Книга ещё не первая. Некрасавец и Нечудовище

Глава 1. Неслабоки

Было лето, или утро, или тучи, или день,
Или ветер, или вечер, или дождик, или тень.
Было рано, или осень, или месяц, или пыль,
То ли завтра, то ли в полдень мне приснилась эта быль.

Как всякий приличный замок, Хогвартс имел много секретов: тут вам и потайные ходы, и проржавевшие доспехи с гнёздами пикси, и укрытые бархатом картины с сюжетами самыми разными — только делай, что выбирай. И не было в некоторых углах солнца, уйдёшь вглубь — ужасно промозгло и сыро, а крыша местами бугрилась и лопалась под зимним градом, но всё же, Хогвартс — полон добра и света. Ведь он дом, а дом — это лучшее в мире место.
Ставни были раскрыты настежь, капель падала с крыши на подоконники, на улице — почки наливаются краской, всё дышит и всё в предвкушении — а со всем заодно и Гарри.
А Гарри — мальчишка шести лет, ростом всего три с половиной фута, и на щеке у него огромная ссадина.
Северус глядел на него сверху вниз, подняв бровь. Чёрные ботинки, чёрная мантия, чёрные волосы и глаза — это один из тёмных углов без солнца; а мальчик следил за бровью и думал, что она ему нравится.
— А я гулял, — пояснил Гарри, не зная, можно ему улыбаться или всё же не стоит.
— Один.
— Да, сэр.
— Здесь. Один.
— Пойдёмте со мной?
Северус вцепился ребёнку в плечо, как коршун. Но мальчик не пискнул, как подобает, а лишь бессовестно захихикал — щекотно.
— Пойдёмте вы со мной, — и Снейп повёл Гарри к горгулье.
А тот как-то охотно послушался — из любопытства. Странный большой человек. Сколько нужно мальчишек поставить друг на друга, чтобы получился такой вот взрослый?
Коридоры у Хогвартса толстые, раздались вширь и вдаль, на плитке под ногами лежали лучи, и Гарри старался на них наступить, а когда лучи кончились, он перешагивал только по плиткам, не задевая ботинком их стыки.
— А куда мы идём? — спросил он, наконец.
Северус не ответил.
Ну и ладно, зато у него мантия пол подметает!
Горгулья была ещё больше, чем этот мужчина. Но с ней мальчик уже знаком — она ему очень нравится. Он погладил её по клюву, пока Северус говорил про лимонные дольки.
— А я знаю, куда мы идём, — сообщил Гарри, вставая на поднимающиеся вверх ступени.
Северус шагнул следом, посмотрев в глаза лохматой мартышки долгим и странным взглядом. Но опять, вредный, ничего не ответил.
В кабинете директора пахло конфетами, горячим чаем и можжевеловой веткой, сиротливо воткнутой в вазу. Как всегда, здесь было уютно, ведь это — самое сердце Хогвартса. Которое, между прочим, любит расхаживать в жёлтых тапочках.
— О, Северус! Доброе утро, — поправляя очки, улыбаясь, поприветствовал вошедших Дамблдор. Это был старый, но резвый волшебник, а борода его ниспадала до самых колен. Прямо как в сказочной книжке. — Я смотрю, ты познакомился с нашим маленьким постояльцем. Хороший ребёнок, не правда ли?
И чародей подмигнул Гарри, а тот заулыбался смелее в ответ.
— Постоялец, — медленно, словно пробуя слово на вкус, выговорил Снейп. — Вы ничего не хотите мне сказать, директор?
— Конечно-конечно, мой мальчик, — и Дамблдор, поблёскивая то ли очками, а то ли своими глазами с хитринкой, взялся рукой за тёмно-синий фарфоровый чайник. — Чаю тебе или кофе?
***

— Значит, Фостеры. Впервые слышу эту фамилию, — и Северус с подозрением покосился в сторону ребёнка, с восторгом раскладывающего волшебные карточки из-под шоколадных лягушек прямо на ковре, поодаль от стола. — Если бы они погибли тогда, я бы знал. Вы темните, директор.
Дамблдор трогал себя за усы и поглаживал бороду. Вторая чашка чая была отставлена остывать.
— Ты не знаешь их, Северус, потому что они были маглами, — сказал он, правда, уже без улыбки. — Они погибли не в битве с ним, а в бойне. Над ними.
Снейп молча водил пальцем по кромке чашки, уставившись на кофейную гущу.
— Была пара или тройка вылазок, не правда ли? Не сам Тёмный Лорд, конечно, а его приспешники. К маглам тогда, как ты можешь помнить, было особое отношение.
— Не надо.
— Извини, мальчик мой. Всего-то пять лет прошло.
Они немного помолчали: старый волшебник внимательно вглядывался в лицо Северуса, а Северус продолжал рассматривать свою чашку.
— Не помню, чтобы вы делали исключения для других.
— Я предпочитаю учиться на ошибках. Возможно, забери я тогда маленького Риддла, он бы не стал…
— Я бы поверил, если бы вы забрали Поттера. Но не другого… — и вдруг лицо Снейпа будто бы расправилось, просветлело, что было странно для этого хмурого человека, — это Поттер?
Дамблдор удивлённо захлопал глазами, а потом расхохотался, отчего его седая борода затряслась, словно пух. Мальчик дёрнулся и заинтересованно обернулся на взрослых. Его макушка была лохматая, как у длинношерстного щенка, а большие глаза выражали заинтересованность. Северус почти жадно впился взглядом в ответ, пытаясь что-то найти.
— Синие, — не скрывая разочарования, произнёс он, когда директор вновь взялся за чай, а мальчишка за свои карточки. — Вы говорили, у него глаза Лили.
— Верно, Северус. К слову, ты и сам мог бы это проверить?
— Нет.
— Что же, как знаешь. Тем не менее, Гарри Поттер растёт в семье Дурслей. Не сказать, что живётся ему сладко (если тебе интересно, конечно), но забирать его нет нужды. Что же касается нашего Гарри… как я уже говорил, вспышки магии — это не шутки. Министерству пришлось многим корректировать память.
— Это не первый подобный случай. Для таких есть детские дома в нашем мире: я всё ещё не понимаю, что ребёнок делает здесь.
— Я нашёл его. И раз так вышло, значит, на мне всё-таки лежит какая-то ответственность. Я хочу сам подобрать ему дом, а на это время — пусть поживёт в Хогвартсе.
— И расхаживает один по коридорам.
— Я уверен, мой персонал сможет уследить за одним мальчиком.
Северус многозначительно хмыкнул. Портреты, висевшие на стенах, переглянулись и закивали, соглашаясь с мнением профессора…
***

С Макарониной Гарри познакомился в первые же дни своего пребывания в школе чародейства и волшебства.
А дело было вот как!
Маленький Гарри искал себе развлечений. Поиски эти, как известно, добром не заканчиваются, но Гарри был особенным мальчиком — он абсолютно всегда попадал под исключения.
Где-то возле полудня Гарри оказался подле большой статуи, изображающей из себя злую колдунью с помелом и остроконечной шляпой. Дамблдор говорил, что это пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-бабушка всех волшебников. А может, ещё много пра-пра-пра, но это было для Гарри не важно. С любопытством он принялся оглядывать статую со всех сторон. Но когда кончилась одна рука ведьмы и ещё не началась другая, мальчик увидел смешного кареглазого мальчугана в отутюженной мантии, канареечном галстуке в чёрную полоску и выпущенной наружу рубахе. А ещё тот был загорелый-загорелый, и веяло от него каким-то южным теплом.
Мальчуган пересчитывал булочки и испугался, когда заметил, что на него во все глаза пялится Гарри.
— Чего тебе? — сердито спросил он, машинально заслоняя булки спиной. — Ну, чего надо?
— А вы что это тут делаете? — заинтересованно спросил Гарри, немного стесняясь.
Мальчик вытер нос рукавом.
— Ты иди куда шёл, мелкий, — сказал он, правда, с тенью сомнения. — Иди-иди, тоже мне, сыщик нашёлся…
Гарри несмело шагнул назад, а потом разочарованно отвернулся и уже было поплёлся в сторону, как его всё же окликнули:
— А ну постой. Иди-ка обратно.
Гарри послушно подошёл. Мальчуган неохотно вынул булки из-за спины и всунул одну из них в руку Гарри.
— На, ешь, — прокомментировал он. — Ты чей такой?
— Я ничей, — честно ответил Гарри и зажевал. — Вкусно как!
— А то! Это же из печи только-только. Я сам вытаскивал! — гордо похвастался мальчуган и даже пригладил самодовольно свой чуб. — А зовут тебя как, ничейный?
— Гарри.
— А я Синьор Макарон. Для друзей — Макаронина, — представился незнакомец с булками и даже исполнил шутливый полупоклон. — Ты куда идёшь?
— Я никуда.
— И ничейный он, и идёт никуда, — вздохнул Макаронина. — Тогда пошли со мной. Хочешь?
Ещё бы Гарри не хотел!
У Пуффендуйцев была гостиная под цвет галстуков. И такая же полосатая. Один уютный диван, один горящий камин, много кресел и столиков.
Только лишь пройдя сквозь проём, Гарри наткнулся на такую искреннюю улыбку, что у него даже ёкнуло сердце — влюбилось.
— Ух, какой милый! — сказала девчонка с красивыми каштановыми буклями на голове, по-прежнему солнечно улыбаясь. — Как зовут тебя, симпатяжка?
Симпатяжка смущённо зарделся и сник.
— Ха-ха, — умилялась девочка-четверокурсница, — вот это скромник! А меня зовут Анна. Привет!
— Привет, — всё-таки ответил мальчик. — А я — Гарри.
Тут, наконец, вмешался Макаронина, до этого увлечённо пересчитывающий булки, высыпанные из пакета прямо на один из столов:
— Это я его нашёл. Стоял возле ведьмы…
— А ты на всех принёс? — перебила вдруг Анна.
— Так точно, капитан.
— Молодец, Макаронина! — весело, звонким голосом похвалила она, тоже подбегая к столу. — Я не сомневалась, что ты найдёшь способ.
— Я же пуффендуец, — гордо надулся первокурсник, — я ведь Синьор!
— Умница!
Затем Анна вновь обратилась к притихшему Гарри:
— Ты садись, скромник, десятым будешь.
А для чего десятым — предстояло узнать.
Гарри устроили в одном из кресел подле стола и дали ещё одну булку, хотя Гарри, вообще-то, не соглашался.
Постепенно в пустой гостиной начали появляться дети. Все они с серьёзными лицами жали руку Анне, жали руку Синьору, жали руку Гарри, а потом усаживались вкруг стола.
— Шляпы на-де-вай! — скомандовала девчушка, когда вся компания уместилась, а занавеска, отделяющая это место от всей остальной гостиной, задвинулась.
Как и откуда — Гарри не знал — в руках учеников появились остроконечные шляпы, и в мгновение ока все детские головки, курчавые, не курчавые, светлые и тёмные — все оказались одинаковыми.
Гарри вместо шляпы надели бумажный пакет из-под булок. А он даже не возражал.
— Итак, — важно начала Анна, прищурившись, — первое заседание клуба Неслабоки объявляется открытым! Здравствуйте, дамы и господа, прошу садиться.
Все встали, затем снова сели, и по правую руку от Гарри оказалась Анна, а по левую — Макаронина. Остальных, конечно, мальчик не знал, но они ему почему-то нравились.
— Для начала поприветствуем нашего специального гостя.
— Привет! — дружно, в один голос поздоровались все, с улыбками глядя на Гарри. Получилось так громогласно, что даже Анна не постеснялась прочистить ухо.
— Его зовут Мелочь, — представлял Макаронина. — Мелочь, справа налево: Боб, Кевин, Мэри и Жанна, Зверь, Малина и Индюк.
Самое примечательное, что Зверем была маленькая девчонка. У неё были две косы платинового цвета и рот с двумя выбитыми зубами. По-видимому, Зверь была первокурсницей.
Как потом уже выяснил Гарри, самым старшим в компании был Боб. По меркам Гарри он вообще был громадиной и стариком — ему было целых шестнадцать лет, и учился он на предпоследнем курсе. Руки у него были большие, похожие на лопаты, он летал на метле и очень не любил тыквенный сок.
Остальные дети шли по убывающей: Кевин — пятикурсник, спокойный малый, Мэри и Жанна — четверокурсницы, как и Анна, Малина — толстый розовощёкий бутуз-третьекурсник, Индюк был худющим второкурсником с сутулой спиной, а Зверь, как и полагалось, училась в классе вместе с Макарониной.
— А я не учусь, я здесь живу, — сообщил всем Гарри после знакомства.
— Но мы принимаем только пуффендуйцев, — напомнила Анна сама себе. Но потом сама же себя и оспорила: — а впрочем, ты будешь исключением. Хочешь?
— Хочу, — согласился Гарри. — А что делать?
— Играть, конечно.
— А во что? — уже без стеснения расспрашивал мальчик.
— В слабо-не слабо, конечно же!
Гарри обвёл глазами новых товарищей, с выжиданием глядевших на него из-под полей своих шляп, затем пожевал, подумал и, наконец, улыбнулся.
А ему улыбнулись в ответ.
Спустя пару минут изо всех углов уже раздавалось, кричалось наперебой:
— На повестке дня посвящение новенького.
— Есть на повестке посвящение новенького!
— Что думаем?
— Пусть покормит Клыка.
— Нет, это сложно, — возразил вдруг Синьор.
— И вправду, наверное. Тебе сколько лет, Мелочь?
— Шесть с половинкой.
— Достанешь нам сову из совятни, а?
— Но-но! Сложно! — стоял на своём Макаронина, а Гарри внимательно слушал.
— Тогда пусть он поможет тебе, Синьор.
— Ребята, а ведь это дельная мысль!
Тут Макаронина сразу не возразил — задумался. Гарри было интересно, о чём, но Анна ему так здорово подмигнула, что мальчик вновь оробел и не стал спрашивать.
— А что, это можно, — наконец, подтвердил Макаронина.
— Ура! — вновь дружно вскричали все. Видимо, эта компания вообще очень любила шум.
Вот теперь, пожалуй, заседание подходило к концу. А это означало, что все вытягивали руки и хватали по булочке. Кто успел — тот и съел!
И Малине ничего не досталось.
— Мы отдали твой крендель Мелочи, — просветил его Синьор, улыбаясь хулиганистой улыбкой.
— За что? — надулся тут же Малина.
— А ты на диете!
— Когда это? — удивился, возмутился он.
— Сегодня. Прямо сейчас! Теперь! Али тебе слабо, ну?
Малина надулся ещё больше, так сильно, как не умел даже Индюк — а уж он, поверьте, мастер! Ребята прикрывали рты кренделями и прятали смех за громким чавканьем. Они водили булками перед носом Малины. Они говорили: «как вкусно!» и «в жизни слаще не ел!» и глядели украдкой на друга с малиновыми щеками. А потом Макаронина подмигнул Гарри, который облизывал пальцы, и отломил от булки кусок.
Так возле Малины и выросла сдобная горка, которую чья-то услужливая палочка превратила в полноценный крендель.
— Ведь дружба — самое главное! — сказал довольный Малина и откусил большущий-пребольшущий кусок.
Гарри подумал немножко, достал из кармана леденец и положил его в центр стола.
Потому что большие дела начинаются с малого.
А иной раз и с Мелочи?
***

Уж как пытался, уж как силился Гарри найти хоть одно длинное ухо! Так по-хамски с распределительной шляпой ещё никто не обращался.
Дамблдор умилялся, причём очень странно: борода его то и дело подпрыгивала, словно старый волшебник сдерживал хохот.
— Ай-ай-ай! Убивают! — ревела шляпа.
— Зайцы, ау! — визжал Гарри, шаря в шляпе рукой.
— Мерлин! — не сдержался Снейп, лишь появившись на пороге. — Директор… Директор!
А Дамблдор дул в усы.
— Игры — это так громко, не правда ли? — сказал он, ни к кому, в общем-то, не обращаясь. И всё же повесил между расшалившимся ребёнком и ними прозрачную стену — в кабинете стало уже непривычно тихо.
Портреты без всякого стеснения выдохнули — все как один — с облегчением.
Снейп многозначительно выгнул бровь.
— Между стариком и ребёнком, Северус, больше возраста, чем разницы, — заключил седовласый волшебник.
— В таком случае, Альбус, я предпочитаю умереть молодым.
Директор бросил на зельевара странный взгляд. И ничего не ответил на это.
— Я хотел бы попросить тебя, мальчик мой, — начал он таким тоном, словно Снейп только что шагнул в комнату — с каким-то воодушевлением, словно и ждал момент разговора. — Северус, ты же знаешь, что подходит время отправить Шляпу на отдых, не так ли?..
— Я уже начал готовить, — резко оборвал Снейп и почему-то поджал губы.
Дамблдор с одобрением закивал, но было в его выражении нечто такое, что нельзя было трактовать: он смотрел в никуда, думал о чём-то другом, видел иное, однако продолжал вести разговор — здесь и сейчас. У каждого старика бывают такие минуты, когда они вдруг — раз! — и вне времени.
— Я не сомневаюсь, что ты закончишь уже к концу недели. Надеюсь на тебя.
— Позвольте узнать, директор, зачем вам это зелье в такое время? — всё-таки спросил Северус, краем глаза обеспокоенно наблюдая за тем, как Гарри распаковывает шоколадную лягушку и кидает её в Шляпу.
— Мало ли что может случиться. Ко всему нужно быть готовым, мальчик мой. Ведь мелочи обладают поразительной способностью строить будущее.
Конечно же, Снейпа этот пространный ответ не удовлетворил. Но он предпочёл промолчать. В конце концов, если и есть на свете человек, которого бесполезно о чём-либо переспрашивать, то это, бесспорно, Дамблдор — ему легче запутать, нежели объяснить.
А у Гарри изгибался в хохоте рот. А у Гарри сводило щёки. Лягушка прыгала по его рукам, и шляпа, кажется, довольно пела. Ведь она только так, для вида, верещала и билась в объятьях Гарри, потому что в её почтенном возрасте, извините, совсем не солидно вести себя по-другому. Тем более дамам!
— Я успею, директор, — пообещал Северус перед выходом.
Чародей отсалютовал ему чашкой чая, и в свете солнца его полукружья очков внезапно блеснули; всего на мгновение, на это самое мгновение, за бородой и морщинами объявился мальчишка. Кто он такой, откуда?
Каковы чудеса!

Закрывая за собою дверь, зельевар случайно глянул на Гарри, а тот глянул в ответ. Ясное лицо с ямочками на щеках улыбалось нагло, уверенно — прямо Северусу, именно ему. И Снейп поспешил покинуть это зловещее место.
Место, где даже из взрослого могут сделать Человека.
***

За крепдешиновой занавеской разворачивалась настоящая война: то взрывался смех, то закладывал уши хулиганистый свист, а иной раз из-за занавески и вовсе выпадали дети. Всегда — разные (благо, Хогвартс не ощущает в них недостатка).
— Ты это… смотри, не забудь! — поучал Макаронина, затянув галстук на голове.
— Эй-эй, попросила бы! — тут же парировала Зверь.
— Народ, кончай спорить, — тихо просил всех Малина.
— А у меня вот какая мысль…
— Мне ещё молока!
— Молчи, вот молчи, кому говорят!
— Тихо всем! — наконец, закричала Анна, увидев лицо Гарри, всунувшееся в их закуток. — Мелочь, заноси всё остальное сюда и запри дверь.
Гарри занёс себя и послушно задвинул штору.
— Привет, малыш Гарри! Ты готов?
— А к чему? — спросил Гарри, а лицо его вмиг просветлело.
— К самому интересному!
Было бы глупостью не кивнуть.
— Он согласен!
— Согласен!
— Озвучить план!
— Есть озвучить план!
— Итак, Мелочь, слушай внимательно! Слушай и запоминай.
И за занавеской всё стихло. Только изредка слышался шепоток, изредка кто-то тихо-тихо шушукался. Но было ясно, что дело кончено, когда вновь взорвался громкий и дружный — самое главное, дружный! — смех.
Гарри так это нравилось, что он продолжал заливаться даже тогда, когда не понимал — почему и зачем, над чем, как и когда. А его трепали по голове, а ему улыбались, его тискали и обнимали, как маленького щенка. В него были влюблены все, а он отвечал взаимностью.
— Ты понял?
— Я понял всё-всё! — восторженно вещал Гарри, сияя. — Я сделаю правильно. Честное слово!
— Ну что ж, ребята, нам очень повезло! — искренне проговорила Анна.
— Повеселимся!
— Ох и повеселимся же!
— Но нам влетит, — встрял Малина, как всегда, немного струхнувший.
— Как влетит, так и вылетит! — смело ответил Макаронина. И для убедительности даже стукнул кулаком по столу.
…И в то время, пока Сеньор укачивал руку, пришло время булочек. Совершенно свежих, ещё тёплых булочек, от которых шёл аромат ванили и яблок.
А потом…, а потом!
— Скрестить палочки! — скомандовала Анна своим низким голосом, и над столом нависло девять рук — долговязых и пухлых, с ногтями квадратными и продолговатыми, с родинками и без.
И Анна сказала:
— Мы бравые ребята!
Мы шалости солдаты!
Средь нас нет лежебок!
— Команда Неслабок!
И тут Гарри подумал, что лично ему чего-то очень не хватает. Он тут же, немедля, спросил, перекрикивая возбуждённую толпу ребят:
— А я?
— Ты не можешь. Ведь ты ещё маленький, — сочувственно пояснила Анна.
— Таким маленьким палочки не дают, — с умным видом подтвердил Макаронина.
— А если я сам возьму? А если я достану?
Неслабоки переглянулись между собой и, кажется, призадумались. Но вновь Синьор, отличавшийся быстротой во всём, что не касалось уроков, разрешил вопрос так:
— Вот если достанешь, тогда и поговорим.
И остальные его вмиг поддержали, не задумываясь, не обсуждая:
— А вот если достанешь, тогда и поговорим!
Тут-то в голову Гарри и пришла гениальная мысль: а почему бы, собственно, и нет?
***

«Почему бы, собственно, и нет?» привело Гарри к лесу. Он стоял перед ним как лилипут пред великаном, закинув голову, вытянув губы в немом: «ууух!». Вековые сосны, прогибаются под шапками зелени вязы, дубовые корни, как сытые питоны, выползают из-под земли — наверное, это самое лучшее место для рождения волшебства!
Мальчишка постоял с минутку-другую, понюхал влажный воздух с ароматом желудей, и почти уже сделал шаг, как вдруг — хвать! — кто-то оторвал его от земли.
— Ай-ай-ай! — протестующе забарахтался Гарри.
— Что это ты удумал? — прогромыхал зычный голос над головой.
И когда Гарри вновь оказался на земле, он негодующе вскинул свой взор. А потом восторженно ахнул и заулыбался: перед ним стояла большая гора с бородой, руками и ногами. Настоящая живая гора, великанище!
— Ух ты! — выразил он своё восхищение.
Такой вот, оказывается, интересный и любопытный этот Хагрид — самый лучший лесничий по мнению Дамблдора.
А ещё — по мнению Гарри!
— Я вас знаю, — сказал он, протянув ладошку.
У великана зашевелилась борода — он широко улыбнулся. И взял малюсенькую ручку, и повёл нового друга к себе домой — в гости.
— А я знаю тебя, — пробасил он. — Ты ведь Гарри?
— Гарри — это я, — подтвердил ребёнок, любопытно вертевший головой из стороны в сторону.
Посмотреть было, на что. Похожая на большую шкатулку, стояла на опушке круглая хижина с деревянной лесенкой, дубовой дверью, соломенной крышей — всё как в сказке! Рядом с домишкой ютился садик, сплошь усыпанный тыквами, ярко-оранжевыми, местами рябыми, но даже на вид — спелыми, вкусными, ароматными тыквами, из которых в Хогвартсе делают лучший на свете сок. И всё это великолепие прилипало вплотную к лесу: даже в доме пахло желудями и росистой травой.
Гарри, как примерный мальчик, хорошенько вытер замызганные ботинки о коврик. Дело сомнительное и трудоёмкое, а потому, если честно, Гарри от него быстро устал, так что вскоре он охотно вскарабкался на предложенный ему табурет.
— Здесь на троих меня, — поделился он мыслью.
Великан тем временем достал из буфета тяжеленую сковородку и зажёг на плите огонь. Зонтиком.
Гарри восторженно пискнул.
— Это как же? Это вы как же так?! — и чуть не свалился со своего табурета.
— А это мой секрет, — довольно проговорил Хагрид.
— Так вы колдун?
— Нет.
— Но вы же колдуете!
Великан хмыкнул:
— А ведь ты танцевать умеешь?
— У…умею, — ответил Гарри, сомневаясь.
— Но ты ведь не этот… не танцор же ты?
— Нет, я Гарри.
— То-то же!
Великан отвернулся и стал что-то вытворять у плиты. Мальчик недоумённо похлопал глазами — честно говоря, он ничего не понял. Но скромничал переспрашивать.
Другое дело — поглазеть. Вот где скромность не помеха!
Углов в хижине не было, но если бы были, то Гарри обязательно бы сказал: «здесь же всё распихано по углам!», — так плотно теснился всяческий хлам в этой маленькой комнатке. Подоконники — сплошь усыпаны сухими травами, рыжими еловыми иглами, цветами, а над ними реют старенькие, поеденные молью занавески; от стены до стены, под самым потолком, натянуты бельевые верёвки; кровать и кресло застелены бурыми шкурами, и вообще, шкуры здесь были везде — и на стенах, и на полу, и даже на табурете.
Кое-где была рассыпана шерсть.
«Наверное, кто-то линяет», — проницательно заметил Гарри.
Но вот перед носом появилась чашка горячего молока. С пенкой, желтоватой от сливок.
Правда, чашка больше походила на тазик, но Гарри это даже нравилось.
Великан присел, наконец, напротив мальчишки. И стал смотреть на него приятным отеческим взглядом, молча. Тут-то Гарри, тут-то смышлёный Гарри и стал маленьким сыщиком. Или шпионом. А может, и то и другое разом!
— Скажи-ка, Хагрид, а что это за лес? — попивая молоко, спросил он.
— Это совсем не то место, куда стоит ходить юным волшебникам, — довольно строгим голосом заметил великан. Но долго выдержать поучительный тон ему всё же не удалось — уж слишком он любил деток. — Запретный лес — это, как бы, не для тебя. Там живут всякие магические твари, которые очень добрые.
Затем Хагрид немножко подумал и понял, что предложение нужно закончить иначе. Пришлось исправляться:
— Очень добрые, но могут тебя съесть.
«Так-то лучше», — заключил нерадивый педагог.
А Гарри округлил глаза, отставил чашку:
— Меня?! — испугался, поразился он. — Но я ведь невкусный!
Великан добродушно рассмеялся.
— Это смотря с какой стороны!
Мальчик громко сглотнул. Но любопытство пересилило, и он вновь спросил:
— А откуда этот лес взялся? — и схватил порывисто молоко, и осушил всё до капли парой глотков. — Директор Дамблдор мне сказал, что там живут души волшебников. Он сказал, они и есть лес.
Гарри вытер усы рукавом, а Хагрид промокнул своей огромной ладонью лоб и сказал вдруг не к месту:
— Жарко.
— Но что он имел в виду?
Великан чуть-чуть помолчал. Своими детскими глазами он рассматривал Гарри внимательно и детально, пока, наконец, не махнул рукой:
— Да ты ведь умный мальчик! — заговорщицки склонился навстречу он и поманил к себе пальцем. — Послушай-ка, что я тебе расскажу, маленький Гарри…

И вот завертелся, потёк разговор: две фигуры сидели напротив, одна склоняясь к другой.
А солнце подслушивало, ныряя в дом сквозь окно и лучами сворачиваясь у ног, словно кошка.
Гарри спрашивал воодушевлённо, доверчиво:
— И они мне дадут?
— Конечно, дадут, — заверил Хагрид с улыбкой, запрятанной глубоко в бороде и усах. И опять спохватился: — Ты только туда не ходи!
— Никогда! — уж слишком неубедительно убеждал Гарри. — Что мне, палочка нужна какая-то? Да у меня этих палочек.!
— Ну-ка, ты мне, как бы, обещание дай. Не пойдёшь в лес?
— Да ни за что! Честное слово, Хагрид!
Великан успокоился. И с умилением поглядел на синеокую макаку, сидящую напротив. Макака нетерпеливо болтала ногами в грязных ботинках и ждала момента.
— А где, говоришь, это место? — спросила она невзначай.
— Да там по тропинке, не ошибёшься… — отвечал бесхитростный великан, отвернувшись к плите, где поджаривались овсяные лепёшки.
Стукнули вдруг подошвы, завалился на бок табурет:
— Ну ладно. Я пошёл.
И Гарри деловито пожал великану палец. А затем развернулся, улыбнулся и выскользнул вон из уютной хижины лесника. Хагрид с недоумением смотрел ему вслед, держа одной рукой чугунную сковородку, а второй почёсывая затылок.
В конце концов, он подумал рассеянно:
«Странное дело».
Быстро отставил готовые лепёшки на стол, погасил плиту, а прихватки, волнуясь, повесил не на место, а на крючок со своим старым пальто. И наконец, побежал следом.
Но макаки и след простыл! Только где-то в кустах, как показалось лесничему, мелькнула знакомая чёрная головка — и ни звука, ни шелеста.
— Гарри! — беспомощно начал звать великан, сердито надвигаясь на лес. — Гарри, маленький Гарри!
И ещё долго он аукал вот так, раздвигая лесную чащу и заглядывая в тёмные дупла, тёмные-тёмные дупла, где было многое. Было почти всё, но — увы! — не было ни единого Гарри!
***

Тётя Петунья иногда говорила, что Гарри свалился ей как снег на голову. Раньше мальчик не совсем понимал смысл этой фразы, но теперь, пожалуй, пришло время это исправить.
Как это Гарри умудрился влезть на дерево, он и сам не знал. Но ещё удивительнее — как это он свалился?
Северус вскочил на ноги молниеносно, с дикими глазами развернувшись и замерев, выбросив вперёд руку с волшебной палочкой.
— Ух ты-ы-ы! — восхищённо протянул ребёнок, растягиваясь в щербатой улыбке.
Снейп оторопело смотрел на мальчишку и гадал, как такое возможно. Наконец, он резким движением спрятал палочку и почти яростно схватил Гарри за загривок, поставив на ноги.
— Ты что здесь делаешь, паршивец?! — прошипел он, встряхивая за плечи.
Радостное лицо мальчика выцвело, улыбка слетела, словно пожухлый лист. Он испуганно заморгал, теребя пальцами ушибленное запястье.
— Простите… я гулял.
— По Запретному Лесу?!
Гарри недоумённо захлопал глазами.
— Так… — сквозь зубы выдохнул Северус, кое-что начиная понимать. — Так.
Он сделал усилие над собой и выпустил мальчика из рук. У того вспухала щека, а из носа, вдоль губ и подбородка, лилась кровь, локти — ссажены, да и вообще весь Гарри был каким-то покалеченным и чумазым. Одни глаза, кажется, до безобразия прозрачны.
— Голову вверх, — скомандовал Снейп обречённо, и Гарри, хоть и опасливо помедлил, но подчинился, — не трогай руками.
— Колдовать будете? — шепеляво спросил мальчик.
Северус заметил в траве под ногами блестящий молочный зуб.
Когда магия залечила боевые ранения смельчака, умыла ему лицо и залатала разорванную штанину, Снейп подумал, что ещё не встречал такого ребёнка — поразительное умение втягивать других в свои неприятности.
— Зачем тебе было идти в лес? — спросил он его чуть позже, когда они вдвоём шли по влажной тропинке, усыпанной по обочине первоцветом.
— Хагрид, — и Гарри осёкся.
Северус стал понимать ещё больше.
— Что?
— Ха, говорю, гриб! — попытался увильнуть мальчишка, для убедительности даже ткнув пальцем в мухомор.
Со стороны Снейпа послышалось нечто вроде: «чтоб вас всех», и больше профессор ни о чём не расспрашивал. Пока, конечно, в молчание не вмешался Гарри.
— Какая красивая палочка, — сказал он вдруг. — Вы её здесь нашли?
— Это волшебная палочка, — сквозь зубы процедил Снейп.
— Так они разве не в лесу растут? — разочарованно выдохнул мальчик.
И вот тут Северус понял абсолютно всё. От корки до корки.
Тогда он резко остановился и обернулся так, что мантия его буквально разрезала воздух.
— Дамблдор, — коротко, но совсем не по-доброму выразился Снейп.
— А? — почёсывая коленку, заинтересовался Гарри.
— Он говорил тебе о душах волшебников.
Гарри вначале правдиво покивал головой. Затем передумал и начал мотать ей из стороны в сторону, отрицая.
— Всё ясно, — безапелляционно заявил Северус и продолжил свой путь с двойным рвением.
— Старый болван, — несдержанно высказывался он себе под нос. — Совсем спятил.
— Вы его не ругайте, пожалуйста, — испугался вдруг Гарри ни с того ни с сего. — Я виноват, а он — ни капельки!
У Снейпа от удивления вытянулось лицо, обычно абсолютно беспристрастное. На его счастье, ребёнок шагал позади и ничего не видел.
— Ты думаешь, я могу? — как можно более безразлично спросил он.
— Конечно, — заявил Гарри с железной уверенностью.
Ведь он, в отличие от Северуса, в том ничуточки не сомневался.
— Так что его ругать не надо, — и подумав, что приказывать взрослым неприлично, мартышка добавила: — наверное.
Северус совершенно искренне захотел повернуться к ребёнку и внимательно его оглядеть. Таких слов ему никогда, пожалуй, не говорили. А уж особенно дети.
Но конечно Снейп просто шёл по тропе, ни разу не обернувшись на Гарри.
А тот и доволен, проказник! Подобрав палку с влажной земли, он трогал ею листья деревьев над головой, тыкал в аляповатые шапки мухоморов, вымазав кончик в глине, рисовал палкой забавную рожу — на мантии Снейпа, волочащейся за тем позади. Ах, какая-то выходила рожа! Не рожа, а загляденье!
— Как-то темновато, — сказал Гарри, наконец, когда они в гробовом молчании шли через лес уже около четверти часа.
Северус пропустил это мимо ушей. Нет, пожалуй, сделал такой вот вид. И не обернулся, и не сбавил шагу.
Гарри пририсовал роже пятый по счёту глаз.
— А вы что тут делали? — решился продолжить разговор Гарри, настороженно глядя по сторонам, на страшные лесные коряги и кривозубые пни.
— Во-первых, вы должны говорить мне «сэр», — почти беззлобно ответил зельевар, увлёкшись мечтаниями о том, как бы он отругал Дамблдора, если бы всё-таки мог. Не за мальчишку, конечно. А просто — за всё.
— Во-вторых, — сказал он, — не ваше дело.
Гарри совсем не расстроился. Дослушав только «во-первых», он поправился:
— А вы что тут делали, сэр?
Снейп закатил глаза — не смог удержатся, уж слишком давно хотелось.
— Собирал ингредиенты, Фостер.
— А-а-а. А для чего?
— Для зелий.
— Для каких?
— Для разных.
— И они в лесу растут?
— Да.
— Всегда?
— ФОСТЕР, — предупреждающе рыкнул Северус, у которого от сплошного потока вопросов начинала болеть голова, и оглянулся — впервые за всю дорогу. — Вы что, не можете помолчать?..
Но запнулся. У Гарри были большие-большие глаза, которыми он напугано озирался, и они блестели, словно два мокрых камня под накатывающей волной. Мартышка стояла, озябнув, держа в бледных руках грязную палку, и его фигурка казалась чересчур маленькой для Запретного Леса, в котором — уже! — наступал поздний вечер.
Больше Северус ничего не возражал. Если помогает от страха, то пусть говорит. Ведь отвечать — отнюдь — не обязательно. Не так ли?
— Зелья на что похожи?
— На зелья.
— На вкусные?
— Нет.
— Тогда зачем они, если невкусные?
— Чтобы лечить.
— Но если бы они были вкусные, то лечиться хотелось бы больше.
Так вот и шли они, вдвоём, Снейп впереди, а Гарри — чуточку сзади, вообще-то, стараясь не отставать. Всё гуще и гуще наливался чернилами лес, тьма пролезала и в дупла, и в лужи, и накрывала всё сверху, будто бы одеяло. С каждым шагом — всё тише, всё глуше. Давно уж замолкли дневные птицы, теперь только ухал филин:
«Ух!» — зловеще разносилось его ворчанье, хотя по-своему он наверняка говорил: — «Красота!».
И, распушив перья, умывал себя клювом. А еловая ветка под ним беспокойно качалась.
Гарри топал — по глине, по мокрой траве, палку свою он сломал и выбросил. Но было ему не так уже весело: он боялся. И на каждый шорох оглядывался, озирался — может, это бредёт сзади волк? А может, какой злой волшебник?
Он спешил к Снейпу ближе, едва не ступая ему на мантию.
Северус заметил — острый, однако, глаз! — в траве квёлый пучок заунывника и встал на месте. Мальчик тут же впечатался в него позади.
— Фостер, внимательней! — не помедлил одёрнуть Снейп, и мартышка смущённо шагнула в сторону.
Зельевар одарил его гневным взглядом, но больше ничего не сказал. Только резким движением одёрнул мантию и присел на корточки.
Гарри смотрел на него с любопытством. Он вдруг подумал, что этому мистеру самое место в таком лесу — он к нему подходил идеально, он врастал в него, словно потерянная некогда часть, словно корявая ветка. Со своими чёрными-чёрными волосами, со своею чернющей одеждой — и чем не ночь в непроглядной чаще?..
Что-то хрустнуло, и Гарри тут же оказался на корточках. Рядом, впритык.
— Как интересно, — совершенно без энтузиазма возвестил он, когда Снейп красноречиво глянул на него, а бровь его выгнулась.
Гарри уткнулся взглядом в какой-то невзрачный тёмно-зелёный пучок травы, пытаясь искренне им восхититься. Северус, не спуская взгляда с мальчишки, выдернул растение и засунул его в мешок, неаккуратно и зло. Затем поднялся плавно, как большой кот, и сорвался с места, и пошёл ещё более скорым шагом, нежели прежде.
Только взял Гарри за шиворот, не больно, но крепко, и поставил рядом с собой — мол, иди, не зевай и переставляй хорошенько ноги.
О, Гарри был очень этим обрадован! И хотя порой приходилось бежать, было уже не так страшно.
И пару раз Снейп вновь опускался на корточки, не срывал уж теперь, а срезал растение, и его красивые пальцы белели на фоне тьмы, а Гарри мог сидеть рядом и чувствовать живое человеческое тепло.
И никто его больше не одёргивал.
Дальнейший путь не занял много времени. Правда, к замку Северус и Гарри — пачканный-перепачканный! — пробирались уже чрез густую темень, и дорогу им освещала лишь палочка. Хогвартс величаво, надменно возвышался над ними своей громадой, и только зажжённые окошки выдавали его, словно сквозь них просвечивалась душа, — они смотрели на путников тепло и радушно. Уже издалека Гарри предвкушал вкусный ужин и большущий кекс, который можно будет слопать прямо в кровати, а потом пальцем собрать все растерянные крошки. Не жизнь — загляденье!
Гарри так никогда не везло.
А когда они шагнули в кабинет — Снейп первым, Гарри за ним — перед глазами что-то мелькнуло, но было не ясно, отсвет это огня или тень человека. Однако директор чинно восседал за своим письменным столом и щурился, пытаясь хорошенько вчитаться.
— Добрый день, мальчики, — приветливо поздоровался Дамблдор, едва подняв на них взгляд, и вновь уставился в книгу.
Северус вполне ожидал подобной реакции. А впрочем, это единственная реакция, которой ожидал Северус.
— Ничего забавного, — холодно оповестил зельевар, не дюже охотно шагая вглубь кабинета.
Гарри тем временем присел на пуфик и смиренно сложил на коленях ручки.
— Что-то случилось, Северус? — спрашивал интриган, хотя глаза его уже улыбались.
— Я нашёл его в Запретном лесу.
— О! Какой непоседливый мальчик!
— Возможно, не стоит рассказывать детям старые байки.?
— Но ведь они так красивы!
— ДИРЕКТОР!
И вот тут — вы только представьте! — тут на глаза Гарри попалась кошка.
Она высунула свою морду из-под дивана, видно, собираясь удрать, и застыла от неожиданности, когда заметила Гарри. А Гарри заметил её в ответ.
Взаимное замешательство — секундное дело! Затем кошка решилась и, пригнувшись к земле, добежала до двери и юркнула вниз на лестницу — другими словами, откровенно смылась.
Но Гарри время терять не хотел. Можно терять булавки, камешки, медяки — это всё возвращается — но не время.
«Сойдёт!» — подумал мальчонка и возбуждённо подпрыгнул от радости.
И пока Снейп сдержанно разговаривал с непутёвым директором, рассеянно теребящим ус, Гарри тихохонько направился вслед за кошкой. На цыпочках, бочком он протиснулся в приоткрытую дверь, а уж там — а уж там-то! — свобода!
А ещё — торчащий вверх хвост.
Ой, сейчас что-то будет!
***

Буквально следующим утром Снейп процедил сквозь зубы:
— Что вы делаете?
— Стою, — честно ответил Гарри.
— Что вы делаете здесь? — настаивал непонятливый колдун.
— Стою! — ещё честнее выразился Гарри, для лучшей демонстрации даже потопав.
Северус поджал губы. Его не особо симпатичное лицо окаменело, а впрочем, Гарри не мог утверждать точно, ведь у этого взрослого, кажется, всегда одно и то же выражение. Только брови иногда шевелились. Если бы Гарри был бы неучем, то он обязательно бы подумал, что Снейп ими разговаривает.
— Позвольте узнать, мистер Фостер…
Но договорить мастеру зелий не пришлось. Из его кабинета вдруг вылетел котёл. Такой большой и такой быстрый, что Гарри восторженно разинул рот. Но это не он сказал:
— Ха-ха-ха!
И это не он вылетел вслед за котлом верхом на учебнике зельеварения.
— Так, — коротко выразились брови профессора Снейпа.
А сам профессор, как коршун, навис над учеником. Тот, рыжий-рыжий, вдруг оробел, словно бы это и не он только что выбил дверь. И был этим, кажется, очень доволен.
— Мистер Уизли…
Дальше Гарри не слышал, потому что брови оказались вне его досягаемости. Он посмотрел вслед разгневанному Снейпу, который отправился разносить ужас по классу, на сгорбившегося ученика в веснушках, а потом как бы между прочим подошёл к котлу. Тот закатился в угол и погнулся от удара об стену. А внутри булькала каша, от которой поразительно воняло.
Интересненько.
— Эй! — не успел Гарри изучить котёл, как его окликнул Синьор Макарон.
Морда у Синьора была красная, обиженная, но всё же в глазах первокурсника ещё хранилось веселье, полученное от проказы. За его спиной раздавался вкрадчивый голос, принадлежавший Снейпу, но тот явно распекал других озорников, а в это время Синьор Макарон решил тоже свершить расправу.
— Эй ты, Мелочь! Ты почему не предупредил, а?
Гарри растерянно развёл руками и безапелляционно сообщил, что он:
— Стоял.
— Эх ты! — махнул рукой Синьор. — Стоял он…
И скрылся в клубах дыма, который уже выползал из аудитории и наполнял коридор.
Гарри вздохнул. Сложно всё-таки жить в волшебном мире: говори, что не думаешь, делай, что не говорят…
С такими невесёлыми мыслями мальчик вновь принялся изучать котёл. На этот раз времени хватило: Гарри рассмотрел в мельчайших подробностях всё-всё, до последнего пятнышка копоти. И в его планах было поскорее вырасти и понять всё то, что он сегодня так тщательно рассмотрел. Но поскорее не значило сию минуту, да и сия минута уже была занята тем, что Гарри вели за ухо вверх по лестницам.
А в кабинете директора, наконец, нашёлся человек, который верил, что Гарри просто:
— Стоял.
Ну и пусть человек этот в сиреневых тапочках.
— Я ему верю, Северус. Должно быть, юноши хотели подшутить над ним.
— Он на стрёме стоял, — буркнул Синьор и покраснел.
Профессор Снейп прошил его таким едким взглядом, что рядом стоявший мальчишка начал икать от страха. А Макаронина — умница — только краснел.
— Что же, мальчик мой, правду ли говорит мистер Ломан?
— Ага, — улыбаясь, Гарри покивал.
Бровь мистера Снейпа выгнулась, явно собираясь что-то сказать.
— Ага, — продолжал Гарри, — только на стрёме стоять было неудобно, и я стоял на полу.
Вот тут-то мальчик и вздохнул горестно. Здесь он действительно был виноват перед друзьями.
Дамблдор задумчиво покрутил палочкой свой пепельный ус. Если хорошо приглядеться, то можно было заметить, как в этот момент хитро заблестели глаза волшебника. Но сейчас все смотрели только на Гарри.
— Итак, я думаю, здесь всё ясно, Северус.
И с большим разочарованием Снейпу пришлось смириться — здесь, действительно, ясно всё.
— Но если хочешь, можешь назначить отработку и мистеру Фостеру, мне кажется, он не будет против поддержать своих товарищей.
Уж Гарри был точно не против. Против был Снейп, но его мнение, кажется, совершенно никого не интересовало.

…На отработке было весело. Не то чтобы Гарри любил мыть котлы, однако же при таком занятии имелась возможность оглядываться и осматриваться. Снейпа мальчик не боялся, а потому смело мог зазеваться, разглядывая какое-нибудь любопытное чучело. Его друзья-первокурсники, напротив, не получали от происходящего ни малейшего удовольствия. Гарри думал, что это приходит с возрастом — забывать об удовольствиях.
Северус тоже отбывал повинную. Мало приятного в общении с детьми, а уж в общении с детьми в неурочное время…
А впрочем, он проверял контрольные. Абсолютно бесполезное дело лучше совмещать с другим бесполезным делом, тогда выкроится время для дела полезного. Такая нехитрая логика позволяла мечтать о сочинении зелий, которым Снейп займётся уже через полчаса. В тишине и покое.
Но Гарри так не думал, когда лез рукой в банку с чем-то оранжевым, так вкусно пахнущим карамелью.
Второй раз за этот прекрасный день из кабинета профессора Снейпа что-то летело. Раньше это был котёл, теперь это был мальчик. А впрочем, выбитой двери нет разницы.
Северус ошалело подскочил на месте. В оранжевом дыму, заполонившем класс, вырисовывались испуганные лица детей. Всё произошло столь внезапно, что чуть ли не впервые в жизни Снейп действительно растерялся. Ведь какой идиот мог осмелиться полезть в банки с зельями?!
Какой идиот — стало ясно, когда Северус вытянул из дыма большую львиную морду, у которой было тело Гарри. Тело Гарри, совершенно не пострадав от удара, заинтересованно щупало себя за чужой нос. Парадокс, но нос был действительно свой и чужой одновременно.
Макаронина хихикнул, мальчик с веснушками откровенно захохотал, а Снейп понял, что у него образуется мигрень.
— Всем вон! — свирепо прорычал он и одним взмахом палочки очистил аудиторию не только от дыма, но и от мальчишек.
Те были совсем не против. К тому же, будет, что рассказать остальным!
— Фостер, какого чёрта ты полез туда? — Северус тряс ребёнка за плечо.
Львиная морда сказала:
— Агрх…
А тело Гарри развело руками и скромно поковыряло ботинком пол.
***

— Так значит, как и его родители, в Гриффиндор, — довольно улыбался Дамблдор, глядя на Гарри поверх очков. — Северус, поздравляю тебя с успешным испытанием зелья. Браво! Как искусно!
— Директор, — начал было раздражённо Снейп, но вдруг осёкся и повторил медленно, выговаривая каждую букву: — Гриффиндор.
Дамблдор вдруг захотел чаю. Из редкого чайника, который лежал в подсобке в сундуке. Редкий чайник из подсобки мог передвигаться лишь при помощи директорских рук.
В общем, когда под тяжёлым подозрительным взглядом Северуса и любопытным взглядом Гарри старик удалился, в комнате прозвучал вопрос:
— Гриффиндор — это что?
— Это факультет, — машинально ответил Снейп, пальцем трогая кончик губ. Затем Снейп понял, кто спрашивал, и поморщился. — Вы ещё смеете говорить со мной?
Голос при этом был страшный-страшный, от которого у первокурсников бегут мурашки по телу.
А Гарри взял с блюдца ещё одну конфету и зашелестел фантиком.
— Лимонная, — сообщил он.
Северус не нашёлся, что ответить. К тому же, в проходе замаячил Дамблдор с чайником, а при директоре Снейп старался не выражаться. Хотя очень хотелось.
— Я знаю, о чём ты задумался, мальчик мой.
Обращался он явно к профессору, ибо Гарри думал о второй конфете, а это вряд ли интересовало Дамблдора.
— И что вы скажете, директор? — вкрадчиво поинтересовался Северус.
— Гарри может взять ещё одну лимонную дольку, если ему так хочется.
Снейп не стал дожидаться, когда лимонную дольку предложат и ему. Поджав губы, он резко поднялся, взмахнул мантией и уже почти хлопнул за собой дверью, когда Дамблдор окликнул его мягким голосом:
— Возможно, профессор, вы захотите, чтобы завтра Гарри вновь пришёл к вам на отработку?
Гарри радостно улыбнулся старику и с надеждой оглянулся на зельевара.
Тот побледнел на глазах.
— Воздержусь, — коротко ответил Северус, презрительно глянув на мальчишку.
И наконец, сделал хоть что-то из списка дел на сегодня, а именно: очень, очень громко хлопнул директорской дверью. И получил от этого огромное удовольствие.
— Сердится, — констатировал удручённо Гарри, когда шаги преподавателя стихли.
— Нет, — возразил старый волшебник, отхлебнув чаю, — он просто обиделся.
— Обиделся? Но почему?
— Ведь мы так и не предложили ему ни одной лимонной дольки.
— А он их так любит?
— Обожает, мой мальчик. Он их обожает!
***

Похожий на столб сажи, выросший из земли, Снейп стоял возле входа в Большой зал. И когда Гарри появился в проходе, весело размахивая руками, мужчина окликнул его.
— Да, сэр? — добродушно улыбаясь, ребёнок заглядывал в чужие глаза.
— У меня есть для тебя кое-какая просьба, — ледяным тоном, растягивая слова, заговорил Северус; руки на груди — скрещены, он запахнут в мантию, словно в саван. — Выполнишь?
Гарри было не очень приятно. От мрачного вида этого человека становилось зябко и даже, где-то глубоко внутри, страшно. Но мальчик слишком любил помогать.
— Хорошо, — и он кивнул, а когда Северус попросил следовать за ним — неуверенно оглянулся на вход в Большой Зал, где остался Дамблдор и его борода — вся в крошках печенья…

Они стояли в классе, где Гарри уже был, и не однажды: тут много засаленных котлов, разноцветных склянок и чучел с разинутым ртом. Пахло, правда, приятно, не под стать страшному кабинету: полевыми цветами и пихтой. Когда профессор зашёл за свой стол, Гарри увидел разложенные на материи травы; наверное, они сорваны этим утром, раз пахнут так замечательно.
— Вы же в лесу их берёте? — и Гарри потрогал пальчиком какое-то соцветие, пока Северус отвернулся к шкафу.
— Да.
— Из них вы варите кашу для мадам Помфри?
Снейп даже не сразу понял, какую кашу имеет в виду мальчишка.
— Зелье. Это зелье, а не каша.
— А похоже на кашу.
Северус вынул нужную реторту и, наконец, повернулся обратно к ребёнку.
— Не трогай, — стрельнул он взглядом на маленький пальчик.
Гарри тут же спрятал руки за спину, и его бледные щёчки виновато подрумянились.
— Выпей, — вновь скомандовал Северус, перелив содержимое реторты в стакан и протянув его через стол к мальчишке.
Гарри опасливо покосился на серую кашу, от которой пахло какими-то мокрыми кошками. Мокрые кошки, оказываются, тоже умещаются в стакан…
— А что это? — робко поинтересовался Гарри, морщась.
— Моя просьба.
Снейп был непреклонен: он внимательно, поджав серые губы, ждал, пока Гарри проглотит эти помои. А у Гарри даже в глазах защипало — так противен был запах.
И вот вдруг, ни с того ни с сего, — тихий стук в дверь.
Гарри даже не успел заметить, как из его пальцев выдернули стакан и тут же всунули вместо него какой-то пузырёк. Как раз вовремя, к слову, ведь в это мгновение отворилась, наконец, дверь, и на пороге нарисовался сам Альбус Дамблдор.
— Директор, — сдержанно поприветствовал Снейп, — вы как раз вовремя.
— Надо же! — весьма фальшиво удивился тот, шагая вглубь кабинета и прикрывая своей морщинистой рукой дверь. — Извини, Северус, что вмешался.
Гарри стало почему-то совсем неуютно. Он крепко обхватывал пальцами флакон и робко водил взглядом с одного волшебника на другого, не решаясь даже вздохнуть.
И хотя оба волшебника были невозмутимы, как-то интуитивно чувствовалось — однако, что-то случилось.
— Мистер Фостер вызвался передать вам образец зелья, — крайне раздосадованным тоном сообщил Снейп, грузно опустившись на стул и сложив на столе руки. Дамблдор внимательно следил за ним поверх своих очков. — Будет лучше, если вы возьмёте образец сами. Фостер весьма неуклюж.
— Конечно, мальчик мой. Конечно. И вовсе удивительно, что ты позволил мистеру Фостеру вновь подойти к этому зелью столь близко, — торопливо ответил директор, жестом руки подзывая маленького Гарри к себе и весьма ласково поглаживая его по макушке. — А ведь это очень важное для нас зелье. Важнее всех остальных, не правда ли, Северус?
— Да, директор.
Седовласый чародей взял в ладонь небольшой пузырёк и пару секунд рассматривал его на свет. А Снейп не мог отделаться от ощущения, что он для Дамблдора вот такое же зелье, и тот — не оставалось сомнений — видел его насквозь.
Гарри стоял, приросший к месту, — неуверенный, растерявшийся. Обманывать он не любил, но обманывать чужие ожидания, пожалуй, он не любил ещё больше.
Поэтому, когда его вывели из кабинета, где остался крайне мрачный профессор зелий, когда его привели наверх и даже дали целую миску конфет, — даже тогда Гарри уверенно отвечал:
— Я бы и сам принёс зелье. Ведь я ни капельки не неуклюж!
***

Перед тем, как пойти повиниться пред «Неслабоками», маленький Гарри решил кое-что узнать.
Дело было буквально следующим утром. Прямо перед началом занятий Северус наткнулся на Гарри (что стало входить в привычку). А тот, видимо, только и ждал, чтобы на него наткнулись, да не кто-нибудь, а именно Северус Снейп.
«За что?!» — патетически вопрошал голос в голове профессора зельеварения.
— Доброе утро, сэр, — обезоруживающе сиял мальчонка, шаловливо прищурившись.
Северус очень красноречиво тронул одним пальцем мальчишескую макушку и без усилия отодвинул Гарри со своего пути.
Но Гарри смотрел на брови и понимал, что он всё правильно делает.
Вприпрыжку ребёнок вновь опередил профессора, и тот уже не выдержал и грозно навис над ним.
— Мистер Фостер, чем я обязан столь пристальному вниманию? — притворно вежливо, сквозь зубы поинтересовался он.
Гарри ничего притворного, конечно же, не заметил.
— Вам понравились? — спросил он загадочно.
— Что понравилось? — озадачился Снейп. И тут же опомнился. — Если на этом ваши, безусловно, важные вопросы закончились, то я могу идти, мистер Фостер?
— А, значит, не нашли, — разочарованно вздохнул ребёнок и тут же задумчиво побрёл вверх по лестнице. — Как я, значит, хорошо спрятал…
Подобными словами, пожалуй, и начинаются все беспокойные дни.
С абсолютно беспомощным выражением лица Снейп смотрел вслед мальчишке и гадал, о чём же говорил паршивец.
Гадал он и на сдвоенных уроках Слизерина и Гриффиндора, и на уроках первокурсников-пуффендуйцев, на обеде Северус от волнения за безопасность школы совсем не тронул еды, на отработке он незаметно для учеников беспокойно обследовал свои колбы и реторты, банки-склянки, котлы и ступки, но — увы! — не находил ничего, похожее на «как же я хорошо спрятал».
— Завтра спрошу, — пообещал себе Снейп, поздно вечером откладывая в сторону перо и стопку пергаментов, — завтра поймаю это чудовище и спрошу обязательно.
Но в этот момент он заметил на столе неубранную книгу; потянулся к ней, с подозрением глядя на широкие щели между страниц, и вот — разгадка найдена.
Где-то в самой середине, где были рецепты ядовитых, смертельных зелий, преспокойно таилась горстка лимонных долек. Пять или шесть самых обыкновенных конфет.
Ни на секунду сомнений не было. В конце концов, на такое способен только один человек.
Не считая Дамблдора, конечно.
***

У мальчика Гарри, между тем, день был не менее интересным, нежели у профессора Снейпа. Сразу после своего загадочного «как же я хорошо…», он, пыхтя, взобрался на многие лестницы и пересёк многие коридоры, чтобы достигнуть пуффендуйской гостиной (это после, признаться, он вспомнил, что направился не туда).
Всё это время он думал и нервничал — ведь ему было очень страшно попадаться друзьям на глаза. И хотя большой вины Гарри до сих пор за собою не видел, что-то подсказывало ему — извиняться надо бы пойти первым.
— Как настоящий мужчина! — приободрял он себя глухим шёпотом.
Кто-то шикнул ему в ответ.
— Ах! — испуганно отшатнулся мальчишка, вскинув голову, руками вцепившись в перила, а глазами — в чей-то живой портрет. — Ой-ой!
И у Гарри едва получилось умолкнуть и замереть.
На него смотрели весьма и весьма престранно, пользуясь зеркалом. Лицо в зеркале — молодое, девичье, очень радушное, оно улыбалось Гарри задорно и ласково, зато вне зеркала, но в портрете — старое тело и седые волосы, а по рукам ползут толстые жилы, как плющ по земле.
В общем, это была женщина. А уж старуха иль младая красавица — не узнать.
— Привет, — поздоровалось отражение в зеркале.
Гарри немножко пригладил волосы, а потом сказал осторожно:
— Добрый день.
Чтобы не обидеть неуважением бабулю и чересчур не официальничать с девочкой.
— Ну как кошка? — спросила картина всё также обыденно, будто давненько знакома с Гарри.
Гарри, однако, знаком с нею точно не был, а потому продолжил стесняться.
Между прочим, он вообще знал только Толстую Даму, да и то — благоразумно — обходил этот портрет стороной.
— Кошка-спасибо, — откликнулась мартышка, шагнув, наконец, поближе к картине.
Девчонка, наглая морда, посмела расхохотаться, отчего тугие косы на её голове запрыгали, словно пружинки.
Гарри залился краской, но исправляться не стал — раз такая умная, значит, всё поняла.
— Нормально, — только добавил он недостающее слово.
А портрет продолжал хохотать.
— Какой забавный! — восторженно воскликнуло отражение, пока Гарри изучал взглядом пол. — А я тебя видела. Тебя и кошку. Кажется, это было вчера; я сидела в картине, где вкусный чай.
Гарри припомнил такую картину — ту самую, напротив гаргульи, где вечно толпилось много народу. Там гуляла половина нарисованного Хогвартса, обпиваясь нарисованным чаем и объедаясь нарисованными тарталетками. Как это можно было есть краску — Гарри не понимал.
— А впрочем, совсем неважно, — подумав, сказал вновь портрет. — Ведь ты сам, сам по себе, — интересный.
Неловко, но всё же Гарри растянулся в улыбке и посмотрел на девочку из-под ресниц, смущённо.
— Правда? — поинтересовался он.
— Клянусь.
И улыбка мальчишки стала откровенней, он даже слегка приосанился, приободрился и осмелел.
А осмелев, спросил:
— Ты кто такая?
Девчушка собрала губы бантиком, чтобы не рассмеяться вдруг, ненароком, ведь ребёнок был презабавнейший.
— Не ты, а вы, — вмешался вдруг старческий надтреснутый голосок.
Гарри посмотрела на спину бабули строптиво, как молодая лошадка, и выдал:
— А вас и не спрашиваю.
И стал похожим на помидор.
Секунду, а может, две было тихо, как будто никого не было. А затем раздалось тоненькое девичье «ха-ха» и огрубевшее «хо-хо-хо!», эти звуки прорезали коридор, словно залпы от пушек.
— Каков грубиян! — добродушно сетовала старушка.
— Каков забияка! — потешалась девчонка, всё потряхивая своими косичками.
— Я так не хотел, — мямлил тихонько Гарри, бочком отходя от портрета, чьё полотно сотрясалась, словно живое. — Я не специально.
И ему стало вдруг так нестерпимо стыдно, что он кинулся прочь, совсем не оглядываясь по сторонам, зато смотря только под ноги. Вслед ему ещё долго доносилось веселье, а ещё бабуля сказала:
— Ты, сынок, не пужайся, ведь я в душе молода, я — шутница!
Гарри нёсся на всех парах, чтобы дальше, чтобы не слышать и не краснеть. А всё же тихенький голос до него докричался, и девочка ему говорила, девочка с добротой кликала вслед:
— Приходи к нам, маленький Гарри, и мы научим тебя шутить!
А Гарри казалось, что он до сих пор видит, как она ему улыбается.
В общем, денёк выдавался маетный. Об этом думал Гарри, прыгая через ступеньки (теперь уже вниз) до тех пор, пока перед носом не вырос знакомый вход.
***

Тот день был на зависть тёплым. Сквозь арки, сквозь витражи и рамы светило солнце, рассаживая по полу, потолку и стенам лучи, устраивая внутри замка целый палисадник — так беспардонно, но нежно. Толстобрюхие кучевые облака летали высоко и стайками, похожие то на птиц, то на соловых лошадей, а иногда и на одного большого и жирного человека. Всё это было чудно и чудесно — такие маленькие волшебные вещи, которые, может, навечно, а может, лишь на мгновение, которые собою похожи на жизнь и потому — замечательны.
Но вот Гарри пробрался внутрь, и округа заметно утратила краски. Неслабоки сидели, нахмурившись и сбившись в кучу, нахохлившись, как воробьи, и глядели на Гарри осуждающим взглядом.
— Так-так-так, — сказал Макаронина очень важным и насмешливым тоном.
— Так-так-так, — подхватили его Неслабоки. А кто-то даже неодобрительно покачал головой.
А Гарри как покраснел-побледнел, потупил как свои огромные глазки, как он артистично развёл руками — не Гарри, а просто картинка! То было само раскаяние, а не маленький человек.
Он стоял, ковыряя пальцем столешницу, и громко натужно дышал — видно, решался сказать.
Вся компания угрюмо за ним наблюдала.
— Ну? — не вытерпел первым Малина.
И хотя все молчали, стало ясно, что Малина высказал не столь личное мнение, сколь общественное.
— Прошу меня ни в чём не винить. Я это всё — не нарочно.
Неслабоки переглянулись серьёзно и деловито, и были они чем-то похожи на судей, только вместо напудренных париков у них на макушках болтались мятые шляпы. А вот мантии подходили на славу — чем же они не судейские?
Гарри в тот миг чувствовал себя маленьким и виноватым. Но это длилось недолго, пока Макаронина вдруг не сказал:
— Ну ладно.
А остальные не подхватили:
— Ведь в первый же раз!
— И он говорит, не нарочно.
— Помиловать!
— Простить его!
— Можно!
— Я тоже! Я — за!
И так далее, как всегда громко и суетно. И опять улыбаясь.
В сердце у Гарри защекотало, видно, там расцвело что-то приятное, когда Неслабоки простили его. Мальчик робко им улыбнулся и с большим удовольствием сел в круг, лишь только ему предложили.
— Спасибо, — честно поблагодарил он.
— Нет-нет, ты не думай, что просто так всё закончилось, — тут же одёрнул его Синьор, севший рядом.
— Да, симпатяжка, ведь из-за тебя мы потеряли очки, — подхватила и Анна, которая, может, и хотела припугнуть Гарри, но при всём желании — не могла. Ведь симпатяжка смотрела на неё влюблённым глазами и совсем не боялась. — Мы тебя немного накажем.
— Но это не больно, — услужливо шепнул Малина, и Гарри оторвался от созерцания Анны, чтобы посмотреть на него. — Опасно, конечно, но больно не будет.
— А что же мне сделать? — заинтересовался Гарри.
Все Неслабоки заговорщицки переглянулись.
Лишь Индюк вдруг не выдержал и возмутился:
— Ну нет, убьёт же! На этот раз точно!
— А надо делать всё аккуратно, тогда не убьёт! — запальчиво крикнул Синьор в ответ.
— Что кричишь?! Это не из-за меня же — вот так!
— Надо сделать!
— Чтобы всем доказать, что можем — и сделаем, не попавшись!
Гарри слушал разгоравшийся спор молчаливо, но с присущим ему любопытством. Особенно ему нравилось, как Синьор потрясал кулаком, а его шляпа в такой момент ехала на нос.
— Ребята, тише! А ну замолчать! — скомандовала Анна, и Неслабоки послушались её неохотно, но тут же. — Мы всё уже с вами продумали. Значит, теперь — говорим, а не обсуждаем. Кому не нравится, так надо было раньше об этом думать. Верно я говорю?
— Верно! — поддержала её большая часть Неслабок.
Индюк нахмурился, но рукою махнул, мол, так уж и быть, воля ваша.
Макаронина вновь взял себе слово и начал, хитрющий, во весь рот ухмыляясь:
— Знаешь, а ведь мы тут подумали: раз так вышло со Снейпом, значит, и отрабатывать долг на нём. Ведь он всего лишь учитель, и он не помеха такой гигантской…
— Процветающей…
— Магической…
— …корпорации, как наша!
Гарри смотрел во все глаза и слушал внимательно — во все уши.
Макаронина выдержал интригующую паузу, а потом затрещал, выпалив всё на одном дыхании — так ему не терпелось!
— Приходи в полдень к кабинету, а вот когда зайдёшь, сразу иди к столу Снейпа и пейпервоепопавшеесязелье. Не раздумывая!
— Чего-чего? — непонятливо переспросил Гарри, разобрав лишь начало.
— ПЕРВОЕПОПАВШЕЕСЯ! — громко повторил Синьор, отчего, к слову, легче совсем не стало.
— Он имеет в виду, — пей то зелье, которое увидишь первым, — не выдержала Анна, остервенело прикрыв рот Макаронины — того, видно, данный план приводил в неописуемый восторг. — Пей перед всем классом — это всё, что от тебя и требуется.
— Тебе же не сложно? — встрял в разговор Малина.
— Тебе же не страшно? — как-то сердито спросила Зверь.
Гарри покачал головой и сказал:
— Я теперь ничего не боюсь.
— Молодец, — похвалила его Анна.
А Макаронина был проницательней, он спросил осторожно:
— Это ещё почему?
В ответ Гарри сунул руку за пазуху и под восторженные аханья извлёк оттуда длинную-длинную, прехорошую, прекрасивую — волшебную палочку.
Ребятня так и взвизгнула. А потом кинулась спрашивать, а слушая — удивляться, и хлопать Гарри по плечам и спине, и говорить:
— Во даёт!
— Не может такого быть!
И до глубокого вечера не отпускала она мальчишку, пока тот не рассказал им всё — без единой утайки! А затем Гарри впервые скрестил с Неслабоками палочки, и впервые сказал взволнованно их девиз. И отчего-то он вдруг подумал, что это всё — навсегда.
И вмиг — стал счастливым мальчишкой.
***

Следующим днём, где-то около полудня, Гарри действительно был возле кабинета зельеварения, как и обещал. Более того, он самостоятельно нашёл дорогу, что случилось с ним впервые — обыкновенно в подземельях он постоянно плутал. На пути ему встречались уже знакомые лица, многие с ним здоровались, многие улыбались и трепали его всей пятернёй; особенно любили Гарри старые привидения, самые старые, те, что были от основания Хогвартса. Они так и норовили увязаться за мальчиком и побеседовать с ним о жизни при смерти. Ох, как же Гарри это любил! Никогда в жизни ему не выпадало столько внимания, и чувство было ново и очень приятно.
Но вот он добрался, не заблудившись. Ничего не менялось в этом коридоре без окон, только зажигались и гасли факелы, строя из себя солнце. Гарри подошёл к двери и постучал.
Вначале ему никто не ответил. Наверное, прошла целая минута, прежде чем из-за двери выглянула довольная морда Синьора и оскалилась:
— Глядите-ка, пришёл, — сказал он, моргнув глазом. — А ты молодец!
Гарри расцвёл от такой похвалы, улыбнулся и тоже моргнул в ответ.
— Давай шустрее, заходи и делай, как договаривались, — и Синьор отодвинулся, пропуская мальчонку внутрь.
— А мне что-нибудь будет? — тихо спросил Гарри.
Макаронина снисходительно на него глянул, но произнёс только сомнительное:
— Лишь хорошее.
В классе на него уставилось несчётное количество глаз. Все они, любопытные, предвкушающие, таили в себе веселье. А ещё немножечко страха.
Ведь кто не боится Снейпа, верно?
Итак, они все сидели за партами и смотрели, а Гарри робко им улыбался.
Когда Сеньор тщательно прикрыл дверь, заведомо высунувшись в коридор и оглядевшись, и когда он встал перед мальчишкой, весь такой внушительный и полный решимости, Гарри — нужно это признать — захотел убежать поскорее. Но тут Макаронина вновь мигнул глазом и взял его за руку, словно маленького.
— Пошли, Мелочь. Минутное дело! Ты только не трусь.
Но Мелочь строптиво приросла к полу.
Из толпы учеников, тот самый рыжий в веснушках, несмело хихикнул:
— Он же малявка. Не сможет!
— Иди-иди, там ничего плохого, — подбодрила Гарри девчушка, сидящая рядом за партой.
— Всего лишь немного посмеёмся, — подбодрила ещё одна, издалека.
Но мальчишки уже заладили:
— Ой, не сможет!
— Не сможет!
— Откуда такая трусиха?
Гарри сильно сжал руку Синьора, а потом вдруг рванулся, на деревянных ногах направился к преподавательскому столу, на котором стояла склянка.
И тут:
— Клац! — дрогнула ручка и повернулась.
У Сеньора сердце — в пятки, у всех остальных перехватило дыхание, и дети в мгновение ока — быстрее, скорее! — все по своим местам.
Таким вот образом маленький Гарри и оказался под столом, вжавшись в ножку.
У Макаронины потемнело в глазах, когда он увидел торчащие ноги. Значительная часть Гарри всё-таки прикрывалась, к тому же, в таком полумраке, но стоило Снейпу сесть за свой стол — и всё, верная смерть, смерть в страшных муках.
Но вот грозный, высокий, пугающий преподаватель — уже в кабинете.
— Настой растопырника — это настой, который…
В своей обыкновенно манере начал Снейп прямо с порога, и никто даже пикнуть не смел — все послушно схватились за перья. Только Макаронина почему-то выводил не конспект, а страшные закорючки. И думал о Гарри.
В то же время сам Гарри ничуть о себе не думал. То есть он, конечно, боялся, но скорее не Снейпа, а того, что опять подвёл Неслабок.
«Вот так несправедливость!» — думал он про себя.
И украдкой глядел на то, что же творится в классе.

…Вдруг мантия за Снейпом привычно взлетела, и преподаватель направился вверх по ступеням, но не к кафедре, а — Великий Мерлин! — к столу.
— ПРОФЕССОР! — сам не свой взревел Макаронина и вскочил с места.
Северус от неожиданности споткнулся на полпути. Теперь Синьор знал, что будет сниться ему в кошмарах — вот этот недобрый взгляд.
— П-п-профессор… — повторил Макаронина осипшим голосом, тяжело дыша. — М-м-можно выйти?
«Нет, не то! Совсем не то!» — зазвенело у Синьора в голове, но было для этого слишком поздно.
Снейп медленно, опасно сложил руки на груди, запахнувшись в мантию. Его лицо было каменным, то есть абсолютно, и это предвещало только ужасные вещи.
Однако когда Макаронина уже раздавал свои шоколадные лягушки наследникам и подписывал завещание, зельевар лишь сказал ему едко и тихо:
— Идите.
Макаронина шумно сглотнул… и сел обратно на место.
Брови Снейпа взлетели вверх, он наклонил голову, не отрывая опасного взгляда от ученика и с нажимом спросил:
— Мистер Ломан?
Тут Макаронина почти согласился, что и вправду не прочь посетить туалет.
Однако он сказал, едва ворочая языком:
— Не, я передумал, — и хлопнул своими испуганными глазами. А потом подумал немножко и прибавил очень вежливо: — но спасибо.
Подумал ещё.
— Большое, — и закончил Синьор, наконец.
Словно размер «спасибо» мог что-нибудь изменить.
Профессор Снейп смотрел на него сверху вниз, как ворона смотрит с дерева на козявку. Честное слово, Макаронина думал на полном серьёзе, что он вполне поместится в котёл и превратится в отличный гарнир. А Снейп приправит его растопырником. И съест!
А пока Синьор видел, как его разливают по супницам и иным углублениям, тишина в классе становилась густой. Все сидели и ждали, когда же рванёт.
И рвануло, но только совсем не так.
— Можно я за него? — вдруг послышалось из угла.
Дети обернулись и увидели толстобрюхого мальчишку с розовыми щеками — ох, как же он был похож на Малину! Такой же круглый и забавный, только младше Малины на пару лет. Он робко тянул свою руку — и всё краснел, краснел, краснел…
— Я тоже хочу! — вдруг взметнулась в воздух ещё одна ручка, сухенькая и обцарапанная, с ногтями, остриженными под корень. Зверь тянула её смело и с вызовом.
И ещё одна рука. И ещё. И все до единой!..

…А в это время Гарри заскучал. Оно и верно, ведь уж пять минут, как он скрючился под столом, а любоваться на чужие ботинки, по его мнению, весьма сомнительное удовольствие. Если вы, конечно, не обувщик.
Итак, он тихохонько выглянул из-под стола. Постоял, посмотрел на широкую спину профессора, на лес рук, на вытянутые лица детей, а затем аккуратно пополз рукой по столешнице — прямо к зельям.
Макаронина икнул так громко, что сам испугался. Гарри взял двумя пальцами флакончик и показал его Синьору, мол, «этот или какой другой?». Синьор не ответил.
«Наверное, чем-то занят», — беспечно рассудил Гарри и взял ещё один пузырёк.
А Макаронина действительно был занят — абсолютно, бесповоротно — был занят Снейпом.
Тот побелевшими от злости губами говорил нелицеприятные вещи. Что-то про лодырей и сорванные уроки. Поэтому Гарри пришлось выкручиваться самому.
На столе было целых пять флаконов, а ещё куча пергаментов и две стопки книг. Гарри решил действовать методом исключения — и исключил все свои нелюбимые цвета. Осталось только жёлтое зелье и зелье чуть-чуть сероватое. Мальчишка, предприимчиво озираясь, взял оба флакона и начал на них смотреть. Но выбор был слишком тяжёл, и Гарри в скором времени сдался.
Пришлось менять критерии, а что же делать?
«Правильное то, — думал он, — которое стояло посередине стола, а не в куче».
Гарри посмотрел на зелья, которые он уже давно подтянул к себе, и понял, что все они перепутались.
«Оно стояло посередине, потому что Макаронина специально поставил его туда, на самое видное место».
Но легче не становилось.
«Ну, — мученически вздохнул он, сливая все зелья в один флакон, — а что ж делать!»
Девочки, тихо сидевшие за первой партой, вытаращили глаза и отшатнулись. Одна из них готовилась взвизгнуть, а другая зачем-то тыкала в Гарри пальцем и страшно вращала глазами.
Странные тётки. Женщины, одно слово!
Однако Снейп их заметил и рявкнул так громко, так грозно, что, кажется, треснули стены:
— ТИХО! — и крутанулся по направлению к ним, оставив несчастного Синьора позади. — Вы что, думаете…
Вот тут-то Северус и заметил Гарри. Тот стоял очень скромно — на преподавательском стуле; в одной руке колба с зельем неприличного цвета, в другой перо. Гарри аккуратно, под взглядом Северуса, помещал перо в колбу и болтал им там, перемешивал.
Не прошло и секунды, как внутри мальчика оказалась эта гремучая смесь: Гарри вдруг — раз! — и опрокинул колбу в себя одним махом.
В это мгновение Макаронина искренно схватился за сердце взмокшей ладонью, а весь класс задержал дыхание; Снейп же прирос к месту, и, столь невозмутимо-неподвижный, он взирал на происходящее сверху вниз, и ни единый мускул не дрогнул в его лице.
Вот такая вот шутка выходила у Неслабок — скорее штука, чем шутка.
Все и всё замерло в ожидании. Тридцать пар глаз таращилось на Гарри, а Гарри с пустой колбой таращился в ответ. Он стоял, возвышался над всеми, как герой, на самом деле будучи только легендой. И самое удивительное, самое поразительное было позже, когда все ребята как один ахнули, волной пробежал шепоток от первых рядов до последних:
— Гарри Поттер!
— Это же Гарри Поттер!
— Мальчик-который-выжил! Смотрите!
А легенда стояла пред ними, потрясённо разинув рот, — совсем не легенда, пожалуй, а лишь мальчишка. Вот, что молния делает с человеком.
У Северуса в лице, наконец-то, выступило нечто, что можно было бы назвать эмоцией. Оно было сердитым, но в то же время — чрезвычайно самодовольным. Эмоция отразилась в изгибе рта и бровей, и он, серый, он, грозный, смотрел на черноволосую голову, на пару зелёных глаз и думал, что в его возрасте пора научиться делать ошибки. Но ни одной ошибки в своей жизни, как потом выяснится, Северус не сделает запланировано.
Такая вот своенравная штука — жизнь.

…Во взрослом мире люди всё перевернули с ног на голову — им вдруг стала важнее фамилия, чем человек. Она будто шла впереди хозяина и вещала, мол, или любите, или не жалуйте.
— Гарри Поттер, — вкрадчивым голосом, тихо, медленно выговаривал Снейп, обходя мальчика вокруг, — та самая знаменитость.
Гарри смятенными глазами следил за учителем. Затем он, слегка неуверенно, дёрнул себя за чуб, скосил на него глаза, пальцем ткнул в появившийся — как печально, опять! — шрам… и понял, что сказать-то и нечего. Он единственно, что смог улыбнуться, да и то излишне тревожной улыбкой.
Строго, приосанившись, Снейп говорил. Нет, не говорил, а приказывал:
— Всем вон, — тихо, но властно.
И все, словно только и ждали, выскакивали со своих мест, спешили к дверям, снося парты и стулья — каждый из них понимал, что всё это — не к добру, и лучше бы поскорее удрать. Так незамысловато, зато по-взрослому благоразумно.
Как многим позже ведали очевидцы, профессор Снейп тёмной фурией летел из класса следом за всеми, не медля, не раздумывая, а в руках у него был — вы только представьте себе! — не кто иной, как тот самый Мальчик.
Мальчик-Который-Выжил.

Глава 2. Тренируясь на кошках

«Почему бы, собственно, и нет?» перво-наперво привело Гарри в кабинет директора Дамблдора, а вовсе не к Запретному лесу. Как позже окажется, одно ну никак не случается без другого. Дамблдор и всё с приставкой «запретно» всюду, всегда — нераздельно.
Помявшись у двери, Гарри с усилием её приоткрыл и сунул нос в щель. Дамблдор сидел в кресле возле окна, сложив руки, и то ли спал, то ли думал с закрытыми глазами. Синий помпон от ночного колпака висел над его носом и подпрыгивал, когда директор закреплял особенно мудрую мысль робким всхрапом.
Бесшумно мальчик подошёл к чародею и хорошенько в него вгляделся. Подёргал чуть-чуть за бороду. Ткнул пальцем в одну из звёзд на пижаме.
— Пф-ф… — отозвался директор, словно сдувшийся шар.
Гарри счёл это разрешением на разговор.
— Сэр, я хочу спросить, — решительно заявил он, приосанившись.
Дамблдор пожевал губами, а его голова клюнула воздух, мол, «приятно послушать вас, мистер Поттер». Очки у профессора съехали на нос, а сцепленные пальцы рук медленно накренились куда-то в сторону. Директор Дамблдор был весь — внимание!
— Я хочу спросить, — чуть скромнее повторил Гарри, — где можно взять волшебную палочку.
Директор упорно молчал, только его седой ус вздувался и оседал от сопения.
— Мне очень нужно, — чуть не взмолился мальчишка, отчаявшись. — Честное слово, нужно!
Тут рука директора не выдержала и упала, но, увы, совершенно неудачно. Нацелившись на подлокотник, она всё же соскользнула с него и повисла, пальцем указывая куда-то в пол. Гарри любопытно посмотрел, куда именно, и радостно ахнул: на расшитом ковре лежала раскрытая книга, красивая, притягательная, с шевелящимися картинками, и — вот это радость! — вышеописанный палец указывал именно на неё.
Гарри аккуратно присел на пол рядом с толстенной книжкой и с трудом затащил её к себе на колени.
— Хогвартс, — шёпотом прочитал он заголовок, водя пальцем по строчке. — Ещё одно место рождения.
«Интересненько», — заключил Гарри.
И вот, по слогам, по буковке, он вычитал поразительную историю: «Запретный лес — колыбельная для душ волшебников. Каждое дерево здесь есть и будет душа».
А ещё через пару абзацев, что: «…необходимо не только волшебное древо, но и часть существа. Например, жила дракона или шерсть кошки, или…»
— Ах! — осенился Гарри, даже не дочитав, подпрыгнул, глаза его загорелись, а рот изогнулся. — Я вас понял! Так вот, оказывается, где… как!..
И совершенно непочтительно скинув книгу на пол, он полетел из дверей кабинета, как маленькое торнадо, снося по пути игрушки, бумаги, перепрыгивая через стул, по лестнице с громким топотом — вниз! Затем, хохоча, по коридору, вновь по лестнице — вниз, и вниз, и вниз, и прыгая неустанно, весело.
Теперь-то он точно покажет всем Неслабокам, кто такой Гарри Поттер!
И спустя четверть часа он уже вышагивал в сторону леса, ничуть не смутившись ни высоких деревьев, ни карканья воронья. Ведь настоящие волшебники не боятся. А Гарри, конечно, был настоящим: одна лишь проблема — найти палочку! Ну и научиться чуть-чуть колдовать…
А так, пустяковое это дело — волшебником быть!
***

Самое лучшее в распорядке дня — это когда его вовсе нет. Гарри с огорчением вспоминал года у Дурслей, когда все дни напролёт он растрачивал на учёбу, мытьё полов и посуды. То ли дело Хогвартс! С утра до вечера можно было разведывать, веселиться и любопытничать. И лишь изредка кто-то из взрослых возмущался установившемуся порядку вещей.
А вообще, Гарри ничего не мешало. Даже ходить одному по лесу — ничего и никто!
И это привело к тому, что Хагрид обшаривал все кусты на опушке, а у Гарри тем временем…
А у Гарри!
…деревья переплетались где-то над головой, пели птицы, выводили такие нежные трели, что щемило детское сердце, а в воздухе — запах смолы и хвои.
Мальчик стоял на пеньке, разувшись, и чувствовал.
Он сказал в никуда, никому:
— Если бы я был волшебной палочкой, я бы рос здесь.
И звучали слова как-то по-особенному, по-взрослому. Гарри так понравилось, что он не сказал теперь, а закричал звонким голосом:
— Ах, если бы я был волшебной палочкой!..
Закричал так, что вспорхнули малиновки, заголосили возмущённо дрозды. А Гарри — хулиган, мальчишка! — расхохотался и обнял дерево.
— Какое здоровое! — восхитился он искренно, чуть игриво. — Душа в тебе, наверное, ещё здоровее!
И пополз он вверх, любопытный. Проверить, какова душа у деревьев в Запретном Лесу.
Ну и конечно, поискать волшебную палочку.
Кто же мог знать, кто же мог отгадать, что внизу пойдёт человек в чёрной мантии, на которого так удобно свалиться?
***

Быть стариком в двадцать шесть лет может не каждый. Для этого нужен либо талант, либо трагедия, либо стечение обстоятельств.
Стечение обстоятельств случилось двадцать семь лет назад, когда Эйлин Принц вдруг почувствовала, что не одна, а у Северуса отрос первый палец правой ноги. Теперь Снейп думал, что хорошо было бы окончить на этом историю, но — к прискорбию — из пальца вырос целый человек, у которого, к тому же, сердце было больше всего остального. Непропорциональное, оно любило навечно, а старело в минуту на несколько лет.
И талант, и трагедия, и стечение обстоятельств — всё это сделало Снейпа дряхлым, как обветшалая статуя ведьмы перед входом на кухню. Только нос, в отличие от статуи, у Северуса был на месте и — мало ему счастья — был выдающимся, словно ступенька на ровной стене.
А так, разница смехотворная: Северус был ужасно стар в свои двадцать шесть.
Когда он это отчётливо осознавал, то шёл к астрономической башне, прятался, словно школьник, от приведений и Филча, выходил на воздух и нечестно старался не думать — а думал самозабвенно, упоительно, до утра, и когда начинался первый урок, он порою видел знакомые рыжие волосы.
А рыжих волос он, вообще-то, терпеть не мог, шесть лет как, и когда подвёртывался таким утром какой-нибудь Уизли, то доставалось всем — беспощадно, зло, ядовито. Северус лаял на этих детей, а потом, ночью, совсем иногда, вновь любил рыжий цвет.
Так проходили дни, годы, и сердце в юной груди билось по-стариковски устало: раз за разом тише, чем часом ранее.
Пока вдруг не появился мальчишка, почему-то совсем не рыжий снаружи, но где-то как будто бы глубоко-глубоко — ржавого цвета, с веснушками, с завитушками, с глазами цвета травы и леса. Никогда Снейп настолько не верил Дамблдору так, как в тот проклятый день, когда появился Фостер. Оболтус, хулиган, несносный мальчишка. Одним словом: волнующий. И узнаваемый.
Снейп той же ночью стоял на башне, глядел на длинноногую большеглазую лань и понимал, что почему-то ход времени изменился: будто бы он вдруг стал молодеть, зажигаться, а не угасать. Разумного подтверждения не было; только Северус знал всё наверняка. И лишь упрямство и твердолобость твердили: «нет доказательств». А потом добавляли, скромнее: «так будут!».
И сердце вдруг стучалось в грудь, напоминая, что ожило.
Потому что Фостер — копия Поттера.
И Лили Эванс.
Зелье было довольно простым, но требовало времени и желания. Северус принялся варить его в ту же ночь, придя в покои и отыскав фолиант со стёртым названием — наизусть рецепта не помнил. Никогда ещё не приходилось превращать детей в Поттеров, знаете ли. Удивителен свет!
В Хогвартсе ингредиенты были чётко рассчитаны, выверены с запасом на каждый взрыв маленьких остолопов, и первые же выходные профессор Снейп потратил на поход в Косой переулок, а из переулка, лишь сменив мантию, отправился в лес.
Было у него нехорошее предчувствие, было. Когда навстречу из зарослей выскочила белка с ненормально выпученными глазами и, промахнувшись мимо ветки, шлёпнулась пузом Северусу на плечо, он расчехлил волшебную палочку и дёрнулся, машинально ткнув ей в рыжий хвост.
Ситуация была невероятно глупой. Белка отдыхала у него на плече, ничуть не обеспокоившись этим фактом, а Северус оторопело стоял, вздёрнув палочку, и смотрел на рыжий хвост — тот взволнованно ходил ходуном перед носом. Никогда в жизни белки не падали с деревьев и не рисковали жизнью, разлёживаясь на профессоре зельеварения. Для этого нужна или особенно любвеобильная весна, или острая необходимость в самоубийстве.
Белка слезла, оставив Снейпа в замешательстве, и погнала по прошлогодней листве, будто дикая кошка, нагло оттолкнувшись от плеча лапами. Северус всерьёз попытался сморгнуть наваждение.
Когда за следующим поворотом на профессора свалился мальчишка, сияющий озорными глазами и дыркой между зубов, всё стало предельно ясным. На месте белки он, Северус, сделал бы тоже самое, только ещё быстрее.
В кабинете Дамблдора, теряя самообладание, профессор разъяснял сквозь зубы:
— Он хотел пустить белку на палочку.
— О! — только и выразился старый волшебник, а потом рассмеялся с жаром, которому мог позавидовать даже младенец. Отирая слёзы седым усом, поднимающимся произвольно в нужный момент. Прямо как пальцем.
Северус думал, что взъерепененной белкой обойдётся, ан нет. Тут ещё и летающие усы.
— Вы считаете это смешным, директор? — почему-то оскорбился Снейп, приосанившись. — Из-за вас полоумный мальчишка шастал по Запретному Лесу и искал ингредиенты для палочки. По рецепту из детской книжки! Я не знаю, как он не погиб…
— Северус, ничего же не произошло, мальчик мой, — успокаивал его Дамблдор, поглядывая поверх очков-половинок, — ты всегда появляешься в нужном месте, не так ли? Зачем же нам волноваться?
Снейп раскрыл перекошенный рот, чтобы возразить, но внезапно усмотрел во взгляде директора укор — он кольнул и скрылся вновь за чистотой глаз, как внезапная молния посреди синего неба. Тут-то Северус понял, что сам ходил по лесу в то время, в которое не собираются ингредиенты для школьных зелий.
И умолк. Так разоблачительно резко, что Дамблдор оборвался на середине смешка.
«Дурак, — флегматично прокомментировал профессор у себя в голове, — непроходимый идиот!»
***

С профессором МакГонагалл состоялось преинтереснейшее знакомство. Началось же всё с кошки.
Как только Гарри выскользнул из кабинета директора, её длинный худенький хвост уже мелькнул за углом. С восхищением мальчишка подумал, что быстрая кошка — это, наверное, лучшая палочка, о которой только можно мечтать. И бегом, громко шлёпая, он кинулся следом.
На картине с чаем все разом фыркнули ему вслед, а кто-то даже посчитал нужным возмутительно выразиться:
— Оболтус!
Многие важно закивали своими акварельными головами, соглашаясь.
А Гарри оглянулся лишь мельком, совсем даже нехотя, лицо его потеплело, но что бы и кто бы ему ни говорил, а мечта — многим важнее, нежели чужое, потустороннее, мнение.
«Вот и сидите в своей картине, — оскорблено подумал он, — а я стану волшебником. Настоящим, взаправдашним, совсем даже не рисованным!»
И почти догнал беглянку, от усердия даже вспотев.
Кошка вначале не обратила на него никакого внимания. Сбавив темп, она зашагала с почти человеческой вальяжностью, высоко вскинув голову: не зашагала — заплыла! Продолжалось это до той поры, пока её лапы не стали подозрительно громко топать. Смутившись, кошка скосила глаза к земле, проверяя, не выскочили ли случайно когти — такое порой бывало, — но те были на своём месте, а загадочный глухой топот не прекращался.
Кошка остановилась.
Удивительно, однако смущающий звук тут же прекратился. Кошка повела ушами и осмотрелась кругом, конечно же, не заметив торчащих из-за картины ног. Ту картину вообще мало кто замечал, что уж говорить о ногах мальчишки, притулившихся снизу?
«Потолстела, что ли?» — мурлыкнула профессор себе в усы и аккуратно шагнула вперёд.
Шагнула — никак не топнула! А ощущение было, словно пробежало стадо слонов.
Она дрогнула и совсем не по-взрослому напугалась. Вновь пригнувшись к полу, кошка настороженно потрусила по коридору, изредка останавливаясь и вертя головой.
Краски сгущались. Тени от факелов скрещивались в причудливые силуэты, водившие зловещие хороводы в притолоках. Они прыгали профессору под ноги, трещали вместе с огнём, пританцовывали и, кажется, улыбались нехорошей зубастой улыбкой: скалились — не улыбались! Топот раздавался всё ближе и ближе: МакГонагалл стало казаться, что кто-то дышит ей в спину, и она, растеряв всё достоинство, бежала без оглядки, путалась в лапах, вертелась на месте, пытаясь разглядеть невидимого врага… и вновь бежала, подгоняемая тенями, нарастающими вокруг; казалось, топот уже звучал ото всюду: и впереди, и на каждой развилке со всех сторон, словно сжимая в тиски.
МакГонагалл очнулась, когда загнала себя в угол, и тени бросились на неё сверху, как дикие звери.
— Ну-ка, не шалите! — приказали они, схватившись за хвост.
Гарри был так доволен своим предприятием, что даже удивился, когда кошка не захотела с ним подружиться. Вместо этого она шикала на него и перебирала по полу лапами, в общем-то, ни капельки не шагая. Уши, когда кошка рассмотрела мальчишку, от злости прижались к её взлохмаченной голове, а усы запрыгали вокруг морды, словно бы она смачно ругалась себе под нос, не открывая, между тем, рта.
— Ну что вы! — успокаивал её Гарри, пытаясь удержать. — Мне всего-то пару волосков…!
Откровенно говоря, мальчишка слукавил: если следовать рецепту из книги, то данную кошку стоило бы обрить наголо и, возможно, не один раз. Но он ни капельки не соврал — он вежливо преуменьшил.
Такие вот обстоятельства.
— Может, ещё один ус. И не больше! — продолжал увещевания Гарри, понимая, что немного неубедителен. — Прошу вас, миссис! Мне ведь так нужна палочка!
Препирались они очень долго. Возможно, лишь спустя четверть часа обратно по коридору заспешил мальчишка с огромным горбом на спине. Горбом была профессор МакГонагалл, упрятанная за пазуху. Она уже не рычала, терпеливо прижав уши к голове, умаявшись и устроив себе передышку.
Но внезапно на пути Гарри выросла очередная преграда — резко и страшно. Одним неизмеримо длинным шагом она выступила из-за угла и перекрыла дорогу, срастаясь с тенями на потолке.
— Пф-ф! — фыркнула она и уставилась на Гарри сверху вниз.
Филч был неприятным взрослым человеком. У него всегда постукивала одна нога, как у пирата, он ходил скрючившись и нашёптывая проклятья под нос. Волосы его свисали с головы, словно водоросли, и миссис Норрис, восседавшая у него на плече, была в ту минуту похожа на цветастого австралийского попугая.
— Так-так-так, — проскрипел он тоненьким голосом, глядя на Гарри, — что это у нас здесь, моя дорогая?
Мальчик не понял, к кому именно обращался пират, а потому посчитал невежливым промолчать.
— Можно просто Гарри, — смутился он.
И незаметно поправил кошку под свитером. Та не сдавалась и молча пробиралась наверх, в ворот, и когда это у неё получилось, Гарри непроизвольно прогнулся и хихикнул: шерсть защекотала оголённую шею.
— Ты что, смеёшься? — оторопел Филч от такой вопиющей наглости.
Никогда и никто не смел смеяться над ним, возле него или смеяться в принципе, когда он был в комнате! Это же хамство — радоваться жизни в его присутствии!
Филч совсем не нашёлся, что сказать, когда Гарри довольно покивал головой.
— Это у вас попугай или кошка? — кивнул он на миссис Норрис, которую, кажется, невыразимо обидел этот вопрос. Она даже приоткрыла один свой изжелта-белый глаз и попыталась вцепиться им мальчишке в лицо. Бесполезно, конечно.
— Где? — недопонял пират.
— Во-он там, — ткнул Гарри пальцем.
Это уже был беспредел, и миссис Норрис свалилась с плеча Филча, глубоко оскорбившись. Так глубоко, как не оскорблял её ни один комок шерсти, застрявший в горле.
Тем временем профессор МакГонагалл, получив обзор, осматривалась вокруг. Затылок маленького Гарри клонил её вперёд, прижимал, и она всерьёз начинала подумывать об увольнении. Стоило трансформироваться, но уж точно не перед завхозом (засмеёт и растреплет!) и уж точно не в одном свитере с Гарри.
Хулиган тем временем потешался: Филч говорил что-то нелицеприятное (ему положено — он пират), а попугай вылизывал ногу, кося взором на мальчика. Гарри пристраивался к нему бочком, ничуть не смущаясь, что попугай больно похож на МакГонагалл, а МакГонагалл — на кошку.
Миссис Норрис остановилась, высунув язык, и Гарри чуть-чуть оскорбился.
— Она дразнится, — пожаловался он искренно.
— Вот приставучий! — махнул рукой завхоз, переставая брюзжать и отворачиваясь. — За мной иди. И не смей убегать!
Каморка Филча лишь обзывалась каморкой, на самом же деле комната была преогромная, забитая всяческим хламом под самые потолки. И всё время в ней что-то сыпалось: то леденцы «Берти Боттс», то какие-то странные шахматы, оголённые до неприличия, то транспаранты с весёлыми рожами… в общем, место было воистину историческим. Ведь только глупые волшебники считают, что история в книгах, а история Хогвартса была здесь. Вся как на ладони: в чьих-то тетрадках, шоколадных лягушках и ходячих котлах.
Впрочем, ходячий котёл был здесь единственный. Он медленно передвигался по комнате, похожий на пузатого кита, лениво и неповоротливо плывущего по узкому заливу. Возможно, именно он был истинной причиной того, что в этой комнате вечно что-то куда-то сыпалось.
Гарри пребывал в таком восторге, что даже погладил его, как живого.
— Брысь! — обругал его тут же пират.
Мальчик послушался, но стоило Филчу отвернуться, как вновь потрогал ходячий котёл и оглянулся на кошку. Глаза у него были до того счастливые, что та оттаяла и словно бы снисходительно покивала. После такого Гарри совсем осмелел и, выпустив МакГонагал на волю и попросив подождать у двери, он отправился исследовать этот мир той уверенной походкой, какой всегда направлялся ко всяческим приключениям.
Поразительные здесь были вещи: кукла с живыми глазами и ртом («Улыбается!» — сиял Гарри, а МакГонагалл шевелила усами), бабочки в банке, голая черепушка, зонтик (распахиваешь, а оттуда на тебя — дождь!), кучи вкладышей, ворохи мантий, мётла без прутьев, шляпки, пахнущие леденцами…
И вдруг — вы только представьте себе! — за причудливым оленьим рогом, скромно теряясь в окружающем бардаке, безумно прелестная, лежала… волшебная палочка!
Она лежала так, будто ждала Гарри: завёрнувшись в красивый алый платок. Её резная рукоятка кокетливо выглядывала, и мальчик аккуратно, благоговейно взялся за неё и внимательно рассмотрел: дерево было тёмное, с красным отливом, и сказочные лани украшали рукоять своими большими чувственными глазами.
Сколько же кошек ушло на такую палочку?
Что-то в животе мальчика радостно ёкнуло, прокатилось волною до пят, от пят — к голове; словно поднялся ветер, и волосы Гарри взметнулись вверх, вздулась одежда, а ладонь закололо, как будто палочка поздоровалась с ним. Как будто пожала руку.
«Разве бывает такое?» — восхищённо подумал Гарри, вцепляясь в находку, — «ведь это я сжимаю её, а вовсе не наоборот!»
Но было так правильно и приятно, что не оставалось сомнений: все палочки такие приветливые. И, наверное, влюблены в Гарри.
Тем временем профессор ничего не заметила: мальчик стоял к ней спиной, а сама МакГонагалл, утратив бдительность, втянулась в это маленькое приключение. Несмотря на своенравие, Гарри показался ей интересным ребёнком. Сегодня она впервые так близко познакомилась с ним. Мурлыкнув, мечтательно лизнув лапу и забыв её в пасти, МакГонагалл представила на минутку, как будет накрывать стол в воскресение и звать к себе Гарри, чтобы учить его чему-нибудь элементарному.
Как делать из мухи слона, например.
Замечательно!
Но вот раздалось поскрипывание старых сапог, и МакГонагалл встрепенулась. Появившаяся в проходе тень Филча и широкий кожаный ремень, зажатый в его руке, пробудили в ней разум взрослого человека. Застыв, она смотрела на то, как завхоз подходит к ребёнку и тянет кривые пальцы к его загривку, чтобы схватить, а миссис Норрис вьётся у его ног, подмяукивает.
А Гарри в тот момент ничего не видел — только свою новую палочку. Она удобно легла в ладонь, на ощупь оказалась прелестно-гладкой, и мальчишка был счастлив, что ему не пригодилась ни единая кошка. Он был чересчур добрым ребёнком и плакал бы всё то время, пока обривал МакГонагалл налысо.
«Бах!» — раздался за его спиной сильный хлопок.
И Гарри подпрыгнул, наконец-то увидел позади себя Филча с огромным ремнём, испугался немерено, до тихого «ай-ай-ай!», но оттаял в одно мгновение: возле двери он заметил женщину с тугим пучком на голове, высокую и, кажется, строгую. Она с укоризной буравила Филча взглядом; Гарри её раньше видел лишь мельком, но верил, что она — очень справедливая ведьма.
И она точно знает, что Гарри не заслужил порки ремнём (как и всем остальным).
— Профессор! Я не знал, что вы здесь… — пролепетал пират, словно испуганный школьник.
— Мистер Филч, объяснитесь, — грозно попросила седовласая дама в ответ.
Гарри был рад, что таким тоном обращаются не к нему.
В этот момент к ноге МакГонагалл любовно прижался котёл, и женщина слегка покачнулась, но стати не потеряла.
— Вам прекрасно известно, что эти методы устарели, — процедила она, машинально похлопывая котелок, словно признавая в нём живого кита. — Вы не имеете права.
Пират виновато опустил голову, весь сжался и сгорбился, а его попугай спрятался за сапог и глядел оттуда на Гарри ненавидящим взглядом.
— Профессор, я только… ведь мальчишка совсем распоясался!
— Однако без пояса здесь только вы.
И колдунья, безусловно, была права.
Когда МакГонагалл подозвала к себе Гарри, тот замешкался, пытаясь незаметно сунуть палочку в свой рукав. Ему повезло: никому не было дела, ведь профессор угрожала завхозу жалобой и была похожа на рассерженную русалку, прекрасную, безусловно, но вполне готовую утопить корабль по имени «Филч» вместе со всем его хламом и попугаем.
— Я надеялась, что вы изменились, Аргус, — припечатала она, наконец. — Идёмте, Фостер. Я провожу вас.
Мальчишка послушался, бочком прошмыгнул мимо угрюмого Филча, с грустью подумал, что нельзя увести за собой котёл (Гарри прицепил бы ему поводок, и они бы плавали вместе по Хогвартсу, как привидения!), но всё же с довольной улыбкой от уха до уха выбежал вслед за высокой дамой.
Ведь тем же вечером — будьте уверены! — он сможет сказать «Неслабокам»:
— Я теперь ничего не боюсь!
И после этого из-за пазухи вытащит длинную-длинную, прехорошую, прекрасивую — волшебную палочку.
Ах, вот же Макаронина удивится!..

Глава 3. Хей-хо, перфессор!

Прошло несколько дней, а Хогвартс всё стоял на ушах:

«Слыхали? Здесь у нас — Гарри Поттер!»

«Тот самый мальчишка?»

«Да у него шрам во весь лоб! Я видел!»

«Ну и дела!»

Такое теперь доносилось из каждого школьного класса, на переменах — из коридоров, о таком говорили в учительской и в кабинете директора. Даже на главной картине замка (там, где распивали всё время чай) нарисованные люди толковали об этом.

Маленький Гарри не привык к такому вниманию и очень его стеснялся, хотя Дамблдор давно ему объяснил, что в этом мире он — знаменитая личность.

— А директор сказал, почему? — перебил Макаронина, продолжая восхищённо на Гарри таращиться.

Это была их первая после происшествия встреча, и Неслабоки, вместо того, чтобы снова обидеться, расцеловали и переобнимали Гарри по очереди, словно старого доброго друга, которого уж и не чаяли увидать.

— Нет, не сказал, — помотал головой мальчишка, всё ещё немного смущённый.

— Так ты ведь убил Того-Кого-Нельзя-Называть!

— Кого?

— Того самого!

— Гарри, ты что, не знаешь? — догадалась быстрее всех Анна. И машинально вынула из рук Гарри надкусанное печенье, чтобы заесть своё удивление. — Надо же… а про войну слышал?

Мартышка удручённо покачала головой и вздохнула.

— Во дела… — протянул румяный Малина.

И как по команде, большинство Неслабок стали скрести затылки, не зная, с чего же начать. Может быть, потому что они и сами-то немногое помнили: так — одни сказки.

— Мать говорила, что Гарри Поттера спрятали в мире магглов, — вставила вдруг Зверь невпопад.

— Так я кого-то убил? — не выдержал, наконец, мальчишка, а глаза у него почему-то округлились и заблестели.

Но все были слишком заняты, чтобы беспокоиться о мелочах.

— Ты убил Того-Кого-Нельзя-Называть, — с нажимом повторил Макаронина.

— Если нельзя называть, то как мне узнать, кого?..

— Ну и имечко, правда, — кто-то неуместно хихикнул в толпе.

А затем кто-то другой громко и яростно шикнул, третий — вмешался, четвёртый — пошёл разнимать, и таким образом за ширмой началась невообразимая давка и толкотня. Анна прикрыла Гарри спиной, а сама стала остервенело колотить рукой по столу, но Неслабоки в тот день были склонны к непослушанию. Оно и понятно — столько вестей, одни впечатления!

В общем, пока в пуффендуйской гостиной воцарился бардак, Гарри выскользнул в коридор и побрёл вверх по лестницам, уныло повесив нос. Если бы он знал точно, то хотя бы пошёл извиниться, а так: Тот-Кого-Нельзя-Называть. Это что: имя, фамилия?..

Даже волшебная палочка заботливо грела Гарри бочок, словно ласковый кот: магия тоже чувствует, когда что-то болит. Понимает.

Ноги сами принесли его в знакомое место. Тут было уютно и очень тепло, свет из окна падал косо и грел раму нужной картины. Гарри смотрел на неё, остановившись на предпоследней ступени, и переживал, что девочке там, внутри, очень жарко. А еще потому, что нагрубил в прошлый раз.

Робко, сцепив за спиной руки и глядя лишь под ноги, он подошёл к портрету. Оттуда кто-то по-доброму хмыкнул, но промолчал, так что мальчишке пришлось разбираться со всем самому — и он боязливо начал.

— Вы меня извините, — произнёс он, ковыряя ботинком пол. — Ладно?

На этот раз кто-то хихикнул, и Гарри не удержался и посмотрел, а увидев — залился краской. Бабуля сидела спиной и чесала седые волосы, а девочка любопытно хлопала глазами и в открытую забавлялась. Вид у неё был хулиганистый, бойкий, а на губах выступала ухмылочка.

— Он на нас смотрит, — сообщила она своей соседке по раме, не упуская Гарри из вида.

— На что похож?

— Очевидно, раскаивается.

— О! — одобрила бабуля и продолжила пропускать через гребень жидкие локоны.

Ухмылочка доросла до улыбки.

— Ладно? — сконфуженно повторил Гарри, которому было ужасно стыдно.

— Ладно? — обратилась девочка ко старушке.

— Ладно? — спросила та в свою очередь.

Только вот на картине были они вдвоём, а перед — один только Гарри.

Посомневавшись, Мелочь не выдержала:

— А вы кого спрашиваете?

— Тебя, конечно, — не усомнилась бабуля.

— Меня?

— Ты сам себя извиняешь?

Гарри задумался. Это было немного странно: едва ли он вообще на себя обижался, но вслух решился сказать другое:

— Да, — ведь Гарри мог и не заметить, когда себя извинил, как и не заметил, когда обидел.

— Тогда — ладно!

— Ладно, слышишь? Мы извиняем тебя! — воскликнула девочка и звонко расхохоталась. — Ну какой интересный! — добавила она погодя.

Вот в этом Гарри больше не сомневался — он стал таким популярным и значимым, что просто не мог оказаться скучным.

Потоптавшись возле портрета, поковыряв ножкой пол, но не испытывая желания уходить, Гарри всё же придумал тему для разговора.

— Какое у вас зеркало странное, — кивнул он, неловко засунув руки в карманы.

Старушка отложила расчёску на полку, и мальчишка даже подумал: не собирается ли обернуться?

— Волшебное, дорогой, — поправила она и осталась сидеть спиной. — Одно из самых волшебных в Хогвартсе!

И Гарри мог поклясться, что в голосе у неё — восхищение.

— Видишь ли, маленький Гарри, — вмешалась девчонка, — я смотрюсь в это зеркало и вижу себя молодой.

Мелочь ничего толком не поняла.

— Но ведь это бабуля смотрится в зеркало, — высказал он очевидное.

— Но бабуля — это же я!

— Бабуля — это бабуля, а ты — это ты.

Раздался смешок — так старушка попыталась не хохотать. Её обвислые щёки вмиг зарумянились и округлились, точно сушёные яблочки.

Вот тебе и раз! Гарри пришёл повиниться, стоит тут как дурачок — распинается, беседы заводит, а этим двоим лишь бы на смех поднять, небылицы всякие порассказывать. Издеваются! Будто мало проблем на свете.

Как-то разом Мартышке вспомнилось, что у неё сегодня прескверное настроение, что она подневольный преступник, практически, хотя и не знает ни имени своей жертвы и ни фамилии.

В общем, Гарри снова повесил нос и снова зашаркал ножкой.

Ненадолго всё стихло. Где-то разговаривали привидения, и до Гарри доносился невнятный гул, за окном пела одинокая птица, но от портрета не исходило ни звука, пару раз лишь слегка показалось — что это, робкое перешептывание?

И всё же старушка громко откашлялась, привлекая к себе внимание. Её молоденькое отражение тем временем хмуро перевязывало бант. Ах, красивое!

— Знаешь, — сказала старушка, — чтобы отвлечься от грустных мыслей, надо заняться чем-то приятным.

Девчонка хлопнула в ладоши и тут же повеселела:

— Точно! — а затем обратилась к Гарри, наклонившись так глубоко, что на миг показалось — сейчас выпадет из-за рамы. — Что тебе приятно делать, мальчишка?

И косичка у неё совсем распустилась.

— Исследовать, — вспомнил тот умное слово, чтобы немного покрасоваться, а затем опять стушевался: — но тётя Петуния называла это по-другому.

— Как же?

— Хулиганить.

У старушки по новой раздулись щёки, а девочка прикрыла ладошками рот. В этот раз, очень робко, но улыбнулся и маленький Гарри.

— Да уж, ну и дела! — погрозила бабуля пальцем, однако же, не обидно. — Это забавное дело (я сама люблю пошутить, знаешь ли), но сегодня оно тебе не поможет.

— А мне нужна помощь, миссис?

— Мисс.

— Мисс?

— Малыш Гарри, но ты ведь грустишь! — перебила их девочка.

Тон её был беспокойный, и почему-то — приятно подобное слышать.

— Ни капельки, — соврала Мартышка.

— Так что же с тобой приключилось? — совсем не отставала она. Вот ведь упрямица!

И Гарри пришлось рассказать. Не всё — только лишь половинку, ту самую, где он кого-то убил и за которую теперь очень совестно. Он даже перестал смотреть себе под ноги, подаваясь к портрету вперёд, выговаривая ему и немножечко жалуясь.

— И я вообще ничего не помню! — закончил он опечаленно.

— Вообще-привообще?

Мальчик неохотно кивнул, будто кивком этим вконец признавая все свои преступления.

— Ох и бедняжка!

Но старушка вдруг, напротив, очень приободрилась. Её сутулая, заросшая горбом спина выпрямилась до скрипа, и бабуля произнесла:

— Ну, раз ты смог кого-то убить, то сможешь и оживить.

Кажется, она была той ещё оптимисткой!

Между тем, Мартышка заинтересовалась, навострила свои красные уши:

— Оживи-ить? — протянула она.

И бабуля на это явно рассчитывала.

— Что ж, малыш Гарри, будет тебе приключение! — пообещала она, потрясая своим кулаком — угрожая всем печалям на этом свете.

И вот — заговорила, а девочка, прелестная девочка (теперь только с одною косой), смотрела на неё с восхищением.

Впрочем, совсем как и маленький Гарри.


* * *
Для того чтобы их разбудить требовалась вода. И не капелька — много!

Так сказала старушка в портрете.

Гарри решил начать с одной кружки, хотя не очень-то верил, что затея вообще удастся: возможно, его просто накормили новыми сказками.

Опасливо озираясь, мальчишка встал на цыпочки, сунул в раковину котёл и вывернул кран: если не сработает кружка, то он обязательно попробует кое-чего побольше! Ха-ха!

И вот, торопливо, слегка запыхавшись, Гарри выбежал из кабинета зельеварения — навстречу своим приключениям (и новым знакомым!).

А уже через пять минут неживые доспехи со скрипом подняли голову и… обняли Гарри.

— Хей-хо, мальчик! — пританцовывали они на месте, гремя на весь коридор, вытираясь гобеленом с ближайшей стены. — Хей-хо! Ты меня спас — вот отрада!

— Но кто вы такой? — отмер Гарри.

Он смотрел на доспехи во все глаза и боялся поверить, что всё получилось — да как легко!

— Рыцарь!

— И всё?

— А этого уже недостаточно? — удивились они, переставая сотрясать стены и нависая над мальчиком, словно фонарный столб. Внутри пустых глазниц даже что-то светилось. — Раньше никто не жаловался. Но кто же ты, мой юный друг?

И наклонился так низко, что скрипнула ржавая поясница.

Гарри испуганно отшатнулся, но всё-таки не убежал:

— Вы не знаете?

— Должен?

— Не помню, чтобы вы занимали, сэр.

— Хей-хо! — присвистнул Рыцарь тогда. Кажется, Гарри ему понравился. — Весельчаки — хороший народ! Что же ты хочешь мне поручить, маленький сэр?

— А я правда вас спас?

— Безусловно!

— Откуда же?

— Хочешь взглянуть? — обрадовались доспехи, кажется, засияв ещё больше в факельном свете.

И не дождавшись ответа, обхватили ребёнка руками, осторожничая, словно с невылупившимся птенцом. Когда его приподняли, Гарри восторженно пискнул, заболтал ногами и разулыбался от удовольствия. Теперь, когда забрало доспехов находилось у носа, было вовсе не страшно. Честное слово: если смотришь снизу, то вечно преувеличиваешь!

— Будь так любезен, сними-ка мне голову, — попросил Рыцарь, посверкивая точками вместо глаз.

— Это — ничего?

— Всю жизнь только так и жил! — утешил он Гарри.

Тот поверил и аккуратно снял с него шлем. Тяжёлый и гладкий, он вовсе не оказался холодным — даже напротив.

— А теперь: загляни-ка!

И всё стало ясно. Нырнув внутрь доспеха, мальчик увидел горсть светлячков, горящих на самом дне, мигающих ему будто бы с озорством, но приветливо. От них исходил жар (такой, что лицо разукрасил румянец!), да и в общем — походили они на запаленный кем-то костёр. Может быть, и в глазах — только искры?..

Гарри заворожено смотрел внутрь нового друга, на эти то вспышки, то звёзды посреди темноты, и впервые за этот день ему стало уютно. Он был счастлив, что не один, что чувствует такого живого и огромного человека, который (он — первый!) позволил залезть ему внутрь. И он не станет ругать Гарри за это.

Рыцарь вообще Гарри не знает, ни имени его, ни фамилии.

— Как хорошо! — произнёс он благоговейным полушепотом, так, что даже никто не услышал. А после чуть громче: — зачем же спасать от такой пустоты?..

— Когда она внутри тебя, друг мой, это не так уж приятно, — и Гарри вдруг ощутил, как Рыцарь ослабил хватку. — Хей-хо! — вскрикнул он. — Кто-то сюда идёт!

И совершенно случайно выпустил ребёнка из рук.

С громким лязгом шлем Рыцаря шлёпнулся на пол и откатился к стене, а Гарри — вот это история! — утонул внутри доспехов, как в озере. Остались одни только ноги, которыми тот засучил, будто ведя невидимый велосипед.

Но помощь подоспела с неожиданной стороны.

— Т-с-с, дружок, — напоследок шепнул ему Рыцарь, — никто не должен узнать…


* * *
— Поттер, — обратился Северус к дрыгающимся ногам, — вылезайте сейчас же.

Ноги сиюминутно остановились, и глухой голос, словно из-под толщи воды, озвучил предельно честно:

— Я занят.

Зельевар побледнел и, не раздумывая, левитировал Гарри наружу. Тот тихо ойкнул, схватился за рыцарские доспехи и повис вверх ногами, весь красный и взмокший.

«От возмущения», — догадался профессор (ведь он не знал, каковы внутри чудеса!).

Гарри сделал несколько безуспешных попыток нырнуть обратно, но только зарумянился ярче.

— Что же вас так занимает, позвольте узнать? — процедил Снейп, всё ещё придерживая его заклинанием.

— Я вылезаю.

Да уж, ничего не поделаешь: отвратительный грубиян!

— Не смею вам мешать, — вдруг заключил профессор и безо всякой деликатности всунул Гарри обратно в доспех, да так, что тот утонул в нём по самые щиколотки.

— Ай-ай! — едва не ошпарилась Мартышка о светлячков. Сильно зажмурившись, она отчаянно закричала: — перфессор, сэр! Я сейчас упаду!

— С удовольствием понаблюдаю за этим, Поттер.

Но в противовес своим же словам, Снейп снова вытащил Гарри и на этот раз поставил ногами на пол. Ребёнок поглядел на него с благодарностью, совсем не боясь.

— Спасибо, перфессор, — произнёс он искренно, косясь на доспехи.

Северус на это ничего не сказал. Укутавшись в свою мантию, рассматривая Гарри своими глазами-туннелями (вот где не хватало живых светлячков, всполохов иль искорки!) он с нажимом заметил:

— Профессор, Поттер.

— Я? — вытаращился мальчишка.

— Да не вы, идиот! Произнесите: профессор.

Гарри совсем не обиделся. Набрав воздуха, он молвил:

— Перфессор.

— Профессор!

— Перфессор!

— Про-фес-сор, — по слогам отчеканил Снейп.

— Пер-фес-сор, — довольно повторил Гарри.

Северус скривился и несдержанно постучал мыском ботинка о пол. На самом деле, он уже давно выходил из себя.

— Вы просто невыносимы, Поттер. Как ваш папаш…

— Куда?

— Что — куда? — не понял учитель.

— Куда невыносим?

Честное слово, Снейп почти растерялся, потому что не ожидал, но затем взмахнул палочкой, усаживая шлем на плечи Рыцаря, и ей же ткнул Гарри в раскрасневшийся нос:

— Ещё хоть одно слово, и вы пожалеете, — гаркнул он, как обычно гаркал на гриффиндорцев, взрывающих на уроках котлы: — живо — за мной!

И направился в сторону выхода из подземелий.

И — увы! — мимо своего класса, конечно.

Как только к ногам Гарри, как к пирсу, пристала чья-то контрольная, он понял: вот они, настоящие приключения!

И судя по побелевшему лицу зельевара — не ошибался.

— Ну я пошёл, — на всякий случай уточнил Гарри, шлёпая поперёк лужи, пробираясь бочком. — До свидания.

Таки не успел: Северус схватил его за шкирку молниеносно, как коршун. Это удивительно, но зельевар выглядел абсолютно спокойным. Возможно, потому что рассвирепел.

— Это что? — со странной мягкостью поинтересовался он у Гарри.

Ну что можно было на такое придумать? Тем более, если тебе только шесть с половиной, а от земли — одна треть этого чёрного человека.

— Море, — признался Гарри.

И на его лице выступила робкая, счастливая улыбка.

«Да ведь и контрольные похожи на корабли!»

Отбросив мальчишку, Северус распахнул дверь в кабинет и на мгновение замер, не веря своим глазам. Тем временем рот Гарри изогнулся в безмолвном: «Ух!»

А всё потому, что…

Вода спадала с раковины, как водопад, и небольшой котелок вертелся в нём, словно китёнок; от чудовищного напора прорвалась труба, и прямо в рабочий стол и кафедру бил фонтан, да такой живой, энергичной струёй, что сносил даже тяжёлые книги.

Гарри ткнул пальцем в лодочку с гордым именем: «Вы болван, мистер Олдфрид!», проплывающую мимо них:

— Смотрите, перфессор! Убегает!

"Да так быстро, будто катамаран!"

Северус втащил Чудовище в кабинет и с силой захлопнул дверь.

Уж сегодня он с ним разберётся!


* * *
Гарри залез на стул, затем, подумав, взобрался на парту, и вот — расселся, поглядывая на колдовство Снейпа (вода забиралась обратно в трубу, словно зельевар перематывал время) и почёсывая коленку. Единственным утешением для Снейпа было лишь то, что мимо проплыло письмо от Виндтакера, затягиваясь в трубу. И Северус, безусловно, не собирался ему мешать.

Внезапно у Гарри вырвалось:

— Перфессор, а вы убивали?

Почему-то хотелось, чтобы преподаватель не знал о таких прегрешениях, но ещё больше хотелось, чтобы он знал — и простил.

Северус напрягся, хотя было видно, что не от гнева, а от удивления: он обернулся уже с каким-то другим лицом, и оно Гарри совсем не пугало.

— Откуда такие вопросы, Поттер? — глянул он своими чернющими глазами, не мигая.

— А я убивал.

— Не сомневаюсь, — поморщился зельевар, оглядывая бедлам. — Вы мастерски умеете приносить людям проблемы. Особенно мне.

Учитель не воспринял слова мальчишки всерьёз, хотя и насторожился.

— И я даже не знаю его имени, перфессор, сэр.

— Профессор.

— Сэр.

Северус резко взмахнул палочкой, как дирижёр: и все контрольные взлетели стопкой на стол, словно новенькие, только написанные, и книги заняли свои места, а мокрые ботинки у Гарри вдруг стали сухими и тёплыми.

Зельевар догадался:

— Вам и не нужно знать его имени, — заметил он, пряча палочку в рукаве.

Но Чудовище не отстало. Постукивая ногами (одну о другую), оно продолжило давить на жалость:

— Если я кого-то убил, то меня заберут полицейские.

— Хотел бы я, чтобы вас забрали, — колко вставил Снейп, в общем-то, не лукавя.

— Значит, я попаду в тюрьму, а в тюрьме живут только плохие люди, — тут Гарри во всей красе представил, как его уводят в комнатушку с решёткой на единственном окне, где полно крыс и, может быть, с ремнём в руке стоит дядя Вернон. — Значит, и я плохой. Как мне все говорили!..

И глаза у Мартышки заблестели, будто мелкие камушки под набегавшей волной.

— Поттер! — тут же окликнул его Снейп, предчувствуя катастрофу. — Никакой воды в моём кабинете! Будете пускать сопли — я сварю из вас зелье!

— Како-ое? — шмыгнул Гарри слегка любопытно.

— Самое невкусное из существующих, уж поверьте.

— Значит, я плохой и невкусны-ы-ый!

И вот, наконец, Мелочь раскрыла рот и расплакалась.

Ревел Гарри недолго, но горько. Северус молча облокотился на край одного из столов, наблюдая, запахнувшись в мантию по самое горло.

— Что же вы за ребёнок? — и голос прозвучал как-то устало. — Почему вы липните ко мне, Поттер?

Мальчишка, конечно, не мог ответить — он громко шмыгал.

— В Хогвартсе куча взрослых, а вы выбрали мой кабинет, чтобы устроить потоп… Всё, хватит! Умолкните! Если в этой комнате и есть убийца, то это не вы!

Это и вправду подействовало, в отличие от угроз.

— Значит, я хороший? — спросил тогда Гарри, быстренько успокаиваясь.

«Симулянт проклятый», — подумал при этом Снейп.

— То, что вы не плохой ещё не делает вас хорошим, — неохотно добавил он вслух. — Мой кабинет — тому подтверждение.

— Извините, сэр.

— Что?

— Извините меня, пожалуйста, — и Гарри насухо вытер себе лицо рукавом. — Я больше не буду делать здесь море. Теперь я хороший?

— Теперь вы идиот, такой же, как и всегда, — но увидев в глазах мальчишки недоумение, пояснил: — теперь вы нормальный.

— Здорово!

— Быть нормальным для вас уже достижение, — едко заметил преподаватель, отталкиваясь от стола, выпрямляясь — снова становясь очень высоким. — А теперь, Поттер, подойдите сюда. Живее.

Гарри всё понял, но не стушевался и не сплоховал, а решительно спрыгнул с парты: что ж, наказание он заслужил, хотя Неслабоки за это явно его похвалят. Видимо, так положено: для кого-то преступление — это подвиг, а для кого-то и наоборот.

Снейп взмахом палочки призвал с полки большую банку, и та приземлилась на край стола — прямо перед носом у бедного Гарри.

Мальчишка даже отпрыгнул.

— Видите эту банку, Поттер?

— Фу, — подтвердил Гарри.

Там внутри плавал какой-то противный сгусток, похожий на человечка, он был весь склизкий и зеленоватый. Мартышка прильнула к стеклу, хорошенько разглядывая.

— Так вот, Поттер, — и Снейп навис над Гарри, как грозовая туча, — ещё одна подобная выходка, и с вами случится тоже самое.

— Ух ты!

— Это понятно?

Только Гарри очень обрадовался, а не испугался: вечно профессор обещает что-нибудь интересное!

Снейп прекрасно обо всём догадался, но предпочёл выставить Гарри из кабинета прежде, чем тот устроит новую сцену:

— Вон! И чтобы я вас не видел, Поттер.

И на этом маленький Гарри юркнул за дверь, чувствуя себя намного легче, чем раньше. Если профессор говорит, что он всё же нормальный, то и думать не нужно: Тот-Кого-Нельзя-Называть на самом деле — Тот-Кто-Сам-Виноват.

И не нужны Гарри ни имя его, ни фамилия.

Таковы чудеса!


* * *
Стоило Гарри покинуть кабинет, как он сразу же наткнулся на Рыцаря: тот ждал его у порога, почти не таясь — лишь слегка прикрыв себя гобеленом.

— Ой! — шепнул Гарри полуиспуганно. — Вы ко мне?

— Хей-хо, мальчик! — отмерли тут же доспехи и со скрежетом оттолкнулись от холодной стены. — Я тут подумал: я знаю, кто тебя подослал!

— Т-ш-ш! — попросила Мартышка, приставив палец. — Или меня закроют, словно варенье.

— Ух ты!

— Да-да!

Тогда Рыцарь протянул ему свою железную руку, и Гарри с радостью её обхватил; они тихо начали красться по коридору, и только Рыцарь всё время поскрипывал, а в его груди словно разогревался оркестр: едва слышно там клокотало и распевалось.

Гарри понял, что не ошибся, стоило только солнечному свету упасть на забрало.

Что уж тут началось!

Не раскрывая рта, Рыцарь громко запел:

Не уйдешь ты легкой ланью:

Все пути ведут к свида-а-анью!

За окнами защебетали ласточки, испугавшись, гулкое эхо разнеслось по коридору, и Гарри задёргал Рыцаря, как сумасшедший:

— Что вы, что вы!

— Нельзя?

— Не сейчас, сэр!

Но они уже наступили в свет от следующего окна.

Плод не нужен перезрелый —

Плод срывают, если спе-е-елый!

— Прошу вас! Прошу вас, сэр!

И тут Гарри услышал, как открывается дверь какого-то класса. Он невежливо толкнул Рыцаря к ближайшей стене:

— Замрите! — а сам спрятался за него и даже втянул живот.

В ту же секунду из кабинета маггловедения показалось несколько любопытных голов, в том числе, белобрысая голова Зверя. Они все покрутились, прислушиваясь, и затем кто-то из детей закричал в глубину класса:

— Наверное, это Пивз, сэр!

— П-п-пожалуй, — с трудом, но расслышал Гарри. — Тогда з-закройте дверь, мисс Остин, мы п-продолжим.

Зверь немного порозовела от удовольствия и исчезла вслед за остальными учениками.

В коридоре восстановилась тишина, и вот только тогда Мартышка выдохнула от облегчения.

— Приспичило же вам петь, сэр! — возмутился он, строго поглядывая на Рыцаря снизу вверх. — Если нас отловят, то мы никогда не поможем им!

— Хей-хо, — огорчились доспехи. — Тогда не выводи меня на солнце, мальчишка, — я от него разгораюсь! Сразу хочется петь, да плясать, да влюбляться…

— Бе.

— Ты любишь загорать, маленький сэр?

— Не очень, — Гарри помнил, что это такое — ползать по клумбам тёти Петунии, рассаживая цветы, пока кожа не почернеет, и симпатией к занятию он до сих пор не проникся.

Гарри снова взял Рыцаря за его тёплый палец и повёл дальше, обходя теперь все лучи, разбросанные солнцем по замку. Это была непростая задача: день стоял весенний, светлый, приведения то и дело попадались на пути, и было непросто отстать от них, любопытных, — Рыцаря они видели в первый раз.

Да и люди на портретах то и дело окликали их, хотя с некоторыми из них доспехи дружелюбно здоровались.

— Поди сюда, каналья! — загремел какой-то всклокоченный человечек в ответ.

— С сэром Кэдоганом мы как-то встречались, — уклончиво сообщил Рыцарь на ушко Гарри. — Хо-хо, мне понравилось!

— А ему, кажется, нет, — обернулась Мартышка, видя, как сэр Кэдоган пытается сдвинуть своего жирного пони с места и пуститься в погоню.

— Он тогда потерял некоторое количество чести и панталоны. Возможно — хей-хо! — это даже одно и то же!

И внутри у Рыцаря прогромыхало, походя на отрывистый смех.

Гарри задрал голову и тоже повеселел, улыбнулся широко и лучисто, а когда его взяли на плечи — от восторга едва не лопнул. Он впервые в жизни садился кому-то на шею (хотя Дурсли не раз утверждали обратное), и это было необыкновенно, потрясающе, захватывающее весь дух: как ни старалась Мартышка, она больше не вела себя тихо.

— Как высоко! — ахала она, кажется, освещая весь коридор. — Как здорово, сэр!

И весь прожитый день вылетел из головы у мальчишки, как сон, и потерялся где-то на лестницах Хогвартса. Те, своенравные, вечно передвигались — так что едва ли маленький Гарри отыщет его, чтобы опять огорчиться.

Рыцарь шёл, специально порой подпрыгивая, чтобы Мартышка чуть-чуть повизжала. А Гарри дрыгал ногами, держась за пальцы — рулил, с любовью заглядывал в светлячки, скрытые шлемом, и чувствовал себя замечательным.

А в целом — таким и был.


* * *
— Ах, миссис! Хо-хо, мисс! Встреча влюблённых — это конец путешествиям!

Леди на портрете даже слегка раскраснелись.

— Маленький Гарри, — окликнула девочка, всё ещё полыхая, — а ведь ты не ошибся.

— Сэр, идёт пятая сотня, а вы всё поёте? — тем временем вопрошала старушка.

— Она идёт без меня, миледи.

— И как далеко?

— Главное, как надолго! — Рыцарь отвесил полупоклон, и Гарри заметил, как весело поблёскивают светлячки под забралом. — Рад видеть вас всё там же, всё теми же! Разрешите — хо-хо! — обратиться?

А затем доспехи пересказали картине, как храбр и хитёр был маленький Гарри, как он висел ботинками вверх, как спорил с профессором — и не пугался, и кажется, пару раз они даже назвали его бравым парнишкой, и юный волшебник расцвёл, словно майская веточка.

— И мой новый друг сообщил, — наконец, весело заключил Рыцарь, — что вам нужна помощь. Я весь — ваш!

От ржавых сапог до ржавых мозгов:

Знайте, что я — готов!

Но Гарри предусмотрительно потянул Рыцаря обратно в тень, чтобы тот смог разговаривать, как нормальный.

— Прелестно! — проворковала девочка так, что Гарри даже немного заревновал.

Рыцарь исполнил полупоклон, стоя поодаль, и, наконец, выпустил Мартышку из рук — та с разочарованным вздохом спрыгнула на пол.

— Не волнуйся: нам ещё ехать обратно, — напомнили ему доспехи с радушием. А может быть, дали ему обещание.

— Спасибо, сэр!

И Гарри приободрился. Наконец, он заметил, что старушка и девочка обмахиваются какими-то веерами — видимо, одолженными у соседних картин. Стоило Мелочи на них глянуть — обе заохали:

— Ну и жара! Вы уж нам помогите!

— Хо! Да ведь я за этим и здесь, так, маленький сэр?

Гарри закивал. А затем отбежал на пару шагов — к месту на стене, где не было солнца. Там висела очередная картина, но абсолютно пустая: только кресло на фоне гардин. Она подходила как нельзя кстати, и Мелочь решила:

— Вот с этой, сэр! Поменяйте вот с этой!

Рыцарь с готовностью покивал. И приступил к делу.

Гарри заметил, что он пел свою песенку даже в тени — видимо, она ему очень нравилась.

— Хей-хо!

Нам любовь на миг дается.

Тот, кто весел, пусть смеется:

Счастье тает, словно снег.

Можно ль будущее взвесить?

Ну, целуй — и раз, и десять:

Мы ведь молоды не век!

— Ах вы, старый повеса! — беззлобно журила старушка.

— Старый повеса — новый ухажёр!

И Рыцарь выровнял их портрет, а затем снова отошёл в тень — любуясь, поблёскивая, мигая (кажется?) Гарри.

Девочка сложила свой веер и передала бабуле: больше ей не нужно было делать вид, что ей жарко. Наконец-то всё наладилось! И Мартышка довольно подпрыгивала.

Леди горячо поблагодарили их обоих, Гарри пожал Рыцарю палец три раза (за всех), и затем девочка им напомнила, что скоро будет звенеть звонок: пора бы устраивать сэра на место.

— На этот раз не поливай его, — наказала бабуля, — а накрой голову гобеленом. Он у нас, как масло…

— Скользкий тип, одним словом! — подхватили доспехи.

— … когда поливаешь водой, то разжигаешь, а тушишь лишь тряпочкой. Той, что в цветочек.

Гарри помнил: ей рыцарь протирал макушку, а затем прикрывался. Гобелен остался у кабинета зельеварения — это как раз по пути!

— Хорошо, — пообещала Мартышка. — Я к вам ещё приду?

— Ты спрашиваешь? — ухмыльнулась девчонка.

Гарри глянул на рыцаря. Тот, вроде бы, снова мигнул.

— Не-а. Я вам это просто так — сообщаю.

И они рассмеялись — все вместе.

Рыцарь поднял Гарри на плечи и повёз, раскачиваясь, словно высокая мачта, — прямо к пересохшему морю Снейпа.

Он немного устал, и пел теперь всё тише, даже немного печальнее:

Пусть мой белый саван усыплет тис —

Вот просьба последнего дня,

Потому что мою смертную роль

Не сыграет никто за меня.

Но Гарри всё равно очень нравилось.


* * *
Когда я был совсем уж мальчишкой —

Хей-хо, ливень — всю ночь напролёт! —

Мелочь была мне только игрушкой,

А дождь (посмотрите!) всё льёт и льёт.

Когда я вступил во владения взрослых, —

Хей-хо, ливень — всю ночь напролёт! —

Повесил замки от соседей недобрых,

А дождь (посмотрите!) всё льёт и льёт.

Когда я — увы! — обзавёлся женой, —

Хей-хо, ливень — всю ночь напролёт! —

Никогда не хотел возвращаться домой,

А дождь (посмотрите!) всё льёт и льёт.

Когда жизнь меня уложила в постель, —

Хей-хо, ливень — всю ночь напролёт! —

Из головы моей так и не выдуло хмель,

А дождь (посмотрите!) всё льёт и льёт.

И пускай этот мир зародился давно, —

Хей-хо, ливень — всю ночь напролёт! —

Моя песенка спета уже всё равно,

Хей-хо, хей-хо и хо-хо-хо-хо!

— Хо-о-о-о, — протяжно исчезало в груди рыцаря эхо, и доспехи шагали обратно на постамент, — хо-хо-о-о!.. — раскатилось в последний раз и умолкло.

А рыцарь, ещё один добрый друг, замер перед Гарри с опущенными плечами. Он был похож на большую игрушку, растратившую завод, только вот он — не игрушка. Гарри знал это наверняка. Ведь Гарри водил его по замку за палец, Гарри слушал его шутливые песенки, Гарри взбирался ему на плечи и хохотал! Разве можно, чтобы так хорошо — с теми, кто без души?

— Вы живее живых, мистер, сэр! — утешил он напоследок и погладил тёплый металлический бок. — Я обязательно вас навещу!

Из-под массивного сапога выполз тускло мигающий светлячок, и Гарри спрятал его в карман. А затем поскакал вприпрыжку вдоль полутёмного коридора, напевая себе под нос, подмурлыкивая:

Этот мир зародился давно,

А я спою песенку всё равно!

Хей-хо, хей-хо и хо-хо-хо-хо!

Примечания:

1) Использованы стихотворения из пьесы Шекспира "Двенадцатая ночь, или Что угодно?". Последняя песня — мой почти дословный перевод с двумя изменёнными строчками.

2) Рыцарь поёт вот так и вот эти песни (размещены первой записью на стене): https://vk.com/kittodin

Глава 4. Секундант секунданта

Ах, до чего любопытным был тот волшебник!

Гарри даже разинул рот.

— Дуэль! — продолжал реветь он, словно рассерженный лев. — Дуэль, Снейп!

— Ух ты-ы-ы! — протянул Макаронина в самое ухо. — Теперь что-то будет!

И Гарри стал ждать это «что-то» с ребяческим нетерпением. Теперь его макушка возвышалась над пуффендуйцами, словно травинка среди подстриженного газона.

Тем временем за преподавательским столом Северус донёс чашку до рта. Весь Большой зал глядел на него выжидающе, а Виндтакер от нетерпения даже дрожал.

— Вы с ума сошли? — наконец выдавил из себя зельевар.

— Дуэль, Снейп!

— Вы отдаёте себе отчёт, что…

Но тут ему пришлось отшатнуться, так как в лицо полетела перчатка. Она была промокшей насквозь, впрочем, как и сам волшебник, и громкое «блюмп!» разрезало тишину зала. Не без изумления Снейп наблюдал, как перчатка уходит на дно блюда, а по его отутюженной мантии сползает овсянка.

— ДУЭЛЬ! — повторил этот умалишённый, сверкая глазами.

Кто-то схватил Северуса за рукав, не дав выдернуть палочку, и тогда он, свирепый донельзя, перегнулся через обеденный стол и зашипел, как змея:

— Время и место, Виндтакер.

Чародей между тем ни капельки не испугался. Он и сам-то выглядел ого-го с его большими плечами и пламенем вместо волос — Виндтакер был ослепительно рыжим.

— Завтра в полдень, — заключил он.

— Где?

— На квиддичном поле.

— Это вам не арена! — возмутилась МакГонагалл, всё ещё державшая Снейпа. — Вразумите их, Альбус, — с надеждой обернулась она к директору.

Но Дамблдор внимательно смотрел на спорщиков и, кажется, не собирался хоть что-то менять. Переведя взгляд с Виндтакера на Снейпа, он лишь коротко поинтересовался:

— Северус? — словно спрашивая у того разрешения.

— Да, директор.

— В таком случае, мистер Виндтакер, Хогвартс будет рад разместить вас до завтрашнего дня, — сказал волшебник негромко в своей полушутливой манере, но ученики в зале расслышали все слова до единого. — А сейчас, прошу, присоединяйтесь к нам! Знаете, один мой знакомый говорит, что нет места в мире, где овсяная каша вкуснее, чем в Хогвартсе…

— И бесстыже врёт, — поморщилась Зверь, уныло зачёрпывая ложку и переворачивая её для наглядности: каша сползла на тарелку с громким неприличным «чпок!».

Гарри хихикнул и попробовал это повторить.

Виндтакер уселся за преподавательский стол (подальше от Снейпа), взмахом палочки высушил свою мантию и шевелюру, и завтрак мало-помалу возобновился.

В целом, все остались очень довольны, хотя и боялись возбуждённо галдеть — никто не хотел попасть Снейпу под горячую руку. А сомневаться не приходилось: зельевар разве что не дымился, сжав губы в нитку, да и МакГонагалл рядом с ним едва ли была приветливей.

— Вот это да-а! — мечтательно тянул Макаронина после каждой ложки. — Вот э-это да-а!

— Надеюсь, он его хорошо помутузит, — поддержала Зверь.

— Не думаю, что это забавно.

Все вылупились на Анну, будто она ляпнула несусветную чушь. Ничего себе! Главная зачинщица приключений да с такими словами — дуэль ей, видите ли, не нравится.

— Ну ты совсем? — покрутил Синьор у виска. — Это ж какое зрелище!

— Это ты совсем, — покрутила Анна ухо Синьора. — Магическая дуэль у взрослых заканчивается просто ужасно.

— Это как же?

— Смертью обычно.

Ложки перестали стучать, и только от Гарри снова послышалось «чпок». Он извинился и покраснел, как майская розочка.

— Хотя и существует запрет на использование тёмных искусств, — продолжила девочка, — сильный волшебник может одним экспеллиармусом свернуть шею.

— Да ты врёшь, — неуверенно заключил Макаронина, толкая сестру, ничего, в общем-то, не замечая. — Делать им нечего — убиваться!

— Я на четвёртом курсе, я больше тебя знаю, — надулась Анна.

— Ну поистекают немножко кровью…

— Замолчи.

— Руки-ноги там поотрывают…

— Закрой рот, эй! — внезапно шикнула Зверь, округляя глаза.

И кто-то задёргал Макаронину за рукав, право слово, как ненормальный!

— Дамблдор бы не позволил убить нашего зельевара, — заключил Синьор наконец.

Ему даже показалось, что все притихли из уважения. А на самом-то деле…

— Благодарю за веру в меня, мистер Олдфорд, — послышался вкрадчивый голос прямо за его спиной, и Макаронина разом позеленел и едва проглотил изумлённое «ах!». — Надеюсь, вы с такой же уверенностью напишите сегодня лабораторную по зельям. Я прав?

Все Неслабоки уткнулись в свои тарелки и молча заработали ложками, чтобы не попасться преподавателю на крючок — Снейп явно искал кого-нибудь, надеясь отвести душу.

А вот у Макаронины выбора не оставалось, и он оглянулся бесстрашно (только колени дрожали):

— Д-да, сэр.

Снейп же стоял позади, сложив руки, похожий на ворона, и некоторое время сверлил ученика взглядом. От этого было не по себе, и вскоре практически весь пуффендуйский стол замолчал и сконфузился.

— Как и мистер Вуд, я полагаю, — вдруг добавил Снейп.

А Индюк, и без того сегодня мрачный, посерел ещё больше. Зельевар на него даже не посмотрел, а так — упомянул вскользь, и это больше походило на угрозу, чем выпад в сторону Макаронины.

После того, как Снейп покинул Большой зал, скисшие было Неслабоки снова воспрянули духом.

— Мда-а, — сочувственно вздохнул Синьор, когда они отправились за учебниками, — теперь-то Индюку до конца школы на отработки к Снейпу ходить.

— Бедняга!

— А почему? — любопытно встрял Гарри.

— Так ведь Виндтакер — Индюшкин дядя.

— Не повезло человеку, а? — но звучало это так, словно Зверь очень радовалась: едва ли проблемам друга, но точно — дуэли. — Славная должна быть драка, а?

— Не помолчать бы тебе, а? — обиделся всё же Индюк.

Он только что их нагнал и шёл позади хмурее осенней тучи.

— Дядя у меня, в целом, хороший, но чокнутый, — объяснил он всем позже, в гостиной. — Снейп его работу раскритиковал, знали?

— В «Вестнике зельевара»? — уточнила Анна к удивлению многих.

— А ты откуда?..

— А она выписывает — семью позорит, — заявил Макаронина, корча рожу. — У неё дома уже целый сундук…

— Т-ш-ш! — одёрнула Анна, а Синьор показал язык. — Ты меня извини, Индюк, но дядя твой ещё напыщеннее тебя.

— Я не напыщенный!

— А ещё ты сутулый, — вставила Зверь, и все покивали, словно это что-то доказывало.

— Да где вы видели сутулых индюков?

— Везде! Везде, тебе говорят!..

Тем временем Гарри пережевал печенье, которым ему снова забили рот. Ему было не очень понятно, почему все так боятся каких-то там отработок, и он скорее радовался тому, что в Хогвартсе будет веселье, нежели сочувствовал проблемам Индюшки.

На стенах гостиной плясали солнечные блики, шторку, отделявшую Неслабок от всех остальных, шевелил ветерок — пуффендуйцы раскрыли окна, и с улицы тянуло запахами первых цветов. Замечательно!

Было.

Пока один из портретов не крикнул:

— Мистер Вуд! — а затем не дал такого звонкого петуха, что закашлялся. — Вуд, Грегори!

— Я здесь, — отозвался Индюк и выкатился из-за шторки.

Гарри невольно заметил, что мальчишка, и без того крохотный и худой, скукожился ещё больше. Все Неслабоки тут же повысовывали носы из укрытия и навострили уши: они напомнили Гарри стайку любопытных зверей.

— К директору, мистер Вуд, — вполне дружелюбным тоном, поглаживая свои усы-щётки, сообщил волшебник с портрета. — И побыстрее: вас ожидает дядя.

— Ух! — не вытерпел Макаронина. — Что-то будет!

— А меня ожидают? — встрял Гарри.

Человек почесал задумчиво брюхо, но вспомнил:

— Гарри Поттер?

— Ага, — кивнула Мартышка.

— Тогда директор просил передать, что ты можешь зайти попрощаться со Шляпой, если тебе так хочется.

Гарри развеселился: ему нравилось общаться с ворчливой старушкой, которая, к тому же, пообещала разжиться зайцами, пока будет отлёживаться на пляже.

— Наверное, он хочет меня в секунданты, — всё желтел и желтел бедный Вуд, пока они с Гарри плелись вверх по лестнице. — Ведь на дуэли нужны секунданты, ты знал?

— Они секут волшебников, если те трусят? — предположил маленький Гарри, проходя сквозь какое-то привидение и начиная дрожать. — Ну, подгоняя?

Грегори представил себе во всех красках, как ему дают в руки плеть, и он лупит по очереди то дядю, то Снейпа, и оба они не хотят идти драться, а затем и вообще — плачут и обнимаются. А потом вместе режут Индюка на кусочки и варят лучшее в мире зелье.

Кошмар какой! Тихий ужас!

— Нет! — позеленел Вуд и схватился за волосы. — От слова «секунда»! Секунда — секундант!

— Как жаль, — искренне расстроился Гарри (ему показалось, что было бы весело). — А что они тогда делают?

— Они считают шаги и время, а потом уносят тела, — убеждённо заявил Индюк, весь нахохлившись от испуга, — или что-то в этом роде.

— А можно наоборот: считать тела, а уносить время?

— Едва ли…

— А ты кого понесёшь?

— Себя, — без тени сомнения кивнул Грегори, уже подходя к горгулье. — Себя в первую очередь.

Индюк ссутулился, сунув руки в карманы, и пробурчал, что его вызывали к директору: горгулья тут же отступила, словно живая, и дети дружно прыгнули на одну из ступенек.

Пока они ехали, Вуд совсем скис, и Гарри даже немного проникся:

— Не бойся, — посоветовал он, робко заглядывая другу в глаза, — может, ты понесёшь себя не в первую очередь, а во вторую.


* * *
Пока малыш Гарри прощался со Шляпой, а Индюк — с мирным существованием, взрослые разрешили дела и расстались. Дамблдор кивнул мистеру Виндтакеру — заметно повеселевшему! — Виндтакер кивнул Дамблдору, и дверь в кабинет дважды хлопнула: это Индюк неуклюже на неё навалился. Гарри даже подумалось: «может, обморок?»

Но директор весело ему подмигнул.

— Не волнуйся за мистера Вуда, Гарри. Это хороший опыт.

Мартышка сунула Шляпу в коробку (её должны были вскоре забрать) и обернулась:

— А не опасно?

— Только не для нашего юного друга! — заверил Дамблдор без раздумий. — У него нет причин для страха, мальчик мой.

— Правда?

— Конечно.

— Тогда и я могу быть секундантом, сэр? — спросила Мартышка с восторгом.

Дамблдор обернулся не сразу, а только когда отыскал нужную книгу на полке. Пока он водил пальцем по разным форзацам, борода его раскачивалась взад-вперёд. В такие моменты Гарри казалось, что она похожа на перевёрнутый айсберг. А может, на вьюгу.

На что-то холодное и смешное.

— Секундантом кого, мальчик мой? — переспросил директор, снова опустившись за стол. Глаза его смотрели поверх очков, а лицо слегка улыбалось. — Боюсь, профессор Снейп уже выбрал профессора МакГонагалл, а мистер Виндтакер — твоего друга…

— Секундантом секунданта, — перебил Гарри, не сомневаясь.

Дамблдор замер, словно что-то обдумывая, и его тонкие пальцы постучали по одной из страниц.

— Что ж… — протянул директор, — а ведь это возможно…

Но вдруг Гарри заметил нечто ужасно странное: раскрытая книга попыталась тяпнуть Дамблдора за палец, словно собака. Из белых страниц она отрастила зубы и неприветливо клацнула.

— Ой, — предупредила Мартышка, — кусается!

Директор не шевельнулся: лишь стукнул странице по носу, и та прекратила. У Гарри глаза разгорелись — так захотелось ему подержать эту книжку!

— Можно мне, сэр?

— Думаю, нет правила, которое бы это запрещало.

Мартышка тут же потянулась к раскрытому фолианту. Дамблдор понял, что запоздалый ответ никогда не успеет вовремя, но не стал расстраивать Гарри — поставив его на кресло, он придвинул книгу поближе к мальчишке, и даже Шляпа заинтересованно наклонилась вперёд и поднялась из коробки.

— Здесь говорится, как должна проходить дуэль, — объяснил старый волшебник.

— А почему книга такая вредная? — поинтересовался маленький Гарри, вовремя убрав палец — страница опять отрастила зубы.

— Редкая дуэль бывает полезной, мальчик мой. Это то, что необходимо знать секундантам…

— А секундантам секундантов?

Тем временем глаза Дамблдора уже знакомо искрились:

— А им и вовсе — в первую очередь, — сказал он и заговорщицки подмигнул.

И Гарри подумал опять, в незнамо который раз: «Кажется, что-то будет!»


* * *
Из-за угла вытянулась рука, похожая на воронью лапу, и схватила Гарри за шиворот.

— Ой! — испугалась Мартышка и завертелась.

— Надо же! — обрадовался тем временем Виндтакер, своим длинным носом почти упираясь мальчишке в лицо. — Шрам настоящий!

— Я его нарисовал, — соврал из вредности Гарри: ему надоело, что все шрамом интересуются. — Хотите, и вам намалюю, сэр?

Виндтакер хмыкнул и распрямился, приглаживая свою шевелюру слева направо: огненные кудри вначале послушались, а затем снова распались и полезли в глаза; Гарри настороженно наблюдал за волшебником снизу вверх и не знал, нравится тот ему или нет.

— Я не представился, — сказал чародей, всё ещё любопытно поглядывая на молнию. — Оливер Виндтакер, зельевар.

Волшебник ждал ответа, но Гарри почему-то насупился, словно его обидели. Руки он протянутой не пожал, а начал сосредоточенно чесать коленку. Виндтакер неторопливо облокотился на стену: кажется, он ещё не закончил, и просто так от него не отвяжешься.

Гарри был чересчур вежливым, чтобы сейчас убежать, но не настолько вежливым, чтобы не тыкать пальцем:

— У вас уже есть, — сообщил он, разглядев что-то выше запястья. — Этот шрам вам кто нарисовал?

Виндтакер ничуть не смутился, будто специально закатал левый рукав повыше, а мантию забыл в кабинете у Дамблдора. Коридор был пуст, только плавала парочка привидений, обсуждающих собрание всадников без головы. По их голосам было слышно, что они недовольны: «В том году было лучше, Ник!».

И Виндтакер оголил всё предплечье, как только они скрылись за поворотом. Гарри подался вперёд и невольно разахался:

— Большая! — похвалил он с восторгом. — Страшная!

— Нравится?

Гарри посмотрел на змею ещё раз, на то, как она лезет сквозь чей-то рот и шипит, наверное, как сердитая кошка, а затем любопытно спросил:

— Его тошнит?

— Кого? — не понял Виндтакер.

— Ну, лысого этого, — указала Мартышка на череп. — А если его тошнит, это значит, что вы тошнотворный?

Почему-то волшебнику вопрос не угодил, и он резко застегнул манжету обратно. Лицо его, до этого как будто усыпанное крошками шоколада, выцвело от недовольства.

— Вы расстроены, сэр, — понял Гарри, но не раскаялся.

— Вовсе нет, мальчик, — неубедительно соврал Виндтакер.

— А кто вам шрам нарисовал?

— Тот же, кто и…

Но тут случилось непредвиденное: за мгновение весь мир для Гарри предстал в чёрном цвете. Цвет очутился и на голове, и перед глазами, и даже во рту. Удивительно! Мартышка пожевала его немного, но выплюнула.

— Вижу, вы совсем освоились, — тем временем заговорил Снейп, придвинув Виндтакера за воротник, — а ведь мы оба знаем, что вам лучше не подходить к этому мальчишке.

— А вам, значит, подходить можно? Я думал, мы с вами похожи.

— А ещё вы думали, что хороший зельевар.

— Лучший, — поправил Виндтакер, — лучший зельевар. Хороший — это вы.

Тем временем Гарри наконец-то поднял мантию над головой и выполз, пыхтя и немного ругаясь. Не так чтобы крепко, а понарошку. Но этого хватило, чтобы привлечь внимание.

Когда на четвереньках, взъерошенный и со съехавшими на бок очками Гарри предстал перед взрослыми, те одновременно посмотрели на него с изумлением.

Северус даже отпустил чужой воротник.

— Вот это уровень образования, — похвалил Виндтакер. — Молодец, мальчик!

Гарри почему-то не захотел говорить «спасибо». Но рыжего это вполне устроило.

— До встречи на дуэли, Снейп, — попрощался он напоследок, оправляя свои одежды. — Надеюсь, вы хорошо проведёте последний день.

— Надеюсь, — парировал Северус без прежнего энтузиазма, не спуская глаз с Гарри, — хотя он и будет очень не скоро.

И Виндтакер ушёл, оставив после себя запах каштанов и мяты.

Это было утро — время, когда всё лучшее впереди! До дуэли оставалось несколько часов, и за завтраком уже делали ставки; Гарри, в общем, тоже не удержался, и теперь смотрел на профессора с затаённой надеждой.

Снейп это запросто игнорировал. Подтолкнув хулигана, он повёл его в директорский кабинет.

— Мне кажется, я сильно обидел мистера, — всё-таки повинился маленький Гарри, шлёпая следом за Снейпом.

— Хоть что-то вы умеете делать, — похвалил зельевар.

— Можно вопрос, сэр?

— Нет.

— Что нужно делать, чтобы тошнило змеями?

Гарри это действительно заинтересовало. Он в своей жизни змей настоящих не видел — всё на картинках да в кабинете у Снейпа.

Зельевар не обернулся, не сбавил шага, зато в кабинете директора настойчиво попросил:

— Следите за ним, Альбус. Мне кажется, он снова что-то затеял.

А потом глянул на Гарри и пригрозил:

— И даже не смейте искать.

Однако когда профессор ушёл, Дамблдор положил на макушку Гарри свою ладонь:

— Некоторые вещи сами находят нас, правда? — утешил он.

И Мартышка покивала, охотно в это поверив.


* * *
Гарри сидел вместе со всеми на заполняющейся трибуне. Его пятки не доставали до пола, а голова — до перил, но когда он забирался на скамейку с ногами, то всё поле — прекрасно видел!

— А Мелочь здесь в первый раз, — вспомнила тоже Анна.

Сам Гарри давно уже это заметил.

— Нравится?

— Очень, — признался Гарри. — Такое большое!

И он попытался обвести весь простор глазами, захватить этот образ: лёгкую дымку над вечнозелёной травой, высокие кольца, разномастных и шумных школьников; ему показалось вдруг, что стоять в центре поля с волшебной палочкой — высшее удовольствие!

— Это ты ещё квиддич не видел, — понял всё Макаронина, наблюдая за Гарри.

— Квиддич?

— Такая игра. С мячами и мётлами.

— А-а-а!

Теперь-то Гарри наконец догадался, почему в Хогвартсе много дворников: он думал, что школьники помогают с уборкой, а на самом деле — они просто играют!

«Метлой гонять мяч, а не ногами!» — сделала вывод Мартышка.

Тем временем толпа становилась всё больше. Дети начинали толкаться, спорить, украдкой обмениваться новыми ставками, а в ожидании поединка некоторые трибуны хором заголосили:


Хогвартс, Хогвартс, наш любимый Хогвартс!

Сидящая рядом Анна услужливо подсказала:

— Это гимн школы… Нашли, что петь!

— А что тебе не нравится? — возмутился Синьор. — Ты одна здесь пришла, как на похороны, а мы здесь, чтобы повеселиться!

И назло сестре Макаронина затянул торжественно и с задором:


Хогвартс, Хогвартс, наш любимый Хогвартс,

Научи нас хоть чему-нибудь.

Молодых и старых, лысых и косматых,

Возраст ведь не важен, а важна лишь суть.

В наших головах сейчас гуляет ветер,

В них пусто и уныло, и кучи дохлых мух,

Но для знаний место в них всегда найдется,

Так что научи нас хоть чему-нибудь.

Если что забудем, ты уж нам напомни,

А если не знаем, ты нам объясни.

Сделай все, что сможешь, наш любимый Хогвартс,

А мы уж постараемся тебя не подвести.

Но конец Синьор нарочно смазал и превратил в похоронный марш. К радости Анны, его заглушили рукоплескания других студентов — на поле появилась фигура Виндтакера, и отовсюду раздалось весёлое улюлюканье. Волшебник шёл не оглядываясь, и походка его пружинила, и вспыхивали огоньки в его волосах (то рыжие, то золотые!).

— Как вы думаете, скольких занятий у нас не будет, если Снейпу достанется? — хрипло спросил Синьор.

А Виндтакер тем временем помахал трибунам рукой. Следом за ним вышел профессор Снейп, вид у которого был зловещий, мантия — чернее обычного, и если ему кто и похлопал, так только ребята с зелёными галстуками. Ну и Гарри.

— Пойдём, — позвал Индюк, обращаясь к своему секунданту, — скоро они начнут.

Мартышка послушно спрыгнула со скамьи и побежала следом за Вудом. Тот оказался настолько мрачным, что Гарри даже заозирался — не повисла ль над ними туча?

— Знаешь, — сказал Индюк, — иногда я взрослых не понимаю.

— Почему?

— Ну если ты хороший, то зачем это доказывать?

Гарри задумался на минутку — как раз до последних ступенек (а их было очень много, не счесть!) — и затем ответил серьёзным тоном:

— Если ты хороший, то не надо.

— И я о том, Мелочь! — поддержал тут же Индюк.

— Но что же делать, если ты лучший?

Грегори раскрыл было рот, но внезапно остановился. Кажется, ему и в голову не приходило, что если ты лучший, то поймёшь это, лишь сравнив.

— Ладно, — нехотя согласился мальчишка, прикрывая руками уши — некоторые студенты вновь затянули гимн, — даже если и так, то драться зачем?

— Потому что это весело? — предположил робко Гарри.

— Нелепое заблуждение, Поттер, — раздался голос над их головами, — и я надеюсь, вы от него скоро избавитесь.

Ребята обернулись и незамедлительно поздоровались: позади них, бойко стуча каблуками, спускалась профессор МакГонагалл. Её голову украшала странная шляпа в клетку, которая вечно сползала то вбок, а то на глаза, и это придавало профессору комический вид. Хотя по лицу было ясно — МакГонагалл сейчас вовсе не в настроении.

— И детей вмешали, — не смолчала она, идя мимо. — Вуд, за мной! Поттер — ждите здесь. Это понятно? — раздала она краткие указания.

А Гарри кивнул.

И конечно потопал следом.

Благо, всем было не до него. Трибуны уже разрывались, словно на каком-то спортивном матче, Дамблдор беседовал с дуэлянтами в центре поля, а секунданты спешили начать — видимо, чтобы скорее закончить. Гарри оставалось лишь не высовываться и держаться поближе к директору — ведь он всё-таки разрешил ему поучаствовать.

— Надеюсь, вас устраивают правила, — закончил тем временем Дамблдор, смотря на присутствующих поверх очков-половинок.

Виндтакер, стоящий по левую руку от него, недовольно щёлкнул языком:

— Это несерьёзно. Мне нанесено оскорбление, и я…

— И вы не нашли ничего лучше, чем вызвать меня на дуэль, — едко вставил Снейп.

Вид у него был далеко не радушный, и Гарри ненароком подумал:

«А ведь даже не было драки!»

Тем временем Виндтакер приосанился:

— Опровергнуть вашу работу я всегда успею, — парировал он с достоинством, — а набить вам морду — нет.

— Альбус, это же… — попыталась Минерва.

Но Дамблдор остановил всех взмахом руки. Этот жест показался Гарри очень внушительным и он, отвернувшись, пару раз его повторил.

«Пригодится!»

— Мы собрались здесь, чтобы закончить вражду, — объяснил Дамблдор с лёгкой улыбкой, — закончить, а не начать. Надеюсь, вы это понимаете.

Никто не решился сказать слово против, видимо, из уважения. Но выражения лиц ни капельки не изменились.

— И напоследок я напоминаю вам: до разоружения. И не дальше.

— Значит, никто не умрёт? — вдруг громко ляпнул Грегори, вытирая рукавом шею. В его вопросе послышались и досада, и облегчение.

Дамблдор дружелюбно похлопал его по плечу:

— От дуэлей уже давно не умирают, мой мальчик.

— Знания пуффендуйцев поражают меня, — не сдержал комментарий профессор Снейп. — Вы только и умеете, что крепко ругаться.

— Это программа четвёртого курса, Северус, — вступилась за ученика МакГонагалл.

— Но некоторые проходят её и в шесть.

Никто не понял профессора, кроме Гарри. Да и тот постарался не покраснеть.

В целом же, как потом выяснилось, профессор МакГонагалл не ошиблась: оказывается, в одном из учебников чёрным по белому значится: «А В НАШЕ ВРЕМЯ, ДЕТИ, ДУЭЛИ СОВСЕМ НЕОПАСНЫ». А внизу страницы — сноска мелкими буквами: «впрочем, и безопасными их вовсе не назовёшь».

Такие дела!


* * *
А началось всё потрясающе!

Столпы искр, визги учеников, красивые локоны Виндтакера, полыхающие огнём, — ох, вот так зрелище: загляденье! Гарри пребывал в неописуемом восторге: никогда он не встречал подобного в жизни! Разве что в телевизоре у кузена Дадли, да и то — очень редко.

Заклинания метались от волшебника к волшебнику, они летели, как мелкие птички, и взрывались фейерверками разных цветов и размеров. Хулиган ахал и прыгал от нетерпения — ему хотелось протянуть к искрам руки, и поймать их, и засунуть в кармашек, чтобы после с удовольствием рассмотреть.

А бедный Индюк изволновался.

— Хоть бы дядя! — молился он, весь дрожа и сутулясь. — Тогда я поеду домой, и он не испортит мне все каникулы… А ты знаешь, Мелочь, как хороши каникулы, если их не портят?

Но спустя мгновение, а может, два, Индюк подпрыгивал и хватался за волосы:

— Только б не дядя, а! Только б не дядя! Снейп ведь меня убьёт!

Гарри друга не понимал: дело ведь ясное! Лучше уж перетерпеть плохие каникулы, чем погибнуть. А битва продолжалась уже четверть часа, и никто из противников — к сожалению — так и не умер. Даже не покалечился! У Снейпа запачкался слизью рукав, у Виндтакера — лицо скрылось под гарью, но оба волшебника всё ещё крепко держались за палочки. И не собирались их отпускать.

Гарри стоял на краю поля вместе учителями и слышал, как МакГонагалл говорила:

— А ведь Северус действительно очень хорош.

— Разве ты не знала, Минерва? — отвечал ей Дамблдор.

— Удивительно! А ведь в школе его всегда задирал и Блэк, и Поттер, и даже… НАРУШЕНИЕ!

Профессор МакГонагалл закричала так резко, что все вокруг на секунду-другую оглохли. Кроме Дамблдора, конечно. Гарри заметил, как он тут же раздвинул свою серебристую бороду и приставил палочку к горлу:

— Мистер Виндтакер! — раскатился его голос над полем, как рык. — Вы использовали заклинание внахлёст — первое предупреждение!

Ученики недовольно зашумели, а Гарри тут же спросил у Индюшки:

— Как это так — внахлёст?

Грегори посмотрел на него и тоскливо вздохнул, прежде чем начать объяснять.

— Внахлёст — это когда несвоевременно, рано, — попытался разъяснить он, смотря в любопытные глаза Гарри. — Волшебники должны атаковать лишь по очереди, успевая ещё защищаться, но не нарушая порядок. А дядя пульнул ещё до того, как Снейп закончил своё заклинание… В общем, поторопился. Или Снейп долго думает.

Но как оказалось — в бою важна тактика.

Даже в таком.

Виндтакер снова вскипел. Его лицо так густо побагровело, что стёрлись веснушки; ещё немного и — можно было поклясться! — пар поднялся бы от затылка, а рыжие кудри превратились в костёр. Более запальчивого врага стоило поискать.

Но после второго предупреждения Виндтакеру, Индюк проницательно отметил:

— Да ведь Снейп его просто ловит!

— Совершенно верно, мистер Вуд, — услышала его МакГонагалл, кажется, изрядно повеселев. — Ещё одно предупреждение, и ваш дядя будет дисквалифицирован.

— Скорее бы… — буркнул Индюк, видимо, предавший семейные связи.

Но не только они разгадали коварный план — Виндтакер наконец тоже понял, что Снейп хитрит.

— Боишься, что я тебя обыграю? — крикнул он через поле и кинул обезоруживающее заклинанье.

— Я не люблю бесполезно тратить время, — уклончиво заметил Северус, без труда отбивая удар, да так сильно, что по округе разлетелись искры.

А Гарри смотрел на профессора влюблёнными глазами. Он был полностью очарован: и взмахами мантий, и вспышками заклинаний, и тому, как замечательно зельевары убивают друг друга.

— Закрой рот, — недовольно бурчал Индюк, которому зрелище абсолютно не нравилось, — закрой, говорю: простынешь!

Но спустя ещё четверть часа стало предельно ясно: дуэль затягивается не на шутку.

— Не знаю, как уж там в зельях, — пробасил Хагрид, спустившийся на поле с трибун, — но в дуэли они одинаково хороши. Да, Гарри?

Лесничему никто не ответил, и только Гарри задрал подбородок, чтобы ему улыбнуться.

Хагрид по-доброму мигнул глазом в ответ.

И тут — наконец-то, мальчишка заждался! — началось новое приключение.

Когда Гарри снова посмотрел на поле, где сражались волшебники, то заметил одну необыкновенную вещь: она лежала, вся изогнувшись, в траве, и тело её красиво поблёскивало, отливало на солнце.

Ах, Гарри знал! Гарри чувствовал, что обязательно пригодится!

Хватая змею за хвост, он бесстрашно зашипел на неё:

— Не того кусай!

Да так натурально вышло, что змея обернулась. И всё поняла.

— А кого? — спросила она у Гарри, высунув голову из травы.

Мартышка бы ахнула и заулыбалась, будь на то больше времени («Сколько всего интересного в этом мире!), но битва была в самом разгаре, так что требовалось поторопиться. Гарри взял себя в руки и пальцем (невежливо) указал на Виндтакера. Тот как раз увернулся от яркой вспышки и вытер лоб рукавом.

— Его можно, — пояснил Гарри, — а вон того нельзя.

— Почему? — не поняла змея.

— Тот ядовитый, — соврал хулиган, хотя — можно поклясться! — все ученики согласились бы с ним не раздумывая. — А у того змея нарисована на руке — видимо, ты ему очень нравишься…

Удивительно, но это подействовало. Змея посмотрела на Виндтакера пристально и с любовью, высунула язычок (размечтавшись?) и легла животом в траву — поползла.

Эх, знал бы Виндтакер, какого врага себе нажил!

Врага или всё же поклонника?..

Но волшебник продолжал поединок, не ведая ни о чём.

В этот момент с одной из трибун раздался знакомый голос, и Гарри весело рассмеялся — это был Макаронина. Отбиваясь от Неслабок, он вещал на весь стадион без стесненья:

— …Снейп уворачивается и посылает «депульсо». Как банально, профессор! — совсем обнаглел Синьор, забываясь. — Виндтакер тут же выставляет барьер — и делает это красиво, к слову сказать! — машет трибунам рукой (здрас-с-сте, дядя!) — и заклинание «конфундус» снова летит к Снейпу. А я хорош, да, сестрица?.. Отдай микрофон! Вау, уж от этого Снейпу не увернуться! Вы глядите-ка только…

На этих словах рука Северуса дрогнула (может, нарочно), и заклинание немоты полетело в Макаронину через всё поле. И дотянулось. Язык Синьора тут же прилип к нёбу, и трибуны, догадавшись об этом, начали хлопать и гоготать. Популярность профессора Снейпа выросла на глазах, так что карьера Синьора была окончена, едва лишь начавшись. От обиды он мог только невнятно голосить, показывая на Виндтакера пальцем:

— АЕЯ!

— ВМЕЯ!

— ЗМЕЯ! — разнеслось по всему стадиону — это Анна выхватила всё-таки микрофон.

Все с испугом привстали с мест. Кто-то даже схватился за голову, а серебристая лента уже подобралась к Виндтакеру сбоку и… прыгнула.

Никто не успел даже ахнуть, даже вскрикнуть, а может, заголосить, как взаправдашняя змея уже поцеловалась с ненастоящей! Ни широкие плечи, ни харизма, ни улыбчивое лицо не помогло Виндтакеру в этой схватке. В конце концов, чародей с криком выронил палочку.

Грегори Вуд тихо осел на Гарри.

И эта длинная дуэль подошла наконец к концу!


* * *
Директор, все секунданты, секундант секунданта, Северус и, конечно, Виндтакер, — все присутствовали на перевязке. Гарри заметил, что стоило Виндтакеру закатать дырявый рукав, как лицо у мадам Помфри — больничной сестры — изменилось. Впрочем, не только лишь у неё. Северус был единственным, кто слегка улыбнулся.

Подумав, что это признак хорошего настроения, Гарри подкрался к профессору и дёрнул его за рукав.

— Что вам, Поттер? — негромко спросил колдун, пока остальные уговаривали Виндтакера выпить то зелье, которое варил для больницы Снейп.

— Спасибо, перфессор.

— И знать не хочу, за что.

— Теперь у меня целых тринадцать лимонных долек!

Северус не ответил, и мальчишка радостно понял, что он не злится. А может, даже доволен, ведь Гарри ставил всего лишь одну конфету, а выиграл в итоге — целую кучу!

«Надо бы потом поделиться», — пометил себе хулиган.

Тем временем Виндтакер мрачно оправил свою шевелюру, подбирая слова. Его удача, что змея была неопасной (как большинство дуэлей), а вот драку он всё-таки проиграл. Да и как — с унижением! Не для этого он мчался намедни в Хогвартс. Ох, не для этого!

— Останетесь на ужин? — дружелюбно предложил Дамблдор, словно ничего не случилось.

— Пожалуй, что нет, — отказался поспешно Виндтакер, напустив на себя занятой, крайне важный вид. — У меня, знаете ли, дел много…

— Исследованиями займётесь? — поинтересовался Снейп не без доли насмешки.

В отличие от Виндтакера, он не выглядел ни потрёпанным, ни побитым, мантия его по-прежнему походила на ночь, а на бледном лице — ни царапины!

— Скоро узнаете, Снейп.

— Жду с нетерпением.

Атмосфера среди взрослых опять накалилась, и Дамблдор, распознав это, сердечно попрощался с Виндтакером, а всех взрослых отправил к себе в кабинет для беседы. Кажется, ему было, что им объяснить.

Как бы там ни было, Гарри в больничном крыле вдруг остался один. Но это — совсем ненадолго. Стоило Индюку и Виндтакеру выйти последними, как в палату ворвалась гурьба Неслабок — все они тяжко, натужно дышали и выглядели возбуждённо.

— Мы там…

— Там!

— Под окнами были, и…

— ВИНДТАКЕР-ТО ПОЖИРАТЕЛЬ, ДА, ГАРРИ?

— А? — не понял мальчишка.

Все обступили его, не давая пройти.

— Так это правда? — настаивал Макаронина, взяв Мелочь за плечи. — Он Пожиратель?

— Чего?

— Смерти! Смерти! — затряс его Синьор так, что даже клацнули зубы.

— Пожиратель смерти — и в Хогвартсе!

— В Хогвартсе — рядом с Гарри! — с ужасом осознала Анна, прикрыв ладонями рот.

И все они наперебой, очень шумно, начали то спорить, а то что-то у Гарри выпытывать.

Хулиган еле от них удрал!

Пригнувшись, он выскользнул сквозь решётку из детских ног, и кинулся через холл, сгорая от любопытства. Гарри очень многое узнал в эти дни! Например, что змеи бывают добрыми и нарисованными, дуэли — красочными и неопасными, люди — лучшими и тошнотворными…

Но остался последний на сегодня вопрос.


* * *
Гарри нагнал Индюка и Виндтакера почти у самых ворот перед замком. Они оба шли молча и опустившись, и казалось, что даже рыжие локоны зельевара — и те померкли.

Гарри окликнул волшебников.

— Поттер, — без энтузиазма встретил его Виндтакер, остановившись. — Что тебе нужно?

Задыхаясь и раскрасневшись от бега, Гарри вымолвил без запинки:

— Мне сказали, что вы были Пожирателем смерти. Так какая?

— Что — какая? — не понял его Виндтакер.

Хулиган помялся немного, озорно блеснул глазками и спросил под конец, сияя:

— Так какая она на вкус?..