Смена полярности

Глава первая

Гермиона не смогла бы назвать точную дату, когда без памяти влюбилась в Драко Малфоя. Она с трудом могла сказать, когда они из заклятых врагов превратились в малознакомых людей, изредка здоровающихся при встрече. Однако она ясно помнила, как однажды, после того как в мельчайших подробностях представила свидание в Милане, секс в Париже и свадебную церемонию на Британских островах, решила, что возможно, только возможно, чуточку увлеклась Драко Малфоем.

Осознание этого привело её в ужас. Влюбляться в Драко Малфоя было никак нельзя. Прежде всего, они с Драко были давними врагами, а терпели друг друга только потому, что вместе работали. Во-вторых, его отец презирал её, несколько раз пытался убить, а сейчас, благодаря её показаниям, отбывал пожизненный срок в Азкабане. В-третьих, Драко Малфою нельзя было доверять: он переметнулся на сторону Ордена Феникса, когда стало ясно, кто одержит победу в войне, и только благодаря этому ему удалось избежать Азкабана. И в-четвёртых, и это главное, Драко Малфой был геем.

Да, Драко Малфой предпочитал мужчин.

Волшебное сообщество, как водится, узнало об этом из «Ежедневного пророка». Когда совы принесли почту, Гермиона, как и остальные преподаватели Хогвартса, завтракала. Она изо всех сил старалась не смотреть на Драко, но получалось это из рук вон плохо. Поэтому она обрадовалась возможности отвлечься и, как и все в Большом зале, немедленно открыла свежий выпуск «Пророка»: первую полосу украшал Драко, страстно целующийся с неизвестным парнем за «Дырявым котлом».

Наступила полная тишина, как после оглушительного взрыва. Весь парадокс ситуации не смогла оценить даже Гермиона.

С округлившимися от изумления глазами она пристально вглядывалась в фото, чтобы найти доказательства того, что это не её тайная страсть так пылко целуется с мужчиной. Но нет, это несомненно был Драко Малфой. Газетчики не пожалели денег на яркое цветное фото вместо обычного чёрно-белого. Нельзя было не узнать эти платиновые волосы до плеч, высокую, стройную, широкоплечую фигуру и волевой подбородок с лёгкой щетиной, который с неистовой страстью двигался в поцелуе.

«Мерлин, почему этот парень не я?» — подумала Гермиона.

Весь Большой зал уставился на Драко, который со скучающим видом просматривал статью. Он даже виду не подал, что заметил всеобщее внимание, а просто перевернул страницу и продолжил читать. Профессор Макгонагалл, нынешний директор Хогвартса, похоже, первой очнулась от шока, громко откашлялась и приказала ученикам вернуться к завтраку.

— Мистер Малфой, можно вас на секунду? — продолжила она, так резко поднявшись со стула, что тот упал на пол.

Драко неохотно закрыл газету и встал, мимолётно взглянув на притихших коллег. Он на секунду встретился взглядом со всё ещё удивлённой Гермионой и неторопливо направился вслед за профессором Макгонагалл, которая уже начала пробираться к выходу из зала.

В четверг вечером, когда у Гермионы только закончились занятия у второкурсников, она поняла, что всё ещё никак не может оправиться от шока. Не только она, но и вся школа. Как так получилось? Почему Драко предпочитал мужчин? Не его ли обвиняли в несколько беспорядочных связях с девушками во время обучения в Хогвартсе? Как Гермиона могла ничего не заметить?

Подобные вопросы засыпали её с головой, но она попыталась убедить себя, что не полностью раздавлена, а всего лишь разочарована. Что всё к лучшему. Её увлечение, зная, что никогда не станет взаимным, вскоре зачахнет, как она и хотела. Она не имела никакого права желать такого мужчину, как Драко, и это откровение будто пробудило от долгого сна: не только он ей не подходил, но и она ему… по половому признаку.

Ругая себя и благодаря Мерлина за такую встряску, Гермиона начала наводить порядок на своём рабочем столе. Закончив, она вышла из класса, повернулась налево и тут же в кого-то врезалась. Она упала на пол, приземлившись на пятую точку с громким «Ой!», портфель вылетел у неё из рук, разбросав своё содержимое по полу.

— В следующий раз смотри, куда идёшь, Грейнджер, — послышался знакомый голос. Гермиона резко подняла голову, встретившись с мрачным взглядом Драко Малфоя. Он от столкновения не упал и теперь стоял сложа руки и буравил её взглядом. Он даже не потрудился ради приличия предложить руку помощи.

Разгневанная этой несправедливостью, Гермиона поднялась на ноги и отряхнулась.

— Я тебя не заметила, Малфой, — сказала она. Малфой ухмыльнулся, и сердце Гермионы забилось быстрее. Когда его ухмылка, призванная вызывать беспричинное раздражение, вдруг превратилась в ещё одну привлекательную особенность Драко Малфоя, Гермиона бы тоже не вспомнила.

Он наклонился ближе, глядя ей прямо в глаза, и её сердце ёкнуло. Он был так близко. Ох, так близко! Если бы у неё только хватило смелости податься вперёд и украсть поцелуй с этих губ, расплывшихся в ухмылке!

— Грейнджер, — сказал он низким, мягким голосом.

— Да? — прошептала она, вдруг понадеявшись, что он вот-вот её поцелует. Поцелует, иначе она сама это сделает, не спрашивая разрешения.

— Подлечи зрение, слепая курица. — Он выпрямился, обошёл её портфель вместе с разбросанным содержимым и направился дальше по коридору. Он отказывался носить учительскую мантию, что стало яблоком раздора между ним и профессором Макгонагалл, поэтому Гермиона успела полюбоваться на его широкие плечи, длинные ноги и волосы, взлохмаченные до состояния привлекательного совершенства.

Она глубоко вздохнула. Она безнадёжно влюблена в Драко Малфоя, несмотря на его неприязненное к ней отношение. Она жаждала, чтобы он прикоснулся к ней губами, целуя так же страстно, как и того мужчину из статьи. Но, увы, не случилось. И никогда не случится.

«Пока я не придумаю, что можно с этим сделать».

Но что? Что можно сделать, чтобы Драко Малфой заметил её? Она ведь была совершенно не в его вкусе. Что же делать? Она не могла просто подойти к нему и выразить своё восхищение. Ей бы не хватило наглости, да и вид Малфоя, держащегося за живот от смеха, стал бы ударом по её самолюбию. Нет, слова здесь не сработают. Как же быть тогда?

И тут её осенило. Только один человек мог решить настолько трудную задачу. Только одна женщина знала о любви всё, знала, как добиться взаимности. Гермиона искренне верила, что эта женщина, мгновенно ставшая богиней в её глазах, ей поможет. Только эта женщина сможет найти ответ, как влюбить Драко Малфоя в Гермиону. Посмотрев на часы, Гермиона решительно кивнула.

Да, вот он, ответ. И лучше поторопиться, пока у пятого курса не начались прорицания. В конце концов, ей срочно нужно поговорить с самой Лавандой Браун, Неподражаемой владычицей любви.

Глава вторая

Как Гермиона Грейнджер и Лаванда Браун смогли подружиться — загадка, которую не смог бы разгадать даже Дамблдор, будь он жив. До работы в Хогвартсе в их отношениях были лишь ледяные взгляды да мелкие ссоры, особенно когда Гермиона узнала об интрижке Рона с Лавандой. Всё началось, когда Лаванда обнаружила, что Рон изменяет ей с другой женщиной. На почве общей ненависти они с Гермионой решили вместе залить горе, что закончилось лёгким избиением Рона.

С тех пор они и дружили, несмотря на свою непохожесть. Они дополняли друг друга: практичность Гермионы спасала Лаванду от безрассудства, а общительность Лаванды спасала Гермиону от застенчивости. Когда они поняли, что неплохо ладят, все их предубеждения друг о друге исчезли без следа.

Как многие молодые девушки, они делились подробностями своей личной жизни. Сгладив напряженность в отношениях из-за Рона, они теперь лишь посмеивались над этим. Гермиона знала о тайном романе Лаванды с Северусом Снейпом — престранная парочка, по мнению Гермионы, но она не смела даже заикаться об этом, — а Лаванда знала, что Гермиона по уши влюблена в Драко Малфоя.

Именно поэтому, когда сексуальная ориентация Драко обернулась не в пользу Гермионы, Лаванда стала первой, к кому Гермиона обратилась за советом.

— Лаванда! — воскликнула Гермиона, вбегая в класс. — Я… мне нужна твоя помощь.

— Долго же ты собиралась, — ответила Лаванда, раскладывая на столе чаинки — урок должен был вот-вот начаться.

— Ты даже не знаешь, о чём я хочу попросить, — сказала Гермиона, присев на краешек дивана.

— Не думай, что я не читаю газет, Гермиона, — съязвила Лаванда. — А даже если бы и не читала, по Хогвартсу слухи расползаются с ужасающей быстротой. — Она взглянула на Гермиону: — Ты хочешь, чтобы Драко забрался к тебе в трусики, но он предпочитает мужские. Я права?

Гермиона покраснела, склонив голову в лёгком приступе стыда.

— Не обязательно было так… грубо.

— Безусловно, — ответила Лаванда тоном, до жути напоминающим Северуса Снейпа. Гермиона резко подняла голову, испугавшись, что Лаванда вдруг превратилась в Снейпа, и с облегчением обнаружила, что та по-прежнему сортирует чаинки.

— Ну и? — напомнила Гермиона, на её лице отразилась тревога. — Ты можешь… ты поможешь мне?

Как только Лаванда открыла рот, в класс на урок прорицаний начали входить пятикурсники, с любопытством поглядывая на Гермиону с Лавандой. Разочарованно вздохнув, Гермиона встала и развернулась к выходу. Однако прежде чем она добралась до двери, Лаванда схватила её за руку и положила на ладонь уменьшенную книгу.

— Прочти её, — прошептала Лаванда и направилась обратно.

***

Вечером, приняв душ, Гермиона сделала себе чашку горячего шоколада и решила заглянуть в книгу. Она достала её из портфеля и прикосновением палочки вернула оригинальный размер. Книга была обычной, в твёрдом переплёте тёмно-красного цвета, с золотыми буквами, вокруг которых переплетались розы. На обложке было написано: «Как покорить волшебника. Автор: Амалея Дьюхёрст».

Гермиона открыла книгу и сразу же приступила к первой главе.

«Вступление

Здравствуйте, молодые — или молодые душой — ведьмы! Тот факт, что вы выбрали эту книгу, говорит о том, что вас интересует, казалось бы, недоступный волшебник, и вы хотите, чтобы он в вас влюбился! Вам повезло — у вас есть я! Нет недоступных волшебников! После моих инструкций вам покорится даже сам Мерлин! Эта книга на сто пятьдесят процентов гарантирует успех, и если вы строго будете следовать каждому указанию, сердце вашего волшебника, как Шалтай-Болтай, разобьётся вдребезги от любви к вам! Итак, приступим!

Шаг первый: зацепить волшебника

Спрашиваете: как зацепить волшебника? Легко и просто! Зацепить волшебника, то есть заставить его обратить на вас внимание, — не такой уж и трудный подвиг. Перестаньте оправдываться и твердить, что вы его недостойны! Если вы положили глаз на волшебника и хотите взаимности, я покажу вам, как её добиться! Эта книга создана для ведьм, которые знают, чего хотят, но пока не поняли, как получить это!

1. Смотрите в глаза! Первый взгляд тоже считается. Нет ничего лучше завораживающего зрительного контакта. Взглядом люди нередко выражают чувства, так выразите же свои! Как только вы посмотрите ему в глаза, он все поймет! Не бойтесь раскрыть глаза шире, если этого не произойдёт с первого раза!

2. Улыбайтесь! Мужчины любят поедать глазами, так дайте же ему пищу! Даже если он еще не знает о вашем существовании, сверкните жемчужной белизной зубов, улыбнитесь! Живая, дружелюбная улыбка привлечет внимание в мгновение ока! Улыбайтесь во весь рот, если нужно — чем шире улыбка, тем лучше!

3. Говорите! Ни одной ведьме не понравится молчаливый волшебник, так почему же в его случае должно быть наоборот? Есть повод поболтать? Используйте! Не стесняйтесь! Если вы столкнулись с ним на улице, перехватите со словами: «Привет, как дела?», а если на улице дождь, добавьте: «Ужасная погода, не правда ли?» Измените приведенные примеры, чтобы внести разнообразие. Не беда, если он кажется незаинтересованным в беседе. Возможно, он тоже стесняется, так что говорите за двоих! Растопите лёд!

4. Разузнайте о нём больше! Нет большего разочарования, чем влюбиться в волшебника и вдруг узнать, что он Пожиратель смерти. Так что узнайте о нём больше! Если вы правильно выполнили пункт три, то к данному моменту можете спокойно с ним разговаривать. Хорошенько расспросите его! Не тратьте своё драгоценное время на недостойных! Допросите его, а если представится возможность, перед допросом дайте ему Сыворотку правды! Без колебаний! Это не противозаконно!

5. Подружитесь! Всем известно, что друзья обычно становятся любовниками. Так почему бы и не попробовать? Дружба между двумя людьми — замечательно, а дружба между мужчиной и женщиной — ещё лучше! Так что подружитесь с ним. И даже не сомневайтесь! Теперь он точно станет вашим другом! Делайте то, чем обычно занимаются друзья: переписывайтесь, гуляйте, ходите по магазинам, катайтесь на велосипедах, танцуйте сальсу, прыгайте с тарзанкой. А для пущего эффекта, чтобы превратить вашу дружбу в нечто большее, искупайтесь нагишом. Ни один мужчина не сможет устоять перед своей подругой после того, как увидел её голой!»

Гермиона раздраженно захлопнула книгу. Она не могла поверить, что продержалась так долго, не бросив книгу в камин, где та бы сгорела дотла. Но поскольку Гермиона ценила книги, она медленно положила её на журнальный столик и, проглотив остатки горячего шоколада, поставила рядом кружку.

«Какая несусветная чушь!» — подумала она. Зачем Лаванда это предложила? Неужели хоть одна уважающая себя ведьма может следовать этим дурацким советам? Не говоря уже о том, что книга была написана в стиле двенадцатилетнего ребёнка — столько восклицательных знаков! Гермиона сбилась со счёта после десяти в двух абзацах.

Вздохнув, она встала с дивана и взяла портфель. Гермиона достала кучу миниатюрных свитков — эссе по истории магии, которые она задала второкурсникам на дом, — и положила их на стол. Их нужно было проверить, а сами себя они оценить не могли. Так, с пером в одной руке и с бутылкой чернил в другой, Гермиона приступила к исполнению своего преподавательского долга.

Следующим утром Гермиона проснулась в мрачном настроении. Ей снилась книга, и она всерьёз подумывала попробовать хотя бы что-нибудь из описанных способов. Она злилась на себя и своё отчаяние. Она поняла, что советы идиотские, как только прочла их, так почему же хочет попробовать? Почему бы просто не оставить надежду на внимание Драко Малфоя и двигаться дальше?

В скверном настроении Гермиона спустилась к завтраку и, хотела уже приступить к выполнению плана, осматривая стол преподавателей, но не получилось. Драко она заметила почти сразу: он был погружён в беседу с Северусом Снейпом.

— Доброе утро, — стараясь казаться весёлой, произнесла Гермиона, когда подошла к столу. Другие преподаватели поздоровались с ней, но Снейп и Малфой даже не взглянули в её сторону.

Скрипнув зубами от такой явной грубости, она и сама удивилась, когда, натянуто улыбнувшись, повторила:

— Доброе утро, Северус, Дра… Малфой.

Они повернулись к ней, одарив подчёркнуто недовольными взглядами.

— Грейнджер, — равнодушно ответил Снейп, слегка кивнув, и вернулся к беседе с Драко, который даже не потрудился ответить.

Всё ещё недовольная, Гермиона продолжила:

— Доброе утро, Малфой.

— О, Мерлина ради, Грейнджер, мы в курсе, что утро доброе, — раздражённо ответил Драко. — В чём дело?

— Я просто пытаюсь учить правилам хорошего тона, когда это необходимо, — она всё ещё натянуто улыбалась.

— Вообще-то, в правилах хорошего тона сказано, что невежливо вмешиваться в приватную беседу, — возразил Драко.

Она и бровью не повела:

— В правилах хорошего тона сказано, что невежливо секретничать, когда вы находитесь в компании других людей.

— А ещё в правилах хорошего тона сказано, что не следует совать свой нос в чужие дела, которые тебя не касаются, — ответил он.

— В правилах хорошего тона, — вмешалась профессор Макгонагалл, когда Гермиона открыла рот для ответной реплики, — сказано, что вы должны прекратить пререкаться и позволить всем нам спокойно позавтракать!

Гермиона покраснела, а Драко ухмыльнулся и снова развернулся к Северусу Снейпу. Гермиона чувствовала себя униженной из-за того, что Макгонагалл упрекнула её, будто ребёнка. Не то чтобы это было не к месту — Гермиона действительно вела себя, как ребёнок. Ну и что, что он её игнорировал? Почему её это так задело? Зачем она заставила его обратить на себя внимание? Ясно как день, что Драко Малфой плевать хотел на её существование, так зачем она пыталась доказать обратное?

Гермиона встала из-за стола первой, едва прикоснувшись к еде. Закончив с подготовкой к урокам, она вспомнила о вчерашней отвратительной книге и отправила Лаванде записку, полную недовольства. Лаванда тут же написала ответ, в котором ободрила Гермиону и посоветовала попробовать, закончив словами: «Это работает! Взгляни на нас с Северусом!»

Удивлённая этим открытием, Гермиона решила перечитать книгу. Если такой мужчина, как Северус Снейп, влюбился в такую женщину, как Лаванда Браун, то для Гермионы книга поистине открывала широкие возможности. Имело ли значение, интересны ли мужчине женщины в принципе?

***

Три дня Гермиона выслушивала угрозы Лаванды рассказать о её чувствах в письме, оставленном на видном месте на столе Драко, и, наконец собравшись с духом, решила испытать на Малфое первые три из пяти способов. Солнечным утром вторника она спустилась к завтраку. Слава Мерлину, что за преподавательским столом сидели всего три человека, два из которых были глубоко увлечены беседой о политике Министерства. Драко сидел отдельно, и Гермиона решительно села напротив.

— Доброе утро, — тихо сказала она, и на этот раз он поднял голову и посмотрел на неё.

«Смотри в глаза. Смотри в глаза».

Она смотрела ему прямо в глаза, а он уставился на неё в ответ.

«Какие красивые серебряные глаза… наши дети точно будут…»

— Грейнджер, что, чёрт возьми, с тобой не так?

— Ничего, — ответила она и покраснела, отвернувшись.

«Улыбайся, чёрт тебя дери!»

Она подняла голову, чтобы улыбнуться, но Драко уже вернулся к еде.

«Так, что там у нас дальше… говорить, так? Хорошо, говорить… говорить… о чём? Погода! Правильно, о погоде».

— Сегодня ужасная погода, не правда ли? — снова попыталась она.

— Сегодня солнечно, так что нет, не правда.

Гермиона посмотрела наверх и увидела на волшебном потолке Большого зала ясное ярко-голубое небо. Ни облачка. Она опустила взгляд и обнаружила, что Драко читает газету. Решив попробовать все способы, Гермиона сделала ещё одну попытку завязать разговор:

— Что читаешь?

Он громко вздохнул:

— Газету.

— Я имела в виду, о чём ты читаешь, — настойчиво повторила она.

Он недовольно посмотрел на неё поверх открытой газеты.

«Улыбайся!»

Гермиона улыбнулась.

— Грейнджер, мне очень не нравятся навязчивые люди, да и ты, честно говоря, тоже, — равнодушно сказал Драко.

Стараясь не показывать, что её это очень задело, Гермиона ответила:

— Малфой, я просто пытаюсь завязать беседу. Это очень по-взрослому, знаешь ли.

— Тогда, пожалуйста, беседуй в другом месте, с кем-нибудь, кого интересует, что ты говоришь, ― ответил он, а затем передвинул газету так, чтобы полностью отгородиться от Гермионы.

От разочарования на глаза Гермионы навернулись слёзы, но она быстро сморгнула их. Она подумала, что уж лучше ещё раз полностью отучится в Хогвартсе, чем попытается завоевать мужчину, которому она не нравится ни как девушка, ни как личность в принципе. Гермиона была по горло сыта своими неудачами, но обратиться ей было уже не к кому. «Покорить волшебника» предназначена для женщин, уверенных в том, что их романтический интерес сможет стать взаимным. Она не рассчитана на безумно влюблённых во врага детства.

Гермиона даже не попыталась съесть свой завтрак. После отказа Драко весь аппетит исчез. Она встала, взяла портфель и ушла на занятия.

Выходя из Большого зала, Гермиона не заметила, что Драко странно посмотрел на неё поверх газеты.

Глава третья

― …И поэтому нам нужно обсудить множество вопросов… ― монотонно говорила профессор Макгонагалл.

Прошло уже десять минут с начала третьего за год совещания преподавателей, которое проводилось каждые два месяца. Гермиона, как обычно, хорошо к нему подготовилась, взяв с собой чернила, перо и свиток пергамента. Она вызвалась быть секретарём сразу же, как только поняла, что хоть её бывшие учителя и называли её умнейшей ведьмой поколения, но высказанных ею предложений не ценили, считая, что она слишком молода. И поэтому, чтобы чувствовать себя важной и полезной, она скрупулёзно записывала всё, о чём говорилось на совещаниях.

― …В течение этого семестра будут внесены некоторые изменения. Также, по предложению Северуса, в школьную программу будет введён новый предмет, который, как я считаю, будет полезен для…

Опоздавший на десять минут Драко Малфой лениво вошёл в учительскую, совершенно не заботясь о том, что совещание было в самом разгаре. Не обращая внимания на хмурый взгляд профессора Макгонагалл, он занял пустое кресло позади такого же мрачного профессора Флитвика. Опустившись в кресло, он провёл рукой по волосам, отводя их со лба, и у Гермионы перехватило дыхание: «Мерлин, он выглядит так расслабленно, так сексуально, когда так делает».

«Сосредоточься, Гермиона, сосредоточься!»

Гермиона мысленно отвесила себе пощёчину и продолжила писать, услышав строгий голос Макгонагалл:

― Хорошо, что вы посчитали нужным присоединиться к нам, мистер Малфой.

― Прошу прощения, Минерва, ― улыбнулся он. ― Меня перехватил ученик, попросив помочь с некоторыми заклинаниями. Как преподавателю, мне было бы невежливо ему отказывать.

Профессор Макгонагалл тут же смягчилась, как было всегда, когда Драко включал своё обаяние. Гермиона и Лаванда обратили на это внимание ещё с начала своей преподавательской карьеры, посчитав невероятно подозрительным. А Лаванда дошла даже до того, что дразнила Гермиону соперницей за внимание Драко в лице Макгонагалл. Гермиона утверждала, что это смешно и граничит с безумием, но иногда, вот как сегодня, ей казалось, что Лаванда права. В конце концов, уж слишком наивно со стороны её бывшей преподавательницы, по совместительству являющейся директором Хогвартса, было бы поверить в такую неприкрытую ложь.

― Конечно, я понимаю, ― кивнула профессор Макгонагалл. ― Тогда всё в порядке. Итак, раз уж вы здесь, перейдём к вопросам, касающимся вас и мисс Грейнджер.

Гермиона резко подняла взгляд от свитка и на секунду испугалась. Значит ли это, что профессор Макгонагалл знает о её чувствах к Драко и собралась рыться в грязном белье? Сделает ли она Гермионе выговор за такое недостойное преподавателя поведение? Значит ли это, что Гермиона опозорится на всю жизнь перед всем преподавательским составом Хогвартса, включая своего возлюбленного?

Но тут здравый смысл вернулся. Никто ― ну, кроме Лаванды, ― не знает о её чувствах к Драко Малфою. Даже профессор Макгонагалл, которая изо всех сил пытается подражать Дамблдору и его всеведению. Если уж на то пошло, дело, скорее всего, в их вражде. Несмотря на то, что Гермиона в последнее время старалась быть дружелюбнее, ни для кого не было секретом, что профессора Грейнджер и Малфой грызутся друг с другом как кошка с собакой.

Нет, дело точно не в её влюблённости. И слава Мерлину! Даже если речь шла об их постоянных ссорах, Гермиона переживёт лёгкий выговор.

― Меня и Грейнджер, Минерва? ― переспросил Драко, бросив быстрый взгляд на Гермиону.

Профессор Макгонагалл коротко кивнула и продолжила:

― Несколько дней назад мы с Северусом обсуждали удручающую некомпетентность нынешних учеников в вопросах защитных и атакующих заклинаний. ― Она подняла руку, когда Драко нахмурился и открыл рот, чтобы возразить: ― Нет, я не виню в этом вас, мистер Малфой. Я знаю, как вы преданы учительскому делу. Проблема, кажется, в самих учениках. Они не ценят уроки по защите от тёмных искусств. С тех пор как Тот-Кого-Нельзя-Называть пал, а в волшебном мире наступило спокойствие, люди перестали считать нужным умение защищаться.

При упоминании Волан-де-Морта Драко напрягся, а обстановка в комнате накалилась. Все знали, помнили и уже простили ему попытки убить Дамблдора. Несмотря на провал, эти попытки навечно настроили против Драко всех, кто поддерживал Дамблдора. Однако его переход на светлую сторону и помощь в поимке сбежавших Пожирателей смерти оправдали его в глазах волшебного сообщества. Но никто не забыл. Драко, очевидно, тоже.

Желая разрядить обстановку, Гермиона заговорила:

― Так вы с профессором Снейпом придумали, как это исправить?

― Действительно, придумали, ― ответила профессор Макгонагалл. ― Вот почему я сказала, что это касается вас и мистера Малфоя, мисс Грейнджер. Мы с профессором Снейпом решили возродить практические занятия по защите от тёмных искусств в виде учебных поединков, которые будете вести вы и мистер Малфой.

Случилось невозможное: перо Гермионы, обычно выдерживавшее не один час утомительной писанины, треснуло.

― Я и Малфой, профессор? ― переспросила Гермиона дрожащим голосом.

Профессор Стебль фыркнула:

― Минерва, дорогая, эти двое проклянут друг друга насмерть, не успеешь и глазом моргнуть. Думаешь, это мудрое решение?

Другие преподаватели, за исключением Снейпа и Лаванды, смотревших друг на друга не отрываясь, пробормотали что-то в знак согласия с профессором Стебль. Гермиона покраснела от стыда, в то время как Драко совершенно невозмутимо откинулся на спинку кресла.

― Да, Помона, ― ответила профессор Макгонагалл. ― Они пережили самую ужасную магическую войну. Они оба молоды и очень умны. Наши старые кости не выдержат даже хорошенького отталкивающего заклинания.

Преподаватели тихо засмеялись редкой для Макгонагалл шутке, а Гермиона продолжала краснеть.

― Итак, поручаю составить планы уроков… ― начала профессор Макгонагалл, но была прервана слегка ошарашенной Гермионой.

― Но, профессор, ведь вы или… или профессор Снейп справитесь с этим гораздо лучше?

― Ничего подобного, мисс Грейнджер, ― мягко ответила Макгонагалл. ― Я в вас верю. И, кроме того, это уже решено и обсуждению не подлежит. Я просмотрела расписания всех преподавателей и обнаружила, что свободное время совпадает только у вас.

Гермиону не просто так прозвали всезнайкой. Она старательно изучала всё подряд, даже то, что её не касалось. Проще говоря, была любопытной настолько, что прочла ― и запомнила, невероятный подвиг ― расписания всех преподавателей. Сопоставив свободное время профессоров Лаванды Браун, Помоны Стебль, Роланды Трюк и даже профессора Снейпа, Гермиона сделала вывод, что профессор Макгонагалл несомненно лжёт.

«Но зачем это ей?» ― подумала Гермиона. Зачем её любимая преподавательница пускает пыль в глаза? Услышать ложь от профессора Макгонагалл ― всё равно, что увидеть Снейпа в женской одежде. В конце концов, это просто смешно, да и в принципе невозможно.

«Почему? ― прокричал голос в её голове и потребовал: ― Узнай это прямо сейчас!»

Гермиона повернулась и заметила, как профессор Макгонагалл обменялась многозначительными взглядами с… Лавандой Браун.

О нет. Нет-нет-нет. Чёрт, нет!

Скрипя, словно несмазанная телега, шестерёнки в мозгу Гермионы медленно завертелись. Лаванда Браун знает о чувствах Гермионы к Драко Малфою. Профессор Макгонагалл ― нет. Профессор Макгонагалл внезапно заставляет их с Драко проводить совместные уроки ― дуэли, ни больше ни меньше! ― и вот, Гермиона замечает эти коварные взгляды. Так может ли быть, возможно ли, действительно ли… действительно ли Лаванда… нет… Мерлин-пожалуйста-убей-её… нет. Нет!

Она с подозрением посмотрела на Лаванду и с ужасом заметила, как та, которую она считала лучшей подругой, отвела взгляд. Гермиона чуть в обморок не упала от унижения, а её щёки покраснели ещё сильнее. У неё было смутное подозрение, что мадам Помфри обратит внимание на её пылающее лицо и поинтересуется во всеуслышание, не подхватила ли она чего-нибудь. Словно сквозь туман, она смотрела, как соглашается проводить вместе с Драко Малфоем учебные поединки, а сам Драко остаётся при этом совершенно безразличным к происходящему.

Но где-то внутри громкий, чёткий голос настойчиво повторял, словно песню: «Я убью тебя, Лаванда. Я убью тебя. Убью. Тебя. Полностью».

***

В конце концов, Гермиона оказалась не в силах придушить Лаванду Браун и просто накричала на неё, угрожая наложить ужасное необратимое проклятие. Лаванда, зная о талантах Гермионы, отнеслась к этим угрозам всерьёз и всячески пыталась её успокоить.

Так, Гермионе было сказано, что на Лаванду большое влияние оказала профессор Макгонагалл. Той надоело смотреть, как Гермиона и Драко постоянно пререкаются, и она попросила Лаванду помочь в решении этой проблемы. Лаванда же, загоревшись идеей сводничества, призналась Макгонагалл, что Гермиона безумно влюблена в Драко Малфоя.

― Ты бы её видела, ― усмехнулась Лаванда. ― У неё аж глаза заблестели! Никогда не думала, что Макгонагалл может быть настолько коварной.

Вот, ещё одна ложь. Макгонагалл обсуждала эти учебные поединки не с профессором Снейпом, а с Лавандой. Эта парочка одинаково мыслящих уселись за стол, взяв чернила и пергамент, и принялись изобретать различные способы, как свести Драко Малфоя и Гермиону Грейнджер.

― Но я думала, что в правилах Хогвартса между преподавателями запрещены любые отношения крепче дружбы, ― недоумённо ответила Гермиона. Она немного успокоилась, несмотря на то, что была всё ещё зла на вероломную Лаванду.

― Да, действительно, ― кивнула Лаванда, ― но Макгонагалл, похоже, может закрыть глаза на правила, когда дело касается любви.

― Она знает о вас со Снейпом?

― Нет, ― хихикнула Лаванда, ― конечно нет.

Гермиона помрачнела ещё сильнее, но промолчала.

Лаванда понимала, что Гермиона всё ещё злится. К счастью, у неё в запасе оставался ещё один способ. Она взяла Гермиону за руку и сказала ласково:

― Но ведь не всё так плохо, Гермиона. Посмотри на это с другой стороны. По крайней мере, ты теперь будешь рядом с ним намного чаще. Кто знает, что может произойти со временем?

Гермиона успокоилась, запутавшись в открывшихся возможностях и перспективах. Лаванда права. Это великолепная возможность побыть с Драко практически наедине. Но, Мерлин тому свидетель, это также могло стать и сущим проклятием. Драко был вредным по натуре, а особенно по отношению к ней. Неизвестно, что могло случиться во время этих учебных поединков, особенно если Гермиона отвлечётся, пожирая Драко влюблённым взглядом, что в последнее время случалось всё чаще и чаще. Он воспользуется её невнимательностью и проклянёт её чем-нибудь неприятным. Она была в этом уверена.

Но дополнительное время с Драко Малфоем ― это всё равно здорово. Даже если он до смерти её ненавидит и скорее бы спрыгнул со скалы, чем провёл хоть секунду в её обществе. Он, вроде бы, не возражал, когда профессор Макгонагалл сделала объявление. Но по молчанию и безразличию нельзя было судить, против он этой идеи или нет. В душе он мог просто рвать и метать, как и Гермиона, когда узнала о предательстве Лаванды.

― Но Лаванда, он ведь всё ещё… всё ещё гей, ― едва ли не застонала Гермиона.

― Гей-недобей! ― отмахнулась Лаванда. ― Ты читала книгу, которую я тебе дала?

Гермиона снова нахмурилась.

― Эта книга ― мусор, Лаванда. Вот скажи, как такие нелепые советы вообще могут сработать?

― Прочти её, ― потребовала Лаванда. ― Тебе понадобится любая помощь, потому как ― насколько я помню ― послезавтра вы с Драко по расписанию свободны. У тебя будет куча времени, чтобы потренироваться.

― Но Лав…

― Прочти!

***

И вот, погожим вечером четверга в середине мая Гермиона обнаружила себя в заброшенном классе среди толпы шестикурсников. Драко ещё не подошёл, поэтому ей пришлось самостоятельно отвечать на вопросы не совсем по своей части. Она понятия не имела, почему Драко решил начать с шестикурсников. Всё было в порядке, пока она повторяла то, что говорилось в её старых учебниках, но когда дело коснулось особенно сложных заклинаний, Гермионе пришлось извиниться, попросив подождать, пока не соберутся все.

Наконец, Драко объявился. Его щёки были слегка розовыми, а волосы были растрёпаны настолько, что могли бы соперничать с вечным «взрывом на макаронной фабрике», который был на голове у Гарри Поттера. Вслед за Драко зашёл высокий стройный шатен с шестого курса Гриффиндора. Он был ей знаком, ибо посещал её уроки истории магии и хорошо учился, но имени Гермиона почему-то вспомнить не смогла. Его лицо тоже было розоватым, а губы опухли и выглядели так, будто бы его только что…

Шестерёнки в мозгу Гермионы остановились. Она резко перевела взгляд на Драко, который что-то шептал упомянутому шестикурснику. Тот, кивнув своей кудрявой головой, с самодовольным видом присоединился к гриффиндорцам. Нет, не может быть. Её сердце не вынесет столько сюрпризов и неприятностей за неделю, поэтому просто не может быть. Не могла судьба настолько на неё ополчиться.

Драко одарил её холодным взглядом, его серебряные глаза были словно осколки льда. Его лицо всё ещё сохраняло розовый оттенок, а губы, при ближайшем рассмотрении, выглядели так, будто бы его только что…

Поцеловали!

― Грейнджер, ― резко сказал он, и Гермиона вздрогнула от неожиданности. ― Прекрати мечтать, и давай приступим. У меня нет времени на твою невнимательность ― есть дела и поважнее.

Шестой курс Слизерина захихикал, в то время как ученики остальных факультетов оживились, с интересом наблюдая за происходящим. Все были наслышаны о печально известной войне между Грейнджер и Малфоем. Эти двое постоянно перебрасывались оскорблениями, иногда даже забывая о том, что они преподаватели и должны вести себя подобающе.

«Дела поважнее? Или ученики поважнее?» ― возмутился разум Гермионы. Она искренне хотела чувствовать лишь праведное негодование, оттого что Драко Малфой предположительно состоял в своего рода сексуальных отношениях с учеником, что строго-настрого было запрещено в Хогвартсе. Но её сердце чувствовало правду. Оно знало, что Гермиона ревнует. Определённо.

Гермиона кивнула, чувствуя себя полностью выпотрошенной:

― Начнём?

Когда Драко кивнул, Гермиона не стала терять времени. Она тут же выхватила палочку и со всей злостью, со всей ревностью прокричала:

― Флипендо!

У Драко даже не было времени, чтобы выставить щит. Заклинание попало ему прямо в живот, со всей силы отбросив его прямо на доску. Девушки завизжали от волнения и ужаса, а парни разразились смехом. Когда Драко поднялся на ноги и смахнул прилипшую на одежду пыль, его глаза буквально светились гневом.

Естественно, после каждого произнесённого заклинания либо Драко, либо Гермиона должны были повернуться к ученикам и объяснить его назначение, возможные контратаки и показать правильные движения палочкой, необходимые для его вызова. Однако, всё пошло совсем не так. Гермиона ужасно ревновала Драко, а Драко был в ярости, что она победила ― и унизила ― его с первой же попытки. Это означало войну.

К радости шестикурсников, со всех сторон сыпались всевозможные проклятия. Но Драко не просто так преподавал защиту от тёмных искусств. Отталкивающее заклинание Гермионы оказалось единственным, достигшим цели. После него Драко изо всех сил пытался проклясть её чем-нибудь вдвойне неприятным.

Сквозь визги и крики учеников пробился голос, который оказался даже громче треска ломающихся парт и стульев:

― Прекратите, пока я не позвал директора!

Внутри Гермионы что-то щёлкнуло. Она в ужасе опустила палочку. Пасть так низко, позволить ярости, отчаянию и ревности завладеть собой ― за всё время, проведённое в Хогвартсе, она первый раз слышала, как кто-то угрожал ей позвать директора. Нет, они с мальчишками, конечно, не раз проказничали, но на то всегда были причины. По сути, это она всегда угрожала рассказать всё старшим.

Она повернулась, чтобы узнать, кто это выкрикнул, и обнаружила того же самого кудрявого шестикурсника, который сейчас сверлил их взглядом.

― Честно говоря, это такое ребячество, ― продолжил он поучающим тоном, который звучал до боли знакомо.

Гермиона обратила внимание, что Драко смягчился, расслабившись, и дружелюбно улыбнулся юноше:

― Ты прав, Герман.

Герман?

Гермиона подобралась, чтобы тоже внушить уважение.

― Да, мы с профессором Малфоем приносим извинения за своё ребячество. На следующем занятии мы постараемся вести себя прилично. Так что не нужно звать директора, Герман…

― Герман Рейнджер, профессор Грейнджер. Меня зовут Герман Рейнджер.

От ужаса у Гермионы Грейнджер в жилах застыла кровь.

Глава четвертая

После того занятия Гермиона решила поближе присмотреться к Герману Рейнджеру. Её безмерно раздражало такое сильное сходство имён, и чем больше она наблюдала, тем сильнее злилась. По прошествии некоторого времени она узнала нечто, от чего кровь в её жилах могла и закипеть, и застыть одновременно. Гермиона отчаянно не хотела верить в это, но её разум отказывался скрывать правду. Это стало чистой воды откровением, и этого невозможно было ни избежать, ни отрицать.

Герман Рейнджер оказался её полной копией. Более популярной и уверенной в себе копией.

И это раздражало. Очень раздражало.

Во-первых, и это было очевидно, сходство имён. Во-вторых, он был гриффиндорцем. В-третьих, Герман был лучшим по всем предметам среди своих однокурсников ― по всем девятнадцати предметам, включая прорицания. В-четвёртых, ему выдали маховик времени. Он был единственным учеником после Гермионы, кто обладал такой привилегией. В-пятых, все учителя обожали его, даже Снейп, который зашёл так далеко, что похвалил Германа за успешно сваренное сложное зелье ― чего бы никогда не сделал по отношению к Гермионе. В-шестых, он был ходячей энциклопедией, но вместо того чтобы злиться, все считали, что это здорово. В-седьмых, все учителя единогласно избрали его на пост старосты факультета. И в-восьмых, и это было самое страшное, Герман был по уши влюблён в своего учителя по защите от темных искусств Драко Малфоя.

Какая боль! Ирония судьбы! Ужас! Что за несправедливость!

Гермиона понимала, что вряд ли кто-нибудь, кроме неё, знал о чувствах Германа. Она долго шпио… наблюдала за ним и обратила внимание, что в присутствии Драко тот светился, будто рождественская ель. Сидя за столом преподавателей в Большом зале, Гермиона замечала его голодные взгляды в сторону Драко. Подглядывая в кабинет защиты от тёмных искусств, она наблюдала, как Герман краснел от прикосновений Драко всякий раз, как тот помогал ему выучить правильные движения палочкой. Даже сейчас она могла видеть…

― Профессор Грейнджер?

Гермиона резко дёрнулась. Сердце пропустило удар, и она попятилась от двери, пойманная на горячем.

― Что такое? Почему ты не на уроке? ― требовательно спросила Гермиона, повернувшись к светловолосой четверокурснице, которая вопросительно смотрела на неё.

― Я не… ― начала было та, но Гермиона резко перебила её:

― Прогуливаем занятия, да, мисс?

Лицо девочки исказилось от ужаса.

― Нет! Я…

― О нет, никаких прогулов. Двадцать баллов с… ― Гермиона бросила взгляд на аккуратно завязанный галстук, ― Пуффендуя. А теперь ступай, пока я не сняла ещё десять. ― Со слезами на глазах четверокурсница с Пуффендуя поспешила дальше по коридору.

Гермиона тяжело вздохнула. Ей ужасно не нравилось своё поведение ― в неё будто Северус Снейп вселился. Зачем она накричала на девочку? Та даже не догадывалась о намерениях Гермионы, но такое поведение точно может вызвать подозрение. Как в воду опущенная, она уже было собралась вернуться к себе в комнату, как дверь в класс защиты от тёмных искусств распахнулась, и показался Драко Малфой. Увидев Гермиону, он нахмурился:

― Что ты здесь делаешь?

Гермиона застыла на месте, широко распахнув глаза, будто олень, ослеплённый автомобильными фарами. Воцарилось молчание.

― Ответь мне, Грейнджер, ― Драко нахмурился ещё сильнее. ― Что ты делаешь возле моего кабинета?

Губы Гермионы двигались, но мозг отказывался выдавать что-нибудь, что можно было бы произнести вслух. Драко Малфой уже давно даже не смотрел в её сторону, а сейчас он с ней разговаривал. Это была отличная возможность поглазеть на него… и она ей воспользовалась. В глубине души она понимала, что ей должно быть стыдно. Что-то внутри неё ругалось, что она ведёт себя, как смешная тринадцатилетняя влюблённая девочка, а не рассудительная, уверенная в себе двадцатитрёхлетняя женщина, какой она была на самом деле.

― Отлично, ― закатил глаза Драко. ― Не отвечай. Я слышал, как ты болтала без умолку, как обычно, отвлекая моих учеников.

От возмущения голос Гермионы вернулся.

― Я не болтала. Я заметила ученицу, прогуливающую занятия, и остановилась, чтобы сделать ей замечание.

― Без разницы, ― развернувшись, Драко захлопнул дверь у неё перед носом.

Всю дорогу до своей комнаты Гермиона кипела от злости: грубость и бестактность Драко взбесили её до потери речи. На себя она злилась настолько же сильно, как и на Драко. Она понятия не имела, как смогла возжелать такого ужасного человека. Почему её сердце изменило здравому смыслу? Почему она не могла увлечься кем-нибудь вроде… вроде Северуса Снейпа? В конце концов, у Гермионы с ним гораздо больше общего, чем с Драко. И неважно, что она ему не нравилась. По крайней мере, он интересовался женщинами.

Когда Гермиона упала на кровать вниз лицом, её гнев начал стихать. Матрас под ней слегка промялся, и, резко выдохнув, Гермиона успокоилась. Перевернувшись на спину, она слепо уставилась в потолок. Не обращая внимания на паутину на нём, Гермиона предалась унынию. Что же делать?

Герман Рейнджер был серьёзным соперником в борьбе за внимание Драко. У него было огромное преимущество: он был мужчиной, а Драко нравились мужчины. И это ещё не всё: она застала их целующимися. Ну… Гермиона их, конечно, не видела, но можно было догадаться, чем они занимались. Даже думать о том, что Драко крутит шашни с шестикурсником, было неприятно. Разве этому мальчику не около шестнадцати? Он даже не был совершеннолетним. Как Драко мог так поступить?

Гермиона подумывала доложить об этом, куда следует. Герман Рейнджер будет буквально очернён в глазах учеников и преподавателей. Его точно снимут с поста старосты факультета, а на седьмом курсе даже не станут рассматривать его кандидатуру на пост старосты школы. Его даже могут исключить. С глаз долой, из сердца вон, и слава Мерлину.

Но Драко… Драко тут же уволят. Профессор Макгонагалл, несмотря на то, что обожает Драко, таких непристойностей не потерпит. Ему даже не дадут уйти достойно или хотя бы самостоятельно подать в отставку. И никаких положительных рекомендаций. Его выгонят с позором, а о его ужасном поступке станет известно всем. И после стольких усилий, чтобы отмыться перед волшебным сообществом от клейма Пожирателя смерти, Драко втопчут в грязь настолько глубоко, что ему не останется ничего другого, кроме как покончить с собой.

И если он узнает, из-за кого всё началось, Гермионе придётся покончить с собой тоже.

И потом, если Драко уволят, то весь эффект от её доносов сведётся к нулю. Гермиона хотела донести об этом лишь затем, чтобы очернить Германа и, возможно, избавиться от него.

Она хлопнула себя по щекам. Нет, не стоит этого делать. Она не станет опускаться так низко и очернять чьё-то имя лишь затем, чтобы устранить конкурента в борьбе за любовь Драко. Сама эта идея была просто ужасной, а цель ― ещё ужаснее. С каких пор Гермиона стала такой коварной? Что с ней происходит из-за этой нелепой одержимости Драко? Он будто бы наложил на неё какое-то заклятие или заставил выпить какое-нибудь… приворотное зелье!

«Приворотное зелье?»

Гермиона медленно села, по её венам пробежал холодок от ужаса. Неужели Драко Малфой подлил ей приворотное зелье?

«Конечно нет!»

Нет, конечно нет. Амортенция лишает человека способности самостоятельно мыслить и действовать, а Гермиона полностью себя контролировала, как умственно, так и физически. Кроме того, она Драко даже не нравилась, это и дураку понятно. Когда женщина мужчине не нравится, он не станет тайно подливать ей в еду приворотное зелье, чтобы она начала за ним бегать. Он будет оскорблять её при любой возможности, будет полностью её игнорировать. А если вдруг решит взглянуть в её сторону, то обязательно убедится, что она увидит в его взгляде лишь ненависть к ней, что пылает в его сердце. Именно это Драко Малфой и делал. Так что нет, он не подливал ей Амортенцию или нечто подобное. Это странное влечение возникло само по себе.

«Ах, если бы Драко мог испытать подобное», ― в отчаянии подумала Гермиона. Если бы он мог ответить на её чувства.

«Но он может. Может, если ты воспользуешься приворотным зельем…»

Нет! Это уже слишком. Гермиона точно не станет подливать Драко Малфою приворотное зелье. Это пахло отчаянием похлеще, чем безрассудные поиски бессмертия Волан-де-Морта. Она не станет так поступать!

«Но это не приведёт к войне, не оборвёт жизни. По сути, это даже улучшит чью-то жизнь, например, твою… и его…»

А что делать, когда действие зелья закончится?

«Он настолько привыкнет любить тебя, что продолжит делать это, даже когда воздействие зелья сойдёт на нет…»

Гермиона не стала копать глубже, как следовало бы. Благодаря практичности и разумности, Гермионе была чужда импульсивность. Она была склонна к логичным и последовательным поступкам, всегда взвешивала все плюсы и минусы. Делать что-то, не подумав, было не в её характере, поэтому такая настойчивая тяга была для неё в новинку. Даже хорошо, что в её последующих действиях можно было обвинить её увлечение Драко Малфоем. В конце концов, любовь заставляет многих мужчин ― и женщин ― совершать очень, очень сумасшедшие поступки.

***

― Лаванда! ― воскликнула Гермиона, когда, тяжело дыша, вбежала в кабинет прорицаний. Бесконечные ступеньки заставили её задыхаться, и это было ещё одной причиной, по которой она ненавидела прорицания. ― Я… мне нужна твоя помощь.

Что за странное чувство дежавю? Почему ей кажется, что это уже было раньше?

Лаванда оторвалась от стопки пергаментов, которую просматривала. Положив перо в чернильницу, она вытерла салфеткой запачканные пальцы. Встав из-за стола, она подошла к Гермионе и обеспокоенно спросила:

― Гермиона, что случилось?

Лицо Гермионы тут же начало гореть. Слишком поздно она поняла, что если попросит помощи Лаванды в таком вопросе, то это лишь продемонстрирует её сумасшествие. Подумать только: умница Гермиона Грейнджер ищет способ сварить приворотное зелье ― что открыто презирала в школьные годы. Кроме всего прочего, она почувствовала себя ещё и лицемеркой.

Она открыла рот и тут же закрыла его со щелчком. Она не хотела, чтобы Лаванда узнала об этом: было слишком стыдно, но её помощь была нужна Гермионе. Ну, то есть, помощь Снейпа. Сварить Амортенцию было довольно легко, если речь шла о версии для школьницы. Но Гермионе нужно было мощное зелье длительного воздействия, которое бы раз и навсегда поразило сердце Драко, и она знала только одного человека, который был способен сварить его.

Гермиона было хотела сама попросить Снейпа, но тут же отбросила эту мысль. Скептицизм на его лице устыдил бы её так сильно, что ей пришлось бы стать затворницей на всю жизнь. А его ответ она и вовсе не желала слышать. Так что нет, Снейпа она просить ни о чём не будет. Да, Гермионе нужна была его помощь, но зачем говорить с ним самой, когда можно попросить об этом его возлюбленную, по совместительству являющуюся её лучшей подругой.

Лаванда открыла было рот, но Гермиона перебила её.

― Я… я хочу тебя спросить… попросить… ― она запнулась на мгновение, но всё же заставила себя продолжить: ― Я хочу попросить тебя поговорить со Снейпом, чтобы он сварил для меня немного Амортенции.

Лаванда подняла брови от удивления.

― Амортенция? Гермиона…

― Пожалуйста, Лаванда, просто попроси его, ― взмолилась Гермиона. ― Я уже сыта этим по горло. Может, если я получу хоть немного внимания в ответ, эта… эта болезнь пройдёт.

Лаванда нахмурилась, будто бы не веря в оправдания Гермионы, но, тем не менее, промолчала. Ей было жаль подругу, оказавшуюся в таком положении. Быть безответно влюблённой ужасно. Это одно из тех чувств, что проникают глубоко в сердце и не дают покоя разуму. Она сталкивалась с этим, когда была влюблена в Рона Уизли, который в то время встречался с Гермионой. Лаванда пережила ту же боль и понимала, что невозможно в таких обстоятельствах поступать разумно.

Однако, у Гермионы Грейнджер были чувства к Драко Малфою. Если и была на свете самая неудачная ситуация, то это она и есть. Питать романтические чувства к своему собственному школьному врагу ужасно вдвойне. И вдобавок ему нравились мужчины. Такое положение дел было просто невероятным. Лаванда изо всех сил пыталась помочь подруге, несмотря на тайные подозрения, что это вообще что-нибудь изменит.

Нет, она не будет ничего говорить о приворотном зелье. Если оно не сработает, то она изо всех сил постарается успокоить Гермиону. А если сработает ― что ж, это даже к лучшему. Да и в любом случае, глядя на Гермиону, Лаванда понимала, что вряд ли её что-то способно остановить.

― Гермиона, я не считаю это хорошей идеей, ― сказала она, ― но я сделаю всё возможное, чтобы уговорить его. Мерлин знает, как я объясню, зачем мне приворотное зелье, если я уже в отношениях.

***

Примерно через неделю Гермиона получила флакон Амортенции величиной с ладонь вместе с запиской о том, как ей пользоваться, сердито нацарапанной почерком Снейпа. Среди инструкций были оскорбления в сторону ума Гермионы и даже мелкие замечания о том, как он разочарован тем, что она так низко пала. Удивлённая, что её раскрыли, Гермиона потребовала от Лаванды объяснений. Та смущённо ответила, что, несмотря на сказочку про то, что Амортенция нужна для уроков прорицаний на тему любви, Снейп её будто насквозь видел.

Униженная и мгновенно растерявшая весь пыл Гермиона отложила в сторону бутылочку с переливающейся жидкостью и ещё целую неделю боролась со своими чувствами и шпионила за Германом Рейнджером. Когда сил выносить это больше не осталось, она собрала всё своё мужество и быстренько испекла торт, вылив в него треть флакона Амортенции, несмотря на предупреждения Снейпа об осторожности с дозой.

Путь к комнате Драко показался Гермионе бесконечно долгим. Она чувствовала себя узником, идущим на казнь, поэтому шагала медленно и неуклюже. Она тысячу раз прокляла запрет на трансгрессию в Хогвартсе, не позволявший добраться до желанной цели в мгновение ока. Но Гермиона всё же была счастлива такой отсрочке перед неизбежным.

«Что если он откажется от торта?»

Это была единственная мысль, вертевшаяся в её голове. Для Драко было бы вполне нормальным, обнаружив Гермиону возле своей комнаты, грубо хлопнуть дверью перед её лицом. Даже если дверью он не хлопнет, то обязательно поинтересуется резким тоном, почему его отвлекают от дел. Воображение рисовало Гермионе различные варианты того, что произойдёт после того, как она постучится, но ни один из них не заканчивался хорошо.

«Я должна мыслить позитивно. Оптимисты всегда добиваются хороших результатов».

Это было её девизом по жизни. Помогло в учёбе, в карьере, так почему бы и не применить его в личной жизни?

Гермиона стояла перед дверью Драко. Держа поднос с бананово-ореховым тортом в левой руке, она подняла правую, чтобы постучаться. На мгновение Гермиона застыла с тортом в одной руке и застывшим в воздухе кулаком, будто бы была одной из тех бунтарей восьмидесятых годов.

«Просто сделай это!»

Ошеломлённая этим мысленным возгласом, она сделала, как велено, и тихо постучалась в дверь Драко. Дверь открылась через несколько секунд, хотя казалось, что прошла целая вечность.

― Грейнджер, ― Драко сказал это так, будто ждал её.

Гермиона вновь потеряла дар речи. Драко Малфой обладал удивительной властью над её голосом и не оплошал и на этот раз. Он стоял прямо в дверном проёме и был одет в рабочие брюки и белую рубашку. Рукава были закатаны до локтей, а пять из семи пуговиц расстёгнуты, открывая жадному, алчному взгляду Гермионы грудь и часть живота. Волосы Драко были не совсем аккуратно собраны сзади в хвост, так что несколько прядей падали на лоб спереди. Одну руку он засунул в карман брюк, а другой держался за дверную ручку ― Гермиона никогда не видела его в таком расслабленном состоянии.

У неё возникло безумное желание немедленно прыгнуть на него. Просто наброситься и проглотить.

― Маленькая нежная мисс Грейнджер, тебе нравится то, что ты видишь? ― ухмыльнулся Драко.

Гермиона тут же отвела взгляд от его груди. Щёки предательски заалели.

― Конечно нет, Малфой.

Его ухмылка тут же исчезла, сменившись равнодушием.

― Тогда зачем ты здесь? В последнее время всякий раз, открывая дверь, я нахожу за ней тебя. Ты меня преследуешь, Грейнджер?

Гермиона покраснела ещё сильнее.

― Нет, не преследую. Я… я просто пришла, чтобы… в общем, чтобы выразить свою признательность.

― Выразить признательность? ― недоверчиво переспросил Драко.

― Да, ― кивнула она, наконец встретившись с ним взглядом, и тут же потерялась в его серых глазах. ― За… за поддержание образа профессионала во время учебных поединков.

Нужно было продумать всё тщательнее, и взгляд Драко, в котором читалось: «А не сошла ли ты с ума часом?» ― подтвердил это.

― Грейнджер, мне не нужна твоя чёртова признательность, ― равнодушно сказал Драко. ― Я изо всех сил сдерживался, чтобы не проклясть тебя, поэтому благодари самого Мерлина, что я всё же сдержался.

― Именно поэтому я и пришла, Малфой, ― ухватившись за такую возможность, сказала Гермиона. ― Мне очень не нравится эта вражда между нами. Я считаю это ребячеством и надеюсь, что мы сможем перешагнуть через это, если желаем успешно сотрудничать.

― И почему же меня должно это заботить? ― вряд ли тон Драко мог быть более холодным.

― Потому… потому что это отличный шаг вперёд, ― запнувшись, закончила Гермиона. ― Вот, я испекла тебе торт.

― Нет, спасибо, ― хмыкнул в ответ Драко.

― Почему? ― едва не плача, продолжала настаивать Гермиона.

― Он может быть отравлен.

Голос снова подвел её. Догадка Драко была слишком близка к истине.

― Это не так. Пожалуйста, возьми торт.

― Зачем?

― Это предложение мира. Подарок.

― Что за торт?

― Бананово-ореховый.

― Я не люблю орехи.

― Тогда вытащи их.

Драко уставился на неё тяжёлым взглядом, и Гермиона почувствовала себя букашкой под микроскопом. Она хотела отвернуться, опасаясь, что он применит легилименцию и узнает о её коварных планах, но отвести взгляд значило вызвать подозрения. Нахмурившись, Драко наконец выдернул поднос с тортом из её дрожащих рук.

― Грейнджер, я не знаю, что ты задумала и не верю в твои оправдания, ― сказал он. ― Но если, откусив кусочек, я превращусь в призрака, Пивз покажется тебе дуновением ветра в сравнении со мной.

И, как обычно, Драко захлопнул дверь перед её лицом.

Глава пятая

Приворотное зелье не сработало.

Гермиона поняла это следующим утром, когда, открыв дверь, чтобы пойти на урок к третьекурсникам, обнаружила за ней Аргуса Филча, облаченного в старомодный изъеденный молью линялый фрак. Сломанные пуговицы отчаянно цеплялись осколками за петли, брюки заканчивались где-то в районе щиколоток, а в руке он держал букет увядших роз. Филч попытался уложить свои непослушные волосы, но это создало обратный эффект: они спутались и распушились. Он спрыснулся одеколоном, который пах так, будто бы у него истёк срок годности — если такое вообще возможно.

Гермиона тут же отступила на пару шагов назад, зайдясь в приступе кашля от ужасной вони. Она зажала нос, но Аргус Филч, казалось, не заметил её брезгливости. Он улыбался так широко, как не улыбался никто на памяти Гермионы. Его желтые кривые зубы вызывали отвращение. Филч смотрел на неё влюблённым взглядом, с тем маниакальным блеском в глазах, который появлялся, когда он размышлял над очередным наказанием для учеников. Это выглядело так, будто Гермиона была воплощением его заветной мечты.

— В-вот ты где, моя прелесть... моя кошечка, — выдохнул он, тыча ей в лицо тощим букетом мёртвых почерневших роз. — Это тебе, любимая!

О нет.

О Мерлин, Цирцея, Боже, Да-Кто-Угодно-Великий-Существующий-Лишь-Для-Того-Чтобы-Его-Поминали-Всуе, нет.

Филч шагнул вперёд, и розы приблизились к лицу Гермионы. Их тошнотворно-сладкий запах в сочетании с просроченными духами самого Филча вызывал неприятные ощущения в животе, медленно продвигающиеся к горлу. Гермиона было сделала еще один шаг назад, но поняла, что, отступив в свою комнату, проведёт за собой и Филча, поэтому просто скользнула в сторону, закрыв дверь.

— Дорогая, любимая, — продолжал Филч. — Сладкая моя! Вот почему я принёс тебе эти цветы! Они олицетворяют тебя... но ты гораздо, гораздо слаще!

Его широкая улыбка была решительной, а глаза светились обожанием. Своими грубыми мозолистыми руками он ухватился за стебли роз, выжимая из них остатки жизненных сил. Когда Гермиона отодвинулась, он последовал за ней, не переставая размахивать букетом.

— Это выражение моей любви к тебе, моя кошечка! — заявил Филч. — Моей чистой и вечной любви, моя милая, милая Гермиона!

Что же делать? Это был кошмар, превратившийся в ужасающую реальность. Она стояла возле своей комнаты вместе с Аргусом Филчем, — кто угодно, только не он! — который объяснялся ей в «вечной любви», смердя так, будто давным-давно умер, и тыкал ей в лицо жалким букетом полумертвых роз. Действительно, это был один из самых ужасных кошмаров, которые только могли сбыться.

— И я знаю, что ты тоже любишь меня, моя пышечка, — тараторил Филч. — Иначе не угостила бы меня таким вкусным тортиком! Моя душечка умеет создавать чудеса своими прелестными руками!

Вкусный тортик? Вкусный тортик?

Драко.

В груди Гермионы поднялась целая буря эмоций, но самой сильной из них была злость. Она потратила столько времени и сил, чтобы испечь этот торт, вложила столько любви, а этот неблагодарный в ответ беспечно передарил его завхозу Хогвартса. Гермиона щедро сдобрила торт Амортенцией, коварно надеясь влюбить в себя Драко до беспамятства, а тот разрушил все её планы, даже не подозревая о них.

Может, он знал?

Вдруг он каким-то образом проверил торт и обнаружил в нём зелье? В конце концов, Драко преподавал защиту от темных искусств, и распознавать скрытую опасность было его долгом. Кроме того, к большому своему удивлению, Гермиона узнала, что Драко Малфой, пока она слепо грелась в лучах славы, будучи лучшей ученицей, всегда неотрывно следовал за ней со вторым результатом. Драко Малфой не был дураком, и назначение его на должность преподавателя защиты от темных искусств в таком возрасте лишь подтверждало это.

— Ты просто сказка, милая, мой сладкий пирожок! Как сильно я люблю тебя![1] — читал с клочка пергамента Филч.

Но смущённая Гермиона игнорировала его излияния, завернувшись в кокон из собственных мыслей. Если Драко узнал об Амортенции в торте, то неудивительно, что он предпринял ответные действия. Он был достаточно злопамятным, чтобы отдать торт Филчу, осознавая, насколько оглушительными будут последствия, вместо того, чтобы просто подловить Гермиону на её коварных, подлых планах. Это было бы так на него, на хорька, похоже.

— Розы алые! Фиалки синие! Даже если бы миссис Норрис была человеком, ты всё равно была б для меня красивее![2] — с жаром пел Филч.

Мерлин! Филч и его нескончаемые любовные баллады меркли в сравнении с тем, что Драко знал о её поступке. Как теперь смотреть ему в глаза? Больно было думать о том, как он будет с отвращением насмехаться над ней, бросаясь режущими сердце оскорблениями. Его равнодушие причиняло мучительную боль, а грубость обжигала. Однако, знай Драко о чувствах Гермионы к нему, он бы несомненно сделал всё возможное, чтобы превратить её жизнь в невыносимый ад. Он учился у Снейпа и поэтому в совершенстве владел искусством насмехаться язвительно, разрывая душу, и оскорблять, доводя до слёз.

— Как сильно я люблю тебя? Позволь ответить мне, моя конфетка![3] — воскликнул Филч. — Я люблю тебя больше, чем цепи, розги и удавки...

Гермиона мгновенно вернулась в реальность. Напоследок посмотрев на Филча с отвращением, она умчалась прочь от его загребущих ручек. Он некоторое время преследовал её, несмотря на все её ухищрения. В конце концов, вновь обретя рассудок, Гермиона наложила на себя чары Разнаваждения и успешно скрылась от сквиба Филча. Облегченно выдохнув, она направилась на урок, волнуясь, что опоздала больше, чем на пять минут. Как преподаватель, она требовала от учеников пунктуальности и не поощряла опоздания и прогулы. Получалось, что Гермиона придерживается двойных стандартов сегодня, и ей это не нравилось.

Войдя в класс, она извинилась перед учениками и заставила себя забыть о злобном Драко Малфое и романтических поползновениях Аргуса Филча. Есть более важные дела, например, учить детей. Кроме того, если постоянно обо всём этом думать, будет только хуже.

«Но, если подумать, что может быть хуже того, что Драко узнал о моих чувствах к нему?»

О да, может быть гораздо хуже, и Гермиона скоро поймёт это.

***

Во второй половине дня на истории магии Гермиона с классом обсуждали серийного убийцу Барло Скучного, известного своим умением утомлять людей до смерти. Дверь вдруг распахнулась. Несколько учеников вскрикнули, но самое ужасное наступило, когда все повернулись в направлении шума.

Там в своем грязном, дырявом, криво сидевшем фраке стоял Аргус Филч, держа в одной руке букет из теперь уже совсем увядших роз и всё так же широко улыбаясь.

— Моя сладкая булочка! Наконец-то я нашёл тебя! — восторженно воскликнул Филч. — Я повсюду искал тебя, моя милая!

Испуг учеников был буквально сметён волной смеха. Выражение страха на их лицах сменилось откровенным весельем. Но Гермионе было не до смеха. Во всей этой ситуации вообще не было ничего смешного.

— Гермиона, любовь моя! — продолжал Филч, пройдя в класс.

Все тридцать два пятикурсника повернули головы в сторону профессора Грейнджер, уставившись на неё со смесью ужаса и веселья.

— Мистер Филч, пожалуйста, вернитесь к своим обязанностям и не прерывайте мой урок, — как можно строже приказала Гермиона, направляясь в сторону Филча.

— Я не уйду, пока не спою тебе эту песню, моя морковка! — заявил тот, вытаскивая из нагрудного кармана сложенный лист пергамента. Развернув его, Филч запел: — Я так сильно пытался, детка, пытался удержать чувства та-а-ак долго![4]

Нет. Мерлин правый, нет. Что угодно, только не это.

Класс взорвался от хохота. Девушки визжали, держась за животы, а парни тряслись от смеха, хлопая себя по ногам. У всех выступили слёзы. Невероятное зрелище, развернувшееся перед ними, было тяжело воспринимать всерьёз. Аргус Филч, своим скрипучим голосом фальшиво исполняющий «Let’s Get It On» Марвина Гэя, напрочь сломал весельеметр.

Но и стыдометр Гермионы он, к сожалению, сломал тоже. Гордость её после этого было уже не спасти.

— Так раздели со мной мои чувства! — скрипел Филч, подглядывая в текст. — Иди ко мне, о-о-о! Иди ко мне, да! Давай с тобой...[5]

Гермиона просто не могла позволить ему допеть. Многие ученики уже попадали со стульев от хохота, а лицо её горело от стыда. Гермиона прицелилась, запустила в Филча заклятием немоты и потащила его к выходу, не обращая внимания на ужасный запах и его попытки поцеловать её.

— Занятие окончено! — дрожащим голосом объявила она.

***

Новость о том, что Аргус Филч сорвал историю магии, распространилась по Хогвартсу, словно лесной пожар. К ужину все — включая преподавателей — знали, что сделал Филч, и внимательно следили за ним и его пассией. Не каждый день такой старый злобный сухарь, как Филч, распевает на публике песни о любви. После слуха о Драко-гее фабрика сплетен Хогвартса совсем зачахла, поэтому даже это оказалось новостью.

Пока в Большом зале все наслаждались ужином, обсуждая произошедшее, Гермиона в своей комнате страдала из-за неудавшейся попытки завоевать любовь Драко. Если Аргус Филч расстроил её, то Драко просто разозлил, скормив предназначавшийся ему торт Филчу. Но больше всего Гермиона злилась на саму себя, потому как сама же была во всем виновата. Если бы она не поддалась отчаянию, то сейчас могла бы спокойно наслаждаться ужином, бросая на Драко восхищённые взгляды.

После того как наложила заклятие немоты на Филча, Гермиона отвела его в его комнату и сотворила простенькие чары, не позволяющие выйти наружу. Она была рада, что Филч был сквибом, потому как даже третьекурснику под силу снять эти чары, и чувствовала себя в безопасности, зная, что магических способностей у Филча не было. Гермиона надеялась, что, несмотря на изрядную дозу Амортенции в торте, эффект от неё пройдёт к завтрашнему дню.

«Знает ли Драко? Обнаружил ли? Знает ли он, что это я добавила в торт Амортенцию?»

Эти вопросы беспокойно вертелись в её взбудораженном мозгу. Её сегодняшнее унижение меркло в сравнении со встречей лицом к лицу с ухмыляющимся Драко Малфоем. Он без сомнений знал о поступке Филча. Лаванда говорила, что фабрика сплетен Хогвартса имела внушительные размеры. Драко, должно быть, узнал обо всем через несколько секунд после окончания урока.

А что ученики? Поняли ли они, что Филч действовал не по своей воле? Было ли это заметно? Конечно, такое поведение крайне нетипично для него. Как ученики могли этого не заметить? Слышала ли профессор Макгонагалл? Слышал ли Северус Снейп?

Гермиона глубже зарылась лицом в подушку, пытаясь справиться с настигшим её приступом страха и стыда. В какую неприятность она себя втянула. Почему не подумала об этом раньше? Почему не учла возможность того, что этот план выйдет ей же самой боком? Мерлин, что же делать?

Гермиона просто не могла сейчас никого видеть. Профессор Макгонагалл знала о её чувствах к Драко и могла сделать соответствующие выводы, но Северус Снейп... о боже. Это ведь он сварил зелье. Ему не нужно было предполагать или строить догадки. Он знал. И он сочтет своей обязанностью, как обычно, оскорбить ум Гермионы. И будет иметь на это полное право.

А Лаванда... Гермиона и её не могла видеть. Даже мысль о сочувствующем тоне подруги, слегка сомневающейся в её вменяемости, о её наполненных жалостью голубых глазах было тяжело вынести. Это стало бы полным крахом. Гермиона просто разрыдается, что и сейчас очень хотелось сделать.

«Что же делать? Уволиться?»

Тайно подать прошение об отставке и навечно покинуть волшебный мир. Гермиона представила, как снова будет жить среди маглов, возможно, без магии. А затем отбросила драматичные мысли и приструнила свое воображение. Она не будет увольняться. Гермиона любила свою работу, любила магию. Увольнение не выход.

«Просто держись».

Так говорила её мать всякий раз, когда сталкивалась с, казалось бы, неразрешимой проблемой. Как и за что нужно держаться, Гермиона не знала, и поэтому часто приставала к матери с этим вопросом. Но общий смысл поняла: просто перешагни через это. Не имеет значения, насколько это кажется трудным, просто сделай это.

Желудок пробурчал, будто в знак согласия: «Просто сделай это! Накорми меня! Просто держись моего зова!»

«Но я не могу... просто не могу сейчас никого видеть...»

«Держись!»

Гермиона встала и застыла в раздумьях. Так, может у нее и получится. Получится посмотреть в глаза всем ученикам Хогвартса и преподавателям, в том числе Снейпу, Макгонагалл и Лаванде. Получится посмотреть в глаза и вместе со всеми посмеяться над нелепым поведением Филча. Но сможет ли она посмотреть в глаза Драко Малфою? Тому, чьё мнение сейчас было важнее всего? Сможет ли?

Гермиона снова села на кровать. Нет, не сможет.

Желудок сердито запротестовал.

Хоть это ей и не нравилось, Гермиона решила воспользоваться своими преподавательскими привилегиями и вызвать эльфа к себе в комнату. Она в одиночестве ужинала картофельным пюре и ростбифом с гарниром из приготовленной на пару смесью из моркови и брокколи, как вдруг в дверь резко постучали. Гермиона оторвалась от еды, крепко сжав вилку. Кто бы это мог быть?

В дверь снова постучали, на этот раз более настойчиво. Гермиона встала, ворча про себя, что тот, кто стоит за дверью — нетерпеливый, бестактный придурок, кем бы он ни оказался.

Открыв дверь, она обнаружила за ней ухмыляющегося Драко Малфоя.

— Здравствуй, Грейнджер.

В присутствии Драко, Гермиона, как обычно, застыла в молчании.

— Хитрая маленькая распутница... напичкать торт Амортенцией, — продолжил он. — Ай-ай-ай, а ты ведь утверждала, что это предложение мира.

Тут его улыбка исчезла, лицо превратилось в холодную, презрительную маску, а взгляд будто окаменел. Гермиона внезапно поняла, что он был зол. Очень зол.

— На что ты надеялась, Грейнджер? — ледяным тоном отчеканил он, угрожающе шагнув вперёд. — Я думал, ты достаточно умна, чтобы понять: Амортенцию легко распознать по запаху. В конце концов, ты самая невыносимая зубрила на свете.

Драко сделал ещё один шаг, и Гермиона была вынуждена отойти назад, иначе он вторгся бы в её личное пространство. А Драко Малфой, находясь в её личном пространстве, творил с ней презабавные штуки.

— Ну же, Грейнджер, ответь мне, — продолжал он своим убийственным тоном. — Чего ты добивалась? — он подошел еще ближе. — Чтобы я вёл себя, как Филч, как дурак? — ещё один шаг. — Чтобы я пел для тебя, а все, смеясь, тыкали пальцем в Драко Малфоя? — и ещё один. — Разве тебе не надоело делать из меня посмешище? Не надоело осуждать меня? Не надоело, Грейнджер?

Гермиона бесцельно двигалась назад, не осознавая, куда направляется. Понимание настигло её, когда она упёрлась спиной в сплошную стену, догадавшись, что стоит возле одной из боковых стен небольшого закутка у входа.

— Драко, я не... я не осуждаю тебя, — тихо сказала она, чувствуя близость Драко.

— Да ладно? — не поверил тот. — Расскажи мне, Грейнджер, я хочу услышать, зачем ты напичкала торт Амортенцией.

«Потому что я по уши влюблена в тебя и хочу, чтобы ты стал моим».

Если бы у Гермионы только хватило мужества сказать это.

— Я... я... — она запнулась, не в состоянии придумать правдоподобную ложь.

— Ты сделала это, чтобы унизить меня, — сердито констатировал Драко. — Конец истории. Но, ха-ха, шутка обернулась против тебя, верно? Я уверен, лекарство тоже покажется тебе горьким.

— Драко, пожалуйста... — начала Гермиона.

— Что за фамильярность? — ледяным тоном осведомился он. — Мне это не нравится настолько же сильно, как и ты.

Драко поднял руку и обхватил шею Гермионы. Рука была тёплой, но, казалось, обжигала кожу. Драко не сжимал руку, но намёк на угрозу был ясен. Он наклонился так, что их с Гермионой глаза оказались на одном уровне, а губы — буквально на расстоянии в несколько сантиметров. Её губы закололо, когда Драко выдохнул:

— Не шути со мной, Грейнджер. Серьёзно. Не делай этого. Я не люблю, когда со мной играют.

И ушёл, захлопнув её же дверь перед её лицом.
_______________
[1] Отсылка к стихотворению Роберта Бёрнса «My Luve’s like a red, red rose», недостихотворный перевод моего авторства (прим. пер.)
[2] Отсылка к «Roses are red, violets are blue...», помните такой стишок? Недостихотворный перевод моего авторства (прим. пер.)
[3] Отсылка к сорок третьему сонету Э. Б. Браунинг из цикла «Sonnets from the Portuguese» (прим. пер.)
[4] Цитата из песни Marvin Gaye «Let’s Get It On», недостихотворный перевод моего авторства (прим. пер.)
[5] Недостихотворный перевод моего авторства (прим. пер.)

Глава шестая

В конце мая начались экзамены, и «фиаско Филча» отошло на второй план. Гермиона была рада этому больше всех — теперь можно и не увольняться, да и объектом общешкольного интереса она больше не являлась. Чувство стыда со временем уменьшилось, даже несмотря на редкие насмешки Снейпа, но в присутствии Драко Гермиона по-прежнему чувствовала себя неловко.

К счастью, Драко она видела только во время еды и, очень редко, между уроками. Но она всё равно сократила их встречи ещё сильнее, принимая пищу у себя в комнате. Такому решению способствовало не столько смущение, сколько чувство вины. Гермионе было отвратительно собственное отчаянное поведение, а каждый раз, когда в мыслях всплывала сцена у входа в её комнату, она терзалась угрызениями совести.

Гермиона наконец-то поняла, какой была эгоисткой.

Нельзя заставить кого-либо любить себя. Любовь может только прийти сама. Как Гермиона могла поверить в то, что Амортенция станет её спасением, когда та вызывала лишь обожание, а не любовь? Нет, на самом деле Гермиона желала не любви. Она желала оттянуть неизбежное. Хоть какого-то вознаграждения: улыбки, смеха над её шуткой... а может, и страстного поцелуя...

Мерлин, её ум оставил её, причём вместе с чувствами! Ей безусловно необходимо быть осторожной, чтобы не повторять ошибок. Снейп будет смеяться над ней бесконечно — до самой её смерти, — если такое случится. Это её увлечение Драко Малфоем было опасным, и его нужно было держать в узде. На ошибках стоило поучиться; извлечь выводы из последствий своих поступков.

«Не надоело осуждать меня?»

Гермиона закрыла глаза и помассировала виски. Образ Драко искажался: мрачное выражение лица и голос, выплёвывавший резкие обвинения, адски мучили её. Не надоело ли ей осуждать его? Что он имел в виду? За всё время, что знала Малфоя, она никогда не была судьёй, лишь подсудимой. Вечная «грязнокровка», «гадкий маленький книжный червь», «невыносимая всезнайка», «зубастая стерва».

Так как же ей могло надоесть? Не ему ли должно было надоесть осуждать её?

Кто перепробовал всё возможное, чтобы подружиться? Кто пытался вести дружелюбные беседы? Кто переступал через себя, только чтобы заметили? И ещё, кто раз за разом получал в ответ лишь неприязнь, насмешки и оскорбления? Кто страдал от безответной страсти? Она и только она! Всегда, чёрт возьми, и всё время она!

Гермиона яростно выдохнула, и сердце болезненно сжалось. Почему именно ей уготована такая участь? И почему она так настойчиво пытается утонуть в своей печали? Безответная любовь — вполне обычное явление, верно? Не она первая, не она последняя. Может, сосредотачиваться на завоевании интереса Драко — это не тот путь. Может, стоит отвлечься. Кем-нибудь ещё, кто сможет занять её разум, отодвинув в сторону мысли о Драко. Возможно, ей нужен новый предмет обожания...

Но кто? В окружении не было никого подходящего, кроме Драко Малфоя. Большинство работников Хогвартса составляли женщины, а оставшиеся мужчины были либо некрасивы (Флитвик), либо несвободны (Снейп), либо невыносимы настолько, чтобы сметь даже думать об этом (Филч). Где же найти достойного? Кого-нибудь, кто был бы настолько красив, обаятелен и мил, что превзошёл бы все положительные качества Драко, если таковые вообще были.

Гермиона так погрузилась в свои страдания, что не услышала лёгкий стук в окно. Её поглотили мысли о том, что она полнейшая неудачница, обречённая всю жизнь желать мужчину, который её ненавидит. Но стук усилился, и Гермиона вздрогнула. Развернувшись в сторону звука, она заметила зависший за окном самолётик из пергамента.

Гермиона поспешила открыть окно. Вплыв внутрь, самолётик аккуратно приземлился на стол. Гермиона подняла его и развернула. Это была записка от профессора Макгонагалл:

«Мисс Грейнджер!

Сегодня в восемь вечера в учительской пройдёт важное совещание. Пожалуйста, не опаздывайте.

С уважением,

Минерва Макгонагалл».

Гермиона нахмурилась, аккуратно складывая пергамент. Почему следующее совещание проводится так скоро? Не из-за её ли неудачи с Амортенцией? Не является ли эта записка предупреждением о взыскании? Не потеряет ли Гермиона работу?

Гермиона на мгновение запаниковала, но, включив логику, тут же успокоилась. Логика подсказала ей, что если бы письмо предвещало увольнение, то там было бы прямо сказано об этом, а профессор Макгонагалл подписалась бы строгим «директор Макгонагалл». Нет, Гермиону не уволят. Слава Мерлину.

«Но интересно, к чему это всё...»

***

Без пятнадцати восемь Гермиона, держа в руках пергамент, перо и чернильницу, вошла в учительскую. Вежливо улыбнувшись профессорам Флитвику и Стебль, она прошла на своё обычное место, чтобы дождаться остальных. Гермиона было подумала спросить профессоров, обсуждавших зверства оборотней, знают ли они, чему будет посвящено совещание, но решила не прерывать их.

Скоро подошла и профессор Макгонагалл, а затем и остальные. Драко Малфой пришёл последним, и Гермиона тут же опустила голову, пристально вглядываясь в пергамент. Хоть она и знала, что Драко даже не посмотрел в её сторону, всё равно не хотела рисковать встретиться с ним взглядом.

— Итак, — ровно усевшись на стуле, начала профессор Макгонагалл, — как вы все знаете, через две недели заканчиваются экзамены.

Со всех сторон послышалось одобрительное бормотание.

— К концу июня, — продолжила она, — большинство учеников разъедутся по домам на лето. Однако, мы с мисс Браун посовещались...

Гермиона тут же подняла голову, пристально вглядываясь в Лаванду. Та упорно отводила взгляд, и в животе Гермионы поселилось какое-то нехорошее, тянущее чувство. Это всё подозрительно напоминало те проклятые учебные поединки, которые она вынуждена была проводить вместе с Драко Малфоем. Гермиону, будто одеялом, накрыло предчувствие беды.

— ...И я решила ввести в Хогвартсе новую традицию. Небольшой прощальный вечер, если хотите, — улыбнувшись, закончила Макгонагалл.

— Что вы придумали, профессор? — спросила Гермиона, пытаясь скрыть нервозность в голосе.

Горящий взгляд профессора Макгонагалл тут же обратился к ней.

— Интересно, что именно вы об этом спросили, Гермиона, ведь вы принимаете в этом непосредственное участие.

Страх возрос в десять раз.

— Но что я должна буду делать? С чем это вообще связано?

— В этом году мы проведем выпускной для семикурсников, — с несвойственным ей ликованием объявила профессор Макгонагалл. А затем, сверкнув глазами, обернулась к Гермионе. — А вы, мисс Грейнджер, его организуете...

Округлив глаза, Гермиона едва успела принять одну новость, как Макгонагалл продолжила:

— ...А мистер Малфой вам в этом поможет.

***

Тишина.

Она настойчиво заполнила собой практически пустую учительскую — будто накрыла теплым одеялом в жаркую, душную летнюю ночь. Формально тишина была тиха, но сквозь неё будто пробивался громкий стук, непохожий на ровные барабанные удары. «Бум-бум-бум! Бам-бам-бам!» — именно так звучала тишина, заполнявшая учительскую, занимаемую профессорами Гермионой Грейнджер и Драко Малфоем.

«Или, — подумала Гермиона, — это вполне мог быть стук моего сердца».

Гермиона смутно помнила, что было после объявления профессора Макгонагалл. Умудрившись записать важные мелочи, касающиеся финансирования вечера, и взять с профессора Флитвика письменное обещание помочь с заклинаниями, она, тем не менее, едва досидела до конца совещания. Гермиона совершенно не представляла, что было в промежутках между этими событиями.

Сейчас же её чувства находились в полном беспорядке. Гермиона одновременно и злилась, и радовалась плану Лаванды и профессора Макгонагалл, втайне довольная, что удалось остаться с Драко наедине. Украдкой бросая на него взгляды, она задавалась вопросом, что же он обо всем этом думает. Судя по мрачному выражению лица, явно нечто не очень хорошее.

И Гермиона не могла его в этом винить. Кому понравится, когда тебя заставляют сотрудничать с врагом? Кто захочет помогать человеку, которого от всей души ненавидит?

Гермиона понимала корыстный интерес профессора Макгонагалл, но разве организация выпускного не тяжкое бремя? Зачем перекладывать его на плечи двоих, когда вокруг есть столько людей, готовых разделить ношу? Почему Лаванда, предложившая эту идею, не стала участницей этого так называемого организационного комитета?

Ужасная несправедливость. Гермиону вынудили, как это было с оценками за домашние задания, планами уроков, изучением записей и проведением исследований. Кроме того, она собиралась подыскать новое романтическое увлечение. Пытаться завоевать Драко бесполезно. Значит, нужно найти настолько красивого парня, что тот сотрёт все мысли о Драко из головы. Теперь же всё пропало.

Резкий скрип ножек стула об пол вернул Гермиону к реальности, и, подняв голову, она заметила, что Драко направился к двери.

— Куда ты? — тревожно воскликнула Гермиона, тоже поднявшись со стула.

— На свежий воздух, — обернувшись, презрительно выплюнул Драко. — Здесь совершенно невозможно находиться.

— Сомневаюсь, что ты почувствуешь себя лучше в другом месте, — не подумав, зло возразила Гермиона.

— Готов поспорить, Грейнджер, — ответил он. — Я отлично себя чувствую, когда тебя нет рядом.

— Как и я, — солгала она. — Профессор Макгонагалл, должно быть, совсем с ума сошла, раз поставила меня в пару с такой самодовольной свиньёй, как ты.

— Действительно, возможно так оно и есть, раз она заставила меня работать с маленькой мерзкой гряз... — начал Драко, но оборвался на полуслове.

Совершенно без всякой причины глаза Гермионы наполнились слезами.

— Скажи это, — прошептала она.

Лицо Драко тут же окаменело — бесстрастное, нечитаемое.

— Скажи это, сволочь, скажи! — резко сказала Гермиона, поднимая палочку. — Грязный трус! Почему бы тебе не высказать то, что думаешь, Малфой? Давай, скажи, что я маленькая мерзкая грязнокровка.

Тишина вернулась, но напряжённость ощутимо выросла. Гермиона, едва не плача, пристально смотрела на Драко, отчего-то чувствуя себя преданной. Она вглядывалась в его по-прежнему красивое лицо, и руки её дрожали. Как можно любить человека, который вот так просто может оскорбить её? Как можно желать мужчину, который искренне ненавидит её лишь за то, что она есть, а не потому — как она почему-то решила, дурочка, — что «старые привычки не умирают».

Гермиона отвернулась от него, не в силах больше сдерживать слёзы, и быстро схватила пергамент и чернильницу. Плевать на разлитые в спешке чернила. Обернувшись, Гермиона заметила, что Драко не сдвинулся с места, но и на это ей было тоже плевать. Она опустила голову и вышла из комнаты, оставляя позади все чувства к Драко Малфою.

***

Следующие две недели Гермиона пыталась изгнать Драко Малфоя из сердца. Как сумасшедшая, она с головой окунулась в работу и в одиночку пыталась организовать выпускной. Она ухитрилась справиться со всем без помощи Драко, причём так, что об этом не узнала профессор Макгонагалл.

Все эти две недели Гермиона провела либо в своей комнате, либо в библиотеке. Она не ходила есть в Большой зал, а на все вопросы Лаванды отвечала, что слишком занята. За это время она дважды видела Драко и оба раза прошла мимо него, не оглядываясь. И хоть ей ужасно хотелось увидеть, не наблюдает ли за ней Драко — конечно, вряд ли от этого невыносимого идиота можно было ожидать такого, — она решительно отгоняла от себя все посторонние мысли.

Наступил день выпускного. Быстро проверив декорации вместе с профессором Флитвиком, Гермиона отдала необходимые приказы обслуживающим вечер эльфам и отправила директору Макгонагалл коротенькую записку о том, что всё идет по плану. Несмотря на то, что сделала большую часть работы в одиночку, она была крайне благодарна другим преподавателям за помощь при необходимости.

Вечер начинался в семь, но готовиться Гермиона начала в пять. На этом торжественном вечере все будут стараться выглядеть как можно лучше, и Гермиона не хотела ударить в грязь лицом. Она купила шикарное атласное платье изумрудного цвета с глубоким декольте и пару божественно прекрасных туфель серебряного цвета. Магловские вечерние наряды определенно были в моде.

Следуя указаниям Лаванды, она нанесла лёгкий макияж, немного блеска для губ и уложила свои непослушные волосы в мягкие кудри. Гермиона устала от постоянных хвостов, но теперь волосы лежали ровно, и она могла позволить себе распустить их.

Закончив приготовления, она довольно посмотрела на себя в зеркало. Гермиона надела серебряное ожерелье с кулоном, висевшим прямо над ложбинкой между грудями, и похожие серьги. На руке её единственным украшением были серебряные часы. И лишь после того, как набросила на плечи изумрудную накидку из шифона, Гермиона поняла, что наделала.

Она оделась, как слизеринка. Серебро и зелёный цвет.

«Мерлин, что же мне делать?»

Может быть, переодеться? Нет, на это нет времени! На часах уже половина седьмого! Через десять минут она должна уже быть внизу, чтобы обсудить последние мелочи с профессором Флитвиком и музыкальной группой. Может, трансфигурировать платье во что-нибудь? Превратить его в красное, синее или бордовое?

«Нет, мне нравится этот цвет...» — будто кто-то прошептал на ухо.

И вслед за этой мыслью пришла другая:

«И ему понравится этот цвет...»

Не было никаких сомнений в том, кто этот «он», и Гермиона разозлилась на себя. Прошло столько времени, а она всё ещё не смогла победить эту безумную влюблённость. Гермиона разрывалась между тем, чтобы трансфигурировать платье ради себя, и тем, чтобы оставить всё, как есть, ради того, чтобы, возможно, понравиться Драко. А когда всё-таки решила оставить платье, как есть, она оправдалась тем, что Драко — гей, и ему будет плевать, придёт ли Гермиона в одежде цвета его факультета или же просто в чём мать родила.

***

Через полтора часа Гермиона пришла к выводу, что вечер удался. Она стояла у входа в Большой зал, где было не так людно, и наслаждалась «Thriller» Майкла Джексона в исполнении «Заводилы» — перспективной волшебной музыкальной группы, состоящей из трёх парней и одного человека непонятного пола. Песня была жуть как хороша, особенно если учесть, что голос упомянутого непонятного участника был подозрительно похож на голос Майкла Джексона. Семикурсники, очевидно, считали так же, смеясь и танцуя под заводной ритм.

Гермиону уже неоднократно хвалили за организацию вечера и делали комплименты её внешнему виду, и ей это безумно льстило. Потягивая вино, она осмотрела Большой зал, улыбнувшись профессору Флитвику, оживлённо танцующему под аплодисменты семикурсников.

Всё шло хорошо, но вдруг музыка оборвалась, и на сцену поднялась профессор Макгонагалл.

— Я придумала небольшую игру, — начала она.

А Гермиона после этих слов начала падать духом. Это не предвещало ничего хорошего... для неё.

— Я знаю, что, несмотря на то, что вы провели в этих стенах целых семь лет, многим не хватило времени пообщаться с однокурсниками с других факультетов. И я придумала игру-танец, которая поможет вам познакомиться, пока вы ещё не покинули Хогвартс...

Гермиона облегченно выдохнула. Она была в безопасности. Слава Мерл...

— ...И я бы хотела, чтобы преподаватели тоже приняли в ней участие.

«О нет».

Взмахом палочки Макгонагалл сотворила большую стеклянную чашу, наполненную полосками пергамента. Со следующим взмахом полоски вылетели из чаши, будто ракеты, и поплыли в разные стороны по Большому залу. Девушки и юноши смеялись, поймав свои бумажки.

Гермиона прекрасно знала, чьё имя будет написано на её бумажке, поэтому развернулась к выходу, намереваясь сбежать к себе в комнату. Она успела сделать лишь пару шагов, когда в лицо ей едва не впечаталась полоска пергамента. Гермиона пыталась от неё отмахнуться, будто от назойливой мухи, но та была настойчива. Она пыталась ткнуться Гермионе в руки, явно желая, чтобы её получили.

Гермиона было достала палочку, собираясь сжечь приставучий пергамент дотла, но тут по залу разнёсся голос Макгонагалл:

— Пожалуйста, возьмите все свои листочки. Если вы этого не сделаете, случится нечто очень неприятное! — весело объявила она, и Гермиона решила, что Макгонагалл явно перебрала с вином.

Она мрачно наблюдала, как профессор Макгонагалл шепчет что-то вокалисту и, самодовольно улыбаясь, удаляется со сцены. Когда эта женщина успела стать такой коварной? Почему Гермиона не замечала этой её стороны раньше?

Пергамент усилил атаки, пытаясь ударить её по лицу, и она со злости схватила его. Там, конечно же, кривым почерком было нацарапано его имя, а, когда пергамент исчез, Гермиона почувствовала, как её запястья обхватило связывающее заклинание. Она вдруг, будто посмотрев на компас, четко и ясно поняла, где находится Драко Малфой.

Пробравшись сквозь толпу, Гермиона обнаружила его у западной стены Большого зала. Драко был одет в черный фрак, под фраком была белая рубашка с зелёным галстуком, украшенным серебром, а на ногах были дорогие черные блестящие ботинки. Должно быть, он что-то сделал со своими волосами — возможно, причесался, — потому как был не настолько растрёпан, как обычно, но эта новая «даже не вздумай не потрогать мои волосы» прическа буквально очаровала Гермиону.

Небрежно засунув руку в карман брюк, Драко пристально смотрел на сцену, где певцы готовились исполнить следующую композицию. На полу возле его туфель лежал пергамент, парализованный заклинанием. Гермиона было восхитилась изобретательностью Драко, но тут пергамент вырвался на свободу и атаковал его.

— Лучше возьми его, иначе он не отстанет, — тихо сказала она.

Драко обернулся, явно не ожидая увидеть Гермиону буквально в нескольких дюймах от себя.

— Я не хочу танцевать, — сказал он, пронзая взглядом своих серебряных глаз.

— Я тоже, — ответила Гермиона, — но я уже смирилась с судьбой.

— Звучит так, будто ты хотела сказать, что смирилась с неизбежной гибелью, — усмехнулся Драко.

— Для меня это одно и то же, — просто ответила она.

Он промолчал, лишь пристально вглядываясь в неё, а затем сделал нечто удивительное. Гермиона, стоя перед ним, обратила внимание, как взгляд его скользнул вниз по её телу, а затем медленно поднялся вверх, на мгновение задержавшись на броши, удерживающей прозрачный шифон возле груди. Потрясенная до глубины души, причём приятно потрясённая, она вытянулась струной под взглядом Драко.

Он спокойно схватил свой листок в тот момент, когда заиграли музыканты. Гермиона, даже несмотря на крайнее удивление оттого, что Драко протянул ей руку, приглашая на танец, сразу же узнала мелодию. Джордж Майкл «Careless Whisper».

Тот непонятный вокалист с пронзительным голосом затянул первый куплет — мягко, певуче, — и тем самым очаровал Гермиону, равно как и Драко — Драко Малфой! — обхвативший её за талию. Скользнув ладонью по спине, он увлёк её окончательно, а аромат его духов так и манил прильнуть к нему.

«Зачем он это делает? Почему так на меня смотрит? Что происходит?»

— Грейнджер, положи руки мне на плечи, — тихо сказал Драко. — Мы не сможем танцевать, если ты будешь держать руки вдоль тела.

Гермиона взглянула на него, желая что-то сказать, но не знала, что именно. Драко смотрел на неё сверху вниз — глаза его потемнели, а лицо было нечитаемо. О чём он думает? Почему так охотно держит её в своих объятиях?

Гермиона неуверенно положила руки ему на плечи, а Драко, прижав её ближе, — но не слишком — медленно повёл в танце под сладкие звуки саксофона.

Они танцевали и танцевали, а Гермиона краснела и пристально смотрела лишь на узел галстука Драко. Она чувствовала его взгляд и, более того, крепкие руки, обнимающие её. Это прикосновение, ощутимое даже сквозь платье, согревало, а когда Драко погладил её по спине, в Гермионе проснулось желание...

«Мерлин, я хочу его. Несмотря на всё, несмотря на то, кто он есть, я всё ещё хочу его».

Песня, на взгляд Гермионы, слишком быстро закончилась. С финальными аккордами фортепиано Драко выпустил её из объятий. Встретившись взглядами, они с Гермионой молча смотрели друг на друга.

Драко был так близко, а желание поцеловать его было столь сильным, что Гермиона было начала поднимать руку к его лицу, но не успела. Будто очнувшись от заклинания, он шагнул назад и отошёл от неё.

— Спокойной ночи, Грейнджер, — бесстрастно сказал Драко, и это, будто стакан ледяной воды, вырвало Гермиону из оцепенения. Она вдруг вспомнила, кто такой Драко Малфой, и какого он о ней мнения. Но, несмотря на это, тело её всё ещё горело от волнения и желания после его прикосновений.

— Спокойной ночи, Малфой, — холодно ответила Гермиона. Они одновременно развернулись и разошлись.

Глава седьмая

Наступило лето, и вместе с ним в Британию пришла ненормальная, безжалостная жара — не спасали ни охлаждающие чары, ни редкие дожди. Лишь самодельные бассейны да мороженое хоть как-то облегчали ситуацию. Некоторые ученики даже отважились искупаться в озере, несмотря на строгий запрет профессора Макгонагалл — она обещала отправить любого, кто ослушается, убирать школу вместе с Филчем.

Первые две недели июля Гермиона просидела у себя в комнате, с головой зарывшись в работу: планы уроков на новый семестр, пересмотр старого и поиск нового материала для занятий. Но к третьей неделе работы стало значительно меньше, и появилась куча свободного времени.

И это пугало Гермиону.

А всё потому, что, когда разум её не был занят, она постоянно возвращалась к мыслям о Драко, мать его, Малфое и о выпускном вечере.

Мерлин, Гермиона хотела бы просто забыть об этом, но мозг продолжал подсовывать эти воспоминания. Без всякого на то желания она бы ясно смогла припомнить тот момент, когда Драко посмотрел на неё по-другому. Лицо его, лишённое обычной презрительной усмешки, предназначенной специально для Гермионы; его одобрительный взгляд, который ясно говорил, что Драко нравилось то, что он видел.

А их танец... никогда она не устанет проигрывать его в памяти снова и снова. То чувство, когда он погладил Гермиону по спине своими потрясающими руками, чтобы приобнять её. Ощущение его твердых, сильных плеч, когда она обняла его за шею. Запах его духов, будто наркотик. Его близость...

Гермиона едва сдержала счастливый вздох.

Но в любом случае, это всё не имело никакого значения. Драко Малфой лишь играл с ней. Это было единственным правдоподобным объяснением, потому как после того вечера всё опять вернулось на свои места: он не обращал на неё внимания, насмехался над ней и злился всякий раз, когда она задавала ему вопросы. Собственно говоря, его к ней отношение с тех пор даже ухудшилось.

Два шага вперёд — десять назад. Возможно, именно на это будут похожи отношения с Драко. Раз так, зачем за него бороться? Гермиона ясно видела путь, полный горьких слёз, и разбитое сердце... прямо как сейчас.

«Нужно найти другой объект любви, вот и всё. Свежие чувства всегда сильнее старых. Вот бы встретить нового парня!»

И, вняв таким отчаянным мольбам, судьба решила протянуть руку помощи.

***

— Вот.

Лаванда вручила Гермионе свиток пергамента, и та его развернула. Наверху ровно по центру было написано:

«Не везет в любви

А всё потому, что не нужна вам удача, чтобы найти свою вторую половинку. Лишь настойчивость.

Помните, что лжецы попадают в Ад, а истинной любви не существует... ну, разве что любви к Дьяволу. Но кому хочется любить хвостатого? Поэтому, пожалуйста, максимально честно ответьте на следующие вопросы. Спасибо.

1. Ваш идеал отношений:

а) Семейные;

б) Случайные;

в) Свободные;

г) Секс втроём.

Гермионе пришлось перечитать ещё раз, чтобы убедиться, что всё поняла правильно. Никогда в жизни она не видела настолько нелепого вопроса.

— Лаванда, что это? — требовательно спросила она, выразительно тряхнув пергаментом.

— Это анкета для проведения теста на совместимость, — ободряюще улыбнувшись, ответила Лаванда. — Продолжай. Заполни её!

— Нет, — просто ответила Гермиона, хлопнув пергаментом по столу.

Они сидели у Лаванды на кухне. Комната переливалась разными цветами: от ярко-зеленого до жёлтого или розового — что стены, что мебель, что напольная плитка. И это с лёгкостью переплёвывало обычную кухню Гермионы, выполненную в спокойных тонах — слоновая кость и красное дерево. И хоть Гермиона постоянно заявляла, что не выносит пёстрые расцветки Лаванды, втайне она восхищалась «живыми» комнатами подруги.

— Почему? — настаивала Лаванда. — Гермиона, я думала, ты хочешь познакомиться с кем-нибудь!

— Хочу! Но не так, Лаванда. Это настолько... настолько... безрассудно!

Лаванда лишь презрительно подняла бровь. Определённо научилась у своего зельевара.

— В отличие от того, что ты делала, пытаясь привлечь внимание Драко?

— Я не была безрассудной! — нахмурилась Гермиона.

— Сказала женщина, добавившая в пирог Амортенцию...

— Даже если и так, что с того? Это по-прежнему не привносит смысла в заполнение этой дурацкой анкеты. Мерлина ради, взгляни на второй вопрос!

2. Идеальный партнёр для вас должен быть:

а) Реалистом;

б) Романтиком;

в) Языкастым;

г) Безбашенным.

— Вариант «в» весьма многообещающе выглядит, — хитро улыбнулась Лаванда.

Гермиона не смогла сдержаться и расхохоталась:

— Глупый вопрос. А если бы я была парнем?

— Тогда ты бы идеально подходила Драко, и эта анкета была бы тебе не нужна.

— Ох, заткнись, Лав.

— О-о-о, прочти третий вопрос.

3. У вас свидание! Куда бы вы пошли?

а) В дорогой ресторан;

б) В дешёвый мотель;

в) В кино;

г) На нудистский пляж.

— Нудистский пляж? Серьёзно? Тот, кто придумал эту анкету, определённо переплюнул самые бредовые тесты! Подозреваю, что это автор той книги, которую ты одолжила мне на днях...

— Брось, Гермиона. Все мы знаем, насколько переоценены дорогие рестораны. Дешёвый мотель просто позволит сократить время. Зачем давиться едой, когда можно тра...

— Лаванда!

И, будто школьницы, они зашлись в диком приступе смеха.

Час пьяного смеха и бутылку клубничного вина спустя, Гермиона полностью заполнила анкету и прилагавшуюся к ней заявку. И, не обращая внимания на острые когти совы, впившиеся в руку, когда Гермиона пьяно пыталась взъерошить перья, она всё же умудрилась прицепить письмо и отправить его по месту назначения.

Через два дня от «Не везет в любви» пришёл довольно толстый конверт. Любопытствуя, что же в нём, Гермиона не придумала ничего лучше, чем просто разорвать его. Внутри она обнаружила одиннадцать листов пергамента, десять из которых напоминали её собственную анкету. Одиннадцатый же оказался письмом, которое гласило:

«Уважаемая мисс Гермиона Грейнджер!

19 июля 2004 года мы получили от вас заявку и анкету и восприняли это как знак того, что вы хотите воспользоваться нашими услугами. Мы счастливы, что вы выбрали „Не везет в любви“ своим романтическим проводником. Мы, в меру своих возможностей, стремимся исполнить все желания наших клиентов, подобрать им настолько подходящих партнёров, насколько возможно.

В конверте вы также найдёте список наиболее подходящих кандидатов, которых мы подобрали для вас в попытке удовлетворить каждое ваше требование к идеальному партнёру. Наш квалифицированный ясновидец (полагаем, маглы называют их психологами) тщательно изучил ваши ответы, и мы уверены, что вы сочтете наш выбор более чем подходящим! Более того, поскольку вы воспользовались нашими услугами впервые, мы не возьмём с вас взнос в десять галлеонов.

Мы ещё раз выражаем благодарность за то, что вы решили присоединиться к „Не везёт в любви“, и надеемся, что сохраним дружеские отношения вне зависимости от того, с чем вам придётся столкнуться на пути к истинной любви.

С уважением,

Амалея Дьюхёрст, руководитель отдела рекомендаций».

— Я знала, что это она! — воскликнула Гермиона, взглянув на знакомое имя.

Сложив пергамент и запихнув его обратно в конверт, она схватила палочку, намереваясь в праведном гневе отправиться к Лаванде. Гермиона уже прочла книгу мисс Дьюхёрст и сочла её недостойной внимания, так зачем тратить силы на этих якобы «кандидатов»? Это же очевидный обман. Выманивание денег, причём успешное, раз Амалея Дьюхёрст уже прибрала к своим цепким ручкам таких гуру в делах любовных, как Лаванда.

Надев белую майку и жёлтые короткие шорты, Гермиона твёрдой поступью вышла из комнаты. В конце коридора она повернула направо и тут же в кого-то врезалась. Упав, она успела вытянуть руки, чтобы смягчить падение, поэтому пола коснулась лишь левой ягодицей. Гермиона было подумала, что ситуация странно знакома ей, и его голос тут же подтвердил это:

— Смотри, куда идёшь, слепая тупица!

В ней разгорелась ярость.

— Это и к тебе относится, придурок! Посмотри на меня!

И Драко посмотрел: медленно, внимательно, и Гермиона внезапно осознала, что едва одета. Она тут же возжелала прикрыться и пожалела, что заставила его «посмотреть». Драко без сомнения этим воспользуется, чтобы посмеяться.

Но тут он внезапно перевёл взгляд чуть правее Гермионы. Пройдя мимо, наклонился и подобрал что-то. Услышав шелест пергамента, Гермиона с опозданием поняла, что Драко нашёл письмо от «Не везёт в любви». И если и был человек, который не должен был знать об этом, так это был Драко Малфой.

Гермиона вскочила и попыталась выхватить стопку пергамента, но Драко поднял её над её головой. Выражение его лица больше не было мрачным: в глазах горел озорной огонёк, а на губах появилась ухмылка.

— Что это, Грейнджер? — съязвил он. — Пожалуйста, только не говори мне, что это то, о чём я подумал.

— Отдай, Малфой! — потребовала Гермиона, пытаясь дотянуться до бумаг.

А Драко, уворачиваясь от неё, начал читать:

— Гэри Тагглби[1], тридцать восемь лет, работает в магазине комиксов...

— Малфой, отдай сейчас же, мерзкий урод!

— ...Увлечения: изготовление чучел, рыбалка, рисование комиксов. Удачный вариант, Грейнджер.

Гермиона совершенно забыла о том, что ведьма, поэтому абсолютно по-магловски стояла на цыпочках, пытаясь выхватить пергамент — бесполезно, Драко всё равно был выше.

— Уильям Доубой[2], тридцать три года, пекарь. Считает, что семья — это очень важно, поэтому до сих пор живёт с мамочкой...

Опершись рукой об его грудь, Гермиона попыталась подпрыгнуть, но этот её маленький трюк лишь оттолкнул Драко к стене, и её следом, прямо на него. Гермиона начала падать, но, к большому удивлению, Драко удержал её.

Так они и стояли: прижавшись друг к другу, её руки на его плечах, его руки возле её бёдер, их лица буквально в нескольких дюймах друг от друга.

Мечта Гермионы стала реальностью.

Сердце забилось быстрее. Она была так близко, ох, так близко. В его объятиях; восхитительно приятно прижимаясь к нему. И если бы это был единственный близкий с ним контакт, Гермиона бы простояла так вечность. Как же хотелось сократить оставшееся расстояние, наклонить голову и поцеловать его. Долгим, страстным поцелуем, который бы с корнем вырвал всю его к ней ненависть и любовь к мужчинам. Поцелуем, который бы одурманил его настолько же сильно, как она была одурманена им.

И, если Гермиона не ошибалась, подобная мысль пришла и в его голову. Драко пристально смотрел на её губы, будто мужчина, желающий нечто перед ним стоящее, но не уверенный, может ли взять это. И Гермиона подумала, что может подтолкнуть его к решению, наиболее приемлемому для них обоих, поэтому начала подниматься, а он начал наклонять голову. Его губы были всё ближе и ближе... к её уху.

И, послав своим тёплым дыханием мурашки по позвоночнику, он сказал:

— Когда закончишь тереться об меня, будто шлюха, отойди — чем быстрее, тем лучше. Мне нужно принять ванну, чтобы смыть с себя твою грязь.

Гермиона отшатнулась от него, будто от пламени.

А Драко выпрямился, бросил пергамент на пол и, одарив её презрительным взглядом, развернулся на каблуках и ушёл прочь.

***

Гермиона даже не подумала пойти к Лаванде. Вместо этого она пошла к себе, нянча своё разбитое сердце. Растеряв весь свой праведный гнев, она решила всерьёз обдумать мужчин, которых Амалея перечислила как «подходящих кандидатов». Поезд, на котором была надежда завоевать Драко, уже ушёл. Очевидно, что бы она ни делала, Драко всегда будет относиться к ней с особым отвращением.

Из двадцати кандидатов только двое были из категории «возможно», и лишь один «стоил встречи». Его звали Роберт Локи[3]. Ему было двадцать девять, он работал адвокатом в солидной фирме, любил кататься на лодке, а в свободное время помогал животным в местной больнице. Большинство мужчин приложили фото, но у Роберта фото не было. Гермиона предположила, что он был немного уродлив, но уверила себя, что это не имеет значения. Важно лишь то, что внутри.

Согласно инструкции, Гермиона отправила сову в «Не везёт в любви», обозначив свой интерес к мистеру Роберту Локи, а на следующий день пришёл ответ: мистер Локи готов обменяться контактами и обсудить возможную встречу. Гермиона отправила по его адресу короткую записку с вопросом о том, где и когда бы он хотел встретиться. После нескольких писем они, наконец, сошлись на ужине в ресторане в Хайденсо — городке рядом с Хогсмидом.

И вот, воскресным вечером, после того как Лаванда укротила волосы Гермионы, выпрямила их и нанесла ей на лицо лёгкий макияж, Гермиона направилась вниз, к воротам замка, чтобы аппарировать в ресторан. Она надела небесно-голубое платье до колен и сексуальные чёрные туфли. Изогнутый вырез платья открывал ровно столько, сколько нужно (на этом настояла Лаванда, чтобы Гермиона не выглядела как проститутка).

По пути ей повстречалось несколько учеников: лица девочек выражали эмоции от удивления до зависти, а мальчиков — от одобрения до равнодушия. А затем она увидела Драко и, слегка приподняв голову, прошла мимо, полностью его игнорируя — память об отказе была ещё слишком свежа.

И это было совершенно зря, потому что, если бы она обернулась, то заметила бы, как он застыл на месте, когда она прошла мимо, и проводил её взглядом.

***

Встреча была назначена на восемь, но Гермиона пришла на пятнадцать минут раньше. Роберт выбрал простой, но стильный ресторан, и Гермионе пришлось по душе оформление в кремово-золотистых тонах и профессионализм сотрудников.

Держа в руке стакан воды, она ожидала его за их столиком и, несмотря на всё, нервничала. Лениво разглядывая меню, Гермиона волновалась, о чём же они будут говорить, будет ли ощущаться напряжение или неловкость, и что делать, если он вдруг окажется страшным настолько...

— Гермиона?

Услышав своё имя, Гермиона посмотрела наверх. Возле неё стоял высокий темноволосый мужчина и улыбался, обнажив ровные белые зубы. У него были красивые глаза: сине-зелёного цвета, напоминающего о водах моря возле какого-нибудь экзотического острова.

«Мерлин, этот парень красив настолько, что его нужно посадить в тюрьму. Совершеннейшее беззаконие: позволять ему вот так свободно разгуливать...»

— Вы Гермиона Грейнджер? — спросил он.

— Да, — ответила Гермиона, с подозрением посмотрев на него. — А вы?..

Тот протянул руку и сел к ней за столик.

— Здравствуйте, я Роберт. Роберт Локи.
_______________

[1] Английское «tuggle» означает примерно то же, что наши русские «обнимашки» (прим. пер.)

[2] Английское «dough» переводится как «тесто». Поэтому фамилия в буквальном смысле означает «тот, кто месит тесто» (прим. пер.)

[3] Английское «lough» дословно переводится как «залив» или «озеро», а читается, если уж совсем грубо, «лох». Сами понимаете, что такая транскрипция весьма... неблагозвучна в русском языке, поэтому я решила чуть пожертвовать достоверностью в угоду благозвучности. Надеюсь, вы меня поймете и простите (прим. пер.)

Глава восьмая

Роберт Локи был великолепен.

Красив, будто Хью Джекман, даже телосложением похож — широкие плечи, сплошные мускулы — если судить по тому, как вытянулся его смокинг. Добрая душа вдобавок: он ухаживал за бездомными животными. У него было потрясающее чувство юмора: Гермиона давно, очень давно так не смеялась. Он был безупречно воспитан: внимательно слушал всё, что она говорит; не разговаривал с набитым ртом. И, наконец, Роберт Локи любил книги и совершенно не стыдился этого.

Гермиона могла поклясться, что влюбилась в него к концу их первого свидания.

По сравнению с Драко, который вечно то хмурился, то оскорблял её, то просто не обращал внимания, обаятельный Роберт был, будто глоток сладкого, свежего воздуха. Прибавить к этому, что между ними не стояла проблема чистокровности, а лишь теплые слова и улыбки, — и это оказывалось чистой победой над такими мерзавцами, как Драко Малфой. Благодаря Роберту, Гермиона почувствовала себя красивой и желанной — этого не случалось давным-давно, острый на язык Драко отучил её.

Обозначив улыбкой согласие на второе свидание, Гермиона неслась домой, будто в облаке блаженного удовольствия. Роберт Локи был идеален. Он был из тех мужчин, о которых она лишь читала в любовных романах, и вот, она наконец нашла его! Ну, «Не везёт в любви», на самом-то деле. Если бы смогла узнать, как выглядит Амалея Дьюхёрст, Гермиона бы расцеловала её в приступе благодарности.

На следующий день она в мельчайших подробностях рассказала Лаванде о свидании, даже поделилась воспоминаниями через Омут памяти. Весь день Гермиона буквально светилась от самодовольства, зная, что есть кто-то, кто нашёл её желанной, и этот кто-то не так уж и плох сам по себе. Хорошее настроение не покидало её следующие два дня, и поэтому она без всякой задней мысли шла на внеплановое совещание в кабинете директора Макгонагалл...

...Пока не увидела, что там её ожидает Драко Малфой.

***

— Мерлин, Грейнджер, я когда-нибудь от тебя избавлюсь?

Гермиона мрачно посмотрела на него, радость её лопнула, словно воздушный шар.

— Малфой, не льсти себе. Мне тоже неприятно твоё общество.

— Готов поспорить.

Эти два слова значили столько же, сколько и его пристальный взгляд. Легко вспоминалась последняя встреча и то, что произошло тогда. Щёки Гермионы слегка покраснели, но она решительно не отводила взгляд. Она не желала, чтобы Драко Малфой вновь запугал её. Не сейчас; и никогда больше.

— Да? Что ж, ты можешь «спорить» сколько угодно, Малфой, потому что это ни на йоту не волнует меня. Просто знай, что с сегодняшнего дня я буду стараться избегать твоего отвратительного общества.

И именно в этот момент вошла профессор Макгонагалл.

— Здравствуйте, мистер Малфой, мисс Грейнджер, — объявила она и, обойдя стол, встала рядом с креслом. — Давайте закончим побыстрее, у меня много других дел. В субботу я организовала для учеников поездку в Хогсмид, и я бы хотела, чтобы вы сопровождали их.

— Но профессор... — начала было Гермиона, которой совершенно не нравилось происходящее, но Макгонагалл прервала её, подняв руку.

— Мисс Грейнджер, никаких возражений. Если у вас на этот день были планы, отмените их. У вас, как у преподавателя, дети всегда должны быть на первом месте. Уклоняться от исполнения обязанностей — крайне безответственный поступок, и это повлечёт за собой лишь ваше увольнение. В субботу, в десять утра за воротами вас будет ждать экипаж, который отвезёт вас с мистером Малфоем в Хогсмид. И вы, — профессор Макгонагалл буквально пригвоздила её взглядом к месту, — не должны отходить от мистера Малфоя ни на шаг, как и он от вас. Я ясно выразилась?

— Да, профессор Макгонагалл, — в унисон пробормотали Гермиона и Драко.

***

Субботним утром Гермиона пребывала в скверном настроении. Конечно же у неё были планы. Из-за занятости Роберта они решили на втором свидании ненадолго встретиться перед обедом и перекусить, но, увы. Сегодня ей не суждено, мечтательно улыбаясь красивейшему мужчине в мире, поедать дорогой яичный салат. Вместо этого она вынуждена терпеть общество недружелюбного мерзавца, присматривая за подростками.

Как же Гермиона сейчас ненавидела Минерву Макгонагалл.

Как она могла сотворить с ней такое? Неужели она настолько недогадлива? Или же просто забыла о вражде между Гермионой и Драко? Или же это был очередной коварный план? Собственно говоря, было очень похоже на то! В конце концов, с чего бы вдруг профессор Макгонагалл решила организовать поездку в Хогсмид, если она всегда так боялась отпускать учеников из своего поля зрения?

И почему она приставила к ним именно Драко и Гермиону? Разве другие преподаватели не могли с этим справиться? Занятий не было. Да и Хогсмид ученики посещали в течение учебного года, а не на летних каникулах! Кроме того, раз уж сейчас лето, можно было не спрашивать, есть ли у того или иного преподавателя свободное время, благо было оно у всех! Даже у самой Макгонагалл.

Впрочем, это уже не имело значения. На часах уже было девять тридцать утра, и шанс спихнуть задание на кого-нибудь другого был упущен. Да и после того унизительного разноса — прямо на глазах у Малфоя — из-за «уклонения от исполнения обязанностей» Гермиона ощущала необходимость выполнять всё, что ей поручено. Не стоило позволять профессору Макгонагалл записывать её в лентяйки.

«И вы не должны отходить от мистера Малфоя ни на шаг...»

Мерлин, нет. Она не вынесет — не сможет вынести! — этого испытания. После стольких усилий, направленных на то, чтобы смириться с реальностью, где Драко Малфой — всего лишь мерзавец, постоянно оскорбляющий Гермиону, как выдержать пять часов в Хогсмиде в его обществе? Особенно после того, как с пеной у рта обещала совсем иное?

Гермиона ужасно ненавидела Минерву Макгонагалл.

Она будет выглядеть полной дурой. Малфой, как обычно, будет глупо ухмыляться, превратив неудачу Гермионы в очередную колкость. Во время поездки он найдёт кучу способов унизить её или доставить ей неприятности. И вот, вместо того чтобы наслаждаться идеальным свиданием с Робертом Локи, которое она себе воображала, она снова будет страдать от нападок Драко Малфоя, чтоб его.

«Нет, будь оптимисткой, Гермиона! Нервничать из-за Драко Малфоя бесполезно. Ты всё ещё можешь получить удовольствие от поездки!»

Да, она может, верно? Всё, что нужно сделать, — это не обращать внимания на Драко! То, что профессор Макгонагалл приказала им не отходить друг от друга, не означало, что Гермиона должна говорить с ним или слушать. Если будет уверена в безопасности учеников, она пойдёт, куда только захочет. И если он не последует за ней — его проблемы. После возвращения в Хогвартс на стол профессора Макгонагалл аккуратно ляжет отчёт о неисполнении им своих обязанностей.

***

К несчастью, игнорировать Драко оказалось труднее, чем представлялось.

Особенно когда Гермиона заметила рядом с ним Германа Рейнджера.

Она вместе с несколькими учениками сидела в «Трёх мётлах», потягивая сливочное пиво. Обсуждая с шестикурсником с Гриффиндора восстание гоблинов, она вдруг услышала громкий смешок. Любопытствуя, она обернулась на звук и была неприятно удивлена, обнаружив Германа и Драко. Те сидели вдвоём за подозрительно тёмным столиком в углу и общались чересчур дружелюбно для учителя и ученика.

И Драко улыбался. Улыбался!

— Фу, не нравится он мне, — сказала одна из гриффиндорок, виновато прикрыв рот рукой, когда Гермиона повернулась к ней, подняв бровь.

— Нет, всё в порядке, Лидия, — ответила Гермиона. — Хоть я и не поощряю оскорбление преподавателей...

— Нет, я говорила не о профессоре Малфое, профессор, — прервала её Лидия. — Я говорила о Германе. Я... он странный, вот. Подлый.

Заинтригованная, Гермиона выпрямилась.

— Почему?

Лидия неловко посмотрела сначала на Германа, а потом на Гермиону.

— Ну, у него аура такая, понимаете? Вокруг него это тяжёлое, грязное ощущение всякий раз, когда я смотрю на него. А его глаза... — она поёжилась, — карие, как у вас, профессор, но они не такие тёплые и... приятные, как ваши. Совсем наоборот. Они... холодные. Грубые.

— О, понятно, — сказала Гермиона, решив, что прорицания совсем запудрили мозг бедной девочке.

Но Лидия продолжала:

— Более того, он ловкий манипулятор. Он постоянно ходил в женские спальни, а когда я сказала остальным девочкам, что мне это не нравится, он заставил их поверить в то, что я говорю гадости у них за спиной, и сейчас никто из них со мной не разговаривает. А ещё помните, как Тревор Турпин попал в Мунго из-за пожара? — Гермиона кивнула, и Лидия продолжила: — Так вот, днём ранее Герман советовал Гарриет Мейберри, как правильно пользоваться косметикой, а Тревор, проходя мимо, назвал его... грязным педиком. Выражение лица Германа... Мерлин... он был так зол. Думаю, я единственная, кто это видел. — Голос Лидии опустился до шёпота: — Это он поджёг Тревора, я уверена.

Герман разразился очередным приступом смеха, будто подтверждая подозрения Лидии.

Гермиона не до конца ей поверила, но всё же задумалась.

— Что ж, Лидия, — ответила она, — директор Макгонагалл проведёт тщательное расследование по данному вопросу и...

— Профессор, поверьте, — снова прервала Лидия, с опаской взглянув на Германа. — Герман очень умный. И подлый. И злой. Он не остановится ни перед чем, чтобы получить желаемое. Он... просто... просто держитесь от него подальше.

И, вскочив, она вылетела из «Трёх метел», будто за ней по пятам гнались демоны.

Гермиона глубоко вздохнула, пытаясь прогнать неприятные ощущения от рассказа Лидии. Ей нельзя было верить. Лидия была взбалмошным подростком, склонным всё преувеличивать, и это усугублялось трёмя уроками прорицания в неделю — неудивительно, что она потеряла связь с реальностью.

Но в словах Лидии всё же была толика правды.

Например, от внимания Гермионы не укрылось внезапное её одиночество в начале шестого курса. Гермиона привыкла видеть её сидящей на задних партах в обществе Кэтрин Олден и Изабель Чалфонт, и наблюдать, как она ходит на занятия в одиночку, было странно. Оглядываясь назад, Гермиона могла бы даже заметить некую враждебность некоторых шестикурсников-гриффиндорцев по отношению к Лидии.

Да и то преступление, когда Тревор загорелся прямо в постели, до сих пор не раскрыто. Несмотря на все старания, авроры выяснили лишь то, что огонь был вызван первоклассным Инсендио, но личность поджигателя по-прежнему оставалась неизвестной. Тревор, к счастью, получил лишь ожог первой степени и через полторы недели смог вернуться в школу.

Но был ли, казалось бы, безобидный ученик причиной всего этого (а если вспомнить предупреждение Лидии, то, возможно, и не только этого)?

Нет, Гермиона не могла в это поверить, не стоило поощрять явную склонность Лидии к сплетням. Нужно поговорить с ней, предупредить о вреде злословия. Однако, это можно сделать и позже, а сейчас нужно прервать этих воркующих голубков в углу. Гермиона не потерпит столь непристойного общения между учителем и учеником.

***

— Здравствуйте, мистер Рейнджер, мистер Малфой, — приветствовала их Гермиона.

— Здравствуйте, профессор Грейнджер, — равнодушно ответил Герман, а Драко, как обычно, промолчал.

— Не возражаете, если я присяду? — спросила она.

— Этот столик — для двоих, — грубо сказал Герман.

Не обращая внимания на грубость, Гермиона забрала стул от соседнего стола и уселась напротив.

— Вот, теперь это столик на троих, — улыбнулась она.

Воцарилось молчание.

А затем:

— Я слышала, как вы смеялись. Не могли бы вы рассказать мне над чем?

— Как насчёт того, чтобы не лезть в чужие дела, Грейнджер? — ответил Драко.

— Мистер Малфой, сейчас невежливо говорить такое, — по-прежнему улыбаясь, сказала Гермиона. — Здесь молодой мистер Рейнджер. Подросток. Очень впечатлительный. Очень юный.

Драко откинулся на спинку стула и одарил Гермиону долгим, тяжёлым взглядом.

— Что это значит, Грейнджер?

Та покраснела, сожалея о сказанном — Драко, похоже, понял намёк. И, если судить по тому, как он нахмурился, не ошиблась ли она? Быть может, между ним и Германом ничего нет? Но тогда зачем они постоянно уединяются? Да и кто может доказать обратное? Драко был геем (к сожалению), Герман тоже...

— Я... я просто имела в виду, что невежливое ко мне, как к учителю Германа, отношение может плохо на него повлиять...

— Правда? — перебил Драко. — Тогда скажи мне, как называют человека, который грубо вмешивается в чужую беседу и усаживается за стол без приглашения?

— Э-э-э... — еще сильнее покраснела Гермиона.

— Невежливым. Его называют невежливым, — подсказал Драко. — И ты именно из таких. Так что не упрекай меня своим высокоморальным «плохо на него влияешь» — ты и сама поступаешь не лучше, невыносимо любопытная девица.

Униженная, Гермиона отвернулась от Драко. Взглянув на Германа, она застыла в изумлении: тот со злостью смотрел на неё. Ей тут же вспомнились слова Лидии: «Его глаза... они холодные. Грубые». И Гермиона была вынуждена согласиться. Сейчас в этих тёплых карих глазах была только холодная грубость, что буквально пригвоздила её к месту. Гермиона видела подобный взгляд лишь однажды — так Волан-де-Морт смотрел на Гарри. И этот полный всепоглощающей ненависти взгляд юного Германа — особенно если учесть, что он предназначался ей — очень и очень тревожил.

Гермиона быстро встала, решив, что не стоит вмешиваться в дела этих двоих. Да и, если судить по отвращению, написанному что на лице Германа, что на лице Драко, ей здесь явно не рады.

— Что ж, мне жаль, если я вас побеспокоила, — гордо сказала она, — но я уже ухожу. Думаю, в книжном магазине мне будут рады гораздо больше.

И, высоко подняв голову, удалилась.

***

Обратная поездка в Хогвартс была неприятной по двум причинам.

Во-первых, из-за мёртвой, нескончаемой тишины в экипаже, который Гермиона делила с Драко. После происшествия в «Трёх мётлах» и грубого замечания Драко, что она весит больше беременного гиппогрифа, — экипаж покачнулся, когда она слишком резко плюхнулась на сиденье, — Гермиона отвернулась от него, решительно уставившись на проплывающие мимо пейзажи. Она отчитывала себя за чрезмерную обидчивость, но каждая грубость Драко была, будто хлыст, сдирающий с неё кожу.

Во-вторых, экипаж был слишком мал — в конце концов, он был предназначен исключительно для учеников — и Гермиона с Драко были вынуждены сидеть очень близко. Половине Гермионы — той, что обижалась на замечание по поводу веса, — это ужасно не нравилось, а другая половина — та, которая по-прежнему любила Драко, — была этим вполне довольна. Гермиона, решительно настроившись выкинуть все дурацкие мысли, пыталась прижаться к своей стене экипажа, чтобы не касаться Драко.

Однако, у экипажа, запряжённого фестралами, и у дороги в Хогвартс, похоже, были другие планы — каждая кочка толкала Гермиону всё ближе и ближе к Драко. Она вцепилась в край экипажа, но вдруг колесо со стороны Драко резко наклонилось, и она, расцепив пальцы, упала к Драко на колени, лицом к нему.

Вскрикнув, она инстинктивно вцепилась в его плечи. И снова, к большому её удивлению, Драко подхватил её, не давая выпасть из экипажа. И Гермиона так и осталась неловко лежать, буквально усевшись на правую ногу Драко; левой рукой он поддерживал её за спину, а правой — чуть ниже. Гермиона, схватившись за плечи Драко, потянула его на себя, и теперь их лица были ужасно близко друг к другу.

Экипаж выровнялся и продолжил движение.

Сердце Гермионы громко колотилось от смеси страха и восторга. «Какое странное ощущение дежавю», — подумала она. Не похоже ли это на их последнюю встречу? Почему судьба упрямо прижимает её к Драко? Ей это не нужно. Невыносимо надеяться, чувствуя тоску по венам, надеяться на то, что Драко наклонится к ней и поцелует.

«Сделай первый шаг...»

Какой?

«Поцелуй его сама...»

Невозможно. Гермиона не была настолько храброй. Вероятность того, что Драко оттолкнёт её с отвращением, была стопроцентной. Тем более, она сама выставила себя идиоткой в «Трёх мётлах».

«Поцелуй его...»

Мерлин... можно ли? Он ведь ненавидит её, верно? А что, если он...

«Целуй!»

«Это плохая идея», — было её последней мыслью. А затем Гермиона положила левую руку на затылок Драко, наклонила его голову и поцеловала его.

Глава девятая

Когда Гермионе было семь, к ней в гости как-то раз пришёл дядя Престон. Он принёс игрушку — разноцветную коробку, украшенную наклейками в форме сердца и звезды. Справа на коробке была серебристая ручка с пластиковым покрытием на конце. Гермиона смотрела то на дядю, то на коробку, не понимая, что же с этим делать.

Взволнованно улыбаясь, дядя Престон указал на ручку и, сжав руку в кулак, сделал вращательное движение.

— Попробуй так, дорогая, — сказал он, и Гермиона тут же всё поняла. Схватившись за ручку, она медленно повернула её. Из коробки полилась весёлая мелодия, похожая на ту, что слышна из фургончиков с мороженым, когда те проезжают мимо. Гермиона, наслаждаясь музыкой, продолжала крутить ручку до тех пор, пока дядя Престон не велел ей остановиться и подождать, что же будет дальше.

И она остановилась, с волнением наблюдая за коробкой.

Вдруг раздался резкий звук, из коробки выскочил миниатюрный клоун, потянулся к Гермионе, и та с визгом отшатнулась. Её крошечное сердечко забилось быстро-быстро, но когда дядя Престон позади неё громко расхохотался, она обернулась и засмеялась вместе с ним.

И вот сейчас, прижавшись к губам Драко, Гермиона чувствовала себя семилетней девочкой в ожидании «сюрприза»: взволнована (и испугана); что же произойдёт дальше?

«Мерлин, что я делаю? Я с ума сошла! Это безумие! Нужно прекратить это! Прекратить, пока он не...»

Он ответил на поцелуй.

Когда Драко крепко поцеловал её, сердце Гермионы забилось так сильно, будто собиралось установить рекорд. К своему изумлению и неимоверному восторгу она почувствовала, как Драко скользнул горячим языком по её нижней губе, прося большего. И Гермиона подчинилась, приоткрыв рот, чтобы углубить поцелуй. Когда их языки коснулись друг друга, она тихо застонала, зарывшись пальцами в волосы Драко.

Гермиона не могла в это поверить. Драко Малфой... Драко Малфой целовал её! И это не было ни фантазией, ни сном — это происходило на самом деле! Гермиона чувствовала его губы, его руки, которыми он уверенно сжимал её ягодицы. Чувствовала сладость сливочного пива на его губах. Чувствовала тонкий аромат духов на его одежде и крепкую грудь.

Всё происходило наяву. Наяву!

Заветная мечта стала...

И тут экипаж резко остановился.

Драко сразу же разорвал поцелуй, отстраняясь от Гермионы. Она же, даже не успев понять, что закрыла глаза, открыла их и увидела, что Драко смотрит на неё в полнейшем неверии — определённо не такой взгляд ожидает девушка от парня, которого только что поцеловала; особенно если парень этот ей нравится.

Услышав шаги, Драко отпустил Гермиону, и она пересела на свою сторону экипажа. А затем поняла, что экипаж остановился потому, что они наконец прибыли в Хогвартс, и, спрыгнув на землю, — подобно тому клоуну, выскочившему из коробки, — поспешила в замок.

***

Спуститься на ужин Гермиона в тот вечер так и не решилась.

«Не могу его видеть. Просто не могу».

Трусливая её сторона взяла верх. Гермиона истратила весь запас храбрости ещё тогда, когда поцеловала Драко — и поцелуй этот он на удивление пылко вернул. Но имеет ли значение, ответил Драко на поцелуй или нет? Что значил тот взгляд, которым он одарил её после? Драко явно не выглядел довольным. Откровенно говоря, он выглядел так, будто Гермиона сообщила ему, что его настоящий отец — Волан-де-Морт.

Опять же, о чём Драко думал, когда так горячо целовал её? И, что важнее, что он думает обо всём этом сейчас? Жалеет о своем поступке? Или же злится на Гермиону? Ну, в этом можно не сомневаться. Скорее всего, он сейчас кипит от ярости, поджидая её где-нибудь, чтобы обложить грубостями. Как хорошо, что она решила не выходить из комнаты.

Умом Гермиона понимала, что вечно избегать его не получится. Жили и работали они в одном здании, и пусть до конца летних каникул оставался ещё месяц, в сентябре начинался новый учебный год, и Гермионе придётся выходить хотя бы на занятия. Даже если не ходить есть в Большой зал, всё равно остаётся шанс, что они могут столкнуться в коридорах.

И это не говоря о том, что профессор Макгонагалл буквально с дьявольским упорством пыталась свести их.

Свернувшись калачиком в кресле, Гермиона обхватила лицо ладонями. Уж лучше бы она никогда не целовала Драко, несмотря на то, что ей очень понравилось. Она бы смирилась с отчаянной тоской, но не с невыносимой тревогой, поселившейся в сердце. И — ещё соли на рану — Гермиона явно начала превращаться в ту безнадёжно влюблённую дурочку, какой была раньше.

«Мне очень нужен новый мужчина... постойте! Роберт!»

Как она могла забыть об обаятельном и привлекательном Роберте Локи? Если кто и мог отвлечь её, так это Роберт! Когда Гермиона сообщила ему об отмене субботнего свидания, он воспринял это вполне хорошо, признавшись, что и сам занят. Но завтра было воскресенье, и Роберт вряд ли занят настолько, что не сможет сходить с ней куда-нибудь выпить.

Оживившись, Гермиона вскочила с кресла и схватила пергамент, перо и чернила. Немного злясь, что волшебники не оценили прелести мобильных телефонов — или чего-нибудь отдалённо похожего, — она быстро написала Роберту записку. Как только она закончила сворачивать пергамент, в окно влетела сова Роберта — к её лапе было привязано письмо.

Гермиона прочла его: Роберт спрашивал, свободна ли она в воскресенье. Улыбнувшись такому совпадению, она написала, что согласна, и отправила сову обратно.

***

Вторым их свиданием был пикник в парке.

Роберт уложил в плетёную корзину треугольные сэндвичи, гроздь винограда, миску клубники, шесть пирожков с яблоками и корицей, бутылку имбирного эля и бутылку белого вина. Он даже взял красно-белый плед, чтобы было на чём сидеть. Греясь на солнце, они разговаривали, смеялись — словом, просто наслаждались обществом друг друга.

Гермиона совершенно забыла о Драко Малфое, не устояв перед обаянием Роберта. Как можно было думать об этом невыносимом придурке, когда Роберт кормил её виноградом и смотрел с обожанием? Несмотря на свою простоту, это свидание оказалось самым романтическим в жизни Гермионы, и она не собиралась портить его мыслями о каком-то мерзком хорьке.

— Скажи, Гермиона, правда ли, что печально известный Драко Малфой преподаёт в Хогвартсе? — спросил Роберт.

Вот и не думай о Малфое.

— Э-э-э... да, преподаёт, — ответила Гермиона. Она было хотела спросить, с чего такой интерес, но решила не развивать тему о Малфое.

— Симпатичный мерзавчик, ага? — сказал Роберт.

Гермиона поморщилась.

— Да... Похоже на то...

— Должно быть, не обделён женским вниманием?

Решив не обращать внимания на подозрительный интерес Роберта к другому мужчине, Гермиона просто уклончиво пожала плечами.

— Возможно...

— А как он тебе? Когда-нибудь нравился?

Она едва не задохнулась, буквально застыв на месте.

— Нет. Никогда, — слишком резко, чтобы быть правдой. — А с чего такой интерес к Малфою? Он ужасно неприятный высокомерный тип. Иногда он становится злобным настолько, что я начинаю задаваться вопросом, человек он или порождение дьявола.

Роберт внимательно наблюдал за ней.

— Если это так, то тебе, возможно, не стоит с ним общаться. Держись от него подальше, Гермиона.

Столь грубый тон удивил Гермиону. Роберт явно пытался дать совет, но взгляд его говорил о том, что это не столько совет, сколько угроза: «Держись от него подальше... или пожалеешь». Но это полная ерунда. Зачем Роберту ей угрожать? Нет, она определённо ослышалась. Грубый тон должен был лишь подчеркнуть важность его слов, всё ради её же безопасности.

Роберт улыбнулся, и пристальный взгляд его перестал быть таким тяжёлым.

— Не стоит мне об этом говорить, Роберт, — улыбнулась Гермиона в ответ. — Именно так я и делаю.

***

Мнение Лаванды, однако, было совершенно противоположным.

— Ох, Гермиона, пожалуйста, не слушай его! Драко поцеловал тебя!

— На самом деле, Лаванда, это я поцеловала Драко...

— И он ответил! — перебила Лаванда. — Гермиона, нельзя упускать такую возможность. Это же очевидно, что Драко не так сильно ненавидит тебя, как утверждает.

— Думаешь? Я не знаю...

Стиснув плечи Гермионы, Лаванда многозначительно посмотрела на неё.

— Гермиона, ты не должна сдаваться! Помни, нет худа без счастья...

— Без добра...

— Без разницы. Просто знай: когда тебе кажется, что всё очень плохо, это лишь предвещает большую радость, и именно так и у вас с Драко. Гермиона, он же тебе нравится! А Роберта ты просто использовала, чтобы отвлечься, когда ситуация была не в твою пользу. Но сейчас-то это не так!

— Похоже на то...

— Гермиона, послушай: борись за своего мужчину! Никаких «если» или «но», я сказала! Стань примером для тех неудачниц со всего мира, которые оказались в похожей ситуации! Укроти неукротимого! Смени «плюсы» Драко на «минусы»!

Гермиона вскочила на ноги, буквально загоревшись от этих слов. Лаванда права! Какая разница, что сказал Роберт Локи? Какое ей вообще до него дело? Драко Малфой был мужчиной её мечты, и значит именно его нужно добиваться! Первые шаги уже сделаны, и для Гермионы вполне достаточно того, что они остались не совсем без ответа. И это лишь начало.

— Что скажешь, Гермиона? Как собираешься поступить? — требовательно спросила Лаванда, схватив Гермиону за запястья и сжав их. — Останешься в стороне и позволишь ему ускользнуть?

— Нет! — торжественно заявила Гермиона.

— Сдашься?

— Нет!

— Будешь бороться за своего мужчину?

— Да!

— И правильно! — воскликнула Лаванда, тоже вскочив на ноги. — А теперь приступим!

***

Спустя час Гермиона и Лаванда придумали ещё один план по привлечению внимания Драко.

План был прост: Лаванда подойдёт к Драко, сообщит, что в старом, давно забытом шкафу в кабинете прорицаний завёлся боггарт, и попросит прогнать его. Драко как раз нужен боггарт для занятий с третьекурсниками в начале года, поэтому он точно согласится. Затем, по пути в кабинет прорицаний, Лаванда вдруг «вспомнит о чём-то важном» и попросит идти дальше без неё, пообещав, что догонит.

Драко же в одиночестве отправится к вершине северной башни, где расположен кабинет прорицаний. К этому времени Гермиона — настоящий боггарт, скрывающийся в шкафу, — с помощью магии затемнит кабинет, а когда Драко войдёт, набросится на него с поцелуями. Не стоит говорить, что «нечто важное», о чём вдруг вспомнит Лаванда, задержит её и обеспечит успех столь романтическому плану.

Вопросы, в основном, задавала Гермиона — ответы Лаванды были короткими и простыми.

— Лаванда, а если он тебе не поверит?

— Поверит!

— А если он скажет, что подождёт тебя, чтобы вы пошли вместе?

— Не скажет!

— А если он сбежит прежде, чем я дотянусь до него? Ведь там будет темно...

— Ты справишься!

— А если он оттолкнёт меня? Или проклянёт?

— Э-э-э... Ты справишься!

Насчёт этого плана у Гермионы были сильные сомнения. Казалось, он обречён на провал, и это выставит её ещё более отчаявшейся, чем когда она подлила в торт Амортенцию. В голове Гермионы крутилось множество вариантов провала: Драко не придёт; Драко придёт, но тут же развеет заклинание темноты, тем самым застав её в прыжке к нему; Драко проклянёт её так, что она потеряет сознание, а от шкафа останутся лишь обломки; Драко раскроет её план и лишь посмеётся, запоминая его, чтобы мучить этим Гермиону всю оставшуюся жизнь...

Мерлин, она не справится. Просто не сможет! Но, сказав об этом Лаванде, Гермиона встретила резкий отпор.

— Ты сможешь, Гермиона. У тебя получится! Где твоя гриффиндорская смелость? Отыщи в себе львицу! Борись за своего мужчину!

А затем, после ещё одной долгой мотивационной речи о «первой женщине, сумевшей вернуть гея на путь праведный», запал Гермионы вернулся. И вот, во вторник вечером в кабинете прорицаний на вершине северной башни, наблюдаем: в пыльном, душном, покрытом плесенью шкафу сидит Гермиона и, покусывая нижнюю губу от волнения, терпеливо дожидается Драко Малфоя, чтобы буквально вцеловать ему гетеросексуальность.

Да, план был прост и теоретически даже надёжен. Идеален.

Жаль, что Фортуна в этот день ужасно скучала.

***

Северус Снейп всегда считал, что ему повезло, когда такая женщина, как Лаванда Браун, обратила на него внимание. Она, конечно, не была ни начитанной, ни семи пядей во лбу, но зато энергии, доброты и преданности в ней было хоть отбавляй; не говоря уже о красоте и невероятной изобретательности в постели. Несмотря на огромную друг с другом разницу, они достигли своей особой гармонии в отношениях.

Именно поэтому, услышав, как Лаванда едва ли не заигрывает с Драко, Снейп не на шутку встревожился. Зачем она просит Малфоя помочь с боггартом, когда могла попросить его? Ей что, как и этой пышноволосой дурочке Грейнджер, тоже нравится Малфой? Или же это какая-то хитрость ради небольшой шалости в кабинете прорицаний? Что ж, Снейпа не устраивало ни то, ни другое.

Он решил, что должен проткнуть этот шар лжи. Он пойдёт в кабинет прорицаний и, если там действительно будет боггарт, он поймает его, тем самым став героем дня. Но если никаких боггартов там не будет, он останется ждать Лаванду и Малфоя, чтобы поймать их на месте преступления и не дать наставить себе рога. Он в любом случае в выигрыше.

И с этими мыслями Северус Снейп направился в северную башню.

***

Тем временем, внизу за столом преподавателей, где сидели Лаванда и Драко:

— У меня уже есть боггарт, Браун, — равнодушно ответил Драко.

Лаванда открыла рот от удивления. Она никак не ожидала этого.

— Но... э-э-э... разве он... разве он хорош? — запнувшись, спросила она.

Драко на это лишь вскинул бровь и вернулся к чтению газеты.

— Он идеально подходит для моих целей.

— Но... но... Малфой, мне очень нужно, чтобы ты помог мне избавиться от этого боггарта!

— Я могу вам помочь, — вмешался профессор Флитвик. — Ридикулус в моем исполнении очень...

— Нет, — резко перебила Лаванда, но, заметив удивлённое выражение лица Флитвика, тут же натянуто засмеялась: — Э-э-э... я хотела сказать... Профессор Флитвик, просто Малфой... мистер Малфой гораздо лучше справится именно с этим типом боггарта...

Драко посмотрел на неё с выражением «ну ты и тупица».

— Браун, все боггарты одинаковые. — А затем, сложив газету, встал и добавил: — А теперь извини меня...

— Погоди! — отчаянно воскликнула Лаванда, вскакивая из-за стола.

Драко выжидающе уставился на неё.

— Пожалуйста, Малфой. Мне очень нужна твоя помощь.

Тот на секунду нахмурился, явно подозревая неладное в её необычном поведении. Но любопытство взяло верх, и, кивнув в сторону выхода из Большого зала, Драко сказал:

— Хорошо. Показывай дорогу.

***

Казалось, прошла вечность, прежде чем Гермиона услышала чьи-то шаги. Она тут же занервничала, отчего у неё вспотели ладони. Руки задрожали, сердце забилось быстрее, даже дыхание сбилось. «Вот оно», — подумалось ей. Наконец-то этот момент настал. Теперь — ни шагу назад. Сейчас или никогда.

***

«Черт бы побрал эту женщину», — с горечью подумал Северус, услышав, как закрылась дверь в кабинет прорицаний. Он всегда ненавидел эту часть Хогвартса — слишком много лестниц, слишком тяжёлый и непонятный запах; а по ночам здесь становилось настолько темно и тихо, что это пугало даже его. Не говоря уже о том, что именно здесь проводились занятия по самым неприятным предметам.

Но у него была миссия, и он должен её выполнить, пропади оно всё пропадом!

***

«Это же Снейп», — задумчиво пробормотал Драко, поднявшись по лестнице к кабинету прорицаний. Лаванда бросила его ещё после первого пролёта, заявив, что «вспомнила нечто важное» и что он может идти дальше без неё. Драко подозревал, что она что-то задумала, но что именно, конечно же, не знал. Если это был какой-то розыгрыш, ничего страшного. Драко был абсолютно уверен, что так или иначе сможет избежать его, лишь бы в этом не принимала участие Грейнджер...

Уверенности добавлял и опережавший его Снейп. Какую бы ловушку ни приготовила Лаванда, Снейп встретится с ней первым. Но даже если и нет — он ведь мастер избегать ловушек, — всё равно обезвредит её, обеспечив безопасный путь. И теперь единственное, что требовалось от Драко, — это тихо следовать за Снейпом и наблюдать за тем, что задумала Лаванда.

***

Как только дверь распахнулась, Гермиона, услышав приближающиеся к её укрытию шаги, тут же взмахнула палочкой, чтобы затемнить кабинет. А затем выскочила из шкафа, размахивая руками, будто бесноватый боггарт. Обнаружив цель, она обхватила его за шею и, притянув к себе, заглушила все свои сомнения и страстно поцеловала.

«Цель» немедленно воспротивился, но Гермиона, вцепившись ещё крепче, запрыгнула на него и обхватила ногами, не переставая целовать его в тонкие губы...

«Хм, кажется, его губы были полнее, когда я последний раз целовала его. А что с его мантией? Обычно он не носит настолько плотные вещи...»

Но Гермиона отбросила эти мысли, крепко целуя его, несмотря на сопротивление. Она запустила руки в его сальные волосы...

«Почему его волосы такие жирные? Наверное, перестарался с гелем...»

Преисполнившись решимостью заставить его ответить на поцелуй, Гермиона скользнула руками по его впалым — впалым? Ему однозначно надо больше есть — щекам, вдоль кривого носа — когда он успел стать таким большим? — по широким плечам...

И тут зажёгся свет.

Удивившись, Гермиона прервала поцелуй и открыла глаза.

Перед ней был Северус Снейп, который, сердито прищурившись, раздувал ноздри от ярости и злобно ухмылялся. Мужчина, чьи бёдра она так крепко обхватила ногами. Мужчина, которого она так страстно целовала всё это время.

— Грейнджер, — рявкнул он, и Гермиона застыла, парализованная удивлением и страхом.

— Снейп, — округлив глаза, прошептала она. Она поцеловала Снейпа. Снейпа! Своего бывшего преподавателя зельеварения. Парня своей лучшей подруги! Это плохо. Очень плохо. Так плохо, что вряд ли могло стать ещё хуже.

Но нет, могло.

Прислонившись к дверному косяку, Драко с непроницаемым лицом произнёс:

— Ну и ну, вот это романтика!

Глава десятая

— Мисс Грейнджер, будьте добры освободить меня из своей хватки, пока я не потерял остатки терпения и не оттолкнул вас самостоятельно.

Вздрогнув, Гермиона отпустила Снейпа и спустилась на пол. Сгорая от стыда, она сделала два шага назад, прекрасно понимая, что и Снейп, и Малфой пристально наблюдали за ней. Этот момент, должно быть, станет самым унизительным в её жизни — в жизни любого человека бы стал! Когда всё это закончится, она, оказавшись в своей комнате, обязательно сотрёт себе память.

Глаза Снейпа злобно сверкнули.

— Мисс Грейнджер, я прекрасно осведомлён о вашем нелепом увлечении мистером Малфоем, но опуститься до такого уровня... признаться, я разочарован. Что ж, пусть этот раз станет последним, когда вы — пусть и нечаянно — вовлекли меня в ваши идиотские планы. Я ясно выражаюсь?

Склонив голову от стыда, будто нашкодивший ребёнок, Гермиона ответила:

— Да, профессор.

Снейп задержал на ней взгляд ещё несколько секунд, а затем плавно развернулся на каблуках и вышел из кабинета.

Воцарилось молчание.

«Вот оно, — подумала Гермиона. — Всё кончено. С Драко Малфоем всё кончено».

Хотелось бы ей прийти к такому выводу раньше. Да так, собственно, и было, но Лаванда убедила попытаться ещё раз. Ну и посмотрите, к чему это привело: Гермиона поцеловала Снейпа, Малфой поймал её за этим, а Снейп — смутил ещё сильнее, озвучив её тайну. Да, с этим безнадёжным делом пора заканчивать.

Тяжело вздохнув, она приняла решение: она вернётся к себе в комнату, примет тёплую ванну, сотрёт себе память, а затем уснёт беспробудным сном без сновидений. Мысленно Гермиона уже опустила руки. Очевидно, им с Драко не суждено быть вместе, если вспомнить, сколько неприятностей она пережила, пытаясь его заполучить.

Опустив взгляд, Гермиона направилась к выходу. Драко по-прежнему стоял в дверях, и она запаниковала: чтобы выйти, придётся пройти мимо него. Очень близко. Гермиона, тем не менее, не остановилась, но, когда она намеревалась обойти Драко, тот выпрямился и преградил ей путь.

Гермиона посмотрела на него, а он — на неё.

Сложив руки на груди, Драко молчал. В сочетании с равнодушным выражением лица это нервировало Гермиону.

— Э-э-э... Я бы хотела пройти, — тихо сказала она.

Он даже не пошевелился.

— Если бы ты... м-м-м... чуть подвинулся вправо...

Но Драко шагнул вперёд. Гермиона тут же отшатнулась.

— Драко...

— Снейп? — наконец сказал он с нескрываемым раздражением. — Ты приняла Снейпа за меня?

Он знал. О Мерлин, он знал!

— Я... я...

— Грейнджер, ты совершила много глупостей, но, должен признать, это переплюнуло все.

Драко сделал шаг вперёд, а Гермиона — назад.

— Я не знаю, о чём...

— Разве ты не целовала меня в субботу? — напомнил он, и Гермиона — если такое вообще возможно — покраснела ещё сильнее. — И, тем не менее, не помнишь, каково это — целовать меня. Мне освежить тебе память?

У Гермионы было лишь несколько секунд, чтобы удивиться словам Драко, прежде чем он схватил её за руки и, притянув к себе, поцеловал.

Он не стал тратить время на целомудренное касание губ. Вместо этого он сразу же протолкнул язык к Гермионе в рот, демонстрируя превосходство и силу. Он освободил её левую руку и обнял за шею, а затем — правую и, обняв за талию, притянул к себе вплотную.

Застонав, Гермиона вцепилась в его рубашку. Такой напор впечатлял, и Гермиона изо всех сил пыталась ответить тем же, наслаждаясь ощущением его крепкого, подтянутого тела рядом. Внутри пробудилось желание, обосновавшись внизу живота, — Драко провёл губами по подбородку, поцеловал в шею, а затем снова в губы.

Всё началось так же быстро, как и закончилось. Отстранившись от Гермионы, Драко пристально посмотрел на неё:

— Вот теперь, целуясь в темноте с незнакомцем, ты будешь точно знать, я ли это.

***

Рассказать обо всём Лаванде было нелегко. Ни одна девушка не сможет с лёгкостью сообщить своей лучшей подруге, что сначала поцеловала её (лучшей подруги) парня, а потом запрыгнула на него, будто кошка во время течки. На такие новости могла быть только одна — и вполне разумная — реакция: ярость.

Но Лаванда восприняла случившееся на удивление мирно. Настолько мирно, что даже признала свою вину за чересчур активное подталкивание Гермионы к действиям. Та же никогда не испытывала столь сильного облегчения. Лаванда в ярости была подобна ядерной смеси бури и извержения вулкана. Если бы такая ярость выплеснулась на Гермиону, это стало бы — без шуток — полнейшей катастрофой.

Гермиона, однако, рассказала не всё. Она упомянула о том, что Драко стал свидетелем её унижения, но последовавший за этим поцелуй почему-то решила сохранить в тайне. Её обуял суеверный страх: если рассказать кому-нибудь о поцелуе, то последний шанс заполучить Драко будет потерян.

А всё потому, что, несмотря на её решение оставить Драко в покое и опустить руки, этот поцелуй вернул ей надежду.

Драко Малфой не был геем, Гермиона была в этом уверена. И, возможно, ненавидел её не так сильно, как утверждал (как и говорила Лаванда), Гермиона была уверена и в этом. А ещё Драко Малфой знал, что и она его не ненавидит. Если он умён — а Гермиона знала, что так и есть, — то точно догадался, что она в него влюблена. Если он не понял этого после торта с Амортенцией, поцелуя в экипаже или после неудавшегося «покушения на поцелуй», то после заявления Снейпа уж точно должен.

Однако, была ещё одна проблема. Почему-то Драко продолжал её отталкивать. Если Гермиона хотела отношений с Драко, проблему эту нужно было найти и обезвредить. Но что же это за проблема? Точно не сомнительная гомосексуальность и не отвращение, но тогда что?

И тут Гермиону осенило: быть может, всё из-за того, что она маглорождённая?

«Неужели он до сих пор придаёт этому значение?»

А если придаёт? А если, несмотря на переход на «светлую сторону» и внешне хорошее поведение, он всё ещё оставался тем отвратительным фанатиком, которым его воспитал отец? Если подумать, вполне возможно! В конце концов, он почти восемнадцать лет находился под влиянием чистокровных предрассудков Люциуса Малфоя, а такое просто так не забывается.

«Но он поцеловал меня! Причём дважды!» — в отчаянии подумала Гермиона.

Стал бы он целовать её... прикасаться к ней, если бы по-прежнему считал, что она грязная — как и все маглорожденные? Разве он не избегал бы её, если бы всё ещё придерживался предрассудков чистокровных? Разве не оттолкнул бы её и вытер рукой губы, грязно оскорбив напоследок?

Но нет, ничего подобного. Вместо этого он сам поцеловал Гермиону безо всякой просьбы с её стороны. И не оттолкнул её, а лишь притянул ближе. Она до сих пор помнила его объятия, ласки, поцелуи...

Ерунда какая-то! Полнейшая бессмыслица. Даже для Гермионы это было слишком запутанным. Она решила, что лучший способ узнать — это спросить самого Драко. Однако делать это не очень хотелось. Гермиона не была столь сильна духом для такого вопроса, да и отказ принимать не желала. Не сейчас.

«Да и, — добавил её внутренний оптимист, — если судить по его поведению, то мне, возможно, и не понадобится спрашивать. Быть может, он снова поцелует меня и развеет все мои страхи».

***

Но вместо того чтобы развеять страхи, Драко лишь приумножил их. Он избегал её, а когда не удавалось, просто игнорировал.

Гермиону смущало такое поведение, но она постоянно напоминала себе, что в этом нет ничего необычного. То, что Драко поцеловал её, не означает, что что-то изменилось — пусть даже она и надеялась на обратное. Нельзя влюбиться только лишь после двух жалких поцелуев. Нельзя изменить мнение о человеке. Да и, раз уж на то пошло, изменить сексуальную ориентацию тоже нельзя.

Драко Малфой вполне мог быть... бисексуалом.

Как-то ночью в начале третьей недели августа Гермиона даже разрыдалась в подушку от отчаяния из-за этой мысли. Драко Малфой — бисексуал. Он в состоянии «сделать стойку» как на мужчин, так и на женщин. Весь мир был у его ног: люди обоих полов, будто пироги с разной начинкой, в которые он мог запустить пальцы — или нечто более выдающееся — и с наслаждением распробовать. Вот мерзавец.

Боже правый, как она могла быть настолько глупой, настолько слепой? Почему это никогда не приходило ей в голову? Она-то думала, что совершила нечто грандиозное, что изменила его, поменяла полюса, а на самом деле он совсем не изменился. Но внутренний голос настаивал:

«Даже если он и бисексуал, это не отменяет того, что он поцеловал меня. Если бы я ему не нравилась, он бы так не сделал».

Эти мысли, будто горошина под матрасом, мучили её, не позволяя прийти к однозначным выводам. Лежа в постели, Гермиона медленно сходила с ума от разных догадок и бесконечных «а если». Нравилась ли она Драко? Если да, то почему он её игнорировал? А если она ему не нравилась? Но тогда зачем он её поцеловал?

Подобные мысли бродили в голове Гермионы бесконечным кругом, будто щенок, гоняющийся за своим хвостом.

«Я должна спросить его. Собраться с духом, пойти и спросить, потому что если я этого не сделаю, то никогда не успокоюсь».

Поджав губы, уставившись на паутину на потолке, сжав кулаки, Гермиона Грейнджер твёрдо решила спросить Драко Малфоя, нравится ли ему. И если он ответит, что нет — забыть о нём и двигаться дальше.

***

— Да ладно? — в ужасе спросила Лаванда, когда Гермиона наконец рассказала им с Джинни о поцелуе и о своём решении поговорить с Драко. — Гермиона, это очень смелый поступок. Ты уверена?

— Конечно она уверена, — твёрдо кивнула Джинни. — Ни один парень не стоит того, чтобы тратить на него силы впустую.

Джинни на неделю вернулась домой из турне с «Холихедскими гарпиями», где играла в качестве охотника, и Гермиона с Лавандой пригласили её в шикарный лондонский паб — в один из тех, где качество еды соответствует астрономическим ценам в меню, — чтобы отметить это. И, как близкие подруги, они не могли не обсудить свою личную жизнь — естественно, личная жизнь Гермионы стала главной темой обсуждения.

— А ещё, — продолжала Джинни, — я не могу поверить, что ты вообще влюбилась в этого остролицего хорька. Что ты в нём нашла?

Гермиона тут же принялась защищать Драко.

— Он больше не остролицый, Джин. Он и правда стал довольно привлекательным...

Лаванда кивнула в знак согласия.

— Но это всё равно не объясняет твой интерес к этому чудовищу, — усмехнулась Джинни. — Гермиона, разве ты забыла, сколько раз он оскорблял тебя? Разве ты забыла, сколько раз плакала из-за него?

— Конечно помню, — ответила Гермиона. — Но я простила его. Я поняла, что он говорил эти ужасные вещи, находясь под влиянием Люциуса Малфоя.

— Гермиона, но он ведь по-прежнему ужасно к тебе относится, — напомнила Лаванда.

— Лаванда, разве не ты призывала меня добиваться его? — нахмурилась Гермиона. А затем добавила: — Да, он по-прежнему плохо ко мне относится, но я предпочитаю думать, что не настолько плохо, как кажется. Я... он ведь мне не сразу понравился. Поначалу я им просто восхищалась. Восхищалась его мужеством.

— Каким мужеством? — снова усмехнулась Джинни.

Гермиона не обратила на неё внимания.

— Люциус Малфой был не только правой рукой Волан-де-Морта, но ещё и отцом Драко. Знаешь ли ты, как сложно ему было предать отца? Пойти в Визенгамот и дать показания против человека, на которого всю жизнь едва ли не молился? Вернуться в общество, которое не доверяло ему, и попытаться начать новую жизнь, несмотря на психологическую травму?

Джинни и Лаванда просто молча наблюдали за Гермионой. Атмосфера вокруг их столика накалилась.

— Я восхищалась им, — повторила Гермиона. — Я долго за ним наблюдала и в один прекрасный день сказала себе: «Знаешь, а ведь он стал довольно привлекательным». Я знаю, что это дурацкая причина, но, полагаю, именно тогда моё восхищение начало перерастать в нечто большее.

Гермиона тяжело вздохнула, чувствуя свободу, будто гора с плеч. Она первый раз так подробно рассказывала о своих чувствах к Драко, и невероятно — ведь Гермиона обычно была скрытной, — но ей понравилось делиться ими с лучшими подругами.

Джинни долго потягивала напиток из трубочки, а затем произнесла:

— Ну и хорошо, что он тебе нравится, Гермиона. Но ведь главный вопрос в том, нравишься ли ему ты.

— Да, верно, — кивнула Лаванда. — Может, стоит просто спросить его. Это сэкономит тебе нервы.

Джинни тоже кивнула.

— И, как я говорила раньше, ни один парень не стоит того, чтобы тратить на него силы и нервы. Спроси его. Скажет «нет» — шли его ко всем чертям. Сам виноват.

Озорно блеснув взглядом, Лаванда добавила:

— Как говорила моя тетушка Бренда, лучший способ выкинуть одного мужчину из головы — это позволить другому залезть к тебе в...

— Лаванда! — возмущенно воскликнула Гермиона, и все трое покатились со смеху.

***

Гермиона, ободрённая подругами и алкоголем, собралась с силами и этой же ночью направилась в комнату Драко — даже не задумываясь о том, что было два часа ночи, и Драко будет не слишком рад, если его разбудить, даже не придумав подходящей причины.

«Когда он откроет дверь, я прямым текстом спрошу его».

Именно таков был её гениальный план. Прямолинейность. Ни шагу назад. Она прямо спросит, а он честно ответит. И если ответ будет отрицательным, то, слава Мерлину, есть алкоголь. И магия. Не стоит забывать о магии. Простой Обливиэйт — и Драко обо всём забудет.

Гермиона не была пьяна, но алкоголя в её крови было достаточно. Остатки совести напомнили ей, что не стоит накладывать Обливиэйт на человека против воли. А остатки разума пытались понять, где она вообще находится, потому что Гермиона была уверена, что уже проходила мимо этого дурацкого портрета Генри Ужасного...

Гермиона застыла на месте.

Заблудилась?

Скорее всего — она точно не была здесь раньше.

Хогвартс был настоящим лабиринтом. Все эти дурацкие люки в полу, спрятанные стены, исчезающие лестницы и коридоры, заколдованные туалеты, ведущие прямо в подземелья, где живут огромные ядовитые змеи...

Словно какая-то сумасшедшая решила написать книгу о «волшебном мире» и слишком увлеклась...

«Я просто воспользуюсь заклинанием-компасом и вернусь...»

Вдруг Гермиона услышала тихое бормотание и, поддавшись любопытству, пошла на звук.

Кто бы это мог быть так поздно? Скорее всего, двое непослушных учеников решили устроить свидание. Для летних каникул это было вполне обычным явлением. Распорядок дня был гораздо мягче, а преподаватели, патрулирующие коридоры, — гораздо терпимее. Значит, ученики просто воспользовались возможностью.

«Что ж, — подумала Гермиона, — пора это прекратить!»

Забыв о Драко, она подкралась ближе. Теперь уже можно было различить обрывки разговора.

— ...Хочу тебя, ты принадлежишь мне...

— ...Заканчивать, я сделаю всё, чтобы...

Смешок.

— ...Эта глупая грязнокровка? Я знал...

— ...Ничего для меня не значит...

Голоса раздавались из-за той двери. Вероятно, это был чулан или просто заброшенный класс. Впрочем, какая разница? Важно лишь то, о чём говорили эти двое.

— ...Всё равно наплевать. Ты принадлежишь только мне.

А затем раздался шелест одежды. Очевидно, они снимали её. И делать это они могли только по одной причине... и вряд ли она каким-то образом относилась к учёбе.

Схватившись за дверную ручку, Гермиона повернула её — подумав, какие же глупые эти ученики, раз оставили дверь открытой, — и распахнула дверь. Решительно настроившись поймать их на месте преступления, Гермиона влетела внутрь и начала озираться, пока не заметила два силуэта, прижавшихся к стене напротив.

В комнате было темно, но на одной из парт — это всё-таки был заброшенный класс — стоял фонарь. В его приглушённом свете Гермиона легко различила затылок кудрявого парня с каштановыми волосами. Судя по наклону его головы, он явно кого-то целовал. Из-за алкоголя Гермиона соображала медленно, поэтому не успела она подумать о том, что этот парень кажется ей знакомым, как он обернулся.

Герман Рейнджер.

А затем Гермиону будто парализовало от шока, когда она узнала второго человека. Человека, которого целовал Герман.

Драко Малфой.

Тот выглядел таким же удивлённым, как и она. И в любой другой ситуации Гермиона бы посмеялась над выражением его лица: брови подняты, глаза широко распахнуты, рот открыт от изумления.

Но это не было любой другой ситуацией. Это было именно той самой ситуацией. Плохой ситуацией. Ужасной. Гермиону будто мешком по голове ударили. Гермиона будто задохнулась. А затем поняла, что «разбитое сердце» — это не пустой звук. Нет, её сердце не «разлетелось на тысячу осколков», как пишут в любовных романах. Сердце её сжалось от боли. От невыносимой ноющей боли, накатившей, словно волна.

Вцепившись в блузку где-то в районе сердца, Гермиона отступила на шаг назад.

Драко протянул к ней руку, шагнув навстречу.

— Грейнджер...

— Нет... — тяжело дыша, покачала головой Гермиона. Она не могла в это поверить. Не могла. Она отступила ещё на шаг. — Нет...

— Грейнджер, постой...

— Нет...

А затем Гермиона развернулась и, прижимая руку к груди, слепо бросилась прочь.

Глава одиннадцатая

Вплоть до конца августа Гермиону не видел никто, даже лучшая подруга Лаванда Браун. Домашние эльфы, приносившие пищу, были единственными, с кем она хоть как-то общалась. Однако лето подошло к концу, и первого сентября начались занятия. Ради учеников Гермионе пришлось выйти из затворничества.

Но прежней она уже не была, и ученики это заметили.

«С профессором Грейнджер что-то не так», — шептались они.

«Она изменилась», — размышляли они.

И были абсолютно правы. С ней действительно было что-то не так, она действительно изменилась. Кто же останется прежним, пройдя через то же, что и Гермиона Грейнджер? Слава богу, это не имело отношения ни к изнасилованию, ни к каким-либо физическим травмам, но видеть, как тот, о ком ты грезишь, — и надеешься, что это взаимно, — целует другого, было очень больно.

Душераздирающее зрелище.

И именно это в Гермионе и изменилось: душу порвали в клочья.

А еще она разочаровалась. В первую очередь в том, кто разбил ей сердце.

Гермиона вела урок об исторической подоплёке враждебности кентавров к людям у четвертого курса Гриффиндора и Когтеврана, когда совершенно неожиданно ей вспомнился поцелуй Драко и Германа. Гермиона тут же забыла, о чём говорила. Нервно бормоча что-то, она торопливо листала свои записи, пытаясь сориентироваться по ним, но вспомнить ничего не получалось. Ученики внимательно наблюдали за ней, а в её голове лишь раз за разом прокручивалось это ужасное воспоминание, особенно тот момент, когда Герман обернулся, и Гермиона увидела...

— Занятие окончено! — воскликнула она.

Класс уставился на неё, не веря своему счастью — с истории магии отпустили на полчаса раньше.

— Уходите! Сейчас же! — приказала Гермиона. Дважды повторять не потребовалось. Ученики похватали книги и сумки и куда-то умчались — вероятно, бесцельно слоняться по коридорам в ожидании следующего урока.

Тяжело плюхнувшись на стул, Гермиона облокотилась на стол и закрыла лицо ладонями. Массажируя виски кончиками пальцев, она отчаянно старалась загнать это воспоминание как можно дальше. Неизвестно, почему Гермиона еще не стерла себе память. Быть может, в глубине души она была мазохисткой и хотела мучить себя этим воспоминанием время от времени.

«Нет, это лишь для того чтобы помнить, что надежда на взаимность от Драко... безнадежна».

Именно так. Гермиона хорошо усвоила этот урок. Добиваться Драко Малфоя и дальше — дохлый номер. Не стоит он ни сил, ни времени. Гермиона не могла поверить, что столько времени потратила, пытаясь привлечь его внимание, а оно было полностью сосредоточено на другом. А что она вытворяла! Как низко пала! И все ради этого мерзавца, который имел наглость завести отношения с несовершеннолетним учеником!

Нужно обязательно доложить об этом. Гермиона была столь зла, что уже почти решилась пойти к директору Макгонагалл и рассказать обо всем, что видела — и показать свои воспоминания, конечно же. Так ему и надо, негодяю, за то что сердце её будто вырвали из груди и бросили на пол, где его окончательно растоптал огромный слон. Боль от предательства, которую он ощутит, когда всё раскроется, будет столь же сильной, что и боль Гермионы, когда она увидела, как Драко целуется с Германом.

Ну, может и не такой же сильной, но близко к этому. Очень близко.

— Грейнджер.

Вздрогнув от неожиданности, Гермиона отняла ладони от лица и посмотрела наверх. В дверях стоял Драко, в кои-то веки в учительской мантии. Лицо его выражало нерешительность — что было ему несвойственно, — а волосы были в таком состоянии, будто он без конца теребил их.

Легок на помине...

Гермиона тут же собрала все свои записи, закрыла чернильницы, схватила перья и побросала все как попало в портфель.

— Нет, ты только посмотри, сколько времени! — почти пропищала она, застегивая портфель.

— Грейнджер, я должен... — начал Драко, но Гермиона уже вскочила на ноги, уронив стул.

— Какая же я глупая! Я же опаздываю на следующий урок! — Обогнув стол, она больно ударилась бедром об угол. — Боюсь, мне нужно идти!

— Грейнджер...

Но Гермиона, промчавшись мимо, уже вылетела из класса и ничего не слышала.

***

В следующий раз они встретились в этот же день, но уже вечером.

Гермиона направлялась на последний урок — у третьего курса Когтеврана и Пуффендуя, — когда увидела, что навстречу ей выходит Драко.

— Грейнджер...

— О боже! — воскликнула Гермиона. — Не могу поверить, что забыла свою... э-э-э... палочку! Нужно обязательно за ней вернуться!

Резко развернувшись, она направилась прочь. Увы, Драко последовал за ней.

— Грейнджер, Мерлина ради, ты всегда носишь палочку в левом рукаве.

Гермиона удивилась, что он знает о такой мелочи.

— Ну, я, кажется, вспомнила, что забыла её туда положить!

— Вспомнила, что забыла?

— Да! Конечно!

— Грейнджер, пожалуйста, просто...

— Что ж, приятно было поболтать с вами, мистер Малфой, но я спешу!

— Грейнджер!

Но Гермиона уже неслась прочь со сверхъестественной скоростью.

***

Драко же во что бы то ни стало решил добиться, чтобы его выслушали.

Следующим вечером, после ужина, когда Гермиона придумывала домашнее задание для шестикурсников, в открытое окно влетела записка и приземлилась на стол рядом. Гермиона с любопытством взяла ее и начала разглядывать, гадая, от кого она. Но еще большее удивление вызвали проступившие на бумаге слова:

«Грейнджер, ты должна меня выслушать...»

Выронив записку, будто та вдруг стала обжигающе горячей, Гермиона немедленно сожгла её. Однако записка тут же восстановилась из пепла. Гермиона в ужасе наблюдала, как на бумаге вновь проступают слова:

«Ты сожгла мою записку? Грейнджер, я...»

— Инсендио!

Записка снова восстановилась.

«Грейнджер, это уже не смешно».

— Инсендио!

«Ты либо ужасно упряма, либо ужасно глупа. Я склоняюсь ко второму варианту».

Разозлившись на неуничтожаемую бумажку и столь дерзкие сомнения в умственных способностях, Гермиона схватила перо, макнула его в чернильницу и яростно настрочила в ответ:

«Может и так, но я, по крайней мере, не настолько глупа, чтобы резвиться с несовершеннолетними учениками, особенно на территории школы! А теперь оставь меня в покое, подлый мерзавец!»

Часто дыша, Гермиона пристально смотрела на записку и ждала, осмелится ли та — ну, или Малфой — что-нибудь добавить. Но ничего не произошло. Бумага оставалась чистой весь вечер.

***

— Интересно, что он хотел сказать? — размышляла Лаванда. — Ага! Ты попала на Парк-лэйн, и она принадлежит мне. Плати аренду, коварная женщина!

Во вторую пятницу сентября Гермиона с Лавандой играли в «Монополию» у Гермионы в комнате, желая отдохнуть от дел учебных. Лаванда играла на удивление хорошо и уже скупила больше половины игрового поля, все вокзалы и коммунальные предприятия. Ко всему прочему Гермиона уже дважды попадала в тюрьму, несколько раз платила налоги и аренду Лаванде, когда попадала на её участки.

— Меня не интересует, что он хотел сказать, — небрежно ответила Гермиона, отдавая двадцать, затем десять и еще пять фунтов. — Держи. Мерлин, это грабеж, говорю тебе!

— Вообще-то, — усмехнулась Лаванда, — всё ещё хуже, потому что Мейфэр тоже в моей собственности, значит арендная плата двойная. Семьдесят фунтов, милочка! Раскошеливайся!

Гермиона передала ей оставшиеся пятьдесят фунтов и две купюры по двадцать.

— Жадина.

— А что, так и есть, — расхохоталась Лаванда. — Всё равно ты должна была позволить ему высказаться, Гермиона. Кто знает, вдруг он передумал.

— Не передумал, — отрезала Гермиона.

— Ты не можешь этого знать наверняка, — парировала Лаванда.

Но Гермиона знала. Знала, что Драко Малфой даже не собирался «передумывать», ибо история, рассказанная ею Лаванде, значительно отличалась от правды.

Почему-то Гермиона не захотела делиться тем, что видела Драко с Германом, поэтому соврала Лаванде. Она рассказала, что в ту роковую ночь дошла до комнаты Драко и колотила в дверь, пока тот не открыл. А затем спросила напрямую, нравится ли ему, на что получила глумливое «нет». Однако, оправдывала себя Гермиона, она не совсем лгала. Драко действительно сказал «нет», но не прямо: тот поцелуй с Германом сказал это за него. Драко сделал выбор, и выбор был не в её пользу.

С того самого вечера, когда он прислал записку, его было не видно и не слышно, и Гермиону это радовало. С глаз долой, из сердца вон — прочь сомнения, желает ли она быть с ним. Гермиону восхищало его упорство, а его неожиданное внимание было даже слегка приятно, но, боясь снова стать одержимой Драко, она твёрдо решила, что не станет его слушать.

Да и он наверняка просто хотел убедиться, что Гермиона не станет ничего рассказывать директору. Драко прекрасно понимал, что Макгонагалл относится к ней с уважением, поэтому даже малейшее упоминание о его шалостях с учеником, сорвавшееся с языка Гермионы, приведет к немедленному увольнению. Как истинный трус, он был напуган и лишь пытался защититься.

«И вправду, пора бы уже прекратить, наконец, думать о Драко Малфое».

Да, определенно пора, ибо Гермиона была на сто процентов уверена, что он о ней не думает совершенно.

***

Ранним субботним утром Гермиона получила письмо от Роберта: он приглашал её на прогулку. Вспомнив тот чудесный пикник на последнем свидании, Гермиона сразу же согласилась. Хорошо, что она не рассталась с Робертом, как планировала раньше. Теперь, когда она решительно настроилась забыть о Драко Малфое, Роберт Локи с его очаровательной улыбкой был идеальным лекарством от разбитого сердца.

Гермиона понимала, что она просто использовала беднягу. В конце концов, не он занимал её сердце и мысли, а вспоминала она о нём исключительно тогда, когда в отношениях с Драко всё становилось особенно плохо. И это было ужасно, потому что в своей заявке Роберт указал, что настроен на серьёзные отношения. Он хотел жену, детей и все прочее, что к этому прилагалось. Ему не нужна была женщина, которая будет использовать его как замену тому, кто разбил ей сердце.

Роберт был добрым, честным и невероятно красивым. Любая женщина убьёт за такого. Ну и что же Гермиона? А Гермиона просто использует его, чтобы «отвлечься».

«Так, Гермиона, прекрати тянуть время! Он хороший парень. Именно тот, кто тебе нужен. Так что прекрати заниматься ерундой и отнесись к этому серьёзнее!»

Этим вечером Гермиона была убийственно красива: короткое чёрное платье без бретелек и чёрные же туфли на высоком каблуке. С помощью Лаванды она приручила свои волосы, но от макияжа решительно отказалась.

— Неужели ты собралась сегодня переспать с ним? — поинтересовалась Лаванда. Она сама была совершенно не против секса на первом свидании.

— Нет, — тут же отозвалась Гермиона.

— Не будь такой ханжой! — поддразнила Лаванда. — Да и выглядишь ты в этом платье как последняя проститутка. Роберт не будет думать ни о чём, кроме секса.

— Ну и пусть, — улыбнулась Гермиона. — Это совершенно не значит, что ему что-нибудь обломится. Я лишь хочу подогреть аппетит.

Лаванда расхохоталась и похлопала её по плечу.

— Мои уроки явно пошли на пользу. Ты быстро учишься.

***

К сожалению, свидание Гермионы и Роберта оказалось совсем не таким, как ожидалось.

Первым звоночком стало то, что Роберт едва взглянул на Гермиону. Она надела пиджак поверх платья, но всё равно намеренно оставила его расстёгнутым. А Роберту будто бы было плевать, даже если Гермиона пришла бы в грязной наволочке и японских гэта[1].

Второй звоночек прозвенел, когда вместо шикарного ресторана, клуба или хотя бы приличного паба её повели в Запретный лес. Роберт выбрал доселе неизвестный Гермионе путь — извилистую, вымощенную камнями дорогу, которая привела их к границе леса. Наконец посмотрев на Гермиону, Роберт слегка улыбнулся и кивнул в сторону мрачного входа.

— Туда? Хочешь, чтобы я... мы пошли туда? — удивлённо спросила та. Она бы скорее отрезала себе любую часть тела без наркоза, чем пошла в Запретный лес — слишком свежи были неприятные воспоминания.

Роберт осмотрел её.

— Ну, не думаю, что твоя одежда подходит для прогулки, но здесь недалеко.

— Но в Запретном лесу нет ничего, кроме деревьев и... и... монстров, — с тревогой глядя на него, ответила Гермиона.

Роберт улыбнулся, и она поражённо отметила его зловещий вид. В темноте его зелёно-голубые глаза казались ещё мрачнее, да и ростом он будто бы стал выше. Гермиона шагнула назад и нервно огляделась, наконец осознав, что вокруг нет ни души. Вдалеке виднелся Хогвартс, и ей захотелось тут же оказаться в его стенах, в безопасности — ситуация явно её тревожила.

— Роберт, я... я бы хотела пойти домой, — тихо сказала Гермиона.

— Брось, Гермиона, наше свидание только началось, — ответил Роберт и шагнул к ней, по-прежнему улыбаясь.

Гермиона поспешно отступила назад.

— Э-э-э... ну, я вдруг вспомнила, что у меня много работы... и... может, мне было бы лучше уйти и...

Внезапно Роберт схватил её за локоть. Улыбка исчезла с его лица, сменившись зловещей ухмылкой.

— Никуда ты не пойдешь, Гермиона. Разве что прочь из этой жизни.

***

Когда Гермиона выхватила палочку, Роберт тут же применил обезоруживающее, а затем обездвиживающее и заклинание немоты. Взвалив Гермиону на плечо, будто мешок, он понёс её вглубь Запретного леса.

Гермиона была до ужаса напугана и зла на себя. Зачем Роберт так поступил? Что он собирается с ней делать? И кто же он на самом деле? Почему она была такой беспечной и не проверила его? Мерлина ради, она же Гермиона Грейнджер! Подруга знаменитого Гарри Поттера, который победил Волан-де-Морта и наверняка нажил себе кучу врагов!

Роберт Локи, скорее всего, был сторонником идей Волан-де-Морта. Похитив Гермиону, он собрался шантажировать Гарри. Да и «Роберт Локи» вряд ли было его настоящим именем! Наверняка под этой личиной скрывался один из тех Пожирателей смерти, которым удалось избежать наказания много лет назад, а теперь они пытались отомстить, похитив Гермиону.

Мерлин! А если там, куда её несут, будут и другие Пожиратели?

Она была такой глупой! Доверяла ему! Называла добрым и честным! Как можно было так легко ему поверить? Роберт был чересчур мил, и Гермиона должна была заподозрить неладное с самого начала. Если Гарри придёт её спасать и погибнет, она никогда себе этого не простит. Правда, если убьют Гарри, то и её, скорее всего, тоже. И виновата во всём будет её наивность.

Чем дальше они заходили в лес, тем сильнее боялась Гермиона. Если бы только она могла двигаться. Если бы только у неё была палочка. Если бы только она с самого начала отказалась от свидания с Робертом. Если бы только...

Вдруг в спину Роберта ударил яркий зелёный луч, отбросив его вперёд. Гермиона упала на землю и вскрикнула от боли — лишь мысленно, потому что всё ещё находилась под заклятием немоты. Лёжа на животе, она едва могла дышать. В темноте было не слишком хорошо видно, но Гермиона отчётливо слышала чьи-то шаги и шелест прелой листвы.

Кто-то подошёл к ней, и Гермиона взмолилась, чтобы он оказался ей знаком. Мгновением позже она почувствовала, как спали заклинания, и кто-то тёплой рукой перевернул её на спину. Сидя на корточках, на Гермиону смотрел блондин, чьи волосы в темноте казались платиновыми. Драко Малфой. Её спаситель.

— Ну здравствуй, Грейнджер.

Гермиону с головой накрыло волной облегчения и радости от того, что её спасли. И волна эта смыла не только ужас и беспокойство, но и здравый смысл. А всё потому, что вместо того чтобы поблагодарить спасителя, как сделал бы любой нормальный человек, она села, обняла Драко за шею и, подтянувшись к нему, поцеловала.
_______________
[1] Гэта — японские деревянные сандалии в форме скамеечки, одинаковые для обеих ног (сверху имеют вид прямоугольников со скруглёнными вершинами и, возможно, немного выпуклыми сторонами). Придерживаются на ногах ремешками, проходящими между большим и вторым пальцами (прим. пер.)

Глава двенадцатая

Но, прижавшись к губам Драко, Гермиона вспомнила, как то же самое делал Герман, и тут же отстранилась. А затем уставилась на Драко в ужасе. Тот смотрел на неё странным взглядом, а когда, к величайшему удивлению Гермионы, наклонился, чтобы повторить поцелуй, она быстро отползла назад и вскочила на ноги. Отряхнувшись от грязи и листьев, она откашлялась.

— Э-э-э... Что ж, благодарю за спасение, Дра... мистер Малфой, — сухо сказала Гермиона. — Полагаю, я теперь у вас в долгу. Но этот ужасный инцидент так сильно на меня подействовал, что, боюсь, я вынуждена немедленно уйти.

Драко поднялся на ноги, не сводя с неё взгляда.

— Хорошо.

Только отойдя на несколько шагов от Драко, она вспомнила о своей палочке. Обернувшись, Гермиона посмотрела на бессознательное тело Роберта и вытянула руку:

— Акцио, палочка!

Палочка тут же прыгнула ей в ладонь. Ещё раз посмотрев на Драко, Гермиона развернулась и побежала — пришлось остановиться и снять эти треклятые каблуки — в сторону Хогвартса.

***

«Откуда он знал, где меня искать?»

Этот вопрос не выходил из головы Гермионы весь день, но ещё важнее был другой: «Почему я его поцеловала?»

Он следил за ними? А если да, то как долго? Почему ни она, ни Роберт его не заметили? Что ж, Гермиона была безмерно благодарна, что ему хватило ума оставаться незамеченным. Если бы не Драко, Мерлин знает, что бы произошло. Без сомнений, что-нибудь мерзкое, злобное, из серии «я захвачу мир». Кто знает? Быть может, Гермиона преувеличивала, ведь всё могло быть гораздо проще, однако не менее ужасно: её могли изнасиловать.

Гермиона вздрогнула, почувствовав, как по позвоночнику будто кто-то провёл холодным пальцем.

Однако она почти не сомневалась, что насилие не входило в планы Роберта. Гермиона оделась, будто проститутка, но он обратил на неё внимания не больше, чем кот на миску с овощами. Да и, несмотря на прошлый вечер, она никак не могла забыть о доброй улыбке Роберта и его хороших манерах. Да, он замышлял нечто страшное, но на насильника явно не был похож.

«Не будь такой доверчивой дурочкой, Гермиона! Именно из-за этого всё и произошло!»

Голос в голове был прав. Гермиона была на редкость глупой, совершая один дурацкий поступок за другим. Как получилось, что так называемая «умнейшая ведьма поколения» так ошиблась? А самой большой ошибкой было влюбиться в своего же врага детства, который, ко всему прочему, ещё и гей.

А потом ещё и поцеловать его, зная, что до этого он целовался с учеником.

«Но он, похоже, собирался снова поцеловать меня», — с надеждой пропел голос. Это одновременно разозлило и удивило Гермиону: сколько же разных голосов в её голове. Ей только двадцать три, а у неё уже галлюцинации...

И тут Гермиона вспомнила о своём дне рождения, который был в это воскресенье. При мысли о подарках, письмах и добрых пожеланиях настроение было поднялось, но тут же снова упало. Гермионе будет двадцать четыре. Она станет ещё на год старше. На год к ближе к двадцати пяти, а там недалеко и до тридцати, и до сорока. Это означало, что скоро она станет «женщиной средних лет».

Зрелой одинокой женщиной. Старой девой. Её единственными увлечениями останутся вязание крючком и выпечка, зрение из-за любви к чтению ухудшится, а компанию ей будет составлять только десятилетний кот, похожий на Живоглота. По будням днём она будет учить истории магии, а по вечерам — проверять сочинения учеников. Выходные же она будет проводить с профессором Макгонагалл — к тому времени та станет уже совсем старой, — обсуждая какую-нибудь ерунду, вроде политики или погоды.

Столь ужасное воображаемое будущее так сильно расстроило Гермиону, что испортило ей настроение на весь оставшийся день.

***

Всю следующую неделю Гермиона была так занята, что вскоре забыла и о произошедшем с Робертом, и о поцелуе с Драко. Иногда обрывки воспоминаний появлялись из глубин подсознания, но она быстро изгоняла их обратно. Помогло ещё и то, что Драко с того вечера она больше не видела. И слава Мерлину.

Но работа была не единственным, что занимало Гермиону. Она начала замечать, что с Лавандой происходит нечто странное. Та почему-то стала отдаляться от Гермионы: равнодушно и коротко отвечала на вопросы, практически не ходила есть в Большой зал и постоянно была погружена в собственные мысли. Лаванда даже начала избегать её, пользуясь той же тактикой, что и Гермиона, когда скрывалась от Драко: резко разворачивалась и шла в противоположную сторону, как только замечала её.

Но зачем? Неужели она чем-то обидела Лаванду? Неужели это из-за поцелуя с Северусом Снейпом? Но разве Лаванда её не простила? А затем раздался тоненький голосок:

«Неужели она устала от меня? От нашей дружбы?»

Больно было думать, что причина в этом. А ещё Гермиону удивляла собственная неуверенность. Однако нервничать из-за возможной потери подруги в лице Лаванды Гермиона перестать не могла. Весь прошедший год она лишь нагружала Лаванду своими романтическими неудачами с Драко. Если подумать, она была настоящей эгоисткой, ведь все их разговоры сводились к ней. Когда в последний раз Гермиона предлагала Лаванде выговориться? Когда в последний раз пыталась помочь делом или советом? Когда в последний раз была хорошей подругой?

Гермиона вспомнила всё, что сделала для неё Лаванда, и ей стало стыдно. Мерлин. Она была плохой, очень плохой подругой. Вне всяких сомнений Лаванда, наконец, поняла, что Гермиона паразитирует на их дружбе, и решила, скажем так, провести дезинсекцию. Какой толк от друга, который только берёт, ничего не отдавая взамен?

«Я всё исправлю. Приглашу её в хороший паб в субботу, и мы будем говорить только о ней. Ни слова обо мне или Драко».

Чувствуя себя немного лучше после такого решения, Гермиона вышла из библиотеки, куда приходила заниматься научными исследованиями, и направилась на ужин. На подходе к Большому залу она заметила, что ей навстречу идёт Герман. Гермиона напряглась, но продолжила идти. В последнее время она постоянно чувствовала неловкость в его присутствии. На уроках истории магии у семикурсников она даже смотреть на него не могла. А когда по чистой случайности всё же бросала на него взгляд, в её памяти тут же всплывала сцена с его поцелуем с Драко.

«Если подумать, я должна сделать ему замечание. Пусть у меня и не хватает мужества упрекнуть Драко, но Герман — ученик. У меня есть полное на это право».

— Здравствуйте, мистер Рейнджер, — сказала Гермиона, остановившись перед ним. — Могу я поговорить с вами?

Герман смерил её равнодушным взглядом.

— О чем?

Гермиону немного смутил столь грубый тон, но она всё равно продолжила:

— О той ночи, когда я застала вас с профессором Малфоем в... м-м-м... неприятной ситуации.

Сложив руки на груди, Герман нахмурился:

— И?

— И? — изумлённо переспросила Гермиона. — Мистер Рейнджер, разве вы не в курсе, что в школе запрещены отношения между учеником и учителем? В конце концов, вы староста мальчиков. Но это звание у вас могут отнять...

Герман нахмурился ещё сильнее.

— Профессор, вы мне угрожаете?

— Мистер Рейнджер, я не угрожаю. Я всего лишь объясняю вам...

— Потому что если это так, — перебил тот, — то имейте в виду, что я не выношу угроз, особенно от таких, как вы. Не думайте, что я не заметил вашу глупую одержимость Драко.

— Да как вы смеете...

— Я всё знаю, профессор Грейнджер, — снова перебил Герман, подходя ближе. — Знаю обо всех ваших планах относительно Драко, так что не вам меня учить, лицемерная грязнокровка. Но, позвольте, я вам кое-что скажу, — он подошёл ещё ближе, встав буквально лицом к лицу с Гермионой. А затем, понизив голос, сказал с угрозой: — Отступитесь. Драко мой и только мой. Вы перешли мне дорогу, а я позабочусь о том, чтобы кто-нибудь перешёл вашу. Раз и навсегда.

Гермиона открывала и закрывала рот, будто выброшенная на берег рыба, не в силах вымолвить ни слова от шока.

Смерив её взглядом, полным отвращения, Герман шагнул назад и, обойдя её, ушёл прочь.

***

Совершенно потеряв аппетит после разговора с Германом, Гермиона вернулась к себе. Она была в ярости. Вот же мелкий негодник! Грубый, дерзкий, да еще и расист! Назвать её грязнокровкой, надо же! Как он умудрился попасть в Гриффиндор? Заколдовал Распределяющую шляпу или же просто обманул, как и говорила Лидия?

«Вы перешли мне дорогу, а я позабочусь о том, чтобы кто-нибудь перешёл вашу. Раз и навсегда».

Это определенно была угроза. По-другому столь резкие слова и не понять. Особенно если вспомнить о том, как в глазах Германа блеснули ненависть и отвращение, когда он посмотрел на Гермиону. Герман говорил абсолютно серьезно. Он был опасен. Если он способен на такие угрозы, то кто знает, что он может сделать еще? Нужно предупредить директора, пока кто-нибудь...

«Ну и что же ты скажешь директору?»

Действительно, что? Если Гермиона хочет доказать серьёзность намерений Германа, то должна будет рассказать профессору Макгонагалл обо всём. В том числе и о произошедшем в заброшенном классе. Не стоит даже сомневаться, что случится потом. Драко вызовут в кабинет директора и уволят без разговоров. Скорее всего, это произойдёт в присутствии Гермионы, и он поймёт, кто всё разболтал...

«Быть может, я сама смогу с этим разобраться...»

Герман угрожал ей, но она не хотела становиться причиной увольнения Драко. Она знала, как тяжело ему далось возвращение в общество. Знала, что он действительно любил свою работу. Несмотря на все причиненные им неприятности, даже на ту идиотскую выходку в классе, Гермиона не хотела одним махом перечеркивать все его старания.

Проблему хотелось бы решить так, чтобы результатом остались довольны все трое. Вместо того чтобы сообщать Макгонагалл, Гермиона решила сначала предупредить Драко. Она сообщит ему о ненадлежащем поведении Германа, потребует, чтобы он с этим разобрался, и прямо намекнет, что, если он и дальше будет продолжать встречаться с Германом в школе, то она пойдет с этой новостью к профессору Макгонагалл.

***

На следующий день, в пятницу, Гермиона попыталась найти Драко, но неудачно. Уроки его проходили в то же время, что и её; по окончании каждого урока она бегом неслась в класс ЗОТИ, но перехватить Драко всё равно не успевала. Наступила суббота, но его по-прежнему не было видно, даже в Большом зале во время завтрака, обеда или ужина. В этот вечер Гермиона ужинала за преподавательским столом. Поедая салат с курицей, она как раз мысленно отчитывала Драко за то, что исчез, когда рядом присела Лаванда.

«О нет! Я же совсем забыла про Лаванду! И снова этот идиот Малфой занял все мои мысли...»

— Привет, Лаванда, — сказала Гермиона, чувствуя, как вина камнем оседает в её желудке. — Как ты?

— Отлично, — равнодушно ответила Лаванда, потянувшись к кувшину с яблочным соком.

Гермиона решила исправиться:

— Лаванда, я должна сказать...

— Гермиона, — перебила Лаванда, обернувшись к ней с совершенно серьёзным выражением на своем милом личике. — Нам надо поговорить.

Смутившись такому жуткому тону голоса, Гермиона нервно ответила:

— Э-э-э... хорошо. О чём?

— Не сейчас, — сказала Лаванда и отвернулась глотнуть сока. — Это слишком важно, чтобы обсуждать здесь. Да и сегодня я должна встретиться с Северусом, так что давай завтра. Приходи в шесть. Выпьем чаю с печеньем и поговорим. Хорошо?

Расстроившись, что этот разговор может означать конец их дружбы (да ещё и в её день рождения в придачу), Гермиона кивнула:

— Хорошо.

На следующий день, как всегда пунктуальная, Гермиона ровно в шесть стояла у дверей Лаванды. Обычно она входила без стука, но, чувствуя, что их дружба под угрозой, решила не усугублять ситуацию и сначала постучать. После первого же стука Гермиона обратила внимание, что дверь не только не заперта, но ещё и приоткрыта.

— Лаванда? — позвала Гермиона, войдя в тёмную комнату. — Лав...

— Сюрприз! — раздался хор голосов, и в комнате зажегся свет. — С днем рождения, Гермиона!

Глядя на улыбающиеся лица знакомых, Гермиона тоже расплылась в улыбке. Она не могла в это поверить. Они специально приготовили для неё сюрприз на день рождения. Для неё! Лаванда стояла впереди и, самодовольно улыбаясь, обнимала Джинни за плечи. Джинни! Даже Джинни была здесь, несмотря на то, что вернулась во Францию вместе с «Холихедскими гарпиями»! А еще Гарри и... её родители! Мама и папа выглядели как типичные маглы, как и... Молли и Артур! Здесь были Билл и Флер — всё такая же красивая, несмотря на шестой месяц беременности, — Луна и Невилл и... это что, Рон? Это же Рон!

Единственным, что Гермиона сумела вымолвить от потрясения, было:

— Ого!

***

Гермиона не помнила, когда ей в последний раз было так весело, как на этой вечеринке в честь дня рождения. Она была так счастлива, что, казалось, плыла на облаках от восторга. Так здорово быть рядом с родными и близкими! В течение года Гермиона редко общалась с ними. Нет, она, конечно же, писала им, но этим вечером поняла, что предпочла бы пообщаться с ними вживую.

Гермионе даже понравилось болтать с Роном!

Он, похоже, сильно изменился. Он был всё так же по-мальчишески обаятелен, мило улыбался, но было видно, что он повзрослел. Он был сдержан, говорил только тогда, когда его спрашивали, но стоило подойти Гермионе, как он просиял, будто солнце в жаркий летний день. Рон часто запинался и краснел, явно стараясь произвести впечатление, и эти усилия растопили её сердце.

А когда он ещё раз решил извиниться за измену, взгляд его был честным и открытым, голос звучал необычайно серьезно...

Гермионе захотелось его обнять. Но затем он рассказал, что встречается с Луной, и эти странные чувства исчезли.

Времени было уже больше девяти, но празднование было в самом разгаре. Молли обсуждала с мамой Гермионы шторы для гостиной, Артур заинтересованно слушал её отца, рассказывающего об устройстве стиральных машин. Гарри и Рон играли в волшебные шахматы — Гарри принёс с собой доску, решив раз и навсегда расправиться с Роном — Билл рассказывал Невиллу какую-то историю, от которой тот сгибался пополам от смеха. Джинни, Лаванда, Флер и Луна обсуждали, стоит ли Флер рожать в воде.

Улыбнувшись, Гермиона схватила шоколадное печенье и было собралась к ним присоединиться, как перед ней приземлился бумажный самолетик. Нахмурившись, она развернула его. Там было лишь два слова:

«Иди сюда».

Гермиона разозлилась. Лишь один человек мог быть настолько раздражающе высокомерен.

Гермиона знала, что с Драко станется зачаровать записку от уничтожения, а значит никакого удовольствия от сжигания её она не получит, лишь головную боль. Поэтому она оглянулась вокруг и, заметив в углу стол Лаванды, направилась к нему за пером и чернилами. Почти сразу отыскав их, Гермиона написала в ответ:

«Нет. Я занята».

«Грейнджер, не вынуждай меня идти за тобой. Приходи. Сейчас же».

Гермиона открыла рот от удивления. Кем себя возомнил этот напыщенный урод, если пытается ей командовать? Он и в самом деле...

«Я хочу тебе кое-что показать».

Любопытство быстро перевесило гнев. «Да и, — напомнила себе Гермиона, — я всё равно хотела поговорить с ним о Германе. Сейчас, возможно, самый подходящий момент...»

«Где ты?»

«Следуй за письмом».

Гермиона отняла руку от записки, и та, сложившись обратно в самолётик, полетела к двери. Крикнув, что скоро вернется, Гермиона открыла дверь и помчалась вслед за ним: по коридорам, вниз по лестницам, из Хогвартса, вниз по склону — самолётик остановился лишь возле высокой фигуры, стоявшей возле озера.

И лишь оказавшись рядом с этой фигурой, Гермиона поняла, что это может быть ловушкой. Она остановилась и потянулась за палочкой. А если это не Драко?

Луна выглянула из-за облаков — лишь на три четверти полная — и озарила темноту мягким серебристым светом. Гермиона заметила светлые волосы, а когда человек обернулся, сомнений не осталось: этот пронзительный взгляд серых глаз, гордо вздернутый изящный нос, тонкие сжатые губы могли принадлежать только одному человеку. Драко Малфою. Красивому мерзавчику а-ля Роберт Локи.

Малфой подошёл к Гермионе, и она почувствовала, как внутри неё будто что-то оборвалось. Должно быть, это была тоска. Угасшая было надежда возродилась вместе с желанием. Желанием, чтобы Драко сократил расстояние между ними, заключил в объятия, шепча на ухо всякие приятности, а затем поцеловал, опустил на траву и исполнил заветную мечту Гермионы, занявшись с ней любовью в лунном свете.

«Надеяться безнадёжно», — напомнила она себе. Поэтому она выпрямилась и преисполнилась решимости покончить с этим раз и навсегда.

— Малфой, я хотела... — начала Гермиона.

— С днем рождения, Грейнджер.

Приподняв брови, Гермиона разинула рот от удивления.

— Что?

— Я сказал: «С днем рождения», — повторил Драко. — Сегодня у тебя день рождения, я прав?

— Э-э-э... да. Сегодня, — кивнула она. — Удивительно, что ты знаешь об этом.

— Я многое о тебе знаю, Грейнджер.

— Да? — Гермиона сложила руки на груди.

Драко подошёл ближе.

— Но, к сожалению, ты обо мне знаешь очень мало.

Гермиона повела бровью.

— Да ладно?

— Именно. — Драко подошёл ещё ближе, между ними теперь оставалась всего пара сантиметров.

— Что ж, готова поспорить, — тихо сказала Гермиона, пристально глядя на него. — Потому что и я многое о тебе знаю.

Драко долго смотрел на неё, и Гермиона тоже не отводила взгляд, чувствуя, что скоро должно произойти нечто важное. Хотелось положить руки на его сильные плечи; прижаться ближе и почувствовать, как он обнимает её в ответ; она хотела его. Но Драко отошёл назад, и Гермиона выдохнула, только сейчас сообразив, что задержала дыхание.

Сунув руку в карман брюк, он извлёк оттуда чёрную коробочку величиной с ладонь. А затем протянул её Гермионе.

— Вот.

Та взяла её, ощутив приятное покалывание в пальцах, когда Драко коснулся их.

— Что это?

— Открывай, Грейнджер, — ответил он так, будто едва сдержался, чтобы не добавить «дурочка».

Бросив на него хмурый взгляд, Гермиона открыла коробочку. Внутри оказалась великолепная пышная пурпурная астра с бледно-жёлтой сердцевиной. В темноте казалось, что лепестки испускают слабый цвет всех цветов радуги, а этот сладкий, пьянящий аромат — так, должно быть, пахло в Раю. Каждый вдох успокаивал, возвращал радость и надежду, наполнял любовью. Желанием любить и быть любимой.

«Драко».

Драко Малфой подарил ей цветок.

— С днем рождения.

«Спасибо».

«Спасибо».

«Я люблю тебя».

«Спасибо».

Гермиона открыла глаза, только сейчас заметив, что они были закрыты.

Но Драко уже ушёл.

Глава тринадцатая

Гермиона была на седьмом небе от счастья. Она, будто на автопилоте, вернулась в комнату Лаванды, прижимая к груди подарок Драко. Если бы не восхитительный аромат, сопровождавший её, она бы решила, что ей это приснилось. Но нет, всё произошло наяву. Драко позвал её к озеру, поздравил с днем рождения и подарил этот замечательный подарок.

Открыв коробку, она вновь взглянула на астру. Та по-прежнему светилась, и Гермиона поняла, что цветок этот волшебный. В чем именно это выражалось и как Драко его нашёл, она не знала. Но, что важнее, Гермиона понимала, что у каждого цветка есть значение, так что же значила волшебная пурпурная астра?

Невилл, специалист по травологии, ученик Помоны Стебль, ответил на этот вопрос.

Гермиона не собиралась никому показывать коробку, но астра выдала себя ароматом. Джинни и Лаванда с благоговением спросили: «А чем пахнет?», и вскоре взгляды всех собравшихся обратились к Гермионе. Та нехотя достала астру из коробки. Все заохали и заахали (даже мужчины), но Невилл лишь выдохнул:

— Гермиона, где ты это взяла?

— Э-э-э... нашла, — нервно ответила Гермиона.

— Быть этого не может, — тут же отозвался Невилл. — Эти волшебные пурпурные астры — aster novae angliae magica — очень привередливы, поэтому вырастить их трудно, особенно в Хогвартсе, который буквально переполнен магией. — Он улыбнулся. — Кто-то тебе его подарил.

Гермиона покраснела, а все остальные одобрительно зашептались.

— Умный парень, — с усмешкой сказал Билл. — Посмотрите на её лицо. Он явно поймал её на крючок.

— И кто же этот молодой человек? — спросил отец Гермионы.

— Никто, — тут же ответила она, отводя взгляд. — Это просто цветок. Это ничего не значит.

— Это не так, Гермиона, — с необычайной уверенностью вмешался Невилл, — этот цветок значит очень многое. Если мне не изменяет память, пурпурная астра символизирует терпение, надежду и... любовь.

— Да ладно? — в унисон сказали Джинни и Лаванда: Лаванда — с восхищением, Джинни — удивленно.

— Невилл, это полная ерунда! — воскликнула Гермиона. — Он не... он не любит меня.

— А «он» — это кто? — с легким раздражением поинтересовался Рон.

— Мал... — с ухмылкой начала Джинни.

— ...кольм, — спешно перебила её Гермиона. — Его зовут Малкольм. В любом случае с меня достаточно! Я не желаю при всех обсуждать свою личную жизнь. Давайте лучше продолжим веселиться.

***

На следующее утро Гермиона проснулась со смесью восторга и ужаса, будто бы бурлившей в её животе. В голове всё ещё звучали слова Невилла, наполняя надеждой, несмотря ни на что. И Гермиона ничего не могла с этим поделать. Драко вспомнил о её дне рождения, подарил подарок, да еще и цветок с романтическим подтекстом — всё это совершенно вскружило ей голову.

Неужели Драко Малфой её любил? Нет, это уж слишком. Может, она ему просто нравилась? Это было уже больше похоже на правду, хотя здравый смысл буквально кричал о невозможности. А все потому, что, если всерьез задуматься, Драко был особенно невыносим по отношению к ней все это время. И это не говоря уже о том, что причина, по которой он целовался с Германом Рейнджером той ночью, до сих пор оставалась неизвестной...

Мысль о том, что Драко бисексуал, снова всплыла в голове, ослабив было возникшую надежду. Но вслед за этим пришла другая мысль, в десять раз хуже сомнительной ориентации Драко: а если он действительно бисексуал и... изменяет Гермионе?

Не то чтобы они встречались. По крайней мере, пока. Но, в самом деле, а если это и было его целью? «И рыбку съесть, и на ёлку влезть», скажем так? Что, если он хотел и отношения с Германом сохранить, и начать новые, уже с Гермионой? Или, что еще хуже, а вдруг он, зная о её чувствах, решил таким образом отвлечь её от их с Германом интрижки? Что, если этот цветок — лишь ничего не значащая уловка?

Способен ли Драко на такую жестокость? Способен ли воспользоваться чувствами Гермионы в своих целях?

Если подумать, хитрый Драко казался гораздо правдоподобнее влюбленного. Вряд ли он из тех, кто способен на тайную страсть, в отличие от Гермионы. Драко всегда казался тем, кто, если уж чего и захочет, то сделает всё возможное, чтобы заполучить это.

А может, именно этим он и занимался? Но не ради Гермионы, а ради Германа? Те поцелуи были лишь для того, чтобы запудрить ей мозг. А пурпурная астра была лишь способом выиграть время, пока Драко не придумает что-то ещё.

Гермиона с разочарованием взглянула на маленькую черную коробочку с астрой. Манящий аромат всё ещё плыл по воздуху, пытаясь спасти тонущий корабль надежды, но Гермиона лишь отмахнулась. Несмотря на все совершенные ради Драко глупости, Гермиона все ещё сохранила каплю гордости.

«Я устала за тобой бегать, Малфой».

Да. Драко Малфой подарил ей цветок, который призывал ждать и надеяться, но Гермиона была сыта по горло пустыми чаяниями. Вопросов и сомнений сейчас стало ещё больше. Было ли всё это уловкой, или Драко действительно был серьезен? Скорее всего, правду можно было узнать, спросив его, но Гермиона этого делать не собиралась. Никогда.

Если Драко действительно желал её, то, видимо, настала его очередь за ней бегать.

***

Всю оставшуюся неделю Гермиона старательно платила Драко его же монетой. Не обращала на него внимания, избегала, а в тех редких случаях, когда он пытался с ней заговорить, отвечала резко и равнодушно. Гермиона была довольна собой и буквально купалась в его отчаянии, вспоминая, как сама проходила через это.

Однако голос в её голове на все лады называл её дурой. Он напоминал, что Гермиона наконец-то добилась внимания Драко, но, ведя себя как порядочная стерва, всё портит. И даже несмотря на то что Гермиона спорила с голосом, утверждая, что у неё есть причина так себя вести, голос настаивал — довольно злобно настаивал, — что если так будет продолжаться и дальше, то он не удивится, если Драко просто плюнет на всё это.

Лаванда была того же мнения.

— Гермиона, прекрати, иначе потеряешь его!

Гермиона упрямо поджала губы.

— И потерять вместо этого свою гордость?

— Её ты потеряла много лет назад, — усмехнулась Лаванда.

Гермиона смерила её сердитым взглядом, но, тем не менее, ответила:

— Я не собираюсь отдаваться в руки Малфою лишь потому, что он подарил мне цветок. Я должна узнать. Должна поверить, что он действительно что-то ко мне чувствует.

— Тогда почему бы тебе просто не спросить его? — с раздражением предложила Лаванда. — Гермиона, ты наконец-то, после стольких усилий, добилась своего и вот просто так отказываешься? Да ты себе же яму и роешь. Это безумие!

Гермиона неуютно поёрзала на стуле, до неё, наконец, начало доходить.

— Лаванда, ты не понимаешь. Я бегала за Малфоем. Я унижалась перед ним, так почему же он не может сделать то же самое для меня? Разве плохо быть немного злопамятной? Я... я просто очень хочу убедиться, что ему именно это и нужно. Что ему нужна именно я. Моя гордость по-другому не может.

— Гордыня до добра не доводит, — с умным видом процитировала Лаванда.

Гермиона закатила глаза.

— Что ж, семь раз отмерь, один раз отрежь. И именно этим я и занимаюсь.

***

Вечером следующего вторника Гермиона сидела в своем кабинете и проверяла сочинения шестикурсников со Слизерина и Пуффендуя. Мыслями, однако, она была в другом месте: думала о Драко и словах Лаванды. Гермиона будто разрывалась на две части: одна часть беспокоилась, не станут ли явью слова Лаванды, а другая — гордая и упрямая — настаивала, что Гермиона сделала правильный выбор.

Она как раз дошла до особо ужасного аргумента в пользу того, что Молба Губошлеп, несмотря на свою неспособность к связной речи, должен был стать главным представителем гоблинов на переговорах во время восстания, когда в дверь постучали. Подняв голову, Гермиона с удивлением обнаружила на пороге Германа.

На этот раз тот улыбался, словно обычный милый молодой парень.

— Здравствуйте, профессор. Я вам не помешал?

«Помешал, а теперь убирайся, мелкий негодник!»

Но Гермиона не могла произнести это вслух. Она была преподавателем и, несмотря на недостаток профессионализма и решительности с её стороны в предыдущей беседе, решила на этот раз исправиться.

— Можешь войти, Герман, — спокойно сказала она.

Тот вошёл в кабинет и направился к ней — медленными, выверенными шагами, будто кот, выслеживающий птицу, чтобы поймать её и разодрать на части. В мыслях Гермионы тут же возник образ Германа, который грызёт её, но она лишь отмахнулась. Не стоило позволять ученику пугать себя или, что ещё хуже, проявлять неуважение.

Герман встал напротив Гермионы, всем своим видом выражая раскаяние.

— Профессор, я пришел... я пришел, чтобы извиниться за свое ужасное поведение.

Гермиона кивнула.

— Благодарю вас, мистер Рейнджер.

— Простите меня. Хотел бы я забрать назад те гадости, что наговорил вам, а той ночью, когда вы видели нас с профессором Малфоем... за это тоже простите. Клянусь, вы никогда больше подобного не увидите, профессор.

Гермиона откинулась на стуле и пристально посмотрела на Германа, ища малейшие намёки на ложь. Таковых не обнаружилось. Либо он искусно лгал, либо действительно говорил правду.

— Я оценила ваши извинения, мистер Рейнджер. Вы поступили очень зрело. Но, да будет вам известно, если подобное повторится, вы будете наказаны.

Герман невесело кивнул.

— Понимаю, профессор. Я приложу все усилия, чтобы вернуть ваше расположение. — Он улыбнулся. — И для начала я принес вам подарок.

Он достал из кармана небольшой флакончик с голубоватой жидкостью и протянул Гермионе.

— Я слышал, что у вас был день рождения, и сварил для вас Успокаивающее зелье. Считайте его еще и подарком.

Гермиона осторожно взяла флакон, с недоверием поглядывая на него.

— Успокаивающее зелье?

Герман кивнул и улыбнулся, а глаза его заблестели от восторга.

— Да, разновидность Феликс Фелицис. Однако Успокаивающее, как можно судить по названию, успокаивает, прогоняет прочь все тревоги и страхи.

— Правда? — заинтересованно переспросила Гермиона.

— Конечно правда, — гордо кивнул Герман. — Вчера мы варили его на уроке у профессора Снейпа. Мое получило высший балл.

— И как же его использовать? — спросила Гермиона и потрясла флакончик, наблюдая, как жидкость принимает серебристый оттенок. — Выпить?

— Ну, вы конечно можете, но, чтобы ощутить эффект в полной мере, лучше добавить его в воду, когда будете принимать ванну. В теплой воде Успокаивающее пахнет просто божественно.

Гермиона всё ещё не доверяла Герману, но, тем не менее, улыбнулась и поблагодарила за подарок.

Герман же, еще раз кивнув, с той же милой улыбкой ответил:

— Нет, профессор, это вам спасибо.

***

Позже вечером, проверив все сочинения, уставшая Гермиона вернулась к себе в комнату. В висках стучало от легкой головной боли, и мысли о Драко, как и сомнения в себе, по-прежнему не давали покоя.

Решив, что теплая ванна и ромашковый чай с имбирным печеньем, подаренным Лавандой, помогут, Гермиона прошла в спальню и начала раздеваться. Сняв мантию, она услышала приглушенный стук и вспомнила о подаренном Германом Успокаивающем зелье.

«Как вовремя», — подумала Гермиона, страстно желая облегчить боль.

Достав флакон, она прошла в ванную и начала набирать воду. Наполнив ванну, Гермиона было собралась добавить зелье в воду, над поверхностью которой клубился пар, но остановилась. Сколько именно нужно добавить?

Герман не сказал, сколько именно зелья нужно, чтобы «ощутить эффект в полной мере». Несколько капель? Весь флакон? Половина? Если это разновидность Феликс Фелицис, то, возможно, стоит придерживаться той же дозировки? Гермиона помнила, что Гарри было достаточно небольшого глотка, но хватит ли этого на полную ванну воды? Нет, быть может, стоит налить немного больше...

Гермиона снова протянула руку, собираясь налить зелье, но вновь остановилась. Можно ли доверять зелью? Можно ли верить Герману? Можно ли пользоваться зельем, которое он сварил специально для нее, после всех угроз и отвратительного поведения? А если зелье — подделка? Вдруг Герман добавил туда нечто смертельно опасное?

Гермиона нахмурилась. Жидкость была на вид безобидной и будто призывала забыть об осторожности, хоть раз в жизни. И чем дольше Гермиона смотрела, тем сильнее убеждалась, что с зельем всё в порядке. В конце концов, Герман извинился. Он с готовностью признал, что его поведение по отношению к Гермионе было ужасным, ну и, в довершении всего, преподнёс подарок.

Быть может, Герман был не настолько плох. Быть может, он был вполне обычным подростком, склонным всё излишне драматизировать, и просто слегка вспылил, почувствовав опасность? Гермиона не могла его винить, ибо, по правде говоря, когда узнала о его чувствах к Драко, сама подумывала о чём-то подобном. В конце концов, она ведь собиралась испортить его репутацию.

«С зельем всё в порядке», — твёрдо сказала себе Гермиона. Но элементарные обнаруживающие чары применить всё же не мешало...

Через две минуты, когда чары не показали ничего опасного, Гермиона удовлетворённо кивнула и вылила в ванну почти половину флакона.

***

Ещё через пятнадцать минут Гермиона в очередной раз блаженно вздохнула и услышала, как кто-то барабанит в дверь комнаты. Обычно Гермиона бы сочла стук назойливым, а того, кто стучал, — крайне невежливым, но Успокаивающее зелье будто охватило её бесконечным счастьем.

Поднявшись из воды, она встала на коврик и потянулась за мягким банным халатом, висевшим на двери ванной. Надев его, Гермиона ещё раз вздохнула, почувствовав лёгкость и свободу от проблем. Даже не подумав, что недостаточно крепко завязала пояс, она выскользнула из ванной, чтобы поприветствовать гостя.

— Драко! — удивилась Гермиона, обнаружив за дверью очень злого Драко Малфоя.

Тот было открыл рот, очевидно собираясь произнести гневную речь, но, заметив во что одета Гермиона, сдержался. Он медленно осмотрел её, особое внимание уделяя вырезу халата, частично открывавшему грудь, а затем, довольный и явно не настолько злой, вновь посмотрел в глаза.

— Грейнджер, — сказал Драко, шагнув вперед. Гермиона, ощутив вторжение в личное пространство, инстинктивно отшатнулась.

— Ч-что ты здесь делаешь? — поинтересовалась она. Эффект Успокаивающего зелья начал ослабевать. — Чего ты хочешь?

— Нет, Грейнджер, это я должен об этом спрашивать, потому что ничего уже не понимаю. Чего хочешь ты?

Гермиона отвела взгляд.

— Понятия не имею, о чём ты.

— Ты прекрасно знаешь, о чём я. Может, я и сомневаюсь постоянно в твоих умственных способностях, но знаю, что ты не дура, Грейнджер.

Гермиона бросила на него сердитый взгляд, в ней волнами поднималась ярость.

— Нет, Малфой, не дура, и я очень рада, что ты в курсе! Ты и правда думаешь, что я не поняла, чего ты всё это время добивался?

— Ну и чего же я добивался, а?

— Я видела вас с Германом, помнишь? — с яростью произнесла Гермиона. — Видела! И что? Думаешь, смог заслужить прощение дурацким цветком? Думаешь, что я опять прибегу к тебе, как идиотка? Да ты мной пользуешься! Пользуешься, потому что я влюблена в тебя и...

Она тут же зажала рукой рот, чувствуя, как по венам побежал холодок от ужаса. А затем шагнула назад, наблюдая, как быстро меняется в лице Драко.

Он же наступал до тех пор, пока она не упёрлась спиной в стену крошечной прихожей. Гермионе смутно вспомнилась похожая ситуация несколько месяцев назад, когда Драко узнал о торте с Амортенцией. Она подалась было вбок, но Драко не пустил, опершись рукой о стену рядом с её головой.

Неизвестно почему, но Гермиона вдруг подумала обо всех любовных романах, которые читала когда-то, где главный герой совершает нечто похожее. Типичный авторский сюжетный ход, и все, без сомнений, ради страстного поцелуя или быстрого перепиха. Гермиона всегда задавалась вопросом, почему эти дурочки не могли просто поднырнуть под рукой мужчины и сбежать!

Именно так она и поступила, но Драко успел схватить её за плечи и снова прижал к стене. А затем опустил руки на бёдра Гермионы и наклонился к её лицу.

— Беру свои слова назад, — сказал он низким, хриплым голосом. — Грейнджер, ты дура. Невероятно глупая. Крайне бестолковая. Не говоря уже о том, что слепая.

Гермиона стиснула зубы, желая влепить Драко пощёчину, но сил поднять руку у неё почему-то не было.

А Драко продолжал:

— Грейнджер, я не гей и детьми не интересуюсь, а своими учениками — и подавно.

Почувствовав облегчение, Гермиона было хотела спросить о поцелуе с Германом, но вдруг растеряла все слова. Язык будто потяжелел, а мысли куда-то исчезли. Собственно говоря, всё её тело обмякло...

— ...думал, ты уже поняла, что я...

— Драко... — из последних сил прошептала Гермиона.

Перед глазами всё плыло. Единственное, что с трудом различала Гермиона, — это цветные пятна.

— Грейнджер? — Слух её тоже подвел. Голос Драко звучал, будто сквозь вату. — Что с тобой?

А затем Гермиону настигла боль. Невероятная, ослепляющая боль, будто живот кто-то резал чем-то острым. Гермиона пошатнулась и закричала, изо рта закапала кровь. Боль была такой сильной, что ноги её подкосились, и она бы упала на пол, если бы не Драко.

Дрожа всем телом, Гермиона чувствовала такую слабость, что сознание буквально ускользало. Словно издалека, она услышала, как Драко зовёт её, и обрадовалась тревоге в его голосе. Гермиона было подумала: «Он действительно встревожен, быть может, я ему небезразлична», но тут её настигла третья волна боли, и наступила темнота.

Глава четырнадцатая

Гермиона спала и видела сны.

Некоторые сны были хорошими. В них она будто проживала жизнь заново. Вот ей девять, и отец покупает «Книгу джунглей» Редьярда Киплинга, в твёрдом переплёте и с автографом автора, — должно быть, отцу книга обошлась в целое состояние. Вот ей четырнадцать, и Макгонагалл награждает её высшим баллом за превращение шарика ваты в крошечную птицу. Вот ей восемнадцать, и она впервые целуется с Роном...

Хорошие сны были и о будущем. Вот она директор Хогвартса, её обожают и учителя, и ученики. Вот она только-только стала Министром Магии и улучшает жизнь несчастных волшебных существ. Но больше всего Гермионе нравился сон, в котором она читает книгу в незнакомой гостиной, к ней подбегает кудрявый маленький блондин и с усмешкой заявляет: «Мам! А папа сказал плохое слово!»; Гермиона ещё отметила тогда, насколько сильно этот мальчик похож на Драко...

Были и плохие сны. Ужасные видения о том, как она бежит по бесконечному склону, а за ней несётся огромный валун, раза в три её больше. Как Волан-де-Морт побеждает в войне, друзья Гермионы гибнут, а её саму подвергают невероятным пыткам. Как она лежит в Запретном лесу, обнажённая и обездвиженная, а по ней ползают слизни, пытаясь заползти в каждое отверстие тела...

А ещё Гермионе снился Герман. И сны эти были сущим кошмаром. А всё потому, что Герман в них никогда не выглядел как Герман. Он принимал форму странного злобного бестелесного существа, которое издевалось над ней, смеялось и причиняло сильную боль, несмотря на то что было столь же осязаемо, сколь и туман. И как бы быстро ни бежала Гермиона, как бы далеко ни пряталась, Герман следовал за ней по пятам, сводя с ума всё сильнее и сильнее...

***

В четверг вечером, ровно через двое суток после того, как потеряла сознание, Гермиона Грейнджер очнулась.

Когда она, резко вдохнув, пришла в себя, ей снился очередной кошмар о Злом Германе. Широко раскрыв глаза, Гермиона приподняла голову и нервно осмотрелась.

«Где я?»

«Кто я?»

К счастью, ответ на последний вопрос тут же всплыл в памяти. Она Гермиона Джин Грейнджер, подруга того самого Гарри Поттера, лучшая подруга Лаванды Браун. Её родители — стоматологи, а сама она преподаёт в Хогвартсе, школе-интернате для волшебников. А ещё она до безумия влюблена во врага детства, Драко Малфоя...

Память вернулась.

Герман дал Гермионе зелье.

Она им воспользовалась.

Драко говорил, что не гей.

А дальше — темнота.

Темнота!

Зелье.

Герман.

Гермиона снова осмотрелась и заметила знакомые занавески, сине-зелёные стены и кафельный пол. В конце концов, как подруга Гарри Поттера, она не могла не узнать Больничное крыло Хогвартса.

И почему же она в Больничном крыле?

Из-за Германа. Из-за этого мелкого поган... кхм... ужасного мальчишки!

Он отравил её! Подсыпал какую-то гадость в зелье, а Гермиона, как самая натуральная дурочка, воспользовалась им. Мерлин, будет ли конец совершённым ею глупостям? Как Гермиона могла столь легко проглотить тот бред об извинениях? Где была её проницательность? А мозг? В космосе?

— Дорогая, вам лучше? — послышалось справа. Гермиона повернулась на звук и заметила мадам Помфри, взволнованно смотревшую на неё.

— Думаю, да, — прохрипела Гермиона. — Однако стакан воды мне не помешает.

Мадам Помфри помогла ей сесть и подала стакан, наполненный водой из кувшина. Как только Гермиона допила, за занавеску шагнула профессор Макгонагалл.

— Здравствуйте, мисс Грейнджер, — поздоровалась она. — Как вы себя чувствуете?

Гермиона с трудом сглотнула. Как долго она была без сознания? Знает ли кто-нибудь, почему её отравили? Знает ли кто-нибудь, что это был Герман? Должна ли она его защищать? Гермиона не хотела больше этого делать, ибо на этот раз Герман покусился на её жизнь. Однако если сказать, что виноват Герман, придётся объяснять, почему он так поступил. Значит, придётся втянуть в это и Драко, а втянуть в это Драко...

— Мисс Грейнджер? — позвала профессор Макгонагалл.

— Э-э-э... я в порядке. Отлично себя чувствую, хотя бывало и лучше.

Профессор Макгонагалл кивнула.

— У вас отравление.

— Ну да, — согласилась Гермиона. — Не стоило есть те креветки...

— Нет, не пищевое отравление, мисс Грейнджер, — перебила мадам Помфри. — Боюсь, это было магическое отравление.

— От-откуда вы знаете?

— Ну, по правде говоря, я тоже думала, что это пищевое отравление, но мистер Малфой доказал обратное. Оставив вас под моей опекой, он вернулся в вашу комнату и собрал остатки зелья в ванной. Он исследовал его и обнаружил, что оно было пропитано тёмной магией.

— По-видимому, — добавила профессор Макгонагалл, — вам дали его под видом Успокаивающего зелья. Дорогая моя, вам надо быть осторожнее при покупке зелий в аптеках. Не забывайте, что вы героиня войны.

Гермиона было открыла рот, чтобы рассказать правду, но тут же захлопнула обратно. Она ужасно хотела сообщить, кто истинный виновник, но понимала, что сначала нужно поговорить с Драко.

— И правда, — согласилась мадам Помфри. — А ещё вам следует поблагодарить мистера Малфоя. Если бы он не принёс вас вовремя...

Невысказанные слова и мрачное выражение на лицах мадам Помфри и профессора Макгонагалл смутили Гермиону.

Нервно улыбнувшись, она ответила:

— Что ж, вот и славно. Я обязательно поблагодарю его.

— А вот с этим, полагаю, возникнут проблемы, мисс Грейнджер, — заметила профессор Макгонагалл.

— Почему?

— Потому что сегодня в обед мистер Малфой пришёл ко мне в кабинет и уволился.

***

Как только мадам Помфри и профессор Макгонагалл отвернулись, Гермиона схватила палочку и встала с кровати. Трансфигурировав больничную одежду в простенькое платье, Гермиона осмотрелась и, пока никто не видел, поспешила в комнату Драко.

Драко уволился.

Зачем он так поступил? Что даст ему это увольнение? Быть может, он понял, что это Герман отравил Гермиону? Исходя из личных её наблюдений, Драко знал о чувствах Германа. Очевидно, он сложил два и два и понял, что тот пытался «устранить конкурента». Но это всё равно ничего не объясняло!

Он просто идиот! Как можно не понимать, что самый простой путь — это признаться во всём профессору Макгонагалл? Драко сказал, что не гей, и если так, то тот случай с Германом, когда Гермиона застала их, очевидно, имеет объяснение. Драко мог просто рассказать Макгонагалл, что Герман — сумасшедший, использовав Успокаивающее зелье и попытку отравления в качестве доказательства. А Гермиона, очнувшись, подтвердила бы эти слова, и Герману Рейнджеру бы пришёл конец.

Но увольнение выглядит как признание вины. Будто бы Драко сделал что-то не так и теперь пытается искупить вину самопожертвованием. А он ведь не сделал ничего дурного. Ему просто не повезло привлечь внимание невероятно ревнивого сумасшедшего подростка.

«А если нет?»

Тоненький голосок заставил Гермиону замедлить шаг.

А если Драко действительно виноват? Если он действительно пытался искупить вину? Пусть он и сказал, что не гей и своими учениками не интересуется, но об отсутствии интереса именно к Герману он прямо не говорил. И всё ещё оставался нерешённым вопрос с тем поцелуем. С тем дурацким, мерзким поцелуем!

Шестерёнки в мозгу Гермионы завертелись ещё быстрее. Ей вдруг подумалось, что Драко сговорился с Германом, чтобы отравить её. Иначе как он догадался проверить флакон с Успокаивающим зельем? А, узнав правду, почему не пошёл прямо к профессору Макгонагалл и не сказал о своих подозрениях насчёт истинного виновника? Не для того ли, чтобы защитить Германа?

Быть может, не стоило идти к Драко. Быть может, стоило с самого начала пойти к профессору Макгонагалл и всё рассказать.

— Грейнджер?

Вздрогнув от неожиданности, Гермиона обернулась. Сама того не осознавая, она всё-таки умудрилась дойти туда, куда собиралась. Она как раз проходила мимо двери Драко, когда тот распахнул её, держа в руках коробку с книгами.

Драко поставил коробку на пол и подошёл к Гермионе.

— Грейнджер, что ты здесь делаешь? — осмотрев коридор, требовательно спросил он. А затем посмотрел на неё с беспокойством: — Разве ты не должна быть в постели?

— Тебе ли не знать, — с горечью ответила Гермиона, — это ведь из-за тебя я там оказалась.

Драко нахмурился.

— Что? Что это значит?

— Я не дура, Малфой, как бы тебе ни хотелось верить в это. Я знаю, что ты помог Герману отравить меня!

Лицо Драко исказилось от злости.

— Если я тебя отравил, тогда зачем тратил время и нёс тебя на руках в Больничное крыло, а, Грейнджер?

— Затем, что это — тщательно спланированный спектакль! — воскликнула Гермиона. — Кто решится обвинить тебя в моей смерти, если ты пытался меня спасти, верно? Нет, ты не хотел меня спасать. Это всё было лишь для того, чтобы защитить Германа!

— И зачем же я хотел защитить Германа? — убийственным тоном произнёс Драко.

— Затем... что ты его любишь! — взорвалась Гермиона, тяжёло и часто дыша. — Ты любишь этого негодяя! Я видела тот поцелуй! И пусть ты говорил, что не...

Закончить она не успела. Да и как тут успеть, когда Драко выбрал именно этот момент, чтобы прижать её к стене и поцеловать.

Гермиона тут же начала вырываться, но она всё ещё была слаба после отравления, да и Драко был гораздо сильнее. Она пыталась отвернуться, но он схватил её за подбородок и не позволил.

Драко был зол. Очень зол. Гермиона понимала это по силе, с которой он сжимал её запястье, и по напору, с которым целовал её. Гермиона попыталась укусить его, но он увернулся и снова поцеловал. Она пыталась оттолкнуть Драко свободной рукой, но он и этого не позволил: одной рукой обхватил обе её руки за запястья и поднял над её головой.

Но Гермиона Грейнджер была девушкой бойкой и не сдалась. Она извернулась, будто змея, которой только что отрубили хвост, и нерешительно попыталась ударить Драко коленом в пах. Драко спасли рефлексы игрока в квиддич: он вовремя увернулся и с яростью посмотрел на Гермиону. Она и подумать не могла, что он может быть настолько зол.

— Грейнджер, ты что, пыталась меня ударить?

— Да, — процедила та. — И сделаю это снова, насильник чёртов!

В глазах Драко что-то сверкнуло.

— Насильник? Неужели? Ещё одно твоё заблуждение насчёт меня. Быть может, пришло время оправдать твои ожидания.

Гермиона в ужасе посмотрела на него.

— Нет, ты не можешь так поступить.

Драко одарил её долгим злым взглядом и отстранился.

Гермиона потёрла ноющие запястья и коснулась горящих губ. В глубине души она жалела об упущенном поцелуе, но она была так зла тогда! Да и сейчас, собственно, тоже.

— Ты ведь любишь его? — с горечью произнесла Гермиона. Когда Драко не ответил, она продолжила: — Если нет, тогда почему ты не рассказал Макгонагалл, что это он меня отравил? Почему ты увольняешься? Это же очевидно, что ты пытаешься его защитить.

Драко невесело хохотнул. Смех получился хриплым и сухим, будто песок на пляже в жару.

— Что ж, думаю, ты будешь в шоке, когда я скажу, что уволился, чтобы защитить тебя.

Так и случилось. Гермиона округлила глаза от изумления, но быстро пришла в себя.

— И почему же? — скептически спросила она.

Драко посмотрел на неё и покачал головой.

— Потому что, несмотря на твою невыносимую слепоту, способность выводить меня из себя, как по команде, вечный идиотизм, дурацкие идеи, невероятную наивность, безжалостные и неправильные суждения обо мне, несмотря на эту дикую копну, которую ты зовёшь волосами, я люблю тебя, Грейнджер. — Их взгляды встретились: спокойный взгляд Драко и удивлённый — Гермионы. — И это правда. Хочешь — верь, хочешь — нет, но я тебя люблю.

А затем Драко развернулся, зашёл к себе в комнату и захлопнул дверь.

Глава пятнадцатая

Гермиона с открытым ртом стояла в коридоре и не могла поверить, что не ослышалась. Быть не могло, что Малфой — Драко Малфой — признался ей в любви.

Он это серьёзно?

Малфой выглядел серьёзным, и если это действительно так, тогда какого чёрта Гермиона забыла в коридоре? Мужчина, в которого она влюблена, только что признался, что это взаимно, а она, как дура, стоит с открытым ртом за дверью и не может ни слова вымолвить, будто противная, мёртвая рыба. И это не говоря уже о том, что через несколько часов — или даже меньше — он уйдёт, и Гермиона никогда его больше не увидит...

Вернувшись в реальность, она тут же начала колотить в дверь Драко, однако уже после четвёртого удара выдохлась. Наверное, не стоило покидать Больничное крыло. Но так просто сдаваться Гермиона не собиралась: схватившись за дверную ручку, она обнаружила, что дверь не заперта, и вошла в комнату Драко.

— Мал... фой, при... ду... рок! — прохрипела Гермиона. — Где... где, чёрт возьми, тебя... где ты?

Пошатываясь, она дошла до гостиной и обратила внимание на разбросанные вещи. Рядом с журнальным столиком лежал чемодан, наполовину заполненный одеждой. Однако Гермиона почему-то видела два абсолютно одинаковых чемодана. Собственно говоря, вся комната вдруг раздвоилась...

Гермиона только подумала, как же это всё странно, как услышала голос. Обернувшись на звук, она... увидела двух Драко Малфоев!

— Мал... Малфой, да у тебя... у тебя брат-близнец! — сказала Гермиона и вновь потеряла сознание.

***

Лба Гермионы коснулось что-то прохладное. Прошлось вдоль висков, по щекам, над верхней губой, по подбородку, а затем — по шее. Так приятно. Невероятное облегчение для разгорячённой кожи. Вздохнув, Гермиона пришла в себя и открыла глаза. На неё пристально смотрел Драко Малфой.

— Привет, — сказал он.

— Привет, — тихо откликнулась Гермиона.

Полутёмную комнату освещала лишь свеча на тумбочке. Именно тогда Гермиона поняла, что лежит на кровати, причём на кровати Драко, скорее всего, ибо комната была незнакомой. Гермионе стало любопытно, почему она не в Больничном крыле, и она спросила Драко об этом.

— Помфри не сочла нужным снова нести тебя в Больничное крыло.

Гермиона удивлённо вскинула брови. Мадам Помфри? Эта властная, чересчур заботливая женщина, которая была уверена, что выздороветь можно только под её присмотром? Женщина, которая вела учеников в Больничное крыло, чтобы убедиться, всё ли с ними в порядке, даже если они просто обожгли палец, коснувшись горячего котла на зельеварении? Быть такого не могло.

— Правда? — спросила Гермиона.

Драко ухмыльнулся, и его глаза весело заблестели. Затаив дыхание, Гермиона не могла отвести взгляда. В этот момент Драко был так похож на того Драко, в которого она когда-то влюбилась. Гермиона не помнила, когда последний раз видела его столь дружелюбным. Золотой свет мягко очертил его лицо, а на лоб упали волосы — в этот момент Гермиона едва не растеклась лужицей от восторга.

— На самом деле, это Макгонагалл предложила оставить тебя здесь. «Поппи, я уверена, мистер Малфой позаботится о мисс Грейнджер».

Гермиона закрыла глаза и застонала:

— Ну что за женщина...

— Она явно пытается свести нас, не считаешь?

Гермиона резко открыла глаза.

— Ты знал?

Драко покачал головой, не прекращая ухмыляться.

— Брось, Грейнджер, я же не идиот. Если бы Макгонагалл могла, она бы затащила нас в отель для влюбленных, заперла дверь и выбросила ключ.

Покраснев, Гермиона закрыла лицо руками от смущения.

— Мерлин, неужели это было так заметно!

Драко отвёл руки Гермионы от лица и наклонился ближе.

— А разве твои затеи — нет?

Она покраснела ещё сильнее и опустила взгляд.

— Ну, я, наверное, не слишком-то и скрывалась...

— Грейнджер, я застал тебя целующейся со Снейпом. И это явно был полный провал вашей с Браун очередной авантюры, ведь по плану ты наверняка должна была обнимать меня. Ты не просто не слишком скрывалась, ты была в отчаянии.

Бабочки в животе Гермионы, появившиеся от близости Драко, сморщились и умерли. Она сердито нахмурилась.

— Это лишь потому, что ты не оставил мне выбора! Драко, ты хоть понимаешь, насколько ужасно относился ко мне весь этот год?

Драко выпрямился, ухмылка исчезла с его лица.

— Понимаю. Но у меня была причина.

— Причина? — недоверчиво переспросила Гермиона. — Ради чего нужно было топтать чужое самолюбие? А смешивать с грязью? Зачем было меня отталкивать? А ты ещё говорил, что лю... — Она не могла сказать этого. Пока не могла. Слишком свежо было знание, чтобы его озвучивать.

Драко раздражённо запустил руку в волосы и отвернулся, невидящим взглядом уставившись на свечу. И только тогда Гермиона заметила в его руках небольшое полотенце и тазик с водой на краю тумбочки.

— Послушай, я не хотел обижать тебя. Правда не хотел. Но это было необходимо. Я должен был отталкивать тебя, чтобы защитить.

Гермиона приподнялась и села. Такая неопределённость расстроила её.

— Защитить от чего? От Германа?

— Да.

Она хмыкнула.

— В таком случае, твой план полностью провалился. Герман уже пытался убить меня...

— И попытается ещё раз, Грейнджер. Он не остановится, пока не получит меня.

— Что это значит? — спросила Гермиона, пристально глядя на Драко.

Тот не ответил. Поднявшись на ноги, он сложил руки на груди и начал расхаживать взад-вперёд по комнате. Странно было употреблять «нервный» и «Драко» в одном предложении, но именно так он сейчас и выглядел в глазах Гермионы. Устав мучиться от любопытства, она позвала его.

Прекратив, наконец, ходить взад-вперёд, Драко повернулся к ней.

— Герман меня шантажирует.

Мурашки пробежали вверх по позвоночнику, заставив Гермиону выпрямиться. Она так устала. Сначала новость об увольнении Драко, потом его признание, а теперь ещё и это. Перебор. Может ли человек умереть от шока? Конечно же, испугаться до смерти можно, но можно ли, скажем так, сыграть в ящик из-за нескольких шокирующих новостей кряду? Наверное...

Но это не имело значения. Важным было лишь то, что Драко шантажировали. И снова этот мерзкий Герман!

— Как?

— Помнишь то фото в «Ежедневном пророке», где я целуюсь с парнем за «Дырявым котлом»? — бесстрастно спросил Драко.

О да, как можно забыть это фото? Оно прожгло её мозг, будто клеймо шкуру животного. Как можно забыть ревность к тому неизвестному парню и отчаянную тоску, которую ощутила Гермиона, пожалев, что пылкие поцелуи Драко достались не ей?..

Гермиона моргнула и, заметив пристальный взгляд, кивнула.

— Ну так вот, это был не я. Это был Герман под Оборотным зельем.

— Но зачем ему это? — выдохнула Гермиона.

— Чтобы прошёл слух, что я гей. Это бы очень помогло ему в дальнейшем, — ответил Драко. — Тогда я ещё не понял, что это из-за него. И не понимал до тех пор, пока Герман не подарил мне флакон Феликс Фелицис. Я выпил его, потерял сознание, а очнувшись, обнаружил...

Драко тяжело сглотнул. Нервно запустив руку в волосы, он едва слышно выругался — продолжать было наверняка трудно. Гермиона сползла с кровати и просто встала рядом, раздумывая, стоило ли ободрить его.

В конце концов решившись, Драко откашлялся и продолжил. Голос его был настолько лишён эмоций, что даже казался жутким.

— Очнувшись, я обнаружил, что обнажён и привязан к кровати, между ног моих такой же голый Герман... — Драко запнулся, но всё же нашёл в себе силы продолжить: — Герман отсасывал у меня, а всё это снималось на камеру. Отсняв достаточно, Герман сказал, что, если я не хочу, чтобы эти снимки попали к директору или в редакции волшебных газет, то должен делать то, что он скажет, и держать рот на замке. А потом ты начала проявлять ко мне интерес, и, несмотря на все мои попытки доказать обратное, Герман понял, что ты мне тоже небезразлична.

Наступило молчание. Гермиона застыла на месте, растерявшись от такого откровения. Она не могла и слова вымолвить, потому что в голове у неё раз за разом прокручивался эпизод, где Герман, скажем прямо... насилует Драко. Ну, в какой-то степени. Гермиона очень хотела спросить, не сделал ли Герман «больше», но боялась услышать ответ. Она не была уверена, сможет ли его вынести.

— Значит, когда я застала вас целующимися... — Гермиона осеклась.

— Мы не целовались. Он как раз попытался, когда ты вошла. Думаю, с твоей стороны это выглядело несколько подозрительно.

— А... а тогда, перед первой практикой по защите от тёмных искусств? Вы оба выглядели так, будто... — Гермиона снова была не в силах договорить.

— Он неожиданно набросился на меня из засады, — ответил Драко. — Грейнджер, если ты мне не веришь, я пойму...

— Я верю, — тут же отозвалась Гермиона. И она действительно верила. — Я верю тебе.

Шантаж. Герман его шантажировал. Он использовал непристойные фотографии, чтобы манипулировать Драко. Неудивительно. Неудивительно, что Драко был таким мерзким по отношению к ней. А она, как дура, своими поступками причиняла ему ещё больше неприятностей. Гермиона практически повесила себе табличку на лоб, специально для безумцев, вроде Германа: «Стрелять сюда».

И Герман выстрелил.

Неудивительно, что Драко уволился. На его месте Гермиона поступила бы точно так же. Собственно говоря, и сейчас ей стоило бы уволиться...

Но Герман не должен остаться безнаказанным.

И правда. Герман показал себя настоящим злодеем, но он, тем не менее, был учеником, а они — преподавателями. Они сталкивались со злом в сотни раз хуже, чем Герман (да ещё и на протяжении целых семи лет), и выжили. Герман — всего лишь шестнадцатилетний парень. Не стоило его бояться. Сила на их стороне.

— Давай сейчас же пойдём к Макгонагалл и всё расскажем, — твёрдо сказала Гермиона.

— Ну уж нет, — усмехнулся Драко. — Я уже подал заявление об уходе. И хочу уйти, сохранив хотя бы остатки собственного достоинства.

— Но тебя же опозорили, — ответила она.

— Грейнджер, за свою жизнь я уже привык к этому. И я не ты, не героиня войны, не лучшая подруга Гарри Поттера, победившего большого плохого дядю Волан-де-Морта. Я Драко Малфой, сын Люциуса Малфоя, правой руки Волан-де-Морта. Я тот парень, которому дали задание убить Дамблдора и которому не хватило силёнок на такое. Макгонагалл наверняка не поверит моим обвинениям... особенно в адрес одного из своих любимчиков. Чувствуешь, к чему я клоню, Грейнджер?

— Не считаешь, что тебе нужно больше доверять людям? — вздохнула Гермиона, не обращая внимания на колкость в адрес Макгонагалл.

— А ты не думаешь, что пора снять розовые очки? — парировал Драко, засунув руки в карманы.

Гермиона подошла к нему ближе.

— А если я ей скажу? Мне-то она поверит.

— Может и поверит. Но я бы предпочёл доказательства более весомые, чем одно твое слово.

— Ты можешь показать ей свои воспоминания при помощи Омута памяти.

— Думаешь, мне это не приходило в голову? К сожалению, из-за какого-то компонента в составе Феликс Фелицис я не могу их извлечь.

Гермиона не сдавалась.

— А если... а если попросить Снейпа? Он же твой крёстный? Почему бы не рассказать ему? Я уверена, что он поможет.

Драко на секунду задумался, а затем усмехнулся.

— Действительно, почему я об этом не подумал? Этот старый пройдоха — хороший легилимент.

Сложив руки на груди, Гермиона засветилась от самодовольства.

— А ты ещё меня глупой называл.

***

Осознав, что Северус Снейп сможет помочь Драко вернуть доброе имя и добыть доказательства вины Германа, Гермиона и Драко вышли из комнаты и направились решать «проблему Германа» раз и навсегда.

Они шли по тёмному коридору, ведущему в подземелья, где жил Снейп, но вдруг в спину Драко ударил яркий зелёный луч. Гермиона закричала, с ужасом наблюдая, как Драко с отвратительным стуком ударяется о стену и безжизненно сползает на пол.

Обернувшись, Гермиона узнала в преступнике Германа. Тот стоял у неё за спиной, угрожающе подняв палочку, и криво ухмылялся.

— Здравствуйте, профессор.

Гермиона тут же потянулась за палочкой, которую обычно держала в левом рукаве, но нащупала лишь собственную руку и ничего больше. И только тогда Гермиона вспомнила, что по-прежнему одета в трансфигурированную больничную робу, а палочка осталась в Больничном крыле.

Пока Гермиона пыталась вспомнить свой скудный запас беспалочковых заклинаний, Герман уже направил свою палочку на неё, не прекращая ухмыляться.

— Убить бы вас на этом самом месте. Оно как нельзя лучше подойдет для Авады Кедавры.

— Точно так же, как ты убил Драко? — дрожащим голосом спросила Гермиона.

— Бросьте, профессор, — нарочито ласково ответил Герман. — Зачем мне убивать Драко? Он — моя первая и единственная любовь. Он всего лишь без сознания.

— Герман, зачем ты это делаешь? — с горечью спросила Гермиона. — Почему бы тебе не остановиться?

— И позволить тебе, корове уродливой, украсть у меня Драко? — Герман хохотнул. — Определённо нет. Слишком много сил я потратил, пытаясь обратить на себя его внимание. Собственно говоря, как и вы, профессор.

— Да, но я никогда не пыталась его шантажировать, — выплюнула Гермиона.

Герман недоумённо вскинул брови.

— Неужели он рассказал вам? Что ж, это уже не важно. Вы всё равно скоро умрёте, а мёртвые, как вы знаете, — умнейшая сучка поколения, все дела — не разговаривают.

В надежде потянуть время — вдруг кто-нибудь будет проходить мимо и поможет — Гермиона тихо сказала:

— Герман, пожалуйста, не делай этого. Ты ещё так молод. Ты вполне можешь это пережить. Не нужно перечёркивать своё будущее столь опрометчивым...

— Своё будущее я перечёркивать и не собираюсь, только ваше. Как бы я ни пытался от вас избавиться, вы всё время возвращаетесь, будто мерзкий таракан. Чем вам не угодил Роберт, что вы опять не оставили Драко в покое? Ведь для нас обоих всё могло быть гораздо проще.

Гермиона округлила глаза.

— Откуда ты знаешь о Роберте?

Герман усмехнулся.

— Забавно, насколько жизнь человеческая похожа на паутину. Все люди связаны между собой. Возьмём, например, меня, вас и Драко. А затем добавим вашу подружку-дуру, которая заставила вас заполнить анкету, выдуманную моей ещё более глупой сестрой Амалеей Дьюхёрст.

— Что?

Герман снова расхохотался. Вышло очень по-женски, так, что плечи его аж затряслись от натуги. Это раздражало.

— Видите? Видите нити паутины? Амалея — дома мы зовём её Малли — вышла замуж за какого-то жирного богача по имени Юрий Дьюхёрст, прикарманила его денежки и открыла брачное агентство. Любому бизнесу, конечно же, нужен юрист, а кто подошёл на роль юриста для Малли, как не... вы наверняка догадались... мистер Роберт Локи?

Желая подольше потянуть время, Гермиона упорствовала:

— Это никак не объясняет нашего знакомства с Робертом.

Герман закатил глаза.

— Вот идиотка, очевидно же, что вы познакомились через агентство Малли. Роберт хотел секса, а ты была одинока. Какое совпадение, ага?

— Я могла бы выбрать кого-нибудь другого.

Герман взмахнул палочкой.

— Я уверен, что не могли. Я лично просмотрел ваши рекомендации. Я хорошо изучил женщин. Они всегда ведутся на врачей и адвокатов. А после того как вы выбрали Роберта, мне оставалось лишь наложить на него Империус. И всё шло замечательно до тех пор, пока однажды вечером мой дорогой Драко не решил погеройствовать.

— Но... — начала было Гермиона, но Герман перебил её.

— Думаю, хватит. Не думайте, что я не понял, что вы пытаетесь заговорить меня, надеясь, что кто-нибудь придёт и спасёт вас. Я тоже смотрел магловские фильмы, знаете ли. — Он улыбнулся и направил палочку на её грудь. — Хватит прелюдий, Империо!

Гермиона боролась изо всех сил, сражалась каждой крупицей силы воли, но Герман оказался сильнее, и вскоре в голове её не осталось ничего, кроме спокойствия и чужих мыслей.

***

— Мистер Малфой! Очнитесь! Мистер Малфой!

Профессор Макгонагалл от души била Драко по щекам, пока он медленно не открыл глаза.

— Грейнджер?..

— Мистер Малфой, кто с вами это сделал?

Драко резко сел, поморщившись от боли, пульсировавшей в голове.

— Где Грейнджер?

— Я её не видела. Что всё это значит, мистер Малфой? Почему вы...

— Он схватил её. Этот мелкий гадёныш схватил её! — Он с трудом поднялся, снова поморщившись от боли. — Профессор, у вас случайно не завалялась одна из тех карт, которые показывают, где находятся ученики?

Поджав губы, профессор Макгонагалл посмотрела на него с подозрением.

— А почему вы спрашиваете?

— Потому что думаю, что Грейнджер попала в беду.

Драко направился к концу коридора, и профессор Макгонагалл поспешила следом.

— Но мисс Грейнджер уже не школьница.

— Зато Герман Рейнджер — школьник.

***

Гермиона шла впереди Германа и довольно улыбалась. Дул прохладный осенний ветер, но ей было плевать. Её не беспокоила ни сырая трава под ногами, ни возможная простуда. Гермиона просто спокойно шла вперёд.

Ни о чём не думать было здорово. В голове была лишь приятная пустота. Гермиона даже не обращала внимания, что крошечная часть её пыталась сопротивляться этой пустоте. Гермиону это не волновало. Не нужно было волноваться ни о чём, кроме приказов Германа.

Трава кончилась, Гермиона и Герман практически спустились к озеру. Луна была едва видна на небе, и в темноте озеро казалось зловещим. Но Гермионе, находившейся под Империусом, и на это было плевать, потому как Герман заговорил, и всё её внимание было приковано к нему.

— Профессор, у вас когда-нибудь был любимый питомец?

— Да, — равнодушно ответила Гермиона.

— А кто именно?

— Кот.

— Как его звали?

— Живоглот.

— Он мёртв?

— Да.

— Вы по нему скучаете?

— Да.

— Что ж, тогда не волнуйтесь, профессор. Как только вы встретитесь с моими питомцами, вы воссоединитесь с вашим любимым Живоглотом.

Обогнув озеро, они направились к самому дальнему его краю, куда обычно никто не ходил. Встав у кромки воды, Герман коротко свистнул. Некоторое время ничего не происходило, но вдруг вода забурлила, и из-под неё показались восемь тёмных голов.

Герман указал на уродливых рогатых созданий.

— Профессор, скажите, кто это?

— Гриндилоу.

— Вы абсолютно правы. — Он хихикнул. — А знаете ли вы, чем питаются гриндилоу?

— Рыбой.

— Правильно. Но эти гриндилоу — особенные. Они любят мясо. Человеческое мясо. Роберт Локи может это подтвердить. — Герман снова хихикнул. — Но, увы, как я уже говорил, мёртвые не...

Красный луч пронёсся рядом с головой Германа, опалив волосы, а затем врезался в центр озера. Гриндилоу завизжали и скрылись под водой. Схватив Гермиону, Герман поставил её перед собой как щит, прижав кончик своей волшебной палочки к её шее.

Взглядом, полным необузданной ярости и ненависти, Герман посмотрел на подоспевших Драко и профессора Макгонагалл.

— Ещё один шаг, и я прокляну её! — воскликнул он, сильнее прижимая палочку к шее Гермионы.

Драко и профессор Макгонагалл резко замерли.

— Бросьте палочки! — потребовал Герман.

Профессор Макгонагалл нахмурилась.

— Мистер Рейнджер, я удивлена...

— Я сказал: бросьте палочки!

— Разве это что-нибудь изменит? Герман, мы оба владеем беспалочковой магией. А теперь отпусти её, — презрительно усмехнулся Драко.

— Позади меня гриндилоу, питающиеся человеческим мясом, — хмыкнул Герман. — Если вы что-нибудь выкинете, она полетит в озеро.

Гермиона медленно приходила в себя, пока Герман отвлёкся на Драко и профессора Макгонагалл. Туман в голове постепенно рассеивался. И вот, одним мощным ударом силы воли Гермиона сломала ментальные оковы, как, впрочем, и физические, ударив Германа локтём в бок.

Герман тут же её выпустил, и она развернулась к нему лицом, наблюдая, как он корчится от боли. К сожалению, он стоял слишком близко к краю озера: один неверный шаг назад — и вместо твёрдой земли под его ногами оказался лишь воздух.

Мгновение Герман балансировал на краю, размахивая руками в попытке удержать равновесие. Ужаснувшись, Гермиона потянулась к нему, но профессор Макгонагалл, к сожалению, уже применила связывающее заклинание, чтобы спасти Германа. Гермиона оказалась на пути верёвок, поэтому они вместо него связали её, оттащив назад.

С пронзительным, леденящим душу криком Герман упал в озеро. Раздался громкий плеск. Ни Драко, ни Макгонагалл не успели ничем помочь: гриндилоу-людоеды обхватили тело Германа и утащили глубоко под воду.

Глава шестнадцатая

На следующий день вся школа знала о смерти Германа Рейнджера. Профессор Макгонагалл, глаза которой покраснели от слёз, была немногословна: всякий, кто приблизится к озеру, будет немедленно исключён из Хогвартса.

Скорбящие родственники Германа были уверены, что его убили, поэтому обратились в Департамент магического правопорядка. Две недели авроры допрашивали каждого человека в Хогвартсе.

И тогда Герман предстал в истинном свете: некоторые признались, что он предатель, манипулятор и шантажист. Слишком многие втайне радовались его смерти, и аврорам было бы трудно решить, кто же на самом деле его убил, если бы не воспоминания Драко Малфоя, профессора Макгонагалл и Гермионы Грейнджер, которые ясно показывали, что смерть Германа была случайной.

В конце концов, Визенгамот постановил: Герман Рейнджер сам отыскал свою смерть. В глубине души Гермиона чувствовала вину. Она с сожалением думала, что, если бы не толкнула его локтём в бок, а просто терпеливо дождалась, пока Драко и Макгонагалл что-нибудь придумают, Герман бы сейчас был жив.

Однако с другой стороны Гермиона чувствовала мрачное, холодное удовлетворение от свершившейся мести. Жестокий внутренний голос шептал, что Герман получил по заслугам, особенно после своих ужасных поступков по отношению к Драко и остальным. Но, несмотря на постоянную внутреннюю борьбу с самой собой, Гермиона была уверена: ей стало легче.

***

— Так что же ты собираешься делать, когда он вернётся?

Был вечер пятницы в середине ноября, и зима наконец-то прогнала осень. Только-только пробило шесть часов, а солнце уже покинуло небо, перекрасив его из унылого серого цвета в чернильно-чёрный. В открытое окно гостиной подул холодный ветер, и Гермиона потёрла руки, чтобы согреться.

Подойдя к окну, она закрыла его, задёрнула плотные бордовые шторы и повернулась к Лаванде, нервно улыбаясь.

— Не знаю.

— Что значит «не знаю»? — недоверчиво воскликнула Лаванда, на секунду посмотрела на Гермиону, а затем вернулась к покраске ногтей на ногах, будто магла.

Подойдя к дивану, Гермиона тяжело опустилась рядом с Лавандой и, внимательно осмотрев результат её работы, взяла одну из бутылочек лака для ногтей и прочла этикетку.

— То и значит: не знаю, — ответила Гермиона и, открыв бутылочку с надписью «Яркая фуксия», решила для пробы покрасить один ноготь.

— Что ж, тогда думай быстрее, он возвращается уже завтра.

Новость о смерти ученика в Хогвартсе разлетелась по газетам с головокружительной скоростью. Репортёры слетелись, как стервятники на труп, и начали рыть в поисках какой-нибудь грязной истории для первой полосы. Не прошло и нескольких дней, как в «Ежедневном пророке», узнав об одержимости Германа Драко Малфоем, опубликовали статью, в которой говорилось, что Герман покончил с собой из-за неразделённой любви.

Эта новость не была бы столь интересной, будь она о каком-нибудь обычном преподавателе, но новость о Драко Малфое буквально разожгла пламя сплетен.

Чтобы избежать нежелательных обвинений и внимания, Драко решил на две недели уехать в Тоскану вместе с матерью. С глаз долой — из сердца вон, как говорится. Это сработало: уже в середине второй недели один высокопоставленный женатый чиновник из Министерства был уличён в связи с гоблином, и сплетни о Драко мигом стухли.

Сегодня была пятница, и уже завтра Драко должен был вернуться и снова занять место преподавателя ЗОТИ.

Гермиона боялась, потому что не знала, что будет дальше. Теперь, когда Драко признался ей в любви и на горизонте не маячил Герман, она волновалась за дальнейшую судьбу.

Лучшим способом это выяснить, как ей казалось, было подойти к нему и спросить, но, как обычно, помешало смущение. Да и что бы она сказала? О чём спросила? Каким образом можно было разузнать об их «отношениях», не выставив себя слишком наглой или, того хуже, отчаявшейся?

Нет, если Драко действительно хотел отношений — на что Гермиона очень надеялась, — то должен сам подойти к ней. Гермиона достаточно настрадалась, чтобы подходить первой. Она никак не могла избавиться от ощущения, что во время своего двухнедельного отсутствия Драко пересмотрел свои взгляды на жизнь. А что если после этого он решил, что больше не любит её?

— ...всё ещё его любишь?

— Что, прости? — Гермиона быстро моргнула, осознав, что совершенно не слушала Лаванду.

Та применила высушивающее заклинание на ногтях, пошевелила пальцами ног и повернулась к Гермионе.

— Я спросила, говорила ли ты ему, что всё ещё его любишь. В конце концов, он ведь тебе признался.

Гермиона покраснела.

— Не думаю, что в этом есть необходимость. Мои отчаянные поступки должны были сами подсказать ему.

Лаванда нахмурилась.

— Гермиона, ты должна ему сказать. Должна...

— Не собираюсь я ничего говорить, — перебила Гермиона. — По крайней мере, до тех пор, пока не буду уверена, что нужна ему.

Переключив внимание на свои ногти, она лениво продолжила наносить лак. Странно, подумалось вдруг, что цвет ей понравился, ведь он совсем не подходил для преподавателя. Таким образом, Гермиона совершенно упустила из виду хитрый огонёк, загоревшийся в глазах Лаванды.

— А вот это мы ещё посмотрим.

***

В воскресенье во второй половине дня, приняв душ и пообедав в своей комнате — она не спускалась в Большой зал с субботнего утра, по-прежнему опасаясь встречи с Драко, — Гермиона свернулась калачиком на диване и читала. Вдруг в комнату с шумом ворвалась Лаванда и нараспев окликнула её.

Закрыв книгу, Гермиона подняла голову. В каждой руке у Лаванды было как минимум по четыре пакета, щёки раскраснелись от мороза, а на лице сияла улыбка.

— Я ходила по магазинам! — заявила Лаванда.

— Вижу, — ответила Гермиона, с любопытством смотря на пакеты. — Такое ощущение, что в каждом магазине ты хоть что-то да купила.

Лаванда расхохоталась:

— Я хотела купить только пару новых мантий, но не удержалась. Слава Мерлину, что мой парень богат и щедр! — Она бросила пакеты на пол и с усталым вздохом плюхнулась на диван. Снова оживившись, она наклонилась к пакетам и начала в них что-то искать. — Я и тебе купила кое-что. Думаю, тебе понравится.

Подвинувшись ближе, Гермиона с удивлением наблюдала, как Лаванда достаёт зелёный шёлковый топ из одного из пакетов. Однако это был не такой топ, который можно носить летом на улице. На талии и по бокам он был открыт — так, что ткань свободно болталась спереди и сзади, — глубокое декольте было отделано полосками белого прозрачного кружева, а под грудью — красные ленты с белыми наконечниками.

— Вот, примерь, — с улыбкой предложила Лаванда.

Гермиона отшатнулась в лёгком ужасе.

— Лаванда, это же нижнее бельё!

— Не будь ханжой, — закатила глаза Лаванда. — Разве ты не хочешь выглядеть сексуально?

Гермиона нахмурилась.

— Да, но...

— Никаких «но», — беспечно ответила Лаванда. — Просто примерь и дай мне знать, если подойдёт. Вот и всё. Подойдёт — он твой, а если нет — отнесу его обратно в магазин.

Гермиона взглянула на топ. Он выглядел весьма заманчиво. Гермиона была не из тех, кто покупает такие вещи. Самое откровенное, что она когда-либо покупала, — это кружевное бельё. Если бы кто-то знакомый застал Гермиону в магазине нижнего белья, для неё это стало бы невероятным унижением. Да и большой необходимости в таком белье она никогда не видела.

Но сейчас желание примерить топ становилось всё сильнее и сильнее. «Я только примерю, ничего страшного», — подумала Гермиона. Никто не увидит её в этом белье...

Она забрала топ у Лаванды и встала.

— Хорошо, я примерю.

— Замечательно. И вот это тоже надень. — Лаванда протянула красные стринги, тоненький поясок которых был такого же зелёного цвета, как и топ.

Гермиона открыла было рот, чтобы возразить, но Лаванда с усмешкой перебила её:

— Видишь цвета? Это Рождественский комплект. Одно не идёт без другого. А теперь иди...

Через пять минут Гермиона в немом восхищении рассматривала себя в большом ростовом зеркале. Она поразилась тому, насколько топ хорошо сел — так, будто был сшит специально для неё. Да и шёлк был приятным к телу. По правде говоря, Гермионе было даже плевать, что стринги неудобно врезались между ягодиц. Она не могла не признать, что комплект был шикарным.

— Хм, Драко несомненно понравится.

Гермиона улыбнулась и собралась было согласиться, когда вспомнила, что Лаванды в её спальне быть не должно. Она уже хотела прогнать Лаванду, но та проворно вытащила палочку и обездвижила её.

В полном шоке Гермиона наблюдала, как Лаванда трансфигурирует её блузку в пиджак, чтобы прикрыть бельё. Закончив с этим, она взглянула на голые ноги Гермионы и на секунду задумалась. А затем, пожав плечами, произнесла:

— Он не станет возражать против голых ног, когда увидит, что под пиджаком.

***

Левитируя Гермиону к комнате Драко, Лаванда показала себя мастером маскировки. Поскольку комната Драко находилась через три поворота направо, доставка не заняла много времени.

Поставив ужасно злую Гермиону на ноги, Лаванда взглянула на неё с мольбой.

— Гермиона, мне очень жаль, что пришлось так поступить, — сказала она. — Но я надеюсь, что однажды ты оглянешься назад и поблагодаришь меня.

А затем развернулась и постучала в дверь.

Как только Драко открыл, Лаванда улыбнулась, сообщив, что они с Гермионой пришли к нему в гости, а затем соврала, что «внезапно вспомнила о чём-то важном», втолкнула Гермиону и Драко обратно в комнату, ещё раз очаровательно улыбнулась, захлопнула дверь и умчалась прочь.

Заклинание спало с Гермионы почти сразу же, и теперь они вместе с Драко просто стояли у него в прихожей.

Воцарилось молчание.

«Лаванда, я тебя убью!»

Гермиона не желала здесь находиться, особенно в таком виде. Даже сейчас она чувствовала, как стринги всё глубже впиваются между ягодиц.

«Лаванда, дура. Погоди, вот я до тебя доберусь...»

Опустив взгляд, Гермиона пробормотала извинения и уже было собралась уходить, как Драко, шагнув в сторону, перекрыл ей путь.

Плотнее закутавшись в пиджак, Гермиона снова мысленно отругала Лаванду за то, что та не позаботилась ни о пуговицах, ни о молнии, и посмотрела на Драко.

— Что ты делаешь? — требовательно спросила она.

— А что делаешь ты? — без тени улыбки отозвался Драко.

— Ухожу. Я... Мне нужно идти... — Она попыталась обойти его, но он снова преградил путь.

Драко сложил руки на груди, и Гермиона не могла не восхититься, как ткань рубашки обтянула мышцы его рук.

— Грейнджер, ты меня избегаешь?

— Не говори ерунды.

— Почему ты меня избегаешь?

— Малфой, я не избегаю тебя. — Гермиона вздохнула, не в силах поднять взгляд. — Мне просто нужно...

— Что бы это ни было, оно подождёт, — отрезал Драко. — Грейнджер, ты никуда не уйдёшь, пока не объяснишься.

Гермиона нахмурилась, мысленно обругав и Лаванду за то, что одурачила, и Драко за такой произвол. Но что значило его «объясниться»? Она не хотела ничего объяснять. Должно было быть совсем наоборот! Раз так, Гермиона больше не желала здесь оставаться. Ей в любом случае нужно было снять, наконец, эти стринги, неудобство стало совсем невыносимым...

— Малфой, ты не можешь удерживать меня против воли! — выплюнула она и попыталась обойти Драко.

Но тот не позволил. Быстро схватив Гермиону за плечи, он оттащил её подальше от двери. А затем наклонился ближе и, зло сверкнув взглядом, тихо произнёс:

— Грейнджер, я думал, что говорил тебе когда-то, что не люблю, когда со мной играют. Или ты забыла?

— Я не играю... — начала Гермиона.

— Тогда что я должен думать? — Драко слегка встряхнул её. — Вот тебе сценарий, Грейнджер: шесть лет парень безответно любит девушку. Шесть чёртовых бесполезных лет он думает — знает, — что она никогда не ответит ему взаимностью. А затем ни с того ни с сего эта девушка решает дать парню надежду на то, что возможно, лишь возможно, тоже любит его. И вот, парень по глупости решает признаться ей в своих чувствах. И что же ответила девушка, а, Грейнджер? Как думаешь?

Застыв, Гермиона во все глаза смотрела на Драко, не в силах вымолвить ни слова.

Драко усмехнулся.

— Правильно, Грейнджер, совершенно верно. Она не сказала ничего. Совсем ничего. Хуже того, она избегает парня, давая понять, что на самом деле не любит его. Что он почему-то ошибся. Что она играет с ним.

На короткий миг воцарилась полная тишина, и Гермиона поняла две вещи: во-первых, она была самой глупой и слепой идиоткой в мире. А во-вторых, Лаванда была права: обязательно нужно поблагодарить её, причём поблагодарить горячо и от души.

Положив руки на плечи Драко, Гермиона поднялась на цыпочки и целомудренно коснулась его губ. Злость его рассеялась, как дым. Прижав Гермиону крепче, Драко жадно ответил на поцелуй. Разорвав поцелуй, Гермиона отстранилась и коварно усмехнулась.

— А вот тебе мой сценарий, Малфой: два года девушка безответно любит парня. Она невероятно счастлива узнать, что это взаимно. Когда он признаётся ей в любви, она берёт передышку, чтобы собраться с силами и ответить ему. Но она знает, что он не любит, когда с ним играют, и решает сразу перейти на следующую стадию и показать ему, что любит.

Смело посмотрев в глаза Драко, Гермиона сбросила пиджак на пол. Наблюдая за Драко, с удивлением рассматривающим её полураздетое тело, она улыбнулась ещё шире.

— И что же сказал парень, а, Малфой? Как думаешь?

Глаза Драко коварно заблестели. Хищно улыбнувшись, он легко поднял Гермиону на руки и ответил:

— Он сказал: «Я невероятно везучий засранец».