Глава 1Дин Томас, настроивший для Гарри портал на Драконью Гору, явно имел на него зуб за уведенную еще на шестом курсе девушку, потому что выбросило новоиспеченного аврора в полумиле от береговой линии таинственного острова, аккурат в неласковые объятия еще не прогретого апрельского моря. Смачно ругнувшись, вспомнив даже не сколько белье почтенного Мерлина, а скорее то, что под ним пряталось, Гарри размашистыми гребками поплыл к видневшемуся на горизонте пляжу. Благо опыт купания в ледяной воде в его жизни уже был, но Томас все равно козел. О чем Гарри не забыл просветить небеса и окружающую его местность, когда выбравшись на песок, наколдовывал согревающие чары для себя и осушающие для своих вещей. Осмотревшись на довольно однообразный пейзаж островка, основную площадь которого занимала скалистая гора, при ближайшем рассмотрении и правда здорово напоминавшая голову и хребет дракона. Лишь у основания «хвоста» имелась некоторая растительность в виде молодой весенней травы и редкого кустарника. Туда-то Гарри и направился, потому что если и нашелся сумасшедший, который решил поселиться на этом продуваемом ветрами и затопляемом морем острове, то сделать он это мог только в «хвосте» - единственном ровном участке.
Едва вступив на траву, Гарри понял, что не ошибся. От поляны фонило как минимум пятью защитными щитами, охранными сигналками пятнадцатой степени сложности и магией отвода глаз, мощности которой хватило бы на десять платформ Кингс-Кросса.
Кто-то о-о-очень постарался, чтобы его не нашли.
- Гермиона, Гермиона… - качая головой, шепнул Гарри, любовно обводя контуры заклинаний. Красотища неимоверная, что аж зависть берет.
Такого уровня наложения Гарри и за десять лет бы не добился, но вот разрушить – это как два пальца об асфальт. Да и в народе говорят, что ломать не строить. Всего три взмаха и пять пасов палочкой хватило, чтобы в клочья разорвать возведенные магические баррикады. Не тронутой Гарри оставил лишь одну сигналку, в которую и запустил булыжником. А потом присел на ближайший нагретый солнцем валун и стал ждать.
Звук шагов, сопровождающийся шелестом травы и шорохом ткани, Гарри услышал, но поворачиваться не стал. И когда на него упала тень, и когда его спину прошил контрастный осуждающе-радостный взгляд, а слуха коснулось обиженное сопение, даже тогда Гарри не обернулся. Но когда, обогнув валун, подошедшая встала напротив, Гарри не выдержал. Вскинув руки, он вцепился в ворот ее джинсовой куртки и рванул на себя, прижимая к груди, в которой восторженно-аритмично забилось еще мгновение назад мерно бьющееся сердце.
- Я просила не искать, я писала… - глухо сказала Гермиона, предприняв попытку освободиться, но ее еще крепче сжали в объятиях, запустив ей в волосы пальцы, зафиксировали голову, давая в полной мере насладиться ля-мажором своего сердца.
- Не трепыхайся. Я так-то еще злюсь, поэтому лучше не дергайся, - устраивая подбородок на ее заметно удлинившемся «вороньем гнезде», буркнул Гарри.
Мимоходом пробежавшись пальцами по бокам девушки и убедившись, что не нормальная худоба ему не показалась, неодобрительно поцокал языком.
На это ему выдали сакраментальное:
- Уж чье бы пикси пищало, а твое бы молчало.
После чего в ответ его также облапали, но вместо знакомой с детства худобы, обнаружив под одеждой стальные мышцы, уважительно хмыкнули. А потом ему уткнулись носом в основание шеи и разрыдались.
Что ж, он тоже рад ее видеть. Очень-очень рад.
Потянув подругу на себя, Гарри удобно поместил ее на своих коленях, ни словом не комментируя тот факт, что его недавно высушенный пуловер вновь намокает.
Полтора года.
Он не видел Гермиону Грейнджер полтора года.
Мордредовых полтора года, когда между изнуряющими тренировками и выматывающем обучение на аврора, он занимался поисками подруги, сбежавшей от ведомых только ей демонов. Подающая большие надежды молодая ведьма, перед которой распахнули свои двери почти все отделы Министерства Магии; которую лично Кингсли просил занять место своего секретаря; которая наконец-то обрела личное счастье с тем, кого любила с детства, она просто исчезла без объяснения причин, едва смолкли праздничные салюты, знаменовавшие конец магической войны против Волдеморта. Написав три письма – родителям, Рону и ему, Гарри, с одинаковым по содержанию текстом: «Не ищите, не пишите, так надо», Гермиона исчезла. Рон носом землю рыл, пытаясь ее разыскать. Поисковые маячки были бесполезны против мага уровня хогвартской зубрилы. Совы возвращались с невскрытыми конвертами и короткой припиской в углу: «Я же просила». Это короткая надпись была единственным доказательством того, что девушка жива. У Гарри сильно испортились отношения с Роном, так как он вначале считал именно его виновным в исчезновении Гермионы. Но видя, с каким упорством друг ее ищет, Гарри понял, что был не прав и предложил свою помощь. Он первое время наивно полагал, что между его друзьями произошла банальная размолвка и Гермиона решила таким образом поставить зарвавшегося бойфренда на место, или просто взяла таймаут, чтобы остыть и собраться с мыслями. Он не лез в это первые месяца два, пока не осознал, что все гораздо серьезнее и будь то простая ссора влюбленных, подруга бы уже давно остыла и вернулась.
Присоединившись к поискам, он осознал отчаяние Рона – когда такой маг как Грейнджер решает исчезнуть, он исчезает. Запала Рона хватило на полгода, еще три месяца он продержался на чистом упрямстве, потом еще месяц на самолюбие и еще неделю из-за того, что ему было стыдно перед Гарри, который словно заразился от него одержимостью, вознамерившись, во что бы то ни стало, найти пропажу. Рон сдался, признав поражение.
Он смирился с потерей и отпустил ее. Гермиона стала его прошлым. Рон с головой ушел в работу, став партнером Джорджа в магазине и стал встречаться с другими девушками.
Гарри не мог и не стал его осуждать. Это не было предательством – Гарри это хорошо понимал. «Не ищите, не пишите», давало право его другу забыть Гермиону даже сразу после исчезновения. Мало найдется настолько великодушных мужчин, чтобы простить такое вот вероломное, без объяснения причин, исчезновение любимой.
Но чувства Гарри к Гермионе были далеки от романтических. Их связывали узы совсем иного окраса. Еще живы были, да и вряд ли забудутся, воспоминания того, как они мотались с ней по лесам и горам, преследуемые Пожирателями и Охотниками за головами. Причем воспоминания того, когда их стало двое, после покинувшего их Рона, были почему то ярче, острее. Он помнил, как делил с ней единственно оставшийся спальный мешок, натирал ее простуженную уксусом в надежде сбить температуру, самолично рвал свою майку на лоскуты, когда у нее не было возможности найти средства женской гигиены. Слишком много у них было такого вот личного, настолько далекого от лирики, а потому, гораздо более глубокого, монументального, что отступить, стало бы синонимом «предать».
И вот он нашел ее в богом забытом месте, хотя лишь черт, или тот, кто выше, знает, чего ему это стоило. Он нашел ее: такую родную, такую ранимую, такую… Грейнджер, что на досадное недоразумение в виде намокшего ворота, Гарри просто не обратил внимания.
Не прерывая рыдания подруги ни бессвязным шепотом с набором стандартных глупостей, ни поглаживанием головы и спины вкупе с фразой, вроде: «ну будет, будет» или ее антонимом «ну поплачь, поплачь», ни даже вполне уместным убаюкиванием, а лишь просто крепко к себе прижимая и делясь ля-мажором своего сердцебиения, Гарри позволил ей полностью выплакаться.
А потом наглым образом напросился на чай. Отказывать другу в гостеприимстве, когда он все равно уже ее нашел, смысла не имело и, не сумев разомкнуть объятия намертво вцепившегося в нее Гарри, Гермиона повела того к своему убежищу.
Когда-то заброшенный рыбацкий домик, а ныне обжитый беглянкой, даже при ближайшем рассмотрении выглядевший, как груда больших валунов, изнутри радовал комфортом и уютом. Стены, лишь за редким исключением в виде пары узких окон и закутка под кухню, были заставлены книжными полками, «под завязку» набитыми книгами, свитками и журналами. Гарри широко улыбнулся. Даже в добровольной ссылке Гермиона не изменяла себе. Это не могло не радовать. Значит, есть шанс вернуть ее в мир. Узнать причину исчезновения, помочь все разрулить, и вернуть. Сомнений в том, что это удастся, у Гарри не было. Ведь нашел же он ее, ведь вопреки всему нашел. А значит и все остальное ему под силу. Только вот не ломать нужно, а строить. Это Гарри тоже уже понял.
Закончив с осмотром, он обернулся к Гермионе, растерянным изваянием застывшей посреди единственной в доме комнаты и сказал то, чего она, по-видимому, ждала, но совсем не желала услышать:
- Рассказывай…
Гермиона угрожающе насупилась, скрестив на груди руки и упорно отводила глаза от пытливого взгляда гостя.
- Хорошо, как скажешь, - подозрительно быстро уступил Гарри, в примиряющем жесте выставляя ладонь. – Так что там насчет чая?
- Я сейчас, - буркнула девушка, направившись в свой закуток.
В задумчивости прикусив нижнюю губу, она бросала исподтишка быстрые взгляды на старого друга, гадая, с чем связана его уступчивость. Зная Гарри не первый год, она отлично представляла себе, что такой любопытный авантюрист, как он, все равно не отступит от намеченной цели. А целью, похоже, стала тайна ее исчезновения.
Двигаясь автоматически, Гермиона наполнила чайник водой из стоявшего в углу цинкового бака, разожгла печь с помощью слабенького инцендио, приготовила две большие керамические чашки, опустив в них чайные пакетики, используя «акцио», призвала из старенького буфета печенье, кусковой сахар и розетку с джемом. Разложив эту снедь на подносе, приманила закипевший чайник и разлила кипяток по чашкам, продолжая хранить молчание и жевать губу.
Гарри не сводил с нее глаз, отмечая малейшие изменения в поведении и внешности подруги, пытаясь хоть частично разгадать тайну ее исчезновения. Внешне Гермиона не сильно изменилась, разве что волосы сильно отросли, лицо и фигура стали заметно худее и еще взгляд… Раньше прямой и открытый, теперь он стал почти затравленным. Не могло не бросится в глаза то, что она стала избегать зрительного контакта, прячась от него или под опущенными ресницами, или под вуалью из падающих на лицо волос. Как Гарри не старался, но поймать его ему так и не удавалось. Гермиона избегала на него смотреть открыто. Только когда думала, что он на что-либо отвлекся, бросала на него быстрые жадные взгляды.
Когда с чаепитием было покончено, и Гермиона отработанным пасом палочкой отправила поднос со всем содержимым на кухню, она предложила Гарри прогулку по острову. Из чего молодой аврор сделал вывод, что ей неуютно с ним в столь замкнутом тесном пространстве.
Его мучило то, что, возможно, она его боится. Его, ее лучшего друга!
Или тех вопросов, которые он может ей задать.
Второе показалось Гарри более правдоподобным. Не очень-то приятно думать, что боятся конкретно его.
А раз так, то с расспросами он решил повременить, дождаться "того самого" момента, о котором ему подскажет его интуиция. Выгнать подруга его не сможет, ибо некуда. Остров закрыт от аппараций, не подключен к каминной сети, а о том, что у Гарри есть портал до Лондона – у Дина он заказал «билет» туда и обратно – Гермионе знать не обязательно.
Словно прочитав его последние мысли, подруга спросила:
- Надолго ты у меня?
Она старалась придать голосу непринужденность, но от Гарри не ускользнуло то, с какой нервозностью она окинула пляж, как минимум, рассчитывая, на появления рыжей делегации многочисленного семейства Уизли, и, как максимум, на кортеж из дюжины авроров во главе с действующим Министром Магии.
- А мне уже пора? – вопросом на вопрос ответил Гарри, а перехватив ее взгляд, коротко хмыкнул: - На данный момент я один знаю, где ты находишься. Ты очень хорошо спряталась, Гермиона.
- Да вот выходит, что не очень то и хорошо – ты-то меня нашел.
- Это лишь доказывает, что я неплохой сыщик, а не то, что ты плохо играешь в прятки, - широко улыбаясь, ответил Гарри.
- И все же, на чем я прокололась? – не скрывая любопытства, спросила Гермиона, обегая Гарри и идя уже спиной вперед, пытливо вглядываясь в его прищурившиеся глаза, при этом не забыв свои спрятать под надвинутом на лоб козырьком бейсболки.
- Это ты на будущее подстраховаться решила? – рассмеялся Гарри, - А вот шиш тебе! Если ты снова надумаешь податься в бега, я буду знать, как тебя искать… Осторожно! – метнувшись к девушке, он схватил ее за руку и дернул на себя, предотвращая падение: на пути Гермионы валялась здоровенная коряга, о которую та непременно бы споткнулась.
Глянув через плечо на возникшую у нее на пути преграду, и передернувшись при взгляде на ее длинные острые ветви, Гермиона облегченно вздохнула:
- Эм… Спасибо, - и потянула обратно свою руку.
Гарри нехотя ее отпустил, но развернул ее лицом вперед и дальше они прогуливались, едва ли не касаясь друг друга плечами.
Выйдя на пляж, Гермиона предложила Гарри устроить тут привал.
- Уже минут через сорок солнце начнет садиться. Отсюда потрясающий вид на море.
Расстелив приманенный из домика плед, молодые люди с удовольствием опустились на него, вытягивая гудевшие ноги. Перекусив имеющимися в рюкзаке Гарри сэндвичами и запив их водой из бьющегося неподалеку ключа, они, взаимно поддерживая искусственную непринужденность, обсуждали последние новости. Говорил в основном Гарри, так как ему, в отличие от отшельницы, было что поведать. Хоть Гарри и догадывался, что совсем уж отгородиться от мира Гермионе не удалось – в доме кроме книг была и пресса, и главные новости она, наверняка, знала (ну не исключительно же для растопки печи и камина она использовала газеты). Но говорить хотелось, и раз для главных вопросов еще не настало время, можно рассказать Гермионе, например, о том, что при первом в своей жизни стихийном выбросе, Тедди Люпин смог перекинуться в волчонка. Или о том, что Флер Уизли готовилась вновь стать мамой и ожидала появления двойни. А Джордж уже дал согласие, чтобы быть их крестным. Невилл стал ассистентом мадам Стебль и иногда подменяет ее на занятиях в Хогвартсе. А еще он сделал предложение Ханне Эббот и, разумеется, получил согласие. Что касается той, от которой он в свое время согласия не добился, то Луну Лавгуд выдвинули на премию Ньюта Саламандера, но приз достался его внуку, зато самой Луне достался собственно сам внук. Деликатно коснувшись темы Рона, только отметил, что тот вполне успешно справляется с ролью управляющего магазином и лишь на прямой вопрос Гермионы ответил, что и на личном фронте тот вполне успешен. Гарри не без удивившего его самого волнения следил за реакцией Гермионы и внутренне возликовал на вполне нейтральную реакцию и ее сухую ремарку: «Рада за него». И все. Просто, рада.
Неожиданно рассказал про разрыв с Джинни, хотя именно эта новость скорей всего была Гермионе уже известна. Год назад об этом трубила вся магическая "четвертая власть". Но Гарри, сам не отдавая отчета своим поступкам, решил лично оповестить об этом Гермиону. И даже, за каким-то соплохвостом, дал понять, что сейчас не связан никакими отношениями. Ее легкий румянец бальзамом пролился на вздумавшее снова музицировать сердце.
А потом они любовались закатом, заворожено наблюдая, как серый камень Драконьей Горы словно подсвеченный изнутри, вспыхивал всеми оттенками золотисто-красной гаммы. Гарри сидел, вытянув ноги и отведя назад руки, а Гермиона лежала на боку, пристроив на коленях друга свою голову.
- Китайский Огненный Шар… - благоговейно прошептал Гарри.
- Средиземноморский Золотой Крылохвост, - поправила его Гермиона и получила ощутимы тычок под ребра. Чтоб не умничала, разрушая красоту момента.
Набрав в грудь больше воздуха, Гермиона уже собралась отразить внезапную атаку гневной отповедью, но бросив взгляд на впавшего в катарсис друга, не сводящего восхищенного взгляда на открывшийся пейзаж, решила, что и правда, не стоит разрушать красоту момента.
Когда солнце скрылось за горизонтом, и еще недавно охваченная сиянием гора превратилась в огромную черную тень, Гарри внезапно спросил:
- Ты бежала не от кого-то или чего-то, ты бежала от себя, да?
Гермиона дернулась, как от удара и подорвалась вскочить, но Гарри, пропуская в этот момент между пальцами ее густые непокорные пряди, второй рукой надавил ей на плечо, возвращая на пригретое место на своих коленях.
И она сдалась, сразу как-то сдулась, словно из нее выкачали весь воздух, прижала колени к груди, обняв их тонкими руками и начала свою исповедь.
- Я не сразу поняла, как сильно изменила меня эта война. Во время Битвы за Хогвартс, я видела как один за другим погибают мои друзья: Ремус, Тонкс, Фред. И другие смерти, много смертей. Сотни трупов… Я сама не заметила, как стала применять страшные темномагические заклинания, ведь невозможно Ступефаем отразить непростительные. Я раз десять применяла сектусемпру, ту самую, за которую когда-то гнобила тебя.
Гарри хотел перебить ее, сказать, что тогда была война, люди сражались за свою свободу и не важно, какими методами, но боялся, что прервет ее и она замкнется, не будет рассказывать дальше. К тому же она умная девочка, и без его банальностей знает, что на войне, как на войне. Но раз не смогла себя оправдать, значит было еще что-то…
Надо выслушать до конца, и уже потом выступить с защитой, успокоить, утешить – сделать хоть что-то, чтобы помочь снять душившую ее боль и еще, похоже, громадное чувство вины.
- Пока мы хоронили павших, пока восстанавливали разрушенное, я не задумывалась о том, что со мной не так. Потому что со всеми было все не так. Но уже совсем скоро Рон стал снова звать меня на свидания, вы с Джинни занялись карьерами, а все свободное время не выходили из спальни, Флер забеременела, Невилл и Луна отправились в джунгли с экспедицией Рольфа Скамандера. Когда я видела, как вы все нашли в себе силы, чтобы жить дальше, понимала, насколько же я ущербна.
Мальчишки часто играют в войну, иногда и девчонки с ними за компанию. Когда это игра, это не страшно. Страшно, когда война начинает с тобой играть. А у меня сломалась кнопка «стоп», и «пауза» западает. Я все еще играю в войну, Гарри, он-лайн играю. Я не жалею ни одного убитого мною Пожирателя - те твари это заслужили, видит бог, заслужили. Я жалею о том, что сотворила с собой.
Первый инцидент произошел в Австралии, когда я отправилась за родителями. Я тогда очень волновалась перед встречей, сомневалась, хватит ли мне опыта, чтобы без последствий для их здоровья снять наложенные мною чары и вернуть им память. Поэтому, видимо, и ошиблась при перемещении. До дома родителей было еще несколько кварталов. Аппарировала я в не самый благополучный район. Совсем-совсем не благополучный… Но тогда я этого не знала, поэтому решила пройтись пешком. Они появились внезапно, свернув в тот переулок, из которого я выходила. Трое молодых подвыпивших людей, мальчишек по сути, не многим старше меня той, восемнадцатилетней.
Гермиону стало колотить, несмотря на то, что еще не успело сильно похолодать и она еще плотнее обхватила колени руками. Всхлип она подавила, закусив костяшки пальцев.
Гарри и самому стало жутко, так как варианты развития событий при встречи в темной подворотне молоденькой девушки с не обремененными моралью индивидами особым разнообразием не отличались. Но терзаться муками совести за то, что подбил Гермиону на откровенность, Гарри себе запретил. Она же молчала, все это время молчала, вплоть до исчезновения даже виду не подавала, что внутри ее царит такой ад.
Призвав из дома еще один плед, он набросил его на вздрагивающие плечи подруги. А потом еще призвал недавно встреченную корягу и развел костер. И когда и после этого Гермиону продолжило потряхивать, он подтянул ее выше, к своему теплому боку. В такой позе было удобно плотнее спеленать подругу, а ее дрожащие холодные пальцы согреть в своих ладонях.
- Гарри, они даже ничего сказать не успели. Просто шагнули на меня из темноты, а я... я… Я даже не вспомнила про «Ступефай, я сразу применила к ним режущее. Не задумываясь, понимаешь? А они же мальчишки совсем, они может и не хотели мне ничего сделать, а я…я…Я их едва не убила, - Гермиона не рыдала, она выла от боли, молотя головой о плечо Гарри и судорожно сжимала пальцы, непроизвольно впиваясь ногтями в его ладони.
Все слова утешения застряли в горле. Гарри не знал, что сейчас сказать Гермионе. «Это посттравматический синдром. Довольно частое явление. Да после войны оно у каждого встречного наблюдалось. В том числе и у меня»? Глупо. Не такой умнице, как Гермиона Грейнджер, Гарри должен объяснять про ПТС. Она и без него об этом все прекрасно знает. Но эти знания ей не помогли. Втирать про инстинкт самосохранения он тоже не мог. Любой нормальный маг при встрече с потенциальной угрозой, постарался бы сразу же аппарировать или просто сбежать. Смельчак вступил бы в бой, начав как раз таки со «Ступефая». А вот как раз таки Пожиратель, не задумываясь применил бы смертельно опасное заклинание. На наличие проклятий и их остаточного следа, Гермиону, как и всех участников сражения, проверяли в первую очередь там же, в Большом Зале Хогвартса. Значит и чужим вмешательством Гермиона не могла себя оправдать. Берсерк бы сразу обнаружили. Его тогда с девяти человек сняли - уж больно не хотели терпящие поражение Пожиратели, уйти, не хлопнув дверью. Вот и оставили бомбы замедленного действия. Но на Гермионе такого проклятия не было.
К тому же Гарри отчетливо слышал, как Гермиона сказала: «первый инцидент». Значит были еще.
Бедная, бедная девочка.
- Я не могла остаться, Гарри. Ты прав, я сбежала от себя самой, потому что очень боялась того, что следующим, кто напугает меня, может стать Рон, неожиданно подкравшийся со спины, или Тедди, взявший привычку выпрыгивать из-под стола, или налетевшая мне на спину Джинни, или ты. А в момент испуга я совсем теряю контроль над собой. Я старалась, я честно старалась. Я пила зелья, консультировалась и с целителями и с обычными психологами. Отдых, витамины, антидепрессанты, дыхательная гимнастика, гипноз, даже йога – я все перепробовала. Но второй приступ лишил меня надежды на то, что у меня есть время, так как случилось то, чего я больше всего боялась. Рон не помнит – я подтерла ему воспоминания, пока залечивала нанесенную мною же рану. В тот день он напросился на ужин. Я честно предупредила его, чтобы он вошел как полагается, через дверь. Но он решил сделать мне сюрприз. Аппарировал сразу в квартиру. Я была на кухне, чистила овощи, когда он подкрался ко мне со спины. Просто обнял, поцеловал в плечо, а я… Я как была с ножом в руке, так с ним же и развернулась. Выпуталась, поняла, что это просто Рон с бутылкой вина, цветами и рукоятью ножа, торчащей в бедре… Вот тогда-то я и написала те письма и исчезла, чтобы лечиться на расстоянии от вас.
И вот надо бы что-нибудь сказать, но вот что? О том, что она не виновата? Засмеёт. Тогда кто виноват? Волдеморт? Нет, точно засмеёт. Сказать о том, что теперь она не одна? Ну, так это она сама теперь знает. Вот он, никуда не уходит, сидит с ней рядом. И без нее точно никуда и не уйдет.
И Гарри промолчал. Лишь крепче обнял уже беззвучно плачущую девушку к себе, невесомо целуя вьющиеся на макушке прядки. А она, осторожно высвободив свои ладони из его захвата, тоже крепко его обняла.
Гарри не знал, сколько они так просидели, но точно помнил, что Гермиона уснула первой, потому что почувствовал, как она стала заваливаться на него. Соскользнув с плеча, ее голова стукнулась о его грудь, а потом тело девушки мягко перетекло в лежащее положение.
Конечно, надо бы отнести ее в дом, да и сам он уже активно клевал носом, но шевелится, куда-то подрываться абсолютно не хотелось. Закат на Драконьей Горе был потрясающий, оставалось надеяться, что и рассвет не подведет.
И наколдовав над собой защитный купол, вплетая в него согревающие чары, Гарри вытянулся рядом с Гермионой и тоже заснул.
Глава 2Рассвет вышел примечательный - предчувствие Гарри не подвело. Но долго любоваться на прекрасное во всполохах восходящего солнца море и игру огня на хребте скалистого дракона он не стал, так как нашлось более завораживающее зрелище в паре метров от него.
Гермиона, не заметившая пробуждения Гарри, увлеченно запускала кисть в песок, а потом медленно поднимала ее, следя за тем, как тот просыпается сквозь ее растопыренные пальцы. Оставшийся бугорок песка на тыльной стороне ладони она подкидывала вверх. После чего, быстро крутанув кистью, ловила его на ладонь и, поднеся к губам, сдувала.
Очаровано, словно под гипнозом, Гарри следил за повторяющимися действиями подруги и лишь спустя несколько минут, встрепенулся и проморгался.
- Прекрати, - сипло попросил Гарри, продолжая отчаянно моргать, сбрасывая липкое оцепенение, а перед глазами продолжала маячить тонкая, полупрозрачная в лучах восходящего солнца, девичья кисть с узловатыми пальцами. Гарри сфокусировал взгляд на четко обозначившейся шишечке на ее среднем пальце в надежде что это поможет прийти в себя.
- А?.. – Гермиона как раз подносила ладонь к губам, чтобы сдуть пойманные песчинки, да так и застыла в этой позе, подняв на друга вопросительный взгляд.
А Гарри вдруг подумал, что еще ни у кого не видел таких красивых глаз.
А еще он неожиданно подумал, что все его девушки были кареглазые.
Удлиненные узкие глаза Чжоу, пленяли своей экзотичностью, заставляли робеть и нести всякую чушь. Таким неумелым и глупым он себя чувствовал только с ней. Его первое любовное фиаско связано тоже с ней.
Дерзкий взгляд Джинни будил в нем нечто дикое, чему он сам не мог дать названия, призывал к подвигам и свершениям, за такой взгляд он в свое время был готов горы свернуть. Сильная духом Джинни не могла и не умела уступать и сдаваться, на компромиссы идти не желала. Поэтому не удивительно, что долго эти отношения не продлились и, казалось бы, нерушимая пара, прошедшая и огонь и воду, распалась. К счастью, влюбленные вовремя поняли, насколько они похожи и как им обоим тяжело постоянно биться за лидерство в отношениях, а вести себя по-другому просто не умели. Джинни нашла себя в спорте, где ее борцовские качества пришлись, как нельзя, кстати, и вернула себе расположение бывшего бойфренда Дина Томаса, чей спокойный уравновешенный нрав она смогла оценить только после неудачных попыток подмять под себя Гарри Поттера.
Гермиона не была девушкой Гарри - она была его другом, его семьей, женским эквивалентом той самой мифической «стены», за которой чувствуешь себя в полной безопасности. Когда она смотрела на него, он не робел, не забывал, как дышать, его не тянуло на свершение глупых подвигов и романтических поступков. Умные, теплые, красивого кофейного оттенка, ее глаза согревали, придавали уверенности в своих силах, дарили так нужное спокойствие тому, кто привык к вечной борьбе с миром и с самими собой.
Гарри после войны был слишком занят. Он переживал любовный бум с Джинни, удовлетворял подавляемое во время войны либидо и воплощал в жизнь подростковую мечту об алой мантии аврора. Гермиона продолжала занимать в его сердце особое место, но времени на частые встречи у него не было. Ему очень не хватало ее общества, но не хотелось прослыть эгоистом. Ведь не у него одного появилась личная жизнь. Гарри не хотел быть третьим лишним и мешаться под ногами у своих друзей, которые наконец-то выяснили отношения и начали встречаться.
А вот когда Гермиона исчезла, Гарри осознал, что все это время она была хранительницей ключей от дверей его внутреннего ада. И без нее запертые там демоны вырвались наружу. Его однокурсники по аврорской академии начинали сереть лицом, когда им в спарринг-партнеры назначали Гарри Поттера и готовы были подписаться под каждым словом Риты Скитер, когда то не самым лестным образом отзывавшейся о душевном равновесии Избранного. Не одна она играла он-лайн с войной, Гарри тоже. Начав свой бой еще в одиннадцать, он не мог прерваться до сих пор. И не сошел с ума, да и жив был, только потому, что рядом всегда была Гермиона Грейнджер – не по годам мудрая и до зубного скрежета рассудительная, занудная, скрупулёзная, и, между тем, очень добрая, остроумная, верная и веселая.
Его Гермиона.
Он нашел ее, свой персональный катализатор спокойствия и теперь никому ее не отдаст. Даже Рону.
Особенно Рону.
Гарри итак дал ему фору в девять лет, вот и будет с него. Больше он уступать не намерен, потому что он… Потому что он…
Потому что он, Гарри Поттер, любит Гермиону Грейнджер.
Гарри вздрогнул от внезапного осознания того, что весь тот бред, который проносился в его голове, был чистой правдой. Пазл сложился. Все его терзания и мучения последних полутора лет имели довольно простое основание - просто он любит Гермиону. И не важно, что рядом с ней не потеют ладони, не заплетается язык, нет порыва достать звезду с неба, писать стихи и завалить площадь вокруг ее дома цветами. Вся эта романтическая ерундистика не достойна такой девушки, как Гермиона Грейнджер. Ведь рано или поздно исчезнет робость, звезда превратиться в черную дыру, казавшиеся возвышенными оды обретут свою пошловатую банальную суть, а цветы в увядший мусор. Такова печальная участь любой влюбленности. Он прошел это с Чжоу и Джинни. А в Гермиону он не влюблен - он ее любит.
Гарри, не отрываясь, смотрел, как Гермиона, так и не дождавшись от него ответа, лишь пожала плечами и сдунула последние оставшиеся на ладони песчинки. После чего потянулась за водой. Для этого ей пришлось перегнуться через него, пощекотав волосами его руку.
Гарри сглотнул накативший к горлу ком. А потом подался ей навстречу, перехватывая ее руку с зажатой в ладони флягой. Он ее любит… ведь любит же? Долго рефлектировать и терзаться сомнениями он не намеревался. Возраст уже не тот, как-никак, третий десяток разменял и вообще, гриффиндорец он или кто?
Гермиона замерла, в шоке уставившись на сильные пальцы, с шероховатыми мозолистыми подушечками, отчетливо чувствующиеся на тонкой нежной кожи запястья. Затем она вскинула на него странный взгляд, в котором под уместным в данном случае недоумением пряталась робкая надежда, и дикая, невероятно дикая тоска.
- Знаешь, мне тут в голову пришла очень интересная теория, - в глотку к Гарри словно песка насыпали, так глухо звучал его голос, - которая нуждается в доказательстве. Поможешь?
- Что ж, - не менее глухо ответила Гермиона, с трудом оторвав взгляд с сомкнутых на своем запястье пальцев, и посмотрела на стремительно приближающее к ней лицо Гарри, - Доказательства различных теорий всегда меня увлекали. В чем собственно…
Договорить ей не дали, потому что расстояние между их лицами сократилось до минимума и губы Гарри накрыли ее в долгом, откровенно изучающем поцелуе. И ему ответили, вначале робко, неуверенно, но с каждым рваным вдохом, заражаясь от партнера напором, все неистовее и даже отчаянно. Словно в последний раз.
Когда даже на свистящие короткие вдохи уже не хватало сил, они прервали поцелуй. Обняв девушку за шею, Гарри прижался лбом к ее пульсирующему виску:
- Я люблю тебя, Гермиона. Я так тебя люблю…
Легкая улыбка тронула ее губы:
- Что и требовалось доказать, да?
Ей ответили утвердительным кивком и потянулись за новым поцелуем.
Наложенные еще ночью чары продолжали согревать их от пронизывающего морского ветра и утренней прохлады, поэтому стало вполне уместным стянуть с Гермионы куртку – ее шуршащий звук действовал на и без того натянутые нервы. Начало было положено, и не встретив особого сопротивления, в перерывах между поцелуями, Гарри избавился и от остальной одежды девушки, расширяя поле деятельности для своих губ и рук. Однако правила приличия не позволяли ему быть одетым рядом с обнаженной дамой и к вороху из ее одежды, он очень быстро добавил и свой пуловер, майку и джинсы. А потом, идя ва-банк, еще и нижнее белье.
Теперь и Гермионе было где разгуляться и она не с меньшим азартом дала волю рукам и губам.
Гарри с восторгом встретил ее ответную волну страсти – приятно сознавать, что сгораешь не в одиночестве. Ее смелые ласки помог ему отпустить себя и перестать сдерживаться. И тем ошеломительней для него стал сорвавшийся с ее губ вскрик боли, когда он плавным толчком вошел во влажную глубину ее тела. Руки Гермионы, до этого поглаживающие его поясницу, взметнулись к груди в инстинктивном защитном жесте оттолкнуть, но очень быстро порхнули выше, крепко обняв Гарри за шею. Все еще не веря в произошедшее, Гарри мазнул ладонью между их соединенными телами, и, поднеся ее к глазам, судорожно икнул, заметив размазанную по ней кровь.
- Ох, ты ж… Но как же… Ты… Рон… вот же ж… - Гарри понимал, что ведет с этим лепетом себя по-идиотски, но сказать что-то более вразумительное был не в состоянии. И ведь мог же догадаться, или хотя бы спросить… Хотя как, когда его ТАК целовали и еще откровенней ласкали. Ну, вот как так, а?
- Ты хочешь поговорить об этом прямо сейчас? – хохотнув ему в ухо, съехидничала Гермиона, и слегка шевельнула бедрами, привыкая к новым для себя ощущениям. А потом ощутимо ткнула его под ребра, чтоб знал, что ни одна она может испортить красоту момента. Но видя его растерянное и виноватое выражение лица, сжалилась и на этот раз сама потянулась за поцелуем.
Гарри правильно ее понял и приложил все усилия, чтобы ничего дальше не испортить и сделать все правильно. К обоюдному удовольствию.
Глава 3Сердце потом еще долго маневрировало, бухая то в районе горла, то и вовсе, в районе подвздошной области, пока окончательно не успокоилось и вернулось в насиженное место. От тесно прижавшейся к его боку Гермионы было приятно тепло и знакомое, ощущавшееся только рядом с ней, чувство безмятежности и уверенности, расползалось по нему, подобно живительному бальзаму из слез феникса. Гарри был абсолютно, категорически счастлив.
Об этом счастье хотелось кричать на весь мир, но пока ему хватило и общество любимой женщины, и он поведал об этом ей.
Голова Гермионы покоилась у Гарри животе, и он лишь по легкому шевелению кожи под ее щекой, почувствовал, что она улыбнулась. В задумчивости выводя руны на его бедре указательным пальцем, она неожиданно заговорила:
- Мы с Роном не просто не успели стать любовниками. Рон хотел и всячески намекал на возможность интима: устраивал романтические вечера, дарил подарки с намеком, откровенно лез под юбку и за ворот блузки. А я… Я отгораживалась призрачным «потом» и «я еще не готов». И это лишь частично связано с моей проблемой. Я не просто боялась или набивала цену, я просто не чувствовала того же, что и Рон, не хотела ничего больше поцелуев и объятий. Моя чувственность молчала и я свалила это в одну кучу с проблемами своей психики. Только тут, на острове, оставшись наедине со своими мыслями, я осознала, что просто не любила Рона и сейчас не могу со стопроцентной уверенностью заявить, любила ли Рона когда-нибудь именно как парня, как мужчину, а не только как друга. И уж точно не вспомню момент, когда влюбленность переросла в упрямство. После стольких нанесенных им обид, наступило закономерное разочарование, но во мне было слишком много от гриффиндорца. Я упрямо шла к давно обозначенной цели – заполучить Рона Уизли.
Я бы назвала это эффектом куклы. Знаешь, во многих романах в качестве аллегории любви используют мечту девочки о невероятно красивой кукле за витриной магазина. Как она о ней мечтает, чуть-ли не каждый день бегает к той витрине, и, залипая у стекла, грезит о том, что мама купит ей эту сказочную куклу. И когда мечты сбывается и на свой день рождения девочка получает эту куклу, с трепетом разрывает упаковку и… одной мечтой становится меньше и одним разочарованием больше. Сказочная фея в белых кружевах оказывается обыкновенной фарфорово-тряпичной куклой на проволочном каркасе. Даже «Мамой» она называет всех, кто уложит ее на спину, а девочка наивно полагала, что только ее одну…
В моей жизни тоже была такая заветная витрина. Даже если я всегда предпочитала куклам книги, но я тоже хотела для себя сказку. И что такого, если у нее фарфоровое лицо и набитое ватой тело? Зато кукла, наконец, стала моей. А вот что с ней потом делать – об этом я не подумала.
Гарри скривился от подобного сравнения, ведь Рон, до того как превратиться в потенциального соперника, многие годы был его лучшим другом. И, хотелось верить, останется в этом статусе и после всего случившегося. Гермиона, заметив, как коробит Гарри, решила пояснить:
- Я вовсе не хочу сравнивать Рона с проволочным каркасом, просто эта аллегория более понятная. Я слишком долго простояла у витрины, чтобы так просто отказаться, понимаешь? Но вот что самое забавное: в моем магазине была не одна заветная кукла, а две. Но вторая была слишком невероятной, слишком фантастической, слишком дорогой для меня. О ней я даже не смела и мечтать, потому что искренне верила, что такой как я никогда и ни за что не заполучить её. Поэтому мечтать о ней я себе строго-настрого запретила, сконцентрировавшись, а точнее зациклившись на первой кукле: она была тоже красивая, но более простая и не такая дорогая. Она была мне по карману. Я так сильно старалась себя убедить, что та, Другая, мне вовсе не нужна, а нужна вот Эта, что в итоге поверила.
- Гермиона, ты сейчас обо мне? Это я, что-ли, сказка, о которой даже мечтать вредно? – Гарри скептически взглянул на Гермиону, и приняв ее кивок за согласие, продолжил: - Хороша мечта: в склеенной скотчем оправе дебильных очков, в разы превышающем мой собственный размер секонд-хенде, и кучей комплексов – результата отсутствия детства.
- Ты был легендой, Гарри. Героем из сказки, рыцарем без страха и упрека. В одиннадцать ты сразился с духом Волдеморта, в двенадцать с его ожившими воспоминаниями и огромным василиском, в тринадцать…
- Понял, я, понял, - отмахнулся от похвалы Гарри, боясь, что еще чуть-чуть, и начнет краснеть.
- И влюбился ты впервые не в среднестатистическую британку, а экзотическую красавицу из Поднебесной, - упрямо вздернув подбородок, продолжила Гермиона. – После Чжоу я честно думала, что ты увлечешься кем-то не менее экзотичным. Вейлой там, или вампиром… А ты возьми и влюбись в Джинни. В сестру своего друга. Избито и тривиально. Знаешь, чем для меня стали ваши отношения? Мое невозможное и недостижимое стало чей-то осуществившейся мечтой.
Гарри приподнялся на локте, чтобы лучше рассмотреть Гермиону. Ему же не показался этот немой укор во взоре?
- Ну, прости, что выбрал простую смертную, - взвился Гарри, - Но, знаешь ли, единственный знакомый мне вампир, оказался мужиком с почечной недостаточностью. Что касается знакомых вейл, то хоть их было целых две, но обе не вариант. Влюбись я в первую из них, то пришлось бы огрести от Билла Уизли, не самого последнего заклинателя, кстати, а за связь со второй, я, помимо тюремного срока, все равно бы огреб. На этот раз от вейлы номер один. А ее заклинатель стоял бы на стрёме и подсказывал нужные проклятия.
Гермиона, как ни хотела сохранить серьезность, с хохотом повалилась на Гарри, щекоча волосами его обнаженную грудь.
Большим и средним пальцем прихватив подбородок Гермионы, Гарри заставил ее посмотреть на него. Серьезность, с которой он глянул на нее, подавили в ней зарождавшийся новым приступ смеха.
- Иногда ты слишком много думаешь, Гермиона. В этом твоя беда. Записав меня безосновательно в нечто недостижимое, ты не учла того простого факта, что я Гарри. Просто Гарри. И не нужна мне никакая дивная принцесса. Чжоу мне понравилась не из-за внешности, а потому что шикарно смотрелась на метле. Что касается Джинни… Избито и тривиально, говоришь? Да ты прсто дипломат! Из-за внешнего сходства с Лили, мне даже Эдипов комплекс приписывали, считали, что отношениями с ней я компенсирую утраченную материнскую любовь. И даже если те недофрейдисты были и правы, мне на это с Астрономической башни. Джинни крута, с ней было весело, она заставила меня хоть немного забыть о том, кто я есть и что должен сделать. Тогда мне это было необходимо. И я очень ей благодарен. Но сейчас и Чжоу, и Джинни – это прошлое. А ты – мое настоящее и будущее. Прости, что не понял этого раньше.
- Я ведь тоже не сразу это поняла. У меня было полтора года одиночества, чтобы выпутавшись из лабиринта мыслей, вытащить на свет запрятанную мечту о Другой кукле, - улыбаясь шепнула гермиона, потянувшись за поцелуем, - Вместе с этой мечтой проснулась и чувственность. Ты, конечно, рискуешь возгордиться, но ты мне снился, - щеки Гермионы заалели, - ну, ты, понимаешь, да? Вам, парням, подобные сны приходят года на три-четыре раньше.
Гарри комично выпятил грудь, демонстрируя степень своего «возгордился». Но роль важного гуся вышла из рук вон плохо и закончилась обоюдным смехом. Гермиона первая превала смех, словно кто-то невидимый резко вырубил звук. Она села, прижав колени к груди и обхватив их руками. Ее голос, под стать поведению, утратил нотки веселости:
- Гарри, а что будет с нами дальше?
Поттер тоже сел, дублируя позу подруги, и слегка пихнул ее плечом.
- Ты чего подорвалась? Опять рефлексируешь? И даже не вздумай снова сбежать, из под земли достану. Как я уже сказал – ты слишком много думаешь. И меня вот вчера запутала. Вместо того, чтобы успокоить тебя, я тупил, кивал, со всем соглашался. Думал, что раз ты сама решила, что иного выхода нет, то так и надо. Мол, это же Гермиона! Раз она решения не нашла, то его и нет вовсе. К соплохвостам! Сейчас я понимаю – это все решаемо. Дальше находиться в добровольном отшельничестве я тебе не позволю. Мы справимся, вот увидишь, и все у нас будет на двенадцать СОВ. Я нам еще недельку дам на этом острове поторчать, у меня все равно пока отпуск. Вещи соберешь, свыкнешься с тем, что придется вернуться, а между этими бесхитростными делами будем и дальше пробуждать твою чувственность. Чем тут еще можно время убить, ума не приложу!
Гарри обнял ее за плечи, успокаивающе улыбнулся. Гермиона машинально кивнула, соглашаясь. А Гарри как будто только этого и ждал. Коварно ухмыльнувшись, он подмигнул девушке и, пальцем подцепив перевязанную на щиколотке нить, дернул ее вверх.
Глава 4- Ты сказал, что у меня есть неделя! – Гермиона с палочкой наперевес носилась за Гарри по гостиной особняка Блэков, однако ни одного заклинание выпустить ей так и не удалось: обмотанный вокруг тела плед все норовил соскользнуть вниз, и его приходилось периодически поддерживать руками.
Гарри без особого энтузиазма перепрыгивал через кресла, выставлял на пути разозленной ведьмы стулья и взывал к конструктивному диалогу:
- Ну, сама посуди: ты фактически согласилась покинуть остров. А оставь я тебя там не то что на неделю, даже на день, ты опять бы напридумывала всякой ереси и нашла бы миллион причин, чтобы не возвращаться. Ну, что тебя там держит, скажи?
- Ты…- рык, - Ты! – визг, - А мои вещи?! – истошный вопль.
- Ой, было бы из-за чего палочкой размахивать, - легкомысленно отмахнулся Гарри, заняв стратегически выгодное место у стола и, став обходить его по периметру, следя, чтобы Гермиона все время была в поле его зрения, - Не создавай проблему на пустом месте. За вещами можно и позже вернуться, но не ранее, пока все мысли об отшельничестве не выветрятся.
- Идиот? Я что должна голышом тут проветриваться?
- Заманчивая идея, но - нет, - широко улыбнулся Гарри и остановился, внезапно прекратив свое хождение вокруг стола. Преследовавшая его Гермиона, не ожидавшая столь быстрой капитуляции, врезалась ему в грудь. Обняв её одной рукой за талию, а другой без труда отобрав палочку, он коснулся ее губ в легком нежном поцелуе, скорее дразнящем, чем соблазняющем: - Гермиона, согласись, что я прав. Ты бы добровольно никогда не покинула свой остров. За диверсию, разумеется, прости. Если есть прямо что-то очень важное-преважное в твоей хижине, можно Критчера попросить – ему это дело вообще на два щелчка пальцами. А если дело только в кхм…, - Гарри, поиграв бровями окинул ее фигуру, с которой все же слетел злополучный плед, и в азарте гонки Гермиона этого скорей всего просто не заметила, жадным взглядом, - одежде, то все необходимое в гостевой комнате – твои родители поспособствовали. Я подозревал, что без боя тебя из ссылки не выманить, поэтому подготовился заранее. Не то, чтобы я предвидел, что буду тащить тебя в портал голышом, но внезапность входила в мой замысел.
Гермиона во время его тирады успела позеленеть от гнева, залиться краской стыда, раздуться от возмущения, одновременно извиваясь ужом из стального захвата. Гарри, игнорируя ее копошения, склонился к самому ее уху и устало выдохнул:
- Давай попробуем, хорошо? Мы просто попробуем жить. Мы отправимся в Индию, в Африку, в Камбоджи… Да куда угодно, где людям гораздо херовее, чем нам. А может и не отправимся, а будем по выходным выносить горшки в местном доме престарелых. Мы попробуем любую терапию и будем просто любить друг друга. Я нуждаюсь в тебе гораздо больше, чем ты можешь представить. Не оставляй меня больше.
И все.
Гермиона перестала вырываться. Она очень старалась поймать ускользающий гнев и вывалить на страдающую повышенной лохматостью голову всю его мощь. Но твердая теплая рука на ее пояснице, припухшие от ее же поцелуев губы прямо на уровне глаз и мягкий обволакивающий голос, а главное слова о том, что не ей, а ему нужна помощь, совершенно ее разоружили. Весь ее гнев лопнул, как неудачно наколдованный головной пузырь, и ей осталось лишь теснее прижаться к Гарри, соглашаясь на это фантазерное «попробовать». Объятия любимого человека составили весомую конкуренцию теплому пледу, и Гермиона довольно быстро расслабленно повисла на шее Гарри.
- Я аппарирую нас в гостевую, хорошо? Нам одеться не помешает, а то неровен час войдет кто. Ко мне часто без приглашения заходят, да и Критчера шокировать не стоит, - выдохнул ей в волосы Гарри, сразу же перемещаясь на второй этаж в комнату для гостей.
Только там до девушки дошло, что все это время она стояла обнаженная. Тот факт, что на Гарри было надето ничуть не больше, несколько сглаживал ситуацию, но она все равно покраснела. Нагота друг друга этой ночью вовсе не стала для них откровением. Пока они скитались по лесам и горам Британии, скрываясь от преследования пособников Волдеморта, чувство стыда сильно притуплялось инстинктом самосохранения. От того, как быстро они переоденутся, порой зависела их жизнь и смущаться и прикрываться они очень быстро разучились. Когда зимой Гермиона сильно простудилась, Гарри растирал ее уксусом, чтобы сбить температуру, а когда ее пробирал озноб, согревал своим телом. Потом еще голышом нырял в прорубь за мечом Гриффиндора, ничуть не заботясь о том, что его увидят. Но тогда нагота Гарри не вызывала в ней никакого чувственного отклика, а собственная – стыда. Сейчас же, хоть смущаться своего тела вроде как поздно, но вот смотреть на тело Гарри с прежним равнодушием она уже не могла. В голове вспышками стали проносится сцены их безумной ночи, и предательский румянец со скул плавно перетек на шею и грудь. Пришлось спасать ситуацию тем, чтобы заставить смущаться и Гарри. Поэтому она выстрелила вопросом, довольно сакраментальным, в общем-то, но из её уст довольно неожиданным:
- А когда ты понял, что влюблен в меня?
Как и ожидалось, Гарри вспыхнул в ответ, закашлялся, но собравшись, поскреб указательным пальцем щеку и выстрелил в ответ:
- Я не говорил, что влюблен в тебя, Гермиона. А я не влюблен - я просто люблю тебя.
- А в чем разница?
- Ну… Если вкратце, то меня не тянет совершать ради тебя всякие глупости, но меня тянет совершать их вместе с тобой, - закончил Гарри и повторил игру бровями, выразительно окинув ее тело провокационным взглядом.
Гермиона под натиском этого взгляда в защитном жесте скрестила руки на груди, чем вызвала неудержимый смех Гарри.
Пришлось девушке вновь воспользоваться проверенным оружием:
- Так значит, любишь, да?
- Люблю.
- Правда, любишь?
- Честное гриффиндорское.
- Правда-правда?
- То есть слов тебе мало? Нужно материальное подтверждение? – иронично поинтересовался Гарри, уже догадавшись, что она в такой шуточной форме маскирует свое смущение.
- Да не мешало бы, - утвердительно закивав, согласилась Гермиона.
- Подтверждаю, - спокойно сказал Гарри и неожиданно размахнулся сжатой в кулак рукой.
Взвизгнув, Гермиона инстинктивно зажмурилась и выставила блок из перекрещенных рук. Через пару секунд она открыла глаза, и, столкнувшись с танцующими в зеленых гласах бесенятами и теплой улыбкой на чувственных губах, опустила и руки.
- Ты чего??? Я ж могла… ты забыл, да? – прохрипела девушка севшим от внезапного испуга голосом. А потом с возмущенно-подозрительным прищуром, уставилась на Гарри: - Ты что, проверял, да? Насколько я адекватна? Да ты…! - но потом, внезапно осеклась, заметив, что кулак Гарри все еще завис над ее лицом.
- Ты сама просила материального подтверждения. Вот я и подтверждаю, - и Гарри демонстративно повертел кулаком у самого лица Гермионы.
Вновь визжать и закрываться она не стала, продолжая буравить Гарри недоуменным и чуть подозрительным взглядом – уж не помешался ли тот, заразившись от нее безумием - прилагая усилия для того, чтобы игнорировать занесенную над ней руку.
- Когда кто-то показывает пальцем на небо, только дурак смотрит на палец, - сокрушенно вздохнул Гарри.
- Я не дура,- чеканя каждое слово, выговорила Гермиона, и вдруг удивленно распахнула глаза: - Эй, ты что, мне сейчас Эйнштейна процитировал?
- Ты не дура, - пропустив вопрос мимо ушей, согласился Гарри с первым утверждением, - Ты далеко не дура, но в этом то и проблема. Ты не на меня, ты на руку смотри.
И девушка посмотрела. Потом вопросительно перевела взгляд на Гарри, мол «дальше то что?». Тот дернул бровью в сторону руки. Она снова скосила глаза на кулак и, наконец, увидела то, что хотел показать ей Гарри. При сжатии, кожа на его ладони натянулась, и россыпь едва заметных белесых шрамов сложилась в слова, теперь отчетливо проступающие на смуглой руке: «Я не должен лгать».
