Пряничный домик

Первое правило Сьюзен Боунс




Молли Уизли открыла перед Гарри двери «Норы», бледная, как полотно. Он шагнул внутрь, пытаясь отдышаться. Менее получаса назад Гарри получил от миссис Уизли сову с тревожными известиями о том, что Джинни вернулась домой сама не своя, заперлась в своей комнате, никого не впускает и, кажется, плачет. На Джинни, которую он знал, девушку, которая сражалась на равных с Пожирателями смерти, это было категорически не похоже, и, бросив все свои дела в Министерстве, он примчался домой.

Поднимаясь по лестнице в комнату своей невесты, он догадывался, что это, должно быть, как-то связано с ее работой — Джинни была ловцом в сборной графства по квиддичу. Но в последнее время дела ее шли в гору, команда одерживала одну победу за другой, и мисс Уизли неизменно вносила в это свой вклад. Она была слишком перспективным игроком, чтобы тренер попытался избавиться от нее. Так в чем же дело?

Предусмотрительная Молли вручила будущему зятю ключ от комнаты дочери, так что взламывать дверь «Алохоморой» не пришлось.

— Джинни? — позвал Гарри, осторожно вслушиваясь в приглушенные рыдания. — Что случилось?

Джинни никогда не плакала так сильно. Он видел на ее лице слезы радости, когда в очередной раз возвращался с того света, слезы скорби, когда приходилось хоронить друзей, но никогда еще не видел, как ее разрывают злые слезы отчаяния. Очнувшись, она подняла покрасневшее лицо и вскочила на ноги, чтобы схватить с пола какой-то листок, но Гарри оказался быстрее.

— Отдай! — вытирая слезы рукавом кофты, крикнула она и попыталась вырвать бумагу из его рук. — Не читай, Гарри!

— Контракт… — бормотал он себе под нос, уворачиваясь от цепких рук Джинни. — Основной состав… сборная Англии… Сто тысяч галлеонов в год! Джинни, это же…

— Десять лет, Гарри! Чертов контракт на десять лет!

— Это же безоговорочный успех! — не слушал он. — Ты должна бегать по округе и тыкать им в лицо каждому, кто попадется на пути!

— И не подумаю!

— Тогда я сам это сделаю! — рассмеялся он, пытаясь поймать девушку и стиснуть ее в объятиях, но она увернулась. — Черт возьми! Моя Джинни — ловец национальной сборной!

— Гарри! — Джинни наконец схватила его за руки и заставила посмотреть на себя внимательнее. — Ты понимаешь, что свадьба и этот контракт — вещи взаимоисключающие?

— Почему?

— Потому что женщина под фамилией Поттер никогда не сможет самостоятельно построить карьеру в этой стране! Откуда мне знать, продвигают меня потому, что я действительно хороший игрок, или… — Джинни запнулась и замолчала, опустив глаза.

— Или только потому, что ты моя жена, — закончил за нее Гарри, и руки его опустились.

Повисла долгая пауза.

— Послушай, это не значит, что я не хочу выходить за тебя! — Джинни заглядывала ему в глаза с надеждой и страхом. — Клянусь, я люблю тебя больше всего на свете, но как еще могу узнать, чего я действительно стою?

«…оставаясь в твоей тени…» — не сказала она, но Гарри ее прекрасно понял. Он кивнул, и Джинни отступила на шаг и проговорила, будто извиняясь:

— Я поругалась с мамой…

На самом деле миссис Уизли упомянула в письме далеко не все. Перед тем, как Джинни поднялась к себе, они с матерью крупно повздорили. Молли говорила, что главное в этой жизни — семья, и если Джинни выберет карьеру, а не тихую семейную жизнь за спиной Гарри Поттера, то она может начинать подыскивать себе другую мать. Отчасти это объясняло, почему Гарри не встретил по пути ни одного представителя семьи Уизли, кроме ее грозного матриарха. Мужчины просто попрятались, не желая попасть под громы и молнии, что метали миссис Уизли и ее единственная дочь. То еще зрелище, должно быть. Жаль, что он его пропустил.

— Подписывай, — прежде чем Джинни успела закончить сбивчивый рассказ, выпалил он.

— Что? — судя по выражению лица, мисс Уизли ожидала еще одного скандала и боялась, что с Гарри, в отличие от собственной матери, справиться будет не просто. Очевидно, что миссис Уизли вызвала его, чтобы помешать Джинни поставить подпись на документе и перечеркнуть семейную жизнь на ближайшие годы, поскольку Гарри является лицом более чем заинтересованным.

— Или я десять лет жду, пока ты построишь карьеру и станешь моей женой, или я женюсь на тебе сейчас и следующие лет семьдесят виню себя в том, что ты упустила эту возможность.

Джинни открывала и закрывала рот, не в силах выдавить ни звука. Она была ошеломлена. Слово Гарри значило для нее больше, чем мнение всей ее семьи, и если бы он настаивал на свадьбе, ей оставалось бы только уступить.

— Но ты пообещаешь мне, что выйдешь за меня на следующий день после истечения срока контракта.

Хотел ли он жениться на ней? Конечно, хотел. Хотел ли он ждать этого десять лет? Конечно, нет. Но выбор невелик: или он позволит ей реализоваться, или через двадцать лет она станет второй Молли Уизли. Женщиной, в жизни которой нет и не было ничего, кроме семьи.

Джинни всхлипнула и крепко обняла его.

— В этот день через десять лет я буду твоей женой, Гарри. Я обещаю.


* * *
По крайней мере, Джинни точно знала, чего хочет. С ним самим все далеко не так просто.

Два долгих года после того, как Гарри, успешно сдав экзамены, навсегда распрощался с древними стенами Хогвартса, он потратил на судебные тяжбы, где попеременно выступал то свидетелем, то обвиняемым. Он приходил в Министерство Магии каждый день, как на работу, и за два года возненавидел его сильнее, чем Волдеморта за все семь лет обучения. Иногда у Гарри создавалось впечатление, что он один кормит половину всех юристов и журналистов в этой стране. Вторую половину кормил Снейп, но тот, по крайней мере, был мертв и потому не обязан являться на слушание своего дела.

Гарри такой роскоши себе позволить не мог, он считал себя обязанным погибшим в этой войне, ради них он пытался восстановить справедливость. Но справедливость была гибкой скользкой дрянью и раз за разом ускользала от него. Единственное дело, которое удалось довести до конца, — дело Снейпа. Для мертвеца Министерству было не жаль награды, и он получил ее. Посмертно.

Но с тех пор, как Джинни покинула «Нору», (согласно своему контракту, она должна была жить в непосредственной близости от места тренировок) жизнь в доме Уизли стала для него совершенно невыносимой. Гарри еще мог противостоять Молли — она слишком ценила его, чтобы в открытую требовать чего-то, но Рону, который давил на него с принятием решения о карьере аврора, противопоставить было нечего. Общая детская мечта — сражаться со «злом» на стороне «добра», когда-то объединявшая друзей, теперь их разделяла. За последнюю пару лет вокруг этих понятий у Гарри отросли здоровенные кавычки, а у Рона — нет. Он все еще видел мир поделенным на плохих и хороших, темных и светлых, и его, конечно же, еще не тошнило от Министерства.

Положение осложнялось тем, что рядом не было Гермионы, чтобы поставить Рона на место. Мисс Грейнджер поступила в Университет Волшебства, наплевав на радужные перспективы карьеры в Министерстве Магии. На резонный вопрос Артура, гордо тряхнув каштановыми кудрями, она заявила, что для того, чтобы перебирать бумажки, не нужно было с риском для жизни заканчивать Хогвартс. Гермиона могла просто остаться с родителями-магглами в немагическом мире и стать, к примеру, секретарем. Она собиралась посвятить свою жизнь изучению самой Магии, и Гарри знал, что однажды этот мир еще услышит о профессоре Гермионе Джин Грейнджер.

В один прекрасный день Гарри собрал вещи и, ничего никому не объяснив, уехал из «Норы».

К черту Министерство, к черту Уизли, к черту Мальчика-Который-Выжил! Все, чем он занимался после окончания Хогвартса бессмысленно. Ближайшие десять лет он, по большому счету, никому ничего не должен, а его собственные желания — семья и дом — недоступны.

Хотя почему же? Дом в Годриковой Впадине как раз ждал его с распростертыми объятиями, зияя темными дверными проемами и скалясь от радости выбитыми оконными стеклами.

Эту развалину проще было снести и построить заново, но Гарри располагал достаточным количеством денег и свободного времени, чтобы попытаться реставрировать дом самостоятельно. Он поселился на первом этаже и первые несколько месяцев спотыкался о подставленные тут и там под дождевую воду ведра, спал на куче тряпья у горящего камина, но упорно продолжал день за днем выгребать из помещения мусор и обломки отвалившейся отделки. Ничего из вещей его родителей в этом доме давно не осталось. Гарри предполагал, что их растащили на сувениры еще до того, как корзинка с его тщедушным тельцем коснулась порога дома на Тисовой улице.

Никто никогда не учил его ремонтировать жилище, и поначалу дело шло из рук вон плохо, но у него не осталось ничего, кроме этого дома, и с остервенением, достойным узника замка Иф, ковыряющего обломком ложки стену своей камеры, Гарри день за днем продолжал работу. Поразмыслив, он отказался от использования магических средств и инструментов. В противном случае пришлось бы общаться с волшебниками, а этого ему меньше всего хотелось, когда его колдография не сходила с первых полос газет вот уже несколько лет. Магглы же, населяющие провинциальные города, с удовольствием продавали строительные материалы, делились секретами ремесла и, что самое приятное, знать не знали ничего о Гарри Поттере.

Заклятие маскировки, когда-то наложенное на дом, пришлось обновить после того, как Гарри однажды провел целый день, наблюдая из-под мантии-невидимки за двумя журналистами, перевернувшими его убогое жилище вверх дном в поисках его самого. Представители четвертой власти магического мира и не подозревали, насколько близки были к многократному круциатусу и обливиэйту, когда отпускали мерзкие комментарии по поводу запустения и разрухи в доме «Великого героя». Как только, чихая от пыли, они покинули дом, Гарри позаботился о том, чтобы никто больше не переступил этот порог без приглашения хозяина, кроме его невесты и его самого.

В столярном ремесле Гарри также ровным счетом ничего не смыслил, и потому его первые опыты в области конструирования мебели являли собой жалкое зрелище: кривая кровать, детали которой держались вместе исключительно при помощи магии, колченогая табуретка и стол, который исполнял джигу на тонких трясущихся ногах каждый раз, когда Гарри что-то на него ставил. Виктор Франкенштейн, будь он столяром, гордился бы этими изделиями, да и сам Гарри признавал, что это самые ужасные орудия убийства времени, которые ему когда-либо доводилось видеть. Конечно, он мог купить и готовые вещи, но в этом случае восстановление дома заняло бы несколько месяцев, а Гарри нуждался в годах работы.

К тому же, своими руками перестраивая дом, он ощущал, как переписывает его историю, превращая его из места, где убили всю его семью, в место, где со своей семьей он будет счастлив.

Однажды.

Весьма не скоро.


* * *
— Отдай! Это мое! Я вырасту и превращу тебя в слизняка, дубина!

— А мой папа может превратить тебя в козявку прямо завтра, когда я ему скажу, что ты кидался в меня песком!

— Слизняк!

— Козявка!

— Разве это не одно и то же? — меланхолично пробормотал Гарри, устраивая пакеты с покупками на лавочке в парке, куда забрел после посещения очередной строительной ярмарки. Найти тихое место для того, чтобы незаметно трансгрессировать домой, не удавалось вот уже около часа, и он углубился в незнакомый парк в надежде обрести желанное одиночество, но и здесь нашлась парочка мальчишек лет пяти. Один из них, сероглазый и поджарый, беспрестанно двигался, взмахивал руками, перебегал с места на место, а другой, крепко сбитый карапуз с копной каштановых кудряшек, посматривал на суетливого товарища свысока, вытирая о штаны грязные пальцы.

— Вовсе нет! — серьезно сообщил кудрявый мальчик, исподлобья поглядывая на Гарри. — Слизняки больше козявок и раз в пять противнее!

— В десять! — поддакнул его суетливый приятель.

— Да, в десять! И козявки живут в носу, а слизняки на воле!

— О! — восхитился Гарри. — Тогда я предпочел бы быть слизняком. Гордым, вольным слизняком! Каждый вечер я бы уползал в закат, и только след от соплей серебристой дорожкой напоминал обо мне жителям долины. — Он поднял руку и, противно причмокивая, изобразил эпическое уползание одинокого героя.

Мальчишки, в свою очередь, пришли в полный восторг. Затем попробовали повторить. Поспорили, у кого получается лучше и чуть было не подрались, но Гарри вовремя заявил, что поединок без судьи засчитан не будет. Нет, сам он не может быть судьей, потому что… потому что…

— Потому что мужчины не судят поединки между мужчинами, — авторитетно соврал он. — В этом деле совершенно необходима хотя бы одна Прекрасная Дама.

— Мисс Сьюзи! — заорали они так, что Гарри подпрыгнул. — Нам срочно нужна Прекрасная Дама!

Полноватая женщина лет двадцати пяти в ту же секунду появилась из-за деревьев. Она приближалась степенно, не торопясь, и на лице ее играла мечтательная улыбка.

— Вы льстите мне, господа, — мягко проговорила она и остановилась напротив ребят.

— Вы знаете, где ее найти?

— Показалось… — вздохнула женщина, и Гарри пришлось предпринять значительные усилия, чтобы не расхохотаться. Тем не менее, из роли толстушка не вышла. — Зачем вам нужна Прекрасная Дама, о, мои храбрые рыцари?

— Чтобы судить поединок слизняков! — подпрыгивая на месте от нетерпения, выпалил щуплый мальчишка и указал на Гарри. — Вот он говорит, что девчонки в этом лучше всего понимают!

Полная леди с подозрением покосилась на Гарри, но ничего ему не сказала.

— Попросите миссис Гилрой, — подумав немного, сказала она малышам.

— Но она же старая! — немедленно возмутились дети.

— Совершенно верно! — не моргнув и глазом, подтвердила женщина. — Она такая старая, что в молодости судила рыцарские турниры… когда еще была Прекрасной Дамой.

Как только дети умчались на поиски Заслуженной Прекрасной Дамы, полная леди соизволила обратить внимание на Гарри. Она повернулась к нему ровно настолько, чтобы он мог оценить ее гордый профиль. Должно быть, сбоку она казалась себе стройнее.

— А вы, я смотрю, крупный специалист по слизнякам и девушкам, мистер… — наконец, она посмотрела на него в упор, и глаза на ее круглом лице расширились от удивления. — Поттер?!

Гарри вскинул голову, готовясь нацепить дежурную улыбку и ретироваться под предлогом неотложных геройских дел, пока его не заставили давать автографы всем девицам в радиусе километра, но черты лица толстушки показались ему знакомыми.

— Сьюзен… — он с трудом вспомнил ее фамилию. Хафлпаффцы по большей части были незаметны, а тот, кто не устраивает неприятностей, запоминается плохо. — Боунс?

Сьюзен Боунс собственной персоной без какого бы то ни было фанатизма и подобострастия поприветствовала школьного товарища, она просто была рада его видеть. В последнее время он редко разговаривал с волшебниками. Отгородившись ото всех стенами своего дома, Гарри делал лишь редкие вылазки в Косой Переулок, чтобы посетить Гринтоттс, и потому не отказался поболтать со Сьюзен несколько минут. Окончив Хогвартс и прибавив, по ее собственному выражению, пару фунтов, Сьюзен арендовала небольшой двухэтажный дом и учредила детский сад для детей волшебников. Дела ее маленького предприятия шли хорошо, несмотря на то, что, кроме нее, в саду работали только домашний эльф, старая экономка и приходящий колдомедик, а директором, воспитателем, счетоводом и поставщиком была она одна.

Боунс поманила его за собой. Подхватив сумки, Гарри последовал за воспитательницей по тропинке, запорошенной осенними листьями. За первым же поворотом открылся вид на дом из розового камня и детскую площадку, где, вереща на все голоса, прыгали по причудливым гимнастическим снарядам маленькие дети.

— Это Дейзи МакМиллан, — указала она на хрупкую трехлетнюю девочку, прижимающую к себе куклу, — а это… — взлохмаченная маленькая разбойница с визгом вскочила на ограду песочницы и обдала песком из ведерка пробегавшего мимо мальчишку. Тот, как ни в чем не бывало, увернулся и побежал дальше, не забыв, впрочем, показать язык. — Элизабет Финниган. Темперамент взрывной.

— Погоди, но с того момента, как мы закончили школу, прошло всего…

— Четыре года, Гарри. Достаточно, чтобы жениться и завести детей.

Гарри внимательно посмотрел на Сьюзен, но не уловил на ее лице и тени сарказма. Она не пыталась поддеть его, просто констатировала факт. Хотя она, несомненно, читала газеты и была в курсе, что выбор Джинни пал не на семью, и Гарри остался один. Они постояли еще немного и поговорили ни о чем, а затем он извинился и отправился домой.

Но через неделю он вернулся. А затем пришел еще раз, и еще. На третий его визит Сьюзен сунула ему в руки книжку с движущимися картинками и созвала детей, чтобы они послушали сказки, а Гарри ткнула под бок и сказала, что нечего тратить время зря, раз уж ему все равно нечем заняться.

Когда он начал приходить через день и принес несколько несуразных игрушек, которые сам же выстрогал из дерева, Сьюзен полушутя спросила:

— Полагаю, я должна начать тебе платить?

— Брось! — отмахнулся он, подхватывая в воздухе спрыгнувшего с лестницы мальчишку. — Это же не работа!

— Еще какая! — хмыкнула Сьюзен и кивнула на свой розовый дом. — Просто она начинается за этими дверьми, а не перед ними.

После недолгой паузы она добавила уже серьезнее:

— Можешь считать, что я только что сделала тебе официальное предложение о найме.

— Если я соглашусь, — нахмурился он, — ты ведь никому не скажешь?

Боунс рассмеялась добрым тихим смехом.

— Если я кому-то скажу, что Гарри Поттер работает у меня воспитателем, на следующий день у меня будет сидеть по журналисту в каждой песочнице, и они будут копать, копать и копать, пока не обнаружат под моим маленьким «Пряничным домиком» новую Тайную комнату и василиска в придачу. Не волнуйся, я никому не скажу. — Улыбка ее вдруг погасла. — Но кто-нибудь может узнать тебя. Родители моих воспитанников читают газеты, знаешь ли...

Гарри пожал плечами — решение очевидно.

— Я могу использовать оборотное зелье.

Сьюзен изогнула бровь, как будто ожидала, что Гарри сейчас скажет, что пошутил. Мало кто согласен пить эту дрянь так часто без суровой на то необходимости. Но он молчал, и Боунс решила, что этот парень с детства страдал нездоровым героизмом и удивляться тут нечему.

— Что ж, вы приняты, мистер…

Сообразив, что Сьюзен ждет от него нового имени, которым могла бы обращаться к нему на работе, Гарри выдал первое, что пришло на ум:

— Браун. Гарри Браун, мэм. — Он шутливо поклонился. — К вашим услугам.

— Добро пожаловать в «Пряничный домик», мистер Браун! — торжественно провозгласила Боунс и с достоинством пожала протянутую руку.

— «Пряничный домик»? — скривился Гарри. — Сьюзен, мне неловко напоминать, но ведьма из пряничного домика ела детей…

— Ела детей?! — карие глаза толстушки, казалось, стали вдвое больше. — Мерлин с тобой, Гарри! Она спасла от голода целую страну, а потом вышла замуж за короля!

— А потом ее сожгли в печи? — с сомнением уточнил он.

Глаза Сьюзен стали еще больше, но она быстро справилась с эмоциями и, напустив на себя строгий вид, отчеканила:

— Первое правило Боунс, мистер Браун! — она ткнула его в грудь пухлым пальцем. — Запомните или сделайте на груди татуировку: «Никаких маггловских сказок в детском саду для волшебников!»

Второе правило Сьюзен Боунс


Второе правило Сьюзен Боунс гласило: «Будь готов ко всему!». Но Гарри очень быстро понял, что оно, черт побери, должно было быть первым!

Дети волшебников до поступления в Хогвартс практически всегда воспитывались и обучались дома, причем скорее из соображений безопасности, нежели секретности. Магия текла по венам этих детей с рождения, а палочку, чтобы контролировать ее, им давали только в одиннадцать лет. Сделать это раньше означало подвергнуть ребенка опасности гораздо большей, чем вероятность стихийных выбросов, которые случались достаточно редко. Заведения вроде детского сада Сьюзен не имели широкого распространения именно потому, что когда пятнадцать-двадцать маленьких волшебников собирались вместе, вероятность стихийных выбросов магии возрастала в разы. Дети играли, радовались, делили игрушки, дрались, пугались, обижались — за день они переживали такую гамму эмоций, что взрослый человек и вообразить себе не мог. И каждая из них могла пробудить дремавшую в детях магическую энергию.

Сьюзен считала, что «задавливать» магические выбросы нельзя, нельзя даже заострять на них внимание, чтобы ребенок не решил, что происходящее с ним — плохо или страшно. Припомнив годы, проведенные в чулане под лестницей, Гарри от души с ней согласился, но все же первый выброс, свидетелем которого он стал, запомнился ему на всю жизнь. И случилось это, как назло, именно в тот день, когда Сьюзен впервые оставила его гулять с детьми одного.

Близнецы Делия и Деймон Хьюз трех лет от роду не были особенно избалованными или высокомерными, просто они предпочитали общество друг друга обществу всех остальных детей. Игра, в которой не участвовал один из них, другому казалась неинтересной. Стоило одному отлучиться, к примеру, в туалет, другой приходил в беспокойство. Сьюзен предупредила Гарри, что этих двоих ни в коем случае нельзя разделять надолго, и он запомнил это, тем более, что для соблюдения этого условия ничего особенного делать не приходилось — дети и сами не отходили друг от друга ни на шаг. Но из любого правила существуют исключения.

Например, игра в прятки была под строжайшим запретом в детском саду, но безбашенных будущих гриффиндорцев, так же как и хитрых будущих слизеринцев, здесь было поровну, и правила нарушались регулярно. Особенно дети любили затеять что-то подобное на прогулке, где пространство не ограничивалось, а воспитатель, хоть и был самым что ни на есть настоящим волшебником, всего один.

Все началось со вполне невинной игры в пиратов и похищения маленькой Делии Хьюз двумя храбрыми корсарами. Надо сказать, что девочка, польщенная вниманием двух молодых людей четырех и пяти лет, вовсе не была против своего пленения, так что и Гарри не усмотрел в этом нарушения конвенции о правах человека. Дэймон в этот момент увлеченно карабкался вверх по лестнице, сегодня олицетворявшей мачту пиратского корабля, чтобы сдернуть оттуда Веселого Роджера и повязать свой оранжевый — за неимением белого — шарф, после чего пиратам полагалось немедленно пасть духом и сдаться. Пока он, высунув язык от усердия, наматывал свой шарф на лестницу, мальчишки отвели Делию в дом, усадили на лавочку у кабинок и вернулись на улицу — воевать.

Гарри был уверен, что триумфальное освобождение не заставит себя долго ждать, и отвлекся на разъяснение трехлетним малышам трагических различий между настоящей едой и супом, сваренным из песка и травы, пока они не выявили их экспериментально. Это было большой ошибкой, поскольку он потерял счет времени, а вот Делия Хьюз — нет.

Несколько минут спустя Гарри обнаружил Деймона, растерянно озирающегося вокруг. И без того огромные голубые глаза мальчика расширились, нижняя губа подрагивала.

— Эй, приятель! — Гарри взял его за руку и повел к дому, оглядываясь через плечо на остальных детей. — Пойдем-ка, освободим твою сестру.

— Дели?

— Да, пойдем к Дели.

Но не успели они сделать и пары шагов по дорожке к дому, как Деймон вырвал руку и побежал к двери. Гарри нехотя ускорил шаг, пытаясь успеть за мальчиком, но не особенно усердствовал, пока не заметил, что деревянная обшивка двери, до которой оставалось всего несколько метров, как-то странно… шевелится? Гарри готов был поклясться, что нечто пытается пробраться между плотно подогнанными дощечками, но разбираться с тем, что это такое, времени не оставалось. Он в два прыжка догнал Деймона, схватил его в охапку и успел повернуться спиной к двери как раз в тот момент, когда она с оглушительным треском взорвалась и осыпала его дождем острых щепок.

Когда Гарри выхватил палочку и обернулся, закрывая собой мальчика, он увидел в пустом дверном проеме всего лишь его маленькую сестренку. Делия, забавно сощурившись, почесала нос и прямо по кускам разломанной двери направилась навстречу своему брату.

Близнецы уже несколько минут мирно копались в песочнице, а Гарри все смотрел на пустые петли и валяющийся на крыльце металлический замок. Полированное дерево двери превратилось в труху. Нет, он, конечно, знал заклинание, способное вызвать подобные разрушения, но его изучают в Хогвартсе не раньше третьего курса.

— В щепки! — горестно вздохнула Сьюзен, ковырнув носком ботинка кусочек дерева на земле. И как ей только удавалось появляться и исчезать так бесшумно, учитывая ее габариты? — И месяца не простояла… Ты в порядке, Гарри?

— Да, — усмехнулся он в ответ и не стал даже удивляться тому, что Сьюзен в первую очередь интересует состояние здоровья воспитателя, а не детей. Если дверь сносят не в первый раз, значит, подобные происшествия для нее не в новинку. — Я просто… Может, и зря я не закончил школу Авроров прежде, чем устроиться сюда?

— А ты думал, я тут в игрушки целыми днями играю? — Боунс подняла свою палочку и принялась методично уничтожать острые щепки. — Если годовалый мальчик при некотором стечении обстоятельств может уложить величайшего темного мага своего времени, представь, на что способна трехлетняя девочка.

— Сьюзен, — страшная догадка поразила Гарри, и, криво усмехнувшись, он елейным голосом поинтересовался: — А сколько воспитателей у тебя было до меня?

— Я не помню.

— Пять? — предположил он.

— И не вспомню.

— Десять? — ставки росли.

— Отстань.

— Пятнадцать? — становилось все интереснее.

— Я ничего не скажу.

— Двадцать? — гортанным шепотом продолжал он.

Сьюзен Боунс молчала, деловито размахивая своей палочкой. Дорожка перед домом вновь приобрела первозданный вид, чего нельзя было сказать о пустом дверном проеме.

— Тридцать?! — на этой цифре его голос начал приобретать непозволительно высокие нотки.

— Тридцать шесть, — спокойно сказала Сьюзен Боунс и посмотрела на него в упор. — Доволен?

Больше в тот день они не сказали друг другу ни слова, и Сьюзен была уверена, что должна поставить крест на номере тридцать семь, потому что на следующий день он не появится.

***

Но он пришел на следующий день. И на следующий. И даже через месяц он все еще работал здесь. Гарри пережил две песчаные бури в песочнице, нападение цветных карандашей, подрыв кастрюли с овсяной кашей и осеннюю миграцию детских книг с полок через столовую и спальни на улицу. Он видел, как завязываются узлом металлические прутья детской площадки и как стулья превращаются в деревянный салат. Но ни у одного ребенка не появилось ни царапины с тех пор, как он впервые переступил порог этого дома. Наняв его, Сьюзен неплохо сэкономила на визитах колдомедика.

Мало-помалу дети приучились называть его «мистер Гарри», до того запомнить имена своих воспитателей у них не было возможности — те сменялись слишком часто. Домовой эльф Гибси разузнала, что он предпочитает есть на обед, и даже иногда подкладывала в его сумку бутерброды на ужин, жутко смущаясь, если он обнаруживал это до того, как уйти с работы.

Зачем Сьюзен понадобилась старая миссис Гилрой, Гарри не понял даже спустя два месяца. На первый взгляд совершенно бесполезная старуха, как и на второй и третий. Практически слепая, она была непригодна для того, чтобы приглядывать за детьми. Заниматься уборкой она могла весьма недолго, и, что уж греха таить, Гибси справлялась с этим гораздо лучше. Целыми днями миссис Гилрой просиживала на солнышке у входа в дом, а вечера коротала у камина в абсолютном безмолвии. Единственный раз, когда она заговорила с Гарри, был в первый день. Тогда он пришел на работу, предварительно угостившись порцией оборотного зелья, сделавшей его похожим на первого попавшегося молодого маггла, с которым он имел счастье стричься в одной парикмахерской. Парень был высоким широкоплечим блондином с льдисто-голубыми глазами и широкой, как у лягушонка, улыбкой, но выбирать не приходилось.

Миссис Гилрой открыла ему дверь, сощурила свои слепые глаза и протянула сухую руку к его лицу.

— Ты можешь войти, дитя, — прошелестела она, потрепав его по щеке, и отступила в коридор, открывая путь в дом. С тех пор они не разговаривали ни разу.

Тем больше Гарри удивился, когда Сьюзен сказала, что эта маразматичная старуха принимает решение о зачислении детей в детский сад.

— И ты доверяешь ей отбирать детей? — со всем возможным скепсисом переспросил он, улучив момент между завтраком и обязательными групповыми занятиями.

— А что такого? — пожала плечами Сьюзен, не поднимая головы от бумаг. — Насчет тебя она не ошиблась.

— Но я не ребенок! — возмутился он.

— Ты уверен?

— Когда мне было пять лет, я все бы отдал, чтобы оказаться в таком месте, как это, но сейчас мне двадцать два и я…

— И ты согласен каждый час пить оборотное зелье, чтобы оказаться в таком месте, как это, — закончила за него Сьюзен, а затем, дав ему немного времени, чтобы переварить ее слова, добавила: — Иди работай, Гарри. Бумажные солдатики сами себя не заколдуют.

За первые три месяца работы он узнал огромное количество разных чар, которые бессмысленны во всех остальных отраслях использования магии, но совершенно незаменимы, если необходимо занять чем-то ораву детей в возрасте от трех до шести лет. Как заставить танцевать куклу-марионетку, не прикасаясь к веревкам? Машинки — ездить по кругу? Бумажные самолетики — летать под потолком? Превратить в бабочек бусины от порванного браслета, заставив его хозяйку позабыть о слезах? Не было ничего, с чем не справился бы «мистер Гарри».

А игрушки! За такие игрушки мальчишки на Тисовой улице готовы были убить любого, кто ими обладал, и Гарри, пожалуй, не был исключением. Игрушечные авроры с настоящим боевым кличем шли в атаку на укрепления противника, построенное из разноцветных кубиков. Правда, если заигравшиеся мальчишки приказывали им идти на приступ слишком часто, бойцы начинали издавать что-то похожее на писк замученного котенка и норовили дезертировать обратно в свою коробку.

Калейдоскопы и мозаики могли складываться в целые истории. В зависимости от настроения ребенка, который с ними играл, блестящие камушки составляли рыцарей и фей, деревья и животных, домики и семьи.

И все же самое замечательное в этом детском саду то, что никто из его воспитанников не знал ничего о Гарри Поттере. То есть, они знали, конечно. Но Гарри Поттер был для них кем-то в роде Терминатора или Рэмбо для маггловских детей. К тому же юные волшебники улавливали обрывки разговоров своих родителей и интерпретировали их по-своему. Очень по-своему.

Услышав однажды из столовой возмущенный крик Одрика Дженкинса «Девчонок в Пожиратели Смерти не берем!», Гарри выронил из рук поднос с посудой, чем вызвал приступ здорового смеха у своей начальницы. Оправившись от первого шока, он подобрался к мальчишкам, на головы которых за неимением масок были намотаны белые полотенца из уборной, и конспиративным шепотом сообщил, что Пожиратели Смерти — организация секретная, и произносить ее название вслух недопустимо, нужно придумать что-то другое, чтобы никто не догадался.

— «Пожиратели каши», например! — торжественно закончил он.

— Фуу… — протянули мальчишки. — Гадость какая!

Трудно обвинять детей в том, что для своих игр они выбрали сторону Пожирателей Смерти, а не Ордена Феникса. Мало кто знал, что представляет из себя Орден, в то время как зловещий образ темных магов в белых масках и плащах, сотканных из самой тьмы, отложился в коллективном сознании превосходно. Но мальчишки есть мальчишки, для них чем противнее, тем лучше, и через полчаса по дому уже носились грозные Пожиратели Каши, разыскивая Гарри Поттера, чтобы учинить над ним страшную расправу. Какую именно, они еще не придумали, но были полны решимости. Гарри наблюдал за ними вполглаза и раздумывал, не стоит ли ему запретить им играть в это вообще, а то ведь кто ищет, тот всегда найдет…

***

Гарри никогда не смотрел на то, как детей забирают родители. В седьмом часу вечера Сьюзен выводила их на улицу, откуда, уже одетых, их уводили родственники. Иначе ему пришлось бы столкнуться с реальностью, а реальность состояла в том, что эти дети принадлежат не ему, а кому-то другому. И никакой семьи у него по-прежнему нет. Вместо этого он оставался в доме, чтобы расставить по местам игрушки. Мисс Боунс такое положение дел полностью устраивало, поскольку, вручив последнее чадо счастливым родителями, она могла вернуться домой и, ни о чем не беспокоясь, сразу же отправиться к себе на второй этаж.

Впрочем, реальность все равно поджидала его за оградой «Пряничного домика». Когда садик пустел, Гарри подхватывал на плечо свою сумку, прощался с молчаливой миссис Гилрой, сидящей у входа, перешагивал порог, открывал калитку, делал пару шагов прочь и трансгрессировал домой.

Через три года после того, как он переселился сюда, первый этаж был полностью отремонтирован и вполне пригоден для жизни. Появилась даже мебель, которая не навевала ассоциаций с картинами абстракционистов: письменный стол и стул, диван, шкаф, кухонный комплект. Одному этого более чем достаточно, но ведь он не собирался всегда жить один…

За все эти годы он получил от Джинни всего два письма, третье было перехвачено и опубликовано в нескольких газетах разной степени паршивости. Хорошо еще, что мисс Уизли догадалась не называть его по имени в своих посланиях, иначе все могло бы оказаться еще хуже. А так газеты пошумели, перебирая по очереди на роль поклонника восходящей звезды спорта каждого игрока национальной сборной и еще пару десятков парней, которым когда-либо посчастливилось находиться с ней в одном помещении, да и успокоились, перекинувшись на другие, более горячие темы. Разумеется, в процессе всего этого разбирательства Гарри упоминали не раз, но только как «бывшую пассию». И не то чтобы это его оскорбляло, ведь так и было задумано, но все же…

Но все же он писал ей письма каждую неделю, складывая в стол одно за другим. Зачем он это делал? Возможно, чтобы просто не забыть рассказать ей о близнецах Хьюз, Одрике Дженкинсе, Мелиссе Хаббл, Лиззи Финниган, Дейзи МакМиллан и других детях, когда она вернется.

Если она вернется.

Гарри не питал иллюзий. Он мог себе представить, сколько недвусмысленных предложений получает восходящая звезда спорта. И наверняка многие из них были весьма выгодными как для карьеры, так и… для личного удовольствия. Оставалось только надеяться, что Джинни достанет смелости и честности на каждое ответить отказом.

Возможно, он делал это, чтобы просто не чувствовать себя таким одиноким. Но даже если бы заполнил все эти листы только словами «Я скучаю по тебе, Джин», все равно не стало бы легче.

Рон не писал ему ни разу с тех пор, как они в последний раз виделись в «Норе». Должно быть, действительно серьезно обиделся. Гарри не хотел лишний раз напоминать ему о себе, чтобы не получить в ответ очередную отповедь об упущенных возможностях. Что касается Гермионы, то она аккуратно поздравляла его с праздниками и интересовалась его делами, но по понятным причинам он не мог рассказать ей, чем занимается, и мисс Грейнджер платила ему той же монетой, ограничиваясь вежливыми, сухими письмами.

Легче становилось, только когда Гарри брался за свои инструменты и работал. Иногда до полуночи, в особо тяжелых случаях — до утра. Дом Поттеров постепенно сбрасывал старую кожу, наращивал новые кости деревянных перекрытий, восстанавливал сосуды коммуникаций, обрастал мебелью и скромными декоративными украшениями изнутри и снаружи.

Время шло. Весна сметала сказочные снежные замки и горки, возведенные не без помощи магии рядом с «Пряничным домиком». Дети замирали, уставившись в небо, пока Гарри перечислял им птиц, возвратившихся из своих зимних странствий. Ближе к лету ребята начинали приносить из парка в «Домик» бесчисленные сокровища: цветы, ветки деревьев, камешки, иногда живых лягушек. Земноводным немедленно самым торжественным образом возвращалась свобода, а прочие находки обретали пристанище на подоконниках и карнизах розового дома. Осень приносила новые радости и заботы, и за всем этим однажды снова приходила пора строить снежные города.

Так проходили года.

Невероятные приключения мистера Поттера

Воспитанники Сьюзен Боунс всегда были разновозрастными. Разделять их по группам бессмысленно, поскольку их количество никогда не превышало пятнадцати человек. Дети действительно вырастали быстро, и со временем Гарри пришлось попрощаться с каждым ребенком, что был здесь, когда он впервые пришел в «Пряничный домик».

— Ты можешь войти, дитя, — говорила старуха Гилрой, и в доме появлялся новый ребенок, не похожий ни на одного из предыдущих. Впрочем, иногда она отказывала, и Гарри не мог понять почему.

— По каким критериям она их отбирает? — проворчал он. — Цвет глаз? Благосостояние родителей? Конфликтность? Родословная? Потенциальный уровень магических способностей?

— Ты подходишь к вопросу не с той стороны, — ответила Сьюзен. Она накинула пальто, готовясь встретить очередного ребенка и его родителей снаружи. — Она берет не тех, которые нужны нам, а тех, которым нужны мы.

Она вышла, и через некоторое время миссис Гилрой снова открыла дверь, чтобы впустить темноволосую девочку лет четырех, с большими карими глазами.

— Как тебя зовут? — спросил Гарри, улыбаясь как можно более дружелюбно. Родители никогда не переступали порог вслед за своими детьми: слишком велика была вероятность, что внутри они встретят отпрысков семей, которых считали своими врагами, и вражда эта перейдет на новый уровень, воцарившись между детьми, не знающими даже ее причины. Чем дольше Гарри работал здесь, тем больше убеждался, что магическая защита этого места не уступала защите Хогвартса. Просто чудо, что он смог так легко найти его! Или это была вовсе не случайность?

— Роузи Уайт, сэр, — тихо ответила девочка, пряча в карман правую руку, кончики указательного и среднего пальцев которой были заклеены пластырем.

— Зови меня Гарри. Идем, я покажу тебе дом.


***



Дети вырастали и покидали садик, на их место приходили другие, но игры, увы, оставались прежними.

— Поттер! Я тебя уничтожу! — гнусавил Эрик Шерман, замотанный в старую занавеску до самого носа. Но то ли подсолнухи на занавеске выглядели недостаточно устрашающе, то ли гнусавил он не слишком убедительно, а Берти Лауд, которому в этот раз выпало быть Гарри Поттером, испугаться и не подумал:

— А я улечу на метле в Африку, и ты меня не поймаешь!

— Действительно! — фыркнула Сьюзен, проходя мимо мальчишек, размахивающих ложками на манер волшебных палочек. — И как это он сам не догадался?

Гарри наградил ее уничтожающим взглядом и вежливо, но очень тихо заметил, что если ему вдруг в голову взбредет посетить Африку, ей снова придется выносить горшки самостоятельно, разрываясь между вытиранием соплей и заполнением смет. Сьюзен прищурилась ненадолго, а затем снова защебетала что-то о закупках новых полотенец, и вскоре он перестал обращать на нее внимания.

Игра в «Гарри Поттера и Этого-Самого-Которого» была странным сочетанием войнушки, пряток и салок, и скрепя сердце Гарри должен был признать, что примерно так оно в реальности и было. Единственная разница состояла в том, что в «Пряничном домике» никто не хотел быть Гарри Поттером — очень уж обременительная роль. Кому понравится, когда тебя сначала по всему дому и прилегающим территориям ищут Пожиратели Каши, а когда все-таки находят, пытаются защекотать до смерти? И желающих не находилось, поэтому перед каждой игрой дети проводили жеребьевку, и Гарри то и дело слышал полный отчаяния вопль:

— Ну, почему опя-а-ать я-а-а-а?!

Нервно посмеиваться над этим он перестал еще в первый год, во все последующие приучился просто игнорировать этот животрепещущий экзистенциальный вопрос. Но вот от крика «Я нашел его! Нашел Гарри Поттера!» вздрагивать так и не перестал. Сьюзен смотрела на эти игры сквозь пальцы, поскольку с высоты своего опыта прекрасно осознавала, что запретить их невозможно, единственное, что она могла сделать — попытаться немного смягчить правила.

— Ага! Попался, Гарри Поттер! — рыжий мальчик по имени Генри, фамилии которого Гарри еще не успел запомнить, бежал к своим товарищам через весь двор, сжимая в руке что-то черно-красное, а не загривок другого мальчишки, как полагалось согласно правилам игры. Генри был ужасно горд собой, поскольку начал посещать "Домик" совсем недавно и надеялся этой маленькой победой снискать расположение других детей. — Я нашел его! Давайте еще раз!

Шумно отпраздновав победу, гурьба Пожирателей Каши направилась к Сьюзен и гордо предъявила ей находку — небольшую тряпичную куклу. До портретного сходства с настоящим Поттером ей было далеко, но зато при ней был шрам в виде молнии, полосатый гриффиндорский шарф, школьная мантия и круглые очки. Мисс Сьюзи взмахнула палочкой, и кукла исчезла, а дети снова кинулись врассыпную — искать Мальчика-Который-Выжил.

— Твоя работа? — с завистью протянул Гарри. Сам он не додумался до чего-то подобного.

— Они продаются в магазине Уизли пачками, по семьдесят кнатов за штуку. — Она осторожно вытащила лохматую голову плюшевого Поттера из кармана, направив ее так, чтобы глазки-бусинки печально смотрели на Гарри из-под круглых проволочных очков. — Посмотри, какой милашка! Жаль, что он не разговаривает. Хочешь, наколдуем ему пару реплик?

— Нет, — отрезал Гарри.

— Почему? — искренне расстроилась Сьюзен.

— Потому что на его месте я бы все равно не смог сказать ничего приличного.


***



К великому удовольствию Гарри, маленький мистер Поттер с каждым разом прятался все лучше, и однажды настал день, когда дети не смогли его найти, а Сьюзен лишь развела руками, пообещав купить другого, точно такого же. На целую неделю Пожиратели Каши остались без своей законной добычи. Гарри подумал было, что мисс Боунс просто надоела эта игра и она сама спрятала игрушку так, чтобы ее не нашли, но все оказалось гораздо интереснее.

Отправив на вечернюю прогулку большую часть детей, Гарри помогал одеться нескольким замешкавшимся малышам. Он уже попрощался с последним из них, так как до завтра они больше не должны были увидеться, и готов был отправиться приводить в порядок игрушки, как вдруг почувствовал, что кто-то настойчиво дергает его за рукав. Обернувшись, он обнаружил Роузи.

— Мистер Гарри… — смущенно пробормотала она и полезла в карман своего канареечно-желтого непромокаемого плаща. — Вот! — На свет был извлечен многострадальный плюшевый Поттер и предъявлен Поттеру настоящему. Последнего встреча ничуть не обрадовала. — Мне стало его жалко, — пояснила Роузи. — Я унесла его домой, чтобы мальчишки его не обижали, но мой папа сказал, что… — она ненадолго замолчала, видимо, припоминая точную формулировку, — что этот молодой человек должен научиться справляться со своими проблемами самостоятельно. И что я должна вернуть его обратно.

— Спасибо, Роузи, — улыбнулся Гарри и забрал у нее игрушку. — Твой папа прав. Если кто-то каждый раз будет его спасать, как же он научится сам побеждать своих врагов?

Она тоже улыбнулась ему и быстро спрятала руку в карман, но Гарри успел заметить, что на этот раз ее указательный и средний пальцы перевязаны полностью, а не заклеены пластырем на самых кончиках, как это было месяц назад, когда она только пришла сюда.

— Что с твоей рукой, милая?

Маленькая мисс Уайт насупилась, но рассказала, что опустила кисть в котел с каким-то зельем.

— Оно было такое красивое… — пристыжено и крайне неразборчиво лепетала она. — Как первый снег, как стеклышки на солнце, как сказки, которые рассказывает мисс Сьюзи!

Собственно, Гарри не беспокоил сам факт, что Роузи получила повреждения при контакте с магией — ее родители волшебники, рано или поздно что-то подобное должно было случиться. Не котелок с зельем, так волшебная палочка матери или какая-нибудь кусачая книжка привлекли бы ее внимание. Нет, его беспокоило другое: рана не заживала, а наоборот, со временем становилась все более угрожающей.

— Не волнуйся, — проговорил он, делая в уме заметку на будущее пригласить-таки знакомого колдомедика Сьюзен. В последний раз он видел толстого краснощекого мистера Рокси в прошлом году, когда зловещие эксперименты женской половины населения «Пряничного домика» в области кулинарии вышли из-под контроля. - Я уверен, что твоя рука скоро будет в порядке.

Роузи поджала губы и посмотрела на него исподлобья.

— Мне все равно, что с рукой! — проворчала она и направилась к двери прежде, чем Гарри успел заметить слезы в ее глазах. — Пусть она хоть совсем отвалится! Я хочу, чтобы мама и папа снова любили друг друга!

Резко толкнув дверь, она выбежала на улицу, оставив в недоумении обоих Поттеров. Гарри глубоко вздохнул. Если зелье сварил один из ее родителей, другой, должно быть, сильно разозлился на него из-за того, что Роузи пострадала. И даже если до этого родители ладили, сейчас дома у них не самая лучшая обстановка.

Ну и что прикажете делать? Лезть к незнакомым людям с вопросами, уверены ли они, что действительно сделали все для выздоровления собственного ребенка? Или, например, спросить, не собираются ли супруги в ближайшее время помириться? И то, и другое — совершенно не его дело, и задавать такие вопросы попросту неприлично, но…

«Миссис Гилрой берет не тех, которые нужны нам, а тех, которым нужны мы…»

— Что скажешь, приятель? — обратился он к плюшевому Поттеру. — Стоит мне поговорить с родителями? — Он несколько раз быстро согнул пальцы, и кукла энергично закивала лохматой головой. — Ты неисправим! — горестно вздохнул Гарри, уступая напору отважного гриффиндорца.


***



Сьюзен порядком удивилась, увидев Гарри на улице во время вечерней прогулки, но ничего не сказала. Он работал здесь уже несколько лет, но проводить детей домой вышел впервые.

Что касается самого Гарри, то он пожалел о своем решении буквально через несколько минут, когда Лайла и Дафна Голдстейн с криками «Папа! Папочка пришел!» повисли на шее у Энтони, его ровесника и одного из членов Отряда Дамблдора. Видеть это было тяжело не только потому, что воссоединение с семьей всегда было для Гарри больной темой, но и потому, что, будучи высоченным голубоглазым блондином, он не мог даже подойти к Энтони и по старой дружбе поинтересоваться, как сложилась его жизнь. Впрочем, судя по двум счастливым маленьким девочкам, прыгающим вокруг своего отца, жизнь его сложилась не так уж плохо.

В отличие от жизни Гарри, которому следующий час показался вечностью.

— Мистер Уайт всегда приходит одним из последних, — зевнула Сьюзен, многозначительно поглядывая в сторону дома, когда играть на улице осталась одна только Роузи.

— Иди, я его подожду.

Гарри присел на бортик песочницы и стал наблюдать за тем, как Роузи сосредоточенно пересыпает песок из чашки в чашку, придирчиво рассматривает каждую порцию, отставляет в сторону, насыпает еще немного в блюдце, взвешивает на руке… Роузи как раз помешивала по часовой стрелке содержимое своего ведерка, когда до Гарри наконец дошло, что то, чем она занимается — вовсе не кулинария. Но прежде, чем он успел спросить у нее хоть что-то, она на секунду замерла, а затем оставила все свои игрушки, ловко вскочила на ноги и побежала к калитке, где с характерным хлопком появилась фигура мужчины в черной мантии.

— Папа!

Стряхнув с брюк песок, Гарри тоже поднялся и пошел навстречу, пока мистер Уайт с дочерью не трансгрессировали домой. Но чем ближе он подходил, тем более знакомым казался ему силуэт высокого темноволосого человека, и тем медленнее ноги подчинялись приказам мозга идти вперед. Наконец Гарри остановился в нескольких шагах от Роузи и ее отца, который стоял к нему спиной и что-то рассказывал девочке.

— Профессор?.. — почти прошептал Гарри. Голос явно его подводил.

Мужчина медленно обернулся, и Гарри выдохнул с видимым облегчением. Лицо мистера Уайта было совсем не тем, что он ожидал увидеть: светло-серые глаза и мимические морщины в их уголках, тонкие губы и точеный нос вместо крючковатой гордости его покойного учителя. Северус Снейп был мертв уже много лет, Гарри просто наложил знакомые черты на первого попавшегося волшебника, что было неудивительно, так как он сегодня увидел множество своих школьных друзей, напомнивших ему о прошлом. Да и ассоциации с зельеварением преследовали его весь день…

— Простите, — сконфуженно улыбнулся он, — я обознался. Меня зовут Гарри Браун, я воспитатель вашей дочери. — Он протянул руку, но отец Роузи демонстративно проигнорировал это жест, и руку пришлось опустить, что было довольно-таки унизительно. — Я хотел поговорить с вами о Роуз.

— Мы с дочерью очень торопимся домой, — холодно проговорил мужчина и взял девочку за руку. — В другой раз, мистер Браун.

В следующий момент они трансгрессировали, у Гарри даже не было возможности спросить, когда наступит этот самый следующий раз. Впрочем, мистер Уайт ясно дал понять, что лучше бы никогда.

И как у таких мерзких типов вырастают такие чудесные дети?


***



Вернувшись в дом, Гарри принял еще порцию оборотного зелья — попадаться на глаза миссис Гилрой в своем истинном обличье он не рисковал. Мало ли, насколько она на самом деле слепа? Почти час он потратил на то, чтобы привести в порядок игрушки, поскольку должен был заниматься именно этим вместо вечерней прогулки, а с утра все должно было быть готово к новому дню. Можно было поручить это Гибси, но уборка доставляла ему удовольствие, да и дома его никто не ждал.

Когда он закончил, на улице уже стемнело. Закинув на плечо свою сумку, которая снова была на два бутерброда тяжелее, чем ей полагалось, и попрощавшись с миссис Гилрой, греющей свои старые кости у камина, Гарри вышел из «Домика» и направился к калитке — пара шагов за ограду, и он будет дома.

Но и пары шагов во влажную темноту ночного парка Гарри сделать не успел: невербальное заклинание сбило его с ног. Он упал в траву не в силах пошевелиться, и только краем глаза мог видеть, как все та же темная фигура медленно приближается к нему.

На этот раз это действительно был Снейп. Вполне живой и выглядящий даже несколько лучше, чем в бытность преподавателем Хогвартса. Надо полагать, сказывалось отсутствие постоянной смертельной опасности и необходимости спасать от смерти троих безбашенных гриффиндорцев, и всех, кто попадал в неприятности по их вине. Снейп обошел безвольное тело своего пленника по часовой стрелке и застыл у его головы, точно надгробный камень, скрестив руки на груди и пристально разглядывая фальшивое лицо Гарри.

Мистер Поттер, время которого в качестве мистера Брауна неумолимо подходило к концу, развлекался тем, что перебирал в уме все, что по его мнению скажет Снейп, как только оборотное зелье перестанет действовать, — начиная от банального «Двадцать баллов с Гриффиндора!» и заканчивая «Вы смогли сварить оборотное зелье и не покалечиться? Неужели мне удалось вложить что-то в вашу пустую голову, Поттер?» — все равно говорить под парализующим заклятьем он не мог. Но как только настоящий облик Гарри проступил под личиной светловолосого маггла, Снейп вздохнул и произнес:

— Я так и знал.

«Стареет», — подумал Гарри и с удивлением обнаружил, что парализующие чары больше не действуют.

— Так вы действительно живы, — прошипел он сквозь сжатые челюсти, которые пока не желали подчиняться его воле.

— А вы — действительно воспитатель в детском саду, Поттер. Я разочарован не меньше вашего, — скучающим тоном протянул Снейп и убрал палочку. — Впрочем, моя жена будет в восторге.

— Кто ваша жена? — простонал Гарри, пытаясь подняться с земли. На этот счет у него были самые худшие подозрения. Профессор Снейп и семейная жизнь — это что-то за гранью добра и зла. — Беллатрикс Лестрендж?

— Гермиона Грейнджер, — судя по голосу, который так и сочился ядом, Снейп был чертовски рад сообщить ему это.

— Не смешно, — фыркнул Гарри.

— А я и не шучу.

В первую секунду Гарри подумал, что Снейп над ним просто издевается. В конце концов, чтобы увидеть на своем лице подобное ошеломленное выражение, сам Гарри был готов соврать, что женат на Долорес Амбридж. Затем он заподозрил Снейпа в использовании приворотного зелья, но вскоре был вынужден отбросить и эту догадку, поскольку маленькая Роуз была чудесным светлым ребенком, который, как и полагается в ее возрасте, любил весь мир, не делая исключений. А это значит, что Гермиона и Снейп тоже любили друг друга. По крайней мере, один раз.

Мерлин всемогущий! Ничего удивительного, что Гермиона никогда не писала ему о том, что она вышла замуж и кто ее избранник! Гарри от такой новости хватил бы удар! Да кого угодно удар хватил бы!

Гермиона Грейнджер и Северус Снейп! Как такое вообще могло произойти?

Впрочем, глупо полагать, что Снейп подробно ответит на этот вопрос. Лучше уж спросить у Гермионы. Найти бы только лист бумаги, который смог бы стерпеть все, что Гарри хотел ей сказать.

— Как вы меня узнали? — спросил Гарри, чтобы выиграть немного времени. Как бы он ни был сейчас ошеломлен, но час назад сам просил мистера Уайта уделить ему немного времени, чтобы поговорить о Роуз. И вот мистер Уайт здесь, и рано или поздно спросить его о девочке придется. Теперь Гарри понял, почему узнал своего бывшего учителя так легко, несмотря на огромный опыт последнего в секретных операциях. Снейп попросту не мог себе позволить быть совершенно непохожим на себя, в этом случае Роуз не узнала бы его. И приходил он позже всех именно для того, чтобы не столкнуться ни с кем, кроме Сьюзен.

— Начнем с того, что последние лет двадцать или двадцать пять у меня начинает дергаться глаз каждый раз, когда кто-то в радиусе десяти футов от меня произносит имя «Гарри». А моя дочь, поверьте, упоминает вас достаточно часто. Затем я прихожу за ней сюда и вижу, что тип по имени Гарри смотрит на меня так, словно в последний раз видел меня мертвым. И в довершение всего этот тип называет меня «профессором». — Все это Снейп проговорил с явным удовольствием, копируя тон, которым десять лет назад доводил своих учеников до икоты. — Вы понимаете, что я хочу сказать, мистер Поттер?

К счастью, Гарри уже давно вышел из того возраста, когда шипение Снейпа могло его парализовать.

— Вы хотите сказать «Поттер, вы идиот!», но это звучит слишком коротко и не витиевато, чтобы вы и в самом деле могли так выразиться, — сказал он и быстро задал вопрос, пока новый виток оскорблений, завуалированных и не очень, не захватил их обоих, как это часто бывало раньше. — Что с рукой Роуз? Почему она не заживает?

Темные глаза его собеседника гневно сощурились.

— Это вас не касается.

Чего-то подобного следовало ожидать, и Гарри мужественно предпринял еще одну попытку:

— Я несу ответственность за всех детей в этом доме, и если кто-то из них болен, я должен быть уверен, что было сделано все для выздоровления.

— Вот как? — хмыкнул Снейп. — Вы считаете себя сведущим в магической медицине более, чем я и моя жена вместе взятые? И можете предложить что-то, до чего мы не додумались?

— Нет, сэр. Я по-прежнему понимаю в зельях чуть больше, чем ничего, в этом плане за последние десять лет ничего не изменилось. Я говорю не о лекарствах.

Повисла долгая пауза, и так как его бывший учитель молчал, Гарри сделал вывод, что тот готов, по крайней мере, его выслушать.

— Я считаю, что Роуз станет легче, если вы помиритесь с… со своей женой. — Гермиона и миссис Снейп все еще не слились для него в образ одной и той же женщины, здравый смысл Гарри отчаянно пытался этому воспрепятствовать.

— О, сегодня у нас день добрых советов? Тогда позвольте и я дам вам один, мистер… Браун. — Вот теперь замогильный холод голоса Снейпа пробрал мистера Поттера до самых костей. — Среди матерей ваших воспитанников достаточно женщин, которые плевать хотели на спортивную карьеру, но зато очень нуждаются в семье. Подумайте об этом вместо того, чтобы сублимировать свое одиночество, вмешиваясь в дела, о которых вы понятия не имеете.

Это было еще омерзительнее, чем когда Снейп вытащил из головы Гарри воспоминание о его первом поцелуе и высмеял его. Вот только на этот раз никакой легилименции не понадобилось, всю необходимую информацию профессор мог почерпнуть из газет, непринужденно потягивая свой утренний кофе. Неограниченный доступ к истории Гарри и Джинни делал выводы из нее очевидными для всех, кроме самого Гарри.

— Не лезьте в мою личную жизнь! — сквозь зубы выдавил он.

— В мою вы только что залезли по локоть! — не остался в долгу Снейп. — Стоит ли напоминать, что я вас к этому не побуждал?

— Я обещал ей, что буду ждать. И я буду ждать.

— Десять лет? — изогнул бровь профессор. — Двадцать?

— Столько, сколько потребуется.

С видом человека, бесконечно утомленного тупостью своего собеседника, Снейп на секунду прикрыл рукой глаза, а потом сказал почти сочувственно:

— Вы тратите свою жизнь впустую, прозябая на работе, которая недостойна ваших способностей, вместо того, чтобы протянуть руку и взять то, что вам действительно нужно.

— Сказал человек, который шестнадцать лет прозябал на ненавистной работе только потому, что пообещал что-то мертвой женщине, которая никогда его не любила! — огрызнулся Гарри в ответ.

Снейп посмотрел на него так, что сомневаться не приходилось: следующими словами, которые он произнесет, будет «Авада Кедавра!». Но то ли убивать Поттера поблизости от детского сада, где на следующее утро его труп обнаружат ни в чем неповинные детишки, показалось Снейпу неэстетичным, то ли ему было слишком жаль шестнадцати загубленных на этого парня лет, чтобы просто прикончить его собственными руками, но слова непростительного проклятья так и не прозвучали.


***



Поднимаясь к крыльцу своего дома, Гарри едва переставлял ноги. Он чувствовал себя так, словно его переехал бульдозер, причем фамилию и инициалы бульдозера до сих пор можно было прочесть по кислому выражению лица пострадавшего.

Много лет назад, когда война только закончилась, он сожалел о каждом слове, опрометчиво брошенном своему учителю, и готов был просить прощения за все вместе и каждое в отдельности. Но час назад, столкнувшись с ним лицом к лицу, снова почувствовал себя мальчишкой в сырых и темных подземельях перед человеком, от которого следует защищаться всеми возможными способами. И забыл все, чем был ему обязан.

Разговор этот меньше всего напоминал общение двух людей, желающих друг другу исключительно добра, но, что самое парадоксальное, так оно и было. Гарри хотел, чтобы семья Северуса не развалилась из-за единственной ошибки. Снейп, по большому счету, хотел для Гарри того же самого, намекая, что на Джиневре Уизли свет клином не сошелся, но слова, которые они оба для этого выбирали…

Снейп был прав: со стороны поведение Гарри казалось ужасно глупым. Только идиот отложит создание семьи на десять лет, не имея никаких гарантий, что по истечении этого срока девушка вернется к нему. Он даже не видел ее последние несколько лет и не имел возможности с ней связаться, не рискуя разрушить ее репутацию, созданную с таким трудом. Возможно, она уже передумала возвращаться. Возможно, у нее уже давно есть кто-то другой. Ждать ее действительно глупо.

Но Гарри не был глупцом, он просто очень любил свою невесту.

Поднявшись на последнюю ступеньку, он приложил раскрытую ладонь к прохладному дереву двери, вздохнул и прислонился к ней лбом. Пару лет назад Гарри переделывал дверь четырежды: сначала она вышла просто кривой, потом отказывалась выпускать его из дома, а на третий раз перестала закрываться. Ругаясь на чем свет стоит, он переделал дверь в четвертый раз, и с тех пор она не устраивала диверсий.

Медленно, очень медленно тепло от руки согревало дерево, и так же медленно из тяжелой головы уходили грустные мысли.

Профессор Снейп и ее старый друг

Гарри подозревал, что рано или поздно мистер Уайт поделится со своей женой бесценной информацией по поводу личности нового воспитателя ее дочери, так что, получив от Гермионы сову с просьбой о встрече, он даже не удивился. Открыв перед миссис Уайт дверь своего дома, вместо приветствия он сразу спросил:

— Черт возьми, Гермиона, да как тебя угораздило?

Даже спустя неделю после разговора с отцом Роузи, Гарри все еще пребывал в шоке относительно выбора своей школьной подруги. Та же стояла на пороге в серой мантии строгого кроя и улыбалась как ни в чем не бывало. В карих глазах миссис Уайт не было и тени раскаяния:

— Получить ученую степень по трансфигурации? — с самым невинным видом уточнила она.

— Выйти замуж за Снейпа!

— Ну, это было проще, чем получить ученую степень по трансфигурации. — Судя по тембру ее голоса, это было еще и гораздо приятнее. Гарри закатил глаза и отступил, пропуская Гермиону в дом. Последняя надежда на то, что она хоть сколько-нибудь недовольна сложившимся положением, рухнула.

— Так значит ты теперь… профессор Снейп? — Гарри не мог сдержать усмешки, помогая подруге снять мантию, под которой оказались светлый бежевый свитер и джинсы: предпочтения Гермионы в одежде, казалось, нисколько не изменились со школы. — Профессор трансфигурации Снейп? О Мерлин, я в самых страшных снах такого вообразить себе не мог!

В серой мантии профессора внезапно обнаружилась огромная дыра у самой кромки. Гермиона вздохнула и объяснила, что зацепилась за калитку и чуть не упала. Гарри нахмурился. Насколько он знал, с калиткой все было в полном порядке. Это одна из первых вещей, что он починил, когда переехал сюда. Он смазал скрипучие петли, покрасил прутья и вырвал с корнем мемориальную табличку, извещавшую каждого, кто коснется калитки, о трагедии, произошедшей в этом доме в 1981 году, — для того, чтобы помнить о смерти своих родителей, он не нуждался в этой вещи.

Следующие несколько минут Гермиона стоически выносила ворчание старого приятеля и, приняв приглашение на чай, последовала за ним на кухню. И это всего лишь Гарри! Страшно подумать, что ей пришлось бы выслушать, узнай кто-нибудь из Уизли о ее семейном положении.

— Ладно, начнем сначала, — вздохнул Гарри, поставив на стол кружки. Гермиона машинально отметила, что в этом холостяцком логове их всего две, и они разные, несмотря на то, что сам дом и отделка выглядят превосходно. — Где ты его откопала? В последний раз, когда я его видел, он был мертв.

— Университет Волшебства. Северус собирался посвятить остаток своей «жизни после смерти» науке, но мне пришлось нарушить его планы. Представь: война только закончилась, я плохо сплю по ночам, заново прокручивая в голове все, что случилось за последние семь лет, а у одного из моих научных руководителей лексикон и повадки, как у Снейпа! — Гермиона говорила с радостным воодушевлением: до сих пор она ни с кем не могла поделиться этой историей, не опасаясь навлечь неприятности на свою семью. Наконец появился хоть кто-то, посвященный в эту тайну. — Оборотное зелье могло дать ему какую угодно личину, но, согласись, такой характер в карман не спрячешь. Я думала сначала, что у меня рассудок помутился на почве пережитого стресса…

Многие студенты университета учились в Хогвартсе в одно время с Гермионой, но никто больше не замечал сходства между бывшим директором Северусом Снейпом и профессором Николасом Оливером Уайтом… Здесь ей пришлось прервать свой рассказ, поскольку Гарри рассмеялся, оценив тонкую иронию профессора, если, конечно, Снейп сам выбирал себе новую фамилию и инициалы.

Первое время Гермиона честно старалась избегать профессора Уайта: она обходила его по широкой дуге в коридорах университета, а на занятиях забивалась в самый дальний угол и оттуда не мигая наблюдала, как этот мужчина движениями, знакомыми ей с детства, проводит магические опыты с растворами и настойками, сопровождая это комментариями, большую часть из которых она уже слышала.

«Успокойся, Гермиона! — повторяла она про себя, стискивая зубы и сжимая руки в кулаки. — Это просто приступ дежавю. Сейчас пройдет».

Понятно, что в таком состоянии она не могла нормально работать и однажды задержалась, панически пытаясь закончить эссе, с которым все остальные студенты уже справились.

— В чем дело? — раздался над самым ухом чужой голос со знакомыми интонациями. — Слишком сложно для нашей невыносимой всезнайки?

— Последний человек, который меня так называл, умер, истекая кровью и слезами, — не разжимая челюсти, прошипела она.

— Бедняга! — посочувствовал Уайт и, засунув руки в карманы мантии, направился к преподавательскому столу. — Впрочем, ваши эссе кого угодно доведут до кровавых слез, мисс Грейнджер.

И с этого момента началась сложнейшая в ее жизни игра, построенная на намеках и двусмысленностях, в которой в конце концов Гермиона одержала победу. Но кто в этой игре был кошкой, а кто — мышкой, все еще открытый вопрос.

— Проклятье, Гарри! — Гермиона вскочила со стула, когда стол ни с того ни с сего резко накренился и кружка с чаем выскользнула из ее рук. Горячий напиток пролился на пол. — Твой дом меня ненавидит!

— Скорее, он тебя боится, — подавая ей чистое полотенце, извиняющимся тоном проговорил Гарри. — Ты — первый гость за много лет. Так как ты вывела на чистую воду своего преподавателя?

— Я бы предпочла… — она отвела глаза, — не говорить с тобой об этом.

Воображение Гарри тут же во всех подробностях нарисовало, как Гермиона привязывает мистера Уайта к стулу и, ожидая обратного превращения, зачитывает ему вслух «Биографию Северуса Снейпа» пера Риты Скитер, изобилующую романтическими сравнениями и слезливыми подробностями его жизни. По бледному челу профессора стекает холодный пот, он извивается на стуле, словно завязанная узлом змея, но тщетно. «Прекрати! — наконец хрипит он. — Я сделаю все, что ты захочешь! Все!». Гнусно ухмыляясь, Гермиона достает из кармана своей мантии брачный контракт.

— Гарри! — миссис Уайт щелкнула пальцами у него перед носом, заставляя вернуться в реальность. — Ты меня слышишь?

Впрочем, привязанной к стулу могла оказаться и Гермиона, а вот книга в обоих случаях была бы одна и та же.

— Кхм… Да, конечно, — улыбнулся он.

— Я пришла, чтобы поговорить о Роуз, — вздохнула она. — Что ты с ней сделал?

— Я? — Гарри отпрянул от нее — настолько неожиданным оказалось это предположение.

— Поражение кожи уменьшилось вдвое с тех пор, как я меняла повязку сегодня утром, — серьезно проговорила она. — Я обнаружила это, когда она вернулась из детского сада. И так как мы с мужем не применяли новых лекарств в последнее время, логично предположить, что это сделал ты.

— Уменьшилось, значит? — нахмурился он. — Что ж, это ненадолго.

— Что ты сделал, Гарри?

Он встал и отошел к буфету, чтобы достать засохший мармелад, который вполне мог соревноваться с твердокаменными кексами Хагрида, но вовремя передумал. Гарри не хотелось вкладывать в руки своей подруги что-то, что, будучи метко брошено, может его убить.

— Я работаю на Сьюзен уже много лет, за это время я видел множество магических выбросов. Иногда они происходят, когда ребенок напуган и пытается защитить себя или кого-то другого. Иногда магия просыпается вместе с гневом, и тогда ее цель — нападение. Здесь главное — вовремя предотвратить последствия. За последние годы мне удалось защитить от самих себя немало детей, но иногда… — он замолчал, раздумывая над тем, как продолжить. Гермиона, конечно, не Северус, разговаривать с ней не в пример легче. Но все же люди неохотно признают собственные ошибки, а миссис Уайт всегда была отличницей с большой буквы, переубедить ее будет непросто. — Однажды к нам привели девочку. Чистокровная семья, безупречные манеры… Она была вся как куколка, такая аккуратная и тихая, с огромными голубыми глазами. К обеду она пропала. Мы с Боунс чуть с ума не сошли! Мы перерыли весь дом, каждый уголок обшарили, звали ее снова и снова. Потом кто-то из нас догадался спросить у детей, когда они видели ее в последний раз. Девочки сказали, что они рисовали, а Мелисента случайно уронила стаканчик с грязной водой на свое белое кружевное платье и после этого исчезла. Понимаешь? Она так боялась, что ее накажут за испорченное платье, что стала невидимой! Да даже заклинания такого не существует! Но девочка просто не знала, что это невозможно. Я нашел ее на ощупь и полчаса, раз за разом демонстрировал на первой подвернувшейся тряпке очищающее заклятье, пока она не поверила в то, что чертово пятно от краски — это не катастрофа, и все можно исправить.

— Что было потом?

— Не знаю, это был первый и последний раз, когда мы ее видели.

— И какое отношение это имеет к моей дочери?

— Гермиона, — Гарри вздохнул. Объяснять что-то своей подруге, а не выслушивать объяснения от нее очень непривычно, — твоя дочь — волшебница. И еще она ребенок. Ее логика проста: родители поссорились после того, как она повредила руку. Представляю, как вы двое смотрите на эту руку каждый день — со смесью вины, разочарования и гнева, изредка ругаясь за закрытыми дверьми так, чтобы дочь вас не слышала. Но она слышит, а если не слышит, то догадывается о том, что происходит. И из всего этого она понимает только одно, — Гарри наклонился к подруге и проговорил веско, разделяя каждое слово: — Рука. Чертовски. Мешает ей.

Гермиона задержала дыхание. Она изо всех сил старалась не показать, как сильно слова Гарри напугали ее.

— Лекарства, которые вы ей даете, не действуют потому, что она этого не хочет, — продолжал он. — Роузи кажется, что если она сможет спрятать руку, или, еще лучше, избавиться от нее совсем, все станет, как прежде. И магия, что течет по ее венам, исполнит ее желание рано или поздно.

Потрескивание камина в гостиной и тихое бормотание радиоприемника где-то в глубине дома вдруг стали отчетливо слышны — такая тишина установилась на кухне.

— Что мне делать? — спросила Гермиона растерянно.

«Скажи своему мужу, что ты любишь его. Скажи, что ты не сердишься. И постарайся, чтобы это было правдой, потому что, если вы двое будете продолжать в том же духе, ваша дочь потеряет руку. Она действительно хочет ее потерять! Забери Роузи у нас и верни отцу, он нужен ей больше, чем все дети и воспитатели из нашего «Домика» вместе взятые!»

— Понятия не имею, — вместо этого сказал Гарри. — Тебе лучше знать, как обращаться с собственным мужем.

Миссис Уайт поджала губы. Гарри терпеливо вдохнул и выдохнул. Выдать Гермионе четкие инструкции все равно, что оскорбить ее умственные способности и, кроме того, принять на себя ответственность за исход конфликта, а он и так уже слишком глубоко погрузился в чужую личную жизнь. Гарри понятия не имел, как эти двое сошлись, но они определенно стоили друг друга: слишком умные, чтобы принимать что-либо на веру, слишком гордые, чтобы просить прощения.

— А что сделал ты?

За годы работы с детьми запасы терпения Гарри стали практически неисчерпаемыми, но Гермиона разделалась с ними без особых усилий. И с чего он, собственно, решил, что самый невыносимый член этой семьи — Северус? Гермиона при желании тоже способна вывести из себя кого угодно; ее манера настойчиво задавать вопросы не претерпела никаких изменений за последний десяток лет.

— Я рассказал ей сказку о том, как один благородный и очень смелый человек однажды спас от огромного злобного вервольфа одну прекрасную и очень умную девушку, а потом они поженились и жили долго и счастливо… Пришлось опустить несколько лет и пару второстепенных персонажей, но в целом я почти не соврал.


***



На следующий день не только Роузи Уайт не пришла в «Пряничный домик». Исчез и маленький мистер Поттер. Мысленно попрощавшись с ненавистной игрушкой, Гарри сверился с записями Сьюзен, упаковал вещи девочки и с несколькими почтовыми совами отправил их домой. Переписывая адрес Уайтов, он подумал, что стоит как-нибудь нанести им визит вежливости и посмотреть, как Снейп будет разрываться между желанием оставаться ублюдком для Гарри и необходимостью быть любящим мужем и отцом в глазах своей семьи.

Впрочем, скоро он забыл о своем намерении, так как Англия взяла первое место на чемпионате мира по квиддичу и забот в детском саду прибавилось. Дети особенно ретивых фанатов приходили в «Домик» с головы до ног замотанные в шарфы цветов сборной и безбожно коверкали гимн страны, но это было не самое страшное.

— Кубок на-а-аш! — орали дети, таская над головой на вытянутых руках свои ночные вазы. Хорошо ещё, что эти «кубки» были пустыми в большинстве случаев.

— Гарри, сделай с этим что-нибудь! — плача от смеха, попросила мисс Боунс. — Я не могу больше смотреть на это безобразие!

— Ты еще пожалеешь о своей просьбе, Сьюзен, — загадочно предупредил он, но Боунс только махнула рукой, давая карт-бланш. Тогда он набрал в грудь побольше воздуха и крикнул так, что стекла в окнах вздрогнули: — Кто сказал, что кубок ваш?! Его еще нужно выиграть! Все на улицу!

С торжествующим визгом, едва не сбив с ног свою любимую директрису, все до одного дети ринулись к своим шкафчикам, чтобы поскорее одеться. Гарри захватил с собой нож и моток ниток, чтобы обеспечить сборную «Пряничного домика» метлами из веток деревьев, которым не повезло пустить свои корни вокруг детского сада, и вышел вслед за своими воспитанниками.

Годы дискриминации девочек в игре про «Гарри Поттера и Этого-Самого-Которого» явно подошли к концу, поскольку Джиневра Уизли, поймавшая снитч в финале Кубка Мира по квиддичу, была девчонкой, и с этим фактом не мог поспорить даже самый упертый маленький шовинист. Гарри даже приревновал немного, поскольку в игре про него никто не хотел быть Гарри Поттером, а вот ловцом национальной сборной в финале Кубка Мира хотели быть даже мальчишки. Назревал нешуточный конфликт из-за позиции ловца в команде, но Гарри вышел из положения, разрешив всем участникам ловить импровизированный снитч, подкрепив свое решение неоспоримым утверждением: «Кто поймал, тот и ловец!».

Бладжеры и квоффлы он отменил за ненадобностью, в качестве снитча заколдовал маленький каучуковый мячик так, чтобы его инерция не снижалась после каждой встречи с землей. Все, что ему оставалось после этого делать — стоять и смотреть, как толпа визжащих от восторга детей, подметая лохматыми вениками детскую площадку, носится за прыгающим тут и там снитчем.

Гарри никогда не думал, что настанет день, когда он будет думать о Джинни на работе чаще, чем дома. Он и предложение Сьюзен принял только затем, чтобы не сидеть в четырех стенах наедине со своим одиночеством и сомнениями по поводу того, правильно ли он поступил, отпустив свою девушку так далеко от себя. Сомнений теперь не осталось — разрешить ей построить карьеру самостоятельно определенно верное решение, но одиночество все еще нашептывало, что даже если Джинни все еще хочет вернуться, пройдет еще три года прежде, чем она сможет сделать это.

Но три года — не десять. Он может еще подождать.


***



— Поверить не могу, что она сделала это снова! — Гермиона упала в свое любимое кресло в кабинете мужа, продемонстрировала ему лохматую куклу в круглых очках и ехидно добавила: — Мне начинает казаться, что навязчивое стремление спасать Гарри Поттера у нее наследственное.

Все было бы гораздо проще, если бы они просто купили дочери точно такую же куклу, но Северус и слышать ничего об этом не хотел, сказав, что сыт Поттерами по горло еще со времен войны и ни одного из них видеть в своем доме не желает. Уговоры, мольбы и слезы женщин не возымели никакого эффекта, отец семейства оставался непреклонен.

— Если бы она спасла его и заперла в подвале, я бы еще признал, что это у нее от меня, — осторожно сворачивая газету и убирая ее подальше от глаз своей супруги в верхний ящик стола, проговорил он. — Но она спасла его, пьет с ним чай, читает ему книжки и тратит на него свое время...

Гермиона закатила глаза. Похоже, визит в дом Поттеров ей будут припоминать всю оставшуюся жизнь. И это даже несмотря на то, что именно в результате разговора с Гарри она забрала дочку из детского сада, отменила все санкции относительно зельеварения в доме и попросила прощения у мужа за то, что посмела усомниться в его способности защитить ребенка от магических экспериментов.

— Этот процесс называется дружбой, Северус, — проговорила она и тяжело вздохнула. — Придется зайти в «Пряничный домик» после работы, извиниться перед Сьюзен и вернуть ей Поттера.

— Оставь этого маленького паршивца мне, я с ним разберусь.

Гермиона инстинктивно сжала куклу покрепче и подозрительно прищурилась:

— Позвольте небольшое семантическое уточнение, профессор? Вы ведь имели в виду «верну его в детский сад», а не «растворю в кислоте к чертям собачьим»?

— Разумеется, профессор, — мягко проговорил Снейп, наблюдая за тем, как ее лицо расцветает улыбкой. Гермиона получила свое ученое звание совсем недавно и ужасно гордилась им, поэтому он называл супругу именно так, если требовалось усыпить ее бдительность.

Когда она впервые вошла в аудиторию Университета Волшебства и устроилась на скамье вместе с другими студентами в ожидании начала лекции, Снейп проклял все на свете. Еще на пять лет в обществе заносчивой гриффиндорки его пошатнувшиеся после войны нервы не были рассчитаны. Почему она не могла просто выйти замуж за Уизли, нарожать кучу рыжих детишек и кануть в безвестность, черт возьми? Разве годы в обществе Ужаса Подземелий не должны были раз и навсегда отбить у нее охоту заниматься зельеварением?

Снейп буквально кожей чувствовал, как внимательный взгляд ее карих глаз пристально следит за каждым его движением. Слова застревали в горле, потому что он знал, что она его слышит, и верил, что она его помнит. Другие ученики могли забыть все, что он говорил, едва сдали экзамены, но только не она.

Уже через неделю Гермиона начала его избегать, через месяц намекнула, что прекрасно знает, с кем имеет дело, а через полгода заставила его пропустить время приема оборотного зелья самым вероломным способом из всех возможных.

Она говорила потом, что планировала просто ошеломить его, поцеловав в губы, и рассчитывала, что пока он будет источать яд и плеваться убийственными эпитетами, его время в облике мистера Уайта незаметно подойдет к концу. Она говорила, что не предполагала, что эта маленькая невинная провокация закончится прямо на его рабочем столе среди мятых бумаг и изломанных перьев. Быть может, Северус и поверил бы ей, если бы в процессе она хоть раз попыталась оказать сопротивление, если бы не целовала его так страстно в тот самый момент, когда его лицо приобретало свои истинные черты, если бы, приводя в порядок свою одежду и пытаясь отдышаться, она сказала что-то другое вместо:

— Можешь стереть мне память, только пообещай, что следующий первый раз будет таким же потрясающим!

После всего, что между ними только что произошло, юной леди все еще хочется видеть в нем последнюю сволочь? Что же, было бы очень невежливо обмануть ее ожидания...

— А кто сказал, что этот раз был первым?

Гермиона не разговаривала с ним целый месяц: очевидно, мысль о том, что подобное с ней происходит уже не впервые, пришлась ей не по вкусу. Несмотря на риск разоблачения, корректировать ей память он все-таки не стал — не смог отказать себе в удовольствии видеть, как Грейнджер смотрит на него, и знать, о чем она при этом думает. В конце концов, чтобы привести его в ярость, достаточно было уронить ему на ногу чугунный котел. Принимать радикальные меры, на которые пошла Гермиона, было совершенно необязательно.

После всего случившегося он должен был либо убить ее, либо на ней жениться. Первый вариант был предпочтительнее, но не предусматривал повторения произошедшего на его рабочем столе, и Снейп решил немного повременить с убийством. Впрочем, ворвавшись как-то в лабораторию с экземпляром «Ежедневного пророка» в руке, мисс Грейнджер почти заставила его передумать. Наскоро наложив на комнату чары изоляции звука, Гермиона бросила перед ним на стол газету, заголовок которой извещал всех и каждого, что Северус Снейп отныне герой, кавалер ордена Мерлина второй степени.

— Вы оправданы! Гарри сделал это для вас! — Гермиона тяжело дышала, будто бежала через весь университет, чтобы сообщить ему эту новость. Глаза ее светились торжеством и неподдельной радостью. — Можете воскреснуть.

— Видите ли, Грейнджер, — с напускным спокойствием проговорил он, возвращаясь к своим записям, — после смерти моя жизнь значительно улучшилась, не говоря уже о том, что большинству тех, кто меня знал, мертвым я нравлюсь гораздо больше. Так что спасибо за газету и закройте за собой дверь.

Послышался скрип замка, и Снейп вздохнул было с облегчением, но, обернувшись, обнаружил, что Грейнджер стоит у входа и пристально смотрит на него. Она закрыла за собой дверь, но предпочла остаться с той же стороны, что и он. Секунд тридцать они молча смотрели друг на друга прежде, чем Северус наконец понял, что на этот раз ему предлагают сделать первый шаг. И, так как чары звукоизоляции все еще действовали, глупо было упускать такой шанс…

Вскоре выяснилось, что призраки прошлого не смеют тревожить его сон, если Гермиона спит рядом. С этого момента вариант с женитьбой перестал казаться ему таким уж неприемлемым. Кроме того, что рядом с ней можно было нормально выспаться, она еще неплохо готовила и проявляла похвальное рвение к систематизации бумаг и уходу за книгами, так что через некоторое время он попросил ее переехать к нему вместо того, чтобы каждый раз придумывать новый предлог, чтобы провести с ней ночь.

Объяснить себе необходимость брака его утилитарной полезностью было гораздо проще, чем признать, что он безумно влюблен в эту женщину и действительно хочет провести рядом с ней остаток своих дней.

Когда на свет появилась Роуз, его ожидало еще одно открытие: вдруг стало ясно, что на дне его сердца достаточно любви, чтобы вытерпеть бессонные ночи, разбросанные вещи, испорченные ингредиенты и прочие пагубные последствия присутствия маленького ребенка в доме. Достаточно и даже больше, поскольку Северус был готов простить все, что угодно, за внимательный, полный искреннего восхищения взгляд карих глаз. К четырем годам Роуз решительно отвоевала место рядом с его лабораторным столом. Безусловно, не стоило позволять ей этого, но девочка была так же упряма и дьявольски изобретательна, как ее мать. Она находила все новые и новые способы пробраться в лабораторию до тех пор, пока родители не сдались и не перестали препятствовать ей. В очередной раз обнаружив Северуса за работой, а Роузи сидящей на высоком табурете рядом с ним, Гермиона в шутку пожаловалась, что место любимого ученика снова занято, но никто не обращал на нее внимания.

После несчастного случая все изменилось. Сначала небольшому ожогу никто не придал особого значения, но, когда, несмотря на заживляющие средства, через неделю повреждение кожи распространилось дальше по кончикам пальцев, Гермиона запаниковала. Доступ в лабораторию ребенку был перекрыт с помощью охранного заклятья, Северус не смог бы открыть перед девочкой дверь, даже если бы очень захотел, поэтому Роуз просиживала под дверью все время, что он там находился. Надеясь хоть как-то отвлечь девочку от этого занятия, Гермиона отдала ее в детский сад, и с тех пор мистер Уайт мог общаться с дочерью и не ловить при этом на себе угрюмый взгляд жены только вечером, забирая Роузи домой.

С каждым днем ситуация ухудшалась, и к тому времени, как повреждение кожи распространилось на две фаланги пальцев Роузи, Гермиона уже не могла разговаривать со своим мужем, ей было трудно на него даже смотреть. И когда Роуз принесла из садика куклу Поттера, миссис Уайт поняла, что не может даже поговорить о своих семейных неурядицах с кем-нибудь из друзей, поскольку никто из них не знает о том, что она замужем. Не пытаясь заговорить с ней, Северус наблюдал, как Гермиона рассеянно вертит куклу в руках и грустно улыбается, вспоминая время, когда между ней и Гарри не было секретов.

Определенно, если вселенская справедливость существовала, то это была она. Шесть лет травить мальчишку в школе, а потом узнать, что он должен приглядывать за твоим единственным ребенком — то еще возмездие. К счастью, Поттер не собирался мстить, он действительно переживал за девочку, и, поразмыслив, Снейп как-то раз в присутствии своей жены небрежно обронил, что Великий Герой не нашел себе лучшего применения, чем устроиться воспитателем в детском саду. Он не мог вернуть доверие своей жены, но мог хотя бы вернуть ей друга, от которого она отказалось ради него.

В тот же день, вернувшись после наступления темноты, когда Роуз уже практически спала, убаюканная сказками Баума, Гермиона тихо прокралась в детскую, чтобы обнять своего мужа, сидящего с книгой на кровати, прошептать «Я вернулась» и заметить, как Роуз и Северус одинаково пытаются спрятать улыбку, она — притворяясь, что спит, он — притворяясь, что ничего особенного не происходит.

Плюшевый Поттер по широкой дуге пролетел через весь кабинет. Шлепнувшись прямо на стопку бумаг, испещренных аккуратно выведенными и вновь зачеркнутыми алхимическими формулами, он затих, глядя в потолок. Не обращая никакого внимания на убийственный взгляд своего мужа, миссис Уайт поднялась с кресла и вышла из комнаты. Северус подождал, пока ее шаги стихнут в коридоре, открыл верхний ящик стола и достал экземпляр «Ежедневного пророка», на первой странице которого двое молодых людей, сияя радостными улыбками, держали Кубок Мира.

«Союз Чемпионов: Лоуренс Найтингейл объявляет о своей помолвке с Джиневрой Уизли», — крупными черными буквами кричал заголовок.

Эльфийская магия

— Ты, должно быть, шутишь! — сказал Гарри небольшой коричневой почтовой сове, распечатав конверт, который она принесла. Птица повернула голову и посмотрела на него огромными желтыми глазами из-под пышного оперения бровей. Взгляд был полон бесконечного искреннего удивления. Нетерпеливо потоптавшись на подоконнике, она ясно дала понять, что ожидает ответа.

Угостив сову остатками ужина, Гарри сел за стол и еще раз взглянул на письмо. Перечитывать не хотелось, поскольку оно было написано тем самым почерком, которым были выведены все «Слабо!» и «Отвратительно!!!» в домашних работах мистера Поттера по зельям с первого по пятый год обучения включительно. Гарри никак не ожидал увидеть написанную этим почерком сухую, но всё же безукоризненно вежливую просьбу о встрече. Пожалуй, еще больше его могли бы удивить только мелкие каракули Тома Реддла и невинный вопрос «Как поживаешь, Гарри?».

Через несколько минут бесплодных попыток догадаться, что именно Снейпу от него понадобилось, да ещё так срочно, Гарри сдался и написал в ответ, что сегодня он совершенно свободен и будет рад (выводя это слово, он отчётливо представил себе недобрую усмешку профессора) принять мистера Уайта у себя дома. Еще десять лет назад заставлять Снейпа ждать было чревато самыми неприятными последствиями, и мистер Поттер сильно сомневался, что крутой нрав его бывшего учителя претерпел за это время хоть какие-то изменения.

«Хотя… — Гарри припомнил, как осторожно длинные бледные пальцы сжимали руку маленькой Роуз, и улыбнулся. — На кого-то с фамилией Поттер эти изменения наверняка не распространяются».


***



По всем законам жанра Снейпу полагалось появиться в дверном проеме дома Поттеров под раскаты грома в свете зловещих отблесков молний, но погода подвела — теплый весенний вечер и цветущая у ограды вишня, под которой с характерным хлопком трансгрессировал гость, свели на нет весь драматизм ситуации. Гарри ждал профессора снаружи не только с целью поднять полог маскирующего заклятья, но и для того, чтобы убедиться, что калитка на этот раз будет вести себя прилично и не оставит миссис Уайт вдовой раньше времени. Он готов был поклясться, что на этой вещи нет никаких чар, но чем ещё объяснить то, что он сам сотни раз проходил здесь в целости и сохранности, а Гермиона в первый же свой визит оставила солидный кусок своей мантии, Гарри не знал.

Вместо приветствия Северус Снейп протянул ему что-то черно-красное и, поправив очки, Гарри разглядел в его тонких пальцах маленького мистера Поттера.

— О нет! — забирая игрушку, простонал он. — Я уж было надеялся, что никогда его не увижу!

— Я тоже, — буркнул Снейп, и Гарри почему-то показалось, что речь идет не столько о кукле, сколько о её прототипе. Но в таком случае что Снейп вообще здесь делает? Он мог бы отправить игрушку совиной почтой прямо в «Пряничный домик» и не утруждать себя личной встречей с мистером Поттером.

Налюбовавшись на ненавистную куклу, Гарри поднял глаза на своего собеседника и заметил, что тот очень внимательно разглядывает дом. Цепкий взгляд не останавливался ни на чем конкретном, но словно ощупывал двери, окна, крышу в поисках чего-то определенного.

— Что вы сделали с домом, Поттер?

— Перестроил, — с гордостью ответил Гарри. — Практически без магии.

Снейп метнул в него полный недоверия взгляд и снова поднял глаза на дом Поттеров. Гарри вдруг осенило: в последний раз Северус видел это место более двадцати лет назад, в ту самую ночь, когда Лили и Джеймс погибли. Можно только догадываться о том, какие мысли приходили на ум бывшему Пожирателю Смерти, когда он видел этот дом нетронутым, практически новым, а его хозяина — живым.

— Хотите войти? — осторожно спросил Гарри.

Полы черной мантии слегка качнулись, когда Северус сделал практически незаметное движение вперед, но остановился, точно встретившись с невидимым препятствием.

— Нет.

Пауза затягивалась. Они обменялись репликами уже трижды и ни разу не оскорбили друг друга, что само по себе странно, будто бесконечно выяснять, кто из них прав, а кто виноват — единственная приемлемая тема для разговора. Гарри посмотрел на своего гостя в упор и позволил себе улыбнуться. Возможно, Северус Снейп не мог сам помириться со своей женой просто потому, что не умел просить прощения. Если бы умел, то был бы сейчас женат на Лили Эванс, а парень по имени Гарри Джеймс Поттер, к радости Темного Лорда, никогда не появился бы на свет. В лексиконе этого человека вообще не было таких слов, как «прости» и «спасибо», зато они водились у Гарри.

— Сэр, я прошу прощения за все, что наговорил вам, начиная с первого курса.

Снейп посмотрел на него с усмешкой:

— А я беру назад свои слова относительно вашей работы. Вам самое место в детском саду, Поттер.

При желании можно было усмотреть оскорбление и в этой фразе, но Гарри предпочел думать, что Снейп действительно одобряет его выбор. Должно быть, только Гермиона смогла бы отличить издевку от одобрения, поскольку в устах Снейпа они звучали абсолютно одинаково. Или же в спорных случаях она просто предпочитала думать о нем хорошо — точно так же, как Гарри только что сделал.

— Спасибо, сэр.

Сухо попрощавшись, Снейп закрыл за собой калитку, прошел несколько метров вниз по улице, вытащил из внутреннего кармана «Ежедневный пророк» и выбросил его в первую попавшуюся урну. Газета вспыхнула сама собой. Молодые чемпионы, изображенные на колдографии под заголовком первой полосы, поспешили покинуть ее, спасаясь от огня.


***



На следующее утро в «Пряничном домике» ничто не предвещало беды. Гарри засунул плюшевого Поттера в самый дальний угол шкафа с игрушками и, насвистывая какую-то незамысловатую мелодию, отправился по своим делам, надеясь, что уж там-то куклу точно никто не найдёт.

Квиддичная истерия продолжалась, но на этот раз Сьюзен предусмотрительно приклеила все горшки к полу уборной настолько древней и зловещей магией, что под страхом смерти отказалась делиться с коллегой ее вербальной формулой. Юным фанатам оставалось только составлять стулья в виде пьедесталов и время от времени вскакивать на них с криком «Ура!». В целом же все было спокойно: за завтраком тарелки с овсянкой не взвивались ввысь, чтобы намертво прилипнуть к потолку, мебель и оконные стекла сохраняли целостность, и даже редкие столкновения интересов маленьких волшебников не приводили к локальной Третьей Магической Войне.

К обеду Гарри начал подозревать неладное: Август Вейн отсутствовал в комнате уже четверть часа. Мальчик сказал, что пойдет в туалет, но жизнь научила Гарри быть осторожным с людьми по фамилии Вейн с тех пор, как он получил от одурманенного амортенцией Рона в ухо за оскорбление Ромильды на шестом курсе. Мать Августа училась на Гриффиндоре, но Гарри готов был спорить на что угодно, что Распределяющая Шляпа в свое время потратила не менее десяти минут, агитируя девочку выбрать Слизерин. Август же был стопроцентным гриффиндорцем: он влипал в неприятности так часто, что Гарри и Сьюзен даже сообща не могли предотвратить все последствия. И, судя по тому, что он носил фамилию своей матери, поговорить с парнем по-мужски было явно некому.

Мистер Браун осторожно выглянул из игровой комнаты в коридор. Ему не хотелось затевать масштабные поиски только потому, что мальчик задержался, ковыряя пальцем стенку. Август обнаружился на лестнице, ведущей на второй этаж в личные комнаты Сьюзен. Он держался за кованые прутья и надсадно пыхтел. Красное от натуги лицо мальчика составляло забавный контраст с его светлыми волосами. Заметив Гарри, он покраснел еще больше и задергался старательнее.

— Что ты делаешь? — Гарри подошел ближе к лестнице — и ответ стал очевиден. Голова Августа прочно застряла между прутьями, мальчик не прекращал тщетных попыток выбраться. — Оу… Ясно.

Сначала Гарри попробовал раздвинуть прутья руками, но даже по самым приблизительным оценкам лестница была вдвое старше миссис Гилрой, а такие почтенные дамы не сдаются без боя первому попавшемуся мужчине. Вслед за Гарри в коридор вышли еще двое мальчишек, ведомые любопытством. Он наказал им приглядеть за Вейном и поднялся по лестнице, чтобы позвать Сьюзен: тут как минимум требовался ее совет.

— Круто! — послышалось снизу. — Как ты это сделал?

Дверь открылась, и мисс Боунс с пером за ухом и чернильным пятном на носу, строго взглянув на своего подчиненного, спросила:

— Август?

— Август, — подтвердил Гарри.

Когда воспитатели спустились вниз, между прутьями было зажато уже три головы. Мальчишки не смогли остаться в стороне от горя своего приятеля. Из капкана крепкой мужской дружбы они с тоской взирали на взрослых.

— Вот черт! — выругался Гарри и тут же прикрыл рот рукой, так как Сьюзен смерила его грозным взглядом. — Без магии я уже пробовал. Может, трансфигурировать железо в шерсть?

— Если бы это было просто железо! — вздохнула мисс Боунс. — На этом доме больше чар, чем ты можешь себе представить! Я не знаю, как этот металл отреагирует на попытку его трансфигурировать…

В отличие от Августа, гриффиндорское упрямство которого не позволяло распускать сопли на глазах у женщин и детей, двое других мальчишек, сообразив, что в ближайшее время не смогут выбраться, подняли громкий рев. На шум из игровой комнаты высыпали другие дети, и пока Гарри и Сьюзен вырабатывали стратегию освобождения пленников, пытаясь перекричать душераздирающие стенания последних, Лайла и Дафна Голдстейн решили не отставать от общего веселья и тоже просунули свои чудесные белокурые головки между прутьями. Девочки просто решили подразнить плачущих мальчишек, показав пример спартанского спокойствия в тисках коварной лестницы, но спокойствие продлилось ровно до того момента, как они поняли, что выбраться тоже не смогут. Гарри вдруг припомнил, что отцу этих девочек неплохо удаются боевые заклятья, и если детей не удастся освободить через пару часов, кому-то придется вспомнить юность и активно отбиваться от разъяренного родителя. После судьбоносной встречи с отцом маленькой мисс Уайт Гарри не испытывал ни малейшего желания попадаться под горячую руку мистеру Голдстейну, которого собственноручно научил нескольким весьма болезненным приемам.

Спохватившись, Сьюзен выгнала детей из коридора, пока количество жертв легендарной вейновской изобретательности не сравнялось с общим числом детей, но положение только ухудшилось — теперь громко орали все пятеро узников коварной лестницы, даже Август не смог остаться в стороне.

— Мы здесь умре-е-ем! — драматизировали девочки.

— Я никогда не поступлю в Хо-о-огвартс! — страдал Август.

— Мы пропустим у-у-ужин! — надрывались его младшие друзья.

Поминутно отвлекаясь на то, чтобы хоть как-то успокоить детей и в очередной раз предпринять попытку раздвинуть прутья руками, воспитатели пришли к выводу, что здесь необходим комплексный подход: один накладывает защитные заклинания на ребенка, другой трансфигурирует металл. Но не успели они договориться о формулах и поднять палочки, как в воздухе над лестницей с громким хлопком появилась Гибси. В руках домашний эльф сжимала два куска мыла и ведро воды, на голове ее красовалась стопка чистых полотенец. Не расплескав ни капли из ведра, она приземлилась позади Августа Вейна и стала намыливать его голову с такой скоростью, что движения ее рук расплывались перед глазами.

— Что ты?.. — с трудом выдавила Сьюзен.

Гибси крепко схватила мальчика за ворот рубашки и дернула на себя. С придушенным писком Август выскользнул из тисков лестницы и сел на ступеньки, осторожно ощупывая свои малиновые уши. Чистое полотенце белым пологом опустилось на него сверху, когда домовик уже намыливала другого ребенка.

— …делаешь? — когда мисс Боунс закончила фразу, на свободе были уже трое из пяти пленников. Гибси работала сосредоточенно и быстро, и вскоре все пятеро незадачливых экспериментаторов сидели на полу, вытирая мыльные головы.

— Гибси идет мыть окна на второй этаж, — невозмутимо проговорила домовик и, закинув на плечо последнее полотенце, подняла с пола ведро с водой. — Мисс что-нибудь нужно от Гибси?

— Н-нет, спасибо, — промямлила Сьюзен. — Ты можешь идти.

Как только Гибси растворилась в воздухе, потрясенная Боунс медленно повернула голову к Гарри и застыла с открытым ртом, не в силах вымолвить: «Нет, ну ты видел?!» Мистер Браун опомнился быстрее: он ободряюще потрепал мальчишек по волосам, восхищаясь воистину ослепительным сиянием красных ушей. Пока эффект от близкого общения с лестницей не прошел, он предложил детям поиграть в индейцев, назначив Августа Вождем Большое Ухо. Как только племя краснокожих скрылось в спальнях в поисках перьев, Гарри повернулся к Боунс, пожал плечами и спокойно сказал:

— Я всегда говорил, что эльфийская магия — это страшная сила! — припомнив, как Добби подставил его с именинным пирогом Дадли, он добавил: — Правда, мне ещё никто не верил.


***



Вечером, когда дом опустел, игрушки заняли свои места в ящиках и на полках, а Сьюзен давно поднялась наверх, Гарри дернул свою сумку за ручки и с трудом смог оторвать ее от пола.

— Гибси! — в сердцах рявкнул он куда-то в направлении чулана. Хотя Гарри никогда не встречал там никаких следов проживания маленького помощника, ему почему-то казалось, что Гибси должна жить именно там. — Мне не нужно столько еды!

Домовик возникла из теней коридора прямо перед ним, смиренно прядая большими ушами и теребя оборку наволочки, служившей ей одеждой.

— Это в последний раз, сэр! — смущенно пискнула она. — Больше Гибси не будет вам готовить!

— Хорошо бы… — проворчал Гарри, с трудом вскинул сумку на плечи и направился к двери. Хотя за оградой его больше не караулили призраки прошлого, на всякий случай он взял привычку оглядываться по сторонам прежде, чем шагнуть за калитку. Трансгрессировал он прямо на крыльцо своего дома, суматошный день сильно измотал его, и тратить лишние силы на вечернюю прогулку Гарри не стал. Он толкнул дверь, переступил порог, бросил сумку на пол и замер у входа.

Если бы не знакомые вещи, Гарри и вовсе решил бы, что ошибся адресом и это не тот дом, что он покинул с утра. То ли вечерний свет по-другому преломлялся, проходя сквозь оконные стекла, то ли холодная звенящая тишина, что много лет встречала его у порога, вдруг перешла в другую, более нежную тональность, то ли запах дерева и камня приобрел особенные ноты…

Гарри нахмурился и тихонько прикрыл за собой дверь. Взгляд скользил по комнате в поисках чего-то, что могло бы объяснить неуловимые изменения, но вещи лежали на своих местах точно там, где он оставил их утром. Осмотрев комнату, он снова обернулся к двери и почти на минуту забыл как дышать.

Метла.

В углу около двери стояла спортивная метла. «Нимбус» последней модели, если быть точным. По древку метлы вилась замысловатая гравировка, но тратить время на то, чтобы разобрать имя владельца, никакой необходимости не было.

Газеты и письма

Из гостиной послышался шорох бумаги и приглушенный женский смех. Стараясь не шуметь, Гарри пробирался через коридор. Он был уверен, что бешеный стук его сердца слышен даже в пустых комнатах второго этажа.

Джинни сидела за его рабочим столом, подогнув под себя правую ногу, и читала письма, которые он не отправлял. Верхний ящик стола, где они хранились, был открыт и практически пуст, исписанные листы ровным слоем покрывали стол и пространство на два метра вокруг. Гарри и не думал, что писем накопилось так много, но в течение прошедших семи лет он каждую неделю исправно добавлял к этой стопке несколько листов. Судя по рисунку на листе, который в данный момент держала Джинни, она как раз дочитала до появления в детском саду второго мистера Поттера. Рисунок живописно изображал все, что Гарри хотел сделать с куклой, но не мог, поскольку она являлась собственностью Сьюзен.

Гарри прислонился плечом к дверному косяку и закусил губу, чтобы не выдать свое присутствие случайным словом. Бледная, со спутанными рыжими волосами, Джинни выглядела измотанной. Неудивительно — чтобы взять Кубок, сборная Англии должна была тренироваться день и ночь. Победа в чемпионате мира ни на кого не сваливается просто так…

Джинни снова тихо засмеялась, рука ее дрогнула, еще один лист упал на пол рядом с кожаными наручами — обязательной частью обмундирования ловца.
Гарри с трудом заставил себя перестать любоваться своей девушкой и задуматься над тем, что она здесь делает. Время еще не вышло, он знал это, потому что считал дни до ее возвращения. И если она действительно вернулась навсегда, то почему одета в спортивную форму? И почему из вещей при ней только метла? Какая уважающая себя ведьма отправится в новый дом без хотя бы одного безразмерного чемодана?

И, наконец, самый главный вопрос: какого черта он стоит как вкопанный и изводит себя подозрениями вместо того, чтобы просто подойти к ней?

— Добро пожаловать домой, — сипло проговорил Гарри, но все же не сдвинулся с места. Ему нужно было сказать ей так много, что слова застревали в горле, в ожесточенной схватке борясь за право быть озвученными в числе первых.

Джинни встрепенулась, вскочила со стула и замерла, уставившись на Гарри так, словно ожидала от него как минимум непростительного проклятья. Со смешанными чувствами он проводил взглядом последний лист письма, по ломаной траектории планирующий на пол, чтобы присоединиться к десяткам своих собратьев. Видеть на полу ворох бумаг было одновременно и грустно, и радостно, ведь он писал их для того, чтобы однажды она их прочла. Откровенно говоря, все в этом доме было сделано для нее.

Гарри прочистил горло и добавил:

— Не ждал тебя так рано.

Теперь, когда она смотрела прямо на него, Гарри видел, как она изменилась — это была все та же и в то же время совсем другая Джинни. Прошло семь лет, кто знает, что за женщина теперь носит это имя? Она нервно сглотнула, за отворотом мантии сильнее обозначились тонкие ключицы. Все это в купе с резкими движениями и явной настороженностью придавало ей сходство с птицей. Наверное, не стоило этому удивляться: последние несколько лет в воздухе она проводила больше времени, чем на земле.

— Сборная досрочно разрывает контракт, — наконец произнесла она.

— Что? — Гарри опешил. Это не могло быть правдой, не в свете последних событий! Даже от всей остальной команды избавиться выгоднее, чем от победоносного ловца! — Ты приносила им миллионы!

— У них нет выбора, — в тщательно сдерживаемой улыбке промелькнула злость, — я сломала два ребра нашему загонщику. Это классифицируется как преднамеренное вредительство.

— Он настолько плохо играл?

Лицо Джинни вдруг разгладилось, напряженные плечи опустились, даже дыхание сделалось ровнее. На секунду она стала прежней: полной надежд восемнадцатилетней девчонкой со спутанными огненными волосами и метлой старшего брата за спиной, готовой в любой момент взмыть в небо в погоне за своей мечтой.

— Ты не читаешь газет, не так ли?

— С тех пор, как там перестали публиковать твои письма, у меня не возникало такого желания. — Гарри равнодушно пожал плечами, но тут же сорвался с места, потому что мисс Уизли рухнула на стул, точно ноги ее больше не держали.

Вскоре после завершения своего первого сезона в составе сборной страны Джинни поняла, что большой спорт — это скорее политика, нежели игра. Из сотен товарищеских и турнирных матчей, в которых ей доводилось участвовать, единицы заканчивались так, как должно, остальные были постановочными: их результат, темп игры, даже количество опасных голевых моментов и травм устанавливалось заранее. Кто предлагает лучшую цену, тот и выигрывает. Каждый забитый квоффл является предметом торга. Справедливости ради следует заметить, что не всегда дело решают деньги. Иногда целая команда должна потерпеть поражение для того, чтобы в одной из последующих игр определенному игроку позволили выделиться и заработать себе имя. Так пешку продвигают в дамки, жертвуя сиюминутным преимуществом, чтобы в перспективе получить миллионы с именитого ловца. В итоге не так важны профессиональные навыки игрока, как его умение лавировать в отношениях между тренерами и спонсорами.

Квиддич в магической Британии был одним из самых эффективных инструментов управления общественным мнением. Кого интересуют участившееся в графстве Суссекс нападения вервольфов, когда на первой полосе Джиневра Уизли и Лоуренс Найтингейл держат Кубок Мира? И пусть вервольфы спокойно едят людей в маленькой заметке на предпоследней странице, ведь главное на сегодняшний день то, что «Мы победили!».

В первый год Джинни чуть не съехала с катушек — мастерство полета, которым она так гордилась, оказалось никому не нужно. Оно служило весьма определенным целям: «показать класс», удивить толпу, набрать очки в глазах болельщиков, репортеров и руководства. Подлинный кураж, ради которого она играла в квиддич, удавалось почувствовать только на тренировках, да и то только в том случае, если повезло найти достойного соперника.

Именно в этот период она нуждалась в Гарри больше, чем когда-либо, но именно тогда ее популярность резко возросла и последняя ниточка, связывающая ее с любимым, была оборвана жестоко и бесцеремонно. Мисс Уизли как-то в ноябре полночи проторчала на балконе общежития, ожидая сову, но птица так и не вернулась к хозяйке, а на утро Джинни обнаружила свое письмо напечатанным на развороте «Ежедневного пророка». Любовь, которую она так тщательно пыталась спрятать от всего мира, трепали снова и снова в течение нескольких месяцев, а ей оставалось только скромно улыбаться и молчать, когда хотелось орать до хрипоты на каждого, кто посмеет задать еще один вопрос о личности загадочного возлюбленного.

Когда становилось совсем паршиво, она садилась на метлу, взмывала над стадионом и носилась кругами, задыхаясь от ветра, развивая запредельные скорости, которые никогда по-настоящему не пригодятся ей в игре. Джинни тренировалась, как одержимая, и другие игроки в команде смотрели на нее сначала с восхищением, затем с ужасом и, наконец, с жалостью. От матери проходили вопилки после каждого выпуска газет с особенно мерзкими сплетнями, Молли не знала, чему верить, и на всякий случай реагировала на все. Особенно она любила пройтись по решению дочери бросить Гарри Поттера. Джинни мутило от каждого такого послания, но зато все в радиусе действия вопилки были свято уверены, что раз миссис Уизли так бесится, это чистая правда.

С самого начала брак, в который Джиневра собиралась вступить, был неравным по многим параметрам. В самом деле, где Мальчик-Который-Выжил, победитель Волдеморта, наследник рода Перевелов, последний из Поттеров, и где рыжая девочка в обносках своей матери, даже имя которой не было никому известно до тех пор, пока она не стала невестой Великого Героя?

Джинни Уизли. Девочка-Которой-Просто-Повезло.

Никого ведь не волновало, сколько раз она рисковала своей жизнью во время войны, сколько смертей предотвратила, обучая учеников Хогвартса защите от темных искусств в Отряде Дамблдора, когда Пожиратели Смерти захватили школу. По сравнению с Гарри она была и оставалась никем.

Джинни не могла стать вторым Победителем Волдеморта хотя бы потому, что больше таких безумных маньяков не носила земля Альбиона, но она могла принести магической Британии триумф, которого эта страна не знала десятилетиями. Победу, которая, пусть ненамного, но уравняет их положение в обществе. Победу, которая даст ей право занять место рядом с Гарри по праву, быть его партнером, разделить его судьбу, стать Героем.

У нее годами не было возможности связаться с Гарри, но именно сейчас она понимала его лучше, чем когда-либо. Быть героем — значит быть одиноким. И после очередного спектакля, который в газетах именовали «блестящей игрой», когда хотелось сломать метлу, послать все к черту и сбежать, она вспоминала, что Гарри ни разу за семь лет обучения в Хогвартсе даже не задумался об этом. А ведь в его игре ставки были гораздо выше.

И она оставалась, чтобы день за днем идти к своей цели. Ради него.

Все, что она делала, она делала ради него.

Сборная Англии должна была проиграть Чемпионат мира, удовлетворившись вторым местом. Ловцу приказали не замечать снитч до тех пор, пока сборная не наберет сотню очков, а затем, изобразив на потеху зрителям изящный поединок в воздухе, дать поймать мяч игроку сборной Франции. Если бы она отказалась, ее карьера закончилась бы в тот же день, поскольку ни одна сборная впоследствии не захотела бы иметь дело с неуправляемым игроком. Поэтому Джинни невозмутимо кивнула и вышла вместе со всей командой на поле, где на сорок шестой минуте матча, не удосужившись знаком пригласить француза к поединку, нагнала и поймала снитч.

Англичане ликовали, руководство сборной в бешенстве грозило огромными неустойками, французы, договоренность с которыми была столь грубо нарушена, угрожали аннулировать все сделки на ближайший год, а победоносный ловец только к вечеру разжала сведенные судорогой посиневшие пальцы, чтобы взглянуть на крохотный золотой шарик и улыбнуться. Джинни Уизли больше никогда не будет просто девочкой из бедной семьи.

Удача здесь не причем, она действительно достойный игрок. Одна из лучших.

Упустила из виду она только одно — пока менеджеры трясли ее как грушу и, воздевая руки к потолку, вопрошали «Ты окончательно спятила, Уизли?!» и «Ты хоть представляешь, сколько денег мы потеряли?! Скажи, что ты была под Империо или, клянусь, ты не доживешь до утра!», остальные игроки сборной общались с журналистами. Лори Найтингейлу вдруг пришла в голову прекрасная мысль, которой он и не подумал с ней предварительно поделиться.

И когда вчера утром кто-то из ребят принес на поле газету, и Джинни развернула «Ежедневный пророк»… Собственно, заголовок о ее помолвке с Найтингейлом был последним, что она четко помнила о вчерашнем дне. О том, как она в три прыжка преодолела половину поля, что она при этом орала и как Лори пролетел несколько метров после встречи с ее метлой, ребята рассказывали ей уже вечером, предусмотрительно держа ее за руки, как сломанную куклу. Джинни понимала их через слово, последствия ее поступка уже не имели никакого значения. Лори умудрился за день уничтожить все, ради чего она как проклятая работала семь лет.

Уже после отбоя невидящим взглядом пронзая ночь за окном, Джинни поняла, что оставаться здесь больше нет никакого смысла. Если сейчас она потеряет Гарри, то можно будет признать, что последние семь лет были огромной ошибкой. Зная Поттера легко предсказать, что, узнав о помолвке своей девушки с другим, он запросто может в благородном порыве отказаться от своих притязаний ради ее счастья.

Дом Поттеров не был подключен к каминной сети, и Джинни не рисковала трансгрессировать в Годрикову лощину, поскольку в таком эмоциональном состоянии она легко могла оставить правую ногу где-нибудь в Йоркшире, а левую — в Хэмпшире. И, словно ведьма из старых сказок, она вылетела в окно на метле, чтобы пролететь через четыре графства со скоростью, развить которую над квиддичным полем она и мечтать не смела. Джиневра Уизли собиралась обогнать «Ежедневный пророк».

— Ты в порядке? — обеспокоенно заглядывая ей в глаза, спросил Гарри.

— В порядке ли я? — выдохнула она и улыбнулась, хотя больше всего на свете ей хотелось разрыдаться от облегчения. — Да я никогда в жизни не чувствовала себя лучше! Ну, то есть было, конечно, пару раз в сарайчике с метлами… и на чердаке под укоризненные завывания упыря несколько раз…

Гарри с облегчением рассмеялся. Едва ли такие воспоминания придут на ум человеку, который чувствует себя скверно. В перенаселенной «Норе» найти свободную комнату было трудновато, так что фамильный упырь семейства Уизли в свое время повидал немало пикантных подробностей личной жизни единственной дочери хозяев и ее избранника.

— Почему ты считаешь, что он был расстроен? Лично я предпочитаю думать, что вся живность на чердаке пребывала в неописуемом восторге еще сутки после того, как мы спускались оттуда.

Они засмеялись снова.

До сегодняшнего дня Джинни не была в Годриковой лощине ни разу. Она только слышала от Гарри, что дом его родителей находится там, и знала из писем, что несколько лет назад последний из Поттеров решил восстановить свое родовое гнездо. То, что ей удалось добраться до места, иначе как чудом назвать было нельзя, но чудеса не случайны, они лишь подчиняются закономерностям, которые еще неизвестны. Зная направление весьма и весьма примерно, она летела, ведомая тем же чувством, что год за годом позволяет птицам возвращаться домой. Джинни коснулась калитки с восходом солнца, но все равно опоздала — дом был пуст, хозяин покинул его еще до рассвета.

Входная дверь была не заперта и, покрепче перехватив метлу, Джинни шагнула в небольшую прихожую. И как только дверной замок щелкнул за ее спиной, из груди вырвался вздох облегчения — она дома, теперь все будет хорошо. Следующие несколько часов она провела, обходя пустые комнаты и тихонько прикасаясь к мебели, пока не оказалась перед письменным столом, на котором лежало неоконченное письмо об игре в квиддич в детском саду.

Гарри удалось ускользнуть не только от внимания прессы: о том, чем он занимается, не знали даже близкие друзья. Джинни писала братьям, пытаясь осторожно навести справки, но все безрезультатно — ни Джордж, ни Билл, ни даже Рон ничего не знали о нем. Несколько раз в год о Мальчике-Который-Выжил вспоминали газеты, но истории, что они публиковали, были одна другой невероятнее. То писали, что он покинул страну в поисках какого-нибудь еще Темного Лорда, то предполагали, что он служит в каком-то настолько засекреченном отделе аврората, что даже в Министерстве об этом знают всего несколько человек, и те молчат под непреложным обетом. Джинни с неизменным раздражением выбрасывала эти номера. Она не сомневалась, что Гарри больше никогда не ввяжется в историю, где будет хотя бы один Темный Лорд или хотя бы одно Министерство чего бы то ни было.

Джинни открыла ящик стола и нашла десятки писем, адресованных ей. Она читала их одно за другим, не в силах остановиться. Гарри рассказывал о Сьюзен, о детях, о своей работе с присущим ему юмором и в то же время так серьезно и обстоятельно, что довольно скоро она поняла: там его место. Великий Герой был как рыба в воде среди маленьких волшебников, он управлялся с непредсказуемыми и порой откровенно опасными проказами с невероятной легкостью.

Гарри получил назад свое детство. Жизнь среди детей, которые не тычут в него пальцами, поскольку сами являются точно такими же волшебниками.

— Слушай, чем это пахнет? — вдруг обернувшись в сторону кухни, спросил Гарри.

— Черт! — Джинни вскочила со стула и скрылась коридоре с такой скоростью, словно за ней гнались дементоры. Из кухни донесся металлический лязг и приглушенные ругательства. — Я все испортила! — пожаловалась она. — Испортила свой первый семейный ужин!

Гарри закатил глаза и отправился за своей сумкой. Интересно, Джинни просто издевается или действительно думает, что после упоминания сарайчика с метлами он все еще способен думать о еде?

— Семейным ужин делает наличие семьи, а не еды, — проговорил он, осторожно выкладывая на стол один за другим пухлые свертки. Гибси в этот раз превзошла саму себя. Надо будет спросить у нее завтра, откуда она узнала, что сегодня ему понадобится больше еды, чем обычно.

Джинни суетилась, пытаясь спасти то, что осталось от кастрюли, павшей жертвой ее кулинарного таланта. Что ж, если ее так волнует ужин, пусть будет ужин. После он обязательно намекнет ей, как именно она может компенсировать ему свои неудачи на поприще приготовления пищи.


***



На следующее утро Гарри опоздал на работу впервые за семь лет. Ночью нашлись дела поважнее, чем сон. Он вылетел из дома, когда на улице уже светило солнце, на ходу допивая первую порцию оборотного зелья. Волосы его быстро светлели, глаза приобретали цвет безоблачного неба, рост увеличивался так быстро, что он даже споткнулся пару раз, но к тому времени, как он добрался до места, с которого обычно трансгрессировал, Гарри уже выглядел, как мистер Браун.

Сделав пару шагов по знакомому парку, Гарри в замешательстве остановился: он не видел ограды «Пряничного Домика». Калитки также не было там, где ей следовало находиться, не говоря уже о детской площадке и самом здании. Неужели из-за того, что он немного опоздал, охранные чары скрывают от него детский сад? Это было бы глупо. И совершенно не смешно.

Сделав еще пару кругов по парку, он вернулся к облезлой скамейке, где много лет назад встретил играющих мальчишек, и сердито рявкнул в том направлении, откуда тогда вышла Боунс:

— Сьюзен! — пусть он не слышал играющих неподалеку детей, но мисс Боунс обязана была слышать то, что происходит снаружи полога заклятья, иначе она не смогла бы найти сбежавших мальчишек. — Сьюзен! — повторил он громче и требовательнее.

— Незачем так орать, мистер Поттер! — Гарри обернулся и увидел Боунс, сердито шагающую к нему по траве. — У меня там пятнадцать человек, и я не могу оставить их сию секунду ради тебя одного.

— Что происходит?

— Очевидно, ты больше не можешь войти.

Гарри уже открыл было рот, чтобы высказать Сьюзен все, что он думает о ее чувстве юмора, но вдруг застыл, пораженный внезапной догадкой.

«Ты можешь войти, дитя», — сказала старуха Гилрой, пропуская его в дом. Те же слова она говорила каждому ребенку, что входил в этот дом и однажды должен был его покинуть.

Внезапный порыв ветра потревожил неухоженные кроны деревьев в парке, травы прильнуди к земле. Стало холодно, но Гарри готов был поклясться, что ветер здесь не при чем.

— Я никогда не был воспитателем, верно? — медленно проговорил он. — Я был всего лишь самым старшим из твоих воспитанников.

Сьюзен склонила голову на бок и довольно прищурилась. О том, что сама всего лишь ученица более мудрой и могущественной ведьмы, она предпочла промолчать.

— Обычно дети заканчивают детский сад прежде Хогвартса, но ты никогда не был обычным ребенком.

Детство Гарри Поттера было навсегда похоронено в чулане под лестницей на Тисовой улице, и миссис Гилрой приняла его как ребенка, которому необходимо было немного настоящего, не отягощенного никакими последствиями чуда. Прикасаясь к лицу светловолосого маггла, своими слепыми глазами она видела мальчика в сломанных круглых очках, который только что выбрался на свет из своего чулана. Он стоял на пороге этого дома, сбежав от последствий магической войны и непомерных ожиданий, что взвалили на него выжившие и погибшие, от своего имени, отягощенного подвигами, от всех, кто его знал. Определенно, Гарри нуждался в «Пряничном домике» больше, чем дом нуждался в нем. В этом Мальчик-Который-Выжил ничем не отличался от других детей под этой крышей.

— Но тебе все еще нужен воспитатель? — уточнил он.

Сьюзен сосредоточенно кивнула.

— И что нужно сделать бывшему выпускнику, чтобы получить эту должность?

Улыбнувшись тепло и мягко, мисс Боунс подбросила что-то в воздух, и, по широкой дуге преодолев расстояние, в руки Гарри упал маленький мистер Поттер.

— Повзрослеть, — сказала она и растворилась под пологом маскирующего заклятья.

Эпилог

Гермиона появилась в рабочем кабинете супруга, задумчиво похлопывая по ладони свежим номером «Ежедневного пророка».

— Что ты об этом думаешь? — мрачно спросила она.

Не удостоив издание и взглядом — не в последнюю очередь потому, что уже его видел, — Северус склонился над своими записями.

— Идиоты, — фыркнул он. — С чего ты вообще взяла, что мое мнение о твоих друзьях когда-нибудь изменится?

Миссис Уайт не стала устраивать словесный поединок, она охладела к ним с тех пор, как закончила университет. Но она вполне могла бы заметить, что мистер Уайт без колебаний открыл тайну своей личности мистеру Поттеру, и последнему даже не пришлось с ним ради этого спать. Это ли не доказательство искренней дружбы? Гермиона бросила перед мужем на стол газету, где на колдографии был изображен крайне несчастного вида молодой человек в бинтах, которых было явно многовато для его травм.

«Черная вдова Уизли», - гласил заголовок.

Северус соизволил обратить внимание на газету только через несколько минут, чтобы его жена, не приведи Мерлин, не подумала, что его хоть немного интересуют семейные дела Поттеров. Когда Гермиона устроилась в кресле напротив, он развернул издание, бегло прочитав несколько строк, вздохнул и заговорил тоном, которым обычно читал лекции:

— О помолвках принято объявлять, не только чтобы похвастаться своим счастьем перед так называемыми друзьями, но и чтобы какой-нибудь идиот, решивший урвать чужой славы, знал, что, рискнув покуситься на гордое звание жениха юной леди, может ощутить на своей шкуре всю мощь магии рода ее избранника.

Миссис Уайт удивленно приподняла брови, а затем лицо ее преобразилось той самой светлой улыбкой, за которую можно было решиться продолжать жить, когда в этой жизни, кажется, для тебя больше ничего не осталось.

— Это не Джинни, — констатировала она. — Ей не под силу такой мощный выброс.

— Не стоит ее недооценивать. — Северус отложил газету в сторону и снова взял в руки перо. — Как ты, должно быть, успела заметить, дом Поттеров полон магией под завязку, но не его, а ее магией. Ничего удивительного, что при появлении посторонних женщин там начинают происходить странные вещи. Если бы Поттер хоть раз привел в этот дом кого-нибудь, с кем зашел бы дальше чаепития, очень может быть, что в самый ответственный момент над ними обвалился бы потолок. Магические контракты не работают в одном направлении…

У Джиневры Уизли не было дома, который Гарри мог бы защищать: она давно покинула своих родителей, а общежитие для спортсменов, где она жила, не принадлежало ей. Кроме того, она часто переезжала, и единственная вещь, что находилась при ней днем и ночью – это метла. Именно в этом незамысловатом спортивном инвентаре скапливалась сила, которая в случае угрозы выполнению условий контракта должна была обрушиться на виновного.

Северус усмехнулся. Парню еще повезло, что Поттер по натуре своей не мстителен. Если бы кто-то провернул что-то подобное с будущей миссис Уайт, он умер бы в страшных муках и далеко не сразу.

Снейп должен был насторожиться еще при первой встрече с Поттером, когда тот с упорством одержимого повторял, что будет ждать во что бы то ни стало. Работая в этом детском саду, он практически не использовал магию – мелкие чистящие заклятья не в счет, – зато день за днем распалял в своем сердце мечту о семье. И когда он приходил домой и брался за свои инструменты, магия текла через его руки, словно патока, пропитывая все предметы, что он создавал.

Джиневра вовсе не была «Черной вдовой», просто мужчины, которые в шутку или всерьез пытались добиться ее расположения, не знали, что за ее спиной стоит вся магия тысячелетнего рода Певереллов. Она заключила договор с последним из них, пообещав стать его женой через десять лет, и если бы она, словом или делом, попыталась нарушить соглашение, расплата была бы ужасна. К счастью, мисс Уизли действительно была предана Гарри Джеймсу Поттеру душой и телом все эти десять лет, и когда Найтингейл покусился на гордое звание ее мужа… Что же, парню повезло, что его не пришлось отскребать от квиддичных колец.

— Гриффиндорцы! — улыбаясь сдержанно и немного надменно, протянул Северус. — Все вы ненормальные.

— Потому что готовы рискнуть жизнью ради своей любви? — миссис Уайт чуть прищурила свои необыкновенные карие глаза. — Хм. Некоторые слизеринцы поступают точно так же.

Северус сделал вид, что не понял намека. Тогда она встала с кресла, подошла ближе и присела на краешек стола, глядя на мужа сверху вниз.

— Я могла сдать тебя аврорату в любой момент или просто проболтаться кому-то из своих друзей, — медленно проговорила она. — Почему ты доверял мне? С чего ты взял, что для меня важнее, чем всеобщее признание моих блестящих аналитических способностей?

Снейп откинулся на спинку своего кресла и сложил руки на груди, изо всех сил стараясь не показать, насколько это замечание его задевает.

— Ты не просто не стал стирать мне память — ты даже не взял с меня никаких клятв…

— Кроме брачных.

— Это было гораздо позже, — качнула головой Гермиона. — Ты не был оправдан. Доверие ко мне могло стоить тебе жизни.

Он любил ее. Он был готов загреметь в Азкабан за единственный призрачный шанс, что она придет к нему снова.

И она пришла.

Блестящие аналитические способности здесь были не при чем. Из тысяч возможных оскорблений он выбрал именно то, что было знакомо ей лучше всего. Непростительная ошибка для человека, жизнь которого много лет зависела от умения правильно подбирать слова. Ему была хорошо известна ее одержимость решением сложных задач, он знал, что Гермиона не остановится, пока не докопается до сути, и все равно растравливал ее подозрения то словом, то знакомым жестом. Идти на эти уловки было проще, чем просто признать, что ему приятно ее внимание. Что бы он ни говорил, он хотел, чтобы она его узнала, и сделал для этого все.

Он манипулировал ею гораздо тоньше и изящнее, чем ей когда-либо удастся научиться. И Гермиона была достаточно умной женщиной, чтобы время от времени делать вид, что это работает. Она давно поняла, что не стоит верить ни единому его слову. Чтобы понять его намерения, следовало оценивать поступки. Стоило лишить его возможности говорить, как все тут же встало на свои места.

И, тем не менее, он умудрился представить все так, будто она, Гермиона, урожденная Грейнджер, коварная соблазнительница. Как бы не так! А кто вцепился в нее, как утопающий в соломинку, стоило только прикоснуться к нему? Кто держал ее в объятиях так крепко, что даже если бы она хотела вырваться, то ничего бы не вышло?

Пауза затягивалась. Понимая, что ответа не получит, миссис Уайт вздохнула и сказала:

— В субботу мы идем на ужин к Гарри.

Он, конечно же, беспредельно удивлен. Но Гермиона не собиралась больше отказывать себе в удовольствии поддерживать отношения со старыми друзьями только потому, что ее супруг еще не успел эти отношения наладить.

— Я надеюсь, ты имеешь ввиду себя и Роуз, потому что ноги моей в этом доме больше не будет, — проворчал он.

— Хорошо, — кивнула Гермиона, улыбаясь, но тут же добавила: — Но так как тебе было зачем-то совершенно необходимо раскрыть Гарри тайну своей личности, он теперь единственный друг семьи, с которым я могу говорить обо всем, не опасаясь сказать что-то лишнее. Да и вообще единственный друг семьи. Так что я пойду туда одна, выпью немного вина и выложу ему все подробности своей личной жизни, которые годами хранила в секрете за неимением подружек.

— Я полагаю, в моих интересах проследить за тем, чтобы этого не случилось?


***



Разгадка оказалась проще, чем можно было ожидать, ведь Сьюзен не была злобным гением, плетущим коварные планы. Она была всего лишь воспитателем в детском саду и выражалась предельно ясно. Но, тем не менее, Гарри целую неделю кругами ходил по дому, тиская несчастную игрушку и гадая, что именно Сьюзен имела в виду под словом «повзрослеть», пока не попался на глаза Джинни.

— Прелесть какая! — воскликнула она, разглядев как следует лохматую куклу. — И на тебя действительно очень похоже!

Гарри остановился как вкопанный посреди гостиной, несколько секунд невидящим взглядом смотрел на свою невесту, а затем сорвался с места, чтобы в три огромных шага преодолеть коридор, схватить куртку и выскочить на улицу. Он немного опаздывал, но в целом, если поторопиться, можно еще застать последних родителей, приводящих детей в сад.

Поспешная аппарация вскружила голову, но все же, оказавшись в знакомом парке, он не потерял направления. Но чтобы догнать Голдстейнов, спешащих в «Пряничный домик», пришлось немного пробежаться.

— Мистер Гарри! — помахала ему рукой Дафна Голдстейн, нисколько не смутившись тем, что выглядел Гарри для нее несколько по-новому. — Почему вас так долго не было?

Гарри не нашелся, что ответить. Окрик Дафны привлек внимание ее отца, и теперь Энтони смотрел на него во все глаза, и лицо его медленно расплывалось в улыбке.

— Вы прическу сменили? — строго спросила Лайла.

Остановившись напротив девочек и их отца, Гарри тяжело вздохнул и улыбнулся.

— Да, и еще очки надел, — он поправил оправу привычным жестом, который последние несколько лет приходилось останавливать у самого носа, поскольку мистер Браун, в отличие от мистера Поттера, очков не носил. — Смотри какие. Нравятся?

— Здорово, — кивнула девочка. — Совсем как у Гарри Поттера.

Энтони несколько растерялся. Он не понимал, откуда девочки знают Гарри Поттера лично, если он исчез задолго до их рождения. Он наклонился к дочери.

— Но, милая, — улыбаясь, возразил он, — это ведь и есть Гарри Поттер.

— Не! — замотала головой Дафна, из-за чего ее светлые хвостики несколько раз подпрыгнули в воздухе. — Это мистер Гарри, папа. Гарри Поттер, он… поменьше.

Гарри засмеялся, не обращая внимания, что Энтони может быть непонятна причина его веселья: Дафна имела в виду игрушку из детского сада, а не живого человека.

— То есть «Мистер Гарри» — это был ты все это время? — недоверчиво прищурился Голдстейн и отпустил девочек, чтобы те самостоятельно вошли в калитку детского сада, до которой оставалось всего несколько шагов.

— Да, — ответил Гарри, с облегчением разглядывая ограду, будто видел ее впервые.

— То есть это ты научил моих детей прыгать в постель с криком «Атата Хамута»?

— «Хакуна Матата», — серьезно поправил Гарри. — Я сказал им, что это могущественное заклинание спокойного сна, которое получается с первого раза только у самых талантливых и сильных волшебников.

Энтони улыбнулся понимающе и пожал Гарри руку на прощание. В конце концов, это нововведение сильно облегчило ему жизнь, хоть и стоило на первых порах определенного количества нервных клеток ему самому и его супруге. Мистер Поттер вежливо попрощался и направился по вымощенной мелким гравием дорожке к месту своей работы, с улыбкой вспоминая о своих экспериментах.

Разумеется, заклинание получилось с первого раза абсолютно у всех, поскольку те, кому не удалось уснуть, едва коснувшись подушки, притворялись спящими талантливыми и сильными волшебниками до тех пор, пока и в самом деле не уснули. Побочный эффект у заклинания был только один. Когда дети впервые хором проорали его и все как один запрыгнули в постели в ожидании чуда, Сьюзен кубарем скатилась с лестницы и ввалилась в спальню с палочкой наготове, предположив, что Гарри и дети разучивают что-то из арсенала Пожирателей Смерти.


***



— Испытательный срок?! — возмущению мистера Поттера не было предела. — Сьюзен, я работал на тебя семь лет!

Боунс сложила руки на груди и победоносно улыбнулась.

— Я — хозяйка детского сада, но не дома. Не я принимаю решение о том, кто и на каких условиях переступит его порог, — проговорила она с нажимом. — В прошлый раз ты попал сюда потому, что отчаянно нуждался в нас, но то, что мы нуждаемся в тебе, придется еще доказать.

Гарри припомнил, что Гибси никогда не обращалась к Сьюзен словом «хозяйка», она говорила «мисс». Старуха Гилрой не могла сама управлять детским садом, кроме потрясающей интуиции у нее не было ничего — ни физических сил, ни обаяния, ни пробивного характера. Молодость покинула ее безвозвратно вместе с большей частью магической энергии. И когда на пороге ее дома в один прекрасный день появилась Сьюзен Боунс, молодая, полная сил ведьма, миссис Гилрой быстро сообразила, как они могут быть полезны друг другу.

— Я согласен.

— Я не сомневалась.

Гарри показалось, что этот день в детском саду прошел лучше, чем все семь лет вместе взятые. Он был невероятно рад вновь видеть своих воспитанников — так же, как и они его, хотя с последней встречи прошла всего неделя. Некоторые родители были настолько удивлены его присутствием, что не могли вымолвить ни слова. Все-таки детский сад «Пряничный домик» — последнее место, где они ожидали увидеть национального героя. Раз десять ответив на вопрос «Почему не аврорат?» репликой «Это было бы слишком просто!», Гарри ушел в дом и больше не выходил до вечера, чувствуя себя среди детей как никогда на своем месте.

Но любые поступки имеют последствия, и когда вечером «Пряничный домик» вновь опустел, Гарри понял, что за решение быть собой ему придется заплатить именно ту цену, что он все эти годы платить избегал. Выйдя на крыльцо, он обнаружил за оградой толпу репортеров. Они еще не видели его, скрытого вместе с домом охранными чарами, но уже успели опросить каждого, кто вышел из этой калитки до него.

— Думал, они тебя не найдут? — немного насмешливо и печально осведомилась Сьюзен, закрывая дверь за его спиной.

— Нет, я знал, что найдут, — поджал губы он, — но не думал, что так скоро.

Гарри нервно сглотнул. Одно дело — решить для себя, чем ты хочешь заниматься, и совсем другое — объявить о своем решении всему миру, снова дав повод бесчисленным сплетням и домыслам. Пожалуй, испытательный срок был не такой уж плохой идеей, поскольку больше всего ему сейчас хотелось сбежать отсюда и никогда не возвращаться.

«Да, я — Гарри Поттер, Победитель Темного Лорда, Кавалер Ордена Мерлина Первой Степени. Да, я предпочитаю заниматься детьми в этом саду вместо борьбы со Злом и повсеместного насаждения Всеобщего Блага… Черт, звучит ужасно!»

— Продумываешь речь? — Гарри повернул голову. Справа от него около крыльца стояла Джинни в неброской серой мантии. Ее огненно-рыжие волосы составляли яркий контраст с тусклой одеждой. — Брось! Как только встанешь перед такой толпой, забудешь все, что хотел сказать.

— Что ты здесь делаешь? — нахмурился он, но рука сама собой потянулась к Джинни, чтобы убедиться, что ее присутствие реально.

— Мерлина ради, Гарри! — вздохнула Сьюзен за его спиной. — Ты опоздал на работу впервые за семь лет после того, как она впервые за семь лет не вышла на поле. Я хоть и работаю в детском саду, но два и два сложить в состоянии.

Джинни тихо рассмеялась и подала руку своему возлюбленному.

— Как только начали подтягиваться первые репортеры, Сьюзен отправила мне сову. Написала, что лучше бы мне поторопиться, пока моего жениха не растерзали стервятники. — Джинни взяла его под руку. — К тому же, меня бы они тоже рано или поздно нашли. Так почему не сейчас?

Гарри был благодарен ей. Как только из-за его спины выйдет победоносный ловец национальной сборной и во всеуслышание объявит, что Гарри Джеймс Поттер — ее будущий муж, род его занятий уже никого не будет интересовать. Ну, по крайней мере, не так сильно, как раньше.

Хорошие новости сейчас такая редкость.