Солнечный зайчик

Пролог



Ночь выдалась звездной и жаркой. Впрочем, жар оставался за толстыми стенами. В зачарованный замок зной проникнуть не смел – только звездное сияние беспрепятственно вливалось в окна.
Если бы чары могли так же удерживать тягостные воспоминания, мысли и терзающие душу сомнения? Увы, нет, нет…
Ломота в чернеющей руке делалась непереносимой, её приходилось терпеть. Не звать же Северуса с его болеутоляющими для тела средствами? С его жгущими душу, язвительными словами и взглядами?
В высокой клетке зашелестел Янгус. У Феникса сейчас была старческая полоса в жизни. Скоро птица вспыхнет оранжевыми искрами и сгорит, чтобы возродиться из пламени вновь.
Альбус любил наблюдать происходящую с Янгусом метаморфозу. Она давала надежду, что смерть есть не больше, чем очищающее, воскрешающее пламя. В другом мире мы очнемся став лучше, чище. Очнёмся невинными.
Говорят, старики боятся смерти больше молодых? И это правда. Молодость, она ведь ещё не осознает хрупкость бытия; она считает себя бессмертной. В то время как зрелая мудрость знает: самое страшное происходит не в воображении – самое страшное происходит в реальности.
Старость страшится, что никакого пламени вовсе нет, как нет и воскрешения, и невинности, и прощения.
С тем, что придется оставить белый свет без возврата, Альбус Дамблдор смирился. Давно. Но с тем, что Смерть забирает юных, сильных, красивых? Трудно смириться. Трудно.
Нужно верить в бессмертие души. Нужно. Иначе жизнь превращается в слишком нелепый фарс.
Должен ли он, Альбус Дамблдор, пережить гибель Гарри? Если и должен, он не сможет. Где взять силы умирающему старику на то, чтобы просто стоять и просто смотреть, не протягивая руку помощи?
Спасти Гарри – спасти Волдеморта. Упомянуть об одном значит, упомянуть о другом. Эти два существа связаны крепче, чем отец и сын, связанны неразрывными узами любви и ненависти.
Но убить Волдеморта, значит убить и Гарри. Да помилует господь грешную душу Альбуса – это выше его сил. Пусть мальчик обречён, пусть он знает об этом, но видеть и пережить ещё и эту смерть?!
Он слишком стар. У него не хватает мужества, и нет желания.
Да, он, Альбус Дамблдор, стар. Да, ему пора на покой. И он готов признать это.
Альбус Дамблдор никогда не чувствовал старости. Он не верил в неё. Немощь касается только тела, не души. И вот он превратился в древнюю развалину. Час близок. Осталось продумать всё до мелочей и сделать так, чтобы смерть послужила на благо тем, кого он любил.
Дамблдор мёрз, но намеренно не зажигал огня в камине.
***
– Тебе нужно будет сказать Гарри, мой мальчик…
– Что вы хотите, чтобы я ему сказал?
– В ту ночь, когда Волдеморт пытался убить Гарри, когда Лили поставила свою жизнь живым щитом между ними, Смертельное проклятье отскочило, и часть души Волдеморта вселилась в единственное живое существо, оставшееся в здании. Она до сих пор живёт в Гарри, поэтому он и может говорить со змеями, имеет связь с разумом Волдеморта. Пока часть его души живёт в Гарри, Волдеморт не может умереть.
– Значит, мальчик обречен? – голос Северуса звучит очень спокойно. Но, увы, Альбус слишком хорошо его знает…
Знает, чего стоит его ученику это спокойствие. Знает, какая боль терзает душу Северуса; какая мучительная тоска сжимает сердце, какой червь точит его вот уже много лет.
Изношенное старческое сердце тоже сжимается. Опасно – в его-то годы.
Причинять боль тяжело. Особенно когда приходится мучить того, за чье счастье готов платить собственной кровью.
Бедный, бедный Северус. Но изменить тут что-нибудь Альбус также бессилен, как и в случае с Гарри. Снейпу придётся смириться. Снейпу придётся пойти туда, куда сам Дамблдор пойти уже не сможет. Потому что у него, Альбуса Дамблдора, не хватает сил; не хватает духу. Вперёд, до самого конца.
Альбус прикрывает чернеющей от проклятья рукой уставшие близорукие глаза.
Он, его дорогой мальчик, его любимый мальчик с печальным сердцем и змеиным языком, наконец прерывает полное невысказанных упреков и горечи молчание:
– Я думал, что все эти годы мы защищаем его ради неё. Ради Лили.
Альбус никогда не испытывал этого ощущения прежде – будто сердце накачивают и накачивают воздухом. А дышать нечем.
Дамблдор заговорил, холодно и торопливо, будто стараясь спрятаться за словами. Поставить их, словно стену, между собой и собеседником:
– Мы защищаем его, потому что было важно обучить его, воспитать, дать ощутить свою силу…
Самое главное не раскрывать глаз, чтобы Северус ни о чем не смог догадаться.
– Чтобы подготовить к противостоянию с самым большим чудовищем нашего века.
– Вы сохранили Гарри жизнь, чтобы он мог умереть в нужный момент?
Пусть Северус ненавидит. Пусть чувствует себя обманутым. Ненависть придает сил. Если бы он, Альбус Дамблдор мог ненавидеть, может быть, ему не было бы так страшно?
Но кого ненавидеть? Волдеморта? Самого себя?
– Чему ты удивляешься, Северус? – спрашивает он.
Альбус намеренно старается казаться отстраненным. Зачем добавлять тяжести любимому ученику? Своему соратнику? Ведь и без того ноша тяжела.
– Сколько мужчин и женщин умерли у тебя на глазах, Север?
– В последнее время только те, кого мне не удалось спасти, – с несвойственной ему горячностью произносит Снейп. – Вы меня использовали.
Альбус хотел, чтобы Северус злился, но почему его слова так больно ранят?
– Я шпионил для вас, лгал ради вас. Подверг себя смертельной опасности. Сделал всё, чтобы защитить сына Лили Поттер. А теперь вы говорите, что выращивали его, как свинью на убой!
– Очень трогательно, Северус, – серьёзно сказал Дамблдор. – Ты уже привык заботиться о мальчике?
– О нём?!– закричал Снейп. – Экспекто Патронум!
Из кончика его палочки вырвалась серебряная лань. Она приземлилась на пол кабинета, один раз пробежалась по нему и выпрыгнула в окно.
Дамблдор смотрел, как она улетала, и когда её серебристое сияние исчезло, повернулся к Снейпу.
Глаза старика были полны слёз:
– Даже после всего, что случилось…?
– Всегда, – отрезал Снейп.
***
Ночь выдалась жаркой. Немудрено, ведь сейчас июль. Верхушка лета.
Пятнадцать лет! Долгие пятнадцать лет пролетели, словно секунда.
Альбус потянулся, извлекая из стола зеркало в овальной раме. То было непростое зеркало, как и всё в этой комнате. Магическая поверхность словно впитывала в себя образы тех, кто когда-то в него гляделся, пусть даже и мимоходом.
Впитывал для того, чтобы являть образ случайным любопытным взорам.
Лили Эванс предстала перед глазами старого директора Хогвартса такой, какой она была много–много лет назад.
Девушка обернулась. Взметнулись длинные густые волосы. Вовсе не алые и не огненно–рыжие, как их любят описывать многочисленные летописцы. Волосы Эванс были цвета опавшей листвы, её можно было бы назвать блондинкой. Огонь не так уж сильно пылал на хорошенькой головке – червленое золото, вот на что походили шелковистые пряди. Овальное лицо с довольно крупными, правильными чертами. Высокий лоб, нежные скулы, большие выразительные глаза; прозрачно, а не ярко–зелёные, как у её сына. Длинные пушистые ресницы; густые брови; живая, яркая, полная огня и лукавства улыбка.
В настоящей Лили Эванс, в той, какой она была, а не той, какой стала, не было ни болезненной хрупкости, ни утонченности, ни надломленности. Она была полнокровной, горячей натурой; жизнелюбивой и упрямой. Из тех, кто берёт жизнь за рога и поворачивает в нужную им сторону. Из тех, кто способен на пустом месте воздвигнуть цветущий сад, на камнях развести пламя и выжать слезы из стали.
Отражением – вот чем стала эта девочка.
Её судьба потерялась, растворилась, поглотилась другими судьбами: Лорда Волдеморта, Гарри Поттера, Северуса Снейпа, Джеймса…
Лили…
Лили Поттер…
Лили Эванс…
Жизнь, которой не случилось.
Любовь, которой не было.
Едва пригубленная Чаша материнства.
Та девочка отдала жизнь не за знамя, не за средство борьбы – за сына. Ты так хотела, чтобы у твоего сына был шанс!
Прости, Лили. Шансов – нет.
Девушка в заколдованном зеркале всё оборачивалась и оборачивалась. Так способны кружиться только балерины и воспоминания.
Взлетали волосы, расцветала на губах улыбка. Снова и снова. Снова и снова. Снова и снова.
Когда он, Дамблдор, умрёт, на другой стороне ты встретишь его упрёками? Или всё простишь и всё поймешь? Вряд ли. Ой, вряд ли! Ты не была милосердна при жизни даже к тем, кого любила, Лили Эванс. Гневливая и порывистая, как танцующий язычок пламени, ты часто одаряла живительным теплом протянутые к тебе руки.
Но не реже и обжигала.
С чего бы стать тебе милосердней в мире ином к тому, кого ты не любила никогда?
Прощения – нет. Забвения – нет.
А девочка в зеркале все оборачивалась и улыбалась кокетливой, лукавой и насмешливой улыбкой.
Живая и ненастоящая одновременно.


Проклятая мельница

– Ну сколько, скажи на милость, можно торчать перед зеркалом?!
Строгий голос Петунии заставил Лили отскочить от трельяжа. У отражения там, в сверкающей загадочной глубине, был забавный, обескураженный, одновременно обиженный и возмущенный вид.
– Разве можно быть такой тщеславной, Лили? – укорила Петуния.
– Я не тщеславна!
– Люди, лишенные тщеславия, не таращатся на себя в зеркало по целому часу.
– Вовсе и не по часу, Туни. И вообще…я не на себя смотрела.
– А на кого же тогда? – изобразила заинтересованность сестра. – На Кровавую Мэри?
Лили раздосадовано встряхнула головой.
Стоило ли пытаться объяснить сестре свою зачарованность зеркалами? Лили казалось, что там, за копией точно такой же комнаты, совершенно другой мир. Каждый раз, оборачиваясь к зеркалу, она надеялась хоть краешком глаза заглянуть в иное измерение. Чем дольше стояла она перед зеркалом, тем больше её «затягивало»: тайна, неизвестность, а не собственное отражение в нём.
Созерцая двойника с точно такими же тугими косичками, в точно такой же школьной форме, Лили задумывалась – кому из неизвестных ей существ выпала роль изображать её: ходить, как она, улыбаться, как она. Наверняка у той загадочной личности за стеклом другой характер, привычки и вкусы. Другая жизнь. Загадочная, увлекательная, необычная.
– Лили! – теряя терпение, вскричала Петуния. – Ты твердо решила опоздать в школу в первый же день?!
– Я уже готова, – вздохнула девочка. – Пошли.
В дом номер № 4 на Бирючиновой аллее Эвансы переехали недавно. Лили с наслаждением ходила по новым половицам, разлинованным солнечными лучами, словно свежая, ещё пахнущая типографией тетрадка. Ей нравилось проводить ладонью по перилам лестницы, едко пахнущим лаком и полиролью; касаться каминной полки, переставлять на ней различные безделушки. Она получала удовольствие просто от того, что бежала вприпрыжку через холл на кухню, откуда распространялся аромат кофе.
– Ты можешь ходить спокойно? – фыркнула Петуния в спину Лили.
– Ходить вприпрыжку для Лили – это вполне нормально, – улыбнулся отец, подмигивая своей любимице.
– Почему опять не спустилась вовремя? – строгий голос матери словно компенсировал попустительское отношения отца. – Проспала?
– Опять перед зеркалом вертелась, – донесла Петуния.
Лили, остановившись в дверях кухни, переступила с ноги на ногу.
– Лили! – продолжала выговаривать мать. – Бери пример с сестры. Петуния никогда не опаздывает. Она ведь не сможет всю жизнь за тобой следить!
– Да, мама.
– Ешьте аккуратней, девочки, – предупредила миссис Эванс. – Переодеваться нет времени. Лили! – мать обернулась к младшей дочери, уже потянувшей к себе тарелку с выпечкой. – Ничего не забыла?
– Но мама! Если мы начнем читать молитвы, есть будет уже некогда!
Петуния, сложив руку перед собой, уже бормотала какой–то псалом.
Лили испытала огромное желание пнуть дражайшую сестричку. Лицемерка! Но вместо этого девочка чинно сложила руки перед собой и успела прошептать «Аминь» со всеми вместе.
– Билл, ты отвезёшь девочек? – обратилась Роза Эванс к мужу после завтрака.
– Конечно, – кивнул отец.
Поднявшись из-за стола, он привычно «клюнул» жену в щеку, изображая поцелуй. Девочки, схватив салфетки, поспешно промокнули рты.
Завтрак был окончен.
Денёк обещал выдаться погожим. Солнце светило ярко, отпуская солнечных зайчиков погулять в аккуратном садике, где миссис Эванс успела разбить цветник. Табличка с номером четыре на двери нового дома Эвансов тоже ярко сверкала под солнцем.
Мать махала им с порога до тех пор, пока они не свернули с Бирючиновой аллеи.
– Волнуетесь? – улыбнулся отец девочкам.
– Нет, – ответила Лили.
– Не очень, – сказала Петуния.
В отличие от младшей сестры она далеко не так легко заводила знакомства. Хоть Лили и рыдала, словно глупая корова, когда Эвансы покидали родной городок, она быстро забыла старых друзей ради новых знакомых.
У Туни так не получалось. Хотя бы потому, что новых друзей у неё пока не было.
– Постарайтесь подружиться с кем–нибудь, – напутствовал мистер Эванс.
– Да, папа, – почти хором ответили девочки.
Выбравшись из машины, они, встав плечом к плечу, махали вслед удаляющемуся автомобилю, словно две маленькие копии своей матери.
– Ну что? – повернулась Лили к Петунии. – Пошли?
– Пошли, – обреченно кивнула Петуния.
Лили с интересом поглядывала по сторонам. Она любила все новое. А вот Петунию новизна пугала.
Лили не хотелось, чтобы Петуния об этом догадывалась, но у сестры был нерешительный и одновременно сердитый вид.
Вскоре девочкам пришлось разделиться.
Быть новенькой всегда непросто. Людям свойственно одновременно тянуться к неизвестному и отвергать это.
Миссис Уинтер представила девочку классу:
– Ребята, это Лили Эванс. Она будет учиться вместе с вами. Я надеюсь, вы подружитесь.
Уже к концу дня вокруг младшей Эванс собралась стайка ребятишек. В то время как старшая даже в столовой сидела одна. Заметив это, Лили покинула новых знакомых и подсела к Петунии.
– Как прошел день?
– Нормально, – поджала губы старшая сестра.
Наверное, она чувствовала себя униженной, потому что не умела в одно мгновение стать популярной, попасть в центр внимания. А Лили чувствовала себя виноватой, потому, что у неё это как–то легко получалось. Наверное, потому, что она была красивее? Собственное преимущество во внешности всегда мучило младшую Эванс. Оно было незаслуженно и, положа руку на сердце, незначительно. Ну какое значение имеет внешность? Это не знания, не таланты. Вот Петуния гораздо умнее Лили. Петуния никогда не опаздывала, никогда не «ловила ворон», по выражению миссис Эванс. Она никогда не таращилась часами в окна или зеркала, не читала по ночам книги, не была такой импульсивной. Петуния рассудительна, умна и справедлива. Вот только почему-то не умеет нравиться людям.
– Интересные были уроки? – спросила Лили.
– Уроки – они и есть уроки, – отрезала Петуния, поднимаясь из-за стола.
После уроков сестры ходили смотреть пруд в городском парке. И хотя водоем был искусственный, Лили он все равно понравился. По нему плавали лебеди. Девочки скормили им французскую булочку.
– Знаешь, – Лили, усевшись на одеяле по–турецки и расчесывая на ночь волосы, делилась впечатлениями, – мне лебеди не понравились. Всё про них врут. Никакие они не изящные и не прекрасные. Они на гусей похожи. Жирные и сердитые.
– А мама считает тебя поэтичной особой, – ехидно улыбнулась Петуния.
Она наблюдала, как расческа скользит по золотистым прядям сестры, заставляя их сиять ещё ярче.
– Не люблю поэзию, – задрала вверх носик Лили, – она скучная. Все эти баллады, оды, панегирики! Такие же лицемерные и надутые, как лебеди. Знаешь, мне кажется, люди настолько привыкают доверять чужим авторитетам, что становятся просто неспособны думать своей головой. Один сказал: «Ах, какое чудо эти лебеди!». Остальные и повторяют, не задумываясь. Даже если и видят, что это не так. Туни, согласись, что лебеди – это гуси!
– Отстань, пожалуйста, – Петуния хотела, чтобы голос её прозвучал строго, но против воли не могла сдержать улыбки.
– Не отстану, – засмеялась Лили, отбрасывая расческу в сторону. Прыгнув на кровать к сестре, она принялась её тормошить. – Признавайся! Я права.
– Прекрати, – сдавленно хихикала Петуния. – Ты навязываешь мне своё мнение, между прочим.
– Ага. И не отстану, пока не навяжу.
– Я хочу спать. Поэтому пусть твои лебеди станут гусями. Да хоть курами! Брысь с моей кровати.
– Спокойной ночи, Туни.
– Спокойно ночи, Лил.
– Я люблю тебя.
– А я – тебя.
***
К концу недели Лили не только перезнакомилась со всеми в классе, но успела записаться в вокальный, театральный и танцевальный кружки.
Петуния объявила, что она не может, как некоторые, менять друзей, словно перчатки, сделала строгое лицо и «надела траур по своей былой жизни», – по выражению Лили. Лили была готова с радостью втянуть в свою вулканическую деятельность сестру, но Петуния заявила:
– Не вижу смысла в том, чтобы как мартовский заяц нестись по всем направлениям сразу.
И осталась при своем интересе. Или при отсутствии такового.
– Пошли с нами на площадку, а? – канючила Лили. – Будет весело.
– И какое же веселье можно затеять в этом детском палисаднике?
– Вовсе и не детском, – возражала Лили. – Дик и Роберт твои ровесники. А Билл, тот даже старше.
– Пусть ваша компания взрослая и крутая. Мне все равно.
– Ну пойдем с нами…
– Куда, скажи на милость?
Лили, оглянувшись, проверила, нет ли мамы в обозримом пространстве и, придвинувшись к сестре поближе, поделилась:
– Дик клянётся, что неподалёку от Ткацкого тупика есть разрушенная проклятая мельница …
– Ой, Лили! – скривилась Петуния. – Ну вот опять ты начинаешь, да? Что за прелесть во всех этих ужасах, не понимаю.
– Там привидения.
– Нет там никаких привидений!
– Ну и пусть нет, – отмахнулась Лили. – Главное, что искать их весело. Пойдешь с нами?
– Пойду.
Лили радостно захлопала в ладоши:
– Вои и здорово! – чмокнула она сестрёнку в щеку, обнимая за шею.
Петуния отпихнула сестру от себя:
– Не люблю я все эти твои телячьи нежности.
– Не люби, – согласилась со смехом Лили. – Главное, что ты со мной. Остальное не так уж и важно.
В восемь часов вечера они встретились с мальчишками на детской площадке. На скамейках ещё сидели мамочки с колясками, но появлялась уже и другая, более сомнительная публика.
Петуния, подозрительно прищурившись, осмотрела новых приятелей. Ничего особенного не нашла: мальчишки как мальчишки.
– Готовы? – спросил невысокий худой пацан в дутой куртке стального цвета, взявший на себя роль вожака.
Петуния ничего не сказала. Она с трудом подавляла желание развернуться и уйти. Не любила она приключения, особенно сомнительные. А иными они, приключения, по определению не бывают.
Гуськом, друг за другом, дети перебрались через небольшую речушку, с трудом пробиравшуюся среди заросших, замусоренных берегов. Петуния, сначала выразительно глянув на помойку, бросила сестре возмущенно–осуждающий взгляд.
Лили похлопала в ответ широко распахнутыми невинными глазами.
От воды тянулись белые туманные испарения.
«Словно призраки», – подумала Лили и прижалась к Петунии. Той, наверное, тоже страшно, но она не станет показывать этого младшей сестре. И спасибо ей за это огромное. Пусть лучше кроит умные, презрительные мины. Тогда и Лили найдёт в себе силы не быть трусихой.
На мальчишек рассчитывать нельзя – они же едва знакомы. Да, мальчишки, они и есть – мальчишки. В решающий момент всегда бросят и сделают ноги, заботясь только о себе.
А вот Петуния, та хоть кричит, ворчит и плюется, но ни за что и никогда её не бросит…
– Мы пришли, – сказал Билл.
Над детьми высился огромный мельничный остов, темный и зловещий. Оттого, что вокруг не раздавалось ни звука, только шелестела вода, было жутко. Огромное, кое–где просевшее, покосившееся мельничное колесо, бог весть, сколько времени не бегущее по кругу, полоскало на своих балках обрывки ткани.
Клонившееся к земле солнце высвечивало черную громаду, визуально её увеличивая.
– Хочешь сказать, мы пойдем внутрь? – с вызовом обернулась Петуния к Биллу.
– Да, – кивнул мальчик.
– Это старые развалины, – заявила Петуния. – Соваться туда попросту опасно.
– Не хочешь – как хочешь. Пошли, Лили?
– Я все родителям расскажу! – предупредила Петуния.
– Какая вредная у тебя сестра, Лил. Идешь ты или нет? Или завтра следует рассказать всей школе, что ты понтуешь, а на деле «пшик»?
Лили в нерешительности перевела взгляд с сестры на заброшенную мельницу. Мельница и возможные призраки пугали её не так сильно, как выбор.
Пойти и разозлить сестру?
Не пойти и стать посмешищем?
– Я пойду, – она выдернула ладошку из руки Петунии.
– Молодец! – похвалил Билл. – А ты сиди тут. Трясись как заяц. Трусиха!
– Лучше быть трусихой, чем дурой, – презрительно парировала Петуния.
Лили не обернулась на сестру, когда уходила с мальчишками. Совесть мешала.
Внутренний голос не просто говорил – он орал о том, что она ведёт себя неправильно. Во–первых, предаёт Туни. Во–вторых, идти куда–то одной с мальчишками…? Папа бы её за это выдрал.
Десятилетняя Лили Эванс смутно представляла, что является причиной подобных ограничений. Но вот мама говорила, что девочки могут попасться насильникам, которые ловят и мучат детей, делают из них фарш и котлеты.
Но ведь её ровесники насильниками быть не могут? Зачем им делать из Лили котлеты? Они не голодные.
За речушкой, на том берегу, высился лабиринт кирпичных домов. Даже отсюда было видно, что в некоторых из них окна либо выбиты, либо просто заколочены.
Они протиснулись внутрь мельницы через щель, образовавшуюся между стеной и просевшей, покоробленной, сгнившей дверью. Внутри было ожидаемо темно. Пахло мокрицами и плесенью. Свет от карманных фонариков не разгонял темноту. Он делал её более страшной и пугающей. Кружки фонариков, мельтешащие по стенкам, вызывали в памяти желтые глаза невидимых чудовищ.
– Вон на той балке, говорят, и повесился отец старика Тобиаса Снейпа из Ткацкого тупика.
Голос мальчика звучал плоско, глухо, будто стены его поглощали.
– Повесился? – охнула Лили. – Зачем?!
– За ним Белая Горячка пришла, вот он и повесился, – презрительно заявил Билл.
Он явно храбрился. Но голос выдавал, что и ему страшно.
– А я слышал, он повесился, когда узнал, что его невестка – ведьма, – возразил его друг с модной, пижонской стрижкой.
– Заливай!
– Сам слышал, как мама божилась миссис Коуп, будто она видела, как Эйлин Снейп летала верхом на помеле.
– Я тоже слышал, что эта Эйлин – настоящая колдунья, – поддержал друзей третий мальчик. – Стоит ей пройти мимо дома, как молоко скисает, даже если оно в холодильнике. Ещё говорят, она по ночам свиньёй оборачивается и бегает по округе.
– П…почему…? – заикаясь от страха, спросила Лили. – П…почему свиньёй?
– Не знаю, – пожал плечами Дик, тот, у которого была модная стрижка. – Говорят, что когда отец нынешнего старины Снейпа встретил свинью около дома, он её лопатой как даст! Свинья – визжать! У неё на заднице во–о–о–т такой след остался! А утром, когда невестку сына встретил, у той нога в крови! Смекнул старик, в чем дело. Да и повесился с горя…
Мальчишки, беспорядочно стреляя светом от фонарика, осторожно двинулись вперёд. Лили старалась не смотреть наверх, туда, где повесился неизвестный и оттого более страшный мистер Не–Помню–Как–Вас–Зовут.
Стайка зверьков, налетевшая на них пищащим смерчем, показалась напуганным детям демонами. Они с воплями кинулись к выходу. Лили споткнулась обо что–то, с треском под ней провалились доски и девочка с визгом полетела вниз. При приземлении острая боль пронзила ногу.
На крик отозвалась Петуния. Девочка, вместо того чтобы убежать за мальчишками, спасаясь от неведомой опасности, кинулась на помощь младшей сестренке, бесстрашно вбегая в Проклятую Мельницу.
– Лили?! Лили?!
– Туни!!! Осторожней!
Лили попыталась встать, но со стонам опустилась обратно. Ногу обожгло, словно каленым железом.
– Доски гнилые! Не ходи – провалишься!
– Ты где? – голос сестры раздался ближе.
– Туни! – встревожено закричала Лили. – Иди за взрослыми! Пусть они меня вытащат.
– Ты в порядке? – тревожно спросила старшая сестра.
– Иди за папой, Туни. Без взрослых мне не выбраться.
– Здесь же страшно! – с отчаянием всхлипнула девочка. – Как я тебя оставлю? Считай до ста, Лил. Считай до ста, и как только сосчитаешь, я вернусь.
– Туни!
– Что?
– Будь осторожна!
– Я всегда осторожна. В отличие от некоторых.
Лили всхлипнула.
– Раз, два, три… – начала считать девочка.
Ей было холодно. Что–то подозрительно шуршало по углам – наверное, мыши. Лили зажмурилась – она до смерти боялась хвостатых тварей.
«Десять, одиннадцать, двенадцать…».
Туни придёт, стоит только досчитать до ста. Сестра обещала, а Лили не могла припомнить случая, чтобы Туни хотя бы раз её подвела. Петуния может ругаться, закладывать Лили родителям, сколько угодно выводить из себя. Но Петуния никогда не оставит её. Она найдёт выход из положения, если младшая глупая легкомысленная сестренка ждет её.
«Двадцать шесть, двадцать семь, двадцать восемь…».
Конечно, мальчишки выдумали все эти истории о ведьмах. Ведьм не бывает. Это все сказки! Ведьм не бывает. Не бывает. Не бывает.
Петуния придёт. Нужно просто ждать. И не поддаваться страхам.
«Пятьдесят пять, пятьдесят шесть, пятьдесят семь…».
Так тебе, Лили Эванс, и надо. Мозги у тебя коротенькие–коротенькие. Ничего–то в тебе по–настоящему ценного нет, кроме хорошенькой рожицы, на которую все и покупаются. Ты заслужила сидеть тут со сломанной ногой…
– Поторопись, Туни… – прошептала девочка, всхлипывая.
Ей мерещились красные горящие глаза во мраке. И шорохи. Половицы наверху заскрипели. Словно мертвец спрыгнул со своей балки и теперь ползёт за ней.
– Мне страшно, сестренка! – шептала девочка в темноту, кусая губы, чтобы не расплакаться.
Расплакаться было страшно. Тогда она точно сойдет с ума от ужаса. Как страшно сидеть неизвестно где, не имея возможности подняться и что–то делать.
Нужно верить – Петуния вот–вот вернётся. Мертвецов не бывает. Они не приходят за живыми. А вот старшие сестры всегда возвращаются, чтобы надавать тумаков, наказать, наговорить колкостей и спасти. Нужно просто ещё капельку подождать. Самую капельку!
«Восемьдесят восемь, восемьдесят девять, девяносто».
Скрип досок наверху стал более отчетливым. Лили всхлипнула. А вдруг про ведьм Билл не наврал?
– За каким чертом лысым вас понесло на Проклятую Мельницу? – услышала девочка глухой хриплый прокуренный низкий голос.
– Они поспорили, – услышала Лили дрожащий голосок Петунии.
– Дьявол забери всех непослушных детей! – прогремел мужской голос. – Вечно вы влипаете в истории. Где это отродье?
– Я здесь! – прокричала Лили.
В следующее мгновение её ослепил свет от фонарика.
– Раздери меня сатана! – хохотнул неизвестный наверху. – Как твоя сестричка себе шею не сломала?! Никак дьявол лично её в люльке качал? Только чертовка тут копыта себе могла не обломать.
– Вытащите меня отсюда!
– А где «пожалуйста»? – насмешливо прогнусавил мужчина наверху.
– Пожалуйста, – покорно попросила девочка.
– Ладно. Подожди.
Свет фонарика погас, перестав больно бить в глаза. Раздался шорох. Потом вновь вспыхнул свет.
– Сейчас я сброшу тебе верёвку. Обвяжись ею, я тебя вытащу. Лады?
– Лады, – откликнулась Лили.
Она несколько раз обмотала крученую, толстую, похожую на канат веревку вокруг пояса. Когда мужчина потянул, веревка натянулась, больно врезаясь в тело. Лили визгнула.
– Терпи. Не хрен было лезть к черту на рога.
Через секунду девочка стояла наверху, и Петуния обнимала сестру.
– Спасибо вам! Спасибо большое! – взглянув на своего спасителя, девочка вытаращила глаза.
И как у Петунии только храбрости хватило к такому обратиться?! Мужчина был худ, жилист и высок. Длинные черные патлы спадали на горящие, словно у дикого зверя, глаза. Нос у него был заостренный и крючковатый, как у злого колдуна из сказки; губы – тонкие, щеки – запавшие.
– Ну–с, тварь ты лупоглазая, как тебя зовут? – насмешливо обратился к девочке мужчина.
– Лили…Лили Эванс…
– Ну, так вот, Лили Эванс. Приличным девицам неприлично шляться по ночам? Усекла? Ладно, хрен с тобой. Все вы бабы одним маслом мазаны. Мозгов на вас у бога не хватило. Ты хоть, в отличие от твоей подружки, хорошенькая. Дай осмотрю твою ногу.
Присев на корточки, мужчина поставил ступню Лили на своё острое колено и жесткими пальцами, от которых пахло табаком, принялся ощупывать её лодыжку.
Лили ойкнула.
– Не смей распускать нюни, девчонка! Я этого не терплю.
Вспомнив про насильников и котлеты из непослушных маленьких девочек, Лили сочла за благо вести себя тихо, как мышка.
– Нет у тебя никакого перелома, – сплюнул на пол мужчина. – Вывих. Это мы сейчас поправим.
Лили заорала.
– Вы поосторожней не можете?! – возмутилась Петуния.
– Отойди! Твоя дурная сестрица на своей опухшей лапе далеко не ухромает, а я не намерен никого не хребту тащить. До дома доковыляешь, выпроси у мамаши лед и приложи к опухоли. К утру сойдет.
Лили, с трудом наступая на раненую ногу, опираясь на руку Петунии, поковыляла следом за своим жутким спасителем. Как она ни крепилась, спустя несколько десятков шагов силы её оставили и незнакомый спаситель–грубиян, проклиная свалившихся на его голову «бестий», подхватил девочку на руки.
Нельзя сказать, что это принесло облегчение, но передвигались они теперь гораздо быстрее.
От незнакомца пахло сигаретами, кожей и едкими растворителями. Лили сочла бы такое сочетание вполне приятным, если бы её меньше ругали.
Весь квартал уже стоял на ушах. Около дома сверкали огнями полицейские машины, а миссис Эванс отчаянно рыдала на ступенях нового дома.
Отец, увидев дикого на вид, незнакомого мужчину, поспешил им навстречу:
– Это ваше? – грубо спросил неизвестный, хмуро взирая на подоспевшего к нему мистера Эванса. – Следите лучше за своими паршивками.
С этими словами он грубо всучил Лили отцу, словно она была мешком с картошкой.
– Подождите, милейший! – окликнул незнакомца подоспевший полицейский.
– Чего ещё? – обернулся тот.
– Вы бы хоть имя нам своё назвали! Должны мы знать, кого поминать в своих молитвах?
– Меня зовут Тобиас. Тобиас Снейп.


Первый солнечный зайчик

У Лили распухла лодыжка. Доктор прописал постельный режим и выписал общеукрепляющую микстуру. Под ногу положили валик. Такое положение ноги якобы способствовало тому, чтобы отек спадал.
Это дико мешало, но Лили терпела.
Так ей и надо!
На следующий же вечер Билл, забравшись на второй этаж, где находилась комната Лили, попытался «навести мосты». Лили и слушать не захотела. Поступки говорят лучше любых слов, а мальчишки убежали без оглядки и бросили её на произвол судьбы. Что тут обсуждать?
Однако принесенные лакомства девочка приняла и с аппетитом слопала, поделившись ими с Петунией.
Чтобы как–то убить время, Лили пробовала читать. Прихромав на одной ножке в комнату Туни, позаимствовала у неё «Трех мушкетёров» и «Графиню де Монсоро». Приключения Шико и интриги Священной Лиги девочка пролистывала, так как ничего в них не понимала. Зато история графа де Бюсси и прекрасной Дианы де Меридор тронула её до слёз.
Лили сердилась на автора, посмевшего убить красавца–анжуйца. Лили просто влюбилась в него. Да и как не влюбиться ?!
Обнаружив зареванную Лили с книжкой в руках, Петуния изумленно приподняла брови.
– Ты чего ревёшь? Из–за этой муры?
– Туни, у книжки есть продолжение?
– Ну?
– Ты его читала?
– Ну?
– Граф де Бюсси там оживёт?
– Нет. Диана отравит убийцу и уйдет в монастырь. Глупее концовки автор не мог придумать.
– Почему? Мне всё кажется логичным. После Луи Диана любить все равно никого бы не смогла. Настоящая любовь она такая: одна – на всю жизнь, – восторженно выдохнула Лили.
Петуния презрительно скривилась:
– Что может понимать в любви пигалица вроде тебя?
– Сама пигалица! – вернула «комплимент» младшая сестра старшей. – Будто ты понимаешь больше?!
– Вот и понимаю.
– Ой ли! Может быть, ты уже влюбилась в кого–нибудь?
– Вот ещё! – скривилась Петуния. – Просто если бы ты, Лили, хоть что–то смыслила в этой жизни, то не рыдала бы над книгами французского писателишки. Я сейчас принесу тебе настоящую книжку про настоящую любовь. Про такую, над которой действительно стоит плакать…
Лили и плакала. И влюбилась. По–настоящему. Этой любви она не изменяла до конца дней.
***
«Как она умерла? – спросил Хитклиф.
– Несчастный, – подумала Нелли Дин. – У тебя те же нервы, что и у всякого другого! Бога не ослепит твоя гордость. Ты же искушаешь его терзать твоё сердце до тех пор, пока он не исторгнет у тебя постыдного крика боли!
– Кэтрин, умирая, ни разу не позвала меня? – спросил Хитклиф.
– Госпожа умерла, не приходя в сознание...».

Слезы текли по щекам Лили.
Она представляла себя на месте Кэтрин Эрншо. В белом красивом длинном платье, с распущенными волосами. Обязательно с букетом белых лилий, венчающих её золотистые кудри. Со скрещенными на груди перстами.

« Она лежала со светлой улыбкой на лице. Её жизнь окончилась тихим сном. Дай ей Боже проснуться так же безмятежно в другом мире.
– Дай ей Боже проснуться в мучениях! – прокричал Хитклиф со страшной силой. – Она так и осталась обманщицей! Где она? Не на небе! И не погибла! Так где же?! У меня одна молитва. Я постоянно твержу её, пока не окостенеет язык: Кэтрин Эрншо, не находи покоя, доколе я жив! Ты сказала, что я тебя убил? Так преследуй же меня! Убитые, я верю, преследуют убийц. Я знаю, призраки бродят порой по земле. Будь со мной всегда. Прими, какой угодно образ. Своди меня с ума. Только не оставляй меня в этой бездне, где я не могу тебя найти! О Боже! Этому нет слов! Я не могу жить без жизни моей! Не могу жить без души моей!...».
«Как бы ты ни страдал, мне нет дела до твоих страданий! – сказала Кэтрин с ожесточением. – Почему тебе не страдать?! Ведь я же страдаю. Ты забудешь меня? Будешь счастлив, когда меня похоронят? Ты скажешь: «Когда–то я любил её! Был в отчаянии! С тех пор я любил многих. Мои дети мне дороже, чем была она. Скажешь, Хитклиф, да?
– Ты знаешь, Кэтрин, что я скорее забуду самого себя, чем тебя! Разве не довольно для твоего бестолкового самолюбия, что когда ты обретешь покой, я буду корчиться в муках ада? Ты даешь мне понять, какой ты была жестокой. Жестокой и лживой. Ты меня любила. Так какое право ты имела оставить меня? Ради твоей жалкой склонности к Линтону? Когда и бедствия, и унижения, и смерть – ничто не в силах было разлучить нас, ты это сделала по доброй воле! Не я разбил твоё сердце – ты разбила его сама. А разбив его, разбила и мое. Тем хуже для меня, что я крепкий. О Боже! Хотела бы ты жить, когда душа твоя в могиле?!»…
***
Лили по много раз перечитывала эти строки. Читала и не могла начитаться. Трагические образы вставали перед глазами, чаруя. Лили отчаянно завидовала Кэтрин. Огненной Кэтрин Эштон, которую беззаветно любил дикий зверь без роду и племени.
Она примеряла на себя эту роль бесконечно. И была готова согласиться с Петунией – раньше она ничего не знала о Любви! Зато теперь она знает, что такое Настоящая Любовь. Это когда вместе – до гроба!
И за гробом.
***
«Мне снились в жизни сны, – говорила Кэтрин Нелли Дин. – Сны, которые оставались потом со мной навсегда. Они входили в меня постепенно, пронизывали насквозь, как смешивается вода с вином, и меняли цвет моих мыслей. Если бы я попала в рай, Нелли, я была бы там бесконечно несчастна…
Лили чувствовала, что, как и Кэтрин, была бы несчастна в Раю.
«Я не могу этого выразить, но, конечно, и у тебя, и у каждого есть ощущение, что наше «я» существует не только в нас самих. Что проку было бы создавать меня, если бы я вся целиком была здесь?
Если все сгинет, а Хитклиф останется – я не исчезну из бытия. Если же все прочее останется, а он сгинет, Вселенная обратится для меня в нечто огромное и чужое, и я уже больше не буду её частью…».

– Спасибо, Туни, – поблагодарила Лили, когда несколько раз прочла книгу от корки до корки. – Это просто волшебно!
– Понравилось?
– Какое счастье быть любимой так, как любили Кэтрин!
– Настоящие мужчины так не любят. Так не бывает. Это просто книга.
– У меня будет! – страстно заявила Лили. – Я обязательно найду своего Хиклифа и…
– И умру на заре, – насмешливо блеснула глазами Петуния. – Уж если бы пришлось выбирать себе персонажа по душе, я хотела бы исполнить роль Нелли Дин. Пусть звезд с неба не хватает, зато она умная и рассудительная. Да! Ещё и жила долго.
– Это скучно!
– Лили, – тоном «рассудительной особы» заявила Петуния. – Нужно учиться различать сны и реальность. В реальном мире Хитклифов не бывает. Вот мистеров Тобиасов Снейпов – хоть пруд пруди.
– Да ну тебя! – разозлилась Лили. – Я думала, книга тебе нравится.
– Лил! Мне книга нравится. Но я не стану тратить время на то, чтобы ловить солнечных зайчиков.
– Чудесно! Мне больше достанется!
– Ну, ну. Лови, лови…
– И поймаю!
***
Лили не оставляло ощущение того, что в её жизнь вот–вот ворвется нечто, что навсегда все изменит. Все вокруг готово было зазвучать волшебной мелодией. В печальном, возвышенном ритме кружились золотистые листья, осыпаясь на траву. Листья клёна, дуба, платана и каштана, с красноватыми прожилками, яркие–яркие, мягко вальсировали в воздухе.
Парк наполнял горьковатый запах осенних костров. Тонкий аромат вился, поднимаясь к ясному небу. Погода стояла удивительно ясная для середины октября.
Бросив портфель прямо на землю, Лили стремглав неслась к качелям и отталкивалась от земли, будто надевала крылья. Она взлетала выше и выше; сердце замирало от горечи и предчувствия чего–то… чего–то волшебного. Вместо того чтобы опуститься на сидение, она вставала в полный рост и с каждым взмахом все смелее и смелее отталкивалась от воздуха, взмывая в небо, – туда, в чистую густую голубизну.
– Слушай, как шумит ветер! – цитировала, смеясь, Лили. И сердце её проваливалось в бездну, чтобы в следующую секунду оказаться подброшенным вверх, будто мячик. Было сладко и жутко. – Дай мне его почувствовать! Он прямо оттуда – с вересковых полей!
– Совсем чокнулась? – ухмылялась Петуния, одаряя младшую сестру снисходительной улыбкой.
– Я – горю! – с вызовом громче кричала Лили, дразня сестру. – Я полудикая, смелая и свободная! И я всегда буду смеяться в ответ на обиды, а не сходить из–за них с ума! – Лили показала Петунии язык. – Пусть всегда будет ветер!
– Дура ты, Лили Эванс, – солнце било Петунии в глаза, и она прикрывала глаза козырьком из ладошки.
– Да ну тебя, Петуния Эванс! – Лили села, наконец, на сидение, дав качелям затормозить. – Ты невыносимо скучное существо.
– Я разумное существо.
– Скучное, Петуния! Скуч–но–е.
– Держись, Лил! Не дури! У тебя и так в башке ветер, а если ты сделаешь в ней дырку, сквозняк усилится.
Лили снова принялась раскачивать качели.
– Лили, перестань! – закричала Петуния.
Цепочки подозрительно стонали. Но Лили только смеялась.
– Перестань, я тебе говорю!
Лили смеялась.
Странное чувство охватило её – уверенность, что небо не предаст, осенний воздух подхватит, подстрахует. Она – бессмертна! Выше, выше, выше!
С замиранием сердца, сама не ведая, что творит, Лили отпустила руки, раскинув их в стороны, как птица. Ей показалось, что качели ушли вниз, а она осталась парить в воздухе. Ветер обдувал щеки, развевал волосы того же оттенка, что и кленовые листья – золото с легким вкраплением алых искорок.
– Лили! – выдохнула Петуния.
Не переставая смеяться, девочка поняла, что действительно парит в воздухе, в полуметре от земли. Качнувшись вперёд, чтобы подлетевшие сзади тяжелые качели её не ударили, Лили медленно и изящно опустилась на землю.
– Как я тебя, Туни?! – сощурила зеленые глаза Лили. – Поймала я на сегодня своего Солнечного зайчика?
Обескураженная Петуния лишилась дара речи.
– Я ещё и не так могу! – Лили отступила на шаг и снова раскинула руки, запрокидывая голову и глядя в ясные небеса.
– Я просилась обратно, – цитировала Лили, смеясь. Словно в танце вертелась она на месте. – Рай не был моим домом. Ангелы рассердились и сбросили меня на землю!
Листики, устилающие землю, дрогнули и зашуршали, словно подхваченные ветром, а потом, будто капли воды в невесомости, медленно воспарили над землей, вращаясь и чуть покачиваясь.
– Они сбросили меня прямо в заросли вереска. И там я проснулась, рыдая от радости!
– Ты сумасшедшая, Лил! – в голосе Петунии звучали одновременно ужас и восхищение. – Как ты это делаешь?!
Лили Эванс перестала кружиться, зачарованно глядя, как листочки, словно золотые рыбки, словно искусственные снег в рождественском яйце, плавают вокруг неё.
– Это красиво! Красиво! Правда, Туни?
Во взгляде сестры Лили чудилось что–то, похожее на запахи осенних костров. Печаль. Горечь. Какая–то непонятная обреченность.
Руки девочки упали вниз, словно невидимый кукловод перерезал ниточки.
Листья с легким шуршанием осыпались на дорожку…
***
Сгребать опавшие листья вменялось Лили и Петунии в обязанность. Петуния, в силу своего характера, была исполнительна и выполняла любую работу.
А у Лили получалось работать хорошо только тогда, когда ей это нравилось. Если не было волшебной волны, несущей её, точно пылинку, все валилось из рук. Чтобы дело спорилось, ей обязательно нужно было испытывать душевный подъем, похожий на влюбленность.
Лили нравилось сгребать охапки ярких листьев. Даже когда они темнели от влаги, или, наоборот, высыхали до такой степени, что становились похожим на пепел. Все равно нравилось. Приятно чувствовать, как грабли, словно расческа, проходятся по волосам матери–земли. Чем–то это напоминало танец. Есть ритм, есть рисунок.
Окно на кухне, где сидели мама и зашедшая к ней в гости миссис Кингсли, было открыто. И Лили притихла, прислушиваясь к разговору:
– О, Роза, вам повезло, что все обошлось!
– Да что вы такое говорите? – в голосе матери звучала тревога.
– У этого Снейпа ужасная репутация. Ужасная!
– Мне он не показался таким уж плохим человеком. Неотесанный, конечно…но, по–моему, честный человек.
– В свое время Снейпам принадлежала Проклятая мельница…
Миссис Эванс тихо охнула.
– А прадед нынешнего Тобиаса заправлял здесь всем. Ему принадлежал и ткацкий завод, на котором работали наши деды. Он все продул, вот что я вам скажу. Спустил на любовниц. Менял одну за другой, как перчатки, пока не оставил кровных наследников ни с чем. С носом, что говорится, – неприятно посмеиваясь, говорила соседка – Снейпы все такие – высокомерные, заносчивые. Сынок–то его, Жорж Снейп, повесился. Прямо на мельнице. Говорят, с тех пор его призрак так и живет там. Уж кто только мельницу ни покупал, а кончилось тем, что пришло все в запустение.
– В каждой семье своим трагедии.
– Снейп помог вашим крошкам. Но своего парня Тобиас гнобит почем зря. Не раз видела, как он избивал мальчишку. А тот болезненный, тощий, в чем душа держится! Миссис Снейп хоть бы раз вступилась! А ведь какую леди из себя корчит. Что ты, фу–ты, ну–ты! – миссис Кингсли понизила голос, – Я бы на вашем месте, миссис Эванс, за девочкой–то лучше приглядывала. Говорят, жена Снейпа – ведьма…
– Прошу вас, миссис Кингсли! – твердо потребовала мать. – Неужели вы, такая образованная женщина, верите в подобную чепуху?!
– А вы не верите?
– Нет, конечно!
– Ну–ну, ну–ну. Когда поймете, как все обстоит на самом деле, поздно будет. Ваша Лили слишком похожа на фею…
– Она действительно необычный ребёнок.
– Да, ваша старшенькая другая. Вы вот думаете, миссис Эванс, когда наши предки верили в ведьм, они это только от необразованности? Люди не станут веками верить в то, чего нет. Берегите вашу девочку. Ту, у которой волосы, как солнце.
– Миссис Кингсли, – строго сказала мать. – Я попрошу вас покинуть мой дом. И больше не наносить мне визитов.
– Можете считать меня сумасшедшей. Только примите к сведению. Кстати, вы видели лаз, в которой провалилась ваша дочь? Вы не задумывались, миссис Эванс, как ваша дочь осталась жива?
– Убирайтесь прочь! – вскричала мать.
Лили нахмурилась. В голосе мамы за скрытым гневом она расслышала нотки страха.
– Не моего визита следует бояться. Бойтесь встречи с проклятыми. Она приносит беду.
***
Лили заставила себя прийти к Проклятой Мельнице. От волнения дыхание её сбивалось, а сердце колотилось быстро–быстро.
Кое–как протиснувшись через просевшую дверь, девочка крадучись подошла к пролому в сгнивших досках. И ужаснулась. Под ней, словно огромные часовые механизмы, застыли жернова. Один выступ почти входил в другой. Кое–где они обломились, заострились и смотрелись совсем жутко.
Но самое поразительное – проскользнуть мимо этих «зубов» не было возможности. Лили должна была бы разбиться насмерть.
А она не разбилась. Выходит, она–таки поймала своего «солнечного зайчика»? Самого первого?
Девочка поспешила покинуть опасное место, твердо решив сюда никогда не возвращаться.


Просто так...

Как это часто бывает осенью, похолодание пришло резко. Потемнели от влаги ещё вчера золотые листья, запели ледяные ветра.
Опаздывающая, как всегда, Лили, спешно сбросив с себя пальто, торопливо скинув с ножек сапожки, сменила их на красивые туфельки. Несясь, словно сайгак, на выходе из раздевалки она столкнулась с ним.
Мальчишка выглядел не просто худым, про таких говорят «в чём душа держится». У него было худое хитрое лицо с острыми скулами, большой тонкогубый рот, как у клоуна, прямые, длиной до лопаток, иссиня–черные волосы, собранные на затылке в хвост. Он мог бы показаться уродливым, если бы не глаза. Необычные, в половину лица, черные, «горящие». Этими смущающими, вгоняющими в краску глазами мальчишка на мгновение в упор уставился на Лили.
– Извини, я не хотела толкаться! Я просто торопилась…
Проигнорировав реплику, будто Лили тут и не было, мальчишка пошел прочь.
Случалось и раньше, что дети отказывались с ней общаться. Хотя и редко. Но в молчании, в выражении лица незнакомого мальчика было нечто такое, что заставило Лили почувствовать себя отвергнутой, униженной.
За обедом она приметила мальчика снова. Он сидел неподалеку, отгородившись ото всех книгой. Лили впервые наблюдала, чтобы в столовой у кого–то хватало наглости (или недоставало воспитания) между собой и другими поставить подобный барьер.
Почувствовав на себе взгляд, мальчик медленно поднял голову. Лили поежилась. Чёрные глаза казались непроницаемыми и злыми. Будто перед ней не человеческое существо, а дикий волчонок.
Было в этом мальчике что–то неправильное, порочное, злое. Болезненное, неприятное, неуловимо скользкое. Узкая, чахоточная грудь под не первой свежести кружевами на уродливой блузке. Нездоровый желтый оттенок кожи, длинные сальные волосы – всё внушало гадливость.
Но почему противный мальчишка притягивал к себе её взгляд, словно магнит – железные опилки?
Мальчик неприязненно поморщился и вновь уткнулся в книгу.
– Кто это? – спросила Лили у Миранды Грант.
– Снейп, – ответила соседка, дожевав кусок яичницы.
– Я раньше его не видела…
– Он редко ходит в школу.
– Почему?
– Говорят, болеет, – пожала плечами подружка.
Лили и Снейп учились в разных классах одной параллели. Каждый раз, выходя на перемену, девочка старалась отыскать его взглядом. Если это удавалось, он непременно обнаруживался с книгой в руках где–нибудь в сторонке, подальше от остальных, в укромном уголке.
Сколько ни пыталась Лили прочесть название толстых фолиантов, зажатых в тонких, по–женски изящных пальцах с грубо обкусанными ногтями, ничего не выходило. Книги были написаны не на английском. Насколько могла судить Лили – то была латынь, язык мёртвых.
Вскоре у неё выработалась дурная привычка находить его в толпе почти мгновенно. Сын Тобиаса Снейпа казался взрослее сверстников, словно в теле десятилетнего ребёнка жил кто–то гораздо старше. Представить его себе играющим в салки, катающимся на велосипеде, гоняющим взапуски Лили не могла.
Поначалу мальчик либо не замечал взглядов Лили, либо демонстративно их игнорировал. Но вскоре сменил тактику. Снейп тоже взял новую привычку – привычку презрительно отворачиваться всякий раз, как ловил на себе взгляды золотоволосой девочки.
Она не хотела. Честно – не хотела. Внимание её было непроизвольным, словно бы от неё самой не зависящим. Это как если в комнате включить телевизор, рано или поздно ведь всё равно в него уставишься?
Лили саму бесило, что она бессильно таращится на это худое ничтожество. Но стоило расслабиться, и глаза начинали искать сами собой…
***
Лили Эванс из кожи лезла, чтобы доказать всем в новой школе: она не только хорошенькая, она ещё и умная.
Подготовка домашних заданий и занятия в театральном кружке занимали всё время. Зато именно Лили досталась центральная роль в спектакле, что готовился в школе к Рожественским празднествам. В бессмертной сказке Андерсена «Снежная Королева» ей посчастливилось играть роль Герды. Кая играл Дик, мальчик с модной стрижкой, который вместе с друзьями бросил её в Проклятой Мельнице.
Увлекшись работой в спектакле, Лили стала меньше предаваться своему наваждению. После занятий вместе с другими участниками спектакля отрабатывала движения в хореографической композиции до бегущих мушек в глазах.
Лили успела забыть, что это значит, когда у тебя не болит тело от постоянных па и не скребёт горло от того, что приходится либо петь, либо кричать со сцены. Зато благодаря театральному кружку вожделенная популярность приобреталась в рекордно короткие сроки. «Солнечный зайчик» за несколько месяцев стал звездочкой местного масштаба.
Лили танцевала, пела, училась. Училась, пела, танцевала.
От постоянного недосыпа у девочки появились голубоватые тени под глазами и Роза Эванс, всерьёз обеспокоенная, поговаривала о том, чтобы Лили бросила школьный театр. Последнее, по счастью, было невозможным – премьера, что говорится, на носу.
***
Стоя за кулисами, Лили чувствовала, что от волнения она готова упасть в обморок. Ведь непременно опозорится! Забудет текст. Не сможет выполнить движение. Так или иначе все провалит…
Зазвучала музыка.
Занавес медленно заскользил, поднимаясь.
Лиц в зале несметное количество. Родители и сестра в первом ряду. И Снейп. Мальчишка занял место в центре зала, но Лили все равно увидела его остроносое тонкогубое лицо, с которого злым огнем сверкали глаза.
В груди потеплело. Девочка глубоко вздохнула, словно распрямляя невидимые крылья.
И побежала на сцену.
Она танцевала для него. Она пела для него. Она играла для него.
«Ты заметишь меня!» – кричал каждый её жест. – «Увидишь, запомнишь и не сможешь глядеть на меня с таким же презрением, с каким смотришь на других. Потому что я – Лили Эванс! Я – не другие!».
Лили хотелось блистать особенно ярко потому, что в середине зала сидел некрасивый мальчик с черными глазами, насупленными бровями и не по–детски серьёзным лицом.
Зал, замерев, следил за неистовым золотым огоньком на сцене. На глазах взрослых блестели слезы. Откуда в маленькой девочке такая недетская страсть? Такая глубина, отчаяние и свет?
Успех был полный. Успех художественного руководителя, спектакля, коллектива в целом. И Лили Эванс! Она словно летела на гребне высокой волны. Парила, легко и свободно, выплетая из слов, мелодий и жестов живую ткань действия. Зрители были её зеркалами. И она отражалась в них так полно, как только могла.
Однако в центре зала присутствовало самое упрямое, злое, неприрученное зеркало. Когда маленькой Герде взорвавшийся аплодисментами зал охапками потащил цветы, черноволосый мальчик пошел к выходу. Будто отбыл тяжелую повинность и наконец освободился.
Лили с тоской смотрела ему вслед. Смотрела, как он медленно удалялся.
Далекий. Равнодушный. Холодный. Как звезда на ночном небе.
***
Счастливые и гордые родители расставляли огромные букеты по дому. Петуния сидела, надувшись от зависти. А Лили хотелось закрыться в комнате и выплакать накопившуюся досаду.
Да кто он такой вообще?! Что о себе возомнил?!
На следующий день Лили Эванс ни разу не посмотрела на привычное место за четвертым от себя столиком. Туда, где по–прежнему читал свои книги мальчик.
Вечером, сидя на мокрых от инея качелях, Лили воображала, как говорит Петунии:
«Эти страшные ночи я ни миг не сомкнула глаз! Как же я мучилась! Меня донимали видения, Нелли! Как нелепо! Я воображала, что, хотя люди ненавидят друг друга и презирают, меня они не могут не любить…».
От жалости к себе на глаза Лили наворачивались слёзы.
– Лили! – донесся с кухни голос матери. – В дом – быстро! Ноги застудишь – соплей не оберёшься!
Лили стало смешно. Уж больно контрастен переход между миром её внутренних страданий к простуде со всеми неромантическими атрибутами.
Что ж? Она не будет расстраиваться. Всё равно рано или поздно она заставит этого угрюмого гордеца думать о себе.
Не будь она Лили Эванс!
***
Петуния с любопытством посмотрела на младшую сестру:
– Какую каверзу опять задумала?
– Не скажу, – обиженно отвернулась Лили.
– Зря. Может, я смогла бы тебе помочь?
– Это ты–то?! Смогла помочь?! Смогла бы посмеяться, это уж точно!
– С какой стати мне над тобой смеяться?
– Будешь. Я тебя знаю.
– А вот и нет, – скрестила руки на груди Петуния. – Вот и не буду.
Лили хотелось поделиться. Она устала носить в себе своё безумие.
– Я… – она вскинула глаза на сестру, стараясь проглотить вставший в горле ком. – Туни, помнишь Снейпа?
Брови Петунии удивленно приподнялись:
– Этого урода?
– Я больше ничего тебе не скажу! – разозлилась Лили. У неё на лице даже пятна выступили.
– Лили, подожди! Лили! Я вовсе не хотела тебя обидеть! Конечно, я помню Снейпа. Что дальше?
Лили с удивлением осознала, что дрожит. Да что с ней такое?
– Я хочу с ним познакомиться, но незнаю как! – с отчаянием призналась она сестре.
– Вообще–то, тебе рано думать о мальчиках, – фыркнула Петуния.
– Да какие мальчики?! – возмутилась Лили.
– Действительно, твой Снейп в своих старинных кружевах больше на бабку похож, чем на мальчика. Чего тебе приспичило с ним знакомиться–то?
– Он смотрит на меня как на пустое место! – яростно выдохнула младшая Эванс, заломив руки.
Сей театральный жест вновь вызвал насмешку у старшей сестры:
– Подумаешь! Больной на голову, он на всех так смотрит.
– Я не позволю ему меня не замечать!
– Бог мой! – скривилась Петуния. – Тщеславная дура! Самовлюбленная ослица, вот ты кто, Лили. Не замечает он её, видите ли! Вся школа замечает, а какой–то чудак не замечает, – трагедия всея жизни!
– Туни! – укорила Лили. – Ты обещала, что не будешь насмехаться.
– Ладно. В чем проблема–то, а? Испробуй старинное проверенное средство: урони что–нибудь, попроси поднять. Всегда работает.
Лили всю ночь ворочалась с боку на бок, представляя себе выражение лица Снейпа. Даже во сне ей снились злые, черные, непроглядные, как тьма, глаза.
***
Утром она особенно тщательно заплела волосы, выбрав любимую прическу – «французскую» косу, оставив у висков свободно виться несколько непослушных прядей.
Глядя на своё отражение, Лили задавалась вопросом – хватит ли у неё храбрости выполнить задуманное? В конце концов, этот угрюмый мальчишка не тигр? Не съест её. Ну, в крайнем случае, просто развернётся и уйдет. Что тут страшного?
– Ты чего сегодня такая тихая? – спросил отец, когда они выбиралась из машины перед школой.
– Голова болит, – соврала Лили.
Отовсюду неслись приветственные крики. Лили махала в ответ рукой, одаряя друзей лучезарными улыбками кинодивы. По крайней мере, как она себе это представляла. Болтала, смеялась. И привычно шарила глазами в поисках прямой, как стрела, фигуры.
Сердце сжалось за секунду до того, как взгляд нашел его.
Снейп стоял под деревом и смотрел на неё, на Лили. Мир сузился до одной фигуры; превратился в калейдоскоп, где все линии сбегаются к одной точке. К мальчику с развевающимися на ветру чёрными волосами, длинными, словно у женщины. И как ему позволяют носить такую прическу? Если, конечно, это можно назвать прической?
– Привет… – остановивсшись перед мальчиком она протянула ему руку. – Я – Лили Эванс.
– И?.. – насмешливо спросил он, не протянув руки в ответ. – Что дальше?
– Дальше? – Лили заставила себя улыбаться, – Дальше и тебе не мешало бы в ответ назвать своё имя. Так люди обычно и знакомятся.
– Знакомятся? – фыркнул вредный мальчишка. – Зачем мне с тобой знакомиться?
Лили даже немного растерялась от такого приёма.
– Просто так, – ответила она, не сумев придумать ничего лучше.
Мальчик пожал плечами, собираясь уходить.
Когда Лили ухватилась за рукав его пальто, удерживая его, в чёрных глазах промелькнуло удивление.
– Почему ты не хочешь со мной говорить? – спросила Лили. – Почему уходишь? Я тебе не нравлюсь? Может, я чем-то успела тебя обидеть?
Мальчик грубо стряхнул удерживающую его руку:
– Ты слишком много говоришь.
– Потому что мне приходится говорить за нас обоих!
– Зачем тебе вообще понадобилось со мной разговаривать?
– Просто так.
Глаза мальчика смеялись. Зло и весело.
Лили поежилась. Они впервые стояли так близко. И в груди сладко ныло. Несмотря на дождь и холод, несмотря на хмурый, недовольный вид своего спутника, девочка была счастлива.
– Хочешь конфетку? – спросила она.
– Не люблю сладкого.
– А крекер?
– Крекер – давай.
– У меня нет… – растерялась Лили.
– А зачем же тогда предлагать? – ухмыльнулся мальчик.
– Я надеялась, ты откажешься. Вот, ты снова… куда ты так торопишься?
– На урок, – насмешливо фыркнул мальчик. – Он, знаешь ли, уже начался.
– О!
Увлеченная состоявшимся диалогом, Лили позабыла, зачем и куда, собственно, пришла.
– Эванс?.. – тихий, не по годам хрипловатый голос, заставил девочку обернуться.
– Да?
–Ты действительно хочешь познакомиться поближе?
Губы мальчишки дрогнули, словно он с трудом сдерживал смех.
Лили задрала носик:
– Хочу! – с вызовом сказала она.
Снейп наклонился вперёд:
– Я приду сегодня на детскую площадку. Туда, где качели. Буду ждать тебя там.
Лили кивнула, не давая себе ни в чем усомниться.
– Я приду.
Снейп уже успел повернуться к Лили спиной:
«А ты точно придёшь?» – хотелось крикнуть Лили вдогонку.
Но она сдержалась.


Полёт

На сердце было жутко и радостно, как перед грозой. Лили не чувствовала ледяных порывов ветра. Она была готова смеяться, петь и танцевать, словно ей подарили нечто чудесное, давно желанное.
Ближе к вечеру припустил дождь. Не нудный, осенний, моросящий, а шквалистый, яростный. Порывы ветра грозили сорвать черепицу с крыш, почти до земли гнули деревья, срывали с них последние лоскутья листов.
Выбраться в такую погоду из дома было проблематично. Да и какой смысл? Ведь Снейп наверняка не придёт. До детской площадки ему идти вдвое дольше, чем Лили.
– Чего такая хмурая? – поинтересовалась Роза у младшей дочери.
– Осень, – вздохнула та, – гасит улыбки…
– Плохо без солнышка солнечному зайчику? – подмигнул отец, выныривая на мгновение из–за газеты.
Сославшись на головную боль, Лили ушла к себе, чтобы через полчаса крадучись спуститься по лестнице и выскользнуть через черный ход.
На улице было настоящее светопреставление. Потоки воды, низвергаясь в водосливы домов, грохотали неистово. Завывал ветер. Дождь лил ледяной, он уже начал перемешиваться со снежной жесткой крупкой. Дома казались оазисами благополучия в мире, терзаемом ветрами.
Обычно полтора квартала, отделяющие дом Эвансов от детской площадки, удавалось преодолеть минут за пять. Но сегодня дорога казалась бесконечной. Лужи, похожие на горные ручьи, неслись стремительным потоком. Их то и дело приходилось обходить и перепрыгивать. Зонтик Лили сложила: его все время выворачивало ветром. Защиты никакой – одни неудобства.
Девочка была уверена, что, добравшись до условленного места, никого там не найдет. Но, к её радостному удивлению, Снейп был на месте. У него не было зонтика, он стоял под проливным дождём с непокрытой головой. Длинные пряди волос налипли на ввалившиеся щеки; глаза горели, как у кошки: ярко и зловеще.
– Привет!
Лили направилась прямиком к нему, шлепая по лужам.
Она снова раскрыла зонтик и встала так, чтобы его купол защищал мальчика от непогоды.
– Конфеты с собой принесла?
Лили удивленно посмотрела на Снейпа:
– В карманах парочка найдётся…
Она действительно нашла лакомство, успевшее порядком растаять.
Мальчик окинул её взглядом. У него были красивые глаза. С пушистыми, загибающимися кверху, как у куклы, ресницами. А взгляд твердый, оценивающий, цепкий. Когда он щурился верхние и нижние ресницы почти смыкались, гася ледяные искорки во взгляде.
– Почему ты такой? – Лили с любопытством вглядывалась в тонкое, сердитое лицо. – Почему ни с кем не дружишь? Никого к себе не подпускаешь? У тебя нет друзей…
– У меня есть друзья. В моем мире. Не в твоем.
В его голосе Лили слышался скрытый вызов и намёк на тайну. Она насупилась:
– В каком таком твоем мире?
– В мире магии и волшебства.
Лили засмеялась:
– А-а, так ты меня разыгрываешь? Это хорошо. Значит, у тебя есть чувство юмора?
– Тебя не учили, что задавать много вопросов незнакомым людям бестактно?
– Но так мы же как раз знакомимся. Если я не буду задавать вопросы, я никогда о тебе так ничего не узнаю.
– Тебе оно надо?
Лили пожала плечами:
– Надо. Я просто хочу стать твоим другом.
– У тебя все просто…
– В общем-то – да.
К этому моменту на Лили не осталось ни одной сухой нитки. Она промокла. Ей было холодно.
Снейп, снова окинув девочку взглядом:
– Тебе пора возвращаться домой, Лили Эванс, пока ты не схватила простуду.
– Увидимся в школе?
– Конечно.
***
– Как ты объяснишь свою ночную эскападу?!
Лили навытяжку стояла перед разъяренным отцом испуганно втягивая голову в плечи. Никогда раньше ей не приходилось слышать, чтобы отец повышал голос.
– Лили Эванс! Поведай нам, какая нужда погнала тебя в такую погоду на ночь глядя вон из дома? Ты что? Ума лишилась?! – орал отец.
Глаза у него сделались бешеные и чужие.
Лили укрылась в своей комнате. Она была уверена, что не пройдёт и четверти часа, как отец придёт мириться: Лили всегда была любимицей Билла. Но никто не пришёл. Напротив, утром всё стало ещё хуже.
– Лили! – строго заявил отец. – За вчерашнее ты должна быть наказана. Никаких прогулок. Никаких кружков. Домашний арест на ближайшие две недели.
– Как это?
– Из школы мухой домой, из дома – в школу. Вот как.
– Но папа….
– Не смей перечить. Совсем отбилась от рук!
Лили заставила себя сдержать слёзы. Раз ей суждено страдать – что ж? Она будет страдать молча. Сумеет гордо вынести доставшиеся на её долю лишения. Никто не увидит её слез.
Лили рассчитывала, что после вчерашней встречи Снейп встретит её с распростёртыми объятиями. Напрасные мечты. Мальчик прошел мимо, не утрудив себя элементарным: «Здрасте…».
Как обычно, собственно.
Легко ступая, не поднимая ресниц, глядя под ноги, приблизился, прошел мимо, удалился.
Вот как, значит?! Так, да?! Ну, что ж…
Ну-ну, Снейп! Придёт время, и ты за это заплатишь. За все неприятные мгновения. Она, Лили, поймает этого зверька и заставит плясать под свою дудку. Вот когда она добьется того, чего хочет, она непременно всё ему припомнит.
Ты не стоишь ни слезинки! Ты не стоишь домашнего ареста! Ты вообще ничего не стоишь!
Не привыкшая сидеть в четырех стенах, Лили с трудом переносила наказание. У неё было ощущение, что её лишили воздуха. Будто она стала цветным шариком, который забыли надуть.
Рассерженная Петуния (этой-то чего от неё нужно?!) отказывалась общаться с сестрой. Да ещё отняла все свои книги. Телевизор смотреть наказанной Лили запрещалось. Так что единственное развлечение, что ей оставалось – это сидеть в своей комнате и изобретать способы мести ненавистному Снейпу.
Лили уже готовилась ложиться спать: почистила зубы, надела пижаму, зажгла ночник, постелила постель и собиралась нырнуть под одеяло, как и положено папенькиной дочке и пай – девочке.
Странный звук за окном привлек её внимание. Будто кто–то тихонько стучался или царапался.
Увидев за стеклом худое, узкое лицо, Лили тихо визгнула. Глаза как угли в камине. Белый как смерть. Ужас какой!
Обнажив зубы в веселой усмешке, напоминая «Веселого Роджера», Снейп, прижавшись к стеклу, сделал ей знак открыть окно. Лили сначала предусмотрительно заперла входную дверь на засов и только потом выполнила требование ночного визитера.
Комната наполнилась холодом и влагой. Чем–то пугающим и волнующим одновременно.
– Ты что творишь?!
Не отвечая, мальчишка проник в комнату, аккуратно опуская за собой окно.
– Ты в курсе, который час? – не унималась Лили. – Ты… Ты, вообще, как сюда попал?
Снейп поднял руку, в которой держал метлу, гордо демонстрируя сиё орудие уличного уборщика.
Лили непонимающе нахмурилась, вопросительно приподнимая брови.
– Не рано ли ты ложишься спать? – сменил он тему.
– У меня режим и спать я ложусь по режиму, как положено благовоспитанной английской леди. А ты, будь любезен, выметайся вон. Вместе с метлой!
Снейп глядел на неё как обычно. То есть совершенно спокойно и равнодушно.
– Я сказала: убирайся!
– Нет.
– Что?.. То есть как!?...
– Не уйду, пока не скажу, зачем пришёл.
Лили скрестила руки на груди.
– Что ж? Говори. С интересом послушаю.
– Я пришёл сказать тебе, Лили Эванс, что ты ведьма. Самая настоящая.
– Да–а? – недоверчиво протянула она. – В самом деле?
– Да. Ты ведьма, а я – колдун.
– Чем докажешь?
– Вот этим.
Лили так выразитильно подняла брови, как только могла:
– Метлой?..
Улыбка искривила тонкие губы:
– Смотри, Лили Эванс!
Белая ладонь разжалась, отпуская древко, но метла вместо того, чтобы покатиться по полу, осталась висеть в воздухе.
– Но…как? – потрясенно выдохнула Лили. – Как ты это делаешь?
– Любой колдун так умеет.
– Колдун? –весело засмеялась Лили. – Да ладно? За кого ты меня принимаешь? Это просто фокус.
– Докажи, что это просто фокус.
Лили осторожно приблизилась к зависшей в воздухе метле словно подкрадывалась к пугливому зверьку.
– Смелее, – в хрипловатом голосе мальчика слышалась насмешливая нотка, он скептически изогнул бровь, – метла не кусается.
Лили, схватившись за метлу, потянула её на себя. Та с места не двинулась, будто её прямо к воздуху гвоздями приколотили.
– Да как же она держится? –с досады закусила губу Лили.
– Хочешь полетать со мной?
– На метле?!
– Конечно.
Снейп и перебросил ногу через древко:
– Садись!
– Куда?
– Позади меня.
Лили чувствовала себя глупо, когда последовала примеру Северуса.
– Держись за меня, – предупредил мальчишка. – Держись крепче!
Резкий рывок вверх заставил Лили визгнуть и вцепиться в мальчишку мертвой хваткой. Пол медленно поплыл под ногами, будто в метле был невидимый моторчик, заставляющий её двигаться.
– Летим!!! – радостно завопила Лили. – Мы и вправду летим!?
Снейп в ответ хрипло засмеялся:
– Если бы я не применил заглушающие чары, как ты думаешь, сколько народу сбежалось бы на твои крики?
– Прости, – тряхнула девочка золотистой головой.
– Будем нарезать круги по комнате или полетим на улицу?
– На улицу! Конечно же, на улицу!
Лили воображала себя Венди, улетающей вместе с Питер Пэном в Страну, Которой Нет.
Она – знала! Знала, что с ней непременно случится что-то особенное. Ведь впереди самое волшебное время в году: рождество – канун чудес.
Задыхаясь от радости и страха Лили наблюдала, как скользит внизу земля, отдаляясь все больше по мере того как они набирала высоту. Она испытывала невероятное, прежде даже невообразимое удовольствие. Какой счастье вырваться из душной комнаты в леденящую ночь и стать свободной! Какое счастье оторваться от земли и парить в небесах!
Ей хотелось раскинуть руки, обнять необъятное: небо, ночь, город.
– Я лечу! – захлёбываясь счастьем, кричала Лили. – По-настоящему – лечу!
Снейп обернулся, чтобы ветер не унёс его слова в сторону:
– Прибавляем скорость?
– Да!
Деревья и кусты замелькали быстрее. Быстрее, быстрее, быстрее. Ещё быстрее! Пока не слились в единую тень. Над головой сверкали звёзды. Множество звёзд. Словно бусы, рассыпавшиеся повсюду. Желтые светящиеся горошины, сорвавшиеся с нитки и разлетевшиеся во все стороны.
Лили летела между звёзд. Она сама стала маленькой звёздочкой.
– Ты подарил мне ночь.
– Держись! Упадешь, разобьешься по-настоящему, –предупредил Снейп.
Под ними, как на ладони, лежал город. Ночной, сверкающий, весь в неоновых огнях.
– Возвращаемся, – решительно оповестил Снейп.
– Ну пожалуйста! – взмолилась Лили. – Пожалуйста, полетаем ещё чуть-чуть? Ну самую капельку? Полетим вон на ту крышу? Лево руля, капитан. Поворот оверштаг. Опустить грот-мачту! Отдать швартовый!
– Ты несёшь околесицу. «Опустить грот-мачту» это как?
– Неважно. Причаливаем!
Через несколько секунд метла зависла над крышей многоэтажного здания, и дети ощутили под ногами твёрдую опору.
– Голова с непривычки не закружилась? – поинтересовался Снейп.
– У меня никогда не кружится голова, всегда хороший аппетит и я не боюсь мышей.
Лили надеялась, что он улыбнётся. Но Снейп, похоже, не умел этого делать.
– Ты так и не назвал мне твоего имени. Как тебя зовут? – спросила Лили.
Тот же задумчивый, словно взвешивающий все на невидимых весах, взгляд.
– Что? – насмешливо фыркнула она. – Это такая большая тайна?
– Зная имя человека, легко навести на него проклятие.
– Ну и храни его в строгом секрете. Не называй даже под пыткой. А то вот как решу превратить тебя в лягушку? Тогда придётся веками дожидаться поцелуя принцессы, чтобы расколдоваться обратно. Хотя знаешь? Я не стану этого делать. Как я спущусь без тебя вниз?
Снейп, не дожидаясь, пока Лили поставит точку в своем монологе, повернулся к ней спиной и пошёл к краю крыши.
– Эй! – возмутилась Лили.
Догнав невежливого собеседника, она встала перед ним, преграждая дорогу.
– Ну кто так себя ведёт? Это невежливо, поворачиваться к собеседнику спиной.
На любого другого Лили рассердилась бы и обиделась. С любым другим она и разговаривать бы никогда больше не стала. С любым другим... но таких, как этот мальчик, больше не было.
– Почему ты такой странный? – вздохнула она. – Если я тебе не нравлюсь, зачем ты пришёл ко мне? Зачем показал мне всё это? – она раскинула руки, показывая на пронизанную ветрами ночь. – Зачем?
Белое лицо мальчика оставалось серьёзным, задумчивым и непроницаемым. Снейп не произнёс ни слова.
– Молчишь? Я сама скажу – зачем. Потому что ты так же хочешь подружиться со мной, как я с тобой. Потому что я нравлюсь тебе! Вот так!
В темных глазах таилось злое упрямство, замораживающее любой энтузиазм. Любой другой человек, менее открытый и настойчивый, отшатнулся бы, отступил. Любой другой. Но не Лили Эванс.
– Мы возвращаемся. – прошипел Снейп, грубо схватил Лили за руку и потащил к метле.
– Держись, – процедил он, почти не разжимая губ.
– Держусь, – шепнула девочка мальчику на ухо, пристраивая подбородок на угловатое, острое плечо.
Снейп дернулся, но не отстранился.
Он не мог стряхнуть с себя её руки, оттолкнуть на такой высоте.
Лили теснее прижималась к своему рулевому. Ветер заставлял плыть по воздуху её волосы.


Подарок

На следующий день Северус поздоровался с Лили. Неприветливо, походя одарил недоброжелательным хмурым взглядом исподлобья. И кивнул. Коротко, отрывисто, не утруждая себя лишним словом.
Но он поздоровался!!!!
И Лили летала весь день, окрыленная этим скудным, незначительным признаком внимания с его стороны. На уроках она не могла заставить себя слушать учителя. Девочка словно продолжала летать и видеть над собой россыпь звезд, а под ногами – огни фонарей и витрин. Небо казалось игрушкой, увлекательной и яркой. Мир – непрочитанной книгой.
Мусоля кончик ручки во рту, Солнечный Зайчик таращился на стену, на которой продолжал видеть тонкий профиль с густыми ресницами и брезгливо поджатыми губами.
***
– Приходи сегодня к Проклятой Мельнице сразу после школы, – буркнул он, столкнувшись с Лили у входа. – Буду ждать. Не опаздывай.
Не дожидаясь ответа, видимо, не сомневаясь в нем, быстро ушел, не разу не обернувшись.
Что ж! Придёт время, ты будешь оборачиваться, Северус Снейп. Научишься слушать, когда и что тебе отвечают.
А пока…
Лили вздохнула. Пока ей придётся нарушить слово на пушечный выстрел не подходить к Проклятой Мельнице.
Снейп ждал Лили, как и обещал. Пронизывающий ветер играл длинными волосами, раздувая полы его осеннего, не по сезону легкого, пальто.
– Я пришла! – задыхаясь от быстрой ходьбы, сообщила Лили.
– Вижу.
Девочка следовала за своим провожатым, не решаясь спросить, куда же, собственно, они идут? Мокрый снег поскрипывал, смешиваясь с грязью. Небо хмурилось и грозило метелью. Оголенные ветки тянули скрюченные пальцы, над деревьями вились вороны.
«Будто жирные кляксы над разлинованной тетрадью», – поежилась Лили.
– Дай руку, – потребовал Северус.
Лили доверчиво вложила пухлую ладошку в озябшие худенькие пальчики маленького колдуна.
– Закрой глаза и не открывай, пока не скажу, – предупредил мальчик.
С закрытыми глазами продвигаться было неудобно. Лили боялась споткнуться и предстать пред спутником в смешном виде. Сухие мозоли на мальчишеских ладонях тихонько царапали нежную, чувствительную кожу её рук.
– Смотри.
Дети стояли над ручьем, покрытым тонкой наледью. Посреди ручейка возвышался песчаный нанос, на нём кое–как ютилась невысокая ива.
Снейп беззвучно скользнул к ручью.
– Смотри, – повторил он.
Из руки маленького колдуна вылетело светящееся облачко и легло на дремавшую иву. В тот же миг тонкие веточки покрылись зеленой дымкой. Из почек выклевывались невиданные цветы, похожие на миниатюрные синие лилии.
Лили в восхищении смотрела на очередное чудо, которое Снейп сотворил специально для неё.
– Нравится?
Улыбка снова плескалась в глубине его чёрных глаз, не отражаясь на неподвижном белом лице.
– Очень! – искренне ответила Лили.
С очередным взмахом тонкая ивовая ветвь, покрытая россыпью диковинных цветов, оказалась в руках Северуса. Он протянул её подруге:
– Это тебе подарок на Рождество.
– Спасибо!
– Волшебство могут видеть только такие, как я и ты…
Лили даже дышать на ветку боялась – вдруг всё испортит?
– Пойдем? – кивнул в сторону мельницы Снейп. – Погреемся?
– Может быть, лучше ко мне домой? – с сомнением протянула Лили.
– Там я не смогу колдовать, если мне захочется.
– Почему?
– В волшебном мире есть свои правила. Пойдешь со мной на мельницу – расскажу.
На мельнице, так же, как и в прошлый раз, было темно и ещё сильнее пахло плесенью.
– Неуютно, – попыталась закапризничать Лили.
– Мы сейчас всё исправим.
От стены к стене пролетел легкий сквозняк, вызывая из ниоткуда маленькие свечки с мягкими огоньками, пляшущими над фитильком. Северус произнес что–то, чего Лили не разобрала. Перед ними вспыхнуло странное пламя, похожее на свет далекой зарницы.
– Синий костер?
Лили старалась за легкомысленной бравадой спрятать свой страх.
– Способен согреть, но не может обжечь.
Снейп присел у огня на корточки, протягивая к нему озябшие ладони. Лили, поколебавшись, последовала его примеру.
– Расскажи мне о правилах в мире волшебников, – попросила она. – Они интересные?
– Разве правила могут быть интересными или неинтересными? – пожал плечами маленький колдун. – Одни из них разумны и необходимы, другие – просто глупы. Но соблюдать приходится и те, и другие, если не хочешь неприятностей. Самое главное правило в Магической Британии: соблюдать статус секретности. Магглы не должны ничего о нас знать.
– Магглы?
– Так маги называют тех, кто не может колдовать. Таких, как твоя сестра. Или твои родители.
– А мне можно знать?
– Можно. Ведь ты сама ведьма.
– А если ты ошибаешься? Если я – обычная?
– Я наблюдал за тобой полгода. Если бы у меня оставалось хоть малейшее сомнение в том, что это не так, я бы не разговаривал сейчас здесь с тобой.
– То есть, если бы ты не считал меня такой же, как ты сам, ты не стал бы со мной общаться?
– Нет, – Снейп не отвёл холодных глаз под вопрошающим взглядом Лили. – Между миром магов и миром магглов стоит невидимая, но прочная стена. Так было всегда.
– Но…
– Лили, – поднялся мальчик, вырастая. – Ты – ведьма. Вскоре придёт официальное письмо из Хогвартса, и этот мир останется для тебя в прошлом. А пока… пока я рад, что мы здесь: что мы можем ждать этого события вместе. Ты ведь хотела стать моим другом?
– И сейчас хочу. Только… я вовсе не жажду оставить Петунию и маму с папой за какой–то там «невидимой стеной»! Мне нравятся твои чудеса, нравишься ты сам. Но мои родители и мой мир – я от этого не откажусь. Никаких чудес, даже рая мне без них не надо.
– Не будем спорить о том, что от нас не зависит. Давай лучше я научу тебя заклинаниям?
– А можно?
Лили уже забыла о недавней вспышке, как ребёнок, которому предложили новую игрушку.
– Смотри, – Снейп вложил в тоненькие пальчики Лили тёмную полированную деревяшку. – Это – волшебная палочка.
– Как в сказках? – хихикнула Лили.
– Волшебная сила – она живет в твоей душе, в твоем теле. А эта палочка, она как антенна, как аккумулятор, позволяет всем волшебникам одинаково совершать простейшие стандартные заклинания. Позже тебе купят твою собственную палочку, настроенную непосредственно на тебя, с такой колдовать легче. Пока попытайся этой.
Лили с энтузиазмом закивала:
– Что нужно делать?
– Зажми её в руке…
Северус встал за спиной Лили, и девочка почувствовала, как её щеки загораются от удовольствия и смущения.
– Держи её – вот так.
Держа Лили за руку, Снейп манипулировал её рукой:
– А теперь запоминай движение. Легкий замах, как будто запятую рисуешь. Коротко. И произносишь: «Вингардиум Левиоса».
Бревно, лежавшее в трех шагах, повисло в воздухе.
Лили обернулась на своего учителя и радостно засмеялась.
В ту же секунду бревно рухнуло на землю, поднимая облако пыли.
– Теперь давай сама.
– Вингардиум Левиоса! Вингардиум Левиоса!
С четвертой попытки у неё получилось. Снейп не ошибся. Лили действительно волшебница!
Лежа перед сном в кровати и любуясь на миниатюрные цветочки, покрывшие упругую ивовую ветку, Лили раздумывала над тем, что бы подарить Северусу? Ничего стоящего в голову не приходило.
Он любит читать книги. Но таких, которые могли бы заинтересовать её нового друга, в маггловской библиотеке не водилось. Кроме книг? Может быть, он любит музыку?
На следующее утро Лили уговорила мать пойти с ней в музыкальный магазин, где продавались катушечные магнитофоны. Она опустошила все свои копилки и ещё выпросила денег у отца, чтобы наскрести на запланированную покупку.
– Мы же дарили тебе магнитофон на День Рождения? – удивилась мать.
– Я покупаю его не для себя. Это в подарок, – уклончиво ответила Лили.
– Тебе не кажется, что подобный подарок слишком дорогой?
– А разве тем, кого любишь, следует дарить дешёвые?
С замиранием сердца Лили дожидалась друга у Проклятой Мельницы. Снейп никогда не опаздывал. Чаще приходил загодя и дожидался её. Но на этот раз, снедаемая нетерпением и желанием порадовать, Лили пришла первой.
– Это тебе! – пританцовывая от нетерпения, протянула она ему тяжелую коробку.
Снейп нахмурился, и Лили стало страшно. Она закусила губу, боясь расплакаться.
– Пожалуйста! Я так хотела тебя порадовать!
– А единственная радость, которую может придумать маггл – это количество долларов и центов, вложенных в ту или иную вещь?
– Не смей говорить так, Северус Снейп! – вскричала Лили. – Дело не в деньгах! Я потратила кучу времени, стараясь сделать тебе приятно, порадовать тебя. Владей я магией так, как это делаешь ты, я, наверное, сотворила бы для тебя дождь из цветочных лепестков; остановила бы для тебя закат, нанизала звезды на иголку и сделала бы из них запонки. Если бы я была способна соткать из утреннего тумана полотно для твоих рубашек, я бы так и сделала! Подарила бы тебе шейный платок из ручья… Но все, что я смогла, это распотрошить свинью–копилку и отстоять очередь в магазине. Не хочешь с этим мириться? Можешь выкинуть мой подарок в эту чертову лужу! Но после этого не надейся, что я стану с тобой дружить!
Снейп, сверкнув глазами, шагнул вперед, наступая на неё. Нависая, точно темная башня.
– Никогда не делай так, Эванс. Не смей шантажировать меня!
–Я не шантажирую.
– Мы, Снейпы, бедны, Лили Эванс. И я вовсе не горжусь этим. Подарки, подобные этому, унижают. Ты понимаешь?
Сердце Лили болезненно сжалось. Она медленно кивнула:
– Я больше никогда не подарю тебе ничего подобного, Сев. Но это ты возьмешь?
Снейп какое–то время смотрел на девочку, а потом протянул руку:
– Давай.
– Ты самый–самый лучший! Что будем слушать? Только не «Битлз», ладно? Может быть, «Куин»? А ещё лучше Джо Дассена! Обожаю этого француза. Он так классно поет про любовь. Хотя ты, наверное, не любишь песни про любовь? Мальчишки не любят романтику. Ладно, давай слушать «Битлов»…
Снейп покачал головой, словно отгоняя назойливо пищавшего комара.
– Лили, не могла бы ты говорить помедленнее? Хочешь слушать Дассена – слушай. Мне все равно.
Спустя четверть часа они сидели у Синего Костра, мягкий тенор француза еврейского происхождения выводил нежную мелодию. Лили отогревала замерзшие ладошки в кармане мальчишеского пальто и чувствовала себя совершенно, абсолютно счастливой.
– Хогвартс – это магическая школа?
Снейп кивнул.
– А другие магические школы есть?
– Не в Англии.
– И как туда добираются?
– По–разному.
– А классы в этих школах есть?
– Хогвартс делится на четыре факультета. На них распределяют в зависимости от способностей, характера, склонностей и происхождения.
– Как так?
– Магия напрямую связана с человеческим характером, темпераментом, убеждениями. Импульсивные, открытые и храбрые чаще всего попадают в Гриффиндор. Скрытные, коварные и хитрые – в Слизерин. Трудолюбивые и медлительные, но честные – в Хаффлпафф. А умные бесстрастные интеллектуалы – в Равенкло.
– Подожди. Если ты «сангвиник», то тебе прямая дорога в Гриффиндор, «холерики» топают в Слизерин. «Флегматики» сидят в Хаффлпафе, а «меланхолики» – в Равенкло. Так?
Снейп кривовато улыбнулся:
– Знаешь, в твоем маггловском подходе к нашей магической характеристике есть что–то…словом, есть определённый смысл.
Лили шутливо двинула ему локтем по ребрам.
– А куда планируешь попасть ты, Северус Тобиас Снейп?
– В Равенкло.
– Почему не в Слизерин?
– Слизерин – факультет для чистокровных. Я – полукровка.
– Это как?
Закинув руки за голову, Снейп откинулся на спину, взмахом палочки делая крышу невидимой.
– В магическом мире существует своя аристократия и свои изгои. Моя мать принадлежит к одному из самых древних магических родов. Но она вышла замуж за маггла и все испортила.
– Не понимаю…
– Если от тебя это будет зависеть, просись в Хаффлпафф, Лили. Там таких, как ты, обижать не станут.
– Каких «таких»?
Снейп рассмеялся. Неприятно, как–то неестественно.
– Хватит с меня сегодня Дассена. Пора по домам.
Лили сидела, не шелохнувшись. Обхватив колени руками.
– Сев?
– Что?
– Ты уверен, что я получу это письмо?
– Мы это уже обсуждали.
– Может, мне стоит отказаться?
– Нельзя отказываться от своей сущности, – возмутился мальчик. – Магия такая же часть тебя, как и меня.
Лили со вздохом кивнула.
***
– Какого черта лысого ты повсюду таскаешься с этим уродом? – раздраженно отбрасывая волосы с лица, снизошла Петуния до разговора по душам.
– Хочется и таскаюсь.
Петуния выразительно приподняла брови.
– Пожалуйста! Не приставай ко мне с этим, Туни.
– Да что с тобой такое? – нахмурилась старшая сестра. – Что с тобой происходит? Он как приворотным зельем тебя опоил!
Лили метнулась к сестре, быстро поцеловала ту в щеку и выбежала вся в слезах из комнаты.
Непонятно почему её мучила совесть перед сестрой. Она словно бы лгала ей. Но ведь нет!? Не лгала. Просто не могла рассказать.
Лили бежала в сторону Проклятой Мельницы.
Мороз крепчал. Закат был ядовито– красным. Солнце алым блином катилось по небу, от мороза не голубому, а зеленому. Ветра не было. Лишь дыхание вырывалось изо рта легким облачком.
Не доходя до Мельницы несколько десятков шагов, Лили остановилась.
Странные шорохи раздавались внутри руин. Яркая вспышка, крик яростной боли. Снова вспышка. Будто внутри запускали фейерверки. Потом дверь начала медленно открываться…
Лили кинулась на землю и пригнула голову, прячась в сухостойнике.
– Ты уверен…? – просипел низкий хриплый голос. – Уверен, что он придёт? Ты должен расправиться с ним одним ударом. Второго шанса не будет.
– Я не промахнусь.
Лили сжалась в маленький испуганный комочек.
Шуршание сухого хвороста. Скрип снега. Тяжелые шаги.
Сердце колотится, как пойманный в силок птенец.
Казалось, всё вокруг замерло в ожидании развязки неизвестной Лили драмы. Из тяжёлых туч посыпались тяжелые снежинки.
В воздухе что–то неуловимо изменилось.
Повинуясь безотчетному порыву, девочка приподняла голову и увидела, как по берегу движется фигура в развевающихся на ветру одеждах. Точно флаг или пламя, длинные черные фалды струились вокруг ног незнакомца. Лили шестым чувством поняла, что именно об этом человеке говорили те двое неизвестных. Что именно ему уготована смерть.
– Берегитесь!
Незнакомец одним прыжком преодолел расстояние, разделяющее их с Лили, бросая девочку на землю. Тело, упавшее сверху, показалось Лили тяжелым. От падения занялся дух.
Лицо неизвестного колдуна словно было выткано из белого и черного: на бледной коже горели черные глаза; под густой шапкой темных кудрей пролегли две тонкие линии бровей. Гневливые ноздри хищного носа трепетали, словно учуяли добычу.
Незнакомец легко перекатился, уходя от страшной вспышки света. Оказавшись на ногах, колдун прокричал заклинание, разрезавшее пространство ярко–алой вспышкой.
Лили на четвереньках постаралась отползти, понимая, что может легко погибнуть под этими непонятными всполохами.
Справа раздался крик, полный муки и ярости. Но следующая вспышка погрузила мир с немоту. Приподнявшись, Лили увидела странного человека в непонятных одеждах, словно с картинок её любимых книг про джентльменов – в её реальности так не одевались.
– Леголус? – мягко, со странным придыханием вопросил незнакомец. –Какая…неожиданность. Не скажу, что приятная. Что ты задумал? Неужели решил сдать меня министерским?
– Что вы…?! Конечно, нет, мой господин!
– В спину не бьют из благих побуждений…
Краем глаза Лили увидела отблеск и снова закричала, предупреждая:
– Берегитесь!
Реакция у незнакомца оказалась превосходной. Поворот, взмах, удар. И Лили получила возможность разглядеть немолодого мужчину, растянувшегося по земле.
– Пруэт?
– Проклятый ублюдок! – попытался приподняться мужчина, но удар в лицо тяжелым армированным ботинком опрокинул его на стылую землю.
Лили засомневалась в правильности сделанного ею выбора – лежачего не бьют.
– Оставьте в покое честь моей покойной матери, господин Пруэт!
Яркая зеленая вспышка. Мужчина дернулся и больше не двигался.
– Том, пожалуйста! У меня не было выбора! Они угрожали мне! Том! Пожалуйста!!!
– Авада Кедавра…
Красивый незнакомец повернулся к дрожащей девочке. Присев на корточки, заглянул ей в лицо. Кривая недобрая улыбка сморщила его губы:
– Красивая малютка. И ты спасла мне жизнь.
– Что с ними? Что вы с ними сделали?!.
– Тс–с! Лучше не задавай лишних вопросов, маленькая девочка. Если вырастешь, станешь настоящей красавицей. Посмотри на меня.
Лили посмотрела.
Мир сузился до двух красивых глаз, в глубине которых полыхал огонь.
– Забудь обо всем, что видела. Все слу

Эвансы и Снейпы

Рождественские каникулы выдались длинными и утомительными.
Лепила ли Лили снеговиков с Туни, играла ли в снежки с отцом, пекла ли пироги с матерью на кухне или просто сидела у окна, её не оставляла тревога.
В свете фонарей мельтешила метель, делая тепло в комнате особенно уютным и ценным. Мать с отцом выпивали свой обязательный по выходным дням бокал красного вина. Свечи подчеркивали белизну накрахмаленной скатерти, рождая в хрустале блики. Сверкала переливающимися огнями ёлка. На полу, на мягком ковре лежала, мотая ногами в воздухе, Петуния, пододвинув поближе к пламени очередной роман. Она увлеченно накручивала на палец пепельные локоны и игнорировала предупреждения Розы о том, что жар плохо действует на глаза. Шелестели голоса в телевизоре.
Мир казался предсказуемым и стабильным.
И Лили не понимала, откуда поселилась в ней этой тоска. А ещё – нелюбовь к зеленым неоновым огням.
Северус не приходил. Ни разу за все каникулы. Каждый вечер она ждала его, вглядываясь в ночное небо, отчаянно надеясь различить тонкий силуэт. Смотрела до рези в глазах, пока голова не начинала кружиться.
Но его не было.
Зато приходила грусть, тонкая, как аромат сгоревших листьев.
Вконец разозлившись, Лили измышляла способы мести. Когда мерзкий мальчишка, наконец, появится, она в его сторону даже не посмотрит. Слушать не станет.
Но в следующее мгновение понимала, что Северус ничего не обещал и смешно демонстрировать ему свою обиду.
С каждым новым днём, проходящим без него, Лили все больше чувствовала себя цветком, который забыли полить, и он вот–вот готов увянуть. Девочка уже начинала сомневаться в том, что все было на самом деле: ночной полёт, колдовство во мраке.
Но покрытая лилиями ивовая ветвь, свежая, словно только что сорванная, утверждала – мимолетная дружба Лили не приснилась.
– Хватит хандрить. Пошли погуляем?
Лили не нашла повода отказать Петунии.
Вскоре сестры играли в снежки с соседскими ребятишками, одерживая победу. В пылу сражения Лили отвлеклась от меланхолии последних дней, с визгом увертываясь от холодных твёрдых шариков; чтобы метко пульнуть их в свой черёд.
Один из «снарядов» точным попаданием залетел ей за воротник.
Обернувшись, Лили замерла от неожиданности.
Оказывается, это Северус счёл нужным напомнить о себе подобным образом.
Надо же, именно в тот момент, когда Лили впервые не думала о нём.
– Привет, – мальчик стряхнул с бескровных пальцев капельки от растаявших кристаллов льда.
Лили сердито вытряхивала снег.
– Ты что? Обиделась? – шагнул он к ней, чтобы помочь освободиться от снега.
Заботливо стряхивал белые крупицы с шарфика и с пальто.
– Как мило с вашей стороны снизойти к нашим детским забавам, мистер Снейп! – язвительно фыркнула Лили, выворачиваясь из–под протянутой к ней руки.
– Я не мог прийти.
– Почему?
– Был занят.
– Чем можно так заняться в каникулы, чтобы не найти времени для друга? Хотя бы час?!
– Я работал, – тихо ответил Северус.
– Работал? – недоверчиво приподняла брови девочка.
– Лили! – раздраженно позвала Петуния. – С кем это ты тут разговариваешь?
Старшая сестра смерила Снейпа подозрительным и недоброжелательным взглядом:
– Кто это?
– Северус мой друг, Туни. Ты же знаешь!
– А! Тот самый, что живет в Ткацком тупике?
– И что из этого? – хмуро поинтересовался мальчик.
– А то, что там живёт всё отребье! Лили! С кем ты водишься? Я всё маме расскажу!
Лили почувствовала, как краска заливает щеки. Она топнула ногой на сестру. Как смеет та так унижать её друга?
– Не думаю, чтобы ваша мама возражала против моего общения с Лили, – неожиданно спокойно сказал Северус. – Мы не делаем ничего плохого.
Петуния скрестила руки, недоверчиво покачав головой.
– Да ну тебя! – махнула рукой Лили, цепляясь за рукав Северуса. – Пошли отсюда!
– Только посмей уйти! – прикрикнула Петуния, сверкая глазами.
– И что будет? – с вызовом поинтересовалась Лили.
– Я на тебя обижусь!
Уж чего–чего, а обижаться Петуния умела. И любила.
– Ну и обижайся, – прошептала Лили.
Взявшись за руки, она и Северус вместе покинули детскую площадку.
У сестры было одновременно сердитое и растерянное выражение лица. Она казалось одинокой и несчастной.
– Так чем ты был занят всё это время? – спросила Лили, стараясь казаться оживленной и весёлой, будто ничего и не произошло.
– Готовил зелье. У него очень сложный состав.
– Что за зелье?
– Многосущное.
– Это как? – фыркнула девочка.
– Оно способно превратить тебя в кого-нибудь другого.
– В кого?
– Да в кого захочешь.
– Правда? Ты мне покажешь? – кокетливо наклонила голову девочка, расцветая улыбкой. – Научишь меня?
Снейп, поколебавшись, кивнул.
– Хорошо. Пойдем.
– Куда?
– Ко мне в гости.
– О! – только и выдохнула Лили.
Идти в Ткацкий переулок, в гости к незнакомым людям, да ещё не поставив в известность родителей, как–то не совсем правильно. Но любопытство и желание посмотреть на место, где жил её загадочный друг, пересилили сомнения.
Перебравшись через речушку, дети вышли на узкую, мощеную улочку над которой со всех сторон смыкали бесконечные ряды обветшалых кирпичных домишек с подслеповатыми окнами. Проскользнув между погнутыми кольями ржавой ограды, они шагнули в переулок.
Лили заметила, что большинство фонарей в этом районе разбито.
Миновав ряд строений, Северус подошел к последнему дому в длинном ряду. Скользнув за ним, Лили вошла в крошечную тёмную гостиную.
Обстановку в доме нельзя было назвать уютной. На всем лежала печать бедности. Совсем не так представляла себе девочка жилище могущественных колдунов.
– Сюда, – Северус взмахнул палочкой.
В ту же секунду стеллаж с книгами отъехал в сторону, открывая потайную лестницу, уходящую вниз.
– Идём, – пригласил мальчик гостью.
В подвальном помещении было холоднее, чем наверху. На полках, прикрепленным к стенам, стояло множество банок с многочисленными ингредиентами.
– Что в них? – поинтересовалась Лили.
Снейп отмахнулся:
– Разное. Вон в той коробке, например, златоцветник, а в той – толчёная полынь.
– А в этой? – Лили потянулась к банке, распространяющей острый запах.
– Шкурка бумсланга.
– Шкурка кого?
– Одного зверька. Лучше смотри сюда.
Лили опасливо приблизилась к столу, занимающему центр помещения, на котором стояла чаша с пузырящейся, вязкой жидкостью.
– Это оно? – опасливо повела носом девочка. – Оно готово?
– Не совсем. Нужно ещё пару раз добавить шестикрылок.
– Выглядит, честно говоря, не очень. Какая–то грязь.
Лили подозрительно покосилась на бугрящуюся поверхность.
– Так и должно быть, – уверенно заявил маленький колдун.
После чего достал какой–то толченный сухой порошок, высыпал в ступку и начал его измельчать, хотя на взгляд Лили он был без того достаточно мелким.
– Тебе это нравится?
Черные глаза на мгновение оторвались от зелий:
– Нравится –что?
– Готовить это… эту…ну, зелье, превращающее в кого-то другого?
– Нравится.
– И что в этом интересного?
Между бровями Северуса пролегла едва заметная складка.
– Это требует терпения, точного знания и логики, как маггловская математика. Каждое зелье напоминает сложную задачу. Вот видишь? Обычная колба. В ней при смешении правильных пропорций из простых трав, растущих на каждом подворье, можно получить настоящее чудо. Если нужно – оружие, если нужно – наслаждение. И ни одно Министерство никогда тебя не поймает. Травы не оставляют следов. Элементы, частицы распадаются и исчезают. Их действие сложнее, дольше обычной ворожбы при помощи палочек. Требует куда больше времени. Но если я сварю яд, ни один волшебник не успеет сделать противоядие… Не говоря уже о маггловских докторах.
– Последняя часть твоей речи мне как–то не нравится, – поежилась Лили.
– В колбу можно поймать смерть. Разлить её по бутылкам. А можно настоять храбрость, живую воду, славу. Даже любовь.
– Правда?
– Да. А все, что нужно, это простые элементы и точность в пропорциях. Точность в действиях. Ну и, кончено же Магическая Сила. Вот, возьми, – Северус вложил в руки Лили тонкий высушенный стебель. – Что чувствуешь?
– Тепло. Сухость. Горечь. Но трава скорее добрая, чем злая… Я говорю глупости, да?
– Нет. Все правильно. У каждого растения есть свой характер, у каждого минерала свои характеристики, каждый драгоценный камень по–своему капризен. Правильно подобранные и соединенные, они являют настоящие чудеса. Невиданное волшебство.
– Ты говоришь о них так, будто любишь их, – ревниво проговорила девочка.
– Я и люблю, – невозмутимо согласился Северус.
– Как можно любить неживые вещи? В них же нет души!
– Душа есть во всем, – возразил Снейп.
Лили, усевшись на стол, наблюдала за его действиями, мотая в воздухе ногами.
От испарений пряди волос маленького колдуна набрали влагу и стали завиваться на кончиках.
Лили засмеялась.
Снейп раздраженно дернулся:
– Какого черта?
– Просто так.
– Ну конечно. Как же иначе? – и снова усмешка отразилась только в глазах. Похожих на два бесконечных тоннеля. Тоннеля в подземелья.
– Здесь холодно, – поежилась Лили.
– Я уже почти закончил, – помешав мутное варево несколько раз против часовой стрелки, несколько раз – по, Северус отряхнул руки. – Идем.
Выбравшись из лаборатории, как представил Снейп своё убежище, дети наткнулись на Снейпа–старшего.
Тот, развалившись с банкой пива на диване, смотрел телевизор. При виде их он подозрительно сощурился:
– Ты дома, щенок? – изящно приветствовал отец сына.
– Да, сэр, – с уничтожающей вежливостью отозвался Северус.
– У нас, как я погляжу, гости? Фу ты ну ты! – смерив Лили тяжелым взглядом, процедил Тобиас. – Красавица мисс Эванс собственной персоной? Могу я спросить тебя, маленькая леди, какого дьявола лысого ты таскаешься за моим заморышем? И что нашла в этой нюне? Верно, принимаешь его за подружку?
Банка с пивом просвистела рядом с ухом мальчика и, ударившись в стену, оставила на ней грязное пятно.
– Ты демонстрируешь плохие манеры, Тобиас.
В дверях стояла женщина. Высокая, худая и некрасивая. Её темные одежды были под стать лицу – строгие и невзрачные.
– Д…добрый день, миссис Снейп, – запинаясь, поздоровалась Лили.
Женщина равнодушно скользнула по ней взглядом, словно Лили была не больше, чем предмет интерьера.
– Ты представишь свою гостью, Северус?
– Это Лили Эванс, мама, – ответил мальчик.
– Магглорожденная, – поджала губы женщина.
Лили быстро смекнула, что, скорее всего, родители по головке Северуса за её визит не погладят. Он планировал провести её тайком. Это было унизительно. Лили– не воровка! Если нельзя, значит – нельзя. Северусу не следовало так поступать.
– Простите за неожиданный визит. Я уже ухожу.
Лили сама подивилась тому, как гармонично вписалось звучание её голоса в местный «прохладный» колорит.
Тобиас Снейп хмыкнул:
– Иди, иди. И не возвращайся. Если у тебя есть мозги, дуреха, держись подальше от этого дома.
– Помолчи! – оборвала мужа миссис Снейп.
Снейп–старший, отвернувшись, прошел к стене – подбирать банку с пивом.
– Лили? – голос женщины зазвучал мягко.
У девочки мурашки поползли по спине от этого голоса. Ну точно злая ведьма из страшной сказки, пытающаяся заманить к себе сладкими речами.
– Ты выпьешь с нами чай, дорогая?
– Не выпьет, – от поспешности, с которой ответил Северус, по тому, как звенел от гнева его голос, Лили поняла, что интуиция её не обманывает.
И совет отца Северуса тоже дан из благих побуждений.
– Лили пора домой, – почти с вызовом закончил Северус.
– Наше чаепитие не продлится долго. Ты ведь не откажешься, правда, Лили?
– Я сказал – нет!
Как у Северуса это получалось? Говорит тихо, медленно. Откуда возникает ощущение, что он кричит, разливая в воздухе звенящую ярость?
– Лили ничего здесь пить не будет, матушка. Идем. Я провожу тебя до дома.
Холодные влажные пальцы с силой сжались на её руке, когда Северус увлек её за собой.
– Всего доброго, – пискнула напоследок Лили родителям Северуса.
У самой реки, задохнувшись от быстрой ходьбы, Лили взмолилась:
– Помедленней – никак?
– Прости.
– Тебе теперь влетит, да? – сочувственно спросила она.
Северус неопределённо дернул плечом.
Лили вдруг охватил страх. А вдруг он послушается своей злой матери? Вдруг решит с ней больше не общаться?
– Я твоей маме не понравилась?
Во взгляде Сева ответа было не прочитать, но само молчание говорило о многом.
– Но почему?.. Она же меня совсем не знает!
– Дело не в тебе, Лили. Моя мать предпочитает не сходиться с людьми близко.
– Из–за того, что вы – колдуны?
– Да.
– Так объясни ей, что я такая же. Что мне можно верить!
– Я постараюсь, Лили.
– А если не получится? Что тогда? Отступишься от меня?
Снейп вновь промолчал.
– Но ты не можешь! Мы же только подружились! И твоя мать, она что…? Не понимает? Не можешь же ты всю жизнь торчать рядом с ней и этими твоими колбами?! Тебе нужны живые люди!
– Лили…
– Нужны! Даже если ты сам этого не понимаешь, не осознаёшь. Ты сам загнал себя в какие–то рамки, в то время как все это – глупая условность! Ты нужен мне, Северус! Пожалуйста, не позволяй ей мешать нам. Рано или поздно всегда наступает время, когда приходится идти наперекор воле родителей. А если этого не сделать, то своей жизни не прожить. Будешь обречен всю жизнь воплощать чужие идеалы, жить чужими желаниями! Ты знаешь, что я права, Северус Снейп.
– Лили, – поморщился мальчик, словно взрослый, уставший от ребяческого вздора. – Я ничего не знаю. Пожалуйста, давай сейчас не будем тратить впустую слова? Будущее само себя покажет.
Родители строго выговорили Лили за то, что она посмела покинуть детскую площадку без разрешения, никого не спросясь. Петуния была этим очень довольна.
– Ну что? – насмешливо скривила она тонкие губы. – Нагулялась?
– Не твоё дело, – огрызнулась Лили.
– Ты моя сестра. Всё, что касается тебя, очень даже моё дело! Как ты могла так поступить со мной? – тон Петунии изменился. Стал серьёзнее и злее. – Как могла бросить меня ради этой бледной немочи?
– Я тебя не бросала!
– Бросала! – стояла на своем Петуния. – Ты даже не попыталась пригласить меня с собой.
– Я не могла, – оправдывалась Лили. – Я же не к себе домой шла!
– Вот–вот! Ты пошла за бог знает кем, бог знает куда. У тебя вообще мозгов нет? И сердце, похоже, словно лужица – мелкое–мелкое. Скажи, разве хоть раз я тебя оставила?
– Ты не понимаешь! Северус не согласится со мной дружить, если ты будешь рядом!
Глаза Петунии презрительно блеснули:
– Ты ещё глупее, чем я думаю, Лили. Или ты просто злая?
Лили побледнела:
– Как ты можешь говорить так?
– Неужели ты не понимаешь, Лили?! Я не хочу, чтобы ты общалась с этим Снейпом, потому что он скользкий и гадкий тип. И только ты, со своими куриными мозгами, пропитанными романтическими туманами, можешь этого не замечать.
– Довольно! – рыкнула Лили. – Я не хочу слышать, как ты его ругаешь, ясно? Если ты обещаешь молчать и никому–никому ничего не говорить, я скажу тебе, почему для меня так важна дружба с Северусом. Обещаешь?
– Не могу обещать. Мало ли что ты мне скажешь?
–Туни! Это не только моя тайна. Клянись, что станешь молчать!
Туни, тяжело вздохнув, кивнула:
– Обещаю, ладно. Ну?
Лили подошла к ней вплотную:
– Мы колдуны.
При этом известии Петуния весело расхохоталась.
– Северус колдун, а я – колдунья, – притопнула с досадой ножкой Лили. – Нас таких двое, других нет. Он нужен мне, Туни. Пойми. И не сердись на меня, пожалуйста. Я люблю тебя, очень. Но его я люблю тоже.
– Сил моих с тобой больше нет. У тебя богатое воображение, и это хорошо. Но всякой фантазии должна быть граница. Ещё раз услышу про магию – устрою тебе великую инквизицию. С охотой на ведьм.
– Но Петуния!..
– Я всё сказала.


Вести из Хогвартса

Одиннадцать Лили исполнилось в январе.
Теперь на исходе был апрель, а долгожданное письмо из Хогвартса всё никак не приходило. Девочка с замиранием сердца ждала, когда же в окно впорхнет волшебная сова, неся благую весть? Но совы предпочитали облетать дом Эвансов стороной.
– Наверное, ты всё–таки ошибся, – говорила она Снейпу.
– Не ошибся, – отвечал он.
Между тем солнце растопило немногочисленные английские снега, разогрело землю, покрыв её первой порослью травы. На деревьях набухли почки, небеса посветлели и словно поднялись над землёй. Жизнь ключом забила с прежней, даже удвоенной, силой.
Снейп, любивший уединение, никак не желал вписываться в общее радужное настроение, и Лили, вместо того, чтобы просиживать с ним часами в Проклятой Мельнице, предпочитала играть с подругами.
Сразу после школы они носились веселыми беззаботными пташками по просторным тенистым паркам. Или бежали в кино. Или неслись за мороженным. Да мало ли интересных занятий можно отыскать, когда тебе одиннадцать?
Лили втайне хотелось, чтобы Северус боролся за её внимание, добивался её расположения. Но он даже бровью не повел, чтобы показать, будто перемены в настроении подружки его как–то задевают. А может быть, был даже рад такому повороту событий?
Письма из Хогвартса не было. А мальчик ясно дал понять, что его будущее простирается в иной плоскости, чем Бирючиновая аллея или Ткацкий тупик.
Зато Петуния выглядела чрезвычайно довольной.
– Наконец–то ты прекратила нести эту несуственую чушь про волшебство, – ехидничала старшая сестра.
Лили с раздражением отмахивалась:
– Я никогда не несу чушь. Это ты настолько узколобая, что не желаешь видеть ничего дальше своего носа. Вместо того, чтобы принимать мир таким, как он есть, ты пытаешь причесать его под гребёнку своих представлений…
– Какая заумная речь для такой маленькой девочки!
– Смотри!
Лили наклонилась и сорвала цветок с клумбы.
Петуния из любопытства подошла поближе.
– Что ты собираешься делать? – на всякий случай спросила она.
– Сейчас увидишь.
Лили дунула на лепестки цветка, и они начали раскрываться и закрываться сами по себе, будто щупальца необыкновенного моллюска. Петуния визнула, ударяя Лили по руке, словно стараясь выбить опасное кусачее насекомое.
– Он же тебя не съест, – засмеялась младшая сестра.
Лили разжала пальцы, роняя цветок на землю.
Петуния не сводила с него брезгливого взгляда, как если бы он был ядовитой змеёй.
– Как ты это делаешь?
– Это же очевидно, – услышали девочки рядом с собой хриплый голос.
– Северус! – радостно обернулась Лили.
Петуния недовольно нахмурилась.
– Давно ты здесь? – улыбнулась Лили другу.
– Только что пришёл, – Северус повернулся к Петунии. – Это же очевидно. Разве нет?
– Что очевидно? – фыркнула Петуния. – Что ты имеешь в виду?
– Твоя сестра – ведьма.
Петуния засмеялась, но в её смехе не было ни капли веселья. Один яд.
– Моя сестра – ведьма? А ты, должно быть, волшебник? Да знаю я, кто ты такой, сын Снейпов! Это все знают. Вы нищие сумасшедшие из Ткацкого тупика. И вам оттуда ни за что не выбраться, если не тешить себя вот такими сказками…
В глазах маленького колдуна полыхал огонь:
– Ты, маггла, – выговорил он с презрением, – как ты смеешь?..
Лили стало страшно за сестру.
Петуния понятия не имела, кому говорила такие слова. Оскорблять и задирать Северуса не решались даже мальчишки, любящие нарываться на неприятности.
– Дай подумать? – сахарным голосом проговорила Петуния. – Как я «смею»? Очень даже легко. Я не пуглива. Совсем не боюсь спятивших идиотов. Особенно тех, кто младше меня.
– Очень может быть, ты вскоре поменяешь приоритеты, – пообещал Северус.
– Все, Лили! Я не стану делить с этим площадку ни одной лишней минуты. Мы уходим.
Лили бросила на Северуса умоляющий взгляд.
Ведь он умел, когда хотел, нравиться людям. С любознательной любопытной Петунией вовсе не сложно было поладить. Особенно ему. Ведь оба книжные черви, оба во многом похожи. Но одного взгляда на Снейпа хватило, чтобы понять, что мириться Северус не намерен.
– Идем, Лили! – повысила голос Петуния.
Стоило ослушаться на этот раз, и сестра окончательно рассорится с ней.
Лили тяжело вздохнула. Похоже, на этот раз её выбор останется не за Снейпом.
– Девочки мои! – радостно встретила Роза дочерей в дверях. – Идите, идите скорее! У нас гость.
– Что за гость? – заинтересовалась Петуния.
– О! – взгляд матери метнулся к младшей дочери и задержался на ней с особой гордостью.
Лицо Розы расцвело улыбкой:
– Особенный! Но не стойте в дверях. Проходите.
Переполненные любопытством сестры Эванс поспешили в гостиную, где сидели отец со странным незнакомцем.
Человечек с виду был крошечный и Лили было подумала, что он лилипут. Она видела лилипутов в бродячем цирке. Ростом он был даже ниже, чем сама девочка, но с лицом человека зрелого возраста. В зеленой ливрее, какие на памяти Лили носили только консьержи и лакеи из фильмов. Бутылочного цвета смокинг дополнял высокий, в тон, цилиндр.
– А вот и юные дамы, – пропищал человек, поднимаясь, чтобы отвесить девочкам старомодный поклон. – Позвольте поприветствовать вас. Меня зовут мистер Флитвик. Можно – профессор Флитвик. Я преподаватель в Хогвартсе, Школе Магических Искусств и Чародейства.
У Лили загорелись глаза:
– Вы из Хогвартса?!
– Я привез вашим родителям письмо, мисс Эванс, – кивнул профессор, – обычно мы в таких случаях посылаем сову… но тут знаете ли?..
Билл добродушно засмеялся.
– Вы совершенно правы, что обо всем решили сообщить лично. Право, даже не знаю, что бы я подумал, если бы мне доставили письмо таким экзотическим способом. Наверное, решил бы, что кто–то меня разыгрывает.
Мужчины посмеялись.
На фоне крошечного профессора Флитвика Билл Эванс казался здоровяком.
Петуния застыла с вытянувшимся, как у лошадки, лицом.
Лили опасливо поглядывала на сестру – такого выражения у Туни ей ещё видеть не доводилось.
– Мистер Флитвик рассказал нам о твоих необычных способностях, Лил, – улыбнулась мать.
– Да мы и сами не слепые, – поддакнул Билл, – видели. Только ведь думали, что ты у нас одна такая – необычный Солнечный Зайчик, – глаза Билла даже увлажнились, до того он был тронут.
Профессор Флитвик выразительно посмотрел на часы и поднялся.
– Меня ждут неотложные дела. Итак, 31 августа Лили необходимо быть на вокзале. Позаботьтесь купить до этого времени все необходимое, перечисленное в списке. Деньги я вам передал, этого должно с лихвой хватить. И ни о чем не беспокойтесь. Ах, да… Как же я сразу не подумал? – ударил себя по лбу маленький профессор. – Вам нужен будет попутчик? Ведь Диагон–аллею магглам сложно отыскать.
– О! Это–то как раз и не проблема! У меня есть друг. Он тоже в этом году едет в Хогвартс, – заверила Лили.
– Юный Снейп, я полагаю? – улыбка по–прежнему держалась на губах профессора. – Что ж? Тем лучше, тем лучше! – потирал он ручками. – Ну, всего хорошего. Ближе к сентябрю я пришлю вам сову. Если возникнут какие–то затруднения, дайте знать. Мы непременно все уладим. Непременно.
Родители пошли провожать странного гостя, а Лили закружилась по комнате, от радости пританцовывая.
– Ты слышала, Туни? Я не сумасшедшая! И Северус не сумасшедший. Я настоящая волшебница! И я поеду в Хогвартс – лучшую школу для волшебников. Я же говорила тебе, что тем, кто хочет летать, небо обязательно дарит крылья! Туни…? Туни, почему ты плачешь? О, прости! Я не хотела… Не плачь, Туни! Не плачь, пожалуйста! Мы что–нибудь придумаем! Не может быть, чтобы у тебя не было магических способностей, ведь мы сестры!
– Отстань от меня, – холодно блеснула глазами Петуния. – Со всеми твоими глупостями. Думаешь, я тебе завидую? Я за тебя переживаю! Да неужели родители согласятся на это: отправить тебя в экзотическую школу для уродов?! Ты этого «профессора» хорошо рассмотрела?
– Туни…
– Действительно, Туни, сбавь обороты, – цыкнул Билл. – Не тебе решать. У Лили, слава богу, есть родители.
– Вы все с ума сошли, да? – Петуния скрестила руки на груди. Глаза её лихорадочно блестели. – Вы что, не понимаете? Мама, тебя же предупреждали насчет этих…существ.
– Они такие же люди, как и мы, – нахмурился отец. – В моем доме не будет нетерпимости, Петуния.
– Ты отдашь колдунам свою дочь?
– Петуния, немедленно поднимайся в свою комнату! Я не намерен!..
– Вы! – крикнула Петуния, похожая на древнюю пророчицу. – Вы все горько пожалеете об этом!
Поднявшись по лестнице, девочка громко, демонстративно хлопнула дверью.
– Не обращай внимания, детка, – обнял Билл младшую дочь, расстроенную дальше некуда.
Как–то быстро улетучилась радость.
– Ты же понимаешь, почему она так говорит, да?
Лили кивнула, глотая слезы.
Самое печальное, что сердиться на сестру она не могла. Она прекрасно понимала Туни. Наверное, на её месте она повела себя так же? Хотя нет. Ей было бы очень больно, но она иначе проявляла бы свою боль.
– Она привыкнет, – подмигнул Билл младшей дочери. – Не огорчайся, маленькая фея! Ты мой Солнечный Зайчик.
Ссора с Петунией изрядно испортила настроение. Но даже сквозь слезы, которые роняла Лили по сестре, все равно просвечивала радость.
Она – волшебница!
Она поедет в Хогвартс!
Она имеет право на небо, цветы и луну. На свою горсточку звезд…
Но самое главное – она теперь сможет не бояться, что Северус отвернётся. Они будут вместе всегда.
А Туни…?
Но люди ведь вырастают, заводят собственные семьи, расстаются? Папа прав – Петуния привыкнет. Со временем. А может быть, у неё тоже есть магические способности? И тогда она тоже окажется в Хогвартсе? Они все будут очень, очень счастливы!
Лили с трудом дождалась утра.
– Северус! – кинулась она к другу, как только увидела его. Не обращая внимания на удивленные взгляды.
– Северус!
Он остановился, взглядом требуя объяснений. Они негласно сводили в школе своё общение на нет. Но сегодня был особенный день. Лили не сомневалась – он поймет.
– Я вчера получила вести из Хогвартса! Я еду, Северус! Еду!!!
Лили смотрела на него, ожидая реакции. И Северус не обманул её ожиданий. На сей раз улыбка вспыхнула не только в глубине черных глаз; она впервые изогнула тонкие губы.
– Я же тебе говорил!
– Я так счастлива!
– Будто осторожнее, – лукаво шепнул он, подмигивая. – А то взлетишь прямо сейчас. Тогда Министерству придётся исправлять память всей школе.
Лили звонко, весело рассмеялась.
После школы они оба, не сговариваясь, направились в их заповедное место – к Проклятой Мельнице. Впрочем, в само строение они уже давно не заходили, найдя себе укромное местечко на берегу речушки.
Лили навсегда запомнит это место. Посреди высоких вековых дубов ручей из-за небольшой запруды превращался в полноценную речку. Вода струилась почти между стволами. Летом, наверное, здесь будет густая прохладная тень, но пока листва была совсем юной и светилась драгоценными изумрудами в ярких лучах солнца.
– А если бы я и вправду полетела, что бы со мной сделали?
– Ничего, – усмехнулся Северус.
– Ты говорил, что Министрество отслеживает проявления магии. А я ведь использовала магию вне школы… не раз уже. И ничего? Никаких уведомлений?
– Нам можно, мы дети и пока у нас нет волшебных палочек. Вообще считается, что маленькие дети не способны контролировать магию. Вот когда начнём учиться, тогда придётся быть осторожнее.
Лили подняла с земли ветку и принялась крутить ею в воздухе. Она представляла, что ветка покрывается цветами. Но ничего не получилось, лишь в воздухе таяли зеленые искры.
Снейп засмеялась. Без издевки, весело. Но почему–то все равно стало обидно.
– Да не волнуйся ты, Лил. Придёт время, у тебя все получится. В тебе куча магии. Я видел это не раз.
– Правда? – с надеждой подняла на него зелёные глаза девочка.
– Конечно, – кивнул мальчик.
– Ты поможешь мне подготовиться к школе, Северус? Профессор Флитвик, что приходил к нам, говорил о Диагон–аллее…
– Когда мы с мамой пойдем туда, непременно возьмём и тебя с собой.
– Мне показалось, я ей не понравилась.
– Она считала тебя магглой. К волшебникам мама иначе относится.
Лили снова помолчала, собирая остатки быстро улетучивающейся храбрости.
– Сев…?
– Что?
– Можно задать личный вопрос? Ты не рассердишься?
– Не знаю. Попробуй.
– Как дела у тебя дома?
– Нормально, – он потянулся к следующей былинке. Сорвал и закусил её, вертя в пальцах.
– Твоему отцу не нравится магия?
Северус промолчал.
– Северус?
– Что?
– Расскажи мне ещё раз про дементоров.
– Лил, это смешно! Они не пошлют за тобой дементоров. Дементоры сторожат замок Азкабан, где содержатся очень злые волшебники: чернокнижники, убийцы, колдуны, практикующие черные ритуалы с человеческими жертвоприношениями. Не люди, а скорее демоны в человеческом воплощении. А банальная маленькая шалость…?
– Ты говорил, они осушают человеческую душу, выпивая из неё радость. Я не понимаю! Ну как можно высосать из человека радость? – поежилась Лили, будто на неё повеяло замогильным холодом.
– В присутствии дементоров человек начинает думать лишь о самом плохом. Дементоры сводят людей с ума. Ну, как высокочастотные звуки у магглов…
– Туни! – прервала его Лили.
Снейп недовольно обернулся и, увидев старшую Эванс, мгновенно замкнулся, словно устрица в раковине.
– Что ты здесь делаешь? – зло спросил он, поднимаясь. – Шпионишь?
Петуния хотела что–то ответить, но в это мгновение раздался треск. Сверху рухнула тяжелая толстая ветка. Лили буквально выдернула сестру из–под удара, но ветка больно ударила Петунию по плечу.
– Туни! Туни, ты в порядке? Туни!
Петуния обернулась к Снейпу:
– Это ты со мной сделал!
Северус, белый как мел, сверлил девочку неподвижными глазами–жуками.
– Что молчишь, дьявольское отродье?! Ты хотел убить меня!
– Не хотел, – яростным присвистом ответил мальчик.
– Но это ты! Ты! – надвигалась на него Петуния.
Если она думала, что заставит его отступить, то ошиблась. Снейп словно в землю врос.
– Вот, Лили, с кем ты водишься. Ослепла?! Не видишь? Это же монстр! Таких в былые времена на кострах сжигали!
– Лили, – повернулся Снейп к младшей Эванс, – пусть твоя сестра замолчит.
– Твой друг чуть не убил меня! Он нарочно обломил ветку! – не желала уняться Туни.
– Нет. Я не нарочно. Убирайся отсюда. Слышишь? Тебе не место рядом с нами, маггла.
– Северус, прекрати! – вмешалась Лили, вставая между сестрой и другом. – Не кричи на неё. Не надо!
– А ей, выходит, на меня кричать можно? – тихо спросил он.
– Но ты действительно… – начала было Лили.
И осеклась.
Страшно было договаривать. Ещё страшнее было в это верить.
– Ты ведь не хотел причинить моей сестре вред, Сев? Не хотел, да?
– Это был спонтанный выброс магии. Когда я злюсь, я не могу это контролировать…
– Он лжёт, Лили! Разве не ясно? Ты будешь смотреть сквозь пальцы, как у тебя на глазах убивают твою сестру?
Разрыдавшись, Петуния убежала.
У Лили было такое чувство, что сердце у неё сейчас разорвется. Она подняла голову, заглядывая в черные непроницаемые глаза.
– Ты это сделал специально?
Снейп в упор смотрел на девочку, упрямо сжав челюсть.
– Нет.
– Ты ранил её.
– Лили! – он втянул в себя воздух, отворачиваясь в сторону. – Черт! Ты что думаешь? Магия – это цветочки, да? Полеты на метле, сияние искр? Нет! Магия – это смерть, кровь и грязь. Это подарок людям от демонов из ада. Почему, ты думаешь, в Министерстве обучают таких, как ты, даже входя в материальные растраты? Ведь содержание грязнокровок обходится недёшево. А потому, что неконтролируемая магия –это вообще кошмар. Она способна выворачивать людей наизнанку, так, что будешь смерть звать, да не дозовешься.
– Что ты сказал? – отшатнулась Лили.
– Я много чего сказал, – нахмурился Снейп.
– Как ты назвал таких, как я? – тихо спросила девочка.
– Не помню, – буркнул он, отворачиваясь.
– Ты сказал: «грязнокровки». Что это значит?
– Лили…! – он сжал кулаки, словно боялся наброситься на неё. – Лили, я пытаюсь донести до тебя, что не хотел причинить твоей сестре вред! Так получилось. Я сделал это – не отрицаю. Но это было не специально. Прости. Я не хотел.
Лили чувствовала себя так, будто на неё вылили ушат ледяной воды. Ей было холодно.
Она хотела верить. Она и верила, только… только этот новый Снейп, такой порывистый и горячий, какой–то яростный, пугал её.
Мальчик сжал руку девочки в своей руке, чего никогда не позволял себе прежде:
– Ты веришь мне? Ты должна мне верить!
– Я поверю. Но просто запомни на будущее, Сев. В следующий раз, когда у тебя будут эти…неконтролируемые выбросы магии, или как их там?… Лучше пошли её ко мне, Сев. Даже если это покалечит меня, мне будет простить тебя за это легче, чем если ты причинишь боль тому, кого я люблю.
– Я никогда больше не трону твою сестру. Хочешь, дам Непреложный Обет?
– Не надо. Ни клятв, ни обетов. Я хочу, чтобы ты не причинял людям боли не из–за меня, а по убеждениям, Сев. Пойми, мы сильнее их, – тех, кого ты зовешь магглами. А значит, должны быть добрее. Ты говоришь, магия подарок из ада? Если и так, при желании даже плохая вещь может служить добру. И ещё – знаешь что? Не верю я ни в каких дементоров. Они не смогут забрать мою радость. Их на неё не хватит. Они лопнут!
Сев усмехнулся.
– Правда, лопнут, – в свой черёд улыбнулась Лили. – На каждую съеденную у меня радость я придумаю ещё. И ещё. И ещё. И ещё. В этом мире достаточно света, чтобы порождения ада таились в тени и не рисковали оттуда носа высунуть. Зло нас забрать не может. Даже в самой кромешной тьме у нас остается наша душа – светлая частичка самого бога. Если мы сами не погасим этот свет, никому этого не сделать.
– А если – смерть?
Лили на минутку задумалась, прикусив губу. А потом строптиво тряхнула головой.
– Пока я живу, Северус, я не увижу её. А когда она придёт – меня уже не будет.


Диагон-аллея

– Спасибо, миссис Снейп, спасибо. Но вы уверены, что вас это не затруднит? – в который раз спросила Роза хмурую женщину с глазами, словно подведёнными сажей.
– Вам не о чем беспокоиться, – холодно ответила мать Северуса. – Не утруждайте нас обеих ненужной благодарностью.
Женщина кивнула переминающейся с ноги на ногу миссис Эванс.
Пока они ехали, Лили в очередной раз развернула треугольник конверта, оставленного мистером Флитвиком и пробежалась глазами по строчкам:

"ХОГВАРТС"
ШКОЛА КОЛДОВСТВА и ВЕДЬМИНСКИХ ИСКУССТВ

ФОРМА
Учащимся первого года обучения необходимо иметь:
1. Простая рабочая роба (черная)3 шт.
2. Повседневная островерхая шляпа (черная)1 шт.
3. Защитные перчатки (из драконьей кожи или аналогичные)1 шт.
4. Зимняя мантия (черная, с серебряными застежками)1 шт.
Убедительная просьба проследить, чтобы на одежду были пришиты метки с фамилией учащегося.

СПИСОК НЕОБХОДИМЫХ УЧЕБНИКОВ

Каждый учащийся должен иметь следующие книги:
Миранда Гошок "Сборник заклинаний (часть первая)"
Батильда Жукпук "История магии"
Адальберт Вафлинг "Теория колдовства"
Эмерик Свитч "Превращения. Руководство для начинающих"
Филлида Спора "Тысяча волшебных трав и грибов"
Арсениус Джиггер "Волшебные отвары и зелья"
Ньют Скамандер "Сказочные существа и места их обитания"
Квентин Трясль "Силы зла: руководство по самозащите"

ПРОЧЕЕ ОБОРУДОВАНИЕ

Волшебная палочка1 шт.
Котел (оловянный, размер 2)1 шт.
Набор флаконов (стекло или хрусталь)1 шт.
Телескоп1 шт.
Медные весы1 шт.
Учащимся разрешается привезти с собой сову ИЛИ кошку ИЛИ жабу

ВНИМАНИЮ РОДИТЕЛЕЙ: УЧАЩИМСЯ ПЕРВОГО ГОДА ОБУЧЕНИЯ НЕ РАЗРЕШАЕТСЯ ИМЕТЬ СОБСТВЕННЫЕ МЕТЛЫ

Лили уже наизусть выучила список, но перечитывать его всякий раз доставляло ей удовольствие. Письмо являлось вещественным доказательством того, что её мечта вот–вот станет былью.
Они вышли из такси на самой обычной улице.
Миссис Снейп решительно направилась к крохотному, неприметному на фоне шикарных кинотеатров и магазинов, заведению. Большинство людей шли мимо, словно не замечая его.
«Дырявый котел», – прочитала Лили.
– Дырявый котел? – фыркнула она вслух. – Ну и название!
Внутри бара оказалось темно и неуютно.
Следуя за миссис Снейп, дети вышли во внутренний дворик, со всех сторон огороженный кирпичной стеной. Лили с удивлением озиралась по сторонам, не понимая, где тут можно обзавестись волшебными палочками? Кроме мусорного бака и многолетних сорняков – ничего.
Когда миссис Снейп кончиком палочки постучала по кирпичам, стена мелко задрожала и стала извиваться, как в пластилиновых мультиках. Извивалась до тех пор, пока в центре не образовалось отверстие. Сначала небольшой, проём всё увеличивался и увеличивался.
Через секунду они шагнули на мощёную улицу, уводящую вдаль.
Обернувшись, Лили увидела, как проем снова превращается в твердь стены.
– Здорово! – улыбнулась она Северусу.
Он, как обычно, ответил одним лишь взглядом, без улыбки. Однако Лили оказалась слишком увлечена новыми событиями, чтобы расстраиваться из–за этого. Она рассматривала котлы, выставленные у раскрытых дверей, неподалеку от которого распахивал свои недра магазин с вывеской: «Совиная империя». Откуда и в самом деле доносилось приглушенное уханье. С другой витрины на улицу выглядывало несметное количество метёл. Совсем таких же, на каких катал Лили Северус.
– Пожалуй, начнём с формы? – вздохнула миссис Снейп.
«Мадам Малкин – робы на все случаи жизни» – прочитала Лили на очередной вывеске.
Войдя в магазин, Лили с любопытством крутила головой во все стороны. У неё было такое чувство, будто она перенеслась на машине времени в 20–е годы. Всё в магазине дышало стариной.
– Добрый день, – приветствовала улыбчивая невысокая ведьма с модной стрижкой от Коко Шанель. – Мадам Принс, – склонилась она перед матерью Снейпа. – Как поживаете? Могу я поинтересоваться здоровьем вашего батюшки?
Миссис Снейп ответила с отстраненной надменностью:
– Мне нужны новые робы для детей.
– В «Хогвартс» собираетесь?
Лили рискнула улыбнуться колдунье в ответ.
– Ваша дочка настоящая красавица, – попыталась подольститься хозяйка магазина, но миссис Снейп осталась невозмутима и холодна как лёд.
– Вот табуретки, деточки, – сменила объект сюсюканья продавщица. – Сниму мерку и подберу вам робы.
После снятия мерок женщина принесла требуемые робы и с улыбкой выпроводила троицу из магазина.
Когда они зашли за учебниками, миссис Снейп чуть ли не силой пришлось вытаскивать детей из магазина. Это был настоящий книжный рай! Полки с пола до потолка были забиты книгами: большими и маленькими, яркими и неброскими, тоненькими и пухлыми.
В соседнем магазине подверглось проверке терпение самой Лили, ибо разделить зачарованность Северуса бочками со слизью, связками зубов и когтей девочка не решалась.
В «Совиной империи» миссис Снейп купила каждому ребёнку по сове. Лили выбрала себе клетку с белоснежной полярной, а Северус взял чёрного филина, чьи перья на солнце переливались, словно драгоценные камни.
В последнем магазине оказалось тесно из–за толпы народа. Лили с удивлением рассматривала девочек, одетых в длинные платья прошлых веков, и мальчишек чуть ли не в камзолах. На их фоне Снейп со своими старомодными женственными блузками казался вполне современным.
– Добрый день, Эйлин, – с улыбкой приветствовал их человек лет сорока - сорока пяти. – Давненько ты нас не навещала.
– Не было повода.
– Ну, разумеется, разумеется, – невыразительные большие глаза скользнули к Северусу и задержались на Лили. – Какая очаровательная у вас дочка. Наверное, ваш отец гордится таким внуками?
– Девочка, которой вам пришёл каприз восхищаться, – насмешливо ответила мать Северуса, – не имеет к моему отцу никакого отношения. Это дочь наших соседей-магглов, Лили Эванс.
– Какие у девочки глаза! – восхитился колдун. – Амортенция вам никогда не понадобится, правда?
Лили в ответ улыбнулась. Не слишком уверенно, так как не понимала, о чем идёт речь.
– Что ж? Приступим? С кого из вас, молодые люди, начнем?
– С меня, – ответил Северус, делая шаг вперёд.
Серебристые пронзительные глаза волшебника, не мигая, уставились на мальчика.
– Так, так… Дайте–ка взглянуть. Какой рукой колдуете?
– Правой.
– Вытяните руку. Так, так…
Вслед за Снейпом той же процедуре подверглась и Лили. Продавец волшебных палочек измерил детям руки от плеча до кончиков пальцев.
Северусу подошла палочка тринадцати с половиной дюймов, с сердцевиной из высушенной жилы дракона. Лили – десять с четвертью, из ивы, с сердцевиной из пера феникса.
Стоило девочке взмахнуть палочкой, как в воздухе рассыпались серебристые искры, словно снежинки той ночью, когда Северус впервые катал её на метле. Лили, обернувшись к другу, засмеялась.
– Отличная палочка, – похвалил мастер. – Очень гибкая. Особенно хороша для чар.
Продавец уложил палочки в коробки и завернул в коричневую бумагу.
Колокольчик на двери дрогнул. На пороге показалось два человека. Судя по всему, отец и сын. Оба были красивы необычной, непривычной для Лили красотой. Девочка не могла оторвать от вошедших глаз. На обоих мужчинах были длинные черные одеяния. В обоих было нечто высокомерно–надменное и агрессивное.
Старшему мужчине на вид было не больше сорока пяти. На красивом породистом лице тонкими линиями пролегли морщины, особенно щедро рассыпавшись вокруг глаз, рта и на лбу. Впереди на мантии, застегивающейся под самый ворот, сверкали серебристые пуговицы – единственное, что не было черным в его облике. Если не считать волос. Широкие залысины на лбу, напоминавшие вдовий чепец, нисколько не портили общее впечатление.
– Господин Абраксас? – склонился в поклоне продавец волшебных палочек. – Какая несравненная честь! Чем могу служить?
– Эйлин Принс? – низким голосом обратился вошедший к матери Снейпа. – Неожиданная встреча. Люциус, – небрежно бросил мужчина красивому юноше, стоящему за его спиной со скучающе-равнодушным выражением на лице, – познакомься с последней представительницей рода великих магов.
– Мое почтение, – сохраняя то же каменное выражение на тонких чертах, уронил юноша, растягивая слова с некоторой ленцой.
– Мой сын, – с улыбкой заметил господин Абраксас, – изрядный шалопай. Увы! Он последний в роду Малфоев, что вынуждает меня сквозь пальцы смотреть на некоторые выходки. Вас, Эйлин, небеса вознаградили более щедро. У вас такие милые дети.
Лили стрельнула взглядом в сторону миссис Снейп. И испугалась: такой бледной стала женщина, никогда не блиставшая румянцем.
– Как тебя зовут, красавица? – присел мужчина перед Лили на корточки.
У него были красивые, но совершенно ледяные глаза.
– Лили, сэр.
– Красивое имя. Знаешь ли ты, что так звали самую первую ведьму на земле? Конечно же, знаешь, – скупые черточки пролегли в углах тонкогубого рта, обозначая улыбку. – Мама наверняка рассказывала тебе сказки на ночь? А ты, мальчик?..
– Северус, сэр.
– Похож на истинных Принсев, хвала Мерлину! Что ж, Эйлин, – мужчина вырос над ними вновь, – добро пожаловать домой. Хоть и полукровки, дети всё равно Принсы.
Глаза-льдинки снова вонзились в Лили. Девочка почти чувствовала, как этот страшный и злой, она не сомневалась в этом, человек, обдумывает нечто для него важное.
– Красивая девочка. Правда, Люциус? Ваши имена неплохо звучат вместе. Что скажешь?
– Как пожелаете, отец, – ровным голосом отозвался юноша.
– Прошу вас, Абракас, не делать поспешных выводов, – вмешалась миссис Снейп. – Девочка не моя дочь.
Тонкие брови господина Малфоя вопросительно приподнялись.
– Лили дочь моих соседей, – пояснила Эйлин. – Не стану скрывать, я нахожусь в… – миссис Снейп гордо выпрямилась, – в стесненных обстоятельствах. Министерство взялось оплатить издержки по содержанию Северуса в Хогвартсе в обмен на некоторые услуги с моей стороны.
– Даже так? – Мистер Абраксас снова приподнял тонкие брови. – Вы отвергаете помощь отца затем, чтобы стоять с протянутой рукой перед Министерством? А ведь было время, я считал вас… разумной женщиной. Но мальчик, без сомнения, внук твоего отца. Семейное сходство не спрячешь. Ты слышал когда–нибудь об Эльдаре Принсе, Северус?
Друг Лили отрицательно помотал головой.
Ноздри Абраксаса гневно затрепетали:
– Мы скоро исправим этот пробел в твоем воспитании. Мой отец и твой дед были очень близки, и мне больно видеть… – в воздухе повисла насыщенная эмоциями пауза. – Ты, Северус, всегда можешь рассчитывать на помощь Малфоев. Мое почтение, Эйлин. Идём, Люциус…Люциус!
Вздрогнув, юноша отскочил от окна:
– Да, отец?
– Попрощайся с нашими друзьями.
– Всего доброго, – склонил юноша белокурую голову.
Малфои ушли.
– Ваши палочки, – напомнил продавец, пододвинув детям коричневые коробки.
***
Родители с веселым любопытством разглядывали вещи, принесённые с Диагон–аллеи.
– Какие интересные костюмы, – хихикала Роза, и становилось понятным, у кого Лили унаследовала эту привычку. – Как на карнавал! Неужели они это носят?
– Конечно, – кивнула Лили.
– Представляю, как это выглядит, – скривила губы Петуния.
Интересно, что бы сестра сказала, если бы видела сегодня Малфоев? На тех «странные одежды» очень даже «выглядели».
Лили подошла к полярной сове, подсыпала корма в кормушку. Сова тихонько ухнула и осторожно прижала палец девочки клювом.
– И что? У всех твоих будущих одноклассников есть такое чудовище? – насмешливо фыркнула Туни.
– Вовсе и не чудовище. Смотри, какая симпатяга!
– Да уж! Жабы, крысы, черные кошки... на них ты меняешь свою семью? Свою жизнь? Меня меняешь на Снейпа?
– Я не меняю, – в тысячный раз возразила Лили. – Ты – моя сестра, а он – мой друг. Привязанность к одному не отменяет привязанности к другому.
– Нет, Лили, не обманывай себя. Даже если бы я согласилась дружить с этим твоим тощим монстриком, он ни за что бы меня не принял. И ты это знаешь. Он хочет, чтобы я держалась от вас подальше. Не только от него, но и от тебя. А ты его послушаешься. Я тебя знаю.
– Туни…
– Но придёт время, и, когда тебе это будет выгодно, ты выкинешь его из своей жизни так же, как выкидываешь сейчас меня.
– Я никого не выкидываю! Это ты отдаляешься от меня.
Петуния надменно передёрнула плечами и направилась к лестнице, гордо печатая шаг.
– Туни!
– Оставь, Лили, – удержал отец дочь. – Успокоится, и все пройдет.
Но у Лили было горькое, как настойка полыни, чувство, что она теряет сестру. Теряет безвозвратно.
Первые свои радости и первые горести сестры делили пополам. И представить себе мир, в котором Туни так или иначе не присутствовала бы, Лили просто не могла. Это как потерять часть себя, как отрезать руку или ногу – никогда не забудешь, никогда не смиришься, никогда не переживёшь.
«Не слишком ли дорогая плата за возможность парить над землёй?», – думала Лили, глотая слёзы.
Из клетки, стоящей на полке, тускло светились глаза тихо ухающей совы. В окна заглядывали звезды. Тикали часы.
Серебряные стрелки судьбы начали своё кружение по циферблату. Колесики невидимых жерновов медленно сдвинулись с места.
Что–либо изменить было не в силах Лили Эванс. Ни в своей судьбе. Ни в судьбе других.


Будь ты проклята!

Лили проводила время за учебниками, боясь, что в школе окажется единственной, кто не знает ничего. Она штудировала их от корки до корки, с головой окунаясь в волшебную историю и описания заклятий.
Памятуя о страстном интересе своего друга к зельям, особенно тщательно изучала "Тысячу волшебных трав и грибов", "Волшебные отвары и зелья", выписывая названия трав, описание их свойств и возможных сочетаний.
Они часто встречались с Северусом. Он охотно разъяснял то, что оставалось для девочки непонятным. Иногда вместе готовили простенькие зелья. Вернее, готовила Лили, а Северус сидел рядом и контролировал процесс. Чаще всего атаке юных магов подвергалась кухня Розы Эванс, которая с понимающей улыбкой и тайной гордостью наблюдала за действиями ребятишек.
Петуния, стоило Северусу переступить порог дома Эвансов, демонстративно задерживалась у подруг, в библиотеке, на площадке, да где угодно. Лишь бы не встречаться « с этим Снейпом».
– Она меня ненавидит, – с горечью поделилась Лили душевной болью. – Она всех магов ненавидит.
Северус скривил губы:
– Эта стерва просто тебе завидует.
– Не смей называть так мою сестру! Петуния – не стерва.
– А со стороны так выглядит, что очень даже… И кстати, не просто стерва, а лицемерная стерва. Потому что делает вид, будто презирает то, чем сама на самом деле хочет обладать.
– Даже если и так! Все равно, не смей, Северус! Не смей! Или мы сильно поссоримся! Ясно?
– Яснее не придумаешь. Значит, – скрестил руки на груди мальчик, – твоя сестра ненавидит магов, да? А как ты объяснишь вот это?
Северус не воспользовался палочкой. Лили не понимала, как он это сделал, но в её руке оказался свиток.
– Что это? – подозрительно сощурилась она.
– Письмо.
– Письмо?
– Да, письмо.
– Из Средневековья, судя по форме?
– Из Хогвартса.
– Мне письмо?
– Нет, не тебе, – сладким голосом ответил мальчик. – Ты читай, читай…
– Но… нехорошо читать чужие письма.
– Читай, Лили. Или я сделаю это сам.
«"ХОГВАРТС"
ШКОЛА КОЛДОВСТВА и ВЕДЬМИНСКИХ ИСКУССТВ
Директор: АЛЬБУС ДАМБЛДОР
(Орден Мерлина первой степени, Великий Волшебный Уровень, Главный. Колдун, Важная Персона, Всемирная Конфедерация Чародейства)
– Что за галиматья? – удивилась Лили, отрываясь от письма. – Это чья–то шутка?
– Нет. Стандартная форма официального письма. Читай дальше, Лили. Чи–тай.
«Уважаемая мисс Петуния Эванс.
С прискорбием извещаю, что принять Вас в Школу Колдовства и Ведьминских Искусств мы не можем. Для этого мало иметь желание. Никакими стараниями невозможно искупить отсутствие Магического Дара.
Приношу искренние соболезнования по поводу предстоящей разлуки с Вашей любимой сестрой и выражаю надежду, что, несмотря на обстоятельства, узы, связывающие вас, с годами станут только крепче.
С искренним уважением,
Альбус Дамблдор».
– Что это, Сев?
– Это же очевидно. Письмо директора Хогвартса к твоей сестре, – лишь в темных глазах друга таилась недобрая усмешка, как всегда, не задевая его губ. – Судя по стилю, ответное.
– Но…как? Как Туни могла связаться с ним? Ведь в вашем мире обычная почта не работает, правда?
– «В вашем»? – невесело хмыкнул Снейп, скрещивая руки на груди. – Да. В нашем мире не требуются конверты и марки. Видимо, твоя сестра действительно умнее тебя, Лили. Скорее всего, она использовала твою сову. И твои учебники. Твоя сестра стерва – уж извини, но я буду называть вещи своими именами. Но она умная стерва, и…
Вжих!
На бледной щеке мальчика остался багровый след.
Лили и Северус оба в недоумении смотрели друг на друга.
Лили посмотрела на руку, будто та действовала сама по себе. Без её ведома.
– Ты ударила меня? – не столько гневно, сколько удивленно воскликнул мальчик, держась за щёку.
– Моя сестра не вещь, – непривычно тихо и твердо сказала девочка. – Извини, мне, конечно, не стоило…
– Я понял. Ты тоже…извини.
Но на бледном лице не отражалось раскаяние. Понял ли он Лили? Или просто спешил замять ненужную сейчас ссору?
– Ах, Северус! Ну почему ты бываешь таким чужим? – воскликнула девочка, заломив руки. – Ты все время застегнут на все пуговицы. Никогда не поймешь, что у тебя на душе на самом деле!
Снейп улыбнулся. На сей раз одними губами. Глаза его оставались тусклыми и холодными, словно погасшие угли.
«Боже! Каким этот человек станет, когда вырастет?!», – подумала Лили.
– Ты хотела бы знать, что у меня на душе?
– Конечно.
– А ты не боишься?
– Чего?
– Того, что тебе это может вовсе не понравиться.
– Боюсь, – честно призналась Лили. – Боюсь тебя потерять. Я так люблю тебя, что все за тебя готова отдать, – все свои тайны и мысли; все мои любимые книжки, игрушки …
– О! Даже так? – язвительно засмеялся мальчик. – Такую жертву с твоей стороны я никогда не приму. Игрушки и конфеты? – это уж слишком жестоко, право...
– Не смейся надо мной. Это не смешно. Ты стал частью моей жизни, частью меня самой. Но мне иногда страшно, что для тебя это ничего не значит. Наверное, это неправильно, вот так прямо говорить о том, что думаешь, что чувствуешь? Ты никогда так не делаешь. Ты всегда ставишь между собой и людьми барьеры. Северус, что у тебя на сердце, на душе?
Лили потянулась к нему, желая погладить по щеке. Но мальчик перехватил тянущуюся к нему ладошку, крепко сжимая.
– Хочешь знать, что в моём сердце, Лили?
Он в упор смотрел на неё, и под этим взглядом Лили охватило привычное желание поежиться. Будто она долго стояла в прохладной комнате.
– Но для того, чтобы ты поняла, мне нужно слишком многое тебе рассказать. Моя мать, Лили, принадлежит к самой верхушке аристократического магического общества. А я вынужден пресмыкаться здесь. Не просто среди магглов – среди маггловского отребья! Я живу не своей жизнью. Я ненавижу все, что меня окружает. Этот Ткацкий тупик – воистину тупик, из которого нет выхода. Знаешь, зачем я день за днем варил эти проклятые зелья? Искал яд. Можешь сколько угодно таращиться на меня, Лили. Но, да! Я искал этот яд, который не смог бы определить ни один маггловкий врач. Я воображал, что если бы отец сдох, мы могли бы с матерью остаться одни, стать свободными! Мы вернулись бы туда, где нам и место.
– Нет, Северус. Ты не смог бы этого сделать…
Мальчик скривился. Это не было ни улыбкой, ни усмешкой. Это было гримасой, жутко искажающей тонкие, неправильные, и без того некрасивые черты:
– Смог бы.
– Нет, ты не такой. Просто тебя все достало. Но ты все равно не смог бы убить своего отца.
– Дело не в том, смог бы я или нет! – заорал он неожиданно, взмахивая руками, будто собираясь улететь. – Дело в том, что это ничего бы не изменило! Я все равно был обречен жить здесь! С вами!
В его голосе гремели боль и ярость. Жгучая, как кислота, ненависть:
– А я хочу домой! Я хочу на то место, которая моя мать, глупая женщина, потеряла! Как она могла так поступить с собой? С нами обоими?! День за днем я живу и вижу, как она ненавидит Ткацкий тупик, этих мелких людишек, копошащихся вокруг нас. Но если для меня ещё есть надежда – для неё её нет! Нет, понимаешь? И я не смогу ничего с этим сделать. Она обречена прожить и сдохнуть здесь!
– Сев! – Лили хотелось заплакать, и она боялась, что не сдержится, понимая, что её слезы ещё больше разозлят друга. – Мне жаль. Правда – жаль! Даже если я не понимаю всего. Но ведь я не виновата…
Снейп моргнул. Слабая улыбка коснулась бледных губ.
– Ты…? Да кто винит тебя, Лили? Я не знаю, как прожил бы без тебя последний год. В тебе столько радости. Ты словно сплетена из теплых лучей полуденного солнца. Это чувствуют даже магглы. Недаром же тебя зовут Солнечным зайчиком.
Лили притянула его пальцы, все ещё сжимающие её руку, к щеке и потерлась о них, ласкаясь, словно кошка.
– Ты спрашиваешь, что в моем сердце? – повторил Северус. – Надежда на то, что я вернусь в мой мир, займу в нем свое место и разделю его с тобой.
– Северус! Я всегда буду с тобой! Я никогда тебя не оставлю. Я – твоя. Вся – сколько меня есть. Я живу для тебя и, если потребуется, – умру…
– Хватит! Хватит уже говорить о смерти. Смерть – не игрушка. Это очень хреновая вещь, Лили.
Мальчик зарылся руками в пушистые светло–рыжие волосы – волосы цвета опавших листьев. В локоны, в которых причудливо и необычно перемешались золото и закат, огонь и солнце.
– Я клянусь тебе, Лили. Клянусь, что завоюю мир и положу его к твоим ногам.
– Ох, Северус! – засмеялась девочка. – Какой ты смешной! Мне не нужно мира. Мир вроде коврика под ногами? Для чего это? Вполне хватает того, что есть: моей семьи, тебя и возможности стать волшебницей. Сколько радости я могу подарить людям? Мне так хочется сотворить какое–нибудь красивое–красивое волшебство! Ну, вроде тех лилий на ветке, что ты мне подарил. Заставить дождь застыть и поцеловать каждую застывшую капельку. А ещё лучше сыграть на них, на висящих в воздухе капельках, как на колокольчиках. Пусть звенят! Или…дай подумать? Превратить жгучие языки пламени в мягкие и нежные, похожие на прикосновения шелка ленты. Пусть красиво летят к небу и не причиняют никому боли…
– Это уже просто издевательство над природой. Давай хоть огню позволим быть самим собой?
– Хорошо, ладно, пусть огонь будет огнём. А мы будем просто летать. Вместе. Всегда.
– И мир таки будет лежать под нашими ногами? – издевательски выгнул бровь Северус. – Ковриком?..
– Ох! – засмеялась Лили, – ну, если только так. Тогда пусть лежит.
***
В последний день августа Эвансы первый раз провожали свою девочку в Школу Магических Искусств. Миссис Снейп любезно согласилась послужить проводником на Другую Сторону.
В четверть одиннадцатого Лили, охваченная радостным возбуждением, стояла на вокзале Кинг–Кросс.
Она почти всю ночь не спала, переполненная волнением. И сейчас с любопытством посматривала по сторонам, наслаждаясь видом поездов. Пол подрагивал, когда очередной состав вползал по рельсам.
Всё вокруг переполнялось ожиданием.
Вновь прибывшие и уезжающие, все чего–то ждали. Самое волшебное место – вокзалы. Вокзал – родитель множества дорог, разбегающихся в разные концы нашей матушки–планеты. Дороги, ведущие из одного места в другое, дороги, бегущие из прошлого к будущему.
Лили сама себе казалась сосудом, до краев переполненным ожиданием счастья. Огромного, способного разорвать её маленькое тело на части.
Она шагала вместе с мамой и Туни за миссис Снейп и Северусом. Замыкал шествие отец, тащивший за собой тележку, груженную вещами. Билл периодически отдувался – тележка была отнюдь не легкой.
Миссис Сней сбавила шаг, только когда они подошли к платформе, над которой висела большая табличка с цифрой десять.
– Не отставайте, – прозвучал колючий голос матери Северуса.
Лили даже дышать от волнения перестала. Шаг, ещё шаг. К ним стремительно приближался железный барьер.
Ещё секунда, и они в неё врежутся!
Словно пелена скользнула, как будто в глаз что–то попало… и вот перед Лили совсем другой вокзал, полный людьми, так же сильно отличающимися от оставшихся позади, как день отличается от ночи. Одежды, голоса, прически, даже лица у них были другие.
Лили заметила, как жадно её сестра вглядывается во все, что их окружало. Заметила и ощутила острый, болезненный укол. Как ужасно, наверное, бедная Туни чувствует себя, увидев лишь самый краешек чуда, в то время как Лили достанется всё. Она опустошит всю чашу, до донышка.
–Туни! – попыталась Лили взять старшую сестру за руку.
Но та отшатнулась, словно Лили превратилась в трёхглавого змея.
– Туни, пожалуйста! – взмолилась Лили. – Пожалуйста! – Она снова попыталась схватить старшую сестру за руку.
И снова потерпела поражение.
Нужно было немедленно найти слова, что залатали бы брешь, способную потопить кораблик их отношений. Нужно было что–то сделать. А слов не было. Только тупая, саднящая боль в душе да предательская влага на глазах.
– Ну пожалуйста. Ну не сердись на меня! – в отчаянии всхлипнула Лили. – Ну прости!
Лили хотелось вцепиться в сестру и трясти её, пока та не поймет…
А что, собственно, Туни должна была понять?
– Прости! Я… я…послушай! Ты только послушай меня! Может быть, когда я окажусь там… ну, услышь меня, пожалуйста! Может быть, когда я там окажусь, я смогу пойти к профессору Дамблдору и уговорить его изменить своё решение…
Это были не те слова.
Брешь на глазах превращалась в пропасть. Глаза Петунии расширились, губы задрожали. Она вся вспыхнула.
– Ты?! – зашипела Петуния. – Ты рылась в моих вещах?! Гадина!
– Нет, нет! Я не…
– Конечно, ты «не»! Это всё твой мерзкий дружок! Ты бы сама не дотяпала!
– Петуния! Я просто хочу…
– Мне плевать на то, что ты хочешь! Ты для меня умерла, Лили! Слышишь?
Лили потрясенно подняла глаза на сестру. Пальцы вдруг сделались ватными, и рука сестры выскользнула из её руки.
– Что я тебе сделала, что ты так говоришь со мной?
– Лили! – позвал Билл, оборачиваясь. – Ты идешь? Солнечный Зайчик, не опоздай!
– Иди же, великая волшебница! Иди к своему драгоценному «Севу»! Он вон с тебя глаз не сводит. Смог бы, наверное, оторвал бы мне голову! И подарил бы тебе, чтобы ты не плакала, скучая. Заставил бы говорить меня только то, что ты хочешь слышать. Кэтрин хренова, нашла себе Хитклифа? Цепного песика? Иди! Скомандуй ему: «Фас»!
– Туни…как ты можешь…?
– Думаешь, сможешь держать его на поводке? – лицо сестры, искаженное злобой, будет сниться Лили в кошмарах. – Он, твой драгоценный Северус, дикий зверь. И когда–нибудь он разорвет тебя! Он тебя уничтожит!
– Тише, пожалуйста…
– Что? Стесняешься этих чудаков? Открой глаза и посмотри, куда ты попала. Это же бедлам! Настоящий сумасшедший дом: совы, жабы, цилиндры… Чему, интересно, вас станут учить? Пить кока–колу из черепов?!
– Хватит!
В груди образовывался неприятный ком. Будто сестра проделала там огромную дыру. И воздух выходит, выходит…
– Ты действительно думаешь, что меня может это расстроить – отсутствие возможности стать чудачкой и уродкой?
Туни, Туни…
С тобой ли мы делили все – от шоколадки до мечты? Ты отдавала Лили свою порцию сладостей, защищала от бродячих собак, мальчишек и ночных кошмаров. Ты была первой, кто учил Лили читать и рисовать. Ты делилась любимыми мелодиями и книжками…
Никто не сможет ударить так больно, как человек, который знает о тебе все. Который для тебя – всё.
Петуния, охваченная злым духом, не желала тормозить:
– Ты ведь урод, Лили. Ты не понимаешь, тебе никогда не стать нормальной. Уродка! Уродка! – с каким–то сладостным исступлением шептала сестра.
– Я не уродка…
Снейп смотрел на них. Лили затылком чувствовала на себе его взгляд. Кожей ощущала холодную ярость, направленную на её сестру. Ледяные, опасные щупальца, протянутые через пространство…
Лили постаралась выставить щит.
«Не смей!», – мысленно кричала она своему другу. – Не суйся. Я сама разберусь!».
– Ты едешь в спецшколу для уродов. Это к лучшему, что вас станут держать подальше от нормальных людей. Это делается для нашей безопасности.
Лили отвернулась.
Родители оглядывали платформу с видимым удовольствием.
«Уродка…для нашей безопасности! Уродка, ты уродка! Уродка!», – гремели в ушах сказанные с ненавистью слова сестры.
– Вряд ли ты думала, что это школа для уродов, когда писала директору и клянчила, чтобы тебя приняли, – жестко сказала Лили.
– Клянчила?! – визгнула Петуния. – Я не клянчила!
– Клянчила. Ещё как. Просилась стать уродкой…
Сестры стояли так близко. И никогда не были так далеки друг от друга.
– Будь. Ты. Проклята! – сказала сестра.
И, развернувшись, пошла прочь.
«Если тебе станет страшно, а меня не будет рядом, просто досчитай до ста. И прежде, чем скажешь «сто», – я буду рядом», – говорила ей в детстве Туни.
Лили изо всех сил старалась не разреветься.
Туни можно понять…
Ей просто очень больно, очень обидно. Если бы все было наоборот…
Если бы все было наоборот, она, Лили, никогда бы так не сказала!
«Мне плевать на то, что ты хочешь! Ты для меня умерла!
– Ты едешь в спецшколу для уродов. Это к лучшему, что вас станут держать подальше от нормальных людей. Это делается для нашей безопасности.
– Будь. Ты. Проклята!...».
Никогда бы не сказала. Никогда! Никогда – никогда!!!
Не отдавая себе отчета, Лили принялась считать:
«Раз, два, три…»
Мама и папа улыбаются, а Северус так внимательно смотрит на неё. На Лили.
«Десять, одиннадцать, двенадцать…».
Туни вернётся. Она просто погорячилась. Чего в гневе не скажешь? Она опомнится. Она вернётся. Они помирятся. Они не могут вот так расстаться!
«Тридцать три, тридцать четыре, тридцать пять…»
– Если станет страшно… – сорок четыре, сорок пять, сорок шесть, – …а меня не будет рядом… – пятьдесят семь, пятьдесят восемь, пятьдесят девять… – … ты просто досчитай до ста… – семьдесят, семьдесят один, семьдесят два, – …прежде, чем скажешь «сто»… – восемьдесят девять, девяноста один, девяноста два, – …я буду рядом…
СТО!
Петуния не вернулась. Не пришла.
То, что случилось, уже не изменить.
Чаша разбилась…
Взгляд Лили скользил по платформе. По кошкам, совам в клетках. По школьникам, большинство из которых уже надели длинные черные одежды. Кто–то грузил чемоданы в ярко–алый паровоз, кто–то приветствовал друг друга после долгой разлуки.
– Ты чего загрустила, Лилия моей души? – обнял отец. – Не грусти. Мы будем часто писать тебе.
– Вы что? Поссорились с Туни? – нахмурилась Роза.
– Мы не ссорились, – соврала Лили.
Отец в последний раз поцеловал её.
Лили по железным ступенькам взобралась в алый поезд.
Паровозный гудок разнёсся над перроном.


Хогвартс-экспресс

Лили брела по коридору, надеясь отыскать пустое купе, где можно спрятаться. Оно отыскалось ближе к концу последнего вагона.
Устроившись у окна, она могла видеть своих родителей, мечущихся по перрону. Отец и мать старались её разглядеть, Лили это понимала, но с какой–то мстительной радостью не подавала знака.
Парадокс: обидела её Петуния, а злилась Лили на родителей.
Вот чему они радуются, сплавляя дочку с рук? Наверное, Туни единственный человек в их семье, способный сохранять здравомыслие. Только больно, бесконечно больно, что зависть в ней оказалась сильнее любви.
Все, не думать. Не думать! А то начнешь плакать и уже не остановишься.
А плакать нельзя, потому что в любой момент может зайти кто–нибудь…
Дверь с шумом ушла в сторону, будто от хорошего пинка.
На пороге в картинной позе застыл мальчик. Её ровесник. Взгляд его сначала уперся в окно, потом скользнул к Лили. Потом неизвестный вздохнул, словно признавая, что покрасоваться–то тут особо не перед кем. И шагнул вперёд.
– Я здесь сяду, – заявил он, словно был кинозвездой и решил осчастливить сиянием маленькую фанатку.
Лили приподняла брови, от всей души надеясь, что выражение её лица в данный момент хоть отдалённо напоминает Северуса.
Никакого эффекта.
Мальчишка точным движением забросил чемодан на место, предназначенное для хранения багажа, и плюхнулся на сиденье, скрестив на груди руки и картинно вытянув ноги.
Лили отметила, что костюм на нём дорогой: брюки со стрелками, пиджак, застегнутый на все пуговицы, белый крахмальный жесткий воротничок рубашки. Цвет у костюма был необычный: не черный, не темно–синий, а серый и какой–то блестящий, словно мерцающий.
Костюм Лили понравился. Мальчик – нет.
– Меня зовут Джеймс, – растягивая слова, почти как Люциус Малфой, произнес он. – Джеймс Поттер.
Будь Лили в другом настроении, она посмеялась бы над ним от души. Ведёт себя, как записной красавец, а похож на лягушонка. Глаз за очками не видно, нос, скулы, подбородок резкие и острые, какие–то летящие, и незапоминающиеся вовсе, губы – узкие, а рот такой величины, что Пиноккио обзавидуется! Сними с него костюм, и в толпе этого Поттера ни за что не отыщешь.
– Я буду учиться в Гриффиндоре, – снова подал мальчик голос. – А ты?
– Тебя это не касается, – ответила Лили.
Лицо мальчика дрогнуло, на губах вспыхнула злая, кривая улыбка:
– Хаффлпафф, однозначно. Магглорожденных принимают только туда.
– А с чего ты взял, что я магглорожденная?
– А в среде волшебников все девочки воспитаны.
Дверь снова отошла в сторону. На сей раз спокойно и плавно, как занавес перед представлением. Лили открыла рот от изумления. Потому что таких красивых мальчиков ей в жизни видеть не доводилось.
Стильный!
Волосы темные, вьющиеся, будто на бигудях всю ночь спал, а утром укладывал волосы часа два, не меньше. Длинные глянцевые локоны, спадающие на плечи, казались черными. Но под солнечными лучами вспыхивали темно–красными огоньками. Кожа смуглая.
Раньше Лили считала Северуса изящным, но теперь поняла, что ошибалась. Изящным был этот мальчик. Плащ на нём был пижонский, длинный, до самых щиколоток. На черной водолазке блестело серебряное украшение.
Потом Лили встретилась с ним глазами… Ужас! Смотришь и пугаешься.
Во–первых, девочка ожидала, что они окажутся карими, а не полуночно–синими. А во–вторых, взгляд злой и одновременно обреченный, печальный…
«Как корка льда над вулканом», – подумала про него Лили
Мальчик весь был такой: жуткий и красивый – глаз не оторвать.
– Места свободные есть? – тихо спросил красивый мальчик.
– Да сколько угодно! – узел, сплетенный из рук на груди блистательного Поттера, расплелся. – Я здесь, можно сказать, один…
Новенький притворил за собой дверь и сел.
– Сириус Блэк, – представился он.
– Джеймс Поттер. Классный прикид. Правда, будь у меня твоя физиономия, я бы такое носить не стал…
– А с твоей он точно гармонировать не будет, – холодно парировал Блэк.
Повисла пауза.
Поттер снял очки и протер их обшлагом белоснежной рубашки, выступающим из–под пиджака на классические сантиметры–миллиметры. Небрежно так, наплевательски вытер.
Без очков глаза его выглядели огромными, странными, какими–то совиными.
Дверь снова распахнулась.
В груди Лили разлилось тепло – на пороге стоял Северус.
Друг уже успел переодеться в школьную робу, избавившись от нелепых «маггловских», как он называл их, одежд. Новенькая мантия была застегнута на все пуговицы. Снейп выглядел очень строго, будто учитель. Эффекту не мешали даже длинные волосы, спадающие вдоль худых щек. Кожа на скулах казалось такой тонкой, что почти просвечивала. Встревоженный взгляд черных холодных глаз обратился к Лили:
– Вот ты где?
Сев, как обычно, проигнорировал присутствие неинтересных ему людей.
– Я всюду тебя искал. Ты от меня прячешься?
Присев рядом, Северус взял Лили за руку. Руки у него были холодными и чуть–чуть влажными. Не самые приятные ощущения. Мама как–то говорила Лили, что такие руки бывают у людей с плохими сосудами и больным сердцем. Впрочем, Северус был слишком ей дорог, чтобы хоть какая-то его черточка могла внушить неприязнь или отвращение.
– Я не хотела с тобой разговаривать, – тихо призналась Лили. – Я ни с кем разговаривать сейчас не хотела.
Мальчишки напротив явно подслушивали. Злиться на красивого парня Лили не позволяла её артистическая натура, поскольку все красивое вызывало у неё восхищение. Так что вспышка неприязни была адресована только лягушонку, как окрестила она про себя Поттера.
– Я слышал твою перепалку с Туни, – понимающе кивнул Северус.
– Она меня ненавидит. По–настоящему! За то, что мы с тобой прочли пресловутое письмо Дамблдора…
Северус пожал плечами.
– Она моя сестра, Сев!
– А ты разве не её сестра? – ровным голосом возразил он.
Лили разозлилась не на шутку:
– Разве я спрашивала твоё мнение?!
– Лили, если тебе станет легче после того, как ты спустишь всех собак, то можешь продолжать в том же духе. К ссоре с сестрой у тебя есть все шансы присовокупить и ссору со мной.
Джеймс Поттер с нескрываемым любопытством разглядывал нового соседа. Глазел, что говорится, в открытую.
– Ты, собственно, кто? – задрал подбородок вверх Лягушонок.
– А ты? – приподнял брови Северус.
– Я – Джеймс Поттер!
– А я, – елейный тоном пропел Сев, – Северус Снейп.
– Твое имя мне, между прочим, ровным счетом ничего не говорит!
– Твоё, мне, между прочим, тоже.
– Твоя подружка в Слизерин собралась?
– Даже если и так, тебе–то что? – поиграл бровями Снейп, всем своим видом показывая, кто в разговоре лишний.
Поттер намека понять не захотел:
– А то, что я не люблю Слизеринцев. Вот что! Если бы меня распределили на этот факультет, я бы сразу ушел из школы…
– Как бы все огорчились, – в сторону процедил Блэк.
– Слов нет, – поддержала Лили.
– А ты–то чего им подпеваешь? – искренне возмутился Лягушонок, который, видимо, считал, что сосед справа полностью на его стороне.
– Все мои родственники учились в Слизерине. Думаю, что и мне туда прямая дорога. Так что…
Поттер недовольно взъерошил волосы, после чего те стали напоминать вшивый домик:
– Ёлки–палки! В купе ни одного приличного человека! Одно отребье!
– Поаккуратней в высказываниях, Поттер, – предупредил Блэк.
– К чему такая самокритичность, Поттер? – хихикнула Лили.
– А ты? – Поттер развернулся к Северусу. – Тоже собираешься в Слизерин?
– Почему нет?
Лили фыркнула. Она–то знала, что друг собирается в Равенкло. А этому очкарику не обязательно.
– А я непременно, как и мой отец, и мой дед, попаду в Гриффиндор. Факультет для смелых и благородных…
– Как будто кто спрашивал о твоих чаяниях? – покачал головой Блэк.
– Конечно, Гриффиндор, Поттер. Мог бы и не сотрясать воздух. С первого взгляда видно.
– Каки–и–и–е мы наблюдательные! – по–змеиному зашипел Лягушонок.
Лили почувствовала, как запахло жареным. А ей совсем не улыбалось присутствовать при драке. Уцепившись за широкий рукав северусовой мантии, она тоном задаваки и всезнайки, позаимствованным у Петунии, потребовала:
– Пойдем поищем другое купе. Мы люди поплоше, не чета некоторым…
– О! Наше общество не по душе рыжей принцессе? – язвительно бросил вдогонку Поттер.
Лили демонстративно задвинула за собой дверь.
Войдя в следующее купе следом за Севом, Лили остановилась, наткнувшись на серые, как ртуть, глаза.
– Д…добрый день, – поздоровалась она с Люциусом.
В том, как молодой человек сидел, небрежно откинувшись на кожаные сиденья, было что–то кошачье, вкрадчивое и хищное.
– Добрый день, мисс Эванс. – Кажется, его губы презирали каждую букву в произнесенной фразе. – Как поживаете?
– Хорошо.
– Садитесь, – любезно разрешил господин Малфой.
Взгляд Лили задержался на значке, блестящем на правом лацкане его робы.
– Нравится? – растянул губы в гримасе, подразумевающей улыбку, белокурый красавец. – Значок префекта. Угощайтесь, – пододвинул он девочке кулек со сладостями.
– Знаешь, кто был с Лили в купе? – процедил сквозь зубы Сев.
– Кто же? – без малейшего намека на интерес вздохнул Малфой, поднимая бесцветные глаза на Снейпа.
– Сириус Блэк.
Лили закашлялась. Она почему–то ожидала рассказа о Лягушонке.
– Кузен Беллы? Ну и как там наш малыш?
Северус вместо ответа смерил Люциуса взглядом:
– А это правда, что малыш Блэк без палочки превратил головы домашних эльфов в воздушные шары?
– Белла отзывалась о старшем сыночке Вальпургии, как о талантливом поганце. Хотя мадам Вальпурга им недовольна, но… – Малфой договорил фразу на другом языке.
Лили показалось, что на французском.
– О! Ну так эта дама всем на свете недовольна, – ответил Сев.
И оба засмеялись.
Лили почувствовала ревнивый укол в сердце. Когда это Северус успел сблизиться с этим… префектом? И к тому же невежливо говорить так, чтобы она чего–то не понимала.
– Этот Поттер…? – приподнял брови Снейп.
– Чистокровный, – кивнул Малфой. – Из «Светлых». Я так понимаю, что вы друг другу не понравились? Нам не нужны неприятности, Сев. Учти это.
– Я никогда не создаю проблем. Я их только разрешаю.
И молодые люди снова засмеялись.
Лили крутила головой, переводя взгляд с блондина на брюнета.
– Тем более, – продолжил Люциус, – совершенно ни к чему ссориться с Блэками. Мы – одно племя, один факультет…
– Может быть… – начала Северус, а может быть…
– Не может, – непререкаемым тоном заявил Люциус, очень властно, но не повышая при этом голоса. – Не было случая, чтобы Блэки учились не в Слизерине. Так что тебе с ним жить последующие семь лет; бок о бок…
В купе вошли ещё трое: два парня и девушка.
– Что это за малявки, Люциус? – поинтересовались вновь прибывшие.
– Сын Эйлин Принс и его маггловская подружка.
– Маггла?– присвистнул один из парней. – Среди нас? Мы теперь придерживаемся умеренных взглядов, Люциус…?
– Уймись, Нотт,– порекомендовал Малфой. – Я дал отцу слово, что пригляжу за мальчишкой…
– А при чем тут девчонка?
– Лили мой друг, – подал голос Сев.
Головы всех присутствующих повернулись к нему. Глаза с любопытством ощупывали хлипкую несуразную фигуру.
– Уверена, если бы малышка не была такой куколкой, наш Люци проявлял бы куда меньшую толерантность, – медоточивым голосом проговорила девушка с буйной копной кудрей.
Раньше Лили думала, что Северус в совершенстве отточил искусство замораживать взглядом. Теперь, увидев взгляд Малфоя, она понимала, что её Сев пока только подмастерье…
Эти почти взрослые, высокомерные колдуны с серебристыми змейками на лацканах, идеально одетые, идеально причесанные, с идеальными манерами! Девочку посетило желание вскочить и разлохматить волосок к волоску лежащую прическу Нотта. Дернуть за отутюженный зеленый галстук Розье, так, чтобы гладкий треугольник под выступающим кадыком расплелся в её пальцах и стал таким же небрежным, как у лягушонка–Поттера. Хотелось какой–нибудь выходкой стереть выражение пренебрежительного высокомерия, застывшее на идеальных чертах Люциуса Малфоя.
В этом обществе Лили будто не хватало воздуха. Она чувствовала себя невидимкой, окружающие её словно не замечали. Не преследовали, не говорили гадостей. Просто Лили Эванс для них не существовало. Для взбалмошной, импульсивной, самолюбивой девочки подобное было неприемлемым. Но как переломить ситуацию к лучшему для себя, Лили не знала, и потому благоразумно помалкивала, поедая шоколадные конфеты, любезно предложенные Люциусом Малфоем, пока не раздался противный механический голос:
– Через пять минут поезд прибудет на платформу «Хогвартс». Пожалуйста, оставьте багаж в купе, его доставят в школу отдельно. Через пять минут поезд прибудет…
Вскоре они вывалилась на темную, крошечную платформу, где задували прохладные ветра.
– Первоклашки! Первоклашки! – раздался в сумерках низкий рокочущий голос, отдающийся дрожью в коленках.
Посреди платформы, сжимая в руке фонарь, стоял настоящий великан. Огромная физиономия почти полностью скрывалась под густой гривой спутанных волос и длинной неряшливой бородой. Из–под всего этого растительного буйства, словно агатовые пуговицы, сверкали два огромных глаза.
– Первоклашки! За мной! Смотрите под ноги!
Поскальзываясь и спотыкаясь, дети шагали по отвесной, узкой тропе. В море лиц взгляд Лили выхватил красивого мальчика из купе. Она ожидала увидеть рядом с ним лягушонка Поттера, но мистер Блэк шагал в одиночестве, словно отгородившись ото всех невидимой стеной.
Темнело быстро, и все, что не освещал фонарик великана, идущего впереди их процессии, рассмотреть было практически невозможно.
Тропинка вывела их на берег большого озера. На противоположном берегу водоёма возвышался внушительный замок с многочисленными башнями и башенками. Над ним сияли звезды, и у Лили возникло такое чувство, будто она летит, как в ту ночь, когда Северус впервые показал ей волшебный мир.
– О! – воскликнул кто–то рядом. – Какая красота.
– Хогвартс! Хогвартс! – выдыхали переполненные радостным возбуждением дети.
Великан указал на флотилию маленьких лодочек, сгрудившихся у берега.
– Не больше четырех в лодку! – скомандовал он.
С Лили и Северусом в лодке оказались пухленькая темноволосая девочка и хмурый мальчик.
– Вас как зовут? – спросила девочка.
– Я – Лили Эванс.
– А я – Эллис МакМиланн.
– Все сели? – голос великана словно растекался над маслянистой поверхностью озера. – Тогда вперёд!
– Ой, как здорово, правда? – запищала Элис, испуганно цепляясь за борта маленькой лодочки. – Я уже давно мечтала попасть в Хогвартс. А ты, Лили?
– И я, конечно. Кто бы не мечтал?
Флотилия дружно отчалила от берега и заскользила по гладкой, как зеркало, поверхности озера. Дети молчали и во все глаза смотрели на высившийся впереди замок. Им приходилось задирать головы все больше по мере того, как они приближались к утесу. Когда первая лодка достигла его, все пригнулись, и маленькие лодочки пронесли их сквозь занавес из плюща, за которым прятался вход в широкую пещеру. Они проплыли по темному тоннелю, видимо, уводившему в подземелье замка, и там, наконец, достигли подземного причала, где выбрались на берег, усеянный галькой. Все шли по переходу, следуя за лампой в руке великана, пока не вышли на ровный, покрытый росой газон прямо перед замком.
Каменные ступени вывели их к высоченным дубовым воротам.
Великан поднял гигантский кулак и трижды постучал в дверь.


Грифиндор

Ворота незамедлительно отворились.
На пороге их встретила высокая темноволосая дама в изумрудно–зеленой мантии. Не молодая, но ещё и не старая, лет сорока пяти, со строгим лицом и цепким, оценивающим взглядом.
Лили подумала, что такой, пожалуй, лучше не перечить.
– Я профессор МакГонагалл, – представилась женщина, – я проведу вас в Большой Зал, где состоится церемония распределения. Следуйте за мной.
Лили казалось, что сердечко её сейчас разорвется от восторга. Ещё шаг, другой, и она по–настоящему войдет в Мир Волшебства и Магии. Прямо с парадного входа.
Девочка сжала руку Северуса, словно ища у него поддержки. Тот в ответ до боли сжал её ладонь ледяными влажными пальцами.
Длинной вереницей, вертя головами, дети вошли в огромный холл. Каменные стены освещались факелами, как в любимых романах Лили о рыцарях из средневековья. Потолок поднимался столь высоко, что, сколько ни смотри вверх, его не видно. В центр зала спускалась ослепительно–прекрасная мраморная лестница. Пол вымощен плитами, натерт до зеркального блеска.
Плиты отражали тень торжественно шагающей цепочки из детских ног.
Пройдя через холл, они вошли в маленькую пустую комнату в стороне от центрального зала.
– Добро пожаловать в Хогвартс, – произнесла профессор МакГонагалл. – Скоро начнется банкет, посвященный началу учебного года. Но прежде чем вы сядете за столы в Большом Зале, вас распределят по колледжам. Сортировка – одна из важнейших церемоний в школе, потому что, пока вы находитесь в этих стенах, ваш колледж – то же самое, что ваша семья. Вы будете заниматься в здании своего колледжа, спать в общей спальне своего колледжа и проводить свободное время в общей гостиной своего колледжа. В нашей школе их четыре: "Гриффиндор", "Хаффлпафф", "Равенкло" и "Слизерин". У каждого колледжа своя, очень интересная и благородная, история, и в каждом в свое время учились выдающиеся ведьмы и колдуны. Пока вы находитесь в Хогвартсе, за любой ваш успех вашему колледжу будет начисляться определенное количество баллов. А за любое нарушение правил баллы, соответственно, вычитаются. В конце учебного года тот колледж, который заработает наибольшее количество баллов, будет награжден особым кубком. Это очень почетная награда. Я надеюсь, что каждый из вас станет гордостью того колледжа, куда будет распределён. Церемония сортировки начнется через несколько минут. Предлагаю не тратить времени даром и привести себя в порядок.
Большой Зал, в который они вышли, оказался освещён тысячами свечей, которые сами по себе плавали в воздухе. За четырьмя столами сидели все учащиеся школы, за исключением первокурсников. В дальнем конце зала возвышался ещё один стол, для учителей.
Профессор МакГонагалл провела первоклассников к нему и установила перед ним табуретку. На табуретку сверху положила островерхую колдовскую шляпу, всю в заплатках, сильно потрепанную.
Лили казалось, что она прямо сейчас от волнения потеряет сознание.
В течение нескольких секунд в Зале стояла абсолютная тишина. Затем шляпа дернулась. Возле ее края образовалась дыра наподобие рта – и шляпа запела:
Может, я не хороша,
Но по виду не судите,
Шляпы нет умней меня
Хоть полмира обойдите…
– Ну и голосок, – услышала Лили насмешливое фырканье за спиной. – Один в один моя престарелая тетушка, когда её разбирает желание спеть что–нибудь после обильных возлияний за ужином…
Обернувшись, девочка наткнулась взглядом на лягушонка из купе. В нелепых очках отражались огни свечей, придавая им зловещий вид.
А мальчишка все тараторил и тараторил, словно пулемет:
– Ты куда хочешь попасть? Я – только в Гриффиндор! Пусть эта шляпа попробует не выполнить моё желание – её песенка спета…
– Молодой человек! – прикрикнула МакГонагалл, сурово сводя брови, – Замолчите немедленно!
Дождавшись, пока профессор отвернётся, мальчишка состроил ей в спину гримасу и продолжал разговаривать, как ни в чем не бывало:
– Гриффиндор – единственный факультет, на который могут позволить себе попасть порядочные люди.
– А ты вправду в одном купе с Блэком ехал?
– Правда. А что?
– Ну, ты знаешь…? Эти Блэки…
– Что «Блэки»? Да ничего «Блэки». Не считая идиотского имени, мальчишка как мальчишка…
– Молодой человек! – снова обернулась МакГонагалл.

Может, в Гриффиндор дорога,
По ней храбрые идут,
Им и доблесть, и отвага
В веках славу создают…

Горлопанила Шляпа.
– Надо же! Иногда и молью битые артефакты изрыгают из утробы истину, – блеснул зубами Поттер. – Гриффиндор…
– Мы уже поняли, – сказала девочка, что ехала с Лили и Северусом в одной лодке. – Не мог бы ты немного помолчать?
Мальчишка окинул девочку взглядом, всем своим видом показывая, что маленьким козявкам право голоса вообще не давали.
Лили отметила, что галстук у лягушонка успел уже где–то потеряться.

Старый мудрый Равенкло
Примет быстрого умом,
Если любит кто учебу,
Там найдет свою дорогу…

Если ты зануда строгий –
В Равенкло тебе дорога, – пропел Поттер.

Лили с трудом подавила желание закатить глаза. Ну и недотепа. Потому и рот, наверное, как у Пиноккио, что не закрывается ни на секунду.

Или, может, в Слизерине,
Вы отыщете друзей,
Они хитростью поныне
К цели движутся своей.

– Точно! Хитростью, коварством и низостью.
Лили заметила, как из рукава Северуса показался кончик палочки, и в следующую секунду Лягушонок схватился за горло, беззвучно открывая и закрывая рот.
В первую секунду Лили испугалась, что Поттер сейчас задохнётся. А потом поняла, что он просто потерял голос.
И успокоилась.
Но Северуса локтём все равно толкнула и взглядом продемонстрировала неодобрение. Сердиться на друга всерьёз у Лили не хватало лицемерия. Уж больно потешно выглядел Поттер с вытаращенными глазам, гневно дергающимися ноздрями и беззвучно открытым ртом.
Впрочем, мальчишка быстро сообразил, что демонстрировать случившееся не в его интересах, и сделал вид, что молчит по убеждению, а не по принуждению.
Лили заметила, как взгляд Поттера несколько раз остановился на ней. Глаза его при этом сощурились. Ей стало смешно. Ведь чует, с какой стороны ветер дует, да только не угадывает.
Шляпа, к всеобщему облегчению, закончила петь.
Зал разразился аплодисментами.
Профессор МакГонагалл выступила вперёд со свитком в руке:
– Тот, чьё имя я назову, должен будет выступить вперёд, надеть шляпу и сесть на табуретку.
– Арон, Люсиль…
Тоненькая большеглазая девочка скользнула вперёд.
– Равенкло! – провозгласила Шляпа.
От стола, стоявшего слева, раздались рукоплескания. Люсиль, прямо держа спину, печатая шаг, направилась к своим будущим товарищам.
– Браун, Франсуа….
Смазливый шатен с карими глазами шагнул к табурету.
– Гриффиндор!
Стол на дальнем конце слева буквально взорвался аплодисментами.
– Бонуа, Николь…
– Слизерин!
Хлопки, раздавшиеся с правого крайнего стола, были сдержанными, но дружными.
– Блэк, Нарцисса…
Красивая большеглазая девочка нордического типа, с тонкими и правильными, хотя и не слишком выразительными чертами лица, что, впрочем, свойственно всем натуральным блондинкам, проплыла вперёд и села на табурет.
После минутной паузы шляпа вновь прокричала:
– Слизерин!
Девочка не спеша сняла шляпу и так же неторопливо, полная чувства собственного достоинства, просеменила к столу под серебристым змеем.
– Блэк, Сириус…
Красивый мальчик так же неторопливо опустился на табурет. На его лице крупными буквами читалось равнодушие, словно всё происходящее казалось ему скучным и неинтересным.
По залу прошёлся легкий шепоток.
Мальчик, вставший из–за стола, чтобы пропустить Нарциссу Блэк, не торопился садиться, словно уверенный, что следующий Блэк займет место рядом со своей кузиной.
Сириус надел шляпу.
На несколько секунд, почему–то показавшихся зловещей вечностью, в огромном зале повисло молчание. Все, замерев, ждали решения шляпы.
«Хотя ну кому какая разница, куда попадёт этот Блэк?», – с возмущением подумала Лили.
– Гриффиндор! – громогласно провозгласила шляпа.
Сорвав шляпу с головы, мальчик на какое–то время словно застыл на месте. На его лице отражалась странная палитра чувств: удивление, страх и вызов.
Со стороны Слизеринского стола раздался невнятный недовольный гул.
Кто–то присвистнул.
– Ничего себе новость, – протянул за её спиной Северус.
– Не говори, – поддержал его стоящий рядом розовощекий коротенький мальчишка, пухленький, точно пупсик. – Блэк не просто не в Слизерине…
– Берегись! – заржал Поттер. – Слизеринская гадюка в Гриффиндоре! Ату его! Ату!
Блэк тем временем, гордо вскинув подбородок, словно король к трону, прошествовал в сторону золотисто–алых гербов. Будущие одногруппники отшатнулись от него, как от чумного.
– Готье, Анри…
Хаффлпафф!
– Забини, Арчибальд….
Слизерин!
– Лавгуд, Аэлита…
Равенкло!
– Люпин, Ремус…
– О господи! – выдохнула девочка, с которой Лили плыла в одной лодке по озеру, хватаясь за сердце. – Сейчас моя очередь. Мне так страшно!
Лили в недоумении пожала плечами. Чего тут бояться? Ни думать, ни гадать, ни выполнять какие–нибудь, пусть даже самые наиглупейшие задания. Всего лишь примерить эту недоеденную молью тряпку? Не самая жуткая вещь на свете.
– Гриффиндор!
Взгляд Лили то и дело возвращался к одиноко сидящему за столом красивому мальчику. Со стороны бледно-зелёных «змей» несся вязкий шепоток, летели неодобрительные, злобные взгляды. Красивая бледная девушка с надменным лицом что–то говорила Люциусу, и тот несколько раз кивнул. Ни один мускул при этом на его лице не дрогнул.
– Поттер, Джеймс!
«Гриффиндор!», – проорала шляпа, выполняя желание Лягушонка, едва тот успел надвинуть себе на голову старое тряпичное недоразумение.
Со стороны гриффиндорцев раздались оглушительные хлопки.
– Петтигрю, Питер…
Лили передёрнулась от отвращения. Бывают же такие неприятные люди. Мальчик шёл, втягивая в плечи голову, и почему–то все время заискивающе улыбался. Глазки его беспрестанно бегали, будто он наврал и боялся, что вот–вот его поймают на жаренном. Передвигался он нелепыми семенящими скачками.
«Настоящая крыса», – скривилась Лили.
– Гриффиндор!.
– Снейп, Северус…
Девочка вся подобралась. «Равенкло, – жарко обращалась она к кому–то невидимому, – пожалуйста, пусть будет Равенкло!».
Шляпа скрыла лицо друга.
А потом прогремел её приговор:
– Слизерин!
Зал на мгновение размылся перед глазами. То были слезы. Лили зло смахнула их с ресниц.
Северус радостно сорвал шляпу с головы.
Лили видела, как сверкает из полумрака ослепительная улыбка Люциуса Малфоя. Как он что–то говорит красивой девушке рядом с собой. Как в следующее мгновение стол змееносцев буквально взрывается от оваций. Как на всегда бледных щеках её друга вспыхивает болезненно–яркий румянец.
Сердце больно кольнула игла.
Северус не просто уходит. Он уходит с удовольствием! Он рад оставить её ради этих своих колдунов чистокровных!
Блэк, вокруг которого по-прежнему было пустое кольцо, поднял голову и посмотрел вслед Снейпу тяжелым долгим взглядом.
– Эванс, Лили…
Ноги её плохо слушались. Лили казалось, что она рухнет по дороге к расшатанному табурету.
Шляпа застила глаза. Мир сузился до черной пахнущей плесенью изнанки.
– Гриффиндор! – прокричала шляпа.
Радостный гул и приветливые улыбки со стороны стола, который занимали те, кто на ближайшие семь лет станет её семьёй, немного согрели душу.
Бросив взгляд на Сева, Лили прочитала на его лице тоску. Он тоже страдает! Значит, любит её так же, как и она – его. На самом деле, конечно же, он ни в чем не виноват, он не бросал её. Это просто старый заколдованный кусок фетра, чтоб ему однажды сгореть!
Лили грустно улыбнулась Севу и, достигнув гриффиндорского стола, уселась на свободное место рядом с Блэком. Тот не бросил в её сторону даже мимолетного взгляда. А лицо какое? Строгое–строгое, холодное, надменное, но до чего ж красивое!
Тем временем МакГонагалл скатала свиток с фамилиями и унесла табурет с артефактом.
Альбус Дамблдор, директор Хогвартса, поднялся из–за стола.
– Добро пожаловать, – раскинул он руки, словно обнимая всех присутствующих, – добро пожаловать. И пусть Хогвартс станет для вас всех вторым домом, где каждому будет светло и радостно. А теперь приступайте к трапезе!
В следующую секунду стол, словно волшебная скатерть–самобранка, оказался загруженным едой. Ростбиф, жареные цыплята, свиные и телячьи отбивные! Сосиски, бекон, стейк, жареная картошка, вареная картошка, картофель фри, йоркширский пудинг, горошек, морковка, подливка, кетчуп и, по каким–то непонятным соображениям, мятные леденцы.
– Потрясающе! Потрясающе! – восхищалась Алиса МакМиллан.
Питер Петтигрю громогласно сокрушался по поводу того, что тарелки для еды слишком маленькие.
– А ты ешь небольшими порциями, – посоветовала старшая девочка с насмешливыми черными глазами и рыжими волосами.
– Тогда я не успею все попробовать… – сетовал мальчишка.
– Оно и к лучшему, – ржал Поттер. – Ты же рискуешь лопнуть, обжора.
Лили, опасаясь, как бы её тоже не обозвали обжорой, довольствовалась жаренной картошкой и цыплятами.
Покосившись на тарелку Блэка, она заметила, что та находится в первозданной чистоте.
– Ешь, – услышала она шепот мальчика, с серыми, цветом похожими на прогоревший пепел, волосами. Кажется, Ремуса Люпина? – Тебе нужно поесть. Съешь хоть что–нибудь…
– Не тебе решать, что мне нужно, а что нет, – высокомерно прозвучало в ответ.
Неприятный все–таки тип этот Блэк.
Лили покосилась на слизеринский стол.
Северус сидел рядом с Малфоем, в стороне от других первоклассников, сгрудившихся на краешке стола. Блистательный Люциус что–то с улыбкой ему говорил. Что–то важное, верно, раз Северус так внимательно слушает его? По своей привычке глядя не на собеседника, а прямо перед собой.
– Это же Блэк! – слышит Лили шепоток слева. – Древнейший род… Спесивые и капризные, как сам Салазар Слизерин.
– Мой папа говорит, что их замок стоит на человеческих костях.
– Они практикуют магию крови дольше, чем иные фамилии себя помнят!
– Да ну? Правда, что ли? Жертвоприношения?..
– Они всегда горой стоят за чистоту крови!
– Как так могло получиться, что Блэка распределили к нам на факультет?
– Я слышал, он такой же псих, как эта шалая Белла.
– Тьфу, тьфу! – сплюнул кто–то, словно боясь сглаза. – Не дай бог!
Лили с любопытством покосилась на соседа. У того было такое лицо – мороз по коже продирал. В нем читалась не угроза и не злость. Презрение и какое–то… отчаяние, что ли? Безнадежность.
И сердце Лили снова сжалось. То ли от восхищения этим красивым мальчиком, то ли от того, что в его возрасте не должно быть таких холодных и печальных глаз, скорбно поджатых губ.
На другом конце стола раздался громкий гогот. Лягушонок Поттер уже нашёл благодарные уши и вливал в них новую порцию нескончаемых дурацких шуток.
– Я слышала, как папа говорил, что наследник Блэков очень сильный колдун, но с просто ужасным характером…
– А что вы хотите? – перекрыл общий гул голосов басок Поттера. – Блэк – это же не фамилия. Это – диагноз. Блэк – значит псих. Так, Сириус?
Блэк повернул голову, послав придурку Поттеру ухмылку.
– Так, Джеймс. И я с удовольствием оторву твою патлатую голову, чтобы это продемонстрировать. Все равно ты не умеешь ею пользоваться.
– Об этом поговорим позже, – с широкой улыбкой пообещал Поттер.
Снейп по-прежнему беседовал с Малфоем, и блондин не сводил с друга Лили холодных блестящих глаз.
Обычная еда сменилась десертом и Лили, обожающая сладкое, не хуже Петтигрю была готова посетовать на маленькую тарелку. Сладости выглядели очаровательными, аппетитными и все, как не старайся, ни за что не перепробуешь.
Когда трапеза, наконец, закончилась, они прошли по Мраморной лестнице. Лили с восторгом ахала, наблюдая, как люди на портретах передвигаются, шепчутся, пока не наткнулась на презрительный взгляд Блэка.
«И что в этом особенного?» – будто говорил он.
Ну конечно, для него – ничего!
Когда все остановились перед портретом Толстой Тети, парень с рыжими волосами произнёс:
– «Поросенок тихо сдох», – и портрет отошел в сторону, пропуская их в уютную круглую комнату, уставленную мягкими креслами.
– А при чём тут поросенок? – полюбопытствовала Лили.
– Да, при чем тут поросенок? – подхватил Поттер.
– Это пароль, – рассмеялся рыжий. – Все, теперь по спальням. Завтра первый учебный день. Первоклассники, чтобы не плутать по замку в одиночестве, будьте любезны спуститься сюда в половине восьмого. Завтрак – в восемь.
Поднявшись по винтовой лестнице, Лили вместе с другими девочками, одной из которых оказалась Алиса МакМиллан, вошли в спальню. В ней было пять кроватей под алыми балдахинами с золотыми кистями.
«У Северуса, наверное, такие же. Только зеленое с серебром», – с грустью подумала она.
И поймала себя на мысли, что зелено-серебряное кажется ей менее претенциозным, чем алое с золотом.
– Смотрите! – вскричала одна из девочек. – А белье уже постелено! Здорово, правда? Кстати, мы ведь ещё не познакомились. Я – Мэри Макдональд…
– Лили Эванс.
– Алиса Маккмилан.
– Дороти Крэг.
– Прю Литлхэм.
– Вот и познакомились, – улыбнулась Мэри. – Ну что? Будем ложиться спать?
– Еда отличная, – заметила Дороти, спешно переодеваясь.
Она явно стеснялась, что приходится это делать сообща. Лили стало смешно. Спрашивается, чего стесняться? Что тут особенного? Они всегда переодевались с Петунией вместе…
Нет, это не та тема, о которой стоит вспоминать.
– Отличная–то отличная, только если мы все время будем так есть, то точно лопнем, как предсказывал Поттер, – возразила Мэри.
– Как вы думаете, завтра нас уже начнут учить колдовать? Или сначала будем учить теорию?
– Поживем – увидем. Спокойной ночи, девочки.
– Спокойной ночи.


Лягушонок из Гриффиндора

Самое противное – просыпаться на рассвете.
Пожалуй, в списке того, что не любит Лили Эванс, раннее пробуждение занимало второе место, сразу за шевелящимися в тапке ужами. Один из неприятелей Петунии однажды перепутал их с Лили обувь. В тот момент он узнал, что в некоторых случаях младшая Эванс становится до ужаса похожей на старшую. А также, что лучше сестрам Эванс всякую негодь в тапочки не совать.
Но рассвет – не парень. С ним не поспоришь. Ему приходится только подчиняться.
Зевая с риском вывихнуть челюсть, Лили следом за Мэри и Дороти брела в общую факультетскую умывальню для девочек, где стоял жуткий гвалт и гам. Неудивительно, ведь понежиться в постельке «ещё пять минут, ну са–а–а–а–а–мых последних», оказывается, любила не только она.
Простившись с надеждой быстренько умыться, Лили пришлось встать в конец длинной очереди.
В умывальне было очень холодно, по голым ногам как плетью стегали сквозняки, и в одной коротенькой ночнушке Лили имела все шансы схватить насморк.
– Невозможно! – раздавался за спиной тихий шепоток. – Что за чушь?
– Почему чушь? Блэков все знают. Говорят, Сириус ещё больший псих, чем Белла…
– Куда уж больше–то, Мерлин? – закатила глаза тощая, как щепка, девица с черными глазами и копной рыжих волос.
– Я знаю, что говорю, Молли. В прошлом году Вальпурга своего сынка даже за один стол не рискнула с гостями посадить…
– Да это потому, что она сама больная на голову. Вот уж нашла, чьему мнению доверять. Если бы Блэк был настолько плох, Шляпа ни за что не распределила бы его к нам на факультет.
– Вот уж точно, кому доверять не стоит…
– Девочки, если вы не собираетесь умываться, то, может, отойдёте в сторонку? – предложила им Лили.
Воспитание не позволяло ей дальше безучастно слушать сплетни. Мама всегда учила их с Туни говорить за спиной человека лишь то, что не побоишься сказать ему в лицо.
«Воспитание? Или воспоминание о красивых синих глазах странного мальчика?», – хмыкнул ехидно внутренний голос.
«Да ладно! – отмахнулась сама от себя Лили. – Какая разница?».
Та, которую звали Молли, подмигнув, пропустила её к освободившейся раковине. Горячая вода подарила тепло, разлившееся от кончиков пальцев по всему тело на восхитительный, но короткий миг.
– Эванс! Ты скоро? Мы уже уходим! – подала голос Алиса. – В здешних переходах легко потеряться, так что лучше не мешкать.
– Иду! Ещё секундочку подождите! – поспешно дочистила она зубы.
Лили пришлось смириться с фактом: одной ей не выбраться из хитрого переплетения лестниц, коридоров и странных боковых ответвлений, которые беспрестанно менялись.
– Почему с ними такое происходит? – полюбопытствовала она у Мэри.
– Замок зачарован.
– Это я заметила. Только не пойму зачем?
– От врагов.
Лили бросила на подругу сомневающийся взгляд, но вопросов задавать больше не стала.
Что может быть глупее, чем зачаровывать замок изнутри от внешнего врага?
Н–дя! Магия – магией, но всему окружающему иногда не хватало логики. Здоровой такой. Маггловской.
Войдя в Большой Зал, Лили сразу глазами отыскала Северуса. Тот сидел рядом с Малфоем и они снова о чем-то увлеченно беседовали. Черные глаза друга не отрывались от слизеринского префекта. С губ Малфоя, в свой черед, не сходила улыбка. Оба разговаривали взахлёб, будто больше никого вокруг не существовало.
О чем таком интересном могли они разговаривать? Северус даже не заметил её появления!
Зато Лили очень даже заметил Гриффиндорский Лягушонок.
– Эванс! – замахал он рукой. – Иди ко мне!
– Зачем?
– За завтраком, – разошёлся в улыбке тонкогубый клоунский рот. – А ты о чем подумала? Что прямо здесь посчитаюсь с тобой за вчерашнее Силенцио?
– Я – маггла. Я таких заклинаний не знаю, – похлопала ресницами Лили.
Поттер покосился в сторону Северуса.
– Значит – Нюникус…? Ну, он у меня попляшет!
Зная Северуса, ещё вопрос, кто кого «станцует»?
– Эй, Эванс! Ты куда?
Лили, гаденько так улыбнувшись, пошла прочь, стуча каблучками.
Разговоры смолкли.
Все взгляды приклеились к сумасшедшей грязнокровке, осмелившейся, печатая шаг, добровольно подойти к представителю семейства, славящегося жестокой нетерпимостью к таким, как она.
– Доброе утро, – пропела Эванс. – Здесь свободно?
Темные ресницы поднялись. И вот она уже купается в полуночно–синих глазах, затягивающих, как омуты.
Холодные. Темные омуты. Со стремнинами, водоворотами и подводным течением. Попадешь в такие, и спастись – шансов почти нет.
– Здесь свободно? – с нажимом, громче повторила Лили.
– Сама что, не видишь? – оскалился Блэк.
Девочка перекинула ногу через лавку и уселась рядом с «самым гадючьим гадом из всех гадов», как охарактеризовал своего вчерашнего соседа по купе Поттер.
Всеобщее внимание льстило, подогревало, как глоток вина, хотя о действии алкоголя Лили, понятное дело, ещё не имела представления.
О! Даже Севушка соизволил, наконец, посмотреть в её сторону!
Лили ответила другу нарочито ослепительной улыбкой и потянулась к ближайшему большому блюду с бутербродами.
Из всех взглядов, устремленных на неё, только два имели значение. Пронизывающий и тяжелый – Северуса; смешливый и выжидающий – Поттера.
– Еда съедобная?
– Кому как, – равнодушно прозвучал ответ Блэка.
– Тебе, судя по всему, не нравится? А что же едят на завтрак аристократы?
– Дегенератов.
– Специфический аристократический юмор?
– Просто жизненный трагифарс.
В синих глазах стыла скука.
Мальчику явно не нравился лепет Эванс, внешний вид Эванс, вопросы, которые задавала Эванс, её соседство, да просто сам факт существования.
У Лили в который раз перехватило дыхание. Конечно, он «слизеринская гадюка», но до чего красив! Сердце при взгляде на Сириуса невольно сжималось, и делалось горько. Так горько, будто она только что съела недоспевшую калину.
Мама однажды приносила эти странные, яркие ягоды. Лили, обожающая все необычное, презрев родительский запрет, сунула в рот одну и потом даже конфета не могла перебить дикую горечь. Такой горькой гадости Лили в жизни не пробовала.
Вот и у этого мальчика был такой взгляд. «Калиний».
– Закрой рот и ешь, – надменно посоветовал Блэк.
– Я не умею есть с закрытым ртом, – тупо сострила Лили.
– Оно и заметно, – пренебрежительно отвернулся красивый мальчик.
***
– Эванс, ты даешь! – шепнула ей Алиса, когда они спешили на урок. – Хоть представляешь, на что нарываешься?
– Нет. А на что?
– Блэки ярые приверженцы чистокровности. А ты…
– Что со мной не так?
Алиса не ответила.
– Зачем мы спускаемся в эти жуткие подвалы? – сменила тему Лили.
Тем более, что ей и вправду было интересно.
– Это не жуткие подвалы, Эванс! Это называется: под–зе–мелье, – пропел за её спиной Поттер. – Замечательное место, где отныне и навсегда будет обитать твоей дорогой Нюникус. А мы – корпеть над различными зельями. Варить, жарить, парить. Бр–р!
Обогнав девчонок, он уже скакал перед ними.
– Не споткнись, – ехидно порекомендовала Лили.
– Не дождешься.
С этими словами Поттер навернулся, чувствительно приложившись затылком об пол.
В близоруких глазах промелькнула обида, когда он уставился на хохочущих девчонок.
– Я не знаю никакого Нюникуса. Зато, кажется, знакома с Арлекином, – заявила Лили, отсмеявшись. – Аккуратнее нужно на скользких полах в жутких подвалах. Хотя, нет, не подвалах. А в под–зе–мель–ях.
– Закрой фонтан, дура.
Девчонки испуганно обернулись.
За ними стоял худенький щуплый мальчишка, ростом едва доходивший Лили до плеча. С темно–русыми, похожими на пепел, коротко состриженными волосами.
– Фи! – скривила губы Лили. – Как грубо!
Мальчик подошел к Поттеру и протянул руку.
Поттер, уцепившись за неё, поднялся на ноги и благодарно кивнул:
– Спасибо, Реми.
– Не за что, Джим.
– Как трогательно, – фыркнула про себя Лили, – Кастор и Полукс нашли друг друга.
Обиженный взгляд Джеймса взывал к совести. С чего бы? Вот ещё! Она ему ничего не сделала. Не нужно было скакать, как козел, да ещё и задом наперёд. Тогда не отшиб бы себе задницу.
От этой мысли Лили стало смешно, и она прыснула в кулак.
– Пребывание в гриффиндорской гостиной оказалось достаточным, чтобы ты превратилась в беспричинно хихикающую дуру? – услышала она дорогой, почти родной хриплый голос.
– И тебе доброе утро, – ехидно приветствовала Лили Снейпа. – Дозволено ли будет присесть с вами за одну парту, о, благороднейший с недавних пор Вы? Или слишком много чести для…
Лили ещё продолжала открывать рот, но не могла больше проронить ни звука. От ярости алая пелена скользнула перед глазами.
Как он посмел проделать с ней, – с ней! – такое…?!
Лили, не раздумывая, замахнулась на Северуса. Тот легко, по инерции увернулся, и девочка, потеряв равновесие, упала.
Класс содрогнулся от хохота.
– Какого…? – услышала Лили над собой злой голос друга.
Девочка хотела вскочить, но почувствовала, как рука Сева сжимается на предплечье:
– Тихо, Лили! Не я проклял тебя. Это Поттер.
Сев рывком поставил её на ноги.
– Ну что, Эванс? – приблизился мерзкий Гриффиндорский Лягушонок, картинно поигрывая палочкой. – Как тебе собственное лекарство? С пережатым горлом особо не покрякаешь, да?
– Поттер, ты дешёвка, – сообщил Северус. – Бить в спину девчонку–магглу, не знакомую даже с Протего? – язвительно приподнял он бровь. – Воистину благородный Гриффиндорец! Чистокровный маг, стоящий под стягом льва. Можешь гордиться своим поступком…
– Закрой рот, ядовитая гадюка!
– Почему чистоплюев–гриффиндорцев так выводит из себя обыкновенная правда?
Мальчиков разделяло несколько дюймов. Прежде чем Северус успел договорить, Поттер без предупреждения ударил его ребром ладони по горлу. Удар походил на бросок кобры – стремительный, быстрый и хлесткий.
Северус схватился рукой за шею, сгибаясь пополам, после чего получил удар под дых.
Лили хотела закричать, но, словно рыба, беззвучно открывала и закрывала рот.
Северус, ухватившись рукой за парту, заставил себя выпрямиться. В этот момент он как никогда напоминал пойманного в капкан волчонка. В глазах горело жуткое, ледяное пламя, обещающее неминуемое отмщение и жестокую расправу.
Поттер злобно оскалился в ответ.
– Что здесь происходит?
На пороге классной комнаты стоял преподаватель. Низенький, пухленький, с буйной соломенной шевелюрой и пышными соломенными усами.
– Что здесь происходит?! Что вы себе позволяете!? В первый день!? Неслыханно! Неслыханно!
С его появлением все быстренько заняли свои места. В центре классной комнате одиноко остались стоять Лили, Северус и Поттер.
– Я спрашиваю, что…?
– Ничего, профессор… – просипел Сев. – Это совсем не то, что вы подумали. Я просто… просто потерял… запонку. Мы её искали.
Лили бросила на Поттера злобный взгляд.
Ему просто повезло, что она лишилась голоса. Уж она бы его выгораживать ни за что не стала. Впрочем, Северус теперь постарается с Поттером расквитаться.
– Что ж? – как–то уж слишком легко поверил услышанному профессор. – Раз все благополучно, приступим к занятиям.
Урок оказался бы интересным, если бы не мучили бедную жабу.
Вытащив из аквариума несчастное земноводное, на её примере наглядно демонстрировали возможности приготовленных зелий. Бедную квакушку то раздувало до невероятных размеров, будто она была резиновым шариком величиной со стол. Следующая порция зелья уменьшала её до спичечного коробка. Пара капель из одной бутылочки превратила родственницу Поттера из зелёной в ядовито–розовую. Несколько капель из другой – и жаба стала пускать пар и свистеть, словно чайник.
Класс весело обсуждал лягушачьи метаморфозы, а Лили было грустно. Ей было жалко жабу. Та выглядела несчастной. Наверное, больно, когда тебя сначала растягивает во все стороны, а потом сплющивает?
Больно. Но кого интересует твоя боль, если ты всего–навсего жаба? Вот если ты Жар–Птица, тогда другое дело…
Лили подняла глаза на Северуса.
Его руки… они так легко обращались с ножом. Бледные тонкие пальцы уверенно порхали над разделочной доской.
«Словно бабочки», – подумала Лили.
Она поддерживала огонь под котлом, над которым колдовал Сев.
– Ты в порядке? – голос потихоньку возвращался к ней.
А возможно, Поттер просто снял проклятие.
Сев отбросил влажные волосы со лба и пожал плечами.
– Что ты варишь? – заглянула девочка в кипящий котел.
– Отвар для заживления ран.
– Но сегодня другая тема!
Снейп не ответил.
– Злишься на меня? – Лили заискивающе заглянула в черные колючие глаза.
– Как можно злиться на тебя, Лили?
Тонкие брови сошлись над крючковатым, как у ястреба, носом. Взгляд как, впрочем, и тон, противоречил словам.
– За что? Не твоя вина, Солнечный Зайчик, что, наградив хорошенькой мордочкой, боги пожалели для тебя серого вещества. Не вздумай кидаться на меня с кулаками снова. Состав горячий, предупреждаю.
Он и раньше бывал холоден, груб и язвителен. Ничего, не в первый раз.
– Зачем ты хочешь меня обидеть, Северус?
– А зачем ты полезла к Блэку сегодня утром? Зачем нарываешься на ссору с Поттером?
– Испугался Лягушонка?
Лили подавилась собственный хихиканьем под тяжелым, придавливающим взглядом Северуса.
– Я его не боюсь. А вот за тебя – немного, самую малость. Но если тебе придёт фантазия нарваться на неприятности, не стесняйся. Для гриффиндорца это нормально.
– Ты зануда! Знаешь об этом?
– Ну так Поттер же веселый. Иди к нему… В другой раз, Лили, в другой. Не сейчас. Сейчас даже и не думай, – покачал головой Северус, – лучше уж порежь слизней. Это полезнее, чем демонстрировать классу свою несдержанность, импульсивность и инфантильность.
Лили действительно собиралась вскочить с места и пересесть. А лучше вообще удрать из класса.
Она злилась. Она была в ярости. Да какое у него право отчитывать её?! Он – кто?! Отец, брат, сват, жених?
Кипя от негодования, она, между тем, послушно взяла нож из тонких ледяных пальцев Сева и принялась тоненько шинковать дохлых червей.
– Зачем быть таким несносным, а? – шепотом спросила она, бросая на Снейпа злобный взгляд.
– Судьба такая, – хмыкнул слизеринец в ответ.
– Судьба? Говорят, судьба – это характер…
Лили пододвинула ему измельченных червей.
Снейп ловко закинул их в кипящий состав:
– Это не ты сказала.
– Где уж мне… ?
Урок был закончен.
Закинув сумку на плечо, Лили направилась к выходу.
***
На Трансфигурации МакГонагалл ожидаемо приказала превратить спички в иголки.
Алиса со смехом рассказала за обедом, что это уже новая традиция Гриффиндора – трансфигурировать ненужные щепки в ненужные иголки.
Перекинувшись из человека в кошку и наоборот, грозная ведьма, блеснув сама, предоставила блеснуть и ученикам в свой черед.
Над классом трескучими искорками разлетался её сдержанный голос:
– Сегодня мы попытаемся превратить спички в иголки.
Девчонки, переглянувшись, прыснули, зажимая рот ладошкой.
Бросив на них строгий предупреждающий взгляд, профессор продолжала:
– Сосредоточьтесь. Итак…
И никак!
Что за радость – дерево превращать в металл? Бессмысленно. Никому не нужно. Да ещё и сложно!
– Посмотрите. У Поттера получилось!
Лили с досадой покосилась на раздувшегося от гордости Лягушонка.
И чего декан так над ним раскудахталась? Подумаешь, подвиг? Ну и превратил? Ну и что?
– Подумаешь? – озвучил её мысль Сириус. – Какая–то дурацкая спичка…
– Все когда–то начинали с малого, – напыщенно заявила профессор. – Вам пока и такого результата достичь не удалось…
Красивый мальчик отодвинул ладонь. Под ней лежало с десяток острых игл. Правда, без ушка. Шить такими не получится. Но в остальном иглы были идеальны.
МакГонагалл оборвала фразу на полуслове.
В классе, досель восторженно гудящем из–за успеха Очкастого, повисло недовольное молчание.
Лили с торжеством увидела, как сияющий от гордости Поттер потух, словно свечку задули.
Так тебе и надо! Надутый ты индюк!
– Тридцать очков Гриффиндору! – провозгласила колдунья. – Десять – Поттеру. И двадцать – Блэку…
– Это несправедливо! – вскинулась Лили.
Все взгляды неприязненно обратились к ней.
Лили улыбнулась, памятуя, что у неё при этом всегда появляются очаровательные ямочки.
– Что вы имеете в виду, мисс Эванс?
– Если из–за Поттера Гриффиндор получил десять очков, то Блэк должен принести нам… – Лили быстро пересчитала полученные иглы, – восемьдесят. Итого – девяносто! Девяносто очков Гриффиндору!
Класс поддержал предложение дружными аплодисментами.
Поттер состроил гримасу.
Лили в ответ похлопала ресницами.
– Девяносто баллов Гриффиндору, – легко согласилась МакГонагалл.
В конце концов, начислять лишние баллы своим она всегда любила.
***
– Эванс!
Лили подобралась, услышав за спиной противный Лягушачий голос.
– Эванс! Да посмотри на меня, говорят тебе!
Лили остановилась, не удосужившись повернуться к противнику лицом и презрительно демонстрируя ему спину.
– Я тут подумал… – начал Поттер.
– Обнадеживающе звучит – «подумал». А у меня сложилось впечатление, что кулак под дых – это все, на что ты способен…
– Ой, ладно! Я погорячился. С кем не бывает?
– Со многими, вообще–то.
Поттер сжал челюсть.
– Знаешь что? Эванс, я был не прав.. Если ты так хочешь, я готов признать это. Что ещё тебе нужно?
– От тебя? Нужно?! Мне? Ты это о чем вообще сейчас говоришь, Поттер?
– Эванс! – сжал кулаки мальчишка.
– Молодец! Уже мою фамилию выучил. Делаешь успехи. Так, глядишь, и к седьмому году обучения моё имя запомнишь…
– Эванс!!!
– Вряд ли, да? Ну что ж…? Как говорится, на нет – и суда нет.
– Гадюка!
Злись, злись, Гриффиндорский лев.
Хотя какой там лев? В лучшем случае – очкастый кот.
Лягушонок из Гриффиндора.


Ослиные уши, метла и сортир

Лили за завтраком, обедом и ужином занимала место подальше от Поттера, стараясь при этом сесть так, чтобы можно было наблюдать за Северусом и видеть Блэка.
– Ой, посмотрите на Их Величество! Спектакль того стоит!
Лили даже жевать перестала. Спектакль был и впрямь занимателен.
Блэк смотрел перед собой отсутствующим взглядом и отрешенно поглощал еду. Взяв яйцо, сваренное вкрутую, он зачем–то потянулся к вилке и ножу. Блестящим острым лезвием отрезал тонкие, светящиеся на свету яичные пласты и аккуратно отправлял их в рот.
Так режут яблоки. Но – яйца…?
Лили почувствовала себя стаей диких обезьян в одном лице. Она и не знала, что так можно. А быть может, даже нужно?
Судя по ошарашенным лицам вокруг, остальные разделяли её недоумение.
Всеобщее внимание от Блэка отвлекла совиная почта.
Белоснежная сова села девочке на плечо, приветственно ухая.
Лили была в восторге: помимо мамы, письмо написала Петуния. Скупое, короткое, без единого лишнего слова. Но все–таки написала!
Пока её внимание было всецело поглощено письмом, Лили не слышала слащавый, высокий женский голос, звучащий навязчиво, словно комар.
Но потом все равно пришлось прислушаться.
«Ах, дорогой мой мальчик! Я так рада! Ты единственный фрукт из нашего сада, исхитрившийся попасть в число заносчивых наследников Годрика Гриффиндора. Ты не как все Блэки, Сириус… – голос сорвался на высокой ноте. – Ты – хуже всех!».
С виду мальчик оставался спокойным.
«Я уже думала, что ты не в состоянии меня чем–то удивить! Но я ошиблась! Ты – кладезь сюрпризов, отродье троллей!
Со стороны змееносцев послышались неприкрытые ядовитые смешки. Северус, склонившись к своему соседу, кажется, Мальсиберу, уродливому типу с худым, нездоровым лицом, что–то говорил. По тонким губам друга змеилась кривая усмешка.
Перехватив взгляд Лили, Снейп даже не поздоровался с ней! Глядел на неё как на пустое место.
Что бы это могло значить?
Лили отвернулась, делая вид, что это ни в малейшей степени её не задевает.
Из алого, точно пылающего треугольника письма на Сириуса продолжали низвергаться потоки брани:
«Позор моего чрева! Проклятое отродье! Гнус! Лучше бы сдох ещё в колыбели!».
Даже за слизеринским столом стихли смешки.
Лили не сводила с Блэка задумчивых глаз. Тот, перехватив её взгляд, зарычал:
– Глаза не сломай!
– Эй! Не груби…
Блэк порывисто отбросил с глаз упрямую челку:
– Я тебе не «Эй!», Поттер.
«Тем не менее, – продолжил ужасный визгливый голос из конверта, – я приготовила тебе подарок…».
Зеленое блестящее облачко повисло над столом, вытянулось и обернулось змеёй, которая набросилась на Сириуса. Коснувшись Блэка, облако украсило его голову ослиными ушами.
– Чего ржёте? – воинственно выкрикнул Поттер, обращаясь к товарищам. – Ничего смешного.
Увидев растерянность и смятение в синих глазах Блэка, услышав справедливый укор Поттера, Лили подавилась собственным смехом, сразу устыдившись. Но это действительно было смешно, слишком уж не подходили они друг другу: высокомерный утонченный Блэк и ослиные уши.
Однако, наверное, ужасно, когда на посмешище тебя выставляет родная мать?
– Минус пятьдесят очков Гриффиндору! – кричала профессор МакГонагалл. – Где же заявленные благородство, отвага и честь?!
– Что же вы предлагаете? – смеялась рыжеволосая кареглазая старшекурсница Молли. – Отодрать ему эти уши?
– Минус ещё десять баллов Гриффиндору! – рявкнула МакГонагалл.
По решительному виду декана было видно, что она не успокоится, пока не снимет все, до нуля, если кто–нибудь ещё только посмеет открыть рот.
Блэк сидел сгорбившись.
Это Блэк–то!
Лили поняла, что завтракать дальше она не будет. Кусок вставал поперёк горла.
Что за семья у этого парня?
***
В половине четвертого на задней части двора, где располагался ровный мягкий газон, должно было состояться первое занятие по полётам на метле. Вдалеке виднелись темные, зловещие деревья Запретного Леса, куда первокурсникам ходить строго–настрого запрещалось.
День выдался пасмурным, сумеречным. Тучи низко ползли над землёй, угрожая пролиться дождем. Ветер задувал порывами, заставляя траву колыхаться.
На земле были разложены пятнадцать мётел. Невысокий худой мужчина с экзотической прической стоял над ними, уперев руки в бока и осматривая ряды школьников орлиным взором. Словно готовясь каждого впечатать в стену.
– Итак, Гриффиндор! Вам предстоит оседлать метлу. Большинство из вас с детства знакомы с этим способом перемещения. Однако есть и такие, для которых метла является не большим, чем средством уборки помещения. Не так ли, мисс Эванс?
Лили покраснела. Алиса МакМиланн бросила ей полный сочувствия взгляд. Мэри нахмурилась.
– Вытяните руку, вот так, и прикажите метле подняться. Сносно…. на счет три дружно взлетаем.
– Он даже не объяснил нам, как этим управлять, – негодовала Лили.
– А зачем? – сузил противные глазки Петтигрю. – Всем, кроме тебя, это давно известно.
– Учитель на то и учитель, чтобы обучать и объяснять! – пристыдила Питера Мэри. – Всё очень просто, Лили. Смотри. Если потянуть рукоятку метлы на себя, она начнет набирать высоту. Отпустишь – понесешься к земле. Старайся все выполнять плавно, без рывков. Понятно?
– Вообрази, – подхватили Дороти, – что это педали велосипеда.
– Не слишком–то похожа метла на велосипед, – вздохнула Лили перед тем, как послушно оседлать палку.
– По свистку! Раз. Два. Три!
Лили оттолкнулась от земли, мягко скользнув вверх. Ощущения были сильными, захватывало дух.
Как и в прошлый раз, земля удалялась, и девочка словно очутилась в другом мире. Как это здорово! Притяжение земли больше не властно над ней.
Лили засмеялась, отбрасывая с лица челку.
– Неплохо для магглы, Эванс, – похвалил Поттер.
– Думаете, что летаете лучше, господин Чистокровный Маг?
– Дело не в чистокровности. Я просто действительно летаю лучше.
– Давай наперегонки, Поттер? Вон до тех колец?
– Эванс, это смешно. Я на метле полетел раньше, чем ходить начал.
– На счет три...
– Эванс!
– Раз!
– Это глупо…
Снизу раздался свисток, призывая всех вернуться на землю. Свисток звучал раздраженно и резко.
– Два!
– Я не…
– Три!
Лили прижалась к метле, стартуя, словно ракета. Ветер завыл в ушах, как раненный зверь, протестуя против грубого вторжения. Щеки стыли, волосы противно лезли в глаза.
Лили лишь на секунду повернулась, чтобы убедиться, что Поттер следует за ней – внезапный старт дал ей фору в несколько футов. Впрочем, Лягушонок шел «хвост в хвост».
Лили наклонилась ниже к палке, понуждая старый летательный аппарат выжать всю скорость, на которую был способен.
Дальше события стали развиваться очень быстро. Древко хрустнуло в руках, полет сменился стремительным падением. Высота была футов тридцать, не меньше, и Лили пронзительно завизжала.
А потом почувствовала, как руки Лягушонка, ухватив её за талию, замедляют скорость падения. Ударившись о землю, они оба покатились по траве.
– Мерлин! – ругнулся Поттер. – Кажется, очки разбил?
– Ты проклял меня? – вскричала Лили, поднимаясь. – Сломал мою метлу!
Искреннее удивление на лице Поттера быстро сменилось пренебрежительной гримасой:
–Я только что спас твою жизнь, Эванс. Рискуя очками, между прочим. Так что, истеричка, могла бы и спасибо мне сказать.
Не мешало бы. Вот только язык прилипал к гортани.
– Вы что?! – рявкнул подоспевший преподаватель, которому беглого взгляда хватило, чтобы определить, что с учениками все в порядке. – Свистка не слышали?!
– Нет, профессор, – ухмыляясь, соврал Поттер.
– Простите… – жалобно пискнула Лили.
– Минус двадцать баллов с Гриффиндора. И взыскание. Сегодня в семь жду обоих.
– Какая муха тебя укусила? – полюбопытствовала Алиса за ужином. – На кой черт потребовалась летать наперегонки с Поттером?
Лили, подняв голову, наткнулась на черные, очень злые глаза Северуса. Тот явно был в курсе происходящего и явно его не одобрял. Лили заметила, что Северус хочет поговорить, но предпочла с ним сейчас не встречаться. Ей было совершенно нечего ему сказать.
Пусть беседует со своим драгоценным Малфоем. Он это любит.
– Знаешь, для разнообразия ты мог бы хоть один балл записать в плюс, а не в минус, – сказал один из рыжих Пруэттов Поттеру.
Лягушонок вызывающе ухмыльнулся в ответ:
– Придёт время, принесу.
– Ну да, ну да. А пока пойди почисть сортиры. Без магии!
К огромному возмущению Лягушонка и отнюдь не к восторгу Эванс, слова старосты оказались пророческими.
– Эванс! Каждый раз, как мне приходится иметь с тобой дело, я оказываюсь по уши в дерьме, – вздохнул мальчишка, берясь за ёршик.
– Если бы ты не заколдовывал мою метлу…
– Хватит! Ты сама–то хоть веришь в то, что говоришь? Даже если отбросить в сторону то, что, как истинный рыцарь, я бы не стал вредить даме, что я, по–твоему, совсем идиот? Зачем мне проклинать твою метлу?
– Зачем–то ты накладывал на меня Силенцио, пренебрегая «рыцарскими чувствами»?
– Молчание ещё никого не убивало.
– Ты заколдовал мою метлу, потому что не любишь проигрывать
– Конечно, Эванс, не люблю. И не стану. Тебе – точно! Я бы выиграл.
– Помечтай об этом, Поттер, пока будешь скоблить унитазы.
– Будь хорошей девочкой, Эванс, и покажи мне пример. Давай! Ёршик в ручки, и вперёд: туда–сюда, туда–сюда, туда–сюда…
– Да иди ты…!!!
Они оба яростно принялись за дело. Но вскоре энтузиазм сошел на нет.
– О! Ты просто рождена для подобного рода деятельности, Эванс, – насмешливо заявил Поттер. – Тебе решительно идёт.
– Мне все идёт.
– Да у тебя завышенная самооценка?
– У меня адекватная самооценка.
– Ага, адекватная, точно. Кстати, а за каким чертом тебе вообще потребовалось со мной соревноваться?
– А зачем ты за мной полетел?
– Если бы я не полетел, ты бы сейчас лежала бескостным ковриком…
– Не отвлекайся–ка, Поттер! – язвительно фыркнула девочка. – Не отлынивай. Тебе тоже идёт: «туда–сюда». Гораздо больше, чем мне… – засмеялась девочка.
– Нравится, да? – насмешливо поиграл бровями Поттер.
– Видеть тебя над унитазом? – захихикала Лили. – Очень!
– Извращенка.
– Дурак.
– За дурака – ответишь.
– Да хоть сейча…ой!
Струя воды прямиком из унитаза фонтаном ударила в лицо.
– Кретин! – завизжала Лили.
– Классная Аква Эрукта? Нравится? Могу повторить. А то ты вся такая…горячая. Охладись, Эванс.
– Ты…!!!
– Не кипятись…
Разъяренная Лили взмахом палочки соорудила фонтан из следующего сортира.
Поттер ловко увернулся.
Лили «активизировала» один за другим все бачки и раковины. Они устроили с Поттером нечто вроде дуэли. В результате девочка оказалась мокрой с головы до ног, а на мальчишке нитки влажной не было.
– Я тебя достану, Поттер! – рычала Лили.
– Не в этой жизни, Эванс.
Экспрессивно замахнувшись для очередного проклятия, Лили поскользнулась на мокром кафеле и непременно упала бы, если бы Поттер не успел схватить её за руку и не помог удержать равновесие.
– Считаешь, Эванс? – выдохнул он. – За последние пять часов я второй раз не дал тебе упасть.
– Пусти!
– Да разве держу?
– Ты самонадеянный, самовлюбленный, отвратительный тип!
– Ты меня раскусила.
– Ты считаешь свои шуточки смешными?
– А ты нет?
– На самом деле они… омерзительны!
– У тебя просто нет чувства юмора, Эванс.
– Ты…!
– Я…?
– Ты…!!! Считаешь, что можешь накидываться на людей с кулаками!? Избивать их?! Измываться ?!
– Это когда же это я над тобой измывался?
– Я не о себе говорю!
– Ах, так ты о Нюникусе? Эванс, никогда не лезь в разборки между мужчинами…
Лили засмеялась:
– Где ты тут видишь мужчин?
К её удивлению, Поттер засмеялся вместе с ней.
– Бог мой! – услышали дети возмущенный возглас МакГонагалл. – Что вы тут вытворяете?! Вам было приказано убраться, а не разнесли вдребезги половину Хогвартса!
– Не преувеличивайте, профессор, пожа…
– Закройте, Поттер, рот! Минус сорок балов с Гриффиндора!
– О, нет! – хором застонали Лили и Джеймс.
– Новая отработка!
– О, нет!!! – взвыли дети.
– Пошли вон отсюда!
– Как ты думаешь? – спросил Джеймс Лили уже на лестнице. – Нас снова заставят сортиры ёршиком трах…
– Что?!
– Драить, – хмыкнул Поттер, – я хотел сказать «драить». Ну честное слово! Что же ещё я мог сказать?
Злая и мокрая, Лили прошмыгнула в спальню.
– Лили? – осуждающе покачала головой Дороти.
– Что ты опять натворила? – скрестила руки на груди Мэри.
Лили тяжело вздохнула:
– Ну…одним действующим туалетом в Хогвартсе теперь меньше. А Гриффиндор лишился ещё… – Лили запнулась, потупив глазки, – сорока баллов.
– О нет! – взвыли подруги. – Лили!!!
– Простите!


Квидич и Астрономическая башня

На днях произошёл, мягко говоря, неприятый инцидент.
Лили с Мэри и с Алисой в библиотеке готовились к Трансфигурации. МакГонагалл задала написать не меньше свитка по теме «Невозможность длительной трансфигурации неживых предметов в живую материю».
За соседним столиком сидел тот самый грубый мальчик с пепельными волосами и янтарно–желтыми глазами, накричавший на Лили из–за Поттера. Он сосредоточенно занимался и никого не трогал. Даже не глядел по сторонам, как многие другие, пытаясь на мгновение отвлечься.
Лили уже успела почти закончить своё эссе, когда к столику Люпина подошли трое пятикурсников с Равенкло.
– Малявка! – обратился один из них к Ремусу.
Люпин поднял голову и вежливо, тихо так, поинтересовался:
– Это вы ко мне обращаетесь?
– К тебе, к тебе… Нам нужно, чтобы ты убрал поскорее свою тощую задницу с этого миленького стульчика, потому что это наш столик. Брысь отсюда!
– Я ещё не закончил, – возразил Люпин.
– Ты всерьёз думаешь, что нас интересует, закончил ты там что–то или нет? Убирайся по добру–поздорову. Дважды повторять не намерен. Всё! Пошел!
Люпин не двинулся с места.
– Наглые пошли малявки! – обернулся равенкловец к товарищам. – Мы в его возрасте старшим ботинки лизали, а этот...
Парни выхватили палочки и наставили на Серого.
– Оставьте его! – вскочила Лили с места.
Мэри и Алиса предусмотрительно повисли на ней с обеих сторон, будто опасаясь, что Лили кинется в драку. Даже смешно.
Оказалось, в заступничестве Лили никто не нуждался. А если кто и нуждался, так это был точно не Серый.
У Поттера хорошая реакция? Ну если только кто не видел в деле Люпина…
Даже и не подумав потянуться к палочке, первокурсник, схватив тяжелый библиотечный стул, обрушил его на голову противника. На кого бог пошлёт. Послало, естественно, на того, кому не посчастливилось оказаться ближе остальных.
Лицо равенкловца залило кровью, обильно хлынувшей из глубокой ссадины на лице.
У Люпина сделался совершенно невменяемый взгляд. Словно чудовище вот–вот вырвется из клетки. Парня била дрожь, он не отрывал голодного, иного слова не подберёшь, взгляда от поверженного противника.
В следующую секунду примчалась библиотекарь. Поднялся крик, шум, гам. Появилась МакГонагалл, и первоклашек выперли из зала.
Скандал был страшный.
– Ай да Ремус! – хмыкал Поттер. – Ай да Люпин! Ну кто бы мог подумать, что этот тихоня способен на такое?
– В тихом омуте много чего интересного водится…Просто чем умнее черт, тем тише омут.
– А я думаю, он молодец. Не будет никто к нам соваться, и головы целее останутся…
– Откуда только силы взялись…?
Лили прислушивалась к разговорам в гостиной, а у самой из головы не выходило жуткое выражение на лице Люпина.
Н–да! Иногда люди совсем не те, кем кажутся. Так сложно потеряться в море лиц.
Лили подошла к зеркалу, вглядываясь в собственное отражение. Хорошенькое овальное личико с сияющими глазами и улыбчивым ртом, готовым смеяться до бесконечности. Копна кудрей цвета золотых осенних листьев. Личико, за которое ей, Лили Эванс, прощается многое из того, что другим не прощалось.
Лили с раздражением отвернулась от отражения.
Что говорить о других, когда самих себя мы до конца не знаем?
Она так и не смогла понять, сочувствует она Ремусу? Или была бы рада его наказанию? Рана равенкловца оказалась далеко не такой серьёзной, как показалось Лили.
– Раны на голове всегда сильно кровоточат, – рассуждала Мэри.
Парню наложили несколько швов, уже на следующее утро он покинул лазарет.
Историю замяли.
Но Лили запомнила, что от Ремуса Люпина лучше держаться подальше.
***
Через несколько дней состоялось новое знаменательное событие в Хогвартсе.
Квиддичный матч.
Насколько смогла понять Лили из сбивчивых, восторженных рассказов подружек, это игра наподобие футбола. Только с тремя мячами вместо одно; с кольцами вместо ворот и верхом на метлах.
Была середина ноября. Накануне прошел сильный дождь, а с утра подморозило. Ветер налетал шквалистыми, ледяными порывами. Горы, окружавшие школу, приобрели льдисто–серый оттенок. Поверхность озера цветом напоминала холодную сталь, а траву, не успевшую до конца пожухнуть, выбелил иней.
Лили в окружении подружек вместе с остальными гриффиндорцами спешила к квиддичному полю.
Играл Равенкло против Слизерина.
За завтраком Мэри объяснила Лили, что гриффиндорцы, когда не имеют возможности болеть за свой факультет, в случае, если на поле есть Слизерин, всегда болеют против него.
– Почему? – удивилась Лили, которая была совсем не прочь поболеть за факультет своего друга.
– Такая традиция, – проглотив кусок бекона и запив его тыквенным соком, объяснила Мэри.
Накануне матча гриффиндорцы готовились почти всем факультетом: заколдовывали плакаты в поддержку Равенкло; значки, вспыхивающие зеленым огоньком. На них изображалась зеленая змея, заклеванная черным вороном.
Блэк бросил на плод их многочасовых стараний высокомерный взгляд из–под густых, как у куклы, ресниц, перед тем, как направиться в спальню.
– Эй! – возмущенно крикнул Поттер, уже почти час как корпевший над реализацией общей задумки. – Эй! Блэк!
Сириус остановился. Его поза выражала ожидание и вызов.
– Сколько раз говорить, Поттер? Я тебе не «Эй».
– Где ты шастал?
– Не твое дело, – почти ласково ответил Блэк.
– Может быть, и не моё. Но мы тут, знаешь ли, делом занимаемся? А ты …?
– А что – я? Занимаетесь? И занимайтесь. Я же вам не мешаю.
– Как тебе наша идея?
Поттер продемонстрировал значок: змея подлетает в воздух, ворон хватает её за шею и у обоих вываливаются языки и выпучиваются глаза.
– Если честно, я не понял, в чем соль, – свел тонкие темные брови Блэк.
– Ну… – Поттер взъерошил волосы, – мы просто ещё не закончили. Это как бы предварительный вариант. Вообще–то нам не помешали бы свежие мысли.
– От меня их не дождешься.
– Почему? – воинственно задрал подбородок Джеймс.
– Потому что я не вижу смысла болеть за сине–бронзовых. А во–вторых, меня не интересует искусство вообще, и значки – в частности.
– Тебя не волнует проигрыш Слизерина? – возмущенно пискнул подлипала Петтигрю.
– Ни в малейшей степени.
– Но, Сириус, – примиряющим тоном сказала Алиса, – если Равенкло победит, то шансы Слизерина на кубок существенно упадут…
Блэк бросил на МакМилан мимолетный взгляд. Может быть, он и сам не намеревался делать его пренебрежительно–презрительным, но иных у него просто не получалось:
– Нам–то с того что?
– То есть? – подбоченился Поттер.
– Нам кубок это не принесет. Победа Равенкло сделает их нашими соперниками.
– Лучше Равенкло, чем Слизерин!
Блэк в ответ скривил губы, демонстрируя, что говорить на эту тему бесполезно:
– Тогда вперёд, на трибуны. Значки на лоб, и глотку наизготовку.
– Ты у меня когда–нибудь дождешься, Блэк!
Люпин, положив руку Джеймсу на плечо, удержал его:
– Оставь. Пусть идет.
– Слизеринская гадюка! – размахивал руками Поттер. – Не мудрено, что он отказывается работать с нами. Сердцем он с ними. Со своими. Это же видно!
– Джеймс, – поморщилась Мери. – Если мы продолжим в том же духе, у нас так и останутся глаза змеи и ворона на значках бейсбольными мячами…
***
Покосившись на слизеринские трибуны, Лили привычно выхватила взглядом фигуру Северуса. Он сидел между Розье и Нарциссой Блэк.
Блондинка выглядела оживленной и возбуждённой, и, к великой досаде Лили, очень хорошенькой. Девочка то и дело оборачивалась к Снейпу и что–то ему говорила. Северус оставался невозмутим, но когда он несколько раз что–то сказал своей соседке, та звонко засмеялась, и мальчик улыбнулся ей в ответ. Улыбнулся! А Лили он не улыбался никогда! Девочка почувствовала острейшее желание вцепиться Нарциссе в лицо ногтями. Слизеринская гадюка!
Над полем пронеслась серебряная трель свистка, возвещающая о начале матча. Пятнадцать мётел, как одна, взвились вверх.
Игра началась.
Игроков то и дело сносило шквалистым ветром, но, несмотря ни на что, сине–бронзовые открыли счет, забив первый гол.
Лили приметила стройную фигуру с белыми гладкими волосами, собранными в косу. Малфой! Он держался в стороне от основной свалки с мячами, скользя по воздуху над землёй.
– Что он делает? – поинтересовалась Лили у Мэри.
– Он охотник за снитчем. Его задача поймать маленький мячик с крылышками. Как только он это сделает, игра закончится.
Игроки летали над полем с неправдоподобной скоростью. Квоффл, похожий на пушечное ядро, переходил от одного к другому.
– Квоффл в руках слизеринского игрока, – орал комментатор, хрипя от энтузиазма. – Охотник Мальсибер уходит от …
Ропот пробежал над стадионом, потому что названный Мальсибер упустил мяч, и тот снова попал к равенкловцам.
Краем глаза Лили отметила, что Нарцисса даже вскочила со своего места, подпрыгивая на месте от нетерпения, словно мячик. Снейп судорожно сжимал поручни. Глаза его не отрывались от игроков, словно он надеялся взглядом придать им ускорение.
Возмущенный крик пронесся над трибунами: Рудольф Лейстрейндж намеренно преградил дорогу ловцу Равенкло.
– Гад, – слышала позади себя Лили возмущения Пруэттов.
Метла винтом закружилась под игроком. Тот явно прилагал усилия, чтобы не слететь с неё.
– Слизеринцы – твари! – громогласно скандировал Поттер. – Слизеринцы – твари!
– Нарушение! – вопили равенкловцы.
Хаффлпаффцы и гриффиндорцы дружно им вторили.
Лили поежилась. Как–то все–таки несправедливо получается, что три факультета против одного.
Со всех сторон так орали, аж уши закладывало.
Три равенкловских охотника, выстроившись в единую линию, неслись вниз, на слизеринцев. Тем не оставалось ничего другого, как рассыпаться по полю, ломая стройную линию.
– Эй! Люпин, скажи? – услышала Лили голос Лягушонка, – Ты хотел бы играть в квиддич за свой факультет?
– Не знаю, – тихий голос серого мальчика был едва различим в общем гвалте.
– А ты, Блэк? Эй, Блэк! Я к тебе обращаюсь!
– Я хотел бы, Джеймс! – услышала Лили противный писк Петтигрю и поморщилась.
Она терпеть не могла этого крысеныша–подлипалу.
– Я хотел бы!
– Ты же летать совсем не умеешь, – послышался презрительный холодный голос Блэка.
– Гол!!! Равенкло ведёт со счетом 50–0.
Темп игры нарастал, она велась всё жестче.
Слизеринская блондинка, к ярости Лили, пользуясь случаем, буквально повисла на её Снейпе! А тот словно и не чувствует ничего, шныряет черными глазами по небу.
Игроки носились с такой скоростью, словно их выкинули из самолета без парашюта. Лили даже слегка замутило.
Люциус Малфой вышел из пике и спирально взмыл вверх. В следующее мгновение он уже кружил высоко в небе.
Игра достигла невиданного уровня жесткости. Выбивалы обеих сторон вели себя безжалостно. Им, казалось, все равно, по чему они лупят клюшками – по кваффлам или по игрокам?
Рывком Малфой вырвался вперёд на такой огромной скорости, что в небе остался лишь размазанный след. Он петлял туда и сюда, а потом стремительно ринулся вниз.
Ловец Равенкло сидел у змееносца на хвосте, но Малфой лидировал.
– Они разобьются! – завизжала Алиса.
Даже Северус вскочил со скамьи, подавшись вперёд и судорожно вцепившись в перила так, что пальцы побелели.
Поттер улюлюкал за спиной. Ему вторили все трибуны.
Малфой в последний момент круто развернул метлу и вскинул руку вверх. В его кулаке быстро–быстро трепетали золотые крылья снитча.
Со стороны слизеринских трибун раздался торжествующий рев.
Соскочив с метлы на землю, Люциус снова вскинул руку вверх, словно римский гладиатор. Один–единственный бросок и счет не только выровнялся. Перевес теперь оказался на стороне серебристо–зелёных. И никакие значки, никакие транспаранты этого не изменят.
Почти со всех сторон неслись разочарованные вздохи и ахи.
– Опять! Опять! Ну надо же, какая неудача! – причитала Молли Пруэтт, яростно колотя кулачками по деревянным перилам.
– По–моему, игра велась честно.
– Честно? – фыркнул Поттер. – Слизерин? Честно?
– А что не так, Поттер? – вскинул синие глаза Блэк.
– А то, что выиграл Слизерин! – яростно пискнул Петтигрю. – Твой Слизерин, Блэк!
Лили, обернувшись на слизеринские трибуны, увидела, как блэковская блондиночка теперь висела на Малфое, а тот со снисходительной улыбкой терпел её восторги, открыто поглядывая на старшую сестру, красавицу Беллу.
На Беллу многие заглядывались. О ней ходили странные, будоражащие воображение, если не сказать, страшные слухи.
Правой рукой Люциус Малфой обнимал за худенькие плечики Снейпа; левой – за талию какую–то симпатичную девочку–пятикурстницу.
– Хватит таращиться, Эванс, – процедил Поттер. – Это, в конце концов, неприлично.
– Не твоё дело! Хочу и таращусь.
– Ну–ну. Давай–давай…
– Да иди ты! Надоел, Поттер! Что тебе не нравится? Малфой честно поймал снитч.
– Я бы мог сделать это не хуже него!
– Ты пока всего лишь маленькая надоедливая писклявая малявка. Все бы «мог», но ничего не можешь.
– Хочешь сказать, я трус, Эванс?!
– По крайней мере, опровержения этому мы пока не видели, – вставил Блэк свои пять кнаттов.
– Готов за свои слова ответить? Хочешь пари?
– Какое?
– Любой прирожденный гриффиндорец в десять раз храбрее и благороднее слизеринской гадюки!
– Это ты меня гадюкой назвал? – потемнел лицом Блэк.
– А ты видишь здесь ещё слизеринцев?
– Я здесь вообще слизеринцев не вижу.
– Так как насчет пари?
– Идёт, Поттер.
– Что вы задумали? – забеспокоилась Мэри.
– Айда на Астрономическую Башню! Кто с нами?
Петтигрю противно подпрыгивал.
Лили отодвинулась от него подальше. Ну до чего противный тип!
– Вы с ума сошли? – пискнула Алиса. – Как мы туда пройдём?
– Положитесь на меня, – подмигнул Поттер.
Дружной толпой первокурсники–гриффиндорцы направились к самой высокой точке в Хогвартсе.
Лили успела задохнуться, пока они поднялись на неё. Даже сердце закололо.
На площадку башни их высыпало человек пятнадцать.
– Ух ты! – восхитился Лавгуд, кстати, единственный хаффлпаффец среди них. – Красиво, правда?
Девочки с опаской и недоумением наблюдали, как Петтигрю запирает дверь на площадку.
– Что ты делаешь, Питер? – спросила Мэри.
– Оставь его. Я так распорядился, – пригладил Поттер непослушные вихры и вспрыгнул на парапет.
Ветер подхватил полы его мантии.
– Какого…? – начал было кто–то.
И замолчал.
Повисло напряженное молчание.
Фигурка Поттера, маленькая и отчаянная, балансировала без всякой страховки на краю бездны.
– Ну что, Блэк? – блеснул он зубами в лукавой усмешке. – Поиграем?
– Не надо… – жалобно пискнула Алиса.
Её уже никто не слушал.
Красавец Блэк словно птица взлетел на выступающий каменный зуб башни, раскинул руки в стороны, как канатоходец, и первым шагнул на следующий камень. Замерев, все с ужасом наблюдали, как он обходит парапет.
Лили показалось, что она забыла, как дышать.
Только когда Блэк спрыгнул вниз, добравшись до противоположной стены, она жадно хватанула ртом воздух и закашлялась.
– Доволен? – крикнул Блэк Поттеру.
– Нет.
– И что же, по–твоему, я должен ещё сделать?
– Ничего.
Достав из кармана черную ленту, Поттер сделал знак Петтигрю. Коротышка шагнул ему за спину.
– Джеймс, не дури, – предупредил Люпин, снимая перчатки.
– Поттер, хватит! – крикнула Мэри.
Не слушая никого, Лягушонок, вытянув вперёд руки, словно слепой, нащупал край парапета, взобрался на него и медленно, плавно встал во весь рост.
Ветер хлестнул его в спину, и мальчишка пошатнулся, но удержал равновесие.
Лили было так страшно, хоть кричи. Она боялась даже дышать. Одно неловкое, неосторожное движение, и уже ничего не исправить!
Поттер медленно шагал с зубца башни на зубец.
Ветер выл.
И не крикнуть. Не позвать. Не пошевелиться. Дыхание перехватывает. И снова только тоскливое завывание ветра.
Поттер продолжал двигаться вперёд. Подолгу застывая на месте. Шагал, пока Блэк не схватил его за руку и не подтянул на безопасное место. Одной рукой сорвал с глаз черную ленту, другой со всего маха двинул в челюсть.
Жаль – промазал! У Поттера все–таки была отменная реакция!
– Позер ты, Поттер! – прорычал Блэк.
– Зато я круче тебя, Блэк.
Мальчишки стояли на маленьком каменном выступе, и все шло к тому, что они сейчас подерутся.
Лили медленно подошла к парапету.
– Эванс…? – Люпин позвал её тихо, но этого хватило, чтобы все взгляды вновь приклеились к ней.
– Совсем чокнулась? – услышала она возмущенный голос Мэри.
Блэк и Поттер оба перестали грызться и уставились на неё.
– Эванс! – фыркнул Поттер. – Это развлечение не для слабонервных магглов.
– А кто тебе сказал, Поттер, что у меня слабые нервы?
– Эванс, я тебя предупреждаю…
– Я не нуждаюсь в твоих предупреждениях.
– Хватит трепаться, Эванс. Или иди к нам. Или слазь, – процедил Блэк.
В синих глазах сверкало презрение.
Что, Блэк? И мысли не допускаешь, что у неё может хватить силёнок добрести до вас, двух заносчивых паразитов? А она – дойдёт! Не будь она Лили Эванс!
Держась рукой за стену, девочка медленно стала продвигаться вперёд.
Несколько шагов далось почти легко. Но стоило отойти от места, с которого в любой момент можно спрыгнуть на спасительную площадку, как Лили отчетливо поняла, что нервы сдают.
А ведь Поттер предупреждал…
Плоские каменные зубцы, когда идешь по ним сама, кажутся вовсе не такими широкими, как под чужими ступнями. Они все были в ужасных сколах, выбоинах и трещинах. А от недавнего дождя ещё успели покрыться тонкой наледью.
В носу защипало, в горле пересохло. Лили поняла, что паникует. И это напугало её ещё больше. Ноги задрожали. Её резко, мучительно затошнило. Она же сейчас упадет и разобьется!
– Эванс, не смотри вниз…
Лили видела, каким белым сделалось лицо Лягушонка.
Нога соскользнула с камня, небо и земля перевернулись…
Кто–то пронзительно завизжал.
Лили успела зацепиться пальцами за камень. Но он был такой скользкий! Порыва ветра оказалось бы достаточно, чтобы подтолкнуть её ещё ближе к пропасти. А ветер дул вовсе и не слабо.
Лили закричала.
Чьи–то руки вцепились в ворот её мантии.
– Всё в порядке, всё под контролем. Я держу тебя. А теперь дай мне руку, Лили, – стекляшки очков Поттера запотели.
Лили снова закричала.
– Я держу тебя; я тебя не выпущу, ясно? – голос мальчика звучал резко и повелительно.
Лили вцепилась за него, как утопающий в соломинку. Поттер порывисто втянул в себя воздух.
– Осторожней, Джеймс, – Блэк тоже оказался рядом и, схватив девочку за обе руки, мальчишки втянули её обратно на парапет.
– Тихо, тихо…
– Эванс! Перестань дергаться, ты же сбросишь нас всех! – зарычал Блэк, и глаза у него сделались злые–презлые.
– Всё хорошо. Мы дойдем, Лили. Ты не одна. Не бойся.
Дойдя, Лили кульком брякнулась на площадку. Она никогда в жизни не чувствовала себя так пакостно.
Товарищи обступили Поттера со всех сторон, словно героя.
– Ты в порядке? – присела рядышком Алиса, гладя Лили по взмокшим кудряшкам.
– Эллис, мне так стыдно… – спрятала лицо в ладонях Лили.
– Да ладно тебе, Эванс! – услышала она рядом бодрый и веселый голос оптимиста Поттера. – Ну с кем не бывает?
– Господа студенты? – прозвучавший голос, звенящий как перетянутая струна, заставил всех умолкнуть и потупить взгляд. – Кто объяснит, что здесь происходит?
МакГонагалл напоминала фурию, какими их рисуют в страшных сказках – злобный дух, алчущий возмездия.
– Это была моя идея, профессор, – шагнул Поттер вперёд, поправляя очки и закрывая худеньким тельцем присмиревших товарищей. – Идиотская, если честно…
– Не то слово, мистер Поттер! Не то слово! Вы, по всей видимости, давно не чистили туалеты?! Мисс Эванс?
Лили подняла на декана бледное заплаканное личико.
– Я могу понять – у мальчишек мозгов нет! Им от природы не положено, и я успела к этому привыкнуть. Но вы–то? Вы!
Лили всхлипнула.
Как и профессор, она не находила слов для оправданий.
–Взыскание всем троим. Завтра жду в своем кабинете вас, Поттер, вас Блэк, и вас, Эванс. О ваших нарушениях я непременно доложу директору. И с каждого присутствующего здесь вычитаю по десять очков.
Понурив головы, словно побитые щенки, возвращались гриффиндорцы в гостиную.
Где их ждали разъяренные потерей всех баллов сокурстники. Чаша Гриффиндора никогда не была так чудовищно, унизительно, непоправимо пуста.
– Да что же это такое? – бушевал один из братьев Пруэттов. – Никогда ещё за всю историю Хогвартса не случалось, чтобы у какого–нибудь факультета не было очков. Вообще не было! Вы – не дети, вы – чудовища! За три месяца, что вы здесь, ну хоть один урод очкастый принес Гриффиндору хотя бы бал?!
– Ну прости нас. Это недоразумение… – начал Поттер.
– Недоразумение?! – орал красный, как рак, гриффиндорский префект. – Недоразумение?! Вы ходячая катастрофа! Расхитители! Мародеры!


Месть слизеринца

Прежде Лили не случалось проигрывать. Да ещё и у всех на виду. Происшествие на Астрономической Башне заставляло чувствовать себя подавленной, униженной и жалкой.
О чем она только думала? Ведь у Лягушонка на лбу большими буквами написано: «НЕПРИЯТНОСТИ». Мало того, что она, Лили Эванс, так опозорилась? Из–за них поснимали последние очки с факультета!
Позор. Позор, позор, позор…
Мэри, заметив покрасневшие глаза у подруги, заботливо поинтересовалась: не вздумала ли та слишком близко принимать всё происшедшее к сердцу?
– Голова болит, – соврала, отмахиваясь, Лили. – Иногда такое случается на перемену погоды.
– У моей бабушки голова в таких случаях тоже болит, – сочувственно покивала Алиса. – И немудрено: бабуле в следующем марте семьдесят пять…
Решив сделаться примерной ученицей, Лили теперь все силы, все время отдала учёбе. Однако даже принесенные ею сто баллов Гриффиндору не смягчили суровое сердце МакГонагалл. В качестве отработки декан отправила мальчишек оттирать кубки от вековой пыли, а Лили велела следовать за собой.
Они пересекли двор, лужайку, сад камней, миновали сторожку великана Хагрида и углубились в Запретный Лес. Шли, пока профессор не остановилась у большой дыры, похожей на вход в тоннель.
Девочка с любопытством огляделась.
У странного отверстия лежал саженец, перевитый толстыми веревками.
– Профессор Линч уверял меня, что вам, мисс Эванс, отлично удается ладить с растениями. Просто все уши прожужжал о том, что даже мандрагошки у вас в руках вопят в три раза тише, чем у остальных. Видите это? – указала профессор на саженцы. – Это дракучая ива. Нам нужно высадить её в землю. Растение крайне капризно и прихотливо.
Лили вернулась к обеду, вымотанная до предела. Руки у неё были в синяках, спина и шея ныли.
Дракучая ива полностью оправдала своё название.
К сожалению, спаренные со Слизерином уроки по Зельям никто не отменял.
Лили по привычке успела пересечь три четверти класса, направляясь к своему месту, когда заметила, что за их с Северусом столиком восседает Нарцисса Блэк. Льняного цвета кудряшки кокетливо стекали вниз по узкой спинке. Мантия идеально сидела на ладной, кукольной фигурке. И вся она, самая слащавая из Блэков, от макушки до кончика туфелек была идеальной.
Идеальной до скрипа в зубах. У того, естественно, кто вынужденно созерцал эту «идеальность».
– Эй! – окликнула Лили слизеринскую блондиночку.
В лучших традициях поттеровского обращения ко всем и вся. Очень удобно, кстати. Не нужно в памяти держать кучу имен.
– Ты сидишь на моем месте.
– Ради Мерлина, – услышала Лили за спиной голос Мэри. – Опять собираешь устроить скандал?
Нарцисса окатила Лили таким взглядом, как если бы та была табуреткой и вдруг решилась заговорить. Неслыханная наглость! Моветон! Во взгляде красавицы омерзение дозированно смешивалось с пренебрежением.
– Ты что–то сказала, – сладко–жеманным голоском прозвенело «небесное создание», – грязнокровка?
Лили воинственно скрестила на груди руки:
– Я вот уже почти три месяца как просидела за этим столом и…
– Отойди, пожалуйста, – сморщила девочка точеный носик. – От тебя плохо пахнет.
Лили потребовалась вся выдержка, чтобы не вцепиться в косы нахалке. Она мучительно силилась придумать, чем утереть змеюке нос. Но ярость застилала мозги, и ничего путного, достаточно оскорбительного и при этом остроумного на ум не шло.
Слизеринцы усмехались, гриффиндорцы хмурились. Все ждали.
«Отступать поздно», – со вздохом подумала Лили. Она не могла позволить себе новых опрометчивых шагов.
– Мы, Блэки, – продолжала пищать маленькая ядовитая змейка, – не переносим смрада магглов.
– Даже так? – сочувственно поцокала языком Лили.
– Мучительно терпеть около себя всякую грязь…
– Остается только удивляться, как это твои чистокровные ягодицы выдерживают прикосновение доски, на которой столько раз сидела моя задница.
Цисси подскочила, словно ужаленная. Реакция маленькой слизеринки была такой неожиданно бурной, что гриффиндорцы покатились со смеху.
– Что происходит? – раздался хриплый голос Сева.
– Она…! – яростно пискнула слизеринка, тыкая в лицо Лили пальцем. – Она…!
– Что? – нахмурился Северус. – Лили, объясни толком, что происходит?
– Мисс Блэк хочет сидеть с тобой и потому гонит меня. Прикажите удалиться, мистер Принс?
Снейп скользнул взглядом по пунцовой то ли от злости, то ли от смущения блондинке и кивнул рыжей:
– Пошли поищем свободный стол.
Бросив на соперницу торжествующий взгляд, Лили последовала за другом.
Вскоре явился профессор Слагхорн и урок мирно потёк в привычном русле.
– Поттер с тебя глаз не сводит, – оповестил Северус, когда они уже почти полностью отправили все необходимые ингредиенты в котел.
– Да он всегда таращится, – с деланным равнодушием пожала плечами Лили.
– Тебе это нравится? – сверкнул глазами Сев.
– Представь себе, он моего разрешения спросить забыл.
– Нуте–с, нуте–с, – привычно тёр ручками Слагхорн. – Давайте посмотрим, что у нас получается?
– О Нарциссе…? – продолжал разговор Северус, словно не слыша учителя, – ты нажила себе опасного врага, Лили.
– К твоему сведению, вовсе не я это начала… хотя, тебе скорее всего, все равно? Ты даже не смотришь в мою сторону. Всё своё время, всего себя целиком, без остатка, посвящаешь этому хлыщу, Малфою…
– Люциус не хлыщ. Он мой друг. И мне не все равно, Лили, что с тобой происходит. Никогда не будет все равно, – Сев поднял глаза и под его взглядом Лили поежилась. – Зачем ты полезла на Башню?
– Тебе об этом известно?
– Известно. Лили! Тебе, в самом деле, так важно произвести впечатление на Четырехглазого? Или ты пеклась о том, чтобы впечатлить Блэка? О последнем можешь забыть сразу. Скорее Люциус Малфой спляшет под твою дудку, чем Блэк станет нормально относиться к таким, как ты. Он, в порядке исключения, сможет потерпеть, смириться. Но он никогда, – никогда! – не будет воспринимать магглу ровней себе, магу в энном поколении. Он – Блэк! Этим все сказано.
– А Принсы?
– Что? – нахмурился Снейп. – Что – Принсы?
– Таких, как я, могут воспринимать ровней себе?
– Я Снейп, Лили. И, по–моему, не давал оснований для подобных вопросов.
– Ну так это – по–твоему, – невесело хмыкнула Лили. – Скажи, это правда, что на вашем факультете практикуют Темную Магию?
В глазах Снейпа отразилось все, что он думал по поводу интеллекта своей подруги:
– В Хогвартсе нельзя практиковать Темную Магию, Лили. Вышвырнут вон из школы, а я так не хочу…
Лили удовлетворенно кивнула:
– Правильно! Кто в здравом уме станет заниматься Темной Магией? Тьма – это боль, безнадёжность и безысходность. Ни один нормальный человек такого не выберет. Как думаешь, какого цвета смерть?
– Нелепый вопрос. Не знаю.
– А мне кажется, она – зеленая. Во сне мне иногда снится, что меня убивают и я всегда вижу одно и тоже: черные глаза и яркий, зеленый, словно режущий луч. Потом по утрам голова болит…
– Мисс Эванс, – прервал её монолог голос Слагхорна. – Вижу, ваше зелье уже готово? Похвально, весьма похвально. Пять баллов Гриффиндору. Вы отрада не только для глаз, моя милая… очень талантливая ведьма. Так, берём пробирки и сдаем на проверку, – похлопал в ладоши Слагхорн.
В этот момент по классу пронесся крик, сменившийся приглушенными, сдавленными стонами. Поднявшись, чтобы сдать работу, Поттер вдруг согнулся в три погибели, хватаясь руками за живот, повалился на пол.
Все подскочили с мест, сгрудились вокруг. Слагхорн подхватил стенающего Джеймса под мышки:
– Что с вами? Что с вами такое, Поттер?
– Н.. не з–з–знаю, профессор. Кажется…кажется, я сейчас умру…
– Не говорите глупости! Никто вам этого не позволит. Мы сейчас вам поможем! Что вы застыли, открыв рот?! Помогите мне доставить несчастного мальчика в больничное крыло.
Вместе с Люпином и Петтигрю Слагхорн выволок Лягушонка из класса.
– Господи! Что с ним такое? – в ужасе всплеснула руками Лили.
– Отравился, – пожал плечами довольный Снейп.
– Отравился? –протянула Лили. – Чем…?
– Да разве мало составов, обладающих токсичными свойствами? – приподнял брови Сев.
– Поттер же не дурак их глотать!
– Мог и не проглотить, а скажем…случайно вдохнуть?
Лили схватила Снейпа за руку:
– Скажи, что ты не имеешь к этому отношения! Никакого!
– Увидимся, Лили, – стряхнул с себя Снейп удерживающую руку, круто развернулся на каблуках и ушел.
Этого не может быть. Сев бы не стал…
Но из памяти не выходил тяжелый, обещающий отмщение взгляд, которым Северус одарил Лягушонка после драки…
***
– Ты слышала, что с Джеймсом? – спросила Лили у Алисы.
– Отравление.
– Чем он мог отравиться? Не слизнями же?
– Не слизнями, конечно, – уставился на Лили желтыми волчьими глазами Люпин, как волк на Красную Шапочку, – а маггловским ядом.
– Где он смог его взять?! И зачем…?
– Да не думаешь же ты, что Джеймс отравился нарочно? Сам? Или мисс Эванс, полагает, что мистер Поттер отравился из–за неразделённой любви к ней?
– Ппотрясное чувство юмора, Ремус, – скривилась Лили, будто держала во рту лимон без шкурки.
– Ты не хуже меня знаешь, кто отравил Джеймса…
– Лили! – решительно заявила Мэри. – Если хочешь знать моё мнение, ты должна перестать общаться с этим слизеринцем…
– Не хочу я знать твоего мнения, Мэри! – Лили чувствовала, как от гнева у неё даже ноздри трепещут. – И вину Северуса ещё нужно доказать!
– Лично для меня – не нужно, – Ремус снова уткнулся в книгу.
Правда, держал он её вверх ногами. Только Лили ему об этом не скажет.
– Как ты можешь его выгораживать? – набросилась на Лили Дороти. – По–моему же ясно, как божий день, чьи это проделки?
– А мне вот – совершенно неясно! Джеймса кто угодно мог отравить... Да вот хоть ты, Блэк?
Сириус посмотрел на Лили так, словно видел перед собой сумасшедшую мышку: свысока, недоуменно и брезгливо.
– Я не разбираюсь в маггловских ядах, – отрезал он. – Если бы вздумал извести Поттера, использовал бы Непростительное.
Переругавшись из–за Снейпа с друзьями; обуреваемая сомнениями, девочка поспешила в больничное крыло – навестить Лягушонка.
Она захватила с собой конфеты и тыквенный сок.
Миссис Вэл пропустила её без особых проблем, только предупредила, чтобы она не утомляла Джеймса разговорами.
Лягушонок лежал на постели бледный, вытянув руки поверх одеяла. Заметив Лили, потянулся к прикроватной тумбочке, нацепляя на нос очки:
– А, Эванс? Привет. Какая честь для меня принимать у себя такую гостью, – улыбнулся он.
У Поттера была заразительная улыбка. Так и тянуло улыбнуться в ответ.
– Как ты? – спросила Лили.
– Проблевался, и теперь в полном порядке. Но поначалу было такое ощущение, будто проглотил ощетинившегося ежа…нет, постой! – дикобраза. Вот. Что ты там мне притащила? Пирожные? О нет, Лили! Унеси обратно. Я не только не смогу их съесть, но даже смотреть на то, как их лопаешь ты, мне пока не по силам. Зато теперь смогу бездельничать на законных основаниях!
– Особо–то не залеживайся. Скоро, как–никак, конец полугодия.
– И Святочный Бал.
– Это удовольствие не для нас. Нам дадут посмотреть разве что на елку.
– Ну может быть, и найдутся какие–нибудь глупцы, которые этим удовлетворятся. Только Джеймс Поттер не будет в их числе. Я пойду на бал.
– Ты хоть и задавака жуткая, но все равно малявка. Тебя не пропустят.
– Пропустят, Эванс, – заговорщицки улыбнулся Поттер. – Есть у меня одна идейка…
– Джеймс! – строгим голосом «я сегодня за МакГонагалл» проговорила Лили. – Гриффиндор ещё не все очки восстановил после реализации твоей прошлой идеи!
– Не напоминай, Эванс. Вот если бы ты не полезла за нами с Блэком… хотя ладно! К Мерлиновым штанам все угрызения совести! Было же весело?
– Да уж! – в ужасе передёрнулась Лили, вспоминая, как бездна кружилась под её ногами.
– Да и баллы мы почти заново набрали, так что… – Поттер от энтузиазма резко сел, но в следующий момент болезненно скривившись, откинулся на подушки.
Лили кинулась к нему:
– Джеймс! Джеймс, ты в порядке?
– Нет. Мне плохо, Лили. Мне очень, очень плохо…
– Господи, Джеймс! Что мне сделать?! Позвать миссис Вэл? Миссис Вэл…!
– Нет, лучше не надо. Лучше ты сама посиди со мной, пожалуйста. Просто держи меня за руку… вот так… так гораздо лучше. Так даже совсем хорошо, – засмеялся противный Лягушонок.
– Джемс, так нельзя! Так нечестно! Я же думала, тебе правда плохо.
– Успокойся, Эванс. Мне не слишком хорошо. За руку меня, так и быть, можешь не держать… но дай слово, что пойдешь со мной на Святочный Бал!
– Никакого слова я тебе не дам!
– Ну Эванс…? Ну разве тебе меня нисколечко не жалко? Посмотри, какой я бедный, несчастный, слепой и одинокий – как брошенный у дороги котенок. Ну сделай для меня эту малость, а?
– Какую малость для тебя сделать? У тебя, наверное, осложнение? На бал пускают с пятого курса. С пя–то–го! А мы – на первом, Поттер. Помнишь?
– У любого человека есть две возможности. Первая – следовать всеобщим правилам и прокиснуть со скуки. А вторая…
– Поттер! Я в этом не участвую…
– Тогда ты не узнаешь, что я задумал. А я придумал одну очень интересную штуку, Эванс.
– Взорвать Хогвартс?
– Не угадала. Танцевать на руинах неудобно. Кстати, Эванс, а танцевать–то ты умеешь? Ну Эванс! Ну обещай подумать над моим предложением? А я в ответ исполню любое твое желание.
– Джеймс, у меня только одно желание: поправляйся.
– Обещаю поправиться как можно скорее. А ты подумаешь?
***
На следующий день Лили окликнула Северуса после завтрака:
– Нужно поговорить, – решительно сказала она, игнорируя осуждающие взгляды друзей и заинтересованные взгляды слизеринцев, их многозначительные ухмылки и приподнятые брови.
– Позже нельзя? – стрельнул глазами Снейп.
– Нельзя! – отрезала Лили.
Северус без всякого энтузиазма, но без сопротивления проследовал за девочкой в одно из боковых ответвлений бесконечного коридора. Лили утянула его в одну из укромных оконных ниш.
– Я вчера ходила к миссис Вэл…
Сев смотрел на неё в ожидании, чуть–чуть склонив голову к плечу.
– Она сказала, что Поттера отравили маггловским ядом. Идентифицировать яд полностью ей так и не удалось…
Сев продолжал смотреть.
Лили набрала побольше воздуха и выдохнула:
– Сев, из всего нашего курса ты единственный помешан на зельях и ядах. И ты единственный, кто в них разбирается. Я должна знать, что в том, что случилось с Поттером, ты не замешан…
– Должна знать? – повторил он, кривя губы. – А от меня ты чего хочешь?
– То есть как: «что я от тебя хочу»?!
– Что ты там «должна», Лили, – это твои проблемы и твои сложности.
– Ты юлишь, Сев! А значит, это твоя работа? Да как ты посмел?!
– Тебе процесс в краткой или в развернутой форме изложить?
– Сев, ты что, не понимаешь…? – сузила глаза Лили.
– Что я должен понять?
– Я…я не могу прощать подобных вещей!
– Тебя это вообще никак не касается, – отрезал Сев.
– Ты понимаешь, что мог его убить?! Или ты этого добивался?!
– Не ори, – поморщился Снейп. – Я пока не планировал убивать Поттера. Волшебник не может умереть от маггловского яда. Если правильно его лечить, конечно…
– У меня нет слов! Тебе…тебе даже не стыдно?!
– А чего стыдиться?
– Я знаю, знаю, Сев, – это твоя работа!
– Ну и знай себе на здоровье. Только не кричи.
Лили в ярости смотрела на невозмутимого друга.
«Изгоните его из ваших мыслей, – всплыла в памяти цитата из любимой книги, – он не доброй породы и вам не чета… Грубое создание, лишенное утонченности и культуры; пустошь, поросшая чертополохом и репейником. Я скорее выпущу канарейку в парк среди зимы, чем посоветую отдать ему свое сердце. Поверь, дитя, только печальное непонимание его натуры позволило такой фантазии забрести в твою голову! Не воображай, моя милая, что под его суровой внешностью скрыты доброта и нежность; что он этакий неотшлифованный алмаз, раковина, таящая жемчуг, – нет, он лютый, безжалостный человек волчьего нрава. Я никогда не говорю ему: « Не трогай того или другого врага моего, потому что будет жестокого и неблагородно причинить ему вред». Нет! Я говорю: «Не тронь их, потому что я не желаю, чтобы их обижали»…
– Не тронь Поттера, Северус, если дорожишь моим обществом, – жестко сказала Лили, повелительно глядя в бездонные глаза–колодцы. – Позволишь себе отравить его ещё раз и можешь вообще забыть, что мы когда–то были знакомы…
– Ты снова шантажируешь меня?
– Это не шантаж. Это факт. Я не смогу дружить с человеком, который настолько мелок и труслив, что мстит, как баба, сыпля травки в чужой чаек. Я не могу называть своим другом труса, Северус Снейп! Когда Поттер заехал тебе по морде, – я его не оправдываю и не одобряю, – но он делал это в открытую. У тебя был шанс защищаться. А твой способ мести – он просто…откровенно мелок и гадок.
Глаза юного колдуна превратились в щелочки, заполнились мглой:
– Гриффиндорка… – прошипел он, словно змея.
– Что ж? Если ты показал все, на что способен Слизерин, то я горжусь этим.


Шутка гриффиндорца

– Эй, Эванс!
– Чего тебе?
– Ты подумала?
– Да.
– Ну так что?
– Нет.
–Ну Эванс…
– Не канючь. Все равно ничего не добьёшься.
– Ну Эванс…
– Я сказала, отстань от меня! Я занята.
– Ты все время занята. Если я стану дожидаться, когда это прекратится… Эванс, мне очень, очень нужно чтобы ты сказала да! Потому что без тебя ничего не выйдет.
– Поттер, уйди! Ты загораживаешь мне свет. Из–за тебя я не вижу, что читаю.
– Как можно читать, если не видишь? И, к твоему сведению, я не уйду, пока не скажешь да!
– Ты хуже ночного комара! Так и вьёшься, так и вьёшься… отстань уже!
– Нет.
– Хорошо! – досадливо хлопнула девочка книгой. – Тогда уйду я!
– Эванс!!!
Толстая Тетя опустилась за её спиной, ставя точку в диалоге.
***
Лили продолжала старательно учиться, изображая из себя примерную ученицу.
Учиться в Хогвартсе было интересно. К тому же старательность и усердие давали возможность забыться, отвлечься от личных проблем.
Сначала Петуния. Теперь Северус? Их дружбе, по всей видимости, пришёл конец.
Лили не жалела о поставленном условии, о сказанных другу словах. Она была уверенна в собственной правоте. Нельзя сыпать людям яд. Нельзя!
«Но на самом деле Сев не собирался никого убивать, – жалобно пищал внутренний голос. – Он ведь знал, что Лягушонку окажут помощь…».
Вторая Лили, с поджатыми, как у МакГонагалл, губами, утверждала, что так не играют. Можно бессмысленно рисковать собственной шкурой, если хватает на это храбрости или дури. Но играть чужой жизнью значит проявлять низость.
А низкого человека нельзя уважать и не за что любить.
Сев не разговаривал с Лили. А Лили не разговаривала с Севом. Это по–настоящему страшно – быть рядом и одновременно с этим недосягаемо далеко.
Факультет тем временем продолжал жить своей обычной, насыщенной жизнью. Поттер из кожи лез вон, чтобы не скучать и другим не дать.
Раздобыв в теплице навозных бомб, что использовались для подкормки какого–то вредоносного растения, они вместе с другими мальчишки (даже серьёзный, мрачный Люпин оказался втянут в бурную деятельность) забросали проход к кабинету Зельеделия. Бомбы ожидаемо взорвались.
Занятые своим увлекательно–пакостным делом гриффиндорцы–первокурсники проворонили слизеринский патруль.
Очередной скандал.
Очередное разбирательство.
Люциус был в восторге от того, что гриффиндорцы снова утратили с таким трудом скопленные баллы.
– Поттер!!! Ты хоть раз пытался думать башкой, а не тем, на чем сидишь!? – орал, как гиппогриф в брачный период, Пруэтт. – Мы целый месяц старались выровнять счет! И нам почти удалось! А снова – ты…! Ты меня когда–нибудь доведёшь, Поттер! Я тебя сам убью! Опередив Малфоя!
– А почему, собственно, в виноватых числится один Джеймс? – тихо, как всегда, заговорил Ремус. – Мы все там были.
– Начхать! Мы потеряли баллы! Потеряли баллы – снова! Гриффиндор на последнем месте. На последнем!!! Для вас честь факультета хоть что–нибудь значит, а, Мародеры?! Черти безмозглые!
Лили была с ним согласна.
Последние недели она из кожи вон лезла, чтобы искупить свою вину перед факультетом. Она принесла Гриффиндору около сотни баллов. И вот, по вине Лягушонка, они снова начинают с того места, с которого ушли.
– Эванс!
Лили мысленно застонала.
– Эванс, я больше не могу ждать… Мне нужно твое согласие. Прямо сейчас!
– Твои проблемы. Поттер, я вообще–то не единственная девочка на факультете…
– Зато ты единственная, кто разбирается в зельях!
– При чем тут зелья? – насторожилась Лили.
Поттер поиграл бровями и поблестел глазами:
– Соглашайся на моё предложение, и я всё расскажу.
– Да я и так поняла.
– Что ты поняла?
– Что ты собираешься под Оборотным проникнуть на Святочный Бал. И, скорее всего, потащишь за собой хвостом Петтигрю и, возможно, Люпина. Ну и ещё парочку–тройку доверчивых глупцов, которым не терпится в очередной раз выслушать Пруэтта.
Поттер смущенно и немного обиженно посмотрел на Лили, ероша волосы:
– Как ты догадалась?
– Ты не можешь пробраться на бал так, как есть, – раз. Тебе нужно зелье – два. Складываем один плюс один и получаем…?
– Я понял, – Поттер выдержал паузу, соображая, что делать дальше. – Теперь я от тебя точно не отстану, Эванс. Потому что если я не заручусь твоим участием…
– Всё, Поттер! – потеряла терпение Лили. – Разговор окончен.
– Не окончен!
– Подкатишь ко мне с этим ещё раз, и будешь объясняться с МакГонагалл. Понял?
Поттер понял. Поттер больше не подходил.
Подошёл Люпин.
– Лили?
Тихий–тихий голос, как всегда, заставил девочку вздрогнуть. Взгляд желтых глаз, которые вполне можно было бы назвать кошачьими или цвета бренди, упорно ассоциировался у Лили с волчьим. Самое неприятное, что глаза Люпина жили словно отдельно от всего остального – спокойного, незаметного, уравновешенного.
Жуткий тип этот Люпин.
– Чего тебе?
– Можно с тобой поговорить?
– Не знаю, – ответила она резко, судорожно собирая вещи со стола.
Час был поздний. Кроме неё и Люпина, никого больше не было. Даже библиотекарь куда–то ушла. Она не удивится, если этот тип начнет ей угрожать.
Лили стало очень страшно.
Люпин положил руку на руку девочке. Ладонь его была сухой и горячей.
Лили испуганно вскинула глаза, как кролик на удава.
– Чего тебе от меня надо, Люпин?!
– Не бойся, – вскинул он руки в примиряющим жесте. – Я ничего плохого тебе не сделаю.
Желтые глаза. Совершенно жуткие. Куда там Блэку? У Блэка они стылые от высокомерия, у Люпина – тоскующие.
Но у обоих какие–то обреченные…
– Я только поговорить хочу. Только поговорить… Решишь уйти – удерживать не стану.
Лили немного расслабилась:
– Насчет Оборотного разговор?
– Тс! Не так громко…
– Рем, – скрестила она руки перед собой,– а не проще ли вам самим его приготовить, чем за мной целый месяц гоняться?
– Видишь ли, – словно подыскивая слова, медленно говорил Люпин, – дело не в том, что нам хочется попасть на Святочный Бал. Сириусу очень нужно проникнуть в Слизеринскую гостиную.
– Зачем ему это?
Острый волчий взгляд снова нацелился в лицо. Отстранённый и внимательный:
– Ты задаешь слишком много вопросов.
Лили стала раскачиваться на стуле, придерживаясь руками за стол:
– Видишь ли, Ремус, если ты просишь человека ввязаться в нехорошую историю, нужно быть готовым к тому, что придётся отвечать на неприятные вопросы.
– Друзья так не поступают, Лили. Друзья помогают без лишних слов.
– Друзья – может быть. Но ты–то мне не друг, Рем.
– А Джеймс?
Лили вздохнула.
Джеймс? Провокационный вопрос. Друг ли ей Лягушонок? Он забавен и симпатичен. С ним весело. Вряд ли этого достаточно для того, чтобы назвать человека другом?
Ремус снова подался вперёд, накрывая лежащую на столе ладонь горячей рукой.
– Пожалуйста, Лили, сделай это. Мы же оба знаем, что Поттер не отстанет. И не остановится. Если ты не согласишься, он придумает что–нибудь похлеще. Уж если он что вбил себе в голову…
Лили отдернула руку от пальцев Люпина, словно он поднес к её коже раскаленный утюг:
– Зачем ему это?
– Джеймс считает, что Блэку нужна помощь. Джеймс хочет помочь.
– Тогда помоги Блэку Бог! Добром поттеровские хотения пока ещё ни разу не заканчивались, – Лили тяжело вздохнула, понимая, что Мародеры её «достали». – Я попытаюсь. Но я вовсе не уверена, что получится…
На следующий день, сразу после уроков Лили, Люпин, Поттер и Блэк отправились на самую высокую башню. Поттер постучал палочкой по стене, и прямо на каменной кладке появилась дверь.
– Заходите, – улыбнулся Лягушонок. – Милости просим в Выручай–Комнату.
Дети огляделись.
Комната была небольшая, но в ней, казалось, все нарочно устроено для них и для их затеи: котел, магический огонь, колбы с ингредиентами.
– Ух ты! А как ты про неё узнал, Джеймс?
– Мне о ней папа рассказал.
– Ты уверена, что справишься? – спросил Блэк, меряя Лили недоверчивым взглядом. – Это уровень четвертого курса, как минимум. И это ещё для чистокровных волшебников…
– Вообще–то… нет, – сладеньким «сиропным» голоском сообщила она. – Я ни в чем не уверена. И я не напрашивалась, помнишь?
– Да что мы теряем, Бродяга? Ну не получится – так не получится. Подумаешь?
– Нам это пить, – напомнил Люпин.
– Ай, да ладно! – отмахнулся Лягушонок. – После нюниковского яда меня ничем не напугаешь. Эванс, начнём?
Лили медленно вытягивала из сумки ингредиенты и складывала один компонент за другим. Шелкокрылые мухи. Пиявки. Водоросли, собранные во время прилива. Спорыш. Толченый рог двурога. Кусочек шкурки бумсленга.
– Ещё потребуются частички тех, в кого мы собираемся превратиться, – оповестила Лили. – Но это позже.
Синие глаза Сириуса смотрели на неё.
Две красивые стекляшки, от которых становится холодно. Или горячо? От этого взгляда трясутся руки, движения делаются какими–то угловатыми, скованными…
Ну что за ерунда?
– В кого мы собираемся превратиться, Бродяга? – с усмешкой полюбопытствовал Поттер.
– Было бы проще, если бы мы были девчонками, – пренебрежительно дернул плечом Блэк.
– В смысле?!
– В том, чтобы выдрать волосы у сестер, нет никакой сложности.
– А, это…? Ну так ведь можно и в девчонок перекинуться, – засмеялся Джеймс. – Так даже интересней будет.
– К твоему сведению – нельзя, – ехидно проинструктировала Лили. – Оборотное сохраняет половую идентификацию…
– Чего?! Лили, нормальным языком – слабо?
– Если ты мальчик, ты можешь обернуться любым – толстым или худым, длинным или коротким, старым или молодым, красавцем или страшненьким, но – мальчиком, Поттер. Никак не девочкой. Так, надеюсь, достаточно понятно?
– О да! – кивнул Поттер.
– Вполне, – согласился Люпин.
– Крылышки мух придётся настаивать в течение двадцати одного дня… – задумчиво водя пальцем по книге, предусмотрительно стащенной из библиотеки Ремусом, проговорила Лили.
– Уложимся? – опасливо осведомился Лягушонок.
– Впритык.
Рассчитывать на помощь мальчишек не приходилось. Хоть не мешали, и на том спасибо. Вот Северус –тот бы всё сделал сам. Он не стал бы улыбаться, задумчиво хмуриться или разбрасывать пренебрежительные взгляды. Он бы работал, красиво и слаженно. А все, что осталось бы на долю Лили, – просто наблюдать.
Девочка раздраженно отбросила с лица намокшую чёлку.
Ну неужели никому из трех Мародеров в голову не приходит помочь!?
***
Тот день выдался солнечным и прохладным. Прихваченная легким морозцем земля перестала расползаться под ногами, и студенты получили возможность прогуляться на уроке Ухода за Опасными Существами без риска увязнуть в грязи.
Профессор Темпл подвел их к двум большим клеткам, где содержались крылатые особи.
Судя по всему, женского пола.
Студенческий гомон стих.
Тварей в равных пропорциях можно было считать безобразными и красивыми.
– Ну чисто моя кузина Белла, – показывая в усмешке ровный ряд зубов, сверкнул синими очами Сириус.
Гибкие мускулистые тела пленниц отдавали синевой, словно сталью. Густые черные волосы спадали между перепончатыми крыльями аж до самого пояса; оттянутые к вискам, красивого разреза глаза были жуткими – змеиные зрачки–лезвия. Картину дополняли длинные раздвоенные языки, то и дело высовывающиеся из пасти.
– Господа студенты, – отвесил преподаватель насмешливый полупоклон, – кто идентифицирует это существо?
Рука Снейпа взметнулась вперёд, хотя Эванс и блондинка–Блэк, не долго думая, тоже подняли руки.
Но опоздали.
– Это гарпии, – прозвучал ответ слизеринца.
– Верно. Бал Слизерину. Чем они интересны?
– Да всем, – со смехом донеслось из рядов гриффиндорцев.
– Ответ не засчитывается, – пожал плечами мистер Темпл.
– Они слишком любят жрать, – надменно сообщил Блэк.
Нарцисса косо поглядела на двоюродного брата и сморщила хорошенький носик.
– Что именно? – вежливо уточнил учитель.
– Человечину, если есть шанс до неё дотянуться.
– Верно, мистер Блэк. Балл Гриффиндору. О гарпиях было хорошо известно в Древней Греции, – продолжил профессор. – Их считали легкокрылыми детьми бури, посланными богами в наказание. На самом деле гарпий создали, конечно же, не боги...
– Разве гарпии были созданы искусственным путем? – уточнила Мэри.
Она все время что–то старательно записывала в свой пухлый блокнот.
– Гарпии – гибрид живой материи и темной магии.
– Кто же их создал? – пискнул Петтигрю. – Салазар Слизерин?
Кто–то из слизеринцев обменялся взглядами; кто–то презрительно хмыкнул.
– Минус два балла с Гриффиндора, – невозмутимо уронил профессор Темпл.
– За что?!
– За невежество. Скажите, пожалуйста, мистер Петтигрю, Древняя Греция это какой исторический период? До нашей эры или после?
– До, – пискнул Питер.
– А в какое время жили Основатели? До нашей эры или после?
– После, – упавшим голосом ответил Петтигрю, сообразив, в чем была его ошибка.
– Ответ очевиден. Никто из Основателей не мог стать создателем гарпий, которые к моменту их появления на свет уже успели порядком состариться.
– Вы правы, сэр, – ожидаемо согласился Питер.
Со стороны слизеринцев снова раздались сдержанные смешки.
– Продолжим, господа студенты. Гарпии–пожирательницы чем–то сродни инферналам. Для создания инфернала требуется труп; в то время как для создания гарпий не нужно ничего подобного.
– Разве гарпии не размножаются?
– Нет, Алиса, – снисходительно ответил учитель. – Гарпии – нежить. Нежить способна передавать вирус, обращая в себе подобных пораженную жертву. Но в прямом смысле слова это нельзя назвать размножением, не так ли? Внимание, вопрос, господа студенты. Если сейчас я выпущу двух этих красавиц, и они, не задумываясь, набросятся на вас, в надежде поживиться вкусным юным тельцем, что вы станете делать?
Ропот прошел между детьми.
Они отодвигались от клеток, испуганно глядя на плотоядно скалящихся чудищ.
– Сэр, мы ещё не проходили заклинания такого уровня, – подала голос Мэри. – Мы только первокурсники, – закончила она возмущенно.
– Ответ мертвеца, мисс. Поверьте, этим дамочкам, – учитель постучал палочкой по прутьям, за которыми притаились кровожадные особы, – все равно, что вы первокурсники. Им это только на руку. Невинность овцы всегда больше всего на руку именно волку. В случае опасности вы должны драться всеми доступными средствами. Если нет палочки, деритесь дубиной, нет дубины – ногтями, зубами. Всем, чем можно.
– Сомневаюсь, что ногти в данном конкретном случае помогут, – изогнув бровь и склоняя голову к плечу, уронил Северус. – Лучше работать палочкой.
Лили беспрестанно поглядывала в его сторону. Как же она по нему соскучилась...
– Верно, – кивнул мистер Темпл. – Навскидку, какие заклинания могут поразить нечисть?
– Огонь? – предположила Эванс.
– Режущие? Можно отрезать голову. В таком случае ни одно тело не сможет двигаться.
– Ошибаетесь, Поттер. Некоторые прекрасно обходятся без головы, и вы тому наглядный пример. – Щеки мальчика загорелись от негодования а губы сжались в узкую полоску. – Но, с другой стороны, вы правы – для гарпии данное заклинание может стать губительным.
– Парализующие? – предложила свой вариант слизеринка Нарцисса.
– Бесполезно, – фыркнул Сириус, небрежным кивком откидывая волосы со лба.
– Верно, мистер Блэк. Тоталус против гарпий не поможет. Самым эффективным заклинанием против этих тварей будет…?
– Авада Кедавра, – предположил Северус.
Большинство разделяли любопытство Лили, ибо, похоже, никогда не слышали ничего об этом заклинании.
Мистер Темпл в свой черед с любопытством окинул мальчика оценивающим взглядом:
– А вы откуда знаете это Непростительное?
– Читал, – коротко ответил Северус.
Перехватив любопытный взгляд Лили, он твердо посмотрел ей в глаза. Без злобы, без вызова.
И все равно этот взгляд тяготил, как если бы в действительности имел вес.
– Авада Кедавра эффективна против гарпий, оборотней, единорогов. И даже драконов. Но вот инферналы и вампиры к ней, как вы сами понимаете, нечувствительны.
– А что эта за Кедавра? – Поттер не был бы Поттером, если бы не подавал время от времени голос.
– Подрастёте, непременно узнаете, – со странной усмешкой ответил учитель.
Лили почему–то дернулась. Словно холодом повеяло от слов. Она поспешила отмахнуться от кольнувшего дурного предчувствия.
– К следующему уроку напишите доклад о гарпиях. А сейчас – все свободны.
– Слава Мерлину! – шепнула подругам Дороти. – Я уж думала, он сейчас натравит на нас этих…гарпий. Бр–р!
Краем глаза Лили заметила, как Поттер и Блэк о чем–то шепчутся, поглядывая в сторону Северуса.
Тот, не обращая ни на кого внимания, шагал в первых рядах слизеринцев, направляясь к замку.
Сириус нехорошо усмехнулся. Поттер поднял палочку, направляя её на Сева…
– Джеймс, нет!
На её крик обернулись многие. В том числе и Сев. Заметив краем глаза замах Поттера, он успел вскинуть палочку. Но это ничем ему не помогло.
В следующее мгновение на Снейпа обрушился зловонный золотистый ливень – дождь из нечистот. В воздухе едко запахло мочой и фекалиями.
Северус, в первый момент не сообразивший, чем именно облили его Мародеры, попытался стряхнуть с себя налипшее дерьмо.
Слизеринцы застыли в молчании.
Гриффиндорцы зашлись от хохота; хохотали до слез.
Лили глядела на Северуса. Всегда такого гордого. Живущего тем, что пытался доказать своим сокурсникам, что он чего–то стоит. Полного достоинства.
Пригвожденный к позорному столбу. Униженный. Осмеянный…
Она даже и не пыталась представить, что он чувствовал в этой момент.
Если бы могла, оторвала бы этим двум козлам головы!
– Нюникус! – хохотал Поттер. – Как тебе душ?
– Нюнчику понравилось, – высокомерно откидывая голову, кривил в злой усмешке губы Блэк. – Тебе к лицу этот аромат, полукровка.
Влажные пятна сверкали на мантии Северуса, волосы слиплись от мочи.
– Что таращишься, Нюнчик? – продолжал ржать Поттер. – Взгляды не кусают.
– Серпенсортиа! – резко выбросил вперёд руку Снейп. – Энго́ргио!
Перестав хохотать, гриффиндорцы испуганно попятились перед огромной змеёй.
– Ого! – Поттер снова поднял палочку. – Эверто Статэм! – змею отбросило на несколько шагов назад, но она снова ринулась вперёд.
– Осторожней, Джеймс! – крикнула Дороти.
– Эверто Статэм!
Змея обнажила острые трехгранные клинки, с которых тянулся вязкий, даже на вид едкий яд.
Снейп продолжал удерживать вибрирующую палочку в руке, направляя действия созданной им змеи.
– Эверто Статэм! – присоединился к Джеймсу Блэк.
Двое на одного? Так нечестно!
Слизеринцы, видимо, посчитали так же.
Гриффиндорцы и слизеринцы ощетинились друг против друга зажатыми в руках палочками.
На секунду все замерло, словно кадр в киноленте. Но спустя мгновение вспышки цветных проклятий раскрасили всё вокруг.
Уши закладывало от криков ярости, ненависти и боли. Все происходило так быстро, что мозг не успевал фиксировать события.
Что–то чиркнуло рядом, и Лили с удивлением смахнула со щеки несколько ярких капелек крови.
–Прекратить! – раздался повелительный оклик.
Посреди разбушевавшихся студентов стоял директор в развевающейся мантии. Хотя ветра не было – одежды заставляла колыхаться собственная магия волшебника.
Лили привыкла воспринимать Дамблдора как человека спокойного и капельку чудаковатого. И только сейчас поняла, каким он бывает страшным и почему его все боятся.
Как по мановению руки, все палочки опустились.
– Как это понимать? – разгневанно спросил Дамблдор. – Кто ударил первым?
Студенты молчали, пряча глаза.
– Я спрашиваю, кто ударил первым?
– Я, сэр, – шагнул вперёд Поттер.
– И я, – последовал его примеру Блэк.
– Идите за мной оба, – строго сказал директор.
Задержав взгляд на Снейпе, белом от ярости, директор взмахнул палочкой, и все последствия Лягушачьей Магии исчезли в тот же миг.
Лили не осмелилась подойти к Снейпу, понимая, что тот, скорее всего, не захочет её видеть.
Поразительно, несмотря на то, что она вся кипела от ярости на Лягушонка, он снял своим поступком тяжелый груз с её души. Его поступок был не менее гадок, чем действия Северуса. В конце концов, месть гриффиндорца оказалась ничуть не лучше, чем месть слизеринца.
А значит, она может сделать шаги к примирению с Севом.
Вот только…вот только захочет ли тот её слушать?


Пошёл ты, Потер!

Лили была вне себя от ярости. Она словно со стороны видела, как врывается в Выручай–комнату, как хватает настоявшиеся пресловутые крылышки для приготовления Многосущного; как демонстративно выливает эту гадость на шикарные лягушачьи вихры.
У Поттера в её видении был жалкий вид, но картинка получалось недостаточно яркой, чтобы закрыть образ Северуса, облитого помоями.
Ну Лягушонок! Ну маленькая очкастая пакость! И это ради тебя, туалетного маньяка, Лили поссорилась с лучшим другом?!
Миновав Холл, перекрестье многочисленных лестниц, девочка, не сбавляя шага, бегом добралась до самого верха, направляясь в Выручай–комнату. На верхней площадке она с разбега влетела в чьи–то раскрытые объятия.
– Леди куда–то торопится? – презрительно пропел над ухом высокомерный голос.
– Пусти немедленно! Лапы прочь, Блэк!
Волей–неволей пришлось глянуть в синие–пресиние стекляшки глаз.
Красивые…
– Убери своего цепного пса, Поттер! – продолжала она отбиваться.
Блэк убрал руки, оттолкнув её от себя так резко, что Лили едва не упала.
– Разбирайся с этой истеричкой сам, раз припала охота, – резюмировал Сириус, направляясь к лестнице.
Поттер и Эванс яростно развернулись друг к другу, скрещивая взгляды, точно клинки.
– Успокойся. Не нервничай так, – фыркнул Лягушонок. – Нюнчик того не стоит.
– Не тебе судить.
– Нужно тщательнее подбирать друзей, Эванс. Вот мое мнение.
– Плевать я хотела на твое мнение.
– А плеваться неприлично, к твоему сведению. И ещё – вступаясь за Блевунчика, ты рискуешь прослыть смешной.
– Не страшно. Скажи лучше, на что ты рассчитывал, обливая Сева грязью?
– Сева, значит? Даже так! Надо же, как мы близки! – презрительно скривился Лягушонок. – Не грязью, Эванс. Я облил его тем, чего он, собственно, и заслуживает, – улыбка Поттера от слова к слову становилась все шире, а взгляд делался цепкий и злой. – Почему–то мне кажется, что после золотого дождя, что пролился на милого Севика, – ах! на его прекрасные темные глянцевые локоны! – ты все–таки предпочтешь держать дистанцию…
– Между мной и тобой? Не сомневайся! По–твоему, это смешно?
– Да, Эванс, – жестко ответил Поттер, – по–моему, это смешно. Даже не столько смешно, сколько весело. Мне нравится гнобить Блевунчика – и я буду гнобить Блевунчика. У него же есть палочка? Я не к магглу какому–то прицепился? Так что все по–честному, Эванс. А тебе, помнится, я однажды уже говорил – не суйся ты в наши с ним разборки…
– Я не суюсь в разборки, Поттер! Я сообщаю тебе своё мнение...
– Спасибо, – отвесил Поттер шутовской поклон. – Но уволь – мне оно без надобности.
– А что ты вообще здесь делаешь? – вскричала Лили, уязвленная его словами. – Разве ты не должен быть сейчас у Дамблдора? Выслушивать его нотации?
– Пэт справится с этим без меня, – широко улыбнулся Джеймс. – Я взял на себя миссию посложней: должен же кто–то уберечь тебя, Золотая, от опрометчивых поступков?
– Ты это сейчас о чем? – захлопала длиннющими ресницами Лили.
– О моем зелье, конечно,– пожал Лягушонок плечами. – Я не позволю покончить с ним из–за минутной вспышки…
– Твоё зелье?! – задохнулась Лили. – Это я его готовила!
– Ха! Но готовила–то для меня, верно?
– Поттер! Ты безнадежен! Твоё непомерно раздутое самолюбие уже не вылечить. Бог с ним, с твоим зельем. Делай с ним что хочешь. Потому что я к нему и пальцем больше не прикоснусь.
– Эй, Эванс, брось! Не станем же мы ссориться из–за пустяков?
– Из–за пустяков я не ссорюсь, Поттер.
– Эванс, ты не понимаешь. Это не игрушки.
– Об этом следовало подумать до того, как тебе пришла в голову очередная шикарная идея повеселиться. С сегодняшнего дня я для тебя и пальцем не шевельну, хоть сгори у меня на глазах!
Лягушонок сощурился:
– Ты это серьезно?
– Ну я не такая великолепная шутница, как некоторые. И конечно, если ты будешь гореть у меня на глазах, Поттер, я, пожалуй, все–таки вылью ведро воды тебе на голову…
– Вот спасибо!
– Насчет всего остального – извини…
– Какие могут быть извинения, Эванс!? Ты нам нужна! Без тебя…
– Всего хорошего.
– Эванс!!! Не заставляй объявлять тебе войну.
– Удачи, Поттер.
***
Первые несколько дней мальчишка ещё пытался её уговорить, но Эванс была непреклонна.
Упрямство Лили подогревалось тем, что Сев избегал её старательнейшим образом. Даже на Зелья не явился.
Сев не явился на Зелья!? Мир катился в пропасть, и на этом фоне игнорировать Поттера было совсем не трудно, потому что Лили его действительно почти не замечала.
Спустя неделю Поттер понял, что Лили не шутила. И как только он это понял, жизнь её сделалась невыносимой.
За завтраком в руке взрывался тыквенный сок, так изящно, что кроме брызг Лили ничего не ранило.
Зато брызги «брызгали» почем зря.
Пока липкая гадость стекала с красно–золотистых волос девочки, предмета её тайной гордости, Поттер зубоскалил на весь стол:
– Эванс, что случилось с твоей прической? Ты изобрела новый лак для волос?
– Пошёл ты, Поттер! – шипела Лили.
– Куда именно ты пытаешься меня отослать, Золотая?
– Куда подальше.
– Вот ведь жестокая…
На гербологии на девочку вдруг напал неконтролируемый приступ хохота. Хотя совершенно ничего смешного не происходило, да и не было ей смешно! Но Лили все хохотала и хохотала, как сумасшедшая, пока не пришёл учитель и не вывел её из класса.
Он объяснил, что это были Хохочары.
Дальше – больше.
Ступеньки уходили из–под ног, а шлемы со статуй, напротив, подкатывались. Вилка вырывалась из рук и принималась бегать между чужими тарелками. Перо в руке в самый неподходящий момент превращалось то в змею, то в паука, то в жабу. Кресло в общей гостиной выскальзывало или норовило сложиться пополам. Собственная сумка и та кусалась и рычала, словно злобный Цербер.
«Пошел ты, Поттер», – стало любимой мантрой.
Чем больше бесилась девочка, тем проказы становились изощреннее и жестче.
Лили чувствовала себя в безопасности только в спальне. Стоило спуститься вниз, как все повторялось.
***
Среда началась с того, что Поттер спёр у Лили свиток по Трансфигруации, что срочно требовалось сдать МакГонагал в качестве рубежного контроля – допуска к зимним зачетам.
Лили отвернулась всего на секундочку. А когда повернулась, на лягушачьей физиономии сверкала акулья ухмылка. А свитка – не было.
– Что–то не так, Золотая?
– Одиннадцать лет назад на свет появился один придурок, и мне приходится дышать с ним одним воздухом…
– Да что ты? – посокрушался Поттер, сочувственно цокая языком. – Ай–яй–яй, Эванс! Тебя кто–то обижает? Только скажи! – я ему морду начищу.
– Пошёл ты, Поттер!
– Уже, – послал он её воздушный поцелуй. – Передать от тебя привет МакГонагалл?
Подмигнув на прощание, Поттер испарился.
Лили чуть не плакала.
– Он от тебя не отстанет, пока ты будешь с ним разговаривать в таком тоне, – сочувственно вздохнула Мэри. – Это же Поттер…
– Поттер, Поттер! Это же Поттер! – передразнила её Лили. – Носитесь с ним, словно с писаной торбой из доисторической эпохи! Поцелуйте его все в зад!
– Лили!
– Прости, – сбавила она обороты.
Ссориться с Мэри не хотелось. И так с легкой руки Акуленка друзей почти не осталось – никто не жаждал вместе с Лили оказаться под градом изощренных шуток Мародеров.
– Он меня достал…
Но на тот момент Лили ещё не обнаружила пропажу своей сумки – это произошло десятью минутами позже.
– Дора, а где моя сумка?
– А я почем знаю? Я что, за ней слежу? Или я твой почетный сумканосец?
– Она только что была здесь. Эти Мародеры…
– Хватит уже во всем винить Джеймса! Может быть, просто следует научиться лучше следить за своими вещами?
Проклятый Поттер!
Пока он заговаривал ей зубы, наверняка один из его дружков, скорее всего Крыса–Петтигрю, стащил её сумку!
Теперь отнесли её в туалет – любимое лягушачье место.
Что делать? Нарушить все мыслимые и немыслимые правила? Нельзя же войти в мальчишеский клозет?
Лили вся изошла со злости, представляя, как четыре идиота ржут над ней, игнорируя возмущенные взгляды декана. Кстати, всегда такая строгая и принципиальная со всеми МакГонагалл перед этой четвертой пасовала, предпочитая с Мародерами не связываться.
Урок уже начался.
Интересно, несданная Трансфигурация может послужить поводом для отчисления из Хогвартса?
Ну и пусть! Она вернётся домой! К маме, к папе и к Туни. Это вовсе не такая плохая идея, как может показаться на первый взгляд.
Дома Лягушонок её точно не достанет – руки коротки. Магглы для магов – персона неприкосновенная.
Лили уже было совсем себя уговорила не расстраиваться и пойти собирать вещи, как по коридору гулко и остро застучали каблуки.
Навстречу из–за угла вышел Северус.


Северус и Лили

Лили с жадностью вбирала в себя, впитывала облик Снейпа, поедая его глазами.
Небрежный вид, с которым, однако, не вязалось слово «неаккуратный». Длинные пряди волос обрамляли худое, длинное лицо с тонким, чуть крючковатым носом, – в профиле мальчика было что–то птичье. Узкие бледные губы, чёрные провалы глаз.
– Сев? Я… я так долго тебя не видела. Где же ты был?
Черные матовые глаза глядели в ответ внимательно. А что там, за этими зрачками, и не прочтешь.
– А тебе не все равно, что происходит с трусливым типом, который, словно бабка, сыплет травки в чужой чаек?
– Сев… – покачала головой Лили.
– Откровенно мелким и гадким?
– Ты же знаешь, на самом деле я так не думаю.
– Я этого не знаю, Лили.
– Ну хорошо. Ну прости, я была не права.
Северус по привычке наклоняет голову к плечу и вопросительно изгибает бровь.
«Сейчас придумает очередную пакость», – с тоской подумала Лили.
Ну и пусть придумывает. Лишь бы сказал ещё что–нибудь. Лишь бы не уходил.
– Сев! – затараторила Лили, чтобы не дать порваться тонюсенькой ниточке, протягивающейся между ними. – Этот гадкий Поттер – он где–то спрятал мой портфель…
– Правда? – снова приподнимаются тонкие брови.
На лице Северуса все тонкое, скупое и черно–белое.
Лили с наслаждением вслушивалась в его голос. Она почти успела позабыть, какой он хриплый и надрывный, словно Сев долго кричал и сорвал его. Хотя, конечно же, он не кричал. Лили за два года знакомства лишь однажды слышала, как друг повысил голос.
– Ты поссорилась со своим Поттером?
– Поттер не мой. Мы с ним терпеть друг друга не можем.
– Ты так обрадовалась нашей встрече из–за того, что я могу принести твой портфель?
– Плевать на портфель! Хочешь, прогуляем урок МакГонагалл вместе?
– Хочу, – насмешливо ответил Сев.
Лили, если честно, ожидала от него другого ответа. Но, охваченная странным бунтарским духом, тряхнула головой:
– А потом прогуляем и Зелья?
Она боялась отвести глаза. Вдруг он исчезнет? И потом опять долго–долго не появится?
– Идет, – согласно кивнул Сев.
– Значит – мир?
Сев опускает ресницы и смотрит на зависшую в воздухе ладошку подруги. А потом темные тоннели его очей словно затягивают Лили куда–то.
Куда–то туда, где очень холодно и не по себе.
Впрочем, Лили была согласна идти за ним куда угодно. Даже туда, где холодно, темно и страшно.
– Ты назвала меня трусом…?
– Не будь таким злопамятным, – попыталась Лили улыбнуться.
Её кокетство наткнулось на стену безучастия.
– Однако ты назвала меня именно так.
– Я же извинилась, Сев, – перестала улыбаться Лили.
– И этого, по–твоему, достаточно? Ты приняла сторону моего врага, унизила меня подозрениями в трусости и считаешь, что достаточно одного слова, чтобы всё стало как прежде?
– Я погорячилась. Не могла видеть в тебе жестокого, расчетливого убийцу. Неважно, Поттеру ты дал яд или кому–то другому. Я так сильно люблю тебя, что не могу равнодушно терпеть в тебе…
– Трусость? – скрестил руки на груди Снейп.
– Сев!
– Низость?
– Я не это хотела сказать.
– А я, в свой черёд, не могу допустить, чтобы один из немногих людей, чьим мнением я дорожу, считал меня трусливей гриффиндорца. Хочешь вернуть мою дружбу? Я требую, чтобы ты искупила свою вину, Лили.
– И чего ты от меня хочешь, Сев? Чтобы я выпила твой яд «во искупление», что ли?
– Вы с ума сошли, мисс Эванс? – дернулись краешки снейповских губ.
– Тогда…?
– Идем.
– Куда?
– Не задавай лишних вопросов.
Следуя за ним по длинному пустому, коридору, Лили размышляла над тем, как это Сев умудряется двигаться с такой скоростью? Ведь не бегает, а словно бы летает? Ей приходилось прилагать усилия, чтобы не отставать.
– Так куда мы идем? – немного задохнувшись от быстрой ходьбы, спросила Лили.
– В мою лабораторию.
– О! – она и не пыталась изгнать из голоса нотки сарказма. – У тебя в Хогвартсе есть своя лаборатория, Сев?
– Просто иди, Лили, – пренебрежительно бросил он через плечо. – Большего от тебя пока не требуется. Дай мне руку…
Она уцепилась за протянутые ей холодные пальцы и шла за Севом, не задумываясь ни о чем. Даже не пыталась запоминать повороты и лестницы.
В какой–то момент воздух сгустился и потемнел. Такое ощущение, словно моргнула, и вот уже стоишь перед тяжелой, массивной, просевшей от времени дверью.
Из палочки Сева брызнул свет, и дверь с тяжелым скрипом распахнулась. За ней бежала лестница, уводящая вниз. Совсем как в доме Снейпов в Ткацком Тупике.
Центр небольшого подвальчика ожидаемо занимал котел.
Видимо, то что в нем в данный момент происходило, не удовлетворило Снейпа, потому что он, громко чертыхнувшись, кинулся вперёд и передвинул котел, воспользовавшись подолом собственной мантии.
– Что там? – полюбопытствовала Лили, заглядывая внутрь.
– Противоядие.
– Противоядие?
– Вот от этого.
Нырнув рукой в карман, мальчик достал оттуда пробирку с бесцветной на вид жидкостью, и продемонстрировал её Лили. Склонившись над котлом, наполнил другую пробирку. Поднеся её к глазам, внимательно осмотрел. После чего взмахом палочки опустошил котел – на дне даже капелек не осталось.
– А первое это…?
– Яд, – подтвердил её догадку Северус.
– Яд? – Лили снова зачем–то изобразила попугая.
– Тот самый, который я дал твоему Поттеру, – черные глаза внимательно следили за малейшим изменением выражения лица девочки.
– Поттер вовсе не… – начала, было, Лили, но оборвала фразу на полувздохе–полувсхлипе. – Сев!!! Что ты делаешь?!
Откупорив стеклянное горлышко, маленький зельевар одним глотком осушил первую пробирку.
Лили кинулась к нему, хватая за руки, но было уже поздно. Ей удалось вырвать из привычно влажных пальцев только пустой флакон.
– Зачем?! Что ты сделал, Сев?! – истерично колотила его кулачками Лили.
Северус насмешливо смотрел на неё своими глазами–безднами. Глазами–провалами, туннелями в ад.
Только смотрел, даже не пытаясь остановить ни поток ударов, ни поток слов.
Руки сами собой опустились.
Слова иссякли.
Лили, дрожа, отступала, осознавая, что слов недостаточно, чтобы изменить тот факт, что яд уже проглочен, а противоядие в руках у Снейпа. Побежать за миссис Вэл она не сумеет, потому что дверь Снейп предварительно заколдовал. А как ведьма она втрое его слабее.
– Не ожидал, что замолчишь так скоро, – изогнулась темная бровь.
Взмахом палочки Сев наколдовал – по–научному трансфигурировал, – себе кресло.
– Не волнуйся, маггловские яды не способны навредить волшебнику.
– Да что ты? А вот Поттер орал так, словно ему было очень даже вредно, – язвительно фыркнула она в ответ.
– Потому что Поттер– непосредственный гриффиндорец, – пожал узкими плечами Снейп. – Мы, слизеринцы, гораздо сдержаннее в проявлении чувств.
– Ладно, – воинственно скрестила руки на груди девочка, – пусть даже маггловские яды – это пилюли для гордых, сдержанных слизеринцев. Но что ты хочешь этим доказать?
– Я хочу, чтобы ты видела, – я не заставляю людей проходить через то, через что не прохожу сам. В отличие от твоего драгоценного Поттера.
– Поттер – не мой! Я уже устала тебе это повторять!
Они снова воинственно уставились друг на друга.
– Сев, – вздохнула Лили, – ну ты же умный. Будь выше этого. Не делай все ещё хуже.
– Гриффиндорский ублюдок при всех облил меня дерьмом, а я, по–твоему, должен быть «выше этого»? Я не верю во всевластие христианского смирения, Лили.
– Сев, их четверо – а ты один. Тебе не справиться с ними. Лучше даже не лезь.
Стремительно поднявшись, Сев подлетел к Лили, зло сузив глаза. В каждой из щелочек горела почти сатанинская злоба.
– Второй раз… – прошипел он ей в лицо, чуть ли брызгая слюной, – второй раз ты называешь меня трусом…
– Я не называла! – испуганно замотала головой Лили. – Я… да когда же, Сев?
– Только что, Лили, только что. Спасибо тебе за то, что так веришь в мои способности, друг мой.
– Но я верю!
– Именно из этой «веры» должно быть, и проистекает твой искренний совет «не лезть».
– Я просто боюсь за тебя!
– Я один стою их четверых, Лили. Потому что у меня есть то, чего нет ни у одного из вас, включая тебя, – мозги.
Лили набрала в легкие побольше воздуха, чтобы на одном дыхании изложить слизеринцу все, что она о нем думала вообще, и о наличии у него мозгов – в частности.
Но Снейп испортил ей удовольствие, резко дернувшись и застыв столбом.
Черные глаза вспыхнули и медленно закрылись.
Он так и стоял, сцепив руки в замок и тяжело, с хрипом, дыша.
– Сев…? Сев?! Ты в порядке?! Сев…?!
Она не нашла ничего лучшего, как схватить его за плечи и резко дернуть.
С губ неторопливой змейкой поползла тонкая струйка крови. Лили очень надеялась, что из прокушенной губы.
Северус открыл глаза. Взгляд был вполне вменяемым, в черной глубине даже плеснулась насмешка:
– Не перестанешь меня трясти… начну орать… как Поттер.
Закашлявшись, мальчик начал оседать. Лили попыталась его удержать, но его взгляд лезвием резанул, как и короткое:
– Оставь…
Однако рухнуть со всем шиком себе под ноги она ему не позволила – они красиво опустились на пол вместе.
Лили уложила голову мальчика себе на колени. Он дрожал, как в лихорадке. Лицо у него было белым как снег, но спокойным. Неестественно спокойным. Черные равнодушные глаза внимательно наблюдали за ней.
Экспериментатор хренов! Врезать бы тебе сейчас!
Да лежачего не бьют.
– Где противоядие? – спросила Лили.
Господи, какой же тяжелый у тебя взгляд, дружище! Под ним Лили себя чувствовала бабочкой на тонкой, острой игле.
– Где противоядие? – повторила Лили.
Он словно нарочно продолжал сверлить её взглядом и не произносил ни слова.
– Какого черта, Сев?! Что за игры?
В ответ уголки губ дрогнули. Лили с ужасом наблюдала, как тонкие, с одной стороны почти девичьи, а с другой, – острые, птичьи черты её друга заостряются всё сильнее. Его тело с каждым вздохом словно становилось холоднее и тяжелее.
Сердце девочки бешено колотилось.
Кто сказал, что ад – это яма, полная огня? Ад – это ожидание.
Край губ мальчика снова дернулся. Он точно пытался её что–то сказать, гипнотизируя её глазами.
– Что…? Что, Сев?
Лили ласково, нежно провела ладонью по запавшим, отливающим синевой щекам. Она даже и не замечала, что плачет.
Волосы Северуса, удивительно мягкие на ощупь, разметались по пыльным плитам, и Лили вдруг отчего–то представилось это кощунственным, она попыталась их собрать, удержать в руке.
– Ли–ли…
– Да?
Сев с усилием повернул голову и, проследив за ним взглядом, она увидела, что в разжатой ладони тускло блестит пузырек.
– Противоядие?
Вместо ответа он опустил ресницы и быстро поднял их.
Лили осторожно влила в потрескавшиеся, искусанные губы содержимое колбочки до последней капли.
Северус послушно проглотил состав и закрыл глаза.
Ему явно было холодно, и, чтобы как–то согреть его, Лили улеглась рядом, обнимая вздрагивающие худенькие плечики, закутывая их обоих мантиями так, чтобы как можно лучше сохранять тепло.
Они так и лежали на полу вместе, в обнимку.
Вскоре Лили начала чувствовать, что холод потихоньку распространяется и по её телу тоже. Северуса больше не трясло, но она отнюдь не была уверена, что это к лучшему.
Словно прочитав её мысли, мальчик поднял руку и, в свой черед, обнял Лили за плечи.
– Мне лучше… – прошептал он, не раскрывая глаз. – Ты…
– Тс–с! – приложила Лили палец к сухим, бледным, горячим губам. – Не разговаривай.
Спустя десять минут Снейп снова шевельнулся.
Лили снова посмотрела мальчику в глаза. Черные, матовые, без блеска. Правильно, блеск дает отраженный свет, а глаза Сева поглощая лучи, гасят их.
– Мне было не так уж и больно, правда. Яд – это же не Круцио. Я просто не мог пошевелиться. Паралич – один из побочных эффектов данного состава, следует за судорогами. Я совсем забыл об этом…но как я мог забыть? – тьма в глазах Сева удивленно распахнулась.
– Ты тот ещё придурок! А если бы ты умер, Сев?! Я осталась бы одна? Совсем без света?
– У тебя же была с собой палочка? Могла бы наколдовать Люмос.
– Сев, ты совсем… – покачала головой Лили, тщетно силясь перестать всхлипывать. – Я не за себя испугалась, – за тебя! Да как тебе в голову пришло протащить меня через такое? Ты просто демон! Ещё попроси меня на тебе Аваду Кедавру потренировать!
– Поживем – увидим, – ответил он.
Лили замолчала. В голосе его не было насмешки, и от этого становилось совсем жутко. Девочка сделала попытку отстраниться, но, к её удивлению, Сев её удержал.
– Прости. Ну прости… не следовало выпускать из вида, что одним из действий этого яда является прекращения нормального функционирования нервной системы. Я вспомнил об этом только тогда, когда уже не мог шевелиться. К тому же, по моим расчетам, яд должен был действовать медленнее…
Сев притянул её к себе ближе.
– Не злись, Лили.
Ну разве могла она ему отказать? Северус так редко о чем–то просил. Да и просит ли он сейчас? Или приказывает? А какая, собственно, разница? Злость–то все равно испарилась, как роса в полуденных лучах солнца.
– Когда–нибудь ты уйдешь в свою гриффиндорскую гостиную, к своему Поттеру… и не вернёшься ко мне больше, – вздохнул Снейп, гладя Лили по голове.
Его рука удерживала девочку, она не могла видеть выражения его лица. Лили подозревала, что он это нарочно.
– Поттер – не мой…
– С ним тебе легко, – вздохнул Сев и снова погладил девочку по янтарным кудряшкам. – А со мной легко не бывает. Лили…
– Ты столько раз говорил о том, что я не слушаю! Но и ты, Сев, ты не просто не слышишь – не хочешь слышать. Я не такая, какой ты меня видишь. Я не меняю свои привязанности, словно перчатки. С первого дня нашего знакомства я бегаю за тобой, словно собачка, а ты делаешь все возможное, чтобы меня оттолкнуть. Не замечаешь, высмеиваешь…
– Когда это я тебя высмеивал?
– Всегда!
– Лили, – Северус медленно приподнялся, перетекая из лежачего положения в сидячее, – ты не кажешься мне смешной. Твой Поттер…
– Назови ещё раз Лягушонка моим, и я чертовой матери разнесу весь твой Хогвартс. Я сегодня же уеду домой! Я никогда не вернусь сюда!
– Мой Хогвартс? Если бы он был моим, ты бы не оказалась в Гриффиндоре, я – в Слизерине, а мы бы были в Равенкло вместе.
– Но разве ты не мечтал о Слизерине? Ты же хотел учиться там, где учатся чистокровные волшебники? Такие, как твой драгоценный Малфой?
Северус опустил голову. Завеса волос скрыла его лицо. Было в этом жесте что–то, от чего у Лили заныло сердце.
– Что–то случилось?
– Не будем об этом, Лили.
– Что такого, интересно, мог выкинуть твой драгоценный Люци, чтобы ты начал вздыхать о равенкловской гостиной?
– Я сказал – не будем об этом.
– Ты сказал. Я–то не говорила…
– Всё, мы возвращаемся.
– Сев!
– Уже прошло слишком много времени.
– Да ты просто меняешь тему! – вот и все. Минутой назад, пока я не заговорила о Слизеринском Принце, ты не помышлял о времени.
– Да, Лили, я меняю тему. Да, я не хочу говорить о лорде Малфое. И да, – я в нем разочарован.
– Достаточно сильно, чтобы вспомнить, наконец, обо мне?
– Я никогда о тебе не забывал, Лили. Это же глупо – сравнивать мой интерес к нему с интересом к тебе.
– В чём тут глупость?
– Ты – то, чем я хочу владеть. Люциус – воплощение того, чем я хотел бы стать.
– Как это – владеть?
– Так, чтобы не бояться появления всяких Блэков и Поттеров. Будь я Малфоем, мне бы это не грозило, правда? У меня были бы шикарные длинные белые волосы, огромный счет в Гринготтсе и все необходимые связи в высшей магической аристократической верхушке…
– Сев, – засмеялась Лили, – и кто тут легкомысленный и недальновидный? К чему мне счет в Гринготтсе, если я только смутно догадываюсь, что это такое? И уж тем паче ни к чему связи в высшей магической аристократической верхушке. Мне на это плевать с Астрономической Башни.
– Манеры, мисс Эванс, – скривил губы Сев, явно пародируя МакГонагалл.
Но в глазах его не было ни насмешки, ни веселья. Одна сухая, колючая злость.
Лили подошла к нему, упершись лбом в мантию, пропахшую пылью, на всякий случай ухватившись за длинные широкие рукава:
– Ты и так владеешь мной, Сев. Я, конечно, вряд ли могу претендовать на то, чтобы заменить шикарные белые волосы, счет в банке или аристократическое чистокровное происхождение. Зато я могу то, чего все перечисленное не умеет, – я люблю тебя...
Он вздохнул.
На какое–то мгновение Лили показалось, что он сейчас обнимет её в ответ.
Но он отстранился.
Лили смотрела на взъерошенного, похожего на вороненка мальчика, и в сердце её прорастала горечь.
– Ну и иди! Уходи, Северус Снейп! Давай, вали! Проваливай к своему дорогому Малфою, на которого ты так хочешь походить. Прохаживайтесь с ним под ручку, надуйтесь, как два индюка, и воображайте себя властителями мира. Вынашивайте ваши грандиозные планы по искоренению магглов и выведению особо ядовитой поганки…
– Я же сказал тебе, что разочарован в Малфое. Но мне, увы, все равно придётся к нему идти
– Во что ты вляпался, Сев?
– Ни во что.
– Ты, слизеринский гаденыш! Ты на самом деле собирался сегодня отравиться, да?! Из–за своего придурка Малфоя? Чтобы избавиться от всех проблем разом?!
– Не выдумывай! – прикрикнул на неё Сев. – Если бы я хотел отравиться, я бы отравился. Без свидетелей и андитодов. Если я что–то решаю, я это делаю и не останавливаюсь на половине пути. Я хотел, чтобы ты помучилась и в следующий раз дважды подумала перед тем, как раздражать меня. А ещё я хотел, чтобы ты держалась от меня подальше. Слишком тягостная сцена в этом богом забытом клочке замка заставит тебя избегать меня, потому что твоей здоровой психике противны подобные болезненные проявления…
Сев действительно очень хорошо знает её. Читает, словно открытую книгу.
В то время как она не понимает его. Совершенно.
– Зачем, в таком случае, ты мне всё это сейчас говоришь?
– Может быть, потому, Лили, что отталкивать тебя раз за разом мне совсем не так просто, как тебе представляется…
– Тогда – не отталкивай.
Горький торфяной дух и темнота обступали их со всех сторон. Окружала промозглая подвальная сырость.
Лили, подавшись вперёд, коснулась теплыми губами потрескавшихся, сухих, искусанных губ Сева.
В неполных двенадцать лет никто из них не способен был испытывать страсть. Зато оба они чувствовали щемящую, ничего не требующую взамен нежность.
Они были вместе.
Они были рядом.
Они были счастливы.
Северус и Лили…


Лорд Малфой

– Где ты была, Эванс? – накинулась Мэри, как только Лили перешагнула порог гриффиндорской гостиной. – Я всюду тебя искала, но ты словно в воду канула.
– Плохо искала.
– Вообще соображаешь, что делаешь? Прогуляла Трансфигурацию! – внесла свои пять кнатов Алиса. – МакГонагалл тебя к себе вызвала ещё три часа назад.
– Пойду паковать вещи.
– Зачем?
– Скорее всего, меня вышибут из Хогвартса…
– Чушь! – вклинился Поттер. – Ты ж никогда раньше не прогуливала? Ну отругают; ну назначат отработку. Не трусь! Мы и не такое выкидывали…
– Да где вы и где я?!
– Что ты хочешь этим сказать? – блеснул глазами Лягушонок.
Все с интересом затихли. Между Рыжей и Поттером назревал очередной конфликт.
– Эванс, – вмешался Пруэтт, торопясь погасить пожар. – Ступай к МакГонагалл.
– Уже поздно… – начала девочка.
– Немедля.
Подавив вздох, Лили пошла.
Она нашла декана на привычном месте, в кабинете за столом, перед горой свитков.
Перо учителя легко порхало над строчками.
– Эванс? – оторвавшись от проверки, профессор глянула на девочку, сведя брови. – Изволили, наконец, почтить меня присутствием?
Ноздри профессора гневно раздувались.
– Потрудитесь объяснить, по какой причине вы сегодня пропустили уроки? – процедила классная дама ледяным тоном.
– Я не подготовилась.
Лили хотелось от страха втянуть голову в плечи, но она бесстрашно, почти дерзко смотрела в строгие глаза:
– Уроки магии слишком сложны для меня.
– Ещё вчера сложностей у вас, кажется, не возникало?
– Я…я не справляюсь с программой… потому что я не настоящая ведьма. Для того, чтобы быть настоящей, нужно родиться в семье колдунов. Я же… а я…словом, я готова вернуться домой.
– Что вы несёте? Откуда вы набрались этой… ереси? – учительница смерила девочку взглядом. – Однокурсники дурно обращаются с вами?
Лили отрицательно помотала головой.
– Вас обидели?
Лили замотала головой ещё яростней.
МакГонагал вздохнула, выпрямляя спину.
– Любые трудности преодолимы, мисс Эванс.
– Я не хочу преодолевать трудности, – упрямо заявила Лили. – Я хочу домой...
– Что это ещё за разговоры? – перебили её. – «Хочу», «не хочу»?! Об этом не может быть и речи. Закроем тему. За сегодняшний прогул назначаю вам отработку – будете помогать миссис Вэл в больничном крыле. Мистер Слагхорн расхваливал ваши таланты зельевара, вот и посмотрим, насколько похвалы оправданы. И конечно же, сдадите свиток. Завтра же, мисс Эванс. Поняли меня?
– Да, профессор.
Женщина сняла очки. Без привычного аксессуара взгляд её казался мягче.
– Я понимаю Лили, тебе нелегко. Но тот, кто ищет в жизни легких путей, почти наверняка эту жизнь проигрывает, – она выдержала паузу. – Я поговорю с Джеймсом…
– Он здесь не при чем!
– Не лгите. Во что ни ткни пальцем на моем факультете, Поттер, увы, окажется «при чем». Да ещё по самые уши! Ступай, Лили. Я не стану снимать с Гриффиндора баллы. Но впредь постарайся не прогуливать.
***
Было уже поздно. В лунных лучах Хогвартс выглядел устрашающе. Торопливые шаги отдавались гулким эхом в извилистых переходах. Подрагивали редкие факелы, скорее подчеркивая, чем разгоняя тьму.
«Осталось совсем немного, – уговаривала себя Лили, – ещё чуть–чуть, и этот кошмарный день наконец закончится».
Завернув за поворот, девочка поспешно нырнула обратно.
Впереди маячила группа слизеринцев–старшекурсников. И это был не патруль, хотя группу и возглавлял Слизеринский Принц – Люциус Малфой собственной персоной.
Эйвери, Каркаров, Нотт, Малфой и…Сириус Блэк?
Последний–то тут что делает?
– Я предупреждал тебя… – раздавался манерный, холодный голос Люциуса. – Твое решение в лучшем случае… опрометчиво.
– Не стой так близко, – дернулся Блэк. – Меня от тебя мутит.
Люциус нарочито сделал шаг вперёд, склоняя голову. Водопад снежных волос почти накрыл собеседника.
– Мне нравится стоять здесь, Сириус, – с придыханием протянул блондин, – и я буду стоять, где захочу…
Бледные пальцы Малфоя задержались на щеке гриффиндорца:
– Ты ещё смазливее, чем твоя кузина, сладенький Блэк.
Мальчишка дернулся от протянутой к нему руки, словно от паука, скривившись от отвращения.
Малфой засмеялся.
Сириус в ответ улыбнулся своей фирменной гадючьей улыбкой. От неё ёжилась сама МакГонагалл. Подавшись вперёд, встав на цыпочки, гриффиндорец что–то прошептал на ухо Слизеринскому Принцу. В следующую же секунду палочка Малфоя резко упёрлась в хрупкую шею с такой силой, словно вознамерилась проткнуть тонкую кожу на мальчишеском горле.
– Зря ты это сказал, – протянул блондин.
Луна, вливаясь через большие окна, ярко освещала лицо Люциуса. Слизеринец был похож на тигра: взгляд полон жажды насилия, губы кривятся в жестокой усмешке.
Сириус смотрел с вызовом, но выглядел при этом таким маленьким, таким хрупким…
Лили испуганно вслушивалась в переливы тихого, изысканного, протяжного голоса:
– У нас впереди куча времени. Я научу тебя хорошим манерам.
– Обломаешься…
Короткая вспышка света на кончике Малфоевской палочки – вырвавшаяся магия впечатала Сириуса в стену. Мальчишка захрипел, хватаясь руками за горло.
– Люциус, – нерешительно переступил с ноги на ногу Каркаров, – он же ещё ребёнок...
Малфой наградил непрошеного заступника взглядом василиска.
– Неприятно? – с издевкой прошелестел блондин, опускаясь на одной колено рядом со сползшим по стене мальчиком.
Лили мутило от страха так, будто не Сириуса, а её Малфой схватил за подбородок; в её глаза заглядывал своими бесцветными льдинками.
– Будешь мне дерзить, узнаешь, насколько я могу быть изобретательным, когда хочу причинить боль...
Сириус рассмеялся. Прямо в лицо блондину.
– Что ты можешь знать о боли, павлин неощипанный?
Поединок двух взглядов. Глаза в глаза. Лица противников так близко, что в этом есть что–то непристойное.
Каркаров, Нотт и Эйвери молчаливо изображали столбы, отсутствие всяческого присутствия.
– Ты похож на Беллу, – сообщил Люциус, снова скользя пальцами по щеке Сириуса. – Моя Белла была так любезна, что рекомендовала тебя в качестве игрушки…
– Да ты что? Неужели? Она такая затейница, наша Белла…
Короткая хлесткая пощечина, отвешенная Малфоем, заставила Сириуса замолчать.
И снова обмен взглядами, словно перетягивание каната.
Лили зажала рот ладонью, когда Блэк плюнул в самодовольную, высокомерную физиономию.
Люциус медленно вытер плевок с лица тыльной стороной ладони. Потом не торопясь отёр руку о мантию Блэка. Лицо у него при этом было такое пустое–пустое, словно у восковой куклы.
Ноль эмоций.
А потом слизеринец ударил. Резко. Кулак врезался Блэку в живот, заставляя согнуться пополам.
Люциус дождался, пока Сириус, стиснув зубы, медленно выпрямился, после чего ударил снова. Коленом. Под дых.
А потом град ударов посыпался, как из рога изобилия.
Притомившись от грубых маггловских приемов, Малфой перешёл к магии. Взмах палочкой, и Блэк, сипя, снова схватился руками за горло. Глаза его едва не лопнули от удушья. Он хрипел, кашлял, рычал, цеплялся за мантию мучителя, катался по полу.
Лорд Малфой невозмутимо, с интересом наблюдал за чужими страданиями.
– Люциус, прекрати! – прошептал Каркаров. – Ты же убьёшь его…
– Финита Инкантатем... – опустил блондин палочку.
Сириус жадно хватал ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды.
– Блэк в ногах у Малфоя? – мне это нравится…
Сириус, не в силах подняться с пола, вскинул вверх черные полукружия ресниц и посмотрел с выражением крайне брезгливого презрения.
– Я думал, ты сильнее, – с показным разочарованием вздохнул Малфой.
Перед тем как наступить поверженному противнику на грудь острым, обитым железом, каблуком.
– Боишься меня? – довольно рычит зверь в образе аристократа, упиваясь властью, силой и безнаказанностью.
– Иди в задницу!
Схватив мальчишку за ворот мантии, Люциус рывком поднял его.
– Ну если только сам просишь… хочешь статья моей подстилкой, Блэк? Покорной, сговорчивой игрушкой?
– Размечтался.
Пальцы Люциуса зарылись в темные кудри Блэка. Рывком Малфой заставил мальчика запрокинуть голову.
– Я могу взять тебя силой. Понимаешь это? Прямо здесь, в этой грязи и пыли. И не я один. Мы все. Снова и снова, раз за разом, пока кишки через рот не полезут. Никто ж не вступится…
«Нужно срочно что–то сделать! Что–то предпринять! Нельзя же безучастно смотреть на такое? Она, Лили Эванс, гриффиндорка, черт возьми! Гриффиндорцы не отсиживаются в кустах. Гриффиндорцы сражаются!», – воинственно кричал внутренний голос.
Только вот страшно было «вылезать из кустов». До икоты жутко сражаться с таким, как Малфой. Он же прибьёт её, словно лев болонку, – одной лапой.
«Ну же, Лили, – услышала она воображаемый голос Сева, пропитанный ядом сарказма, – не прячься. Вперёд! Пусть у лорда Малфоя будет две игрушки вместо одной. Он обрадуется. В отличие от Блэка. Знаешь, никто из парней не мечтает предстать перед хорошенькой девочкой в таком виде, – голос друга зазвучал резче. – Не глупи! Беги отсюда прочь! Это самое лучшее, что можно сделать в данных обстоятельствах».
К этому голосу Лили тоже не прислушалась.
Она осталась стоять, где стояла. Подглядывая из-за угла.
Малфой склонялся всё ниже и ниже, пока их с Блэком лица не разделил какой–то дюйм. Блондин привлекал к себе Блэка так, словно тот был женщиной.
– Болен, Малфой? – в голосе Сириуса звенел отрезвляющий лёд. – Свихнувшийся дурак! Золотом твоему папочке этого не исправить. Продолжай так и дальше, Люци, избавишь землю от своего возможного подобия. Только – Мерлина ради! – выбери другой объект. Твои прелести не в моем вкусе.
Малфой с размаху заехал Сириусу кулаком в лицо, разбивая в кровь тонкие черты.
– Я уничтожу тебя! Изуродую! Взгляни на себя? Где–то сейчас твой хваленный блэковский лоск?
– Наверное, там же, где и твоя мужественность, – хохотал разбитыми губами Сириус.
Град ударов на сей раз сыпался куда попало: в лицо, грудь, живот, пах.
Лили поняла, что дольше созерцать эту картину не в состоянии. Как ни страшно – нужно вмешаться.
Она набрала в легкие воздуха, словно собиралась нырнуть в воду, и…
И тут мрак подземелья взорвался разноцветными огнями. Её, – хвала Небесам! – опередили.
Первая, серебристо–белая вспышка ударила Люциуса Малфоя в грудь, сбивая с ног. Словно идол, грохнулся он на каменные плиты, собирая спиной серую пыль, пятная ею шелковую мантию и подметая полы волосами.
Две другие вспышки вырвали палочки из рук его держиморд. Эйвери и Нотт зеленели со злости, Каркаров широко открывал рот, изображая, видимо, изумление.
Люциус попытался подняться на ноги, но снова был брошен наземь.
К смеху Блэка присоединился заливистый и веселый, бесшабашный, самоуверенный хохот Поттера.
– Эй, ведь простенькое заклинание, а каков эффект?
Поттер, Люпин и Петтигрю материализовались из пустоты.
– Ты?! – ревел Слизеринский Принц, рывком поднимаясь на ноги. – Но…как?!
Мальчишки, не сговариваясь, рассыпались в стороны. Поттер и Петтигрю держали палочки наизготовку.
Люпин бросился к Сириусу, помогая тому подняться.
– Видишь, как переменчива злодейка–судьба? – продолжал зубоскалить Лягушонок.
Лили в совершенстве знала это широкую плутовскую улыбочку. Именно ею Поттер всегда доводил «Эванс» до белого каления и «классической стойки на хвосте», как любезно характеризовал это состояние сам Джеймс.
Улыбка действительно доставала.
– Теперь ты тоже знаешь, какого это: лежать у чьих–то ног.
– Я тебя в порошок сотру!
Но на фоне веселого, заливистого хохота потуги на рык выглядели гротескной пародией.
– Хочешь, покажу ещё одно простенькое, но эффектное заклинание? – ухмыльнулся Поттер.
– Наглая малявка… – двинулся было Нотт.
Но Петтигрю взмахом палочки отправил его полежать под Петрификусом.
Поттер играюче отбивал проклятие блондина. Те роем цветных искр рассыпались повсюду, и будь Лили более чистокровной, ей было бы страшно. Рикошетило во все стороны.
– Рем, убери отсюда Сириуса.
– Ты…?!
– Убери его отсюда, я сказал!
Поттер как всегда весел и бесшабашен. Как всегда – играет.
«Осторожнее, Джеймс!», – хочется крикнуть Лили.
Хочется до такой степени, что она закусывает губу.
Люциус откидывает голову, как змея, перед броском раздувающая капюшон. Поттер с вызывающей улыбкой ждёт его действий.
Питер Пэн, пляшущий на расстоянии шага от беды.
Мальчик, которому не суждено стать взрослым...
Палочка Люциуса рубит сверху вниз. Поттер вскидывает свою снизу вверх. И два огня сшибаются, соединяются в одну цветную, великолепную, похожую на радугу, дугу.
Что–то дрожит, тонко звеня, и свет проклятий гаснет.
В коридоре смолкает грохот. Снова становится темно.
– Я убью тебя, Поттер…
– Не вспотей, Люци, на сквозняке это опасно. Так всегда говорит моя престарелая тетушка. Используй силу взгляда. Взгляд негодующего Чистокровного, говорят, способен обернуть в горькое воспоминание…
Новый замах.
Снова вспышки.
– Я не удовлетворяюсь взглядами, – рычит Малфой.
– Тогда поучись любить правую руку. Может, полегчает? – Поттер снова ловко увертывается от проклятий Малфоя.
Танец на острие ножа.
Пляски с тигром.
Лягушонок – заносчивый позер, но Лили не может не любоваться им сейчас. Его брызжущей энергией, ключом бьющей куда попало.
Люциус склоняет голову, как бы признавая поражение. Медленно опускает палочку. Светлые волосы сверкающим водопадом обрамляют узкое лицо.
– Эйвери, Каркаров! Подберите Нотта. Мы уходим. Приятных снов, Поттер.
Люцуис разворачивается и делает несколько небрежных шагов в сторону.
Поттер смотрит ему вслед, ероша черные густые вихры, то ли в недоумении, то ли от радости, что так легко отделался.
Малфой внезапно оборачивается и вскидывает палочку:
– Круцио!
Неведомая сила поднимает в воздух худенькое тело Лягушонка и с лету впечатывает в стену.
Внутри у Лили все леденеет, когда она слышит крик Поттера:
– Так нечестно, Малфой!!!
Взревели сирены, среагировав на Непростительное.
– Уходим, – скомандовал Малфой. – Быстрее, быстрее…
Лили выбежала из своего укрытия и кинулась к Лягушонку:
– Джеймс! Ты в порядке?
– Эванс? Я так и знал, что ты где–то рядом! Да не смотри ты вслед Малфою, на меня смотри!
– Но…
– Мерлиновы штаны! Филч, чтоб ему…!
Поттер толкнул Лили в нишу за статуей и набросил им на голову какую–то тряпку.
Он вообще–то в своем уме?
– Что…?
– Тс–с!
Мальчишеская ладонь зажала рот. Взглядом Поттер приказывал Лили молчать.
Он всерьёз считает, что Филч не заметит их под этой струящейся, насквозь просвечивающей тканью?
– Что тут происходит?!
Странно было видеть МакГонагалл в халате и шлепанцах на босу ногу. Да ещё и в бигуди. Лили так и разбирало захихикать. Это было почти неконтролируемо, как желание чихнуть. «Страшные» глаза Поттер только усугубляли дело.
– Видимо, какая–то стычка между студентами, – резюмировал подоспевший со стороны Подземелий Слагхорн.
Он тоже потешно смотрелся в своей фланелевой пижамке с корабликами.
– Судя по всему, какой–то олух применил Непростительное?
– Минерва! Сейчас почти полночь. Наверняка преступник пошёл баиньки. Последуем его разумному примеру.
– Как вы можете, профессор?!
– Могу, – со страдальческим выражением на лице почти прохныкал слизеринский декан. – Я спать хочу…
– Нужно незамедлительно доложить обо всем директору.
– Ну если незамедлительно… – развел руками Слагхорн.
Причитания длились как минимум минут десять.
Оставалось только дивиться, что никто из преподавателей даже и не посмотрел в сторону парочки, затаившейся рядом с рыцарем в доспехах.
Лили и Поттер были словно невидимки.
Наконец мягкое шарканье шлепанцев возмущенных преподов стихло в дремлющих переходах замка.
Лили казалось, что она уснет стоя, словно лошадь.
Самый ужасный день в её жизни близился к концу. Не день, а кошмар наяву.
А вот Поттеру спать, увы, не хотелось.
– Ты давно пряталась в том переходе, Эванс?
– С самого начала. Только будет лучше, если Блэк об этом не узнает, – сообщила она, зевая с риском вывихнуть челюсть. – Джеймс, не говори ему, ладно?
– Ну, вообще–то Сириус и сам обо всем догадается, когда я тебя под белые ручки в гостиную заведу. Ну может быть и есть способ проскользнуть незаметно? А что я за это получу, Эванс?
– Пощадишь самолюбие друга.
– Зелье, Эванс!
– Поттер! Как же ты меня достал… – тихонько взвыла Лили.
– Я незаметно протащу тебя в гостиную, верну сумку, сам схожу на твои отработки или договорюсь с МакГонагалл, чтобы она от тебя отстала. Я публично принесу тебе свои извинения, посыплю голову пеплом. Дам клятвенное обещание держаться от Нюнчика–Блевунчика на расстоянии, скажем, на месяц… или даже на два. Ну Лили. Ну пожалуйста! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…
– О–о! Я теперь – Лили?
– Эванс! Ну не цепляйся ты к словам. Эванс?! Эванс! – возмущенно встряхнул он её. – Ты что?! Спишь?!
– М–м! Засыпаю. Поговорим завтра? Я сейчас просто упаду…
– Вижу. Ладно… Но завтра – обязательно. Заметано? – протянул он ладонь.
– Заметано.


Гриффиндорские планы

Лунный луч скользит по коридорам Хогвартса.
Лили семенящими шажками крадётся следом. Круглая, раздутая луна заглядывает в готические окна. Желтая, насмешливая, зловещая.
Что–то шуршит по углам, блестит красными огоньками.
Снежные волосы сверкают, точно снежинки, резко выделяясь во мраке.
– Я могу быть очень изобретательным… – выдыхает тихий вкрадчивый голос. – Ты не пожалеешь, сладенький…
Тонкие пальцы Малфоя путаются в темных волосах:
– Северус… – странным, волнующим, липким голосом дышит темнота.
«Да как ты смеешь?!», – пытается крикнуть возмущенная Лили.
Но голос не слушается. Будто на неё наложили Силенцио.
Или её душат непролитые слезы?
Тихий, змеиный смех, ласковый и пренебрежительный:
– Мой Северус…! – торжествующе рокочет голос.
Сплетённые в тесном объятии тени четко выделяются на фоне окна.
Этого не может быть.
Просто. Не. Может. Быть.
***
– Просыпайся, соня, – голос Алисы заставил очнуться от леденящего душу кошмара. – Просыпайся немедленно. Мы уже умылись.
Сон!
Только сон?
Слава богу…
Сердце в груди ухало, во рту пересохло, щёки ещё были мокрыми от слез.
Господи, уж лучше бы разъяренный гиппогриф приснился, чем такое.
– С тобой все в порядке? – обеспокоилась Алиса.
– Да. Вчера просто поздно легла. Вот голова и болит.
– Заболела? – посочувствовала Дороти.
Нырнув в умывальню, где зернистый пар стоял стеной, Лили, повернула рычаг и подставила лицо под горячие струи, крепко зажмурившись.
Сразу цветными пятнами замелькали лица.
Малфой и Блэк.
Малфой и Северус.
Малфой и Блэк.
Малфой и Северус.
Малфой и Северус.
Северус!..
Лили тряхнула головой, но лица не исчезали.
Светлые и темные волосы переплетались. Светлые и черные глаза насмешливо блестели. Она словно бы наяву слышала смех – один на двоих.
– Точно заболела, – посетовала Мэри, когда девочка вернулась в спальню, – на тебе лица нет.
– Куда же оно вдруг делось? – огрызнулась Лили.
Девчонки больше не приставали с соболезнованиями.
Стоило перешагнуть порог Большого Зала, как взгляд мгновенно отыскал знакомое лицо: Северус сидел на привычном месте, рядом со Слизеринским Принцем. Они, по обыкновению, беседовали. Никаких неприличностей. Просто два благонравных, благовоспитанных юноши.
Стоило черным глазам Сева встретиться взглядом с Лили, как тонкие брови сошлись над переносицей. В глазах промелькнула тень.
«Что? – казалось, спрашивал он, наполовину обеспокоенный, наполовину раздраженный. – «Что ещё опять у тебя случилось?».
Лили поняла, что злится.
Конечно, Сев не виноват в том, что ей по ночам снится всякая чушь. Но, – зачем, зачем, зачем!? – всё время торчать около этого мерзкого Малфоя? Какие интересы их могут связывать? С чего бы Блондину интересоваться незначительным мальчишкой, полукровкой в придачу?
– Эй, Эванс! – донесся звонкий голос Поттера. – Сядешь с нами?
Лили, не удостоив Лягушонка ответом, села на привычное место. Затылком, спиной, всем своим существом продолжая чувствовать взгляд Сева. Казалось, он пытается читать её мысли. Она в отместку не отказалась бы покопаться в его голове.
Что Лили знает о своем друге? Ничего.
Можно ли ему верить? Как знать?
Людям, которых любишь, доверять необходимо. Иначе что же это за любовь такая? Основой любви является доверие. А верит ли Лили Снейпу? Полной уверенности в этом не было. Хотя в том, что она любит Сева, Лили не сомневалась.
Глядя на худую, похожую на зловещую птицу, фигуру, девочка воображала, как чёрные языки, словно адский дым, ползут к тому, кто для неё дороже всего. Ей захотелось подскочить к нему, схватить его за грудки и трясти, словно тряпичную куклу. Сев! Как можешь ты дружить с таким, как этот Малфой?! Разве ты не знаешь о его диких забавах?! А если знаешь, то как можешь сидеть рядом с этой ядовитой тварью?
Правда в том, что, если один человек тянется к другому, значит, есть между ними общность и сходство. Нити. Незримые крепкие нити.
– Эванс, да не смотри ты на него. Посмотри на меня, – вид у Лягушонка был недовольный. – Мне показалось, мы вчера кое о чем с тобой договорились?
– Договорились, – обречённо вздохнула Лили.
– Ну? Тогда в чём дело?
– Поговорим позже.
– И так уже все сроки пролетели, – поморщился Джеймс. – Сколько можно кривляться?
– Я сказала: поговорим позже.
Поттер, обернувшись, перехватил взгляд Снейпа и правильно определил причину несговорчивости «Эванс». После чего помрачнел ещё больше:
– Нюнчик не одобряет нашего общения, да? А ты, оказывается, послушная девочка.
– Поттер, – сохраняла терпение Лили, хоть это было и непросто, – для особо одаренных повторяю: поговорим позже.
– Если и на этот раз дело сорвется, пеняй на себя.
«Не сорвется», – мысленно пообещала Лили.
Она приняла решение.
В конце концов, ей необходимо понаблюдать за Северусом. Может быть, это подло, мелко и гадко.
И даже наверняка – подло, мелко и гадко.
Пусть она неправильная гриффиндорка. Но она поступит именно так.
***
Сириус Блэк вместо того, чтобы идти к миссис Вэл и отлежаться, прохлаждаясь на кроватке, корчил из себя героя. Кому это нужно? Для чего? Это не геройство – позёрство и глупость.
А Поттер? Друг называется. Нормальный человек отволок бы Блэка в больничное крыло. Пусть даже и силой.
С такими мыслями Лили подошла к Толстой Тёте, где её поджидали Мародёры.
Джеймс в нетерпении притопывал ногой, скрестив руки на груди. Блэк меланхолично привалился плечом к стене.
– Мы тебя заждались.
– Бить будете? – поправила Лили сумку, съезжающую с плеча.
– Нет, конечно, – ухмыльнулся Лягушонок. – Может, как–нибудь иначе договоримся?
– Наверняка договоримся, – кивнула Лили.
– Что–то где–то сдохло, – присвистнул Лягушонок. – Крупное.
– Подозрительно огромное, – согласился Блэк.
– Пошли уж, герои! – окинула она обоих презрительным взглядом.
Не потому, что они этого заслуживали, а скорее уж из душевной вредности.
– Мы случайно не в больничное крыло идём? – насторожился Поттер, когда они уже почти пришли.
– В больничное, – подтвердила догадку Лили, – но не случайно. МакГонагалл назначила мне там отработки.
Они свернули в узкий коридорчик.
Дверь налево вела в лазарет, дверь направо – в процедурный кабинет, а прямо располагалось лабораторная комната. Несколько раз Лили с Севом приходили сюда и, под руководством Слагхорна готовили заказанные колдомедиком зелья. Поэтому, испортив оригинал в Выручай-комнате, они стала готовить дубликат здесь. Просто так, на всякий случай.
– Что это? – Поттер недоверчиво уставился на бурлящий в котле состав.
– Оборотное зелье. А чего ещё ты ожидал?
– Ты готовишь его прямо здесь? – у обычно невозмутимого Блэка округлились глаза.
– Лучший способ спрятать что–то – оставить у всех на виду, – поделилась соображениями Лили.
– Спорный постулат, – несогласился Сириус.
– Ты уверена, что всё сделала правильно? – засомневался Поттер.
– Профессор Слагхорн замечаний не делал. Так что скорее да, чем нет. Через несколько дней всё будет готово. Осталось только крылышки шестикрылок в последний раз добавить. Есть одно «но». Поскольку зелье готовится для профессора, я могу взять отсюда лишь малую часть. На всех состава не хватит.
– На всех и не нужно, – заверил Блэк. – Пойдем ты и я.
– Это почему? – возмутился Лягушонок.
– Потому, – отрезал Блэк. – Джеймс, не спорь. Все равно бесполезно.
– Вот, Блэк, – Лили сняла с полки один из пузырьков. – Пять капель на столовую ложку три раза в день. Помогает снять боль, способствует заживлению ран и сращиванию костей.
– И с чего ты взяла, что мне это нужно?
– Всерьёз полагаешь, что никто не видит, как ты сплевываешь кровь в платок?
– Я не… – начал шипеть Блэк.
– Эванс права, – вмешался Поттер, выхватывая пузырек у Лили из рук. – Пошли!
***
Семестр подходил к концу. Рождественский бал, традиционное мероприятие в Ховартсе, приближался. Большинство первокурсников это не особенно волновало. Чего волноваться–то? Им грозил всего лишь вкусный ужин в гостиной.
Большой Зал поступал в распоряжение старшекурсников. На бал разрешалось ходить только с четвертого курса.
Старшекурсницы в гостиной Гриффиндора только и делали, что обсуждали предстоящее событие. Хочешь – не хочешь, будешь в курсе, что на Рождественский бал полагается ходить в парадной мантии, украшать себя, словно елку всем, чем можно и даже, по выражению МакГонагалл, «распускать волосы».
Декан факультета раза по три за день пыталась внушить воспитанникам, что те должны вести себя так, чтобы «не опорочить свой факультет». Бедняжка ни сном, ни духом не знала о зловещих планах Мародеров.
На своё счастье. Иначе нервничала бы в разы сильнее.
– У тебя все в порядке? – поинтересовался Сев у Лили на сдвоенных Зельях.
Она утвердительно кивнула.
– В последнее время ты какая-то невеселая. Хочешь попасть на Бал? – улыбнулся Сев.
Лили, к его удивлению, на улыбку не ответила:
– Нет. Кстати, как у тебя дела с Малфоем?
– Совсем некстати. Почему ты спрашиваешь?
– Он мне не нравится.
– Такой эффектный парень, – голос Сева прямо сочился медом. – Чем же он тебе не угодил?
– Наверное, слишком эффектный. Для парня.
– Ты сейчас о чем? – выразительно приподнял брови Северус.
– Малфой тебя, случаем, на бал не приглашал? – язвительным тоном задала Лили новый вопрос вместо ответа.
– Нет. А должен был?
– А кого пригласил? Беллу Блэк?
– Белла на Рождество едет домой, – Северус опустил руки с ножом, которым методично нарезал корень разрыв–травы и исподлобья уставился на Лили. – С чего ты заинтересовалась Блэками?
– Странная семейка.
– Более чем. Но твоя реплика – не ответ на мой вопрос.
– Многие в Хогвартсе интересуются Блэками. Что здесь особенного?
– Решила присоединиться к большинству? – ей подарили очередной холодный взгляд. – Поговори об этом с кем–нибудь другим. Меня Блэки не интересуют.
– Потому что не якшаются с жалкими полукровками?
Нож по самую рукоятку ушел в столешницу.
– Не приходило в голову, что иногда следует последить за своим языком, Лили? Кстати, память мне изменяет, или ты в самом деле совсем недавно ревновала меня к одной из Блэк? Помнится, вы даже поссорились за право сидеть рядом с полукровкой? – уголок тонких губ презрительно изогнулся. – Блэки гнилое племя, ходячая энциклопедия безумия. Полюбоваться со стороны на их выверты одно удовольствие. Но не дай бог оказаться вовлеченным в игры темных хищников. Дьявольские отродья, как любит изящно выражаться мой папенька, вот что такое Блэки.
– Ну твоего Малфоя тоже разумным, трезвым, порядочным человеком не назовешь…
– И сравнивать нельзя.
– Не вижу разницы!
– Потому что никого из них не знаешь, – отрезал Сев.
Вечером Лили, Поттер и Блэк уселись подальше от остальных, обосновавшись в оконной нише.
– Итак, ещё раз обсудим план? – предложил Сириус.
– Сколько можно? Уж лучше пусть Эванс отдаст нам свой конспект по Маггловедению. Завалим же экзамен! Фабиан снова разорется из–за потерянных балов.
– Держи, – любезно улыбнулась «Эванс» – Сириус, а вдруг твоя кузина всё-таки решит остаться на Рождество в Хогвартсе? Хороши же мы будем – две Беллы вместо одной!
– Не решит. Но если ты боишься, Эванс, я пойду один.
Лили подавила вздох.
Она не то чтобы боялась. Она волновалась. Вот если бы вместо Сириуса пошёл Лягушонок, она чувствовала бы себя спокойней.
Блэк – он слишком красивый, слишком благородный, слишком умный, слишком взрывоопасный, слишком малопонятный. Всего–то в нём слишком для простой девчонки.
Однажды Лили выпросила у матери туфли на высокой шпильке. Туфли, которые с витрины пленяли воображение и казались красивыми до умопомрачения. Мечта, а не туфли.
Ходить в них оказалось невозможно.
Вот так и Блэк. Как шпильки. Пусть остается на витрине, все равно не поносишь.
– Большинство старшекурсников начнут веселиться в Большом Зале. В подземелье останутся наши ровесники. А здесь репутация моей кузины сыграет на руку – никто к ней не сунется. Так что мы с Эванс беспрепятственно дойдем до комнаты кузины…
– Эванс? – повысил голос Поттер.
– А?.. Что? – откликнулась задумавшаяся девочка.
– Ты вообще слушаешь? – прорвался через поток сознания раздраженный голос Лягушонка.
– Ну конечно слушаю, Джеймс! Как ни странно, я все поняла ещё в первые три обсуждения. Мы принимаем зелье, спускаемся в подземелья, изображая собой кузину Блэка и её жениха Лейстрейнджа. Пусть я смутно представляю, как меня, хоть под десятью Оборотными, можно спутать со зловещей последовательницей Морганы, будем надеяться, что общая суматоха, сливочное пиво и полумрак сделают свое дело. Мы находим комнату Беллы. Пока ты, Сириус, будешь искать черт знает что, я стану ждать тебя под дверью. Конечно, если бы в комнату Беллы пошла Белла, это было бы логично. Но поскольку я не знаю и знать не хочу, зачем мы туда тащимся, я просто буду тихонечко ждать, когда Блэк соизволит появиться. Джеймс, у меня к тебе одна просьба. Когда потащишься за нами в подземелье под своей тряпкой–невидимкой, пожалуйста, не бери с собой Петтигрю…
– Поттер в Слизеринскую гостиную не пойдет, – сверкнул глазами Блэк.
Лили вздохнула с показным благочестием:
– Блаженны верующие, ибо их есть Царствие Небесное…
Блэк повернулся к Лягушонку, сжимая кулаки:
– Поттер! Потащишься следом и...
– Можешь не договаривать. Мне и так стало страшно.
– Джеймс, – покачал головой Сириус, – я уже говорил – тебе не следует соваться в Змеиное Логово.
– Не трать слов попусту. Если ей можно пойти, не надейся, что я стану отсиживаться. Оборотного в обрез, и я вот что думаю: а на фиг нам оно вообще сдалось? Мы же можем просто пройти под Сам Знаешь Чем?
Лили показалось, что Блэк как–то странно на неё глянул. А потом снова повернулся к другу:
– Нельзя. Джеймс, я знаю, что делаю.
Нелепица какая–то. С плащом–невидимкой, под которым даже кошка Филча ничего различить не может, проще пареной репы пробраться в любое Подземелье. Вместо того, чтобы гоняться за Эванс целых два месяца.
Что за игру ты ведёшь, Блэк?
Подняв глаза, Лили перехватила взгляд Джеймса. Блэк–то, оказывается, уже успел слинять. А Лили не любила оставаться с Поттером наедине. Если только они не были заняты какой–нибудь афёрой.
– Знаешь, Эванс, почему ты в игре?
– Почему?
– Потому что тебе это нравится. Других причин нет.
– Я в игре потому, что вы нуждаетесь в моей помощи, мистер Поттер, – строгим тоном сказала Лили.
Смех Джеймса был бы заразителен, прозвучи в нем чуть меньше язвительных ноток:
– Лгунья, – выдохнул он. – Ты просто лгунья, Лили Эванс. Если бы ты была чистокровной, Шляпа отправила бы тебя следом за Нюнчиком.
– Прекрати!
– Не советую говорить со мной в таком тоне.
– А что будет?
– А ничего. Ты замечаешь, что в наших стычках и перепалках мы будто бы ходим по кругу?
Лили пренебрежительно фыркнула:
– Мне не интересно твое мнение.
– А мне вот нравится его сообщать. И тебе придётся слушать. И вообще, Эванс, смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! Почему ты не смотришь людям в глаза?
– Поттер! Почему ты такой придурок?
– Сказать «ты придурок» легче, чем признать, что я прав.
– В чем ты прав, интересно?
– Ты любишь приключения. Ты легкомысленная авантюристка.
– Устала слушать чушь. Да не люблю я приключения! Не люблю!
– А что плохого в том, чтобы их любить? У нас только одна жизнь, Эванс. Другой не будет. И какие бы доводы ты ни приводила, что бы сейчас ни говорила; как бы глазищами ни сверкала – ты же все равно пойдешь завтра за мной, Лили.
– Не за тобой, а за Блэком.
Поттер улыбнулся так, что Чеширский Кот околел бы от зависти:
– За мной, Лили. За мной.


В подземелье

Лили любила Рождество больше других праздников. В прошлом году Рождество подарило ей Сева. И отняло сестру.
Вспоминает ли друг о том, как они летали вдвоём, высоко–высоко, а под ними расстилался ночной Лондон? Как студёный Северный Ветер занес огненную девчонку в Страну Чудес?
Лили скучала по дому. Очень! Однако она не поехала домой на каникулы. Временами ей удавалось убедить себя, что причиной тому – Сев. Но в глубине души она знала, что все дело в сестре, проклявшей её.
«Если бы я попала в рай, я была бы там бесконечно несчастна», – мысленно обращалась Лили к старшей Эванс монологом любимой героини.
«Потому что ты недостойна рая, – отвечала Петуния. – Никто из грешников не может быть там счастлив».
В её воображении, в её снах Петуния повторяла, повторяла много раз:
– Ты не достойна рая. Грешники должны гореть в аду. Ведьмы – прокляты. Ты проклята, Лили. Ты не познаешь покоя.
Лили хотелось яростно возразить, закричать, что магия – не зло. Но перед глазами вставал Люциус Малфой, такой, каким она видела его в переходе рядом с Блэком – яростный демон в черной, летящей за ним, словно клочья дыма, мантии.
А за ним, плечом к плечу, вставали Белла, Сириус, Джеймс Поттер, Ремус Люпин. Её дорогой Северус , её Северный Ветер. На всех на них лежала печать Тени.
– Больше не приставай ко мне со своими тайнами, – отворотила лицо Петуния, – я не обещаю хранить твои секреты.
***
Рождественский Хогвартс был прекрасен. Запорошенные нетающими снежинками перила мраморной лестницы, двенадцать огромных елей в Большом Зале. Светящиеся ягоды остролиста, развешенные повсюду, напоминающие маггловские гирлянды.
Немного угнетали беспрестанно ухающие золотые совы. А рыцарские доспехи, распевающие рождественские гимны, вообще были неописуемы. Так забавно было слышать из-под пустого шлема: «Придите, все верующие!».
Рождественское утро началось с того, что Лили, как всегда, отдёрнула шторы своего балдахина. Солнце к тому времени уже стояло высоко и ярко заливало комнату.
– Проснулась, наконец? – приветствовала её Алиса. – Вставай, лежебока!
В ногах кровати лежала гора свертков в яркой подарочной обертке. Лили с нетерпением к ней придвинулась.
Мэри подарила коробку шоколадушек. От Алиса достались всевкусные орешки Берти Боттс. Северус, как всегда, оказался оригинален. От него Лили получила «вседухи». Запахи из флакона менялись по желанию: сирень, ландыш, хвоя, полынь, лилия, роза, сандал, цитрус. Подарок очень дорогой, если покупать его в лавке, и не по карману такому, как её бедный друг. Талантливый мальчик приготовил для неё эту прелесть сам.
Поттер, который, в принципе, мог бы и не озаботиться выбором подарка для грязнокровки вовсе, разорился на метлу «Комета–Вояж», последнего года выпуска. Подружки охали и ахали, хихикали, одаривая Лили многозначительными взглядами, чем всерьёз её раздражали.
Папа и мама прислали Лили отличную шубку. Только в Хогвартсе, где в моде мантии, шубки носить не придётся. А когда Лили вернётся домой, вряд ли она останется ей впору. Бесполезные траты. Бедные папа и мама!
Туни прислала трилогию сестер Бронтэ с запиской:
«Мне очень жаль, что я так долго тебя не увижу
Веселого Рождества».
«Мне тоже жаль», – вздохнула Лили.
Первая половина дня пронеслась в праздничной суматохе. Все возились со своими подарками. Рождественский обед был просто потрясающ – индейки, пудинги, крекеры, креветки, всевозможные экзотические фрукты. Лили пришла в восторг от клубники со сливками. Хотя последнее, на её взгляд, было лишним. Клубника хороша сама по себе, всё остальное её портит.
После обеда вышли во двор, где Лили, Поттер и Блэк получили возможность поговорить, не опасаясь лишних ушей.
– Встречаемся в половине девятого, у кабинета Зельеделья. Слагхорн наверняка к тому времени будет навеселе, – тараторил Поттер. – Лили, позаботишься о зелье. Сириус, последний ингредиент готов?
– Спрашиваешь, – презрительно дернул плечом Блэк, показав пузырек с чем–то, подозрительно напоминающим ногти.
Время сначала тянулось, тянулось, а потом как-то незаметно оказалось, что оно пролетело. И Хогвартс окутало синими прохладными сумерками.
Вестибюль заполнился школьниками в нарядных одеждах. Парадная дверь оказалась неплотно прикрыта, и при желании в щелочку можно было увидеть статую Санта Клауса на серебристых оленях из льда. Стены Большого Зала покрывал слой инея; усеянный звездами черным потолок украсили сотни гирлянд из плюща и омелы. Столы колледжей, насколько могла заметить Лили, исчезли. Их заменили столики с горящими на них фонариками.
Большой Зал был прекрасен. Прекраснее всего в Хогвартсе!
Дверь с треском захлопнулась, чуть не прищемив любопытные носы.
Протолкнувшись ко входу в подземелье, Лили спустилась вниз. Здесь факелы не горели и стояла почти кромешная мгла.
– Эванс?
Лили ощутила прикосновение горячей, сухой ладони.
– Давай быстрей! Пошли.
Вместе с Лягушонком они крались по коридору до тех пор, пока одна из дверей не приоткрылась, пропуская в комнату.
В комнате их ждал Ремус, подсвечивая себе Люмосом. Тусклый огонек распространял свет не ярче, чем маггловский ночник на прикроватном столике. Сириус метался по комнате, словно пойманная в клетку пантера, почти сливаясь с темнотой.
Взгляды обоих мальчишек обратились к просочившейся через щелочку парочке.
– Зелье? – коротко бросил Блэк, протягивая Лили раскрытую ладонь.
Лили вложила в неё пузырек с мутной жижей, больше всего напоминающей детскую неожиданность.
– Чем больше смотрю на это варево, тем больше люблю мой плащ, – хмыкнул Поттер.
– Время, ребята, – напомнил Ремус, – оно не резиновое.
Забрав у девочки пузырек, Блэк, в свой черед, протянул Лили сверток:
– Одна из парадных мантий Беллы. Наденешь после превращения. Будешь готова, позови.
Мальчишки скрылись за дверью.
Лили задумчиво повертела в пальцах свой флакончик с Оборотным. Дрожащей рукой извлекла пробку и медленно опустила внутрь бесцветную ногтевую стружку. Зелье громко зашипело, пошёл пар, словно жижа в пузырьке закипела. Вот только стекло осталось подозрительно холодным.
Секунда. Другая. Третья.
Состав на глазах поменял цвет, сделавшись бурым, словно засохшая кровь или ржавчина.
Глубоко вздохнув и зажав нос пальцами, Лили махом проглотила все, до последней капли. Вкус оказался тошнотворным, она словно пила сок из тухлых овощей. Желудок отозвался спазмами. Состав «кипел» в нем так же, как до этого в пузырьке. На смену неприятному шевелению пришла резкая боль, сменившаяся жжением во всём теле. Казалось, кожа, мышцы и кости плавятся, пузырятся, как горячий воск.
Если бы Лили только знала, что это так больно…! Да ни за что бы она…
Проклятый Блэк! Проклятый Поттер!
Все закончились так же быстро и неожиданно, как началось.
Лили обнаружила, что сидит на полу, обхватив плечи руками. Хорошо, что успела расстегнуть робу. Свитер треснул по швам.
Трясущимися руками Лили принялась переодеваться, после чего кинула на себя любопытный взгляд в зеркальце, увеличенное с помощью заклинания.
Странно было видеть себя такой. Вместо солнечной копны – длинные, смоляные локоны. Вместо круглого задорного личика в ямочках – строгие, классические чеканные черты. Зеленые, искрящиеся весельем глаза превратились в шоколадные, темно–карие, затягивающие, словно омуты.
У настоящей Беллы взгляд отличался остротой, был колючим, словно игла.
У Лили так смотреть не получалось. Взирая на отражение старшей Блэк сейчас, Лили поняла, что встретиться с кем–то из знакомых Беллы будет катастрофой. Раскусят же в одно мгновение! Никто не спутает пантеру с капризным, шаловливым котенком.
– Эванс? – донеслось из–за двери. – Ты готова?
За спиной Поттера возвышалась фигура коренастого, востроглазого парня.
– Будьте осторожны, – напутствовал Люпин.
– Помни, я слежу за тобой, – кивнул Поттер Блэку, продолжая натянуто улыбаться. – Как говорит один папин друг: «неустанная бдительность»!
– Сириус, не наруби дров, – махнул им рукой Рем.
Лили и Сириус спускались по ступеням все глубже и глубже, пока Блэк уверенно не притормозил у каменной стены.
– Дементоры и единороги, – выдохнул он.
Каменная дверь, замаскированная в стене, отошла в сторону, пропуская их в длинное подземелье со стенами из грубого камня, с низким потолком, с которого на цепях свисали круглые зеленоватые светильники.
Под каминной доской, украшенной замысловатой резьбой, в очаге потрескивал огонь. На фоне светового пятна силуэтами вырисовывались фигуры нескольких слизеринцев, сидевших в креслах с высокими спинками.
В одном из силуэтов Лили с замиранием сердца узнала Северуса. Мальчик читал.
Любой нормальный ребёнок откинулся бы в кресле, приняв свободную и расслабленную позу. Северус сидел абсолютно прямо, словно «метлу проглотил», по выражению Поттера. Оранжевые отблески плясали на его лице.
Никто не назвал бы Сева красивым. Строгий, хмурый, как ноябрьские хляби, с вечным пренебрежением во взгляде и брезгливо поджатыми губами. Что же Лили так цепляет в нём? Почему рядом с Севом блекнет порочная красота Блэков? Сияние Малфоя? Наглость Поттера?
– Эй?
Во взгляде Блэка Лили прочитала с трудом сдерживаемое презрительное негодование. И только тут заметила, что в комнате все смолкли и смотрят прямо на них.
Кроме Сева. Тот не удосужился оторвать взгляда от страницы.
Блэк двигался уверенно, словно полжизни провёл в подземельях, пока они не остановились перед одной из дверей–близнецов.
– Жди здесь, – прошептал Сириус, взмахом палочки открывая дверь.
Лили, привалившись к стене спиной, скрестила на груди руки.
Простояла она так недолго.
Почувствовав чей–то взгляд, девочка обернулась.
Худой, точно палка, Сев неуловимо походил на паука, неторопливо подбирающегося к глупой мухе, застрявшей в паутине.
Взгляд Лили невольно задержался на бледных пальцах, выступающих из–под синего бархата мантии. Спокойных, равнодушных, праздных пальцах, какими они были в отсутствие любимого ножа для бесконечных ингредиентов.
– Чего тебе надо? – как можно грубее рыкнула Лили, от души надеясь, что именно так жуткая Блэк разговаривает с младшими слизеринцами.
Уголки тонкогубого рта дернулись, то ли в попытке удержать усмешку то ли не тая презрения.
– Забавно, – протянул ядовитый, ленивый голос.
– Забавно?! – фыркнула Лили. – У тебя извращенное чувство юмора!
– Польщен, что вы успели это заметить, мисс… Блэк.
Стремительными шагами мальчик подлетел к ней. Черные насмешливые злые глаза вонзались в глаза, в мозг, в душу.
– Смело, – выдохнул он ей в лицо, приподнимаясь на цыпочки – в теле Блэк Лили оказалась выше Сева на целую голову.
Она вдруг с ужасом поняла, что заливается краской – пальцы Сева сомкнулись на её кистях. Запястья у Беллы были аристократично–тонкими. Сев прижался к ней почти всем телом, жадно втягивая воздух рядом с шеей, где быстро–быстро пульсировала жилка.
– Что ты делаешь? – возмущенно вскричала Лили, делая попытку вырваться. – Да как ты смеешь, малявка несчастная?!
– Малявка? – в шею жестко уперся кончик палочки. – Да ещё и несчастная? Подумать только, какие мы сегодня взрослые…
Лицо Сева походило на оскал черепа, жуткое и страшное.
– Убери руки, идиот…
– Молчи, – зло прошипел Сев. – Лучше молчи! Ни слова лишнего.
Блестящие глаза заглядывали в душу. Белые пальцы потянулись к волосам, и черная грива Блэк мелкими кудрями рассыпалась вокруг лица Лили.
Пальцы Сева заскользили по её локтям, предплечьям, запястьям, пока не переплелись с пальцами Лили. Движения и прикосновения могли бы показаться ласковыми, если бы не ледяная, обжигающая ярость в глазах.
– Что ты делаешь? – пискнула Лили. – По–твоему это нормально? Так себя со мной вести?
– Нет, конечно. Это же аморально – приставать первокурснику к семикурснице, правда?
– Конечно!
– Не могу с тобой не согласиться. Ты права. Остаётся только дивиться тому, как это несравненная, воинственная, решительная Блэк терпит такое обхождение?
Лили часто дышала. Он узнал её. Несомненно, узнал.
– Запах ванили…как, по–твоему, он вяжется со всем этим? – никогда раньше Лили не видела на лице друга такой гаденькой улыбочки. Никогда ещё ей не приходилось слышать гортанных интонаций, полных бархатного, уничтожающего презрения, в исполнении Сева.
– Не твое дело! – вспыхнула Лили. – Иди куда шёл!
Северус ухватился за длинные черные локоны Блэк и потянул с такой силой, что у Лили слезы на глазах выступили от боли:
– А может быть, я сюда шёл? За тобой?
– За кем – «за мной»?
Улыбка мальчика стала ещё гаже. Он смотрел на Лили с подчеркнутой жалостью. Это был очень обидный взгляд.
– Пошли отсюда.
– Сев! Я не могу...!
– Я сказал – пошли.
– Но…но я не могу…
– Знаешь, даже ангельскому терпению приходит конец.
– Я действительно не могу!
На белом лице, в прищуренных глазах, в выступивших скулах читался неприкрытый гнев:
– Немедленно идем. Сейчас же. Пока не стало поздно.
Поздно стало быстрее, чем оба надеялись.
Навстречу из темного поворота появился Люциус Малфой.
***
Лили почти с любопытством уставилась на Слизеринского Принца. Она впервые видела его без глухо застегнутой на все пуговицы мантии, в рубашке, распахнутой до пупа; и с волосами, не забранными в аккуратный хвост, волосок к волоску, а свободно обрамляющими узкое холёное лицо.
Тихое шипение, каким Северус процедил неприличное ругательство, заставило Лили с неодобрением покоситься в его сторону. И только наткнувшись на его злой взгляд, она с ужасом вспомнила, что теперь она – Белла!
– Белла? – мягко проворковал Малфой, раскрывая ей объятия. – Ты все–таки вернулась? Я счастлив.
Ощутив прикосновение мягких, гладких, словно у женщины, пальцев, Лили с недоверием и неудовольствием уставилась на слизеринского старосту.
– Дай мне ещё один шанс, – вкрадчиво выдохнул он, – только один. Поверь, я смогу все исправить.
Лили замотала головой, в надежде рассеять этот кошмар. Её даже подташнивало от ужаса.
Мамочка дорогая! Чего делать–то?
Девочка с трудом подавила желание бросить Севу умоляющий взгляд. Чем он мог помочь? Ну Поттер! Ну!!! Ей бы только выбраться отсюда. Только выбраться! Уж ты попляшешь!
Неправильно истолковавший жест гриффиндорки слизеринец подхватил «любимую» на руки, и через мгновение дверь отделила Лили от единственного человека, на помощь которого она могла рассчитывать.
– Отпустите меня немедленно, лорд Малфой! – мотая ногами в воздухе, причитала Лили.
В ответ журчал тихий смех:
– «Лорд Малфой»? Что ты сегодня пила, дорогая?
– Тыквенный сок, разумеется!
– Ну, разумеется…
Мысли в голове носились со скоростью мячика в пинг–понге: Оборотное закончит действовать с минуты на минуту. Господи, Мерлин, так его и растак, делать–то что?!
Лили изо всех сил старалась воскресить в памяти образ старшей Блэк: копна волос, горящие безумием глаза….
В следующее мгновение небо поменялось местами с землей. Шагнув вперёд, блондин заключил её в объятия, и… Лили оказалась не готова к такому повороту событий. Совершенно не готова! Абсолютно! Ей почему–то даже в голову не могло прийти, что Малфой станет её целовать, пусть даже в облике Беллы. А ведь стоило бы! Стоило обо всех последствиях подумать заранее. Тогда и ноги так предательски не подкашивались бы от страха, смущения и стыда.
От слизеринца пахло горечью и прохладой, полынью и мятой.
Ловкой подсечкой юноша сбил Лили с ног, подхватил на руки и осторожно уложил на пушистый ворс ковра, укрыв, словно одеялом, собственным телом. Нелепость ситуации просто ужасающая. Что сделает Малфой, обнаружив вместо ровесницы в своих объятиях двенадцатилетнюю соплячку–грифиндорку…?
Лили попыталась высвободиться из кольца рук, оттолкнуться от твердой груди, отодвинуться, защититься, укрыться.
Получалось плохо.
– Пусти меня! Пусти! Мерзкий слизеринец!!! Убери грязные лапы, таракан блондинистый!
Опешивший Люциус приподнялся на руках и, хлопая шикарными ресницами, с недоумением глянул на любовницу.
– Белла?!
– Болван!
– Болван?! – Блондин начинал закипать.
Эванс больше не пыталась притворяться Блэк:
– Меня тошнит от тебя, самоуверенный павлин! Ходишь, распушив хвост перед безмозглыми курицами, сам от себя приходя в неизбывный восторг!
Малфой заглядывал в глаза своими ледышками, и по спине ползли мурашки.
– И нечего на меня так таращиться!
«Ну Северус! Ну Сириус, ну где же вы?! Помогите!!!».
Словно в ответ на её молитвы, дверь отворилась, и на пороге возникло небесное видение – ладная белокурая фигурка.
– Мистер Малфой, – каждое слово, сказанное задавакой, дышало презрением и холодом, – я вынуждена сюда войти. Мне нужна моя сестра.
Малфой, успев подняться, угрожающе навис над маленькой изящной Нарциссой Блэк, напоминающей полупрозрачную статуэтку из дорогого хрусталя.
– Ты посмела войти сюда без стука?! – рявкнул он.
У Лили от этого рыка задрожал несуществующий хвост.
А пигалица напротив даже бровью не повела. Кукольное фарфоровое личико осталось невозмутимо–презрительным.
– Я стучала, если это вас волнует, сэр. Вы не снизошли до ответа. Мне нужна моя сестра, – повернувшись к блондину спиной, блондинка, не меняя ровного тона, продолжила. – Белла? Матушка требует, чтобы ты срочно вернулась домой. Она гневается, о чем не замедлит сообщить при встрече.
– Дьявольщина! – Малфой заехал кулаком по стене.
В синих глазах младшей из Блэк промелькнула смешинка.
– Уже иду, – с облегчением выдохнула Лили, поднимаясь с пола.
– Мы ещё не договорили! – Малфой умел прекрасно держать многие чувства в узде, но ярость срывала с него ледяную маску. И Лили оставалось только благодарить Нарциссу за своевременное вмешательство.
– Уж не хотите ли вы, лорд Малфой, чтобы я заставила мою мать ждать? – подражая тону Нарциссы, задрала вверх подбородок Лили.
– Следуй за мной, – по–прежнему ровным голосом пропела слизеринка, как только они покинули комнату слизеринского префекта.
Лили подчинилась без возражений. На сегодня довольно глупостей.
Интересно, почему королева Блэк решила оказать услуга Принсу–полукровке и согласилась помочь Лили?
«Узнаем позже», – пообещала себе гриффиндорка.
– Поторапливайся, – холодно бросила через плечо Нарцисса. – Ты же не хочешь, чтобы чары развеялись посреди нашей гостиной?
– А где Северус?
Нарцисса тряхнула платиновыми локонами
– Я не нанималась служить осведомителем. Спросишь у него сама при встрече.
– Тебе не надоело быть такой стервозной ледышкой?
Нарцисса остановилась, обернулась рассерженной кошкой, даже глаза сузились. Для полноты картины чертовски не хватало выпущенных коготков и распушенного хвоста.
– Как ты смеешь так говорить со мной, грязнокровка? Как осмелилась нацепить личину моей сестры?
– На самом деле все это не очень страшно.
– Понятно, – едва заметно усмехнулась светловолосая девочка уголками губ. – Северус прав: у тебя в голове либо вакуум, либо вата. Какой разумный человек станет плясать под дудку Сириуса? Могу допустить, грязнокровка, что ты плохо разбираешься в людях, и красивый фасад для тебя затмевает содержание? Впредь держись от затей моего кузена подальше, целее будешь. И, возможно, тебя не только не исключат из Хогвартса, чего ты, несомненно, заслуживаешь и из–за чего никто плакать не станет, но… может быть тебе даже удастся умереть своей смертью.
– Ты слишком часто повторяешь слово «возможно», слизеринка. Да и кто сказал тебе, что я нуждаюсь в твоих советах?
Нарцисса возвела очи горе:
– Мерлин, дай терпения. Не знаю, как Северус может с тобой общаться. Ты просто плебейка.
– Возможно, он неплохо со мной ладит, потому что нас это роднит?
– Назвать полукровку из рода Принсов плебеем может только маггл. Таким, как ты, среди нас не место. Ты была бы куда счастливее, живя на своей Тисовой улице, право же…
– Да что могут знать о счастье выродки вроде тебя?!
Белобрысой кукле удалось зацепить Лили за живое. Возможно, потому, что в её словах была правда. Лили и сама столько раз думала об этом.
Когда это Нарцисса успела достать палочку, Лили не заметила. Да и заметила бы, толку, честно говоря, все равно было бы мало.
– Импедимента!
Прежде чем отлететь к стенке, девочка инстинктивно ухватилась за руку противницы, и они вместе врезались в кирпичную кладку; та провернулась, открывая за собой пустоту.
Отчаянно вереща, слизеринка и гриффиндорка полетели вниз, в темноту.
Резкая, разрывающая боль заставила Лили истошно закричать – что–то острое застряло в левом боку, пробив хрупкое тело насквозь.
От боли мутилось сознание, но одно Лили осознавала, даже утопая в алом облаке страданий и агонии – на этот раз она влипла серьезно.
– Помоги, – попыталась прошептать Лили в расплывающееся лицо склонившейся к ней слизеринки, – пожалуйста, помоги…
Губы казались чугунными, так сложно было заставить их двигаться. Что–то булькало в горле, увлажняя рот. Мокрое, вязкое, неприятное. Тело обнимал холод. Хотелось оказаться за тысячу миль отсюда, и чтобы разрывающая тело боль только приснилась, чтобы на самом деле ей, Лили Эванс, ничего не угрожало.
Зрение мутилось. Единственное, за что ещё цеплялось сознание – светлые волосы, похожие на рождественский снег. Словно блики света в непроглядной тьме.
– Помоги…не оставляй…
Как же больно! Неужели она, Лили Эванс, умрет? Нет, нет, нет, нет, нет! Она слишком молода, чтобы провалиться в темноту, в которой никогда не будет света.
Боль сделалась непереносимой, смывая последние остатки сознания. Лили заметалась, стараясь высвободиться, точно попавшее в капкан животное, отчего жжение в левом подреберье усилилось.
– Не двигайся, – Нарцисса старалась прижать плечи мечущейся в агонии гриффиндорки. – Ты же только делаешь хуже! Пожалуйся, Эванс, лежи смирно… пожалуйста… Кто–нибудь, да помогите же!!!
Лили не удивило, что рядом с ними возникли белые лица Лягушонка и Люпина.
– Поттер? Поттер, быстрее. Она вот–вот обернётся, тогда штырь окажется в сердце, – непривычно быстро сыпал словами мальчик с волчьими глазами.
Лили затихла, с надеждой и верой глядя в бледное, покрывшееся испариной лицо со съехавшими набок очками.
– Не хочу умирать… – заплакала Лили, – Джеймс, мне так больно… сделай что–нибудь, Джеймс…
– Рем?
Лили не осознавала, что горячие руки на её плечах принадлежат не Лягушонку, а Люпину. Сознание не отмечало нечеловеческой, недетской силы, с которой желтоглазый мальчик прижимал её тело к каменным плитам.
– Джеймс, если у тебя не получится…?
– Получится!
Лили почувствовала себя ещё хуже, хотя казалось, что уже некуда. Тело снова стало «пузыриться». Боль и жжение усилились.
– Давай, Джеймс! – зарычал Люпин. – Сейчас, или будет поздно! Он войдет ей в сердце!
– Акцио, кол!!!
Казалось, в грудной клетке взорвалась бомба. Боль была ослепляющей. Лили поняла, что умирает.
«Ты же обещал, что все будет хорошо! Ты обещал!», – хотелось крикнуть ей.
– Империо! Ничего не чувствуй.
Все стало безразличным, далеким, ненужным. Лили словно плыла в белом тумане, её мягко уносило течением.
Чья–то рука сжимала её руку. Удерживала, не давая окончательно раствориться в белом безразличии.
– Не закрывай глаза, смотри на меня, Лили. Лили, только не умирай… только не умирай…
Проваливаясь в беспамятство, Лили продолжала чувствовать, как её удерживает рука Джеймса.


Лазарет

Ещё не открыв глаза, Лили почувствовала непередаваемое блаженство. Она была жива! И судя по тому, как комфортно телу, в полной безопасности.
Приподняв ресницы, девочка обнаружила, что купается в свете. Солнечные лучи врывались в высокие узкие готические окна, насквозь пробивая длинную галерею лазарета, уставленную кроватями, одерживали безусловную победу над тенями и сумерками. Преломляясь в графине с водой на прикроватной тумбочке, свет дрожал на стене, прыгал по ней солнечными зайчиками. В длинной золотой полоске танцевали крохотные пылинки.
Глаза гриффиндорки распахнулись от удивления – на высоком табурете, стоящем у кровати, сидела Нарцисса Блэк. Длинные платиновые волосы девочки, заплетённые в две косы, ярко сверкали. Еле заметная улыбка дрожала на губах, маленькие ручки были чинно сложены на коленях одна на другую. Слизеринка склонила голову чуть набок, тоненькое тело неуловимо покачивалось. Создавалось впечатление, что достаточно легкого сквозняка, чтобы поколебать его равновесие. Большие синие глаза на белом лице казались совсем темными.
– Я рада, что ты пришла в себя, гриффиндорка, – мягко сказала Нарцисса.
«Ты, видимо, обо мне сильно беспокоилась?» – просилось с языка.
Но Лили смолчала. Не хотелось сразу же нарываться на ссору.
– Это просто случайность, что пострадала ты, а не я, – все тем же непривычным мягким голосом проговорила слизеринка.
– Судьба выбирает, – ответила Лили, – не мы.
Взгляды девочек скрестились.
– Помнишь, ты спрашивала о Севе? Его не было с нами потому, что он вернулся к Малфою, – девочка едва заметно нахмурила фарфоровый лобик. – Нужно было стереть ему память. Люциус не должен был помнить о несуществующей встрече с Беллой.
Лили понимающе кивнула. Нарцисса едва уловимо пожала плечами:
– Отсутствие кусочков памяти после бурной ночи не слишком–то его насторожило.
– Он тебе нравится? – неожиданно спросила Лили.
– Малфой? – младшая из Блэк и бровью не повела. – Или Снейп?
– И тот, и другой, раз уж ты спрашиваешь.
Нарцисса неопределённо улыбнулась:
– Мне пора идти, – поднялась она с табурета. – Поправляйся.
– Блэк? – позвала Лили.
– Да? – охотно откликнулась Нарцисса.
– Сев, он… он очень злится на меня?
– Не очень. На Сириуса и Поттера он злится сильнее.
Нарцисса вышла, оставив после себя едва уловимый сладкий цветочный аромат.
Лили, повернув голову, поглядела в окно, в котором иогла видеть только синее-синее небо.
За те почти четверть часа, что они общались, слизеринка ни разу не назвала её грязнокровкой. Это что–то значит? Увы! Скорее всего – ничего.
– Как себя чувствуете, мисс Эванс? – спросила миссис Вэл, входя в палату.
– Хорошо. Вы настоящая волшебница. А я-то уже было совсем приготовилась к смерти.
– Вы, признаться, чудом её избежали, – неодобрительно покивала головой фельдшерица. – Нужно быть осторожней, деточка.
– Я это уже поняла, – сокрушенно вздохнула Лили.
– Примите лекарство и спите.
После занятий Лили навестили Мэри, Алиса и Дороти. Девчонки, обступив кровать, радостно чирикали. Лили была им рада. Она смеялась, слушая их комплименты. Охотно поедала сладости, жадно слушала принесённые сплетни.
– Не знаю, что там у вас произошло, но Поттер очень зол на Блэка. Их еле растащили. Они до сих пор в контрах.
– Они – что?.. Подрались?
– Ещё как! – заговорщицки подмигнула Алиса.
– Кто кого побил? – Лили откусила ещё кусочек. – Надеюсь, Джеймс – Сириуса?
Девочки также рассказали и том, что Дамблдор вызывал всех Мародеров на ковер и, кажется, на этот раз рассердился всерьёз. Отправил на отработку к Филчу вручную оттирать чуланы для мётел.
– Гордый Блэк не отравился? – хихикнула Лили.
– Нет, – улыбнулась в ответ Алиса, – снес обиду в ледяном молчании.
Подруги проболтали ещё около часа, и, хотя Лили была им искренне рада, взгляд её все чаще с надеждой обращался к двери.
Она хотела видеть Северуса. Она по нему соскучилась. Почему он не идет? Разве не беспокоится о ней?
Где же ты, Сев? Где?!
Подруги ушли. Стемнело. В узких окнах кружились жирные снежинки, падали крупными хлопьями, налипали на стекло. Лили лениво следила за их полетом. И терпеливо ждала.
Ждала, когда же он придёт. Он обязательно придет. Потому что не может быть иначе.
Она ждала. И он пришел.
В синих сумерках фигурка Северуса казалось скупой, словно карандашный штрих на большом ватмане.
– Сев! – радостно протянула к нему руки Лили. Сердце девочки замирало. То ли от страха, то ли от радости. – Я прождала тебя весь день.
Скрестив руки на груди, он буравил Лили непроницаемым взглядом.
– Даже не поинтересуешься моим самочувствием? – капризно надула губки Лили.
– Я знаю, что с тобой. Рискну предположить, лучше, чем ты сама.
Пододвинув к себе табурет, Северус сел, зацепившись каблуком за перекладину, по привычке переплетая руки на груди:
– Или ты считаешь, что Поттеру твоя жизнь дороже, чем мне?
– Сев, моей вины в том, что меня спас Поттер, а не кто–то другой, нет. В чем ты меня упрекаешь?
– Тебе отлично известно в чем. Ты и твои Мародеры слишком любите приключения.
Лили откинулась на подушки.
– Дело вовсе не в Мародерах, – выдохнула она. – Причина моих поступков всегда одна и та же. Ты!
По хмурому тонкому птичьему лицу проскользнула тень непонимания:
– Я?
– Ты.
– Прости, никак не возьму в толк, каким это образом я смог заставить тебя обернуться Беллой и носиться по нашей гостиной сломя голову?
– Я хотела посмотреть, как ты ведёшь себя с твоим драгоценным Малфоем в то время, когда меня нет поблизости!
Таких больших глаз Лили видеть у друга раньше не приходилось.
– Что, прости?..
Судя по выражению лица, Сев действительно не понимал.
– Я…
– Ты…?
– Я…
– Дальше!
– Он приставал к Блэку! Я сама видела! А твоя привязанность к нему противоестественна!
Повисла долгая пауза.
– Лили! Ты с ума сошла?!
Снова тишина, вязкая, как нуга, протянулась между ними.
– У тебя богатое воображение, это я знал. Но что оно ещё и больное?.. – Северус поморщился. – У меня после твоей реплики неудержимое желание принять душ с щелоком. Как смеешь ты обвинять меня в подобной мерзости? Тебе только двенадцать, а чем, скажи на милость, забиты твои мозги?
– Я всего лишь сказала тебе правду!
– Эмоции зашкаливают? Не помешает разбавить их интеллектом.
Лили чувствовала, как на глазах закипают злые слезы обиды. Почему он всегда старается уязвить её? Это несправедливо.
У неё случился тот неприятный час, когда начинаешь верить всему самому худшему. Вместе с солнечными лучами ушла уверенность в себе, в высшем порядке вещей, в том, что всё идёт, как надо, правильно.
– Сев! Почему ты все время разговариваешь со мной, как учитель с ученицей? –всхлипнула Лили.
– А ты хочешь, чтобы я участвовал в твоих эскападах, как Поттер?
– Да при чём здесь Поттер? Почему, о чём бы я ни заговорила, ты все время сворачиваешь на него?!
– Потому что господин гриффиндорец плохо на тебя влияет.
Лили подавила желание закатить глаза:
– Спасибо, Сев, что выручил меня с Малфоем. Я очень ценю это. И извини, что доставила тебе столько хлопот. Мне, правда, жаль. Впредь постараюсь ничем тебе не докучать. Не знаю, что ещё сказать…
– Ничего говорить не нужно. Слова – ненужный мусор. Спокойной ночи, Лили.
Впервые со дня их знакомства они расстались, так и не помирившись.
Почему всякий раз именно Лили пытается пробиться сквозь ледяную стену непонимания, разъединяющего их? В конце концов, ей ведь это может и надоесть!
Ещё этот едкий свет от полной луны! Прозрачные лучи точно так же, как солнечные, прочивались через окна. Тревожа, будоража воображение, лишая покоя, клубились туманом.
Жутковато было лежать одной в огромной комнате, слышать непонятные шорохи. Слишком пустым было пространство. Слишком чёткими были падающие на стекло тени.
***
Проснулась Лили оттого, что кто–то тяжелыми шагами передвигался между кроватями. Ей удалось разобрать силуэты директора и миссис Вэл.
– Кладите его сюда, – приказал тихим голосом Дамблдор. – Осторожнее, пожалуйста. Осторожнее.
– Уф! Ну и тяжелый, – отдувалась женщина.
Лили узнала в больном мальчике Люпина. Может быть, это из–за освещения лицо его казалось восковым и неподвижным, как у мертвеца? Ремус тяжело дышал – впалая грудь с усилием вздымалась и опускалась.
Пощупав ему лоб, директор огорченно поцокал языком:
– У него все ещё сильный жар. Нужно жаропонижающее.
– Бедный! – вздохнула женщина. – С каждым разом это как будто становится хуже. Не думала, что это так тяжело проходит.
– Возможно, просто мало интересовались этим вопросом, Таис? А может быть, всё дело в том, что наш Ремус не желает принимать того положения вещей, изменить которое ему все равно не под силу?
– Не волнуйтесь. Я обо всем позабочусь, господин директор. Хотите успокоительного?
– Нет, благодарю. У меня есть мои неизменные лимонные дольки.
Дождавшись, когда дверь за ночными визитерами закрылась, Лили выскользнула из–под одеяла.
– Реми? – шепотом позвала она.
Мальчик, с трудом подняв ресницы, раскрыл глаза. Лили показалось, что они блеснули кошачьей люминесцентной зеленью. Но морок мгновенно пропал.
Люпин выглядел измученным, словно неделю пролежал в лихорадке. Губы потрескались, он искусал их в кровь. На лбу блестела испарина.
– Неважно выглядишь, – резюмировала Лили, обнимая себя за плечи, тщетно силясь не дрожать под сквозняками, шевелящими занавески на окнах и пламя на свечах.
Люпин растянул сухие, покрытые белым налетом лихорадки губы, в невеселой усмешке:
– Ты добрая, Лили, я и раньше это замечал. А ещё ты ни капельки не любопытна…
– Чужие болезни не самая интересная в мире вещь.
– Но за неимением других развлечений и это сойдет, да?
– Хочешь воды?
Получив утвердительный кивок Лили, помогла Люпину напиться.
– За что ты меня так не любишь? – поинтересовалась она, ставая стакан на поднос рядом с кувшином.
– С чего ты это взяла?
– Ты всегда нападешь на меня или игнорируешь. Или я ошибаюсь, и это свидетельствует о тайной симпатии?
– Не стой босиком на холодном полу, – прозвучало вместо ответа.
Лили не стала возражать. Ей и в самом деле было холодно.
– Эванс? Я рад, что ты поправилась. Джеймс сможет, наконец, спокойно спать.
– Надеюсь, с Блэком они не скоро помирятся, – зло фыркнула из–под одеяла Лили.
– Почему?
– Почему «помирятся»? Или почему «надеюсь, не скоро»?
– Почему надеешься?
– Блэк плохая компания для приличных людей. А Поттер мне нравится.
– Поттер всем нравится. Талант у него такой. А насчет Блэка… у Снейпа свои причины его недолюбливат.
Говорил Люпин тихо, медленно и врастяжку. Приходилось напрягать слух, чтобы улавливать его слова.
– Ты слышала предположение, что больше всего мы не любим тех людей, перед которыми виноваты?
– Чем мог Сев провиниться перед Блэком?
– Спроси у него сама. Впрочем, буду сильно удивлен, если он скажет тебе правду.
– Я так понимаю, – с вызовом вскинулась Лили, – сказав ещё парочку высокопарных фраз, ты свернешь разговор, Люпин? В чём конкретно ты обвиняешь Сева?
– Джеймс проговорился мне однажды о том, что ты видела, как Малфой измывался над Сириусом. Это не единичный случай. Чаще всего именно Снейп с удовольствием выполняет грязную работу для своего Большого Друга. Поэтому Джеймс так его и не любит.
Каждое слово Ремуса больно кололо сердце. Лили не могла ему не поверить. Люпин никому никогда не лгал. Но и поверить в то, что Сев мог вести себя так, как это гадкий слизеринский префект? Невозможно!
– Я знаю, что у Северуса плохой характер и с теми, кого он считает своими врагами, у него не в обычае церемониться. И вообще! Почему я должна обсуждать его с тобой?!
– Дослушай до конца то, что я хочу тебе сказать. Ты же не можешь не видеть, как героически твой друг борется с привязанностью, со своей склонностью к тебе? Как беспощадно обрубает каждые новые ниточки, вас связывающие? Тьма в его душе ему куда дороже того света, что можешь принести в его жизнь ты.
Люпин был чертовски прав! Будь неладна эта его правота. Зачем он сыплет соль на её раны?
Лили так хотела дружить с Севом! Так стремилась к нему! Он всего лишь позволял – иногда – приблизиться. Всего лишь терпел её присутствие. И никогда – никогда, никогда, дьявол все забери!!! – не шел навстречу.
– Я устала, Рем. Я хочу спать.
– Ну так спи, Лили, – вздохнул Люпин.
В его голосе девочке послышалась легкая грусть:
– Спи.
Несмотря на то, что утро было совсем близко, что вот–вот должны были забрезжить первые солнечные лучи, землю густо укутывала тьма. Круглая луна катилась по небу, вычерчивая по снегу яркие, синие полосы. Густой щетинистой тенью вставал Запретный лес, протягивая ветви к бездонному морозному небу.
Готовый пробудиться мир тонул в тишине и снах.
Северус…
Замораживающий Северный Ветер, выдувающий из души тепло и несущий с собой неизменные перемены.
Северус!
Похожий на зловещую птицу, на предрассветные часы. Четкий, но неуловимый, как полуденная тень на песке.
Северус, поддашься ли ты её желанию быть рядом? Позволишь отогреть свое мрачное холодное сердце? Позволишь любить себя? Или так и пройдешь мимо, строго застегнутый на все пуговицы под самое горлышко?
«Человек в футляре».
Рассвет медленно разгонял сумерки. Но вместо того, чтобы стать ярче, предметы лишь больше расплывались.


Девы и единороги

Миссис Вэл, осмотрев Лили, пришла к выводу, что она вполне здорова и может покинуть лазарет.
– Но на вашем месте, милочка, я впредь была бы поосторожнее, – поджала губы пожилая дама.
«Вертихвостка», – читался неоднозначный вердикт в строгих глазах.
«Старая курица», – огрызнулась про себя Лили.
В гриффиндорскую гостиную она возвращалась без особого энтузиазма. Ей не хотелось видеть ни Поттера, ни Сириуса, ни подруг. Всей душой Лили жаждала уединения, но в огромной общаге под названием Хогвартс человек ни на секунду не был предоставлен самому себе.
– Привет, Ли!
– Как дела, Лили?
– О! Да ты уже порозовела, старушка! Мы–то слышали, что дела твои плохи?
Покосившись по привычке на слизеринский стол, Лили про себя гневно рыкнула: Северус даже не глянул в её сторону.
Помилуйте! За что такая немилость, ваше величество?
Нарцисса Блэк почти открыто кивнула Лили в знак приветствия, нарочито игнорируя жутковатую старшую сестрицу, сидящую неподалеку. Яркая и вызывающая красота Беллы притягивала к себе взгляды; утонченная прелесть младшей Блэк вызывала почтение и восхищение.
Лили Эванс почувствовала, как кривая её самооценки резко падает вниз…
– Хватит таращиться на эту злобную стерву! – она чуть не подпрыгнула, когда Поттер прокричал фразу в ухо. – Лучше посмотри на меня, Золотоволосая.
– Да чтоб тебя! Я чуть не подавилась!
– Извини, не хотел. А вообще я не виноват – жевать лучше надо. Интенсивнее. Подвинься, Златовласка. Я намерен сесть.
– Других мест нет? – сузила зеленые глаза девочка.
– Есть. Но мне нравится это.
– Возражать, полагаю, бессмысленно?
– Подвинься же, Эванс. Это не сложно. И не дуйся: я приношу пользу. Вон, гляди: теперь, когда я рядом, Нюнчик глаз с тебя не сводит, – заговорщицки хмыкнул Лягушонок.
– Ты заноза в заднице, Поттер!
– Ругающийся божий одуванчик? Какая прелесть.
– Поттер!
– Эванс?
– Отвали!
– Фу! Злобная фурия! А я-то надеялся... Я же тебе жизнь спас. Как тебе не стыдно? В конце концов, ты мне должна.
– Какой джентльмен! Чем долг брать будешь?
– Новыми приключениями, чем же ещё? – Лягушонок склонился ниже к уху соседки, прикрытому золотистым локоном, и во весь рот улыбнулся Снейпу своей самой сволочной из всех сволочных улыбочек. – Скажи, Эванс, как ты планируешь опробовать новую метлу?
– Помилосердствуй, Поттер, я пять минут как из больничного крыла. МакГонагалл ещё о взыскании сообщить не успела, а ты уже опять?..
– Ладно тебе, Эванс. У меня классный план! На этот раз, клянусь, тебе всё понравится. Это будет хорошее приключение. Красивое.
– Нет! – твердо заявила Лили, для верности тряхнув несколько раз головой в знак полного отрицания.
– Эванс…? – тоном змея–искусителя увещевал Джеймс.
– Поттер…?
– Давай поскорее пропустим ту часть, где ты честишь меня на все корки и перейдём к тому, где ты интересуешься, что же за волшебство я для тебя приготовил?
– Не стану я интересоваться.
Но против воли гнев испарялся под лукавой улыбкой, под веселым, бесшабашным, жизнерадостным взглядом гриффиндорца, похожим на лучик солнца.
– Ты уже интересуешься. Давай, Эванс, спрашивай. Я же без этого ни слова дальше не пророню.
– Не спрошу.
– Будешь молча страдать от любопытства? Я и не ведал, что ты такая мазохистка.
– Поттер, все твои затеи ведут к неприятностям.
– Это были плохо продуманные затеи. Тепершняя отличается от других. Ну…?
– Ну хорошо, – сдалась Лили, которой и в самом деле было интересно. – Что ты придумал?
Джеймс улыбнулся одновременно пакостно и светло.
– Ты когда–нибудь видела единорогов? Готов побиться об заклад, что нет. Только пожелай, и я покажу их тебе: самых волшебных существ в волшебном мире.
– Поттер, даже если бы я и хотела увидеть единорогов... Пойми, я не хочу вылететь из Хогвартса.
– Единороги, Эванс? Белоснежные, сияющие? Таких нигде, кроме как в Запретном Лесу, больше не увидишь?
– Не нужно меня провоцировать.
– Их шерсть светится в темноте ярче светлячков.
Лили засмеялась:
– Ты не отстанешь, да?
– Посмотри на меня и скажи: «Джеймс! Я пойду с тобой смотреть единорогов».
– Слишком легко. Джеймс, я пойду с тобой смотреть единорогов, но при условии, что ты уговоришь идти с нами вон ту Снежную Принцессу за слизеринским столом.
– Блэк? – на лукавой мальчишеской физиономии проступило недоумение. – Зачем она нам?
– Чтобы к чертовой матери все усложнить. Сумеешь уболтать этот образец респектабельности, потащусь с тобой в Запретный Лес. Хоть в полночь. А нет, так соответственно – нет.
– Ловлю на слове, Эванс.
– Я бы на твоем месте не была так сильно уверена в себе.
– Да подумаешь! Нарцисса Блэк не самый плохой вариант, – дернулись уголки губ, склонных растягиваться в язвительных ухмылках. – Ведь ты могла затребовать в попутчики Блевотника…
– Пошел ты, Поттер!
– Повторяешься, Эванс. Готовься к ночным прогулкам и рогатым лошадям.
***
– Гриффиндорка?
В полумраке хрупкая Нарцисса в приталенной шелковой мантии походила на ангела в трауре. Светлые волосы расплавленным серебром стекали по плечам. Они не были прямыми, но на пышную, яркую шевелюру Эванс тоже не походили. Послушные, мягкие ровные пряди лежали волосок к волоску, полные достоинства и блеска. Все в Блэк было тонко, легко, эфемерно.
– Гриффиндорка? – позвала Блэк.
– Чего тебе?
Нарцисса коротким кивком пригласила следовать за собой.
Секунду поколебавшись, Лили решила пойти. Они зашли в один из тупиковых переходов в Хогвартсе, коих было огромное количество.
Нарцисса обернулась. Кукольное фарфоровое личико было совершенно нечитаемо.
– Зачем ты позвала меня сюда? – дернула бровью Лили.
– Сказать, что я согласна.
Лили непонимающе вздёрнула брови ещё выше:
– Прости?..
– Я согласна пойти с тобой и с Поттером в Запретный Лес.
Лили обескуражено заморгала:
– Зачем? – ничего лучшего придумать не удалось.
Нарцисса прыснула в кулачок:
– Может быть, ради удовольствия увидеть это выражение у тебя на лице, гриффиндорка?
– Это очень глупо.
– Я в любом случае пойду. Ты, если хочешь, можешь отсидеться в теплой спаленке.
Лили нахмурилась. На мгновение промелькнула мысль об очередной порции Оборотного, но… нет. Зелья у Мародеров не оставалось, а сварить его самостоятельно, даже при условии, что в них неожиданно проснулся талант к зельеварению, у них попросту не было времени.
– Это действительно я, Эванс, – словно прочитала её мысли слизеринка. – Если тебя интересует причина… ну, во–первых, меня попросил об этом Сириус…
Судя по многозначительному взгляду, это что–то объясняло.
Интересно, что?
– Это первый случай за мою жизнь, когда он о чем–то меня просит, – прояснила Блэк ситуацию. – К тому же ссориться с Поттером мне ни к чему. Впрочем, главная причина не в Потере. И не в кузене…
Снова молчаливый обмен взглядами.
– Я хочу поближе узнать тебя, гриффиндорка.
– Зачем?
– Видишь ли, меня воспитывали в убеждении, что грязнокровки – нелюди…
– Хочешь убедиться, что я не ловлю зубами блох? – сощурилась Лили.
– Так ты пойдешь в Лес?
– Я же почти дала слово…ах, чтоб тебе, Блэк! Ты поставила меня в нелепую ситуацию.
– Знаю, – рассмеялась слизеринка.
По переходам Хогвартса струился мелодичным колокольчиком злой смех.
***
– Ты с ума сошла? – закатила глаза Мэри. – Почему ты не можешь угомониться, Эванс?
Лили поглядела на циферблат, по которому неторопливо ползли стрелки, приближаясь к условленному часу. Конечно, то, что она сейчас делает – это глупость. Все, что она делает в Хогвартсе – сплошная глупость. Северус прав, она легкомысленная дурочка.
Но главное не это. Главное то, что ему плевать на неё. С тех пор, как Лили вернулась из лазарета, Сев глядит сквозь неё, словно Лили стекляная.
Мысль о том, что Северус ни в коем случае не одобрил бы предстоящей эскапады, приносила тайную радость. Как и то, что Нарцисса, к которой он, кажется, питал дружеское расположение, пойдёт с ними.
– Ты хорошо не закончишь! – в сердцах бросила ей в спину Мэри.
Поттер вместе с Блэком поджидали у Мраморной лестницы.
При виде Лили Джейм растянул большой рот в ухмылке. Блэк лишь мазнул по ней невыразительным взглядом и коротко кивнул, приветствуя.
– Вот и вы, – сказала слизеринка при встрече. – Как собираетесь проскользнуть мимо неуёмного Филча?
– Есть у нас один хитрый способ.
Лили раздражали нескончаемые улыбки Гуимплена, постоянно блуждающие на губах Поттера; впрочем, как и холодная надменная физиономия красавчика Блэка. Именно сегодня ни капли не хотелось тащиться и таращиться на единорогов.
– Эй, мелюзга? – окликнул Фабиан Пруэтт, – далеко собрались?
– К Хагриду.
– Не поздновато?
– В самый раз.
– У нас отработка, – повинно вздохнул Поттер.
Фабиан поверил. Или сделал вид.
Дети беспрепятственно пересекли вестибюль и, покинув относительно теплые своды замка, шагнули в тревожную зимнюю ночь.
– Вы ведь не собираетесь идти в Лес пешком? – поинтересовалась Нарцисса сладким голосом.
– Ты нас за идиотов держишь? – сверкнул зубами Лягушонок.
Звезды над кляксообразной громадой замка казались особенно яркими. Мороз стоял нешуточный. Несмотря на то, что Лили наложила на себя согревающие чары, спустя какой–то десяток шагов холод начал забираться под мантию.
Она следовала за идущей впереди неё парой, беспрестанно слыша за спиной похрустывание снега под ногами Сириуса.
– Я проверял, Джеймс, – подал голос Блэк. – Чулан для мётел не закрыт.
– Призывное заклятие? – фыркнула слизеринка. – Банально.
– Зато эффективно.
К ногам упало самое популярное средство передвижения волшебников. Оседлав палки, дети, один за другим, оттолкнулись от земли.
Летать Лили любила. Скорость её никогда не пугала. Но в сочетании с холодом и студеным ветром всё это было как–то… не очень. Хотя, как и говорил Поттер, красиво. Снег внизу переливался разноцветными огнями. Скованное льдом озеро; высеребренные инеем ветви деревьев; круглая желтая луна, будто въедливый глаз, преследующая маленьких беглецов, отправившихся за приключениями на свой страх и риск – все было красиво. Длинные волосы Нарциссы плыли за ней по переливающемуся мелкой алмазной крошкой морозному воздуху, и Лили вспоминала слухи о том, что в венах Блэков течёт кровь вейл, доставшаяся им от Розье. Так что нет ничего удивительного в том, что Поттер так любезен с этой… чистокровной. Она хорошенькая.
Поттер махнул рукой, давая знак снижаться.
Несмотря на шапки белоснежного снега, Запретный Лес был темным. Лунный свет, пробиваясь сквозь оголенные ветки, рисовал хитрые переплетения теней повсюду, и создавалось впечатление, что попал внутрь замысловатого лабиринта.
Стволы могучих дубов выглядели устрашающе мощными. Их и вчетвером не обхватишь. Между взрослыми деревьями колючим ежиком щетинилась молодая поросль.
Шагающий впереди Поттер держал палочку наизготовку, словно в любой момент ожидал нападения.
– Кто станет на нас нападать в такой лютый холод, да ещё в такой час? Даже медведи спят, – сказала Лили, стараясь насмешкой разогнать неприятное тревожное чувство, сжимающее сердце.
Нарцисса с тревогой обернулась на следующего за ней по пятам кузена.
– Папа говорил, что единороги могут быть опасными, – при каждом слове с губ слизерники срывалось густое, хорошо различимое в лунном свете облачко пара.
– А моя мать говорила, что для невинных девиц единороги не опасны, – вещал Поттер.
Снег хрустел под их легкими шагами. Мороз сильнее пощипывал кожу, заставляя зудеть пальцы на ногах и руках.
– Ой! Смотрите!
Впереди что–то промелькнуло. Определённо что–то живое.
Поттер остановился, поднимая палочку выше. Вся его поза выражала настороженность.
На всякий случай Лили тоже зажала свою палочку крепче в ладошке.
Дети вглядывались в ночную тьму.
А потом… потом это случилось!
Единорог вышел им навстречу. Длинные, стройные ноги казались вылепленными из света, красивая голова светилась жемчужным сиянием. Вся элегантная, изысканная, необыкновенно пропорциональная фигура охвачена была переливающимся свечением. Длинная грива спадала до самой земли. А рог, выступающий из середины лба, походил на кусок алмаза. От него, словно от луны, исходило перламутровое сверкание.
– Мерлин! – выдохнула Нарцисса.
Зверь не двигался, чуть склонил узкую морду и глядел на детей агатовыми, темными, как у Северуса, глазами.
Мгновение – и видение пропало. Так пропадает изображение на экране при смене кадра.
– Вы видели? – на физиономии Поттера читался неприкрытый восторг. – Красавец, правда? Вот бы покататься!
– С ума сошел? – с характерной блэковской прохладцей осведомилась слизеринка. – Единороги – не вьючные животные.
– Но ведь, по слухам, дивы и эльфы на них катались? – горячо возразил Лягушонок.
– Эльфы – может быть, – усмехнулась Лили, – только ты не похож ни на тех, ни на других.
– Ты хочешь сказать, Джеймс, – напомнил о себе Сириус, – что мы будет стоять и мерзнуть, пока ты станешь разыскивать единорогов снова?
– Вы можете составить мне компанию.
– Поттер, мы не договаривались сегодня кататься на единорогах. Мы их уже посмотрели, а теперь…
Синие глаза слизеринки стали квадратными, на лице отразился ужас.
– Эванс…!
Обернувшись, Лили в ужасе попятилась.
Хрустальный сияющий рог сказочной лошади возвышался прямо над ней, разрезая чернильную ночь. Матовые глаза, похожие на крупные пуговицы, смотрели с любопытством.
Лили услышала, как Блэк процедил ругательство. Не оборачиваясь, она поняла, что оба гриффиндорца поднимают палочки.
Но единорог не нападал.
Лили почувствовала, как нежные влажные ноздри уткнулись в ладонь, ища угощение. Тихое похрапывание напоминало лошадиное. Осторожно Лили протянула руку и коснулась мягкой платиновой сияющей шерсти. Услышала тихий всхлип со стороны Нарциссы.
Единорог не возражал против робкой ласки. Напротив, выглядел довольным, и Лили уже уверенней заскользила по сказочной шерсти ладонью. Озябшие, несмотря на чары, руки, словно погрузились в теплую воду. Тепло разлилось по всему телу.
Лили забыла о том, где она и зачем пришла. Мир сузился до двух больших влажных черных кротких глаз.
– А ты, Эванс, не хочешь покататься на нём? – Поттер двинулся в их сторону.
Это всё изменило. Единорог встал на дыбы, ударив сияющими копытами по воздуху, буквально в нескольких футах от головы мальчика, грозно заржал и, скакнув вперёд, растворился в лесу.
– Ничего себе! – засмеялся Поттер, как будто это не ему за минуту до этого едва не размозжили череп.
Лили чувствовала себя раздосадованной.
– Какого черта ты полез? – рыкнула она.
– Ну не одной тебе захотелось внимания волшебной зверушки, – пожал Лягушонок плечами.
– Тихо! Слышите? – настороженно окликнул их Блэк.
Что–то, рыча, приближалось к ним.
Нарцисса испуганно схватила кузена за руку.
– Уйдем! Пожалуйста…
Лили была с ней согласна.
– Останемся и посмотрим кому ещё хочется с нами познакомиться? – вскинула палочку Лягушонок.
– Поттер, не будь идиотом! – не на шутку разозлилась Лили.
В это самое мгновение что–то завыло, пронзительно, тонко, тоскливо и в то же время плотоядно.
Сириус схватил Нарциссу за руку и потащил её к месту, где они оставили метлы.
– Джеймс! Уходим!


Оборотень

Лили чувствовала, как от ужаса душа рванулась в пятки, но, не добежав, застряла в горле. Нечто огромное, страшное неслось к ним через лес, урча и подвывая.
Стремясь добраться до метел, дети, не разбирая дороги, в свой черёд ломились прямо через густой колючий сухостойник.
– Мётел нет! – взревел Поттер, крутясь, как сумасшедшая юла.
– Как…? – отозвался Сириус, застывая рядом и недоверчиво оглядывая место, на котором они оставили «летательные аппараты».
– А вот так! – развел руками Лягушонок.
– Акцио метла!
Чудовище, судя по звуку, уже дышало им в спину.
– Акцио…!
– Некогда, Блэк. Бежим!
– Не поможет.
– У тебя – что?! Есть план получше?
«Получше» у Сириуса плана не нашлось и они побежали.
Джеймс тащил Лили, словно на буксире, Сириус точно так же волочил за собой их слизеринскую подружку. Бежать по снегу было не просто сложно – невозможно. Как в кошмаре, ноги проваливались, увязали в холодном мягком крошеве.
– Стоп! – скомандовал Джеймс. – Придётся драться.
Драться?! Ну, Поттер, погоди!
«Красивое приключение, красивое приключение!»
Тьфу! Как всегда, они по твоей милости по уши в том самом, что коричневое и не шоколад.
Лили понимала, что здесь шкафов нет и от чудовища не спрячешься под одеялом. Им придётся защищаться, и это единственный выход, единственный шанс. Если удастся потянуть время, может быть, успеет прийти помощь из Хогвартса? Самим не справиться… как же влипли–то, Мерлин!
Оба гриффиндорца постарались встать так, чтобы девочки оказались внутри импровизированного круга. Джеймс сквозь зубы цедил ругательства. Сириус застыл, крепко зажав в руке палочку.
Луна, вышедшая из–за туч, была идеально круглая и яркая. Светло. Видно всё, как днём. Хотя Лили отдала бы очень многое, чтобы не видеть чудовища, идущего за ними по пятам.
То была одна из тварей, от которых за милю несло адом. Пахло серой и тухлятиной. Ни одно животное, за исключением приматов, не ходит на двух ногах, но то, что приближалась сейчас, перемещалось на задних конечностях. Тело твари покрывала шерсть, густая, свисающая рваными неровными клочками. Передние лапы волочились по земле, украшенные длинными саблевидными когтями. Коленные и локтевые суставы резко выпирали. Позвоночник заканчивался толстенной холкой, такую и топором не перешибешь.
– Мерлиновы штаны… – тихо процедил Поттер. – Оборотень! Пока мы вместе, мы сильны…
– Черта с два – сильны! – зло отозвался Сириус. – Рассыплемся, будет шанс уйти живым хоть у кого–то…
– Я сказал – не двигаться!
Вскинув палочку вверх, Джеймс раскрасил ночное небо яркими всполохами огней.
– Не надо! – испуганно закричала Нарцисса. – Ты его разозлишь!
Лающий резкий смех Сириуса показался Лили святотатственным:
– Он и так вряд ли будет добр, кузина…
– На счет три! – скомандовал Джеймс. – Раз! Два!
Никто не стал дожидаться окончания счета. Одновременно четыре Ступефая врезались в морду твари, походившую на свиное рыло, усеянное волчьими клыками.
Будь на месте существа любое другое, его бы парализовало. Но проклятия срикошетили, рассыпаясь цветным дождём. Округу огласил рев. Земля под ногами содрогнулась.
– Импедимента!
Новое заклинание заставило оборотня пошатнуться. Всего лишь!
Тварь, скалясь, продолжала приближаться к ним. Даже не беря на себя труд поторопиться, уверенная, что добыча от неё не ускользнёт.
Мальчишки, неуклюже изображая рыцарей, выступили вперёд. Их жест самопожертвования не привёл ни к чему. Монстр одним прыжком перемахнул через их головы, по инерции перелетая и через Лили.
Приземляясь, он сбил с ног Нарциссу.
– Авада Кедавра! – визгнула слизеринка.
Мрак раскрасился зелеными звездочками, но Непростительное в исполнении насмерть перепуганной первокурсницы не возымело рокового действия. Зато палочка одной из сестёр Блэк разлетелась вдребезги под натиском чудовищных челюстей оборотня.
Вослед зелёным огням Нарциссы рассыпались рубинами заклятия Круцио, заставляя монстра корчиться на снегу.
– О, Мерлин! – выдохнула Нарцисса когда тварь развернулась и решительно направилась в сторону Сириуса
– Бегите! – крикнул Сириус девчонкам.
Лили, подскочив к Нарциссе, помогла ей подняться.
Темноту разрезало проклятие за проклятием, но оборотня не брало ничто. Однако Круцио окончательно его разъярило. Лили ясно видела, как Сириус вскинул руку, но тварь, взмахнув лапой, выбила палочку из рук юного волшебника.
Мальчик попятился, безоружный и беззащитный перед зверем.
В следующую секунду Поттер бросился между Блэком и зверем, закрывая друга собой.
Мощные конечности оборотня, казалось, вот–вот раскроят гриффиндорцу голову...
– Джеймс! – заорал Сириус.
Лили пропустила тот момент, когда дерзкий мальчишка вывернулся из смертельных объятий, от ужаса закрыв глаза.
– Акцио, палочка Блэка! – призвала Лили.
Она рванулась к Сириусу, в надежде, что с палочкой он лучше сумеет помочь другу…
– Эванс, нет!!!
Оборотень отвлекся от Поттера и рванул к ней. Лили успела заметить лишь рой цветных искр, когда, поскользнувшись, рухнула в снег. Потом рычащее отвратительное рыло с глазами, полыхающими адским пламенем, оказалось на расстоянии вытянутой руки.
В мгновение, когда зубы лязгнули у самого лица, девочка осознавала лишь удивление: как такое могло случиться?
Неужели – всё? Нелепость! Не может быть. В подобной гибели нет смысла. Всё кончится не так.
Словно в ответ на её мысли, между ней и демоном возник белоснежный красавец–единорог. Самое волшебное существо в волшебном мире.
Невинное и свирепое существо, в драке способное завалить самого дракона.
Сиял алмазный рог. Сверкали копыта. Блестела шерсть, переливаясь алмазной крошкой.
Оборотень отступал, трусливо пятясь, выгибаясь, словно кошка, так, что острый хребет возвышался над свинячьей головой.
Красавец–единорог не преследовал врага. Он стоял, гордо вскинув голову на тонкой шее, грозно разрезая ночь волшебным рогом, бесстрашно закрывая собой маленькую девочку и её друзей.
Когда оборотень окончательно сгинул во мраке, единорог, повернув голову, глянул на Лили кроткими черными глазами.
– Невероятно, – выдохнул Поттер. – Подумать только! Нам спас жизнь единорог. Разве это не чудесное приключение?
– Он спасал вовсе не нас, – в голосе Нарциссы действительно звучало удивление. – Он спасал Эванс.
– Какой пассаж, сестренка, – Сириус криво ухмыльнулся. – Единорог признал Эванс, магглорожденную, равной нам? Ты сможешь это переварить и жить дальше?
– Смогу, – кивнула слизеринка. – Поттер, не надо! Единороги подпускают к себе ведьм, но не колдунов…
Гриффиндорец не собирался отступать. Он медленно тянул к единорогу руку.
Тот в ответ тряхнул гривой и предупреждающе фыркнул.
– Я не причиню вреда, – ворковал Поттер. – Посмотри на меня! Мы подружимся.
Единорог всхрапнул, скосил глаза, переступил с ноги на ногу.
Поттер тихонько рассмеялся:
– Красавец! Живое чудо! Лучшее из возможных чудес!
Волшебное сияние падало на острые, неправильные черты. Слишком острым был упрямый подбородок, смешливыми – складки у большого рта. Глаза отнюдь не романтического цвета – коричневый смешивался с зеленым в непонятную мешанину оттенков. Слишком широкие скулы и острый нос.
Нет, лицо Поттера не было красивым. Что не мешало внутреннему огню делать его чертовски привлекательным.
Мальчишеские пальцы зарылись в густую шерсть, почти соприкасаясь с пальцами Лили.
Так они и стояли некоторое время рядом: мальчик, девочка и волшебная лошадь. Пока единорог вдруг не вскинулся и, рванувшись вперёд, не растворился в темноте.
На поляне в развевающейся мантии стоял директор Хогвартса.
Альбус Дамблдор.
***
– Добрый вечер, молодые люди, – приветствовал их профессор. – Или правильнее сказать – доброй ночи?
Длинные волосы полоскались на ледяном ветру почти так же эффектно, как грива единорога.
Дамблдор внимательно оглядел каждого первокурсника.
Нарцисса под его взглядом неловко переступила с ноги на ногу, Блэк вскинул непокорную голову, Лили не смогла устоять перед желанием повинно опустить глаза и потому не увидела, как отреагировал на укоряющий директорский взгляд Поттер.
– Насколько я понял, прогулка удалась. Никто из вас на ранен, я надеюсь? Укус или царапина, нанесенная оборотнем, распространяют ликонтропию.
– Мы не знали, что в Запретном Лесу водятся оборотни, – попытался оправдываться Поттер.
– Запрет на посещение Леса был доведён до каждого ученика ещё первого сентября, – отрезал директор.
– Вы знаете, кто напал на нас? – дрожащим голосом спросила Нарцисса.
Профессор коротко кивнул:
– Нам удалось ранить зверя, и он ушел в человеческом обличье. Это сущест… человек очень опасен. Министерство охотится за ним вот уже несколько лет. На его счету жертв больше, чем на остальных его собратьях, вместе взятых.
После осмотра в больничном крыле незадачливая четвертка направилась в сторону директорского кабинета. Горгулья привычно отъехала в сторону, пропуская к самодвижущимся ступеням.
Альбус встретил их, сидя за столом.
Три гриффиндорца и слизеринка выстроились в цепочку. Поттер, Эванс и Нарцисса показательно изображали раскаяние. И только в синих глазах Блэка застыли презрение и вызов.
– Миссис Вэл подтвердила – ни один из вас не ранен Зверем. Поздравляю, – склонил седовласую голову волшебник, – счастливо отделались. Я снимаю с Гриффиндора сто пятьдесят очков за вашу ночную прогулку. Со Слизерина – пятьдесят. Очень надеюсь, что следующее полнолуние каждый из вас предпочтет провести в собственной гостиной или спальной.
Поттер выглядел растерянным:
– Мерлин, ну как мы объясним ребятам, что опять потеряли баллы? – ерошил он черные волосы привычным жестом.
– Да успокойся, Джеймс, – утешал друга Сириус, – могло быть и хуже.
– Что может быть хуже потери ста пятидесяти баллов?!
– Оборотень мог нас сожрать, например?
– Действительно, – язвительно заметила Лили, – на фоне разъяренного оборотня–убийцы разъяренные братья Пруэтт – это пустячок.
Поттер снова скривился:
– Как это я не подумал о полнолунье? Любой волшебник обязан помнить о лунной фазе, а я…!
– Да замолкни ты, Джеймс! – раздраженно рыкнул Блэк. – Хватит причитать, словно нервная девица!
***
– Мародеры, Мерлин вас задери! – накинулся на них Фабиан сразу после завтрака. – К Хагриду, значит, ходили?! На отработки!? Вы у меня сейчас все отработаете! Так отработаете, как вам и не снилось – одним махом! Сто пятьдесят баллов!? Сто пятьдесят баллов за одну ночь!!! Чтоб вам…
– Поняли мы, поняли! – морщился Сириус.
– Нет, ну вот почему вам не взять пример с Петтигрю? Ведь классный же парень. Никому от него никаких неприятностей. А ты, Эванс? Ты же девочка! Знаешь, что это значит?
– Не знаю, как Эванс, а вот мне весьма любопытно, Фабиан, что это значит? – хохотнул Поттер.
– Это значит, что она не должна в полночь с парнями, вроде тебя, Поттер, шастать по лесу. Если она, конечно, не мечтает о неприятностях.
– А если она мечтает? – вежливо поинтересовался Блэк. – Что тогда?
– А то, что я тебе сейчас зубы пересчитаю, слизеринское отродье! – взревел выведенный из себя Пруэтт.
– Фабиан! Потише, – вмешалась Молли. – Ребятки пошалили. Ну нет у них в мозгу серого вещества. Нету. Они ж первые от этого и страдают, – подмигнула она первокурсникам. – Уймись, братец. Они так больше не будут. Скорее всего. Ведь не будете? – выразительно поглядела на них девушка.
Лили с Поттером дружно закивали.
День прошел спокойно. Лили делала вид, что она незаметная, даже тени не отбрасывает. Поттер изображал из себя пай–мальчика. Петтигрю таскался за ними с постной физиономией, на которой большими буквами было написано что–то очень яркое и непонятное: то ли он осуждал тех, кто косо смотрел на его друзей, то ли самих друзей, заслуживших косые взгляды.
Блэк так гордо вскинул свою строптивую голову, что оставалось только диву даваться, как это он не спотыкается при каждом шаге. Но не спотыкался. Это факт. Сказывались годы тренировки или гены: все Блэки имели привычку ходить с задранными носами.
Люпина с ними не было. Люпин был в лазарете.
Вечером недовольство большинства гриффиндорцев испарилось под действием искрометного обаяния Джеймса. Он живописал их приключения так, что всем остальным оставалось только завидовать и восхищаться «главными героями».
Толпа ахала и охала в нужных местах, сопереживая пережитым приключениям друзей.
Ремус незаметно проскользнул в гостиную. Опустив голову и скрестив руки на груди, Люпин просидел в дальнем кресле весь вечер.
Навеселившись вволю, обсудив все что можно, и простив друзьям потерю баллов, гриффиндорцы разошлись по спальням.
– Джим? – окликнул Лягушонка Рем. – Останься.
– Послушай, дружище, мы всю ночь не спали, – возмутился Поттер. – Оставим нравоучения на завтра?
– Я задержу тебя ненадолго.
Лили охнуть не успела, как кулак Ремуса врезался Поттеру в нос.
– С ума сошел?! – заорал гриффиндорец, прижимая руки к разбитому носу.
Сириус и Петтигрю повисли на Люпине с двух сторон, а Лили встала между ним и Поттером.
– Рем, перестань! – потребовала она. – Он твой лучший друг!
Желтые глаза горели странным, почти безумным огнем.
– Уберите руки. Вам все равно меня не удержать, если я сам не захочу…
Джеймс оттолкнул Лили и гневно глянул в глаза другу.
– Так друзья не поступают, Люпин!
– А как они поступают, Поттер? Тащат тех, кто им верит, волку в пасть? Как бы ты жил с сознанием того, что из–за твоего мерлинова бахвальства человек простился с жизнью или, хуже того, обратился в зверя?
– Этого не произошло! Какой смысл теперь об этом думать?!
– Смысл в том, что нельзя рисковать жизнями тех, кто идет за тобой!
– Рем, – подал голос Сириус, – мы все одинаково виноваты. Поттер не один решал, что делать и куда идти.
– Вы не понимаете! Вы просто не понимаете!
Плечи мальчика поникли. Вся его фигура выражала крайнюю степень отчаяния.
Лили понимала, что он за них переживал. Но, честно говоря, как–то уж слишком… близко к сердцу принял Люпин их ночное приключение. Особенно с учетом того, что болезненной впечатлительностью Ремус не отличался.
– Да ладно тебе! – хлюпая разбитым носом, похлопал Поттер друга по плечу. – Все обошлось. Мы поняли, что в полнолунье в лесу опасно и туда больше не сунемся…
– Прости, что огорчили тебя, Люпин, – осторожно, будто опасаясь, что ей в любой момент тоже могут расквасить нос, погладила плечо друга Лили. – Ни у кого из нас не было злого умысла.
– Торжественно клянёмся, что замышляли только шалость, – растянул большой рот в улыбке Джеймс.
– Я одного не пойму, – подал, наконец, голос Питер, и его крысиные глазки перебегали с одного лица на другое, ни на ком не задерживаясь дольше секунды. – Почему меня–то с собой не взяли, а?
– Ну, как тебе сказать, дружище? – Поттер закинул руку на плечо Петтиггрю. – Видишь ли, мы же изначально шли не оборотня пугать. Сечёшь?
– Нет, – потряс головой Питер.
– Джеймс тонко намекает, – сладко пропел Сириус, – что если бы мы взяли тебя с собой, единорог бы к нам ближе, чем на милю, не подошёл бы. Эти создания не любят крыс, Петти…


Блэки и Принсы

Лили в качестве отработки за своё бесконечно легкомысленное поведение готовила очередную порцию костероста под руководством профессора Слагхорна. Или, правильнее сказать, декан Слизерина готовил, а она была на побегушках и на подхвате.
Профессор Слагхорн, несмотря на то, что Лили Эванс не была ни чистокровной, ни богатой, неизменно благоволил к ней, всегда ставил «Превосходно» по предмету, всячески нахваливал и выделял из толпы учениц.
Тщеславная девочка отвечала зельевару горячей привязанностью.
В то утро учитель и ученица почти успели закончить первую декаду приготовления состава на тот момент, когда миссис Вэл, с багровыми пятнами на скулах и сверкающими глазами, ворвалась в маленькую лабораторию.
– Профессор Слагхорн, мы осчастливлены сверх всякой меры визитом госпожи Вальпурги и Друэллы Блэк. Сии дамы разгневаны и требуют немедленных объяснений по поводу недавнего происшествия в Запретном Лесу.
Лили испуганно втянула голову и поспешила поставить сосуд с настоем яичной скорлупы на полку. Руки у девочки задрожали.
Профессор суетливо надвинул очки на переносицу, затем нервно сорвал их с лица, небрежно протёр платком и снова водворил на место.
– Разве господин директор не примет их? – спросил он тоненьким голосом.
– Господина директора, – сделала акцент на первом слове фельдшерица, – нет в Хогвартсе. Профессор МакГонагалл сказала, что его срочно вызвали в Министерство.
Резко развернувшись и хрустя накрахмаленным передником, миссис Вэл удалилась.
– Ну конечно, – запричитал профессор Слагхорн, – стоит только случиться неприятностям, как великий Дамблдор, как всегда, по уши в делах.
Негодуя, сорвал он с себя перчатки и, отбросив в сторону, засеменил к выходу.
Профессор неплотно притворил за собой дверь. Лили, мучимая любопытством и более благородным чувством – тревогой за Нарси, – сделала щёлочку между дверью и дверным косяком шире, так, чтобы имелась возможность заглянуть в соседний кабинет.
Через несколько минут вошла высокая статная дама с иссиня–черными волосами, уложенными ракушкой на затылке, со строгим, надменным, холодным лицом. Полные, округлой формы плечи; высокая грудь, волнующаяся под дорогим черным шёлком; довольно гибкий, несмотря на уже неюные годы, стан. Длинные глаза под пушистыми ресницами были совершенно лишены блеска. Обычно в таких случаях карие глаза похожи на шоколад, взгляд их отличается бархатистой мягкостью. Но глаза Вальпургии Блэк – а в том, что это мать Сириуса, у Лили не было сомнений – наводили на мысль о холодном оружии в мягком чехле.
За брюнеткой в комнату вплыла блондинка.
«Друэлла Блэк», – догадалась Лили.
Внешность матери Нарциссы почему–то поразила. В ней, против ожиданий, не оказалось ничего блэковского. Лили всегда представляла мать Нарси похожей на красавицу Беллу; но не Белла, а Нарцисса оказалась полной копией матери.
Как и Вальпурга, Друэлла одевалась в темное. «Лиловые сумерки» – модный оттенок для мантий мадам Малкин. Жемчуга в стиле «Коко Шанель» дополняли наряд. В отличии от бижутерии, что была в ходу у маггловских модниц, жемчуга Блэков были, разумеется, настоящие. Лучшее, что только можно купить за деньги.
– О! Милые дамы? – причитал вкатившийся на двух коротких толстых ножках за двумя дамами профессор-зельевар. – Безумно рад встрече. Это такая честь!
Вальпурга перебила, не церемонясь:
– Поводом, послужившим причиной для встречи, стало прискорбное событие, сэр.
– Моя дочь, профессор, – протянула Друэлла, – вверенная попечению господина Дамблдора и находящаяся непосредственно под вашим покровительством, едва не погибла, – голос её походил на замерзший колокольчик, с которого сыплется иней.
– Как могло случиться, что мой сын и племянница подверглись нападению оборотня? – гневно взирала на маленького пухлого человечка из–под тяжелых век Вальпурга.
– Мадам … я, право, в затруднении…
– До нас также доходили слухи, что в Хогвартсе якобы докатились до того, – продолжала Вальпурга, приподнимая идеальные дуги бровей, – что сюда принимают не только грязнокровок…
– Уверяю вас, в Слизерине магглорожденные не обучаются.
– …но оборотней. Оборотней, мистер Слагхорн! Дамблдор что, на старости лет лишился рассудка? Он сознательно подвергает риску жизни наших детей?
– Право, Вальпурга, вы переходите границы, – Лили отметила, как на скулах профессора вспыхнули алые пятна. – В компетенцию директора входит право решать, кому учиться в Хогвартсе, а кому нет. И, смею заверить, если бы ваш сын – да, да! Ваш сын, уважаемая миссис Блэк, был бы воспитан в должной мере…
– Как вы смеете!
– Смею. В конце концов, милые девочки, я отлично помню время, когда вы сами, обе, сидели за партой, а я уже тогда был уважаемым человеком и вашим учителем. Так что я смею, да! А вот вы не смейте отчитывать меня как дрянного мальчишку! Вернёмся, однако, к оборотням и грязнокровкам, как вы деликатно изволили выражаться. Оборотень, напавший на ваших детей, был не тот несчастный, против которого вы готовы устроить поход Святой Инквизиции. Вашим деткам «посчастливилось» нарваться на самого Грейбэка.
Друэлла ахнула, хватаясь за сердце:
– Он посмел напасть на мою дочь?!
– Посмел, к сожалению. Как вы наверняка помните из школьного курса, после обращения оборотни «смеют» всё, что угодно, ибо не контролируют себя.
– Успокойся, Дрю, – презрительно скривила губы Вальпурга. – Вы, должно быть, бредите, профессор? Что Сивому делать в окрестностях Хогвартса?
– Понятия не имею, – развел Слагхорн руками. – Но факт остается фактом.
– Готова поставить мою шляпу против выеденного яйца, – насмешливо отозвалась мать Сириуса, – единственным свидетелем «факта» был наш драгоценный профессор Дамблдор?
– Что вы хотите сказать, мадам? – возмущенно воскликнул Слагхорн. – Дамблдор – не лжец.
– О, нет. «Святой Дамблдор»! – презрительно дернула бровью женщина. – Есть только одно «но», уважаемый. Я хорошо знаю Фенрира. Если бы на детей напал именно он, они, увы, были бы мертвы. Никакой Дамблдор спасти их уже не сумел бы.
– Их спас и не Дамблдор, – сухо ответил профессор.
– Кто же?
– Единорог.
– Что за ерунду вы нам сейчас говорите? – возмутилась Вальпурга.
– Единорог защищал магглорожденную ведьму, Лили Эванс…
– Кстати, о магглорожденных? – вновь подала голос Друэлла. – Как вы могли допустить, чтобы моя дочь водилась с такими?
– Я бы на вашем месте был только рад.
– Вы сошли с ума? Скажете тоже! Чему ж тут радоваться? – фыркнула Вальпурга.
– В девочке столько обаяния! Готов поспорить на волшебную палочку – у неё большое будущее. Придёт время, она непременно выйдет замуж за какого–нибудь влиятельного волшебника. И тогда дружить с ней станет почётно и выгодно, не так ли, дамы? Никто не вспомнит, кто родители у миссис Поттер? Или Малфой? Или Лонгбботом?
– Ни один чистокровный…
– Увидим, мадам, увидим!
Обе женщины обменялись взглядами, нелестными для «Эванс» и профессора Слагхорна.
– Сейчас я хотела бы видеть мою дочь, – высказалась Друэлла. – Заберу её на несколько часов. Нужно купить ей новую волшебную палочку.
– Уверена, во всем виноват мой сын, – процедила сквозь зубы Вальпурга. – Если бы не этот паршивец, умница Нарцисса никогда бы не оказалась в дурной компании.
В ожидании профессора, отправившегося за её дочерью, Друэлла подошла к окну и, скрестив руки, глядела вниз.
Её родственница, достав из ридикюля сигарету с мундштуком, закурила. Облако сизого дыма окутало лицо ведьмы словно вуаль, делая его загадочным и зловещим.
– Сын Эйлин Принс учится с Нарциссой, – стряхнула Вальпурга ярко накрашенным ноготком прогоревший пепел. Тот, заструившись, растаял в воздухе.
Лили навострила ушки, поняв, что речь зашла о её Северусе.
– Любопытно, – протянула мать Сириуса, – что может представлять собой сплав Принса с простолюдином? Сплав бриллианта с дерьмом? – Вальпурга вновь стряхнула прогоревший пепел. – Кто мог бы подумать, что Принцесса сумеет пасть так низко. Паучий тупик? Миссис Снейп? Забавно.
Друэлла в ответ едва уловимо пожала плечами.
Дверь распахнулась, пропуская трех барышень Блэк.
Андромеда обычно терялась в тени Беллатрикс. Но сейчас, когда все Блэки стояли рядом, купаясь в солнечном свете, Лили заметила, как они все три похожи: Белла, Меда и Вальпурга.
– Maman, – приветствовали девушки мать и тетку, приседая в низком реверансе.
Протянув дочерям руку для поцелуя, Друэлла двух старших дочерей ласково потрепала за щёчки, в то время как младшей достался холодный взгляд:
– Белла, радость моя, как успехи в учёбе? Знаю, знаю: как всегда «Превосходно». Твой «ПАУК» тоже порадовал, Меда. Бери пример со старшей сестры.
– Да, мадам, – склонила голову средняя дочь.
Разговор явно должен был показать младшей Блэк, насколько отличается отношение матери к старшим сестрам от того, что заслужила своим поведением она.
– Как поживает дядя Орион, тетя Вальпурга? – поинтересовалась Андромеда.
– Отлично. Моему мужу будет приятно, что его персоной кто–то ещё интересуется, – сигарета, наконец, дотлела. Легким щелчком ведьма развеяла окурок по ветру. – Нарцисса, цветочек наш нежный, умираю от любопытства: хочу узнать, за каким гоблином понесло тебя ночью в Запретный Лес?
Нарцисса выглядела бы бесстрастной, если бы не судорожно сжатые в замок руки да не расширенные зрачки, ярко выделяющиеся на фоне светлых стальных глаз.
От взгляда Лили не укрылось, как Андромеда послала Белле быстрый умоляющий взгляд.
Белла вздохнула и выступила вперёд, загораживая маленькую сестрёнку от взглядов тетки и матери:
– Maman, – произнесла она на французский манер, – Нарцисса пошла с Сириусом по моей просьбе.
Вальпурга свела темные брови, взглядом требуя продолжения.
– Простите, в случившемся только моя вина. Мне не пришло в голову, что кузен окажется настолько беспечным, что отправится в Запретный Лес.
– Твоя сестра могла погибнуть! – вскричала Друэлла. – Ещё раз впутаешь Нарси в свои игры, Белла, я за себя не ручаюсь!
– Успокойтесь, матушка, – Андромеда взяла мать за руку.
– Как я могу быть спокойна, когда вы так себя ведёте?
– Я уверена, Белла хотела, как лучше, – увещевала Андромеда. – Она действовала из благих побуждений.
– Право, не знаю, можно ли назвать отношения Беллы с моим сыном «благими побуждениями»? – ядовито засмеялась Вальпурга.
– Что вы хотите сказать, тетушка? – обернулась Андромеда.
– Я хочу сказать, что Сириус, при всей его м–м… испорченности вряд ли соблазнил Беллу, Меда. Скорее, дело было наоборот.
– Белла! – обернулась мать к бледной, как мел, старшей дочери. – О чем она говорит?
– Не кипятись, – дернула бровью Вальпурга, – я нисколько не в обиде. Лучше Белла, чем кто–нибудь из хорошеньких мальчиков, как это принято среди Блэков в последнее время. Лучше Белла, чем Люциус Малфой. Я даже благодарна.
– Белла?! – возмущенно вскричала мать. – Это ведь неправда?! Что ж ты молчишь?!
– Конечно, неправда! – горячо заступилась за старшую сестру младшая. – Да как вы смеете обвинять Беллу в подобном, тётя? Ваш сын нарочно компрометирует мою сестру. Он – отвратительный! Там, где появляется Сириус, всегда ссоры, склоки и грязь. Пусть я не люблю Люциуса Малфоя, но обвинять его в… он таскался вовсе не за Сириусом. Его интересует моя сестра. А между Беллой и Сириусом нет никаких сердечных тайн. Одна вражда.
– Все–таки подумай, Друэлла, над тем, что я сказала. Это может быть и не так уж плохо. Может быть, Рудольф Лейстрейндж не такая уж и подходящая кандидатура? Ведь, как ни крути, а Блэквуд унаследует не твой муж, а мой негодник Сириус.
Блэки удалились, оставив после себя будоражащий аромат – сплав тонкого табака, духов и семейных тайн.
Лили отошла к котлу, добавила положенные по списку ингредиенты и застыла у окна.
День выдался ясный, солнечный. Снег переливался искрами на солнце, как шерсть единорога.
– О, мисс Эванс! – услышала девочка за спиной голос слизеринского декана. – Как же я мог позабыть про вас? Непростительная оплошность! – преподаватель кусал от волнения губы. – Ступайте, отдохните. Благодарю за помощь. Дальше я вполне управлюсь сам.
Конечно, Вальпурга и Друэлла не поблагодарили бы профессора Слагхорна, узнай они, что маленькая грязнокровка стала свидетельницей их весьма пикантного разговора.
За обедом у Сириуса был такой надменный и злой вид, что Лили сразу поняла: избежать общения с «любимыми» родственниками ему не удалось. Но она достаточно успела изучить норов их «слизеринского гриффиндорца», чтобы не поднимать эту тему.
Вечером девочка подсела к Алисе.
– Ты ведь чистокровная, правда?
Подруга оторвалась от книги:
– И что?
– Вы ведь все знаете друг про друга? Я хотела бы спросить тебя о Принсах. Так получилось, что мы со Снейпом соседи и он мой лучший друг.
– Слизеринец? – скривилась Алиса.
– Для меня нет разницы, слизеринец он или нет. Он все равно самый дорогой для меня человек. А ведь это естественно – пытаться о дорогих тебе людях как можно больше, правда?
– Любопытство – это вполне естественно, – лукаво улыбнулась Алиса.
– Я знаю, – продолжила Лили, – что Северус потомок древней магической аристократической семьи. Только очень сложно это представить, когда видишь, в каких условиях живут Снейпы.
Алиса кивнула:
– Так обычно и бывает. Если теряешь связь со своим миром, не так–то легко прижиться в чужом.
– Расскажи, что случилось с матерью Северуса? Как они оказались среди таких, как я?
Алиса закрыла книгу и подобрала под себя ноги, укрывая колени пледом. Лили пристроилась рядом. Пледа на обеих девочек хватило с избытком.
Маленький диванчик стоял далеко от камина, и холод обнимал плечи, стоило надолго застыть без движения. Но эта отдаленность обеспечивала уединение, к которому гриффиндорки сейчас и стремились.
– Принсы – древний род. По знатности сопоставимый разве только с Блэками и Поттерами. Как и Блэки, Принсы занимаются Темной Магией. Но если семейство Блэк магия интересует как средство, то Принсы – учёные. Их интересует не результат, как таковой, а сам процесс. Возможность вдумчиво объяснить, как происходит то или другое заклинание; изобретение чего–то нового.
Лили кивнула. Алиса точно описывала суть её Северуса. Именно так: магия для него не средство, а цель.
– Про то, что произошло с мамой Снейпа, я слышала только урывками. Взрослые при нас таких вещей не обсуждают.
Лили кивнула. Мама тоже избегала при них с Петунией обсуждать различные сплетни.
Алиса наклонилась ниже, почти к самому лицу Лили, и шепотом сказала:
– По слухам, у Эйлин Принс был роман с Орионом Блэком.
– Кто это? – уточнила Лили, не слишком–то разбирающаяся в магической генеалогии.
– Отец Сириуса. Он с самого детства был помолвлен с Вальпургой Блэк, троюродной кузиной. Блэки всегда женятся на своих. Так что со стороны Эйлин было глупо на что–то надеяться. Но с другой стороны – она тоже из Чистокровной Аристократии.
– А Орион Блэк отвечал ей взаимностью?
– Говорят.
– Так разве помолвку нельзя было разорвать?
Алиса замотала головой:
– Нет, если помолвка скреплена Нерушимой Клятвой. Да и потом, родителям Ориона Блэка было все равно, в кого он там влюблён. Для них главное, чтобы семейные счета неизменно оставались за их частью семьи.
– Но почему молодые люди не боролись за свои чувства?
– В том–то и дело, что боролись. Лучше бы уж они этого не делали, тогда никто и ничего бы не узнал, и Эйлин смогла бы нормально выйти замуж за равного себе, за волшебника. А так? Кому нужен порченый товар?
– Товар? – переспросила Лили возмущенно. – Порченый?! – в её голосе зазвучало негодование. – Мы сейчас о женщине говорим, да? Такие, как Люциус Малфой, могут позволить себе что угодно: гулять направо и налево? А девушка, искренне любящая, оказывает «порченым товаром»?!
Алиса пожала плечами с философским спокойствием:
– Такова жизнь, Лили. Я не даю оценок, я пересказываю факты. А факты таковы, что после того, как вся эта история всплыла наружу, разразился скандал. Нортон Принс, отец Эйлин, попытался его замять, обручив дочь с сыном своего друга, с Абраксом Малфоем, отцом Люциуса. Они с Эйлин вместе выросли, были друзьями и, в принципе, неплохо ладили. Никто так и не смог понять, почему она предпочла ему маггла. И если на интрижку с Орионом в обществе ещё могли смотреть сквозь пальцы, то мезальянса с магглом не простят уже никогда. Моё мнение: мать Северуса поступила очень опрометчиво, если не сказать – глупо.
Лили переваривала полученную информацию.
Перед глазами вставала худощавая фигура матери Северуса. Это женщина мало ассоциировалась с сердечными драмами. Казалось, её удел это книги, колдовство и тьма.
Становилась понятна и стойкая антипатия мальчиков друг к другу. Наверняка каждый из них знал историю матерей и их соперничества.
Северус мог родиться Блэком или Малфоем, в одном из лучших магических домов.
Но по причудливому капризу матери ему суждено оказалось родиться в лачуге разорившихся много лет назад маггловских мельников.
***
Лили успела привыкнуть к бесконечным отработкам. Она уже не представляла себе жизнь без очередного оттирания чего–нибудь: котлов ли, статуй, горгулий, шкафов? Вечерами протирать полки в многочисленных кабинетах было жутко.
Особенно не жаловала Эванс кабинет ЗОТС. Мрачные гравюры на стенах, ящики, в которых что–то тихонечко подвывало и скреблось, клетки, покрытые темным непросвечивающим сукном, под которым дремал загребаст, горгулья, боггарт или ещё какая–нибудь немыслимая волшебная тварь, откровенно пугали.
Тусклое освещение, распространяющееся от светильников, подвешенных к потолку на тонких цепочках, скорее создавали, чем рассеивали готическую атмосферу ужаса.
На высоких подставках под стеклом стояли кубки, которыми выпускники прошлых лет награждались за успехи. Кубков было не так уж и много, потому, что в кабинете ЗОТС хранились лишь те, что выдавались волшебникам за борьбу с Темными Силами.
На одной из подставок Лили обнаружила кубок с выгравированным именем Альбуса Дамблдора. Прочитав дату рядом с именем, Лили было подумала, что это вовсе и не их директор. 1852. Получается, что профессору Альбусу около ста двадцати? Волшебники –обычные люди, наделённые необычной силой. Они не могут жить так долго.
Здесь же хранился кубок, врученный некогда Минерве МакГонагалл в 1944 году. Рядом красовался кубок, выданный неизвестному Тому Реддлу, в том же, 44–ом. Несколько раз повторялись имена Поттеров, Лонгботтомов, Пруэттов, Уизли.
Стоя в пустом классе, где, кроме призраков, отголосков прошлого и её самой, никого не было, Лили зачарованно прислушивалась к ходу времени. Ей сложно было представить мир, принадлежащий кому–то другому. Казалось, она пребывала во времени всегда и будет пребывать дальше бесконечно. Маленькая фея, королева гриффиндорской гостиной, Солнечный Зайчик, Златовласка.
Но пустые кубки с выгравированными именами безмолвно свидетельствовали о том, что когда–нибудь мир станет принадлежать другим людям.
А она, Лили Эванс, обернётся всего лишь ещё одним воспоминанием.


Талые воды

Над Хогвартсом в течение недели сражались два атмосферных фронта, осыпая всё вокруг метелями, обрушиваясь на головы несчастных прохожих яростными пронизывающими ветрами. Большинство нормальных людей без крайней нужды и носа не высовывали за стены замка, но Мародеры тренировались на квиддичном поле почти ежедневно, соревнуясь в скорости с ветром.
Лили предпочитала проводить вечера в библиотеке. Поначалу она ещё надеялась, что Северус устанет демонстрировать дурной нрав, а тихая библиотечная атмосфера как нельзя больше способствовала задушевным беседам. Но надеждам не суждено было оправдаться. Мальчик держался с отстраненной вежливостью. Попытки Лили растопить лёд ни к чему не привели.
В один из томительно длинных, скучных вечеров за соседний столик опустилась Нарцисса. Лили старалась не отвлекаться от работы, но взгляд то и дело возвращался к белокурой особе.
– Гриффиндорка? – Обращение заставило вздрогнуть от неожиданности. – Интересная книга?
– Неудобная, – ответила Лили. – У магглов есть одна очень полезная штука, называется оглавление. Почему бы всемогущим магам не позаимствовать идею?
– Знаешь, – приторным голоском поведала слизеринка, – а я видела, как ты подсматривала за нами в лазарете. Нехорошо. – Нарцисса тряхнула головой. Локоны–спиральки заплясали вокруг кукольного личика. – «Тайные свойства цветов и трав», – прочла она название книги, что держала в руках Лили. – Не пойму, как можно тратить время на этот нудятину? Ты почти как Северус Снейп... или ты из–за него этим и интересуешься?
– Не твоё дело, чем я интересуешь, – огрызнулась Лили.
– Сев мне очень нравится, – улыбнулась соседка, словно не слыша отповеди. – Он не такой, как все. Но тебе не следует на меня злиться. Я ему нравлюсь не так, как ты.
– О чём ты? Он даже не смотрит в мою сторону…
– Слишком выразительно не смотрит.
Странные они, эти Блэки. Похожи на фарфоровых кукол. За изящным фасадом уж никак не ожидаешь встретить тонко отточенный, насмешливый ум.
– Ты дружишь с Сириусом? – неожиданно спросила слизеринка.
– Я дружу с Поттером, – отрезала Лили.
– Не жалуешь ты моего кузена… – прокомментировала собеседница.
– Сама-то ты его жалуешь?
– Разве Сириус не красив? Он красивей, чем Северус.
– Зачем ы задаешь мне все эти вопросы? – нахмурилась Лили. – О Северусе? О Сириусе? Что хочешь вынюхать на этот раз?
Кукольное личико слизеринки застыло, превращаясь в холодную маску идола.
– Забудь о том, что я с тобой говорила. Забудь, что я вообще к тебе подходила.
– Договорились. Легко!
Нарцисса ушла, а Лили ругала себя. Ну зачем? Зачем она сказала то, что сказала?
***
Питер Крэм, гриффиндорский охотник, должен был по семейный обстоятельствам покинуть Хогвартс как раз на время матча между гриффиндорцами и слизеринцами. Поттеру, как говорится, не было счастья, да несчастье помогло. Сегодня должен был состояться конкурс. Помимо Поттера, на место охотника метили ещё несколько счастливчиков.
Дул мокрый ветер, съедая снег. Сонный, встревоженный, продирался он сквозь дремучие чащобы Запретного Леса, гоняя жесткие ледяные крупинки по круглому, словно тарелка, Хогвартскому Озеру. Повсюду звенели ручьи, снег ухал и проседал под ногами. Куда ни ступи – всюду вода. Замок превратился в остров.
Лили вместе с Мэри, Алисой и Дороти с трудом пробирались по наледи, покрытой талой водой, к квиддичному полю.
– Джеймс всерьёз рассчитывает, что его возьмут в команду ловцом? – менторским тоном гудела Мэри.
– Меня это не удивляет, – Алиса примерялась, как бы поудобней и с меньшим ущербом для новеньких ботинок перепрыгнуть кочку. – Поттер – он наглый.
Дороти презрительно фыркнула:
– Ему, как потомку знаменитых Певереллов, все дозволено. Даже стать ловцом на первом курсе.
По краям квиддичного поля лежал желтый, в синих пятнах, снег. Звенящие ручьи уже проделали в нём ходы, словно тоннели. Ветер не стихал ни на минуту. Шум деревьев в Запретном Лесу был слышен даже отсюда.
Ноги у девочек промокли. Хорошо ещё, что простенькое заклинание быстро помогло воде испариться, иначе не миновать простуды.
Лили отыскала Поттера взглядом. Он разговаривал с Сириусом. Вернее, говорил Сириус, а Джеймс слушал.
– Ой, смотрите, девочки, смотрите! – запищала в восторге Дороти, толкая Лили и Алису локтями. – Люциус Малфой!
Девочки синхронно повернули головы в указанном направлении.
Малфой, как всегда безукоризненный, был с ног до головы одет в чёрное. Лишь слизеринский галстук и шарф выбивались из общего тона, подчеркивая платиновый оттенок серебристых волос. Восторг Дороти легко можно было понять – высокий, тонкий, аристократичный слизеринский староста был нереально красив.
Будь он не просто поклонником, а женихом Беллы, ей можно было бы только позавидовать.
Как и её прекрасный возлюбленный, Белла Блэк предпочитала одеваться в черноё, и этот цвет необычайно шел ей. Учебная мантия смотрелась на девушке как нечто дорогое и нарядное. Впрочем, любой наряд был для неё не более, чем рамкой, из которого выступала вся она, Белла Блэк, изящная хищница. Голову старшая и самая красивая из сестёр Блэк никогда не покрывала. Ветер растрепал пряди чёрных волос, и они вились мелкими жесткими кудряшками вокруг прелестного лица.
Сила и обаяние этой девушки были таковы, что, даже когда рядом был красавчик Малфой, взгляд невольно останавливался на ней, а не на нём.
Средняя сестра, Андромеда, также была в компании слизеринцев. Перебираться через лужу ей помогал невысокий стройный брюнет, на вкус Лили, довольно привлекательный.
– Кто этот юноша? – спросила Лили у подруг.
– Который? – уточнила Алиса.
– Тот, что рядом со средней Блэк.
– Руди Лейстрейндж.
Слизеринская компания чинно расселась на одной из противоположных трибун и принялась наблюдать за отборочными испытаниями противников.
– Это смешно, – процедила Мери.
– Что именно? – уточнила Алиса.
– Поттер против Малфоя всё равно, что назойливая муха против слона.
– Муха – настырное насекомое, – заметила Лили, – всяко может быть.
По свистку Джеймс оседлал метлу. Фостер, главный отбивала, раскрыл ящик и осторожно высвободил из специального отсека маленький золотой мячик. Вскинув руку, Фостер подбросил снитч в небо.
Поттер стремительно набрал высоту, подняв метлу почти вертикально. На мгновение Лили даже показалось, что она опрокинется, но Лягушонку удалось удержать равновесие и, прежде чем друзья успели испугаться, а противники – позлорадствовать, он уже несся к земле, сжимая снитч.
Гриффиндорцы встретили удачу своего любимчика-мародера рукоплесканиями, слизеринцы – презрительными ухмылками.
На лице Малфоя, нужно отдать тому должное, ни единый мускул не дрогнул. Оно не выражало ни досады, ни насмешки, словно всё происходящее его нисколько не интересовало. Впрочем, очень может статься, семикурсник действительно не видел в наглом гриффиндорце соперника?
Лили хотелось бы быть старше, чтобы непременно влюбить в себя этого хлыща и хорошенько треснуть по аристократическому носу. Продемонстрировать, что далеко не на всех его высокий статус и смазливая мордашка производят неизгладимое впечатление. Заодно бы уж пусть и Северус пострадал, мучаясь ревностью.
– Что это ты так странно улыбаешься? – сварливый голос Мэри вернул Лили с небес на землю, напомнив о том, что в реальной вселенной Малфой не подозревает о её существовании, а Северус весьма далек от сердечных мук.
Поттера гриффиндорцы радостно обступили со всех сторон. Судя по всему, место ловца было у Лягушонка в кармане. Чему тут удивляться? Джеймс всегда получал то, что хотел.
– Ты куда? – удивилась Алиса.
– Вернусь в замок, – ответила Лили, – я что–то замерзла.
Ей было неприятно наблюдать за тем, как Сириус, отбросив всякую осторожность, не сводит злых синих глаз с милующейся парочки – Беллы и Люциуса. Как Джеймс занят собой сверх меры, а Петтигрю из кожи вон лезет, стараясь угодить будущей знаменитости. Потому что ловец команды по определению личность известная.
Со всех сторон шумели ветлы да каркали вороны. По небу плыли тяжелые сырые тучи, наползая с юга. Ноги промокли через несколько шагов, но это не мешало Лили полной грудью вдыхать воздух, пахнущий талой водой, и наслаждаться временным уединением. Впрочем, последнее продлилось недолго – слух уловил чьи–то крики. Поначалу Лили подумала, что это просто свистит ветер. Умеет он кричать на все лады. Иногда его посвист похож на человеческий голос.
Крик повторился. Он доносился со стороны озера.
В нескольких метрах от берега в озере Лили различила тонущую фигурку. Кто–то, отсюда пока не разглядеть кто, отчаянно бил по воде руками; грёб, надеясь достичь деревянных мостков, но ему никак не удавалось сдвинуться с места. Фигурка ворочалась в каше из мелких льдинок и воды, не то вплавь, не то ползком.
Подбежав ближе, Лили узнала Нарциссу. Непонятно как слизеринка угодила в такую «лужу»? Рассуждать не было времени. Кузина Сириуса в любой момент могла уйти под воду, она болталась в снежной трясине, как лягушка, широко раскинув руки и ноги.
Лили отчаянно пыталась сообразить, как помочь и при этом не оказаться в воде самой.
– Помоги! – закричала слизеринка. – Помоги!
Лили, упав на живот, поползла к сопернице. Лёд опасно трещал, прогибаясь.
– Руку! – крикнула Лили.
Гриффиндока изо всех сил пыталась поймать дрожащие пальчики, но они выскальзывали, снова и снова. Несколько раз почти удалось схватить мокрую ладошку, но удержать её никак не получалось.
– Не бросай меня!
– Не брошу, – пообещала Лили.
Нарцисса боролась изо всех сил, но её затягивало в воду всё глубже. Понимая, что Нарцисса сейчас попросту утонет у неё на глазах, Лили запаниковала и, подавшись вперёд, схватила слизеринку за мантию, но, не удержавшись, сама соскользнула в ледяную воду.
– Нет! – зло закричала Лили.
Она не столько испугалась, сколько была раздосадована неудачей.
В первую минуту показалось – окунули в кипяток. Тело обожгло и потянуло вниз. Вода булькала, словно закипающий бульон.
Нарцисса уже почти ушла под воду. Лили одной рукой уцепилась за длинную, теперь похожую на грязные водоросли косу слизеринки, второй пыталась удержаться на плаву. Её охватил такой холод, о существовании которого она даже не подозревала. Лёд доставал до самого сердца. Казалось, это длится бесконечно долго. Они барахтаются и тонут, тонут и барахтаются…
Потом кто–то властно и умело вытянул девочек из воды, судя по всему, при помощи заклинания. Странно, что Лили и в голову не пришло применить магию.
Её трясло от переохлаждения и пережитого шока, она надрывно выкашливала воду. Тело Нарциссы бесчувственно распростерлось рядом.
– Она не дышит! – кричала Белла, ползая вокруг сестры на коленях. – Люц, она не дышит! Она умерла!
– Не говори глупостей!
Слизеринский староста, грубо отпихнув рыдающую Беллу, склонился над младшей Блэк. Перекинув её тело через колено, с силой локтем надавил на спину. Поначалу ничего не происходило. А потом тело Нарциссы содрогнулось, изрыгая потоки воды.
Лишь когда Нарцисса начала кашлять, Малфой отступил, уступая место Белле. Та что–то бормотала сквозь слезы, заботливо укутывая младшую сестру пожертвованной Рудольфом мантией.
Лили почувствовала, как её овеяло горячим воздухом. Обернувшись, она встретилась с черными, точно угли, глазами.
– Сев?
– Ты в порядке? – мальчик пытался говорить строго, но голос его дрожал и от этого хрипел больше обычного.
– Я пыталась вытащить Нарциссу…
– У тебя получилось.
***
Девочек отправили к миссис Вэл. Ничего серьёзного, кроме переохлаждения, колдомедик у них не обнаружила.
– Эванс, ты просто кара небесная. Хуже любого мальчишки, – выговаривала фельдшерица. – Какая–то нездоровая страсть привлекать к себе внимание!
– Она спасла мне жизнь, – вступилась Нарцисса. Лицо слизеринки казалось не ярче наволочки, на которой она лежала. Ни кровинки. И все же Нарцисса умудрялась походить на куклу. – Если бы не Лили, я бы утонула.
– А ты разве не к этому стремилась? – Северус, скрестив руки на груди, исподлобья, со злостью глядел на однокурсницу так, будто хотел придушить её собственными руками.
Слизеринка не ответила, лишь побледнела ещё сильнее, хотя Лили и казалось, что это невозможно.
– В следующей раз, – продолжил мальчик, – когда тебя посетят мысли о суициде, Нарцисса, совершай его где–нибудь подальше. Там, где никому не придёт в голову рисковать ради тебя жизнью.
– Северус, не говори ничего сестрам, пожалуйста, – взмолилась Нарцисса.
– У меня нет привычки общаться с Блэками, – с ледяным спокойствием ответил мальчик. – Поправляйтесь, дамы. Всего хорошего.
Лили догнала Северуса. Она не могла позволить ему вот так уйти. Ей просто необходимо было перекинуться хоть парочкой слов.
– Сев?
– Лили?
– Ты ведь не сердишься на меня, да?
– Если бы ты сегодня утонула, ты подумала о том, каково было бы твоим родителям? Твоей сестре?
– Позвать на помощь не было времени! Нарцисса бы утонула…
– Было бы лучше, если бы вы утонули вместе?
– Я должна была ей помочь. Я не могла иначе.
Лили безотчетным жестом протянула к нему руку. Она осталась одиноко висеть в воздухе. Сев не сделал попытки её пожать.
– Ты придёшь ещё? – с тоскливой мольбой спросила она. – Или бросишь меня снова?
– Я не бросал тебя, Лили. Это ты предпочла моему обществу компанию Поттера.
– Нет!
– Иначе ты не пошла бы с ним в лес, не рисковала бы так глупо своей жизнью.
– Прости! Я больше не буду…
– Ты легко даешь обещания, Лили. И так же легко их нарушаешь.
– Давай забудем нашу размолвку?
– У нас не было с тобой размолвок, Лили, – покачал головой Северус. – Нечего забывать.
– Давай дружить снова, как раньше?
Черные глаза смотрели на девочку с насмешливой жалостью:
– Разве мы дружили?
Он словно ножом ударил. Словно окатил ледяной водой.
В пространстве совсем не осталось воздуха.
– Поправляйся, Лили. И не прыгай так бездумно за тем, кому этого вовсе не надо.
Северус ушел.
Босые ноги мерзли под прикосновением сквозняков.
Хотелось плакать, как тогда, когда она поссорилась с Петунией на перроне.
Хотелось плакать. Только слез не было.


Слизеринское золото - гриффиндорское серебро

В жарко натопленном лазарете было тихо. В окна вливался тусклый свет пасмурного дня, уже начавшего клониться к вечеру. Наконец–то хлынул ливень, и капли меланхолично стучали по стеклам, убаюкивая: «Спи, спи, спи». Если приподняться на локтях, можно прямо с постели увидеть верхушки деревьев в Запретном Лесу. Их нещадно трепало ветром, они раскачивались из стороны в сторону. Не успевшие спрятаться от ливня прохожие утратили четкость очертаний и казались отсюда, из окна, чуть размытыми кляксами.
Под потолком комнаты горели лампы. Было слышно, как миссис Вэл стучит своими склянками, готовя очередной состав. Пахло марлей и лекарствами.
Тело покоилось в тепле под пушистым ворохом одеял. А душа разрывалась от боли. Металась в беспокойным водовороте мыслей, колотилась о ребра вместе со взволнованным сердцем.
– Ну почему именно Малфой спас нам жизнь? – причитала Нарцисса.
– Какая разница? – безразлично откликнулась Лили, слишком погруженная в собственные переживания. – Главное, что удалось выбраться.
– Если бы можно было выбирать спасителя, Малфоя я бы выбрала в последнюю очередь, – покачала головой слизеринка. – Вернее, я бы вообще его в очередь не поставила.
– Боюсь, никто в Хогвартсе не поймёт твоей антипатии. Такой чистокровный, такой богатый, такой популярный Люциус Малфой, герой–любовник, а теперь ещё и просто – герой. Тебе лавров для него жалко? Заслуженных, между прочим.
– Люциус страшный человек. Да и Белла не лучше. Просто она моя сестра, и к её грехам я отношусь снисходительней.
– Нет на свете справедливости – да здравствуют родственные связи! Почему ты вообще о них заговорила? – Лили сощурилась. – В роковое плавание ты, случаем, не из–за этой парочки пустилась?
Заметив, как переменилась в лице Нарцисса, Лили отбросила иронию.
– Из–за них? Правда?! Ой, прости, я не хотела…
– Я пыталась убежать, – на бледных фарфоровых скулах вспыхнули две ярко–розовые полосы, – убежать от всего, что меня пугает и отвращает. Люциус Малфой и моя сестренка Белла занимают отнюдь не последнюю строчку в этом списке. Но, провалившись под лёд, я поняла, что смерть способна испугать посильней жизни, и малодушно позвала на помощь.
– Скажи лучше, холодная вода прояснила тебе мозги, – зло ответила Лили. – Мне кажется, ты просто хотела привлечь к себе внимание, Нарцисса. Не исключено, что как раз этого самого Люциуса.
– Ты не должна так думать!
– Моего слабого воображения не хватает, чтобы представить, какая такая напасть могла заставить девочку из благополучной, уважаемой семьи, богатой, как Рокфеллеры и знаменитой, точно Кеннеди, отправиться топиться в ледяной воде.
Нарцисса вздохнула:
– Могу я надеяться, что ты станешь держать язык за зубами, и всё сказанное останется между нами?
– Конечно.
– Говоришь, «богатые, как Рокфеллеры и знаменитые, как Кеннеди»? Я не знаю, счастливы ли названные тобой люди, но мой дом больше всего походит на то, что у вас, у магглов, называют адом. Мой род известен, это да. Насчет богатства? – всё в мире относительно. Дом, в котором я живу, счета, которыми отец распоряжается, как старший в фамилии, – всё, к чему мы привыкли, после совершеннолетия Сириуса не будет принадлежать нам. Раз у моего отца нет сына, способного унаследовать родовое состояние Блэков, всё, вплоть до фамильного жемчуга, перейдёт к сыну Ориона. Впрочем, то, что самим нам кажется крохами, многие чистокровные посчитают за богатство. Любую из нас охотно возьмут замуж за одно только звучание фамилии – Блэк.
– И это повод для огорчений?
Нарцисса смерила гриффиндорку задумчивым взглядом:
– Лили, тебе ведь не нравится Белла?
– Не то, чтобы она мне не нравилась, но легким человеком, согласись, её определённо не назовешь. Зато она красивая.
– Красота это то, чего у Блэков не отнять. Красота, богатство, известность – всё это плохо сочетается в сознании обывателя с отвращением к жизни. Постороннему взгляду не разглядеть за цветным фасадом темного прошлого, копившегося веками. Не увидеть безумия, кипящего в нашей крови.
Ты не имеешь право судить меня, Эванс. Потому что ты небогатая, неизвестная и незнаменитая. А главное – ты не из семьи тёмных магов. Грехи твоих безвестных предков, будущее твоих потомков не станет тяготить и ни к чему никогда тебя не обяжет. Чужая зависть не запачкает, лесть не развратит. Тебя полюбят за то, что ты сама есть такое, а не за то, что у тебя в портретной галерее, куда ни плюнь, изображение знаменитости, а на банковском счету куча галлеонов. Если тебя возненавидят, то только за твои собственные поступки и прегрешения, а не за чужие. Ты не знаешь страха, Эванс! Тебя ведь по–настоящему никто не пугал. А я живу в бесконечной, безумной ночи. Помнишь, что тётя Вальпурга сказала про Беллу и Сириуса?
Лили не была уверена, что хочет выслушать историю чужих отношений.
У каждого человека есть порог приемлемости, и нельзя винить другого в отсутствии понимания, если этот порог переступили. Так в кувшин не налить воды больше, чем положено. Есть поступки, чувства, мысли, которые человек с иной системой жизненных ценностей, установок и приоритетов принять не сможет, как бы ни старался. Узнавая чужие тайны, можно отравиться ими.
Но Лили понимала – Нарциссе необходимо излить душу. Там образовался опасный гнойник. Если девочка сейчас не выговорится, следующая её суицидальная попытка может завершиться куда успешнее.
Гриффиндорка внимательно вслушивалась в каждое слово.
– Безумие живёт в крови Блэков, передаётся из поколения в поколение. Безумие, замешенное на кровожадности, похоти и жестокости, – тихо говорила Нарцисса. – Мой отец, его брат Орион, тетя Вальпурга, Регулус, хотя я очень люблю его, – они все такие: безумные и кровожадные. Даже Андрэ. Даже я, наверное? Только в Белле и Сириусе это словно концентрированный сгусток.
– Может быть, в том, что сказала твоя тётя, есть доля истины? – подала голос Лили. – Почему не позволить им быть вместе? Состояние останется в семье, влюблённые…
– Ты не понимаешь, Лили!
– Конечно, то, что они двоюродные брат и сестра, не очень хорошо. А если вспомнить, что Сириусу двенадцать, а Белле шестнадцать…? Но ведь в магическом мире подобные браки не такая уж и редкость. А разницу в четыре года лет через десять никто и не заметит. Если это любовь…
В сердце что–то царапнуло. То ли ревность, то ли зависть. Вот ведь везёт слизеринке! Такие парни – один лучше другого…
Безжалостно наступив на своё самолюбие, Лили великодушно закончила:
– Если это любовь – пусть любят!
– Да какая любовь, Лили? Она там мимо не проходила, – выпалила Нарцисса. – Белла моя сестра, и я люблю её. После мамы – больше всех. Но я вот уже полчаса хочу и не могу тебе рассказать, потому что мне стыдно об этом говорить! Стыдно и страшно.
– Нарцисса, не преувеличивай, – взрослым голосом сказала Лили. – То, что между ними происходит, – это, конечно, нехорошо. Но когда они повзрослеют, их отношения уже не будут выглядеть такими… неправильными.
– Что, по–твоему, «неправильно», Лили? – с издёвкой в голосе спросила слизеринка.
– Ну … это.
– Это? Что конкретно ты имеешь в виду?
– Сама знаешь что! – Лили залилась краской. – Они ведь занимались этим… ну, чем взрослые занимаются…
– Любовью, ты хочешь сказать?
– Да! – облегченно вздохнула Лили.
– А вот и нет. Наверное, за это я осудила бы Беллу, но она не пугала бы меня. Лили, обещай, что никому не скажешь!
– Дать Нерушимую Клятву?
– Достаточно простого обещания.
– Я могу проболтаться Севу.
– Не страшно. Снейп и без того знает. – Нарцисса опустила ресницы, спрятав взгляд. – Белла садистка, – оттого, что девочка старалась произносить слова как можно быстрее, Лили с трудом улавливала смысл. – Она получает удовольствие от чужой боли, а Сириус потворствует ей.
– Я, если честно, не до конца понимаю…
– Знаешь о Непростительных проклятьях?
– Подчинение, пыточное и смертельное – читала о них. Но они же запрещены к применению?
– В моей семье принято плевать на запреты. И во многих других чистокровных семьях, кстати, тоже. Магия по сути своей темна, и отказаться от черной её составляющей все равно, что пытаться лететь на одном крыле. Все эти современные лозунги, что магглы якобы не так нас понимали и потому жестоко приносили в жертву – лишь пустословие. На самом деле маги вредили магглам, да ещё как! Вспышка чумы в Европе, потница в Англии при Генрихе Тюдоре, большинство войн и даже революция в далёкой России – всё это дело рук магов. Мы незримо управляем миром, дергая за невидимые ниточки, и усердно притворяемся, что нас нет. Пока простаки воюют, собираем свой урожай – от материальных благ до жизненной энергии. Отними магию, замешанную на крови, что останется от наших способностей: цветы, цветущие в январе?
– Не так уж и мало, – холодно ответила Лили.
– Кровь и смерть – необходимые составляющие нашего дара – увы, это так.
– Тогда пошёл он к черту, этот дар!
Нарцисса вся сжалась под яростным взглядом гриффиндорки.
– Ты сама–то себя сейчас слышала? – продолжила Лили. – По твоей теории получается, что ради своих целей и амбиций можно приносить человеческие жертвы?
Девочки в упор смотрели друг на друга. Глаза в глаза. Словно обмениваясь мыслями.
– Ты всё правильно поняла, – почти беззвучно ответила слизеринка. – Но не смотри на меня так, я никого не убивала. Но завтра? Оставят ли мне выбор завтра?
– Как может кто–то заставить тебя делать то, чего ты не хочешь? – искренне удивилась Лили.
– Я даже не знаю, восхищаться силой твоей души, Эванс, или позавидовать твоей воинствующей наивности. Ты совсем не понимаешь, куда попала? Я продолжу рассказ о моей старшей сестре, ведь изначально речь шла о ней. Расскажу, для примера, как в чистокровных семьях развлекаются старшие сестры с любимыми младшими кузенами. Начинают обычно с Круцио. Произносишь пыточное проклятие и считаешь. С любопытством истинного ученого наблюдаешь, в течение какого времени маленький неразумный братишка сумеет сдерживать крики. – Из голоса Нарциссы ушла насмешка. Осталась только злость, сухая и колючая, как взгляд Северуса. – Знаешь, что испытываешь под пыточным проклятием?
– Нет.
– Отец однажды наказал меня за разбитый в гостиной сервиз. Не подумай о сэре Блэке плохо, – это ведь был не простой сервиз. Исторический, безделушка эпохи рококо. Отец был нежно к нему привязан, чтя в нем память предков, а я промазала взрывающим заклятием и угодила прямиком в сервант. Сервиз сверкнул жемчужным перламутром в последний раз – и…! Отец был мной недоволен. Степень своего недовольства он выразил соответствующим образом.
Это похоже на то, как если тебя с ног до головы окатили бы крутым кипятком. Потом боль просачивается внутрь, вгрызается, словно хищник, сводит с ума. – Нарцисса бросила задумчивый взгляд в окно. – Круцио болезненно, но несовершенно, на взгляд Блэков. Оно не оставляет следов. После него из ран не сочится кровь, которую так любят все хищники. Но сущствуют режущие заклятия – изысканное развлечение. – Нарцисса устало закрыла глаза. – Одна и та же картина вот уже год снова и снова возвращается ко мне в кошмарах: окровавленный Сириус и Белла над ним, словно адская кошка, слизывающая кровь с его ран на груди, руках, животе. То, как они развлекаются, жутко. Но ещё страшнее осознавать – мне это нравится…
Лили почувствовала приступ тошноты.
– Хватит, Нарцисса. С меня довольно.
– Знаешь, на что похож Блэквуд после захода солнца? – продолжала слизеринка. – Днём дом красивый, сказочно прекрасный, совершенство архитектурной мысли. Но в сумерках, когда начинают выползать тени, от страха трясутся даже домовые эльфы, способные отпугнуть любую нечисть.
Папа говорит, великие предки Блэков поработили демонов, и с тех пор те служат нам верой и правдой.
Представь, Эванс, ты лежишь на кровати, как на острове, а вокруг кипит тьма, живая и плотоядная. Тьма эта не пожирает тебя только потому, что ты кормишь её чужими жизнями. Стоит перестать, промедлить, и она разорвёт тебя на части. Перемолотит, будто чудовищная мясорубка.
Только Блэквуд не мясорубка. Он позолоченная душегубка.
Я ненавижу шёпот, Эванс. Если бы ты только знала, как я ненавижу шёпот!
Просторные переходы моего дома наполнены шёпотом. Шипят на всевозможные голоса те самые тени, о которых я уже говорила. Повсюду носится чёрный дым, словно ползучий змей, и не поймешь, то ли чудится, то ли в самом деле звучит лающий, безрадостный и в то же время торжествующий, смех. Звучит и звучит, но стоит начать прислушиваться – стихает.
Это сводит с ума. Это и есть безумие.
Страшно, Лили. Настолько страшно, что возможность сбежать хоть на миг показалась мне стоящей идеей.
Не столько слова, сколько тон, голос девочки заставлял проникнуться почти ощутимым ужасом, отравляющим родовое поместье Блэков.
– Нарцисса! – всплеснула руками Лили. – Тебе всего двенадцать, впереди вся жизнь. Я понимаю твои чувства к Белле… – Лили запнулась, пытаясь представить, что почувствовала бы, если бы Туни предавалась подобным безумным забавам. Представить, слава богу, не получилось. – Даже в маггловских домах, если в них происходит что–то страшное, находиться неприятно, а ведь, судя по тому, что ты говоришь, вы вполне осознанно впустили к себе зло. И естественно, что там неуютно…
– Представь, что ты одна в этом огромном доме, в котором планировка комнат постоянно меняется, в котором нет электричества – только свечи. Свечи, отражающиеся в потусторонних зеркалах. Этих зеркал никогда не бывает днём, они являются по ночам. Луна, сверкающая в серой анфиладе, словно выглядывает прямиком из ада. А ещё, – Нарцисса понизила голос, и у Лили по спине побежали мурашки от ужаса, – в доме живут призраки. Искаженные лица, руки то ли в бесполезной мольбе, то ли алчно, тянутся, тянутся, тянутся… – девочка зажмурилась и потрясла головой. – Но всё это: смех, демоны, призраки, – далеко не самое страшное. Даже Белла с её кровавыми пристрастиями, даже кузен со своей одержимостью.
Лили затихла. Ей самой стало жутко от вида сузившихся зрачков в огромных светлых, почти бесцветных, как лёд, глазах.
– Самое страшное – это Тёмный Лорд.
– Кто?
– Он сам дьявол!
Гриффиндорка живо представила себе Блэков в развевающихся светлых одеждах, распростёрших руки над жертвенником. В центре пентаграммы обескровленный труп с искаженным агонией лицом. И надо всем этим безобразием поднимается рогатое чудовище с козлиными копытами.
Нарцисса нервно облизала губы.
– Когда он появляется, небо темнеет. Он, словно дементор, высасывает тепло из пространства. Папа говорит, что это нормально. Что это случается потому, что Темный Лорд необыкновенно сильный маг. Но когда этот человек смотрит на меня, кажется, что воздуха в мире нет. Это как если пить страх мелкими–мелкими глотками. Я слышала, как взрослые превозносят его до небес, говорят, что он принесёт нам освобождение. Укажет таким, как ты, их истинное место, и вы перестанете, словно раковая опухоль, поражать наше общество. Магглы станут тем, кем созданы самим богом – материалом для получения энергии, пищей для высших существ. Каждый раз, как это существо приходит в Блэквуд, тьма плотоядно облизывается.
Маленькая принцесса с Темной Стороны глухим, недетским голосом рассказывала о том, что не хочет жить, потому что устала бояться. Лили–то всегда казалось, что если ты темный колдун, то, как бы само собой разумеется, что призраки, оборотни и вампиры не тронут – ведь ты же свой.
Мысль о том, что во тьме нет понятия содружества, была в новинку.
Никаких гарантий. Только вечная охота, вечная борьба и вечное соперничество.
Лили представила себе этот мир, взрослый и жестокий, и ей тоже стало страшно.
Светильники тускло подглядывали за двумя девочками, беседующими в сгущающихся сумерках. В волосах одной сверкало гриффиндорское золото, волосы другой струились слизеринским серебром. А между ними плескались сумерки, серые и невзрачные.
Лили пересекла разделяющее их пространство, откинула полог кровати и прилегла с Нарциссой рядом, обнимая вздрагивающие худенькие плечи.
– Что ты делаешь?! – возмутилась слизеринка. – Это же неприлично!
Лили засмеялась:
– Тебе страшно, одиноко и холодно. Я подошла, чтобы согреть. Теперь, когда место подле тебя занято, страху места не осталось, видишь? Я не позволю ему прийти. Ты не одна. Если только сама не захочешь, никогда не будешь одна. У тебя всегда будет возможность позвать на помощь, ведь вокруг много людей. Неважно, магглы они или маги, богатые или бедные, носят красные или зелёные галстуки. Ты молодая, богатая, красивая. У тебя всё впереди. Если ты не придешь к демонам сама, не позовешь их громко–громко, поверь, они никогда сами к тебе не придут. А страх? Мой папа всегда говорил, что страх – это защитная реакция организма. Он существует для того, чтобы сохранять жизнь, а не отбирать её.
– Когда я вырасту, меня передадут с рук на руки какому–нибудь чистокровному волшебнику. Знаешь, что будет ждать меня в конце ковровой дорожки, по которой меня поведут, словно овцу на заклание? Новый Блэквуд.
– О чем сейчас–то плакать? – засмеялась Лили, обнимая подругу за плечи. – Тебя ведь не завтра замуж выдают?
Держа пальчики Нарциссы в своих ладонях, Лили чувствовала, как они теплеют, отогреваются. Скоро дыхание Нарциссы выровнялось. Девочка заснула.
Успокоив подругу, Лили отнюдь не успокоилась сама. На душе было тягостно.
«Не мясорубка, а душегубка», – повторила она про себя слова Нарциссы.
При мысли о Сириусе у Лили комок подкатывал к горлу. После услышанного от Нарциссы «гриффиндорский змеёныш» стал неприятен почти так же, как Петтигрю. Боль, кровь, тьма вызывали у Лили инстинктивное неприятие, её «порог приемлимости» был превышен. Добровольно шагать под пыточное проклятие? Такое её маленькому умишку понять не по силам.
Северус.
Сириус.
И имена–то звучат похоже.
Может быть, и Северус тоже доказывает шипящим слизеринцам, что отнюдь не робкого десятка, шагая под пыточное проклятие и силясь улыбнуться через удушливые волны боли?
Что, если эти сумасшедшие волшебники окончательно отнимут Северуса у неё, у Лили? Как она тогда станет жить?
Знать, что она для него пустое место? Нет, всё, что угодно, всё, что угодно, только не это!
Внутренним взором Лили продолжала видеть горящие холодным пламенем черные глаза, неровные пряди волос, обрамляющие узкое лицо с тонкими, резко очерченными губами.
Слышала неторопливо сочащиеся ядом слова: «Разве мы с тобой друзья?».
– Сев! – тряхнула Лили головой, упиваясь гневом, полыхающим в её сердце. Он заглушал боль. – Ты мне за это ответишь! Заставлю тебя подавиться каждой буквой. Не будь я Лили Эванс.


Первый гром

В свете народившегося пасмурного дня младшая из Блэк выглядела болезненно бледной. Копна волос, ореолом окружив кукольное личико, делала Нарциссу похожей на цветок, чьё имя она носила.
– Спасибо, Эванс, за то, что оказалась рядом, за то, что выслушала и надеюсь, будешь держать язык за зубами.
– Я умею молчать о серьёзном так же хорошо, как болтать по пустякам, – огрызнулась Лили.
– Всего тебе хорошего, гриффиндорка.
Лили подавила вздох. Она была не прочь продолжить общение – Нарцисса оказалась интересной личностью. Но, увы, та всем своим видом показывала, что рассчитывать на её дружеское расположение неблагоразумно. Взаимной симпатии оказалось мало, чтобы перебросить шаткий мостик с одного берега на другой. Грязнокровка и аристократка, как не крути, не сойдутся.
– Теперь при встрече вновь будешь смотреть на меня как на пустое место? – спросила Лили.
Нарцисса смущенно потупила взгляд:
– Пойми, я не могу дружить с тобой. Моя семья, круг моих друзей никогда не позволят этому случиться.
***
Когда Лили спустилась к завтраку, совы уже летали над столом, разнося утреннюю почту. В Большом Зале стоял привычный приглушенный гул голосов, напоминая улей. Почему–то казалось, что с момента, когда Лили покинула квиддичные трибуны, мир кардинальным образом изменился. Может быть, потому, что во Вселенной надломилось нечто главное под тяжестью тихо сказанных слов: «Разве мы друзья?».
Девочка не смотрела на слизеринский стол. Ей не хотелось видеть Снейпа.
А в гриффиндорских рядах царило веселье, центром которого был Джеймс Поттер и его друг Сириус. Вот ещё кого век бы не видеть!
Отношение Лили к другу Поттера изначально было спорным, а после откровений Нарциссы Сириус стал ей попросту неприятен. Он словно червивое яблоко, на вид гладкое да яркое, а откусишь – скривишься от отвращения.
Лили машинально отвечала на улыбки подруг, роняя: «Да, конечно» всякий раз, как от неё ждали ответа.
После очередного «Да, конечно» Алиса, как–то странно на Лили поглядев, больше с ней не заговаривала.
Сириус, перехватив пристальный взгляд Эванс, вернул его девочке – тяжелый, придавливающий.
Лили, опомнившись, отвернулась.
Джеймс ерошил волосы. И почти беспрестанно смеялся.
Да, Поттеру, как и всему миру, нет дела до разбитого сердца Лили.
Не хватало ещё от Лягушонка услышать: «Друзья?! Я и ты?! Ха, Эванс! Я – Джеймс Поттер, потомок Певереллов, а ты – грязнокровка. Орёл гусыне не товарищ».
– Ну и проваливай! – прошипела Лили.
– Прости? – приподняла брови Мэри.
– Не бери в голову, – спохватилась Лили, – просто мысли вслух.
***
– Эй, Эванс! – услышала она уже на пороге, когда выходила из Большого Зала. – Эванс, да посмотри на меня!
Девочка почти с вызовом воззрилась на приближающегося Поттера.
– Чего тебе? – довольно грубо откликнулась она.
За очками в круглой оправе в ореховых глазах плеснулось удивление:
– Извини, вчера не получилось тебя навестить. Нас не пропустили.
– Ты всегда идешь туда, куда пожелаешь и когда пожелаешь. У тебя волшебный плащ – я не забыла.
На щеках мальчика вспыхнул румянец.
– Да я не в обиде, Джеймс, – пожала плечами Лили. – Скучать не пришлось. Ты не хуже меня знаешь, какие прекрасные собеседники Блэки.
– Нас действительно не пустили. Не нужно говорить со мной таким тоном.
– Я ведь тебя ещё не поздравила? – сменила тему Лили. – Поздравляю. Здорово летаешь, Джеймс. Место ловца твоё по праву.
– Если бы я знал, что ты хочешь меня видеть…
– Звонок, Джеймс! Мне пора.
Когда на зельеделии Лили гордо прошла мимо своего места, многие с удивлением посмотрели ей вслед.
– Разве ты со Снейпом сегодня не сядешь? – многозначительно приподняла брови Дороти.
– Нет, – отрезала Лили.
– Что так? – ехидно спросила подруга.
– Так.
– Нуте–с, нуте–с, нуте–с? – привычно потирая ручки, вошел в класс профессор Слагхорн. – Приступим к делу, господа.
По окончании урока профессор с недоумением взглянул на пузырек Эванс. Сначала сквозь очки, потом поверх. Брови его высоким домиком поднялись на лоб.
– Что это такое, мисс?
Лили почувствовала, как загораются щеки.
– Я спрашиваю, что это такое, Лили Эванс?!
– Именно то, что гриффиндорки способны сварить, когда рядом нет слизеринцев, – хихикнула сестрица Нотта Паркинсона, противная Мелиса.
Её замечание было несправедливым. Лили на уроках никогда не пользовалась подсказками Северуса. Даже в те редкие минуты, когда он был не прочь оказать услугу, Лили делала всё сама. Снейп вообще редко проявлял склонность помогать. Он вам не Джеймс Поттер, всегда готовый одолжить конспект или контрольный свиток. Да и нужды пользоваться чужим багажом знаний не было. Лили в зельях не сильно уступала Севу. К примеру, лечебные отвары ей удавались даже лучше.
Впрочем, созерцая уныло–фиолетовое безобразие в пробирке вместо лучисто–желтого зелья, поверить в то, что Эванс – хороший зельевар, оказалось трудновато. Судя по тому, как однокурсники отводили взгляд, многие про себя думали то же, о чём слизеринцы, не таясь, говорили вслух, – хорошие оценки гриффиндорка Эванс получала лишь благодаря тесной дружбе со слизеринцем Снейпом.
– Заберите, – учитель брезгливо покосился на результат экспериментов Лили. – Оценивать это не имеет смысла.
Лили в сердцах забросила пузырек в сумку.
– Не расстраивайся, – пыталась ободрить её Алиса. – Старик тебя любит. На итоговую оценку это не повлияет.
– Дело не в оценке!
– А в чём же тогда? В том, что Лили Эванс не всегда способна оседлать единорога?
– Да пошла ты! – зло процедила Лили, забрасывая сумку через плечо.
Она почти бегом поднялась по лестнице, смахивая с лица злые слезы.
Холодная рука, сжавшаяся вокруг запястья, остановила девочку уже на последней ступени. Рывком Северус заставил Лили повернуться к нему лицом. Чёрные глаза требовательно заглянули в душу:
– Объясни, что с тобой происходит, Лили.
– Да как ты смеешь? – рванулась девочка. – Как ты смеешь ко мне прикасаться?!
Юный колдун твердо выдержал негодующий, полный горечи взгляд. Когда черные и зеленые глаза встретились, Лили почувствовала себя до отказа натянутой струной. Ещё чуть–чуть и порвётся.
– Нам нужно поговорить. Идём,– приказал Снейп.
Как ни велика была обида, желание выслушать, вновь оправдать и всё простить было в Лили сильнее.
Девочка не замедлила шаг, даже когда поняла, что Северус собирается покинуть замок.
Мир был напоён водой и южными ветрами, пронизывающе–сырыми. Насупившись, небо повисло на верхушках щетинистых деревьев Запретного Леса. Моросил мелкий противный дождик и, судя по лиловеющему огромному пятну, надвигающему с юга–востока, вот–вот должен был грянуть шквалистый ливень.
– Стой здесь, не двигайся.
Под взмахом палочки на тонком мальчишеском запястье образовался почти хирургический порез. Колючий и одновременно спокойный взгляд заставил Лили замереть, помешав её попытке предотвратить очередное безумство друга.
– Я не сделаю ничего страшного, Лили. Стой где стоишь.
Мальчик, окропив снег собственной кровью, заключил гриффиндорку внутрь начерченного им круга.
– Что ты делаешь? – хриплым шепотом спросила Лили.
– Сейчас узнаешь.
Северус нараспев проговорил непонятные слова, и Лили ощутила действие согревающих чар. Она видела, как раскачиваются взмокшие и истомленные деревья, как выбивает рябь по лужам дождь. Видела, как мелкая рябь сменяется крупными пенящимися пузырями, растапливающим снег лучше полуденного солнца. Но не чувствовала их.
– Фамильная магия Принсев, – пояснил Снейп, а потом протянул Лили руку. – Твоё зелье?
Лили, нырнув рукой в сумку, достала флакон и протянула другу. Северус, сощурившись, посмотрел на свет сквозь фиолетовую муть и кривовато усмехнулся:
– Посмотрю на досуге, что за чудо получилось, – он опустил флакон в карман мантии.
– Отдай.
– Нет.
– Отдай немедленно!
– Лучше объясни, почему ты сегодня села с Дороти, а не со мной.
– Станешь делать вид, что не понимаешь?
– Я действительно не понимаю, – флегматично пожал плечами Северус.
– А чего ты ожидал после того, что сказал мне вчера?
– Благоразумия, может быть?
– Ты сделал мне больно. Сколько можно отделываться от меня, отталкивать, отвергать? Думаешь, я всю жизнь буду бегать за тобой, Северус Тобиас Снейп? Не буду. У меня тоже есть гордость, и бесконечно унижаться перед тобой я не собираюсь. Можешь завести себе более презентабельных друзей и подруг. У меня–то другой меня, более презентабельной и удачливой, всё равно не будет.
Северус, скрестив руки на груди, нервно кусал губы.
– Почему ты всегда так смотришь на меня, Сев?
– Как «так»?
– С насмешливым пренебрежением. Я недостаточно красива, недостаточно умна или недостаточно воспитана? Во мне для тебя мало магии? У меня неаристократично яркие волосы или курносый нос? Я выгляжу, хожу и думаю не так, как выглядят, ходят и думают твои слизеринские и даже мои гриффиндорские чистокровные подружки? Ты стыдишься меня, да? Не можешь принять такой, какая я есть? Хочешь, чтобы я была Нарциссой, Беллой или Андромедой, высокомерной и безжизненной, способной согреться лишь чужой кровью? Меня ты считаешь низшим существом? «Простецом», как вы, волшебники, называете нас, магглов?
– Ты не маггл! Я много раз говорил, что считаю тебя сильной ведьмой.
– А ещё ты говорил, что подаришь мне целый мир.
– Я не могу подарить то, чего у меня пока нет.
– Да не нужно мне от тебя мира, Сев!!! Мне нужен ты. Только ты! А ты неделями, месяцами не то, что со мной не говоришь – даже не смотришь в мою сторону. Зная, что меня это больно ранит, улыбаешься своим слизеринкам, старательно подражая своему обожаемому Люциусу, в то время как для меня у тебя в присутствии свидетелей улыбок не находится. Что ж ты молчишь? Возрази мне. Не можешь? Выходит, я права. Нарцисса сегодня пожелала мне всего доброго. Может, и тебе пришло время сказать то же самое? Ты готов со мной проститься, Сев?
Лили с замиранием сердца ждала ответа.
Северус молчал.
– Трус! – вскричала девочка в отчаянии, не сумев сдержать слёз. Словно вышедшая из берегов река, они хлынули из глаз неудержимым потоком. Как ни унизительно, предотвратить это оказалось невозможным. – Трус и глупец!
– Не суди меня, – сдавленно прошипел мальчик, отворачиваясь. – Ты понятия не имеешь о том, как я живу.
– Я готова, Северус, готова понять. Разделить любую ношу, всё выстрадать, всё простить. Но не уходи к ним, не дай им забрать тебя. Дело не в том, как плохо будет мне; дело в том, что с тобой уже ничего хорошего не случится.
Северус поднял глаза, и Лили испуганно отпрянула, заглянув в беспроглядную темень. Словно угли, то ли прогоревшие, то ли ещё не подожжённые.
Внимательный, въедливый, как кислота, взгляд упёрся Лили в лицо.
А потом, неожиданно протянув руку, маленький колдун тыльной стороной ладони ласково провёл по упругой щеке своей подруги, стирая слёзы. Непривычная робкая нежность дикого зверя. Такая редкая и такая бесценная.
– Когда я сказал, что мы не друзья… ты неправильно всё поняла, Лили. Я не хочу с тобой дружить – я хочу, чтобы мы всегда были вместе, но никак друзья. Понимаю, что говорить об этом сейчас смешно, слишком рано. Но поклянись, что когда мы вырастем, ты выйдешь за меня замуж.
– Клянусь, Сев! Я выйду за тебя замуж, как только мы закончим школу. Я выйду за тебя замуж и подарю тебе замечательных детей: девочек, таких же красивых, как я, и мальчиков, таких же умных, как ты. Мы станем жить в маленьком уютном домике, в котором кроме нас не поместится никто: ни домовые эльфы, ни тени, ни демоны, ни призраки. Мы проживем счастливую жизнь и умрем в один день. Ты ведь будешь меня любить всю жизнь, правда, Сев?
– Правда.
– Клянешься? – засмеялась Лили.
– Клянусь.
– Что бы ни случилось? Всегда?
– Что бы ни случилось. Всегда.
Небо, наконец, разродилось дождём. Над Хогвартсом прогрохотал первый весенний гром.
Лили светло улыбнулась, жмурясь от счастья:
– Слышишь? Небо приняло наши клятвы.


Весна в Хогвартсе

– Эй, Эванс!
– Что, Поттер? – обернулась девочка.
– Кажется, имеет смысл тебя поздравить? – на узких губах Лягушонка дрожала злая усмешка. – Слышал, ты помирилась с Блевотником?
– Тому мириться ни к чему, кто не ссорился.
– Лгунья ты, Эванс.
– Кому я соврала? – задохнулась от возмущения Лили.
– Сдаётся мне, каждому из нас по–своему.
– Займись–ка ты лучше свои квиддичем, Джеймс!
– Непременно займусь, Эванс.
Поттер, сухо кивнув на прощание, ушел. Прямая спина, гордо откинутая голова, уверенный шаг. Лили смотрела ему вслед со смешанным чувством: с сожалением и облегчением одновременно.
Ничего! У Поттера остаются его друзья: красавец Блэк, быстрая вёрткая тень Петтигрю, самый серый гриффиндорский кардинал – господин Ремус Люпин. У Джеймса есть теперь и его новый легкокрылый друг, золотой шарик–снитч, за которым ему предстоит носиться сломя голову.
Поначалу Лили боялась повторения тех дней, когда вредный Лягушонок сживал её со свету, поднимая на смех. Но этого не случилось. Поттер не враждовал, не подкалывал, не донимал. Он вежливо кивал при встречах, приветствуя Лили так же, как приветствовал Алису, Дороти или Мэри. Вежливо раскланивался при прощании. Он вообще стал таким странно вежливым, будто никогда и не был Лягушонком. Даже списать как–то раз дал. Заметив, что Эванс нервно грызёт кончик пера, молча пододвинул свой свиток, исписанный крупным, резким, не слишком разборчивым подчерком. Лили, покраснев, быстренько скатала недоученную формулу. Ей было стыдно пользоваться чужими знаниями, но получать «ниже ожидаемого» было ещё неприятней.
Словом, не сговариваясь, не выясняя отношений, Лили и Джеймс из враждующих сторон, из двух авантюристов–соратников незаметно перешли к безликим отношениям сокурсников.
Лили не хотелось себе в этом признаваться, но она порой скучала по прежнему Джеймсу, задорному, наглому и навязчивому. Этот отстраненный, удивительно вежливый, незнакомый мальчик раздражал её. Не так сильно, конечно, как Люпин или Блэк, но все же…
***
На смену пронзительным мартовским ветрам пришёл солнечный апрель. Вослед ему торопился май. По пригоркам раскинулись ковры из трав. Каждое утро из окна спальни можно было наблюдать, как дрожат верхушки деревьев от дуновения ветра, а раскрыв ставни, поймать ветер в объятия, получив от утреннего Зефира поцелуй.
Днем можно было заслушаться, как кукует кукушка в чаще леса или стучит по стволу дерева дятел. Если отважиться забраться в лес чуть дальше, можно наткнуться на черногривых диких коней, каких не водится нигде, кроме Запретного Леса.
Лили полюбились прогулки в молодом березняке, понравилось вдыхать аромат нежных, клейких, только что распустившихся листочков. Травы, листья и первоцветы благоухали так, как благоухают они только весной.
Небеса полнились птичьими голосами.
Мир, выношенный в чреве вьюг, рожденный серыми мартовскими половодьями, был ещё очень молод и, полный оптимизма неопытной юности, стоял на пороге жизни. Мир предвкушал пору цветения с белыми кистями акации и ароматными лепестками яблони и сирени. Пору зрелости с летним, беспощадным зноем, с неистовыми грозами и сладчайшими плодами. Пору увядания, оплачивающую украденное счастье чистым янтарным золотом листвы, смывающую грехи юности тихими прозрачными слезами осенних дождей и прячущуюся от жалящей памяти за кисеёй молочного тумана.
Но пока все впереди: и соловьиные рассветы, и ястребиные ночи, пока не о чем сожалеть, мир улыбался, радостный, как младенец.
– Мама говорит, что весна – это поцелуй Бога, – делилась Лили с Севом воспоминаниями.
Они удрали ото всех в Запретный Лес, и теперь продирались сквозь заросли дикой ежевики, оплетённой прошлогодней белой липкой паутиной.
– В этом что–то есть, – согласился юный колдун, брезгливо отодвигая от себя очередную колючую ветвь кустарника.
– Посмотри, как здесь чудесно!
– Весьма смелое утверждение.
– Если я скажу, что небо синее, ты станешь утверждать, что оно зелёное? – съехидничала Лили.
Выбравшись из зарослей ежевики, она присела на поваленный ствол, наслаждаясь кипящей вокруг энергией. На деревьях, в кустах, в заполненных студеной водой оврагах все щебетало, стрекотало, шелестело, пело и плескалось. Звенела яростная, самоуверенная весенняя песнь, с которой так не вязался рассудочный, хриплый голос её друга.
– Сев? Почему ты не чувствуешь весну так, как чувствую её я? Ну, не хочешь чувствовать – придётся услышать!
Лили закричала пронзительно и звонко, как птица. Это был ликующий, торжествующий крик. Он разнесся по Запретному Лесу, заставив ворон сорваться с веток, кукушек притихнуть, а остальных птиц загомонить.
Черные глаза Северуса следили за беспокойной соседкой внимательно и насмешливо.
– Прости, но я должна выкричаться, – улыбнулась Лили. – Иначе радость просто разорвет меня на части, – она лукаво взглянула из–под пушистых ресниц.
– Мне кажется, повышенный эмоциональный фон здесь абсолютно не при чем. Просто ты излишне любишь привлекать к себе внимание.
– Только если оно твоё, – засмеялась Лили в ответ.
– Это как раз то, что роднит тебя с Поттером, – любовь к чужому вниманию.
Улыбка сбежала с лица девочки.
– Почему ты говоришь о нем при каждом удобном и неудобном случае, Сев?
– Потому, что не люблю, даже не терплю его. Он шут. Но, нужно отдать должное, шут популярный. Вокруг него всегда кипит жизнь, а я не имею склонности легко проводить время. Признайся, Лили, обаяние Поттера не оставило тебя равнодушной?
– Оставь Поттера в покое. Не порть нам обоим настроение.
– Почему разговоры о Поттере должны испортить нам настроение?
– Практика показывает, что так всегда бывает. И вообще, почему я должна выслушивать, как ты его хулишь? При других обстоятельствах я могла бы называть его своим другом.
– И какие же обстоятельства мешают тебе назвать Поттера своим другом? – ласково журчал голос собеседника.
За сладостью тона, однако, не таясь, кипел яд.
– Я не желаю больше ничего слышать о Потере, – твердо сказала Лили, – ни хорошего, ни плохого. Я же не твержу беспрестанно о Малфое?
– А хочется, да?
Пару секунд Лили, негодуя, смотрела в злые смеющиеся глаза.
– С меня довольно. Я возвращаюсь в Хогвартс.
– Пообещай, – быстро наклонившись вперёд, мальчик удержал готовую упорхнуть Лили, – пообещай, что станешь держаться от Поттера подальше.
– Какое у тебя право требовать от меня подобных обещаний?
– То, о чём я прошу, кажется тебе сложным?
– Чисто технически, – ввернула Лили любимую Северусом фразу, – чисто технически это совсем не сложно. Но меня возмущает сама постановка вопроса.
– Посчитаем, сколько раз твоя жизнь подвергалась опасности по вине самонадеянного гриффиндорца?
– Моя жизнь подвергалась опасности по моей вине, Сев. К слову, Поттер рисковал собой, чтобы исправить последствия моих опрометчивых решений.
– Последствия решений, которые ты принимала под его давлением и под его же чутким руководством, – саркастично фыркнул слизеринец.
– Я повторяю, оставь Поттера в покое.
– Почему ты его защищаешь, Лили?
– Из чувства справедливости.
Северус глянул на Лили в упор так, словно прицеливался.
– Помнится, я уже говорил – друзья Джеймса никогда не смогут быть моими друзьями. Либо ты на его стороне, Лили, либо со мной.
***
Она сердилась на Северуса из–за поставленного ультиматума, но Поттера избегала. Это оказалось нетрудно. Мальчик, увлечённый предстоящим квиддидчным матчем со Слизерином, ничего не замечал, тренируясь вместе с остальными членами команды до изнеможения. Он так сильно похудел, так часто ерошил свои волосы, что Лили с трудом подавляла желание подойти к нему.
«Ты всего лишь первокурсник, Джеймс! – просилось на язык. – Если не справишься, ничего страшного не будет. Не многим удавалось побить Малфоя, не даром же его зовут королем квиддича. Вовсе не стыдно проиграть такому противнику».
Да и не смешно ли возлагать надежды на пикенеса, выставляя его против маститого волкодава? На маленькую лошадку навалили слишком много; воза ей не свести, хоть жилы порви.
Но подойти к Лягушонку Лили так и не осмелилась. Сделать шаг навстречу Поттеру значило поссориться с Северусом. Она к этому не готова.
Никогда не будет готова.
***
С приходом весны Лили больше не засиживалась в библиотеке. Теперь, когда она уставала от общества, то пряталась ото всех в Запретном Лесу. Нарушив в первый раз директорский запрет, девочка сильно переживала. Потом привыкла.
Забираясь на толстую ветку платана, Лили раскачивалась на ней, как на качелях, листая книжку, совмещая это удовольствие с поеданием сладостей, заранее припасенных. Книги по зельям, как и «История Хогвартса» не слишком её занимали. Лили искала пищу для богатой фантазии в любовных романах. Именно на этой толстой ветке девочка дочитала «Унесенные ветром» и принялась за «Анжелику».
Перелистывая страницу за страницей, Лили, следуя за неукротимой маркизой ангелов, пробиралась по старинному Парижу к Кладбищу Мучеников, торопясь попасть на шабаш нищих и калек.
Девочка так увлеклась чтением, что не сразу переключила внимание на настоящих влюбленных, избравших для своего свидания тень от её любимого платана.
Белла Блэк летела впереди, словно темный вихрь. Люциус Малфой упорно преследовал добычу. Какое–то время молодые люди кружились, пока блондин не поймал загнанную дичь в ловушку из собственных рук.
Белла издала странный звук, похожий одновременно и на рычание, и на смех. Руки девушки, проворные и ловкие, метнувшись вперёд, ловким движением расплели замысловатый узел зелёного галстука юноши. Она подалась вперёд так, словно намеревалась укусить, но вместо укусов ожидаемо последовали поцелуи.
Вот угораздило так попасть! Не приведи случай, заметят. Ведь оторвут же Лили её рыжую голову и отправят в Блэквуд, чтобы прибить в один ряд с отрубленными головами домашних эльфов.
Неожиданно резко Белла оттолкнула красавца–блондина. Глаза старшей сестры Нарциссы превратились в два обжигающих недоброй страстью омута.
– Скажи, ты когда–нибудь убивал людей, Люциус?
– Конечно же, нет. Я чист, как свиток, только что купленный у «Завятуша и Клякса».
– Ты убивал, я знаю! И тебе – нравилось.
– Не говори ерунды.
– Почему ты отрицаешь? Тем, что ты стремишься очистить мир от грязной крови, можно только гордиться.
– Мне не нравится убивать, но есть поступки и решения, приняв которые, ты перестаешь зависеть от собственных желаний.
– Ты говоришь сейчас о Темном Лорде? – жадно спросила Белла.
«Когда он приходит в Блэквуд, – услышала Лили далёкий шепот Нарциссы, – Тьма плотоядно облизывается…».
– О, вот оно что! Вот к чему ведут все твои поцелуи и вступительные речи. Жаль. Признаться, я рассчитывал на нечто иное. Если бы в твоей буйной голове, Белла, мог поместиться разум, ты никогда бы не стремилась туда, куда с такой настойчивостью пробираешься.
– Я, как и ты, выросла среди темных магов! Меня не испугать ни кровью, ни смертью, ни чудовищами!
– Хочешь прожить всю жизнь среди крови, смерти и чудовищ?
– Я – Блэк! Хищница из породы хищников. Мне не к лицу белый цвет.
– Уверен, Рудольфус сполна оценит этот факт, – растягивая слова, съязвил блондин.
– Ты тряпка, Малфой!
– Ошибаешься.
– У тебя не душа, а желе!
– Как даме будет угодно, – отвесил шутовской поклон блондин. – Увидимся вечером.
Девочка надеялась, что Люциус уйдёт за своей зазнобой. Но он не спешил. Растянувшись на траве, закинул руки за голову и принялся следить за облаками. Светлые волосы под солнечными лучами переливались льдистыми искорками.
Сорвав травинку, юноша принялся задумчиво её покусывать.
В это самое мгновение утратившая бдительность Лили таки выронила пухлый томик «Анжелики». Книга, пару раз стукнувшись о толстые ветки платана, вспыхнула прямо в воздухе – Малфой скользящим движением послал проклятие, рывком поднимаясь на ноги. ¬¬
Лили с ужасом смотрела в серые глаза слизеринца. Кончик его палочки, чуть заметно подрагивая, указывал прямо на неё.
– Что ты здесь делаешь, девочка?
Голос Малфоя звучал мягко, а глаза смотрели так, словно слизеринец прямо сейчас собирался её убить.
– Я читала, – Лили была не в силах отвести глаз от подрагивающего узкого кончика его палочки.
– Читала?
Лили кивнула.
– В Запретном Лесу? – в голосе прозвучал недоверчивый сарказм.
– Искать уединения, кажется, никому не запрещенно? – воинственно вздернула подбородок Лили.
Неизвестно, какое заклятие послал Малфой, но ветка под ней словно взбрыкнула, и Лили, не удержавшись, полетела вниз. Все произошло так быстро, она даже крикнуть не успела. Люциус Малфой ловко подхватил её на руки, предотвратив роковое падение.
– О–о! – только и смола выдавить перепуганная Лили.
– Прости. Не люблю смотреть на собеседника снизу вверх, – прояснил ситуацию Малфой.
– Отпустите меня немедленно! – пискнула Лили далеко не так воинственно, как ей бы того хотелось.
Люциус усмехнулся
– Мне кажется, не совсем разумно искать уединения там, куда нормальные люди не суются, – заметил он.
– Ещё более абсурдно искать его там, где они толпятся!
На руках Люциуса Малфоя Лили чувствовала себя крайне неудобно.
– Не бойся – продолжал улыбаться слизеринский префект. – Я тебя ни за что не уроню. Разве только мы упадем вместе?
Блондин закружился на месте. Потом они рухнули на траву, и Лили задохнулась от гнева и неожиданности.
Слизеринец мотнул головой, волосы его мягкой волной накрыли их обоих.
Сказать, что поведение Люциуса смущало, значило ничего не сказать. Лили понимала, что с ней играют, точно кошка с мышью; ей были неприятны эти опасные игры, но не хватало опыта, чтобы с достоинством выйти из скользкой ситуации.
– Что вы делаете? – Лили заставила себя смотреть прямо в серые холодные глаза.
Сердце непроизвольно дернулось, когда вместо ответа Люциус накрыл её губы своими губами.
Выйдя из состояния шока, Лили попыталась вывернуться из удерживающих её рук. Получилось неожиданно легко.
Малфой отстранился, хохоча.
– Может быть, это научит тебя не подглядывать и не мешать старшим?
Лили попятилась, исподлобья взирая на обидчика, сжимая кулачки от бессильной ярости.
– К вашему сведению, я пришла сюда первой! И вы… вы должны книгу, слизеринец!
Люциус коротко присвистнул:
– Настоящая гриффиндорка – безмозглая, зато храбрая. Детка, не стоит со мной препираться. Беги отсюда, пока я добрый.
Лили не заставила себя просить дважды. Припустила, словно вспугнутый лисой заяц.
Они столкнулась с Северусом почти на пороге Хогвартса.
– Лили? – окликнул он, кладя девочке руку на плечо. – С тобой всё в порядке?
– Нет! – отшатнулась Лили. – Со мной не все в порядке!
– Что случилось? – обеспокоенно нахмурился маленький колдун.
– Случился Люциус Малфой!
На секунду кровь бросилась Северусу в лицо, он явно смешался,
– Интересуют подробности – спроси о них своего друга, – предупредила дальнейшие вопросы Лили.
– Он что–нибудь сделал тебе? Обидел?
Лили, сообразив, что перегнула палку, решила умерить пыл.
– Ничего. Просто напугал.
– Он угрожал тебе?
– Если поцелуи могут сойти за угрозу.
– Что?! – глаза Сева вспыхнули красным огоньком. – Что ты сказала?
– Забудь! – раздраженно махнула рукой девочка. – На самом деле он просто сжёг мою любимую книжку.
– Лили…
– Я устала, Сев! Прости, но с меня на сегодня довольно общения со слизеринцами.


Гриффиндор против Слизерина

Утро выдалось солнечным. Чистоту неба над квиддичной площадкой не пачкало ни облачко; до самого горизонта, куда ни кинь взгляд, – лазурь. Несмотря на то, что солнышко припекало, ветер был свеж. Он забирался под мантию, холодил щеки. Пока идёшь по солнечной стороне – тепло, стоит шагнуть в тень – зябнешь.
Собираясь выступить в роли активных болельщиков, Лили, Алиса, Дороти и Мэри спешили занять места на трибунах Гриффиндора.
Бросив по привычке взгляд в сторону Слизерина, Лили отыскала взглядом Северуса. Тот стоял, облокотившись на перила, и машинально похлопывал темными перчатками, зажатыми в тонких пальцах, по периллам ограждений. Рядом с ним держались Мальсибер, которого Лили терпеть не могла, и младший брат Рудольфа Лейстрейнджа, Рабастан.
Почувствовав на себе взгляд, Северус обернулся. Когда их взгляды с Лили встретились, мальчик коротко кивнул. Лили ответила ему улыбкой.
Толпа волновалась, по рядам бежал ропот, то радостный, то напряженный, то почти агрессивный.
МакГонагалл в своей остроконечной шляпе сидела с таким напряженным лицом, словно собиралась сдавать экзамены. Прямая как палка, с поджатыми губами.
– Наверное, он опять лопает свои леденцы? – хихикнула Алиса, взглядом указывая на директора.
Лили кивнула, хихикнув в ответ.
Дамблдор, по обыкновению, сохранял безмятежный, радостный вид. Слагхорн тоже выглядел весьма жизнерадостно.
– Отсюда плохо видно, – пожаловалась Алиса.
– На этот случай как раз и придуманы бинокли, – деловито заметила Мэри, извлекая из сумочки названный предмет. – Я захватила парочку для вас.
Как обычно, в начале игры на центр поля вышел арбитр.
– Игроки! – прокричал он. Голос, усиленный заклинаниями, легко достигал ушей каждого присутствующего. – Пожмите друг другу руки перед началом матча, и пусть победа достанется лучшему!
Джеймс, уверенно шагавший следом за Фабианом Пруэттом, казался с трибун очень–очень маленьким. Сириус, выступающий в роли одного из Охотников, подхвативших накануне простду, на фоне рослых старшекурсников тоже не впечатлял.
Приветственный рёв раздавался со всех сторон. Девчонки охали и ахали от восторга при виде своего любимчика Малфоя. Волосы Люциуса, возглавлявшего команду змееносцев, были эффектно собраны во французскую косу.
Лили, закусив губу, покачала головой:
– Наши против Слизерина как Давид против Голиафа! – в сердцах сказала она. – Когда–нибудь гриффиндорская команда подрастёт и станет, безусловно, очень сильной. Но пока это просто смешно.
Раздалась трель свистка, и пятнадцать игроков взмыло в небо. Приветственные крики болельщиков Гриффиндора понеслись с трибун, сопровождаемые завываниями болельщиков Слизерина. Лили и Алиса прижались друг к другу, неотрывно следя за золотисто–алыми и серебристо–зелеными игроками, как молнии носившимися между кольцами в синеве небес.
Выше колец, точно темный дух, скользил Малфой. Мантия слизеринца билась подобно флагу на ветру. Джеймс скользил чуть ниже. По сравнению с уверенными точными движениями слизеринца, метания Лягушонка выглядели бессмысленными и хаотичными.
Когда гриффиндорцы забили первый гол, квиддичное поле накрыло взрывной волной аплодисментов и восторженных криков. Бесновались от счастья не только гриффиндорцы, им вторили хаффлпаффцы и, более сдержанно, равенкловцы.
Лили, нахмурившись, то прижимая бинокль к глазам, то невооруженным взглядом с досадой следила за Джеймсом. Он зачем–то сделал несколько эффектных, но бесполезных мертвых петель. Люциус Малфой продолжал безмятежно, словно огромный ястреб, парить на головокружительной высоте.
Когда Лягушонку удалось увернуться от бладжера, гриффиндорцы вопили так, словно он уже поймал снитч.
– Молодец! – улыбалась Алиса, неистово хлопая в ладоши. – Мо–ло–дец!!!
«Давай же, Джеймс! – сжимала Лили руками поручень, – Найди снитч! Поймай его. Не дай Малфою обыграть тебя!».
– Гриффиндор ведёт квоффл, – орал комментатор, улюлюкая от восторга. – Гол!!!
Пока восторженный рев несся над стадионом, пока Дороти и Мэри в обнимку скакали рядом, Лили увидела его. Сначала золотой отблеск показался отражением солнечного луча, а потом девочка поняла – это действительно снитч.
Джеймс рванулся к нему с такой скоростью, что превратился в размытое темное пятно. Судя по резкому рывку Малфоя, тот тоже успел заметить золотого проныру. Словно ястреб, слизеринец стал быстро терять высоту, пикируя на соперника–гриффиндорца.
Казалось, столкновение неизбежно. Ребята разошлись в небе каким–то чудом.
Яростный, возмущенный рев донесся со всех трибун. У Лили от волнения шумело в ушах, и она плохо понимала, что выражал этот крик – волнение или досаду. Девочка видела, с каким усилием Джеймс удержался на метле. Она винтом закружилась под ним.
– Осторожней, Джеймс! – кричала она, не отдавая себе отчёта в том, что в общем гуле её голос для друга неразличим.
– Нарушение! – вопили болельщики Гриффиндора.
Слизеринцы поддерживали своих радостным улюлюканьем.
Разъяренные гриффиндорцы запустили в сторону слизеринского ловца сразу два бладжера. Один из страшных мячей едва не попал в белокурую голову, но Люциус, выполнив ту же мертвую петлю, которыми понтовался Поттер за четверть часа до этого, ловко увернулся. Словно стрела, просвистел он, пролетая мимо трибун, на которых бесновалась азартная толпа, всё набирая и набирая скорость.
Вопили все, неистово и самозабвенно.
Оба ловца рванулись в одну сторону, голова к голове. Слизеринец крепко держался за древко метлы, в то время как гриффиндорец протягивал руки, стремясь схватить золотой верткий шарик первым.
– Гриффиндор! Гриффиндор! Гриффиндор! – скандировали вокруг.
Лили вскрикнула, закусив кончики пальцев, когда бладжер в очередной раз с угрожающей стремительностью понесся к Джеймсу. Тот, увлеченный погоней за снитчем едва успел уклониться в самый последний момент, вынужденно уходя вниз, чем дал фору Малфою.
Потом оба, словно соревнуясь в безумии и ловкости стали набирать высоту.
– Что они делают? Лили, что они делают?! – схватила её за руку Алиса. – Да что это такое?!
– Я не знаю! – проорала в ответ Лили.
Ловцы выписывали непонятные спирали, зигзаги, вертелись вокруг своей оси.
Вот снова понеслись к земле, словно наперегонки. Страсти накалились до предела
– Разобьются! – завизжала Дороти.
Лили видела, как маленький капризный мячик трепещет золотыми крылышками впереди. Всё ближе, ближе…
– Давай, Джеймс! – орала она вместе со всеми. – Давай!
БАХ.
Один из бладжеров с разгону достиг цели, ударив маленького гриффиндорца в грудь, безжалостно сбрасывая его с метлы. Малфой был рядом, но вместо того, чтобы попытаться оказать помощь, рванулся в сторону за снитчем.
Крик ужаса пронесся над тремя трибунами. Лили не помнила, как и что кричала вместе с остальными, сорвавшись с места и до судорог в пальцах сжимая поручни, ломая ногти о бесчувственную деревяшку в страхе перед происходящим.
Потерявший сознание Лягушонок на огромной скорости стремительно приближался к земле.
Лили не хотела этого видеть! Не хотела! Но в голове звучал и звучал, словно заезженная пластинка, насмешливый голос: «Эй, Эванс! Посмотри на меня!». И она не могла оторвать глаз от падающей фигурки.
Снизу наперерез, на всей скорости, какую только могла развить его метла, уже несся Блэк. У мальчишки была отличная реакция, и ему удалось перехватить Джеймса. Но скорость, с какой сошлись гриффиндорцы, заставила метлу под юным Блэком разлететься в щепки. Снизить скорость падения удалось, и это спасло Джеймсу жизнь, но не уберегло мальчишек от травм, когда они оба упали на землю.
Одной из первых к Сириусу подлетела Белла. Схватив мальчика за плечи, она резко приподняла его с земли. Тот дернулся в её руках, будто от электрического разряда, и слизеринка испуганно отпрянула.
Было видно, как Сириус, надсадно кашляя, заваливается на бок, протягивая руку к неподвижному Джеймсу. Потом любопытная и взволнованная толпа закрыла друзей от взгляда Лили.
Расталкивая гомонивших подростков, к мальчикам, возвышаясь над толпой, проталкивались Дамблдор, Слагхорн, МакГонагалл и миссис Вэл.
Лили с удивлением осознала, что Алиса успокаивающе обнимает её за плечи:
– Я уверена, с ними все будет хорошо, – твердила подруга. – В Хогвартсе при игре в квиддич ещё не было случаев со смертельным исходом. Обходилось раньше, обойдётся и теперь.
Лили поняла, что рыдает навзрыд, и со стыдом принялась вытирать слезы с лица.
Со слизеринских трибун на неё взирали черные бездонные глаза Северуса. Взирали прямо и недобро. Мальчик стоял на самом краю лестницы, в опасной близости от зияющего провала. Ветер трепал его черные волосы, словно подталкивая шагнуть вниз.
Лили зажмурилась от ужаса. Вдруг он и впрямь упадет? Как Поттер…
Когда Лили открыла глаза, Северуса на площадке уже не было.
– Слизеринцы нас обыграли, нельзя было ставить эту неудачливую малявку, – услышала она чей–то голос, пока спускалась по лестнице вниз. – Набрали в команду не пойми кого!
Переведя взгляд на таблоиды, Лили убедилась, что слизеринцы действительно обошли их со счетом 80 – 150. Малфой одним рывком свел к нулю все усилия гриффиндорцев. Согласно жизненному кредо слизеринцев, он, наверное, прав? Победа любой ценой!
Но Лили не понимала, не желала понять, как можно тянуть руку не к человеку, падающему в бездну, а к золотому мячу?
Стоило девочке заметить Люпина, как все философские мысли разом покинули её золотисто–рыжую головку.
– Ремус!!! – завопила она. – Ремус!!!
Серый гриффиндорский кардинал обернулся.
– Джеймс?... – Подбежав, заглянула Лили в желтые волчьи глаза. – Он жив?!
Люпин кивнул, терпеливо позволяя на себе виснуть. Вообще–то Лили повезло. Будь на месте Люпина Блэк, без церемоний брезгливо стряхнул бы с себя приставучую грязнокровку.
– Успокойся, Лили, с Джеймсом все будет в порядке, – со спокойной сдержанностью ответил мальчик. ¬ – И с Сириусом тоже.
– Привет, Люпин, – раздался слишком низкий для двенадцатилетнего ребёнка, хриплый, будто сорванный голос.
– Привет, Снейп.
– Соболезную! Вы снова проиграли.
– А вы снова выиграли. Поздравляю.
Северус криво усмехнулся и, до ужаса напоминая Петунию, коротко бросил, обращаясь к Лили:
– Идем.
Лили пошла за Северусом. Как всегда. Только чувство, что все неправильно, не так, как нужно, что она поступает не по совести, усиливалось с каждым шагом.
Северус обернулся:
– Ремус не может знать о твоем Потере больше, чем я. Почему ты не пришла ко мне, Лили? – приподнял бровь мальчик. – Ты мне не доверяешь? Считаешь, что я не в состоянии понять твоих высоких помыслов и устремлений по поводу господина Поттера? – со злой насмешливостью процедил маленький колдун.
– Сев, я…
Он резко мотнул головой, прерывая её несвязные речи.
– Я не хочу видеть, как ты рыдаешь навзрыд у всех на виду. Я сделаю всё, чтобы осушить твои слёзы. Даже если мне самому это не по вкусу. У твоего драгоценного Поттера сломаны два ребра, сотрясение мозга и многочисленные ушибы, но его жизни ничто не угрожает.
– Сев, я…
– В качестве бонуса могу сообщить также и о состоянии господина Сириуса Блэка. Ему досталось больше, чем везунчику Поттеру. У нашего темного принца при ударе открылось внутреннее кровотечение. Но, полагаю, миссис Вэл сумеет ему помочь.
– Сев, я… да послушай ты меня хоть минутку!
– Ни к чему мне тебя слушать – я видел достаточно.
Лили попыталась взять его за руку, но Сев отшатнулся.
– Не нужно!
– Я просто увидела Люпина первым, потому и обратилась к нему! За что ты меня мучаешь? – скривилась Лили, боясь снова разреветься.
– Чем же, позволь узнать, я тебя мучаю?
– Пойми, я…
– «Я–я–я»! Это междометие за последние пять минут ты произнесла раз пять. Воспитанные люди им так часто не злоупотребляют.
– Сев! Не нужно быть таким бесчувственным!
– В чем моё бесчувствие? В том, что я не бьюсь в истерике по господам Мародерам?
Северус ушел, не позвав Лили за собой.
А она не пошла.
Потому что любое слово, сказанное сейчас друг другу, будет как кирпич, из которых выстраивается стена взаимного непонимания.
***
Джеймс и Сириус неожиданно стали популярными личностями. В лазарете не удалось протолкнуться дальше приемной, где миссис Вэл решительно и беспрекословно заявила всем, что на сегодняшний день никаких посещений не предвидится.
Уговаривать колдомедика бесполезно, все это знали по опыту. Но отступать просто так Лили не собиралась. Это у остальных нет выбора. А у неё есть плащ–невидимка. Ну, у неё или у Джеймса Поттера, какая разница? Лили была больше чем уверена, Джеймс одобрит план её действий.
Прошмыгнув в башню и убедившись, что спальня мальчиков пустует, Лили, воровато озираясь, проскользнула внутрь.
В спальне стояли четыре кровати. С виду совершенно одинаковые. У каждой кровати возвышалась тумбочка. Понять, кому из мальчишек они принадлежат, было непросто, а рыться в вещах посторонних людей мешали принципы.
Решение пришло мгновенно.
– Акцио, плащ Джеймса!
Дверь в одной из тумбочек открылась, выпуская струящийся, точно прохладный дождь, плащ.
Прежде, чем отправиться к Джеймсу, девочка вернулась в свою комнату прихватить томик Дюма. «Три мушкетёра» Джеймсу должны понравиться. Спустя полчаса девочка была уже в лазарете и обнаружила, что Джеймс успел прийти в себя. Сириус, напичканный медицинскими отварами, безмятежно посапывал рядом.
– Джеймс! – позвала она тихо.
Лягушонок вздрогнул и потянулся к прикроватной тумбочке за очками.
– Не пугайся, это я, – вынырнула Лили из–под волшебного плаща.
– Эванс? – бледное лицо осветилось улыбкой. – Сперла мой плащ? Ну ты даешь!
– Прости! Я хотела поговорить с тобой, убедиться, что всё в порядке. Я его сразу же верну…
¬– Ерунда! – отмахнулся Лягушонок. – Не парься по пустякам. Правильно сделала, что взяла. Давай болтать, – Лягушонок пододвинулся на кровати, чтобы освободить место девочке.
– А тебе не вредно? Болтать–то?
– Мне? Не–а! Мне вредно молчать. Ты же знаешь – меня это убивает.
Лили осторожно присела на краешек джеймсовой кровати.
– Мне так жаль, что ты сорвался с метлы…
– Вообще–то я не сорвался, – скрестил руки на груди мальчика. – Вообще–то меня с неё сбросили.
– Я чуть с ума не сошла!
– Правда? – словно лампочка, вспыхнула поттеровская улыбка.
– Знаешь, квиддич – глупая и опасная игра. Ты мог погибнуть.
– Опасная, конечно. Но в этом и вся соль. Убери небо, высоту и скорость, что останется? Маггловский футбол. Но даже там, я слышал, бывают травмы. Кстати, на футбол тоже посмотреть можно, хотя в нём недостает перца. Как и во всем, что делают магглы. Ой, прости, ты ведь и сама… я не хотел сказать ничего обидного. Ты же не обиделась? Нет? Вот и чудно! Плохо то, что я не поймал снитч. Такая досада! Был всего в нескольких дюймах, только руку протяни. Проклятый Малфой!
– Проклятый! – жарко поддержала Лили. – Не будем про него. Я тебе кое–что принесла. Взгляни.
– Что? – загорелся любопытством мальчишка. – Книгу? – сник он. – Эванс, так нечестно! Лежачего не бьют! Мне вот тут только учебников и не хватает, честное слово!
– Это не учебник. Прочти. Я уверена, тебе понравится.
– Маггловская? – с обреченность и тоской вздохнул Лягушонок, беря книгу.
– Сначала прочти – потом вздыхай. Ну, я пойду. Не хочу неприятностей. Поправляйся быстрей.
– Эванс! – девочка в дверях обернулась. – Завтра придёшь? Обещай мне, а то не стану читать твою книгу.
– Не хочешь, не читай.
¬– Так ты придёшь или нет? – свел мальчик брови.
– Приду.
– Обещаешь?
– Да
– Я буду ждать, – расплылся Лягушонок в улыбке. – Не обмани, Эванс!
– Я же сказала, что приду. Значит, приду, Поттер.
Перед глазами промелькнуло недовольное лицо Северуса. Но Лили спряталась от него под плащом–невидимкой.


Мушкетёры, граф Рошфор и последствия Амортенции

– Как там Поттер? – на следующий день поинтересовался Северус. – Жить–то будет?
– По крайней мере, выглядит он неплохо, – пожала плечами Лили.
– Когда же это ты успела с ним увидеться?
– Вчера вечером.
– Мне показалось или миссис Вэл оставила многочисленных посетителей за дверью лазарета? Но для тебя, конечно же, сделали исключение, не так ли? Закон гриффиндорцам, как всегда, не писан.
Северус склонился над разделочной доской, бледный профиль его почти скрыло волосами.
– Да, я нашла способ обойти правило, – Лили постаралась не заметить, как дернулись краешки нервных, узких, плотно сжатых губ друга. – Может быть, это и не слишком хорошо, – говорила она, торопливо нарезая ещё полуживых флоббер–червей, чего в спокойном состоянии никогда бы себе не позволила, – что из того? – вскинула она глаза. – Я ведь никому не причинила вреда, зато смогла спать спокойно. Извини, но считаю, что приняла правильное решение!
– За что же ты, в таком случае, извиняешься? – не без сарказма поинтересовался Северус.
– А как поживает господин Малфой? – сочла за лучшее Лили сменить тему. – Ты уже принёс ему очередную порцию восхищения?
– Не нужно делать вид, будто мы оба забыли разговор накануне квиддича и я простил Малфою его нелепую выходку.
– Я считаю, что Малфой должен быть помочь Джеймсу, а не кидаться за снитчем!
– Мне как–то плевать на то, в каком положении остался твой Поттер. Я рад победе, которую принес Слизерину Малфой. Порочные привычки Люциуса огорчают меня ровно настолько, насколько коснулись тебя. Поверь, я найду способ заставить его раскаяться в излишней импульсивности.
– О! Излишней импульсивности? Надо же! Это теперь так называется? – фыркнула Лили. – Раскаяться ты его заставишь! Как планируешь это сделать? Пригрозишь прекратить ваше дружеское общение? – Поймав хмурый взгляд друга, девочка сочла за лучшее убавить экспрессию, опасаясь, как бы разговор не закончился ссорой. – Не следует злить белого крокодила, – резюмировала она.– Это, по меньшей мере, неразумно.
Нет, Лили совершенно не хотелось, чтобы Северус подставлялся, нарываясь на неприятности. Будет вполне достаточно, если он просто станет держаться подальше от былого кумира.
Однако Малфоя, безусловно, следует наказать. За то, что напугал её, за падение Джеймса, за встречу в переходе с Сириусом, за неправильное отношение в Белле. Да просто за то, что он такой несносно–самоуверенный надутый павлин.
Проучить необходимо, но сделать это следует вовсе не Северусу, делившему со Слизеринским Принцем факультетскую гостиную. Она и сама справится.
Ну а Мародёры, конечно же, ей помогут!
После уроков, захватив вкусные ванильные булочки, заботливо припасённые ещё с обеда, Лили поспешила в лазарет. Миссис Вэл неодобрительно покосилась, но не нашла повода ни к чему придраться и не смогла возразить против визита Лили.
Когда девочка вошла в комнату, Сириус, забравшись с ногами на подоконник, вслух читал принесённую Лили книгу, а друзья внимательно слушали.
При виде Лили Лягушонок радостно подскочил на кровати:
– Привет, Эванс!
– Привет, Джеймс, – улыбнулась она в ответ. – Как себя чувствуете, мальчики?
– Отлично. Твоя книга просто великолепна! – Джеймс обернулся к друзьям, словно требуя поддержки.
Друзья послушно закивали.
– До какого места дочитали? – Лили уселась рядышком с Люпином.
– Храбрец д*Артаньян доблестно сражается с головорезом де Вардом, стремясь отобрать верительные грамоты и достичь берегов Англии, – поделился Джеймс.
– Хочет вернуть французской королеве её бриллиантовые подвески, – добавил Питер.
– Мальчики, а вы ничего особенного не заметили, пока читали? – поинтересовалась Лили.
– Что мы должны были заметить? – скучающим тоном полюбопытствовал Ремус.
– Вам не кажется, что герои книги очень похожи на вас самих? Ты, Джеймс, отлично вписываешься в образ д*Артаньяна. Ремус – вылитый граф де Ла Фер, а Петтигрю, когда вырастет и растолстеет, возможно, станет похожим на Портоса.
– Роль Атоса просто создана для Блэка, – возразил Люпин.
– Блэк вполне сможет сыграть и Арамиса, – отмахнулась Лили.
– Я так не думаю.
– Не спорь с дамой, Рем, – кривовато улыбнулся Сириус, тряхнув темной гривой. – По какой–то непонятной причине господин Арамис не угодил нашей маленькой гриффиндорке. Я согласен на такое распределение ролей с одним условием, Лили, – ты станешь Бонасье.
– Да ради Мерлина.
– Ну что, мушкетёры? – Джеймс закинул руки на плечи Рема и Сириуса, обнимая друзей. – Один за всех и…?
– Все за одного!
Четыре ладошки накрыли друг друга с громким хлопком.
– А теперь нам полагается найти графа Рошфора. Сомнений нет, что тайный агент кардинала это…
– …Малфой!
Прозвучало единогласно.
– За подлый удар, нанесённый в спину юному Д*Артаньяну, графу Рошфору предстоит держать ответ! – вынес вердикт Джеймс.
– Боюсь, ничего у вас не выйдёт, – Нарцисса Блэк застыла в дверях, вся светлая и умиротворенная, словно ангел. Тяжелая серебристая коса закручена на затылке, прозрачные омуты глаз взирают кротко и невинно, как у горлинки.
И лишь на губах играла коварная улыбка Джоконды:
– Не выйдет без меня, хотела я сказать.
– И кто вы такая? – насмешливо приподнял брови Джеймс.
– Разве вы меня не узнали? Я двойной агент, служу одновременно вероломному пустоголовому лорду Бэкингемскогу и умнейшему человеку во Франции, кардиналу Ришелье. Я – Анна де Бейль, графиня де Ла Фер, леди Винтер. Легендарная миледи.
– Смело, – одобрительно хмыкнул Ремус.
¬– Какая незадача! – поцокал языком Сириус. – Кто ж решится поверить двойному агенту, кузина?
– Когда дело касается пакостей против графа Рошфора, на меня вполне можно положиться. Я люблю его не больше вашего, месье Арамис. Он противный желтый скорпион, и я с радостью полюбуюсь, как ему оторвут его ядовитый длинный хвост.
– Нарцисса права, – поддержала Лили слизеринку. – Не помешает в стане врага иметь союзника.
– Верного ли? – фыркнул Сириус.
– Когда людей связывает одна цель, кузен, они могут найти общий язык. Кому как не тебе знать об этом?
– Ну что ж! – воскликнул Поттер. – Пусть господин Рошфор трепещет. Мушкетёры! К оружию!
***
Не прошло и трех дней, как с господином Малфоем за обедом приключился неприятный казус.
Как всегда великолепный и сногсшибательный, белокурый красавец–слизеринец легкой походкой от бедра шествовал через широкие двери, направляясь к столу. Полы дорогущей мантии эффектно взвихрялись вокруг длинных ног, волосы, словно платиновое золото, искрились на солнце, в глазах – ледяное презрение ко всем, кто ниже ростом.
Лили и Джеймс обменялись быстрыми взглядами, Сириус с полуулыбкой предвкушал грядущую сцену. Ремус, как обычно, читал.
Люциус остановился поприветствовать Рудольфуса Лейстрейнджа. Этой непродолжительной паузы оказалось вполне достаточно, чтобы простенькое заклинание, наложенное Мародерами, начало действовать. Из модных туфель слизеринца, сделанных, само собой разумеется, из самой дорогой драконьей кожи, медленно выросли щупальца–присоски и вплелись в деревянный паркет.
Нити все удлинялись и удлинялись.
Когда Слизеринский Принц собрался продолжить шествие, сдвинуться с места он уже не смог. Не ожидавший такого казуса Люциус пошатнулся и, не удержав равновесия, растянулся на полу, наполняя зал изысканными витиеватыми ругательствами.
Впрочем, юноше потребовалось не так уж много времени, чтобы сообразить: подняться, не расставшись со своими дорогими туфлями, удастся едва ли.
После очередной витиевато загнутой фразы лорд Малфой продемонстрировал всем присутствующим свои носки и умение ходить с гордо поднятой головой даже босиком. Носки у слизеринца были светлые, чистые и такие же дорогие, как все, что он носил. Так что забава больше предвкушалась, чем сумела по–настоящему потешить. Однако первый кирпич вредительства был положен.
На подготовку второй ушло чуть больше времени. Порывшись в библиотеке, гриффиндорцы выискали простенькое заклинание, немного его модифицировали и наложили на статуи рыцарей, стороживших многочисленные двери Хогвартса. Стоило Малфою показаться, статуи сразу же приходили в движение. Кто–то норовил ударить кулаком по голове, кто–то – по спине, кто – чуть пониже, по более мягкому и упругому месту, кто–то ставил подножку, а кто норовил схватить за шиворот и потрясти. Предвосхитить момент было сложно и очень редко получалось.
Лили в своё время на себе испытала действие этих, с первого взгляда, нехитрых затей. Она лучше других знала, как выматывает постоянное напряжение, поэтому порой была почти готова посочувствовать несчастному слизеринцу. Булавочные уколы, если их много, способны повалить и слона.
Смех – страшное оружие, разящее наповал. Очень сложно скакать горным козлом над грудой металла и оставаться при этом заносчивым и высокомерным «Принцем».
¬– Моя мама как–то на курорте познакомилась с одной русской. Забавная такая тетка–маггла. Щекастая толстуха с во–от таким шнобелем над во–от таким подбородком. Знаете, одно её изречение чертовски подходит нашему белобрысому «бла–а–родному прынсу», – хохотал Джеймс. – «Под самым шикарным павлиньим хвостом скрывается самая обычная куриная задница. Поэтому меньше пафоса, господа».
На третьем этаже висела картина с изображением тринадцати ведьм, летящих на шабаш. Непонятно, то ли Сириус наложил на них заклятие, то ли просто умел хорошо договариваться, но ведьмы взяли привычку, едва завидев Люциуса Малфоя позже десяти вечера, выкрикивать непристойные предложения, изображать роковую страсть, сопровождая сие непотребство обнажением ног, грудей и прочих женских прелестей. Изображения на соседних картинах при этом начинали громогласно возмущаться падением нравов и распущенностью. Каждый раз поднимался жуткий гвалт, привлекающий весь преподавательский состав Хогвартса.
Мародеры радостно потирали руки, подсчитывая количество сорванных любовных свиданий «бла–а–родного прынса».
***
Авторские права на «Идею Ква» бесспорно принадлежали Питеру Петтигрю. Он нашел в библиотеке простенький рецепт зелья, изобретённого ещё триста лет назад, да так и пылившегося с тех пор за ненадобностью. Сложно представить, что какому–то колдуну, находящемуся в здравом уме и в трезвой памяти, могло понадобиться это воспроизводить.
Зелье было совсем простенькое, впрочем, как и его действие. Принявший его начинал громогласно квакать. Причем строго до тех пор, пока сидел за обеденным столом. Во всех остальных случаях, кроме трапезы, дар человеческой речи возвращался к несчастному.
Люциус, вальяжно прошествовав к столу, небрежно оперся тонкими перстами о столешницу и мелкими глотками выпил тыквенный сок, в который Нарцисса предварительно вылила приготовленное Лили зелье.
Повернувшись к Яксли, Малфой хотел тому что–то сказать.
И над четырьмя Хогвартскими столами разнеслось громогласное «Ква–а–а!»
Безостановочно. Снова и снова.
Малфой попытался зажать рот руками, но звуки вылетали из рта словно сами собой, вне зависимости от его воли.
– Ква! Ква! Ква–а–а–а!
От смеха покатывались все. Даже друзья и поклонницы Слизеринского Принца. У Беллы Блэк, обычно весьма сдержанной в проявлении положительных эмоций, на глаза от хохота слезы навернулись.
Как только Малфой вскочил из–за стола, кваканье прекратилось. Обведя зал взглядом, не обещающим насмешникам ничего хорошего, блондин медленно и очень осторожно опустился на скамью.
– Ква! Ква! Ква–а–а–а!
– Что происходит?! – махал руками на своих подопечных профессор Слагхорн. – Господин Малфой, вы с ума сошли? Что за нелепые шутки?
Люциус, успевший вновь подняться на ноги, перестал квакать.
– Простите, сэр. Впредь постараюсь шутить иначе.
– Очень обяжете! Да что ж вы стоите? Садитесь уже!
Хогвартс притих, набирая в легкие побольше воздуха.
Высокий, красивый, разъяренный Малфой возвышался над всеми, словно Титаник над рыбачьими лодками.
Черты Люциуса заострились. Он затравленно озирался. Когда же медленно–медленно осторожно присел на краешек скамьи…
– Ква! Ква–ква! Ква–ква–ква–ква–а–а!
Стены Хогвартса содрогнулись – подростки захлебывались от хохота.
Не вовремя подоспела МакГонагалл, с гневным подозрением взирая на своих подопечных.
– Кто–нибудь объяснит мне, что здесь происходит?!
– Господин Малфой публично демонстрирует свой уровень ЖАБА, – сверкнул ровными, как жемчуг, зубами Сириус.
Резко поднявшись, Малфой понесся к двери. МакГонагалл устремилась за ним вдогонку, похожая на коршуна, севшего несчастной добыче на хвост.
На ходу она пообещала гриффиндорцам:
– Я ещё с вами разберусь!
Лили перехватила взгляд Северуса. Он тоже смеялся. В своей особой манере, не разжимая губ.
– Что же делать?! МакГонагалл ведь догадается, чьих это рук дело, – хныкал Питер, пока они поднимались в гриффиндорскую гостиную.
– Конечно, догадается. Дурой никогда ж не слыла, – насмешливо фыркнул Сириус.
– Нас накажут! Нас вызовут к Дамблдору!
– За удовольствия нужно платить, – утешил Джеймс. – Хорошо ещё, если издерганными нервами. А то ведь можется статься, что и кровью.
К Дамблдору Мародеров не вызывали. МакГонагалл ограничилась личной выволочкой. Впрочем, Джеймс и Сириус нагло отпирались, утверждая, что к кваканию слизеринца не имеют ровно никакого отношения.
Лили не знала, по–геройски это или нет, но стоило вспомнить выражение лица Малфоя, на душе делалось как–то нехорошо. Чувство это весьма напоминало угрызения совести.
– Рем? – обратилась она к Люпину как к самому рассудительному из Мародёров. – Тебе не кажется, что мы немного …переперчили?
– Кажется, – холодно кивнул мальчик. – Но моего мнения с самого начала никто из вас не спрашивал.
– Публичное кваканье – вещь очень унизительная, – понурила она голову.
– А Малфой очень злопамятен, – напомнил Рем.
– Ему нас ни за что не вычислить, – отмахнулась Лили. – Раз ж МакГонагалл не смогла. Но, Рем, ты думаешь, мы поступаем по отношению к нему этично?
– Интересные слова ты знаешь, Эванс. Я считаю, – ответил желтоглазый, – что поступок моих друзей может быть и неэтичен. Но им весело, а кто я такой, чтобы все портить? Да и зачем? Я вовсе не так совестлив, как мне приписывают.
– Ты скорее разумен. Спасибо за беседу. Очень помогает разобраться с внутренними противоречиями, ¬ – язвительно сощурилась Лили.
– Всегда готов оказать поддержку хорошему человеку, – хмыкнул волчонок в ответ.
В ту же ночь между слизеринцами и гриффиндорцами произошла драка. Банальная и жестокая. Гидеон Пруэтт и слизеринец МакКей оба оказались в лазарете. Со Слизерина сняли сто пятьдесят очков, из чего легко можно было сделать вывод, кто являлся зачинщиком.
– Мерлин Великий! – трясся в своём кресле Питер. – Я знал, что этим кончится! Я вам говорил. Вы только представьте, что будет, когда Малфой догадается, кто сделал его квакушкой?!
– Барышням и крысам опасаться нечего, Пети, – презрительно скривился Сириус. – Малфой не станет марать о тебя руки. Не с твоей мордой такая честь.
– Он оторвёт нам голову! Всем! О! Мерлин! Это же была моя идея! Моя!!! Он меня живьём сожрёт!
– Размечтался, – насмешливо фыркнул Сириус. – Даже и не надейся. Ты не в его вкусе.
***
После кодовой операции «КВА» пришлось выдержать довольно длительную паузу. Страсти улеглись.
Идея с приворотным зельем принадлежала, конечно же, Нарциссе Блэк. Мушкетеры, мадмуазель и миледи разошлись во мнениях, кого и чем опаивать. Самого ли Малфоя влюблять, или, напротив, выбрав самый неподходящий предмет, влюбить его в Малфоя. Нарцисса предлагала предметом страсти сделать кого–нибудь из Хогвартских деканов, а может быть, даже самого Дамблдора.
– С ума сошли?! – возмутилась Лили.
– А почему бы и нет? – оскалил мелкие зубки Петтигрю. – По мне, так классная идея. Вышибут змеючьего красавчика с позором из школы или нет, в любом случае плакала репутация Малфоя. Кубка Лучшего Ученика Школы ему уж не видать, как своих ушей.
– По–твоему, это забавно? Это уже не шутка и не шалость. Даже не каверза. Это откровенная подлость.
– Несмотря на то, что твоя горячность меня очень раздражает, Эванс, вынужден признать твою правоту, – кивнул Блэк.
– Согласен, – поддержал Джеймс. – Не нужно вмешивать сюда преподавателей. Давайте смеха ради влюбим в нашего красавчика какую–нибудь забавную зверюшку?
– Крысу, например, – скривил губы Сириус. – Что скажешь, Петти? – с ласковостью тигра обратился Блэк к своему нелюбимому другу.
– Пошёл ты! – пискнул Петтигрю, прячась за спиной смеющегося Джеймса.
– Сириус, да оставь ты его в покое.
– А мне идея с Крысой нравится, – расцвела Нарцисса улыбкой. – Напоить обоих и пусть, когда придут в себя, наш Люци плюётся и долго–долго чистит зубы.
– Отстаньте от меня! – чуть не плача, хмыкнул носом несчастный мальчишка. – Джеймс, ну скажи им!…
Джеймс покашлял, поправил сначала очки, галстук, потом сказал строгим голосом:
– Ребята, отстаньте от Питера немедленно. Он плохая кандидатура. Мисс Эванс, разделяете моё мнение?
– Целиком и полностью.
– Господин Люпин?
– Затея с Амортенцией вообще глупая, как, впрочем, и другие до неё. Но если вам без шалостей не спится, реализуйте её как–нибудь… помягче.
– Во имя здравого смысла, – ухмыльнулся Сириус.
– Во имя здравого смысла, – флегматично кивнул Люпин.
В тот день они так и разошлись, не придя к окончательному решению.
– С остальными мне всё понятно, – обратилась Лили к Нарси, когда девочки остались наедине. – Но почему ты так стремишься насолить Малфою? Зачем тебе это?
– А тебе зачем?
– Он меня однажды унизил.
– Однажды? Меня он унижал много–много раз. Мы же знакомы с ним не в пример дольше. Но дело не во мне.
– В Белле?
– Не совсем.
– В ком же тогда?
– Не твое дело, – с мягкой улыбкой ответила слизеринка.
А что ещё от слизеринки ждать?
***
Вечером Лили с Северусом готовили основу под костерост.
– Как поживают господа Мародеры? – привычно поинтересовался Сев, добавляя в бурлящее в котле зелье тонко порезанную белладонну.
– Как всегда.
– Хулиганят и надоедают всем подряд? Лили, а ты причастна к их нелепым выходкам против Малфоя?
Она замешкалась с ответом и уже решила, было, солгать, но Северус так припечатал её тяжелым взглядом, что Лили, струсив, кивнула.
– Лили! – простонал Сев, потирая тонкими пальцами виски и неприязненно морщась.
– Я… ну, я… немного… не в том, смысле, что немного… просто я…
– Можешь не продолжать.
Мальчик с досадой вогнал нож в столешницу. Тот даже завибрировал.
– Как думаешь, что сделает Малфой с теми, кто выставил его посмешищем перед всей школой?
– Но ты тоже смеялся!
– Я–то в стороне. Почему мне не повеселиться?
– Я думала, тебе понравилось!
– Как Малфой квакал?
– Предпочел, чтобы он кукарекал?
– Мне все равно, какие звуки он издаёт, если ты к этому никак не причастна. А так это …Малфой?
– Я знаю, что Малфой – это Малфой! Не понимаю, что ты хочешь этим сказать?
– Только то, что он здесь.
– Что? – обернулась Лили. – Нет!
Перед ними действительно стоял Малфой. И выглядел он, мягко говоря, странно. Скрестив руки на груди, слизеринец смотрел на них с будоражащей, волнующей, порочной улыбкой.
Лили смутилась под этим насмешливым и одновременно нежным взглядом. Светлые до противоестественности глаза завораживали. И отвращали одновременно.
Лили показалось, что когда–то нечто похожее с ней уже было. Нечто темное, страшное, постыдное и горькое до такой степени, что хочется плакать.
Мазнув по ней презрительным и острым, точно бритва, взглядом, Малфой повернулся к Северусу. Тут Лили запаниковала всерьёз. Слизеринский Принц так смотрел на её маленького зельевара, будто гладил глазами. Вслед за взглядом и тонкая бледная рука потянулась к Северусу. Лили никогда раньше такого не видела. И не хотела видеть. Это было волшебство, но совсем не того толка, о котором грезила она сама. Так передвигаются ночные демоны, незаметно и молниеносно. Только что Люциус Малфой стоял у дверей, и вот он уже прижимает Северуса к стене, мальчишка отчаянно мечется в его руках, абсолютно беспомощный.
Лили была настолько обескуражена увиденным, что стояла посреди комнаты, будто соляной столб.
– Какого Мерлина…?! – хрипел Северус.
– Тебе не уйти от меня, Северус, – с ласковой насмешкой проговорил Малфой, наклоняясь всё ниже и ниже, к гневно и испуганно кривящимся мальчишечьим губам.
– Слезь с меня, придурок! Ты что?!
– Какой же ты грубиян, малыш. Ай–яй–яй! Это всё потому, что в твоей жизни мало ласки. Но я это исправлю, ведь я люблю тебя.
– Ты чего несёшь?! Ты!...
Люциус не стал слушать. Он поцеловал Северуса с такой страстью, будто тот был Шахерезадой, Клеопатрой и Марией Стюарт в одном лице.
Так целуют возлюбленную, о которой мечтали тысячу и одну бессонную ночь...
Сказать, что Северус пытался вырваться, значит не сказать ничего. Он бился в руках слизеринца, как птенец в стальной клетке. Отчаянно и безрезультатно.
– Доверься мне, Северус, – с многообещающим придыханием протянул сумасшедший блондин. – Позволь научить тому, что понравится нам обоим… Я так хочу тебя!
– Ступефай! – рявкнула вышедшая из ступора Лили.
Малфой беззвучно растянулся по полу.
Северус прислонившись к стене, устало закрыл глаза. Его трясло. Дрожащими руками мальчик стягивал края разорванной Малфоем мантии. Потом черные глаза распахнулись.
Северус смотрел на Лили так, словно видел её впервые. Гнев, брезгливость и стыд переливались через края раненой, уязвленной души и изливались на девочку удушливой тьмой.
– Убирайся! – рявкнул неё Сев. – Не смотри на меня так. Уходи!
– Сев! Ты не виноват. Ты ничего плохого не сделал…
Таким разъяренным, уязвленным, раненым Лили видеть своего друга не приходилось. Сердце её разрывалось от сочувствия, но нужных слов найти она не смогла.
Однако следующая догадка, посетившая её рыжую головку, была страшной. Люциус вовсе неспроста повёл себя так. Идиоты Мародеры выбрали её Сева в качестве «неподходящего объекта для страсти». Чтоб им икалось год и без остановки. Кретины. Они всё испортили.
Что же теперь с Севом будет? Что будет с ней? С ними?
– Как прекратить действие Амортенции? – глухо спросила она.
Северус поднял ресницы и под его взглядом девочка попятилась.
– Что ты сказала? Ты… ты подстроила это специально?... вместе со своими проклятыми друзьями?
– Ты все неправильно понял! – ужаснулась девочка.
– Повеселились?! Как ты могла так поступить? Ты! Ты была единственной, кому я верил.
Из глаз Лили брызнули слезы:
– Северус, пожалуйста, выслушай меня! Я никогда бы не согласилась на эту идиотскую авантюру, если бы только знала. Я могла навредить Малфою, но не тебе!
– То есть, если бы вместо меня Малфой изнасиловал, к примеру, Крэбба, то ты бы не возражала? – язвительно поинтересовался маленький колдун.
– Что ты такое говоришь?! Я? Нет, Сев! Я не думала, что он может повести себя так. Я…
– Уходи, Лили, ¬ – тихо и твердо сказал Северус.
Сказал так, что Лили поняла ¬ – никакими словами не вычеркнуть того, что случилось.
– Не гони меня, Сев, пожалуйста!
– Уходи. Всего хорошего. Продолжайте веселиться дальше, господа Мародёры.
– Сев!…
– Вон, – с холодным презрением выдохнул мальчик, взмахнув палочкой.
Порывом ветра Лили выбросило в коридор. Дверь перед её носом с треском захлопнулась.
Сколько она ни звала, сколько ни просила, сколько ни плакала, Сев так и не открыл ей дверь.


Гриффиндорцы

Лили плохо помнила, как возвратилась в гриффиндорскую гостиную. Несясь вперёд, словно разбушевавшийся смерч, девочка не замечала вонзающихся в спину любопытных взглядов, осуждающего шепотка однокурсниц, летящего вслед.
Ощущение непоправимой катастрофы переполнило душу. Перед глазами снова и снова вставала отвратительная картина: Северус в руках Люциуса; Люциус целует Северуса, – её Северуса! – оскверняя саму суть любви, отравляя всё светлое, всё прекрасное, во что Лили верила с ранних лет, непоправимо разбивая, грубо ломая первозданную чистоту её души.
Порочный, злой слизеринец, зачем жизнь поставили тебя поперёк дороги Лили? Для чего ты, словно кость в горле, не даёшь о себе забыть?
Вид Мародеров, мирно беседующих в гриффиндорской гостиной, подействовал на девочку, словно красная тряпка на быка.
– Эванс? – поднял вихрастую голову Поттер. На губах его играла привычная плутовская улыбка. – Где гуляешь? У меня для тебя отличная новость!
Лили стремительно пересекла разделяющее их пространство. Фурией налетев на Лягушонка, она сбила его с ног – Джеймс слишком поздно понял, что выражение её лица ничем хорошим не грозит. Они кубарем покатились по полу. Не обращая внимания на крики, на попытки Петтигрю оттащить её от Поттера, Лили истово царапалась и кусалась, пиналась и лягалась. Месть сладка! Гриффиндорка торжествовала. Но триумф продолжался недолго. Железная рука оторвала её от Поттера и отшвырнула, словно котенка.
Перелетев половину комнаты, Лили упала точнехонько в мягкие диванные объятия.
– Успокойся и не заставляй делать тебе больно, Эванс.
Желтые, равнодушные, как у маньяка, глаза Люпина смотрели в упор, предупреждая и предостерегая одновременно. Понимая, что с Люпином не сладить, Лили скрестила руки и с вызовом посмотрела на терроризирующего её желтоглазого Мародёра.
Поттер поднялся с пола. Дужка его очков треснула, правую щеку пересекали кровоточащие ссадины, под левым глазом наливался лиловый синяк.
Увидев, что натворила, Лили было ужаснулась, но, прокрутив в памяти происшествие в лазарете, решительно отогнала угрызения совести.
– Джеймс! Джеймс! – кудахтал Петтигрю, чуть не плача. – Ты в порядке? Джеймс! Джеймс?!..
– Да замолчи! – отмахнулся Лягушонок. – Не убила она меня. Ты, случаем, не под Империусом ли, Златовласка? Какого Мерлина на меня набросилась?
Как Лили ни бравировала, под множеством вопросительных и одновременно неодобрительных взглядов, устремлённых на неё, делалось не по себе.
– Все так и будут таращиться, – буркнул Джеймс. – Пошли отсюда.
Покинув гостиную, Мародёры шагали друг за другом, цепочкой. Сириус, грациозный, как кошка, возглавлял шествие, Джеймс, крепко держа Лили за руку, не отставал от него, а Ремус, словно верный страж, следовал за Лили. Замыкал шествие Петтигрю.
Метнувшись к одной из статуй, Сириус нажал на какой–то неприметный рычажок, и стена отошла в сторону, открывая глубокий тёмный лаз. Лили в нерешительности попятилась, но Рем наступал на пятки, а Джеймс тащил, точно на буксире. Сопротивляться было бесполезно.
– Люмос, – пискнул Петтигрю, воинственно размахивая палочкой.
Холодное голубоватое свечение разогнало мрак, но уютнее от этого не стало.
– Никогда до конца не понимала, что Петтигрю делает в вашей компании? – Лили даже не трудилась над тем, чтобы изгнать из голоса неприязнь.
– В нашей компании, – поправил Поттер. – Он пополняет собой зверинец.
– Какой зверинец? – сморщила носик Лили.
– Твой.
– Что ты несёшь?
– Ты же зовешь Петтигрю Крысёнышем, меня – Лягушонком, Ремуса – Волком. Пока только Сириуса вот не окрестила…
– Блэк – пёс. Твоя верная псина, Поттер.
Лили воображала себя мученицей, отважно шагавшей по пескам пустыни в пасть львам, и получала удовольствие от собственной дерзости. В глубине души девочка, конечно, знала, что ничем не рискует – за год Лили успела достаточно изучить Поттера, чтобы понять: избивать её если и будут, то только словами. В присутствии Джеймса ни Люпин, ни Блэк ни капельки её не пугали.
– Давай полегче–ка, Эванс, – посоветовал Поттер.
– Пусть болтает, – милостиво разрешил Сириус, – я не в обиде.
– Чем раздавать клички, пусть лучше расскажет, зачем расквасила тебе нос, Джеймс, – предложил Люпин.
– За дело! – воинственно подбоченилась Лили в лучших традициях Молли Пруэтт. – Как вы посмели? Как вам в голову пришло использовать Северуса таким недостойным образом!?
– Златовласка, – нахмурился Джеймс, – ты перегрелась или простудилась? Волшебные пары от бесконечных зелий в голову ударили, да? Я не понимаю…
– Мне не нравится то, что объектом влюбленности Малфоя оказался Снейп! Теперь ты меня понимаешь, Поттер?
– Конечно, Эванс.
– Как ты посмел?!
– Ну… вообще–то я поначалу очень долго собирался с духом, пил большими порциями Зелье Храбрости, медитировал и всё такое прочее…
– Перестань паясничать!
– А то что?
– Малфой чуть не изнасиловал Сева, вот что. Этому белобрысому гаду – восемнадцать! Он сильный маг. Он вообще просто сильный, гораздо сильнее двенадцатилетнего мальчишки. Страшно представить, чем бы всё это кончилось, не окажись меня рядом…
– Но ты оказалась, – дёрнул бровью Сириус.
– Святая Эванс спасла Сопливуса! – противно хихикнул подлипала Петтигрю.
– Заткнись, – бросил ему Поттер.
– Последствия этой шутки переходят все границы, – продолжала распинаться Лили. – Поттер! Это уже не шалость, это – хорошо продуманная низость.
– Эванс? – Блэк стоял, небрежно прислонившись спиной к стене. – Тебе станет легче, если я скажу, что Джеймс не имеет к этой истории никакого отношения? Это была моя идея, и реализовал её тоже я.
– Блэк! – девочка произнесла это имя так, словно каждая буква в нём вызывала у неё. отвращение – Одно твоё имя всё объясняет – от дурного семени не ждут хорошего племени! Ты такой же моральный урод, как твоя сестричка Белла! Вы существуете для того, чтобы творить пакости! Вы ими живы! Вы ими дышите! Твоему поступку нет названия, а ты даже не понимаешь этого? Ты гордишься собой, Блэк? Что такого сделал тебе Северус, чтобы так унизить его, скажи?
– Он оскорбил меня самим фактом своего существования.
– Тогда наберись храбрости и попытайся исправить этот, раздражающий тебя, факт!
– Какой интересный совет, – присвистнул мальчик. – Принять, что ли, за руководство к действию?
– Как был ты, Блэк, слизеринской гадюкой, так ею и остался. Гриффиндор ничему тебя не научил. Принцип льва: бери в руки меч и сражайся! Сражайся с открытым забралом. Но змеи кусают только изподтишка. Чем ты отличаешься от Малфоя, Блэк? Да ничем!
Они стояли друг против друга, как на поединке. Лили – сжав кулаки, тяжело дыша и упрямо вздёрнув подбородок; Сириус – не меняя позы, вальяжно прислонившись к стене и высокомерно улыбаясь. Лишь синие глаза его потемнели, сделавшись почти черными. Глаза выдавали клокочущую в нем ярость.
– Чего ты добивался? – наступала на него Лили. – Чтобы Малфой изнасиловал Северуса?
– Может быть, насиловать бы и не пришлось? Малфой – привлекательная личность.
– Вот и целовался бы с этой привлекательной личностью сам!
Мускул на щеке синеглазого красавчика дёрнулся, руки сжались в кулаки.
Джеймс предусмотрительно шагнул вперёд, прикрывая собой огненноволосую девочку, Ремус положил руку Сириусу на плечо.
– Я тебя не боюсь, – заявила Лили, выпрямилась во весь свой пока ещё не слишком высокий рост. – Таким, как ты, меня не запугать, Блэк!
– Не зарекайся, Эванс.
– Брось, Сириус! Приходится признать, последняя шутка выходит за границы шалостей и проказ, – вздохнул Джеймс. – Прости нас, Златовласка, ладно? Мы были неправы, просто не подумали о последствиях, – сокрушенно покачал он головой.
– Прощения просить следует вовсе не у меня, – буркнула Лили, отводя взгляд.
– Если мы пойдём просить прощения у Снейпа или Малфоя, всё станет ещё хуже, – резонно заметил Люпин.
– Лили, посмотри на меня! – потребовал Поттер. – Торжественно клянусь, что впредь подобное никогда не повторится. Мир? – протянул он ей руку.
Лили почувствовала, как злость стремительно тает, будто снег под ярким мартовским солнцем.
– Ты тоже прости меня, Джеймс. Мне не следовало набрасываться на тебя, не разобравшись...
– Н–да уж, – губы Лягушонка сложились в привычную ухмылку. – А классный у тебя хук справа! Ты мне им нос и своротила. Вот что скажу, ребята, – Джеймс закинул одну руку на плечо Лили, другую на плечо Сириусу, словно пытаясь примирить их, – а давайте–ка закроем охоту на Рошфора? Пусть Блевотник поспит спокойно хотя бы до конца года?
– Не смей так называть Северуса!
Лили скинула руку Лягушонка, стремительно отодвигаясь.
– А ты не смей указывать, как мне называть Блевотника, – зло сощурился Поттер в ответ.
– Джеймс, ты совершенно невыносим! Как ни пытайся найти с тобой общий язык, всё совершенно бесполезно!
– Ты пытаешься?! – возмутился Поттер. – Это я пытаюсь! Из кожи вон лезу, а в ответ получаю всякий раз по морде. И всякий раз – из–за Блевотника!
¬ – Не смей его так называть, я тебе говорю!!!
– Как хочу, так и называю!!!
¬– Вам не кажется, что мы ходим по кругу? – рискнул вмешаться Ремус. – И это уже проходили?
– Отстань! – рявкнули Лили и Джеймс в один голос.
– Ладно–ладно, – засмеялся Ремус.
Через секунду смеялись все. Не потому, что было действительно смешно. Просто смех сближает, а ссориться дальше ни у кого не было ни сил, ни желания.
***
В гостиную Мародеры вернулись вместе, будто и не было между ними никакой драки, никаких разборок.
Пруэтт поорал немного, скорее для проформы. Поскольку всё происходило тихо, так сказать, на внутренней кухне, и баллов с Гриффиндора никто не снял, староста довольно быстро угомонился.
Вечером веселый Джеймс щеголял полученным синяком, девочки охали над ним и ахали, прикладывая к разбитому глазу, кто монетку, кто вышитый платочек, окружая героя всевозможной заботой и лаской. Сириус отпускал колкие шуточки по этому поводу, Петтигрю крутился рядом, подбирая остатки чужого внимания, словно воробей крошки. Ремус, удобно устроившись у камина, обнялся с любимой Трансфигурацией.
Всё как всегда. Все, казалось, были довольны.
Но между Лили и Сириусом с тех пор зародилась глухая, хоть и скрытая, вражда.
***
Учебный год подошёл к концу. Теперь, когда экзамены были успешно сданы, студентов ждал прощальный праздник и долгожданное возвращение домой.
Лили очень соскучилась по маме, по папе, по Петунии. Она предвкушала возвращение домой с таким же нетерпением, с каким летом ожидала поездку в Хогвартс. «Домой, домой, домой! – пело сердце, и душу охватывало болезненное нетерпение. –Домой, домой, домой».
Большой зал оформили в синих тонах, в честь равенкловцев, которые после того, как Слизерин потерял три сотни баллов за безобразную драку с Гриффиндором, забрали Кубок Года. За преподавательским столом парил черный ворон на лазурном поле, свидетельствуя о победителях.
За слизеринским столом Белла, высокая и статная, прекрасная и загадочная в своей парадной бледно–сиреневой мантии восседала рядом с будущим женихом, Рудольфусом Лейстренджем. Малфой был, как всегда, прекрасен. И, как всегда, сверх меры одарен обожанием и вниманием.
За столом Гриффиндора были свои красавцы–старшекурсники: братья Пруэтты.
– Вот и еще один год прошел! – начал Дамблдор свою речь. – Надеюсь, ваши головы за это время потяжелели от интересных познаний? У вас впереди лето, чтобы все их основательно повытрясти. А сейчас, насколько я понимаю, все ждут вручения школьного кубка? Баллы распределились следующим образом. На четвертом месте Гриффиндор, триста двенадцать баллов; на третьем – Хаффлпафф, триста пятьдесят два; Слизерин набрал четыреста двадцать шесть и Равенкло – четыреста семьдесят два балла.
С равенкловского стола раздались аплодисменты и приветственные крики.
– Отлично, Равенкло, отлично! – похвалил Дамблдор, присоединяясь к общим рукоплесканиям.
¬– Греет мысль, что пальма первенства не у Слизерина, – прошипела Алиса.
¬ – Если бы Мародеры учились на Слизерине, у змееносцев были бы все шансы остаться на последнем месте. А так сия почётная миссия досталась нам, – хмуро резюмировал Фабиан Пруэтт, отпивая тыквенный сок с таким видом, словно пытался залить печаль огневиски.
После изъявления бурной радости за столом Равенкло принялись объявлять результаты экзаменов. В старшей параллели лучшими учениками признали Люциуса Малфоя, Беллу Блэк и Артура Уизли с факультета Хаффлпафф. У первокурсников в список лучших попали Нарцисса Блэк, Ремус Люпин, Северус Снейп и, к огромной радости и удивлению Лили, – она сама! Бесконечные посиделки в библиотеке и приготовление зелий не прошли даром. Ур–а–а–а!
После обеда начался бал. В отличие от Рождественского на нём могли присутствовать все желающие. Хотя первокурсники, конечно же, не танцевали.
Лили в толпе довольно быстро отыскала взглядом Северуса. Любуясь им, Лили размышляла о том, что в волшебном мире этот мальчик такой же одиночка, каким был в мире магглов. В среде блистательных слизеринцев Северус казался совершенно лишним, ибо в нём не было ничего аристократического.
«Мой талант мне достался от матери, – как–то сказал Снейп Лили, – а урод я в отца».
Но он не был уродливым, её дорогой Сев. Человек с такими глазами, как у него, не мог быть непривлекательным. В отличие от Сириуса, Джеймса, Малфоя, Лейстрейнджей, он просто никогда не носил белых рубашек и цветных факультетских галстуков, не умел наслаждаться жизнью, не умел быть центром внимания, не желал поддерживать беседу. Он, по обыкновению, стоял, скрестив руки и ноги, стараясь занимать как можно меньше места, хмурый и раздраженный. Черные волосы свисали вдоль худых, запавших щек неровными прядями.
Перехватив взгляд Лили, маленький слизеринец демонстративно отвернулся и направился к выходу.
Лили решила больше о нем не думать. У неё, по счастью, есть друзья, которые не станут от неё отворачиваться.
Но несколько раз обойдя Большой Зал, она не нашла ни Джеймса, ни Сириуса.
– Ты Блэка с Поттером не видела? – обратилась она к Мэри.
– Я что, по–твоему, обязана за ними следить? – не слишком дружелюбно ответила та, отворачиваясь. – Это ты без них дышать не можешь. Мне на них наплевать!
– Значит, не видела, – вздохнула Лили. – Ремус, а ты?
По случаю праздника Люпин был в дорогом костюме и без книги в руках. Смерив девочку ничего не выражающим взглядом, друг Джеймса пожал плечами:
– Нет.
– Тебе не кажется это странным?
– Что тут странного? Под орлиным взглядом преподавателей Мародерам не развернуться.
– Думаешь, они нарываются на неприятности в другом месте?
– Что–то вроде того.
Заскучавшая Лили решила покинуть Большой Зал.
Не успела она подойти к лестнице, как её перехватил Мальсибер, темноглазый сухощавый мальчишка–слизеринец с упрямой чёлкой:
– Эванс?
Ярый противник магглорожденных, Мальсибер за весь год ни разу не обратился к Лили. Он даже не смотрел в её сторону. Удивленная девочка остановилась.
– Снейп попросил кое–что передать тебе.
Лили машинально взяла протянутую ей записку:
– Почему он не передал её лично?
– Спросишь у него при встрече, если захочешь, – неприятно ухмыльнулся слизеринец, отступая в тень.
Всё ещё продолжая хмуриться, Лили развернула записку.
«Нужно поговорить. Жду тебя за хижиной Хагрида.
С.С.».
К чему эти странные игры? Они же могли бы поговорить где угодно!
Выскользнуть из замка не представляло сложности. Парочками и поодиночке студенты сновали по округе туда–сюда.
Вечер выдался прекрасным и теплым. Даже самая волшебная комната, перенасыщенная чудесами магии, не могла соперничать с естественным очарованием природы. Заходящее солнце отражалось в зеркале вод Хогвартского озера, прочерчивая рассыпающуюся искрами дорожку. Рядом с колеблющейся солнечной полосой в озере плавали опрокинутые облака, отражалось небо, высокое и ясное.
Солнце опустилось уже совсем низко. Верхушки вековых елей окутало сумеречной тенью. Над лесом кружились вороны, оглашая округу редким резким «Кар–р!».
В подлеске, где стояло жилище хогвартского привратника, остро пахло влажным мхом и грибами, хотя до грибной поры было ещё далеко. После недавнего дождя не просохли лужицы. Лили легко перепрыгивали через них. Когда–то на этом месте были непроходимые болота, обеспечивающие Хогвартсу дополнительную защиту. Давно ещё, в первобытные времена, на этом месте плескалось море. Отступив, оно оставило после себя тесное сплетение рек, ручейков, прудов, заросших впоследствии травой и ивами. А уже много, много позже поднялся здесь темный Запретный Лес. Помимо елей, густым кудрявым ковром росли дубовые и каштановые рощи. Невысокие горы на фоне заходящего солнца казались дремлющими чудовищами, их плавные извилистые контуры с чередованием зеленоватых и серых тонов уходили в бесконечность и где–то далеко–далеко сливались с массой кудрявых облаков.
Обойдя хижину Хагрида, Лили остановилась у двух огромных сосен со стройными светло–рыжими стволами. Тропинка, по которой она шла до сих пор, продолжала удаляться в лес, по песку, густо усеянному сосновыми иглами. Обычно днем сюда доносилось голубиное воркование, звучное пение дроздов, мелодичное щебетание чечевицы. Отсутствие птичьего многоголосья тревожило девочку.
Северуса не было. Это не вписывалось в привычную картину мира, потому что друг никогда не приходил вторым, считая, что дожидаться прихода Лили его прерогатива.
Лили вздрогнула, услышав тихий издевательский смех.
– Приветствую вас, мисс Эванс.
Слизеринский староста с нарочитой церемонностью склонил белокурую голову. От девочки не ускользнул презрительный взгляд светло–голубых, холодных, как сталь, глаз. Черты малфоевского лица были безукоризненны, кожа отличалась нежностью атласа. Люциуса, одетого в просторную, струящуюся мантию, в полумраке легко было принять за девушку.
Но ошибиться было можно, только если не глядеть ему в глаза. В жестком, даже жестоком взгляде не были ничего женственного.
– Вынужден вас огорчить, – продолжал молодой человек, небрежно поигрывая палочкой. – Тот, кого ждут, не придёт. Потому что явился тот, кого не ждали.
С его губ сорвалось почти небрежно:
– Ступефай.
И мир поблек.


Дементоры

Придя в себя, Лили обнаружила, что солнце опустилось за горизонт, сумерки окутали лес, а очертания деревьев расплылись во тьме. Тишину разрушал лишь шорох листвы да потрескивание хвороста в костре.
Девочка едва не застонала, увидев Джеймса и Сириуса. Непосвященному взгляду могло показаться, что мальчики просто стоят, прислонившись к дереву, но она поняла сразу – невидимые заклятия держат их крепче верёвки.
Пляшущие языки пламени освещали лица гриффиндорцев.
Блэк смотрел куда–то вверх, словно его враги не стоили взмаха ресниц, в то время как живой взгляд Поттера блуждал, перемещаясь от одного неприятеля к другому, будто пытаясь между ними отыскать лазейку.
Их окружили слизеринцы: братья Лейстренджи, Яксли, Нотт, Мальсибер и, конечно же, Малфой.
– Девчонку–то зачем сюда притащили? – голос Джеймса подействовала на Лили успокаивающе.
Поттер, он никогда не унывает, всегда что–нибудь затевает и непременно их всех отсюда вытащит.
– Ах, это? – с нахальной улыбкой ответил блондин, покачиваясь с пятки на носок. – Так ведь скучно без женского общества.
– Какая приятная неожиданность, – презрительно фыркнул Блэк.
– Только не для маленькой грязнокровки, – оскалился Рабастан.
– Оставь её в покое, Малфой! – рванулся Джеймс. – Ты ж не маггл какой–нибудь – обижать женщин!
– Твоя рыжая сама маггла. Ей не привыкать к дурному обращению.
– Она просто девчонка! Девчонка, которая не сделала тебе ничего плохого!
– А ты был прав, Люц, – одобрительно покивал головой старший Лейстрейндж, – маленькая грязнокровочка заставит Потти покорно выполнять наши команды.
– Что ты имеешь в виду, Лейстрейндж? – настрожился Блэк.
– Имеется в виду как раз то, что мы, слизеринцы, не любим квакать. Против любовных утех среди нас никто ничего не имеет, только лучше обойтись без принуждения. Оно делает нас раздражительными, а раздраженные змеи – опасные змеи.
– Ну, если речь пошла о зверюшках, то льва умные люди не то что раздражать не станут – сторонкой обойдут. Лучше без аллегорий. Короче, Малфой.
– Если короче: душа моя жаждет мести.
– Тогда мсти быстрее. Вон уже и роса выпала, а нам ещё домой возвращаться. Я ноги боюсь замочить.
– Полагаю, – решил поддержать разговор Блэк, – не обойдётся без Непростительных? Ох уж это ваше с Беллой нежно любимое Круцио…
– Я?! – возмутился Малфой. – Круцио? К детям? Сириус! Ну как ты мог обо мне так плохо подумать? Меня мой батюшка совсем иначе воспитал.
– Ты, храбрец–переросток, – ухмыльнулся Джеймс, – сними с нас заклятие. Давай сразимся по–честному.
– Не–а. Лениво.
Развернувшись на высоких каблуках, так же мало уместных в чаще леса, как шелковая мантия, Малфой направился к Лили. В этот момент он показался ей пугающе безумным и совершенно равнодушным.
Чем больше девочка осознавала, что не властна ни над одним мускулом в собственном теле, тем сильнее охватывала её паника. Даже слезы и те не текли из глаз.
Слизеринец поднял её легко, будто Лили была тряпичной куклой. Она ощутила острое касание палочки у своего горла.
– Эй?! Что ты собираешься делать?! – рыкнул Поттер, пытаясь разорвать невидимые узы. – Оставь её! Она даже в курсе не была!... Малфой, тварь, не трогай её, я сказал!!!
– Дорогуша, – неприятно дышал слизеринец Лили в ухо, – ты знаешь, какие заклинания называют Непростительными?
Лицо Малфоя казалось вырезанным из камня. Глядя в эти совершенные, точеные черты Лили поняла: игры закончились. Подобру– поздорову никому не уйти.
– Кто тебе дороже, гриффиндорец? – обратился Малфой к Джеймсу. – Чистокровный друг? Или симпатичная грязнокровка?
– Они дороги мне оба, каждый по–своему, – не задумываясь, ответил Джеймс.
– Но если придётся выбирать?…
– Я не стану!
– А если всё–таки придётся?
– Тебя от самого себя не тошнит? – тряхнул головой Блэк. – Излагай свои условия, хватит реверансов.
– С головы твоей рыжей красавицы, Поттер, и волоска не упадёт, если ты попрактикуешь на своем драгоценном Блэке Круцио, – улыбнулся блондин улыбкой голодного крокодила. – Вам представлялось забавным спаривать меня с моим маленьким ядовитым другом? А меня весьма порадует вид Сириуса, визжащего под твоим Круцио, Поттер.
Лили почувствовала, что её сейчас стошнит.
Она с замиранием сердца ждала решение Джеймса. Если он откажется, что сделают с ней слизеринцы?
– Меня не обучали Непростительным, – голос у Лягушонка дрогнул. – Не пойти ли тебе, Малфой, лесом со своими дурацкими предложениями?
– В лес? Почему бы и нет? Но только вместе с Эванс.
– И мы с тобой! – засмеялся Яксли. – Грязнокровка, хоть и совсем крошка, но чертовски лакомый кусочек. Есть в ней что–то очень …вкусное.
Лили не смогла сдержать нервную дрожь.
– Так ты отдаёшь её нам, Поттер? – ласково ворковал Люциус.
Лили сдерживала дыхание. В голове обезумевшей птицей билась мысль: Джеймс, неужели ты позволишь?... Неужели допустишь?...
– Сделай то, что он от тебя требует, – снова подал голос Блэк. – Я от этого не умру.
– Да дело не только в тебе. У меня попросту не получится! – проорал Поттер.
– Даже не попытаешься? – саркастично ухмыльнулся Люциус.
– Дьявол забери твою гнилую душу, Малфой! Давай палочку.
– Яксли, освободи нашего Потти. Только без глупостей, а то получишь свою драгоценную грязнокровку частями.
– Фините Инкантатем, – освободил Джеймса Яксли.
– Блэка тоже, – приказал Малфой.
Поднявшись на ноги, Сириус, не удостоив мучителей даже взгляда, повернулся к Джеймсу.
– Я готов, – кивнул он.
Поттер нервно кусал губы. Впервые за время их знакомства Лили не видела на лице Лягушонка улыбки. Ни лукавой, ни насмешливой, ни злой – никакой.
– Круцио!
Из палочки заструился лишь дым. В свете костров он казался красным.
Облачко быстро рассеялось, не оставляя после себя и следа.
Старший Лейстрейнж закатил глаза:
– И это на Гриффиндоре слывет за мага, падающего большие надежды! Ты просто жалкая бездарность, Потти, – прокомментировал он. – Вот чем заканчивается предательство крови. Жалкое зрелище. Рабастан, покажи, как оно должно выглядеть на самом деле.
– Не нужно! – дёрнулся Поттер.
– Мы можем продемонстрировать заклятие на ней, если захочешь, – любезно предложил Люциус.
– Валяй, Рабби, – презрительно скривился Сириус.
– Торопишься получить удовольствие, Блэк?
– Не в твоих силах мне его обеспечить, Лейстрейндж.
– Я, конечно, не Белла, но я постараюсь. Круцио!
Концентрированный пучок алого цвета, похожий на узкий лазерный луч, ударил Сириусу в грудь, сбивая с ног. Мальчик, хрипя, схватился за грудь, остервенело раздирая её ногтями, словно пытаясь выцарапать оттуда источник мучительной боли.
– Прекрати!!! – заорал Поттер.
Малфой дал знак. Рабастан опустил палочку.
– Твоя очередь, Поттер.
– Я не могу. Не могу! Бесполезно раскачивать Эванс у меня перед носом. Это ничего не изменит. Тебе не хуже моего известно, что для Круцио нужно желание причинять боль. Во мне его нет. Нет! Тут уж ничего не поделать. Лучше пытайте меня самого.
– Для таких как ты мучительнее наблюдать за чужими страданиями. Что же делать, а, Поттер? Может, заставить тебя пытать Блэка под Империусом? Исключительно Эванс ради? По правде говоря, мне и самому вовсе не улыбается отдавать её на потеху ребятам. Снейп расстроится. Ты сталкивался с расстроенным Снейпом? Это удав и кобра в одном лице.
– Послушай, Люц, – подал голос Нотт,– никому не хочется кататься по комнате волчком, как Эйвери под Рождество. А Снейп до этой грязнокровки прямо таки больной! С ним лучше не связываться. Себе дороже. По мне, так Блэк не менее смазлив, чем эта девчонка. Даже смазливей. Давайте развлекаться с ним?
– Почему бы и нет, – засмеялся Малфой.
Все так увлеклись беседой, что блондин ослабил железную поначалу хватку. Лили удалось вывернуться. Спохватившись, слизеринец попытался её удержать. Девочка вонзила острые зубки в аристократически–длинные пальцы, заставив Малфоя зашипеть от боли и машинально оттолкнуть её от себя.
Вместо того, чтобы воспользоваться случаем и броситься прочь, как того можно было ожидать, Лили зачем–то с визгом налетела на парня втрое больше себя и принялась царапаться и кусаться, словно дикая кошка. Не ожидавший ничего подобного, Люциус, выросший среди благовоспитанных барышень, вполне способных убить, но никогда не позволяющих себе утратить самообладание, на мгновение просто опешил.
Неизвестно, чем бы закончилась эта схватка (скорее всего, ничем для Лили хорошим), но подсуетился Рабастан, запустив в гриффиндорку Ступефаем. На её счастье, промахнулся – проклятие, вместо того, чтобы поразить Лили, попало в Малфой, отправив в нокаут.
– Идиот! – заорал старший Лейстрейндж на младшего брата.
Лили юркнула в ближайшие заросли боярышника. Даже её худенькое тело с трудом протиснулось сквозь сплетённые ветки, так что слизеринцы не могли последовать за ней.
А они и не пытались.
Тот момент, когда на помощь Сириусу и Джеймсу пришли Ремус и Петтигрю, Лили пропустила, но была очень обрадована неожиданной поддержкой.
– Импедимента! – орал Поттер, заметив, как Яксли теснит Питера. – Экспеллиармус!
– Инкарцеро! – победно пищал Петтигрю, и веревки, материализовавшиеся из воздуха, оплели противника.
Ступефай Ремуса сбил с ног Нотта, Сириус быстро расправился с Рабастаном, Мальсибера приложили Тоталусом. Казалось немыслимым, но за считанные секунды желторотые первокурсники управились с лучшими учениками Слизерина.
Хотя… не совсем. Лили рано обрадовалась. Действие Ступефая закончилось, и Малфой поднялся на ноги. Освещённый алыми отблесками пламени, окруженный Мародерами, направившими на него свои палочки, разоруженный, он всё–таки не изменил себе, продолжая разбрасывать вокруг надменные взгляды.
– Что теперь? – невозмутимо поинтересовался он.
– Ничего, – насмешливо ответил Поттер. – Мы, гриффиндорцы, не добиваем поверженного врага. Не в наших правилах бить лежачего.
– Преступная непредусмотрительность, – фыркнул слизеринец, – граничащая с наивностью, которая обходится дороже всего.
Блондин было дернулся за палочкой, но замер – рука Люпина легла ему на спину:
– Только рыпнись, – тихо прорычал Волчонок, – только дай мне повод, и я с удовольствием вырву твоё черное сердце. Я ведь не Поттер. Избыточным великодушием во вред себе не страдаю.
Происходящее на полянке, затерянной в чаще Запретного Леса, почему–то стало заволакивать черным дымом – сознание Лили словно пыталось уплыть куда–то.
Она повернулась и…
То, что она увидела это… это…
Этому не было названия!
Мертвая, скользкая рука в струпьях тянулась из темноты. Медленно–медленно. А потом словно разошёлся полог, и возникли пустые глазницы, затянутые тонкой, серой кожей и разверстая, бесформенная щель, с хрипом всасывающая воздух.
Лили пронзительно завизжала и со всех сил рванула обратно на поляну.
– Дементоры! – завопили слизеринцы, выпучив глаза.
– Фините Инкантатем! – проорал Поттер. – Бегите! Бегите все!
– Эванс! – теплые пальцы Джеймса, обвившись вокруг кисти Лили, сделали мир осязаемым. Одно присутствие друга рядом придавало девочке силы. – Погляди на меня! С тобой все в порядке?
– Черный Монах! Там, в лесу, Черный Монах! – причитала она.
Отпочковываясь из тени, будто темные птенцы из черной кладки, вылетали новые и новые сгустки тьмы, бесформенные и жуткие.
Яксли и Нотт аппарировали немедленно, как только гриффиндорцы сняли с них связующее проклятие. Лейстрейндж кинулся к младшему брату, поднимая его на ноги. Джеймс потянул Лили за собой. Все они, отважные гриффиндорцы и не пожелавшие сбежать слизеринцы, встали тесным строем, плечом к плечу: Лили, Джеймс, Ремус, Сириус, Питер, Люциус, Рудольфус и Рабастан.
– В твоей светлой семейке, Поттер, учат вызывать Защитника? – процедил Рудольфус.
– Ага, – кивнул Лягушонок.
– Слава Мерлину! – пискнул Питер.
Чем больше огромная жуткая тень уплотнялась, тем труднее становилось дышать.
– Только пока ещё не научили! – оптимистично закончил Поттер.
– Ни темные, ни светлые заклятия тебе не по плечу? – скучающе вздохнул Малфой. – Ну ты и бездарь.
– Что нужно делать? – по–деловому подошел к ситуации Люпин.
– Заклинание: «Эспекто Патронус», – инструктировал старший Лейстрейндж. – Только само по себе оно мало значит, – сообщил змееносец. – Нужно нечто большее. Источник силы, который тьма не сможет поглотить. Источник, по силе сравнимый с жертвоприношением в черной магии.
– Почему так холодно? – стуча зубами, простонала Лили.
Тёмное нечто приближалось. Как у Многоглавого Змея, у него было множество голов, пустых глазниц, ртов. Высокие бесформенные черные кляксы.
– Эспекто Патронум!
– Старайся лучше, гриффиндорец. Старайся лучше, или через пару часов все мы станем такими же улыбающимися идиотами, как и ты! – выл Малфой.
– Эспекто Патронус! Эспекто Патронус! Эспекто…
Ни у кого не получилось создать Защитника. Лили вместе со всеми безуспешно махала палочкой и орала. Дышать становилось больно. Сознание готовилось ускользнуть, как это бывает на грани сна.
Дементоры подобрались вплотную.
Почти безотчётно девочка схватилась за нательный крестик – подарок бабушки, маминой мамы. В этот момент Лили не задумывалась о том, что крест – это реликвия веры, отвергающей таких, как она. Религия, объявляющая всех магов проклятыми чернокнижниками.
Сжимая в холодеющих пальцах теплый металл, Лили думала о маме, о папе, о Туни.
Всю свою коротенькую маленькую жизнь она верила, что созидательная сила сильнее разрушительной; что самый могущественный и добрый маг – Творец и Создатель – не оставит её душу на поругание склизкой нечисти.
«Спаси и сохрани», – произнесла она самую короткую из всех существующих молитв.
Но и её оказалось достаточно.
Яркая серебреная вспышка, будто удар молнии, на мгновение ослепила. А когда сияние угасло, дементоров на поляне уже не было.
Вопрос читался не только в серых глазах Малфоя, он отражался в желтых волчьих очах Ремуса, в синих глазах Сириуса, блестел за очками Джеймса.
– Нас спасла маггловская святыня, – воодушевленно выдохнула Лили, охваченная религиозным чувством.
– Не неси чепухи! – поморщился Блэк. – Нас спасла твоя магия. Твой способ вызывать Защитника весьма специфичен, но, надо признать, вполне эффективен.
– Может быть, вернёмся в Хогвартс, пока дементоры не вернулись? – пискнул Питер, боязливо озираясь вокруг.
Никто ему не возразил.
Предложение было разумным.
***
Бесконечный и ужасный день подходил к концу.
Последний день в Хогвартсе.


Дом, милый дом!

«Домой, домой, домой» – пело сердце и душу охватывало болезненное нетерпение.
«Домой, домой, домой – к маме! В самое безопасное, самое настоящее, самое лучшее место на свете!»
Школьные шкафчики опустели, сундуки упаковались, все специальные предупреждения с запретом на колдовство во время каникул были розданы в то утро, когда Хагрид велел первокурсникам спуститься в лодки.
– Жаль, на следующий год придётся ехать как всем, – вздохнула Алиса.
– А как добираются в Хогвартс остальные? – полюбопытствовала Лили.
– На самодвижущихся повозках.
– А почему их называют самодвижущимися?
– Наверное, потому, что они движутся сами по себе. Логично, правда? – фыркнула Мери.
К величайшему разочарованию Джеймса и Сириуса, гигантский кальмар так и не всплыл, чтобы помахать на прощание длинными щупальцами. Сие мифическое чудовище, которого никто никогда не видел, но в которого все свято верили, точно в Санта Клауса, проявило свой привычный пофигизм.
На платформе народу столпилось – не протолкнуться.
Лили с любопытством кинула взгляд в сторону карет – самодвижущихя повозок, по утверждению Алисы и Мери. Их было много, около сотни.
Девочка поморгала. Потом потерла глаза кулачками и на всякий случай уточнила у подруг:
– Самодвижущиеся повозки – это вон те?
– А какие же ещё? – Мери, по обыкновению, легко раздражалась и не брала на себя труда скрывать дурное настроение.
– Но их же везут! – воскликнула Лили.
– Кто?
– Какие–то странные животные.
В кареты были впряжены… нет, не лошади, хотя с лошадьми у этих животных определённое сходство имелось. Нечто среднее между лошадью и ящерицей. Под чёрной шкурой, больше похожей на чешую, явственно выпирали кости. Головы походили на драконьи морды, глаза – совершенно белые. Но самое жуткое – твари были крылаты. На спинах росли огромные, кожистые, черные крылья.
– Ты можешь видеть фестралов? – в голосе Люпина слышалось удивление.
– Это особенный дар?
– Они зримы лишь для тех, кто видел смерть других людей.
– Я не видела, – с ужасом отшатнулась Лили.
Что–то клубящееся, похожее на зелёный густой туман, закачалось перед глазами. Сразу же сдавило виски и сильно затошнило.
Она бы ведь не забыла? Такое разве забудешь?
Прикосновение горячей и сильной руки Рема привело девочку в чувство:
– Ты в порядке?
– Нет. То есть – да. Конечно, да! Всё хорошо, – натянуто улыбнулась Лили.
Она больше не смотрела на фестралов, те внушали ей ужас. Даже думать не хотелось о том, что на следующий год придётся ехать в повозках, запряженных вестниками смерти. Лучше пешком. Или на метле.
Лили решительно тряхнула головой и направилась к Хогвартс–Экспрессу. Нет! В такой радостный, солнечный день, день её возвращения домой, она не позволит тягостным мыслям испортить себе настроение. Не будь она Лили Эванс!
Но в следующее мгновение стало понятно: огорчиться всё–таки придётся. Проклятый Малфой оказался на подножке вагона прямо перед гриффиндорцами.
Блондин, скользнув по девочке надменным взглядом, высокомерно изогнул бровь и… Лили чуть не икнула, от удивления, кивнул.
Она даже обернулась, полагая, что за спиной стоит кто–то чистокровный.
На бледных губах слизеринца промелькнула тень ухмылки:
– Доброе утро, мисс Эванс, – приятным голосом поздоровался он.
Лили, подавив в себе желание втянуть голову в плечи, выдохнула:
– Здравствуйте, мистер Малфой.
– Как поживают ваши друзья Мародёры?
– Они в добром здравии.
Ухмылка Люциуса сделалась откровеннее. Он явно забавлялся.
Чуть наклонившись вперёд, так, чтобы подругам Лили пришлось вытягивать шею в надежде хоть что–то услышать, слизеринец прошептал:
– Очень надеюсь на встречу в будущем, мисс Эванс.
– О, нет! Лучше нам не встречаться.
Настроение у Лили всё–таки испортилось. Но не лорд Малфой, не Мародеры, не Снейп стали тому причиной.
Её дорогие подруги.
Выбрав купе, гриффиндорки устроились у окна, обмениваясь обещаниями на каникулах непременно прислать друг другу сову. Поезд тронулся, он набирал и набирал ход. За окном с каждой минутой становилось все зеленее, веселее и аккуратнее.
Возвращаясь из туалета, Лили замедлила шаг у двери купе, услышав, как Дороти довольно четко произносит её имя:
– Эванс просто легкомысленная дурочка. Вот парни на неё и западают.
В первое мгновение, несмотря на обиду, вызванную заявлением, Лили чуть не прыснула. Какие парни? Мародеры, что ли?
– Все грязнокровки таковы, – сказала всегда милая со всеми Алиса. – Совсем лишены чувства собственного достоинства и скромности. Любым путём привлекают к себе внимание.
– Магглы! Что с них взять?
– Даже Малфой! – возмущенно шипела Дороти, – Он поздоровался с ней, а с вами хоть раз кивком обменялся? Расквакался: «Мисс Эванс! Мисс Эванс!» Он ведь вообще никого, кроме слизеринок, не видит, а с этой…рыжей лисой... поздоровался! Видели?
– Всем хорошо известно, из чего проистекает интерес Малфоя к девушкам. Так что ничего удивительного не нахожу, – со знанием дела смаковала Алиса. – Он же не посмеет приставать к порядочной ведьме? А такие, как эта Эванс, сами нарываются на неприятности. Неизвестно, что там между ними происходило в Запретном Лесу…
– Думаешь?… – голос Дороти сочился любопытством. – Думаешь, у неё уже было?…
– Дотрепались! – как всегда грубо высказалась Мери. – Уж не перегибайте палку, ладно? Эванс легкомысленна, кто бы отрицал? Но такие сплетни – это уже слишком. Да они просто в войнушку вместе играют…
– В войнушку? Блэк? – фыркнула Дороти. – И Ремус? И Поттер? Легко догадаться на какой войне они воют и зачем в компании четырех мальчиков одна девочка. Смазливенькая такая грязнокровочка…
– Ну, я не знаю… – с лицемерным сомнением протянула Алиса.
– Чтобы привлечь внимание чистокровного мага, эта выскочка на всё пойдёт. Только зря старается. Ведьмаки женятся только на ведьмах. Таких, как мы.
Лили закусив костяшки пальцев, старалась не всхлипнуть.
За что они с ней так? Лили искренне считала гриффиндорок своими подругами. Она любила их.
За окном Хогвартс–Экспресса ярко светило солнце, перескакивая солнечными зайчиками с одной зелёной ветки на другую. Но зелень не радовала ни глаз, ни сердце. Зеленый ядовитый туман расползался удушливым газом
– Они не стоят слёз.
Обернувшись, Лили встретилась с серыми, очень светлыми глазами Нарциссы Блэк. С кукольного личика маленькой девочки глядели глаза взрослой женщины.
– Ты слышала? – сдавленно всхлипнула Лили. – Слышала, что они про меня говорили?
Нарцисса подойдя, встала рядом, облокотившись на перила.
– Они просто завидуют.
– Чему?!
– Твоей красоте и твоей силе. Дару привлекать мужчин.
– Каких мужчин? Мародеров, что ли?!
– Не расстраивайся. Это нормально. Серенькое, неинтересное проходит мимо людского внимания, поэтому–то красивым, умным людям и приходится нелегко. В тех, кто нравится большинству, чаще всего ищут изъян. И находят. А если не находят, попросту придумывают.
Нарцисса замолчала.
Какое–то время тишину нарушал лишь монотонный стук колес. Доносились взрывы хохота из соседних купе.
– Ты никогда не бывала на вершине горы? – неожиданно спросила Нарцисса.
Лили покачала головой:
– Нет.
– Однажды я аппарировала на одну из скал вместе с Беллой. Она ведь любительница таких вот экстравагантных трюков. Хочешь знать, на что это похоже? – Лили зачарованно кивнула. – Весь мир лежит перед тобой, как на ладони, обозримый, но необъятный, далёкий и чужой. А ты стоишь на скользком ото льда маленьком плато, боясь, что порыв ветра сдует тебя, как невесомую пылинку. Там, наверху, такой разряженный воздух, совсем нечем дышать. Вот, что такое высота, к которой стремятся многие: тишина и безмолвие небес, ледяное одиночество и отчаянная зависть всех, кто внизу…
– Но я же не наверху, я здесь, с ними рядом! За что же они ненавидят меня?!
– За красоту, за огонь, за любовь к жизни. Зависть – тень успеха. Хочешь одного – будь готова ко второму.
– Был бы успех, было бы не так обидно… в любом случае, спасибо тебе, Блэк.
– Не за то. Ты поддержала меня в больнице. Я поддержала тебя сейчас. Жаль, что ты не чистокровная ведьма. Мы могли бы дружить.
– Мы и так дружим. Ты просто ещё слишком маленькая, чтобы понять это, Змейка. Но когда–нибудь непременно дорастешь до осознания, что по–настоящему ценно лишь то, что здесь и сейчас, а мертвые предки смотрят с укором вовсе не потому, что не одобряют наш жизненный уклад…
– А почему же? – сладким голосом поинтересовалась слизеринка.
Лили лукаво улыбнулась и произнесла таинственным шепотом, будто открывала огромную тайну:
– Ясно же, почему. Потому что их бестолковые потомки дают возможность обыкновенной моли расправляться с необыкновенным гобеленом, на котором вышиты забытые имена.
Девочки расстались, смеясь.
– Ты где так долго гуляла? – хмуро поинтересовалась Мери.
– Мы уже начали волноваться, – мягко попеняла Алиса.
– Решила не обманывать ваших ожиданий и поспешила отдаться каждому слизеринцу, встретившемуся мне на пути. Сами понимаете, это заняло какое–то время…
Лили прихватила чемодан и направилась к двери.
– Ты чего это, а? – крикнула в спину Алиса.
– Прав был какой–то маггловский философ, сказавший: убереги, Господи, меня от друзей! С врагами я разберусь сам.
Лили с треском закрыла за собой дверь.
***
Конечно, она простит их. Когда–нибудь. Скорее рано, чем поздно. Жизнь слишком коротка, чтобы долго злиться, а те, кого мы любим, стоят прощения. Даже в том случае, если их слова или действия превышает наш личный порог приемлемости. Людей стоит прощать хотя бы потому, что рано или поздно все мы умрём.
Рассуждения Лили относились не столько к обидевшим её подругам, сколько к любимой сестре, встречи с которой она страстно ждала и отчаянно страшилась.
«Я готова простить тебя, Туни. Готова даже попросить прощения за то, в чем не виновата. Ты нужна мне, мой самый дорогой, любимый человек. Моя сестра! Ты нужна мне так же, как магия, ибо ты, как и она, часть меня. Я готова простить и забыть, что ты прокляла меня. Туни! Туни! Туни!», – мелькало в голове дорогое имя, а в сердце нарастало напряжение и волнение.
«Будь ты проклята», – доносило эхо памяти сказанные перед разлукой слова.
***
Хогвартс–Экспресс подкатил в Кингс–Кросс, отдуваясь, как уставшее животное, выпуская в незамутнённую синеву небес клубы белого, тяжелого дыма.
– Эй, Эванс! – Поттер, что есть силы, махал рукой, его черные вихры так смешно подпрыгивали, что не улыбнуться в ответ не представлялось возможным. – Счастливых каникул!
– И тебе, – махнула в ответ Лили.
На перроне Лягушонок попал в объятия высокой женщины с такими же черными, как и у него самого, волосами.
То, как женщина двигалась, со спокойной грациозной уверенностью, то, как она держалась, очень напоминало…Блэков?
Полный бред! Ну не может мать Джеймса быть Блэком!
Или…может?
Тут Лили увидела своих папу и маму, и все Хогвартские дела вылетели у неё из головы.
Она закричала от радости, кидаясь в объятия к родителям.
Такое родное, такое знакомое тепло. Столько любви во взгляде! Самое лучшее, самое надежное, самое прекрасное место на свете – милый дом.
– Мам? Пап? А где Петуния? – сердце Лили сжалось. – Она что? Не приехала встретить меня?
Родители переглянулись.
– Дорогая, Петуния заболела.
Лили закусила губу. Очень не хотелось верить, что сестра проигнорировала её возвращение.
Но Петуния действительно была больна. Ей не повезло схватить скарлатину. Мама даже опасалась, как бы сама Лили не заразилась.
– Надеюсь, скарлатине я окажусь по зубам, – отмахнулась девочка.
Только вернувшись в обычный мир, с его обычными домами, магазинами, скверами, Лили, наконец, поняла, как сильно отличаются эти два пространства – мир Волшебный и мир Обычный. Словно бы она вернулась из–за Зеркалья, куда мечтала попасть в детстве. Светофоры подмигивали, витрины отражали нарядных и, по случаю ясного, солнечного погожего денька, счастливых прохожих.
Её мир – такой родной. Хотя тот, второй, тоже стал дорог… только она, Лили, всё равно до безумия рада вернуться сюда, и снова стать частью обычных явлений.
Их дом на Бирючиновой аллее купался в свете. На полу, разогретом солнцем почти до жара, лежали золотистые квадраты. Там, куда свет не дотягивался, половицы приятно холодили босые ступни.
Лестница скрипнула под ногой привычным сухим звуком.
Почему–то казалось, что лестницы всегда так скрипят под ногами?
Сестра лежала в постели, побледневшая и подурневшая. Лицо с болезни опухло, горло обматывал старый шерстяной мамин шарф.
Надо же в такой прекрасный день так попасть?
Лили сделалось стыдно и за свой цветущий вид, и за пышущее здоровье, и за волшебный дар. Будто это была её вина – вечное невезение любимой старшей сестрёнки.
– Привет, – улыбнулась она.
– Привет, – проскрипела Петуния в ответ голосом несмазанной старой телеги.
– Не сладко приходится? – Лили присела на краешек постели сестры.
– Держалась бы ты от меня подальше.
У Лили защипало в носу от непролитых слёз:
– Я все исправлю. Ведь какой смысл иметь сестру волшебницу, если в такой отличный день приходится потеть под тремя одеялами?
– Не прошло и секунды, а мы уже хвастаемся тем, какие мы есть необычные?
– Не прошло и секунды, а мы снова ссоримся? – засмеялась Лили.
Ей не слишком хотелось смеяться. Но смех – это её персональное лекарство, её ответ, её вызов всему, что огорчает, мешает и угрожает.
Пусть с ней, с Петунией! Пусть ругается и ворчит, сколько захочет. У Лили только одна сестра и она слишком дорога ей, чтобы позволить словам, пусть и жестоким, встать между ними.
Последующие два часа ушло на приготовления укрепляющего зелья. Конечно, вне стен Хогвартса колдовство запрещено, но, по большому счету, это и не колдовство вовсе. Здесь нет иной магии, кроме природной. Почти фармацевтика. В основном – полезные свойства трав и совсем капелька личного волшебства. Для усиления этих полезных травяных свойств.
–Что это? – подозрительно покосилась Петуния на стакан с изумрудной жидкостью.
– Лекарство.
– Откуда я знаю, что это не опасно? – упиралась Петуния.
– Я не допустила бы, чтобы с тобой что–нибудь случилось. Тем более, по моей вине. Пей.
– И я должна тебе верить? – насмешливо фыркнула Петуния.
– Чем быстрее выпьешь, тем быстрее тебе станет легче.
Осушив стакан, Петуния вернула его Лили.
– Ты изменилась, – старшая сестра, как всегда, говорила, почти не разжимая губ. – Повзрослела. Стала сдержаннее.
– Это ты просто болеешь. Нельзя же терроризировать больных людей? Вот выздоровеешь, тогда я тебе ещё покажу!
– Рассказывай, Лили, – потребовала Петуния. – Расскажи мне всё. Раз уж мне никогда не побывать в Хогвартсе, я хочу увидеть его твоими глазами.
Лили поведала сестре всё – от первого дня до последних часов в Хогвартс–экспрессе. Лили рассказала о Лягушонке и о Сириусе, о красавчике Малфое и мрачноватом, сумрачном Люпине, о неприступно–холодной, отстраненной Нарциссе и её странной, сумасшедшей сестре Белле. Рассказывала о занятиях, правилах, ограничениях, чудесах, приключениях, дружбе и вражде, о любви и ненависти. Обо всем том, что в течении года составляло жизнь, с её радостями, огорчениями, треволнениями и заботами.
И, конечно же, она не могла не рассказать о Северусе. О своей любви к нему и о том, что далекий и холодный с первых дней знакомства мальчик так и остался далёким, чужим и холодным.
Сестра слушала жадно, проживая с Лили каждое мгновение недоступной для неё и от того втрое более привлекательной жизни.
Петуния разделяла каждое мгновение, каждую секунду, каждое волнение, любовь, ненависть и страх Лили.
¬– Не понимаю, – задумчиво прищурилась девушка, когда Лили умолкла. – Почему ты по–прежнему таскаешься за этим Снейпом? Судя по всему, тот же Поттер куда более приятная личность.
– Не для меня.
– Ты всегда была упряма, как мул.
– Ты не то, что ни одного мула – осла живого в жизни не видела!
– Не заговаривай мне зубы. Ну, раз свет клином сошелся на этом твоём Снейпе… хотя лично я этого не понимаю. Что ты в нём нашла? Урод – уродом!
– Петуния!
– Лили! – передразнила её старшая сестра. – Дело даже не во внешности. Дело в душе. А она у этого парня червивая. И сверкай на меня глазами, сколько душе угодно. Твоего Поттера я не видела…
– Поттер – не мой!
– Да без разницы, – отмахнулась сестра, – он сумасшедший, но всё равно куда более нормальный.
– Миленько звучит. И где твоя хвалённая логика? Либо сумасшедший, либо – нормальный. Тебе не кажется? – Личико Лили приняло серьёзное, почти торжественное выражение. – Поттер мой лучший друг, один самых лучших, какие у человека могут быть. Несмотря на все его недостатки, на всё его бахвальство, дерзость и бесшабашность, он хороший человек…
– Но думаешь ты всё равно о Снейпе? – закатила глаза Петуния.
– Думаю. А он знать меня не хочет.
– Готова поспорить, что это не так. То, что этот придурок к тебе чувствует, не вписывается в его дурацкую систему ценностей, которую он сам для себя придумал. Но ты ему небезразлична.
– Мне почти понравилась твоя речь, Туни. Только не могла бы ты перестать ругать Северуса?
– Не провоцируй меня. И вообще, я устала. Мне нужно отдохнуть. Так что, пользуйся случаем и проваливай… мириться со своим Снейпом.
– По–твоему, я могу пойти к нему домой?! – тоном оскорблённой невинности воскликнула Лили.
– Лили Эванс, – поморщилась Петуния, – я знаю тебя одиннадцать лет. Из прожитых тобой двенадцати. Для меня не вопрос: если тебе потребуется, ты не то, что домой к Снейпам – ты к черту на кулички слазишь и быстренько вернёшься. Но тебе не надо ходить к Снейпам. Твой драгоценный Северус наверняка уже ностальгирует о лучших временах на заветной Проклятой Мельнице. Самое для ведьмаков романтичненькое местечко. Иди уже!
От улыбки некрасивое лицо Петунии расцвело. Внутренний свет осветил его, делая прекрасным.
– Я люблю тебя, Туни!
– И я – тебя…
***
Лили пересекла пустырь. Разогретая солнцем земля теперь, на закате, остро пахла травами и пылью. Отдавая полученное за день тепло, земля окуталось тонкой полупрозрачной кисеёй туманистых испарений.
Лили не верилось, что она найдёт Северуса на Проклятой Мельнице, но интуиция сестру не подвела. Северус сидел на верхней балке с книгой в руках и почти легкомысленно болтал ногами. Непривычный для него жест.
Непривычно было видеть его и без школьной мантии, в старых маггловских джинсах и потрепанной, растянутой отцовской футболке. Длинные волосы собранны в низкий неаккуратный хвост, из которого выбились пряди волос и как всегда падали на лицо.
– Привет, Сев.
Мальчик захлопнул книжку и легко спрыгнул вниз. Балка находилась довольно высоко, но ему удалось приземлиться, не разшибившись.
– Привет, Лили. Я ждал, что ты придешь.
– Вот как? Теперь, когда слизеринские дружки далеко, мы снова друзья, Сев?
– Не только мои слизеринские друзья – твои гриффиндорские тоже. Это наш мир, Лили, твой и мой. Никому другому тут не место.
– Я так понимаю, ты теперь стал ужасно умный и взрослый, да?
– Ну, определённо взрослее и умнее тебя.
– Разве это не помешает нам общаться, Сев?
– Ну, после того, как наши с тобой отношения пережили дикие выходки твоих друзей, всё остальное мелочи.
– Моих друзей?! – задохнулась Лили. – Да как ты смеешь?! После того, что устроил твой Люциус! После того, чтобы он со мной сделал! Ты… ты продолжаешь считать его другом, Сев?!
– Считаю. Кстати, он ровным счетом ничего тебе не сделал.
– Да он…он!...
– Он? Ну, давай. Перечисли все его прегрешения. Способы, которыми он над тобой измывался? – насмешливо поднял брови слизеринец.
– Он поцеловал меня!
– Ужасно, но переживаемо. К тому же сама напросилась.
– Да как ты смеешь?!
– Долго тренировался говорить людям нелицеприятную правду. Вот и смею.
– Он собирался меня изнасиловать!
–Вообще–то Люциус не из тех людей, кто долго собирается. Скорее уж наоборот, отличается поспешностью в необдуманных действиях. Так что то, что было… назовем это показательными учебными выступлениями?
– Показательные?! Учебные?! Он заставлял Рабастана пытать Сириуса Блэка!
– И как это повредило Лили Эванс?
– Ты что, считаешь меня бесчувственной куклой? Мне невыносимо наблюдать за мучениями друзей!
Северус поморщился:
– Лицемерие, панегирики и патетика вовсе не так сильно тебе к лицу, как ты, видимо, это воображаешь. К слову, Круцио не смертельно. Большинство слизеринцев знакомятся с этим проклятием уже в раннем детстве. Не всем повезло, как Поттеру, иметь отца верящего в светлые идеалы гуманизма. Всё не так страшно, как ты себе вообразила.
– Это тебе нехватка воображения мешает трезво оценить ситуацию. Как ты не понимаешь?…ведь когда поймешь, может быть слишком поздно.
– Поздно для чего, Лили?
– Да откуда я знаю, Сев?!
– Пусть все Мародеры, пусть все слизеринцы катятся к Мерлиновой бабушке. Это лето только наше.
Стоило почувствовать касанье прохладных пальцев, как гнев испарился. Лили смотрела в черные бездонные глаза и снова тонула в них, тонула…
– Я ещё что–то значу для тебя, Лили Эванс? – тихо спросил мальчик. – Или все твои думы отданы теперь Поттеру?
– Я тысячу раз говорила тебе: Поттер мой друг.
– А я? Ты откажешься от меня, Лили?
– Скорее земля обратится в прах прежде, чем я соглашусь покинуть тебя, Северус Снейп! В моем чувстве к тебе заключено всё: чувства к родителям, к сестре, к нашему маленькому домику на Бирючиновой Аллее, к Хогвартсу, к магии. Даже к Поттеру! Я читала в одной книжке, что наши «Я» существует не только в нас самих…
– О! Как мы могли забыть свою страсть к «Грозовому Перевалу»? – усмехнулся Северус. –
– Наступит время, когда все сгинет, но если ты останешься, я не исчезну из бытия…
– Не люблю дешевый фарс. Особенно в плохом исполнении.
Лили с вызовом улыбнулась и продолжила, повышая голос, дерзко глядя другу в лицо:
– Если же все останется, но ты исчезнешь, Северус, Вселенная станет чуждой, я не буду больше её частью. Не бойся дурных предчувствий. Я верю, я знаю, любовь сохранит нас от любой беды. Любовь хранит лучше Патронуса. Она сама Патронус и есть.
Яркие вспышки раскрасили потемневшее небо.
– Что это? – испуганно вздрогнула Лили.
– Фейерверк. И если поторопимся, есть шанс подоспеть к самому красивому залпу.
– Тогда чего ж мы стоим? Вперёд!
Вспышка света летела за вспышкой и, оборачиваясь, Северус мог видеть, как огни отражаются в сияющих, счастливых, смеющихся глазах Лили.
Новые и новые фонтаны света распускались над их головами.
Новая вспышка.
Ещё одна.
И ещё!
Лили и Северус снова были вместе.
Ни вражда факультетов, ни собственные глупые страхи и обиды не смогли разлучить их.


Эпилог

Новая вспышка.
Ещё одна.
И ещё!
Повсюду разливалось пламя. Земля обратилась в ад. Из него не выбраться.
– Быстрее, Драко, – зарычал Снейп. – Давай быстрее! Уходи!
Холодный ветер разрывал легкие.
Снейп не верил в Бога, но сейчас в душе он молился. Пусть ему не придётся смотреть в зелёные глаза. Смилуйся на ним Тот, Кого В Мире Нет. Смилуйся единственный раз. Пожалуйста!
Наперерез, надрывно вопя, словно взбесившаяся баньши, вылетел Хагрид, преграждая путь к отступлению.
Тот, Кого, Кого В Мире Нет, не услышал Северуса.
Теперь зельевара с Гарри Поттером разделяло не больше двадцати футов. Лицо парня исказилось ненавистью, покрылось густым слоем копоти и крови.
– Круци…
Машинально отбив проклятие, Снейп сбил ученика с ног.
– Круци…! – не унимался Гарри.
Какой ирония – ничего не взять от своей обворожительной матери, даже от бахвала папеньки – ничего. Зануда, словно опившийся уксуса – истинный продукт воспитания Петунии Дарси.
– Непоправимые проклятия не для тебя, Поттер, – цедит Северус. – Тебе не хватит не силы, не умения.
– Сражайся со мной! – орал Гарри. – Сражайся, трус!
Каждое слово зельевара сочилось ядом:
– Ты называешь трусом меня, Поттер? Твой папаша… он нападал на меня не иначе, как вчетвером. Кстати, как бы ты назвал того, кто был столь самоуверен и беспечен, что даже не успел поднять палочку, когда пришли убивать его жену и ребёнка?
Кому он это говорит? Его не слышат. Единственное, что осознаёт сейчас Гарри – желание убивать, уничтожать, рвать на части. Костоломная машина, идеальное орудие для убийства, вот что представляет собой этот мальчик.
Будь проклят Дамблдор сотворивший из сына Солнечной Златовласки монстра.
А может быть это вовсе не Гарри? Может быть это призрак Лили, которую Снейп тщетно призывал столько лет, живёт в сыне и ненавидит его, ненавидит, ненавидит.
НенавидитНенавидитНенавидитНенавидит…
За предательство, малодушие, трусость. За убийство. За одиночество и страшную участь, выпавшую её единственному ребёнку.
– Я буду останавливать тебя снова, снова и снова, – взвыл Снейп, чувствуя, что вот–вот сойдет с ума. – Снова и снова, снова и снова. Пока не научишься держать рот на замке, а мысли при себе, Поттер…
«Мы будет жить долго и счастливо… Мы умрем в один день... Ты забудешь ради любви ко мне свою страсть к Малфою, к Темным Силам, забудешь свои дерзновенные планы покорить это мир, ни капельку в господах не нуждающегося…».
Рука непроизвольно потянулась к мальчику…
Гарри, упрямая скотина, не думал угомоняться. В глазах горело только одно желание: убить!
– Сектусемп…
Отразив новый удар, Снейп сорвался на крик. В конце концов, он тоже не из стали.
– Ты не осмелишься обратить против меня моё собственное проклятие, Поттер! Хочешь взять меня моим же собственным изобретением, как твой мерзкий папаша? Не выйдет.
– Так убей меня!
«Боже, Лили! Ну почему ты не родила дочь! Красивую куколку, ради которой было бы не так жалко класть собственную жизнь на плаху. Как же достало подобие гавнюка Джеймса!»
– Убей меня, как убил Дамблдора, трус!
Что это щенок знает о храбрости? Северус живет в аду, распятый между памятью и мечтой об отмщении.
– Не смей называть меня трусом, Поттер.
Хлестанув палочкой по воздуху, Северус отвесил мальчишке магическую оплеуху.
Он позволил себе это маленькое удовольствие перед тем, как скрыться за барьером.
***
Северус столько лет шёл навстречу смерти, что научился не страшиться боли. Он мало чего боялся. Но что, если там, за Гранью, Лили встретит его такой же обжигающей ненавистью, с какой здесь провожает её сын?
Опустив руку в карман мантии, Северус достал единственную вещь, захваченную с собой из директорского кабинета. То единственное, что многие годы вызывало в нем вожделение и желание обладания – маленькое зачарованное карманное зеркальце.
Волосы маленькой девочки были цвета опавшей листвы – червленое золото. Овальное лицо с правильными чертами. Высокий лоб, нежные скулы; большие выразительные глаза, прозрачно, а не ярко–зелёные, как у её сына, Гарри. Длинные пушистые ресницы, густые брови, живая, яркая, полная огня и лукавства улыбка.
Девочка в зеркале все оборачивалась и оборачивалась. Улыбалась кокетливой, лукавой, насмешливой улыбкой, полной надежды и огня. Взлетали волосы, глаза сияли, словно в предвкушении чего–то необычного, волшебного, не такого, как у всех…

P.S.

Уж сколько их упало в эту бездну,
Разверзтую вдали?
Настанет день, когда и я исчезну
С поверхности земли.

Застынет все, что пело и боролось,
Сияло и рвалось.
И зелень глаз моих, и нежный голос,
И золото волос.

И будет жизнь с ее насущным хлебом,
С забывчивостью дня.
И будет все – как будто бы под небом
И не было меня!

Изменчивой, как дети, в каждой мине,
И так недолго злой,
Любившей час, когда дрова в камине
Становятся золой.

Виолончель. И кавалькады в чаще.
И колокол в селе...
– Меня, такой живой и настоящей
На ласковой земле.

К вам всем! – что мне, ни в чем не знавшей меры,
Чужие и свои? –
Я обращаюсь с требованьем веры!
И с просьбой о любви...

И день, и ночь; и письменно, и устно;
За правду «да» и «нет»,
За то, что мне так часто – слишком грустно, –
И только двадцать лет,

За то, что мне прямая неизбежность –
Прощение обид,
За всю мою безудержную нежность
И слишком гордый вид,

За быстроту стремительных событий,
За правду, за игру,
– Послушайте!
Еще меня любите
За то, что я умру…

/Марина Цветаева/