Манифест о дружбе полов

Глава 1. Завидные женихи и Министерство в действии

Ночной Хогвартс всегда пробуждал во мне нежный трепет. Молчаливые рыцарские доспехи в темных углах, до которых не дотягиваются мягкие крылья лунного света, огромные окна, желающие вместить в себя весь пейзаж вокруг Школы Чародейства и Волшебства, массивные двери, порой скрывающие самые неожиданные тайны и секреты... Все это поселилось в моем сердце еще в одиннадцать лет; сейчас же я испытываю торжественное облегчение по поводу того, что прогулки вдоль восстановленных несколько лет назад стен не предполагают малозабавных приключений и опасны для жизни в той же степени, как опасно в бункере во время моросящего дождя.

— Доброй ночи, мисс Грейнджер, — встречает меня голос в одном из женских туалетов.

Плакса Миртл всегда улыбается мне чуть лукаво, словно намекая каждый раз, что в памяти ее сохранилась маленькая Гермиона, гордо задирающая носик в ответ на насмешки девочек-слизеринок.

— Здесь все в порядке, — заверяет меня старая знакомая, бледная и полупрозрачная.

— Замечательно, — улыбаюсь я. — Как давно убежали маленькие волшебницы, увлекшиеся гаданием на суженого?

Привидение смеется, на несколько мгновений забывая все горести своей жизни, и сообщает:

— Сорок минут назад, профессор.

Я киваю, стараясь сохранять серьезное выражение лица.

— Хорошо, спасибо за помощь, — отвечаю легким поклоном на реверанс Миртл. — Доброй ночи.

Мое дежурство продолжается, один коридор сменяется другим, но я неизменно знаю, куда мне необходимо повернуть в очередной раз. По привычке провожу кончиками пальцев по одному из самых красивых витражных оконных стекол, на котором витиеватыми буквами написано: «Чтим память всех, кто встал на защиту Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс и отдал свою жизнь за мир для ныне живущих». И вскоре замираю, услышав за углом чей-то шепот.

Я делаю еще пару шагов и заглядываю в нишу, откуда, как подтверждение, доносится девичье хихиканье. Мои глаза, привыкшие к тусклому свету, тут же различают пышную копну рыжих волос.

— Мадлен?

Девочка вздрагивает, чуть было не завизжав, и мой взгляд натыкается на ее большие темно-зеленые глаза. Сейчас я не вижу этого цвета, но отлично знаю, как он завораживает. Мальчик, на голову выше Мадлен, испуганно пятится и озирается в поисках путей отступления.

— Мистер Кортнер, это вы?

Честно говоря, я не очень хорошо знакома с учениками-мальчиками, но в такие моменты в моей голове словно включается автоматический распознаватель лиц и вспоминаются имена даже тех, с кем лишь раз обменялась несколькими словами.

— Да, профессор Грейнджер, — робко отвечает Кортнер и, замешкавшись, добавляет: — Здравствуйте.

— Здравствуйте, — отвечаю я, слегка поведя бровью. — Не расскажете, чем вы тут занимаетесь?

— Болтаем, — удивительно быстро и смело бросает Мадлен, но все же еле заметно втягивает голову в плечи.

Я медленно поднимаю правую руку и смотрю на циферблат наручных часов.

— Полпервого ночи, мисс Розенталь?

— Самое подходящее время для бесед, — заявляет она.

— Не в школе. И вам, хотите вы или нет, придется с этим смириться.

Я оборачиваюсь к мальчику, оказавшемуся несколько дальше от меня, чем две секунды назад, и размеренно произношу:

— Вы, мистер Кортнер, сейчас же отправляетесь прямиком в свою спальню, а завтра с вами лично побеседует профессор Дикози.

Когда Луи срывается с места, практически на ходу кивая в знак согласия, я возвращаю свое внимание юной мисс Розенталь.

— Итак, что побудило вас, Мадлен, после отбоя выйти из комнат Когтеврана и спрятаться в одном из школьных коридоров ночью со своим однокурсником?

Будучи почти три года знакомой с этой девочкой, я заранее имею в голове несколько вариантов ее ответа на мой вопрос:

«Мне не спалось, и для борьбы с бессонницей я нашла интересную компанию»,

«Я должна была срочно поделиться с Луи одним важным секретом»,

«Мне необходимо было отблагодарить его за помощь с травологией, а днем Кортнер всегда занят».

Или просто...

— Он очень красивый.

Именно это.

— Мадлен, это недостаточно веская причина для нарушения школьных правил.

— Для меня — достаточно.

Розенталь явно храбрится, готовая до потери пульса доказывать свою правоту.

— Он всего лишь поцеловал меня в щечку, — неожиданно говорит она. — Я все понимаю, профессор Грейнджер, и никогда бы...

— Отправляйтесь спать, Мадлен.

— Такого больше не повторится.

— Хотите сказать, вы спрячетесь лучше, и в другой раз я не смогу вас поймать?

По глазам студентки вижу, что попала в самое яблочко детской хитрости.

— Доброй ночи.

— Доброй ночи, профессор Грейнджер.

Мадлен уходит быстрыми шажками, лишь раз оглянувшись и сверкнув в неверном свете луны яркими изумрудами глаз.

Вы не подумайте: так проходит не каждое мое дежурство. Просто мне показалось, что именно этот день (точнее, эта ночь) — то, с чего я должна начать свой рассказ.


* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *

— Доброе утро, профессор Грейнджер.

— Здравствуйте, профессор Грейнджер.

— Доброе, Кассандра. Здравствуйте, мисс Бранди.

Коридоры Хогвартса заполняются гудящей толпой студентов. Цветные галстуки мелькают перед глазами с такой скоростью, что порой я даже не различаю, с кем здороваюсь.

Спохватываюсь лишь тогда, когда директор, стремясь привлечь мое внимание, повторяет приветствие.

— О, доброе утро, профессор МакГонагалл, — восклицаю я, притормозив так резко, что невнимательный первокурсник налетает на меня и громко ойкает.

— Все хорошо, Гермиона? — интересуется Минерва.

Улыбаюсь и энергично киваю:

— Да, замечательно.

Директор отвечает улыбкой, отчего мне в который раз бросаются в глаза все новые морщинки на милом сердцу лице.

— Загляните ко мне, когда освободитесь, профессор Грейнджер.

Она слегка касается моего предплечья и поворачивается, чтобы продолжить свой путь.

— Хорошо, зайду, — обещаю я.

Минерва МакГонагалл сразу же растворяется в толпе, и я ухожу в свой кабинет.

У двери меня уже ожидают хорошо знакомые третьекурсницы Когтеврана и Пуффендуя.

— Здравствуйте, профессор Грейнджер, — выдают нестройным хором.

— Здравствуйте, девочки.

Я пропускаю учениц в кабинет, включая последнюю, спешащую с противоположной стороны коридора в хвост девичьего ряда.

— Доброе утро, мисс Розенталь.

Мадлен глядит на меня снизу вверх, здоровается и проскальзывает за дверь.

В нашем кабинете очень уютно. Пожалуй, дело в том, что все здесь украшено салфетками, связанными крючком, самодельными игрушками и прекрасными картинами, вышитыми крестиком. В общем, добро пожаловать в кабинет рукоделия.

До конца перемены остается десять минут, и я усаживаюсь за свой стол, чтобы подготовить схемы для вышивания. Юные волшебницы, в предвкушении облизывая губы, размещаются вокруг пуффендуйки Дороти, белокурой девочки с пухлыми щечками. Напрягаю глаза в попытке разглядеть, в чем там дело, но безуспешно; лишь замечаю журнальчик размером с половину альбомного листа. Немного переждав, перехожу в наступление.

— Девочки, приготовьте инструменты. Не хочу тратить на это время позже, — настойчиво прошу я.

— У нас все под рукой, — немедленно говорит Дороти и, повинуясь всеобщему давлению, переворачивает страничку.

— Профессор Грейнджер, а почему вы не замужем? — хитро обнажив зубки, интересуется мисс Глория Шерри, черноволосая когтевранка. Для этого она даже отрывается от журнала и глядит на меня через плечо. Остальные девочки также вскидывают головы, и в их глазах легко читается: все как одна прекрасно понимают, к чему клонит их однокурсница.

Жаль, конечно, что до меня пока не доходит. Признаться, не этого я ожидала, когда пыталась выяснить, что же объединяет столь разных особ. Глория тем временем продолжает:

— Хотите, мы подберем вам избранника из списка самых завидных женихов волшебного мира?

Ах, вот оно что! Должно быть, очередной специальный выпуск «Вельмополитена».

Я поднимаюсь со своего места и изо всех сил сдерживаю улыбку.

— Позволите взглянуть? — спрашиваю я, приближаясь.

Дороти пододвигает мне журнал и приглашает:

— Присоединяйтесь!

Ради меня все возвращаются к первому «завидному жениху», блистающему белоснежной улыбкой девятнадцатилетнему Бенедикту Уоркли.

— Этот слишком молод как для меня, так и для женитьбы вообще, — вставляю я в общий гул обсуждений.

Со мной соглашаются, а очаровательная Молли добавляет со знанием дела:

— Да еще и чертовски богат. Крупная мышеловка для наивных барышень.

Пока под одобрительный шум переворачивается страничка, заинтересованно оглядываю своих учениц. С каждым днем я все больше наслаждаюсь ролью преподавателя.

Следующие — тридцатичетырехлетний миллионер и двадцатилетний игрок в квиддич с идеальным прессом вместо харизмы. Кто-то замечает, что «оба недостаточно хороши для профессора Грейнджер».

— О, это мистер Лонгботтом, который приходил к нам показывать новые виды хромирии сонной, да, профессор? — выдает Глория, указывая пальцем на претендента номер пять.

— Да, я сама приглашала его тогда. Это один из лучших людей, с кем я когда-либо была знакома.

— И...

— О нет, он мне слишком дорог как друг, — тороплюсь заверить я девочек. — К тому же его сердце занято.

На этот раз страница переворачивается под разочарованное мычание, а я успеваю подумать про себя, что совершенно отстала от жизни: молодого человека, изображенного рядом с Невиллом и получившего несколько восторженных комментариев моих подопечных, я вижу впервые.

— Ладно, а этот? — предпринимает попытку Молли. — Джек Мерези. Посмотрите, какие у него скулы...

— Девочки, а это кто?

Они следят за моим взглядом и дружно выдыхают.

— Мечта каждой второй, профессор Грейнджер, — отвечает Глория. — Эти губы, глаза и руки, только взгляните...

— Драко Малфой, да? — перебиваю я.

Дороти склоняет голову набок и заинтересованно щурится.

— Да. А вам он что, понравился?

— У нас тут за ним очередь, — хихикает Молли.

— Нет, — смеюсь я и тяну руку к журналу. Поднеся его поближе к глазам, рассматриваю бывшего слизеринца, восседающего в старинном кресле с большой буквой «М» на подлокотнике и даже с колдографии в «Ведьмополитене» глядящего на весь мир как на огромное недоразумение. — Я с ним знакома. Мы учились вместе.

— Везет... — завистливо тянет Мадлен. — Здесь написано, что он «волк-одиночка». «Приручить такого — все равно что очаровать сотню обычных парней», — читает она, заглядывая в журнал.

Остальные поддакивают.

— Поможете сделать десять копий его колдографии, профессор?

Звенит звонок. Я отдаю «специальный выпуск» хозяйке и ухожу к своему столу.

— Обязательно. А пока... кто-то говорил, что все инструменты под рукой. Вам полминуты на подготовку, леди.


* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *

— Еще раз здравствуй, — приветствует Минерва МакГонагалл, сидя за своим дубовым столом. — Проходи и присаживайся — нужно поговорить.

Такое бывает не так уж часто, но, по правде говоря, довольно регулярно: раз эдак в два месяца.

Я медленно подхожу к нынешнему директору, по пути глядя на портреты бывших. Почти все приветственно кивают. Подбородок профессора Снейпа, как всегда, чуть приподнят, а глаза его сканируют насквозь; я невольно выпрямляю спину. Профессор Дамблдор смотрит так, словно знает большой и очень занятный секрет, глаза его и губы слегка насмешливо улыбаются; я по обыкновению отвечаю ему поклоном.

— Вы же прекрасно знаете, как меня утомили приказы Министерства, имеющие целью «поддержать дружественную обстановку в школе»? Не так ли, Гермиона?

О да. В прошлый раз по одному из приказов мы перекрашивали все стены коридоров в «нейтральные цвета», лишь бы ни один факультет не присвоил отдельные участки Хогвартса.

— Я хорошо с этим знакома, профессор.

Минерва кивает и не торопясь достает из ящика стола какие-то пергаменты. Опустив очки пониже на носу, она спрашивает:

— Знаешь, что они придумали на этот раз?

Я смотрю в смеющиеся глаза МакГонагалл и прямо отвечаю:

— Понятия не имею.

Один из листов директор подносит к лицу, явно собираясь цитировать текст приказа, а второй пергамент протягивает мне. Я забираю, но не рискую взглянуть на него, желая сохранить интригу.

— «...учитывая новые концепции современной программы образования, Министерство Магии приказывает школам Волшебного Мира (синий вкладыш №1) провести мероприятия, направленные на создание (поддержание) дружеских и/или товарищеских отношений между выпускниками разных лет и нынешними студентами. Предупреждая возможные неточности, подтверждаем: решение внутренних организационных вопросов Министерство оставляет за администрацией магических учебных заведений».

Минерва поднимает на меня глаза и, похоже, сталкивается с безграничным скептицизмом на моем лице (должна заметить, в последнее время реагировать на приказы иным образом просто невозможно).

— С каждым приветом из Министерства я все больше жалею, что мы заручились их поддержкой.

— Чувствую нечто похожее, — тихо смеется МакГонагалл.

— Теперь они намекают, а нам следует выполнять в течение одного месяца, — добавляю я.

Директор вздыхает и поднимается, чтобы пройтись по кабинету и прикоснуться ладонью к крыльям феникса, находящегося на закате очередной своей жизни.

— Но заметь, Гермиона, это не самое худшее их распоряжение.

Я охотно соглашаюсь и вдруг вспоминаю о пергаменте в своих руках.

— А это что?

— Я составила списки выпускников последнего десятилетия, которые... — Минерва делает двухсекундную паузу, — ...живы.

Это не совсем то, что должно уточняться, когда речь идет о людях, которым нет и тридцати. Совсем не то.

Но пергамент, несмотря ни на что, содержит невероятно длинный список имен, и я интересуюсь:

— Мы что, позовем всех в один день?

— О, нет, конечно, — отвечает МакГонагалл. — Распределим по годам учебы.

Я киваю и принимаюсь изучать фамилии в списке, стараясь не пропускать ни одной знакомой. Гарри и Джинни Поттеры, словно по зову, находятся сразу же; я вижу имена Рона и Джорджа, попадается фамилия Вуд, потом — Забини, Томас и Паркинсон, Патил, снова Патил, Булстроуд, Смит, Браун, Джонсон, Нотт, Спиннет... Здесь «завидные женихи» — Невилл и Малфой, а также Полумна, записанная как Лавгуд-Финниган.

Невольно ищу некоторые имена, но никак не могу найти, хоть и прекрасно знаю почему. Болезненно щемит сердце — сложно с этим что-то поделать.

— Профессор, а вы уверены, что все придут? — спрашиваю я, стараясь выдержать деловой тон. — Малфой, Забини... — шепчу себе под нос.

— А почему кто-то должен отказаться? — искренне удивляется Минерва. — Мистер Забини и мистер Малфой, к вашему сведению, уже согласились.

Я не могу сдержать пораженное восклицание и замечаю:

— Оперативно вы работаете.

Уголки губ директора приподнимаются.

— Ваш выпуск и те, кто на год старше, — первые на очереди.

Эта встреча, бесспорно, обещает быть интересной. Очень сомневаюсь, что все пройдет мирно и в рамках приличия, однако полностью полагаюсь на прошедшие годы и мудрость повзрослевших сокурсников.

Впрочем, уверена я только в одном: нынешние студентки Хогвартса будут счастливы до умопомрачения.

Глава 2. Старые знакомые и плохие новости

— По-моему, ты можешь делать все это в три раза быстрее, просто ленишься.

— По-моему, из тебя получился так себе джентльмен: вместо того чтобы помочь девушке, ты нервируешь.

Я отправляю связку из двадцати пяти воздушных шаров в правый верхний угол одного из окон Большого зала, украшая косичку из омелы. Опускаю палочку и смотрю на своего нагловатого товарища.

— Как только я закончу, ты побежишь в «Сладкое королевство» и докупишь все, что только что съел.

Тот смеется и качает головой в знак протеста:

— Я спасаю человечество от кариеса, принимаю удар на себя! Не мешай мне, будь добра.

Кстати, знакомьтесь — Натаниэль Эдвардс, или просто Натан. Обладатель кудрявой каштановой шевелюры, синих глаз, среднего роста и примерно полусотни поклонниц среди студенток Хогвартса, в основном старшекурсниц: соблазнительный взгляд вкупе с пылким нравом заметно отпугивают двенадцатилетних девочек (мне, как их преподавателю, на радость).

Сам Натан семь лет назад закончил обучение в Шармбатоне, а позапрошлой весной перебрался в магический Лондон вслед за своей матерью. Эта активная женщина с неизменной красной сумкой в правой руке буквально влюбилась в наши места во время путешествия и поспешила обосноваться здесь, потянув за собой сына.

— Я серьезно, Натан, не прикасайся больше к Шоколадным лягушкам!

— Эй, женщина, я тащил эти коробки вместе с тобой из Хогсмида, — раздраженно разводит он руками. — Неужели не заслуживаю легкого перекуса?

В ответ на мой гневный взгляд Эдвардс невинно поднимает брови.

Я отворачиваюсь и одним взмахом волшебной палочки завязываю сразу два огромных банта на ножках стола. Натан молча встает рядом со мной и проделывает то же самое с другим столом, вызывая у меня с трудом скрываемую улыбку.

До сих пор не знаю точно, как так вышло, что мы сдружились. Однажды в магазине мадам Малкин он просто схватил меня за руку и, глядя широко распахнутыми глазами, прошептал: «Спрячь меня!». У меня было не так уж много времени на размышления, прежде чем странный незнакомец проскользнул мне за спину, поэтому я машинально прислонилась боком к одной из полок, скрывая беглеца. В следующее мгновение я услышала женский голос: «Мальчик мой, ты только взгляни, как этот цвет гармонирует с цветом твоей кожи!». Немолодая женщина наткнулась на меня взглядом и в растерянности взмахнула красной сумкой: «Куда это он запропастился?». Мне ничего не оставалось, кроме как пожать плечами. Когда она ушла, я обернулась, все еще пребывая в легком замешательстве; молодой человек встал с корточек, отряхнулся и выдал: «Терпеть не могу цветные мантии». Затем он протянул мне руку и представился.

В благодарность Натан купил мне шоколадное мороженое. Дементор дернул меня тогда сказать, что я не люблю этот вкус. Эдвардс, конечно, не мешкая купил еще одно, ванильное, но теперь, частенько заглядывая в Хогвартс, он неизменно приносит для меня именно шоколадное и каждый раз с интересом наблюдает за моей реакцией. В прошлом месяце я, назло Натану, отдала десерт одной из своих студенток — так этот замечательный парень не разговаривал со мной целых двадцать минут.

Натан оглядывает почти полностью украшенный зал и воодушевленно сообщает:

— Думаю, завтра здесь будет весело. Мне наконец удастся насладиться обществом молодых волшебниц, уже закончивших школу... Ты же меня пропустишь на этот праздник жизни?

Я отмахиваюсь.

— Пропустит директор. Твои картины висят в коридорах, а отреставрированная Полная Дама сияет румянцем. Никогда не забуду, как наведенная тобой в школе красота заставила МакГонагалл прослезиться.

Натаниэль самодовольно ухмыляется, а потом неожиданно говорит:

— Может, и ты наконец найдешь себе кого-нибудь.

Я закатываю глаза и прикусываю язык, чтобы невольно не напомнить ему: ударюсь в активные поиски лишь тогда, когда мне надоест компания книг, моих учениц, Поттеров, Уизли и Эдвардса. На подобные заявления Натан в основном отвечает неповторимым выражением перекошенного лица и эмоциональным «Ты что, дура?!».

— Все, расходимся, — говорю я, упирая руки в бока.

— Говоришь так, будто здесь действительно собрались все, кто обещал помочь с оформлением зала, — смеется Натаниэль.

Я вздыхаю и пожимаю плечами.

— Главное, что мы здесь.

— Замечательные слова, мисс Грейнджер, — он запрыгивает на скамейку, опускает подбородок на мою макушку и внимательно смотрит туда же, куда и я — на список приглашенных, висящий на стене. — Скажем им «до скорой встречи»?


* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *

Вовсе не легкая дрожь пробегает по телу, когда из Большого зала, сквозь массивные двери, до меня доносится шум разговоров. Скорее это похоже на ощущение, будто жестоко кусают собственные мурашки.

Несколько секунд я успокаиваю себя тем, что в зале полно друзей и хороших знакомых, а потом делаю шаги вперед. По крайней мере, я знаю, что в жизни случаются куда худшие вещи, чем встречи со школьными врагами и неловкие беседы.

Беззвучное «ого» застывает на моих губах, когда я окидываю взглядом всех этих людей, прогуливающихся вдоль длинных столов и, кажется, готовых говорить с кем угодно, кто попадется на глаза. В ушах звенят смех, женские и мужские голоса, перемешанные в сплошную кашу из звуков; можно уловить даже детский плач откуда-то с противоположной половины зала. Некоторые из тех, кого я помню подростками с играющими гормонами, пришли с супругами и маленькими детьми. Нынешние студенты успешно растворились среди бывших учеников. Или это бывшие ученики растворились в массе нынешних?

Очередной приступ волнения накатывает на меня, и я продвигаюсь к центру, разыскивая друзей. На мою удачу, Гарри, замечающий мой «хвостик» среди отдельных экстравагантных причесок, машет рукой. По пути к Поттерам и Уизли, окруженным группой младших студентов, я разглядываю девушку с выдающейся фигурой и красивой, но напряженной улыбкой — Панси Паркинсон, а также высокого светловолосого парня — Энтони Голдстейн с ностальгией во взгляде скользит кончиками пальцев по большому подсвечнику на стене.

— Лихо вы все тут подготовили за неделю, — сразу же говорит Джинни, обнимая меня.

Гарри следует ее примеру, но сжимает меня в объятиях чуть дольше.

— Привет, Гермиона, — улыбается он.

Только в этот миг я осознаю, что мы не виделись целую вечность.

Рон тоже протягивает ко мне руки. Похоже, неловкость, образовавшаяся между нами после разрыва отношений, исчерпала свой срок.

— А вы все дружите с самых первых дней в школе, да? — нетерпеливо интересуется девочка-первокурсница, одна из тех, кто не обратил на мое приближение ни малейшего внимания.

Джинни смеется и задумчиво отвечает:

— Ну, можно сказать и так. Только по отношению ко мне это было бы не совсем справедливо...

Гарри склоняется к моему уху и кивает куда-то в сторону:

— Полумна очень хотела с тобой поговорить.

Я поворачиваю голову — на глаза попадается огромная голубая шляпа.

— Как же я соскучилась!

Рядом с Полумной и Симус. На выраженное мной удивление по поводу их брака он шутливо отвечает:

— Я по-прежнему все взрываю, а Луна смеется надо мной и тушит.

Несколько минут общения с четой Финниган заставляет меня забыть о волнении, и я продвигаюсь дальше. Вскоре меня ловит за руку Лаванда Браун. Здесь она одна, но выглядит счастливой. Я получаю от Лаванды рассказ о том, как Рон растерялся при их сегодняшней встрече и даже с трудом поздоровался; это ее очень забавляет, меня, в общем-то, тоже. Заражаясь смехом мисс Браун, я вдруг нахожу взглядом хорошо знакомое лицо Невилла. Он захвачен в круг из студенток разных возрастов и заметно смущен. Увидев меня, Невилл расплывается в улыбке.

Не могу отделаться от ощущения, будто прохожу мимо конвейера старых друзей — лица мелькают, сменяя друг друга, — но это нисколько не раздражает, лишь еле заметно кружится голова. Я болтаю о всякой ерунде, вспоминая школьные годы с близняшками Патил, потом разговариваю о главных событиях жизни и обмениваюсь новостями с Дином Томасом. Даже успеваю посвятить несколько минут неловкой беседе с МакЛаггеном (очень скоро к нам подходит его супруга в элегантном темно-синем платье и напоминает, чтобы он вытащил из-под стола проказника Эла).

Переходя из одного разговора в другой, я незаметно наталкиваюсь на группку бывших слизеринцев. У них не так много фанатов, но несколько юных ребят с зелеными факультетскими значками на груди все же пытаются привлечь их внимание. Я замираю буквально в нескольких метрах.

От пристального скользящего взгляда Забини руки непроизвольно сжимаются в кулаки. Но это мелочь по сравнению с тем, как хочется схватиться за волшебную палочку, когда Малфой поворачивается и, отвечая кислой ухмылкой на какую-то реплику слизеринки-старшекурсницы, обнаруживает меня и презрительно приподнимает брови.

«Брось, Гермиона, — говорю я себе. — Тебе двадцать пять, а ты до сих пор не можешь держать себя в руках из-за изворотливого труса. Разве все, что было, важно теперь? Выпускники Слизерина сейчас только и спасаются тем, что смотрят на всех свысока, и у Малфоя это получается просто отлично. Надо порадоваться за завидного жениха номер семь».

— Эй, старичок Джордж Уизли пробрался сюда и напоил тебя чем-то, Гермиона? Ты так застыла посреди толпы, — доносится как будто издалека, сквозь туман задумчивости.

Я взвизгиваю от того, что Натан хватает меня за талию и чуть приподнимает над землей.

— Привет, профессор Грейнджер!

— Дурак! — мгновенно реагирую я.

Эдвардс нарочито обиженно хмурится.

— Очень дружелюбно!

Я не оглядываюсь, но предполагаю, что своим визгом привлекла внимание стоящих рядом людей. Но это ерунда. Плохо то, что ближе других оказались выпускники Слизерина.

— Хочу есть, — объявляет Натан и, не дождавшись никакого ответа от меня, с нажимом добавляет: — ...а ты стоишь слишком далеко от столов с едой.

Он тянет меня за руку, по пути ослепительно улыбаясь знакомым. У Натаниэля фантастическая способность к налаживанию связей, поэтому удивительно многие из находящихся в зале для него как минимум приятели.

— Ты всегда хочешь есть, — бурчу я, но не так уж сильно сопротивляюсь.

Вместо ответа Натан усаживается за стол и выбирает самую сочную куриную ножку. Я лишь машу на него рукой и приземляюсь на скамейку напротив. И не толстеет ведь, паршивец!

— Ты же планировал проводить как можно больше времени в компании волшебниц, — напоминаю я, потягивая через соломинку тыквенный сок. — А сидишь тут со мной и объедаешься.

Натан усмехается и пожимает плечами:

— Ты меня очень даже устраиваешь.

Я недоверчиво вздергиваю бровь. Эдвардс смеется, чуть склоняется над столом и шепотом делится:

— Я боюсь перепутать взрослых девушек со студентками. Почему вы не заставили несовершеннолетних надеть форму? — возмущается он. — Ты ведь мне голову снесешь, если я свяжусь с твоей ученицей.

По моему лицу Натан видит, что именно так и будет. И еще он точно улавливает намек на то, что я выберу для расправы самое жестокое проклятие.

— Гермиона!

Джинни подсаживается на скамейку рядом со мной и здоровается с Натаном. Тот тут же пододвигает ей тарелку с яблочным пирогом.

— Нет, спасибо, — отвечает миссис Поттер. — Что же тебе так везет на обжор, милая? — обращается она ко мне.

— Эй, вам жалко, что ли?!

— Нет-нет, Натан, — отмахиваюсь я. — Ешь. Ты хотя бы не чавкаешь.

Джиневра смеется, но я замечаю, как она оглядывается и ищет кого-то взглядом.

— Что-то случилось?

— Ты о чем? — откликается Джинни. — Все в порядке, — а заметив мой недоверчивый взгляд, косится на Натана и нарочито беззаботно бросает: — Просто Гарри решил поговорить с Чжоу.

— Джин, — укоризненно завожу я, — вы ведь женаты. И ты вполне можешь...

— ...доверять Гарри, потому что он замечательный. Я знаю, знаю.

Она снова оглядывается, а Натаниэль, смотря на меня, насмешливо качает головой.

Неожиданно напротив меня, вплотную к Эдвардсу, садится очень похорошевшая за эти годы Сьюзен Боунс и с ходу заявляет:

— Гермиона, я так рада тебя видеть!

Пока я стараюсь изобразить, что эта безграничная радость взаимна, Натан откладывает очередную тарелку, поворачивается к незнакомке всем телом, а в глазах его загорается чертовский огонек.

— Натаниэль, — представляется он, протягивая руку.

— Сьюзен, — отвечает мисс Боунс, улыбаясь.

Как только завязывается разговор, Джинни незаметно поднимается и исчезает где-то в толпе.

В Большом зале все явно забывают о времени. Деканов на встрече нет. Лишь в одиннадцать часов я нахожу всех старост и прошу отправить студентов в спальни. МакГонагалл, замечающая мои действия, благодарно кивает. Потом я еще долго вспоминаю ее глаза — в них стоят слезы.

* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *

Со звонком мои ученицы встают из-за парт и складывают крючки, схемы, недовязанные детские шапочки в специальный шкафчик, когда в дверной проем заглядывает запыхавшийся профессор Роуэлл.

— Гермиона, профессор МакГонагалл просит вас зайти, — и, переведя дыхание, добавляет: — Срочно.

— Ладно, спасибо, — отвечаю я удивленно.

До Министерства дошли слухи о нашей вчерашней «встрече» и еще куче запланированных? Они недовольны или восхищены? Возмущены тем, что не были приглашены?

Спустя несколько минут я уже открываю одну из самых важных дверей в Хогвартсе.

— Добрый... добрый день, профессор МакГонагалл.

Я запинаюсь и непроизвольно сглатываю, потому что меня захватывает очень неприятное чувство. Вы же представляете себе, как горит фитиль динамитной шашки? Потрескивая и рассыпая искры, огонек постепенно продвигается к цели, забирает в свой плен сантиметр за сантиметром, пока не грянет «бум!». Нечто похожее происходит в этот момент со мной: движение чего-то неприятного начинается ото лба, по переносице, касаясь глаз, и спускается ниже... отзывается покалыванием в кончиках пальцев. И все это от одного-единственного хорошо отработанного взгляда. Не взгляда сидящего за своим столом директора, даже не взгляда профессора Снейпа с портрета.

— Проходи, — торопит Минерва.

Я, конечно, краем глаза вижу, кто сидит в одном из кресел у стола, но боюсь удостовериться в правильности своих предположений. Потому стою, не поворачивая головы и упершись взглядом в МакГонагалл, словно страж у ворот замка.

Я прохожу вперед и понимаю, что кресла почти полностью повернуты друг к другу. Вполне серьезно задумываюсь: «А не постоять ли мне?». Но директор, как назло, предлагает мне присесть. Очень настойчиво предлагает.

Опустившись на мягкое сиденье, я вижу теперь усмехающегося Малфоя во всей его красе, и не остается никаких наивных надежд на резкое ухудшение бокового зрения.

— Как приятно снова увидеться, да? — приветствует он. — Так я всегда и думал: хочешь встретиться с Грейнджер — беги в школу.

— Тебя еще не затоптали поклонницы? — парирую я по возможности хладнокровно. — У всех на груди успел оставить автограф несмываемыми чернилами?

Малфой собирается что-то ответить, но МакГонагалл перебивает:

— Так, придержите языки за зубами, — говорит она таким тоном, будто перед ней не взрослые люди, а нарушающие порядок студенты. — И вам придется привыкнуть уважительно относиться друг к другу, потому что, работая в одной школе, вы неизбежно будете...

— Что?! — вопрошаю я, не в силах сдержаться. — Работая в одной школе?

На лице Малфоя лишь довольное выражение, а директор чертовски спокойна.

— К тому же вы взрослые люди. Нам ведь нужен преподаватель для мальчиков, Гермиона?

Я лишь моргаю, пока мой мозг пытается переварить новость.

Похоже, Драко Малфой разместится в соседнем кабинете со студентами-мальчиками. Кажется, мы будем вести похожие уроки параллельно, в одно и то же время, в одни и те же дни.

Плохая, однако, новость.

Глава 3. Профессор-мечта и нежелательные коллеги

Наконец я выдыхаю и, мысленно сосчитав до десяти, выдавливаю:

— Профессор МакГонагалл, могу ли я с вами поговорить с глазу на глаз?

Малфой выдает смачно-громкую усмешку с максимально явным намеком на мою ничтожность. Может, конечно, все это слегка приукрашено, но за подобные моменты я готова поставить этому человеку десятку по десятибалльной шкале под названием «продемонстрируй свое раздутое эго».

— Драко, можешь пока осмотреть кабинеты на первом этаже, — говорит МакГонагалл. — Только план школы значительно поменялся, так что...

— Не заблудись, — кратко заканчиваю я.

Малфой, приложив руку к груди, театрально кланяется.

— О, не беспокойтесь за меня!

Когда он уходит, я изо всех сил стараюсь не замечать укоризненный взгляд директора и задаю единственный интересующий меня вопрос:

— Почему именно Малфой?

— Он сам проявил инициативу, — отвечает Минерва. — А ты имеешь что-то против?

Я заглатываю свое «да!» в последний момент.

— Просто мне казалось, что Натаниэль мог бы занять эту должность. Тем более что...

— Мистер Эдвардс уже получал данное предложение.

— ...он сейчас ищет работу... — по инерции продолжаю я и от неожиданности смотрю на собеседницу широко раскрытыми глазами. — Он отказался?

— Да.

— Это так... странно, — все, что я способна произнести.

Хотя, если задуматься: в этом нет совершенно ничего странного. Натан мечтает занять в искусстве достойное место и двумя руками беспощадно распихивает все, что стоит на пути.

— Почти пять лет назад ты пришла сюда, Гермиона, и решительно заявила, что желаешь работать в Хогвартсе. Мало того, потребовала ввести новую учебную дисциплину — для девочек первых четырех курсов, — в глазах МакГонагалл пляшут насмешливые огоньки. — Я не могла не откликнуться, потому что понимала, как ты в этом нуждалась. Драко Малфой тоже пришел с просьбой, своей собственной, он ведь знает: в Хогвартсе каждый, кто просит помощи...

— ...ее получает, да, — киваю я. — Но уверены ли вы, профессор, что это тот самый случай? Вообще-то, под предложенным вами углом зрения мне кажется странным даже то, что на основании моей безумной идеи действительно организовали что-то вроде школьного предмета.

МакГонагалл устало пожимает плечами.

— Простое рукоделие оказалось поистине полезным для девочек.

И вот сейчас я понимаю: любые мои аргументы заведомо проигрышны перед образом мысли директора.

— Пригласи, пожалуйста, Драко, — просит она.

Я нахожу его недалеко от кабинета и одним движением головы указываю, что можно вернуться. Спустя минуту перед Минервой МакГонагалл стоят два профессора, один из которых, как хочется мне думать, с этого момента на испытательном сроке. Директор внимательно глядит на меня и говорит:

— Сегодняшнее дежурство, профессор Грейнджер, вы должны провести совместно с профессором Малфоем, чтобы показать ему все школьные коридоры, проходы и закоулки. А пока будьте добры отвести коллегу к его рабочему кабинету. Тот, что рядом с вашим, — пустует.

Отлично, давайте попытаемся объединить нас в дружную команду! И не оставим попыток до тех пор, пока кому-нибудь одному не прилетит в грудь Авада Кедавра, подпитанная многолетней ненавистью.

— Весь день буду морально готовиться к ночной экскурсии, — бросает Малфой через плечо, медленным шагом приближаясь к двери.

Драко делает вид, что это я должна следовать за ним, а не он за мной. Малфой выбрал неподходящую тактику действий для нашего «сотрудничества».

— И мой, и твой кабинеты расположены на втором этаже, — отмечаю я как бы между прочим и не двигаюсь с места. — А ты понятия не имеешь, насколько хитрее стали лестницы с восстановлением школы.

Он оборачивается и дарит мне кислое подобие улыбки.

— Привыкну.


* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *

— Я просто обязан познакомиться с ним поближе.

Весеннее солнце нещадно светит мне прямо в лоб. Я зажмуриваюсь, опираюсь ладонями о траву и бурчу:

— И зачем тебе это надо?

Натан отвечает задорным смешком.

Трудно представить, что совсем недавно над этим озером летали вспышки от запрещенных заклинаний. Берега настырно заросли сочной зеленью, а вода все так же манит своим спокойным блеском. Хочется окунуться по самую шею... пока не вспоминаешь об обитателях водоема.

— Имей в виду, пятиминутное общение со слизеринцем укорачивает жизнь на полгода. А бывших слизеринцев не бывает.

— Это твое субъективное мнение, — возражает Натаниэль. — И ты, как всегда, пытаешься навязать его мне.

— Больно надо, — отзываюсь я. А про себя добавляю: «Выпускникам Шармбатона никогда это не понять».

— Я приду сегодня к десяти вечера — помогу с разбором каких-нибудь книг. Их всегда полно на твоем столе. А потом дождусь окончания ночного дежурства.

Щурясь, я приоткрываю один глаз и испытующе смотрю на Эдвардса.

— «Случайно» столкнешься с Малфоем, да?

Он улыбается.

— Как хочешь, — продолжаю я. — Но, чисто по-дружески: надеюсь, что ты в первые же секунды поймешь, какая задница этот новый профессор.

— Ч-ш-ш, — шипит Натан, — поблизости могут оказаться ученики. А еще я могу пожаловаться на тебя директору. Произносить такие слова на территории школы! Немыслимо! — сокрушается самовольный голос моей совести.

— О, замолчи, Эдвардс.

— Ладно.

Он падает спиной на траву, а я меняю положение и любуюсь видом Хогвартса, игнорируя слепящие солнечные лучи.


* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *

Мы выходим из кабинетов почти одновременно и чуть не сталкиваемся нос к носу. Это было бы забавно или неловко, если бы не вызвало такой прилив раздражения.

— Готов?

Малфой приподнимает бровь и саркастически напоминает:

— Я весь день готовился.

Чтобы не ляпнуть чего-нибудь лишнего, я лишь бросаю «пойдем» и двигаюсь по коридору.

Все, что ожидает нас за каждым поворотом, — тишина и лунный свет, особенно яркий этой ночью. Порой я обращаю внимание Малфоя на обманную дверь или скрытую от глаз нишу, а он, слава Мерлину, молчит, слушает и запоминает. Правда, до поры до времени.

— Грейнджер, а кто сейчас декан Слизерина?

Я мысленно отмечаю, что это самый первый вопрос с момента его появления в Хогвартсе в роли преподавателя.

— Арнольд Доросси, профессор Защиты от Темных Искусств. Целишь на его место?

— Пока нет, — отвечает Малфой, делая отчетливый акцент на слове «пока». — И насколько часто теперь Слизерин получает Кубок Школы?

О, забери меня дементор!

— За все время моей работы здесь они брали Кубок два раза. Последний был в позапрошлом году.

— Не последний, — исправляет Драко.

Я раздраженно закатываю глаза и заворачиваю за угол. Но, как ни странно, на этом допрос не заканчивается.

— А остальные деканы? Другие профессора? Кто что преподает?

— Годрик Всемогущий! — резко обернувшись, поражаюсь я. Шокированное лицо Малфоя так и просится на колдографию (вот была бы память!) — Тебя действительно интересуют какие-то люди, кроме тех, кто напрямую связан с «великим факультетом»?!

Теперь новоиспеченный коллега прожигает меня гневным взглядом, но я всерьез жду ответа.

— Вообще-то совсем не интересно, — выплевывает он.

Я продолжаю намеченный путь и, махнув рукой, информирую:

— Не обязательно пытаться поддержать притворно-дружескую беседу.

— Отлично, — получаю ядовитый ответ. — Думал, умру, если придется еще и говорить с тобой. Только у меня еще остался один вопрос...

Ему что, последние пять лет не с кем было поболтать?

— Почему тебя до сих пор не взяли на пост преподавателя ЗОТИ? МакГонагалл посчитала тебя слишком заумной? Я всегда был уверен, что таких нужно изолировать от общества.

— Нет, дело не в этом.

— А в чем? Тебя забраковали студенты? Наверное, чистокровные волшебники все же побрезговали связываться с твоей...

Я останавливаюсь, резко поворачиваюсь и смотрю Малфою прямо в глаза. Предполагаю, на моем лице не самое миролюбивое выражение.

— Я бы могла занять эту должность сразу, как только появилась в Хогвартсе — по предложению директора, — выговариваю зло. — Но мне в жизни по горло хватило защиты от Темных Искусств, сильно превышающей школьную программу. Я взяла пожизненный отпуск от этого. А ты молись, чтобы студенты не забраковали профессора Малфоя. У МакГонагалл настолько добрая душа, что она наняла тебя исключительно из жалости: врагу не пожелаешь твоей незавидной репутации.

Я прекрасно знаю, что это удар из разряда запрещённых, бьющих по самой гордости. Если честно, не хотелось до такого доходить, но на унижение у меня сработала столь мощная самооборона, что я просто не успела себя остановить. А теперь, мне кажется, я слышу скрип малфоевских зубов.

— Мы уже обошли два этажа, которые должны были. Теперь дай мне пергамент с планом школы. Дальше я разберусь сам.

— Хочешь, чтобы я научила тебя вежливым словам? Таким, как «пожалуйста»?

От этого липкого, холодного взгляда хочется провалиться сквозь землю, но как-то не выходит.

— Просто. Дай. Мне. Чертов. План.

В общем, я готова поддержать стремления собеседника: лучше бы нам побыстрее разорвать связывающие нас рабочие ниточки и разойтись на безопасную дистанцию. В идеале — разъехаться по разным странам.

— Он у меня в кабинете, — говорю я и направляюсь к лестнице.

Я напрочь забываю про человека, который только и ждет этого удобного момента.


* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *

Малфой заходит в кабинет вслед за мной. Это не только раздражает, но и напрягает, поэтому я обращаюсь к нему:

— Мне жалко своего времени, чтобы подделывать что-то на пергаменте смеха ради. Зря беспокоишься.

Именно в этот момент я замечаю, что Малфой не пытается скрыть прохладное удивление по поводу сидящего за моим столом незнакомца. Эдвардс же выглядит таким радостным, словно только что выиграл в лотерею дом на берегу моря.

— Она жуткая зануда, да? — говорит Натан.

Интересно, он в состоянии прочитать в моем взгляде красноречивое «ты сейчас попадешь под горячую руку, готовься уклоняться от неконтролируемых проклятий»?

— А вы кто? — интересуется Драко.

Натан поднимается с места, подходит к «объекту», ради которого он просидел здесь в гордом одиночестве добрых три часа, и протягивает руку.

— Натаниэль Эдвардс.

Перед тем как отреагировать на приветствие, Малфой некоторое время сомневается, спрятав руки в карманах мантии. А ведь Натан — полукровка. Так и подмывает зажечь на кончике волшебной палочки красный огонек и, помахав им перед носом аристократа, закричать: «Внимание, внимание! Магглы в родословной! Осторожно!»

— Драко Малфой, — наконец отвечает он, пожимая протянутую руку. — А вы кем приходитесь профессору Грейнджер?

Натан оборачивается и несколько секунд странно улыбается мне. Он готовит глупую шутку. В голове крутится: «Только попробуй, Эдвардс, только попробуй...»

— Хорошим другом.

«Молодец. Спасибо».

Я отдаю Малфою план школы.

— Доброй ночи, профессор.

Он не отвечает мне. Лишь кивает Натану и выходит из кабинета.

— Ну что, познакомился? — спрашиваю я насмешливо.

Натаниэль все так же улыбается и пожимает плечами.

— Это же только начало. Можно я переночую сегодня здесь, Гермиона?

Я, уже почти перешагивая порог своей спальни, отвечаю:

— Вторая комната, как всегда, свободна. Только отправь миссис Эдвардс записку, а то в пять утра меня опять заклюют три ее совы с письмами о том, что пропал ее дорогой сын.

— Ладно, — смеется Натан.


* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *

Решив обойтись без завтрака в Большом зале, все утро я провожу за работой в кабинете. Натаниэль с чашечкой чая составляет мне компанию. Он спрашивает у меня, как прошло дежурство, и изрядно портит этим настроение. Ситуацию спасает лишь его рассказ про то, как шушукались о новом профессоре волшебники с портретов в ближайшем коридоре: Малфой им, мягко говоря, не понравился. «Как можно было так нагло пройти мимо и не сказать ни слова?!».

— Мне кажется, они даже пятнами пошли от злости, — острит Натан.

Вскоре ученики разбредаются по школе, кто как растрачивая время перемены. Я начинаю подготовку к своей паре — ожидаю у себя Гриффиндор и Пуффендуй — и параллельно продолжаю беседу с Эдвардсом. Но вдруг в кабинет, нарушая его относительное спокойствие, врывается буря в виде миниатюрной второкурсницы Кассандры, которая громко восклицает:

— У нас массовые галлюцинации!

Даже Натан, вроде бы привыкший к различным неожиданностям и часто являющийся их непосредственным источником, чуть не захлебывается чаем. Оказывается, из-за спины Кассандры выглядывают мои студентки с факультета Пуффендуй, а чуть в стороне ждут, прислушиваясь, девочки Гриффиндора. Все смотрят на меня так, как будто только что открыли еще одну Выручай-комнату.

— Что случилось?

— Профессор Грейнджер, — начинает Ванесса Норбед, — у наших мальчиков будет вести пары по трудовому образованию Драко Малфой? Тот самый Драко Малфой? Только не шутите с нами, пожалуйста.

Я слышу, как Натан еле сдерживает смех, и аккуратно отвечаю студенткам:

— Ну... да.

— Застрявший в грунте каблук Хельги! — мгновенно реагирует Кассандра.

Пожалуй, это одно из самых красноречивых цензурных выражений, которое я когда-либо слышала от своих учениц.

Девочки заполняют кабинет, шумно обсуждая чудеса школы Хогвартс. Натаниэль теперь практически сползает со стула, складывается пополам и хохочет в кулак.

— Неплохое начало его преподавательской карьеры, — замечаю я удивленно.

Эдвардс между приступами смеха активно кивает.

Глава 4. Недоделанные табуреты и признания из-под палки


Я спокойна. Но чудеса самоконтроля не спасают обстановку в классе.

– Как думаешь, мы успеем заглянуть к нему в кабинет? Или поймать в коридоре? Может, нас отпустят пораньше? – шепчутся за третьей партой.

– Я не отпущу пораньше, – обрываю строго. – Работайте, леди. Тут не ставят оценок за болтовню.

Девочки ненадолго замолкают. Когда это происходит, я снова удивляюсь, как все-таки тихо. Из соседнего кабинета – ни звука, хотя между нами всего одна стена, далеко не самая крепкая и толстая в замке. Студенты-мальчики не подают признаков жизни.

После звонка я убеждаюсь, что ученицы не оставили своих стремлений: как только разрешается покинуть класс, гриффиндорки и пуффендуйки буквально прилипают к соседней двери. Никто оттуда не выходит.

– Леди, время обеда, – напоминаю я громко, возвышаясь над ними и стараясь выглядеть как можно более властной. – Не хотите поторопиться?

Они как одна глядят на меня, словно на предателя, смотрят долго, ожидая, что я моргну первая. Я чувствую, что не могу больше хмуриться, изображая преподавательскую строгость. И тут одна из гриффиндорок говорит:

– Да бросьте, увидите его в Большом зале. Что как дикие? Не налюбовались на встрече выпускников? Знаю я вас: струсите подойти, как тогда.

Все косятся на нее с сомнением, потом вдруг резко образуют тесный круг для обсуждения. Пошептавшись, резюмируют: «Ладно, пойдем» – и медленно удаляются по коридору, а напоследок обиженно сверкают глазами в мою сторону.

Студентки пропадают за поворотом, и я делаю аккуратный маленький шаг к соседней двери. Все так же тихо, и мне невыносимо интересно, что там происходит. Я хочу знать все: как приняли нового преподавателя мальчики, сколько книг свалилось на него из шкафа, пытался ли он понять, что такое молоток, и какие пальцы себе при этом отбил.

Я решаю, что самый верный способ избежать первой в мире смерти от неудовлетворенного любопытства – постучаться и напомнить, что звонок уже прозвенел. Но переминаюсь с ноги на ногу еще с минуту, а в итоге машу рукой на Малфоя, который где-то там, внутри, и отправляюсь на обед.

Через какое-то время я вижу со своего места за преподавательским столом, как в Большой зал спешно входят задержавшиеся на паре студенты и размеренно идет их профессор. Вскоре Малфой присоединяется к коллегам, садясь на стул, который поставили, конечно же, прямо рядом со мной.

– Приятного аппетита, профессор, – спокойно говорит МакГонагалл, глянув на него краем глаза. – Как прошло первое занятие?

– О, вполне удовлетворительно, – отвечает Малфой.

Директор кивает, но я подозрительно щурюсь.

– Не хорошо и не отлично? – спрашиваю тихо. – Удовлетворительно?

Он ест и игнорирует меня.

– Малфой?

– Профессор Грейнджер, у меня обед.

Я поджимаю губы. Мне не нравится, что не удается справиться с собственным любопытством, но какое-то время я даже пытаюсь смириться, что не узнаю ответы на все свои вопросы.

Тогда со стороны стола Когтеврана доносится какой-то беспокойный шум. Рыжая копна волос бросается мне в глаза, и я слышу голос Мадлен:

– Совсем, что ли, дурак?!

– Да сама ты не-да-ле-кая-я, – отвечает тот, кто не так давно был застукан с ней в нише ночью, – Луи Кортнер. – Поняла?
Что-то из еды летит в мальчика, но не попадает в цель. Сосед Кортнера по столу брезгливо отодвигается и возмущается, потому что эта еда задевает его плечо и пачкает мантию.

МакГонагалл с явным недовольством прочищает горло. Во время обеда подобные перебранки не связаны с моими полномочиями, так что я решаю отвлечься от ссоры и попробовать расправиться с неизвестностью, которая все еще сильно мучает.

– Малфой, признавайся, как прошло занятие. Или я додумаю все сама.

– Додумывай, мне-то что.

– И расскажу директору.

Он кривится и бросает на меня свой противный уничижительный взгляд.

– Зачем ты задержал студентов?

– Я до последнего надеялся, что кто-нибудь сдаст мне табуретку.

Даже не сразу подобрав правильный вопрос, я наконец уточняю:

– Ты задал им сделать табурет на первой же паре?

Малфой нехотя отвечает:

– Ну да.

– Ты хоть помнишь, как он выглядит? Не как стулья в Малфой-мэноре.

– Примерно представляю!

Несколько секунд я просто наблюдаю, как профессор труда пьет со спокойным выражением лица яблочный сок.

– Да у меня даже нос чесаться начинает, когда я вижу тебя! – прикрикивает Мадлен. – Жесткая аллергия, Кортнер!

Староста Когтеврана встает из-за стола и, покосившись на директора, подходит к самым беспокойным студентам, чтобы настоятельно и немного со злостью посоветовать им сесть как можно дальше друг от друга.

– Ну наконец-то, – бросает Минерва. – Я уже думала, что самой придется принимать меры.

– Малфой, – говорю я.

– Ну что еще? – нетерпеливо отзывается он.

– Ты хотя бы… помогал?

– Я попытался. Но нашелся какой-то магглорожденный умник, который посчитал, что знает больше меня.

– Полагаю, он и правда знает больше.

– Ты сейчас решила посомневаться, достаточно ли я компетентен? – спрашивает он раздраженно. – И нажалуешься директору?

– Послушай, я изначально сомневалась в твоей компетентности. Но жаловаться не собираюсь. Просто беспокоюсь за учеников.

Какое-то время мы молчим, и тут Малфой вдруг выдает:

– Я понял, что без палочки вообще не могу ничего делать.

– О!

– Что?

– Это смелое признание. Я резко начала относиться к тебе лучше.

– Нет-нет, погоди, неправильно я сказал. Кое-что я могу и без волшебной палочки.

Я сильно удивляюсь тому, каким двусмысленным тоном он это произносит. Даже перевожу на Малфоя взгляд.

– Давай ты больше не будешь намекать мне на… всякое такое.

– А кое-кто из студенток посчитал бы мою шутку милой, – усмехается он.

Я не могу сдержаться и тяжело вздыхаю:

– Мне начинает казаться, что большинство из них.

Малфой явно осведомлен о настроениях, царящих среди женской половины Хогвартса, и его это веселит. Причем так сильно, что сразу после моих слов он находит глазами одну из шестикурсниц, абсолютно очевидно неравнодушную к нему и подающую кое-какие сигналы тела даже во время обеда, и подмигивает ей.

Я не пытаюсь скрыть ужас.

– Ты и правда сейчас это сделал?

– Что? – с наигранным недоумением смотрит на меня Малфой.

– Ты подмигнул ей!

– Что я сделал?!

– Подмигнул!

МакГонагалл поворачивает голову в нашу сторону, потому что разговор становится слишком громким. Стараясь оставаться тактичными, косятся и другие преподаватели. Я пережидаю несколько секунд, отвечая директору смущенной улыбкой, и, когда она отворачивается, снова возвращаю внимание худшему коллеге в мире. Но он опережает меня с атакой:

– Грейнджер, хочешь сказать, я приставал к ученице?

– Я говорю, что видела!

– Что я подмигнул несовершеннолетней? Ну и фантазия у тебя, конечно!

– Профессор Грейнджер, профессор Малфой! – не выдерживает Минерва. – Мне что, еще и вас успокаивать?

Я виновато опускаю голову и замолкаю. Впрочем, когда замечаю, что Малфой выглядит так же пристыженно, мне кажется все это чуточку смешным. Мы действительно ведем себя как нерадивые студенты и чувствуем себя соответствующе.

Преподаватели и ученики начинают расходиться, а мы с Малфоем торопимся закончить со своим обедом, потому что большую часть времени проболтали. Спустя какое-то время, прежде чем покинуть зал, я осознаю, что не соврала и действительно волнуюсь за студентов. Поэтому тихо предлагаю:

– Может, мне попросить родителей прислать кое-какие методички по маггловской технологии для мальчиков?

Малфой хмурится.

– Скорее всего, тебе это сильно поможет, – добавляю я, недовольная, что должна пояснять очевидные вещи.

– Ладно, – соглашается Малфой. – Давай.

Во взгляде читается предупреждение: если я сейчас пошучу над ним, мне объявят войну. С большим трудом я сдерживаюсь от уже готовых и вполне остроумных, как мне кажется, комментариев.

* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *


Вечером, по пути с прогулки в кабинет, меня ловит Натан.

– Гермиона, угадай, где у меня теперь есть собственная комната-мастерская.

Я поворачиваюсь к нему и вижу, что он светится от радости, как огонек Люмоса. Его настроение настолько заразительно, что я невольно улыбаюсь в ответ.

– Что, неужели в Хогвартсе?

– Да! – почти кричит он.

Я смеюсь.

– Ну показывай!

Он ведет меня по коридору первого этажа и после двух резких поворотов с гордостью распахивает одну из дверей. Комната уже выглядит так, будто какой-то художник прожил здесь несколько лет. Однако кровать и шкаф для одежды, где не валяются тюбики с краской и самые разнообразные принадлежности для рисования, выделяются особой аккуратностью. Прохожу внутрь, высоко поднимая ноги, чтобы ни на что не наступить.

– Ну и бардак ты успел устроить, – упрекаю я.

Ни одна моя претензия не может сейчас испортить его счастья. Натан давно хотел поселиться в Хогвартсе: сначала это была просто мечта, произнесенная вслух, потом она стала долговременной целью, а затем и вовсе превратилась в планы. Но я не могу справиться с соблазном еще немного позанудствовать:

– И что, ты тут теперь просто жилец? МакГонагалл начала комнаты сдавать?

Эдвардс хватает самую крупную кисть, встает в позу и провозглашает:

– Я – художник школы Хогвартс! И вообще, – он взмахивает кистью, словно рапирой, делает выпад в мою сторону, – хватит меня подкалывать!

– Да ладно, знаешь же, что шучу.

Натан убирает «оружие» и теперь стоит, гордо уперев руки в бока, пока я рассматриваю его собственные рисунки, расставленные на полу.

– Твоя мама будет очень тосковать, ты ведь знаешь об этом?

Он вздыхает.

– Я обещал ей, что буду приходить в гости просто чаще некуда. И собираюсь честно выполнять обещание.

Я оглядываюсь на него через плечо.

– Может, теперь уже заберешь вещи, которые оставлял в моих комнатах?

Натан нехотя морщится, но потом говорит:

– Ла-а-дно, пойдем.

По коридорам Хогвартса бегут, спеша оказаться в гостиных до темноты, студенты. Две семикурсницы замедляют шаг, замечая Натаниэля издалека. Он продолжает разговаривать со мной, но как только девушки оказываются в трех футах от нас, делает паузу, выдает свою самую обаятельную улыбку и произносит:

– Добрый вечер, дамы.

Дамы еле сдерживают хихиканье и пристально глядят на Эдвардса своими светлыми глазами.

Я возмущена.

– И ты туда же! – заявляю прежде, чем Натан возобновляет нашу беседу.

Он смотрит на меня с искренним удивлением.

– Ты что, не в духе?

– Хватит заигрывать со студентками!

– А кто «туда же» еще?

– Чего? – переспрашиваю сердито.

– Ну… кто еще сегодня заигрывал с ними?

О, Эдвардс почти всегда зрит в корень! Его внимательность к словам бесит еще сильнее. Я хотя бы ненадолго пытаюсь спрятать лицо, в которое он так пристально всматривается, и обгоняю Натана, чтобы зайти в свой кабинет.

– Я знаю ответ, – намекает он, стоя за моей спиной.

– Раз знаешь, сам и отвечай.

– Малфой, – Натаниэль поразительно точно копирует мой голос и ту подчеркнуто холодную интонацию, с которой фамилия чаще всего звучит из моих уст.

Я бросаю на Эдвардса быстрый взгляд, прохожу дальше и открываю спальню, где он периодически ночевал. Распахнув дверь и облокотившись на нее, жду. Но Натан уже занял мое учительское место, закинул ноги на стол и изображает задумчивость.

– Сядь-ка, – зовет он, указывая пальцем на первую парту.

Еще немного постояв, я глубоко вздыхаю и иду туда, куда приказали. Если мы оба будем упрямиться, это может затянуться до утра. Уже как-то раз проверяли.

Сев, смотрю на Натаниэля выжидающе.

– Гермиона, – говорит он непривычно серьезным тоном. – Если хочешь, я буду с тобой флиртовать.

Я давлюсь смешком, только потом спрашиваю:

– Ты что такое несешь?

С Эдвардса наконец спадает маска серьезности, и он громко смеется:

– Я подумал, ты так переживаешь из-за меня и Малфоя потому, что мы заигрываем не с тобой.

Я качаю головой, всем своим видом демонстрируя, что он ляпнул какую-то чушь, и начинаю прибираться на столе. Мне не кажется, что беспокойство связано именно с этим. Со мной вообще, по правде говоря, уже давно никто не заигрывает. Но это уже другой разговор и… это не важно.

– Он ведь на самом деле привлекательный, – не отстает Натан.

– Кто? Малфой?

– Ну да. Я не особый знаток мужской красоты, но если посмотреть по всем стандартам… Я вот, например, не идеал. Но у меня есть шарм, понимаешь?

Я отвечаю, что понимаю.

– А Малфой, судя по всему, просто красавчик. Та сама как считаешь?

– Я никогда не думала о нем в этом ключе.

– О, да брось, – скептически тянет Натан.

Конечно, я лукавлю. Невозможно не замечать, что родители одарили Малфоя почти совершенной внешностью – вместо нормальных представлений о «хорошем» и «плохом».

– Тебе же не нравятся качки?

– Зачем мы сейчас обсуждаем это?

– Ну признай, что Малфой в твоем вкусе. Как-то раз я напоил тебя и заставил рассказать, в кого ты хоть чуть-чуть влюблялась после Рона. Все как один были похожего телосложения и типа лица.

Я одновременно оскорблена и удивлена.

– Серьезно, ты прямо анализировал?

Эдвардс невинно пожимает плечами.

– Я жду признания, – настаивает он.

Все еще увлеченно прибираясь, я решаю, что легче поддаться на провокацию, чем пытаться выгнать Натаниэля из своего кабинета без ответа.

– Сейчас он выглядит лучше, чем в свои семнадцать, – высказываюсь максимально беззаботно. – Пожалуй, да, Малфой действительно довольно привлекательный.

Ну зачем я это сказала? Мысль о новом профессоре и старом знакомом как «интересном мужчине» посетила меня еще во время обеда, но я быстро заблокировала ее, загоняя обратно в подсознание. И пусть бы она там пряталась. Нет, Эдвардсу же надо обсудить…

– Ух, наконец-то, – тут же реагирует Натан. – Теперь я могу спокойно идти спать.

Он почти уходит, только я кричу ему в спину:

– Вещи-то забери!

Резко повернувшись на одной ноге, он показывает большой палец, благодаря за напоминание, и только после разбора всего забытого или специально оставленного уходит к себе.

Я никак теперь не могу избавиться от неподходящих мыслей и стыда за них. Хотя Малфоя могут скоро уволить – с такой-то «предрасположенностью» к учебному предмету! Сразу можно будет забыть о нем и не переживать.

С другой стороны… Ладно, на самом деле я хотела бы, чтобы он остался. Это, по крайней мере, весело.


Глава 5. Железная уверенность и гости сверху

Вот уже два дня у нас с Малфоем не было занятий, потому что уроков без магии в Хогвартсе, конечно же, должно быть меньше, чем уроков с магией и про нее. На сегодня запланирована очередная встреча выпускников, но я уже чувствую себя спокойнее: знакомых практически не будет, и я просто должна следить за порядком.

Встреча через полчаса. Наша пара последняя.

Пока я пытаюсь раздумывать о чем-то отвлеченном, из соседнего кабинета опять ни звука.

– Профессор Грейнджер, – доносится до меня голос третьекурсницы Глории, сидящей за одной партой с Мадлен. – Вы не против, если мы спросим вас кое о чем? Больше некому довериться.

Большинство студенток тут же поднимают глаза от вязальных спиц. Я не тороплюсь отвечать.

– Если это никак не связано с завидным женихом из «Ведьмополитена» и по совместительству моим коллегой – то пожалуйста.

Все молчат.

– Можете придумать другой вопрос, раз уж мы начали беседу, – добавляю я, пытаясь скрыть улыбку.

Меня уже не раздражает этот интерес. Что уж тут поделаешь! Кое-кто из девочек, конечно, более дерзкий, чем я в свои четырнадцать, но в целом мы очень похожи. И с каждым днем я все лучше понимаю, чем Малфой заслужил страничку в спецвыпуске женского журнала. Во многом мои маленькие мысленные грешки связаны с тем, что ему очень идет роль молодого профессора, интеллигентным кивком здоровающегося в коридорах со студентами и преподавателями. Даже со мной.

– Ну ладно, – разочарованно выдыхает Глория. – Подойдет ли вопрос о том, будут ли еще занятия по кулинарии?

– Будут, – тут же отзываюсь я. – Следующее.

Но никому уже не интересно.

В этот раз со звонком дети высыпают из двух кабинетов одновременно и мгновенно смешиваются в толпу. Я замыкаю поток девочек. В коридоре появляется и Малфой.

Первым делом я замечаю, что он облачился в новые мантию и брюки, которые просто идеально на нем сидят. Да, если я в последнее время и смотрела на мужчин, то именно такого типа. Вечно думаю, что они выглядят так, как будто совершенно не стараются и не выделываются, но при этом какая-то чисто мужская сила, совершенно естественная, таится в них и выходит на свет с каждым их чуть ленивым движением.

Мне не нравится это. Не мантия и брюки – они хороши, как я уже сказала, – а тот факт, что я обратила внимание на все это великолепие и, кажется… да, до сих пор рассматриваю. И Малфой заметил.

Надо держать себя в руках. «Думать можно, пялиться нельзя», как говорят студенты.

Я торопливо отворачиваюсь и понимаю, что прямо здесь, под носом у двух преподавателей, уже разворачивается очередная трагедия.

– Ты брала мой учебник! – кричит Кортнер. – И теперь там нет одной страницы!

Эта вечная парочка окружена детьми, половина из которых явно испытывает недостаток острых впечатлений и наслаждается происходящим, остальные же больше недовольны. Некоторые с опасением косятся на нас с Малфоем. Но виновники слишком увлечены, чтобы обращать внимание на кого-то еще.

– Да не брала я ничего, – перекрикивает однокурсника Мадлен. – Вечно меня обвиняешь! Сдался ты мне! Бесишь! Невменяемый и…

– Мисс Розенталь!

Она тут же переводит на меня взгляд, и я неожиданно для себя отмечаю, что в глазах у нее стоят слезы. Так что мой тон сам по себе смягчается.

– Что произошло?

– Вы же сами слышите, – отвечает Мадлен дрожащим голосом и изо всех сил старается снизить громкость. – Я ничего не брала!

Мне почему-то охотно верится. Я вижу почти мольбу – и хочется защитить девочку.

– Мистер Кортнер, – зову второго из крикунов, но когда поворачиваю голову, вижу, что он почти сбежал, скрываясь за спинами однокурсников.

Малфой приподнимает бровь и взмахивает палочкой. Толпа, повинуясь воздушной волне, быстро расходится, оставляя мальчика без прикрытия. Тот осознает, что теперь уже на виду, надувает щеки и медленно возвращается в центр круга. Останавливается, смотрит на меня в ожидании.

– Мадлен говорит, что не брала ваш учебник.

– Брала. Будете защищать ее, потому что она ваша ученица?

– Будете грубить, потому что вы не мой ученик?

Я снова смотрю на Мадлен: она раздраженно шмыгает носом.

– Мисс Розенталь, у вас есть последний шанс. Скажите честно, брали ли вы книгу однокурсника и портили ли ее? Наказания не будет. Только муки совести. Но если вы сделали это и не признаетесь, муки будут куда сильнее – я гарантирую.

Девочка смотрит мне прямо в глаза и, делая ударение на каждом слове, отвечает:

– Я. Ничего. Не. Брала.

Луи выглядит уже не так уверенно. Он косится на Мадлен, но молчит. Она забирает сумку, лежащую на полу, и решительно уходит. Начинают расходиться и другие.

Малфой тоже направляется к лестнице, в Большой зал, где мы должны быть через несколько минут, но застывает после двух шагов, оглядываясь через плечо.

Ждет меня? Очень странно…

Но я присоединяюсь и подстраиваюсь под его шаг.

– Ты накладываешь на кабинет заглушающие чары?

– Так и знал, что будешь пытаться подслушивать.

Я не верю, что он знал.

– Да что у тебя там подслушивать? – отвечаю почти высокомерно. – Предсмертные крики учеников, бегущих от бензопилы?

– От чего?.. Так, – прерывает он сам себя и поворачивается ко мне, чтобы отчетливо произнести: – Нет у меня никаких предсмертных криков, понятно?

Это что, забота о сохранении должности? Да, он и правда переживает!

– Так чем вы занимались сегодня? – интересуюсь я, когда лестница под ногами начинает двигаться и мы понимаем, что придется обойти почти весь первый этаж.

– Я положил им на парты... по этому... по листу железа.

– По листу железа?

– Да.

– С тобой все в порядке?

– Тебя волнует, не поднялась ли у меня температура, или опять намекаешь на недостаточную компетенцию?

– Нет, теперь уже на проблемы с головой.

Я всматриваюсь в Малфоя, как будто действительно ищу симптомы ментального нездоровья, и он делает такое недовольное выражение лица, на которое раньше, по-моему, был не способен.

Студенты-второкурсники шумной толпой бегут в Большой зал прямо между нами, и на несколько секунд мы оказываемся по разные стороны коридора. Потом мы снова подходим друг к другу и шагаем дальше.

– А если серьезно: зачем им железо?

– Они изучали свойства металла.

Я ловлю себя на мысли, что на самом деле это звучит даже неплохо.

– Использовали палочки?

– Ну конечно, – вздыхает Малфой. – Это у тебя на парах все надо делать руками. А на моих истинные волшебники используют все свои таланты.

Он говорит так, как будто с первого дня следовал своей собственной, авторской образовательной программе. Прямо Мистер Уверенность. Но я-то слышала, как он согласился на маггловские методички! И скоро они даже окажутся в этих руках, которыми он не умеет ничего делать на уроках без палочки.

Мы наконец доходим до Большого зала.

– Я пошел в другую половину. Уже успел устать от тебя.

Я закатываю глаза и направляюсь к дальнему от Малфоя ряду столов.


* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *

Я все смотрю на незнакомую женщину и не могу понять, кто это. Ей лет семьдесят, она такая утонченная, миниатюрная. То и дело поправляет изящным движением указательного пальца локон, закрученный у лица. Узкая темно-синяя оправа очков добавляет ей представительности.

– Гермиона, – вдруг слышу я голос МакГонагалл совсем рядом. – Это миссис Грейвс, инспектор из Министерства. Не расходитесь после встречи, она хочет собрать всех сотрудников на совещание.

Я пугливо киваю. У меня были такие подозрения. И нам может не поздоровиться. Всегда есть такая вероятность – даже если мы ничего не натворили и ничего из рук вон выходящего не произошло.

Точнее, пока не произошло…

– Кортнер! Придурок! У тебя либо нет мозгов, либо… нет мозгов!

– Что, Розенталь, уже заговариваешься? Слов не хватает?

– Нет, просто тут без вариантов!

Я едва сдерживаю отчаянный стон. Невольно ищу глазами Малфоя – он сильно хмурится и делает несколько шагов в сторону студентов.

– Я стою, разговариваю с человеком, – задыхаясь от гнева, твердит Мадлен, указывая пальцем на приглашенного выпускника, который выглядит растерянным, – а ты подходишь и говоришь мне на ухо, что я чучело! Ты серьезно? Это даже не остроумно!

Миссис Грейвс неотрывно наблюдает за всем этим, как будто смотрит интересное цирковое представление.

– Это он так флиртует, Мад, – хохочет кто-то из мальчиков.

Кортнер резко оборачивается, и я вздрагиваю, опасаясь, что сейчас дело дойдет до драки. Но он только сжимает и разжимает несколько раз кулаки.

В этот раз толпа вокруг Мадлен и Луи меньше, но зато выглядит она более упорядоченно. Как две стороны баррикад. За спиной Кортнера неровно выстроились мальчики, за Розенталь стоят девочки. В непосредственной близости от мальчишечьего фронта находится Малфой, незаметно подобравшийся к студентам.

– Вы правда сказали это своей однокурснице? – спрашивает он, и звучит это неожиданно холодно и устрашающе, еще и потому, что в зале становится довольно тихо.

Кортнер очень медленно, но очень испуганно втягивает голову в плечи и избегает оглядываться на профессора.

– Я… пошутил же… – мямлит Луи.

– Так сказали или нет?

Кортнер почти дрожит. Я перевожу взгляд с мальчика на Малфоя, скорее всего довольного произведенным впечатлением, но скрывающего это. Может, он и правда за закрытыми дверями угрожает детям бензопилой?..

Как будто на что-то решившись, Луи зажмуривается, делает глубокий вдох, а потом подходит к мисс Розенталь, которая все еще стоит в боевой позе.

– Мадлен, – начинает он. Откашливается. Продолжает: – Прости меня.

Теперь Малфой очевидно доволен и поворачивается в мою сторону, не скрывая эмоций. Я поднимаю брови и киваю, отдавая ему должное. Просто не могу не сделать это.

Я и, полагаю, студентки тоже – мы теперь думаем, что новый профессор заслуживает не одну, а две страницы в «Ведьмополитене».


* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *

В кабинет директора аккуратно, почти беззвучно заходит Натан, встает рядом со мной, и сотрудники школы в полном составе ждут, когда гостья из Министерства, сидящая у стола МакГонагалл, обратит на нас внимание.

Наконец она отвлекается от разложенных пергаментов, но все еще держит в руках перо.

– Пожалуйста, представьтесь все по порядку. Буду чувствовать себя неловко, не зная имен и должностей.

Мы называемся, гостья делает какие-то пометки. Последними оказываемся Малфой, я и Натан. Она хмурится.

– Художник, да? – переспрашивает вдруг. – Профессор МакГонагалл, сколько кабинетов и комнат занимают преподаватели и… хм… прислуга?

– Прислуга? – еле слышно, но крайне недовольно шепчет Натан.

Я пытаюсь послать ему волны успокоения, Малфой же насмешливо улыбается, глядя на Эдвардса. Тот меняется в лице, и я читаю в глазах: «Ах, права была Гермиона на твой счет, противный слизеринец!».

Ладно, нет, он всего лишь немного обижен.

– Нам совершенно не тесно, миссис Грейвс, – спокойно отвечает Минерва тем временем. – Вам не о чем беспокоиться.

– А вы, профессор Малфой, – снова говорит министерская леди своим нарочито миролюбивым тоном, – начали преподавать буквально этой весной? В конце учебного года?

– Миссис Грейвс, – встревает МакГонагалл, – я отправлю вам учебную программу, в которой будет обоснована необходимость занятий по труду. Даже этих нескольких уроков, которые я позволила провести профессору в конце учебного года.

Натаниэль толкает меня в бок, с удовольствием обращая мое внимание на напрягшегося Малфоя.

– Ладно, вообще-то я пришла не за этим. Я хотела обсудить с вами, какие проблемы вы все видите в школе. Есть ли направление, которое, как вам кажется, будет максимально подходить Хогвартсу для дальнейшего развития?

Первыми слово берут деканы факультетов. Они высказываются нерешительно, стараясь удовлетворить ответом гостью, но не навлечь на школу бед. Впрочем, Грейвс их почти не слушает. У нее явно есть свое мнение, и именно оно будет решающим.

– Никто больше не хочет ничего добавить? Ладно. Лично я считаю, что у вас проблемы, касающиеся дружбы между девочками и мальчиками.

На непроницаемом лице МакГонагалл выражается еле заметное недовольство. Она ждет, пока гостья закончит строчить что-то в своих пергаментах.

– Давайте так, – говорит Грейвс. – В самое ближайшее время я пришлю вам документ, в котором точнее опишу, какими я вижу задачи по улучшению дружеской атмосферы в Хогвартсе. Встречи выпускников у вас выходят вполне неплохие. Так что и со своими нынешними студентами, я уверена, вы справитесь превосходно.

Грейвс улыбается Минерве, директор в ответ выдает профессиональную улыбку тоже. Мы провожаем гостью. МакГонагалл какое-то время молчит.

– Да идите, – взмахивает она рукой. – Мне пока нечего сказать. Будем ждать приказа.

С дружным вздохом мы покидаем кабинет. По пути Натан возмущается:

– Вот, Гермиона, если захочешь привести студентам пример номинальной демократии – сейчас было оно!

Я усмехаюсь, и Малфой, идущий рядом, – тоже.

Глава 6. Проверенные временем затеи и общественное мнение

Сижу, уткнувшись взглядом в тарелку с чесночными гренками, и пытаюсь понять, что было утром.

– Гермиона! – зовет Гарри, щелкая пальцами перед моим лицом. – Я приехал к тебе в Хогсмид на ланч не чтобы помолчать. Расскажи хоть, как дела на работе.

Я сажусь удобнее и охотно начинаю:

– Знаешь, что я сегодня услышала? Как Натаниэль с Малфоем разговаривали.

Хладнокровно продолжая есть, Гарри приподнимает брови и интересуется:

– О чем? – полагая, что суть в этом.

Но я отмахиваюсь.

– Малфой спрашивал, где достать шифровальную машину, – заметив удивление на лице Гарри, добавляю: – Это студент о ней сказал. Натан его поправил, что речь была, скорее всего, о шлифовальной машине. Да это и не важно. Они разговаривали, понимаешь? И вполне спокойно.

– Подожди, – усмехается Гарри. – Правильно я понял: ты подслушивала?

Я смущаюсь, отвечаю, что не специально. И стояла я у двери мастерской всего несколько секунд. Совершенно не злоупотребляла этой случайной возможностью.

– И что в этом ужасного-то? – спрашивает Гарри. – Малфою же надо с кем-то общаться, кроме студентов. А то так и с ума сойти недолго. А Натан хороший парень, веселый.

– Вот именно! – перебиваю я. – Хороший веселый парень. Что у них с Малфоем общего?

У Гарри вырывается смешок, но он все еще качает головой.

– Они примерно одного возраста, а все остальные профессора у вас, прямо скажем, из другого поколения. С тобой же общаться он пока не решается, вот и все, выбора особо нет.

– Да он и со мной иногда разговаривает, – признаюсь я несмело.

Гарри поднимает на меня взгляд.

– Серьезно?

– Ну да. О работе.

– Ну вот. Он ищет приятелей. И ничего в этом страшного нет. Почему мне надо объяснять тебе простые вещи? – улыбается Гарри.

Я молча смотрю на него и пытаюсь свыкнуться с этой вполне здравой мыслью.

– Странные чувства от того, что стала свидетелем нового этапа его жизни, – резюмирую я.

Гарри вполне согласен.


* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *

– Как, ты говоришь, этот документ называется?

– Манифест о дружбе полов.

– Фу, так по-министерски звучит, – кривится Натан.

– Да, но основная проблема в том, что МакГонагалл возложила ответственность за исполнение всех требований на нас с Малфоем, – недовольно напоминаю я. – Потому что у нас меньше учебных часов, чем у остальных.

– Я помню, – отвечает Эдвардс. – А еще ты собиралась пойти к Малфою в кабинет, чтобы вместе пораздумать, что делать, потому что «требований много, а конкретного ничего нет, как же раздражает иногда наше Министерство». Но мы оба до сих пор сидим в твоем кабинете.

Я смотрю на него исподлобья и делаю вид, что что-то пишу.

– Гермиона… Ты избегаешь проблем, дорогая.

Не удается сдержать вздох. Ладно, думаю я, и правда пора идти. Стучаться к Малфою после заката будет совсем неприлично. Это даже звучит неловко. Или я опять накручиваю? Почему мне в голову лезут всякие мысли о слухах, которые якобы могут о нас распустить? Почему вообще в последнее время мои фантазия и здравомыслие плохо уживаются?

– Иди уже, – торопит Натан, потому что видит, что я опять задумалась.

Я говорю «тук-тук», когда стучу в дверь кабинета Малфоя, – а значит, дело совсем плохо.

«Почему ты так волнуешься, Гермиона Грейнджер? Давай. Признайся себе!»

– Открыто.

– Малфой, привет. Можно войти? – я заглядываю.

Он стоит у шкафа, полностью заставленного образцами всевозможных материалов: разных видов дерева, металлов и чего-то еще – лучше рассмотреть не получается.

– Заходи, раз пришла, – разрешает он, обернувшись.

Я напускаю на себя уверенный вид и через несколько секунд уже сижу напротив Малфоя у рабочего стола. Рукава его белоснежной рубашки закатаны, и я опять засматриваюсь, теперь на предплечья. Правда, Малфой тут же опускает рукава, и я вовремя решаю опомниться.

– О, я же методички принесла!

Он забирает книжки из моих рук, и наши пальцы на мгновение соприкасаются.

Он сделал это специально. Специально! И как мне теперь с ним разговаривать? Может, обвинить в домогательствах? Потому что это бесстыдство. Малфой наверняка заметил, что я смутилась, и теперь будет насмехаться. Возможно, при учениках. И коту под хвост весь авторитет.

«Зато со студентками будет что обсудить», – проскальзывает шальная, чем-то даже привлекательная мысль.

– Грейнджер, у тебя есть какие-нибудь идеи?

Я почти успешно игнорирую смешинки в его глазах и перевожу стрелки:

– А у тебя?

– О, я тут подумал, – Малфой откидывается на спинку стула и сцепляет руки на затылке, – может, не запрещать мальчикам ходить на твои занятия, а девочкам – на мои? Потому что пока все выглядит очень консервативно.

Я отказываюсь, объясняя:

– Нет, звучит здорово, и я вообще-то за равенство и свободу выбора, но ты хоть представляешь, что произойдет? Да половина девочек переберутся в класс труда, чтобы просто сидеть и смотреть на тебя, мечтательно подперев кулачками подбородки. Причем студентки всех курсов!

Малфой смеется.

– Можно разрешить только тем, кому исполнилось семнадцать.

Я недовольно закатываю глаза.

– В общем, понятно, ты тут думаешь только о старшекурсницах. А нам надо сплотить, если забыл, мальчиков и девочек.

– Да нет, я помню, – усмехается Малфой. – У тебя-то есть что предложить?

С меньшей решительностью, чем планировала, но все-таки делюсь своими идеями. Самым рабочим вариантом будет шоу талантов. Да, банально. Зато можно организовать совместные номера мальчиков и девочек. И заставить их готовиться вместе. А еще в наших силах обеспечить музыкальное сопровождение и какие-нибудь световые эффекты. В общем, при должном старании должен получиться вполне приличный вечер.

Не сказать, что Малфой всецело поддерживает мою затею. Все-таки ему хотелось чего-то «необы-ы-ычного». Но за неимением других предложений мы сходимся на моем и совместно дорабатываем план. Спокойно, по-деловому, как будто не было стольких лет вражды. Враг сейчас один – министерские приказы и девочко-мальчиковый разлад. Ой, получается, два врага.

Никогда больше не сяду так близко к Малфою. От него слишком хорошо пахнет.


* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *

Малфой уже ушел дежурить на первый этаж: слышала, как закрывалась дверь. Теперь выбираюсь я. С индивидуальной сверхзадачей – не думать хотя бы ближайший час: «А если у нас ничего не получится, а если никто не захочет участвовать, и вообще – дети поругаются еще сильнее, знаю точно».

На ужине мы объявили о грядущем шоу и призвали участвовать в нем всех до единого. Кроме танцев, песен, стихов, акробатических номеров и других представлений, связанных с демонстрацией непосредственно магического мастерства, запланирован спектакль, на который будут проводиться пробы. Мы предупредили о том, что «мальчик плюс девочка», «мальчики плюс девочки» и другие вариации этих сочетаний в строке «исполнители» будут рассматриваться в первую очередь.

Один из студентов Когтеврана заявил, что условие ущемляет права творческих личностей и не соответствует современнейшим общественным стандартам, но это быстро замяли, и в целом идея была принята охотно. А того мальчика Малфой, склонившись поближе ко мне, назвал маленькой Грейнджер в штанах.

Признаю, интонации были похожи.

Я заворачиваю в очередной коридор, освещая себе путь палочкой, и тут из тишины до меня доносится рваный вздох. Застываю и прислушиваюсь. Сразу за вздохом следует шмыганье носом.

В темной нише я нахожу Мадлен.

– Мисс Розенталь?

Она испуганно поднимает на меня глаза и быстро проводит ладонью по щекам, чтобы избавиться от мокрых дорожек слез.

– Здравствуйте, профессор Грейнджер.

– Что случилось?

У меня что-то сжимается внутри от того, какой я вижу эту девочку. Заплаканные зеленые глаза смотрят на меня – Мадлен, скорее всего, раздумывает, как сбежать. Но сейчас я бы этого не хотела.

– Мы могли бы поговорить, – я стараюсь быть как можно мягче. Розенталь снова шмыгает и прерывисто вздыхает, так что становится ясно: совсем недавно она рыдала в голос. – Пойдем.

С сомнением покосившись несколько секунд на мою руку, она все-таки протягивают в ответ свою и встает.

У кабинетов мы встречаем Малфоя, который только что вернулся с дежурства. Он бросает удивленный взгляд на меня и Розенталь, которую я все еще веду, обхватив маленькие пальчики, рядом. Но я быстро показываю ему жестами, чтобы не задавал лишних вопросов и скорее закрыл свою дверь. Малфой действует точно по инструкции.

Наливая чай, я удовлетворенно отмечаю, что Мадлен почти успокоилась; только чувствует себя неловко и потому увлеченно рассматривает собственные ногти. Я сажусь напротив, по ту же сторону стола, предусмотрительно избегая каких-либо физических преград между нами.

– Любите травяные чаи?

Мадлен вежливо кивает.

– Да. Маме всегда нравилось с ними экспериментировать.

И тут она невольно хмурится, губы ее напрягаются, как будто девочка вот-вот снова заплачет. В мыслях тут же проскальзывает, что упоминание мамы выбило ее из колеи. Я беру Мадлен за руки, и она делает глубокий вздох.

– Если не хочется ни о чем говорить, можем просто выпить чаю и посидеть молча. Но я готова выслушать.

Всего несколько мгновений уходит у нее на размышления, а потом мне рассказывают все, одним потоком порой запутанных между собой слов. О маме, которая выгоняет из дома старшего брата Мадлен. О брате, который был безумно влюблен, а теперь сидит дома, погрязнув в депрессии, и никто не хочет понять его, а только ругают. Об уютных вечерах с добрыми сказками и зефиром, которые устраивал для Мадлен только этот самый брат.

И еще об этой ее собственной, «дурацкой, совершенно несвоевременной» влюбленности в Луи Кортнера, который тоже неравнодушен к ней, но ведет себя как…

– …придурок! – громко заканчивает мисс Розенталь и с явным облегчением замолкает. Потом добавляет шепотом: – Извините.

Я только пододвигаюсь и обнимаю ее.

Какое-то время мы обсуждаем ее семейную ситуацию, потом наливаем по второй чашке чая и переходим к Кортнеру. Мадлен признается вдруг, что готова терпеть все его обзывательства, потому что знает: мальчики взрослеют позже девочек, вот и все, – но остро реагирует, когда ее называют глупой. Потому что ей и самой кажется, что она не слишком сильна в учебе, особенно в истории магии.

– Вы только усиливаете мой комплекс, – беззлобно говорит Мадлен.

Я удивленно поднимаю брови.

– До того, как все начали докучать вам вопросами о профессоре Малфое, вы часто разговаривали с нами на занятиях о разных вещах. Я всегда восхищалась вашим интеллектом. И восхищаюсь. Надеюсь, когда-нибудь смогу стать такой же.

Мне приятно слышать это от ученицы. Даже приятнее, чем я ожидала. Я нежно улыбаюсь ей.

– Ну конечно сможете, Мадлен. Вы уже очень умны! – успокаиваю ее, а потом со вздохом добавляю: – И вот еще что… У меня такое ощущение, что вы все разом решили выйти замуж за профессора Малфоя.

Розенталь коротко смеется.

– Ну… – тянет она.

Студентка косится на меня и явно сомневается, перед тем как сказать что-то. Я напрягаюсь.

– Вообще, половина девочек уже пересмотрели свои… «взгляды».

– О чем вы? – спрашиваю я нетерпеливо.

– Если раньше, – медленно проговаривает Мадлен, – все хотели выйти замуж за профессора Малфоя сами, то теперь… хотят выдать за него замуж другую… в смысле… вас.

Она выдыхает это последнее слово, а я впадаю в ступор. Как вообще на такое надо реагировать? Нормально ли, что мне даже немножко приятно услышать эту новость? Нет, определенно не нормально. Надо бы поругаться, что ли…

– Серьезно? – только и выходит у меня спустя полминуты неловкого молчания.

Мадлен глядит на меня из-под ресниц.

– Просто… Я попробую объяснить. Вы оба очень хороши. Я имею в виду… Ну, вот профессор Малфой. С ним все понятно. Да и с вами, вообще-то, тоже. Опять же – вы умны, красивы…

– Вы считаете меня красивой? – перебиваю я.

– Конечно, – отвечает Розенталь так, как будто ждет подвоха. Поразительно все-таки. Для нее это очевидная вещь! – Вы классно одеваетесь. Фигура отличная, да и вообще… глаза…

Второй ступор за одну беседу с девочкой – уже повод для беспокойства, но я все-таки какое-то время молчу.

– Кхм, – прерывает паузу Мадлен. – Вы извините, если чем-то обидела. Я просто в расстроенных чувствах и могу наговорить ерунды…

Она встает, задвигая стул и явно собираясь уходить.

– Нет-нет, вы вовсе не обидели. Наоборот… спасибо за комплименты, – я неуверенно улыбаюсь, и Розенталь – тоже. – Знаете, вы приходите на пробы для спектакля. Не трусьте. А профессор Малфой уговорит прийти Луи.

Мадлен раздумывает и косится на меня в попытке разобраться, правильно ли поняла намек. Я для убедительности киваю.

– Ну ладно… – соглашается она. – Доброй ночи, профессор Грейнджер.

– Доброй ночи.

Я провожаю ее взглядом до двери, а когда шаги удаляются, еще несколько минут сижу не двигаясь. За стеной, как всегда, тишина. И Малфой не в курсе, что нас, оказывается, хотят поженить.


Глава 7. Два списка и «злой аврор»

Завтрак в Большом зале собирает студентов: медленно шагающих, зевающих, редко и тихо смеющихся над воспоминаниями прошлого дня или шутками о сегодняшних парах, в мантиях, сползших с одного плеча.

Малфой, освещаемый теплыми желтыми лучами из окон, неторопливо наносит джем на тосты. Две светленькие пятикурсницы за столом Пуффендуя специально садятся на том краю, который ближе к преподавателям, но безбожно краснеют, как только профессор Малфой замечает, что на него обращают внимание, и смотрит в ответ.

Как ему удается все-таки? Почему он, несмотря на все свои «заслуги» перед волшебным миром, все еще нравится девочкам-подросткам – целевой аудитории украшенных его фотографией журналов?

Под моим внимательным взглядом Малфой замирает и, не поворачивая головы, говорит:

– Грейнджер, не надо на мне тестировать невербальные. Я ещё пригожусь.

– Почему незавидная репутация не мешает тебе оставаться завидным женихом?

Он ухмыляется.

– Репутация нужна министерским занудам и много возомнившим о себе работодателям. А «Ведьмополитену» нужно другое, – он делает легкий жест, привлекая мое внимание к своему лицу. – Харизму-то, ее никуда не деть, понимаешь?

Я тихо цокаю и вздыхаю. В общем, беспринципный нынче женский глянец. Он все-таки больше про инстинкты. Про продолжение рода красивыми детишками и еще более прозаичные вещи.

– Так и скажи, что ты им платишь.

– Да нет, просто сплю с редактором.

Приходится покоситься на рядом сидящих коллег и ближайших учеников, чтобы удостовериться, что никто не услышит и не распространит по всей школе что-то вроде: «Малфой и Грейнджер обсуждают, кто с кем… того. Обмениваются опытом?»

– Я не удивлюсь. Выгодные браки и романы – это ведь обычные вещи для тебя и твоего окружения.

– Да шучу я, шучу, дорогая. Не ревнуй.

– У тебя и чувство юмора хуже некуда… С каждой минутой я все меньше доверяю прессе.

Он возводит глаза к потолку, и на этом заканчивается наш утренний обмен любезностями. Малфой больше не пытается заигрывать с ученицами и провоцировать этим меня, но, как потом окажется, это всего лишь временная передышка, пыль в глаза, успокоительные таблетки.

Выходя из Большого зала, я слышу в коридоре бодрый голос Натаниэля, который зовет:

– Малфой!

Быстро заглядываю за плечо плетущемуся впереди меня студенту, чтобы рассмотреть, что происходит. И вижу, что Малфой тут же отзывается, обходит профессора Дикози и приближается к Натану, чтобы пожать руку.

– Есть дело, трудовик!

– Пошли в кабинет, – говорит Драко, нисколько не высказав своим видом презрения, или недружелюбия, или раздражения.

«О-о, нет! – думаю я. – О нет… Отклонение прогрессирует. Общение становится для Эдвардса и Малфоя обычным повседневным делом».

Ощущения, прямо скажем, неприятные. Как раз сегодня мне придется провести с Малфоем особенно много времени: после занятий начинается отбор на шоу талантов. Компания Натаниэля с его замечаниями про то, как полезно было бы преподавателю труда надеть что-нибудь из антикварных семейных амулетов для защиты от щепок и стружек, неплохо помогли бы и облегчили трудовой день. Но Эдвардс решил бросить меня вот так, более того – променять!

Их спины теряются в толпе оживающих учеников, которые перекрикиваются через коридор; кто-то обсуждает, как бы заставить Хагрида поучаствовать в нашем шоу и сделать его напарником пятикурсницы с Гриффиндора. Она придумала, чем отличиться, и собирается танцевать тектоник.

* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *

– Добрый день всем, с кем еще не здоровалась.

Стол, предназначенный для нас с Малфоем, стоит в этой длинной аудитории пустой, и я занимаю свое место. Пуффендуйцев, которые приглашены в первый день смотра, оказывается гораздо больше, чем я ожидала. Вероятно, предложенная деканом Слизерина тактика – добавлять баллы по нашим с Малфоем предметам каждому пришедшему – возымела свой эффект.

Подростки сидят на лавках вдоль стен и стоят рядом с окнами. Кто-то абсолютно равнодушен к происходящему, кто-то нервно перебирает пальцами галстук, некоторые поглядывают на часы, пытаясь определить: это я пришла раньше или опаздывает профессор-суперзвезда.

Буквально через несколько мгновений входит и он. Малфой, когда такой – сосредоточенный и немного уставший, сильно напоминает мне манерами и выражением лица Снейпа. Снейпа в хорошем настроении.

– Объявите о нашей готовности, профессор? – громко спрашивает Малфой, заняв свой стул. Выражение лица меняется с сосредоточенного на какое-то… намекающее. Мелькает легкая ухмылка, а взгляд такой цепкий, словно от него не ускользнет ни единая чужая слабость.

– Мы готовы. Рады видеть вас здесь и благодарны за активность, – отчеканиваю я. – Я хотела бы попросить вас относиться друг к другу с уважением: не сбивать выступающих, не высказывать насмешек, не осуждать. Любой из вас имеет талант, иногда лишь требуется немного объективной критики и труда. Пока это все. Кто хочет быть первым?

Какое-то время все переминаются с ноги на ногу и едва заметно, может, даже невольно прячутся за плечами наиболее высоких однокурсников, пока с одной из скамеек не раздается звонкий женский голосок:

– Давайте мы, а то никогда не начнем. Лианна Роуз-Найт и Дональд Синистер.

Пуффендуйка за рукав вытаскивает однокурсника, что-то активно говорящего ей взглядом. Через несколько секунд препирательств, на которые я намеренно не реагирую, Лианна, стоя в самом центре аудитории, запевает. Абсолютно без стеснения, артистично, искренне – простую популярную песню, которую постоянно крутят по радио, и Натан каждый раз делает громче, как только слышит: «Вечер нас разлучи-и-ил с тобо-о-ой одна-а-ажды…» Дональд подхватывает на припеве, их голоса разливаются по комнате от одного конца до другого, а когда мальчик остается один на один со вторым куплетом, становится очевидно: в Хогвартсе есть истинные таланты, скрывающиеся за взлохмаченными шевелюрами и криво завязанными галстуками нерешительных подростков. Закончив, Лианна и Дональд кланяются, и со стороны пуффендуйцев доносятся подбадривающие аплодисменты.

Не в силах скрыть восхищения, я невольно оборачиваюсь к Малфою, и тот, довольно поджав губы, выражением лица говорит: «Да, недурно».

Певцы получают благодарность и тут же заносятся в список, который коллега, стоило мне отвлечься, умудрился подписать: «Обреченные на Шоковую Отработку Умений (ШОУ)».

– Ох, пока не забыла, – спохватываюсь я. – Мы решили, что кастинг-отбор для спектакля устроим в отдельный день, в субботу. Приходите тоже. Ловите сценарии.

Пуффендуйцы заглядывают в листы пергамента, которые я распределяю среди них взмахом палочки, и пара-тройка человек при этом выглядят явно заинтересованными: почему бы не оказаться среди них и блестящим актерам.

– Какая ты воодушевленная, Грейнджер… – почти шепотом сообщает Малфой. – Выглядит устрашающе.

Но испортить мне настроение у него не выходит.

Следующими в центр аудитории выбирается парочка старшекурсников-танцоров. Их друг соглашается сыграть на рояле, пылящемся в углу. Инструмент очищается и оживает, когда студенты демонстрируют свои впечатляющие балетные способности; одновременно с ними в список заносится и музыкант, которому остается подобрать музыкантшу и придумать номер.

– Да, всего-то! – едко комментирует Малфой так, чтобы и в этот раз никто, кроме меня, не услышал. – Завтра установим конвейер, придумывающий номера, и дело в шляпе.

– Прекрати ныть, – шиплю я в ответ. – Он и сам подумает о своем номере, пока идет отбор на остальных факультетах. Талантливый человек, как правило, мыслит креативно, и….

– Заканчивай болтать, студенты хотят показаться.

Еще одну пару я встречаю уже с подпорченным настроем.

После симпатичного, но не блестящего вальса четверокурсники заносятся в список под названием «Вездесущее Олдскульное Профессора Рейнджер Око Сомневается (под ВОПРОСом)». Хм, кто же это сочинил, понятия не имею!

– До чего слабая фантазия, что аж пришлось букву из фамилии убрать, – с нарочитым сожалением бросаю я.

– Если ты не соображаешь, что это тоже своего рода издевка, то даже не знаю, зачем я стараюсь…

Малфой выглядит нервирующе самодовольным, когда встречает мой обозленный взгляд. Приходится смириться с тем, что воодушевление растрачивается со страшной скоростью, – тем более что добровольцев больше не находится.

Пуффендуйцы жмутся к стенам и отводят глаза. Ничего не остается, кроме как соображать на ходу и не надеяться на помощь рядом сидящего.

– Не сочтите за принудительное мероприятие, но… Раз сложилась такая ситуация, мне нужно, чтобы вы начали выходить по одному и рассказывали, что умеете.

На фоне тихого недовольного гула Малфой не упускает возможности съязвить:

– Выдаешь сегодня одну блестящую идею за другой.

– Я ничего не умею, – ожидаемо заявляет первый студент, вытолкнутый остальными «на ковер».

– Какой у вас любимый предмет? – допрашиваю я, напустив на себя совсем уже серьезный вид.

– Ну… трансфигурация.

– Хорошо справляетесь?

– Профессор Грейнджер, он вроде лучший на курсе, – вдруг выдает Малфой.

Я оборачиваюсь, но профессор смотрит не на меня, а на остальных студентов, – так пристально, словно перебирает в уме базу данных о каждом, собранную заранее через влиятельных знакомых, чтобы… погодите-ка. Или правда перебирает?

Лучший по трансфигурации заносится в список, рядом остается свободное место для партнерши, вместе с которой ему придется демонстрировать свои таланты.

– Ты немало о них знаешь, верно? – шепчу я Малфою.

– Действую доступными мне методами.

– Это нечестно. И непедагогично.

Я вполне осознаю, что звучу не особенно уверенно и грозно, но не сказать этого просто не могу.

– Мерлина ради, какая разница?! Главное – эффективность, – он делает вид, что что-то пишет, но интонация выдает его раздражение. – Я делюсь своими секретами, так нечего жаловаться. – И громче, указывая пером куда-то направо, добавляет: – Джонсон, давай, иди сюда. Судя по тому, какие финты ты проделываешь на квиддичном поле, когда забиваешь гол, ты тот еще акробат.

– Если он не занимался этим по-настоящему, – начинаю я под убийственным взглядом Малфоя, – то это небезопасно…

– Он семь лет жизни посвятил акробатике, профессор Грейнджер.

Теперь летят другие молнии из глаз: Джонсон оглядывается на пуффендуйку-ябеду, которая, похоже, к нему неравнодушна, но теперь основательно задумалась, стоит ли когда-нибудь еще говорить с ним и о нем.

Так находятся еще несколько «артистов»-мальчиков А когда настает пора женской половины факультета, мы оказываемся безоружны: Малфой выяснял личную информацию только о своих учениках, да ещё о старшекурсниках – на всякий случай. Впрочем, ситуация оказывается не безвыходной, но…

– Чем бы вы могли удивить?

– Да ничем, честное слово.

Однокурсники выдают своих товарищей глазами и жестами, даже не замечая этого. С учительского же места отлично видно.

– Мисс Сникерс, – вмешивается Малфой таким вкрадчивым, обольстительным голосом, что я поворачиваю голову, чувствуя, как брови ползут вверх, – можете надеяться на мое наставничество и личное участие, если вы решите выступать.

Пуффендуйка мгновенно вспыхивает, а вдоль окон и скамеек пробегает волна беспокойного шепота.

– Ну… Я играю на скрипке и могла бы попробовать…

Малфой с довольным видом откидывается на спинку стула.

«Мисс Декстер, неужели вы не хотите, чтобы все восхитились красотой ваших самодельных хлопушек! – мысленно передразниваю его я по пути из аудитории в свой кабинет. – Спойте, мисс Торн, я бы очень хотел послушать!»

Меня буквально передергивает от этого. Но пришлось промолчать – иначе, видимо, шоу окажется под угрозой.

На следующий день все повторяется, только теперь пробы проходят студенты Слизерина – как и следовало ожидать, с ними у Малфоя все складывается еще более гладко. Талантливые мальчики вылавливаются из толпы, как маленькие беспомощные рыбки, а девочки тают и смущаются оттого, что неотразимый профессор пулеметной очередью выдает комплименты.

После кастинга я несколько часов пытаюсь читать, пересматриваю работы студенток, оставленные на хранение (маленькие недовязанные игрушки-кролики) и просто смотрю в одну точку, стуча пальцами по столу. Надо признать, что Малфой действительно оказался продуктивным. Гораздо полезнее меня… Что уж там, я помогала только меткими вопросами и суровым выражением лица, если понадобится. Выполняю роль «злого аврора», получается! Ну как всегда…

Нет, профессор не должен вести себя так, как этот самовлюбленный эксцентрик.

Он открывает после второго стука и по привычке закатывает глаза, когда замечает, что я решительно упираю руки в бока.

– Вряд ли тебя можно просто не пустить, да? – страдальчески выдавливает он, лениво взмахивая рукой.

Я прохожу и сразу начинаю с претензий:

– Мне не нравится, как ты ведешь себя со студентками.

– Какое завидное постоянство!

– Я серьезно.

Малфой складывает руки на груди с таким видом, словно к нему пристает гиперактивный первокурсник.

– Грейнджер, переходи к делу.

– Ты постоянно флиртуешь с ними.

Он усмехается.

– Да разве это флирт?

Я хочу возмутиться, мол, а что это, по-твоему, – хочешь, что ли, в слова поиграть? Но Малфой вдруг делает несколько по-кошачьи тихих шагов и оказывается преступно близко, чем ловит меня врасплох.

Я чувствую его дыхание. Он едва уловимым движением проводит кончиками пальцев вниз по внутренней стороне моего предплечья и останавливается на запястье. Чуть сжимает, замирает, как будто измеряя пульс.

– Вот флирт, – шепчет он мне на ухо.

«М-м, что это с вами, профессор Грейнджер? – спрашивает голос разума. – Вы в порядке? Голова кружится?»

«Уважаемый голос разума, зайдите позже», – отвечает ему мое тело и пытается перенять одно из свойств металлов, которые недавно изучал профессор Малфой со своими учениками, – и расплавиться.

Но рациональный советчик оказывается настырным малым: пробуждает несколькими мысленными пощечинами и заставляет сделать шаг назад.

Малфой внимательно смотрит на меня.

– Благодарю за демонстрацию, коллега, – четко проговариваю я. – Но это не изменит моего мнения по поводу вашего подхода к работе.

На лице Малфоя выражаются сомнения: он ведь почувствовал ускоренный пульс, слышал дыхание, но сейчас в той же степени убедительна для него и моя хладнокровность.

– Я пойду навстречу и буду более сдержанным, – говорит он с легкой неуверенностью в голосе.

Громко стуча каблуками, добираюсь до своего кабинета и уже там, спустя минуту, окончательно заглушаю все сомнительные чувства и заменяю их на раздражение – только и всего.

* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *

– Если ты сейчас же подойдешь, я перестану себя контролировать и научу мимо идущих студентов множеству неприличных оскорбительных слов. Тебя совсем не беспокоят их невинные души, да? Тащись сюда, я сказал!

Я стою в коридоре второго этажа и гляжу снизу вверх на Эдвардса, забравшегося по стремянке к огромной картине.

– Натан? Ты с жирафом, что ли, разговариваешь?

Он чуть наклоняется, чтобы посмотреть на меня.

– Да, с этим… Надо ему пятна подправить.

– Звучит как угроза, – наигранно беспокоюсь я.

– Боюсь, что конкретно сейчас ты абсолютно права. Подошел? Стой теперь!

Сделав ряд аккуратных мазков кистью и помирившись со зверем, Натаниэль начинает спускаться.

– Ждешь меня?

Я киваю. И понимаю, что совершенно не могу злиться на этого человека больше пары минут, даже если дело касается общения со всякими Малфоями. Эдвардс обнимает меня за плечи и уводит, по пути говоря:

– Занесу инструменты и пойдем в Хогсмид. Хочу сливочного пива.

Через полчаса мы сидим за столиком и ждем свой заказ.

– Это уже не флирт, а соблазнение, – с видом знатока объясняет Натан, когда я возмущенно описываю ему, что посмел позволить себе Малфой. – Но я смотрю, тебе таки понравилось?

Черт, почему я забываю, что Эдвардс такой проницательный? Как отмотать назад и ничего ему не докладывать?

– Нет! – старательно вру я. – Меня просто напрягает, когда я не контролирую ситуацию.

– Хочешь контролировать ситуацию? Так флиртуй сама.

Перед нами ставят сливочное пиво, и в это время я даю понять своим выражением лица, что жалею о разговоре.

– Что я такого сказал? – недоволен Натан.

– Я не умею флиртовать. Для этого нужно больше уверенности. А я…

– Ты что, не уверена в себе? – усмехается Эдвардс. Но тут же становится серьезнее, когда понимает, что попал в точку. – Ты шутишь?

Я начинаю испытывать еще большую неловкость.

– Ну, я считаю, что недостаточно привлекательна, чтобы заниматься всем этим… Просто не сработает.

Натан смотрит не меня как на умалишенную.

– Ты очень привлекательная, Гермиона, – вдруг сообщает он весьма убедительным тоном.

Я даже немножко краснею. В последнее время мне твердят это и студентки, и друзья. Надо бы постоять перед зеркалом.

– Я всегда думал, ты в курсе…

– Давай пока закроем эту тему, молю.

Эдвардс тихо смеется.

– М-да, комплименты принимать тебе тоже тяжело. Как многому еще надо научиться! Хорошо, что ты ведешь у девочек не половое воспитание.

Через несколько минут отвлеченная беседа волшебным образом возвращается к вопросу флиртособлазнения. Натан спрашивает:

– Хочешь пару советов? Девяносто процентов, что у тебя с Малфоем это сработает.

Какое-то время я не отвечаю, переживая мучительные сомнения, но потом под веселым взором Эдвардса соглашаюсь.