Том, призраки и Рождество

Глава 1

— Трудно сказать, — развел руками Морис. — Теперь для всех это очередной скучный день.
— Но только не для нас, — улыбнулась Морису Лайда.
Он улыбнулся в ответ:
— Нет. Мы-то не забыли, что такое дух Рождества.
Они протянули друг другу руки, их пальцы сплелись. Мгновение спустя в креслах никого не было.

Секретные материалы S06E08
Как призраки похитили Рождество

Для одного дня погода выдалась слишком переменчивой. Когда мисс Клепсидра Меридит забежала в лавку, чтобы купить всякие мелочи, позабытые в предпраздничной суете, светило солнышко. А когда она вышла оттуда, возмущенная грабительскими ценами, воздух уже наполнился мелким колючим снегом, будто перед ее носом проехал тарантас и поднял с дороги снежную пыль. Но вскоре опять появлялось солнце. Казалось, два заклинателя погоды, перебрав мандрагорьей самогонки, задались целью выяснить, у кого палочка длиннее.
Ближе к вечеру установилось равновесие: у границы горизонта светило солнце, остальную часть неба затянули тучи, из которых сыпал колючий снег. Видимо, колдуны, хватив лишку, оба свалились под стол, и состязание завершилось боевой ничьей.
По узкой тропинке между кромкой леса и полем, нетронутым, как реферат нерадивого студента, вышагивал мальчишка. Темный плащ был ему велик, и обшлаги мели снег, через плечо свешивался шарф в бело-зеленую полоску, а на голове криво сидела остроконечная черная шляпа с серебряной пряжкой. Ее поля были широкими, кончик загибался, а к тулье крепилась высохшая веточка шиповника с темно-красными ягодами. Без сомнений, шляпа обладала магической силой, но при этом постоянно съезжала мальчишке на лоб, что не мешало ему отчаянно важничать, вышагивая, будто настоящий маленький лорд.
Сам юный колдун был страшный как чертик. Щуплый, бледный, мелкий. Свеженький фингал украшал лицо с резкими чертами. Он прижимал к нему снежок. Шерлоку Холмсу хватило бы одного взгляда, чтобы узнать всю его биографию. А простой колдун сказал бы, что у слизеринца день выдался богатым на события, но победа, в конце концов, осталась за ним.
Звали этого слизеринца Том Марвало Риддл, и было ему 12 лет от роду.
Когда днем Том высунул нос из подземелий, погода стояла чудесная и солнечная. Он подумал, что неплохо бы прогуляться в Хогсмид. По правилам ему запрещалось покидать территорию школы, но кто узнает? Сейчас каникулы, и большинство преподавателей решили навестить родню, а те, кто остались, смотрели на шалости студентов сквозь пальцы отчасти из жалости, отчасти из лени. Впрочем, Том был достаточно ловок, чтобы не попадаться, но в этот раз даже змеиная изворотливость не уберегла его от неприятностей. Не успел он добраться до Хогсмида, как с неба посыпался мелкий и жесткий как крупа снежок, ему бы следовало повернуть назад или спрятаться в одном из маленьких кафе, но для первого у него было слишком много упрямства, а для второго - слишком мало денег.
Замечтавшись, Том рассматривал нарядные рождественские витрины, и, наверно, его врожденное чувство опасности задремало. Слизеринец даже опешил от удивления, когда ноги оторвались от земли и он повис в воздухе. Хаффлпаффцы-четверокурсники подошли слишком быстро, не оставив ему времени на то, чтобы нашарить палочку в карманах мантии. Их было всего лишь трое, правда, даже самый щуплый рядом с Риддлом казался великаном.
А что уж говорить про рябого Юджина или Феликса - блондина, похожего на поросенка. У последнего день не задался: папаша с утра надрался, и понеслось. Пока отец гонял мать по дому, а она орала как ошпаренная кошка, Феликс взял плащ и тихо выскользнул на улицу. Они с ребятами бестолково шатались по Хогсмиду, пока им на глаза не попался тщедушный слизеренец, парень оглянулся - вокруг никого. Удача сама шла в руки.
- Что за мелюзга шляется по нашим улицам? - протянул он противным ломающимся голосом. Риддл прожигал обидчика злобным взглядом. - Чего вылупился, урод?
- Это отличник со второго курса, - визгливо вставил Квин. Парню с таким голосом и такой фамилией полагалось радоваться, что в этот раз дружки нашли себе другой объект для насмешек, он это и делал, растянув губы в улыбке от уха до уха. Такие крупные желтоватые зубы как у него сделали бы честь любому коню.
- Значит, слизняк-заучка вылез из подземелий, а? – взмах палочки - шапка слетела с головы Тома и скрылась за скатом крыши, он проводил ее взглядом, но ничего не сказал. – Ну что, язык проглотил? Чего ты вообще сюда приперся, мелочь недобитая?
- Не твоего ума дело, – Риддл будто гипнотизировал обидчика взглядом, в котором читались мольбы пса, сидящего на слишком короткой цепи,: "Ну, подойди поближе, еще ближе."
- Сам напросился, - Феликс размахнулся и двинул наглецу в глаз, от удара голова откинулась назад. Том прошипел что-то неразборчивое.
- Что ты там бормочешь, недоносок? - четверокурсник приблизил раскрасневшиеся лицо, пытаясь разобрать слова, и тогда маленький твердый кулак врезался ему в нос. Риддл вложил в удар всю свою злобу, а ее у мальчишки всегда было в избытке.
- Ах ты … - из носа потекла тонкая струйка крови, Феликс выругался и потерял контроль над заклинанием. В тот же миг чары рассеялись, все-таки он был не самым умелым колдуном даже по меркам Хаффлпаффа, и жертва плюхнулась в снег.
- Держи его! - закричал он своим прихвостням. Том, изворотливый, как уличный кот, быстро вскочив на ноги, ускользнул от лап Юджина. Его пальцы нащупали палочку, спрятанную в кармане. Но женский окрик остановил начинающуюся драку.
- Как Вам не стыдно!
Мальчишки замерли и со смиренным видом вытянули руки по швам. Вот только Риддл не особо радовался неожиданному спасению. Оно было нужно ему как стухшее зелье, вечно эти взрослые лезут под руку, когда не надо. Будь у Тома 15 минут, и это Рождество запомнилась бы обидчикам очень надолго.
- Добрый день, профессор Меридит, – хором проблеяли хулиганы.
- Юджин, Квин… Я от вас подобного не ожидала, - полноватая блондинка среднего роста возмущенно сдвинула брови. Она бы и пальчиком пригрозила, но мешали пакеты.
- Да мы… Да я… Да он… - наперебой заголосили пристыженные Хаффлпаффцы. Феникс демонстративно утирал кровь из носа, рассчитывая на свою порцию жалости, но он не был ни круглым отличником, ни круглым сиротой, так что мисс Клепсидра осталась непреклонной.
- Трое на одного - это разве честно!? Бандиты!
Женщина неуклюже переложила пакеты в одну руку и, ухватив Тома за подбородок, повернула недовольную мордашку к свету.
- Бедный ребенок, - она покачала головой и поставила покупки на снег, один пакет тут же завалилась на бок. Риддл поморщился, вот только не понятно от чего: то ли от боли, то ли от назойливой заботы.
Хулиганы, воспользовавшись тем, что профессор отвлеклась, начали потихоньку отступать.
- Вы куда?
- Э… нас дома ждут, - покраснев, промямлил Квин, его дружки энергично закивали.
- Не надейтесь, что это сойдет вам с рук, - Клепсидра не успела закончить фразу, а учеников уже и след простыл. Риддл тоскливо оглядел пустую улицу, профессор Меридит спасла его от хулиганов, но кто спасет Томми от самой Клепсидры? Она была слишком заботливой женщиной, чтобы жить в одиночестве, но кроме брата, который десять лет назад перебрался в Германию, родни у нее не было. В канун Рождества она чувствовала себя запыленной банкой с просроченным змеиным жиром, задвинутой в самый темный угол кухонного шкафа. И поэтому ее узловатые пальцы вцепились в Тома с такой силой, будто это не мальчишка-студент, а последняя рождественская елка на базаре.
- Нужно обязательно показаться врачу, - заквохала она, поворачивая его лицо то так, то сяк.
- Нет, все в порядке, профессор Меридит, – Риддл отчаянно пытался освободится, но это было, пожалуй, посложнее, чем выбраться из лап голодного оборотня.
- Хотя что я говорю, - Клепсидра будто и не слышала слабых возражений. – Зачем тебе идти к этому бессердечному костоправу, когда у меня есть хорошая мазь собственного приготовления?
При упоминании о мази Том вздрогнул - любой первокурсник знал, что лучше проглотить жабу, чем зелье, приготовленное профессором Меридит. Впрочем, кто его спрашивал.

Глава 2

Поняв, что ему не отвертеться, Риддл смирился и предложил помочь с пакетами. Взрослые очень ценят подобные мелочи, особенно сентиментальные старые ду… в смысле девы. Клепсидра тут же расцвела в счастливой улыбке, которая приклеилась к ее круглому лицу и более менее поувяла только перед самым домом. Профессор жила в особнячке, доставшемся ей от родителей, - узком, старом и зажатом между двумя соседними домами, словно худой ботаник между двумя крепкими парнями.
Они зашли с черного хода, Том поставил пакеты, несмотря на небольшой размер в них явно лежало что-то тяжелое. У него руки едва не отвалились, но он стойчески молчал. Если бы упрямством можно было ковать подковы, то мальчишке определенно стоило бы податься в кузнецы.
В коридорчике едва хватало места, чтобы повернуться, стряхнуть налипший снег и раздеться. Последнее следовало сделать как можно скорее, потому что в доме было натоплено как в сауне. Том закусил губу, когда увидел, что вешалка слишком высока, чтобы он мог закинуть на крючок свою мантию, но прежде чем он успел произнести левитирующее заклинание, Клепсидра выхватила мантию у него из рук.
- Не бойся, я сама все сделаю. Проходи, мой хороший, - сказала она и подтолкнула мальчишку вперед в направлении кухонной двери. Кухня была большой, но тесной, по факту свободного пространства в ней было столько же, сколько в оставшемся позади коридоре. Посередине стоял огромный тяжелый стол, за который не стыдно было усадить медведей из известной детской сказки. Из стены выпирал старинный очаг, увешанный кухонной утварью, в глубине покачивался котел - слишком новенький и блестящий, его явно еще ни разу не пускали в дело. Для приготовления пищи служила чугунная плита, у маглов такие уже разве что в деревнях встретишь. Колдуньи же пользовались ими повсеместно, считая чуть ли не последним достижением техники и весьма стильной вещицей. Так же, как и занавески с рюшечками, которые тут, кстати говоря, тоже имелись.
Как и всякая ведьма, Клепсидра верила, что от рождения наделена талантом варить снадобья и мази, поэтому все стены в кухне были увешаны вениками из сушеных трав и цветов. А сама кухня пропиталась ароматом чего-то булькающего, зеленоватого и весьма отвратного на вкус.
Но нужно отдать профессору Меридит должное - все здесь просто сияло чистотой, даже старая мебель была отдраена до блеска. И эта чистота лучше, чем занавесочки на оконцах и вязанные салфеточки на столе, указывала на то, что в доме живет одинокая женщина, а не большая семья.
Первым делом Клепсидра усадила Тома за стол и взмахом палочки поставила чайник на плиту. Риддл неуверенно потянул за воротник школьного джемпера - ему было жарко, оставалось лишь позавидовать профессорше, ее одежда - легкая белая блузка с бордовыми розами и серая юбка больше подходили для этой духоты. Когда чайник начал закипать, в кухню медленно вплыла потрепанная домашняя мантия и, будто приведение покойного мужа, ласково укутала свою хозяйку. Та смутилась, ее щеки стали пунцовыми, как те отвратительные розы на блузке.
Да и вообще, профессор Меридит слишком суетилась - дверцы кухонных шкафчиков непрерывно хлопали, производя ужасный шум, услышав который можно было решить, что здесь резвится полтергейст. Оттуда вылетали различные вещи: флаконы, банки, склянки и прочая посуда, две чашки спикировали на стол и только чудом не разбились, за ними вальяжно, раскачиваясь в воздухе, будто летучий фрегат, последовала вазочка с печением. Молочник и розетку с вареньем Клепсидра принесла лично и тут же опять устремилась к шкафчикам, чтобы продолжить свои лихорадочные поиски, и вокруг нее снова заплясали склянки, наполненные чем-то, по цвету похожим на болотную жижу. Маглы верили, что ведьмы портят молоко. Профессор Меридит одним молоком не ограничивалась, у нее получалось приводить в негодность любые продукты, которые попадали ей в руки.
Чай, который она заварила в фарфоровом чайнике, расписанным веселыми пастушками, наверняка не был исключением. При мысли о том, что ему придется это пить, рот Риддла наполнялся горечью, назойливая забота профессора Меридит вызывала у него приблизительно те же ощущения. Он заставил себя относится ко всему происходящему как к мерзкому, но полезному лекарству. Нужно ценить расположение преподавателей, даже таких дурищ, как Клепсидра. Вполне вероятно, что подумав о лекарстве, Том навлек на себя беду, ведь именно в этот момент поиски ведьмы увенчались успехом.
- Вот она – моя мазь! - она держала в руках увесистую банку с бурой затвердевшей массой внутри. Нельзя сказать, что ее зелья были плохими, скорее, их можно было назвать непредсказуемыми, а Тому совсем не улыбалось провести остаток каникул в облике пернатого зайца.
- Она в один миг уберет любой синяк, - Клепсидра бросила быстрый взгляд на своего гостя и снова посмотрела на банку. На ее лице появилось очень озадаченное выражение.
В среднем жители магического мира удивляются в три раза реже, чем маглы (подсчитано статистическим отделом министерства магии, чьей главное задачей было пересчитать все на свете, особенно то, что не представляет никакого интереса для любого здравомыслящего человека). Ведь очень утомительно удивляться, когда вокруг тебя постоянно случаются всякие неожиданные чудеса. То к соседке свекровь пожалует верхом на крокодиле, то шальное заклятие влетит в раскрытое окно и пффф... вместо дремавшего кота на подоконнике стоит горшок с геранью. Не будешь же каждый раз, поливая ее, вздрагивать от возмущенного мяуканья. Спустя некоторое время Клепсидра решила, что случившееся даже к лучшему, розовая герань больше подходила к ее занавескам, чем старый лохматый обжора, который только и умел, что есть в три горла и спать, где вздумается.
И тем не менее исчезновение целого фунта чудесной мази из тритоньих глаз было из ряда вон выходящим происшествием. Она посмотрела на Риддла: тот сидел сама невинность, положив ладошки на стол. Его серо-голубые глаза недоуменно смотрели на профессоршу.
Если бы она лучше знала детей, то сразу бы насторожилась. Но в этом плане Клепсидра была безнадежна настолько, что считала Тома маленьким ангелочком. Хотя у любого умного человека при взгляде на его нахальную мордочку возникло бы настойчивое желание побиться об заклад, что своим появлением на свет мелкий дьяволенок обязан какому-нибудь не в меру похотливому бесу. Но проверить эту догадку было сложно - Риддл вырос в приюте и об отце ничего не знал, а его мать умерла еще прежде чем краснорукая акушерка успела перерезать пуповину.
Профессор Меридит несмотря на все свои познания так и не смогла с ходу решить загадку исчезнувшей мази, поэтому пожала плечами и поставила пустую банку на полку. Чего только не случается в мире магии, но даже самое необычное чудо еще не повод, чтобы потчевать гостя остывшим чаем.
К угощению Том почти не притронулся, профессор Меридит приписала это его стеснительности и с еще большим пылом принялась уговаривать мальчишку попробовать печенье. Риддл рискнул взять одну штучку, но только после того, как ведьма вскользь упомянула, что купила лакомство в магазине. Чай внушал ему сильные опасения, по заверением профессорши, он был заварен на семи травах, собранных ею лично.
"Исчезни! Ну же, исчезни!" - Том пристально уставился на густую жижу цвета дегтя, от которой исходил слабый аромат гнили. Но колдовство без палочки выходило у него через раз и обычно заставало врасплох всех, в первую очередь самого юного мага.
В общем, когда Клепсидра отвлеклась и вышла из-за стола, чтобы впустить сову с письмом, Риддл шустро вскочил и вылил пахучий напиток в раковину.
Войдя в кухню, он решил, что для приличия следует посидеть минут тридцать и первым делом отыскал на стене часы – деревянный домик, внутри которого пряталась кукушка. Они были настолько старыми, что минутной стрелке требовалось клюка, чтобы поспевать за быстрым ходом времени. Но клюки не было, поэтому она обходилась своими силами, то есть ползла как хромоногая черепаха. Во всяком случае именно так казалось Тому, который был сыт по горло и печеньем, и сюсюканием профессорши. Он ненавидел, когда его жалели, пусть люди вроде Клепсидры приберегут свою сопливую жалость для брошенных щенят. Он, Том Риддл, сам может о себе позаботиться, но в Слизерине новичков быстро учат прятать чувства за фальшивой любезностью. А Том был из тех смышленых парней, которые все ловят на лету.
- Профессор Меридит, большое спасибо вам за помощь, но мне пора идти. Я боюсь опоздать на праздничный обед.
- О, я совсем тебя заболтала, Том. Буду рада, если ты заглянешь ко мне снова. Не стесняйся, я ведь знаю, как одиноко в праздник детям, у которых нет семьи, - она посмотрела на бедного сиротку взглядом, полным умиления, не подозревая, какие кровожадные мысли бродят у того в голове. "В банку засунуть! С ее же мазью!", - усилием воли Том подавил мечтательную улыбку. Она его совсем не красила, а скорее наоборот, когда он улыбался, другим людям становилось не по себе, будто за своей спиной они услышали звук, очень похожий на клацанье зубов голодного оборотня.
- Том, где же твоя шапка? - спросила она, снимая с вешалки его мантию.
- Потерял, - отрезал Риддл, его непреклонный вид служил бы самой лучшей рекомендацией при наборе в юные партизаны.
- Нельзя ходить без шапки, - в голосе профессорши послышалось озабоченное кудахтанье прирожденной наседки. – Ты же простудишься. Я сейчас что-нибудь для тебя подберу. Подожди здесь, а лучше пойдем со мной, посмотришь на стеклянный шар, который мой дедушка привез из Праги. Он рассказывал, что там внутри живут маленькие духи. Они могут исполнить самые сокровенные желания. В детстве я часами его рассматривала… - последние слова она договаривала уже на ходу, и Тому ничего не оставалось, как пойти следом, прижимая к груди свою мантию. Нельзя сказать, что он был в восторге от ее идеи. Стеклянные шары – это глупость. Они могут заинтересовать только маленьких детей.
В целом гостиная оправдала ожидания Риддла: продавленный диван с наброшенным клетчатым пледом, камин, уставленный безделушками, занавески с обязательными, как елка в Рождество, рюшечками. Сама елка возвышалась в правом углу, по ее веткам порхали миниатюрные балерины в воздушных платьицах, маршировали бравые солдатики, забавные эльфы лихо перепрыгивали с одного шара на другой, опасно их раскачивая, а сияние горящих свечек отражалось в круглых пузатых боках. Вся эта излишняя суетливость и мельтешение было как раз в духе профессора Меридит, и только шкаф с засушенными жабами, царственно восседающими в ряд на полках, выбивался из общей картины. Интересно, под угрозой какого смертного проклятия профессор согласилась оставить в своем доме эту гадость?
Пока Том размышлял, как бы половчее подобраться к жабами и проверить, настоящие ли они, Клепсидра сняла с каминной полки стеклянный шар.
- Вот, можешь загадать желание, пока я ищу для тебя подходящий головной убор.
Риддл положил мантию на диван и взял шар в руки: на вес тяжелый, на ощупь гладкий, будто из мрамора. В коллекции диковинок декана Слагхорна был один такой мраморный шар неизвестного назначения, но по меньше размером.
Профессор Меридит тем временем понеслась наверх, снова послышался стук дверок и грохот выдвигаемых ящиков. Том решил, что за неимением лучшего, можно посмотреть и на таинственный шар. Внутри него находился целый средневековый город с маленькими тесно прижатыми друг другу домиками, засыпанными снежком, и церквушкой с островерхим шпилем. Стоило слегка его встряхнуть, как столб серебряных искр взметнулся в черное, будто глаза вороны, небо. В окнах домиков горел снег, видимо, маленькие духи тоже устроили себе праздничный ужин. Холодное стекло медленно нагревалось под ладонями Тома, он почти прижался к нему своим остреньким носом. Вот бы и вправду кто-нибудь исполнил его желание.
- Хочу провести рождество с семьей, как все нормальные дети, чтобы никто больше меня не жалел.
Риддл так и не понял, услышал ли кто-нибудь его желание, от шара не исходило никакой магии, хотя он крепко сжимал его в ладонях. Наверняка все это очередная глупая сказка.
Клепсидра спустилась вниз, в руках она несла коричневую островерхую шляпу, причем с таким видом, будто это была как минимум императорская корона. Хотя серебряной пряжке на шляпе красная цена - два галеона. К шляпе на счастье крепилась веточка шиповника, которому приписывали способность отгонять злых духов.
- Осталась от брата, - пояснила она, а потом нахлобучила шляпу на голову Риддла. – Почти в пору.
Том от шляпы пришел в восторг , сложно представить себе более волшебную вещь. Любой мало-мальски одаренный колдун мог сказать, что в ней заключена магия. Мальчишку тут же окутало теплом, и он сразу же почувствовал себя в безопасности.
- Спасибо, профессор, я обязательно верну ее.
- Нет, это подарок. Носи на здоровье, и с наступающим Рождеством тебя, Том, - сказала профессорша, даже не подозревая, что сделала Риддлу первый в его жизни подарок. Узнав, она бы точно растрогалась, а то и расплакалась, в общем, безнадежно бы все испортила. А Том был так доволен, что готов был простить Клепсидре то, что она такая безнадежная Клепсдура (когда дело доходило до прозвищ учителям, студенты на его факультете не обладали большой оригинальностью). Напоследок он вполне искренне пожелал ей веселого Рождества и, поправив свою шляпу, отправился обратно в школу.

***

Итак, Том возвращался в школу с победой и со шляпой. Но кое-что все-таки омрачало ему настроение. Во-первых, глаз заплыл и болел, а во-вторых, хаффлпаффцы ушли безнаказанными. Риддл стиснул в кулаке затвердевший комок снега, а потом швырнул его прочь.
Небо наливалось синим, тени густели, деревья Запретного леса гнулись под тяжестью снежных шапок. Но света еще хватало, чтобы разглядеть дорогу, хотя там и разглядывать было нечего - узкая тропка, по которой раньше с трудом, но могли проползти рядом две змеи, теперь превратилась в старый затянувшийся шрам на гладкой поверхности поля. За спиной Риддла темнели глубокие ямки следов, а до стен Хогвартса еще идти и идти. При каждом новом шаге ботинки черпали порцию холодного крошева. Тепла не хватало, чтобы растопить снег полностью, и он смерзался внутри ботинок, холодными кандалами обхватывая лодыжки. Том поправил шляпу и сунул руки в карманы. Она тут же снова сползла на лоб, сократив обзор до узкого пятачка прямо под ногами. Ничего страшного, несколько заклинаний, и она станет Риддлу точно впору. Вот только сначала бы добраться до школы. Если рукой подать, то она была совсем близко, а если ногами, да еще по снегу... Ноги Риддла налились свинцовой усталостью, будто он вместо той лягушки из сказки взбивал молоко в масло.
Тепло, которое он вынес с собой из дома Клепсидры, исчезло без следа уступив место холоду, но Риддл был к нему привыкший, так что замечтавшись о своей мести, и вовсе перестал обращать внимания на мелкие неудобства. Глупые хаффлпаффцы должны сильно пожалеть о своей выходке. Нельзя давать спуску обидчикам, уступишь один раз и будешь уступать всю жизнь. И не важно, что никто, даже сами жертвы, не узнают, кто виноват в их несчастьях (как и всяких умный слизеринец, Том избегал открытых конфликтов). Люди – это звери, они нутром чуют силу или слабость. Выживают только сильные. За свою короткую, но нелегкую жизнь Риддл понял одно: пусть лучше плохо будет другим, чем ему. А тех, кто считает по-другому, нужно гнать к такой-то матери. Том мог указать вполне конкретное место назначения, как уже было сказано, этот мальчишка все схватывал на лету.
Риддл резко обернутся, сам не понимая, почему. Он не слышал звука шагов, хотя в царящем кругом безмолвии и треск сломавшейся ветки прозвучал бы оружейным выстрелом. Скорее, его кольнуло смутное ощущение, что за спиной кто-то есть. Под левую лопатку будто дыхнула старая карга, та, которую кличут хозяйкой зимы. Но за спиной стояла не старуха, а высокий мужчина, на вид скорее красивый, чем страшный. Не смотря на холод он был без шляпы, на темных волосах, аккуратно зачесанных назад, белели снежинки. Его одежда больше напоминала магловское пальто, чем мантию. Но Том готов был поспорить, что незнакомец точно не магл, а кем он был, одни бесы знают, и пусть его. Риддл благоразумно отступил в сторону, пропуская его. Эх, давно пора сменить эту дешевую мантию на настоящий волшебный плащ с кучей карманов. А то пока он достанет свою палочку, любая уважающая себя нечисть успеет пять раз его сожрать.
- Ты ведь из Хогвартса? Разве студенты не уезжают на Рождество домой? – неожиданно спросил мужчина, его глаза так и буравили мальчишку взглядом. На бледном лице они выглядели как две темные норы на старом кладбище. Не стоит ждать, что оттуда вылезет что-нибудь хорошее.
- Да, сэр, - Том твердо усвоил правило: со взрослыми всегда нужно быть вежливым.
- Почему же ты остался в школе? Плохое поведение? – незнакомец хмыкнул. – Или тебе некуда ехать?
- У меня большая семья, – огрызнулся Риддл. – Мама, папа, братья, и все они меня любят.
Теперь он уже не боялся незнакомца, злость заставила страх отступить. Мальчишка даже про палочку забыл, когда он злился, она была ему не нужна.
- И ты хочешь провести Рождество со своей семьей, не так ли? - на бледном лице мелькнула мерзкая улыбка, как таракан пробежал.
- Хочу, – крикнул Том и вскинул перед собой руки, между ним и мужчиной взметнулась стена снега, будто кухарка махнула полотенцем, чтобы прихлопнуть севшую на стол муху. Незнакомец исчез, колдун обернулся, но за спиной тоже никого не было. Не осталась даже его следов, на сколько хватало глаз, Риддл видел лишь свои, которые казались такими мелкими и жалкими. И ни разу за весь разговор он не заместил, чтобы с губ мужчины сорвалось облачко пара. Приближающиеся сумерки уже не казались Тому уютными и безопасными, а наоборот таили в себе неведомую угрозу. Он повернулся и припустил так, будто его черти хватали за пятки. Ноги колдуна не касались земли. Не успело вдали затихнуть эхо от его крика, а магия уже домчала его до школьных ворот, из-за сползшей на глаза шляпы Риддл едва в них не врезался. Близость школы придала ему уверенности, и назад он уже посмотрел с вызовом. Мол, выходи, и давай узнаем, кто тут страшнее. Но никто не выскочил из-под земли, чтобы проучить дерзкого мальчишку. А мороз все настойчивее гнал его внутрь, и Том уступил, напоследок погрозив темноте кулаком.


Глава 3

"Ну, вот я и дома", - подумал Том. Во время каникул слизеринская гостиная принадлежала лишь ему одному. Все разъехались, и здесь стало намного уютнее. Риддл бережно устроил свою шляпу в кресле, бросил мантию на спинку, даже не стряхнув снег. В школьных коридорах было не многим теплее, чем на улице, и он не успел растаять.
Но домовые эльфы обо всем позаботились: посушили мантию, зажгли камин, принесли целый поднос вкусной еды. Все это было исполнено, пока Том возился со своей новой шляпой: подгонял размер, а потом на разный манер нахлобучивал ее на свою вихрастую голову. Ему хотелось выглядеть так же важно, как и великие волшебники прошлого, насуплено пялящиеся с магических карточек. Ничего не получалось. Как ни крутись, а в ближайшие лет восемь эта шляпа будет для него безнадежно взрослой. Но его время еще придет, а там можно и бороду отрастить, глядишь, выйдет вылитый Мерлин. Впрочем, бороду Том мог наколдовать себе прямо сейчас, но в комнате запахло горячим шоколадом и карамелью. Вкусно, аж слюнки изо рта.
Риддл упомянул о Рождественском ужине, чтобы отвязаться от назойливой заботы профессора Меридит, на самом деле идти туда он не собирался. Против хорошей еды он ничего не имел и готов был терпеть елки с гирляндами. Но кое с чем он смириться не мог как ни старался. Весь год детей заставляют вести себя по взрослому, но в Рождество им чуть ли не в обязанность вменяют беззаботно веселиться, радоваться и дурачиться.
Конечно, всегда можно притвориться, но в данном случае ложь – дело для Риддла привычное и естественное - превращалась в уксус. Вот уж нет, большое спасибо. Лучше он сам устроит себе праздник без яркой мишуры и показного веселья. Вдобавок его наверняка бы посадили с мелюзгой. Взрослые почему-то думают, что год разницы – это всего ничего, считай, ровесники. Но вряд ли во всей Англии найдется пропасть глубже, чем между первокурсником и второкурсником. Очень обидно, когда тебя сажают рядом с салагой, который едва-едва успел выучить заклятие левитации.
Том по-королевски расположился на большом черном, но малость вычурном диване. У домовиков нашелся огромный теплый плед, и мальчишка закутался в него до носа, из-под пледа торчали лишь кончики носков в бело-зеленую полоску. Нужно уметь правильно выразить преданность своему факультету.
Компанию Риддлу составил тяжелый потрепанный фолиант "Укрощение демонов, бесов и прочей непотребной и злокозненной нечисти" за авторством некого Гонория Хемлока. Не самое подходящие чтение для мальчишки, если только он не мечтает стать темным магом. Почему именно темным?
Видите ли, сироте выросшему в приюте, не нужно объяснять, что мир жесток, несправедлив и безжалостен к слабым. Есть несколько способов выжить среди чудовищ: можно прятаться и таиться или найти прочный меч и вызвать их на бой, а можно самому стать чудовищем, настолько страшным и злобным, что все остальные разбегутся прочь. Как Вы уже догадались, Томми выбрал именно третий путь.
Дрова в камине прогорели, и тусклые угли отливали красными, будто драконьи какашки. Том призвал к себе все свечи, теперь они окружили его плотным кольцом, как толпа профессоров, изучающих неизвестный магический артефакт.
Большая часть гостиной погрузилась в полумрак, а по углам темнота была даже гуще и чернее, чем шоколад в чашке Риддла. Ничего не нарушало тишины, кроме шелеста страниц и хруста печенья. Периодически книга зависала в воздухе, все-таки двух рук слишком мало, чтобы одновременно удержать и чашку, и печение, и древний фолиант, которым убить можно и не только муху.
Чтение увлекло Тома. Гонорий, надо отдать ему должное, писал живо, не скупился на кровавые подробности и словечки из тех, что родители не одобряли ни в магловском, ни в магическом мире. Не упускал он и вонючие физиологические подробности.
Как правило, неприятность случались, когда герой истории попадал в очень непростую ситуацию. Для ее описания автор использовал название той части дракона, которую не повесишь на стену в качестве трофея. А ничто так не веселит двенадцатилетнего мальчишку, как упоминание о том, что могущественный маг наложил в штаны во время вызова демона.
Том улыбался, пил шоколад, похрустывал имбирным печеньем и был вполне счастлив, насколько может быть счастлив ребенок, который не верит в Санту Клауса, людскую доброту и рождественские чудеса.
Встреча с таинственным незнакомцем его больше не волновала. Мало ли чудиков живет в магическом мире. То же и со стеклянным шаром. На самом деле Риддл по-настоящему так и не поверил, что эта штука волшебная. Иначе он бы загадал что-нибудь более важное и нужное, например, бессмертие, богатство, библиотеку редких магических книг.
А семья… Зачем она ему? Том прекрасно справляется без чужой помощи. И лишь иногда ему становилось тоскливо и одиноко. Чаще всего первого сентября, при виде толпы взволнованных родителей, с объятьями и поцелуями провожающих своих детей, или в конце года, когда всех студентов ждал родной дом, а его - ненавистный приют. И будто голодная крыса пробиралась ему под ребра и медленно по кусочку поедала сердце. Сколько Риддл себя помнил, его не отпускало желание узнать, каково это - быть любимым и нужным, быть частью целого и чувствовать, что о тебе заботится кто-то еще, а не только ты сам.
Домашний эльф появился в гостиной как раз тогда, когда Том начал читать главу об инкубах и суккубах.
- Профессор Слагхорн послал Бинки за Томом Риддлом.
Мальчишка неохотно отложил книгу:
- Зачем я нужен профессору?
Эльф поднял мордочку, похожую на чернослив, и сложил на груди лапки. Огромные будто у совы глаза смотрели настороженно.
- Профессор сказал, что Тому Риддлу нужно взять с собой теплую мантию. За ним пришли.
- Кто? – Том выпутался из пледа и пригладил растрепанные волосы.
- Бинки не знает, – эльф уставился в пол и принялся переминаться с ноги на ногу.
- Но зачем?
- Профессор сказал, Тома Риддла пригласили на рождественский ужин.
"Клепсдура!" – из горла Риддла вырвался отрывистый стон. Она все-таки решила устроить ему семейное рождество. Мелькнула мысль домчаться до лазарета и проглотить настойку из жабьей желчи. Лучше страдать от несварения желудка, чем мучиться от приторной заботы одинокой старой девы.
Или, может, удастся найти менее болезненный способ избавится от Клепсидры. Разве язык дан человеку не для того, чтобы врать и изворачиваться? Том с видом принца, отправляющегося в изгнание, надел мантию, шляпу он тоже прихватил с собой. На случай если профессорша передумает и потребует свой подарок обратно.
В коридоре пришлось запахнуть мантию поплотнее. После натопленной гостиной холод заставил поежится и помянуть Клепсидру с ее заботливостью недобрым словом.
Весь путь до кабинета Слагхорна Том морально готовился к встрече с профессором Меридит и поэтому растерялся, когда увидел того самого незнакомца, которого он встретил днем. Растерялся, а уже потом испугался.
Темные глаза мужчины цветом походили на замерзшую землю, Риддл под его тяжелым взглядом неосознанно подался назад, но дверь уже закрылась и путь к отступлению был отрезан.
В уютном кабинете, заставленном различными диковинками, будто лавка древностей, тонкая угловатая фигура, до подбородка закутанная то ли в пальто, то ли в мантию, выглядела неуместно. Незнакомец нарушил неписанные правила нечисти: она не может войти в дом и должна таиться во тьме. Но пришелец с холода чувствовал себя комфортно в ярком сиянии канделябров с оплывшими свечами, хотя и держался подальше от камина. Сам хозяин кабинета, Гораций Слагхорн, обычно скакавший, как мячик, в который вселился шкодливый дьяволенок, сидел в кресле, ссутулившись и спрятав лицо в ладонях. Его голова, гладкая и круглая, всегда напоминала Томми круглый набалдашник из тех, что украшают столбики кровати. А длинные усы... Не в обиду декану будет сказано, но они были похожи на два пучка обвислых бурых водорослей.
Профессор вяло улыбнулся, вид у него был нездоровый - можно было решить, что прямо перед приходом посетителей Слагхорн закончил расчленять тухлую кикимору.
- А, Том, вот и ты, - слова он произносил тяжело, будто камни ворочал. - Этот господин - твой родственник, и с его стороны было очень любезно забрать тебя на Рождество к себе домой. Каждый ребенок мечтает провести Рождество со своей родней.
- Но я сирота, сэр, - воскликнул Риддл. – Я его не знаю.
- Да-да, это очень печально, - декан продолжал бормотать из своего кресла в дальнем углу. Между ним и мальчишкой стоял огромный круглый стол, за которым собирались студенты-любимчики профессора. – Не смею вас задерживать. Рождество уже близко, - произнес он с фальшивой жизнерадостностью механической куклы.
- Я с ним никуда не пойду! – Том вжался в стену и огляделся в поисках оружия, на декана надежды не было, наверняка это существо его зачаровало, потому и глаза у Слагхорна стали пустыми и блестящими, как у чучела гарпии, стоящей в кабинете ЗОТС.
Но Гораций не держал опасных вещей там, где до них могли дотянуться ручки любопытных студентов. Здесь не было ничего, что могло бы сгодиться в качестве оружия. Бесполезные сувениры: жабы, выбрасывающие изо рта стеклянные шарики, головы нефритовых идолов, резные шкатулки, стеклянные флаконы, в которых томились мелкие бесы, искусно вырезанные геммы и звенящие сами по себе колокольчики. Весело, но магии в них не хватило бы даже на щелчок по лбу нечисти, не говоря уж о хорошем пинке.
Мужчина неслышно приблизился, руки он держал за спиной, магл, может, и поверил бы, что толстый ковер заглушил его шаги, но Том лишь убедился, что имеет дело с нежитью.
- Ты загадал желание, я здесь, чтобы его исполнить. И хочешь не хочешь, а тебе придется пойти со мной и получить загаданное. Свой рождественский семейный ужин, - последние слово он просто выплюнул, будто муху, случайно залетевшую ему в рот.
За восточными благовониями, которыми так любили обрызгивать свои безделушки азиатские колдуны, Том почувствовал слабый запах мороженного мяса, которое медленно таяло в тепле.
- Вы демон? – спросил Риддл, нервно облизнув пересохшие губы.
- Какая разница? – усмехнулся он. - Нам пора.
Том упрямо покачал головой и выставил перед собой палочку. Декан безразлично сидел в кресле, и у Риддла мелькнула мысль, а не шарахнуть ли в него оживляющим заклятием? Он не был уверен, что справится с нежитью в одиночку. Да, он усердно учился, дай ему волю, мальчишка ночевал бы в библиотеке, надо признать, там было намного уютнее, чем в общей спальне, но его могущество все равно намного опережало его знания.
От напряжения кишки разве что в узел не завязались, неподвижность и молчание были невыносимы. Лучше бы чудовище нападало. Но незнакомец повернулся и направился к двери, не успел Том перевести дух, как его неведомым образом потянуло следом. Стены вдруг сделались такими же непрочными, как дымка, Риддл попробовал уцепиться за что-нибудь, но реальность будто бы утекала плотным туманом сквозь его пальцы. Через закрытую дверь кабинета он прошел легче, чем горячий нож сквозь масло. Да и выбора у него было не больше, чем у нитки, которая тянется за иголкой. Мальчишка испугался до холодного пота, хотя был не из тех, кто мочится в штаны при виде боггарта. Но все происходило слишком быстро и было неправильным. Он уже привык, что мир вокруг часто подбрасывает ему гадости похуже жирных свиней, извалявшихся в навозе, но еще ни разу сам мир от него не убегал. А то, что сейчас происходило с реальностью, больше всего походило на бегство. Под его взглядом стены школьного коридора ускользали прочь. Том будто смотрел на привычные вещи из окна мчащегося поезда и ничего не мог сделать.
И вот главные ворота Хогвартса - последняя преграда между Риддлом и темнотой - остались позади. Мягкие пушистые снежинки падали на его черные волосы, одна уже растаяла на кончике носа, и Том нервно вытер каплю воды правой рукой, в левой он сжимал свою шляпу. В горле комком стояли слезы, его уже не удивляло, что люди постоянно предают друг друга, но в этот раз его предал Хогвартс, а это место он считал своим домом и чувствовал себя здесь в безопасности. Но, видимо, в мире больше нет безопасных мест.
Усилием воли мальчишка подавил слезы и поспешно нахлобучил шляпу, пока уши не превратились в ледышки. Непонятно как, но шляпа его приободрила. В общем, Том расхорохорился и сунул руки в карманы, из правого, кстати говоря, торчала волшебная палочка, что тоже придавало уверенности.
Все это время незнакомец стоял рядом - спокойно, будто выпил зелья неподвижности. Света от фонарей, освещающих школу, вполне хватало, чтобы разглядеть ухмылку на его лице.
- Ты сам пойдешь, или мне придется опять тебя тащить?
- А у меня есть выбор? – голос звучал совсем не так пренебрежительно, как хотелось бы Тому.
- Нет, желание нельзя взять назад , - теперь он в открытую насмехался над расхрабрившимся мальчишкой. Все равно что демон, выслушивающий дерзости от муравьишки. Холод ему совсем не досаждал, снежинки в его волосах выглядели как седина. И если от дыхания Риддла в воздухе висел пар, в свете фонарей похожий на серебристое облачко, то незнакомец, казалось, вообще не дышал. Мало кто согласился бы довериться такому странному проводнику. Вот и Том топтался на месте, не зная, то ли ему идти вперед, то ли лезть в драку.
- Куда мы идем?
- Скоро узнаешь, - в своей подлой манере ответил помощник, навязанный ему духами из стеклянного шара. – А сейчас хватит задавать вопросы. Здесь не место для пустой болтовни. Иди за мной и не оглядывайся, если душа тебе дорога.
Том почувствовал, как действительность снова стала пугающе ненадежной и текучей, и предпочел сам сделать шаг вперед. Так у него оставалась хотя бы иллюзия того, что он действует по своей воле.
Холод кусал за щеки, в носу противно захлюпало, а варежки и мантия со всей своей магией почти не согревали. Утоптанный снег поскрипывал под ногами Риддла, а что до незнакомца, того будто здесь и не было, хотя глаза утверждали обратное. Живой человек не может двигаться так бесшумно. Том резко остановился и напряженно прислушался, стараясь разобрать за свистом гуляющего по равнине ветра чужие шаги, но так ничего и не услышал. Хотя его проводник продолжал идти дальше, нисколько не беспокоясь, следует ли Риддл за ним или нет.
Снег сиял, будто отдавая накопленный за день солнечный свет, в книжках писали про отражающей свойства некоторых поверхностей, но отражать было нечего. Небо выглядело настолько темным, что должно быть потребовалась целая ватага чертей, море чернил и очень много злого умысла, чтобы закрасить его до такой черноты.
"Ну и холодрыга, как у Деда Мороза в заднице", - спасибо Гонорию, его книжка научила Тома весьма красочно и образно выражать свои мысли.
Незаметно сугробы по бокам тропинки становились все выше и выше, пока не заслонили весь обзор. Лишь кончик риддловской шляпы плыл среди белых волн, будто акулий плавник. Когда тропинка фактически превратилась в ущелье, Том поневоле насторожился, чем дальше они шли, тем больше дорога походила на ловушку. Его взгляд яростно сверлил спину незнакомца, а на лице отчетливо читалось желание запустить ему ступефеем между лопатками. Только сработает ли? И можно ли отсюда выбраться в одиночку? Даже хаффлпаффец сообразил бы уже, что вокруг не мир людей, а мир иной - враждебный и странный. Не оглядываться. Не поворачивать назад. Время, проведенное в библиотеке, не прошло зря, Том прекрасно знал, что происходит с теми, кто нарушает один из самых древних запретов. Они брели в полной тишине и почти полной темноте, Риддл всегда хвастал, что ночью видит как кошка, только здешняя ночь не была ему ни старой подругой, ни доброй покровительницей, она его не защитит.
Кто-то следовал за ними - неслышно, как холод. Его присутствие ощущалось как очень сильная магия: кожей, костями и зубами, которые ныли, как от глотка ледяной воды. Причем магия зимняя, губительная и безжалостная. Стоило Тому замедлить шаг, и его окутывало холодное облако из острых кристалликов льда. Лишний повод быстрее шевелить ногами.
- Мы здесь не одни, - сказал он, несмотря на запрет, а точнее вопреки ему. Бесконечная тишина уже сидела в печенках.
- Тонкое жизненное наблюдение, - проворчал его спутник.
- Кто они? - вопрос был задан под барабанную дробь зубов, как ни кутался Том в свою мантию, согреться он не мог.
- Мертвецы.
Мальчишка вздрогнул и едва не обернулся инстинктивно, но вовремя себе одернул. Нет, он уже давно догадался, куда они держат путь, мозги у него хотя и были сдвинуты набекрень, соображали, дай Мерлин каждому. Но жуткий холод, молчаливый проводник и мертвецы, наступающие на пятки, - это слишком много для одного мальчишки-колдуна. Пусть даже он и рвется в темные маги. Риддл ругал себя за легкомыслие и за то, что вообще пожелал себе счастливого рождества. Думать надо перед тем, как загадывать, но у него перед глазами стояла глупая слащавая картинка: вся семья в гостиной за одним столом, в углу - елка, на столе - индейка и рождественский пудинг. Мальчишка на коленях у матери. Невозможно. Его мать умерла двенадцать лет назад, и духи решили в насмешку устроить им встречу в стране мертвых. Им ведь всегда в радость превратить любое желание в кошмар.
- Я хотел увидеть своего отца, - непонятно, зачем Том это сказал, кучка мелких засранцев, сидящих в снежном шаре, вряд ли принимают жалобы.
- Твой отец мертв, - отозвался незнакомец голосом глухим, как у простуженного старика.
- А вам откуда знать? - тут же окрысился Том.
- А кому еще знать, как не мне? - буркнул он в ответ и замолчал.
Может, это была ложь, духам ведь нравиться делать людям больно. Только зря старался, уж кто-кто, а Риддл не будет плакать из-за смерти человека, которого ни разу в жизни не видел.
Тут из носа выскользнула сопля, он слишком сильно задумался, вот и упустил момент, но поспешил исправиться и шмыгнул, причем весьма воинственно, чтобы всяким призракам было неповадно его доставать. Вдобавок, не прилично являться к матери с соплей, замершей под носом. В общем, звук получился очень смачным, и Том малость приободрился, а призраки, кажется, поотстали.
Лучшее лекарство от страха - злость. Только ей трудно как следует разгореться в собачьем холоде, но Риддл старательно раздувал слабенький костерок, вспоминая все обиды, которые нанесла ему жизнь. Почему другим повезло, а ему нет? Почему их матери были сильными и здоровыми и не умерли при родах, а отцы поступили по-честному и женились вместо того, чтобы бросить надоевшую беременную девку? Почему этим счастливчикам чтобы добраться до дома, нужно было всего лишь сесть на поезд или воспользоваться камином, а ему пришлось тащиться через долину смертной тени? В компании настырных призраков. В затылок они не дышали, ибо нечем, но одно их присутствие вымораживало все нутро. С каждым невесомым прикосновением они будто бы забирали у Тома частичку тепла и жизни. В ответ он передергивал плечами, морщился, но терпел, не оборачивался. Кончиться ли когда-нибудь эта дорога?
Внутренности слиплись в один склизкий комок, и горькая желчь подступала к горлу, она не имела ничего общего со вкусом карамели и печенья, съеденных на ужин. С каждым шагом в темноту Том все дальше уходил от привычных вещей, школы, уроков, книг, собственной кровати под зеленым балдахином… Никто не будет грустить, если он пропадет навсегда. Не успеет закончится семестр, а о нем уже все забудут, как будто его и не было. Слизеринцы не водились с детьми из магловского мира, а на других факультетах было сложно завести друзей. Да и не хотел Том с ними дружить - завидовал. Змееныши часто хвастались безупречной родословной, но редко дружной и любящей семьей. Посмотришь на постные холодные лица их родителей и легко убедишь себя, что семья не такое уж и большое счастье. Но были и другие. Том ненавидел гриффиндорцев не потому, что они были заклятыми врагами его факультета. Что ему эта детская возня?! Как бы он не старался, ему не стать стопроцентным слизеринцем. Слов из заклинания не выкинешь, как и одиннадцать лет жизни у маглов. Особенно когда тебе всего двенадцать. Пусть львы враждуют со змеями, Риддл будет стоять в стороне и наблюдать, так же, как и на платформе вокзала Кинг-Кросс. Родные, близкие, друзья... Они встречают, провожают, обещают писать письма, обнимаются и машут руками на прощание. И в этой лихорадочной суете Том всегда чувствовал себя лишним. Шандарахнуть бы в них молнией, но на всех счастливых людей молний не хватит даже у Риддла.
Колдун стиснул зубы, жизнь с ним обращалась, как волна со щепкой, но он еще собирался дать ей сдачи. Он обязательно отсюда выберется, но сначала встретится с матерью: узнает ее имя, увидит ее лицо, выслушает ее историю. Она ведь не оставила ему ничего ни фотографии, ни дешевого медальончика на память. У него нет прошлого, кроме тех жалких двенадцати лет, что он прожил на свете. В Слизерине, где любимое развлечение - мериться родословными, он заведомый аутсайдер. Никто никогда не скажет Тому, "ты вылитый отец", или "у тебя глаза матери", или "а характером ты пошел в деда". Прошлое Риддла - это калейдоскоп из случайных людей, не связанных с ним ни чем, кроме необходимости. А ему нужно чем-то заполнить пустоту в душе.
В Хогвартсе обитали приведения, и они не выглядели страшными, скорее, побледневшей копией себя при жизни, которая уже никогда не сыграет в трик трак. Не обходилось и без фирменных знаков, вроде отваливающихся голов и топоров в груди, но к этому со временем привыкаешь. Том надеялся, что его мать будет походить на них, он хотел ее узнать и запомнить, но запомнить почти живой, а не чудовищем. Впрочем, момент истины был близок, сугробы становились ниже, и вот Риддл уже мог оглядеться по сторонам, даже не подпрыгивая. Только ничего обнадеживающего там не было – унылая снежная пустыня, по которой с тоскливым воем носился ветер, взметая в воздух серебристую снежную пыль. Тропинка привела их к деревне, домики так глубоко ушли в снег, что найти их можно было только по тонким кривым трубам, над некоторыми вился дымок, но желтый, будто внутри варили зелье от вурдалаков. Тропинка разделилась на тонкие капилляры, его молчаливый проводник свернул влево и побрел к низкому домику, затаившемуся в сугробе, будто медведь в берлоге. В снегу были утоптаны ступеньки, которые веди к низенькой двери.
- Ты идешь, – поинтересовался мужчина, – или будешь торчать здесь, пока не замерзнешь на смерть?
Риддл медлил, его колотило от страха, от холода, от напряжения, от того, что нельзя было посмотреть назад, и от того, что страшно идти вперед, но дух или джинн или демон не собирался его ждать. Он отряхнул снег с ботинок и вошел внутрь. Риддл бросился за ним, будто его плетью подстегнули, и едва успел поймать закрывающуюся дверь.

Глава 4

Хвала магии, на труп его мать не походила, впрочем, на живую тоже, и, конечно, она не была даже на четверть такой красивой, какой Том ее себе представлял. Она его разочаровала: коренастая, невзрачная, с плоскими чертами лица. Черные волосы, закрученные в пучок, выглядели липкими и влажными, как мокрые вороньи перья, а серая кожа туго обтягивала лицо, все равно что костюм, который напялили на слишком крупное тело. Тусклый бледный свет, похожий на тот, который можно заметить на болоте, ее совсем не красил. Но Том смог бы привыкнуть к ее облику, если бы не глаза… а точнее две потускневшие монеты, закрывающие глазницы. Чеканка стерлась, и уже не скажешь, аверсом или реверсом они лежали, не угадаешь, в какой стране их чеканили и при каком правителе. Монеты напоминали затычки в бочке, чья-то костлявая рука положила их, чтобы душа не выскочила наружу. "Из чего же, из чего же сделаны наши мертвецы?" – пропел издевательский голос в голове у Риддла. Из земли, гниющих костей, могильных червей, из праха и корней жадных трав, вбирающих в себя человеческую плоть. С таким украшением его мать должна была быть слепа как курица, но она смотрела прямо на него, и Том готов был поклясться, что видела она так же хорошо, как и он сам. Ему хотелось удрать прочь от этого взгляда, но куда? За дверью нет спасения, только еще больше холода, снега, теней и призраков.
Том судорожно сглотнул, звук получился неестественно громким и резким, как щелчок курка. Женщина вздрогнула и улыбка соскользнула с ее губ. Сначала она выглядела не просто счастливой - оглушенной свалившимся на нее счастьем, как удочеренная сиротка, а сейчас ссутулилась, сжалась, виновато опустила свои глаза-монетки. И Риддл вспомнил про тех аутсайдеров, с которыми никто не хотел дружить, они вечно ходили так, будто всем своим видом хотели извиниться перед окружающими за то, что родились на свет Божий.
- Ты привел нашего сына, – не все привычки живых умирают вместе с ними. И привычка заполнять неловкую паузу констатацией очевидных фактов - одна из них. – Он замечательный правда, Том?
Услышав свое имя, мальчишка напрягся, но она обращалась не к нему. Незнакомец успел отряхнуть снег, откинул с головы капюшон и теперь тоже косился на Риддла глазами-монетками.
- Твой сын того и гляди помрет от страха. Давай уже быстрее покончим с рождественским ужином. В этой могиле и так слишком много призраков, - закончил он и усмехнулся, как бы отстраняясь от происходящего.
Издевка всегда приводила Тома Риддла в бешенство. Речь, конечно же, идет о младшем - живом и взъерошенном, как разозленный воробей. Он выпрямился и с вызовом посмотрел в глаза-монеты. Нет, его не запугаешь какими-то металлическими кружками, пусть даже их ковали с благословения самой смерти. Но вместо того, чтобы ввязаться в перепалку, отец пошел в другую комнату, мать немного потопталась на месте, нерешительно поглядывая на сына, и Том, которому от этих взглядов стало не по себе, поспешил к нему присоединиться.
Комнату, в которой они все разместились, можно было назвать столовой, во всяком случае, здесь стоял стол - грубый и сделанный из старых занозистых досок. Уж не бедняцкие гробы ли пошли в ход, когда сколачивали эту громадину? Стулья - ему под стать, неудобные и шаткие, потому что, кажется, все четыре ножки были разного размера. В честь праздника на середину стола поставили зажаренного гуся. Рядом вокруг главного блюда пристроились запеченная картошка, тушеная морковь и, конечно же, пудинг. Еда выглядела как на картинке, но пробовать ее совершенно не хотелось. Если бы у Тома был выбор, он бы с большим аппетитом проглотил приютские объедки. Запах этих блюд скорее напоминал ему о тяжелых бархатных шторах, давно не стиранных и подпорченных молью. Он даже не притронулся к гусиному крылышку, которое мать заботливо положила на его тарелку.
Часов Риддл нигде не увидел, в прочем в мире мертвых им бы нечего было отсчитывать. Отсутствие времени - все равно что штиль в море, оно угнетало и потихоньку сводило с ума. Колдун сидел, втянув голову в плечи, жалея, что нельзя закутаться в мантию целиком. Шляпу, к сожалению, пришлось снять, он ведь сидел за столом, хоть и с покойниками, варежки - тоже. Мальчишка тер под столом окоченевшие ладони, одинокий пар от его дыхания поднимался к низкому потолку. Откуда-то из щелей задувал ветер, притаскивая с собой мелкую снежную пыль. Она кружилась в воздухе, сыпалась из дымохода, который выглядел как театральная декорация. Ни теплом, ни огнем здесь даже не пахло. Зато мертвые будто притягивали холод и тишину.
Над столом висело молчание, все равно что над проклятым местом. Том переводил взгляд с мужчины на женщину и обратно. "Моя мать и мой отец", - повторял он про себя. Нет, сами слова были знакомы ему с детства... А толку что? Лишь боль, злость и непонимание, которые никуда не исчезли после встречи с родителями, хотя должны были. Ведь это рождественское чудо.
Отец прихватил себе подарок из мира живых - бутылку виски, и неторопливо цедил далеко не дешевое пойло. Его взгляд сверлил стену, причем так сосредоточенно, будто силой мысли можно было пробить путь наружу, подальше от семейки, навязанной ему магией. Мать же не сводила глаз-монеток с его кислой физиономии и восторженно улыбалась. Ни дать ни взять добрая христианка, к которой на чашку чая заглянул сам епископ. Нет, на сына она тоже посматривала быстро и воровато, а потом опять отворачивалась и заискивающе улыбалась своему возлюбленному, мол, видишь, какой у нас чудный ребенок. И Том чувствовал себя веселой зверушкой, чья задача - забавлять избалованного мальчишку. Он шмыгнул носом, сглотнул, и комок соплей отправился в желудок, как наждачкой, царапнув по воспаленному горлу.
"Вот бы перенестись отсюда куда-нибудь, да хоть дракону в задницу, лишь бы там было тепло", - Том подул на замерзшие пальцы. Хотя ему стоило бы беспокоится о жаре, который медленно разгорался внутри. Спина стала липкой от пота, а голова тяжелой, она постоянно клонилась вниз, и Риддл просто подпер ее рукой. Стоило подумать о том, что придется вставать и куда-то идти, как становилось дурно. Больше всего он хотел сжаться в комок, укутаться потеплее и чтобы его никто не трогал, не тормошил, не заставлял быть сильным, быть лучшим, постоянно бороться, чтобы добиваться своего. Впрочем, кому он нужен? Только себе. Том оборвал внутреннее нытье, и вернулся к своему привычному спасению - к злости. В душе сиротки для нее всегда много пищи. А боль и разочарование горят лучше всего. Риддл плотно сжал губы. Он не о такой семье мечтал. Эти двое больше походили на наказание, чем на рождественское чудо. Или чудеса достаются только примерным детям? А мелким паршивцам вроде него и мечтать не стоит о любящей семье и о доме, где им всегда будут рады. Родители с ним даже не разговаривают, будто он пустое место. Неосторожным движением Том смахнул вилку на пол - она улетела куда-то под стол.
- Извините, - хрипло произнес он. Горло болело, и каждый вдох холодного воздуха будто сдирал изнутри кожу. Нос совсем забился, а платок, который Риддл нашарил в кармане мантии, уже давно стал мокрым насквозь и липким. Он нервно стискивал его в кулаке.
- Ничего страшного, Томми, - сказала ему мать. – А почему ты ничего не ешь? Я очень старалась.
- Видишь ли, дорогая моя ведьма, живым не нравится стряпня покойников. Даже самый тупой бродяга, и тот поймет, что есть пищу, приготовленную мертвецом, - это, мягко говоря, негигиенично.
Женщина сразу сникла и сгорбилась. Злость на отца вспыхнула ярко, будто взорвавшаяся звезда. Но он всего лишь сказал в слух то, о чем Том думал про себя.
- Не разговаривай так с ней! – он вытер нос, точнее, размазал сопли, от платка уже никакого толку не было. Отец в ответ усмехнулся, насуплено-простуженный вид сыночка его позабавил. А мать будто засветилась, неужели за нее в жизни никто ни разу не заступался? Может, и не заступался... вон как она вечно сжимается, старается быть незаметной, того и гляди превратится в невидимку. Забитая серая мышка. Слава магии, Том характером пошел не в нее, если его кто доставал, то он готов был на изнанку вывернуться, но поставить обидчика на место. И уж точно он не собирался заискивать перед всякими засранцами-аристократами. А то, что его папаша из знатных, Риддл понял сразу по манерам, по взгляду, по умению себя держать. В Слизерине таких высокомерных придурков полным полно.
- Спасибо, Томми, – поддержка сына приободрила женщину, и она даже выпрямила спину. – Ты замечательный. Я всегда знала, что наш сын будет замечательным: умным, красивым и могущественным колдуном.
Щеки Риддла покраснели, может, от смущения или из-за того, что болезнь медленно, но верно делала свое черное дело. Слова матери согревали лучше горячего шоколада с ромом, но под конец она умудрилась все испортить: – Том, посмотри, ведь наш сын так похож на тебя. Разве ты не рад?
- Ни чуть не похож, - мальчишка хотел чтобы его слова прозвучали громко и язвительно, но больное горло издало лишь тихий сип, а возмущение буквально захлебнулось, проклятый нос подвел. И Риддл, позабыв про хорошие манеры, утер его рукавом.
- Не вижу никакого сходства, - согласился его отец. Они смерили друг на друга вызывающими взглядами, и то, что они так яростно отрицали, еще сильнее бросилось в глаза. Яблочко от яблони. Впрочем, магическая кровь все-таки взяла свое. Если бы Том-старший был статуей, о нем бы говорили, что скульптор создавал свою работу с любовью и, конечно, не без таланта. А над Томом-младшим, казалось, потрудился подмастерье, не то чтобы совсем бездарный, но слишком нетерпеливый и больше озабоченный выпивкой и девчонками, чем своей работой. И, видимо, с девчонками ему не везло, вот он и выместил злость, сделав черты Риддла-колдуна резкими,острыми, что называется "осторожно, не поранься".
- Я этому рад. Очень надо походить на засранца, который смылся, едва узнав, что его подружка ждет ребенка.
- Попридержи язык, - небрежно бросил отец. - Думаю, дорогая моя женушка, пришло время рассказать мальчишке нашу семейную историю. Кто возьмется за это дело - ты или я?
В ответ она посмотрела на него так, будто Том-старший замахнулся на нее плеткой, но смолчала и лишь втянула голову в плечи. Смотреть было жалко, как на черепаху без панциря.
- Видимо, этим придется заняться мне, - безжалостно отрезал отец. – Мое полное имя Томас Джонатан Риддл. Эсквайр. Вкратце о моей жизни можно рассказать следующее: родился и вырос в фамильном особняке в небольшой деревушке, окончил Итон, затем Тринити-колледж, воевал в Африке, если хочешь знать в каком полку, обратись в военный архив. Живые хранят информацию лучше чем мертвые. Нам она не нужна, нам уже ничего не нужно, и воспоминания уходят.
Он замолчал и уставился на стакан с таким яростным выражением лица, что тот, казалось вот вот должен был разлететься вдребезги, но мужчина взял себя в руки и продолжил:
-Контужен под Эль-Аламейном. Награжден за храбрость. Демобилизован. Врачи обещали мне мигрень до конца жизни, но я вернулся домой, в то время как большинство моих товарищей на всегда остались лежать в африканской земле. Тогда я считал себя счастливчиком, но сейчас думаю, что повезло тем, кто были похоронены там. Африканские пески - горячие, и, может, они смогли бы защитить мои кости от этого собачьего холода. Если все виски в Англии не может меня согреть.
Ну, теперь понятно, почему его отец смотрел на стакан как на друга-предателя. Том нетерпеливо заерзал на стуле, чувствуя, что сейчас рассказ пойдет о его матери, но не угадал.
- Дома я встретил девушку, ее звали Синтия или Сильвия... Мертвец уже не может доверять своим воспоминаниям. Я все еще помню ее лицо, ее голос и ее улыбку... - его голос дрогнул, но отец быстро отогнал сентиментальность и с усмешкой продолжил: - Мы собирались пожениться, но на собственную свадьбу я не попал - провалился в какой-то опиумный дурман и очнулся через семь месяцев в Лондоне. Женатый на Мэри - девчонке из чокнутой семейки Гонтов. Деревенские старухи говорили, что они знаются с дьяволом, конечно я не верил в их байки. А потом оказалось, что эта ведьма положила на меня глаз и опоила своей колдовской дрянью. Протрезвев, я тут же помчался домой, даже не задержался, чтобы придушить мерзавку. Но опоздал - моя невеста уехала, куда и с кем, я не успел узнать. Братец моей распрекрасной женушки швырнул в меня зеленой молнией, и на этом моя жизнь закончилась. К сожалению, смерть – это еще не гарантия избавления от вашей поганой колдовской компании.
- Я любила тебя, - тихо сказала Мэри Гонт.
- Мне от этого должно стать легче? – Том-старший покрутил на столе пустой стакан, но не спешил наливать себе новую порцию. – Твоя любовь так сильна, что может вернуть мне жизнь?
- Я виновата, но Томми здесь не причем. Не обращайся с ним так, как со мной. Он ведь твой сын.
- Ты забрала мое счастье, твой братец - жизнь, а твой сынок - покой после смерти. Он такой же, как и ты: думает, что если он колдун, то может делать с людьми все, что захочет. Но вот, что я вам скажу, идите вы все к дьяволу со своей магией!
Он плеснул себе виски, пролив добрую часть на стол, а потом поднял стакан и с нарочитой издевкой отсалютовал жене. Больше говорить было не о чем, и они молчали. Тишину нарушал лишь тоскливый свист ветра в дымоходе, в воображении Том представил себе злобного духа, который сидит в каминной трубе, жадно ловит каждое слово и следит, чтобы никто не чувствовал себя счастливым. Один маленький намек на радость и ветер сметет их жалкий домишком с лица земли. На зависть любому злому волку.
- Ты доволен своей семьей? - нарушил молчание Том-старший.
- Знал бы, что вы такие, то пожелал бы себе три года непрерывного поноса, - огрызнулся его сын. Они опять смерили друг друга взглядами и на лице мужчины появилось странное выражение, как у человека застигнутого врасплох забытым воспоминанием.
- Зубки у мальчишки есть, - одобрительно усмехнулся он. Усмешка показалась Риддлу знакомой, но один Мерлин знает, где он ее видел. А еще ему подумалось, что монеты на месте отцовских глаз блеснули, будто отразив невесть как проникший сюда солнечный луч.
И Том, к своему удивлению, понял, что готов их полюбить. Причем именно таких, как есть, - неидеальных, не слишком хороших и безнадежно мертвых. И хоть говорят, что лучше остаться с пустыми руками, чем получить дерьма полную кучу, родная кровь есть родная кровь. На лице матери он читал безоговорочную и безоглядную любовь, которой ему всегда не хватало. С отцом было сложнее. Он принадлежал к той породе людей, которыми ты безоговорочно восхищаешься и в тоже время желаешь им провалиться в волчью яму. Но дай им судьба чуть больше времени, и они смогли бы стать счастливой семьей. Ведь мальчишке не так уж много нужно для счастья: любовь матери, одобрение отца, армия новеньких солдатиков... Но для его родителей все время уже вышло, и верхний сосуд песочных часов полностью опустел.
Как будто прочитав его мысли, мать сказала:
- Мы еще можем стать семьей и быть вместе. Пожалуйста, съешь один кусочек, и ты останешься с нами навсегда, - она умоляюще стиснула руки. Первым побуждением Риддла было ответить отказом, но потом он подумал об обратной дороге, вдвойне длинной, потому что в конце пути никто не ждет. Голова становилась все тяжелее и тяжелее, щеки горели, будто на них села пара саламандр, и внутри тоже было жарко. Этот жар высасывал из него все силы, выжигал его изнутри так же быстро, как огонь пожирал обыкновенную свечку. Все, вот он - предел.
При мысли о том, что придется возвращаться к своим проблемам и справляться с ними в одиночку, рука Риддла сама собой потянулась к рождественскому пудингу.
- Не дури, - одернул его отец. Окрик получился резким и неприятным, как у ворона, удумавшего предостеречь путника от беды.
- У меня все равно никого там нет, - обреченно признал Том.
- Зато там у тебя есть будущие.
- Пожалуйста, останься, Томми. Мы ведь даже не узнали друг друга. Я не хочу терять тебя снова.
- Все живые оказываются здесь. И твой сыночек тоже сюда вернется, но пусть он вернется стариком. Дай ему прожить свою жизнь, испытать любовь, счастье, радость, разочарование, горечь утраты. Пусть он оставит свой след на земле, наплодит кучу мелких визгливых колдунят. И пусть у него будет шанс стать лучше, а главное, счастливее, чем мы. Иначе во всем, что случилось, нет никакого смысла.
Края монеток на лице ведьмы побурели, из-под них выступила светло-коричневая жидкость. Тонкими янтарными струйками она покатилась вниз.
- Я хочу, чтобы наш сын был счастлив.
- Тогда отпусти его, пока он не помер от пневмонии.
Мэри Гонт встрепенулась и внимательно оглядела Тома, на ее лице появилось испуганное выражение.
- Ты болен, - тихо произнесла она, осторожно протягивая руку к бледному лицу Риддла, будто он был чудесным волшебным зверком, и хватило бы одного неверного движения, чтобы его спугнуть.
- С живыми такое часто случается, если ты не забыла, - язвительно прокомментировал ее муженек.
- Прости меня, солнышко, я плохая мать, - Мэри Гонт осторожно погладила сына по голове, прикосновение не было таким уж неприятным, даже наоборот, ее холодные руки принесли Тому некоторое облегчение.
- Ты не плохая, - тихо прошептал он, стараясь щадить больное горло. - Просто…
Как же их директриса называла людей, у которых, как бы они ни старались, все всегда шло наперекосяк. Нужное слово не вспоминалось, мысли скакали, как кузнечики на зеленом лугу, залитом солнечным светом, и он так устал.
– Просто ты к жизни не приспособленная.
"Размазня", - да, именно так миссис Коул называла тех, кто не умел справляться с трудностями. Но Том бы огрел ее Ступефаем, скажи она хоть одно плохое слово о его матери. Нет, больше никто не обидит Мэри Гонт.
Мама обняла его и заплакала, во всяком случае, она пыталась, как и дыхание, слезы - это привилегия живых. Риддл прижимался щекой к грубой ткани ее платья. Он ждал, что сейчас накатит отвращение и тошнота, ведь от мертвецов должно пахнуть разложением, но холод забрал все запахи. Ее сердце не билось, Риддлу слышался едва уловимый свист ветра - хлесткого, как плетка самого дьявола. Вихрь сидел у нее под ребрами, делил это жалкое пристанище с тем, что осталось от души Мэри Гонт. Соседство, которое не назовешь приятным.
- Вот, выпей, - отец сунул ему под нос стакан с виски. Том медленно открыл глаза, будто ему уже положили на веки по серебряной монете, только весом с добрую чугунную плошку.
- Том, он же еще ребенок, - возразила Мэри Гонт, даже мышь посмеялась бы над ее протестом, мол, мой писк, и тот звучал бы более воинственно. Но для забитой ведьмы это было открытым восстанием с пожарами, пушками и казнью неугодных дворян. От таких задавленных тихонь уже ничего не ждешь, и поэтому момент, когда они преображаются, превращаясь в львиц, готовых сражаться за того, кого любят, всегда застает врасплох. Это все равно, что быть укушенным собственной зубной щеткой или увидеть, как мячик гоняется по комнате за собакой. Но привычный порядок вещей не может оставаться неизменным, если человек находит смысл своей жизни.
Свое сокровище Мэри Гонт осторожно сжимала в объятиях, пристроившись чуть с боку и усевшись на колени. Риддл-старший стоял рядом и взирал на эту картину с отстраненной улыбкой, серебряные монеты мешали прочесть его мысли. Они уже не пугали Тома, он привык и даже умел убедить себя, что под ними не пустота, а обычные человеческие глаза. Только темные и зловещие, именно такими они были в мире живых.
- Другого лекарства у нас нет.
Мальчишке не оставалось ничего другого как выпить все одним глотком, горло будто кипятком обожгло. Риддл отчаянно закашлялся, как и все лекарства, виски было горьким.
- А теперь слушай меня внимательно. Ты выйдешь отсюда и постараешься до полуночи пересечь границу миров, не успеешь - останешься здесь навсегда. И главное, не оборачивайся, чтобы ни случилось и кто бы тебя ни звал, хоть родная матушка или лучший друг. Пусть даже тебе покажется, что за тобой гонится весь ад во главе с Сатаной на кривой козе, смотри только вперед. Запомнил? На границе тебя будет ждать страж, ему нужно заплатить серебром, но не обязательно монетой. Сгодится и пряжка с твоей шляпы. И поторопись, у мертвецов есть целая вечность, а живых время не ждет.
Мэри Гонт с явной не охотой разжала объятия. Она продолжала неподвижно сидеть рядом, да и Том не спешил вставать на ноги. Он мысленно торговался с судьбой, уговаривая ее подождать и дать ему еще пару минут, чтобы собраться с силами.
- А ты разве не пойдешь со мной?
- Нет, меня больше не выпустят отсюда. Для мертвеца нет обратного пути в мир живых.
- Но один я не дойду! - голос подвел Риддла, и последние слово он договаривал шепотом. Мать тут же снова потянулась к нему.
- Тогда не надо. Никто тебя не заставляет. Оставайся здесь, – на ее лице остались коричневые следы, как подтеки ржавчины, а глаза-монетки тускло блестели.
Может, послушать мать и остаться? В могиле холодно, но спокойно. И пусть живые мучаются и страдают в поисках счастья. Ведь счастья - это все равно что предвыборные обещания. Много пустых разговоров и ничего реального.
- Он справится, - сказал отец. Причем без всякого сомнения, уж что-что, а скрытую издевку Том распознавал мигом.
- Послушай, - теперь Риддл-старший обращался к нему. - Если ведьма не врет, ты мой сын, хотя дед учил меня, что в таких вещах женщинам веры нет. Но если все-таки это правда,то в тебе половина моей крови, а значит упрямства и выносливости тебе хватит на два таких похода. Считай это фамильным наследством. Я вернулся из Африки, мой отец выжил под Верденом, дед сбежал из афганского плена, а прадед пятнадцать лет жил на спорном дубе, не давая соседу его спилить. Так что если у кого из живых и получится выбраться из страны мертвецов, то это у тебя. И будь добр, сделай то, что не получилось ни у меня, ни у твоей матери, - проживи долгую и счастливую жизнь.
- Но я боюсь умереть в одиночестве.
Холодные пальцы крепко ухватили его за подбородок. Отец и сын пристально смотрели друг на друга, и снова Тому показалась, что за металлическими монетами прячутся настоящие человеческие глаза, те самые, через которые все еще смотрит душа.
- Хотел бы я сказать тебе, что ты будешь бессмертным, но все мы умираем в одиночестве. На войне я много раз слышал от нашего командира одну и ту же вдохновляющую речь: "Поднимайтесь, парни, пришло время умереть за Отечество и за короля".
- Это точно была вдохновляющая речь?
- Самую вдохновляющую часть я пропустил, мальчишке твоих лет рано знать такие выражения.
Верный последователь Гонория Хэмлока лишь хмыкнул. Туман в голове понемногу рассеивался, на смену усталости пришло лихорадочное возбуждение. А все из-за пары простых слов "у тебя все получится". Никто никогда не верил в Тома Риддла. Все, что он слышал от людей, сводилось к следующему: "из этого мальчишки толка не будет и добра от него не жди." И всего, чего Том добился, он добился вопреки их ожиданиям.
- Это было самые честные слова из всех, что нам говорили, - продолжал отец - Но мы все равно надеялись, что уцелеем, и без этой глупой надежды ни король, ни Отечество не увидели бы нашей храбрости. И в глубине души ты тоже веришь, что не умрешь. Держись покрепче за эту надежду, иди вперед и не останавливайся, тогда смерть тебя не догонит. Умирает тот, кто сдается.
Риддл-старший помог сыну подняться на ноги и даже неловко похлопал по плечу, но быстро отстранился.
- А как же рай и ад? – спросил мальчишка. - Неужели после смерти нет ничего, кроме холода?
- После холода есть вихрь, - тихо сказала Мэри Гонт. Она бы предпочла сладкую ложь горькой правде, но мертвым не дано лгать. - Мы существуем, пока в наших душах есть огонь. Он угасает, мы рассыпаемся в пыль, и за нами приходит злой ветер, чтобы развеять остатки наших душ по миру.
- И тело, и душа - все одно слово удобрение, - в своей циничной манере подвел итог Том-старший.
Его сын сжимал в руках шляпу, но все никак не решался надеть ее и уйти. Он чувствовал, что забыл нечто важное и еще раз посмотрел на родителей: они стояли порознь. Отец старался держаться от матери на расстоянии, будто она вся была утыкана острыми ядовитыми шипами длиной с троллью руку. Не слишком обнадеживающие зрелище, и тем не менее Том верил, что они могли бы стать хорошей семьей. Вот если бы у его матери было чуть больше уверенности в себе, а папашин цинизм сидел бы чуть поглубже. Если бы они были живыми, тогда при помощи магии Риддл бы все изменил, превратил бы Мэри Гонт в такую красавицу, что отец забыл бы про свою Синтию-Сильвию. Он точно знал, что такое возможно, слизеринские старосты, решив поиздеваться над чужаком, отправили его прислуживать старшекурсницам. И косметическая магия, должно быть, не такая сложная наука, если эти дурищи смогли ее усвоить. Чем бы все не закончилось, попробовать нужно. Никакие духи стеклянного шара не принесут тебя счастье на блюде, придется за него бороться самому.
- Когда вернусь, я обязательно вас воскрешу и мы станет...
- Еще раз потревожишь мой посмертный покой, и, клянусь тем миром и этим, я задам тебе такую взбучку, мало не покажется. Не будь я твоим отцом, - пригрозил ему Том-старший. – Мир живых для живых. Другим там места нет.
- Но мы будет ждать тебя здесь, - Мэри Гонт улыбнулась и быстро добавила: - Ты не спеши, наоборот, чем дольше, тем лучше. Я тебя очень люблю, и отец тоже.
Ее слова вызвали у Риддла-старшего кривую усмешку, но возражать он не стал. Тома будто током ударило, вот оно - то важное, о чем он успел позабыть и пытался вспомнить.
- Я тоже вас люблю.
- Удачи, сын, - сказал отец, а мать сотворила магический знак доброго пути.
Колдун неуверенно пошел к двери, каждый шаг давался ему как новорожденному котенку, но он держался на ногах, а это уже полдела. На самом пороге он остановился, ощущая, что ему захотелось в последний раз взглянуть на родителей.
- Не оборачивайся, - напомнил отец. Значит его путь уже начался, Том сморгнул навернувшиеся слезы, вытер рукавом нос и толкнул дверь.

Глава 5

Холод быстро выжег слезы из глаз Риддла. За то время, что он провел в доме, тропинка исчезла и всю равнину затянуло снежным саваном, снег сиял белизной как накрахмаленный. Злой ветер дикой кошкой носился по полю, Том схватился рукой за шляпу, иначе ее бы унесло, он бы и чихнуть не успел.
В голове будто плескался горячий наваристый бульон или обижающее вино, которое льют на рану. Колдун неуверенно сделал первый шаг и чуть не упал, тело клонилось то влево, то вправо, но он упрямо продолжал идти вперед, а точнее, барахтаться, как в болоте, то проваливаясь в снег, то вставая на ноги. Дышать было трудно, ветер бил в лицо, крутился вокруг, как голодная собака, завывал голодным оборотнем.
Нос забился, но сморкаться при помощи пальцев Риддлу было не в первой. Старые привычки - вещь живучая. Он снова натянул варежку и постарался не обращать внимания на боль в горле, каждый вздох был как порция мелких гвоздей. Том устало задавался вопросом, когда это воздух успел отрастить когти и зубки, которые теперь рвали ему горло.
Темное небо над головой давило на него, мальчишка чувствовал себя как мышь, которая бестолково мечется под котлом. И нельзя обернуться, чтобы узнать, сколько пути уже осталось позади, и, посмотрев на собственные следы, убедиться, что он не ходит кругами.
Очередное падение, и Том уткнулся разгоряченным лицом в снег. Холода он не чувствовал, пальцев ног, впрочем, тоже, может, они уже совсем замерзни, стукни молотком, и они разлетятся на осколки как настоящие ледышки.
Его единственным спутником был ветер - лихой от чужих бед, злой от чужих проклятий и бледный, как грива у коня, на котором ездит сама смерть. По равнине ветер гулял господином, и всякому путнику приходилось склонять перед ним голову, чтобы уберечь глаза от колючего снега. И Риддлу, хоть тот и был гордецом каких поискать, тоже пришлось согнуться под сильными порывами ветра, изредка вскидывая голову, чтобы разглядеть дорогу. Но впереди не было ничего, кроме снега и пустоты.
Снежная пыль кружилась в воздухе, или это была пыль человеческих душ. За свистом ветра Том вроде бы различал и другие звуки: стоны, брань, хохот, мольбы и крики, или, может, воображение играло с ним. Вот бы проверить - обернуться и узнать, кто издевается над ним, кто пытается свести его с ума. Но нельзя. Платой за любопытство станет его жизнь. А гомон голосов становился все громче, они злорадно гоготали, когда Риддл падал, разочарованно стонали, когда он снова поднимался и шагал дальше. А еще они шептали: "помнишь... помнишь... помнишь..." Они знали все его секреты, поступки, которых он стыдился, все нанесенные обиды, все забытые мечты, все запрятанные сомнения. И ветер жадно хватал и уносил их слова вместе со снегом.
С каждым разом вставать на ноги становилось все труднее, мантия стала тяжелой, будто карманы были набиты камнями или грехами.
Мелькнула мысль сбросить ее, как утопающие сбрасывают тяжелую одежду, чтобы она не утянула их на дно. Но благоразумие взяло верх. Том поправил шляпу и вытер со лба пот, спина была мокрой, рубашка прилипла к телу - неприятное ощущение, будто на тебе освежеванная шкура. Снег жалил щеки и подбородок. Во рту ощущался привкус металла, мальчишка даже не заметил, как искусал губы в кровь, - все его внимание и все его силы были сосредоточены на одной задаче - идти дальше. Что гнало его вперед? Вера в собственное бессмертие или наоборот страх смерти, а может, желание снова увидеть мир живых? Не угадали.
Тот, кто видел голема за работой, уловил бы смутное сходство. Никаких мыслей в голове, никаких чувств, только механическое движение, пока не прозвучат слова, отменяющие приказ.
И снова снег показал свой коварный нрав - корочка наста хрустнула, нога провалилась вниз, Риддл не удержал равновесия и упал. В этот раз, чтобы подняться, ему потребовалось намного больше времени. Его загипнотизировали смутные огоньки у самого горизонта, похожие на робкое пламя церковных свечей. Они заставили его очнуться и поверить, что его путь скоро закончиться. Ветер запел иную песнь, похожу на рождественские гимны. "Не бойся, спасение уже рядом, они ищут тебя и скоро заберут тебя, просто подожди здесь, отдохни немного..." Его тело окутало мягкое тепло, но когда глаза Тома уже готовы были закрыться, что-то больно кольнуло в лоб, и еще раз, как раскаленной иглой. Сон мигом с него слетел, мальчишка сдернул шляпу, провел по ее внутренней стороне - все в порядке, только пряжка сияет ярко, как Вифлеемская звезда. Так вот что освещало Риддлу путь в темноте. Он пощупал лоб - мокро, но пойди разбери в темноте, от пота или от крови. Том надел шляпу обратно, принялся натягивать варежку, от холода пальцы у него онемели и скрючились как у старой карги. Только вот странно - чем сильнее лютовал мороз, тем жарче становилось мальчишке. Не к добру это. Нужно торопиться, его время на исходе, и никто не придет ему на помощь. Не здесь. Не сейчас. И никогда.
Но даже жалея себя, он упорно продолжал в полубеспамятстве брести вперед, метаясь между обрывками воспоминаний о рождественских службах, на которые они ходили в приюте, своими мечтами и кошмарными предсказаниями, что нашептывали ему духи. Перед глазами все плыло, он шел в окружении пляшущих огоньков, будто убежавших с рождественских свечек. Они были повсюду, и пойди отличи, какие огни ложные, а какие спасительные. Том яростно протер глаза, не обращая внимания, что кусочки льда, намерзшие на его варежки, царапают веки.
Несколько шагов он сделал почти в слепую и не заметил, что земля пошла под уклон. С холма он скатился под злорадное хихиканье невидимых спутников. Но они рано радовались. Том побарахтался, отплевался, на четвереньках добрался до валяющейся в снегу шляпы и снова ее напялил. Снег забился под воротник и теперь медленно таял, у Риддла не было сил, чтобы отряхнуться. Он дышал - тяжело, с присвистом, сглатывая какую-то вязкую дрянь, которая забила горло, но сдаваться не собирался. Его глаза жадно осматривали горизонт, ища хотя бы самый слабый огонек. Огней не было, но у самой земли небо чуть посветлело, будто чья-то добрая рука приподняла тот самый пресловутый котел, давая мышке шанс выбежать наружу. Но узкая щелка могла захлопнуться в любой момент.
Из последних сил Том поднялся и побрел вперед, и если бы не пар от дыхания, его можно было бы принять за ожившего мертвеца. Лицо - бледно-синее, губы покрыты бурой растрескавшейся коркой, движения неуклюжие, как у с мира по кусочку собранного монстра. Ноги, стоило от них отвлечься, тут же пытались сплести следы в косичку.
Реальность стала такой же зыбкой, как узоры на стекле, - вглядись в них, и увидишь все что угодно, кроме того, что есть на самом деле.
Вытирая пот со лба, Риддл сбил шляпу, и теперь она сползла на глаза. Он как раз собирался ее поправить, теперь самые обычные движения давались ему тяжело, когда перед ним возникла высокая тощая фигура. На секунду Том решил, что перед ним сама смерть, только без косы. Костлявая рука, обтянутая сероватой кожей, потянулась к мальчишке, а у него даже не было сил, чтобы отшатнуться, но страж не собирался его хватать, он ждал платы.
Том вспомнил слова отца и неловко протянул свою шляпу. Страж забрал серебряную пряжку, в его руках она потускнела и стала черной, шляпу же он вернул владельцу, тот и глазом моргнуть не успел, как остался один. Призраки оставили его в покое, ветер смолк и отправился заметать риддловские следы. Теперь на границе двух миров Том мог бросить взгляд назад на собственное будущее, но он, не оглядываясь, побрел дальше.
Вернувшись к живым, Риддл не ощутил ни радости, ни восторга. Здесь, на другой стороне, его ждали все тот же холод и снег и только небо было щедро усыпано яркими крупными звездами, будто леприкон опрокинул свой горшок с серебром. Но звездный свет не солнечный, он не согреет. До настоящего тепла еще не одна сотня шагов, Том сумел сделать лишь десять, а на одиннадцатом свалился без сознания.


***



Когда Риддл очнулся, его взгляд уперся в белый потолок школьного лазарета. Белый цвет напомнил ему о снеге, которым Том был сыт по горло до конца своих дней. Как и Рождеством с его лживыми чудесами. Его постель пропиталась противным запахом топленого змеиного жира, желудок недовольно бурчал, зелий в мальчишку влили столько, что придя в себя, он не раз и не два будет поминать недобрым словом магическую медицину, со всех ног ковыляя к ближайшему туалету.
А пока Том ощущал во всем теле странную легкость, может, он превратился в куклу из бумаги, и теперь не нужно быть великаном, чтобы сдуть его с кровати. Колдун перевернулся на спину, что-то кольнуло его под лопатку, он нашарил небольшой магический кристалл. Обычно кристаллы - яркие и прозрачные, но этот выглядел так, будто побывал в желудке у жабы, - тусклый, липкий и желтоватый. На шее у Риддла висело целое ожерелье таких вот кристаллов, и все они были далеки от первоначальной чистоты и яркости цвета.
В другое время он бы с любопытством их рассмотрел, а сейчас равнодушно пробежал пальцами и забыл. В лазарете царила тишина, тусклый свет проникал через высокие окна, и по серому хмурому небу никак нельзя было сказать, какое сейчас время суток: утро, день или ранний вечер.
Том сел, притянул ноги к груди и завернулся в одеяло - ему не хотелось терять ни частички тепла. На тумбочке стоял стакан с водой. Риддл пил жадно, вода текла по подбородку, намочила пижаму, на вкус она была горькой, значит и туда тоже добавили лекарство. Таким мерам ни одна болезнь не могла сопротивляться, потихоньку она сдавала свои позиции. Горло уже не болело, нос дышал свободно, температура почти вернулась к норме... Том рассеянно посмотрел на свою ладонь - кожа покраснела будто ошпаренная, он потер ее, счищая слой липкой мази, которая скатывалась в тонкие полоски, похожие на мелких серых червячков. Кожа начала зудеть, и мальчишка оставил ладонь в покое, но принялся ощупывать лицо. Щеки были липкими и скользкими. Осмотр пришлось прервать. Дверь в дальнем конце палаты распахнулись, к Риддлу пришел посетитель. Профессор Слагхорн степенно переступил порог лазарета, школьный врач Сайлос Клеменс маячил за его спиной. Он беззастенчиво пользовался преимуществом своего высоко роста и посматривал на всех с высока, в том числе и на Слагхорна, про студентов и говорить не стоило. Доктор не зря носил прозвище "злобный костоправ" - для него все пациенты были злостными симулянтами, которые только мечтали пропустить побольше уроков. С прогульщиками доктор боролся вонючими припарками и клизмами, наполненными дистиллированной мантикорьей мочой. Не стоило и говорить, что лазарет пустовал не только на каникулах.
Колдуны прошли мимо длинного ряда аккуратно застеленных коек, высокий потолок гулко отражал их шаги, сапоги Клеменса цокали, словно лошадиные подковы. Он остановился перед постелью Риддла и упер руки в бока, в ответ на его презрительный взгляд, Том посмотрел волком, но ни слова не сказал. Губы доктора зашевелились, будто он шепотом репетировал целую речь, мерзкое зрелище, все равно что смотреть, как дергаются две половинки разрубленного дождевого червя, положенные одна над другой.
- Вот видите, Гораций, - наконец произнес Клеменс, - ваш малолетний идиот уже идет на поправку.
- Да, он выглядит намного лучше.
- Еще бы. Знали бы вы, сколько первоклассных снадобий я на него извел. Не знаю, в чем причина, но дети год от года становятся все тупее. Сложно придумать большей глупости, чем заночевать в снегу на морозе.
Том прищурился. Будь он в порядке - в спутанных рыжих волосах доктора уже бы копошился целый выводок вшей.
- Том всегда был примерным студентом, - вступился декан за своего любимчика. - Понятия не имею, что на него нашло.
Его глаза добродушно уставились на Риддла, колдун ждал, что сейчас его студент объяснит свое странное поведение.
- А вы разве не помните мужчину, который приходил за мной? - шепот мальчишки был едва различим, и колдуны подошли к изголовью кровати. Том уловил неприятный запах перебродившего вина от мантии Клеменса.
- Мужчину? Какого мужчину? - декан искренне удивился. - Наверно, он примерещился тебе в бреду. Такое бывает, не так ли, доктор?
Костоправ кивнул и причмокнул своими мерзкими губами, будто ища невидимое вымя. Том выпрямился, он почувствовал боль при мысли, что родители ему просто примерещились, и эта боль не имела никакого отношения к его физическому самочувствию. Нет, он не мог смириться с тем, что случившееся было лишь бредом.
- Прости, что ты сказал?
Голос подвел Риддла, и профессор ничего не разобрал.
- Моя шляпа… мне нужно ее увидеть, - Том попытался снова, и в этот раз ему удалось полушепотом-полухрипом договорить фразу до конца.
Слагхорн посмотрел на доктора, спрашивая взглядом, а не впал ли их пациент снова в состояние горячительного бреда, тот покачал головой.
- Видимо, эта вещь тебе дорога. Не волнуйся, с ней все в порядке, только пряжка потерялась, эльфы отнесли всю твою одежду в спальню второкурсников.
Риддл устало закрыл глаза. "Нет, не сон. Не бред."
- Ну что ж, отдыхай. А позже мы с тобой еще раз обсудим твою глупую выходку. Только подумай, что случилось бы, если бы компания заблудившихся гуляк не заметила твою шляпу... Придется назначить тебе взыскание за самовольную отлучку, - тон Слагхорна звучал вполне добродушно, и вряд ли обещанное наказание будет слишком суровым.
Больше вопросами его не беспокоили, колдуны пошептались о чем-то, и, наконец, Том услышал звук удаляющихся шагов. Клеменс уговаривал профессора пропустить рюмочку в Кабаньей голове, ответа Риддл уже не расслышал.
Он скрючился на жесткой больничной койке, другой на его месте порадовался бы своему чудесному спасению, Том же был мрачен. До сих пор он не сомневался в своем могуществе и верил, что с помощью магии можно решить любую проблему. Но обратный путь через страну мертвецов научил его простой истине: смерть сильнее любого колдовства. И не в его власти вернуть родителей из загробного мира, и ему самому тоже не увернуться от цепких пальцев костлявой. А дальше - холод, ветер, пустота. Но ведь должна же существовать магия, которая дает человеку власть над смертью. И Том решил во чтобы то ни стало ее найти.
Он нервно покусывал губы, отдирая зубами кусочки шелушащейся кожи. Эх, шлепнуть бы его по губам, да некому. Из страны мертвецов Риддл вернулся еще более одиноким, чем уходил. Может, это жестоко, но справедливо. Заветные желания должны сбываться у хороших детей, а плохие пусть справляются сами как умеют.
Том повертелся и, наконец, свернулся калачиком на правом боку. Его койка стояла рядом с узким высоким окном, и он слышал, как дребезжат квадратики стекла под яростным напором ветра. Где-то там холод оседлал ветер и теперь несся над землей, а за ним, как пыль за обычным всадником, тянулся шлейф серебристых искорок, то были жалкие частицы, которые остались от человеческих душ. И вскоре им предстояло совсем исчезнуть.
Свист ветра ветра предупреждал припозднившихся путников: "Возвращайся скорее домой, к теплу, к семье. Огонь в камине согреет замершие руки, но только любовь близких сможет спасти сердце от злой власти старухи зимы."
Риддл накрылся с головой. От холода, призраков и ветра его защищали толстые стены Хогвартса и старое шерстяное одеяло. Достаточно ли этого? Кто знает. Незаметно его одолела дремота, дыхание выровнялось, стиснутые кулаки разжались, а лицо стало спокойным. Том спал, и ему снилось лето...

Here's a lullaby to close your eyes.
[Goodbye]
It was always you that I despised.
I don't feel enough for you to cry,[oh no]
Here's a lullaby to close your eyes,
[Goodbye],
[Goodbye],
[Goodbye],
[Goodbye].

Silent Hill - Room of Angel