Преподаватели

Пролог

«Добро пожаловать на национальный чемпионат 1977 года по квиддичу! Уимбурнские осы против пятикратных победителей мирового чемпионата… Стоунхейвенских сорок! — приветствовал зал комментатор Кристиан Пирс. — Без лишних предисловий… поприветствуем… талисманов сборной „ос“!..»

— Ролли! — позвал Рори, — две минуты до выхода!

Девушка наскоро наложила заклинание нерасшнуровки на свои сапоги, убрала палочку в чехол и, на ходу безуспешно приглаживая короткие серые волосы привычным жестом, бросилась к приятелю и остальной команде, ждавшим своего выхода под навесом перед невысокими деревянными воротцами, над которыми виднелась шумная толпа на трибунах.

— Ты чего копаешься? — усмехнулся он, — тоже мне, чемпионка…
— Просто заткнись, МакАдамс, — закатила она глаза.
— Заткнитесь оба, — шикнул на них капитан команды Уорвик Кеттерли — рыжий широкоплечий и мрачный. Сегодня, как, впрочем, и всегда перед матчем, он был немногословен и сосредоточен на предстоящей игре.

Ролли сощурила глаза и любовно поладила гладко отполированное древко новенького "нимбуса 1001". Эта модель появилась всего год назад и все профессиональные игроки были от нее в полном восторге. Эта красавица могла разгоняться до ста шести миль в час, что раньше казалось абсолютно невозможным. Даже любимая „серебряная стрела“, на которой Ролли выиграла свой первый матч, могла разогнаться лишь до семидесяти - и то, при попутном ветре. Зато тормозила она куда мягче скоростного "нимбуса" (впервые пробуя на нем выйти из пике, Ролли чуть не кувыркнулась с метлы через голову).

«…А сейчас, дамы и господа, я прошу вас поприветствовать… Уимбурнских ос собственной персоной! ..»

— Нервничаешь? — серьезно спросил Рори, глядя как его лучшая подруга в третий раз перестегивает пряжку левого наруча.

Ролли покачала головой и гордо выпрямилась, поджав губы. Она всегда так делала, когда волновалась.

— Я прикрою тебя, — пообещал Рори. — Мы сделаем их.

Девушка только хмыкнула и повела плечом.

«…А теперь, пожалуйста, поприветствуйте… Стоунхейвенских сорок! — раздался усиленный заклинанием голос Пирса, — Я представляю вам — Кеттерли!»

Низенькие воротца тут же распахнулись наружу.

— Ни пуха! — пожелал Уорвик и, оттолкнувшись ногами от земли, вылетел на поле.

«…Митчелл! Вашингтон! Эпплби! Братья МакАдамс!»

Все игроки, кроме одного последовали примеру капитана.

«…ииииииииии… самый! молодой! ловец! за всю историю Британской и Ирландской лиги…»

„Ну же!..“ — Ролли облизнула пересохшие губы.

«…победительница прошлого Чемпионата Мира…»

„Не подведи, подружка!“ — шепнула девушка своей метле. Все тело ее напряглось от нетерпения.

«…Рооооооланда… ХУУУУУУУУУЧЧ!»

Публика взревела, и под гром оваций Ролли крепко толкнулась ногами от гравированной дорожки и, почувствовав, как из-под подошв брызнули мелкие камешки, взмыла вверх, в яркий солнечный свет. В тот же миг все ее волнение куда-то разом исчезло, оставшись позади, на земле. Здесь был лишь оглушаюший шум восторженных фанатов, свист ветра в ушах и привычное возбуждение от радости полета. Над зрителями взмывали снопы золотых искр, приветствуя Ролли Хуч, двадцатичетырехлетнюю победительницу Чемпионата Мира по квиддичу. „Хуч! Хуч! Хуч! Хуч!“, — скандировали они. С ее стороны их возгласы больше напоминали: „Крюк! Крюк! Крюк! Крюк!“*. Девушка улыбнулась и, давая круг почета вдоль рядов, отправила комментатору воздушный поцелуй. Вот теперь она в своей стихии. Она дома.

***

Семь часов игры. Десять тайм-аутов и общая измотанность. Ролли больше всего ненавидела такие игры. Счет шел с небольшим отрывом в сторону „Ос“ и девушка, как и остальные члены команд, потихоньку становилась все более и более раздражительной. Конечно, она слышала об играх, длившихся и более двенадцати часов, но ей всегда везло и она еще ни разу не ловила снитч позднее чем через четыре с половиной часа после начала.

— Все в порядке, Ро, — сказала ей Мегги Вашингтон в очередном тайм-ауте, — мы в тебя верим.

Та только привычно повела плечом и сверкнула янтарными глазами. Она и сама это знала, но чем дольше она не могла разглядеть между небом и землей этот дурацкий мячик, тем больше злилась и теряла терпение.

— Успокойся, — сказал Рори, встряхнув ее за плечи. — У нас были игры и похуже. Ты, главное, не нервничай. Поехали потом к нам с Алом, когда закончим? Ты, кажется, уже лет сто в Дублине не была…

Свисток. Снова в воздух. 230 : 200, „Сороки“ : „Осы“. Роланда вздохнула, в сотый раз прочесывая поле. Лютор, ловец „Ос“, сделал очень неприличный жест в ее сторону, за что тут же едва не получил бладжером от Рори. Рори, милый Рори... что бы она без него делала?..

Вдруг Хуч напряглась. Что-то золотое блеснуло высоко вверху над полем. Глаза ее загорелись и, пока Лютор матерился на ее лучшего друга, взмыла вверх. Выше, выше, выше! Усталость начинала сказываться и, вместо того, чтобы оглядеться и, как следует, оценить обстановку, она прибавила скорости. „Дрянной мяч, — думала она, — угораздило же тебя забраться так высоко!“ Ничего не слыша за свистом ветра, она поднималась все выше и выше к заветному шарику. Она уже вытянула вперед руку, когда смутно почувствовала приближающуюся опасность. Ее пальцы царапнули золотые крылышки, а затем что-то тяжелое врезалось ей в основание шеи, лишив дыхания. Прежде, чем провалиться во тьму, Ролли успела увидеть снитч, выскальзывающий из ее пальцев.


_________________________

* Английское слово hooch (фамилия Роланды, которая, к слову, переводится как "самогон") созвучно со словом hook (крюк)


Глава 1

Полгода спустя…

— Доброе утро, класс! — сухо приветствовала Ролли толпу неуверенных одиннадцатилеток, сбившуюся в две кучки на летной площадке.

Надо отдать Дамблдору должное: площадка — что надо. Идеальная трава, хорошая земля, достаточное пространство для полетов, ограниченное специальным магическим куполом, чтобы дети не могли улететь слишком далеко. Метлы, что она разложила сегодня в два ряда тоже были неплохи. Совершенно ни на что не годны в реальном спорте, но для первого обучения — сойдут.

— Доброе утро, профессор Хуч! — ответил ей нестройный хор голосов и новоиспеченная учительница коротко выдохнула.
— Ну что вы встали? — недоброжелательно осведомилась она, — все к метлам. И не тормозите, пожалуйста.

Дети послушно выстроились в две шеренги рядом с летательными аппаратами. Большинство учеников косились на них с откровенным недоверием.

— Вытяните правую руку над своей метлой, — скомандовала Ролли, стоя перед учениками, — и скажите «Вверх!»
— Вверх! — послушно отозвались те в разнобой.

Семь метел послушно легли в руки детей с первого раза. Пять от невинного приказа начали кататься по земле, словно бились в припадке. Одна, подскочив, стукнула «хозяина» по лбу. Остальные даже не шелохнулись. С тоской наблюдая за тщетными попытками поднять метлу, Ролли тяжело вздохнула. Хогвартс делал все, чтобы стать ее персональным адом.

***

По каким-то техническим причинам, в августе аппарация сразу в Хогсмит была запрещена, по этому пришлось все же купить билет и, пройдя сквозь стену, сесть в огромный ярко-красный паровоз. В полупустом Хогвартс-экспрессе, кроме нее находилось так же лишь несколько людей, направлявшихся в Хогсмит. Никого из них она не знала, а потому в купе ехала одна, задумчиво глядя на поля, проносящиеся за окном, и тоскуя о том, как много здесь свободного пространства для полетов. Полетов, которые ей теперь запрещены. На душе было погано.

Идея преподавания, как замены реальному спорту казалась ей просто смешной, потому что этому не могло быть замены вообще никакой. К тому же, Ролли вообще слабо представляла себе, что значит учиться, и уж тем более, преподавать в школе, так как сама она выросла в небольшом поместье в Ирландии и образование получила на дому. По этому, подсознательно она злилась так же и на эту новую работу, от которой еще не известно, чего ожидать.

Чтобы как-то убить время и поднять себе настроение, Ролли попыталась представить, что чувствуют маленькие волшебники, едущие поступать на первый курс. Должно быть, они чувствуют возбуждение, будто в ожидании какого-то удивительного приключения или чуда. Что ж, оно и не удивительно: древний замок с загадочной историей, где нет родителей, которые могли бы что-либо запретить или напомнить о хороших манерах. Девушка попыталась создать у себя такое ощущение, но ничего не вышло. У нее внутри прочно обосновались скука и нетерпение, поэтому она лишь скрестила руки на груди и отвернулась от окна.

Во время того злосчастного национального чемпионата Ролли Хуч, самая молодая чемпионка Британской и Ирландской лиги, получила серьезную травму позвоночника. Она провела две недели в коме, чтобы очнувшись, понять, что не сможет ходить ближайшие несколько месяцев, а любой спорт, включая безобидную игру в плюй-камни, запрещен ей еще на два года — как минимум.

Ролли устало потерла горбинку на носу. Воспоминания вновь нахлынули на нее и ей сделалось тоскливо. После травмы она пережила довольно длительную депрессию. Хуч жила полетами последние девять лет и теперь не видела без этого своей жизни, ведь она, в первую очередь, — спортсменка. Она — чемпионка. Она — птица.

Когда же Рори предложил ей пойти преподавать в Хогвартс, девушка истерично расхохоталась и посоветовала ему поцеловать под хвост гиппогрифа. Тот, впрочем, не обиделся и настоял на ее собеседовании с Дамблдором. А потому, в мае, когда она наконец-то смогла ходить, они вместе аппарировали в Хогсмит, затем проделали весь путь от «Трех метел» до кабинета директора Хогвартса. Говоря откровенно, с каждым шагом Роланда все больше убеждалась в том, что эта школа — ее персональный ад, а она идет подписывать свой собственный приговор. Когда она шагнула на первую же лестницу, та вдруг решила оторваться от своей верхней точки и прикрепиться вместо этого к совершенно другой двери. И так сделала каждая — чертова — лестница — в этом — замке. А в какой-то момент, когда девушка открыла дверь, под ногами не оказалось ничего, кроме шахты высотой метров в двадцать, так как очередной лестнице внезапно вздумалось изменить направление и молодая чемпионка едва успела судорожно шагнуть назад, чтобы не упасть вниз.

Помимо всего прочего, здесь всюду сновали дети. «О да, — усмехнулся Рори, когда уже пятый ребенок толкнул ее плечом, проносясь мимо со скоростью только что выпущенного на волю бладжера, — ты полюбишь это место». Спустя примерно час и не меньше полусотни вопросов, как добраться до директорского кабинета, они все же оказались перед огромной каменной горгульей. Самой жуткой и безобразной из всех, что Роланда когда-либо видела.

Поблизости дежурил высокий старик в фиолетовом колпаке и спортивном костюме. То есть, в том, что чистокровные волшебники называли спортивными костюмами, а именно, шелковой блузе с галстуком, темных чулках, жилете и шароварах до колен из тонкой шерсти, широком и тугом, как дамский корсет, поясе, а так же, ботинках на крючках и мантии без рукавов до середины голени. Каждый раз, когда Роланда видела кого-либо одетого в этот жуткий костюм, в котором нельзя не то, что двигаться свободно, но и просто вздохнуть полной грудью, она мысленно благодарила небо за то, что еще в начале века настоящие спортсмены (и в особенности спортсменки!) выторговали себе право носить одежду из мягких, легких и эластичных тканей и удобное белье.

Услышав, что Ролли идет на собеседование, старик ни с того ни с сего отнесся к ним с большим почтением. Он тут же пожал ей руку, представившись как Элфиас Диггори и даже сообщил пароль от кабинета: фисташковое мороженое. Едва тот был назван, омерзительная горгулья отскочила в сторону, а стена за ней разделилась надвое. За стеной оказалась спиральная лестница, плавно двигавшаяся вверх.

— Я подожду тебя здесь, — сказал Рори. — Ни пуха!

Девушка лишь покачала головой и шагнула на первую ступеньку лестницы. К ее удивлению, та никуда не делась из-под ног и даже не изменила направления, зато, ее вращение вызвало легкий приступ тошноты. Пока лестница продолжала вращаться, девушка вдруг с ужасом поняла, что ее не мутило уже очень давно. Должно быть, сказывались последствия травмы и отсутствие привычных тренировок.

Кабинет оказался круглой комнатой, своей атмосферой нагоняющей сон. Вдоль стен выстроились всевозможные стеллажи с непонятного назначения крутящимися серебряными инструментами, гудящими как рой пчел и периодически испускающими тонкие струйки дыма. Свободные от шкафов части стен были увешаны портретами прежних директоров и директрис, мирно дремавших в своих рамках. А за огромным столом на когтистых лапах, восседал Альбус-Персиваль-Вулфрик-Брайан-Дамблдор собственной персоной. При появлении в дверях желтоглазой чемпионки, он высоко поднял брови и уставился на нее поверх очков-половинок.

Не говоря ни слова, Ролли опустила на стол перед ним газетную вырезку с объявлением о поиске преподавателя. Директор со всей важностью принял бумагу из ее рук и принялся внимательно читать заметку. «Школе чародейства и волшебства… — принялся бормотать под нос Дамблдор, — ...преподавателя полетов… старше 21-го года, практический и теоретический опыт, навыки первой медицинской помощи, стрессоустойчивость… — он уважительно покивал, будто сам собирался пройти собеседование, — ...срок… оклад…»
«О, Мерлин, — раздраженно подумала Ролли, — сколько можно?! Как будто не вы писали это чертово объявление!»

— Присаживайтесь, — кивнул ей директор, аккуратно сложив газету и отложив ее в сторону.
Девушка послушно опустилась в невысокое кресло.
— Однако, — задумчиво произнес он, поднимая на Роланду глаза, — я должен признаться, что мистер Диггори превзошел все мои ожидания: это самое… хм… занятное заявление об уходе по собственному желанию из всех, что я когда-либо получал. А вы, собственно, кто?
— Й-й-я? — удивилась она, совершенно не ожидая такого поворота, — Меня зовут Роланда Хуч. Я национальная чемпионка Британской и Ирландской лиги по квиддичу, — возмущенно заявила Ролли и тут же осеклась, вспомнив, что это больше не так.
— Извините, — усмехнулся в бороду Дамблдор, — это была шутка. Я знаю, кто вы. Чаю?

Ей не особенно улыбалось учить детей, но другого выхода у нее не было. Уорвик, конечно, обещал ей непременно взять ее обратно в команду, когда она поправится, но оба они прекрасно понимали, что не «когда», а «если».

По этому Ролли выпила чаю, пожевала конфетку, подписала контракт и покинула директорский кабинет, смирившись со своей дальнейшей участью.

***

Когда Роланда шла обратно к своим покоям после первого урока, ее догнал профессор Слагхорн, невысокий полный волшебник с усами-щеткой, тщательно зачесывавший свои волосы так, чтобы скрыть пробивавшуюся лысину.

— Поздравляю с боевым крещением! — ухмыльнулся он.
Та поджала губы.
— Благодарю, — холодно ответила она, нахмурившись.

Гораций раздражал ее с самого первого дня их знакомства, когда он сладко улыбнулся, сжав ее узкую ладонь двумя потными руками и заверил ее, что очень сочувствует ее уходу из спорта, чем очень больно кольнул Ролли в самое сердце, намереваясь, вероятно, поднять ей настроение.

— Гриффиндор и Хаффлпафф, а? — хмыкнул он. — И как они?
— Прекрасно. — Сощурилась девушка, пытаясь прикинуть, как бы отделаться от него так, чтобы это прозвучало не слишком грубо.

В эту минуту из-за угла вышли четверо ребят. Семикурсников, насколько Ролли могла судить. Один из них — низкий и толстый — тут же округлил глаза и, не глядя, захлопал одного из товарищей по плечу, пытаясь привлечь его внимание.

— Смотри! — воскликнул он, давая петуха, — это она!
— Кто, она? — не понял его друг, выглядевший несколько… помято.
— Роланда Хуч! Я же говорил! Она теперь наш новый тренер по квиддичу!
— О, Мерлин… — простонала Ролли, поспешно сворачивая в другую сторону.
— Поклонники не дают покоя? — ухмыльнулся Слагхорн, следуя за ней по пятам. — Да уж, для детей ваш приезд, должно быть, - сбывшаяся мечта…

«Прошу, оставьте меня в покое», — мысленно взмолилась Ролли. От быстрой ходьбы у нее уже начали ныть ноги, но она только стиснула зубы и прибавила шагу.

— Как вам, возможно известно, — сказал едва поспевавший за ней мужчина, — в Хогвартсе существует так называемый «Клуб слизней», где собираются самые перспективные молодые волшебники, а так же, уже многого добившиеся профессионалы… так вот, в следующую субботу у нас состоится вечеринка по случаю начала учебного года. Я почел бы за честь, если бы вы… хм… посетили ее.

— Я подумаю, — ответила Ролли, останавливаясь у дверей в учительскую гостиную.
— Что ж, - расплылся в широкой улыбке Гораций, - встреча состоится в моем кабинете в шесть часов. Буду рад, если вы заглянете. А теперь, разрешите откланяться - я веду урок у первого курса, а с ними, знаете-ли, нужен глаз да глаз.

И с этими словами он отвесил ей что-то на подобии поклона и, шагая вперевалку, скрылся за ближайшим поворотом. Ролли ощутила легкий укол совести за эту бессмысленную гонку. В конце концов, Слагхорн совсем не виноват в том, что у нее плохое настроение, а его клуб, возможно, не так плох, как его название. Хмуро постояв еще несколько секунд, глядя в след профессору, девушка, наконец, толкнула дверь в учительскую гостиную.

Надо сказать, это было совершенно удивительное место. Все учителя жили в разных концах замка, но, так или иначе, стекались в гостиную, где пили чай и обсуждали новости в магическом мире и планы на ближайшее будущее. Ролли так и не поняла смысл этого места, ведь существовала еще и отдельная учительская для работы и официальных совещаний. Тем не менее, здесь было сравнительно уютно. Посреди гостиной стоял длинный стол со стульями по количеству преподавателей и еще тремя лишними. Стены были обиты мягкой красно-коричневой тканью, пылал камин, а по углам расположились удобные, обитые оливковой тканью диванчики с журнальными столиками. Огромные зарешеченные окна учительской гостиной выходили во двор, так что видно было и лес, и летную площадку и даже край озера.

Еще в августе, Роланду повергло в шок то, что весь этот замок просто пропах викторианским духом. Начиная с гнутых резных ножек у диванов и кресел, а так же старомодных тяжелых штор (разумеется, идеально подходящих по тону к диванной обивке) и заканчивая стилем одежды и поведения преподавателей. В первую очередь, это касалось женщин. Большинство из них носили старомодные наглухо застегнутые платья в пол с рукавами буф и маленькими стоячими воротничками. Кринолинов и корсетов никто не носил, но Ролли чувствовала, что совершенно не удивилась бы, если бы в один прекрасный день узнала бы, что у Авроры Синистры такая талия не от природы. Разговаривали размеренно с правильной дикцией; не смеялись громко; рук не пожимали, ограничиваясь легким касанием кончиков пальцев; в присутствии женщин мужчины никогда не курили (а женщина с сигаретой - это вообще верх неприличия); бурных разговоров старались избегать.

Как чемпионке и знаменитости, девушке приходилось иметь дело с аристократами, хотя по происхождению она и не входила в круг элиты. Ее семья была чистокровной, но не богатой и жила, к тому же, в Ирландии, а не Англии. Однако она совершенно не помнила за знакомыми ей аристократами такой чопорности. «Возможно, — думала Ролли, — они специально пытаются привить детям этикет». Но в таком случае, делали это из рук вон плохо, так как ученики носились по коридорам, непристойно ругались и вообще вели себя не лучшим образом.

Что же касалось ее самой, то она ни за что бы не променяла тренировочный костюм на помпезное платье. Конечно, иногда она носила и мантии, и юбки. Но большую часть времени предпочитала пользоваться тем, что школьный тренер волен одеваться так, как ему удобно. Перед приездом в Хогвартс она специально заказала себе белые обтягивающие брюки, приталенный эластичный жакет до середины бедра темно-синего цвета и темно-синюю официально-спортивную мантию с капюшоном и белой окантовкой и теперь одевалась по большей части именно так, периодически ловя на себе взгляды коллег и учеников.

Сейчас в гостиной почти никого не было. За столиком возле камина сидели в мягких креслах Аврора Синистра, преподавательница астрономии — леди в элегантной пурпурно-красной мантии поверх серо-синего платья и ее близкая подруга, Септима Вектор, невысокая колдунья в квадратных очках и старомодном жилете, преподававшая нумерологию. Ролли не очень понимала, как получилось, что они вообще подружились, ведь трудно было найти более непохожую пару, чем эти двое. Профессор Синистра смотрела на мир из-под тяжелых полуопущенных век, из-за чего казалось, что она глядит свысока и разговаривала очень тихо и внятно, но ее слушали абсолютно все, к кому она обращалась, не смея перебить. В ней сразу была видна истинная аристократка. Профессор Вектор же, напротив, была чуть резковатой и подвижной, как и сама Роланда. Она говорила быстро и увлеченно. Ее волосы носили какой-то неопределенный темный цвет, а понятие стиля, казалось, было ей не известно. Единственное, в чем Ролли была практически уверена, хоть никогда и не училась в Хогвартсе, так это в том, что обе они - очень строгие преподаватели.

На дальнем левом диване сидела учительница древних рун, Баштеда Бабблинг — нескладная барышня лет тридцати с копной жестких вьющихся волос, собранных в пучок, и здоровенным еврейским носом. Она задумчиво потягивала кофе из крохотной чашки.

К ней-то и подсела Роланда в ожидании следующего урока. Что-то подсказывало ей, что раз уж она все равно пришла в общую гостиную, то сесть одной было бы попросту не вежливо.

— Доброе утро, — улыбнулась девушка, — я вам не помешаю?
— Ничуть, — качнула головой Баштеда, — доброе утро.

Ролли постучала костяшками пальцев по столику, призывая домовика и сделала заказ: Чай с бергамотом и ореховое печенье. На столе тут же материализовался серебряный поднос с небольшим чайником, фарфоровой чашкой на блюдце и вазочкой с печеньем.

— Как ваш первый урок? — спросила Баштеда с очень правильным британским акцентом.
— Неплохо, — неуверенно протянула Ролли. Правила этикета подсказывали, что настоящее положение дел никого не интересует. — А у вас?
— Мой первый урок в этом семестре будет только через два часа, — неопределенно ответила та. — Слизерин и Ревенкло… мое любимое сочетание.

Роланда покивала. Повисла пауза. В камине еле-слышно трещал огонь, негромко беседовали Аврора и Септима, где-то за окном шелестели деревья. Ролли хрустнула печеньем и сразу почувствовала себя неуютно.

— Ах да, — сказала она, чтобы избавиться от неловкого молчания, — профессор Слагхорн приглашает меня на какой-то праздник в свой клуб в следующую субботу. Не хотите присоединиться?
— В субботу… — устало вздохнула Баштеда и взгляд ее сделался каким-то тоскливым.
— Что-то не так? — спросила Ролли.
— К сожалению, меня не бывает в замке по субботам, — отрезала ее собеседница с непонятным выражением.
— Эээ… — неловко пробормотала девушка, с каждой секундой чувствуя себя все более не к месту в этом замке.

В ее голову уже закралась мысль о том, как бы потихоньку покинуть помещение, как вдруг дверь распахнулась и на пороге появилась молодая женщина, чуть младше Баштеды. На ней было простенькое старомодное платье латунного цвета, на груди чуть заметно поблескивал маленький серебряный крестик, а короткие вьющиеся волосы, светлые, как солома, были аккуратно уложены. Она выглядела как-то очень светло и блекло. Но стоило ей улыбнуться, как взгляды всех присутствующих мигом обратились к ней.

— Доброе утро! — мило поздоровалась она и, пройдя в меру широким шагом через всю гостиную, с шумом раздвинула тяжелые шторы и распахнула окно. В ту же секунду в комнату ворвался свежий осенний ветер и солнечный свет.

Ролли поежилась. Отчего-то вошедшая сразу ей не понравилась. Она выглядела какой-то ненастоящей и приторно-доброй. Женщины тем временем заулыбались и поднялись с мест, а та, нежно сияя, сообщила:

— Я только что с поезда. Прошу прощения за задержку.
— Доброе утро, Чарити! — тепло улыбнулась Синистра. Вектор и Бабблинг последовали ее примеру.

Названная Чарити пожала им руки на дамский манер и воспитанно покивала.

— Чарити, — сказала Баштеда, оборачиваясь к Ролли, — познакомьтесь: профессор Хуч, наш новый тренер по полетам. Профессор Хуч, это профессор Бербидж, преподавательница маггловедения.
— Очень приятно, — мягко улыбнулась Чарити Бербидж, пожимая руку Роланде. — Вы, кажется, тоже не учились в Хогвартсе… надеюсь, вам понравится у нас.

Та покивала, не зная, что ответить. Она уже ненавидела это место. Но женщина улыбалась ей с такой приторной доброжелательностью, что у девушки не повернулся язык сказать об этом и она, неловко глянув на часы, вдруг спохватилась, что ей пора на урок и поспешила удалиться, на ходу размышляя, как же так вышло, что в этом чертовом замке она пока не встретила ни одного живого человека.


Глава 2

Минерва задумчиво водила деревянной расческой по своим остриженным по плечи волосам. Из старого, чуть потемневшего по углам, зеркала на нее рассеяно смотрела женщина лет сорока. Вокруг глаз и на лбу у нее уже наметились морщинки, хотя волосы оставались такими же густыми и черными, как в тот день, когда она заканчивала школу. Такая хорошая наследственность досталась ей по материнской линии. В семье Россов волшебники долго не старели и у большинства волосы и в сто лет оставались такими же черными, как в двадцать.

В середине августа, повинуясь внезапному порыву хоть что-то изменить в своей жизни, она зачем-то пришла в маггловскую парикмахерскую, где ей почти что задаром сделали «удлиненное каре». Это событие произвело настоящий фурор среди ее учеников. Гриффиндоры, встретив ее первого сентября, как один, открывали рты и таращились на нее круглыми глазами, что несколько помешало вести урок, так как все были скорее заняты обсуждением ее внешнего вида, чем теории Людвига Байеса о свойствах трансфигурации сыпучих веществ. А второго же сентября Сириус Блэк засыпал ее тонной совершенно неприемлемых анонимных любовных посланий. Минерва, не глядя, ссыпала их в ящик стола и про себя усмехнулась.

Снабжение декана самыми заковыристыми анонимными признаниями стало хобби Блэка еще с середины пятого курса. Причем, Минерва отлично знала, кто же ей их пишет и Блэк прекрасно понимал, что она знает. Но каждое воскресенье непременно писал новое — еще более пафосное и возвышенное (и вместе с тем, совершенно непристойное), чем предыдущее. По началу, эти шутки раздражали ее, но ни разу она и виду не подала, что получает их, заинтригованная, что же будет дальше. Затем Минерва привыкла и теперь каждую неделю с чистой совестью смахивала новое письмо в ящик стола, где их уже скопилась довольно богатая коллекция.

Женщина покачала головой и отложила расческу. Медные часики, висевшие на длинной цепочке у нее на груди, показывали девять утра. Самое время, чтобы отправиться в учительскую гостиную. За окном стоял редкий для этого времени года, солнечный денек. Уже становилось и холодно, и влажно, но негреющее солнце по-прежнему ярко светило сквозь верхушки облетающих деревьев запретного леса. Минерве вдруг вспомнился тот ненастный день седьмого июля 1954 года, когда она, двадцатилетней девочкой, приехала сюда в качестве помощницы преподавателя трансфигурации, коим работал тогда Альбус Дамблдор. Она сбежала в Хогвартс в поисках поддержки и домашнего уюта. Ей хотелось отдохнуть от серой, отравленной канцелярщиной, работы в министерстве. Минни МакГонагалл собиралась проработать здесь года два — не больше, а в итоге…

Работа в Хогвартсе — это приговор. Ей стоило бы говорить об этом каждому новому учителю. Прямо на станции «Хогсмит», чтобы у них был шанс вернуться тем же поездом. Но отчего-то она никогда и никому этого не говорила. Все только: «Как вы доехали?», «Хогвартс — отличное место, вам здесь понравится», да «удачи в учебном году». А на самом деле, за эти двадцать три года она поняла, что правила-то просты. Вы либо умираете или теряете рассудок еще до конца учебного года, либо увольняетесь сами по его истечении, при чем опыт работы останется огромным отпечатком на вашей жизни и будет преследовать вас до самого конца. А уж если вам удалось проработать здесь более полутора лет — считайте сделку оформленной. Вы уже никуда не денетесь отсюда до самой старости.

***

Когда Минерва вошла в учительскую гостиную, вся комната утопала в дыму. Тонкими витыми струйками тянулся он от сигарет наверх, под высокий сводчатый потолок, где уже скопилось огромное сизое облако, напоминавшее грозовую тучу. Потому что из преподавательского состава школы чародейства и волшебства Хогвартс курили все. Ну, или почти все.

Как всегда, центром здешнего собрания являлась Аврора, испокон веков подававшая себя так, будто учительская гостиная — это салон девятнадцатого века, а она в нем хозяйка.

— …я совершенно не узнаю Северуса в этом году и меня это очень огорчает, — сокрушенно говорила Чарити (единственная некурящая, если не считать Минервы), — я когда-то хорошо общалась с его матерью Эйлин. Вы, должно быть, ее помните. Он, конечно, никогда не ходил на мои уроки, но всегда был очень вежлив и обходителен, с ним было интересно поговорить. А в этом году приехал будто сам не свой. Весь какой-то злой, взъерошенный, на всех огрызается, ни разу и не подошел ко мне, хотя раньше мы беседовали иногда. Я боюсь, что он мог ввязаться в эту компанию — Мальсибера, Малфоя, и других. А эти ребята совершенно не внушают мне доверия…

— Милочка, — снисходительно промолвила Аврора, элегантно держа в пальцах сигарету на длинном мундштуке, — эта компания никому не внушает доверия. А уж если на чистоту, то и Снейп никогда не был подарком. И я совершенно не удивлена, что от него сбежала его рыжая подружка.
— Доброе утро! — приветствовала всех МакГонагалл, прервав поток сплетен.
— Доброе утро, Минерва, — спокойно поприветствовала ее Аврора.
— Вы снова взялись обсуждать выпускников? — укоризненно спросила та. — Честное слово, будто других тем для разговоров у нас совсем не осталось.

Она уселась на диван, рядом с Батшедой, Чарити и, причмокивающим сквозь сон трубкой, Слагхорном. Флитвик, восседавший в высоком кресле напротив, тут же предложил ей закурить.

— Спасибо, Филиус, — улыбнулась женщина, — но я по-прежнему не курю.
— Жаль… — протянул тот, с чересчур показным наслаждением выпуская кольцо дыма от своей толстенной и дурно пахнущей сигары.

Минерва усмехнулась. Она прекрасно знала о его пари с Помоной Спраут на сотню галлеонов, что в этом году декан Гриффиндора наконец-то сдастся и закурит.

— Кстати, — сказал он, — Минерва, сделайте, пожалуйста внушение своим Мародерам. Они снова начали год с того, что наворовали с кухни яиц и заколдовали их так, чтобы они летали за моими ребятами из хорового кружка и разбивались об их головы.

Она вздохнула. Честно говоря, она предвидела что-то в этом роде, но, к своему стыду, так и не собралась ничего предпринять. Отчасти потому, что по вторникам и пятницам хоровой клуб занимался прямо над ее кабинетом и ужасно мешал сосредоточиться на проверке домашнего задания своей дикой фальшью.

— А что вы думаете об этой новенькой девочке, тренерше по полетам? — спросила, ни к кому конкретно не обращаясь, Батшеда, стряхивая пепел с сигареты в фарфоровую чашку.
— Девочка, как девочка, — пожала плечами Аврора, привыкшая, что любой вопрос здесь адресован именно ей, — только гордая слишком. Не думаю, что она здесь приживется… даю ей… — она задумалась и выпустила изо рта струйку табачного дыма, — ну, скажем, год… да, год, — кивнула женщина, — и Дамблдору придется искать нового преподавателя.
— Чарити? — подняла брови Батшеда, ожидая ответа.
— Не знаю… — протянула та, расправляя складки юбки. — Меня ей только представили…
— А меня вообще не представили, — невзначай вставил Филиус.
— Меня ей только представили, — с нажимом повторила Чарити, глядя на него с нескрываемой усмешкой, — но мне почему-то хочется, чтобы она осталась. Она здесь явно не просто так появилась…
— Вы, милочка, говорите так абсолютно обо всех, — заметила Аврора.
— Я верю, что никто не появляется в нашей жизни просто так, — улыбнулась та.
— А вы, Минерва? — спросила Батшеда.
— А что, я? — переспросила она.
— Что вы думаете об этой Роланде Хуч?
— Я думаю, — протянула она, поджав губы, — что еще рано делать ставки.

В этот самый миг, дверь распахнулась и на пороге появилась Септима.

— Господа! Сюда идет новенький по защите! — воскликнула она с порога, громко хлопнув дверью.

Все тут же всполошились. Возведя очи горе, Минерва произнесла заклинание, ликвидировавшее дымовую тучу под потолком.

— Ну за что? — простонал Флитвик. — Мне надоело чувствовать себя школьником, курящим из-под полы. Я только что закурил и хочу насладиться этой прекрасной кубинской сигарой… можно хотя бы в этом году мы, наконец, прекратим этот бессмысленный фарс?
— Немного хороших манер, — заметила Аврора, туша сигарету в чашке и пряча мундштук в складках мантии, — нам всем не помешают.

Филиус с хрюканьем закатил глаза. Он был единственным, кто не признавал Аврору хозяйкой этого «салона».

— Вот об этом, — холодно молвила та, отточенным жестом одергивая рукава мантии, — я и говорю.
Учителя спешно принялись тушить сигареты, не упуская возможности переброситься последней долей сплетен. «…Минерва, он красивый?..» «…Интересно, а правду говорят, что он…» «…Что вы о нем думаете?..» «…Говорят, он из Греции…» «…Да затушите же свою ужасную сигару!..»

Дело в том, что о магической Греции в Англии волею судеб и не очень умных туристов, сформировалось множество совершенно немыслимых стереотипов. Начиная с того, что греки, по мнению англичан, должны непременно щеголять в пресловутых тогах и заканчивая очень распространенным мнением о том, что все они очень любят петь одноголосием и танцевать сиртаки при любых обстоятельствах. Как бы там ни было, греков в преподавательском составе Хогвартса еще не было, так что все с нетерпением ожидали появления новичка.

Все привели себя в порядок, расселись по местам, приняв менее вальяжные позы, и последним жестом оставили в воздухе чуть более сильный, чем нужно, запах брусники и белых лилий.

Как раз в эту минуту дверь снова отворилась и на пороге появился высокий широкоплечий мужчина лет тридцати с кучерявыми черными волосами и правильным греческим профилем.

Его взору тут же открылась идеально чистая учительская гостиная. Вокруг дальнего журнального столика расположились на диване Макгонагалл, Бабблинг, Бербидж и мирно посапывающий Слагхорн, причмокивавший во сне мундштуком своей трубки, которую в попыхах забыли у него отнять. Напротив них в креслах восседали Флитвик, Синистра и Вектор. И все они вели непринужденную светскую беседу (кроме, разумеется, спящего декана Слизерина).

— …В последнее время, — невозмутимо говорила Батшеда, в руках которой вместо сигареты теперь находилась фарфоровая чашка чаю на блюдце с голубыми розочками, — в замке стало ужасно холодно, несмотря на столь ранее время… вам не кажется?
— Возможно, — сохраняя абсолютно серьезное выражение лица, отвечал ей Филиус, по виду которого никак нельзя было сказать, что еще минуту назад он сидел, развалившись в кресле, и курил свою сигару, — немного разладились согревающие чары, наложенные на Хогвартс…

Вошедший неловко застыл при входе, безуспешно пытаясь понять, почему здесь так пахнет брусникой с белыми лилиями, хотя во всех вазах стоят розы, а для брусники вообще не сезон.

— Доброе утро! — радушно приветствовала его Аврора, неприменув окинуть недоуменным взглядом из-под томно опущенных век его серый твидовый костюм в мелкую клеточку.
— Ээ… Доброе утро! — ответил он, неловко поклонившись.
— Леди и джентльмены, — произнесла МакГонагалл, поднимаясь, — позвольте представить вам нашего нового преподавателя Защиты от Темных Искусств, профессора Петроса Моргана. Профессор Морган, познакомьтесь: Профессор Флитвик, преподаватель Чар и глава дома Ревенкло, профессор Синистра, преподаватель Астрономии, профессор Вектор, преподаватель Нумерологии, профессор Бабблинг, преподаватель Древних Рун, профессор Бербидж, преподаватель Маггловедения и профессор Слагхорн, преподаватель Зельеварения и глава дома Слизерин, — сообщила она на одном дыхании привычный набор имен.

Слагхорн громко причмокнул трубкой. Чарити легонько толкнула его в бок. Он тут же вздрогнул, проснулся, закашлялся и чуть не уронил еще тлеющую трубку на ковер.

— Что здесь происходит? — воскликнул он, еще не совсем проснувшись, — что я пропустил?

Аврора неодобрительно покачала головой.

— Профессор Слагхорн, позвольте представить вам нашего нового преподавателя Защиты от Темных Искусств, профессора Петроса Моргана, — невозмутимо повторила Минерва и снова присела на свое прежнее место.
— А-а-а… — рассеяно протянул тот и, встрепенувшись, плюнул в трубку и тут же спрятал ее за спину. — Очень приятно, — серьезно сообщил он, пожимая новенькому руку.
— Взаимно, — улыбнулся Петрос.

Флитвик трансфигурировал ему еще одно кресло и тот уселся в него под благосклонным взглядом Авроры.

— Откуда вы родом? — начала издалека ее подруга, Септима, предложив ему чашечку чая. — Петрос — ведь греческое имя… не так ли?
— Ну, — простодушно сказал Морган, — я вырос на Корфу, так что… действительно, можно сказать, что я грек.
— Вы очень чисто говорите для грека, — заметила Синистра и в ее голосе прозвучали нотки разочарования, ведь «правильные греки» просто обязаны говорить на дичайшем ломаном английском, приделывая к каждому слову окончание «ос».

Петрос чуть усмехнулся.

— Моя мать, — сказал он, — была полукровной волшебницей-гречанкой, а мой отец — чистокровный волшебник, родом из Уэльса, переехавший в Грецию незадолго до начала войны. Так что, технически, я грек лишь наполовину.
— Скажите, Петрос, — осведомился Слагхорн, — а правда, что у вас там кошки по улицам бродят?
— Какие кошки? — не понял тот.

МакГонагалл и Флитвик удивленно уставились на зельевара.

— Ну… священные, — пояснил он.
— Это что… шутка? — поднял брови профессор Морган.

Но декан Слизерина смотрел на него абсолютно серьезно, явно ожидая ответа. Петрос недоуменно обвел взглядом всех остальных. Те смотрели на него, как на музейный экспонат, который еще и разговаривает. Этакую связь с неизвестной цивилизацией.

— Но… вообще-то… — неуверенно пробормотал он, — кошки считаются священными животными в Египте…

Минерва видела, как сидящий напротив Флитвик делает все, чтобы не засмеяться в голос. Он поминутно приглаживал свои блестящие пышные усы, лишь бы не выдать улыбку.

— Ну конечно! — ухмыльнулся Гораций, будто говоря «так мы вам и поверили!»
— Но… я серьезно, — повторил Петрос, — кошки — священные животные только в Египте.

Слагхорн переглянулся с женщинами и все они снисходительно усмехнулись. Все, кроме Минервы, которая в этот момент пожалела, что у нее нет флитвиковых усов, чтобы спрятать под ними улыбку, готовую перерасти в истерический смех.

— Очень смешно, — похвалила Аврора. Глаза ее добавили: «Но нас-то вы не проведете»
— Нет-нет, — попытался отстоять истину Петрос с нескрываемым ужасом, — в Греции кошки не являются священными животными!

Повисла пауза в которой декан Слизерина и четыре женщины сверлили его снисходительными взглядами, красноречиво говорящими: «Мы уже разгадали ваш фокус. Можете перестать притворяться». Тот же переводил ошарашенный взгляд с одного лица на другое, пытаясь понять, разыгрывают его, или нет. И наконец, устав сопротивляться, сделал странное лицо и, разведя руками сказал:

— Что ж… эээ… вы правы, да. В Греции кошки… тоже считаются священными животными.
— Ну вот, — добродушно похлопал его по плечу Слагхорн, — так бы и сказали сразу.

Флитвик не выдержал и тоненько захихикал. При его обычном мягком баритоне этот смех звучал так смешно, что Минерва тоже не выдержала и прыснула, притворившись, что чихает. Она тут же поднесла к губам чашку, чтобы скрыть улыбку, но от смеха закашлялась и шестеро преподавателей уставились на двух деканов с откровенным непониманием.

***

— И что, позвольте спросить, это было? — подняла брови Минерва, едва двери учительской гостиной закрылись за спасавшимся бегством Морганом.
— Вы о чем? — не поняла Аврора, в аристократических длинных пальцах которой уже снова был мундштук с тлеющей сигаретой.
— О кошках! — возмущенно воскликнула она и, повернувшись к Бербидж, добавила: — и уж от кого я не ожидала этих глупых стереотипов, так это от вас, Чарити. Вы же сами только что вернулись из Греции.

Молодая женщина тут же потупилась и смущенно сказала, расправляя несуществующие складочки платья:

— Простите, госпожа декан. Просто у него было такое забавное выражение лица... и, кстати, кошек в Янине и правда было полно, но они действительно не являются священными животными.
— Быть не может… — недоверчиво нахмурился Слагхорн, заново набивая трубку.

Аврора лишь повела плечами и затянулась.

— Прошу меня простить, - сказала Батшеда, вставая, - но у меня урок.

Все покивали и преподавательница Древних Рун удалилась. Септима достала пачку маггловских сигарет и закурила.

— Кстати, Чарити, — вдруг вспомнила она, вы так и не рассказали нам о вашей поездке.
— Ну как же… — удивилась та, — я вам говорила. Это была очередная благотворительная поездка, организованная просветительским центром имени святого Антония.
— А… чем вообще люди занимаются в подобных центрах? — поинтересовалась Аврора. — А то вы постоянно отмалчиваетесь о своих разъездах.
— Навязыванием ни в чем не повинным людям своей религии, — скептично сообщил Слагхорн.
— Как вы можете так говорить? — ужаснулась Минерва. — Люди, объединенные общей верой делают благое дело, помогая малоимущим. Вот, чем занимается Чарити, и не смейте насмехаться над этим.

Признаться, она, как и ряд других преподавателей, недолюбливала декана Слизерина за его скептицизм и меркантильность. Чарити была всеобщей любимицей, хотя ее вера и была чужда преподавателям. Один лишь Гораций позволял себе открыто выражать свою к ней неприязнь.

Молодая женщина благодарно посмотрела на МакГонагалл.

— Представляете, — сказала она, не обращая внимания на слова зельевара, — дети в Янине лет с семи работают как взрослые… многие из них даже не умеют читать. Задача нашего центра — дать им хоть какое-то представление о мире за пределами нома и научить их азам арифметики, письму и чтению. Я, например, работала с мальчиком шестнадцати лет, который не умел посчитать до тысячи и прочесть про себя больше пяти слов подряд. И таких вот детей там очень много. Приходится учить их всему с самого начала.
— Таким детям, как правило, нужна еда и одежда, а вовсе не чтение катехизиса, — заметил Гораций.
— Ну разве я сказала хоть слово о катехизисе? — обиделась Чарити. — Я говорю об образовании. И, между прочим, материальную поддержку малоимущим мы тоже оказываем.
— Греция, — фыркнула Аврора. — ни в одной современной европейской стране не дошло бы до такого.
— Вот зря вы так, — отозвался Филиус, как дракон, выпуская из носа струи дыма, — да будет вам известно, что Греция входит в число этих самых современных европейских стран, а во многих регионах Англии, в том же Корнуолле, к примеру, ситуация обстоит не принципиально лучше.

Та только пожала плечами и стряхнула пепел с сигареты в чашку. Если Аврора что-то решила, то переубедить ее практически не возможно.

— Кстати, — сказала она, обращаясь к Чарити, — а как же тогда они учатся заклинаниям и откуда берут палочки?
— Заклинаниям? — удивилась женщина, — о нет, просветительский центр святого Антония оказывает помощь в первую очередь магглам. И потом, даже если в Янине и рождаются волшебники, у их родителей просто нет возможности отправить их в какую-либо школу, или даже купить палочку — это слишком дорого.

Повисла пауза. Слагхорн и Синистра, услышавшие только слово «магглы» смотрели на нее, высоко подняв брови. Минерва переглянулась с Филиусом, ожидая, что будет дальше.
— Магглам? — недоверчиво переспросила молчавшая до этого Септима.

Чарити кивнула. Минерва медленно выдохнула. Она знала, куда пойдет разговор теперь и ей это ох, как не нравилось.

— А что вы получаете за это? — спросил Гораций.
— Ээ… ничего, — чуть удивленно ответила та, — напротив, я сама трачу на это деньги.
— То есть, — уточнил он, — вы тратите время и деньги на неумытых магглов просто так?
— Ну да, — подтвердила молодая женщина. — И вы не поверите, какие они благодарные слушатели…

Она, кажется, правда не понимала, к чему он клонит. Минерва вдруг ощутила безумную усталость. Она слышала уже множество подобных разговоров в этой самой комнате. Только люди, что их вели, менялись. Это Хогвартс. Здесь все остается по-старому.

— Пожалуйста, — вздохнула она, — может, мы хоть в этот раз обойдемся без подобных прений?
— Нет уж, дайте я закончу, — с нажимом произнес зельевар. — То есть, — повторил он, — вы занимаетесь грязной, бессмысленной и, к тому же, неоплачиваемой работой?
— Вовсе нет! — воскликнула Чарити. — Я помогаю людям. Я помогаю тем, у кого нет никаких шансов в этом мире, получить хоть толику того, что имею я. По-моему, это очень достойное стремление… — она обвела глазами собравшихся, будто в поисках поддержки.
— Профессор Слагхорн, я так понимаю, пытается намекнуть вам, что вы растрачиваете свою прекрасную молодую жизнь на то, что не приносит вам никакой выгоды, — заметила Аврора.
— Именно, — кивнул зельевар, — берите пример с нашей новенькой — она моложе вас, а уже мировая знаменитость.
— Я же просила… — начала было госпожа декан, но Чарити ее перебила.
— Но я не хочу быть мировой знаменитостью, — сказала она, — я рада за профессора Хуч, но целью моей жизни является совсем другое и я… совершенно не понимаю, что в этом плохого.
— Вы, кажется, не вполне понимаете значение слова «благотворительность», — усмехнулся Филиус, глядя на Синистру и Слагхорна.
— Благотворительность, — хладнокровно сообщил декан дома Слизерин, — это всего лишь форма лицемерия. Никто и ничего не делает просто так, а те, кто не признают этого, просто напросто не желают видеть дальше своего эгоистичного носа.
— А как же альтруизм? Сочувствие? Любовь, в конце концов? — ехидно осведомилась Минерва.
— Все — вздор, — авторитетно заявил Гораций, попыхивая трубкой. — Все люди делают что-либо исключительно ради удовлетворения собственного эго.
— Ну, знаете… — выдохнула Чарити и бледное лицо ее пошло красными пятнами, — я никогда не делала вам ничего плохого. Что заставляет вас так не любить меня? Вот, почему, — сказала она, вставая и глядя прямо на Аврору, — вот, почему я так редко говорю о том, чем занимаюсь в не школьное время. Я знаю, что вы этого просто не поймете и мне очень, очень жаль, что у вас не хватает такта, чтобы с этим смириться. А теперь, простите, но у меня урок.

И с этими словами, она стремительно покинула гостиную, шмыгнув носом и как можно незаметнее вытерев левый глаз тыльной стороной руки.

Повисла тишина, нарушаемая лишь дыханием курящих профессоров.

— Ну вот зачем вы так? — спросила Септима у Слагхорна, глядя на пустое место, где только что сидела Чарити. — Зачем вам все время надо ее обижать?

Тот только надул губы и уставился куда-то в дальний угол, будто что-то там его очень заинтересовало. Минерва надеялась, что ему хоть немного стыдно.

— Да уж, Гораций, — нахмурился Филиус, переглянувшись с ней, — на этот раз вы и впрямь перегнули палку. Впрочем от вас, Аврора, — заметил он, переводя глаза на женщину, — я подобного не ожидал. Вы ведь были на ее стороне… и кстати, это в мой кофе вы стряхивали пепел все это время.
— Я всегда на ее стороне, — промолвила леди Синистра, неспешно затягиваясь и не обращая ни малейшего внимание на его замечание, — но кое-в-чем Гораций все же прав… Чарити молода. Она раздает всю свою жизнь другим и я очень боюсь, что в конечном счете она закончит так же, как он — одинокой и разочаровавшейся.

Зельевар попытался было что-то возразить, но под ее взглядом тут же умолк.

— И что же делает вас принципиально лучше Горация? — осведомилась Минерва.
— Меня? — подняла тонкие брови Аврора. — У меня, хотя бы, есть муж.