Бьянка- Пусть каждый из вас представит белку. Дети, вы помните, как должна выглядеть белка? Мы вчера это обсуждали. Да. Пушистая. С большим длинным хвостом. Цвет? Пусть будет рыжая. Но я не хочу ограничивать вас, дети. Если вы представите белку голубой – на здоровье. У каждого из вас может быть своя белочка...
С этим сомнительным напутствием Бьянка расслабленно откинулась на спинку широкого, с удобными подлокотниками кресла и прикрыла глаза. Но Пьеро знал, что на самом деле Бьянке наплевать на детей и тем более на белочек. Ее беспокоило что-то другое, но Пьеро не мог понять что, хотя догадывался, что Бьянке все тяжелее делать свою фигуру тоненькой, как у какой-нибудь сказочной эльфы. На самом деле Бьянка толстая. Ее лицо покрыто безобразными морщинами, а зубы желтые, но Пьеро иногда казалось, что это видит только он.
***)!(***
Но, в самом деле, возможно ли, чтобы все люди видели одно? Не только Бьянка, но и другие учителя утверждают, что есть люди, у которых может быть свой собственный мир.
Это Иные. Они избавлены от трудностей и разложения этого мира и пребывают в вечном блаженстве. Но мама говорит, что это не так, что не бывает, чтобы кто-то просто пребывал себе в блаженстве, и Иным еще тяжелее, чем всем прочим, потому что им приходится постоянно придумывать мир для других, а другим легче - им нужно просто научиться верить в чужие миры. Поэтому Бьянка больше всего времени занимается с ними играми, развивающими воображение.
- Если не станете Иными, то хотя бы будете их Чтителями. Все лучше, чем остаться здесь, - наставительно говорила Бьянка, а Пьеро чувствовал, что это тот редкий случай, когда она говорит правду.
- Ну-с... И какие у нас тут вышли белочки? - спросила Бьянка, приподнимаясь со своего сидения-ложа. Пьеро знал, что для всех в классе она очень красивая, высокая эльфийка с длинными белыми волосами и глазами светлыми, как горный хрусталь, в котором отражается синее небо.
Дети сняли с голов этакие похожие на рожки приспособления - благодаря им стимулируется часть мозга, отвечающая за воображение. Хотя этот, материальный мир умирает, а люди частью превратились в киборгов, частью в гниющую дурно воняющую телесную массу, люди все еще зависели от физического мира. Он не торопился умирать совсем. И в тайне многие боялись, что когда-нибудь он все же умрет.
***)!(***
Питание большинства населения составлял энергетический коктейль, который готовился Зомби на заводах многих оставшихся крупных городов старой эпохи. Коктейль состоял из биомассы и спирта, а для выращивания биомассы тоже требовались рабочие Зомби...
- И ты, Пьеро, станешь тем самым зомби, который не сгодится даже для того, чтобы мыть за другими зомби бараки, настолько ты лишен воображения! Это что, белка? У этой твари даже хвоста нет!
Пьеро стоял, понурив голову, и смотрел в пол. Интересно, кто-нибудь видит, что пол проношен до дыр. Да, до дыр и насквозь! Здание школы сохранилось еще с прошлой эпохи, но держалось оно на честном слове какого-то могучего доисторического зомби. Пьеро, например, не мог понять, как оно на самом деле не разваливается, потому что видел растрескавшиеся и покосившиеся стены, прогнившие балки, растрескавшийся камень и разбитые стекла. Иногда Пьеро с ужасом осознавал, что все это видит только он.
Для мира, который только воображением людей и держится, это было нормальным явлением – кто-то видит одно, кто-то другое. Но он не хотел представлять людей в безобразных мешках вместо одежды, с гниющими зубами и язвами. Такими он видел многих взрослых, а тем более стариков. А еще он видел ходячие, разлагающиеся трупы. Те питались не энергетическим коктейлем, а физ раствором.
***)!(***
Как-то он рассказал матери о том, что видит, но та накричала на него и заткнула ему рукой рот.
- С ума сошел! Чтобы не слышала от тебя больше таких гадких вещей! Таких, как ты, отправляют... И тут мама заткнула себе рот ладонью и больше не говорила на эту тему ничего, но Пьеро помнил ее панику и не хотел ее мучить.
- Итак, что это, я тебя спрашиваю? – вопрошала его Бьянка.
Одноклассники обернулись к нему. Дети не были похожи на гниющие ходячие трупы, но также часто бывали уродливы. С лицами, обезображенными коркой прыщей, с гноящимися глазами... Физические тела требовали здоровой пищи, а где же ее взять в разлагающемся мире? Но как-то к ним с мамой приходил энерготехник и чинил энергетические каналы. Так вот, он был дружен с мамой и, когда подходил к ней, становился красивым. И мама тоже. И очень молодой. Тогда физический мир не был так уродлив, когда они стояли вместе и будто светились, но без всяких там вымышленных лучей. Энерготехник прочистил энергоканалы и ушел в свой низкий мир.
Низкий - потому что успешное большинство жило в высоком мире, где были новехонькие дома и машины и даже летомобили. Где было много огней, а еще больше развлекательных штуковин, вроде таких картин, в которые можно было забраться и жить там. Это были входы в миры Иных, открытые для Пипла. Не передать, как Иные старались угодить своим гостям... А некоторые гости пропадали, желая стать Чтителями Иных, но это не такая и незавидная доля - Иные любили своих Чтителей, дрались из-за них и заботились о тех, кого удавалось отбить.
Так утверждает мама, а Бьянка просто визжит, когда неуважительно отзываешься о Чтителях. "Думаете каждый дурак может Чтителем стать?!" Большинство из вас останется здесь, в качестве Планктона.
***)!(***
Как-то энерготехник взял с собой в низкий мир Пьеро. Мама легко его отпустила, потому что совершенно доверяла энерготехнику со смешным именем Васька. Васька был светлоглазый и светловолосый, с красноватыми щеками, а еще он был удивительный - такой же на самом деле, каким казался. То есть Пьеро его видел так же, как его видели другие, а такое редко случалось. "Вот, Петька, а это картошка, жареная. Ты попробуй" "Я Пьеро" "Да брось ты. Пьеро... Ну а я Василевс, но мы то с тобой знаем, что я Василий. а ты – Петр». И Васька подмигнул синим глазом. Да, картошка оказалась вкусной-вкусной... Васька потом приносил им с мамой ее настоящую, круглую. С тонкой шершавой корочкой. Васька так настроил энергоканалы, что у них плита работала, как встарь - в самом деле жарила. И масло добыли из низкого мира. Кстати, низкого мира Пьеро по этой причине не боялся. Как-то он видел там невиданной красоты явление – настоящие, совсем не вымышлено пахнувшие ягоды...
- Я еще раз тебя спрашиваю, какое отношение это существо имеет к белке, которую я велела вам представлять? Я же четко описывала ее на той неделе. Ты не реагируешь на слова, у тебя плохо работает мыслеобразная связь, полная семантическая глухота...
Бьянка все причитала и причитала в этом духе. А потом выдала свое коронное:
- Да ты знаешь, куда ты попадешь? К зомби ты попадешь! Станешь одним из них или хуже - энерготехником.
- Но зомби и энерготехники - не одно и то же. Зомби не осознают себя, а энерготехники видят мир таким, каким он стал на самом деле.
- Молчать! - взвизгнула Бьянка. - Откуда ты нахватался такой ерунды? И... О, Боги! Да это же муха! Ты сотворил муху! Где ты увидел этакое, негодник?!
***)!(***
Бьянка так рассердилась, даже испугалась, что ее фигура стала расплываться, и некоторые дети уже больше на нее смотрели, чем на Пьеро. А Пьеро смотрел на девочку Викторию, самую красивую в классе. Она не очень тратила по утрам времени, чтобы быть хорошенькой, потому что она была хорошенькой на самом деле, и больше времени она тратила на фантазии. О, у нее были замечательные фантазии. Пьеро иногда видел их четко-четко, а Бьянка еще говорит, что у него нет воображения.
- Где ты увидел эту муху? Кто вообразил ее для тебя?
Виктория слушала с любопытством. Дверь в ее мир закрылась, чтобы не выпустить симпатичных белочек. Она не показала Бьянке свою Белку , а Бьянка этого не заметила. Белок других детей учительница поймала в сачок, а там они становились прозрачными и рассеивались. Куда они там девались потом, никто не знал, но за хорошие фантазии к концу недели выдавали билеты на какое-нибудь представление в мир какого-нибудь Иного, специализирующегося на спектаклях для Пипл детского возраста. Пьеро редко бывал на таких спектаклях, потому что у Бьянки он мало зарабатывал баллов, но тогда, когда попадал - оставался доволен. И там его даже разок едва не утянуло в вымышленный мир. Просто Пьеро очень понравился тем, кто мир населял, и верил в то, что там происходило. Он был тогда очень еще маленьким, Васька его ругал, когда мама смогла добиться вызволения Пьеро. Иного даже оштрафовали за втягивание в мир несовершеннолетнего... Но это все не очень важно.
- Никто не воображал для меня муху! – кричал Пьеро на Бьянку. - Я видел эту муху. Здесь их полно. Вы что не видите? И у вас прыщик лопнул на губе. Вы должны почувствовать кровь. Она соленая. Знаете?
Пьер не был злым мальчиком, он не знал, что на него нашло. Возможно, подействовало то, что на него внимательно смотрела Виктория, чей мир он видел, потому что он ему нравился, а еще Пьеро знал, что Виктория умело свой мир прячет и своих зверьков: всяких там белочек зайчиков с лабораторных работ Бьянки, - если может, хранит у себя и совсем не парится, если ей не удается набрать к концу недели баллов. Пьеро очень нервничал, когда понимал, что его привлекает чужой мир. Он тогда думал, что Бьянка, возможно, права, что он станет во взрослой жизни зомби, хотя против энерготехники он ничего не имел, но будет ли тогда с ним Виктория? А еще он крикнул это, потому что у каждого Пипла, даже маленького, есть своя точка кипения. Неужели эта толстая дура, косящая под тоненькую эльфу, в самом деле не видит мух? И неужели способность видеть чужой мир ценнее способности видеть мир настоящий? И неважно уже, что Васька строго-настрого запретил признаваться, что Пьеро видит мир таким, какой тот есть.
***)!(***
- Это самое опасное признание, которое ты только можешь сделать. Видишь - молодец. Зачем об этом кричать? Да и что такое настоящий? Кто его знает, какой он на самом деле, мир?
Бьянку перекосило от злости и, похоже, ужаса. Другие дети зашушукались и стали по штуковинам, которые им мозг на занятиях стимулируют, обмениваться посланиями в виде бабочек, стрелочек и всяких там конвертиков, да самолетиков.
- Пойдешь со мной, - строго заявила Бьянка, и они вышли из классной комнаты, и долго шли по лестнице с разваливающимися ступенями, но Бьянка уже снова выглядела, как тоненькая эльфа, а под ее ногами возникал толстый ковер с рисунком - сила ее воображения против отсутствия такового у Пьеро.
В кабинете директора с Пьеро долго беседовали, но, к счастью, он вспомнил предупреждение Васьки. "А если застукают - ври. Ври, не стесняйся. Вали на всех, кого знаешь. Хоть на меня, например. Нас, из низкого мира не тронут. Мы им нужны, а вот такие как ты... Ври, в общем, не жалей слов. Да образов подкинь пару - тройку. Ты у меня парень с фантазией, Петька.
***)!(***
Вот Пьеро и наврал, что в книжке в одной видел муху, а сказал про мух в классе, потому что подразнить хотел Бьянку. Не так, конечно же, говорил, но в этом смысле. Бьянка ему совсем не поверила, потому что знала, что страшная и с прыщами, хотя и делала вид, что сама себя феей воздушной считает, но директор, - толстый боров, вонявший потом и прокисшим энергетическим коктейлем,- поверил. Бьянка же затаила злобу и, облизывая больше не кровоточащую губу, следила на занятиях за Пьеро.
А Пьеро не обращал на нее никакого внимания. Ему хватало проблем и без Бьянки. После разговора с директором, не злой, в общем-то, дядька распереживался за мальчика, обреченного уйти в низкий мир из-за отсутствия воображения. И направил Пьеро в центр по стимуляции мозга. Там его так простимулировали, что стал он нормально на занятиях воображать и больше не отставал, но мир "на самом деле" продолжал видеть, да еще и четче, да еще и такое, чего раньше не видел. Словно за настоящим миром еще был мир, еще древнее и еще больше настоящий. "Но что ты видишь в том мире?" - спрашивала его Виктория, самая красивая в классе девочка (на самом деле красивая, а не потому что воображала себя такой и других воображать заставила), которую он осмелился пригласить к себе в гости. Он угощал Викторию картошкой. Жареной. Кстати, некоторые пиплы ее не видели. Даешь им поесть, а они не видят... Губами чмокают только, да носами воздух нюхают. Обоняние у многих осталось с древних времен, а зрение быстрее всего подводить стало. "Я вижу дядьку. Знаешь, старого-старого. Глаза пристальные, больные, но зрячие. Голова у него нелепо повернута, но такое и у зомби встречается. А ходить он не может. Он на тележке катается, с двумя колесами. И следит за мной. Скрип, скрип... едет, куда я иду. А вокруг него пляшут разные эти... Ну кого нам на Арте представлять велели. Они еще во всех зрелищах участвуют". "Арлекин и Коломбина? " "Да. И тот, которого как меня зовут - Пьеро. Только злые они. Глаза у них - жадные." "Но как ты думаешь, чего они хотят?" "Не знаю. Но тот, на колесиках, наверняка знает". "Ну почему ты так решил? " - смеялась Виктория. "И вообще, все это, скорее всего, только твой мир. Просто он у тебя такой необычный, что не каждый его увидеть может и попасть в него". "Нет. ты бы увидела. Ты же видишь миры других. И ты - Иная, я в этом уверен". Но она снова над ним смеялась, а потом они ели красные благоухающие ягоды, потому что Пьеро отвел ее в низкий мир и показал ей поляну.
***)!(***
"Но что будет, когда настоящий мир совсем разрушится?" "Ты видишь? Ты в самом деле все видишь! А говорила, что это все мои выдумки!" "Тихо ты. Я не вижу. Я просто тебе верю, а потому вижу твоими глазами. А еще я чувствую, как пахнет эта твоя… земляника. Такое не выдумаешь". Они шли, взявшись за руки, по его миру. Было прохладно, немного капал дождик. В вымышленных мирах не бывает такого дискомфорта. Но она не жаловалась, а все хвалила его мир. "Никогда, - сказала торжественно, - не видела я такой печальной и совершенной гармонии". И они часто еще приходили на ту поляну в низком мире, пока не пропал Василий, а с ним и пропуск в зону отверженных. А потом закончилась школа, и пропала и Виктория. Мама утверждала, что Виктория ушла к Иным. Такие не живут среди пиплов. И только тогда Пьеро понял, что ему следовало внимательнее слушать Бьянку.
Печаль***)!(***
Почему он стал сенсистом? Почему вообще некоторые наделенные воображением люди становятся сенсистами, а не Иными? Пьеро не знал, но считал, что стал сенсистом от тоски. Да, да от постоянно гложащей тоски, поэтому его не остановило то, что именно сенсисты, а не Иные являются объектом пристального внимания спецслужб. Никто толком не знает чего от сенсистов добиваются на обязательных ежемесячных допросах с одинаковыми вопросами типа: - "Где вы подчерпнули этот образ? Не помните? В ваших интересах вспомнить. Ну же, постарайтесь. В шоу миссис Энн? Из мира Дональда Дака? Что-то в последних новостях навело вас на то, чтобы изобразить такую странную вещь?" И вот ты напряженно скрипишь мозгами, припоминая, потому что те, кто не вспоминает, с допроса не выходят.
***)!(***
Итак, тоска. Когда она началась, эта тоска? Наверное, в тот день, когда Пьеро воочию увидел чудо, сотворенное Викторией. Это был обычный урок прикладной иллюзионографии, с которого пролетело уже лет десять... Чудо было простое и потому необъяснимое. Виктория посмотрела на него и улыбнулась, а потом смутилась и отвела глаза, а потом снова посмотрела, но улыбка стала другой - если до этого Виктория просто улыбалась, то теперь она улыбалась именно ему. Тогда-то Пьеро услышал жутковатый хлопок. Ему хлопали чьи-то маленькие детские ручки. А может то были вовсе не дети, но как Пьеро не пытался, он тогда не увидел мир "на самом деле", потому что смотрел на творившую чудо Викторию.
Она ничего не делала, а только смотрела и улыбалась, но Пьеро разглядел в ней особенный свет и понял, что кроме "мира на самом деле" есть еще мир, в котором люди - огоньки пламени, но у каждого свой собственный свет, у кого-то ярче, у кого-то тусклее, у кого-то - неровное мерцание. У Виктории же был совершенно особенный свет, и когда она смотрела на него, она словно зажигала в себе этот свет, специально для него зажигала. Это-то и было чудом. Пьеро все пытался понять и тогда и теперь, как это у нее получалось. Должно быть, она как-то особенно делала глазами, уголки ее губ приподнимались и нечто нежное, неосязаемое, будто ветер, волной проносилось по всему ее телу. Он тосковал по Виктории и, возможно, поэтому стал сенсистом, а не только потому что в детстве ему "прокачали" мозги.
***)!(***
Иные создают свои миры, а потом дарят их всем желающим, сенсисты создают себя, чтобы потом дарить людям их же самих. Иные наполняют свои миры образами, порожденными их фантазиями, но многие Иные любят впускать в свои миры сенсистов, чтобы те играли их героев, потому что сенсисты пропускают через себя то, что видят, ощущают, чувствуют. Но часто сенсисты становятся заложниками миров Иных, не потому что Иные сильнее, а потому что не так-то просто Иной расстанется с хорошим сенсистом, сумевшим проникнуться его фантазиями.
Поэтому Пьеро избегал представлений Иных, хотя слыл одним из лучших сенсистов, а по мнению многих - самым талантливым из своей братии. Сенсисты будто невидимыми органами осязают реальность независимо от того, кем она создана: Отцом или Иным. Каждый сенсист особенный, и их недаром называют звездами, так как каждый из них излучает свой собственный яркий неповторимый свет. Пьеро не знал, как это делают другие. Он же творил то же чудо, что и Виктория. Всколыхнувшаяся в душе волна, некое вдохновение, осознание мгновения - изменившееся выражение лица, глаз... Улыбка или вздох, и вот оно готово - сияние. Надо только проникнуться реальностью, ощутить мгновение, впустить в себя отражение отражений, исполнить их смыслом и выпустить из себя пучками волшебного света. Пьеро думал тогда о Виктории и тоска по ней заставляла его трепетать, истончаясь той оболочкой, которая ныне заменяет человеку тело, а потом он сиял сам по себе и именно это нравилось людям, заставляя их визжать от восторга, потому что Пьеро дарил им радость лицезреть себя и их самих в нем, через него, но уже ослепительно яркими. Он воплощал их мечты через свои мечты, борясь с тоской или забывая о ней и просто мечтая.
Викторию он не видел много лет, и каждый раз перед исполнением Пьеро думал, что не выдержит напряжения и выдаст свою жажду по миру "на самом деле". И еще хлопки. Он знал, что хлопают загадочные существа, тени под масками Арлекино, Коломбины, Пинокио, но под масками ничего нет, кроме бездны. Хлопки же таили неведомую угрозу, но не как от сущностей, которые уничтожали, высасывая, Иных, а как от существ столь же древних и неведомых.
***)!(***
Пьеро устало улыбнулся. Толпа приветственно загудела, узнавая его, хотя он еще не нацепил никакой маски, ни печальной, ни веселой, а был еще самим собой - разгорающимся пламенем. Сегодня он решил подарить историю любви. О том, как ему было одиноко, как он встретил девушку: обычную девушку, похожую на многих. Она работала на фабрике по представлению хозяйственных вещей - всяких тарелок, чашек, ложек. Она доверяла миру Отца, потому что не знала другого, и Пьеро убедительно воображал ее, так как хорошо эту девушку знал. Когда-то она обратила на него, одинокого сенсиста, внимание и пригласила к себе домой, а он остался, зараженный ее влюбленностью. Он целовал ее глаза, медленно и требовательно, словно хотел погрузиться в открывшуюся для него душу. Он не сразу понял, что из них двоих он более уязвим. По капле он дарил ей себя, пока не оказался во власти ее любви, но тоска по другим глазам стала явной, ощутимой. Он не мог решиться сказать ей об этом, о том, что дарит ничего взамен не получая. За его неизменно ласковой улыбкой ничего не было, кроме невыплаканных слез. Слез о чем-то неведомом, для чего не находилось точных слов и, что хуже, - образов, заменявших отныне слова. Его представление встретили с восторгом. Как ни странно, но поняли и рукоплескали, но маскируя под игру, он только выразил себя, и уходя со сцены привычно ослепительно улыбнулся не ликуя удавшейся проделке, а лишь для того, чтобы сдержать слезы.
***)!(***
- Когда ты забудешь ее? - Она поправила теплое облако, на котором они возлежали обнаженными, махнула ручкой, чтобы к ней по воздуху приплыл халатик из теплой бледно-охровой дымки. Пьеро вдруг подумалось, точнее, представилось, что в низком мире люди занимаются любовью на угловатых грубых конструкциях, на влажных от пота простынях, а за предметами одежды приходится ходить, мучительно борясь с силой притяжения. Он отмахнулся от видения, спросил:
- Кого? - Голос прозвучал удивленно и казался чужим.
- Ту девушку из твоего детства. Ты же не считаешь, что я слепая?
- Нет, не считаю, - мягко ответил он, целуя ее в плечо. Он едва не рассмеялся над бессмысленностью своего ответа, отстранено наблюдая растерянность в ее глазах. И конечно же, он не считал ее слепой. Она не замечает ничего, кроме серебристых шарфиков, крылатых комбинезонов, хрустальных туфель и прочей мишуры, которой окружают себя девушки. Но в его голове она чувствует себя как дома, когда дело касается мелькающих там женских образов. - Ты не понимаешь. Она мечта. Всего лишь мечта.
- Ты сам-то себе веришь?
Он пожал плечами и рассмеялся, видя как она надула губки.
***)!(***
Наверное, поэтому это и случилось. Думая о Виктории, он всегда остро чувствовал нереальность реальности. Если бы он знал, где она, она бы не казалась ему плодом его воображения, как "мир на самом деле", в который они спускались пробовать землянику. И не было бы тревоги и страха услышать хлопки, которые он все равно в конечном счете слышал, как и скрип инвалидной коляски. В голове бы не воцарился хаос, если бы он мог забыть о Виктории, если бы когда-то попробовал ее на вкус, убедившись что она не только выглядит, как единственная настоящая девушка, а в самом деле таковой является. Как бы там ни было, но уже засыпая, он не принадлежал себе. Проснувшись, он сразу понял, что попался.
Знакомство***)!(***
Виктория срывала маленькие красные ягодки с тонких зеленых стебельков. Отправляя их одну за другой в рот, девушка жмурилась от удовольствия, а в ее зеленовато-карих глазах плясали смешинки. Пьеро любовался ею и полянкой, на которую они отправились прогуляться в низком мире. Сквозь сотканный из тонких деревцев лес виднелись серые стены города, в котором жили зомби. Пахло удивительно приятно – влагой сонно нежащейся под солнцем земли. Пьеро, сам не понимая почему, стремился прикоснуться к прелым листьям, когда собирал брызжущие жизнью ароматные ягоды.
- Вкусно? - спросил он смущенно и взволнованно.
Ему самому казались фантастическими эти ягоды, и сколько он ни бывал здесь, он все никак не мог насладиться чудом: ничего не надо представлять, «мир на самом деле» сам дарит себя. Но может ли Иная видеть настоящий мир?
- Они похожи на маленькие капсулы радости. Будто бы...
Она запрокинула голову и показала на солнце изящным пальчиком, белым и тоненьким, совершенным, как веточка окружавших их берез.
- Вот оно кормит их своими лучами.
Они помолчали.
- Я думаю, что это и есть настоящий мир, - признался он. - А твой мир? Мир... Иной?
Почему он тогда так спросил? Ведь он не знал наверняка, что она Иная. Или знал?
Мы всегда знаем друг о друге все и все знаем о самих себе, вот только должна присутствовать безупречная честность, чтобы называть вещи своими именами и понять, кто есть кто. Кто это сказал? С чего он это взял?
Она блеснула глазами, которые показались ему расширяющимися безднами, и потянула за руку. Просто куда-то в сторону и... Стало тихо, запах земли пропал, а потом зазвучала музыка. Много разных мелодий, враждующих одна с другой.
Не было ничего, даже того минимума, к которому он привык, родившись и проведя детство в иллюзорном мире.
- Мы не в низком мире, - прошептал Пьеро. Он оглянулся, но Виктории не было рядом с ним.
***)!(***
Он прикоснулся ко лбу. Горячее и тягучее нечто обожгло пальцы. Он вдруг вспомнил, что давно блуждает здесь без цели в одиночестве, что устал, но рассчитывать отдохнуть не приходилось.
Свое рождение он помнил смутно, но иногда в памяти всплывали обрывки из прошлых его существований до тех пор, пока он не растворялся в котле общего сознания. Те времена кратких жизней до сих пор заставляли его содрогаться от ужаса. О, теперь он существовал уже довольно долго, но он знал, что Тьма следует за ним по пятам. Тьма. Ее цель одна – уничтожать, потому что только так она сможет вернуть первоначальный хаос, растворив в себе обрывки бытия, возникшие из мгновенного общего осознания уставших умирать сущностей, пожелавших Быть.
Он избегал сгустки энергии - громадные светящиеся шары. Эти новорожденные звезды означали, что там, в их глубине притаился один из подобных ему. Сколько их зародилось при взрыве? Столько же сколько этих сгустков слепящей космической пыли.
Но сгустков становилось все меньше, хотя горели они все ярче. Сильнейшие из энергетических вихрей втягивали в свою орбиту слабейших, поглощая. Хаоса вроде бы не было, как это было изначально, но родившиеся продолжали уничтожать друг друга.
Тьма стремилась растворить в себе звезды и искала источник осознания, рассеивавшийся по бескрайним просторам. Временами источник появлялся огненной короной в темноте, но никому из подобных ему не удавалось приблизиться к Золотым вратам.
Он не понимал, как ему пока еще удавалось выживать, но охотящиеся за ним чудовища, чьи морды он мог разглядеть в темноте, не трогали его, шарахаясь. Возможно, сам он был достаточно ярким, пусть и не стремился пожирать себе подобных.
Морды с угрожающим шипением возникали в темноте, искажая мелодии, идущие от звезд и самую звучную из них, к которой он стремился.
Он шел вперед. Нет. Он парил в черном пространстве, озаряемом ослепительными разноцветными вспышками. От одной из далеких звезд вместе с фиолетовым свечением доносилась та самая музыка, которую даже шипение жутких голов в темноте не способно было заглушить.
Однако пока он приближался к цели своего движения, он слабел. Энергию следовало добывать, но он не понимал, есть ли способ добыть ее, не убивая. Сражаться с монстрами в темноте ему казалось противным. Однако как-то он видел, что один из братьев, родившихся вместе с ним, высасывал ночных чудищ.
Наверное, он уже так ослаб, что погибал. Монстры не трогали его, словно брезговали им не меньше, чем он ими. Его поддерживала мелодия, к которой он стремился, едва находя в себе силы двигаться вперед. И вдруг он почувствовал приближение брата. Это означало смерть, ведь они всегда уничтожали один другого.
- Нет, - услышал он голос. – Нас осталось семеро. Мы не в состоянии друг друга пожрать, но бойся остальных. Они твои враги.
- А ты? – прошептал он.
Он видел брата, как сияющую в темноте звезду, сжавшуюся до таких размеров, что его можно было охватить взглядом. Впрочем он и сам был не меньше небольшой звезды. У брата имелись руки и ноги, и бело-золотые крылья за спиной. Он подумал, что крылья – хорошая идея, с их помощью можно быстрее парить. Брат показался ему самым ослепительным из прочих. Он словно нес с собой свет, излучая его из красивых как новорожденные алмазы глаз. Люцифер. Да, он знал, что одного из них, по слухам самого опасного, звали Люцифер. Все остальные браться стремились его уничтожить, но он только становился сильнее и ярче. Его глаза поражали струившейся из них мощной энергией. Он охарактеризовал бы ее как воплощение уверенности, силы и бескрайнего презрения ко всему и вся. Но было что-то еще, кардинально отличавшее этого брата от остальных. Бесконечное любопытство и восторг. Брат как будто не презирал его, как прочих, а восхищался им, что удивляло – ведь основное их чувство друг к другу было пожирающей ненавистью, а тут присутствовало… Что-то невероятное. Этакое насмешливо-снисходительное веселое обожание вперемешку с цинично-бесстрастным изучением его, как явления мироздания. Вместе с ослепляющим сиянием он излучал счастье Быть.
- Я? – спросил Люцифер будто немного удивившись. - Я думаю, наши братья идиоты. Только вместе мы уцелеем. Отведай.
Люцифер протянул ему истекающую энергией оторванную голову одного из самых жутких чудовищ, обитавших в темноте.
- Нет.
- Чем ты можешь питаться? – нисколько не обидевшись задумчиво пробормотал брат.
Он обхватил руками его угасавшее тело и расправив крылья понес куда-то вперед. Его музыка заглушила все остальные звуки. Это была оглушительная симфония ликования.
Они подлетели к одной из многих гибнущих звезд. Ее музыка утихала. Люцифер бросил ей в пасть оторванных в темноте голов чудовищ. Звезда поглотила их тут же, издав чавкающий довольный звук, насытилась и выпустила облегченный вздох, волной отхлынувший от нее. Это оказалось съедобным. Как это называлось? Признательность?
- Забавное ты создание, - заметил Люцифер, выпуская его из своих объятий. - Сам ты охотиться не хочешь, дабы не убивать. Это должен делать кто-то другой? Что ж… Люцифер к твоим услугам, Пьеро.
- Пьеро?
- Я буду звать тебя так, потому что ты также печален и тверд, как эти обрывки скал, среди которых я нашел тебя.
Пьеро испытывал к своему спасителю горячую благодарность и хотел сказать, что давно понял, что они не противоположности, что вот только на днях он думал… но…
Он вновь стоял в одиночестве, пытаясь сообразить, в чью он угодил фантазию и почему все чаще последние разы при переходе он вспоминает самый желанный из миров.
Ночные будни***)!(***
Итак, он попался. Нет, не в грезы Виктории, которые вспыхивали в его мозгу время от времени и таким образом он не терял с ней связи, мечтая из прошлых ее мечтаний попасть в настоящие. Так он сможет добраться до нее самой, но надо разгадать ее вселенную. Законы по которым та живет.
Он стоял среди каменных блоков, в залитом прохладным влажным туманом пространстве и сжимал в руках энергопистолет. Главное было понять мужской сон или женский. Если мужской, то ему предстояла длительная стрелялка и жесткий мордобой, с разбрызгиванием преувеличенно черных сгустков энергетического наполнителя, да и самому хорошо достанется. Если женский, то дело плохо. Это значит стать поклонником какой-нибудь новой версии Бьянки и исполнять ее капризы. Бывали также крайне неприятные случаи, когда сенсисты становились жертвами маньяков обоего пола и участвовали в жутких фантазиях всяких извращенцев, но такое случалось редко. Полиция нравов отслеживала исчезновение сенсистов, если они пропадали не по заказу спецслужб.
Пьеро прошел вперед, спрятавшись за угол громадного строения в стиле неуютных безвкусных жилищ низкого мира. Должно быть, сон все же мужской, раз неизвестная опасность и засада. Хотя костюм врезается в тело, обтягивая фигуру до боли в паху. Мужчина извращенец? Только этого не хватало! За углом явно ощущалась угроза. Скорее всего, придется сразиться с Сущностями, принявшими какой-нибудь особенно отвратительный облик, дабы покуситься на мир Отца. Ни на что другое у нынешних Иных фантазии не хватит: сексуальные игрища и космические сражения. Пьеро, преследуя неясную ему цель, прошел вперед. Он оказался на вполне современной улице.
***)!(***
Разнообразные, плавающие по воздуху и теряющиеся в вышине дома, круглые летомобили, суетливо пролетающие по безопасным туннелям люди, движущиеся картины, в которые можно легко проникнуть и поучаствовать в представлении, а то и стать частью Иного мира. Если ты не сенсист, то не опасно - может сильно затянуть, но материальной оболочкой ты останешься снаружи. Картины надежно разделены защитными перегородками, потому что миры Иных имеют тенденцию пожирать друг друга. Пьеро приблизился к одной из картин, привлеченный странным миганием. Да, так и есть - планету завоевали сущности, проникнувшие в мир людей через фантазии Иных. Сущности - в полумасках, с беззубыми уродливыми ртами, зато в лоснящихся черных, по фигуре костюмах - выпрыгивали из разбитых, изъеденных, уничтоженных ими картин и принимались охотиться на людей. Пьеро поморщился, услышав визг, однако его рука помимо воли дернулась, направляя энергопистолет на захватчиков. Естественно, захватчики сразу его заметили, глумливо и жутко рассмеялись и принялись окружать Пьеро. К счастью, все это было только чье-то фантазией, поэтому энергопистолет легко справлялся с полетевшими в сенсиста язычками черного пламени, от которых он успевал виртуозно уворачиваться. Перестрелка длилась долго, явно распаляя автора непритязательного сюжета, но Пьеро не был бы хорошим сенсистом, если бы не увлекся происходящим с ним в чужих фантазиях. Он славно отыгрывал роль героя, отстреливался уже едва ли не от целого войска, пока не был красиво, на вылете из тоннеля, ранен.
***)!(***
Он пытался противостоять потере сознания, – мало ли где и в чьей власти окажешься, очнувшись? – но не справился с романтично настроенной Иной или Иным. Придя в себя, он опасливо открыл глаза. Пьеро лежал на кровати в уютной комнатке в стиле современного века - округлой, вроде яйца изнутри. Стены окутывала дымка, напомнившая бы древнему человеку паутину в капельках сверкающей на солнце росы. Он покачивался в кровати, похожей на лепесток розы. В изножье, оправдывая самые дурные его предчувствия, сидел юноша с золотистыми волосами. Все же Пьеро надеялся, что сон женский, потому что современные женщины обожают соблазнять героев своих фантазий, приняв мужской облик. Все лучше, чем сон мужчины - извращенца, хотя просто мужской сон с добрым славным мордобоем Пьеро бы пережил безболезненно - неплохо и поразмяться время от времени. С другой стороны, от мужчин труднее потом улизнуть.
***)!(***
Златокудрое создание улыбнулось, сверкнув, как и положено соблазнителю, безупречными зубками и протянуло руку, чтобы погладить Пьеро по щеке, затем, явно раздосадованное его полнейшим хладнокровием, провело пальчиками по шее и заскользило ниже, жадно наблюдая реакцию. Пьеро подумалось, что это явно не дама в летах, иначе бы ему пришлось иметь дело с мускулистым грубияном, который мало бы с ним церемонился, или громадными грудями и «ручками», уверенно затискавшими бы его до полусмерти. Если это юноша, а не девушка, то... какая вообще разница, если оно не собирается пока прибегать к насилию и выглядит привлекательно? Пьеро улыбнулся, и горячо впился созданию в бледно-розовые влажные губы, глотая душистый порывистый вздох. Прелестное существо обмякло в его объятиях, сделавшись податливым и ласковым, как теплая река, обнявшая каждую клеточку его тела. Пьеро сладко застонал и уже готов был погрузиться в теплоту и негу сладострастных ощущений, как его внимание привлекла злая искра, пронзавшая сгустившуюся вокруг любовников уютную ауру. Существо под ним тоже почувствовало искру и выкрикнуло в полной панике: "Древний!" А Пьеро бесстрашно выстрелил из бесполезного против Сущностей энергопистолета, но так как сделал это не испытывая страха, Сущность с воем сгинула (сначала страх был, он всегда есть, когда сталкиваешься с энергетическими вампирами, но потом все прошло, потому что Пьеро разглядел, что занимающийся с ним сексом мальчик на самом деле девочка и прехорошенькая, а дальше сработал некий инстинкт защищать). Увидев Иную, Пьеро поцеловал ее в щеку и покинул, потому что показав себя, она неизбежно показала и выход из своего мирка.
Будни***))!((***
Он вернулся домой, обнаружив, что в высоком мире уже утро. Мать заглянула к нему в комнату с энергетическим коктейлем. Когда-то, когда еще не пропал Василий, по утрам она иногда приносила ему тарелку настоящей каши, один раз даже с молоком. Это было так вкусно, что он бы обменял на испытанное блаженство многое.
- Я думала, ты остался у Эйнви, - сказала мать.
Только тогда он понял, что должен был проснуться в другой постели . Он точно не Иной, и его способность перемещаться в пространстве не по законам Отца могла закончиться плохо. Он не Иной и не видит альтернативных каналов передвижения, к тому же местные Иные принятым законам подчиняются, иначе их ждет изгнание в древний мир, а там - смерть или кошмарное одиночество. Так считала мама, они это в спорах вывели с Василием.
Пьеро молчал, в глазах матери мелькнул ужас, и он понял, что она о чем-то догадывается.
- За тобой охотится Иной. Нужно сообщить в полицию, - неуверенно сказала женщина.
- Но ты сама-то в это веришь? Уверена, что нужно сообщать?
- Нет! - тут же иррационально среагировала она. - Не надо. Ты справишься с глупой фантазией глупого Иного.
Больше всего мать боялась, что ее сын пропадет, как Василий. В зоне риска оказывались умственно развитые зомби и сенсисты со свойствами Иных. Что с ними происходило после того, как они не выходили с допроса спецслужб - не известно.
С шуршанием мягко раскрылся энерговизор, похожий на серый бутон цветка, когда был выключен. Энерговизор выпустил световую картинку с девушкой диктором, приветливым голосом начавшую вещание. Она сообщила о новых представлениях Иных, но, в основном, рассказывала о продолжениях полюбившихся старых. Поделилась и милыми, успокоительно бытийными зарисовками из жизни Пипл.
- ...На фабрике по воображению бижутерии открылась выставка, - звучал голос девушки, а в комнате перед матерью и сыном не пересекая границ сферы развернулось пространство ухоженных помещений с удобными креслами, снабженными "рожками", стимулирующими мозговую деятельность. - Юные выпускницы Училищ Высшего Воображения будут демонстрировать свои работы. Иная Валкирия 14-ая планирует посетить выставку, продемонстрировав свои новые туалеты. По опыту посещения подобных мероприятий в прошлом, Валькирия 14-ая высказалась...
- Все нормально, мам. Скорее всего, ты права, - задумчиво произнес Пьеро, который начинал скучать при новостях о знаменитостях.
- Я прошу тебя, выброси из головы Викторию. Ты постоянно думаешь о ней, отчего у тебя так разыгрывается воображение, как и не нужно! Нет.... Как опасно!
"Или это меня хорошо простимулировали в школе. Но вряд ли это входило в планы добряка директора, тем более страхолюдины Бьянки", - подумал Пьеро, но вслух лишь рассмеялся.
- Все нормаль, ма... - мягко отмахнулся молодой сенсист и едва заметно напрягся.
Он услышал скрип рядом с их принявшими форму кресел ложами буквально в шаге от себя. И четко увидел картинку: очень старый мужчина в доисторическом инвалидном кресле на колесиках, снабженном всякими штуками, чтобы взаимодействовать с человеческим сообществом, от которого его отрезало жалкое слабое тело. Промельк воспоминания, как он еще молод, симпатичный студент, мечтающий о карьере в науке, ноги его еще держат, но постепенно предает физическая оболочка. Он умнейший человек погибшего мира, неспособный донести до этого мира свою мысль без помощи родных и друзей. Врачи не смогли определиться с диагнозом, но в один голос пророчили паралич и скорую смерть...
-...Девушка была задержана за злоупотребления фантазиями. Притворяясь юношей с золотыми волосами, она...
- Да, мама. Ты абсолютно права. Именно к ней я чуть и не попался, - подтвердил Пьеро, стараясь не выдать шок от ясности привидившейся ему картинки. Опять ловушка? Или что-то другое?
- ...Нападение Древних сущностный было дислоцировано... - сообщил Отец, который последние дни появлялся в новостях с обаятельной, но усталой улыбкой и тоской в глазах. Он постоянно твердил, что бояться нечего и каждая его речь сопровождалась одобрительным гулом незримых подданных. Отец показался Пьеро странно родным. Но это же нормально? Ведь он видел этого человека с детства. Именно Отец силой своего воображения поддерживал существование всего земного мира после катастрофы.
- И ты видел Древних? - ахнула мама.
- Мельком. Но, ма... Ты знаешь мое мнение - они плод воображение какого-то особо впечатлительного Иного. Нет никаких древних. Не бойся.
Он лгал. И если бы он не боялся сам... Но пот, нормальный человеческий пот, реальнее энерговизора и коктейля, склизко потек по его спине.
***))!((***
Любовь... Что это? Пьро не знал. В картинах Иных Любовь преподносилась, как умопомрачение, состояние муссировалось, снабжалось тысячью переживаний, которые сменялись со скоростью учащенного пульса. Некоторые Чтители почему-то хотели сойти с ума, как особенно романтичные Иные, веря, что это и есть смысл человеческой жизни. Любовь на грани потери рассудка. Пьеро же не находил в себе способности терять голову от любви в кого бы то ни было. Даже от знаменитостей вроде Валкирии-14. Тем более от таких знаменитостей.
Возможно, потому что он уже давно и предано любил. Любовь стала его частью, дыханием, окраской мыслей. Он подолгу думал о связи, которая возникает между любящими. Уже лет десять между ними существовала связь, они не расставались, потому что с мечтой расстаться невозможно. Не значит, что он никогда, ни разу не сомневался. "А что если все это существует только в моем воображении? Но я сенсист, собственного воображения у меня не может быть. Хорошо, может, но не такой силы, чтобы создавать миры. Ее миры! Но что если это только эхо ее погибшей вселенной, сожранной Древними? Жива ли она? А была бы жива, смогла бы подавать мне сигналы? Образы? Этот старик в скрипящем кресле... Откуда он взялся? Это сигнал от нее? Или просто очередной безумный Иной в поисках жертвы?" Нет. Пьеро помнил старика в скрипучем кресле с детства. Это его образ. Но он рассказывал Виктории о скрипе - значит, это их общий образ. Все эти годы он жил между восторгом и отчаянием, когда ему казалось, что он вышел на ее след. Тот экстаз, который он испытывал, ощущая рядом, где-то в параллельном измерении ее вселенную, не мог сравниться ни с чем. Но сомнения изматывали. "А вдруг я ошибаюсь, и все это безумие не связано с ней?" Но он знал, что связано, и негромко смеялся наедине с собой, пугая мать. А Чтители, визжавшие от восторга, когда Валкирия-14 скармливала им очередную историю с влюбленными - законченными идиотами, умерли бы от зависти, увидев Пьеро в такие моменты.
***))!((***
На самом деле он боялся. Есть дикие Иные. То есть те Иные, которые не показывают свои картины Пиплу, потому что их изгнали из мира Отца. "Их пожирают Древние, - утверждал Василий. - Долго они не живут, потому что со всем своим мирком, набитым эльфами, лупоглазыми девицами и прочей чушью, они не могут справиться с сущностями, чье бытие превышает миллиарды лет. Во времена до катастрофы даже самого мечтательного поэта защищали законы всемирного тяготения". Мама сердилась и говорила: "Да с чего вы это в низком мире берете? У вас нет воображения, ни у одного из вас, а судите о вещах, которые и Иной не вообразит!" Но Василий насмешливо щурился и рассказывал о каких-то Физиках, которые во все времена, даже до катастрофы, и не такое еще вычисляли формулами и выявляли логически. Теперь некоторым Физикам, по словам Василия, очень много лет, побольше, чем некоторым Иным. Физики усовершенствовали себя и стали киборгами, меняют себе тело по частям. Пьеро в детстве холодел от ужаса, представляя Физиков этакими монстрами, похуже Древних.
Итак, Пьеро боялся, что Василий был не прав, что на самом деле Древние - плод больного воображения диких Иных, которые уцелели, но сошли с ума и теперь запускают в мир Отца всяких монстров. А еще больше он боялся, что ошибается и что вселенные Иных, в которых он застревает, не имеют к Виктории никакого отношения, а его теория о том, что Виктория не просто изобрела свою вселенную, а открыла некий объединяющий все вселенные закон, - заблуждение влюбленного идиота.
Убедившись, что мать спит, Пьеро уединился в комнате. Он окинул город, видневшийся из окна, которое шло по периметру круглого помещения. Пипл фантазировал на строй-заводах типовые жилища, обычно представляющие собой этакие летающие тарелки. Так как в современном мире координаты как таковые не имели большого значения, население свободно перемещалось по всей планете, как ему было удобно. Везде все было похожим, поэтому, обычно жилища теснились у конвейеров с картинами Иных или неподалеку от фабрик. На работу попадали по энергетическим каналам, но дальность связи сказывалась на энергозатратах, что приводило к понижению зарплаты у любителей далеко улетать от рабочего места.
Город светился в ночной темноте, как громадный бриллиант, колющий ночь иглами света, прицельно отлетавшими от граней к звездам. Пьеро знал, что звезды - из мира "на самом деле", но не смог бы объяснить, откуда знал. Понимание, что спецслужбы на очередном допросе могут неадекватно идентифицировать его догадки, способствовало тому, что он не развивал в себе навыков объяснения подобных идей, дабы они не "выплыли", когда он будет давать представление и, отдавшись вдохновению, может выдать себя.
Он прикрыл глаза, сосредоточившись на мыслях и образах последних дней, причудливо смешавшихся с живыми обрывками прошлого, заставил себя оставить страхи, представил старика в каталке и... услышал шорох.
***))!((***
Шуршал шарик связи. Похожее на энерговизор приспособление, называемое по-разному. Чаще всего, всем понятное - душик. От слова ли "душа" произошло название - никто не знал и не ломал себе над этим вопросом голову. Впрочем, у вещицы имелось много прозвищ, на любой вкус и самую взыскательную компанию. В душике Пьер увидел образ Эйнви, какой она хотела, чтобы он ее сейчас видел: распахнутый розовый халатик, прелестные упругие груди в капельках... гмм... слез? Да, бедняжка плакала в своем воображении. Пьеро замер, чтобы никак не выдать, что он что-то увидел, и усилием мысли осторожно отогнал шарик от себя. Тот погас, обиженно всхлипнув.
Ему не хотелось обидеть Эйнви, но взбудораженное воображение не давало ему покоя. Он неспешно впустил в себя это, как ветер, не позволяя осторожно отворенной двери сознания распахнуться, очередной раз огрев его хорошенько по лбу.
Повестка ночи- Пойдем же. Я познакомлю тебя с Гевурой. Все же ему следует знать, что ты с нами. Один из нас.
- Это тот, кто пожирает звезды? - вежливо уточнил Пьеро.
Они парили вперед через звездное пространство. Хотя их осталось семеро, как сообщил Люцифер, это не означало, что похожие на них сущности не встречались повсюду. Но те как-то отличались от них. "Они не из нас", - туманно бросил Люцифер в качестве исчерпывающего пояснения.
- Полагаю, ты видел только его темную сторону, - заметил Люцифер по поводу предстоящей встречи, на которую он, не настаивая на согласии, увлекал за собой Пьеро. - У каждого из нас есть своя темная сторона. Даже у тебя. Ее появление зависит от... гммм... от источника ветра - с темной он стороны или исходит от Великого Эона. Знаешь, что те чудища, что выпрыгивают из тьмы, также были звездами? Их изуродовали злые потоки.
- Потоки? – Пьеро вспомнил, что временами что-то меняется в нем, но почему - так и не смог объяснить для себя. - Но как различать потоки?
- Вот в том–то и вопрос. Который стоит у нас на повестке ночи, - деловито сообщил Люцифер. - Мы решили объединиться. Арлекин предположил, что так как изначально мы были одним целым, то и теперь нам следует держаться вместе. Нам надо придумать, как уберечься от их участи.
С этими словами Люцифер, брезгливо поморщившись, пнул ногой одного из чудищ.
Чудище - рогатое одноглазое существо, порожденное больной фантазией древних обитателей хаоса – разозлилось и бросилось на обидчика. Существо оказалось намного больше, чем Пьеро прикинул сначала. Громадный и черный, как сама ночь, он поблескивал в звездном свете мощными мускулами, пытаясь разорвать длинными когтями Люцифера, смотревшегося рядом с ним блесткой света. Пьеро хотел помочь, но не представлял, что может противопоставить монстру. О чем только думал Люцифер, когда злил его? И что теперь делать? Но белокрылое создание только смеялось, ловко уворачиваясь от врага. Тот, все сильнее разъяряясь, метался, пропуская цель, а Люцифер откуда-то, будто бы из серебристого света, который струился в бесконечном пространстве вроде тонкого тумана, извлек длинный, тонкий, но весьма плотный предмет. Пьеро решил, что предмет красив, как ослепительный луч и возможно, только что на его глазах был сотворен, а Люцифер пронзил этим лучом чудовище. Мрачное создание ночи взвыло и растаяло без следа.
- Мы у цели, - как ни в чем ни бывало, сообщил Люцифер.
Пьеро, чувствовавший себя смущенным из-за того, что не смог помочь и только наблюдал за битвой, посмотрел перед собой.
Сначала он увидел фиолетовые пронзительно яркие точки, а потом они вытянулись и превратились в оранжевые, желтые и красные огни. Пламя шло по кругу, напоминая громадную корону.
- Что ж, нам, похоже, везет, - сказал рядом кто-то.
Пьеро обернулся. Существо перед ним отличалось удивительной худобой, было длинным и как-то нарочито некрасивым. Их тела еще не приняли законченной формы, но у существа оказались хорошо развитые ноги, руки, а на лице отчетливо проступали морщинки, будто бы застывшие от продолжительного смеха. Глаза существа отличались такой глубиной и ясностью, что даже Люцифер рядом с ним ненадолго терял свою ослепительность. Эти глаза были необыкновенно красивы и грустны, что плохо сочеталось с насмешливым выражением лица, вовсе не уродливого, как сначала показалось Пьеро, а такого же прекрасного, как у всех звездных созданий.
- Приветствую тебя, Арлекин, - Люцифер отвесил поклон длинной сутулой фигуре. При этом алмазно-синие глаза белокрылого красавца сделались ледяными, а черные глаза Арлекина остро блеснули, но на поклон он ответил не менее элегантно.
Арлекин внимательно разглядывал Пьеро, а потом протянул тому руку, узкую и жесткую, будто свет звезды, из которого все они состояли, сжался в нем до плотности луча Люцифера. Пьеро обменялся с Арлекином рукопожатием.
- Если мы придем все, нас пустят внутрь, - сказал Арлекин убежденно, но ухмылка совершенно покинула его лицо, а глаза сделались еще чернее и глубже.
- Очень было бы хорошо. Или это окажется твоей последней шуткой, - презрительно сказал еще один, перед которым все расступились.
Вообще их одновременно прибыло четверо. Их фигуры очень отличались размерами и очертаниями, которые Пьеро назвал бы женственными у двоих из них, потому что это слово само приходило ему в голову, когда он разглядывал их на фоне громадных и грубых спутников. Самая нежная и тихая на вид носила серебристый плащ с капюшоном, скрывавшим лицо, и пока Алтер мог сказать о ней только, что если бы не отсветы от ее спутников, он бы вряд ли ее заметил. Вторую с головы до ног усыпали алмазы и еще какие-то камни невиданной красоты. Она будто добыла их, облетев Вселенную, с единственной целью – украсить богатую тунику, сплошь сотканную из драгоценных всполохов погибших еще при рождении нового мира звезд. Она была красива, но ее пристальные серые глазки недобро воззрились на новенького, критически оценивая внешний вид. И была она бледной, словно всю силу искусства растратила на сотворения одежд и посоха, сиявшего в ее руке. Третье создание напоминало угловатую металлическую глыбу и едва излучало собственный холодный свет. Предводительствовал ими самый громадный из звездных существ, каких только доводилось видеть Пьеро, который знал о нем только то, что все звезды становились его пищей или клялись добровольно отдавать свою энергию понемногу. Одет он был в пурпурный плащ и поражал чрезмерной худобой, которая не могла объясняться недоеданием. При этом от него исходила незримая волна энергии, проникавшая даже сквозь покровы их тел. Во всяком случае Пьеро почудилось, что он тает, растворяется, а потом ощутил, что его высасывает, но это внезапно прекратилось. Пожиратель звезд сам остановился, а волна, которой он контролировал всех и вся в своем окружении, откатила назад.
- Вот и ты, - сказал он, и по его тонким губам пробежала жутковатая улыбочка, а черные глаза полыхнули красным.
С легким головокружением Пьеро рассматривал его, тщетно пытаясь ответить улыбкой на приветствие. Его только что хотели убить? Почему отказались от затеи? Или он так же невкусен для пурпурного существа, как для чудовищ, выскакивающих из темноты?
- Меня зовут Гевура. Ее, - он ткнул пальцем в сторону серебристой спутницы, - Ева. А это Коломбина.
Усыпанное драгоценными каменьями существо вежливо поклонилось.
- Я слышал о тебе, - продолжал Гевура. – Ты брезгуешь убивать, но при этом ты жив.
Это он сказал с нескрываемым удивлением и Пьеро даже показалось, что со скрытой яростью.
- Все наши прозвища лишь попытка как-то обозначить нашу суть, которая непостижима, как Великий Эон, который нас создал. Все, кто оказался недостоин чести Быть, уничтожены или стали нашими слугами.
- Есть еще целые сонмы созданий, которых мы не понимаем, которые никак не поддаются нам и еще миллиарды миллиардов непокоренных звезд, но они заведомо слабее и выживают тем, что прячутся, - мягко пояснил Люцифер.
Гевура гневно дернулся, и Пьеро ощутил, как волна ярости понеслась к Люциферу, но тот поднял ладонь, остановив волну, и с легкой улыбкой продолжал:
- …соответственно, из-за своей же трусости и немощи они потеряли право голоса.
Гевура с ненавистью буравил белокрылое создание огненно-красными глазами, но овладел собой.
- Здесь, - заговорил он снова с сожалением, - как ты видишь, все имеют равное право голоса. Даже ты. Хотя я пока не могу понять, зачем Эон позволил выжить столь… малоприспособленному к жестокому существованию созданию, как ты. Однако… Мудрость Его велика, и я покорно принимаю Его волю.
Тут все, даже Арлекин, наблюдавший за сценой знакомства с насмешливой улыбочкой, воздели куда-то в пространство над их головами руки и издали звук, напоминавший пение. Это показалось красивым Пьеро и, сам не зная как, он присоединился, отчего звук стал еще прекраснее.
- Звучит хорошо, - восхитилась Коломбина, когда они закончили. - Вот если бы еще Лилит присоединилась к нам…
- Уверен, мы справимся без нее! – вновь разъяряясь, заметил Гевура. – Она не одна из нас! Каким же слепцом надо быть, чтобы не замечать очевидного?! Она из тех самых непокорных звезд, что прячутся в темноте! О! Они повсюду!
При этих словах со все сторон стали раздаваться хлопки и шипение. Гевура стал оглядываться с видом охотника, выискивающего неуловимую добычу или наоборот – дичи, энергии которой жаждут рыскающие повсюду хищники.
Арлекино рассмеялся, заскакал вокруг, улюлюкая. Пьеро сообразил, кто издавал звуки, а Люцифер и Коломбина, обнявшись, всхлипывали от хохота. Серебристая Ева во всем этом безумии одна оставалась невозмутимой, но вдруг она медленным движением стянула капюшон, явив прекрасное, спокойное, как свет благополучно парящей в ночи звезды, лицо. На этом светлооком лице промелькнула ласковая улыбка.
- Лилит, - сказала Ева певуче, - Мы ждали только тебя.
Лилит или восьмая сущностьЗаписки на полях учебника энергоматики
Глава 7
Лилит
***)!(***
Она, в самом деле, была особенной. Пьеро зачаровывала ее красота, которую он видел не через флер воображения и преувеличенной прелести, которые девушки умели напускать на себя. Нравилось ему также, что она была ему другом и иногда он забывал, что они не одного пола. В ней совершенно отсутствовало женское кокетство, словно она считала недостойным для себя приукрашать данное от природы обаяние. Ей еще не выдали диплома Иной, но уже все знали, что она – принцесса, королева, госпожа их посткатострафического мира. И если королевы прошлого могли не соответствовать поведением своему положению, потому что по рождению становились избранными, не всегда достойные на равных общаться с некоторыми благородными от природы дочерьми из простонародья, то в их мире подобное недоразумение исключалось. Положение в обществе больше не определялось правом рождения, титулом и никак не зависело от веса кошелька. Можно было родиться в семье Иной и отправиться жить к зомби. Только личная творческая способность определяла все, а так как эта способность не могла быть подделана – человек или умел создавать жизнеспособные миры, или нет – никакие родители не могли отныне обеспечить сыну или дочери место на Олимпе. Вместо денежных знаков в ход вошли кванты энергии, которые когда-то и были прародителями денег. А энергия напрямую зависела от творческих сил. Впрочем, некоторая несправедливость изначально присутствовала и теперь: как правило, сила творчества генетически предопределена, хотя и не абсолютна. Так у отважного рыцаря древности, свершившего великие подвиги, мог родиться убогий трусливый сын. Так часто и случалось, и потому когда-то уничтожили класс, который упорно фигурировал в сценках Иных до сих пор, как воплощение благородства, потому что чаще все же у рыцаря рождался рыцарь, а у торговца – торговец. Но завуалировать недоразумение, когда виллан, крестьянский сын, должен был до смертного часа доказывать, что именно он – прирожденный лидер и защитник, несмотря на рождение, а графский сынок – ничтожество, пользующееся тем, чего добились его предки, стало невозможным. Иных-женщин было на порядок больше, чем Иных-мужчин, хотя последние иногда превосходили талантом многочисленных коллег другого пола, но всегда имели нечто женственное в своей натуре и так повелось, что Иные-мужчины брали себе женские имена, выходя в свет. Зато поговаривали, что в низком мире образовалась каста «Физиков», среди которых дамы встречались редко. Физики, вроде как, жили не меньше, а то и дольше Иных и умели противостоять Древним, попросту не поддаваясь им, как собранный человек не поддается сиюминутным порывам. Про Физиков ходили легенды, что они меняют себе органы на механические, практически полностью освобождены от эмоций и необычайно жестоки к тем, кто творит и имеет чувства.
Еще сцену современной действительности населяли сенсисты, как Пьеро. Такие встречались поровну среди обоих полов и постоянно состояли на учете спецслужб. Причина этого официально провозглашалась, как «противодействие личностям с девиантными отклонениями». Поначалу их уничтожали, и только по просьбе Иных оставили в покое и дали некоторый статус, даже выше, чем у заурядного пипла. Сенсисты, по сути, являлись актерами и менестрелями нового мира, гибко подстраиваясь под фантазии Иных, а иногда – что как раз и вызывало интерес спецслужб – ведущие Иных в их же фантазиях.
- Среди сенсистов могут оказаться Сущности, - поделилась своим предположением Виктория в тот день, когда они пошли отмечать вручение ей диплома в модную картину, которую девушка любила, хотя обычно не переносила новомодного.
Они стояли перед входом. Точнее, он стоял, а она сидела рассеянная, как всегда, на нафантазированном Хозяйкой картины хрустальном бортике фонтана, извергавшего холодное зелено-оранжевое пламя. Билеты им выдали, просканировав чипы в их ладонях. У обоих хватало баллов на представление.
- То есть я могу оказаться Сущностью? – рассмеялся Пьеро.
Он неловко поморщился. Сущности и Древние в ее системе бытия являлись одним и тем же, хотя СМИ старались не упоминать Сущности. А с Древними все было разъяснено пипл. Это чудовища, монстры, порожденные фантазиями докатастрофических психопатов.
- Да. Я думаю, так и есть, - согласилась она, рассеянно кивая.
Ее взор скользил по сияющему всполохами разноцветных огней потолку, а простое платье, выдуманное ею на скорую руку, бесподобно ей шло. Немного постаравшись, она могла переплюнуть любую красотку, утонувшую с головой в броских картинах, посвященных моде. Просто Виктория была самоуверенной лентяйкой, но Пьеро иногда ждал от нее удивительных преображений.
Он нервно огляделся. Иногда откровения Виктории заставали его врасплох. Но прошло время, когда людей всерьез вгоняли в дрожь юродивые. Теперь некоторая неподдельная сумасшедшинка стала почетной меткой.
- Не дергайся, они сейчас не слышат, - негромко сказала она, положив ему на плечо теплую нежную руку. От ее прикосновения он почувствовал, что будто бы безболезненно растворяется, но не стал противиться. - Вы – проводники, - проникновенно прошептала она, глядя на него красивыми полубезумными глазами недавно дипломированной Иной. - Их частички. Знаешь, я прихожу сюда, чтобы встретиться с одной из них. Иногда это удается.
Она вдруг смутилась и отвернулась. Ее темные длинные кудряшки лизнули лебединую шею, совершенной от природы формы, а кожа светилась, загадочным образом затмевая все вспышки вокруг. Он слушал ее тихую музыку и осторожно приобнял ее за плечи, но она вздрогнула и холодно глянула на него, однако спустя секунду уже снова ласково улыбалась, и он, расширив от головокружения глаза, тщетно гадал: она сейчас с ним или уже нет? Он прижался лбом к ее голове. Как-то его ухаживания привели к необычным последствиям. Он и теперь смущенно и нежно улыбался, не смея позволить себе больше, чем просто ощущать ее тепло и смутно - ее видения.
***)!(***
- Так вы, в самом деле, ждали именно меня?
Существо, произнесшее это голосом, от которого мурашки пронеслись по звездному телу Пьеро, рассмеялось.
Ее смех напоминал звук распадавшейся на части звезды - в агонии, когда смерть становится желанной. Внешне же она не походила ни на одного из них. Она также была звездой, как все они по сути, но звездой, живущей по иным законам. Слепящий свет Люцифера резал глаза, блеск одежд Коломбины утомлял, свечение Евы погружало в сон, пурпурные одежды Гевуры заставляли внутренне сжаться, а Арлекино так иррационально искрился и менялся, что голова шла кругом. Она же сияла ослепительно, но не навязчиво и, словно созданная из другой материи, и тогда, и всегда казалась Пьеро непредсказуемой, но в то же время успокаивающей. И сильной. Очень сильной. Надо сказать, что ее особенность еще и в том заключалась, что ее свет был темным, словно ночь, которая окружала их повсюду, из самых своих глубин исторгла альтернативу свету. Пьеро понял, что она пришла из Тьмы, что она дочь Тьмы, которую все так боялись, не исключая его, но какая же ослепительная была эта Тьма! Строение ее тела, гибкого, самого сформировавшегося среди них, утонченного и совершенного, также отличалось. Только плавные линии, каждая из которых манила и звала. Но куда? Во Тьму? К погибели? Или первоистоку? Но как бы настороженно ни отнесся к ней Пьеро, он почувствовал магнетическое притяжение, желание остаться с ней наедине и слиться в вечном покое или бесконечном веселье. И то, и то не представлялось возможным предсказать, однако его новые знакомые показались вдруг Пьеро лишними.
Люцифер первым подошел к ней и отвесил галантный поклон. Разумеется, тогда никто не понимал, что этот поклон впоследствии назовут галантным, но белокурый демон вдруг засветился так, что Пьеро едва его не проклял – так жгло глаза. Коломбина неторопливо приблизилась и извлекла из глубин роскошного одеяния великолепный жгуче-алый камень, преподнеся его в дар. Ева, тихо сияя, приобняла ее за плечи и подвела поближе, а Гевура, сжав губы, также ей поклонился в итоге, при этом его глаза пожирали ее, словно хотели уничтожить или вобрать в себя. Арлекин скромно кивнул и улыбнулся, получив от нее в ответ такую же загадочную улыбку. Металлическая глыба, чьего имени Пьеро так и не узнал, проявилась и стала немного заметнее на фоне звездных родственников.
- А ты из них самый светлый, - мягко заметила Лилит и мимолетно, как звездный ветер, провела по его волосам. На Пьеро она посмотрела сама и сама подошла, выслушав от Люцифера торопливо изложенную историю его появления среди них.
Он ей почему-то поверил, и уже возникшее ощущение, что все тут лишние, кроме них двоих, переполнило его настолько, что впервые он ощутил в себе агрессию. Сейчас он без зазрения совести проткнул бы сияющим мечом, сотворенным Люцифером, миллиарды злобных морд из Тьмы, а своих новых приятелей щадил только потому, что нечто в нем противилось отвечать на вежливый прием вероломством. Отстраненно Пьеро заметил, с какой испепеляющей ненавистью его созерцает Гевура, а Люцифер вдруг поблек и отступил в сторону. Пьеро испытал угрызения совести или нечто подобное, но мимолетная улыбка единственного, кого он на данный момент мог воспринимать, как друга, успокоила его.
- Так что вы затеяли? Создать ловушку для потоков? – спросила Лилит деловито и насмешливо оглядела их, беззаботно воспринимая недобрый взгляд Гевуры.
- Да. Это будет существо или существа, которые станут аккумулировать в себе потоки и отделять темные энергии от светоносных, - мягко пояснила Ева.
- А с чего вы решили, что нам это по силам? – спросила она, поморщив безупречный лоб. – Разве не Велиий Эон – единственный, кто может творить без ошибок?
- С того, что я вообще тебя не приглашал, что бы сейчас в столь важный момент выслушивать твои темные речи! – сердито выкрикнул Гевура.
- Да, он единственный, но он сотворил нас. Значит, и мы сотворим без ошибок, иначе зачем он нас сотворил? Это его воля. Любое наше деяние – его воля, - сказала Коломбина.
- Любое? – она вновь рассмеялась, заставив Коломбину смутиться и пощупать свои тяжелые карманы. – Хорошо же. Допустим. Так в чем же суть сего сотворения?
- Мы были одним целым. Если мы снова сможем слиться в одно, то сможем породить существо, которое будет для нас разделять потоки, потому что существо станет подобно Эону, а тому ясно, что за потоки тут протекают, - уточнил Арлекин, преувеличенно пристально вглядываясь в бесконечное мерцавшее вокруг них пространство.
Шутил он или нет, но Лилит выслушала его серьезно.
- Это нелепо! Мы разбились на миллиарды осколков! – воскликнула она наконец. - Многих пожрала тьма. Процесс распада невозможно остановить. Если только…
- Что? – спросила Коломбина.
- Нас не объединит…
Все замерли, ожидая с полной серьезностью ее слов.
- …не объединит общий порыв, нечто... - продолжала Лилит, сияющая, как сама Тьма и глядящая в ее глубины. Она в этот миг всем разом показалась ослепительной, но только на миг. - Нечто, что устранит дефекты, которые, конечно же, неизбежны при таком грубом сценарии.
- О, великий Эол! – простонал Гевура, а Арлекин захохотал.
- Впрочем, мальчики, - после нескольких мгновений тишины равнодушно продолжила Лилит, - я не навязываюсь. Вы можете попытаться что-то там сотворить. Я мы тут втроём скромно постоим в сторонке.
Ева и Коломбина дружно подвинулись к Лилит.
Картины открываютсяКогда древние докатастрофические мужчины отправлялись на охоту, от них требовалось очень быстро соображать, а не болтать не по делу. Фантазировать от них тоже не требовалось, потому что в условиях смертельно опасной реальности следовало максимально оперативно реагировать. Древние докатастрофические женщины тем временем оставались в относительной безопасности в пещерах и скучали. Их воображение развивалось, раскрашивая вымышленными картинами стены, языковые навыки развивались, чтобы общаться друг с другом и с детьми, уговаривать разбуянившихся охотников и нашептывать им приятные сказки на ночь. Неспособные защититься физически они защищались речью, подстраивались и придумывали себе миры, чтобы выживать в агрессивной среде. Одна докатастрофическая женщина, Шахерезада, выболтала себе жизнь. Возможно, поэтому в высоком мире женщины и андрогинные мужчины чувствовали себя увереннее прочих.
Виктория, которая недавно получила диплом Иной, могла создать свой собственный мир и зарегистрировать среди картин, движущихся перед ней по конвейеру. Пьеро не вышел к фонтану, как они договаривались, и теперь она испытывала угрызения совести. Вместо того, чтобы создавать свой мир или оберегать Пьеро, она гонялась за мечтой, исследуя одну картину за другой.
В этот раз она не нашла того, за кем охотилась, зато какая-то Иная нашла ее Пьеро. Сенсисты его уровня пользовались необычайной популярностью.
Виктория не создавала свою картину, потому что считала, что она стала Иной по ошибке. Но даже Пьеро воспринимал ее откровения, как сумасшествие. «Я не вижу, как было на самом деле. Я знаю, как оно на самом деле было», - сказала она ему как-то. Они поссорились, а потом помирились. А Пьеро поставил ей диагноз – «дикая Иная». Такие были, их изгоняли из общества и отправляли в тьму космоса, где они погибали без защиты от Древних. Официально это объяснялось «разрушительными фантазиями». То есть фантазиями, которые противоречили официальной картине мира. Ей нужно было создать свой мирок как можно быстрее, сроку ей дали немного – месяц. А если она не успеет, то будет изгнана, но если она покажет картину с Лилит и другими Сущностями, ее тем более не ждет ничего хорошего.
Виктория ухватилась за поручни, вглядываясь в открытые картины. Она приближала их на поисковой панели, увеличивая, но не заходя внутрь. Большинство картин предназначались для уставших в конце дня работяг. Любой кривой от злоупотребления энергетическим коктейлем и недостатка нормальных питательных веществ мужчина, вступая в картину, становился бойцом, стрелком из энергетического пистолета, хозяином гарема или кем-то попроще, вроде терминатора, лихого автогонщика, боксера. Все определяли набранные баллы. Картины для мужчин писали Иные, причем дамы. Иные мужского пола создавали добротные сериалы, на которые ходили пипл не только способные платить, но и имеющие вкус. Иные женского пола создавали шедевры, в которых любая работница фабрики по воображению стульчаков могла насладиться жизнью супермодели, феи, принцессы, роковой красавицы. Некоторые девушки обожали играть в мишек, зайчиков и что-то в этом роде, если разрешалось брать с собой детей. Такие картины с рейтингом 2+ посещали и молодые папаши. Среди этой продукции Виктория никогда не искала того, за кем давно охотилась. Сущность, которая ее интересовала, могла появиться только в картинах с возрастными ограничениями, полулегальных. Их не запрещали, но не каждый пипл мог их увидеть в поисковой панели. Нужно было иметь что-то, кроме баллов. Эти картины посещали Чтители обоего пола, которым следовало вести себя безупречно в частной жизни. Только одно замечание от спецслужб навсегда лишало Чтителя права посещать эти картины. Поэтому Чтители слыли самой законопослушной прослойкой общества.
- Вам что-нибудь посоветовать? – спросила девушка на ресепшн с кожей покрытой коркой кровоточащих прыщиков. Она представляла себя лесной эльфой и умело наводила на себя соответствующий образ.
Виктория показала диплом.
- Я хотела ознакомиться с самыми популярными картинами, но что-то посложнее стрелялок.
- Я вас понимаю, - улыбнулась девушка с ресепшн и провела Викторию в маленький уединенный зальчик. Теперь Виктория могла просматривать картины в покое и почти уединении. Мимо арочного проема проходили пипл, источая смрад гниющих больных тел.
Виктория надела приспособление с присосками, которое на сленге звалось «корона». Как Иная, она могла одновременно перемещаться по картинам, пока, конечно, ее не признают «дикой». Для этого нужно было что-нибудь нарушить, а Виктория пока не планировала ничего нарушать.
- Вот здесь, - девушка с ресепшен протянула карту, - можно ознакомиться с докатастрофическими шедеврами, в том числе снятыми с копий оригинальных докатастрофических фильмов.
- Спасибо, - поблагодарила Виктория и взяла коктейль.
Оставшись одна, она представила, как пахла земляника и попыталась восстановить ее вкус. Теперь коктейль сделался сносным. Но перед ней стояла задача посерьезнее. Найти Пьеро, помочь ему выпутаться, если он попал в плен. Почему она считала, что он попался? Потому что с тех пор, как вышла картина «Ошибка белого мага» Иные помешались на Пьеро, сыгравшем там главную роль. Она это знала, потому что сама охотилась – не на него, а на другого персонажа. Интересно, что Иные инстинктивно держались от преследуемого Викторией сенсиста подальше. Или их обрабатывали спецслужбы? Насколько опасен для нее интерес к тому, кого она подозревала в том, что сенсистом он не являлся? Если она права, то может и не найти его больше. Он и раньше появлялся только в разовых картинах, которые тут же закрывались и оказывались доступны исключительно в режиме просмотра, как фильмы.
Она разглядывала картины, стараясь оставаться незамеченной, когда попадала внутрь. Она решила, что позаботится о друге, а не об удовольствии. Она не станет искать лукавого демона. Но в глубине души, она не сомневалась, что лукавый демон отыщется сам.
///\\\///\\\///\\\///\\\///\\\///\\\///\\\///\\\///\\\///\\\///\\\///\\\///\\\///\\\///\\\///\\\///\\\///\\\
Пьеро вошел в ту картину под руку с Викторией. Он не планировал расставаться с ней. Она будто кого-то искала, и это действовало на нервы. Психаделическая реальность, окружившая их, показалась Пьеро вполне интересной, во всяком случае, здесь можно было прослоняться вечер, безопасно лавируя среди проделывавших головокружительное сальто спасателей мира, девиц с сиреневыми волосами, исполнявшими низшую расу, которой все сочувствовали, и хозяев жизни, ублюдков, обижавших и грубо трахавших сиреневых девушек. Интересно, что на роль рабынь пипл женского рода шло косяками, а ублюдком желал стать каждый второй мачо с завода по воображению кузовов для летомобилей. Картина сопровождалась хорошей озвучкой, местами содержала сцены, наводившие на размышления о смысле человеческого существования.
- Почему девушкам нравится играть рабынь? – осторожно спросил Пьеро Викторию.
- Почему парням нравится роль ублюдков? – спросила его Виктория.
- Не всем, - возразил Пьеро. - Некоторым нравится спасать девушек.
- Да. И девушки выигрывают. Они получают брутальный секс с одной стороны и нежную любовь с другой.
Они посмеялись, довольные друг другом. Виктория не изображала персонажа, а создавала атмосферу тревоги, должную по ее ощущениям заполнять темный квартал, по которому они слонялись. Пьеро исполнял роль тощего грязного пса в надежде, что Иная – автор этого шедевра – им не заинтересуется. Атмосфера тревоги помогала незаметно участвовать в представлении, и он был благодарен Виктории за прикрытие, но тут на сцену вышел необычный персонаж.
На первый взгляд был он типичным спасателем. Стройный красавец, незаурядный – с тем типом внешности, который подразумевает наличие интеллекта и тонкой душевной организации. Умные глаза, интересная складка у губ, говорившая или о тайной печали (неразделенной любви, например), или о том, что новый персонаж любит иронизировать. К нему бежала девушка с сиреневыми волосами за помощью. За ней гнались ублюдки в количестве человек четырех. Наверное, девушка заплатила баллы за менее брутальный секс и даже будучи псом Пьеро рванул было на помощь, но Виктория нафантазировала поводок и накинула другу детства на шею. Ему осталось лишь лаять в темном закоулке. Спасатель вышел ублюдкам навстречу, принял красивую боевую стойку, сразился с негодяями, эффектно уложив одного за другим на асфальт, но когда девушка из благодарности кинулась ему на шею, со скучающим видом отстранился, ухватив ее за запястья. «Не стоит благодарности, мэм», - сказал он, удаляясь со сцены.
Оскорбленная девушка зло смотрела вслед красавчику, который по сценарию должен был пылать от любви к ней, а лже-спасатель на миг посмотрел туда, где создавала тревожную атмосферу Виктория и заглянул прямо в песьи глаза. Вот тут-то и началась чертовщина.
Ремешок, удерживавший Пьеро, растворился, откуда-то выскочила кошка и с хищным «мяу» побежала к нему. Пес хотел цапнуть нахалку, но клацнул зубами по пустоте. Кошки не было, зато в луже крови сидела хрупкая девушка с сиреневыми волосами и жалобно постанывала. Растерявшийся Пьеро перестал прикидываться псом, потеряв осторожность, да и атмосфера тревожности куда-то испарилась. Пьеро приблизился к девушке, но едва он склонился над ней, чтобы помочь подняться, все завертелось у него перед глазами.
Ошибка Белого мага - эпизод 1Последнее, что нужно выдержать, это ощущение силы. Петруха помнил, как это мучительно, когда ты знаешь, что свободен, что наконец принадлежишь себе. Вот тут-то можно сорваться и попасть на крючок одному из демонов, чья сила бесконечна. Он слабо улыбнулся, вспоминая восторг Виты, когда она смогла впервые пройтись по городским улицам незримым духом. Пусть это недолго длилось, она стала гордиться собой, презрительно созерцать «пипл», осуждать их, испытывая попеременно то невыносимый восторг от собственной избранности, то пронзительную боль от их страданий. Она потянулась за модным в их время «дымком», чтобы ослабить ощущения, и потому вылетела из волшебной реальности, а он целовал ее плачущие глаза. «Помни, если получилось раз, то получится еще и еще. Не сдавайся. Но только чистота и целомудрие способны удерживать нас там». «Так больно… Как же это больно…» - шептала она. «Белый маг всегда испытывает боль. Он живет с этим. Потому что если боль пройдет, он перестанет быть белым и испытывать вместе с болью счастье, недоступное мертвым». Вита кивнула, прижалась к нему и задремала, как уставший ребенок.
Таких, как они, становилось все больше, но ненадолго. Выживали единицы. Реальность менялась. Всему виной оказались компьютерные технологии прошлого века, увлечение виртуальной реальностью. И еще то, что на смену поколениям "пепси" вопреки расчетам хитро-мудрых миллиардеров пришло поколение "деньги и все, что на них можно купить - дерьмо для дерьма". Все больше молодых людей уходило в выдуманные миры и оттуда не возвращалось. Их ждало безумие, падение на социальное дно. Те, кто вернулся, обнаружили, что доступы к сети закрыты, якобы из заботы, хотя, естественно, обществу потребления молодежь требовалась исключительно для дальнейшего обогащения верхушки. Но тут выяснилась удивительная вещь – некоторые «мечтатели», из тех, кто выжил, могут общаться без сети. Позже обнаружилось почему – некий Стивен, которого Петруха знал с детских лет, открыл теорию совместного сновидения. Путешественники по виртуальным мирам пользовались особыми медитативными практиками, которые помогали им видеть одно и то же и существовать в вымышленной реальности, собираясь на квартирах или даже в темных заброшенных подвалах. Никаких наркотиков, никакого алкоголя. Полиция бессильна. А потом началась охота на ведьм, ушедшая в будущие эпохи. Но тогда Стивен после многих лет практики сновидений открыл некое вещество, неизвестное ранее, ибо чрезмерно зацикленная на материальном наука оказалась не в состоянии его вычислить. Это вещество, фактор «Х», напрямую взаимодействовало с энергетическими импульсами, выделяемыми мозгом творческих людей, и помогало материализовывать образы. Юноши и девушки продолжали гибнуть, а потому только тем, кто прошел экзамен целомудрия, позволяли в их тайном сообществе применить фактор «Х». Но раз употребив, человек не становился прежним.
Экзамен целомудрия состоял из пунктов, распространенных во многих практиках самосовершенствования. Среди прочих: не употреблять наркотики, даже кофе, тем более «дымок». Не лгать, больше молчать, чем говорить. Нещадно изживать чувство собственной важности в любых проявлениях, смиренно принимать испытания, предопределенные в этом земном воплощении и так далее и тому подобное. Готовым считался ученик, чья душа становилась легкой и будто звенящей. Даже не Видящие замечали, что глаза этого человека начинают излучать свет, как правило, тело худеет и делается будто бесплотным, а походка - летящей. Вот таких-то и отлавливали спецслужбы. С допросов ни один не вернулся, а физически они исчезали, и родственники безнадежно заламывали руки. Ледяным тоном им цедили о том, что следовало следить за детьми, не позволять увлекаться виртуальными игрушками. «Их отравленные вирусом СДП тела развоплощаются», - сообщали СМИ со стен городов и небесных экранов.
Сегодня он шел на встречу с адептом. Сколько бы он ни встречался с Хэллом, он всегда нервничал. Этот тощий альбинос пугал его своими красными глазами, за которыми не угадывалось чувств. Но Хэлл был его Мастером, а, значит, тем, чьи указания не обсуждаются. Это он позволил отведать фактор «Х».
«Пьеро, я обожаю эту картину! Останемся?» «Это опять «Ошибка Белого мага», - прошептал Пьеро в отчаянии. – «Я был уверен, что картина запрещена!» Они смотрели друг на друга, стараясь не двигаться. Нельзя показывать хозяевам картины, что ты осознал пленение. Вокруг дымкой клубилась захватившая их реальность. Но Виктория могла уйти в любой момент и вытащить его, если бы он попросил. «Как же, - рассмеялась Виктория, паря под сумрачным потолком, подобно духу. – Картина приносит терабайты энергии. Пока это не закончится, ее не снимут». «А еще это хорошая ловушка», - пробормотал Пьеро. Он все ждал, что после одного из представлений его заберут в участок. Она рассеянно взглянула на него. «Возможно».
- Ты всегда общаешься с призраками, когда с тобой заводят разговор о деле? – недовольно спросил Хэлл.
- Нет. Извини. Я немного отвлекся.
- Не увлекайся беседами с неизвестными, все они посланники дьявола. Не то чтобы я заботился о тебе, но ты нам еще нужен, - насмешливо заметил альбинос и подошел то есть, скорее, перетек из одной половины комнаты в другую, поближе к Петрухе. В мастере было что-то отталкивающее и притягивающее одновременно. Он был настолько худ, что кости едва не надрывали неестественно белую кожу. Несмотря на высокий рост, он сохранял грацию в движениях. Белые волосы казались сделанными из пересушенной на солнце соломы и никогда не отличались чистотой. Тонкие губы часто кривила брезгливая усмешка, а к тишайшему вкрадчивому голосу приходилось прислушиваться. Хэлл появился не с первых серий «Ошибки», но стал приходить в сериал регулярно.
- Тебе следует помочь одному человеку. Он на пороге открытия.
- В чем суть задания?
- Уничтожить одного из вредоносных пипл.
- Так мы нашли способ отделять просто примитивов от вредоносных?
- Они все вредоносны. Представителей нашей расы они под тем или иным соусом преследуют уже сотни тысяч лет. У них инстинкт, пойми это. То они сжигают на костре ведьм, желая избавить общество от мыслящих женщин. То в газовых камерах истребляют нацию, повинную лишь в том, что среди ее представителей практически отсутствуют посредственности. То отправляют поэтов в лагеря. Все времена они хором проклинали тех, кто выделялся из толпы. Они с удовольствием подбрасывали хворост в костер, а в недавнем прошлом каждый второй из них становился предпринимательшкой с единственной мечтой жизни – вытирать ноги о тех, кто не умеет или не хочет изворачиваться. Теперь они придумали Синдром девиантного поведения, СДП. Ты знаешь, как мало нас осталось? И тебя тревожит судьба одного из них. Благородство… То что свойственно Белым и свело вашу популяцию на нет.
- Так почему бы тебе не поручить это дело Темному?
- Потому что это твоя миссия. Так предопределено. И когда я обращал тебя, твоей клятвой была - беспрекословно исполнять мои приказы. Будь у меня выбор, я не стал бы обращать Белого. Ваша потребность искать справедливость во всем, включая приказы, всегда действовала мне на нервы. Однако нас остались единицы из тех, кто еще принадлежит миру людей. Даже твоей подружке не достанется лекарства, и ты знаешь, что ее ждет.
Петруха затрепетал. Абсолютно все, кто только практиковали сновидения, сошли с ума или вовсе исчезли. Да, они физически исчезали из этого мира, он видел сам! Стивен чудом успел раздобыть фактор «Х», если он вообще самостоятельно его открыл. Субстанцией мог поделиться кто-то из демонов или древних, населявших миры, в которые попадали сновидцы.
- Но кто тот, кого я должен уничтожить?
- Это женщина. Она желает ввергнуть в пучину семейной жизни нашего магистра. Ты знаешь, только он может создать новую порцию фактора «Х».
- Он может заниматься сновидениями и семейной жизнью, - упрямо сказал Петруха.
Но Хэлл только рассмеялся ему в лицо.
Ошибка Белого мага - эпизод 2Как отличить бездушного биоробота, рожденного, чтобы сношаться, воспроизводить потомство, охотиться за ведьмами и вкалывать, чтобы вернуть кредит за летомобиль от того, у кого... есть душа? По мнению Хэлла, у пипл нет души по определению, но Стивен говорил, что по древним учениям душа есть даже у закостенелых конформистов. С другой стороны, как вообще возможно покуситься на чужую жизнь? Петруха следил за будущей жертвой уже второй месяц и не мог заставить себя приблизить конец ее бессмысленного существования. Она покупала флакончики с цветочными запахами, яркие шарфики, выкладывала на светящихся по городу стенах свои банальные мыслишки обо всем на свете…
- Ты знаешь, у меня тут проблема возникла, - промямлил Петруха, краснея.
Они сидели со Стивеном в игровом кинотеатре. Классное место – можно представлять себя кем угодно. Плати балл, и ты уже крутой накаченный парень в солнечной стране. Девицы на тебе гроздьями виснут, а программа так достоверно сделана, что прямо всем нутром их поцелуи чувствуешь! Хорошая развлекуха для пипла. Они пока не выбрали себе картину по вкусу, просматривали меню. Петруха сам удивлялся, как ему удалось заманить Стивена на встречу. Теперь он чувствовал неловкость от собственной наглости и угрызения совести. Знал бы Стив, что у него на уме…
Говоря откровенно, Петруха рассчитывал, что Стив придет со своей кралей. Понять, что могло привлечь магистра в обыкновенной смертной. Уничтожать ему, Белому магу, было на самом деле не впервой. Это не сопровождалось фонтанами крови, криками и слезами жертв. Да и жертвами пипл не были. От рождения проживая пустую жизнь, они получали свою пустую предопределенную смерть. Чуть раньше, чем планировалось. Кем? Даже маги не решались ответить на этот вопрос, но каждый пипл и даже человек постоянно проходит тропами, подразумевающими перепутья. Работа мага - подтолкнуть на нужную тропинку.
- Да, что за проблема? – спросил Стив, отпивая энергетического коктейля и нежно сжимая розовую ладошку Мэрри.
Так Мэрри здесь? Да, он же так и планировал, что посмотрит на девицу поближе. И на Стивена. Ну что тот в ней нашел?
- Я рассказывал тебе. Вита. Ей очень тяжело. Ей нужно… - Петруха запнулся, вспоминая искаженное страданиями лицо возлюбленной.
«Не подходи ко мне! – кричала Вита и пятилась к краю крыши. Он знал, что она уже не разобьется, но может испугаться и тогда пропадет. В мире сновидений много злобных паразитов, которые быстро высасывают магов. Фактор «Х» делает мирок мага твердым и помогает какое-то время продержаться - пока не придет мудрость и сила. Последнее не быстро и не со всеми случается.
Интересно, эта кукла донесет спецслужбам? А если и донесет, так и пусть. Вот и будет повод для ненависти. Мэрри удивленно приподнимает бровки. Ее идеально гладкое с медовым отливом личико становится не таким уж сладким. Она касается кончиками тонких пальцев модных ядовито-сиреневых волос. Пипл всегда следуют моде, даже если им не идет то, что она им диктует. Мэрри, на вкус, Петрухи, пошли бы светлые или каштановые локоны и уж никак с ее округлой женственной фигуркой не сочетается резкий мальчишеский стиль.
- О чем ты? – с фальшивым удивлением спрашивает Стив.
Худощавый и бледный, с неровной стрижкой, он почему-то естественно смотрится рядом с Мэрри. И та в ответ также сжимает его пальцы. Обалдеть! Магистр и тупая пипла! Вместе и довольны друг другом.
«Мне не нравится сценарий, давай уйдем».
Вита смотрит на него с непониманием и делает еще шаг назад. «Я прошу тебя, давай уйдем отсюда», - шепчет он умоляюще. Он не смеет дышать и вдруг догадывается по ее глазам, что она забыла о том, что они играют.
- Ты не понимаешь? Я говорю о дозе для Виты, - раздраженно брякает Петруха.
У него рябит перед глазами. Как она могла забыть, что они здесь случайно? Как заставить себя отыграть до конца?
Стивен сузил глаза.
- Ты спятил?
«Я больше не могу… Вчера я так разозлилась, что взрывала лампы над их головами. Они такие все тупые! И все время шарят глазками. Девиантов ищут. Знаешь, теперь же каждый может стать агентом. Ловишь ведьму и получаешь баллы. Чем не подработка?"
Она истерично хохочет, обнимая древнюю кирпичную трубу. К счастью, она отошла от края. А спустя немного времени она спорит с кем-то невидимым. Он, частично воспринимая ее видения, понимает, что это какие-то две зверушки, порождения чьей-то нетрезвой фантазии или мелкие элементали. Он помнит эти состояния и понимает, как же ей тяжело. Материальный мир выпускает тебя, как ветер из ладоней. И тебе вдруг становится страшно. А уже накануне изобретения Стивеном фактора "Х" психологи сумели разделить, даже безвозвратно отделить людей друг от друга на два категорически разных вида. «Девианты» и «конформисты» были взяты политиками на вооружение вроде поверхностных, предварительных ярлыков, но после закрепились, частично потеряв первоначальный смысл. И стало ясно – все проблемы общества от девиантов, которые в принципе не способны быть счастливыми и портят жизнь конформистам, без каприз исполняющим роли, отведенные социумом.
«Просто уйдем отсюда. Мне не нравится сценарий». Он подошел к ней, но не решился прикоснуться. Последнее время это стало проблемой, даже когда они занимали досуг посещением картин.
«Сценарий? С каких это пор сенсисты критикуют сценарий?» - зло рассмеялся голос.
«Кто ты?»
Петруха увидел узкое бледное лицо. Хэлл.
«Ей плохо!»
«Да. И она ничего не помнит. И тебе лучше забыть. Помнишь девятый принцип целомудрия? Тот, кто выходит в материальный мир, обязан любить его. Иначе получит боль. Забудь, что тебе не нравится сценарий».
- Я в самом деле не понимаю о чем он! – недоуменно пробормотал Стивен.
- О лекарстве, над которым ты работаешь. Неужели ты остановил проект?
- Милый, о чем он?
- Я забыл сказать тебе, что раньше, до того как мы познакомились, я разрабатывал витамины для сумасшедших. Разве тебе не жалко всяких дурачков?
Мэрри смотрит на Стивена сначала грустно и обиженно, а потом улыбается. Она верит возлюбленному. Сиреневые волосы развеваются от прохладных потоков, исходящих от фонтана. Она инстинктивно понимает, что если немного склонит голову, станет заметнее, какой трогательный у нее изгиб шеи.
Петруху скручивает рвотный спазм, но он успевает справиться с собой и выбегает из кафе.
Жутко то, что он понимает, что вернулся к фонтану, у которого они расстались, но ее нигде нет.
ОтправлениеПьеро отступил от фонтана, раздраженно стряхивая с рукава ошметки сладкого пуха, которым лакомился шумный ребенок, резвившийся в обществе толстухи-мамаши, косящей под сексапильную блондинку. Они пришли сюда вместе, хотели поиграть, отдохнуть. Почему, Хэлл побери, она не вышла к нему? Она Иная. Она не может пассивно попасться! Или может, если в картине присутствовали древние сущности, например?
- Милый, сыграй снова Белого мага. Ах, я так горжусь, что ты у меня – гений, - проворковала Эйнви.
Пьеро попятился. Ее стройную, безупречную от природы фигурку с крепкими высокими грудками обтягивало серебристое платье, а за спиной поблескивали тончайшего узора крылышки.
- Что ты здесь делаешь?
- Милый, мы пришли сюда после завтрака. Ты обещал, что снова сыграешь Белого мага. Смотри, они ждут.
В самом деле, неподалеку стояла группка странных людей. Они не сидели за удобными столиками, не дремали в сонных гамаках (вид релаксации), не искали картину в меню. Они прохаживались по холлу мимо фонтана и игровых комнат и украдкой бросали взгляды на Пьеро. В большинстве это были девушки. Некоторые из них краснели, когда встречались с ним взглядом, а некоторые нахально улыбались или азартно щурились. Пьеро пару раз угораздило попасть в картины девиц, видевших его в роли сексуальной игрушки. Такое случается с сенсистами, пользующимися популярностью. Когда-то в доисторическом мире были так называемые голливудские звезды. Если бы они знали, что с ними хотят вытворять их горячие поклонницы, не стали бы улыбочки на их смазливых мордашках менее самоуверенными и тошными?
Пьеро прикрыл глаза и сжал кулаки. Он, значит, не просыпался дома? Он проснулся у Эйнви, они позавтракали и пошли на картины. Но как он мог обещать сыграть Белого мага? Он панически боялся даже засыпать последнее время, чтобы не быть втянутым, а тут вдруг пообещал сыграть??? И что эта красивая дурочка с фабрики понимает в картинах, подобных «Ошибке»?
- Прости, милая, я себя неважно чувствую. Последнее время у меня все путается в голове, меняются местами события. Это переутомление.
- Твоя мама говорила мне. Звездная болезнь. Представляешь, когда-то так называли синдром «я самый клевый» у древних людей, которые удостоились счастья стать известными. А теперь это означает перенапряжение воображения у Иных и сенсистов, таких талантливых, как ты.
- Да? И мама советовала тебе предложить мне поиграть в картине??
- Нет. Она не любит, чтобы ты участвовал в представлениях. Но ты мог бы исполнить песню «О сгинувшей в Хаосе Вите». Ты думал, я предлагаю тебе участвовать в картине? Ты в самом деле считаешь меня такой глупой и жестокой? О… ты презираешь таких, как я. И ты не видишь меня, а видишь ее.
Красивое личико Эйнви как-то сжалось, скукожилось в кулачек. По нежным щечкам потекли слезы. Он всегда поражался, как легко примитивы изображают эмоции. Когда он убивал сиренево-волосую Мэрри, он убивал ее еще и за то, что та смела играться в то, что является священным и мучительным для Белых магов.
- Перестань. Милая… Ну что значит таких как ты? Все мы дети Отца. Все равны. Перестань. Ну, иди сюда.
Он прижал ее к груди и ласково принялся гладить по голове. Он наблюдал за собой: как ненависть к ней за то, что из-за ее манипуляций взаправду защемило сердце, подняла голову, но из глубин здорового естества восставала похоть. Ее гибкое тело умело, будто бы случайно прикасалось к самым чувствительным зонам его тела.
- Я пипла. А ты… О... Рано или поздно ты найдешь ее.
«Вот приспичило ей поднять эту тему», - с раздражением думал он, но к этому бестолковому приятному на ощупь существу теперь примешивалась, просачиваясь из щелей его разбитого сердца или разогреваясь забурлившей кровью, нежность.
- Перестань, Эйнви. Давай лучше пойдем в ту картину, которую ты мне недавно показывала на рекламной витрине. Ну ту, где девчонки танцуют на мокром песке.
Она улыбалась. Слезы трогательно блестели на щечках с ямочками, ясные и пустые голубые глаза влажно сияли.
- Давай поженимся, - сказала она.
- Милая…
Она прижалась к нему крепче, стройные колени касались его колен. Приятно. С Викторией все было совсем по-другому. Он неслышно рассмеялся, вспоминая.
- Я согласна на «Пляски на песке»!
Она потянула его за собой. Поклонницы незаметно последовали за ними. Когда Виктория сопровождала его, она их запутывала, и всегда удавалось ускользнуть. Они подошли к картине, пользовавшейся на этой неделе бешеным успехом. Охота за ним, воспоминания о Вите, умелые прикосновения Эйнви заставили его испытывать сексуальное возбуждение. Довольно опасно. Он отдаст ей все заработанные за последние дни баллы, пусть она станет звездой картины. Пьеро протянул ей самый престижный, дорогущий билет. Она радостно вскрикнула и бросилась ему на шею, принялась целоваться и ласкаться. У него немного кружилась голова. Он посидит здесь у фонтана, у которого они семь лет назад расстались с Викторией.
Скрип. Скрип. Снова старик? Просто какой-то уцелевший с докатастрофических времен инвалид, отметивший на днях свое шестисотлетие. Колени укрыты пледом. Глаза красные, наверное, полопались сосуды. Странное лицо. Будто бы старик смеется каждой клеточкой своего немощного тела, а воспаленные глаза создают иллюзию неподвижности, но выдают бури и ураганы, бушующие под старческой оболочкой. Никогда еще он не видел калеку так близко. Настоящий. Не смотреть.
- Какую ты хочешь картину, дедушка? – спросила калеку молоденькая девица. Ничего себе. Нормальный здоровый организм. Она тоже хотела танцевать на песке и представляла себе длинные стройные ноги вместо своих толстых и коротких. «Не выгорит, - подумал Пьеро, уделив ей микросекунду внимания. – Танцевать будет моя Эйнви».
- «Сотворение». Да. Я пришел на него. Молодой человек, вам также нравится «Сотворение»?
- Я не посещал эту картину, - вежливо ответил Пьеро. Голос у старика оказался властный, но умеренно. Приятного тембра и еще в этом голосе ощущалась насмешливая вибрация.
- О напрасно, напрасно. Погодите. Да вы Белый маг? Не надо краснеть, молодой человек. Кстати я от вашей роли не в восторге. Петруха так и не понял, в чем его ошибка. Или понял?
- В том, что маги не имеют права убивать пипл, - пожал плечами Пьеро.
- Нет, дорогой мой. В том, что так называемые пипл не меньшие маги, чем те, кто считает себя Возвышенными, Иными и так далее. Только посмотрите, что наделали поэтические натуры. Был нормальный твердый мир, а они его - пшик. И растворили. Вам определенно нужно посетить «Сотворение».
- У меня нет баллов.
- Вам и не надо. Вас пустят бесплатно, как сенсиста.
- Я предпочитаю не посещать картины.
- Так вы трус? Трусливый сенсист?
- Нет.
- Утомляет слава?
- Приятно было побеседовать.
Он поднялся, чтобы уходить. Но старик невольно притягивал его. Пьеро подумал, что в самом деле струсил. Ведь так он сможет разобраться. Его мир качается. Интересно только он осознает, насколько невыносимо иллюзорна реальность, в которой они все живут? Как она не надежна и на самом деле опасна. Старик смотрел прямо на него. Он уже вкатился на коляске в картину, встал и поманил рукой. Пьеро узнал его. Гевура в пурпурном плаще.
Дитя***)!(***
Люцифер тревожно смотрел вдаль на гаснувшие галактиками звезды. Черная, чернее самой тьмы волна с рокотом приближалась к ним. У нее имелось много-много глаз – это громадные морды чудищ, скалясь, надвигались на них.
- Проклятие! Сама Тьма нахлынула на нас! Это ты принесла ее! – взревел Гевура, нависая над Лилит.
Только тут Пьеро посмел взглянуть на нее. Его сердце затрепетало. Ее рассеянные прекрасные глаза вглядывались в несущуюся на них смертоносную бурю. Но и в эти мгновения ужаса, когда даже Арлекин перестал смеяться, она будто не ведала страха.
***)!(***
«Можно?» - спросила Виктория, словно не верила, что ей позволят прикоснуться к святыне. «Да», - смущенно прошептал он. О чем он только думал? Но прикоснуться к ней сам, он не смел. Она напоминала ему нежный цветок с поляны, где росла земляника. Ее глаза блестели, восторженно и немного смущенно. Вообще ее способ мышления всегда поражал его. Из-за отсутствия какой-либо рациональности она исключала для трусости сам шанс возникновения. Но тогда она была все же смущена. Она забралась на него, маленькая, легкая, как котенок. Его колотило, словно в ознобе, а она нежно-нежно провела ладошкой по его скуле, а в больших, ребячливых глазах разгорелось пламя.
***)!(***
Он бросился к Лилит, когда шум от смертоносной бури стал невыносимым, но с не меньшей яростью ее пытался защитить и Люцифер, и он опередил Пьеро и даже не то чтобы оттолкнул, а как-то запутал, но в итоге, когда на них обрушилась волна, Лилит оказалась в объятиях лучезарного демона. А дальше они словно вновь погрузились в Хаос, из которого вышли когда-то. Их всех, даже смешливого Арлекина, охватила паника, потому что когда-то Хаос уничтожал их, растворяя в себе снова и снова. Слепящие вспышки, разряды мощной энергии вновь терзали их, а какофония оглушительных звуков сводила с ума, и Пьеро едва уже себя помнил, но смутно он осознавал, что Люцифер и Лилит оказались с ним рядом, но и остальные присоединялись к ним. Притягивала ли их Лилит? Вряд ли. Те мгновения или тысячелетия боли и ужаса они действовали инстинктивно. Только они сумели выделить себя из масс разнородных энергий, бурных потоков слепящих частиц с разным мерцанием, когда в Хаосе прозвучал приказ, веление, мольба и утверждение для каждого: Быть.
Теперь им все же было легче, потому что они успели за прошедшие миллионы лет обрести себя и стать относительно твердыми. Самой же основательной оказалась серебристая Ева. Она тоже раскалилась, но лучше прочих сохранила подобие тела, и она что-то выкрикивала сквозь вой, грохот и злобное пение, похожее на мерзкий визгливый хохот. Это были слова, это были призывы сохранять веру в твердь. В совершенство уже выдуманных ими форм. Тогда и прочие присоединились, хотя и в пылу их мольбы Гевура продолжал хлыстами из пламени отгонять черный едкий дым, а Люцифер оставил Лилит и взмахивал золотым лучом, из-за чего вокруг них образовывались молнии, вспыхивая сильнее в такт ехидному хохоту Арлекина, стремившегося пересмеять визгливую Тьму. В пульсирующем, ежесекундно гибнущем и вновь рождающемся мире слышалось монотонное пение Евы, к которой присоединилась Коломбина, но не столько звуками, сколько действиями. Она вдруг перестала сжиматься от страха в комок и высыпала из карманов собранные по всей вселенной камни, те из них, которые не успели расплавиться и те, которые успели затвердеть. Она принялась высекать камнями из податливой субстанции вокруг них купол и причудливые фигурки, словно рисовала некий мирок, о котором скрежетал металлический демон. Пьеро, молившийся вместе с Евой, сжимал в объятиях Лилит, думая, что если у них не выйдет спасти себя, то она также исчезнет, но зато теперь они все вместе и заодно. Разве это не чудо? Однако Тьма не желала сдаваться. Она проникала под хрупкий купол вокруг них, выдолбленный из мягкой породы металлическим демоном, окруженный пламенем, испускаемым Гевурой и молниями Люцифера. «Похоже, нам суждено погибнуть, - подумал Пьеро, но этот миг стоит того, чтобы жить, а сколько он будет длиться - не важно». Она сидела у него на коленях и улыбалась ему, а их братья и сестры дружно трудились, чтобы защитить самих себя и друг друга. Пришло ли в голову Пьеро тогда, что он довольно своеобразно участвует во всеобщем стремлении сохранить мир? Он не помнил, но заметил, как на мгновение оглянулся на него Люцифер, удивленно расширил алмазно-голубые глаза и негромко мелодично рассмеялся. Как-то совпало, что Лилит именно тогда его поцеловала, хотя, что происходило в ее голове, из них никто так и не понял, однако трансформация произошла именно тогда.
Возможно, их беспечность заметила Тьма и ошалела от наглости? Только мгновение длилось осознание каждым из них того, что произошло между Пьеро и Лилит, того, что они вместе и скоро навсегда растворятся в небытие, но наступила полная тишина, а потом нечто настолько быстрое и непостижимое, что Пьеро не смог бы четко расписать это по отдельным ощущениям - событиям. Это, в общем-то, было одно событие, состоявшее из многих. Лилит вспорхнула с его колен и… Она вспыхнула, как умирающая звезда, а потом раздалась, расширилась, как черное, сияющее только так, как сияют самые глубины Тьмы кольцо, и все словно обезумели. Каждый из них потерял свою форму, превратившись в некий изначальный поток, сияющий разными цветами разной силы ветер. Они пели, стонали каждый на свой манер, и о себе Пьеро только смутно помнил, что единственное, чего он хочет и чего всегда хотел, это нырнуть в темное манящее кольцо, соприкоснувшись своим потоком с его краями. Само бытие имело меньше смысла, чем то наслаждение, которое он испытал, погружаясь в кольцо и соприкасаясь с ним, пульсируя в ритме рождения и смерти. Ему не хотелось, чтобы это заканчивалось, хотелось продолжать вечно, но наслаждение возрастало, только усиливаясь из-за жаркой борьбы с другими потоками, и произошел взрыв.
Возможно, тот, первый взрыв был таким же? Как знать? Первого своего рождения Пьеро не помнил, но события продолжались и во время и после взрыва. Они, став единой волей, лепили, кто как мог, утробу для того, что родилось. Их никто ничему никогда не учил, а тот, кто их породил, позаботился лишь о том, чтобы наградить их очень разными инстинктами. Когда-нибудь люди попытаются ответить на вопрос, откуда что произошло, и кто создал все, но даже они не смогли бы дать на такой вопрос вразумительного ответа. Потому что не знали, кто породил их и как они породили свое общее детище.
Когда наступило затишье, уже мирное, а не то, жуткое, когда замерла Тьма, они увидели маленькое существо.
Они так жаждали сохранить свое дитя, что каждый постарался на славу. И теперь они думали, что прекраснее, тверже, естественнее, восхитительнее им еще ничего не удавалось помыслить. Они расстелили под ребенком новое изобретение своего ума – изумрудную густую свежую травку. Они согрели свежий воздух одной из звезд, состоявшей на деле из жара их сердец. Там же в звезде спрятались их тайные желания насчет ребенка, но тогда это еще было не важно. Ева сделала небо голубым, как ясные глаза дитяти, а Коломбина добавила золотистых искорок в ее черные кудри и облачила в платье, сотканное из нежного пуха новорожденных душистых цветов.
Лилит куда-то пропала, и духи делали вид, что не замечают ее исчезновения. Каждый по-своему стремился позаботиться о маленькой девочке. Только Арлнкин, обратившийся для развлечения малышки в шелкового на ощупь, красиво мерцавшего чешуйками змея, насмешливо заметил:
- Воля ваша, братья и сестры. Но ума не приложу, как будет она разделять для нас злые и добрые потоки. Скорее, она разделит нас, и мы не достигли изначальной цели, если кто-то еще помнит, какая была та цель.
- Без нее мы бы не получили это, - мягко заметила Ева, сжимая в ладони тонкий цветок.
- О да! И не только это, - негромко рассмеялся змей и скрылся в траве.
Пьеро же переглянулся с Люцифером. Им обоим не нравилось ожесточенное лицо Гевуры и то, что Коломбина таскала ребенку все более и более красивые камушки, пока не приучила ее требовать только новенькое. Кроме того только они смели вспоминать о Лилит, но между собой, и оба скучали, пытаясь понять, как можно ее найти и не случилось ли с ней что-нибудь.
Арест- Пройдемте, - сказал Гевура.
Нет, не Гевура. Человек в серо-серебристом костюме, действительно имевший некоторое сходство с Гевурой, насколько коротко стриженный тип из службы безопасности может походить на звездного демона из картины неизвестного Иного.
Этот человек не выглядел рассерженным, но Пьеро сделалось жутко. Картина «Сотворение» закрылась за его спиной, издав напоследок долгий грустный звук. Он стоял в пустом коридоре. Такие пустые серые коридоры находились позади каждой картины и выводили они не к фонтанам. В перчатках на руках и специальном экранирующем мыслительные импульсы шлеме его вели к полицейскому летомобилю. Не все поклонницы разбежались. Одна из них смотрела на Пьеро, словно теперь он стал для нее идолом, а другая послала воздушный поцелуй и растворилась в толпе до того, как один из одетых в серые костюмы мужчин успел заметить легкомысленный жест. В «Ошибке» маги испускали из кончиков пальцев сгустки энергии, иногда обретавшие формы животных или просто напоминавшие огненные шары, лазерные лучи, мячи на резинке, что угодно, в зависимости от фантазии и предпочтений мага. Пьеро подозревал, что когда-то так и происходило в действительности, а автор «Ошибки» только использовал исторические файлы. Иначе как объяснить, что в участок сенсистов и Иных забирают в перчатках, исполняющих, впрочем, еще и роль наручников?
Они пролетали по городу, освещенному приятным полуденным солнцем. Значит, Эйнви сказала правду? По времени как раз выходило около часа дня. Хотя, когда попадаешь в картину, можно здорово потеряться во времени, но Пьеро приспособился и до последних событий не страдал сдвигами реальностей.
Город был хорош, сияющий отполированными гранями похожих на блюдца домов, роями зависших над скоплениями фабрик по воображению бытовых вещей. Внизу гуляли по просторным тротуарам старики и мамочки с младенцами в маленьких летательных аппаратах, задуманных так, что далеко от родителя не улетишь. Ребята постарше носились наперегонки на летательных снарядах, но более изысканные натуры предпочитали крылышки. Солидные мужчины перемещались в офисных креслах. Всюду внизу росли цветы, очень крупные, намного ярче и крупнее, чем в мире «на самом деле». Пьеро всегда считал, что в низком мире цветы красивее. По прозрачным трубам перемещались сонные тела рабочих фабрик. Некоторые из них прямо в спальных костюмах, потому что на каждой фабрике предписывалась своя униформа. Абсолютно все люди оставляли свои записи на витринах. На них же рисовали, писали стихи и постили небольшие ролики о себе, своих близких и своей жизни. Можно было писать от своего имени, а можно – инкогнито. Простой пипл мог писать, что ему взбредет в голову. Пьеро знал, что неугодные или неприличные изображения просто стирают. Воздействовать на общественное мнение простой пипл не может, поэтому самых упрямых нежно лечили в санаториях, если уж совсем зашкаливало желание самовыражаться. Картины внизу привычно медленно двигались, но Иные в большинстве еще спали, поэтому только некоторые экраны сражались разноцветными огоньками с дневным светом.
Они летели в зону пустоши, над которой парил огромный черный шар с мелкими круглыми окнами. Они уже подлетали, когда Пьеро заметил, как внизу из-под мраморной плитки стандартного тротуара вылезла, будто бы просочившись через иллюзорную материю, черная фигура, за ней другая. Мирные граждане в панике стали разбегаться, но фигура человека в капюшоне создала черное облако вокруг себя, и в радиусе метров пяти иллюзорная ткань их мира стала растворяться. Пьеро ожидал увидеть дыру, но увидел серое полотно под ногами падавших навзничь разевающих в беззвучном вопле рты людей. К ним быстро примчалась стайка серебристых полицейских летомобилей и выпустила в сторону несчастных густой пар, туманом окутавший проблемное место. Буквально секунду спустя там восстановилась мирная картинка с мраморным неповрежденным тротуаром и цветами, размером с капусту. А людей не было.
Пьеро, который молча наблюдал все это, поднял голову на спутников. Он, естественно, не ждал, что те убиваются по поводу случившегося, но реакция его интересовала, точнее наличие или отсутствие таковой.
Серый, похожий на Гевуру, повернул к нему голову.
- Да, это не первый случай. Они проникают повсюду и растворяют реальность.
- И вы что-то предпринимаете?
- Да. Например, арестовываем вас, - мягко улыбнулся лже-Гевура.
- Но при чем тут я?!
- Поверь, парень, такие как ты всегда были и остаются при чем.
Пьеро расхотелось расспрашивать дальше, да и серый охранник равнодушно отвернулся, явно не желая продолжать бессмысленный разговор. Товарищи серого охранника также хранили умиротворенное молчание, а в глазах их читалось полное отсутствие интереса к внешним факторам.
Они подлетели к черному шару размером с маленькую планету. Так во всяком случае показалось Пьеро. Окна, которые издалека напоминали россыпь мелких блесток, на деле в диаметре превосходили средний человеческий рост, а одно из них оказалось дверью.
Они долго шли по длинному узкому коридору с умеренно светящимися серыми стенами. Время от времени им преграждала путь энергетическая заслонка, полыхавшая впереди радужными всполохами. Охранник гасил преграду, они проходили и шли до новой преграды. Пьеро вдруг сообразил, что шар и преграды не иллюзорные. Они «на самом деле». Должно быть, коридор шел спиралеобразно, неким сложнейшим лабиринтом, потому что никогда еще Пьеро не доводилось преодолевать такие громадные расстояния настоящими человеческими ногами. В картинах дороги сами двигаются тебе навстречу, декорации меняются, а в любую точку планеты можно быстро переместиться по трубе.
Наконец они оказались в просторной зале округлой формы. Помещение, должно быть, находилось посередине шара, потому что окон не наблюдалось, но было очень широким, таким, что едва виднелись терявшиеся в неярком освещении стены. Пьеро подвели к пьедесталу, на котором стояли обычные в старинном стиле стулья и добротный письменный стол. Но не это поражало Пьеро, который расстояние до стола преодолевал на подгибавшихся от липкого ужаса ногах. Эта большая комната вся сплошь была уставлена креслами, снабженными присосками. На этих креслах сидели люди, больше напоминавшие трупы, потому что их лица выглядели изможденными, измученными. «Короны», украшавшие их головы, выглядели массивными, с большим набором проводков, всевозможных отростков и трубочек, чем было, когда Пьеро пользовался ими в школе или иногда по необходимости на некоторых картинах, чтобы наблюдать отстраненно, не погружаясь в сюжет. Он заметил, что некоторые трубочки воткнуты в тела людей. Наверное, по ним доставлялись питательные вещества и что-то необходимое для жизнеобеспечения. Под потолком клубилась сияющая субстанция, издававшая трещащие звуки, гул и музыкальные трели. В этой субстанции Пьеро уловил пару нечетких образов. Его мутило. Он посмотрел на человека, сидевшего за столом.
Это был Отец, каким его принято показывать на домашних экранах и в лентах новостей, протянутых по всему городу. Однако теперь Пьеро узнал его и вскрикнул.
- Стив!
- Да, когда-то был и им. Присаживайся, приятель.
Пьеро сел на стул, с отвращением замечая, что его коленки подпрыгивают. Ему вдруг захотелось умолять Стива отпустить его, дать клятву, что никогда он больше не будет думать о мире «на самом деле», перестанет заниматься сенсизмом и поступит на фабрику по воображению обогревателей или там… тротуарной плитки. Он не был удивлен, что Отец рассмеялся. Разве не ясно, что его мысли здесь не тайна?
- Нет, Пьеро. Ты не сможешь измениться. Не ты. И не такие, как ты. Ты мне нужен здесь.
Тут Пьеро сообразил, человек перед ним не может быть Стивом.
- Постой… Как ты можешь быть Стивом? Стив из картины «Ошибка Белого мага». Это вымышленный персонаж, - пробормотал сенсист.
У него кружилась голова от мыслей и впечатлений. Когда он раньше попадал на допросы спецслужб, все было проще, яснее. Его спрашивали. Он отвечал. По правилу еще Василием внушенному отвечал. «Не признавайся, что видишь». Отпускали быстро. Работало. Стивену, если этого Стивена вообразили на основе исторических файлов, сейчас где-то около семисот-пятисот лет. Пьеро не знал, как и многие его современники, точное время катастрофы и как долго восстанавливался мир.
- И все же я Стив. Более того. Ты – Петруха, - улыбаясь, сказал Отец.
Теперь он больше напоминал старика с красными глазами. Злыми, колкими несмотря на улыбку. Его молодое лицо напоминало воображаемую маску, но Пьеро не удавалось заглянуть за нее.
- Это в смысле того, что фантазии отражают суть? – пробормотал Пьеро, замечая с удивлением, что тряска проходит. Собственно, что ему грозит? «О, нет… вот об этом лучше не думать».
- И в этом смысле тоже. Но на самом деле все сложнее, друг мой. Это тот случай, когда в двух словах не объяснишь. Тогда приходится прибегать к образам. Ты видел достаточно, чтобы примерно понять то, что я тебе скажу. Готов?
- Ну… Да, - неуверенно выдохнул Пьеро.
- Ты, как я, как еще некоторые здесь… Гммм… Я имею в виду под «здесь» - в нашем современном мире, а в этой комнате как раз только подобные нам с тобой. Так вот мы – Отсеянные. А ты и такие, как ты - Дети Люцифера.
Пьеро рассмеялся. У него прошла дрожь. Так он узнал сегодня, что современным обществом управляет какая-то маньячная секта? Люцифер – дьявол. И сатанисты, извращенцы и прочие ублюдки всех времен и народов часто собирались под его знаменем. Что ж его ждет? О нет… Его распнут на камне, проткнут трубочками, наденут корону и заставят воображать для них оргии?
- Знаешь, я так и не понял, почему лучезарный отсеивал идиотов, вроде тебя, - брезгливо заметил Отец, теперь снова похожий на Стива. - Неудивительно, что тысячелетия его преследовали неприятности. Ты не пытался применить кроме воображения мозги и хотя бы логически ответить на вопрос: почему - дьявол тебя побери! – ты, именно ты видишь мир «на самом деле»?!
- Я не вижу…
- Заткнись! Я убеждался в этом на каждом допросе! Меня уже тошнит от образа твоего придурочного Василия, твердящего тебе «не признавайся». Я знаю, что ты видишь мир «на самом деле». Ты это можешь уяснить? Не то, что этот гребаный мир видишь ты, а то, что об этом знаю я?! Понятно?
- Да.
- Люди всегда делились на касты, общества, расы, религиозные предпочтения. Это ты знаешь. Однако ни ты, ни другие не замечали, что среди смешения племен выделяется особый тип людей. В разные времена их называли по-разному, но именно среди них рождались звезды. В танце, музыке, живописи, поэзии и даже в политике и финансах. Звездные дети. Их жизнь вечно бывала исполнена страданий. Да. Это их главное отличие. Ни один из них не умер в богатстве и процветании за крайне редким исключением, но у тех путь закончен и предрешен. Так что я здесь, Петруша, чтобы позаботиться о тебе, - насмешливо закончил Отец и перевел дыхание.
- Прости, но я так и не понял. Ты, я… Ты также дитя Люцифера? В каком, пардон, смысле?
- Был им, - отмахнулся Стив, игнорируя насмешливый тон Пьеро. - но я выбрал себе другого господина. Он сильнее. Между прочим, миром вечно правил он, а Люцифер постоянно находился в опале. Забавно, но даже у тебя главный… гммм… почти главный защитник людишек первым порывом вызывает гнев.
- Хорошо. Что означает быть дитем Люцифера помимо трагической жизни и мучительной смерти?
Теперь Пьеро абсолютно успокоился. У него складывалось впечатление, что они снова беседуют на излюбленные Стивом темы: «Чем отличаются Иные, воображающие для Пипла, от «Иных» нелегалов, а тем более Диких?»; «Что ожидает Иных, если те начнут воображать миры не по правилам?»; «Как с ними расправляются Древние, почему в их картинах часто присутствует образ демона-искусителя, и почему этот демон явно симпатичен опальным Иным?» и так далее.
- Ну… Жизнь у них временами блестяща, - почти мечтательно произнес Стивен, и Пьер украдкой осмотрелся, потому что ему чудилось, что они встретились пропустить бокальчик-другой энергококтейля в кафе, но сейчас им помешает сиреневолосая Мэрри, которую придется убить, в этот раз за навязчивость. - Причем только у его детишек выходит не просто встать в красивую позу, скажем, со шпагой в руке – любимое им оружие, кстати, как вообще колюще-режущие предметы, - Стивен махнул рукой в воздухе. Он обожал шпаги и те времена, когда считалось за честь пронзить сердце какому-нибудь «негодяю», – но и в самом деле великолепно ею отмахать, повергнув противника. Так же, как шпагой, они владели речью, формулами, логикой. Другие из них – кистью или пером. Его детей отличает блеск. Великолепие! Превосходство! До поры до времени…
- Погоди. Мы остановились на блестящей жизни, - осторожно заметил Пьеро. - Я, однако, не заметил особого блеска в своем скромном существовании.
- О, все еще впереди. Мы же только начали! – рассмеялся Отец очень по-Стивенски.
- Стивен… Ммм…Отец. Что меня ждет?
- Ты много раз рождался, - вновь задумчиво протянул Отец. - У человека после смерти выбор не велик. Или его энергия уходит к тому, кого даже я не посмею назвать. К светлейшему началу, очистившись от гордыни и страстей. Или… Вот тут масса вариантов. Ты и представить себе не можешь, сколько их. Однако для таких, как ты, вариантов не было. Все же Люцифер, даром что ваш защитник, но он дьявол. Причем чистейшей воды. Он отслеживал определенных людей, сопровождал их весь их жизненный путь и… забирал себе. Некоторые из них просились обратно - пожить. У него скукота там невообразимая. Я сам не помню, но мне господин мой рассказывал. Так вот. Такие, как ты, возвращались. Жили своей блестящей с муками жизнью, чтобы вновь угодить в его царство, потому что не желал он вас отдавать.
- Отдавать кому?
- Даже своему приятелю, которого ты знаешь, как Пьеро, своего тёзку. Лучшего друга и главного оппонента Люцифера.
- А тот, что делает с людьми?
- Пьеро или на самом деле носящий иное имя, первый сын человеческого Бога… Самую чистейшую энергию много раз рожденных он без зазрения совести возвращает свету. Личность при этом теряется.
- А твой господин, что делает?
- Много чего. Я вот живу уже пятьсот лет.
- А я тебе нужен, чтобы принять твою сторону?
- Ты все-таки очень глуп… - утомленно произнес Отец. Чем больший интерес беседа вызывала у Пьеро, тем меньше интереса к ней оставалось у его собеседника.
Отец взмахнул рукой. Пьеро поднялся с вновь закружившейся головой. К нему направлялись люди в серых костюмах. Один из них вез по ковровой дорожке коляску с рыжеволосым мужчиной.
СмертьПьеро сразу узнал Василия, хотя тот очень исхудал, кожа приобрела серый оттенок, а подбородок зарос рыжей бородой. Сенсист подбежал к креслу, склонился над энерготехником, с тревогой вглядываясь в измученное лицо.
- Василий, Василий, - позвал Пьеро.
Его никто не трогал. Было тихо, только чуть потрескивало энергетическое облако над ними и вспышками возникали в нем образы. Василий открыл глаза. Сначала в них была пустота, будто смотрели не глаза, а бельма. Потом синие теплые искорки проступили в них, как вода сквозь талый лед.
- Петька? – беззвучно шлепнул губами энерготехник. Звук зародился, но влажно поскользнулся в отвыкшем напрягаться горле.
- Что они с тобой сделали? Что вы с ним сделали?! – спрашивал Пьеро.
Его трясло. Он осмотрелся. Шансов бежать – никаких. Это не картина, и он не крутой парень, одной левой крушащий челюсти десятку бравых бойцов. Он один, в сердцевине шара, где-то в центре лабиринта. Со стариком, которого не сможет защитить. Странно, но трясло его от гнева и ярости больше, чем от страха. Он обернулся к Стивену.
- Ты серьезно думаешь, что сейчас я тебе расскажу все, что я тут с кем делал? – насмешливо и удивленно спросил Отец.
Он стоял со скрещенными на груди руками, точно так, как помнил Пьеро из одной из своих многих жизней, если ублюдок не наврал ему насчет детей Люцифера и прочего.
- Ты мне только что много рассказал.
- Нам некогда больше болтать. Главное ты знаешь: ты практически полубог, избранный самим Люцифером гений. Ты должен быть польщен. Блеск у тебя был. Ты не успел посмаковать свое величие. От твоего Белого мага писает кипятком каждая вторая студентка с высших курсов воображения. А теперь не отнимай у меня время. Твоя очередь занять почетное место атланта современного мира, который такие, как ты, разрушили вместе со своим лучезарным бесом.
- Я не понимаю, о чем ты. Может, уж расскажешь свою версию до конца?
- Нет времени.
Его схватили за руки. С Василия сняли «корону», вытащили трубочки из шеи и откуда-то из-под мышек. Потекла кровь.
- Вы его убьете! – в ужасе вскричал Пьеро, дернувшись в руках серых, но его держали так крепко, что он лишь почувствовал боль от сжавшихся на предплечьях пальцев.
- О себе позаботься, - посоветовал Отец и отвернулся.
Василия положили на пол. Пьеро слышал, как забулькало в горле мужчины, ноги задергались на ковре. Мутные, некогда голубые глаза, закрылись, с тихим стоном вырвался последний вздох, похожий на вздох облегчения, а потом Василий застыл. Пьеро не заметил, как самого его уже подвели к освободившемуся месту. Он слизнул соленую жидкость с губ, - «Василий был моим отцом, мать так и не призналась», - когда ощутил прикосновение к спине и ягодицам жестких объятий кресла. Или трона?
«Это все?»
Он часто задышал, перед глазами все плыло. Внезапно он подумал, что обязан не сдаваться до последнего. Это явно было поздно, и он слышал негромкий смех Стивена, когда наносил удары серым, а те его скрутили, не ударив в ответ – берегли голову. Он еще подергался, отчаянно, яростно, но только потерял последние силы. Возможно, и к лучшему. Когда на него надели «корону», он уже ничего не чувствовал, кроме глухого отчаяния. В шею сделали укол с каким-то лекарством. Он не чувствовал боли, когда стали присоединять трубочки ко всему телу.
Теперь он умер. Что нужно человеку после смерти? Покой. Он прислушался к себе. Не происходило ничего болезненного. Его окружала темнота. «Если я открою глаза?» «Открой».
Он открыл глаза. Он стоял на вершине большого сине-зеленого шара, великан с раскинувшимся над ним небом. Осторожно он сделал несколько вдохов. Больно не было, дискомфорт заключался лишь в невозможности шевелиться, принадлежать себе. Но его дыхание принадлежало ему. И он обнаружил, что может управлять дыханием, а потом и зрением. Его глаза смотрели во все стороны, а вскоре он убедился, что его взгляд проникает всюду, до дна муравьиной норы и еще глубже. Потом он начал осознавать, как по его жилам циркулирует кровь. Эта кровь разогревала до нужной температуры воздух, а сердце заставляло биться другие сердца. Он наполнил жизнью траву, которую видел, потом смог разглядеть мелких зверюшек, ожившими, потому что он вдохнул в них жизнь. Так, понемногу продвигаясь, он дошел до города, в котором заставил забиться сердца ненадолго потерявших сознание людей.
Сколько прошло времени? Он не знал, да и некогда было задумываться об этом. Своими мыслями, самим своим существованием, воображением, он создавал мир, разрушенный катастрофой. Он знал, что создаваемый им мир – мир «на самом деле». В этой реальности только слишком много было фантазий, а те люди, которые имели земной, простой талант любить бытие с естественной благодарностью птиц, обитали в Низком мире. Там Пьеро больше всего любил бывать, потому что там он немного восстанавливал силы, которые, как он понимал, рано или поздно у него кончатся, и его заменят, как износившуюся деталь.
Как-то он нашел Эйнви. Он приснил ей сладкий сон и любовался ее успокоившимся личиком. Она лежала, закрыв глаза, выплакавшаяся накануне в подушку. Он сначала решил, что о нем, потом понял, что страдала она от неразделенной любви к другому знаменитому сенсисту. Это рассмешило Пьеро и придало ему сил. Вообще даже пипл из высокого мира если не восстанавливали его силы, то хотя бы не отнимали. Он не мог понять, почему с Иными и сенсистами ему тяжело соприкасаться, хотя и те и другие нуждались в его помощи, но словно противились, когда он регулировал их расстроенные жизненные системы.
Еще одной проблемой стали черные демоны, проникавшие в поддерживаемый им мир. Те пронзали Пьеро мучительной болью. Они стремились уничтожить, растворить реальность. Понять их не представлялось возможным, потом что вся их логика состояла из жгучей ненависти к бытию. Казалось, даже полевую мышь они ненавидят только за то, что та с аппетитом поедает зернышко. Пьеро вскоре понял, что идущее от черных фигур зло проникает и на более тонком уровне. Флюиды ненависти порождали все болезни, зависть, жадность и другие негативные эмоции, чьей сутью является разрушать. Ненависть к бытию, к совершенству воображенных кем-то безупречных форм, оказавшихся жизнеспособными. Люди из высокого мира жили недолго. Их больные тела черная нечисть подтачивала с особенным остервенением, а с Иными вела странную, изнуряющую борьбу, законы которой Пьеро только начинал осмысливать, но у него не было сил вникать досконально, потому что постепенно он стал уставать.
Сколько прошло столетий? Он не знал. Только успел уже похоронить маму и проводить взглядом в последний путь постаревшую Эйнви, недавно оплакавшую седьмого своего мужа-сенсиста. Отец жесткой политикой сумел немного восстановить баланс их медленно гибнувшей реальности. Он отлавливал талантливых сенсистов, и Пьеро чувствовал, как и их энергия вливается в общий поток, поддерживавший жизнь. Инакомыслящих Иных, которые на ментальном уровне сражались с Тьмой, Отец отправлял сражаться подальше от планеты живых людей. Должно быть, Иные гибли. В этом Пьеро не сомневался и подозревал, что смерть их была страшной. Но он все меньше и меньше задумывался о справедливости бытия, и прошли времена, когда он спускался в Низкий мир и слушал Физиков. Это оказалось племя киборгов, которые посвятили себя познанию вселенной. Их тела практически полностью состояли из искусственных деталей, и Пьеро приходил посмотреть на них, потому что не мог сообразить, куда, в какое место к ним проникает зло? Ведь их мозг также заменяли синтетические материалы.
Итак, время шло, и сменялись столетия. Он привык к своей смерти настолько, что стал замечать и кое-что, чему он не придавал поначалу значение, считая шумом своей крови. Хлопки. Негромкие хлопки. Они не относились ни к кому на земле. Ни к зомби, ни к пипл, ни к Иным, ни к сенсистам, ни к физикам. Хлопали незримые духи. Иногда он возвращался к тому, что прислушивался к ним. И только однажды, прогоняя воспоминание о Виктории – иногда он вспоминал о ней, но старался изгнать саму мысль о своей юношеской любви – в памяти всплыло одно ее рассуждение. Коломбина, Арлекино… Пьеро.
«Они были всегда, Пьеро. Правда. Ну смотри. Когда-то люди не умели фантазировать. Или фантазировали примитивно. Вроде того, что по этой сухой земле потечет река. А потом к ним пришли сущности и научили их фантазировать по-взрослому».
«О, нет! Опять ты со своими сущностями. Впрочем, продолжай, я люблю тебя слушать. Подожди. Садись сюда. Ммм… Вот так. И что там с сущностями?»
«Они приходили к людям в разных образах. Появились менестрели, поэты, писатели и художники. Музыканты и артисты, но те, кто приходил, приходили в похожих образах, преломляясь через личность того, кто пытался их показать через свое произведение людям. Я одного из них вычислила. Смотри. Мефистофель. Он же был Ланселотом, он же – Печориным, Онегиным, Ставрогиным - у русских. Он же всякими там Лестатами и Люциусами, виконтами де Вальмонами - у западных авторов. Недаром, кстати, в его имени почти всегда есть буква «Ль». Это только из того докатастрофического периода, который мы изучали. Но его ликов немыслимое множество. К примеру Оскару Уайльду он вовсе явился живьем в виде соблазнившего его мальчишки, а потом смеялся над всеми невнимательными со страниц «Портрета Дориана Грея», а еще…»
«Тссс… Тебе так идет эта кофточка… Ммм… Не хочешь еще коктейля? Я сейчас налью… Да, сладкий… хммм… как ты».
«Подожди… Среди них еще один, не утруждающийся маскировкой. Арлекин. Ну его-то легче всего проследить! Ты только попробуй! Правда, это забавно».
Она много еще тогда фантазировала, приводила аналогий, утверждая, что иногда они являются всей бандой и окружают одну личность, вселяясь в нее по очереди. Вот так, по ее мнению, случилось с Моцартом. А еще был один экономист Джон Ло. Тоже их игрушка. «На деле все мы их игрушки, только некоторых они особенно предпочитают», - сообщила она, засыпая в его объятьях. Если с некоторыми ее утверждениями он мягко спорил, то тут он согласился, и они погрузились в блаженный сон.
Хлоп. Хлоп. Тшшш… Смех. Если он сойдет с ума, что станется с миром?
Ответом ему был странно знакомый смех. И тут он увидел их.
ОсвобождениеОни явились к нему в масках. В колпаке с колокольчиками - длинный нарумяненный Арлекин. Красавица Коломбина - в пестром платье, сотканном из лоскутков разноцветных тканей; грустный с нарисованными слезами Пьеро, чьи длинные белые рукава болтались над пропастью, так как они ступали по канату. Коломбина, сверкнув карими веселыми глазами, подпрыгнула и скрылась в голубом воздухе, едва сенсист успел заметить, что она кого-то ему напоминает. Ближе всех к нему стоял клоун в маске с длиннющим носом. Доктор Смерть. С такими носами во времена чумы ходили лекари, а также на карнавале появлялись те, кто не желал после празднеств очутиться в гробу. Носатый протянул Пьеро руку, когда, осознав, что висит над пропастью, сенсист попробовал присесть, потому что закружилась голова.
- Тссс. Так. Ты волен рухнуть вниз или устоять. Тебе решать, - очень знакомым тоном произнес доктор. Пьеро вспомнил циничного Хэлла.
- Но что будет с миром?
Пьеро взглянул вниз, наблюдая зеленую планету, с жилами рек и глазами озер, влажными зеркалами морей и океанов.
- Который «на самом деле»? Смотри.
Пьеро сосредоточил внимание. Он отыскал черный шар. Там, с «короной» на голове, сидел худощавый брюнет, устало откинувшись на спинку кресла. Строгая решимость его позы указывала на то, что он осмысленно выбрал пленение. Это был бледноликий Пьеро, но не он, а другой - из фантазий Вероники.
- Он позаботится о мире людей. Ему не впервой приносить себя в жертву, верь мне.
- Это значит…
- Что ты свободен. Идем со мной.
- Кто ты? Ты должен носить не эту маску.
Но «доктор» знаком приказал молчать. И отпустил руку Пьеро. Остальные фигуры пошли вперед в полнейшей тишине, только Арлекин ехидным смехом отогнал какое-то подозрительное облако и недовольно буркнул: «Скорее».
Сквозь купол неба они вышли в звездную черноту.
На них тут же накинулись уродливые морды, клацавшие гнилыми клыками, и черные смердящие тени. Доктор и фигуры с каната молча сражались с ними золотыми мечами, прокладывая себе по звездной тропе путь. На помощь прискакали отряды воинов на светящихся в темноте конях. Наверное, это были какие-то очень древние солдаты, потому что сражались они стрелами и булавами. Умерший Пьеро равнодушно наблюдал битву, отмечая, что все же они продвигаются куда-то вперед по звездной дороге.
- Там есть свободный туннель. Вас не остановят, мессир, - уважительно склонив в знак приветствия голову, сказал высокий всадник на белом коне. Виктория определила бы его эпоху и народность по шлему, но Пьеро только привычно запомнил для нее: «Ну а этот чувак был в таком круглом шлеме. Для глаз – щель. Угу. Продолговатая».
- Хорошо, - удовлетворенно сказал «доктор», оказавшийся также «мессиром».
Он снял маску. Пьеро увидел, что это молодой человек, сейчас напомнивший ему Дориана Грея из-за небольших аккуратных бакенбард. Словно сошел с роковой картины Бэзила или шагнул со страницы романа Уальда.
- Ты… - пробормотал Пьеро. Впрочем, сущности могут играть любые роли. Это не означало, что Виктория права. С другой стороны, какой смысл морочить голову покойным сенсистам?
- Я, - согласился демон, немного тут же изменив облик. Он принял образ античного бога Аполлона – более привычный для него, должно быть. - Идем.
Впереди показалась воронка. В нее они и нырнули один за другим, далее передвигались, как по трубе утром на фабрику. Наконец они оказались в красивой зале, как в фантазиях Иных, увлекающихся средневековыми сагами. Готические колонны, мозаичный пол, теряющийся в мерцающей полутьме неф, свечи, витражи, скамьи и скульптуры воинственных королей. Они проходили через многие залы, потому что это был просторный замок, и в некоторых залах Пьеро видел полупрозрачных существ. Это, похоже, были души людей. Некоторых из них он узнавал, хотя они имели мало общего с оригиналами. Так один – светлый и легкий, похожий на моль - приветливо улыбнулся ему, когда Пьеро прошептал: «Моцарт». Дух человечка вернулся к клавесину, и зала вновь наполнилась чудесной музыкой.
- Присаживайся, - предложил Люцифер.
Они оказались в белокаменном кабинете. Огромный камин, украшенный разгневанными драконами, вспыхнул, едва они вошли. За окнами мерцали галактики, и струился потрескивавший космической свежестью звездный ветер. Пьеро уселся в удобное кресло из какого-то зеленого камня. Но ему было приятно сидеть, потому что на сидении лежали подушки. Да и просто приятно сидеть, когда ты не пристегнут ремнями, не проткнут трубками, и голову не сжимает «корона».
- Что теперь будет с моим заместителем? Зачем ты привел меня сюда?
- Отведай вина. Ты устал. Ужасно выглядишь, - рассеянно отозвался демон.
Он щелкнул пальцами. Из воздуха выплыл кувшин с кроваво-красным вином. К Пьеро подбежали красивые девушки в прозрачных тогах, поднесли зеркало. Одна из них напоминала ту, которая послала ему воздушный поцелуй в день ареста. Пьеро посмотрел на себя. Почему-то он не был прозрачным, как прочие местные обитатели, за исключением их хозяина. Значило ли это, что он не умер? Выглядел он худым и изможденным, но немногим старше себя прежнего.
- Пей.
Пьеро взял бокал и глотнул вина. О… Он смутно помнил, что когда-то такое же вино он пробовал, но не смог бы сказать, в каком это было веке и кем он был тогда. Кровь тепло потекла по его жилам. В звездном ветре, мерцая, развевались белые волосы демона, а алмазно-голубые глаза печально смотрели в гудящий камин.
- Так Стивен говорил мне правду? – спросил Пьеро, чувствуя, как силы возвращаются к нему. Даже накануне смерти он не чувствовал себя настолько бодрым.
Демон невесело рассмеялся.
- О какой правде ты говоришь? Стивен поделился с тобой своей версией. Ни одна версия не есть правда, ибо зависит от точки зрения, по части которой вы, люди, большие мастера. Если о твоей принадлежности… Ты мой, да. Отчасти. Не знаю, какой ты вкладываешь в это смысл. Однако больше в тебе ветра нашего жертвенного брата. Впрочем… Не важно. брат сказал бы тебе, что любит тебя, а потом отправил бы в Свет, где бы тебя, как личности, не стало, зато ты бы растворился в покое и вечном блаженстве. Я же говорю тебе, что ты мне нужен.
- То есть… Это значит, что мне придется родиться вновь?
- Да, - равнодушно кивнул демон. – У тебя нынче нет времени на отдых.
Пьеро подумал, что его Господин в этот раз не только прав, но и справедлив и даже добр к нему: чем не отдых последние лет пятьсот? И, неприметно улыбнувшись своим мыслям, сказал почтительно:
- Хорошо, я готов к новой игре.
