Все, что от меня осталось

Сандал

Август. Звездный и душный, он клубами теплого воздуха проскальзывает в распахнутое окно и нависает над Томом, шепотом напевая знакомую детскую песенку. Навязчивая мелодия щекочет барабанные перепонки, добирается до самого сердца и заставляет проснуться:
And one for the little boy
Who lives down the lane.

Звучно втянув носом горький запах старого накрахмаленного постельного белья и приторный – лоснящихся от вязкого нектара лип, Том резким движением руки скидывает с себя одеяло и, следуя то ли военной, то ли спортивной привычке, в секунды оказывается на ногах.
─ Вижу, ты чувствуешь себя лучше, мой мальчик, ─ мягкий голос из глубины комнаты затягивает на шее невидимую петлю. ─ Как много ты помнишь из последнего? ─ Том безуспешно пытается увидеть своего собеседника в темноте, и Дамблдор замечает совсем несвойственный Гарри Поттеру цепкий, кусачий взгляд.
─ Кажется, там были дементоры, ─ мальчик удивленно вслушивается в собственные низкие, теплые обертона. ─ Я не смог с ними справиться, сэр, больше ничего не помню, ─ он опускает голову, чтобы избавиться от липкого, навязчивого беспокойства человека, который так и не пожелал выйти на свет.
─ Гарри, ─ подавить дрожь, ─ мисс Грейнджер сказала мне, что, проснувшись первый раз, ты назвал себя чужим именем, ─ и еще раз.
─ Я не помню этого, сэр. А каким именем?

Неуютная, неловкая тишина колется в уши.
─ Ты назвал себя Томом, ─ Дамблдор делает шаг вперед, и Том читает на старом и морщинистом лице отголоски былого величия, ─ Но сейчас я вижу, что это всего лишь последствия твоей встречи с дементорами, ─ и невероятную слабость.
─ Боюсь, что не только это, сэр, ─ искренне, скользя взглядом вдоль такой знакомой глубокой складки над переносицей. ─ Я действительно больше не помню ничего, ─ последнее слово Том произносит с несвойственным ему нажимом. Низкое и теплое ─ в скрежет металла, в рев старого покорёженного замка.
Тогда, кажется, тоже был август.
— Кто вы такой?
— Я уже сказал. Меня зовут профессор Дамблдор, я работаю в школе, которая называется Хогвартс. Я пришел предложить тебе учиться в моей школе — твоей новой школе, если ты захочешь туда поступить.
Тряхнуть головой, чтобы сбросить с себя это болезненно-короткое наваждение: Том зло щурится, когда черные лохмы, щекоча веки, перекрывают обзор.
Baa, baa, black sheep,
Have you any wool?

Альбус, обреченно вздохнув, окидывает его взглядом, полным необъяснимого сочувствия, и Том отчетливо ощущает, как где-то в районе солнечного сплетения его заполняет обжигающий августовский воздух.
─ Мне очень жаль, Гарри.
─ Вам не в чем винить себя, профессор.
Глаза Дамблдора искрятся весельем.
─ Так уж и ничего, мой мальчик?

Протяжный скрип пружины: неловко передернув плечом, Том с ногами забирается обратно на кровать.
─ Я вспомнил вас, когда увидел, ─ нехотя. ─ Мы были близко знакомы, сэр?
После недолгой паузы Альбус ограничивается простым кивком.

Бой часов заставляет Тома вздрогнуть от неожиданности. Два часа дня.
─ Думаю, мадам Помфри меня не похвалит, если сегодня я еще побеспокою тебя, Гарри, ─ разочарованно произносит Дамблдор, направляясь к выходу.
К выходу откуда?
Тяжелая дубовая дверь с грубыми железными петлями, высокая каменная кладка.
Старый волшебник оборачивается, словно прочитав мысли:
─ До конца лета ты останешься здесь, мой мальчик. В Хогвартсе.
Том улыбнулся. Что-то давно забытое шевельнулось в его груди.

***
Август – преддверие, сладкое ожидание волшебства; долгий, щемящий самое холодное сердце – путь домой. Том по безмолвному и пустому замку движется почти на ощупь: он любовно ведет ладонью по гладкому камню стены, словно хочет напитаться его древней магией, вслушивается в грузные повороты лестниц и перешептывания портретов, чтобы навсегда запечатлеть в своей памяти одиночество неприступной крепости. Единственное желание – остаться здесь навсегда. Слиться с этими стенами, стать с замком одним целым, стать его историей, вечностью. Бессмертием в камне.
Сначала пальцы, а затем и вся ладонь скользят по рельефной поверхности двери. Том жадным рывком дотягивается до ручки и нетерпеливо крутит ее против часовой стрелки. С порога в голову шибает терпкая смесь запахов: пыльная выцветшая бумага и сандал.

В кабинете трансфигурации пахнет книгами и еще чем-то неуловимым и пряным. Том всегда уходит с занятий последним: он то и дело расспрашивает Дамблдора о предмете, который его совершенно не интересует, только ради того, чтобы подольше вдыхать таинственный аромат.
─ Могу ли я остаться на лето в замке, профессор? ─ мальчик отводит взгляд, но Альбусу не нужно смотреть, чтобы почувствовать до краев заполняющее душу отчаяние. Без единого просвета.
─ Ты же знаешь, что это невозможно Том. Не в моих силах нарушать правила, установленные директором, ─ не верит: передергивает уголком губ.
«Вы просто не хотите, профессор».
Дамблдор до синевы в пальцах сжимает подлокотники кресла.
─ Но вы бы могли его попросить, сэр, ─ Альбус уверен, что в природе не существует такого темного цвета, но некогда тонкая антрацитовая радужка детских глаз становится непроницаемо черной.
─ Боюсь, Том, это действительно не в моих силах.

─ Боюсь, Альбус, это действительно не в моих силах, ─ чуть брезжащий, как замедляющая свой ход маггловская пластинка, раздраженный голос целительницы через глухую пелену сна болезненно достигает острого мальчишеского слуха. ─ Я не могу держать его взаперти неделями. Ему нужно двигаться. Осмотр не выявил никаких отклонений, мальчик в норме, я не понимаю, почему он упал в обморок, ─ Том, затаив дыхание, вжимается в больничную кровать.
─ Знаю, Поппи. Я лишь надеюсь, что, когда начнутся занятия, Гарри будет чувствовать себя полноценным ребенком, ─ говорит Дамблдор и следом совсем тихо бормочет куда-то в бороду: ─ Насколько это возможно.
Апчхи!
Уверенные, совсем не стариковские шаги, медленно, но неизбежно приближаются к мальчику. Директор садится на самый край постели справа от ребенка, отчего та жалобно трещит. Его малиновая мантия с серебряными звездами, казавшаяся Тому совершенно нелепой, находится так близко, что он не может не чувствовать этого едва заметного, пряного аромата, тонкими струйками проникающим в нос и затуманивающим рассудок.
Том поднимается на локтях: он смотрит на Дамблдора удивленно, в растерянности переводя взгляд с одной блестящей звезды на другую.
─ Профессор! ─ Альбус ничего не успевает сказать, как голова мальчишки со вздохом утыкается в солнечное сплетение, выбивая из груди весь воздух.
Том глубоко дышит, не замечая, что приятная пряность заполняет легкие до предела: в глазах щиплет от поступающих слез, которые он незаметно смаргивает на душистую малиновую ткань. Дамблдор теплой ладонью накрывает подрагивающие плечи.
─ Ну, полно, Гарри, мой мальчик, ─ Том до крови закусывает губу.
«Я не Гарри, я – Том».


Трофейный зал

...надобно было радоваться и веселиться,
что брат твой сей был мертв и ожил.

Солнечные лучи любовно обводят острый мальчишеский подбородок, едва касаются высоких скул и путаются в черных всклоченных волосах. Том пальцем стирает пыль с очередного кубка, оставляя витиеватую золотую дорожку: который час кряду он изучает бессмысленные имена, выгравированные на наградах, но ни одно не становится указателем, мигающим маячком по пути к нужным воспоминаниям.
Когда под высоким стрельчатым окном не остается незнакомых предметов, Том осторожно ступает в тень. Он уверенно обхватывает ладонью изящную чашу и подносит ее к лицу. В темноте буквы едва различимы и, одновременно сдувая пыль с холодного металла, мальчик оборачивается на свет.
От мелких точек воздух кажется граненным. Том нетерпеливо вертит награду в руках, пока не замечает на маленьком пьедестале тонкую надпись: «Том Риддл».
Сердце пропускает удар.
И ниже: «За особые заслуги перед школой».

Огнедышащий полдень жжет кожу сквозь стекло. Том переводит растерянный взгляд с кубка на причудливые витражи, где на сине-зеленом фоне, изображающем землю, притаился дракон, пожирающий собственный хвост.
Том Риддл.

─ Благодарю вас, директор, ─ Армандо Диппет скупо улыбается лучшему ученику. Он справедливо считает, что быть увековеченным в стенах замка, окончить смертный путь, но остаться хотя бы вдавленной в золото строчкой ─ честь.
Наследник Слизерина равнодушно кивает. Первый шаг в вечность надежно спрятан в старом и неприметном дневнике.

Темная кожаная обложка плохой выделки, от того грубая на ощупь и неопрятная на вид, жесткие страницы – одно неосторожное движение грозит глубокой царапиной, полное имя на обороте и что-то слишком важное внутри.
Том со злостью отворачивается к окну. Ему кажется, что дракон продвигается все выше и выше и что скоро он дотянется до собственной головы.

Она вся какая-то нескладная с острыми коленями и сползающими гольфами, по-детски пухлыми щечками и большими оленьими глазами. Чистокровная, но без намека на благородство: эдакий гадкий утенок, о котором она, конечно, никогда ничего не слышала.
Том задумчиво следит за тем, как дневник выпадает из ее немеющих ладоней, а все тело охватывают дрожь и слабость. Он рассматривает ее бесстрастно, как врач, ожидающий проявления новых симптомов, и тогда только замечает, что у Джинни Уизли тициановые волосы.

─ Джинни, ─ кубик льда, скользнувший с языка к нёбу.

Он видит Джинни издалека и ему кажется, что все ее тело состоит из неестественных углов. Она совсем не дышит, пульс прощупывается едва-едва, но слепая вера под названием «все будет хорошо», пересиливает страх.
─ Джинни! Только не умирай! Пожалуйста, не умирай! ─ он встряхивает ее, пытаясь привести в чувство, но голова девочки безвольно движется от плеча к плечу. ─ Джинни, пожалуйста, очнись, ─ отчаянный шепот.
─ Она не очнется.
Он резко оборачивается и сталкивается с… самим собой.

Одними губами заглатывая воздух, Том выныривает из воспоминания и неосторожно пятится назад. Золото Трофейного зала, как домино, ложится к его ногам.

***
Дни почетной конницей шествуют мимо, тянут на цепи неделю за неделей, неминуемо приближая первое сентября. Том рассеянно следит, как редкие пожелтевшие листья срываются в небытие, и в очередной раз думает, что из директорского кабинета на школу открывается прекрасная панорама.
─ Итак, Гарри, я правильно понял, что ты боишься сказать друзьям… о своей проблеме? ─ Дамблдор всегда ловко крутит словами, заигрывает, мягчит, заставляет потерять бдительность. Том мог бы сказать, что за него говорит память тела, но это даже наедине с собой прозвучит лицемерно.
─ Я не хочу, чтобы они жалели меня, ─ Альбус понимающе склоняет голову, ─ мне нужно знать только их имена, профессор, ─ и улыбается одними уголками губ.
─ Боюсь, мой мальчик, тебе не удастся избежать вопросов. Мисс Гермиона Грейнджер наверняка догадалась, что после пробуждения ты многое забыл, ─ и снова это смягчение, подбор нейтрального синонима. ─ Впрочем, будет действительно странно, если в первый учебный день ты не сможешь назвать своих сокурсников по именам, ─ взмах палочки, и перед Томом появляется пергамент. Приглядевшись, мальчик понимает, что это полный список студентов четвертого курса.
Его взгляд задерживается на строчке «Гарри Поттер, Гриффиндор», цепляется за фамилию Уизли, но вместо женского имени наталкивается на короткое мужское.
─ А Джинни Уизли, сэр? ─ Дамблдор добродушно смеется себе в бороду.
─ А ты не так прост, Гарри, верно?

Том вздрагивает, когда тяжелая рука старика дружески похлопывает его по плечу.
─ Я был в Трофейном зале, надеялся найти знакомую фамилию. Но ничего не получалось, ─ он неожиданно останавливается, понимая, что его голос принадлежит спасавшему Джинни, спасавшему, а не… ─ Потом я случайно наткнулся на кубок, ─ сбивчиво, ─ имя, Том Риддл. Я сразу вспомнил, что вы сказали, когда я очнулся, а еще – Тайную комнату.
Лицо Альбуса в мгновение ока становится серьезным. И Том все с той же доверчивостью добавляет:
─ Как я увидел Джинни, просил, чтобы она очнулась.
Дамблдор поглаживает пальцами подбородок, о чем-то напряженно размышляя.
─ И больше ничего?
─ Риддл тоже там был. Он сказал, что она не очнется. Больше ничего, профессор.
Молчание.
─ Как ты думаешь, Гарри, почему ты назвал себя его именем? ─ директор играет, не вытаскивая джокера из рукава.
─ Рядом с дементорами я всегда вижу маму, ─ это слово дается Тому как давно привычное и сокровенное одновременно. ─ Я думал, что, может быть, у Джинни рыжие волосы, и она напоминает мне ее, ─ сглатывает, ─ может быть, поэтому так получилось, ─ неуверенно заканчивает он, запуская руку в волосы.
«Как Джеймс», ─ думает Альбус, забывая о своих подозрениях.
─ Джинни – сестра мистера Уизли, Гарри. Она учится на курс младше тебя, ─ Том с благодарностью кивает, подавляя рвущееся наружу торжество.
«Поверил», ─ думает он, когда за ним закрывает проход каменная горгулья.


Распределяющая шляпа

Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, Том входит в Большой зал вслед за шумной толпой студентов. Они все беззаботны: одни, о чем-то переговариваясь, занимают свои места, другие выжидающе смотрят на высокие железные двери – в этом году в Хогвартс поступают их родственники или друзья. Смешно. Ему не нужно помнить окружающих, они сами расскажут о себе абсолютно все.
─ Гарри, ─ Том реагирует не сразу. ─ Гарри! ─ настойчивее. Он отрывается от созерцания столов других факультетов и оборачивается на голос: мелкие темно-каштановые завитки волос у самых висков, беспокойный излом бровей. Перед ним неуверенно переминается с ноги на ногу та самая Грейнджер, которой он обязан подозрениями директора.
Том медленно растягивает губы в самой искренней улыбке.
─ Гермиона, я так рад тебя видеть! ─ чуть сомневаясь, она все-таки обнимает его. Такое непривычное ощущение.
Через несколько мгновений из-за хрупкого девичьего плеча вырастает заспанная рыжая голова.
─ Гарри, ну и заставил же ты нас понервничать, ─ добродушно басит она, приближаясь.
─ Все хорошо, Рон, ─ Том уверен, что роль удается ему все лучше. Выдержав необходимую паузу, он добавляет: ─ Я расскажу после ужина, ─ он косится в сторону однокурсников, которые без всякого стеснения прислушиваются к их короткому разговору. Уизли понимающе кивает в ответ.
Мерный звон хрусталя: в наступившей тишине высокая пожилая женщина объявляет имя первого первокурсника. Том смотрит поверх Распределяющей шляпы, которая на всю оставшуюся жизнь навешивает ярлыки на несчастных детей, потому что его куда больше привлекает одновременно пристальный и смеющийся взгляд Дамблдора.

Они долго идут внутри каменной клетки коридора, сохраняя молчание.
─ Мне кажется это бессмысленным, профессор. С детства нас стараются уверить в существовании высшей силы, которая знает о нашей судьбе больше, чем мы сами, ─ Том произносит это с необычной для ребенка серьезностью, а затем, презрительно поморщившись, добавляет: ─ Маги мало чем отличаются от магглов.
Дамблдор смотрит на него чуть удивленно, пытаясь уловить ход размышлений. Но Риддл опережает его вопрос:
─ Первый и главный обман – церемония распределения, ─ он медлит, будто бы взвешивает, достоин собеседник его откровения или нет. ─ Я давно разгадал ее секрет: шляпа отправляет только на тот факультет, на который хочешь попасть ты сам.
─ А как же объяснить сомнения шляпы по поводу некоторых студентов? ─ невозмутимо интересуется Дамблдор.
Том равнодушно пожимает плечами.
─ Значит, они сомневались тоже.

Профессор проворачивает ключ в два щелчка и окунается в темноту кабинета.
─ Человек – это сделанный им выбор, профессор, ─ фраза ударяет куда-то в спину, заставляя распрямиться. Дамблдор хочет ответить, но беседу ловко обрывают удаляющиеся шаги.

─ Гарри, эй! ─ кто-то для убедительности щелкает пальцами прямо под носом. ─ Ты сегодня сам не свой, ─ в светлых ореховых зрачках страх скрывается за напускной строгостью.
─ Все в порядке, просто засмотрелся, ─ отвечает Том, кивком головы указывая на сбитую женщину в розовом за преподавательским столом.
─ Неужели она будет вести Защиту? ─ Грейнджер, наконец, находит новый объект для своего назойливого внимания, а Том переводит взгляд на огненные уизлевские вихры.
Другой оттенок.
Рослый и глуповатый Рон не имеет ничего общего со своей сестрой.

─ Она перебила директора! ─ Том перестает всматриваться в отсветы на волосах Уизли, когда шепот разрастается по залу и накатывается волнами на приторные интонации нового профессора. Но Дамблдор обескураженным или возмущенным никак не выглядит.
И кажется, что он только посмеивается над всеми…

─ Ведь человек – это не свойство характера, а сделанный им выбор, ─ состояние близкое к эйфории, на пределе возможностей. Адреналин вырабатывается не на стресс, на откровение души.

Том быстро и часто моргает.
─ Профессор… Риддл сказал, что я похож на него… Странное сходство, говорил он…

Из вязкой темноты воспоминания его вырывает собственный выкрик:
─ Нет!
Опомнившись, он встает из-за стола и покидает Большой зал в абсолютной тишине.

Коридор кажется невероятно длинным, почти бесконечным. Дыхание сбивается в бегстве от самого себя: Том останавливается и упирается подрагивающими ладонями в колени, чтобы перевести дух.
─ Гарри, что случилось? ─ звонкость в шепоте, круговорот эмоций. Грейнджер осторожно касается его плеча.
Так и хочется отшатнуться.
─ Ты сама уже догадалась, наверное, ─ глухо роняет Том, не оборачиваясь. Он следит за бессмысленной пляской огня на каменных плитах пола и думает, что в свете факелов черты лица неприятно обострены и видна тщательно скрываемая неприязнь.
─ Но мне бы хотелось услышать это от тебя.

Со спины слышатся быстрые отрывистые шаги.
─ И мне тоже, друг.
─ Да, лучше места и не придумать, ─ усмешка. Том все-таки находит в себе силы, чтобы выпрямиться и посмотреть «друзьям» в глаза. ─ После нападения дементоров я потерял память. Она возвращается, конечно, но урывками, ─ ошеломленное лицо Рона, тревожное и понимающее – Гермионы.
─ Ты что-нибудь помнишь… о нас? ─ чуть помедлив, спрашивает она.
Резкий выдох:
─ Нет.

Тягучее, как деготь, молчание. До гостиной остается несколько лестничных пролетов.
─ Видел бы ты лицо этой министерской жабы, Гарри, ─ мечтательно тянет Уизли и затем ловко уворачивается от подзатыльника.
─ Рон!
─ В розовом? Я прослушал, как ее зовут.
─ Профессор Амбридж. Долорес Амбридж, ─ четко произносит Грейнджер. ─ Она была несколько… ошарашена твоим уходом, ─ короткий смешок.
─ А Дамблдор?
─ Я, честно говоря, не смотрела на него, ─ отчего-то смутившись отвечает она. ─ Рон?
─ А?

Гермиона назидательно качает головой, Том лениво отмахивается:
─ Неважно. Лучше пароль скажите, ─ он кивком головы указывает на Полную Даму.
─ Мимбулус мимблетония.
Портрет со скрипом отъезжает в сторону, приглушая недовольное бормотание Уизли:
─ Я этот пароль в жизнь не запомню!
─ Запиши куда-нибудь, ─ легкомысленно говорит Том, устраиваясь в кресле.
─ Ты чего? Помнишь, что было, когда Невилл потерял пергамент с паролями? ─ заявляет Рон опрометчиво, за что Гермиона одаривает его сердитым взглядом.
─ Вообще-то нет.
Уизли кривит виноватое лицо.
─ Прости, я еще не привык.


Зельевар

И свет во тьме светит, и тьма не объяла его. (Ин. I, 5)

Том жадно пьет глазами киноварный полог. За мягкими складками ткани что-то неприятно бздынькает и сипит, как в детских кошмарах: узкие длинные мальчишеские пальцы впиваются в простыни, сердце бешено колотится.
─ Эй, Гарри. Ты не спишь?
─ Нет, Рон.
Рот сводит судорогой, а киноварь разрывает смешение красок: умбра, мурена, графит.
─ Я увидел, что очков на тумбочке нет, ─ говорит Уизли, и край матраса вжимается в каркас кровати. Том приподымается на локтях. ─ Вот и решил, что ты не спишь. Завтра первыми зелья, лучше сядь с Гермионой, а то Снейп опять на тебе будет отыгрываться, ─ Рон заранее отмахивается, мол, знаю, что не помнишь. ─ Он с первого занятия тебя ненавидит, мышь летучая, но Дамблдор наверняка всем преподавателям сказал, что ты… ну, это… ты понял меня.
Лица у всех Уизли румяные и круглые, как Старк Эрлиест*.
─ Спасибо, друг, ─ тяжело и фальшиво произносит Том.
Рон неловко встает и проваливается в темную прорезь распахнутого полога. Голодное мрачное чудовище спальни исчезает, получив свою жертву. Рапсово-желтые гербовые ленты снова сплетаются в львиную гриву. И везде: киноварь, киноварь, киноварь.

Утром Том чувствует себя выпитым. Он так и заснул в очках – след от дужек въелся в кожу красным и теперь не собирается сходить.
Рон бормочет что-то про доброе утро, пока «Гарри» собирает сумку, а потом они вместе спускаются в подземелья. Лестница – пролет – лестница – лестница – коридор. И еще глубже, в самые недра замка. Там, где все дышит магией.
─ Шел бы ты отсюда, Малфой, ─ доносится справа.
Он смутно осознает, что с каким-то Малфоем препирается именно Рон и что, наверное, ему нужно быть на его стороне или, хотя бы, в его тылу. Он оборачивается, и маленькая змея, вышитая на чужой школьной мантии, будто подмигивает ему маленьким черным глазом.

Коридор, коридор, тупик. За посеребренной рамой портрета – дом. И там: малахит, малахит, малахит.

Том не замечает, что подходит все ближе и ближе.
─ Поттер, совсем рехнулся, да? ─ весь белый и болезненный хозяин мантии пятится назад, а тяжелая рука Рона подталкивает Тома в кабинет.

Густой запах зелий и сырости, навсегда оседающий в легких. Том знает, что чем тоньше наука, тем больше грязи вокруг.
─ Сэр, я хотел бы знать, что вам известно о… о крестражах?
Слизнорт смотрит на него, рассеянно поглаживая толстыми пальцами ножку бокала.
— Пишете самостоятельную работу по защите от Темных искусств, не так ли?

И все та же рука сажает его за парту рядом с обеспокоенной Грейнджер.
─ Гарри! Ты опять что-то вспомнил? ─ кричащий шепот. Воистину, только женщине доступна такая широкая палитра интонаций.
─ Да так, ерунда.
─ Ты не можешь все время отнекиваться, Гарри, это важно для…
Звучный хлорок двери.
Том следит боковым зрением за вошедшим: летящий шаг, бледное искривленное лицо, угольно-черные патлы. И в каждом движение – ненависть к живому.

Он останавливается в центре, на самой авансцене, и Тому думается, что зельевар, должно быть, еще и хороший актер.
─ Итак, сегодня вы будете варить Настойку растопырника. На все у вас есть полтора часа, рецепт – на доске. Да, мисс Грейнджер? ─ злость и раздражение волнами накрывают их стол, но Том не отводит от Снейпа пристального взгляда.
─ Профессор, но ведь это зелье проходят только в конце года, мы должны были начать с…
─ 10 баллов с Гриффиндора, мисс Грейнджер, за спор с преподавателем. Или вам так приятно чувствовать себя невыносимой зазнайкой? ─ смакуя каждое слово, произносит Снейп. Слизеринцы тихо посмеиваются. ─ Если вы не способны, следуя инструкциям учебника, сварить элементарное зелье, то вам нечего делать в этом классе. Приступайте.

Обиженно поджав губы, Гермиона идет к шкафчику с ингредиентами. Она возвращается с большим запасом, потому что часть, скорее всего, Гарри истратит впустую. Но он только пожимает плечами каким-то своим мыслям и, изредка поглядывая в рецепт, начинает работу. Гермиона то и дело косится в его сторону, но зелье с каждым этапом приобретает нужный цвет и запах.
За десять минут до конца Снейп проходит между рядами и недоверчиво заглядывает в котел Тома.
─ Сносно, Поттер. Неужели удосужились почитать учебник на каникулах? ─ едко. Но за этим проскальзывает хорошо скрываемое удивление.
─ Да, сэр, ─ голос ломается на втором слоге: шрам жжет нестерпимо. И непроницаемый Снейп неожиданно, повинуясь чему-то неизвестному, направляется в сторону выхода.
─ Образцы всем сдать, и можете быть свободны.
Дверь снова захлопывается с грохотом. В классе разрастаются шепотки, а Том трет шрам пальцами, словно пытается ухватить уходящую боль за хвост.
─ Гарри, все в порядке? Гарри!
─ Эй, приятель, да ты крут! Тебя сам Снейп похвалил! ─ восхищенно восклицает Рон из-за спины и добавляет совсем тихо: ─ Может, тебе к Дамблдору зайти?
─ Нет, все нормально.

Том закупоривает пробирку с зельем и ставит ее в штатив. Неожиданно шрам прижигают каленым железом, и класс смешивается в калейдоскопе, оставляя последней запомнившейся картинкой распахнутые от ужаса глаза Гермионы.

***
Темнота рассеивается, но медленно и не до конца. Как сквозь мутное стекло Том видит большую залу и несколько человек перед собой. От них как на ладони лишь маски и мантии, но каждый жест выдает такое подобострастие, что Том неосознанно кривится от отвращения.
─ Мои верные с-слуги, ─ глухо и вкрадчиво раздается с его стороны. «Верные слуги» молчат, склонив головы еще ниже, а кто-то из них – маленький и вертлявый – по-крысиному прикрывает руками рот. Том чувствует, как чужой страх затапливает его изнутри, ему хочется вырваться из плена видения, он усилием воли пытается выкарабкаться из забытья, но в эту секунду в помещении появляется еще один. И Том узнает тот самый летящий шаг, пусть и скованный личиной покорности.
Чужой страшный голос обманчиво ласково говорит:
─ С-северус, мы все очень рады, что ты присоединился к нам. Может быть ты объяс-снишь, почему мой шпион ничего не з-знает о том, что Гарри Поттер потерял память?
___________________________________________________
Старк Эрлиест - сорт яблок.


Честность

За долгие годы работы Северус Снейп никогда не видел Альбуса таким напряженным: узловатые пальцы крепко сцеплены, плечи опущены и неестественно вывернуты вовнутрь, от этого спина кажется переломленным куполом – кусок металла, вылитый по плохому образцу. Всей своей огромной, но приземистой фигурой директор напоминает больного паука, чьей паутине уже не достает липкости.
─ Северус, прошу тебя, ты должен рассказать мне все еще раз, ─ и вместо голоса хозяина Снейп слышит голос старого уставшего человека.
─ Что именно вы хотите понять, директор? О том, что мальчишка потерял память Темный Лорд мог узнать из Министерства, вы заранее предполагали такую возможность, ─ говорит он, не скрывая раздражения.
─ Сначала, Северус, с самого начала, когда он вызвал тебя.

Огненные челюсти беспорядочно смыкаются – это камин с гортанным хрипом пожирает поленья. Снейп помнит выворачивающий наизнанку взгляд, лишенный ненависти, но насыщенный неестественным интересом, и от ощущения поражения у него сводит скулы.
─ Поттер почувствовал, что Темный Лорд меня вызывает. У него заболел шрам. Я сразу вышел из класса.
─ Ты не заметил еще что-нибудь? Он вел себя необычно?
─ Вам что-то известно, директор?
Дамблдор смотрит на него пристально и с укоризной.
─ Хорошо, ─ после недолго молчания, все еще колеблясь, потому что знает, что его опять водят за нос, отвечает Снейп. ─ Он впервые сварил зелье, от начала и до конца. Раньше он не отличался внимательностью. Больше ничего.
Со стороны Альбуса – тревога, бесконечная тревога – от нее не спасает даже ментальный щит, она пробивает через наносную ненависть и заставляет Снейпа нервно перекручивать одну из пуговиц сюртука.
─ Это важно, Северус. Я хочу, чтобы ты понаблюдал за мальчиком. Боюсь, что из-за последних злоключений связь между ним и Томом обострилась. Я никогда себе не прощу, если с Гарри что-то случится. Думаю, ты тоже.
─ Как скажете, директор. Я могу идти?
Дождавшись утвердительного кивка, Снейп преодолевает кабинет пятью размашистыми шагами.

***
─ Гарри, ну ты нас и перепугал, дружище!
Том с наслаждением пробует одно за одним драже Берти Боттс, устроившись на больничной кровати по-турецки. Он очнулся около часа назад и теперь пожинает плоды чрезмерной общительности Гарри Поттера: ему необходимо побыть в одиночестве, чтобы обдумать увиденное, но вместо этого Том вынужден выслушивать восклицания Рона и причитания Гермионы.
─ Так ты ничего не вспомнил?
─ Нет. У меня просто заболел шрам, стало жарко, и я потерял сознание. Сколько еще можно об этом говорить? ─ в очередной раз огрызается он, а Грейнджер, насупившись, отворачивается к окну.
Уизли примирительно разводит руками:
─ Гарри, мы же не виноваты, что все самые интересные события происходят с тобой, и, на самом деле, довольно странно, что это произошло на уроке Снейпа. Я уверен, что это как-то связано с этим сальновол...
¬─ Рон! ─ в два голоса одергивают его: Гермиона с праведным негодованием, Том с усталостью.
─ Да, да. Так вот, я уверен, что все это не просто так. Видели, как он дернулся, когда у Гарри заболел шрам? ─ Уизли на секунду останавливается, и его лицо осеняет страшная догадка: ─ Слушайте, может быть, его вызвал Тот-Кого-Нельзя-Называть? ─ тихо, чтобы их не услышала мадам Помфри, говорит Рон.
─ А, может быть, в моем присутствии вы будете разговаривать на понятном мне языке? ─ довольно холодно замечает Том, отправляя в рот очередную конфету.
─ Гарри, ты же не хочешь сказать, что и Его не помнишь?
Гнетущее молчание нарушается только тихим поскрипыванием постели: Том откладывает в сторону опустевшую коробку, скользя равнодушным взглядом по ошарашенным лицам друзей.
─ Не хочу, я уже это сказал.
Где-то вдалеке пронзительно кричит птица.

Снейп смотрит ему в глаза со сдержанной преданностью побитой собаки.
─ Милорд, старик скрыл это от меня, клянусь. Я заметил, что мальчишка ведет себя странно… ─ Том верит и не верит ему, но тот, другой, глазами которого он видит это, предпочитает упиваться властью, нежели проверять возможного предателя.
─ Нужен ли мне шпион, С-северус, которому не доверяют? Но раз уж ты здесь, то поведай нам, в чем именно Гарри Поттер ведет с-себя с-странно, ─ с разных сторон слышатся смешки. Мутное зрение выцепляет каждого, кто позволил себе лишнюю эмоцию. Дисциплина восстанавливается в мгновение ока.
─ Поттер никогда не отличался способностями, сегодня же ему с первого раза удалось сварить зелье, ─ с осторожностью говорит зельевар. Том щурится, словно ищет подвоха в его словах, хотя знает, что Снейп откровенен.
─ И это вс-се, С-северус? ─ насмешливо произносит он сам, и шипящий звук касается ледяных высоких нот.
─ Нет, Милорд. Он отдалился от друзей и сторонится директора. Сейчас Гарри Поттер уязвим как никогда, но он вряд ли станет играть в благородство.
Том понимает, что Снейп солгал: «Гарри Поттер» старательно появлялся на людях только со своей свитой. Но эта попавшая в цель ложь теперь повлечет за собой снежный ком последствий.
Том с сожалением цокает языком:
─ Уже лучше, С-северус, но все еще недостаточно, чтобы заслужить мое прощение. Круцио, ─ чужая боль приносит невероятное удовольствие. И без того неясная картинка смазывается окончательно, а сознание вырывает из чужого тела, возвращаясь в не менее чужое.
Эти ощущения Том запомнит на всю оставшуюся жизнь.

─ На каникулах я просматривал вырезки из газет, и… поймите меня правильно: я не могу…Он убил моих родителей, а от его упоминания у меня внутри ничего не ёкает… Все это как-то неправильно, как будто было не со мной. Я не могу это объяснить, ─ сдавленно произносит Том.
Рон молчит, а глаза Гермионы блестят от слез.
─ Ох, Гарри! ─ она кидается к нему на шею, и Том чувствует, как горячая влага смачивает его пижаму. Он неуверенно обнимает Грейнджер в ответ.
Чья-то тень исчезает за приоткрытыми дверьми лазарета.

Северус Снейп впервые за долгие годы работы слышит, как бешено колотится его сердце. Он запирает кабинет и вытягивает серебряную нить воспоминания в Омут, чтобы стереть его невероятную яркость и, только потом, чтобы передать директору.
А в голове крутится навязчивая мысль, которую Снейп вышептывает одними губами:
─ Дамблдор проиграл.


Выбор

Тяжеловесная фигура Дамблдора утопает в директорском кресле.
─ Вы мне солгали!
Альбус терпеливо ждет новой вспышки ярости. Лорд Волдеморт остается для него обычным мальчишкой: эта мысль делает воздух в кабинете гуще и калёнее.
─ Вы говорили, что Хогвартс станет для меня настоящим домом, Дамблдор, а теперь во второй раз выставляете меня на улицу, ─ главный его промах – попытка воззвать к жалости, сманипулировать, подобрать фразу – одну из тех, «дамблдоровских» - чтобы ударить врага его же оружием. Альбус всегда удивлялся, что Том так превратно понимает любовь: она ведь не слабость, нет, но у него не получится объяснить. Ему – не получится.
─ Мы оба знаем с тобой, Том, что ты зашел слишком далеко, ─ он снимает очки и складывает их дужками вверх. Всегда, если разговор становится неприятным.
Лорд Волдеморт, наконец, садится напротив.

Том подслушал пароль еще утром, когда Снейп последний раз был у директора. Он не знает, зачем здесь. Крадется от самых ступенек до округлой кованой двери.
Свет яркими пятнами пронзает мрак винтовой лестницы.

─ Возможно, я не был внимателен к тебе когда-то. Но ты преподал мне хороший урок, Том. Я не позволю тебе травить студентов тем ядом, которым отравился ты сам, ─ жестко говорит Дамблдор.
─ Мне жаль расстраивать вас, директор, но вы опоздали и с этим.
Альбус знает, что Лорд Волдеморт опережает его на шаг. Но по дороге – куда?
─ Нам не о чем говорить с тобой, Том. Пока я здесь, ты больше не переступишь порога школы ни в качестве преподавателя, ни в качестве кого-либо еще. А теперь я прошу тебя удалиться, меня ждут дела.
Альбус упирается руками в стол, грозно нависая над бывшим учеником. Том величественно встает: он выглядит бесстрастным.
─ Не прикрывайтесь студентами, Дамблдор, вам всегда было плевать на них, ─ раздается вальяжный ответ. И болезненный укус напоследок: ─ Единственное, что мучит вас сейчас и будет мучить до самой смерти – чувство вины.
─ До свидания, Том.

Но по-настоящему болезненным этот укус станет лишь через много лет, когда самые талантливые волшебники на глазах Альбуса превратятся в чудовищ. И не по одну сторону.
По обе.

Воздух горит – лето перекидывается искрами заклинаний.
─ Ты снова бежишь от меня, Том?
Низкий, но кажущийся громадным силуэт Дамблдора, отражает новый опасный луч. Том растворяется то в молодой листве липовой рощи, то в вихре темных чар: солнце играет в стеклах очков, и Альбус никак не может зацепиться взглядом за противника. Или не хочет.
─ Вы собираетесь уморить меня нотациями, Дамблдор? ─ насмешливо доносится из-за деревьев, и Альбус делает «предупредительный выстрел».

Овидиевы метаморфозы. Именно поэтому, он так легко поверил в виновность Сириуса. Они все поверили.
─ Мне бы не хотелось, чтобы ты чувствовал себя здесь неловко, Гарри, ─ дверь со скрежетом отворяется, и Том осторожно ступает вперед. ─ Что привело тебя сюда?
─ Простите, профессор, ─ негромко. ─ Я хотел поговорить с вами.
Он проводит рукой по железным петлям, будто пытается сохранить за собой пути к отступлению.
─ О чем же, мой мальчик?
─ О Томе Риддле.

Он всегда оставлял ему шанс на прощение. Но Том злился и уходил все дальше, во мрак.
─ Это последнее предупреждение, Том. Впредь я не собираюсь быть таким милосердным.
─ Авада Кедавра!
Чистая ненависть пробивает любые щиты. Альбус уклоняется, и пронзительная зелень проскальзывает в паре сантиметров от его головы.
Где-то вдалеке слышится топот доброго аврорского десятка.

Дамблдор верен своему слову: он описывает палочкой круг, и огонь, срывающийся с ее кончика, поджигает лес. Его уха касаются беспорядочные хлопки – Том безуспешно пытается аппарировать.
─ У тебя еще есть выбор, Том. Одумайся, я прошу тебя.
Шорох костра искажает слова. Том бежит, пробиваясь сквозь гибкие ветки к границе барьера, и его догоняет беспощадное «я прощу тебя».
─ Никогда! – рычание.
Альбус смотрит вслед быстро удаляющейся тени.
Хлопок.

Дамблдор медленно выходит из-за стола и складывает руки за спиной, одну в другую.
─ Выбор, Гарри. Помнишь, я говорил тебе об этом?
Том кивает и делает еще один шаг.
─ Ты всегда сможешь выбрать, кем быть, мой мальчик. Не так важно, кто ты есть, Гарри, важно то, кем ты станешь.

На мгновение у Тома перехватывает дыхание.
─ У него тоже был выбор, профессор?
Альбус чуть поджимает губы и уводит взгляд в сторону.

«─ Единственное, что мучит вас сейчас и будет мучить до самой смерти – чувство вины.
─ До свидания, Том».

─ И он его сделал, Гарри.
Дамблдор снимает очки и кладет их поверх какой-то книги. Дужками вверх.
─ Тогда почему вы... Почему вы говорите так, словно виноваты? ─ директор стремительно поворачивается в его сторону.
─ У тебя прекрасная интуиция, Гарри. Я должен был понять это еще в первую нашу встречу, ─ он пытается уйти от ответа, но Том смотрит пытливо и выжидающе. ─ Я мог помочь ему, ─ неожиданно начинает Дамблдор и сам резко обрывает себя: ─ Нет, Гарри, я был должен помочь ему.
Том удивленно следит за тем, как четко на лице директора вычерчиваются глубокие морщины около рта и глаз.
─ Я был тем, кто открыл Тому мир магии, но я же и заклеймил его: вместо того, чтобы протянуть ему руку, я ждал, что он оступится. Я видел его слабость, но ничего не сделал, чтобы спасти его. В том, что Том Риддл стал Темным Лордом, есть и моя вина. Не знаю, сможешь ли ты простить меня.
─ Главное, чтобы он вас простил.
«А ты умеешь быть жестоким, Гарри. Совсем как Том».

Губы Дамблдора растягиваются в широкой и щедрой улыбке.
─ Ты бесконечно добр, Гарри, и это качество многие недооценивают, но я прошу тебя, ─ он останавливается и продолжает вкрадчиво: ─ Не жалей его. Том сделал свой выбор. И делает его до сих пор.
─ Он ведь уже не сможет повернуть назад, ─ лукавый полувопрос: «вы ведь все равно не сможете принять его».
«Никогда!»
─ Думаю, что нет.


Снитч

Солнце заливает квиддичное поле жидким золотом, а на лакированном дереве трибун играют мелкие блики. Том касается рукоятки метлы со смешанным чувством восторга и страха: ему кажется, что до этого дня он никогда не летал.
─ У тебя все получится, Гарри, ─ тихо подбадривает его Рон, проходя мимо, но от двоякого предвкушения тренировки Тома берет мелкая дрожь.
Анджелина расстегивает ремешки старого дипломата, и свет растекается по рвущимся вверх мячам. Снитч насмешливо кружится вокруг игроков, а затем неожиданно исчезает из поля зрения, заставляя ловца оторваться от земли. Том внимательно следит за тем, как уверенно держатся остальные, и тщеславие заставляет его не медлить.
─ Все получится, ─ клятвенно произносит он и взмывает в бесконечно синее небо.

Метла заметно вибрирует, но он продолжает набирать высоту, потому что существует лишь цель – и эта цель находится в руке у наглого белобрысого мальчишки.

Петля.
─ Что ты там делаешь, Поттер?! ─ кричит Джонсон, с ужасом наблюдая за крутым пике. Том с трудом выравнивает метлу.
─ Все в порядке, извини, ─ неуверенно отвечает он, пытаясь выискать глазами снитч.
Но стоит тому чуть слышно зажужжать над ухом, как небо рассыпается кусочками мозаики и складывается в совсем другой пазл.

Легкое головокружение и тошнота: что-то холодное пробивается из груди к горлу и дальше. Болезненная резь по нёбу, ─ и крылатое создание покорно оседает в сомкнутые ладони.
─ Гарри Поттер поймал снитч!

Память тела. Том делает бессознательный рывок к источнику звука и начинает набирать скорость. Чужая угловатая рука тянется вперед, а глаза предательски слезятся.

Рассекаемый скоростью воздух звенит в ушах. И в этом звоне Том слышит покалывание костра. Ветки вспарывают кожу, оставляя на лице тонкие саднящие следы. Где-то позади огонь пожирает мягкую подстилку леса, и каждая несвоевременная попытка аппарации перекидывает Тома с места на место, по кругу.
─ У тебя еще есть выбор, Том. Одумайся, я прощу тебя.
Глубокий печальный голос настигает его под этим куполом, вызывая внутри едкую волну отчаяния и гнева. Настоящее цунами.
─ Никогда!
Слишком жарко. Том останавливается, чтобы отдышаться, и замечает, что в нескольких шагах от него дым причудливо ломается и струится по краю невидимой грани.
Нашел.

Изящные крылья ласково трепещут в скользкой от пота ладони.


Том щурится: закатное солнце весело танцует на стеклах очков. Метла заброшена под кровать до следующей тренировки, и Том уверен, что нет ничего лучше прогулки вдоль озера, ведь ноги твердо врастают в сушу, а иногда – там, где вода совсем размочила глинистую почву – и проваливаются вниз.
Они идут втроем. К этому Том уже привык гораздо больше, чем к одиночеству.
─ Я в тебе не сомневался, ─ говорит Рон, хлопнув его по плечу.
Гермиона, зябко обхватив себя руками, следит за огненной линией горизонта.
─ Гарри, в самом начале тренировки, когда ты ушел в пике, ты что-то вспомнил?
Том в ответ едва заметно улыбается: за яркими, почти осязаемыми картинами восстают другие, посеревшие от старости.
─ Да. Вспомнил первый полет и матч. В начале – только мгновение, а сейчас ты спросила, и я понял, что помню гораздо больше.
─ Это отлично, Гарри. Значит, постепенно воспоминания полностью восстановятся, а нам просто нужно найти то, что послужит их катализатором, ─ она произносит это с отчаянной надеждой, как будто воспоминания смогут вернуть ему утраченные чувства и ощущения – как будто она действительно в это верит.
Рон напряженно молчит.
─ Если бы найти было так просто, ─ вздыхает Том.

***
Том никогда раньше не видел коридора, отделанного черным мрамором. Фантазия сна заводит его далеко: пять дверей и не единого выхода.
«Ты же хочешь вс-се вс-спомнить, Гарри?»
Пространство подчиняется не ему, а шипящему голосу – одна из дверей заманчиво приоткрывается, впуская Тома внутрь, к длинному ряду высоких стеллажей. Он проходит вперед медленно, постоянно оглядываясь по сторонам, будто тот, кто управляет его сном, решится напасть, но ясная тишина нарушается только мальчишескими шагами. В приглушенном свете тускло блестят тысячи стеклянных шариков – притягивает внимание только один.
«Воз-зьми его, Гарри. И ты вс-спомнишь вс-се».
Том осторожно стирает с маленькой таблички, прикрепленной снизу, десятилетнюю пыль: «С.П.Т. и А.П.В.Б.Д.
Темный Лорд и Гарри Поттер (?)».
─ Что это? ─ надломленный поттеровский голос эхом разлетается по помещению, но никто не торопится отвечать. ─ Я знаю, ты слышишь меня. Почему ты хочешь, чтобы я вспомнил? ─ спокойные и вдумчивые фразы канут в пустоту. Том касается тонкого стекла, и все растворяется в мягкой черноте спальни.


Бледное лицо Рона склоняется прямо над ним.
─ Гарри, Гарри! Как ты? Гарри, очнись! ─ причитает он, для верности встряхивая друга за плечи.
─ Что ты тут делаешь?! ─ рассерженно шипит Том. Он уверен, что именно Уизли помешал увидеть ему желаемое: жизнь Поттера.
─ С кем ты говорил во сне? Ты видел что-то важное? ─ встревоженно продолжает Рон, не обращая внимания на несвойственные Гарри нотки.
─ Это не важно, иди спать.
─ Гарри, кто был там? ─ с нажимом спрашивает Рон и неожиданно переходит на шепот: ─ Ты понимаешь, что в прошлом году во снах ты видел Того-Кого-Нельзя-Называть?
Во взгляде Тома отчетливо читается изумление: не потому, что Волдеморт тревожил его сны и раньше – потому, что Поттер рассказывал об этом своим друзьям.
─ Он и тогда говорил со мной? ─ Том раздраженно задергивает за ним полог кровати и накладывает заглушающие чары.
─ Нет. Он злился, и ты видел то же, что и он.
Том закрывает лицо руками.

─ Он хочет, чтобы я все вспомнил. Он подвел меня к стеллажу со сферой, под ней была подпись: информация, если она вообще существует, касается меня и его.
─ И ты... так просто поверил его словам? ─ ошарашенно спрашивает Рон. ─ Ты не можешь, Гарри! Он убил твоих родителей, он с первого курса охотится за тобой, опомнись! Нет, ты должен рассказать обо всем Дамблдору.
Том отвечает, горько усмехнувшись:
─ Там есть и его имя, Рон. И я не уверен, что теперь смогу ему доверять.


Дневник

«Он больше не придет».
С этой беспощадной мыслью Том спускается по утрам на опостылевший завтрак, с ней же – ложится спать. Сентябрь стремительно тает: небо над Большим Залом наливается свинцом.
Последний день насмешливо выпадает на субботу и потому кажется Тому еще более отвратительным.
─ Ты больше ничего не вспомнил, Гарри?
Слова Грейнджер отдаются в голове звонким эхом – еще и еще – и регистр фразы немилосердно переходит из дружеской заботы в едкую издевку.
─ Тебе не надоело спрашивать меня об этом каждый день? Нет.
Вилка с глухим стуком касается стола.
─ Нам нужно найти что-то еще. Что-то важное для тебя.
─ Я не могу. Все, о чем ты и Рон рассказали мне, не помогает. Это тупик, ─ Том взвинчен до предела, но жесты его неестественно сдержаны. Он наклоняется к Гермионе через стол и доверительно шепчет: ─ Это прозвучит безумно, но мы... мы не спускались только в Тайную комнату.
Грейнджер на мгновение замирает, словно обдумывая услышанное. Том восстанавливает дистанцию и устремляет на подругу пытливый, изучающий взгляд.
─ Да, Гарри. Мы пойдем туда сегодня же.


«Он больше не придет».
Коридор второго этажа безлюден. Крепко сжимая теплую ладошку Гермионы, Том толкает свободной рукой дверь туалета.
─ Ты о Роне? ─ неожиданный вопрос выбивает у него почву из-под ног.
─ Что?
─ Ты сказал, что он больше не придет.
Том неуверенно подходит к умывальнику, который уже видел в одном из воспоминаний, и проводит пальцами по крану со змеей.
─ Да, о нем.
─ Не думай так, Гарри. Он вспыльчивый, но... он обязательно вернется.
Том улыбается:
─ Тебе лучше знать.
─ Неужели, Гарри, ты поругался со своим другом? ─ высокий истеричный голос доносится откуда-то сверху. Том оборачивается: еще одно надоедливое привидение. Странно, что он его раньше здесь не видел. ─ Ты так редко заходишь, Гарри. Я уже решила, что ты забыл обо мне, ─ притворный вздох, возведенные к потолку глаза Гермионы.
─ Привет, Миртл, ─ имя само ложится на язык, будто давно знакомое. ─ Мы сегодня по делу, но обещаю, что после мы обязательно поболтаем, ─ Том удивленно замечает, что то ли факт появления Поттера в заброшенном туалете действует на приведение успокаивающе, то ли просто – коротко уделенное ему внимание, но Миртл, удовлетворенно кивнув, прячется за дверцей одной из кабинок.
─ Гарри, ты помнишь, как открыть вход? ─ обеспокоенно интересуется Грейнджер.
─ Нет ничего проще, ─ он вглядывается в рисунок змеи и произносит одновременно властно и ласково: ─ Откройся.

─ Нам нужно... прыгнуть вниз?
─ Я попробую по-другому, ─ Том старается скрыть волнение, но голос его предательски дрожит. ─ Лестница.
Ступеньки – одна за другой – появляются по спирали. Удовлетворенно хмыкнув, Том делает первый шаг вниз.

Величие всегда таится в глубине.
Том понимает своего предка, как никто другой: только чистокровные хранят память о своем роде, передают знания из поколения в поколение, от истоков самой магии. Они – жрецы, на которых должно держаться общество. Они – хранители мира, который все еще отличается от маггловского.
Том просто обязан его спасти.

Кости под ногами жалобно хрустят.
─ Люмос, ─ из темноты вырастает вид на туннель и железный люк. Том помогает Гермионе спуститься и указывает палочкой в сторону еще одной преодолимой преграды. ─ Кажется, нам туда.
─ Ты вспомнил Миртл?
─ Только ее имя.
Он ощупывает змей на люке руками, словно контакт сможет пробудить в нем какую-то неведомую силу, но ничего не происходит, и Том разочарованно открывает проход.
Из зала в туннель тянется длинный скелет василиска.

Он обманывает самого себя.
Лицемерный полукровка в попытке обрести бессмертие: Том до дрожи в коленях страшится наказания за свою дерзость. Он нервно перебирает страницы дневника, спиной ощущая скользящее движение чудовища.

─ До сих пор не представляю, как у меня получилось убить его мечом, ─ удрученно замечает Том, когда они доходят до каменного лика Салазара.
─ Честно? Я тоже.

Том склоняется над мертвой Миртл, с болезненным любопытством разглядывая ее бледное мягко очерченное лицо и пустые зрачки. Его подташнивает от одной только мысли, что она, некогда нелепая, но живая, больше никогда не встанет, не пойдет на зелья или трансфигурацию, не захнычет и не запрется в туалете, преследуемая своими глупыми подружками.
Том помещает в дневник часть своей души и чувствует, как точивший его изнутри страх постепенно рассасывается, обращаясь в нечто несоизмеримо жесткое и злое: в абсолютное превосходство.

─ Гарри, ты здесь?
─ Не совсем.

Привилегии префекта позволяют ему издалека наблюдать за тем, как тело Миртл, накрытое простыней, выносят из туалета. Диппет и Дамблдор тихо переговариваются между собой, пока звонкий голос колдомедика не прерывает их обоих.
─ Девочка мертва, директор, но на ее теле нет никаких следов.
─ Если бы было использовано Непростительное...
Но Том больше ничего не слышит.
«Мертва».
Озноб. К горлу подступает тошнота.
«Мертва».
Том едва успевает добраться до умывальника: его нещадно рвет. Вся спина покрывается липким холодным потом.
«Мертва».
Вода долго не сможет смыть отвратительное ощущение горечи во рту. Том трясущимися руками стаскивает с себя влажную рубашку и со злостью бросает ее в камин.
Со стороны озера в высокие хогвартские окна сочатся красно-розовые лучи. Светает.

─ Все не то, ─ раздосадованный Том садится на ступени возле каменного рта Основателя. ─ Детали того, как я сражался с ним, ─ объясняет он Гермионе.
─ Может тебе нужно сосредоточиться на том, что было потом?

Клык василиска в дневнике причиняет ему невыносимую боль.
Но Том знает, точно знает, что у него есть шанс на возвращение.

─ Сейчас.

Круг масок, и вновь – чужое тело.
Он ощупывает длинными паучьими пальцами свое несовершенное лицо.
«Жив».
Над кладбищем разносится холодящий кровь хохот.

─ Гарри! ─ это Грейнджер встряхивает его за плечи, выдергивая из видения. ─ Что ты видел?
─ Возрождение, ─ судорожно выдыхает Том, пытаясь скрыть счастье, светящееся в глазах. ─ Теперь я вспомню. Теперь я все вспомню.


Пророчество

─ Значит, у меня есть надежда, что ты не станешь верить красноглазому ублюдку?
Изумленный Том поднимается на ноги, Гермиона с трудом прячет улыбку: Рон смотрит на них с вызовом, вздернув подбородок.
─ А я могу надеяться, что ты не станешь меня осуждать, ─ вторит ему Том, делая несколько шагов навстречу. Он уверенно протягивает Уизли руку, и чувствует, как от крепкого рукопожатия по всему телу разливается долгожданное тепло.
─ Я шел по коридору, когда увидел, как кто-то заходит в туалет. Решил проследить, а оказалось, что это вы. Да, думаю, что нам стоит отсюда выбираться. Мало ли кому еще взбредет в голову зайти к Миртл в гости.
─ Гарри, если ты уверен, что тебе не нужно побыть здесь еще чуть-чуть... ─ неуверенно начинает Грейнджер.
─ Вы идите, я вас догоню.
Том долго смотрит им вслед, и, когда они исчезают в темноте, закрывает глаза.

Рубеусу ломают палочку. Дамблдор ничем не может ему помочь, кроме унизительной должности лесника, и Том ликует: ему удалось переиграть его, всесильного старика, следившего за ним с момента первой их встречи. И пусть Дамблдор догадывается о его причастности – он никогда не сможет этого доказать: василиск снова заперт, и следующий хоркрукс Том намерен создать за пределами школы.
Остается найти достойное вместилище.

─ Гарри! ─ доносится издалека. ─ Мы подождем тебя наверху!

За несколько лет работы у Борджина Том привык к постоянному полумраку, но все же ему не сразу удается разглядеть тусклый блеск медальона. Он с трепетом сжимает его в ладони, отговаривая себя от безрассудства.
«Еще одна сделка, всего одна».
Если ведьма его не обманула, то скоро в его руках окажется чаша Хаффлпафф. Он покинет это прогнившее место и его скупого хозяина сразу с двумя реликвиями.

─ Сумасшествие, ─ бормочет себе под нос Том.
Он медленно движется по туннелю к выходу, и перед ним фантомами вырастают то громадное тело василиска, то летящий феникс, то двенадцатилетний Гарри Поттер, которому по-настоящему страшно, и все же чужую жизнь он ставит дороже своей.
Пока Рон и Гермиона о чем-то спорят, Том молча закрывает проход в Тайную комнату, и втроем они незаметно покидают туалет.
В коридоре по-прежнему пусто.
─ Все это кажется странным, но он больше не появлялся.
─ Гарри, только не говори, что ты опять о Нем, ─ Рон молитвенно складывает руки.
─ Потерпи, ─ одергивает его Том, продолжая рассуждать вслух: ─ Если бы он что-то хотел от меня, то появился бы еще раз. А он делает вид, будто ему все равно.
─ А что он показал тебе? Рон упоминал какие-то стеллажи. Может, это какое-то реальное место? И он хочет выманить тебя туда?
─ Ты знаешь, я не подумал об этом. Но в таком месте меня никогда не было. Или же я этого я не помню, ─ говорит Том, нахмурившись. ─ Он знает, что я ничего не помню, тогда как он может меня куда-то выманить?
Они заворачивают за угол: полуденное солнце бьет в глаза из южных окон.
─ Попробуй вспомнить все детали этого помещения. Может нам что-то удастся найти.
─ Это можно упростить, ─ неожиданно подает голос Рон. ─ Гарри, все это время ты просто ждал, что он придет снова, так?
Том отвечает утвердительным кивком.
─ Не верю, что я говорю тебе об этом, но ты можешь обратиться к нему, позвать. Если он думает, что ты все забыл, то...
─ То он построит все так, чтобы ты стал ему доверять! ─ ликующе завершает Гермиона. ─ Рон прав, это самый доступный нам вариант. К тому же, Он покажет тебе эту комнату еще раз, и ты сможешь ее получше запомнить.
─ Да, сегодня, ─ в глазах Тома загорается азартный огонек. ─ Рон, если что-то пойдет не так, ─ он останавливается, пытаясь подобрать верное слово, но Уизли заканчивает за него.
─ Скажу МакГонагалл, чтобы позвала Дамблдора. Хотя представляю себе, как все на уши встанут, когда поймут, в чем дело, ─ Рону определенно не нравится собственная идея, и Том чувствует, как чужой молчаливый протест неприятно скребет ему душу.
Такое необычное ощущение.
─ Если мы правильно поняли Его план, то он не станет нападать, Гарри, ─ Гермиона, заметив, как потупился взгляд друга, пытается его успокоить.
Том некоторое время над чем-то раздумывает, а затем говорит:
─ Посмотрим, чем это все закончится. Но думаю, ─ медлит, ─ я расскажу Дамблдору обо всем.
Рон удивленно встряхивает головой.

***
Том нервничает так сильно, что постель кажется ему колючей и жесткой. Он старательно представляет себе холодные морские волны или светлое лазоревое небо, чтобы сон скорее накрыл его, но засыпает поздно, когда Рон, не выдержав томительного ожидания, уже давно храпит на своей кровати. И это даже не сон, а какая-то навязчивая дремота, из которой вырваться невозможно.
«Ты здесь?» - пробует Том, и темнота вокруг приобретает размытые очертания комнаты.
«Здравс-ствуй, Гарри».
Сердце бьется как безумное, и Том шумно сглатывает, чтобы его удары больше не подступали к горлу.
«Что ты хотел показать мне? И зачем тебе это?» - он спрашивает без нахальства или напускной смелости: с чисто слизеринским любопытством. Волдеморт долго молчит, но комната вырисовывается все четче, превращаясь в огромный зал, наполняясь бесконечными стеллажами и стеклянными шариками.
«Тебе много лгали, Гарри. Я з-здес-сь, чтобы ис-справить это».
«Это не ответ».
Том начинает терять терпение. Его раздражает тихий шелестящий голос собеседника и беспомощность, с которой Том вынужден ждать его ответов.
«Ты должен вз-зять это пророчес-ство, Гарри. Ты должен с-спуститьс-ся в Отдел Тайн».
В опасной близости мерцает та самая стекляшка с подписью, но рука мальчика проходит сквозь нее.
«Где?» - переспрашивает Том, но через секунду поправляет самого себя: «Пророчество? О чем ты говоришь? Я не понимаю. Там же стоят инициалы Дамблдора! Значит, он знает о том, что внутри», - он продолжает рассуждать, не замечая, что Волдеморт уже злится на себя за допущенную оплошность. Стеллажи – один за другим – ломаются с громким треском и рассыпаются миллионами осколков, погребая под собой черный мрамор зала. Сон так реалистичен, что Том не раздумывая бежит к выходу: ряды стеллажей не кончаются, кусочки стекла продолжают падать рядом и сквозь него, пока комната не растворяется также быстро, как и появилась.
Он просыпается в холодном поту.

Рон все также звучно храпит, лежа на спине.


Соответствия

─ И больше он ничего не сказал? ─ вскользь интересуется Гермиона, обмакивая перо в чернильницу и дописывая несколько предложений в эссе по Трансфигурации.
─ Нет. По-видимому, он и так сболтнул лишнего.
Том напряжен: скрестив руки на груди, он чинно мерит шагами гриффиндорскую гостиную, останавливаясь, только получив новый вопрос.
─ Но ты думаешь, что Дамблдор должен знать об этом пророчестве?
─ Должен. Может быть, он и говорил мне о нем, а я забыл?

Рон бросает распечатанный конверт на стол между Томом и Гермионой и садится рядом.
─ Папа прислал ответ. Отдел Тайн находится в Министерстве Магии, на одном уровне с залом суда. Никто толком не знает, чем занимаются их сотрудники, но то, что ты видел во сне, – это зал пророчеств.
Том замирает в удивлении: брови вразлет, по-детски широко распахнутые глазища.
─ И...он хочет выманить меня туда? Но зачем?
─ Пророчество может взять только тот, о ком оно составлено, ─ со знанием дела отвечает Рон.

Тишину гостиной разрывают лишь потрескивание поленьев и тяжелое дыхание Тома. Нахмурившись до тонкой морщинки, Гермиона ровными движениями сворачивает пергамент и перевязывает его лентой.
─ Тогда Он тоже может его взять. Почему это должен делать Гарри? – спрашивает она, откладывая эссе в сторону.
Том пожимает плечами.
─ Он надеется, что содержимое этого пророчества в чем-то меня убедит.
─ А значит думает, что ты и раньше ничего не знал о его содержимом. Ты обещал рассказать все Дамблдору, ─ говорит Рон, глядя на друга долгим испытывающим взглядом, и Том намеренно уходит в тень.
─ Да, похоже, придется задать ему несколько вопросов.
─ Ты собрался к нему прямо сейчас?
─ А почему нет? В пароле опять какие-нибудь сладости, подберу.
Гермиона осторожно и ласково сжимает его плечо ладонью.
─ Удачи, Гарри.
─ Спасибо.

***
В кабинете Дамблдора всегда что-то звенит или жужжит, крутится волчком, рассыпается и восстанавливается: Том ждет этого, как ребенок – Рождества, а потому, как только поднимается по винтовой лестнице, оказывается неприятно удивлен – зловещая тишина встречает его пугающей и отталкивающей от себя тайной.
─ Профессор?
Его голос – мягкий, словно патока, – звучит необыкновенно напряженно и остро.

Феникс покорно склоняет голову перед чем-то неизведанным и величественным. Черные глазки-пуговки накрывает царственный сон, а перья вспыхивают, как от спички, и превращаются в горстку пепла.
Том отшатывается, мучительно оглядываясь по сторонам, и что-то лепечет появившемуся из-за угла Дамблдору. Но тот только таинственно улыбается и вынимает из пепла неоперенного птенца.

─ Добрый вечер, Гарри. Ты выглядишь обеспокоенным, ─ тихое приветствие заставляет Тома вздрогнуть и обернуться до головокружения быстро.
─ Простите, что без приглашения, профессор. Но я не мог не прийти к вам, ─ он выпаливает это скомканной скороговоркой и шумно сглатывает, будто бы в горле застрял комок из страха и сомнений.
Дамблдор терпеливо ждет, без тени волнения на лице, и на мгновение Тому кажется, что вот он – спасительный якорь, стоит только зацепиться, и можно плыть, ни о чем не задумываясь. Но наваждение спадает также быстро, как и появляется.

Взъерошив волосы, Том начинает говорить сдержанно и боязливо:
─ Волдеморт, он каким-то образом общается со мной… у меня в голове.
Улыбка сходит с лица директора, как лавина – с горы. Он, излучающий уверенность и спокойствие, неожиданно становится маленьким и беспомощным, словно жалкая деревянная копия настоящего Будды.
─ Во сне? Ты видел его или только слышал? ─ глухо.
Том вскидывает голову и, наблюдая за старым волшебником будто бы свысока, отвечает:
─ Во сне. Я слышал только его голос, но он мог управлять тем, что я вижу. Он показывал мне Отдел Тайн. Комнату, в которой хранятся пророчества…
─ И пророчество, сделанное о вас обоих, ─ заканчивает за него Дамблдор, сцепив узкие узловатые пальцы в замок.

Том медленно кивает.
─ Я не хотел рассказывать тебе об этом раньше, чем ты вспомнишь свою жизнь, но теперь откладывать невозможно, ─ голос директора звучит и твердо, и обреченно.
─ О чем или о ком, профессор? Я видел там ваши инициалы.
Дерзкий вопрос срывается с языка быстрее, чем Том успевает подумать. Он с вызовом смотрит на опустошенного, почти разбитого Дамблдора: тонкие нити бровей приподняты в удивлении, глубокая сетка морщин прорезается от уголков губ – вниз.

Феникс пронзительно клекочет, купаясь в лучах закатного солнца.
─ О чем или о ком, сэр? И давно вы знаете о моем отце? Почему вы ничего мне не сказали?! ─ Альбус следит за Риддлом, мечущимся в кабинете Трансфигурации, тяжелым непроницаемым взглядом.
─ Чтобы уберечь тебя от необдуманных поступков, Том. Я понимаю, что ты зол…
─ Да ни черта вы не понимаете! Как вы вообще можете рассуждать об этом! ─ он задыхается, выплевывая обвинения одно за другим, – Дамблдор молчит, ожидая затишья. Они оба не первый день ходят по замкнутому кругу из лжи и недомолвок, но каждый из них боится его разорвать.
─ Тебе нужно успокоиться, тогда мы сможем поговорить.
─ Мне ничего от вас не нужно, ─ зло отвечает Том и уходит, намеренно хлопнув дверью. Дамблдор уверен, что круг все еще не разорван, но, когда Риддл не приходит на следующий день, и через день, и через неделю – Альбуса, наконец, накрывает оглушающая тишина.

─ Пожалуй, я даже не знаю, с чего начать, Гарри.
Легкое сопротивление, попытка уйти от разговора – лишь видимость, потому что впервые они чувствуют, как сильно им необходим этот разговор.
Дамблдор садится в директорское кресло и жестом приглашает гостя занять место напротив. Том, покорно и вежливо улыбнувшись, доверительно смотрит волшебнику прямо в глаза:
─ С самого начала, сэр.


Директор

«Знал слишком многих» - личное проклятие Альбуса, которое еще может лечь на его могилу пренебрежительной эпитафией. Он смотрит на Гарри, и ему кажется, будто лицо мальчика стирается, уступая место тысячам других...

Пламя истапливает огарок свечи, и Альбус достает из ящика стола еще одну.
«Почему без магии?» – вопрос вертится у Тома на языке, но он так и не решается его задать, пристально наблюдая за тем, как профессор поджигает фитиль.
─ Ты злишься, не принимая во внимание одного: нами всеми распоряжается судьба… ─ мягко замечает Дамблдор, но Риддл вскидывается на него разъяренной коброй: резко поднимаясь с места, он нехотя гасит свечу, и оба – учитель и ученик – оказываются в кромешной темноте.
─ Судьба? Хотите сказать, что судьба забросила меня в маггловский приют?! Или, может быть, Бог? Вы просто смеетесь надо мной! ─ слепо кричит Том, пытаясь нащупать волшебную палочку в кармане мантии.
─ Ты не понимаешь, обстоятельства бывают сильнее нас. Называй это каким угодно словом, но ты никогда не сможешь получать только то, что хочешь, избегая неприятностей.
Альбус накрывает свечу ладонью: на бело-розовой коже снова пляшет маленький огонек. Том передергивает плечами, демонстрируя, что этот фокус уже давно не впечатляет его.
─ Вы ошибаетесь, сэр. Если вы оказались недостаточно сильны, чтобы протянуть руку и взять то, что принадлежит вам по праву, то я не остановлюсь.
Яркий свет люмоса озаряет кабинет.

Впрочем, нельзя же так долго молчать?
─ Насколько мне известно, ты проявил невероятное рвение к восстановлению своих воспоминаний, и даже несколько раз заглянул в хронику первой магической войны, ─ ровно произносит Дамблдор. Эти сведения достались ему от мадам Пинс, никогда ранее не замечавшей за Гарри такого рвения к изучению истории. ─ Но, конечно, ты не смог найти там причин, по которым Лорд Волдеморт захотел уничтожить годовалого ребенка.
Солнечные блики перекликаются в круглых стеклах очков, и вместо изумрудной радужки глаз Альбус видит лишь темные пятна.
─ Мне казалось это очевидным, профессор, ─ в голосе Гарри слышится тонкая нота надменности. ─ Мои родители выступали против его политики, и он захотел их уничтожить, как и многих других, а оставлять в живых того, кто в будущем захочет отомстить за свою семью, просто глупо.
Дамблдор невольно подмечает, что выводы Гарри логичны ровно настолько, насколько в них не достает сочувствия. Он словно пытается отгородиться от произошедшего, вынуть уже некогда утраченную память из своей головы, не понимая, что в этой памяти – его сила, а не слабость. И пытаться объяснить это сейчас – только наткнутся на стену недоверия и злости.
─ Верно, Гарри. Но только в этой истории так много деталей, что очевидное становится ложным или несущественным. Например, Волдеморт в течение года пытался найти твою семью. Зачем тратить столько усилий на трех человек, которые, к тому же, в это время уже не предпринимали никаких активных действий?
─ Да, это… странно.
Гарри подбирает подходящее слово с трудом, и этот факт бальзамом ложится на уставшее сердце Альбуса.

От гнева у Тома краснеет лицо.
─ Я не хочу об этом говорить, сэр.
─ Считаешь, что запретив себе вспоминать – избавишься от слабости? Ты ошибаешься, Том. Оно будет точить тебя изнутри, всегда, ─ убежденно произносит Альбус, будто бы и сам когда-то ненавидел своего отца. Но если копнуть глубже, окажется, что, действительно, ненавидел?
─ Конечно, вы ведь все знаете, профессор. Может, вы уже рассчитали мою судьбу на несколько десятилетий вперед?
Вместо слов в память Дамблдора врезаются только презрительно искривленный рот, дернувшийся уголок губ.
─ Ты переводишь тему. Я всего лишь хочу помочь тебе.
─ Если бы вы хотели мне помочь, ─ с горечью отвечает Том, – не лгали бы и не скрывали от меня ничего. Простите, сэр. Из этого ничего не выйдет.
Он спиной отходит к двери, совершая единственный в своей жизни унизительный побег. Альбус еще долго смотрит в пустой створ двери.


─ На самом деле… Гарри, из-за пророчества, которое целиком так и не стало известно Волдеморту, он пришел в ту ночь в дом твоих родителей.
«Если бы вы хотели мне помочь».

Руку сводит судорогой – Альбус перебирает пальцами воздух, пытаясь подобрать слова.
─ Кто же верит в пророчества, профессор?
Брови удивленно и недоверчиво вздернуты вверх.
«Не лгали бы и не скрывали от меня ничего».

─ Страх иногда творит с людьми чудовищные вещи, ─ вполголоса отвечает Дамблдор. ─ Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда... рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца, ─ цитирует он по памяти. ─ Волдеморт поверил в это. Теперь же, после того как тебе несколько раз удалось разрушить его планы, он уверен, что пророчество правдиво.
Гарри проходит вперед, проводя пальцем по запыленной поверхности стола.
─ И он хочет знать продолжение, верно? Чтобы понять… свою ошибку.
Альбус молча кивает.

─ Не говорите. Продолжение, я имею ввиду, ─ решается Гарри. ─ Пока оно неизвестно мне, я могу его изменить.
Эта простая истина вихрем врывается в сознание Альбуса: он с восхищением смотрит на своего ученика, впервые отказываясь просчитывать ходы, исходя из новых обстоятельств.
─ Мудрое решение, Гарри. Но ты должен помнить, что всегда сможешь спросить меня об этом.
─ Спасибо, сэр.
Он отходит спиной, словно старается держать Дамблдора в поле зрения, а затем тенью скрывается за каменным арочным сводом. С давно забытым ощущением пустоты Альбус закрывает глаза.


Ментальная магия

Зима заявляет свои права второго ноября: северный ветер рассыпает снег по темной поникшей траве, но он тает, так и не успевая коснуться слабых стеблей.
─ Вы хотели видеть меня, директор?
Альбус оборачивается: Снейп приближается к нему своей привычной хлесткой походкой.
─ Добрый день, Северус. Чудесная погода, не правда ли?
─ У меня не было времени, чтобы оценить ее по достоинству, ─ раздраженно отвечает Снейп на дежурную любезность.

Дамблдор стоит у окна, крепко сцепив за спиной руки. Сквозь запотевшее стекло тянутся едва обозначенные еловые ветки, по размытой линии горизонта - призрачные верхушки деревьев.
─ Не доставляет ли инспектор Амбридж вам лишних неудобств? ─ вскользь интересуется Альбус.
На губах зельевара расцветает усмешка.
─ Кажется, она безуспешно пытается спровоцировать гриффиндорцев на занятиях по Защите. И безуспешно только благодаря Поттеру: говорят, он никак не реагирует на ее выпады в свою сторону.
─ Он изменился, ─ соглашается Дамблдор. ─ На днях Гарри сообщил мне, что Том является к нему во сне и говорит с ним.
Лицо Северуса в мгновение ока становится непроницаемым, и Альбус понимает: он боится, что хрупкое доверие потерявшего память ребенка вот-вот разобьется вдребезги. Если уже не разбилось.
─ Хотите сказать, что мальчишка отвечал ему? Это… было реальным? ─ дрогнувшим голосом спрашивает Снейп.
─ Скорее нет, чем да. Темный Лорд каким-то образом проникает в ослабленное сознание Гарри, провоцируя определенные видения. Я никогда не подозревал, что возможна легилименция на расстоянии… ─ с хорошо скрываемым восхищением произносит Альбус, но Северус прерывает его едким комментарием:
─ Поттер всегда во что-то вляпывается.
Дамблдор смотрит на Снейпа с упреком, хоть отчасти и сам разделяет его досаду.
─ Северус, Темный Лорд не сообщал о своих планах касаемо Гарри?
─ Нет, иначе вы бы знали об этом, ─ говорит Снейп, но в восстановившемся напряженном молчании Альбус слышит болезненное: «Не лгали бы и не скрывали от меня ничего».

Чувство вины как цветок раскрывает острые лепестки где-то в области диафрагмы так, что становится трудно дышать. Дамблдор безотчетно кладет белую морщинистую ладонь на грудь, пытаясь избавиться от неприятного ощущения.
─ Гарри попросил рассказать меня о пророчестве. Оказалось, что Том показывал ему Отдел Тайн.
Настороженный и почти насмешливый изгиб брови, – Северус бравирует в попытке скрыть вновь подступающий страх.
─ Что ему известно?
─ Только то, что я слышал это пророчество из уст Сибиллы. Гарри расценил действия Тома как попытку… переманить его на свою сторону. Он пришел узнать содержание пророчества, ─ Альбус намеренно не говорит ни слова об обстоятельствах, но наталкивается на полной мрачной решимости взгляд Снейпа.
─ И вы сказали ему?
«И вы сказали ему, что в смерти его матери виноват я, Альбус?»
─ Я успел рассказать ему только то, что вы, Северус, некогда подслушали в Кабаньей голове. Гарри отказался услышать продолжение.
─ Отказался? ─ неверяще переспрашивает Снейп. ─ Хотите сказать, что он даже не спросил, откуда Темному Лорду известна первая часть пророчества?
Призрачный огонек надежды на донышке глаз.
─ Не спросил.
Северус растерян:
─ Тогда зачем вы рассказываете мне это?

Дамблдор тяжело вздыхает, старательно отводя взгляд в сторону.
─ Темный Лорд скоро поймет, что его план провалился. Если он сейчас способен менять сны Гарри, то что помешает ему и дальше воздействовать на мальчика? Все это может зайти слишком далеко.
─ Я все еще не понимаю, к чему вы клоните, Альбус, ─ с нажимом произносит Снейп.

Летом замок пуст, и дорога из лазарета до первой лестницы кажется невероятно длинной.
─ Теперь у Гарри нет никаких воспоминаний о вас, и в ваших силах наладить отношения с мальчиком…
─ Меня, в отличие от Поттера, память не подводит, ─ цедит Снейп. ─ И я никогда не забуду насколько он наглый, невыносимый и заносчивый ребенок! Я согласился защищать его, Альбус, а не нянчиться с ним, как это делают все остальные.
Дамблдор лукаво улыбается:
─ Может быть, если бы вы не выказывали Гарри столько ненависти, он бы гораздо больше прислушивался к вашим советам, Северус?

─ Гарри нужно обучить окклюменции.
Тишина взрывается мириадами осколков.
─ Почему бы вам не заняться этим с мальчишкой? Ментальная магия требуется хотя бы доверительных отношений между учителем и учеником. Да мне ли вам это объяснять! ─ мгновенно вспыхивает Снейп, но Дамблдор встречает его возражения с безнадежным смирением и усталостью.
─ Северус, я прошу вас. Гарри многого не помнит. Я уверен, что он не испытывает к вам прежней ненависти.
Стыдясь своей несдержанности, Снейп отвечает тихо и неуверенно:
─ Я… хорошо, Альбус. Я постараюсь. Поттер, предполагаю, должен узнать эту новость от меня?
Кивок.

─ Он не похож на прежнего Гарри. Он стал молчаливым и даже скрытным, это настораживает меня.
─ Вполне возможно, что эмоции… не беспокоят его. По крайней мере, теперь зелья ему удаются сносно, ─ замечает Снейп с явной неохотой.
─ Считаете, что это к лучшему?
Альбус смотрит на него с затаенной надеждой, но Северус только пожимает плечами.
─ Чем меньше мальчишка демонстрирует свои слабости, тем он менее уязвим. Я докладываю Ему, что Поттер слаб и подавлен, не доверяет вам и больше интересуется учебой, нежели друзьями. Поттер прав: Темный Лорд считает, что сможет переманить его на свою сторону.
─ А как считаете вы, Северус?
Снейп отвечает со злой усмешкой:
─ Если я увижу в голове Поттера хоть одну мысль, подобную этой, я сам его убью. Прошу прощения, Альбус, но урок начинается через десять минут.
─ Всего доброго, Северус.
Последней из директорского кабинета исчезает черная мантия профессора.

***
─ Мистер Поттер, задержитесь, ─ произносит Снейп, когда большая часть студентов уже находится за пределами класса. Лицо мальчишки озаряется любопытством:
─ Да, сэр?
─ Директор решил, что вашей персоне нужно уделять еще больше внимания, чем обычно, ─ говорит зельевар в своей привычной манере, но прекрасно чувствует, как у него предательски колотится сердце. ─ С завтрашнего дня вы займетесь со мной ментальной магией. Вы понимаете, о чем я говорю?
Поттер хмурится, силясь вспомнить хоть что-то, а потом неожиданно выдает:
─ Не совсем, профессор.
Северус окидывает его насмешливым взглядом:
─ Я жду вас завтра в семь в моем кабинете. Своим друзьями скажете, что у вас отработка. Ясно?
─ Да, сэр, ─ вежливо отвечает наглец и уже на пути к выходу добавляет: ─ Это ведь связано с Ним?
─ Именно, Поттер. Отрадно видеть, что вы поумнели за лето. Осталось проверить, надолго ли.


Окклюменция

От автора: дорогие читатели, пожалуйста, оставляйте отзывы. Мне было бы очень интересно узнать ваш взгляд на развитие сюжета)
***

Часы с тихим щелканьем отсчитывают секунды, и, когда стрелка проходит римскую двенадцать, в дверь несколько раз настойчиво стучат.
─ Войдите, ─ скупо роняет Северус.
В темной прогалине вырисовывается мальчишеский силуэт: всклоченные волосы, острые плечи. Он неуверенно перешагивает порог кабинета, и в тусклом освещении начинают бликовать смешные круглые очки.
─ Добрый вечер, сэр.
Снейп молча кивает, глядя на Поттера почти изучающе, потому что многое в его облике кажется ему незнакомым: вот он плавно ведет руку назад, чтобы потянуть на себя дверную ручку, расправляет невидимые складки на одежде и поднимает голову, не нахально, но и не трусливо.
─ Можете оставить волшебную палочку на моем столе, она вам сегодня не понадобится.
Поттер ведет себя слишком покорно, и Северус еле сдерживается от навязчивого желания сейчас же вывернуть сознание мальчишки наизнанку. Сдерживается и язвительно добавляет: ─ Подойдите ближе и встаньте напротив меня, Поттер, я не кусаюсь.
Он хочет начать без предупреждения, подло напасть, чтобы вечерами смаковать до безобразия легкую победу над самым отвратительным ребенком в мире, но в последний момент останавливается, удерживая на самом кончике языка так и не произнесенное заклинание, – снизу вверх из-за старомодных толстых линз на Снейпа вопрошающе смотрят два изумрудных глаза. И вместо заготовленного «Legilimens» Северус произносит коротко и сухо: ─ Ваша задача – защитить свое сознание от проникновения извне. Я буду нападать на вас, вы – пытаться закрыть от меня свои воспоминания.
─ И как мне сделать это? ─ с любопытством.
─ Постарайтесь очистить свое сознание. Мы начнем на счет «три». Раз, два, Legilimens!
Темный круговорот картинок, и запоздалое: «Было бы что очищать».
Северус оказывается в пустой комнате. Делает шаг вперед, – морок рассеивается. Как кукольная декорация возникает дом на Приват Драйв. Он протягивает руку в надежде уцепиться за это воспоминание, но чувствует, что проводит пальцами по наглухо забитой оконной раме.
«Чертов Поттер!»
Все исчезает.
Дым. Гудок поезда.
Пустая комната.
Рыжие волосы Джинни Уизли.

Снейп медленно закрывает и открывает глаза.
─ Что-то не так, сэр?
«Наглец».
─ Вы даже не пытались! ─ рявкает Северус, стараясь изгнать из своей памяти бесконечные пустые комнаты. ─ Безмозглый мальчишка, думаете, Темный Лорд станет церемонится с вами? Он пойдет напролом, через все белые пятна вашей биографии!
─ Я не мог очистить то, чего нет, профессор, ─ тихо, почти скороговоркой отвечает Поттер. ─ Я… старался подсунуть вам пустую комнату.
─ Слишком медленно старались, Поттер! Раз, два, Legilimens!

Пустая комната. Дверь белая и, кажется, полая внутри.
Рыжие волосы. Дневник.
Пустая комната.
Пустая комната.
Пустая комната.
Рыжие волосы. Зеленый свет.
«Лили».

Болезненный толчок в область груди – Снейп понимает, что вокруг не полупустое сознание Поттера, а кабинет.
─ Уже лучше, ─ хрипло говорит он, сглатывая комок, подступивший к горлу.

Минутная стрелка вползает на римскую «четыре».
─ Темный Лорд, ─ поморщившись начинает мальчишка. ─ Каким-то образом меняет пространство у меня в голове.
─ Он пытался увидеть ваши воспоминания?
─ Нет. Он пытался показать свои.

Северус жестче, чем обычно, сжимает палочку.
─ Покажите мне их. Раз, два, Legilimens!
Поттер даже не сопротивляется.

Из тумана сна черной тушью вырастают очертания незнакомого пространства.
Не зал – широкий проспект из стеллажей. Среди тысячи потухших шаров видно лишь те, что подсвечиваются голубым. Каждый ряд пронумерован с чиновничьей дотошностью, и Снейп ни на секунду не сомневается в том, что этот Отдел Тайн – настоящий.
«Тебе много лгали, Гарри. Я з-здес-сь, чтобы ис-справить это».
Шипящий голос Темного Лорда невозможно спутать ни с чьим другим, и Северус чувствует, как его спина покрывается холодным липким потом.
«Ты должен вз-зять это пророчес-ство, Гарри. Ты должен с-спуститьс-ся в Отдел Тайн».
Неожиданно верхняя полка стеллажа срывается вниз, обрушивая и остальные. Все происходит неестественно медленно, будто кто-то старательно создает иллюзию падения. Осколки проходят сквозь Снейпа, и ментальная связь резко прерывается.

Остальной мир смазан вокруг ярко-зеленой радужки глаз.
Северус с трудом фокусируется на светлом корешке объемной книги, оставленной на краю стола.
─ Вы нашли, что искали, сэр? ─ сдержанно интересуется Поттер, одним порывистым движением откидывая со лба надоедливую челку.
─ Сядьте, ─ приказывает Снейп и продолжает говорить, когда мальчишка неровной походкой добирается до стула: ─ На сегодня достаточно, вы едва держитесь на ногах.

Он достает из шкафчика в углу кабинета пустой фиал и, откупорив его, подносит кончик волшебной палочки к правому виску – жидкое серебро заполняет плотное затемненное стекло.
─ Как только почувствуете присутствие Темного Лорда в своей голове, Поттер, представляйте пустую комнату. Пока я не найду другой способ противостоять вашей связи, ─ сосредоточенно отвечает Северус и прячет фиал в карман мантии.
─ Так это было его воспоминание? ─ настаивает мальчишка.
─ Иллюзия. Темный Лорд никогда не был в Отделе Тайн.
─ И все-таки Отдел настоящий, верно, сэр?

Снейп бросает взгляд на часы: половина восьмого.
─ Никогда не был и никогда не видел, Поттер, ─ со снисходительной усмешкой. ─ Жду вас завтра, в это же время.
Скрип: деревянные ножки протирают мраморный пол. Поттер встает и забирает со стола волшебную палочку, а затем, оглядываясь у самого порога, искренне произносит:
─ Доброй ночи, профессор.

Может быть, если бы вы не выказывали Гарри столько ненависти, он бы гораздо больше прислушивался к вашим советам, Северус?

«Чертов Дамблдор».

Жаба

─ Кхе-кхе, ─ выразительно раздается из-за плеча. Северус, мысленно проклиная тот день, когда согласился променять Азкабан на Хогвартс, оборачивается: госпожа инспектор, улыбаясь во весь рот, смотрит на Снейпа своими выпученными водянистыми глазками.
─ Чем обязан, Долорес? ─ невозмутимо интересуется он.
Лицо «Долорес» вытягивается, напоминая собой неправильный ромб, а губы-ниточки складываются в едва заметную «о».
─ Профессор Снейп, на правах генерального инспектора…
Северус автоматически кивает, пропуская все, что Амбридж произносит дальше. Кроме последнего: ─ … задам вам и вашим студентам несколько вопросов.
─ В самом деле? ─ иронично переспрашивает Снейп. ─ Боюсь, что сегодня студенты будут слишком заняты приготовлением взрывоопасного зелья, мисс Амбридж. Вам придется опросить их в другой раз.
─ Конечно, Северус, ─ ядовито отвечает госпожа инспектор, бледнея от злости к вящему удовольствия Снейпа.

Класс наводняют ученики.
Амбридж садится возле преподавательского стола и достает из кричаще розовой сумочки самописное перо.
«Твою ж…Желчь броненосца тебе в глотку»

Северус выцепляет взглядом подростка, незаметно проскользнувшего в кабинет вслед за рослым Уизли, и не находит, к чему придраться. Скрипя зубами от злости, Снейп понимает, что поттеровское отродье собирается вести себя примерно в течение всего занятия, – и как же ему тогда назначить отработку?
─ Мистер Поттер, сегодня вы будете работать за первым столом. Один, ─ ровно говорит зельевар.
Весь класс замирает, наблюдая за тем, как Гарри Поттер без тени недовольства поднимает с пола свою сумку и пересаживается вперед.
─ Да, сэр.

Снейп рассеянным взглядом обводит остальных:
─ Напомню, что это занятие – контрольное. Каждый, кто рискнет помочь однокурснику, получит Тролль. Ясно? ─ он выразительно замолкает, наслаждаясь белым как полотно лицом Лонгботтома. ─ В конце, вы проверите зелье на своем соседе.
По аудитории разносятся испуганные вздохи, но Северус безжалостно продолжает:
─ Кто расскажет мне о действии Умиротворяющего бальзама?
Рука Грейнджер разрезает воздух.
─ Никто? Может быть… Мистер Поттер?
Краем уха Снейп слышит, как Амбридж тихо хихикает в рукав мантии.

Мальчишка, все еще изображая из себя прилежного ученика, встает и сбивчиво отвечает:
─ Да, сэр. Умиротворяющий бальзам позволяет…ээ…успокоиться.
Пауза.
─ Какая жалость. Это все, что вы можете нам поведать?
Поттер неуверенно кивает.
─ Садитесь. Двадцать баллов с Гриффиндора за неготовность к уроку, мистер Поттер, и эссе к следующему занятию на данную тему длинной не менее двенадцати дюймов – всем.
Класс дружно ноет, но послушно записывает задание.
─ А побочные эффекты Умиротворяющего бальзама, мистер Поттер, вы испытаете, попробовав собственное зелье в конце урока.
Поттер, насупившись, молчит.
─ Приступайте к работе. У вас есть полтора часа.

Снейп занимает свое место, неосознанно отодвигаясь от пунцовой Долорес. Некоторое время она тихо диктует перу что-то о нахальных гриффиндорцах, старом директоре, не обращающем должного внимания на дисциплину, но совсем скоро наступает черед и самого Северуса.
─ Итак, профессор Снейп. Мне необходимо задать вам несколько вопросов, ─ голос Амбридж звучит безапелляционно, а широкий рот снова изгибается в подобие улыбки, отчего Северус неосознанно сравнивает ее с жабой.
─ Задавайте, ─ с мрачной решительностью вторит Снейп, вспоминая, в состав каких зелий входят ее потрошенные сородичи.
Амбридж, хлопнув жиденькими светлыми ресницами несколько раз, начинает говорить довольно громко, привлекая внимание студентов:
─ Сколько лет вы занимаете должность профессора Зелий?
С задних парт доносятся шепотки.
─ Тринадцать.
─ Мне известно, что вы не первый год претендуете на должность профессора Защиты от Темных сил? И безуспешно? ─ спрашивает Амбридж, гаденько усмехнувшись.
─ Как видите, ─ цедит Снейп, мысленно вспарывая жабе брюхо.
─ Почему же директор не доверяет вам преподавание столь важного предмета, профессор?
Воображаемая Северусом жаба в розовом костюме с рюшами издает предсмертное кваканье.
─ Полагаю, что об этом вам следует спросить директора.
Долорес, ощущая собственную безнаказанность, продолжает:
─ Ваших студентов не смущает, что вы были пособником Того-Кого-Нельзя-Называть?
Брови Снейп непроизвольно взлетают вверх, а в классе устанавливается мертвая тишина. Даже слизеринцы испуганно ждут реакции декана.
─ Я был оправдан, мисс Амбридж, ─ подчеркнуто вежливо отвечает Северус. ─ И разве моих студентов должно… как вы выразились, смущать? Да, смущать решение Министерства Магии?
Первую секунду госпожа инспектор выглядит ошеломленной, но затем расплывается в довольной ухмылке:
─ Вы без сомнения правы, профессор Снейп. У меня больше нет вопросов. Результаты проверки будут через десять дней.
─ Жду с нетерпением.

Вечно лохматый Поттер методично отсчитывает порцию толченого лунного камня, и Северус, прищурившись, замечает, что наглец, набрав верное количество, ссыпает небольшую часть порошка обратно в емкость.
Трудно предположить, что наглец сделал с остальными ингредиентами, так как от его котла валит густой красный, а не серый пар, но инстинкты подсказывают Снейпу, что еще немного, и весь класс окажется под угрозой исчезновения. Он достает волшебную палочку и одним взмахом уничтожает зелье.
─ Тролль, Поттер. И отработка сегодня в семь.
«Где же выражение вселенского отчаяния на лице?»
Мальчишка бросает на него полный ненависти и злобы взгляд.
─ Да, сэр.
─ Вы свободны, мистер Поттер. У всех остальных есть еще двадцать минут, чтобы завершить работу. Помните, что от правильно сваренного зелья должен подниматься серебристый пар.
Жаба, удовлетворенно хмыкнув, что-то отчеркивает в своем блокноте.


Защита

С каждым толчком сердца в кровь Долорес впрыскивается ни с чем несравнимое ощущение власти. Она ступает по коридорам Хогвартса маленькими, но уверенными шажочками, присущими настоящей леди, с твердой уверенностью, что у нее-то – генерального инспектора – все под контролем.
Студентов, возможно, еще придется поучить должному смирению, но Долорес уже могла гордиться тем, что многие преподаватели, разбалованные вседозволенностью режима Дамблдора, перестали вступать с ней и, конечно же, Министерством Магии в открытый спор.
─ Кхм-кхм, ─ отчетливо кашляет Амбридж, заходя в аудиторию. Мерзкие дети, словно по команде, убирают в сумки волшебные палочки и замолкают. ─ Добрый день, класс! ─ от ее высокого голоса позвякивает фарфоровая тарелочка на стене.
Нестройный хор:
─ Добрый день, профессор Амбридж.

Убедившись, что у каждого на столе лежит экземпляр «Теории защитной магии» Уилберта Слинкхарда, Долорес тоненько пропевает:
─ Откройте пятую главу. К концу занятия вы обязаны предоставить мне ее подробный конспект.

Гарри Поттер без колебаний тянется за учебником и приступает к выполнению бессмысленного задания. Амбридж в нетерпении поджимает губы: каждый уважающий себя гриффиндорец на первом же уроке высказался по поводу отсутствия практики. Каждый, но не Поттер. И Долорес, словно зверь, от Защиты к Защите выжидала, когда мальчишка вскинется и отправит в ее сторону косой взгляд.
Поттер не отправлял.
Долорес злилась.

А сегодня, к тому же, она нехотя признавала, что чертовски завидует декану Слизерина, не менее мерзкому, чем все детишки Хогвартса вместе взятые: он-то умело поставил Поттера на место и назначил ему отработку.
«Сальноволосый…»
─ Профессор Амбридж?
Долорес отрывается от созерцания своей любимой розовой чашечки и любезно улыбается главной занозе пятого курса – всезнайке Грейнджер. Девчонка тянет вверх руку, не позволяя лишний раз придраться к своему нахальному поведению.
─ Да, мисс Грейнджер? У вас возникли сложности с конспектированием?
У Долорес сводит скулы от собственного добродушия.
─ Да, профессор Амбридж. Мне не совсем ясно, что подразумевает мистер Слинкхард под «хлестким взмахом палочки».
Из конца класса доносятся глухие смешки.
─ И что же здесь непонятного? ─ с раздражением бросает Долорес, сцепив руки в замок.
─ Мистер Слинкхард не прописывает, по какой траектории должен проходить взмах и в какой момент должно произносится заклинание, ─ отвратительным менторским тоном поясняет девчонка, добавляя, спохватившись: ─ Профессор Амбридж.
─ И что же вы хотите от меня, мисс Грейнджер? ─ непростительно визгливо и нервно переспрашивает ее Долорес, кляня себя за несдержанность.
─ Вы говорили, профессор, что для сдачи СОВ нам будет достаточно теории, но так как мистер Слинкхард пропустил в этой главе тщательное описание заклинания, не могли бы вы, как компетентный преподаватель, одобренный Министерством Магии, продемонстрировать нам правильное движение палочкой.
Одобрительный гул мгновенно достигает нежного слуха Долорес. Она морщится, раздумывая: грязнокровная всезнайка поймала ее – генерального инспектора – в ее же собственную ловушку.
«Но почему бы и нет? Пусть порадуются своей крошечной победе. Радоваться им недолго осталось…» ─ подхихикивая, думает Амбридж.
─ Конечно, мисс Грейнджер. Пять очков Гриффиндору за ценное замечание.

Студенты в нетерпении ерзают на стульях, наблюдая за Долорес, а она грациозно достает волшебную палочку из кармана мантии и после очередного «кхе-кхе» произносит заклинание…
Ничего.
Грязнокровка победоносно ухмыляется, но Амбридж, сжимая от злости губы в тонкую ниточку, пробует еще раз.
Ничего. Ни одной искорки магии.

Впервые Долорес ощущает невероятную растерянность перед этими маленькими чудовищами. Она взмахивает палочкой еще и еще, но, тем самым, только подстегивает класс смеяться. Ее охватывает настоящий ужас: после урока об этом позоре узнает вся школа, и как тогда ей поддерживать дисциплину среди необузданных подростков?!
─ Профессор Амбридж.
Все затихают, а несносный Поттер встает из-за своего места с палочкой наготове.
─ Что вы делаете, мистер Поттер? ─ насторожившись, спрашивает Долорес. Она неуверенно отступает назад, чуть не спотыкаясь о ступеньку, ведущей к преподавательскому столу.
─ Помогаю вам, профессор, ─ лениво протягивает мальчишка, хитро подмигивая своей подружке-всезнайке, и Амбридж с негодованием и гневом понимает, что все это было подстроено против нее и Министерства. ─ Protego!
Короткий всплеск света превращается в едва заметное искажение воздуха.
Проклятые гриффиндорцы, разразившись аплодисментами, выкрикивают какие-то ободряющие фразы, из которых Долорес отчетливо различает «молодец, Гарри» или «так ей и надо, этой жабе».
Амбридж мгновенно вскипает, кровь приливает к ее лицу, окрашивая кожу в ярко-розовый, почти фуксовый оттенок.
─ Сесть, Поттер! ─ вопит она, перекрывая шум класса.
Тишина восстанавливается за несколько секунд.
─ Как видите, мистер Поттер смог выставить щитовые чары, пользуясь недостаточным, по мнению мисс Грейнджер, материалом учебника, ─ ядовито произносит Долорес, все еще повизгивая от волнения. ─ Уверена, что ни у кого из вас не возникнет сложностей в дальнейшем.
Студенты смотрят на нее насмешливо или удивленно, но Амбридж, наконец, берет себя в руки, и раздраженно рявкает:
─ Через десять минут все конспекты должны лежать у меня на столе!
Ответом ей служит поскрипывание перьев.

***
─ Гарри, ─ говорит Грейнджер, останавливая Поттера за руку, когда он со звонком старается как можно скорее уйти.
Амбридж с интересом прислушивается к их разговору, машинально перебирая в пальцах листы конспектов.
─ А? Что-то случилось? ─ невинно интересуется Поттер, коротко оглядываясь на Долорес.
Грязнокровка что-то восторженно шепчет ему на ухо, но Амбридж удается расслышать лишь конец фразы:
─ Потом обсудим. Я точно знаю: у тебя все получится.
Долорес, почуявшей очередной заговор, остается лишь с ненавистью смотреть в их удаляющиеся спины.


Платок

От автора: глава посвящается Ranunculus Thora.

Гермиона украдкой наблюдает за Гарри на Травологии: он методично ощипывает разросшуюся Алихоцию*, о чем-то переговариваясь с Невиллом через плечо.
Вот уже три месяца она никак не может привыкнуть… Нет, не к тому, что Гарри ничего не помнит, а просто – к новому Гарри. Собранному, целеустремленному и немного загадочному. Взрослому.
Гермиона срезает ножом засохший стебель, но, задумавшись, ранит пальцы.
─ Ауч!
Гарри оборачивается и рассматривает ее так внимательно, что хочется исчезнуть.
─ Осторожнее, ─ он достает из кармана платок и аккуратно промакивает выступившую кровь. ─ Лучше промыть и перевязать.
Она кивает, чуть сильнее прижимая мягкую ткань к порезу и не отводя взгляда от спокойно-серьезного лица друга:
─ До конца урока всего две-три минуты.
Гарри чему-то слабо улыбается и складывает все собранные листья в специальный контейнер.
─ И…я хотела с тобой кое-что обсудить.
─ Я помню. Давай за обедом? Еще Рон подойдет, а то сейчас ему срочно нужно отправить какое-то письмо.
─ Рон, ─ повторяет она, чувствуя, как острая мысль пронзает сознание. ─ Рон, конечно. Извини, я сегодня рассеянная.
Как только профессор Спраут принимает их работу, Гермиона заклинанием очищает мантию от грязи и покидает теплицу.

Придерживая на плече сумку, Гермиона быстро минует вход в Большой зал и поднимается по лестнице. Она нервничает: неизвестно, как этот Гарри отреагирует на ее идею – учить других.
Еще в начале сентября, узнав, что Гарри потерял память, она сразу же попросила родителей выслать несколько книг по восстановлению воспоминаний у пациентов, больных ретроградной амнезией. Но их содержание расходилось с тем, что рассказывал Гарри: память возвращалась к нему рывками, часто отказываясь выстраиваться в хронологическом порядке, и в книгах ни разу не упоминалось о неожиданной смене пристрастий или поведения – все это не укладывалось в голове, и Гермиона старалась убедить себя, что в мире магии амнезия протекает по законам ей неизвестным.
Убедить себя, конечно же, не получалось.
С каждым днем Гермиона приходила ко всё более неутешительным выводам: первый – ни Рон, ни она никогда не знали настоящего Гарри Поттера, второй – Гарри Поттер серьезно заболел, и рядом с ними находится другой человек под оборотным зельем, третий – магическая амнезия (или не амнезия вовсе) лишила Гарри прежних комплексов, уничтожила его систему ценностей и оставила совершенно беспомощным перед наплывом ужасных воспоминаний.

«Скорее всего, последний вариант», - думает Гермиона, вытряхивая лишние учебники.
─ Что-то случилось? ─ раздается знакомый голос из-за спины.
«И от него почему-то бросает в дрожь».
─ Гарри?
Он стоит, вытянув вперед руку: на его ладони поблескивает золотистая заколка.
─ У тебя выпало из кармана в теплице, я нашел, ─ поясняет Гарри.
─ Спасибо, я и не заметила.
Молчание.
─ Ты хорошо поставила на место нашу жабу.
От этих слов по телу разливается тепло – Гермиона даже забывает возмутиться и добавить привычное «профессор Амбридж!».
─ Ты тоже. Я об этом и хотела поговорить.
─ Говори.
Он достает палочку и разматывает свой же платок, которым она наспех перевязала пальцы. Тихо бормочет заклинания: рана затягивается на глазах. Несложно, конечно, Гермиона бы и сама справилась, но приятно. Чертовски приятно.
─ Нам нужно учиться самим, иначе мы никогда не сможем себя защитить.
Гарри кивает, отпуская ее руку, и терпеливо ждет продолжения. Немного расхрабрившись, Гермиона произносит:
─ Из всех нас только ты имеешь опыт реального сражения. И не одного. Ты мог бы нас научить, Гарри, ─ в конце фразы ее голос становится неожиданном просящим, но вместо вопроса все равно слышится утверждение.
─ Я? Мальчик, который ничего не помнит? Нет, я против.
Простой и резкий отказ оглушает. Гермиона даже забывает все тщательно продуманные аргументы.
─ Но… нельзя же оставить все так?
Гарри пожимает плечами.
─ Единственный вариант – обратиться к преподавателю.
─ Амбридж никогда…
─ Я разве сказал что-то про Амбридж?
Гермиона хмурится, пытаясь понять, к чему он клонит: конечно, все их преподаватели прошли первую войну, но согласятся ли они так откровенно противостоять Министерству?
─ К кому ты предлагаешь обратиться?
Гарри обводит ее насмешливым взглядом.
─ К Снейпу. Он лучше других знает методы Пожирателей Смерти, а, значит, знает, чему учить.
─ Профессор Снейп, ─ поправляет его Гермиона. ─ И он никогда не согласится.
─ Все зависит от того, как попросить.
Идея, казавшаяся неосуществимой, теперь приобретает оттенок безумия. Гермиона пробует представить профессора Снейпа, обучающего хотя бы толпу гриффиндорцев где-нибудь в подполье, чтобы Амбридж не наткнулась на мятежных студентов.
Абсурд.
Она встряхивает головой, отгоняя от себя это наваждение, и замечает, что Гарри кивает ей на часы – перемена почти закончилась.
─ Секунду, ─ Гермиона собирает книги в одну стопку и левитирует их в спальню для девочек. ─ Пойдем.
─ Я попробую на отработке.
Она не сразу понимает, что Гарри имеет в виду. Неужели?..
─ Ты уверен, что справишься с этим? Он же тебя все время третирует!
─ Просто представь: Гарри Поттер умоляет его, великого профессора, не получившего желаемый пост, обучать идиотов-студентов Защите. Настоящее признание. О таком даже Дамблдор не мечтал, ─ иронично говорит Гарри, минуя портрет с Полной Дамой.
Гермиона слабо улыбается:
─ Может быть, ты прав.
_________________________
*Алихоция или Гиеновое дерево (англ. Alihotsy, Hyena tree) — это растение, листья которого содержат в себе фермент, способный вызывать сильную истерию.

Письмо

Рон неуклюжим росчерком подписывает конверт и прилаживает его к крохотной лапке Сычика. Птица, недовольно нахохлившись, следит за нервными движениями хозяина черными бусинами, которым не свойственны ни тревога, сжавшая сердце младшего сына семьи Уизли, ни сочувствие.
Рон удивлен и взволнован, словно его застали за шалостью: он не хотел говорить никому о письме, это вышло как-то… само собой, но Гарри ничего не спросил, и из письма выросла целая тайна.
«Этот и не спросит».

Дернув плечом, чтобы сбросить небывалое напряжение, Рон выходит из совятни. Морозный воздух кружит голову, и скользкая лестница то и дело грозит убежать из-под ног.

─ Значит, у меня есть надежда, что ты не станешь верить красноглазому ублюдку? ─ он сам не верит в то, что говорит это, но страх потерять Гарри раз и навсегда заставляет разжать сомкнутые и пересохшие губы.
─ А я могу надеяться, что ты не станешь меня осуждать, ─ вторит ему друг, делая несколько шагов навстречу. Он уверенно протягивает руку.
Нужно только пожать в ответ.

А потом Рон быстрым шагом съедает коридор за коридором, в надежде успеть на Трансфигурацию – первая угроза МакГоногалл слишком свежа в памяти, – и он так спешит, что забывает выцепить взглядом друзей из толпы однокурсников.
С того момента, как Гарри потерял память, их тройку словно разорвали. Лишили связующего звена. Для Рона этот факт становится почти осязаемым особенно сейчас, когда он тайком отправляет письмо отцу, чтобы побольше узнать о загадочном Отделе с пророчествами.

─ Папа прислал ответ. Отдел Тайн находится в Министерстве Магии, на одном уровне с залом суда. Никто толком не знает, чем занимаются их сотрудники, но то, что ты видел во сне, – это зал пророчеств.
─ И...он хочет выманить меня туда? Но зачем?
─ Пророчество может взять только тот, о ком оно составлено.

─ Ты уже здесь, ─ неожиданно констатирует кто-то голосом Гарри, и Рон оборачивается, чтобы окинуть друга ничего непонимающим взглядом. ─ Отправил?
─ Да… Вы что-то задумали, ─ говорит Рон, замечая, как блестят глаза Гермионы. ─ Расскажете за обедом, но я уже согласен в этом участвовать.
─ Смотри, друг, тебя никто не тянул за язык, ─ многозначительно хмыкнув, отвечает Гарри.
Они входят в кабинет Трансфигурации, и Рону кажется, на мгновение, что Гарри делает глубокий вздох и чему-то с удовольствием улыбается. Но это, пожалуй, еще одна недомолвка, которой не суждено исчезнуть.
МакГоногалл начинает урок. Неживое в живое.

Пары взмахов палочкой хватает, чтобы капли воска, застывшие на свече, обратились в птичье перья и с возмущением затрепетали, сознавая свое несовершенство. Фитиль напоминает клюв только издалека.
─ Внимательнее, Рон, ─ шепчет Гермиона, и Рон уже знает, что она скажет. Начнет отчитывать про неверное движение рукой, слишком резкое или небрежное. Как тогда, на первом курсе.
Но она не успевает.
МакГоногалл проходит мимо их стола, недовольно поджав губы. Конечно же, из-за него. Рон старается сосредоточиться на задании, но его отвлекают то тяжелое сопение Невилла, то птица Гермионы, уже гордо парящая над партой.
И это письмо!
─ Мистер Уизли, прекратите витать в облаках! ─ не выдержав, одергивает его декан.
Рон нервно взмахивает палочкой, и свеча плавится прямо у него на глазах.
Тяжело вздохнув, МакГоногалл убирает воск со стола.
─ Тролль, мистер Уизли. И постарайтесь к следующему разу подготовить эссе на эту тему.
─ Да, мэм.

В коридоре надрывается звонок, и Рон чуть ли не первым вскидывает сумку на плечо. Гермиона и Гарри, переглянувшись, спешат за ним.
─ Ты что-то сегодня не в духе, ─ констатирует Гарри, поравнявшись с другом. ─ Но знаю, что тебя растормошит.
─ Говорить об этом в коридоре – не самая лучшая идея, Гарри, ─ сквозь зубы произносит Гермиона, оглядываясь назад, чтобы посмотреть – не подслушивает ли их какой-нибудь Малфой или его прихвостни.
─ Это связано с Амбридж, ─ не обращая внимания на негодующую Гермиону, продолжает Гарри.
Рон отвечает, криво усмехнувшись:
─ Тогда я точно с вами.

Они спускаются по лестнице и входят в Большой зал под пронзительный и изучающий взгляд Снейпа. Рон поглядывает на Гарри, и видя, как тот уверенно расправляет плечи, успокаивается.
─ До тех пор, пока ты в третий раз не дал согласия на аферу, о который еще ничего не знаешь, ─ начинает Гарри, с барским видом усаживаясь за стол, но Гермиона перебивает его:
─ Не забудь сказать, что идея в конечном счете твоя.
─ Да, конечно. Так вот… Гермиона предложила практиковаться в Защите самостоятельно, но ты же понимаешь, что учитель-подросток, страдающий амнезией, – не лучший вариант.
─ И? ─ с опаской спрашивает Рон.
─ Я попробую уговорить Снейпа, ─ выпалив фразу на одном дыхании, Гарри торжествующе смотрит на него в ожидании поддержки.

Рон переводит взгляд с Гарри на пустую тарелку и обратно.
─ Ты с ума сошел? Почему тогда не Дамблдора?
─ Чтобы его быстрее сняли с поста директора? ─ тихо вторит ему Гермиона. ─ Снейпа никто не заподозрит. Если у Гарри получится… В общем, идеальный вариант.
─ Нет… Терпеть этого… еще и на дополнительных занятиях? Мерлин, на что я только согласился!
─ Но Гарри прав, только он сможет подготовить нас ко встрече с Сам-Знаешь-С-Кем, ─ почти шепотом проговаривает Гермиона.
─ Доверять свое обучение Пожирателю Смерти – очень умно! ─ не повышая голоса, возмущается Рон, но совсем скоро его пыл спадает, и на смену ему приходит первая здравая мысль: ─ Но это лучше, чем ничего. Глядишь, и на зельях станет меньше придираться.
Гермиона, фыркнув, наливает в свою тарелку луковый суп.


Соглашение

— И как долго ты собираешься избегать меня, Том?
Он вздрагивает, но не оборачивается. Надеется, что через пару-тройку минут молчания профессор просто уйдет.
Не уходит.
— Я знаю, что ее смерть лежит на твоей совести, — веско замечает Дамблдор погодя, и Том, вымученно вздохнув, приглашающе хлопает ладонью по влажной от недавно прошедшего дождя скамье.
Квиддичный стадион по утрам удивительно нелюдим.
— Верно, — отвечает Том после долгого молчания. Лицо профессора остается ровным — справедливо ждет подвоха, и Том не собирается его разочаровывать: — Я уже говорил, что мне стоило рассказать о питомце Хагрида гораздо раньше, если бы я только мог предположить…
Но Дамблдор жестом обрывает его на полуслове.
— Предположить что? Что школу захотят закрыть?
Холодно. Голос Дамблдора никогда не казался Тому таким холодным, как сейчас.
Он собирает мантию у горла и, немного ссутулившись, обнимает себя свободной рукой. Признаться, плохое средство от дрожи.
— Что смерть настолько уродлива.
Том не видит, но угадывает, что Дамблдор понимающе закрывает глаза.

Том тяжело обводит взглядом всех присутствующих и набирает в грудь побольше воздуха: драккл знает, как убедить этих упертых гриффиндорцев.
Пестрая толпа выжидающе смотрит в ответ.
— Что ж, спасибо всем, что пришли. Наверняка, вы уже знаете, что речь пойдет о занятиях Защитой и Амбридж.
Молчат. И Джинни, кажется, ободряюще улыбается.
— Если мы хотим практиковать заклинания, которые проходим, нам нужен другой преподаватель. Возможно, мое предложение кому-то не понравится, и тогда вы можете сразу встать и уйти, но если нет… Думаю, что нам стоит обратиться к Снейпу.
По рядам разносятся шепотки, но все остаются сидеть на своих местах. Том с раздражением замечает, что от нервов у него подрагивают руки, и он почти сразу прячет их за спину.
— Говорят, он неплохой дуэлянт, — вклинивается в паузу Дин Томас и будто бы отжимает кнопку, отвечающую за звук.
Том едва успевает выхватывать из общего гула цельные фразы:
— Ничего не выйдет, если он будет преподавать нам защиту так, как зелья.
— Он давно мечтал вести Защиту, может, все пройдет гораздо лучше?
— Не попробуем — не узнаем.
— А он что, уже согласился?
— Еще оторвется баллы снимать, в минус уйдем.
— Если выгорит, мы не только СОВ сможем сдать, понимаете?
Предпочитая обходиться без Соноруса, Том повышает голос:
— Да поймите же, дело не в СОВ, баллах и прочей ерунде. Даже не в том, что он привык издеваться над нами: это все можно перетерпеть. Дело в том, что он, возможно, единственный, кто сможет научить нас держаться в бою дольше пяти секунд и, если не победить, то дать достойный отпор противнику и время для того, чтобы подоспела помощь. Что бы не говорило Министерство, все вы помните нападение на Чемпионате мира по квиддичу. Кто сказал, что подобное не повторится?
— Хочешь сказать, что Тот-кого-нельзя-называть вернулся и Дамблдор еще в своем уме? — с издевкой и недоверием переспрашивает Финниган, на что Том только пожимает плечами:
— Задай себе вопрос, Симус, зачем Министерство поставило вести самый важный предмет даже не аврора, а так, дамочку в розовом, не способную даже щит выставить? Ну же.
Симус, нахмурившись, находится не сразу:
— Боятся, наверное.
— Верно. Они боятся Дамблдора после того, как он заявил о возвращении Волдеморта. Фадж боится, потому что считает, что Дамблдор хочет воспользоваться всеобщей паникой и стать Министром.
Рон, фыркнув, добавляет:
— Как будто он сам пятнадцать лет назад не отказался от поста. И сколько-то там еще, когда скрутил Гриндевальда.
Недоверие Симуса растворяется медленно, как осевшая известь.
— А где же в этом уравнении мы и Амбридж?
Том снисходительно улыбается:
— Как же. Иначе директор превратит нас в отряд первоклассных бойцов и нападет на Министерство.
— Но это же… бред!
— Так кто тогда действительно не в своем уме?
Вопрос так виснет в воздухе, но больше никто не рискует вступить в спор.
— Итог такой: если все согласны, то сегодня я попробую поговорить со Снейпом. Ну как?
Руки снова подрагивают, но на этот раз Том не успевает обнять себя, спрятаться в глупом и беззащитном жесте, потому что Симус откликается первым.
— Почему бы и нет, — говорит он к удивлению всех присутствующих. И добавляет, криво усмехнувшись: — С ним хоть СОВ сдадим по-человечески.
Гул вновь нарастает, но на этот раз Том слышит только слова одобрения.
Джинни улыбается, Рон толкает его локтем под бок.
— Отлично. После ужина собираемся здесь.
И только когда спальня мальчиков пятого курса значительно пустеет, Том позволяет себе перевести дух.
Остается продумать разговор с грозой подземелий. Всего-то.

— Почему, Том? Из-за того, что она была… грязнокровкой?
Произнесенное Дамблдором, это слово вдруг звучит замызгано и пошло.
Том морщится и нехотя качает головой.
— Вы неправильно ставите вопрос. Всегда… цель, а не причина. Только цель.

Снейп выглядит озадаченным. Он не одергивает его, но и не торопится отвечать: занятие прошло сносно, как и два предыдущих, поэтому Том в тайне надеется, что зельевар, наконец, сочтет Гарри Поттера достойным своего внимания.
— Один час в неделю, место вы подбираете сами: просторное и скрытое от посторонних глаз и ушей. Варианты предоставите мне при следующей встрече. За каждого болтливого гриффиндорца отвечаете своей головой: еще не хватало мне слухов о том, что я занимаюсь благотворительностью. Усекли, Поттер?
Том несколько раз хлопает глазами, и, бодро отрапортовав что-то вроде «все будет сделано в лучшем виде, сэр», моментально испаряется из кабинета.
После ужина спальня мальчиков взрывается аплодисментами.
Только цель.


Выручай-комната

— И он даже не накричал на тебя? Не было этого «наглый мальчишка, весь в отца»? — в очередной раз с восторгом переспрашивает Рон, как будто отношения Снейпа и Гарри Поттера волнуют его больше всего на свете.
Том устало кивает, оставляя очки на тумбочке, и заворачивается в одеяло. То ли камины плохо протапливают, то ли это ему всегда так холодно.
— А если Амбридж узнает, что будет?
Том неохотно приоткрывает один глаз, и лицо Рона перед ним расплывается и распадается, как в калейдоскопе.
— Снейп нас убьет, — отвечает он, едва подавив зевоту, и Уизли, откинувшись на свою кровать, все-таки исчезает из его поля зрения.
Том не спит еще долго, пока сон не наваливается на него со всей тяжестью и неизбежностью, и уже будучи на грани он понимает, что Темный Лорд так просто его не оставит.
Что для запертого в чужом теле обломка души все идет слишком хорошо.

— Да какую же цель может оправдать убийство! — в негодовании произносит Дамблдор, и Том впервые видит его таким уязвимым.
— Многие, — равнодушно роняет он в ответ, подыскивая приемлемый для спора вариант. — Например, защита собственного ребенка. Но здесь… Поймите, профессор, Миртл — это просто трагическая случайность.
— Ложь.
Глаза у профессора измученные и тусклые.
Он сам не понимает, что один из тысячи достоин спасения. Того спасения, которое за благо принимает сам Том, конечно. Не Дамблдор.

Полоски света, раскиданные солнцем, ширятся, сливаясь в одно большое яркое пятно. Прищурившись, можно увидеть, как у самого края стадиона в небо над квиддичным полем взмывает первая метла.
Дамблдор не поймет, но Том обязан хотя бы попытаться.
— Она действительно больше нравилась мне живой, профессор.

Когда Волдеморт вновь вторгается в его сон, Том, разглядывая пыльный шарик с пророчеством, задает один-единственный вопрос:
— Какой сегодня день?
Он замечает, как в удивлении дергаются две щелки, лишь отдаленно напоминающие ноздри, как взгляд Волдеморта становится по-настоящему пронзительным, и… виновато улыбнувшись, сжимает шарик в ладони.
Это его сон. И только он имеет право руководить им.
Волдеморт хищно скалится.
— Второе декабря.
Шарик кажется Тому теплым, даже горячим, и он перекидывает его Волдеморту, дразня:
— Я ждал тебя раньше, если ты, конечно, в самом деле хочешь видеть меня на своей стороне.
— Стороне? И что же ты можешь мне дать, Гарри Поттер? Ты всего лишь обманутый всеми несчастный мальчишка, ставший жертвой игр Дамблдора. От тебя нет пользы.
У него неестественно высокий голос, Том даже морщится от рези в ушах, и стеллажи, имитирующие зал пророчеств, начинают подрагивать.
Волдеморт злится. Не знает, что предложить.
— Мне так не кажется. Именно игры Дамблдора тебя и интересуют, и, учитывая, что ты все еще здесь, важнее информации о нем ты ничего себе не представляешь.
В пальцах Тома появляется еще один шарик — копия предыдущего — и он с мстительным наслаждением сдавливает пустышку до хруста.
— Ты так и не узнал его. Не смог понять.
Волдеморт молча прячет пойманную стекляшку в карман.
— Мне известно пророчество, — забрасывает удочку Том, глядя в покрасневшие от гнева глаза Темного Лорда, и ждет, что тот все-таки заглотит наживку. — Если оно тебе так необходимо, спустись в Отдел Тайн и возьми его сам. Тогда все и обсудим.
Зал, повинуясь воле Волдеморта, схлопывается в темноту, и Том резко поднимается на кровати.
Кажется, этот раунд остается за ним.

***
Все утро Том ловит ворон и отмахивается от назойливых причитаний Гермионы, которая боится предстоящих занятий со Снейпом больше, чем выпускных экзаменов, и только через пару часов соглашается действительно подумать над местом для тренировок.
— Жаль, проход в Тайную комнату не закрывается, пока ты внутри, — мечтательно произносит Том за обедом, зарабатывая сразу несколько неодобрительных взглядов. Впрочем, он действительно хотел оставить это место для себя. — Согласен, там жутковато, не подходит. Еще варианты?
Рон торжествующе довершает шахматную партию изящным уничтожением ладьи, и черный король сбрасывает меч.
— Может, стоит найти просто пустой класс где-нибудь подальше? Спросим Ника, он все здесь должен знать, за столько-то веков.
— Знаешь, спроси у него про любое помещение, которое… просто надежно скрыто от чужих глаз. Если такие существуют, то мы выберем одно из них.
— И лучше то, что сложнее найти, — подхватывает Гермиона. — Мне кажется, домовые эльфы что-то должны об этом знать. Я, пожалуй, разузнаю что-нибудь у Добби, а ты, Гарри, составь список тех, кто хочет заниматься. Вряд ли Снейп обрадуется, если на следующее занятие придет не десять-пятнадцать человек, а весь Гриффиндор.
— Я…ээ…ладно. Кажется, да, я успел запомнить всех по именам.
Рон прячет шахматы и, хлопнув его по плечу, поднимается с места.
— Главное, близнецов не забудь. Хочу увидеть их лица, когда они узнают, что им придется видеть Снейпа не два, а три раза в неделю.
Будто сговорившись заранее, Уизли и Грейнджер оставляют Тома в одиночестве. Смирившись, он достает из сумки пергамент с пером и чернильницей и начинает записывать имена.

— Остановись, Том.
Избегая взгляда профессора, он поднимается на ноги и, заложив руки в карманы брюк, раскачивается на носках.
— Считаете, что можете мне помочь?
Он не видит — знает, что Дамблдора хватает только на кивок.
— Когда вы пришли ко мне в приют… Вы предложили мне целый мир, но оставили разбираться в нем в одиночку.
Говорить об этом оказывается невероятно тяжело, но Том продолжает:
— Вы уже тогда все решили за меня, профессор.

— Ник видел пару пустых классов, но жаба вычислит нас в два счета. Подождем, что у Гермионы, — докладывает Рон, плюхнувшись на место рядом с Томом.
В списке для занятий пропущено несколько фамилий, и Уизли, смилостивившись, подсказывает:
— Здесь — Браун, здесь — Криви, а там, обожди-ка, она же с Рейвенкло? Лавгуд.
Том задумчиво трет переносицу.
— Джинни еще вчера просила ее записать, я только имя ее запомнил.
— Аа, ясно.

Грейнджер приносит новости только к отбою, взволнованная и счастливая.
Том освобождает ей кресло около камина и сам пересаживается на пол, сложив ноги по-турецки.
— Нашла. Покажу завтра утром, лучшего места и не придумать. Она находится на восьмом этаже.
В груди тянет знакомо и болезненно.
— Она? — с подозрением переспрашивает Том, затаив дыхание.
— Да. Выручай-комната.

Диадема поблескивает в свете факелов, рассеянных по периметру. Для нее не найти места надежнее: сам замок хочет ему помочь.
Оглядевшись, Том одергивает рукава мантии и незаметно выскальзывает из двери.
Замок никогда его не отпустит.


Список

Гермиона трижды проходит вдоль стены, и когда из векового камня проступает массивная дверь, Том гасит невольный вздох.
Это зрелище отзывается в памяти тысячами импульсов, и он нетерпеливо рвется внутрь, надеясь, что воспоминания словно по волшебству наводнят его голову до самых ее краев.
Но там его встречает лишь большое пустое пространство для тренировок — и ни намека на то, что хоть как-то было связано с прошлым.
Не в это раз.
— Выглядит многообещающе. А кто-нибудь сможет проникнуть в комнату, когда мы будем заниматься?
— Только тот, кто знает, как она выглядит в этот момент. То есть, кто-нибудь из своих.

«За каждого болтливого гриффиндорца отвечаете своей головой: еще не хватало мне слухов о том, что я занимаюсь благотворительностью. Усекли, Поттер?»

Том встряхивает головой и раздраженно убирает непослушные пряди волос с лица.
Все еще не привык.
— Или тот, кому о ней проболтаются. Нашу затею необходимо сохранить в тайне. Есть идеи?
Гермиона неуверенно пожимает плечами.
— Я подумывала, что мы сможем наложить что-то вроде заклятия доверия, но это довольно сложные чары, и они охраняют место, у которого есть хозяин. Комната же принадлежит замку, да и все равно оно не запретит рассказывать о занятиях кому бы то ни было.
— Может быть, не обязательно накладывать их на комнату? — вклинивается Рон, все это время хранивший молчание. — Наша цель — держать в тайне имя Снейпа, ну и желательно, своих собратьев. Рискнем наложить Фиделиус не на комнату, а на имя человека? Или всех нас?
Том оглядывается по сторонам, и когда комната любезно предоставляет ему письменный стол со всем необходимым, протягивает чистый лист Гермионе.
— Эксперимент?
Вопреки колыхнувшимся в глубине души воспоминаниями глаза его озорно смеются.

В Запретной секции нет ни лишних ушей, ни любопытных глаз, и Том со всем вниманием отдается труду по Темной магии, в котором, как он считает, заточён ключ к его бессмертию.
Эксперимент с душой — многие не справлялись, ломались на первом же… делении — просто не знали, что отсекать. Если бы он смог, семь частей…
Описание заклятия так туманно. Том с разочарованием пытается вчитаться в бесконечные метафоры, но так и не понимает смысла.
Как можно расколоть душу?
Как?

Он сделает, что угодно.
Сделает все, что для этого необходимо.

— Поставь свою подпись, — просит Том, и когда Гермиона, поняв его мысль, быстрым росчерком пачкает пергамент, он передает его Рону. — Я возьму на себя роль Хранителя тайны… Так, надо придумать название.
Рон расписывается и вписывает в качестве заголовка первое, что приходит ему в голову: Золотое трио.
— Я сейчас покажу тебе, как оно работает, — встрепенувшись, подсказывает Гермиона, когда Том берется за палочку.

Очень много сложностей. Тонкая работа.
Смерть — это не так просто.

— Да, вот так, — едва заметно улыбаясь, говорит Грейнджер, и Том, очнувшись от наваждения, благодарно ей кивает. — И попробуй изменить ту часть словесной формулы, которая отвечает за объект, на нечто одушевленное. Почти как в Трансфигурации, давай.
Том сосредотачивается, стирая лишнее из мыслей. Сейчас не время думать о хоркруксах.
Он направляет палочку на пергамент с подписями и осторожно, точно следуя инструкции, накладывает чары: мягкий свет, исходящий из палочки, будто бы впитывается в чернила и мгновенное исчезает.

Сияющий крошечный уголек прячется в страницах дневника, и Том чувствует, как эта бесполезная вещица наполняется теплом.
Он протягивает руку — обложка почти горячая, и ему совсем не хочется выпускать дневник из рук, но… Нет, он обязан спрятать его.

Нет, позже!
Том резко стряхивает руку с палочкой.
— Попробуйте рассказать Джинни о том, что состоите в Золотом трио. Если не получится, то чары работают. Если нет, то будем искать другой способ.
— Хорошо, — отвечает Гермиона, настороженно наблюдая за ним, и аккуратно вынимает из его же сумки список. — Если работают, то я верну тебе его уже с подписями.
Успокоившись, Том тихо соглашается:
— Идет. Я еще немного побуду здесь.

Найти подходящее вместилище.

Когда Рон и Гермиона покидают комнату, Том едва выжидает минуту и заставляет комнату обратиться хранилищем самых разных вещей. Потребность найти еще один уцелевший хоркрукс так велика, что он не может думать ни о чем другом, и бросается искать диадему в первую же гору хлама.
От нее должно идти такое же тепло.
Он найдет этот осколок, найдет его, вот только… зачем?

Клык пропарывает мягкую обложку дневника, и он чувствует, как каждую клеточку его почти обретенного тела пронизывает невероятная боль.

Том быстрым шагом преодолевает половину комнаты, следуя инстинктам, а не разуму, и чувствует недалеко от себя то самое тепло.
Времени немного.
Он судорожно перебирает вещи, теряя счет бесценным минутам, и в какой-то момент кожей ощущает, что подбирается все ближе, и пальцы его дрожат от предвкушения.
Совсем рядом, чуть правее. Она!

Диадема обжигает его, словно каленое железо, и Том, быстро обернув хоркрукс в первую попавшуюся тряпку, завороженно разглядывает его вблизи.
Прекрасна. Она прекрасна.
Как бы он хотел слиться с ней, как бы хотел вернуть все назад, восстановить хотя бы немного, самую малость из того, что осталось от его души.
Невыполнимое желание.

Он любовно обводит металлические завитки, и от каждого осторожного прикосновения по телу будто бы проходит разряд.

Раскаяние.
Том повторяет это слово вслух, и его губы искажает презрительная усмешка.

— Раскаяние, — произносит он уже наяву, и бережно укладывает диадему на прежнее место.
Ласковое, приятельственное прикосновение магии, и комната снова оборачивается залом для тренировок.
Когда-нибудь он обязательно вернется и попробует провести этот эксперимент.

Дверь тяжело и глухо поддается чьему-то желанию, и Том думает только о том, как вовремя он все убрал.
— Гарри, Гарри! Все получилось, Рон — гений, мы можем попробовать с остальными. Я оставила список Джинни, она по всем пройдет и вернет его вечером. Завтра тебе останется подписать его у Снейпа! — восторженно и скоро выговаривает Гермиона, забывая лишний раз вдохнуть. — Только, что теперь делать с этим?
Она протягивает пробный лист с сомнением во взгляде, но Том находится почти сразу.
— Incendio.
Пергамент схватывает огонь.

Раскаяние.
Он никогда не решится повернуть все вспять.

— Думаю, нам пора.
Из комнаты Том выходит последним.

От отчаяния его почти трясет.

***
— Вот, держи, — Джинни возвращает ему заполненный список и присаживается на подлокотник кресла. — Тебе осталось оставить подпись самому и придумать название. Ну и Снейп, конечно. Надеюсь, он не сильно разнесет эту затею.
Отблески огня в камине мягко ложатся на волшебный цвет ее волос, и Том понимает, что за этим бессмысленным любованием, теряет весь разговор.
— Гарри, ты слушаешь меня?
Том вздрагивает.
Пора бы уже и привыкнуть.
— Да, да, конечно… О чем ты говорила?
Улыбнувшись, Джинни заботливо треплет его по волосам.
— Список, твоя подпись и подпись Снейпа. Название, — коротко повторяет она, и, дождавшись ответного кивка, уходит.

Раскаяние.
Чего-то оно да стоит?


Священник

По темному своду приютской церкви тонкой коркой ползет мороз. Ветер то и дело заносит мелкие снежинки в приоткрытую дверь, и, когда они острыми холодными иглами колют обветренные щеки, Том с искренней детской неприязнью растирает их по лицу.
Тому семь. Больше летящего в лицо снега под Рождество ему не нравятся только исповеди по воскресеньям.

Когда Эмма Тилсон будто ошпаренная выскакивает из ниши, ограниченной деревянными перегородками, наступает очередь Тома.
— Здравствуйте, святой отец, — вежливо и тихо выдавливает он из себя.
В исповедальне нет снега, но вместо колких мерзлых шариков Тома донимает острый изучающий взгляд священника сквозь мелкую решетку.
На самом деле, Том видит только один глаз. Голубой, как у миссис Коул.
— Здравствуй, сын мой. Хочешь ли ты рассказать мне что-нибудь?
— Нет, святой отец.
Том всегда отвечает так — это его собственная молитва.

С зачарованного потолка в Большом зале падает снег.
— Он больше не появлялся? — неожиданно спрашивает Гермиона, и Том так и не доносит ложку с супом до рта.
Вот тебе и женская интуиция.
Соврать?
— Хм, — тушуется он, — нет, с чего бы ему. В прошлый раз мы не очень хорошо расстались.
Рон, фыркнув, берется за пирожное.
— Должно быть, ищет другой способ вытащить тебя из замка.
— Возможно.

Том потирает чуть влажные от волнения ладони.
— Эмма — плакса, она все время ябедничает миссис Коул. Как вы ее терпите?
В таком неуместном, но добродушном смехе из-за перегородки Том неожиданно слышит человека, а не священника.
— Почему для тебя это важно, сын мой? — в его голосе все еще звучит улыбка.
Том, обнадеженный его вопросом, нервно дергает плечом.
— Я не ябедничаю, но меня никто не… терпит. Это не справедливо.
Справедливо, да, то самое слово. Воспитатели всегда говорят о справедливости, стараясь подобрать наказание похуже.

Священник перебирает костяшками пальцев по дереву, и это легкое постукивание заставляет Тома прислушаться.
— На земле нет справедливости, все видит лишь Господь, сын мой. Он воздает за труды и за грехи, и не нам судить ближних наших, ибо сказано: «кто ты, осуждающий чужого раба? Перед своим Господом стоит он, или падает. И будет восставлен, ибо силен Бог восставить его».
Том неверяще качает головой.
— Если он все видит, то почему ничего не делает? Почему?
— Всему свое время, сын мой.

Том раздраженно стряхивает с волос нерастаявшие снежинки.
— Всему свое время. Надеюсь, он не станет портить нам Рождество.
Том лжет: он ждет, что Волдеморт появится в праздничную ночь, чтобы рассказать ему вторую часть пророчества. Или отказаться от него вместе с ним.
И Рон, и Гермиона предпочитают промолчать.

***
Снейп с хорошо читаемым отвращением скользит взглядом по списку, который Том вручил ему в конце очередного занятия, и, помявшись, все-таки ставит свою подпись.
— С чего вы взяли, что скорректировали чары правильно? — в привычной манере спрашивает он, положив ладонь на пергамент. Затея ему не нравится, как и все, что так или иначе связано с Гарри Поттером, но она же ему и безбожно льстит.
По крайней мере, Том ставит именно на это.
И не ошибается.
— Проверили, сэр. Но у них есть одно слабое место: сам список. Его никто не должен ни найти, ни уничтожить.
— Дилетанты, — ворчит зельевар. — Валяйте, Поттер. Надеюсь, не успели забыть заклинание?
Том не обращает внимания на издевку — давно привык — и, когда пергамент впитывает знакомое сияние, ни он, ни Снейп не торопятся расходиться.

— Почему вы не попросили директора навести чары на комнату, Поттер? Формально, он назначен хозяином замка, — после длительного молчания интересуется Снейп.
В его вопросе не одно дно.
Поправив очки, впившиеся в переносицу до красноты, Том находится почти сразу:
— О. Мы как-то не подумали об этом, сэр, — честно признается он и, слегка смутившись, добавляет: — К тому же, мы не хотели посвящать его в эту затею.
Снейп, хмыкнув, сворачивает пергамент в трубочку и заклинанием заставляет его исчезнуть.
— Не доверяете директору, Поттер? Что ж, меня это не касается. А теперь покажите мне эту… Выручай-комнату.
Из подземелий до восьмого этажа они поднимаются в полной тишине.

Том возвращается в ту неприметную и разваленную церквушку спустя много лет, зная, что в обезображенном Темными ритуалами лице никому уже не узнать того глупого приютского мальчишку.
Том опускает голову, чтобы не удариться затылком о дерево почти игрушечной исповедальни, и, сев, слышит прерывистое дыхание священника.
— Как понять, что пришло время, святой отец? Как понять, что тот, кто должен, получил по заслугам?
Том ничего не видит, но воображение дорисовывает ярко-голубой глаз, подсматривающий за ним из-за решетки.

Тишина как бумага звучно разрывается тяжелым и хриплым вздохом.
Из-за решетки слуха достигает полное понимания:
— Это ты, Том?
От досады першит в горле, словно ему снова семь, и все идет не по плану.
— Я задал вопрос, — говорит Том медленно и властно, но в ответ из-за решетки доносится лишь сухое старческое дыхание.

Диадема хорошо спрятана, но Том остро чувствует ее присутствие уже у входа в Выручай-комнату. Снейп, нервно и нетерпеливо перебирающий волшебную палочку в пальцах только подливает масла в огонь.
— Нужно пройти мимо этого места трижды, проговаривая про себя или вслух, что именно тебе нужно, — неуверенно объясняет Том, пытаясь избавиться то ли от ощущения подступающей лихорадки, то ли от чувства, что из-за Снейпа все его планы полетят в тартарары.
— Показывайте, мистер Поттер. Я хочу убедиться, что вы не бредите.
«Кто бы сомневался».

Том набирает в грудь побольше воздуха, и когда в третий раз проходит мимо стены со словами, что ему нужно найти место для занятий Защиты от Темных Искусств с профессором Снейпом, что, пожалуй, выглядит и необычно, и смешно, как в забытьи слышит звук крошащегося камня.
Зельевар первым толкает от себя появившуюся дверь, и когда он заходит внутрь, Том почти бесшумно проскальзывает в помещение вслед за ним.

— Могу ли я… могу ли я посмотреть на тебя, Том?
Неровная поступь шагов.
Дверь к нему открывается вопреки всем правилам, и Том, не привыкший к такому своеволию, все же выходит наружу.
Он выше старика на голову, и тот, испуганный, отступает.
— Какая встреча, святой отец.

Воздух от близости диадемы будто бы пульсирует.
— Что скажете, профессор?
Вокруг них — целый зал, устеленный матами, по периметру которого расставлены манекены для тренировочного боя. Кое-где можно найти зеркала: вероятно, чтобы было проще отточить движения.
— Эта комната предоставит в наше распоряжение все, что нам будет необходимо для занятий? — с недоверием и хорошо скрываемым восхищением спрашивает у него Снейп, и Том впервые позволяет себе улыбку.
У него получилось.
Почти.
— Да, сэр. Кроме еды, конечно же.
Снейп пробует один из манекенов на прочность.

Старик молчит, до белизны сжимая в пальцах широкий деревянный крест на своих четках.
— Бог восставил меня, святой отец. Все, как вы и говорили.
Он шумно выдыхает.
— Зачем ты пришел, Том?
Заклинание срывается с палочки как удар хлыста: быстро и резко. Порез на морщинистой шее священника разрастается красным, и Том с мрачным наслаждением наблюдает, как чужое тело медленно оседает на пол.

Удовлетворенно хмыкнув, Снейп вспарывает манекену плечо и, решив, что воображаемый противник повержен, прячет палочку.
— Мы начнем в четверг на следующей неделе в семь, нет, в восемь вечера. За опоздания и любое другое нарушение дисциплины я буду снимать баллы в двукратном размере, — почти будничным тоном сообщает ему Снейп и продолжает: — Любой серьезный проступок и неумение держать язык за зубами в мгновение ока повлекут за собой прекращение наших занятий, вам ясно? И не забудьте передать это своим друзьям.
Этого следовало ожидать.
— Да, сэр. Я все передам.
Снейп смотрит на него долго и пристально. Он легко читает на лице Поттера какое-то несоразмерное ситуации беспокойство, но ничего не говорит: мальчик кажется Снейпу настолько скрытным, что спрашивать у него лишний раз нечто личное — выстраивать дистанцию, от которой, кажется, они только начали избавляться.
— Вы можете идти, мистер Поттер. А я пока… осмотрюсь здесь.
Том, подавив разочарованный вздох, молча кивает вместо очередного «да, сэр». Лицо, подернутое красным, горит, и он быстрым шагом пересекает комнату, чтобы уже в следующую секунду оказаться за дверью.
Том прислоняется затылком к холодному камню стены и закрывает глаза.

— П-прости меня, Том.
В пятый раз душу разбивать не страшно. Том перешагивает тело священника, подбирая полы мантии, чтобы не запачкать ее кровью.
— Бог простит.
Внутри что-то в очередной раз надламывается, и диадема, скрытая от посторонних глаз, впитывает в себя эту древнюю, как и сам мир, магию.

До четверга. Том должен решить с ней что-нибудь до следующего четверга.


Расчет

Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся
(Матф.5:6)

В воскресенье волнение удавкой обвязывается вокруг горла, и Том, половину дня просидевший в Выручай-комнате, чтобы наконец понять, как поступить с диадемой, перед самым отбоем возвращается в башню. Там Рон какой раз кряду обыгрывает Симуса в шахматы, Гермиона о чем-то шепчется с Джинни, а Дин Томас хвастает новым плакатом любимого футбольного клуба перед этим маленьким везде снующим фотографом, Криви, кажется.
 — Эй, Гарри, не хочешь партию?
 — Пожалуй, не сегодня.
Он бегло оглядывает поле и замечает, что черному королю Финнигана действительно некуда бежать.
 — Ходи куда хочешь, он все равно поставит тебе мат следующим ходом, — сочувственно подсказывает он Симусу, и тот двигает короля на одну клетку по диагонали.

Они стоят на какой-то огромной шахматной доске, и сражение совсем не кажется смешным или ненастоящим, когда кусок камня, отломившийся от поверженной ладьи, отлетает в его сторону.
 — Конь на E5! — кричит Рон, будто командует полком и от громкости его голоса зависит исход битвы.
 — Что будет, если мы проиграем?

Лучшая партия в истории Хогвартса. Том вспоминает, и не сразу замечает на себе заинтересованные взгляд Рона.
— Я тогда все равно меньше тебя в лазарете провалялся, была всего-то пара царапин. Помнишь?
— О чем это вы? — вклинивается Симус.

 — Мне придется пожертвовать собой.
— Нет!

— Помню, — негромко отвечает Том. — Первый курс, лучшая партия в шахматы в истории Хогвартса.
И лицо Рона, полное отчаянной решимости, он помнит тоже. Он был прав тогда: в шахматах приходится идти на жертвы, но в тот раз они знали, что лежит на кону, сейчас Том и предположить не может, что же ждет его в конце партии.
Иногда ему кажется, что он еще даже не расставил фигуры. Что уж там говорить — не выбрал цвет.
— Славные были деньки, — Рон потягивается на кресле, а затем, сметая фигурки обратно в коробку, живо поднимается на ноги. — Я спать, ты со мной?
— Ага.
Возможно, ему стоит пожертвовать диадемой, чтобы приобрести нечто большее.

Они поднимаются в спальню, и, уже задернув полог, Том слышит:
 — Тогда мы пытались спасти философский камень от Снейпа, а сейчас просим его учить нас Защите, что за жизнь, — причитает Рон.
Он поворачивается пару раз — кровать жалобно скрипит — а потом, должно быть, ложится на спину и мечтательно смотрит в потолок.
 — Ладно, спокойной ночи. Даже не знаю, как завтра смотреть на него на зельях.
 — И я не знаю, Рон. Спокойной ночи.
Сон забирает его в свои объятия почти мгновенно.
***
«Мальчиш-ш-ш-ка».
За чужим раздраженным шипением едва можно различить мутные очертания зала пророчеств, но Тому это и не нужно. Он ловко подкладывает для беседы другую картинку — слизеринскую гостиную образца начала сороковых — и усаживается в кресло перед камином, как если бы был радушным хозяином, принимающим у себя гостей.
«Глупец, решивший, что сможет победить меня! Неужели ты думаешь, что какое-то дрянное пророчество позволит тебе одержать верх?»
 — Так ты достал его? — спрашивает Том, пряча улыбку в уголках губ. — И как, оно хоть на йоту помогло тебе приблизиться к порабощению магического мира?
Волдеморт молчит. Том лениво ворошит в камине угли, терпеливо выжидая.
 — Может, все-таки выйдешь на свет?
Высокая тень, тянущаяся по каменному полу от самого входа в гостиную к центру комнаты, неожиданно начинает меняться, и ко второму креслу проходит мужчина, которого у Тома и язык бы не повернулся назвать змееподобным уродом.
Он щурится, изучая его, и снова задает вопрос:
 — Неплохо выглядишь. Иллюзия?
Волдеморт с подозрением оглядывает гостиную факультета, в которой не был целую вечность, и, наконец, садится напротив.
 — Тебе, щенок, еще учится и учится манерам, — выплевывает он, и только тогда Том замечает красный проблеск в его глазах. — Откуда тебе знать, как она выглядела полвека назад?
 — Это не самая интересная история, — уклончиво отвечает Том. — Мы оба сюда пришли, чтобы поговорить о пророчестве, и о том, зачем ты вообще так трясешься над ним.
 — И что ты хочешь мне этим сказать?
В голосе Волдеморта слышится обманчивая мягкость.
Том облизывает губы.
 — Хочу сказать, чтобы ты оставил меня в покое. Меня не интересует… вражда. Тебе нужна власть — так иди и возьми ее. Министерство слишком слабо, чтобы сопротивляться тебе.
Волдеморт внимательно следит за ним, вслушиваясь в каждое слово, пока воздух комнаты не сотрясает высокий ледяной смех.
Том разочарованно вздыхает.
 — Хочешь предложить мне перемирие? — отсмеявшись, спрашивает Волдеморт, и Том видит, что взгляд его полон серьезности.
 — Да.
Тонкие губы растягиваются в усмешке.
 — И что же ты предложишь мне взамен, герой? Может быть, еще и перейдешь под мои знамена, а?
Эта шутка кажется Волдеморту достаточно веселой, но на этот раз никто не смеется, и огонь в камине подрагивает, потому как сон становится нестабилен.
 — Я сделаю тебе аванс, Гарри Поттер, — вкрадчиво говорит он, чуть подаваясь вперед.
Граница стены медленно расходится, и зелень гостиной начинает меркнуть. Том, намертво вцепившись в подлокотник кресла, всеми силами удерживает фантазию от разрушения.
 — Я слушаю.
Волдеморт будто бы не замечает, как дрожит пространство вокруг них, и, молча наблюдая за Томом, перекладывает палочку из руки в руку.
Цокает языком.
 — У тебя будет ровно месяц, чтобы решить. А пока присмотрись к тем, кто тебя окружает, Поттер. Как ты думаешь, кто рассказал мне первую часть пророчества? Кто убил твою семью, Гарри?
Том видит, как исчезает из-за спины Волдеморта каменная колонна и изумрудные гобелены, как темнота подступает к нему все ближе и ближе…
 — Кто? Говори.
 — Северус Снейп.
Изумрудный вихрь сметает все на своем пути, и Том, выброшенный из сна на поверхность, видит перед собой красный полог кровати.
В ушах еще долго звенит чужой холодный смех.

Цугцванг

Пусть мертвые хоронят своих мертвецов
(Мф. 8:22)

Раскаяние мага, создавшего хоркрукс, должно быть искренним. Иначе…
Том в памяти листает страницы книги, давно изъятой из Запретной секции, и изредка ему начинает казаться, что он вот-вот воссоздаст верное ощущение на кончиках пальцев. Но память насмешливо оборачивается прожженной пленкой, и в книге попадаются то чистые листы, то расплывающиеся чернильные пятна.
Без надежды, что на ум придет точное описание обратного ритуала, который был оставлен без внимания лишь по глупости, Том одними губами обозначает конец предложения:
… части души мага, подготовленные к слиянию, будут навсегда уничтожены.
К черту. Он никогда не справится, никогда не сможет по-настоящему почувствовать себя виноватым, признать, что каждый, кто заплатил за мучившие его бессилие и страх, на самом деле не заслужил смерти.

─ Возможно, тебе будет интересно узнать, что же стало с твоим отцом, Том, ─ без обиняков начинает Альбус, как только последний ученик покидает класс. Том, не имея никакой возможности избежать беседы, смотрит на профессора с плохо скрываемой злобой и трет пальцем ободок старого кольца Гонтов.
Дамблдор повадился оставлять его после урока с того самого дня, когда понял, что Том больше никогда не придет к нему сам. Когда, со смертью Миртл, все-таки осознал, что окончательно потерял контроль.
─ Вам не кажется, что уже поздно исправлять свою ошибку, профессор?
─ Он мертв, Том, ─ упрямо продолжает Дамблдор, будто отказываясь увидеть и этот ожесточенный взгляд, и лицо, в миг лишившееся привычной маски, и гордый, ни на что не похожий профиль убийцы, ─ Морфин Гонт убил его.
Том нервно ведет плечом.
─ Он умер быстро?
Он смотрит Дамблдору прямо в глаза, но лишь для того, чтобы он легче поверил в эту ложь ─ в ложь, будто бы в нем еще осталась хоть капля жалости.
─ Третье Непростительное, ─ медленно кивает Альбус и, следом, будто бы подначивает: ─ Легкая, безболезненная смерть.
Том вспыхивает, словно подожженная солома, напрочь забывая об осторожности:
─ Скажете, что он не заслужил ее? Не заслужил умереть вот так, когда любой нормальный человек еще полон сил и планов, когда ему кажется, что судьба, наконец, благоволит ему, и он волен делать со своей жизнью все, что вздумается? Не заслужил сдохнуть как собака, не поняв даже, за что?
Альбус смотрит на него, устало прикрыв веки:
─ Не нам давать цену человеческой жизни, Том. Ты ничего не знаешь о нем, но теперь уже поздно что-то менять. Морфин отнял у тебя этот шанс.
Широко распахнув глаза, ─ от искреннего удивления, не иначе ─ Том смеется. И его смех, сначала тихий и случайный, вдруг становится зловещим.
─ Вы знаете, что он сделал с ней, с моей матерью? ─ негромко спрашивает Том, отсмеявшись, и на его лице, где-то в уголках губ, все еще витает полубезумная улыбка. ─ Он заставил ее сломать палочку, а затем бросил. А она не нашла ничего лучше, чем помереть от несчастной любви к этому… магглу, даже когда у нее появился сын!
Качнув головой, Том взирает на Дамблдора с каким-то презрительным сожалением, будто тот так ничего и не понял, когда с языка срываются последние, но уже хорошо продуманные для подобного разговора слова:
─ Шанс отомстить ему, уничтожить его ─ вот, что отнял у меня Гонт.
Тяжело молчание.
─ Значит, ты успел встретиться с ним… до того?
─ У меня было длинное лето, профессор.

Совершенно опустошенный, Том открывает глаза, и Выручай-комната встречает его таинственным полумраком. Только сейчас Том понимает, что больше отца он винит лишь одного человека: профессора с такими же голубыми, как у убитого священника, глазами.

***
В среду, когда Том спускается к назначенному времени в подземелья, он все еще не может решить, хватит ли ему сил, чтобы раскаяние за смерть священника вышло искренним, и чтобы душа его жертвы приняла его и даровала ему прощение. Том не знает, и каждый раз все мысли о священнике сводятся к одному: к тому, что не только Дамблдор поставил на нем крест.
Может быть, еще и он сам.

Когда Снейп, как всегда раздраженный, взмахивает палочкой, Том вдруг с досадой замечает, что пустая комната больше не работает так, как прежде: открыв хлипкую дверь в его память, Снейп проваливается в толщу будничных сцен, колышущихся как морские волны, и скрыть от него важное, становится все сложнее.
─ Сосредоточьтесь, Поттер. Очистите сознание, если хотите, чтобы Темный Лорд в очередной раз не вывернул вас и все ваши сопливые детские страхи наизнанку, ─ едко бросает Снейп, и, едва давая ему возможность прийти в себя ─ Том только видит хлесткий взмах палочки ─ вновь переходит в наступление.

Вспышка. Шарик пророчества, лопнувшим стеклом прозвучавший в ладони.
─ На самом деле… Гарри, из-за пророчества, которое целиком так и не стало известно Волдеморту, он пришел в ту ночь в дом твоих родителей, ─ с какой-то глубокой, невыразимой печалью говорит Дамблдор, и Том до конца не понимает, кого он жалеет больше: Поттеров, отдавших жизни за единственного сына, или Волдеморта, собственноручно приблизившего свой конец.
─ И он хочет знать продолжение, верно? Чтобы понять… свою ошибку.

Волдеморт не лгал. Том чувствует, как Снейп судорожно перебирает его воспоминания, лишь бы подальше уйти от пророчества, и мстительно подсовывает ему последнее:
Крик женщины, каскад рыжих волос на полу. Свет, беспощадной зеленью заливающий детскую.
─ Рядом с дементорами я всегда вижу маму.
Том уверен, что сейчас Снейп остановится, но он неожиданно, будто почуяв добычу, ведет назад.
─ Риддл тоже там был. Он сказал, что она не очнется. Больше ничего, профессор.
Молчание.
─ Как ты думаешь, Гарри, почему ты назвал себя его именем?
Том резко захлопывает дверь комнаты, и все растворяется вслед за пустой комнатой, появившейся из ниоткуда.

─ Уже интереснее, не так ли, Поттер? ─ Снейп нервно облизывает губы.
Невербальное Legilimens.
Измотанный тренировкой, Том вслед за ним проваливается в гущу событий.

В пальцах Тома появляется еще один шарик — копия предыдущего — и он с мстительным наслаждением сдавливает пустышку до хруста.
— Ты так и не узнал его. Не смог понять.
Волдеморт молча прячет пойманную стекляшку в карман.
— Мне известно пророчество, — забрасывает удочку Том, глядя в покрасневшие от гнева глаза Темного Лорда, и ждет, что тот все-таки заглотит наживку. — Если оно тебе так необходимо, спустись в Отдел Тайн и возьми его сам. Тогда все и обсудим.
Ряд стеллажей смазывается, и Том, подхваченный непослушной волной памяти, вдруг падает в темноту, спустя мгновение раскрывающей красные лепестки: гриффиндорская гостиная.
Грейнджер приносит новости только к отбою, взволнованная и счастливая.
Том освобождает ей кресло около камина и сам пересаживается на пол, сложив ноги по-турецки.
— Нашла. Покажу завтра утром, лучшего места и не придумать. Она находится на восьмом этаже.
В груди тянет знакомо и болезненно.
— Она? — с подозрением переспрашивает Том, затаив дыхание.
— Да. Выручай-комната.

Страх быть пойманным и раскрытым бьет в набат, или это так гулко стучит его сердце?
Он судорожно перебирает вещи, теряя счет бесценным минутам, и в какой-то момент кожей ощущает, что подбирается все ближе, и пальцы его дрожат от предвкушения.
Совсем рядом, чуть правее…
Том судорожно вздыхает, позволяя себе в последний миг соскользнуть к пророчеству, и шарик в его воспоминании в очередной раз лопается в руке, чтобы позлить Волдеморта.

«Тебе много лгали, Гарри. Я з-здес-сь, чтобы ис-справить это».

Том так старательно уводит Снейпа от диадемы и старых воспоминаний о Дамблдоре, что в последний момент, когда выдержка профессора уже на излете, не успевает спрятать самое важное ─ разговор с Волдемортом. Треклятый Снейп, зацепившись за самый краешек, рушащуюся слизеринскую гостиную, тянет воспоминание на себя и разворачивает его, словно атласную ленту.
Нет, нет, нет…
Том, судорожно пытаясь найти выход, выбрасывает настырного зельевара из сознания топорным обезоруживающим, но, следом, сталкиваясь с ним взглядом, понимает: слишком поздно.
Он отворачивается, тяжело дыша, и ловит поясницей ребро столешницы, чтобы перенести собственный вес с ватных ног на спину. Снейп ─ Том не видит, скорее чувствует его жест и движение магии ─ зачем-то еще раз проверяет, заперта ли дверь и стоит ли на ней заглушка.
─ Трус, ─ тихо выдыхает Снейп, и это короткое, но точное слово бьет Тома хлестко, наотмашь, словно пощечина, так что даже лицо заливается краской стыда.
Дамблдор ошибся, решив, что отказ услышать пророчество ─ мудрость, неожиданно открывшаяся подростку. Он просто боялся узнать, как умрет.
─ Трус и идиот, ─ глухо повторяет Снейп. ─ Решил, что стоит тебе отказаться от борьбы, он тебя не тронет?
Уголок рта, презрительно дернувшись, кривит чужие губы.
─ Я не…
─ Закрой рот, Поттер, и слушай, что тебе говорят, ─ жестко обрывает его Снейп, и только тогда Том, наконец, решается на него взглянуть: и без того острые, неправильные черты лица приобретают вдруг гротескную резкость, и эта смесь ─ гнева, презрения и жалости ─ отчего-то заставляет сердце предательски забиться.
─ Эта война не началась из-за тебя. Все, что было нужно Темному Лорду – власть, и открывающаяся за ней возможность безнаказанно убивать магглов и магглорожденных. Все, к чему мы придем, стоит ему захватить Министерство, ─ это бесконечная вереница убитых и пропавших без вести, чьи тела просто не найдут. Ты этого хочешь, Поттер? Может хочешь увидеть, как он, всласть наиздевавшись, убивает Грейнджер, потому что таким как она нет места в новом мире? Вот чего ты добиваешься, Поттер, ─ почти шипит Снейп. ─ Но, если тебе плевать, бери дракклов билет из Англии и катись отсюда на все четыре стороны.
Тяжелое молчание не разбивает даже тиканье настенных часов.
─ Мне не плевать, ─ с трудом выговаривает Том, потому что язык едва слушается его. Он вдруг представляет себе ─ нет, не Грейнджер, ─ Гермиону, накрытую простыней, ее нежную руку, безвольно спустившуюся с носилок, как к горлу подкатывает знакомая тошнота.
Мертва, мертва, мертва!
─ Мне не плевать, ─ хрипло произносит Том, пытаясь по крупицам вернуть себе самообладание. ─ Как и вам, из-за того, что они погибли.
Он бьет вслепую, вспоминая слова Рона о самовлюбленном отце Гарри Поттера. Бьет и попадает в цель:
─ Из-за того, что погибла моя мать.
«Я всего лишь хочу выжить, профессор».
Снейп, дрогнув, проговаривает чуть слышно:
─ Убирайся.