Глава 1Глава 1.
В шандале трепетала свеча. Кончики мужских пальцев гладили шероховатую от пыли поверхность черно-белых клавиш, словно стремясь краткой лаской этой хоть на мгновенье удержать мятежный отблеск на месте. Свободолюбивый же огонек жил своей жизнью, и на фоне золотистого света собственные загорелые руки отчего-то казались их хозяину мертвенно-бледными.
Команда корабля давно видела десятый сон и, кроме второго помощника, несшего вахту, лишь один человек не спал в эту глубокую ночь: то был капитан Летучего голландца.
Уилл Тернер сидел за трехъярусным органом, задумчиво глядя перед собой. На полпути замерла рука, привычно потянувшаяся к застарелому шраму на груди. Уилл сердито сжал и разжал кулак, с усилием возвращая ладонь на клавиши, и решительно надавил. Недовольным хрипом зарычали разбуженные трубы, Уилл досадливо поморщился. Орган его упорно не признавал, и пусть сам-то бывший кузнец был не мастер на нем играть, но не терял, однако ж, надежды извлечь из старинного инструмента хоть один мелодичный звук.
Что ж, не сегодня. А, возможно, и никогда. В конце концов, это не его инструмент. Это не его корабль. Это не его жизнь...
Уилл уперся взглядом в темные пятна воска на бортике, застывшие еще до его появления на корабле, которые он и не думал отчищать. Ну все, хватит жалеть себя. Пора идти: Голландец снова в пути, и завтра предстоит очередной тяжелый день длиною в десять лет.
Уилл помедлил еще мгновенье, вспоминая, как на этом самом месте выуживал из бороды-щупалец Дэйви Джонса ключ от сундука, в котором хранилось сердце прежнего хозяина непокорного инструмента. Каким важным это тогда казалось. Как жаждал он добраться до чужого сердца, каким живым себя чувствовал, как торопил время... Что ж, слабо усмехнулся Уилл, нынче времени у него больше, чем он может потратить. А остальное… Прежние воспоминания постепенно отдалялись от него, словно другая реальность, происходившая и не с ним вовсе, а с кем-то хорошо знакомым, но давно позабытым. Еще раз наудачу ткнув пальцем клавишу органа, из вредности потянув сонного зверя за хвост, Уилл решительно поднялся, задувая свечу.
Потухший секунду назад огонек внезапно вспыхнул вновь…
- Капитан Летучего голландца музицирует? – Прожурчал женский голос с ярким акцентом, что невозможно спутать с чьим-то другим…
Уилл стремительно обернулся.
Он не видел ее с того дня, когда пиратский флот, возглавляемый его возлюбленной, разгромил эскадру лорда Бэккета, с того дня, когда братство пиратов по наущению Барбоссы освободило морскую богиню от уз плоти, с того самого дня, когда Джек Воробей, спасая жизнь Уилла от смертельного ранения, пронзил его рукой вырезанное из груди сердце Дэйви Джонса – сердце, которое пришлось заменить…
-Тиа Дальма…
Она совсем не изменилась. Морская богиня была в точности такой, какой он ее запомнил. Шоколадного оттенка кожа, черные губы, обнаженные плечи, и глаза – не злые и не добрые, но пронзительные и пугающие…
- Тиа Дальма, - вновь выдохнул Уилл.
Морская богиня опасно сощурилась. Уилл ощутил укол тревоги, затронувший что-то забытое в груди.
- Прости… Калипсо, - поправился молодой капитан, - вероятно, тебе неприятно слышать то имя.
Он ожидал гнева, однако в глазах Калипсо полыхнуло неожиданное веселье.
- Нет, тебе можно, Уильям Тернер, - протянула она, кокетливо поведя окатистым плечиком. – В твоих устах нет угрозы.
- Мне незачем угрожать тебе, - ответил сбитый с толку Уилл, - да и нечем. Я понятия не имею, как пленяют богов, и не собираюсь это выяснять.
- Верю… - еще шире улыбнулась Калипсо, отворачиваясь.
Мягко шурша платьем, она прошла вглубь комнаты, ведя пальчиком по столу, примечая обстановку и искоса поглядывая на орган.
– Как тебе служится на этом корабле?
Уилл напрягся. И дюжины слов еще не было сказано меж ними, но отчего-то ему уже не нравился этот разговор. И визит Тиа Дальмы не сулил ничего хорошего. Он не знал что, в сущности, можно еще с ним сделать, однако тревога, опасной змейкой скользнув в каюту вслед за Калипсо, поселилась где-то под ребрами.
- Все в порядке, - осторожно ответил Уилл. – Команда мне подчиняется, людей хватает, да и с кораблем все в порядке. Это самый быстрый корабль после…
Уилл осекся. Что-то давнее вновь кольнуло там, где был рваный шрам на груди… Капитан глубоко вдохнул.
Он хотел, чтобы она ушла. Он так боялся, что она уйдет. То было двойственное ощущение угрозы и, одновременно, невероятного забытого ощущения жизни.
Калипсо тихо засмеялась, отчего у Уилла по спине пробежал холодок.
- Ты провел свой день на берегу, – обронила она, вдруг сделавшись серьезной.
Ах, вот оно что, сообразил, наконец, Уилл, отчего-то ощущая себя сорванцом, пойманным на попытке скрыть правду.
- Да, был, - коротко ответил он. Отчаянно сокровенное, чтобы обсуждать еще с кем-то, это казалось слишком личным, слишком болезненным…
Он не изменился. Почему-то, Элизабет была уверена, что Уилл непременно должен как-то измениться. То, что он остался прежним, ее, повзрослевшую на неумолимых десять лет по-женски уязвило. И все же он пришел другим. Пытливо всматривалась она в родные черты, пристрастно отыскивая в них следы перемен, но широкоплечая ладная фигура и загорелое лицо были все теми же, разве что, выражение глаз стало немного жестче, да морщинка меж бровей, появившаяся в тот последний их год, не разглаживалась.
Щупалец не было. Хотя, и бороды тоже не наблюдалось, поэтому и превращаться в морских гадов было нечему, разве что, его непослушным смоляным кудрям. Представив Уилла с прядкой щупалец, дерзко спадающих на щеку, Элизабет рассмеялась.
Они не обсуждали ничего серьезного… Говорили о пустяках, о незначительных событиях, вроде скандала из-за бездомного пса, которого сын притащил в особняк из какой-то канавы, самодельного деревянного меча – гордости паренька, и недавней драки с соседскими мальчишками, которым Тернер-младший пытался доказать существование корабля о черных парусах…
Уилл рассказывал о невиданных берегах, да о русалках, о странниках, которых он встречал, о том, как его пытались подкупить умершие люди, напрочь отказывавшиеся мириться со своей кончиной, дабы он отпустил их и помог вернуться живыми на землю. А уж сколь изощренно они торговались! За это время Уилл мог бы сколотить целое состояние, если б только захотел. Одни сулили земли, другие - каменья, третьи соблазняли золотом… Кто-то доказывал, кто-то умолял, кто-то пытался угрожать, обманувшись внешностью капитана, ошибочно принимая молодость за неопытность и слабость. Уилл не представлял, что делать с не в меру напористыми пассажирами, поскольку никакие увещевания на них решительно не действовали. Причем, чем больше разумных доводов он приводил, стараясь их успокоить, тем яростней доказывали они свою правоту, порою заводя в тупик самого морского дьявола. В конце концов, Уиллу так опостылело выслушивать ходившие по кругу речи, что волей-неволей пришлось научиться запугивать распоясавшихся мертвецов, принимая грозный вид, который немало забавлял самого капитана. Когда ему окончательно надоедало доказывать людям, что он не властен над их жизнями и никакие богатства его не прельщают, он развлекался, пытаясь представить, как бы повели себя на его месте прежние знакомые, даром что, многих из них уже давно не было в живых.
Он испытал арсенал лиц непреклонно-честного командора Норрингтона, развязного Барбоссы, угрожающую философию Дэйви Джонса с его коронным «Ты боишься смерти?» и даже, на пробу, попытался спародировать Джека Воробья, назвав почтенного чиновника «цыпой» и прибавив для достоверности «смекаешь?» Впрочем, он и сам ощущал, что получилось не слишком правдоподобно, и потому образом подвыпившего пирата особо не злоупотреблял.
Матросы, сдерживая ухмылки, Уиллу подыгрывали и с неподдельным интересом делали ставки на то, за сколько удастся сломить сопротивление очередного гостя Летучего Голландца, да кем на этот раз прикинется их находчивый капитан. Ставили они теперь не годы службы на Голландце, а часы пребывания на берегу, которые Уилл дозволял команде дважды в год, с жестким условием, однако ж, никаких бесчинств не учинять и не открывать простым людям тайны своего временного бессмертия. Уилл против доморощенного азарта не возражал, понимая, что это новое развлеченье не в пример человечнее той игры времен Дэйви Джонса, в которой он сам бесшабашно готов был поплатиться вечностью в обмен лишь на призрачный шанс к спасению отца.
Сам же он, при помощи полдюжины экстравагантных масок, развлекался, как мог. Однако, если поначалу встречи с потерянными друзьями и недругами, пусть даже в собственном воображении, приносили облегчение, создавая иллюзию прежней жизни, наполненной опасными и захватывающими приключениями, то постепенно безобидная забава эта превратилась в опасный морок.
Ночь за ночью примерял капитан чужие жизни, теряясь в обрывках реальных и вымышленных воспоминаний. Повторяемые образы в одноликих своих проявлениях стали терять изначальную живость, но это все, что у него было и отречься от них, казалось, означало потерять и себя самого. Раз за разом все дальше углублялся он в свои фантазии, притупляя чувство жгучего одиночества и изолированности, ища спасения и находя его все меньше и меньше. Он застрял между прошлым и настоящим, и существование его, и без того, находившееся в каком-то тягучем безвременье стало черным болотом. Уилл, быть может, и желал бы теперь обходиться без этого суррогатного мира, но в своей отчаянной жажде прежней жизни остановиться уже не мог.
Команда и пассажиры ни о чем не догадывались, тем паче, что, несмотря на внутренние терзания, Уилл внешне приобретал все большую убедительность. Пассажиры робели, команда веселилась, а капитан тонул.
Где-то в глубине души металась тревога: так нельзя... Нужно проснуться… Нужно что-то исправить, сделать, вспомнить что-то… но света больше не было. Только беспросветная ночная тьма, только равнодушный шорох волн и бездушный свист ветра, только истерзанные серые паруса и скелетообразные реи... Кто он? Капитан Летучего Голландца. Кто он? Пират. Кто он? Кузнец-подмастерье. Оружейник…
Так просто… Уилл закрыл глаза и шумно вдохнул прохладный морской воздух. Опустил плечи, разжимая ладони. Улыбнулся. И в тот же день в команде корабля появился новый матрос с лучистыми карими глазами, а пассажиры узнали, что страшный и ужасный капитан со щупальцами вместо волос, сидит в своей каюте и отправляет на ужин всех, кто не хочет добровольно покидать в назначенном месте борт Летучего Голландца. Уилл, сбросивший, наконец, тяготу морока прошлой жизни, теперь мог бесшабашно веселиться, оставаясь почти самим собой, что и делал самозабвенно и старательно. Перепуганные моряки выбирали меньшее из двух зол и предпочитали высадиться, где велено.
Лишь однажды прихрамывающий старик долго и пристально следивший за паясничавшим Уиллом тихо обронил: «Как прикажете, капитан». Уилл хотел было начать спорить, по привычке доказывая, что он лишь рядовой матрос да оружейник, но, при взгляде в глаза старца, слова замерли у него на губах. И он, лишь криво усмехнувшись, спросил: «Как узнал, что я капитан?»
Старик неспешно подошел к борту, по примеру Уилла устраивая узловатые запястья на поручне, да устремляя взор на черный горизонт.
- Ну, приметить в тебе капитана-то немудрено. Смотришь прямо, голос тверд, в глазах нет ни страха, ни униженности; руки натруженные, но чистые, рубаха хоть простая, да свежая… Каждый моряк своим делом занят, а ты весь корабль взглядом обнимаешь. Тоскливым, правда… Аль, не люб он тебе? – Седовласый моряк повернул обветренное лицо, глядя на Уилла внимательными серыми глазами. - Что, тяжела ноша морского дьявола?
Этого Уилл не рассказывал, даже Элизабет. Не о том должен был быть их день. Этот день должен был быть необыкновенным, не отягощенным гудящей беспросветной тоской… И он был, был…
Глава 2 Он не изменился. Почему-то, Элизабет была уверена, что Уилл непременно должен как-то измениться. То, что он остался прежним, ее, повзрослевшую на неумолимых десять лет по-женски уязвило. И все же, что-то было иначе. Пытливо всматривалась она в родные черты, пристрастно отыскивая в них следы перемен, но широкоплечая ладная фигура и загорелое лицо были все теми же, разве что, выражение глаз стало немного жестче, да морщинка меж бровей, появившаяся в тот последний их год, не разглаживалась.
Щупалец не было. Хотя, и бороды тоже не наблюдалось, поэтому и превращаться в морских гадов было нечему, разве что, его непослушным смоляным кудрям. Представив Уилла с прядкой щупалец, дерзко спадающих на щеку, Элизабет рассмеялась.
Они не обсуждали ничего серьезного… Говорили о пустяках, о незначительных событиях, вроде скандала из-за бездомного пса, которого сын притащил в особняк из какой-то канавы, самодельного деревянного меча – гордости паренька, и недавней драки с соседскими мальчишками, которым Тернер-младший пытался доказать существование корабля о черных парусах…
Уилл рассказывал о невиданных берегах, да о русалках, о странниках, которых он встречал, о том, как его пытались подкупить умершие люди, напрочь отказывавшиеся мириться со своей кончиной, дабы он отпустил их и помог вернуться живыми на землю. А уж сколь изощренно они торговались! За это время Уилл мог бы сколотить целое состояние, если б только захотел. Одни сулили земли, другие - каменья, третьи соблазняли золотом… Кто-то доказывал, кто-то умолял, кто-то пытался угрожать, обманувшись его внешностью, ошибочно принимая молодость капитана за неопытность и слабость. Уилл не представлял, что делать с не в меру напористыми пассажирами, поскольку никакие увещевания на них решительно не действовали. Причем, чем больше разумных доводов он приводил, тем яростней доказывали они свою правоту, порою заводя в тупик самого морского дьявола. В конце концов, Уиллу так опостылело выслушивать ходившие по кругу речи, что волей-неволей пришлось научиться запугивать распоясавшихся мертвецов, принимая грозный вид, который немало забавлял самого капитана. Когда ему окончательно надоедало доказывать людям, что он не властен над их жизнями и никакие богатства его не прельщают, он развлекался, пытаясь представить, как бы повели себя на его месте прежние знакомые, даром что, многих из них уже давно не было в живых.
Он испытал арсенал лиц непреклонно-честного командора Норрингтона, развязного капитана Барбоссы, угрожающую философию Дэйви Джонса с его коронным «Ты боишься смерти?» и даже, на пробу, попытался спародировать Джека Воробья, назвав почтенного чиновника «цыпой» и прибавив для достоверности «смекаешь?» Впрочем, он и сам ощущал, что получилось не слишком правдоподобно, и потому образом подвыпившего пирата особо не злоупотреблял.
Матросы, сдерживая ухмылки, Уиллу подыгрывали и с неподдельным интересом делали ставки на то, за сколько удастся сломить сопротивление очередного гостя Летучего Голландца, да кем на этот раз прикинется их находчивый капитан. Ставили они теперь не годы службы на Голландце, а часы пребывания на берегу, которые Уилл дозволял команде дважды в год, с жестким условием, однако ж, никаких бесчинств не учинять и не открывать простым людям тайны своего временного бессмертия. Уилл против доморощенного азарта не возражал, понимая, что это новое развлеченье не в пример человечнее той игры времен Дэйви Джонса, в которой он сам бесшабашно готов был поплатиться вечностью в обмен лишь на призрачный шанс к спасению отца.
Сам же он, при помощи полдюжины экстравагантных масок, развлекался, как мог. Однако, если поначалу встречи с потерянными друзьями и недругами, пусть даже в собственном воображении, приносили облегчение, создавая иллюзию прежней жизни, наполненной опасными и захватывающими приключениями, то постепенно безобидная забава эта превратилась в опасный морок.
Ночь за ночью примерял капитан чужие жизни, теряясь в обрывках реальных и вымышленных воспоминаний. Повторяемые образы в одноликих своих проявлениях стали терять изначальную живость, но это все, что у него было, и отречься от них, казалось, означало потерять и себя самого. Раз за разом все дальше углублялся он в свои фантазии, притупляя чувство жгучего одиночества и изолированности, ища спасения и находя его все меньше и меньше. Он застрял между прошлым и настоящим, и существование его, и без того, пребывавшее в каком-то тягучем безвременье стало черным болотом. Уилл, быть может, и желал бы теперь обходиться без этого суррогатного мира, но в своей отчаянной жажде прежней человеческой жизни остановиться уже не мог.
Никто ни о чем не догадывался, тем паче, что, несмотря на внутренние терзания, Уилл внешне приобретал все большую убедительность. Пассажиры робели, команда веселилась, а капитан тонул.
Где-то в глубине души металась тревога: так нельзя... Нужно проснуться… Нужно что-то исправить, сделать, вспомнить что-то… но света больше не было. Только беспросветная ночная тьма, только равнодушный шорох волн и бездушный свист ветра, только истерзанные серые паруса и скелетообразные реи... Кто он? Капитан Летучего Голландца. Кто он? Пират. Кто он? Кузнец-подмастерье. Оружейник…
Уилл закрыл глаза и шумно вдохнул прохладный морской воздух. Опустил плечи, разжимая ладони. Улыбнулся. И в тот же день в команде корабля появился новый матрос с лучистыми карими глазами, а пассажиры узнали, что страшный и ужасный капитан со щупальцами вместо волос, сидит в своей каюте и отправляет на ужин всех, кто не хочет добровольно покидать в назначенном месте борт Летучего Голландца. Уилл, сбросивший, наконец, тяготу морока прошлой жизни, теперь мог бесшабашно веселиться, оставаясь почти самим собой, что и делал самозабвенно и старательно. Перепуганные моряки выбирали меньшее из двух зол и предпочитали высадиться, где велено.
Лишь однажды прихрамывающий старик долго и пристально следивший за паясничавшим Уиллом тихо обронил: «Как прикажете, капитан». Уилл хотел было начать спорить, по привычке доказывая, что он лишь рядовой матрос да оружейник, но, при взгляде в глаза старца, слова замерли у него на губах. И он, лишь криво усмехнувшись, спросил: «Как узнал, что я капитан?»
Старик неспешно подошел к борту, по примеру Уилла устраивая узловатые запястья на поручне, да устремляя взор на черный горизонт.
- Ну, приметить в тебе капитана-то немудрено. Смотришь прямо, голос тверд, в глазах нет ни страха, ни униженности; руки натруженные, но чистые, рубаха хоть простая, да свежая… Каждый моряк своим делом занят, а ты весь корабль взглядом обнимаешь. Тоскливым, правда… Аль, не люб он тебе? – Седовласый моряк повернул обветренное лицо, глядя на Уилла внимательными серыми глазами. - Что, тяжела ноша морского дьявола?
Этого Уилл не рассказывал, даже Элизабет. Не о том должен был быть их день. Этот день должен был быть необыкновенным, не отягощенным гудящей беспросветной тоской… И он был, был…
Глава 3- Ну и как, стоит оно того?
Тиа Дальма смотрела на Уилла, чуть склонив голову набок и накручивая на пальчик блестящий локон. Разгоревшиеся по углам комнаты свечи заставляли шоколадную кожу едва ли не мерцать изнутри, россыпь веснушек на щеках придавала ее лицу загадочность и какое-то звериное очарование.
- Стоит чего? – переспросил Уилл.
- Того, чтобы так страдать, - пояснила Тиа Дальма, подходя ближе и чувственно проводя рукой по его груди.
- Да, стоит, - твердо ответил Уилл, делая шаг назад.
Он ждал, что она разозлится: возможно, было не слишком вежливо отталкивать женщину, но он не мог иначе. Его плечи по-прежнему жгли ладошки Элизабет, а губы еще горели ее поцелуями.
Однако, Калипсо вдруг сбросила с себя налет кокетства и неожиданно серьезно и как-то устало сказала:
- Ты не отдал Голландцу свое сердце.
Это был не вопрос. Уилл вздохнул.
- Когда я стал капитаном Летучего Голландца, - тихо отозвался он, - сердце уже давно не было моим. Прости.
Калипсо едва приметно кивнула своим мыслям.
- Ну, а как же твой долг?
- Я исполняю возложенные обязанности, переправляю души умерших на тот свет, и, если у тебя есть что спросить с моей службы - на то твоя воля, я буду держать перед тобой ответ.
Быть капитаном Летучего Голландца не значило убивать. Но для Уилла все равно означало отправлять на смерть. И люди, попадавшие на борт его призрачного корабля, не все были отъявленными мерзавцами и пиратами. Он научился отпускать. Он научился не сожалеть. Почти.
С суровым боцманом, к немалому изумлению Уилла, они смогли найти общий язык. Тяжелый на руку бывший рыба-молот хоть нравом был крут, однако ж, офицером оказался дисциплинированным и справным. Немногословный, приказы капитана он не обсуждал, а исполнял решительно и споро. Со старпомом же отношения не заладились.
Напоминавший когда-то морского ежа, на характер он оказался таким же колючим. Жестокость, проявляемая им по отношению к пассажирам и членам экипажа, Уилла коробила, равно, как и демонстративно-пренебрежительное отношение к приказам нового капитана его не устраивало вовсе.
Билл Тернер с тревогой наблюдал за разворачивающейся картиной. Уиллу стоило бы знать об этом… Тернер-старший вздохнул. Став капитаном Летучего Голландца, его сын отказался от тирании времен Дэйви Джонса. Он проявил доброту и старался сделать жизнь команды хотя бы отдаленно похожей на человеческую, не унижая и не подвергая никого жестокости. Но доброте не место на море. И послабления, которые он дал морякам, произвели обратный эффект. Освоившись с новым командованием, они стали позволять себе все больше вольностей, и, подстрекаемые воинственным старпомом, вместо благодарности, копили недовольство.
Билл Тернер слишком хорошо знал, к чему приведет это подпольное противостояние, но, в очередной раз, не представлял, как его предотвратить… Как и капитан Воробей, Уилл просто не был жесток.
Несильно стукнув кулаком по борту, Билл направился на поиски сына: все-таки его нужно было предупредить. Однако, ситуация разрешилась сама собой: Уилл поднимался на палубу, мрачно глядя на развернувшуюся картину.
Несколько членов команды столпились вокруг последнего оставшегося на борту постороннего человека. Насколько он знал, то был пассажир крупного торгового судна, затонувшего из-за вчерашнего шторма.
Компания что-то горячо обсуждала. Уилл подошел ближе, прислушиваясь к разговору.
- …мы узнаем, что ты не врешь?
- Когда я доберусь до дома, то напишу дарственную на ваше имя. Там будет прописано, что я оставляю вам двадцать тысяч фунтов.
Старпом грубо рассмеялся; торговец побледнел.
- Ты напишешь дарственную сейчас. И укажешь там, что отписываешь мне не только сорок тысяч фунтов, но и свой особняк в Порт-Ройал.
-Но… но где же я тогда буду жить?
- Главное, ты будешь жить… - с нажимом произнес старпом.
Торговец открыл рот, признавая поражение, когда из-за круга моряков раздался властный голос:
- Что здесь происходит?
Моряки расступились, давая Уиллу проход. Кто-то, потупившись, переминался с ноги на ногу, кто-то смотрел с любопытством, на лице же старпома мелькнула досада, которая, впрочем, тут же сменилась раздражением.
- Ничего. Мы просто заключаем сделку.
Он вскинул подбородок, с вызовом глядя на Уилла.
- И кто же дал вам право заключать сделки без моего ведома? - вкрадчиво спросил капитан.
- Мы служим на этом корабле. И имеем право на некоторое… вознаграждение за нашу работу.
- Вы отлично знаете, что является вознаграждением за вашу работу, - веско сказал Уилл. - Как и то, что эта сделка - заведомо нечестная.
- Это хорошая сделка! – вскинулся старпом.
- Этот человек не получит свободу. Он не сможет добраться до берега. И тебе это прекрасно известно. Его тело уже мертво, а душа будет скитаться в безвременье, не находя покоя.
Старпом осклабился:
- В сделке говорится о том, что мы его отпустим. А сможет ли он добраться до берега – это уже его проблемы.
- Послушайте, вмешался побледневший переговорщик, обращаясь к Уиллу, - мы можем заключить еще одну сделку! Я – Эндрю Сомерсетт! Я – не последний человек на английском рынке, ни олна крупная сделка не обходится без меня. У меня есть… еще деньги… они хранятся в банке, но я могу…
- Мистер Сомерсетт, - мягко сказал Уилл, мы принимаем Вашу сделку без какой-либо платы. Садитесь в шлюпку, я обо всем позабочусь.
- Я… Вы… Вы точно… Позаботитесь?
- Да.
Уилл пристально смотрел в глаза торговцу, не моргая и не прерывая зрительного контакта. Сомерсетт, казалось, утратил осознание происходящего, зачарованно глядя на Уилла, будто не в состоянии отвести взгляда от его пронзительных темных глаз.
- Я… Я отплачу… Я отправлю Вам деньги…, - бессвязно бормотал мужчина, медленно оттесняемый внушительным Уиллом к борту.
- Ничего не нужно.
Когда лодка с торговцем отплыла от Летучего Голландца, Уилл обернулся. Подтянувшаяся на шум команда разделилась на три группы. Одна, в составе которой был и его отец, стояла на стороне капитана. Уилла уважали за порядочность и честность, он никогда не унижал членов экипажа и трудился на корабле наравне с рядовыми матросами. Но на море почиталась сила, и оттого, другая часть команды еще не знала, как себя вести. Третья же группа, возглавляемая боцманом, смотрела решительно и злобно.
- Ты отказался от хорошей добычи! – ткнул в Уилла пальцем старпом.
Не раз видел Уилл, как разгорается в людях жажда золота и власти, и ненавидел то, что она делала с их душами.
- Это не пиратский корабль. Больше нет.
- Мы требуем платы за нашу работу!
Гул неясных голосов поддержал старпома.
- Вы вольны взять с тонущих кораблей все, что захотите, – сказал Уилл. - Но на моем судне никто не будет заниматься разбоем и вымогательством.
- А это не твой корабль! Ты тряпка, а не командир! Сопляк! – Лицо старпома исказила гримаса отвращения и злости. - Ты не чета прежнему капитану!
Кольцо людей сжималось. Старпом угрожающе двинулся на Уилла, стремясь заставить того пятиться. Уилл не сдвинулся ни на дюйм. Несколько секунд он бесстрастно смотрел вдаль, будто прислушиваясь к равнодушному шуму бьющихся о корабль волн.
- Ты прав, - сказал он негромко, но в повисшей безветренной тишине отчетливо слышалось каждое слово. – Прежнему капитану я не чета.
Уилл обвел взглядом команду, проигнорировав отца, во взгляде в которого плескалась жалость, а затем, наконец, в упор посмотрел на старпома.
- Спустить шлюпку.
Никто не пошевелился, толком не осознав приказа.
- Но, кэп… Пассажиров больше нет!
- Спустить шлюпку, - раздельно повторил он.
Билл Тернер первым взялся за тросы, через мгновенье к нему присоединился второй помощник. Когда шлюпка оказалась на воде, Уилл вновь перевел взгляд на скалящегося старпома.
- Садись в шлюпку.
Лицо старпома в изумлении дернулось, но он тут же взял себя в руки.
- Да разбежался! Я здесь вторую сотню лет! Я - часть корабля и часть команды, и ни в какую шлюпку не полезу!
- Картер Райан, я считаю твой долг перед капитаном оплаченным, а клятву исполненной. Я освобождаю тебя от службы на Летучем Голландце, - ровным звучным голосом произнес Уилл, а затем, подавшись вперед, к самому носу старпома, приглушенно отчеканил: - А теперь, полезай в шлюпку или начнешь разлагаться прямо на палубе.
Старпом, на мгновенье опешил, причем, не столько от происходящего, сколько оттого, что капитану было известно его настоящее имя, которое он сам, казалось, давно уже утратил. Оно будило давние, забытые воспоминания, вдруг сделав его уязвимым и… человечным.
Будто в каком-то полусне старпом подошел к борту, лишь только теперь начиная осознавать, что происходит… Когда он забрался в шлюпку и с вызовом, за которым сквозила растерянность, посмотрел наверх, Уилл, мрачно кивнул и лодка отплыла от борта Голландца по направлению к туманному берегу.
Некоторое время Уилл смотрел, как силуэт ее постепенно исчезает из виду, а затем повернулся к команде. Исчезновение старпома поубавило решимости оставшимся бунтарям, но напряжение, сквозившее в их позах, говорило, что инцидент еще не исчерпан. Уилл сжал губы, а затем твердо скомандовал:
- Спустить шлюпку.
Моряки угрюмо молчали, но, на сей раз повиновались незамедлительно, будто желая и не смея переглянуться друг с другом. Когда шлюпка была на воде, Уилл обвел матросов холодными глазами.
- Кто еще недоволен моим командованием? – он выдержал паузу. - Любой, кто нарушит установленные правила, разделит ту же участь. Если я узнаю, что на море или на берегу, вы не соблюдаете мои требования, я освобожу вас от них навечно.
Уилл пристально посмотрел на двоих матросов, замеченных в небольшой потасовке при последнем заходе в порт, те хмурились исподлобья, но рты держали закрытыми.
- Есть желающие?
Команда молчала.
- Вот и отлично. Шлюпку на борт. Поднять якорь!
Моряки, осознавшие, что их не собираются немедленно отправлять в небытие, бросились исполнять приказ капитана. О борт Голландца мягко стукнулась вернувшаяся пустая шлюпка.
***
Уилл шел по палубе, собираясь сменить рулевого, когда глазам его предстала любопытная картина. За боцманом, глядевшим чернее тучи, следовал веселый незнакомый паренек. Мальчишка, подумалось Уиллу, лишь только он присмотрелся к его лицу. На вид пареньку было лет шестнадцать-семнадцать, его растрепанные волнистые волосы раздувались на ветру, и он что-то беспрерывно тараторил боцману, причем, судя по выражению его лица, уже не первый час. Боцман ни на какие реплики не реагировал, продолжая заниматься своей работой, но парня это, казалось, ничуть не смущало, поскольку он не переставал что-то оживленно ему доказывать.
- Не советую испытывать терпение боцмана, оно у него не ангельское, - посоветовал Уилл, подходя к паре и кивком головы отпуская боцмана.
- О, а кто здесь из ангелов, не подскажешь? Я слыхал, у вас тут капитан с ангельской внешностью имеется, – отстав от неразговорчивого боцмана, парень переключился на Уилла, подстраиваясь под его шаг.
- Время ужина… - невинно заметил Уилл. - Тебя препроводить?
- Спасибо, не надо! С его щупальцами, думаю, мы познакомимся попозже. А кстати, когда он спит, он их в хвостик собирает? А утром кто раньше просыпается, он или его щупальца?
Уилл усмехнулся. На этом мрачном, пропитанном смертью корабле, мальчишка казался каким-то неестественно жизнерадостным. В отличие от большинства невольных гостей Летучего Голландца, он не был ни угрюм, ни испуган. Он вертелся, как юла, активно жестикулировал и хохотал, запрокидывая голову, над своими же шутками. Уилл так задумался, что, кажется, пропустил последнюю реплику парня, потому что тот пощелкал пальцами у него перед носом:
- Э-эй! Да что вы тут все, позамерзали что ли? Или у вас обет молчания – не больше трех слов в минуту?
- Как твое имя?
- Эйдан. Эйдан Стоун. А-а-а…
- Уилл. Откуда ты родом, Эйдан? – спросил Уилл, сам толком не понимая, зачем затевает ненужный разговор.
- Я родился в Портморе, но мои родители погибли, и меня взяла на попечение дальняя родня из Харбор-Вью - семья местного фермера, но оказалось, он не слишком… - Эйдан передернул плечами и вдохновенно продолжил. - В общем, я решил, что, когда вырасту, то непременно уеду из дома: буду бороздить моря и стану отчаянным пиратом. Ну, ты понимаешь, о чем я… - Эйдан окинул выразительным взглядом корабль, подмигивая Уиллу.
- С чего ты решил, что я пойму твое желание стать грабителем и убийцей? – строго спросил Уилл.
Щеки Эйдана вспыхнули, но он широко улыбнулся.
- Грабителем? Ты ослышался, я собираюсь стать добропорядочным гражданином и офицером морского флота. Слышь, друг, мне б на берег спуститься…
Уилл пожал плечами:
- На берег - это можно. Мы как раз туда и направляемся.
- Э, нет, - хохотнул парень, - мне, желательно, не на последний. Я уверен, что мы можем что-нибудь придумать, чтобы ваш красавец-капитан и не узнал о моем присутствии. Слушай, а в носу он щупальцами ко…
- Мы подплываем, кэп, - донесся голос боцмана.
Парень уставился на Уилла, приоткрыв рот.
- Вот черт… - пробормотал он, придирчиво разглядывая Уилла. – Так и знал, что твои кудряшки – пресловутый парик! Держу пари, ты приобрел его исключительно ради соблазнения дам.
Уилл прищурился:
- Ну, тебе, наверняка, это известно намного лучше, чем мне, - доверительно произнес он, демонстративно глядя на разметавшуюся шевелюру мальчишки.
- Ну, раз уж у нас так много общего, кэп, мы вполне можем договориться…
- Нет.
Парень собрался что-то ответить, но, внезапно, будто подавился воздухом, уставившись куда-то за плечо Уилла. Улыбка медленно сползла с его побелевшего лица, рука взметнулась к растрепанным волосам.
- Предлагаю пари! – еще оживленнее затараторил он. - Если я одолею тебя в честном бою, ты меня отпустишь! На берег! Человеческий! На шлюпке! Если нет, я сойду там, где ты скажешь!
Уилл обернулся, глядя на показавшийся на горизонте туманный берег, и перевел понимающий взгляд на Эйдана.
- Идет, - мягко ответил он. – Ты владеешь шпагой?
Мальчишка от неожиданности открыл рот.
- Меня учил фехтованию мой троюродный дядя, отставной офицер, и с тех пор я тренируюсь по нескольку часов в день, так что, можешь не беспокоиться! – хорохорясь, ответил Эйдан.
Уилл подавил усмешку, вместе с желанием посоветовать парню найти себе девушку и приказал принести оружие.
Поначалу капитан сдерживался, но Эйдан, к его удивлению, оказался хорошим дуэлянтом и быстро приспосабливался к его движениям. Желание выиграть жизненное пари прибавляло пареньку пыла, отчего тот отчаянно бросался в атаку.
Уилл с наслаждением отдался угару боя. Он так давно не держал шпагу наизготовку. Как ласкало его слух пение стали, как грела кожу саднящая ссадина от удара в скулу, как знакомо ожили мышцы, танцевавшие танец смерти. Он победил. Слишком явным был его восторг, слишком решительным - вспыхнувшее красотой и живой волею лицо, слишком пугающим - яростный блеск оживших глаз. Он сделал подсечку, и противник, оступившись, упал на деревянную палубу. Когда Уилл приставил острие шпаги к горлу парнишки, он заметил испуг в лице несостоявшегося пирата. «Какая глупость, - отстраненно подумалось Уиллу, - он ведь и так уже мертв…»
- Зачем ты пропустил тот удар? – спросил мальчишка, угрюмо ковыряя ладонь.
- Я не понимаю, о чем ты…
Эйдан, наконец, вытащил занозу и пытливо уставился на капитана.
- Тот удар, - сказал он, кивая на раненое плечо Уилла, - тот удар я нанес сгоряча, уже зная, что это гиблая попытка, и ты без малейших усилий отобьешь его. И ты успевал. До последнего. До той самой секунды, когда позволил мне ранить себя.
Уилл вздохнул, отводя шпагу и подавая руку поверженному противнику.
- Знаю, знаю, не отвечай, - пробормотал он, поднимаясь, - я просто слишком хорош в фехтовании.
Его хотелось отпустить. Его так отчаянно хотелось отпустить на волю, к жизни. Уилл выдохнул. Глаза вновь сделались непроницаемыми и матовыми, спина распрямилась, плечи жалобно хрустнули, возвращаясь в состояние незыблемого покоя.
- Нет, Уильям Тернер, ты исправно исполнял свой долг и мне нечего спрашивать с тебя.
Тиа Дальма вновь покосилась на орган и, подойдя к нему, неуловимо пробежалась пальцами по клавишам. Орган заурчал, разливая по каюте вечернюю мелодичную трель. Уилл возмущенно уставился на инструмент. То есть, у него все-таки есть голос! И пусть Уилл и не являлся великим ценителем музыкального искусства, но прозвучало это вполне сносно, не вызывая, наконец-то желания немедленно заткнуть уши!
- Она дождалась тебя?
- Да, - ответил Уилл, сбитый с толку внезапной переменой разговора, - да, Элизабет дождалась. Она встретила меня на берегу. А в поместье я познакомился… с моим сыном… Впрочем, что-то подсказывает мне, что ты знаешь это и без меня.
- Ты прав, - протянула Тиа Дальма, - знаю. Ну что же, до следующего захода в порт целых десять лет, а это уйма времени… - промурлыкала она, снова пододвигаясь к Уиллу.
Уилл попытался отодвинуться, чувствуя себя не в своей тарелке, тогда как Тиа Дальма, сократив расстояние меж ними, настойчиво прикоснулась к его подбородку губами. Она была вольной. Она была манящей, она была такой близкой.
- Я не могу… не могу! – выдохнул Уилл, останавливая руки, обвивавшие его шею. – Прости.
- Стоит ли верность, эта мнимая добродетель, десятилетних страданий! Дары моря ценить должно! – раздраженно бросила Калипсо, возвращаясь к отрывистой манере речи.
- Прости, - повторил Уилл. – Элизабет ждала меня десять лет и…
- И будет ждать еще столько же?
Уилл прикрыл глаза, выравнивая дыхание.
