немногочисленные племена детей ночи, в самые жаркие часы укрывающиеся от палящего солнца в вырытых глубоко под землей и изнутри выстланных колючим влажным камнем склепах, и лишь с восходом луны обращающие лица к торжественно сияющему над мрачными пустошами ледяному диску. Эрэндис узнает о них, равно как и о других легендах Харадвейта, из непрекращающейся болтовни хозяина дома и его многочисленной родни. Лурц размещает почетную гостью в главной комнате, оборудованной одновременно под мастерскую и лавку с примыкающей к ним крошечной кухней, и ни одному важному посетителю не избежать самого пристального внимания принцессы Нуменорэ, пусть он и не подозревает о выпавшей ему чести.
— Дедушка помнит все на свете, правда ведь? — интересуется полненькая девочка с тусклыми глазами навыкате; Эрэндис уже начинает узнавать малышей, пусть пока и не различает их по именам — грубым, схожим и, словно в пику традиции эльдар, не несущим глубокого смысла. — И первых смертных тоже помнит? Когда они впервые пришли в Черную крепость?
— Вот только узнаю, что ты спрашиваешь об этом, чтобы снова дразнить ребятню на улицах! — грозит пальцем Лурц, но совсем не сердится; нюансы его настроения со временем тоже становятся чуть более прозрачны, если, конечно, кто-то из живущих может похвастаться тем, что понимает существо столь древнее. — Первые смертные были почти так же глупы, как нынешние. Поклонялись солнцу и другим светилам. Считали, что каждый день солнце умирает, и если они не будут бросать в огонь своих собратьев, день никогда больше не настанет, и на земле воцарится вечная ночь. Ночь на севере, понимаешь ли, может длиться много дольше, чем в землях харадрим. Вот и полыхали костры почем зря. Лурц помнит, как уже в конце войны один из военачальников Владыки привез в Цитадель девицу. Свои-то ее сжечь хотели, а он не позволил. Так и жила у нас, пока не померла. Сдается мне, она немного не от мира сего была. Боялась всех страшно. На языке нашем сносно так говорить и не научилась… Черную крепость возводили не для смертных, и смертным там жизни не было. Вот у госпожи Тхури — другое дело, возле замка большая деревня выросла. Те из ее жителей, кто не ушел на восток, до последнего сражались под знаменами Владыки.
— А у госпожи Тхури был свой замок? — заинтересованно переспрашивает внучка. — Как у настоящей принцессы? Как у принцессы Файхи?
— Посмотрел бы я на одну из местных принцесс в замке на холме, — ухмыляется Лурц. — Им такое и в страшном сне не привидится. Госпожа Тхури и сама там жить не слишком любила. Как только албаи из-за моря стали нарушать порядок на наших землях, Повелитель ей приказал в безопасное место перебраться. А после того, что на острове оборотней приключилось, насовсем ее туда отправил. Были те, кто говорил — изгнал. А были те, кто, как старый Лурц, последовал за своей госпожой, и уж они-то знают правду… И тех смертных, что госпоже на верность присягали, до сих пор в лицо помнят. От них-то и произошли люди этих краев, истерлинги. Старый Лурц мог бы целую книгу об этом написать, да что толку? Ученые нуменорцы над его теориями лишь посмеются, а лорду Майрону эти воспоминания без надобности, ему и своих довольно…
Рассуждения старого орка внучке не так интересны, и она возвращается к расспросам; порой Эрэндис кажется, будто разговоры эти повторяются изо дня в день, словно оркам доставляет удовольствие заново переживать мгновения минувшей эпохи.
— А дедушка так и жил в том замке до войны? Хозяйка его никогда замка не покидала и деда с собой не брала?
— Отчего же нет, — Лурц кривится в привычной полуухмылке. — Глаза старого Лурца повидали немало чудес. Например, зачарованный лес онодрим, которых на общем наречии называют энтами. И их жен-ведьм, заточенных внутри деревьев. Госпожу Тхури в тех краях мучили кошмары. Они с Повелителем очень скоро установили, что если дерево уничтожить, заключенная в нем душа получит свободу, и тогда кошмары уйдут. Лурц помнит то пепелище, — орк почти что мечтательно улыбается. — Многие, если не все жены энтов в ту ночь получили свободу и ушли. Навсегда ушли. А на выжженной земле столетия спустя вырос новый зачарованный лес, где энты прячутся и медленно вымирают. Что Повелитель искал на том плато, о том Он Лурцу не сказывался, и госпожа молчала, а кто такой Лурц, чтобы быть жадным до чужих тайн? Госпожа после того путешествия пообещала все сокровища мира тому, кто выведет ее на спрятанные эльфийские города, и лорд Майрон их долгие годы искал, а что там было спрятано — в том пускай мудрые сами разбираются. Что еще видел Лурц? Майэ, колдунью из королевства синдар. Королеву-волшебницу, дочь которой воспользовалась мастерством матери, чтобы украсть один из камней в короне Повелителя. Все знали, что камнем этим не каждый может владеть, да только что взять с бестолковых албаи? Так, в конце концов, и вышло, как Повелитель говорил. А королева с тех пор больше не приходила. Говорили, Владыка Майрон был с ней в былые времена дружен. Еще до того, как она стала королевой. Говорили, будто потому Дориат и выжидал до последнего, не вмешиваясь открыто в войну… Еще помню старика-сказочника в нелепой шляпе, что бродил по лесу и разбрасывался странными предсказаниями. Госпожа звала его Йарвеном. Лурц сам видел, как однажды они беседовали. Не стану врать, ничего не понял из того, что он госпоже наговорил, вот только рассталась она с ним мрачнее тучи.
Старый орк продолжает рассказ, только иголка с невероятной скоростью танцует у него в руках, а изделие незаметно обретает готовую форму; в воображении Эрэндис проносятся смутные образы майар, эльдар и людей, когда-либо живших или бывавших в Ангбанде и других крепостях Мелькора — о каждом у Лурца находится свое, теплое или насмешливое, но неизменно живое воспоминание. Принцесса почти не различает сна и реальности, и ей остается лишь молчаливо наблюдать за попытками Тхурингветиль обучить первых орков Утумно осмысленной речи и помешать им пожирать себе подобных, за удивительными, столь же причудливыми, сколь и опасными обитателями черного озера в горах, за возникшими из пустоты, но прижившимися в новорожденном мире гигантскими паукообразными тварями, поглощающими свет во всех его проявлениях, и кипящей жизни на нижних ярусах крепости, населенных вечно охваченными пламенем демонами, обладающими властью над стихией огня.
— Значит, госпожа Тхури появилась в Утумно первой? — удивленно переспрашивает внучка. — А господин Майрон — уже потом?
— Это долгая история, темных пятен в ней больше, чем на пузе у дракона, — фыркает Лурц. — Что было, то знает один только Повелитель Тьмы — орков тогда еще и на свете не было. Госпожа так Лурцу рассказывала — она с самого начала, как в Арде оказалась, перешла на сторону Повелителя, а господин Майрон с решением долго тянул. Повелителю были нужны свои шпионы на Альмарене. Госпоже там податься было некуда — покровителей среди спустившихся в Арду валар у нее не нашлось. Тогда она и встретила Повелителя. Потом появилась Черная крепость, и ее магия пробудила первых орков. Углук рассказывал, госпожа поначалу недолюбливала других майар Повелителя. И с лордом Майроном у них разногласия случались на каждом шагу. И с тем, другим, предавшим Повелителя, тоже. Духом моря. Госпожа — она такая, всех насквозь видит. Когда Лурцу выпадала честь с ней говорить, казалось что все его мысли открыты перед ней, как на ладони.
— А госпожа… она тогда была красивая? — как и любого ребенка, оркскую девочку интересуют, в первую очередь, внешние проявления.
— Госпожа тогда брошку носила, — невесть к чему вспоминает Лурц. — Красивая брошка, блестящая, с голубыми камнями. Девять камней, прозрачных, как воды Великого моря. Пристегивалась к плечу. Как сейчас помню, в каком бы наряде госпожа ни появилась, брошка завсегда при ней.
— Как на рисунке? — Эрэндис едва сдерживает любопытство, чтобы не сорваться с места и не взглянуть поближе на измусоленный листок бумаги, что девочка достает из ящика стола. Впрочем, Лурц верно истолковывает ее чувства и будто ненароком поудобнее разворачивает вырванную из книги страницу с детально прорисованным изображением леди Тхурингветиль — первым, что принцессе случается увидеть.
Странно, что раньше она никогда не задавалась вопросом о том, как выглядела ее новая знакомая в древние эпохи — куда привычнее было полагаться на сохранившиеся в хрониках туманные описания ужасного нетопыря-кровососа, держащего в непрестанном ужасе даже самых отважных эльфийских воинов. Настоящая Тхурингветиль, если принять сохраненные орками сведения за истину, вовсе не выглядит таким уж пугающим персонажем — ее можно принять за эльфийку, если посчитать индивидуальной особенностью неправдоподобно большие глаза, правый из которых заметно косит внутрь. Пышные черные волосы переплетены серебряными лентами, а спереди до ног спускается длинная полупрозрачная вуаль фиолетового цвета, закрепленная у висков двумя огромными обрамленными в серебро аметистами, каждый из которых напоминает не то ядовитый цветок, не то глумливо подмигивающее зловещее солнце. На рисунке лицо ее открыто полностью: вуаль ложится на шею тяжелыми искрящимися складками — подобные конструкции, как известно принцессе, и поныне приняты среди знатных женщин Кханда. Точно так же на всех сохранившихся гравюрах одета и Зейра Лорганская — правда, вуаль ее простого красного цвета, словно напоминание о жертвоприношениях, что ее королевский долг принести во славу Владыке.
Принцесса замечает и брошь, о которого говорит Лурц, и непроизвольно вздрагивает, вспоминая, что уже видела похожее украшение у Тхурингветиль в Нуменоре.
Кора, оркская старуха, встреченная Эрэндис в первый вечер в Вафре, после долгих размышлений так и не может назвать степень их родства с Лурцем — похоже, она провела в доме так много времени, что уже успела позабыть, что именно их связывает с его хозяином. Свою вечно запертую комнату она покидает лишь поздним вечером — и всякий раз ворчит на принцессу, принимающую в эти часы человеческий облик.
— Госпожа неблагоразумна, — скалит она зубы. — Госпожа нас всех погубит. Люди падишаха придут за ней. Лурцу снова придется вспомнить пути своих предков, а Лурц уже много лет не брал в руки ничего острее иголки.
— Я не могу постоянно оставаться летучей мышью, — огрызается Эрэндис. — От меня немного будет пользы, если я сойду с ума.
— В день, когда Коре вздумается перестать быть Корой, ее тропа за вратами ночи поростет крапивой и буреломом, — назидательно произносит старуха. — Нехорошо, если госпожа отвергает свою природу. Так и она может потерять предназначенную ей тропу.
— Не думала, что вы верите в предопределение, — поджимает губы Эрэндис. — И что едите лепешки с травой, — с некоторым недоумением косится она на чугунную скороводу, в которой Кора поливает маслом мелко нарубленный кориандр.
— Чем же прикажете мне кормить мужчин и детенышей за ужином? — иронично уточняет Кора. — Орки не должны жить среди песков. Лурцу придется долго, несколько лун работать, чтобы Кора могла сварить похлебку из хорошего мяса. На землях падишаха нельзя охотиться без его дозволения… а на смертных нельзя охотиться без дозволения госпожи. Кора слышала, что у лорда Майрона был договор еще со старым падишахом… очень старым. Два поколения родилось и умерло с тех пор, как правил тот падишах. Хорошие были времена…
— Значит, вы не на стороне Безарта? — интересуется Эрэндис, отстраненно отмечая абсурдность происходящего. Подумать только — обсуждать политику Харадвейта с наименее подходящей для того собеседницей.
— Какой еще Безарт? — Кора произносит имя так, словно слышит его впервые. — Коре не нужно занимать стороны. Когда Владыка Ночи вернется, больше не останется сторон. Говорят, ему достаточно было бы пожелать, чтобы Кора снова стала молода, и о ее позоре позабыли.
— Позоре? — переспрашивает Эрэндис. — Что с тобой произошло?
— Госпожа слишком добра, притворяясь, будто не помнит презренного, называвшего себя сыном Коры, — хмурится старуха. — Господин Ойкерой считал, что в день, когда наступит тишина на небесах, Кора получит столько ударов огненной плетью, сколько орков погибло из-за дезертирства ее недостойного сына. Госпожа Норна не должна щадить Кору, потому что Владыка не пощадит.
— Меня зовут Хинд, — Эрэндис непроизвольно ежится: в голове Коры царит подлинная путаница, и ее постоянные оговорки, в которых та, кажется, вспоминает все когда-либо используемые Тхурингветиль имена, рождают в ней весьма неприятное чувство. — Кто только убедил тебя в этих глупостях? Ни за что не поверю, что у Владыки по возвращению не найдется дел поважнее, нежели воскрешать давно забытые дрязги среди орков. Ваш господин Ойкерой лучше бы о своем будущем печалился. Разве не Лурц на днях рассказывал, как этот майя был верен Саурону — и где же он теперь, когда тот в нуменорской темнице?
Кора смотрит на нее во все глаза и чуть было не сжигает лепешку. Эрэндис сомневается, что та поняла хотя бы треть из сказанного.
— Зачем госпожа запутывает старую Кору? — укоризненно произносит она. — В этих землях осталось еще немало мест силы. За каждым источником должен кто-то присматривать. Лурц слишком привык к сытой и безопасной жизни среди никчемных смертных, иначе не привел бы нас в землю, где магия дремлет, как дракон на куче глиняных черепков, а майар не появляются десятилетиями.
— Места силы? — что-то в словах Коры неприятно царапает изнутри, но Эрэндис не придает этому особенного значения. — Скажи, а Нуменорэ тоже является таким местом? Конечно, — тут же отвечает она сама себе. — Менельтарма... Вот, значит, ради чего он все это затеял… Но какой смысл?
“Колдовство проклятой горы” — именно так Фад когда-то отзывался о главной нуменорской святыне. Брат, выросший под влиянием Тхурингветиль, среди мистически настроенных жителей повозок, конечно же, куда лучше Эрэндис умел прислушиваться к окружающей его природе и распознавать скрытые знаки. Его давние слова о крадущих души птицах, вызывающих песчаных бури, вдруг звучат в ее памяти совершенно иначе — но принцесса снова не успевает ухватиться за нужную мысль, когда ее отвлекает недовольное бормотание Коры.
— Госпожа говорит загадками. Госпоже нужно скрыться в тенях, пока за ней снова не пришли.
Эрэндис напрасно тревожится, что в мастерской Лурца окажется изолирована от новостей из большого мира. К нему приходят другие орки — в Вафре их, отлично владеющих местным языком и напоминающих скорее уродливых людей, нежели создания тьмы, немного, но вечерами появляются и другие, оказавшиеся в городе по стечению обстоятельств, предпочитающие свой варварский диалект и не расстающиеся с самодельным оружием, которое, вопреки запретам, они умудряются проносить с собой в город. К Лурцу они относятся со странной смесью уважения и брезгливости — с протеже самой Тхурингветиль ссориться неразумно, но и образ жизни его кажется им чем-то отвратительно диким. О содержании бесед таких путешественников с Лурцем принцесса может только догадываться: иногда по прошествии времени орк обсуждает их с кем-то из жильцов дома, но полагаться только на его слова довольно рискованно.
Появляются в мастерской и люди — и отнюдь не только богатые дамы, желающие заказать очередное платье. Эрэндис переживает несколько минут подлинного ужаса, когда порог дома переступает один из стражников, которого она когда-то видела во дворце Бродды, прежде чем понимает, что он явился вовсе не по ее душу. Вникать в подробности темных делишек Лурца она не стремится, а потому искренне удивляется, когда однажды вечером мастер врывается в комнату куда более взволнованный, чем обычно, и едва ли не бросает ее клетку вглубь старого деревянного шкафа, наскоро захлопывая дверцы.
В доме поднимается страшная суета — Эрэндис уже готовится по-настоящему испугаться разоблачения. Лурц и Кора ругаются на смеси сразу нескольких языков, из-за гула детских голосов не разобрать ни единого слова, — а потом так же внезапно все стихает. Вот только чувство страха ничуть не притупляется — напротив, он поднимается будто из самых потаенных уголков души ледяной волной, сравнимой разве что с тем оцепенением, которое принцесса когда-то испытала в темницах Арменелоса.
— Ты, похоже, решил, что можешь дурачить меня? — голос говорящего ей не знаком, и этому, пожалуй, можно только порадоваться. — Твои донесения запаздывают. Старик будет в Вусте на рассвете, в то время, как нам ничего не известно об этом.
— Магистр известен своей непредсказуемостью, милорд, — от наигранной простоты Лурца не остается и следа, отвечает он с максимальной почтительностью. — Уверен, без ее светлости дело не обошлось…
— Однако ты потерял связи при дворе Асавир, как и возможность следить за тем, с кем она ведет переписку, — гость явно не отличается терпением. — Шия покинул Умбар тайно, взял с собой только одного последователя, в городе его не ждут. Что означает эта таинственность?
— Милорд, если бы я только мог дать ответы на ваши вопросы, — впервые в голосе орка чувствуется такое отчаяние. — Преданные люди в наши дни редкость. С тех пор, как падишах приказал казнить нашего осведомителя в гареме, ни одному из слуг ее светлости не выпадала честь быть посвященным…
— Довольно, — холодно обрывает его гость. — Я знаю об исчезновении дочери Зейда. И узнаю почерк Асавир. Хоть что-то она сделала правильно.
— Лурц не совсем понимает, милорд… — осторожно начинает орк, а Эрэндис преисполняется досады, что не может разглядеть его собеседника, хотя первые смутные догадки уже начинают оформляться в ее голове.
— Дети Зейда представляют ценность, — заявляет, к ее удивлению, гость. — Но только не для меня. Они не должны достаться дому Безарта. Это создаст ненужные сложности. Если Асавир, понимая это, решила оказать мне услугу… я впечатлен ее смелостью. Король Нуменора не оставит такой удар без последствий. Но если вместо того, чтобы избавиться от девчонки, она решила помочь той ускользнуть и передать Шие, как козырь…
— Не понимаю, почему милорд не избавится от надоедливого старика, — угодливо бормочет Лурц. — Многие этому только порадуются. Ее светлости давно пора обзавестись новым духовным наставником.
— Благодаря своей бесцеремонности и одержимости безумными идеями Шия удостоился покровительства тех, против чьей воли я идти не вправе, — Эрэндис буквально чувствует, как губы гостя кривятся в гримасе омерзения. — Запомни наш разговор, Лурц. Дочь Зейда не должна встретиться с магистром.
Когда ночной визитер, наконец, покидает мастерскую, Эрэндис успевает подготовиться к самому худшему исходу. Как жаль, что в отличие от Тхурингветиль, она не обладает магическим даром и ничего не сумеет противопоставить орку в облике мыши.
Лурц осторожно извлекает клетку из шкафа и несколько минут молча смотрит на свою подопечную ничего не выражающим взглядом.
— Госпожа, Лурцу нужно поговорить с вами, — произносит он, наконец. — Из-за вас Лурц оказался между двух огней. Лурц не может пойти против воли леди Тхурингветиль, но только безумец бросит вызов Тени Востока. Вы не можете больше оставаться в этом доме. Вы слышали, что магистр Шия прибывает в Вусту завтра. Вам придется самой добираться до города, в обличии зверином или человеческом. Лурц не встанет у вас на пути, но и помогать не будет.
Должно быть, бушующие внутри Эрэндис эмоции прорываются наружу даже во взгляде летучей мыши, потому что орк выглядит виноватым.
— Не судите меня строго, госпожа. Вы уедете, Лурц останется здесь. Может, Владыка и ниспошлет ему покровительство, и лорд Кхамул не узнает, что вы скрывались в этом доме. Кора часто говорит Лурцу, что он стал трусом. Слишком много времени прошло с тех пор, как пала цитадель. Лурц почти забыл, что значит — жить, как раньше. И лучше бы вы, госпожа, не напоминали ему об этом. А теперь улетайте. Возвращайтесь домой.
Эрэндис покидает мастерскую орка с тяжелым сердцем. Она уже и сама не может ответить, где теперь находится ее настоящий дом. Впрочем, на повестке дня вопрос куда более важный и неотложный — как летучей мыши попасть из Вафры в Вусту за одну ночь?
Темнокожая наложница в зеленых полупрозрачных одеждах в ужасе взвизгивает, когда будто бы из самых теней, клубящихся в углах покоев, выступает темная фигура.
— Ваше высочество, — Бродда, напротив, откровенно веселится, отсылая перепуганную девицу, — не то, что бы я не рад вас видеть, но лучше бы вам научиться появляться менее экзотическим образом. И в более подходящий момент. Мои рабыни и без того глупы и суеверны, а теперь и вовсе начнут верить в призраков.
— В другой раз постараюсь не забыть об этом, — смеется Эрэндис. — А сейчас мне нужна хорошая лошадь.
— Тот, кто посеет ветер, пожнет бурю, — напоминает ей Бродда. — Вы ведь представляете, сколько шума наделало ваше исчезновение? Если теперь вы открыто объявитесь в городе…
Эрэндис и сама не знает, почему решает довериться этому человеку — жизнь научила ее относиться ко всем со справедливым предубеждением. И все же на этот раз она позволяет себе ни на чем не основанную надежду на то, что Бродда не выдаст ее улаири. Более того, она подозревает, что глава вообще не в курсе, кому вздумалось посетить его город.
— Вы не поедете одна, — наконец, бескомпромиссно заявляет Бродда. — Мне даже не нужно расспрашивать вас, чтобы догадаться, что у вас нет никакого плана действий.
— Добраться до Вусты, — пожимает плечами Эрэндис. — Взять кое-что в доме лорда Лангона. Перехватить магистра Шию перед его в молитвой в храме. Выйти оттуда уже его ученицей, — она тяжело вздыхает. — Согласна, звучит не очень реалистично. Удача мне понадобится.
— В первую очередь, вам понадобятся помощники, — отрезает Бродда. — Розыски продолжаются, и никто не может въехать в Вусту незамеченным.
— Вы уже могли убедиться, что я вполне способна без труда проникнуть в самый охраняемый дворец, — возражает Эрэндис. — Но преодолеть подобным способом весь путь до Вусты я не в силах. А вот там вы мне помочь уже не сможете…
— Я лично — не смогу, к сожалению, — подтверждает Бродда. — Но в моем городе есть тот, кто сможет. Вас ищут не только стражники падишаха. Вы совсем забыли о вашем несчастном провожатом. Бедный юноша места себе не находил от того, что не смог защитить вас от разбойников. Сейчас он в Вафре. Я приказал присматривать за ним, чтобы он не наделал глупостей.
— Аллас? — вот сейчас принцесса испытывает подлинную радость. — Аллас все еще здесь? Прекрасная новость!
— И это означает, что вам понадобятся две лошади, — уточняет Бродда. — И пусть меня на месте поразит молния, если я понимаю, зачем впутываюсь в ваши авантюры, принцесса.
— Хотите заработать хорошие рекомендации для генерала Илли, — с улыбкой подсказывает ему Эрэндис. — И не получить проклятие от магистра Шии за то, что лишили его лучшей ученицы. Или просто бескорыстно хотите сделать доброе дело. Иногда даже у истерлингов возникают такие порывы. Главное, чтобы это не вошло в привычку.
— Безумный, непродуманный, сырой план, — качает головой Бродда. — Вполне может сработать.
Встреча с Алласом оказывается еще более эмоциональной — Эрэндис просто с визгом бросается ему на шею. Три недели в окружении одних только орков заставляют ее по-настоящему соскучиться по простому человеческому общению — сейчас она даже Ар-Зимрафели была бы несказанно рада.
— Вы не представляете, через что я прошел, — с упреком выговаривает ей Аллас. — Я думал, вы погибли, или дети ночи утащили вас в бесконечные пещеры под пустыней! Или что вас похитили работорговцы, и я больше никогда вас не найду!
— Один вариант невероятнее другого, — усмехается Эрэндис. — И все же ты ни на йоту не приблизился к истине. И лучше бы тебе никогда не знать, где я скрывалась.
— Мне не нравится этот Бродда, — немедленно сообщает Аллас. — У него на лице написано, что он проходимец. Откуда нам знать, что нас по дороге не поджидает засада? А меч у нас только один.
Эрэндис не знает, что ему ответить. Лично она скорее ожидает предательства от орков — Лурц, конечно, приверженец политики невмешательства, но если его благоденствию будет угрожать опасность, даже кольцо Тхурингветиль его не остановит. Расстояние до Вусты стремительно сокращается, и с каждой минутой тревога ее становится все сильнее.
Вопреки опасениям Алласа, они без особых приключений добираются до городской черты, и в этот момент Эрэндис понимает, что сейчас ей придется посвятить в свою тайну еще одного человека.
— Почему вы остановились? — разворачивается к ней Аллас. — Если мы будем действовать быстро и согласованно, сумеем миновать стражу.
— Я не пойду на такой риск, — качает головой Эрэндис. — Дело слишком серьезное, Аллас. Ты въедешь в город один и расскажешь стражникам одну из своих версий. Дети ночи, рынок рабов, все, что только может занять их головы на несколько часов. Я проникну в город своим способом.
— И что это за способ? — раздосадованно спрашивает Аллас. — Снова магия?
— Почему ты сразу же подумал о магии? — удивляется принцесса.
Аллас мрачнеет.
— Вы слишком много времени проводили с леди Иштар. Так, что даже стали на нее чем-то похожи. А где леди Иштар — там и ее магические штучки. Она без них жить не может, вот и вас этому научила.
— В магии нет никакого вреда, если это нужно для дела, — пожимает плечами Эрэндис. — Как только избавишься от стражников, отправляйся в особняк лорда Лангона и найди Симин, его рабыню. Сейчас довольно рано, она должна быть дома. Скажи ей, что мне нужен бочонок, который я когда-то взяла у Ангры. Пусть принесет его на храмовую площадь и бережет, как зеницу ока.
— Ваше высочество, мне все это очень не нравится, — Аллас выглядит, как захваченный невероятным приключением ребенок, но старается сохранять трезвый ум. — Откуда вы знаете, что магистр Шия действительно будет там этим утром? О приезде такого человека город всегда гудит заранее!
— Из самых надежных источников, Аллас, уж можешь мне поверить, — улыбается Эрэндис. — Лично услышала от Тени Востока.
Никогда в жизни до этого ей не приходилось видеть своего верного телохранителя таким изумленным.
Измученное постоянными превращениями тело отказывается подчиняться — полет до городских стен оказывается таким неровным и неуверенным, что принцесса боится вызвать подозрение одним своим видом. Неоспоримым преимуществом волшебного плаща оказывается возможность использовать его, как обычную верхнюю одежду — самоубийством было бы пройти по городу, не скрывая лица. Если раньше Эрэндис не была такой уж известной персоной, теперь о предполагаемой невесте принца не знал только ленивый.
Она тяжело опускается на землю, прислоняясь щекой к еще не успевшей нагреться от пробуждающегося солнца стене. Хороша же она будет, представ в таком виде перед дядей — измятое дорожное платье, позаимствованное еще в мастерской Лурца, покрытые пылью ботинки, исцарапанные руки. До сих пор она не рассматривала возможность провала, но мысли о том, что придется делать, если магистр Шия наотрез откажется беседовать с потерянной племянницей или не поверит ее словам, действительно пугают девушку.
Увы, плащ не может подарить так пригодившуюся бы теперь невидимость, поэтому, приведя себя в порядок, Эрэндис поднимается на ноги. До храмовой площади путь не так уж и далек, но город внезапно будто перевоплощается в ее врага — со всех сторон чудятся чересчур внимательные взгляды слуг падишаха, дома будто нависают над головой угрожающими тенями, а подсознание вкрадчивым голосом королевы Ар-Зимрафель нашептывает, что она никогда не преуспеет в своем замысле.
Позже Аллас непременно спросит, почему она не попросила его найти Тхурингветиль, ограничившись лишь скромной помощью простой служанки. Но нет, Эрэндис не хочет привлекать к подруге излишнее внимание — падишах, несомненно, рассчитывает, что именно так она и поступит, и все взгляды сейчас устремлены на майэ. Принцесса не может сдержать усмешки — вероятно, именно в этом и состоял рассчет Тхурингветиль, когда та отказалась от побега.
В наиболее важные моменты жизни Эрэндис та часто чувствовала, что время вокруг будто замедляет свой ход, становятся буквально осязаемым физически. И сейчас, хотя ничего особенного не происходит, она вдруг ловит на себе внимательный взгляд пожилого мужчины в темно-фиолетовом плаще дорогого покроя, идущего по противоположной стороне улицы. Она поспешно подается назад, стараясь затеряться в толпе, когда вдруг понимает, что на этот раз имеет дело не с очередным соглядатаем.
Так обыденно и молниеносно проходит ее первая встреча с величайшим из жрецов современности. Отчего-то сейчас не получается видеть в нем дядю. Эрэндис не замечает ни фамильного сходства, ни необыкновенного волнения, которым, если верить прочитанным романам, обычно сопровождаются подобные события. Переживания ее вполне конкретны: Симин и не думает появляться, а магистр уже поднимается по ступеням храмовой лестницы.
Она нервно обходит площадь по периметру, отрешенно разглядывая мозаику на стенах небольшого святилища какого-то малопопулярного южного культа. Их дух-покровитель изображен в виде огромного мумака с черными бивнями, от следов которого образуются горы и океаны. За все время, проведенное в Вусте, принцесса ни разу не видела, чтобы кто-то заходил в это забавное здание или покидал его. Удивительно, почему такой храм вообще был построен в центре города.
— Кора, а во что верят орки? — спрашивает она однажды родственницу Лурца. — Ну, кроме Повелителя. Вы не можете назвать это верой, многие из вас ведь видели его своими глазами, а если не сами они — то хоть кому-нибудь из их семей да случалось. Это знание, а не вера. Я имею в виду что-то вроде морских дев или волшебных существ.
— Кора не верит в морских дев, — сварливо отзывается старуха. — Но не против, чтобы другие верили. Глупцы приходят на берег и выбрасывают золото. Орки добывают золото из моря. Выброшенная вещь — не украденная вещь. Хранитель земли Нурнен не возражает против этого. Значит, есть кто-то, заставляющий смертных верить в таких богов, что приносят пользу оркам. Возможно, это Владыка посылает смертным такие мысли. А может быть, у Владыки на службе какой-нибудь мелкий бог или дух, — она фыркает. — Он не требует от орков знать его по имени.
— Вы крадете наши жертвоприношения? — возмущенно переспрашивает Эрэндис. — Чем же вы лучше тех, кто разворовывает курганы и захоронения?
— Курган — место силы, оркам не пристало туда соваться, — заявляет Кора. — Говорят, если вынести вещь из гробницы, мертвый явится за ней. Нехорошо красть у мертвых.
— Я своими глазами видела клинок, которым можно убить мертвеца, — вспоминает принцесса о даре Лангона государю. — Или развоплотить призрака.
— Зачем госпожа говорит такие глупости? — щерит зубы Кора. — Нельзя убить того, кто уже мертв.
— Волшебники и не такое могут, Кора, — вздыхает Эрэндис. — Нам с тобой и не представить.
— Если призрак пришел к тебе, значит, он нашел приют в твоем сердце, твоей голове, — разумно возражает Кора. — Значит, он не оставит тебя, пока ты сама его не отпустишь. Для того, чтобы убить себя, не нужен волшебный нож, но кто же на это решится?
От прикосновения к плечу Эрэндис вздрагивает и резко разворачивается. Служанка выглядит совершенно сбитой с толку.
— Симин уж было подумала, что этот негодник ее разыгрывает, — быстро произносит она, передавая принцессе бочонок со специями. — Объявился среди бела дня, говорит, госпожа ее требует. Как будто Симин не знает, что от госпожи нет вестей уже почти месяц! Симин даже ходила к водам за городской стеной, источник вопрошала, но только его дух ничего не ответил.
— И это весьма разумно со стороны духа, — Эрэндис выдыхает с облегчением. — Ну что же, Симин, считай, что ты выполнила свой долг. Мне осталось только зайти в храм, найти магистра, и тогда…
Эрэндис не успевает закончить свою мысль — в этот самый момент на противоположном конце площади она замечает группу стражников, и все они движутся в их сторону.