Глава 1
Soundtrack - Songe d'Automne - Titanic orchestra.
Нарцисса Малфой не любит осень — время, когда вспоминаются забытые разбившиеся мечты. Она стоит в малой зале, прекрасная в своей утончённости и элегантности, обхватив фарфоровые плечи руками и опустив глаза. Вечера во Франции поразительно идеальны своим запахом вин Château Duhart-Milon и прохладной меланхолией. Серебряные серьги в ушах Нарциссы переливаются в лучах умирающего солнца, а она лишь обречённо вздыхает.
Леди Малфой, последняя из рода Блэк, — ангел с хрустальными крыльями, стоящий среди мраморных колонн и высохших багряных роз. Нет же, она здесь не хозяйка, а всего лишь предмет декора, прекрасная Афродита Милосская. Белоснежные пряди, так небрежно-прекрасно выбившиеся из водопада расплавленного белого золота; сквозь тёмную дугу ресниц — в непроглядно-чёрных, точь-в-точь как у Беллы, глазах разливается коньячная грусть.
«До чего всё это довело, Люциус?! Богемский хрусталь, Château Duhart-Milon: мы же с тобой дети Туманного Альбиона. А кто же сейчас? Изгнанники, убийцы! Ты же обещал мне, Люциус, наше будущее в новом мире без грязи, но вот мы и сами втоптаны в неё. Зачем же ты верил в Эпоху Возрождения, зачем же я верила в тебя?..»
Северный ветер рассеянно обнимает кремовый шифон, разлетающийся от каждого прохладного поцелуя. Тонкие пальцы поправляют рукава — любовь к перфекционизму привита с самого её рождения. Последний луч теряется в белоснежных локонах, выкрашивая расплавленное белое золото в светло-апельсиновый, на пальце пылает кроваво-алый рубин.
За окном кружатся в венском вальсе багряно-золотые листья, где-то совсем рядом плачет скрипка. Грустная и волнующая песня осени разливается по саду сладкой истомой. Казалось бы, что может быть прекраснее золотой поры в пик её великолепия? Несомненно, такую осень воспевают маггловские классики. Сама природа зазывает закружиться в самом центре комнаты, взмахивая тёмными юбками, и пуститься в святое безумие. Но стоит леди Малфой посмотреть — осенние краски мгновенно тускнеют под взглядом чёрных, ну точь-в-точь как у Беллы, глаз. Потому что осень — это Меда, загадочно-романтичная, но отнюдь не Цисс, ведь она — зима.
С детства Малышка Цисс смотрит на всё презрительно-брезгливым взглядом, красота вещей при ней распадается на миллионы ничтожных осколков. В ней живёт дух Розье, дух страстных эстетов и вседозволенных лицемеров с больной душой и по-королевски капризными губами, пороки которых не знают границ. Кажется, их кровь течёт только в ней, в двух старших сёстрах же пылает пагубное безумие Блэков. У Нарциссы даже имя нетрадиционное — она хрупкий самовлюбленный цветок среди безумных мерцающих звёзд.
Изящная ладошка прикасается к золотой ручке двери, леди Малфой входит неторопливо и величественно, словно королева-изгнанница. За небольшим столом сидит красавец муж и лениво смотрит на давно остывший кофе. Люциус, Люциус... Притворно-скучающий и обманчиво-беззаботный, волнение выдают лишь холёные пальцы, сжимающие набалдашник трости чуть сильнее обычного. Ты слишком горд, чтобы признать свой позор, о скользкий-скользкий гордый друг. Серебряные нити среди белоснежных волос, в последнее время позорной седины стало слишком уж много. Цисс становится позади невидимой тенью и сжимает плечо мужа — почти невесомо и словно тайком. Теперь им осталось дождаться сына.
Минуты тянутся горьковатой карамелью, вскоре стены окрашиваются в голубовато-фиалковый полумрак. Первые дни сентября — призрачная грусть по прошедшему лету, остальные же — всего лишь ожидание неизбежного. Ненавязчивый аромат багряных роз и давно остывшего кофе лёгкой дымкой рассеивает скользкие щупальца волнения.
Драко влетает, пожалуй, излишне неожиданно, неожиданно даже для давно заждавшихся. Растерянный и потрёпанный, да-да, совсем ещё мальчишка в свои-то двадцать один. На щеках алеет румянец, белоснежная рубашка помята, где-то в светлых волосах затерялся позолоченный листочек. Не такой целеустремленный, как отец, не такой сдержанный, как мать, да и вообще не оправдавший всех ожиданий. А может быть, это лишь из-за того, что Слизерин давно не тот?
Взгляд Люциуса не сулит ничего хорошего, но впрочем, он всегда так строг. «Не наследник, а сплошное разочарование» — слова, так и не сошедшие с губ, но призраком витающие между отцом и сыном.
— Драко, — тон вкрадчиво-строгий, но более мягкий, чем обычно. — Тебе нравится здесь, Драко?
Сын небрежно усмехается, облокачиваясь на антикварный стол.
— Я не могу сказать точно.
Люциус ответом недоволен, уж ничего мальчик сказать точно не может. В расплавленном серебре глаз неприкрытое сожаление, сожаление о давно упущенных днях, проведённых не за воспитанием наследника, а за чем-то далёким и совсем не нужным...
Жаль, очень-очень жаль, только время вспять не повернуть.
— А в чём же дело, отец? — не выдерживает Драко.
Нарцисса мысленно содрогается. Она прекрасно знает своего сына, знает о его свободолюбии и понимает: ничего хорошего из этого брака не выйдет.
— Мы возвращаемся на остров, Драко. Я...
— Но это же безумие, отец! Просто безумие! — мальчик слегка пятится назад, теряя самообладание. — Нас убьют, как остальных, нам не простили!
— Не учи меня, Драко, — гневно смотрит отец, — всё решено. Я нашёл тебе невесту.
Мелкая дрожь в руках, нервное сглатывание, в этих огромных глазах — сначала слепое неверие в слова Люциуса, смехотворная надежда на то, что это неправда. Затем проблеск понимания, осознания, руки ещё сильнее взлохмачивают светлые пряди. Пугающая гримаса затравленности на лице.
«Драко... бедный мой, дорогой мальчик, до чего же ты ещё ребенок. Даже серые твои глаза, почти таких же как и у отца, так полны невероятной обидой. Но ты же знаешь, дорогой мой мальчик, что ты — единственный наследник, — пусть и такой у меня непутёвый, — безжалостных завоевателей, пришедших на наш Туманный Альбион Мерлин знает сколько веков назад. Но разве женитьба такая уж непосильная ноша для тебя?»
— Кто? — сипло, безнадежно.
— Астория Гринграсс.
— Понятно.
А он, к слову, её даже не знает. Сначала как-то по-детски жалобно смотрит на мать, а затем просто уходит, больше ничего не сказав.
С хлопком зажигаются свечи. Танцующие тени в черничном полумраке стеллажей.
— Малфои — не изгнанники, Цисс. Ты же знаешь. Мы с тобой рождены побеждать, а не прятаться.
Вот так, осенние вечера во Франции воистину жестоки — у Драко Малфоя рушится жизнь, но они по-прежнему поразительно идеальны — своими душистыми ароматами вин Château Duhart-Milon.
Великий Салазар, спаси наши души!
Глава 2Soundtrack — I will — rediohead
Декабрь, 2001 год
В парадном зале Малфой-Мэнора удушающая духота, застилающая тяжёлым дурманом фальши и хрустальных грёз. Мрачная торжественность, лёгкие реверансы, чопорные чайные розы в хрустальных вазах — в одну из долгих декабрьских ночей губят свои жизни два незнакомых человека. Под чёрным бархатным покровом, расшитым миллиардами созвездий, играют в жизни кукловоды. По тёмному зеркальному полу скользят метры серебряного атласа и сливочного шёлка — всмотришься в своё отражение и утонешь в малахитовых пороках предков. Но несмотря на всё, спустя тысячи дней, в многовековом поместье кипит жизнь, хотя каждый гость здесь лицемер.
На вековых витражах распускаются цветы зимы, холодные, прекрасные — только прикоснись — исчезнут без следа. Драко Малфой, этот несчастный мальчишка, старательно рассматривает их, в надежде не видеть противные лица. Он стоит у алтаря бледной тенью в свете лучистого сияния чистого золота: тёмный силуэт на фоне настоящей роскоши. Однако к Драко не придраться — накрахмаленный воротничок жемчужного цвета рубашки, узкий чёрный фрак, до блеска начищенная обувь.
— Его вид не такой уж и жалкий, — шепчет довольный Люциус на ухо жене.
До рези в глазах идеальная пара старших Малфоев — на законном месте в первых рядах. На мраморной коже Нарциссы чёрный атлас, где-то в глубине души — слёзы, но не от счастья, как у матерей в день свадьбы их детей, а от жалости к её мальчику. Только Люциус среди всех гостей искренне доволен: сумел-таки вырваться из французского ада.
На миг голоса (а Драко кажется шипение змей) замирают. В парадных дверях появляется невеста.
Астория, Астория, точеная статуэтка с подрагивающими губами. В молодой душе — почти что равнодушие, в ангельских карих глазах — безразличие с капелькой страха. Леди Астория в день своей свадьбы выглядит под стать своему жениху: кремовый перламутр жемчуга на тонкой смуглой шее, тончайшее кружево на платье. Каждый шаг медленный, аккуратный, словно прощупывающий: как далеко ей позволено зайти, но, тем не менее, слегка резкий — она совсем ещё девочка. На прекрасных маленьких губках багровая помада, и Драко кажется это совершенно неправильным, к чему её так разукрасили? 16 — время для воздушных замков, а не заточения в холодном Мэноре.
Англичанка из Австрии, чайная роза в окружении снежных бессмертников, грубый немецкий акцент в английских оборотах. Она уехала из Англии маленькой девочкой Тори, чтобы затеряться в далёкой стране, и вернуться леди Асторией, исполнив истинный свой долг. В белокаменном замке Liebes Tantchen* она потеряла не только мать, но и себя, оставшись с единственным по-настоящему родным человеком — сестрой, пусть и сводной. Но ни девочка Тори, ни леди Астория жаловаться не привыкла, быстро принимая всё как должное. Суждено ли ей когда-нибудь вернуться в Австрию или стать такой чужой среди своих?
Она подходит к алтарю, украдкой поглядывая на своего жениха. Почти по-детски маленькие ладошки, обтянутые дорогим кружевом перчаток, подрагивают от каждого ледяного прикосновения.
Драко она не понравилась почти что сразу, даже несмотря на прелестную красоту — маленькая, смуглая, едва ли не крылья сзади виднеются. Что-то отталкивающее, простодушное, настолько не созданное для высшего круга. А может, встреться они при других обстоятельствах, что-нибудь и сложилось бы?..
Монотонно задаёт служитель Министерства свой извечный вопрос:
— Согласны ли вы?..
— Да, — раздражённо прерывает его Драко.
Невеста с ответом почему-то медлит, ненароком теребя себя за краешек перчатки. Откуда-то сбоку раздаётся настойчивое покашливание её Liebes Tantchen, женщины строгой, не терпящей никаких глупостей.
— Да, — тихо и робко. Ну совсем ещё дитя.
Неглубокий надрез на левой руке и сдавленное шипение, драгоценные капли капают в чернильницу. Жених и невеста выводят на договоре свои подписи, на белоснежном пергаменте при свете свечей мерцают рубиновые фамилии. Малфой и Гринграсс. Гринрасс и Малфой. Вот и всё. В грязном мире всё оплачивается чистой кровью.
Он надевает на тоненький пальчик фамильное кольцо — огромный изумруд в серебряной оправе. Для леди Астории, теперь уже по праву Малфой, оно ужасно велико, но спустя секунду кольцо уменьшается в размерах, плотностью сковывая палец.
Тебе не сбежать, девочка.
Где-то в октябре, месяце дождей и чая с корицей, саркастичных фраз и ледяных ветров, в такой родной Англии, Драко Малфой думал, что уже смирился. Но людям свойственно спокойно закрывать глаза вплоть до того момента, пока неизбежное случится. Чтобы потом в тайне ото всех жаловаться на Судьбу-злодейку и тяжело вздыхать.
От себя не уйдёшь, мальчик.
В его руке её рука. Невесомо, почти не касаясь друг друга. Жених и невеста — святая гармония, оба прекрасны, оба несчастны. Они торжественно разворачиваются к гостям, натягивая на лица счастье. Прекрасный спектакль, браво!
Сотни поздравлений смешались в один раздражающий гул, в словах приторная и никому не нужная ложь. Реками льётся красное вино, кровавым блеском сверкая, гости поднимают бокалы за молодожёнов. Прежде великие Чистейшие, сейчас лишь бледные копии самих себя, уходящие в закат Эпохи семейных традиций, тугих корсетов и стихов на самом краешке пергамента. Что же с вами сталось, о Чистейшие?
Раз-два-три, раз-два-три. Свадебный вальс мелодичен, свадебный вальс успокаивает. Когда-то в детстве им нравился вальс. Правда, детство давно закончилось. Молочное кружево по тёмному полу, блеск начищенных туфлей. Леди Астория откидывает голову назад, обнажая прекрасную шею. От кожи нежный аромат шиповника — диких-диких роз, багровая губа закушена. Только Драко не хочется целовать эту прекрасную шею и багровые губы, ему не хочется вдыхать аромат диких роз раз за разом. Она для него — чужая, которой никогда не суждено стать своей.
О жизнь, что же ты творишь со своими несчастными детьми?
— А вы правда войну прошли, мсье Малфой? — наивно.
Осторожный взгляд карих глаз, безумно холодных и каких-то неправильных, а по спине предательски ползут мурашки.
— Ну что за глупые вопросы? — в серых глазах мелькает что-то злое, он отвечает грубо, но после берёт себя в руки. — Да, пришлось мне.
— И как же? Очень страшно? — на молодом лице играют золотые блики свечей.
— Грязно. Мерзко. И да, пожалуй, очень страшно.
Она смотрит на него, но ей абсолютно точно кажется, что смотрит она в бездну. Его взгляд — острый, ледяной — пронзает душу, заставляя замирать при каждом слове, нет, мимолетном движении, и медленно сходить с ума, теряя рассудок.
— Прошу простить, я не сдержалась.
Они синхронно отворачиваются — Астория опустила глаза в пол, Драко перевёл взгляд на окна. Вальс вихрем уносит его в воспоминания о криках, грязной крови и Полукровке с изуродованной душой. А затем перед глазами, как живые, — мраморные ангелы и могильные плиты. Воистину ужасно.
— А ты знаешь, Астория, — шепчет Драко, прижимая её к себе чуть сильнее положенного. Не выдержал, — мы ведь с тобой прямо на костях танцуем, дорогая моя. Подумай только, сколько людей здесь в мир иной отошли?
Совладав с собой, он не прощает ей неосторожно брошенные фразы, играется. Теперь ему хочется только заливисто смеяться оттого, как она вздрагивает и пытается освободится от объятий. Для него она маленькая экзотическая птичка, безусловно интересная, но до ужаса не нужная. Жестоко, право слово, зато без фальши и обмана.
— Да-да, весь Мэнор кровью залит. И не только Мэнор, Астория, гости здесь отнюдь не невинные овечки. Расскажи мне, каково быть среди убийц?
— Мсье Малфой, прошу Вас, прекратите.
— Не ожидала этого, правда?
Свадебный вальс мягко отступает, сменяясь чем-то резким, а девочка отскакивает от Драко, поспешно поклонившись. Глупая, глупая Астория, она настолько наивна, что готова поверить каждому его слову. И даже спустя много лет она будет продолжать слепо верить Драко, потому что первая влюблённость — чувство чистое, но поистине разрушающее. Особенно, если в глазах навсегда останется лишь холод.
Бокал шампанского — игривые пузырьки в плену у горного хрусталя, золотистый яд, затуманивающий рассудок — настроения не поднимает, а лишь притупляет обострившиеся чувства. Драко выходит на балкон. Под небосводом безумных мерцающих звёзд сверкает в саду девственный снег, ещё никем не тронутый, словно блёстками обсыпанный. Беспутный ветер пронизывает насквозь, заставляет беспомощно сжаться, допивая свой золотистый яд до дна. Сегодня всё сверкает ярче: и серебро, и снег, и проклятое шампанское, и даже кровью начертанные фамилии, связавшие их до самого конца.
Драко Малфой стоит на балконе минуту, а может и час, ещё вероятнее — вечность. На тёмных, почти девичьих, ресницах замирают хрустальные снежинки, погибая спустя мгновенье, но на их место опускаются новые, чтобы тоже истаять. Он старательно отворачивается от мира, только мир, как на зло, так не вовремя тянется к нему.
— Драко, сынок, ты совсем уже замёрз, — у Нарциссы голос мягкий, обволакивающий, успокаивающий, она гладит сына по щеке, покрасневшей от холода, — пойдём в залу, некрасиво оставлять гостей.
— Не хочу, maman*, ничего уже не хочу. Оставь меня.
В слабом освещении свечей мальчик видит слабую улыбку матери, такую нежную и красивую. Во всём мире для него нет никого идеальнее Нарциссы, хрупкого цветка рода Блэк.
— Как же я могу тебя оставить, милый мой? Потерпи немного, скоро праздник уже закончится.
— Мне теперь всю жизнь её терпеть ведь, — морщится Драко, вздыхая. — Мне ужасно не нравится эта девчонка, maman.
— Ты же знаешь, что так надо, — ладонь Нарциссы опускается на плечо. — Астория не так плоха, как тебе кажется. Поверь мне.
Он целует ладонь своей une belle mère*, вкладывая всю нежность в этот жест.
— Идём же, — шепчет Драко, мать для которого святыня, — ты замёрзла.
По полу — чёрный атлас сверкающей змеей.
***
В водовороте пёстрых платьев, красного вина и сладких полуулыбок протекает эта ночь. В розоватом полумраке слышится смех, весь мир в перламутровом дурмане — Драко пьян, Драко не в себе.
— За новых мистера и миссис Малфой! — бархатистый голос за его спиной.
Он резко поворачивается, вскидываясь змеей, но в одночасье замирает.
Она была прекрасна. Прекрасна в своём темном вельветовом платье, каштановых кудрях, кольцами вьющихся по длинной шее. Прекрасна так, что сердце замирает, и Драко кажется, что она вот-вот растает как мираж. Дафна, Дафна — малахитовая статуэтка на фоне сверкающих рубинов, багряный дурман, заставляющий умирать раз за разом, сладость красного вина на губах. Нескромный вырез открывает ключицы — чётко очерченные, изрисованные созвездиями родинок. Она смотрит взглядом дикой кошки, но плутовка знает цену своей покорности. В глазах — горячий шоколад, затягивающий в омут настоящего безумия, каждый жест — воплощение величественности и грации. К Дафне, Мерлин храни её, прикованы тысячи взглядов, она пример женственности и красоты, идеальная в своём совершенстве, достойная соперница не увядающей Нарциссе. Именно в тот день Драко и понял, что кто-то может быть прекраснее его une belle mère. В тот день Драко и влюбился.
— Дафна? — мимолётное движение губ, сладкое имя, произнесенное на одном дыхании.
Он помнит её совсем маленькой девчонкой, не особенно приметной, но уже тогда достаточно красивой. Помнит её плачущей изломанной куклой, сидевшей на полу в тьме слизеринской гостиной, потому что сразу после экзаменов она уезжала. И как тогда казалось — навсегда. Совсем неловкое рукопожатие и скупое «прощай» прямо перед её отъездом, позолоченный экипаж, удаляющий и исчезающий за горизонтом. Всё это для него — события из другой жизни, когда война — всего пугающее слово, а не ужасные воспоминания.
— Наконец-то ты меня узнал, я ждала весь вечер, — Малфой целует захваченную им ладонь, обтянутую в багровый атлас. — Хоть я и удивлена, но в твоём состоянии и себя не узнаешь, — Дафна, настоящая королева вечера с кошачьими глазами, в насмешке поднимает уголки губ.
— И почему меня женили не на тебе? — так просто спрашивает Драко.
Она заливается благородным смехом, тысячами колокольчиков звенящим в гуле голосов, откидывая шею:
— Малфой, Малфой, я теперь не Дафна Гринграсс, — светлые брови изгибаются в удивлении. — Совсем недавно я стала леди Нотт.
Серебряные глаза смотрят на неё с неверием, в задурманенном сознании эта мысль усваивается не сразу, она же отвечает лишь улыбкой.
— Теодор? — спустя минуту.
— Теодор.
— И почему... почему же именно он?
Дафна на мгновение замирает, а затем наклоняется к нему. Совсем опасно, слишком близко.
— А вот это уже не твоё дело, Драко, — шепчет она на ухо, горячее дыхание на его шее и рваный вздох.
И леди Нотт удаляется, оставив после себя горьковато-сладкое послевкусие на самом кончике языка. Удаляется, чтобы он, несчастный мальчишка Драко, вспоминал ночами запах её кожи: немного — страстный гранат, ещё чуть-чуть — жасмин.
Великий Салазар, спаси его душу!
1. Liebes Tantchen - (нем.) дорогая тётушка
2. Maman - (фр.) мама
3. une belle mère - (фр.) его прекрасная мать
