Можно начать все сначала?

1. Можно начать все сначала?

Небо было серое, с точностью передававшее ее настроение. Настолько безжизненное и пустое, что казалось, словно оно впитало в себя всю боль, что скопилась внутри нее. Словно кто-то навсегда, безвозвратно украл солнце с небосвода, уступая место едкой горечи, страданиям. Лили бежала по мокрым улицам Лондона, не разбирая дороги, наступая на лужи, которые мокрыми пятнами оставались на светлой ткани, и думала только об одном: когда все скатилось в тартар? Когда она умудрилась настолько запустить свою жизнь? И ведь все вроде есть: идеальный аттестат с одиннадцатью «Превосходно», приемлемая работа на полставки в св. Мунго и параллельно увлекательная учеба на медика. Но только обида так и рвалась наружу, убивая внутри все то святое чувство достатка, что возникало в ней только при мысли, что ее жизнь, оказывается, не так уж бессмысленна. Лили громко шмыгнула носом, вихрем поднимая опавшие листья, небрежно отпихивая прохожих в сторону, а те в страхе отходили куда подальше, ведь лицо Эванс было полностью искажено злостью, а по щекам текли роковые слезы, скатываясь на ворот ветровки.

Она плюхнулась на лавочку, ощущая, как холод сковал все внутренности, и схватила свое лицо руками, с силой сжав огненно-рыжие волосы. Сердце бешено колотилось, перед глазами все размыто плыло, все было серым и мутным. Лили просто зашла слишком не вовремя…

Она стояла у двери в квартиру Джеймса, прислонившись к холодной стене. Прерывисто вздохнув, посмотрела на часы и поняла, что вот уже тридцать минут она, словно идиотка, стоит на одном месте, периодически стучась. И снова Лили завела руку вверх, ударяя костяшками о металл, прекрасно понимая, как много ожидает от этой встречи.

«Да что он там, Мерлин его дери, делает?»

— Кто там? — это был женский голос. Красивый мелодичный женский голос. Сердце предательски дрогнуло, а руки похолодели, заставляя сунуть их в карманы ради тщетной надежды получить хоть каплю тепла.

— Лили, — осипшим голосом ответила Эванс, прислонившись к стене. — Лили Эванс.

Замочная скважина щелкнула, и дверь открылась, впуская в коридор запах свежеиспеченных блинчиков и теплого воздуха. На пороге стояла незнакомая ей брюнетка, с выдающимися пропорциями тела и донельзя смазливым лицом. Лили мысленно горько улыбнулась, чувствуя, что совсем не готова к такому неожиданному повороту событий и уж тем более к знакомству с пассией Поттера.

— Вы к кому? — брюнетка подняла бровь и посмотрела на Лили так, словно та являлась чем-то недостойным ее внимания. В принципе, именно так Лили и чувствовала себя. Смотря на такую красивую и стройную девушку, Эванс ощущала себя какой-то неправильной, слишком простой и менее блистательной. Внутри у бывшей Гриффиндорки все полыхало от осознания того, что некогда любивший ее Поттер так резко поменял свои вкусовые предпочтения и обзавелся девушкой так скоро после окончания школы. Хотя, чего еще ожидать? Популярный в Хогвартсе Поттер, популярен и во взрослом мире магов.

— К Джеймсу, — сухо проговорила Эванс, вздыхая и предчувствуя беду. Нутром.

— Дорогой, — проворковала брюнетка, поворачивая голову. — К тебе пришли.

Послышались торопливые шаги, сопровождающиеся каким-то тихим бормотанием и звуками, похожими на нервное постукивание о поверхность стены. К ним направлялся Джеймс Поттер, по пути перелистывая страницы довольно потрепанной книги. Его шаги забавно отдавались чуть слышным скрипом половиц, а взъерошенный вид придавал некую изюминку образу отпетого Мародера и прекрасного аврора. Пожалуй, за полтора года он изменился совсем чуть-чуть: его плечи приобрели истинную мужскую красоту, только вот вечно сгорбленная спина портила такую красивую картинку. Картинку, которую лицезреть будет его девушка. Эванс тряхнула головой и придала своему взгляду обыденное безразличие и слишком снисходительный взгляд, который она привыкла бросать на мужчин. Только вот, когда Джеймс все же поднял глаза и увидел Лили, она поняла, что оставаться спокойной будет труднее, нежели ей казалось с самого начала.

— Лили… — он с удивлением поглядел на нее и отложил книжку, приблизившись. Приобняв свою девушку, Джеймс слегка улыбнулся, обнажив милые ямочки на щеках.

— Здравствуй, Поттер, — равнодушно ответила Эванс. — Я пришла к тебе из Мунго. Как ты знаешь, в целях безопасности авроров…

— Так вы знакомы? — выпалила его девушка, перебив Гриффиндорку, а Эванс почувствовала, как нервный ком встал в горле. Посмотрев на нее как можно более презрительно, Лили подумала, что порой человеческая глупость может неимоверно взбесить.

— Представьте себе, — холодно отрезала рыжая бестия, у которой в глазах уже затрепетал огонь, грозящий бурю. — Так вот, в целях безопасности авроров, тебе, а также твоему непутевому другу Сириусу, нужно явиться завтра в больницу и пройти небольшое обследование…

— А почему именно тебя послали сообщить это Джимми? — противно так протянула девушка, не желая угомониться. Тяжело вздохнув, Лили закрыла глаза и попыталась досчитать до десяти, чтобы успокоиться и прийти в норму. Нет, пожалуй, это была отвратительная идея — прийти сюда. А ведь она просто… просто хотела увидеть его. Взглянуть еще хоть раз, а затем уже навеки забыть и пытаться жить без его чертовски манящих глаз. Да, жизнь любит подкладывать сюрпризы. Особенно такие глупые, как и эта наштукатуренная брюнетка.

— Эмми, — ласково проговорил Поттер, у которого уже нервно дергался глаз. Эванс усмехнулась, возведя глаза к потолку, и подумала, что они все же странная пара. — Министерство считает, что важную и конфиденциальную информацию ненадежно передавать по письмам или патронусам. Поэтому домой к важным людям всегда посылают какого-нибудь передовика.

Эммилина никак не отреагировала, а напротив, теперь вперила свой взгляд на Лили и стала внимательно ее оглядывать. Эванс почувствовала себя неловко под прожигающим взглядом Джеймса и его девушки. Хотелось уже уйти, но что-то не давало ей покоя. Может, неправильность всей ситуации? Поттер не должен быть с этой Эммилиной. Он должен быть только с ней. Но, как часто это бывает, истина приходит в самый последний момент. Теперь у него своя девушка, по сути, семья. Для полного счастья не хватает только помолвки и кучи детишек, которые, по закону жанра, унаследовали бы интеллект своей непутевой мамаши. Лили фыркнула, перекинув волосы, и, посмотрев на эту «сладкую» парочку, решила ретироваться отсюда поскорей.

— Что же, теперь я пойду, — достав из сумки пергамент, Гриффиндорка протянула его Мародеру. — Тут ты узнаешь всю дополнительную информацию. Приятно было вновь повидаться…

— Джимми! — вдруг хлопнув в ладоши, проворковала Эммилина, восторженно посмотрев на меня. — Так это та самая пигалица Эванс?

Глаза Лили, казалось, вылезли из орбит, а Поттер сжал губы в тонкую полосу, засунув руки в карманы. Воздух мгновенно наэлектризовался, а напряжение достигло своего пика. Только вот его девушке все это было нипочем, поэтому она, словно не сказав ничего удивительного и обидного, продолжала.

— Ну, помнишь, ты мне говорил, что у вас на факультете Лили Эванс была. Заядлая староста и очень скверная на характер. Это же она, верно?

Лили Эванс никогда не обращала внимания на критику, брошенную ей в спину. Никогда не отвечала своим обидчикам в том же ключе, а старалась молча пройти мимо. И как же стало так, что слова, произнесенные когда-то Поттером, так больно ранят сердце? Гриффиндорка бросила взгляд, полный ненависти, на Поттера, мысленно осыпав его ругательствами, высказав все то, что так рвалось наружу, а потом, одумавшись, мгновенно покинула коридор…

Когда она могла влюбиться? Как она могла такое допустить? Лили завыла от отчаянья и слез, подступивших к горлу. Было очень плохо, но осознание того факта, что податься в таком состоянии к кому-то не получится, убивало все силы напрочь. За этот год случилось слишком много всего. Родители, которые безумно переживают за нее и которых в результате пришлось покинуть, просто сбежать, чтобы больше не трепать им нервы. Друзья, которых с каждым годом все меньше и меньше. Они разлетелись непонятно куда, а последняя их совместная встреча была на выпускном. Правильно, у всех свои заботы, свои проблемы, но только это одиночество… такое привычное и сильное буквально душило ее изнутри. Неприятный коллектив на работе, сдирающий с нее три шкуры и, наконец, Джеймс Поттер, который, оказывается, все время ей врал. Разве можно говорить, что любишь, осуждая?

Дождь ливанул со страшной силой, а легкая ветровка мгновенно намокла, только ей и на это было бесконечно плевать. Когда что-то внутри умирает, физическая составляющая человека также опустошается. А ведь в ней уже давно все заплесневело от этих безжалостных дней, но, только гоняясь за признанием, Лили, как всегда, забывала обращать внимание на себя. Потому что лучший способ игнорировать боль — быть занятым до потери пульса, до режущей усталости в ногах, до пелены в глазах.

— Мерлин, — простонала она, закрывая глаза.

Наверное, все было бы проще, не будь она волшебницей, не знай она Мародеров.

Наверное, иногда стоит сбежать от проблем, вырвать их, как полностью исписанный листок бумаги.

Наверное, моментами даже ей можно сделать необдуманный поступок.

 — Можно все вернуть назад? — тихо проговорила Лили, ощутив, как внутри появляется странное тепло.

Девушка оглянулась по сторонам, в надежде, что хоть что-нибудь, да изменилось, только напрасно — все было так, как было раньше. Обреченность прошлась по венам, смешавшись со злостью на этот несправедливый мир. Хотелось просто навсегда покинуть это место, пропитанное ее страданиями. Да разве такое бывает?

— Можно начать все сначала? — громче проговорила Эванс, на этот раз почувствовав, как наэлектризовались подушечки ее пальцев. Уверенность пришла к ней вместе с этим необъятным чувством энергии, и она, намного уверенней, пробормотала следующие строки: — И никогда не узнать, что такое магия?

«Бойся своих желаний, они невозвратимы».

Дождь все хлестал, громким звоном приземляясь на асфальт, а мир был все таким же. Таким же серым и грубым, как и раньше. Жаль, правда, что иногда мы не можем увидеть всей сути, не можем заметить мельчайшие изменения, произошедшие с нами. А Лили все сидела на лавочке и понятия не имела, что ее слова могут сбыться. Оглядываясь по сторонам, она и понятия не имела, что жизнь не зависит от мира, где ты находишься. Она зависит лишь от тебя. Разочаровано вздохнув, Эванс медленно поплелась домой, чтобы завалиться в кровать и забыться. Бедная-бедная Лили. Ведь иногда Мерлин все же слышит наши молитвы.

2. Доркас Медоуз

Если жизнь и преподносит сюрпризы, то, как правило, очень и очень неприятные. Эти сюрпризы, впоследствии, выливаются в гору неприятностей и мелких неудач, которые не могут не задеть человеческое самолюбие и пошатнуть мировоззрение. Лили по натуре была недальновидная, никогда не смотрела вперед, отъявленно считая, что лишь истинные реалисты могут добиваться в этой жизни высот. Гриффиндорка не верила в суеверия, в случайности, а своим перфекционизмом доходила так далеко, что и получалось в итоге, что друзей-то у нее в свои девятнадцать и вовсе не было. А от родителей она сбежала, чтобы на тех рано или поздно не стали охотиться Пожиратели, чтобы отгородить их от проблем и последствий, которые нес с собой магический мир. Поэтому, просыпаясь каждый новый день, она ничего не ждала, ни на что не надеялась и с самого утра понимала, что день будет неимоверно скучным и длинным.

Только вот сегодня ей почему-то показалось, что что-то не так, будто все не на своем месте, а матрас слишком мягкий, не такой, какой у нее раньше был. В воздухе витал запах чего-то горелого; яркий, не похожий на ноябрьский свет скользил по ее лицу, раздражая, заставляя нервно что-то шептать. Лили, потянувшись, открыла глаза и вдруг осознала, что она пребывает в другом месте. В другом мире. В другой, черт возьми, жизни. Она обвела комнату взглядом, мысленно замерев, и вдруг поняла, что комната как раз ее. Нет, даже не так, это была ее магловская комнатка, в которой Лили когда-то жила и из которой когда-то давно убежала в порыве странного страха за родных. Разум заполнился уверенностью, что это не сон, что она находится в каком-то незнакомом треклятом доме, а не в своей родной квартире, которую она выкупила несколько месяцев назад.

Паника мигом охватила Лили, и она, выпрыгнув из кровати, шлепая босыми ногами по холодному паркету, спустилась по идеально чистым, вычищенным до блеска ступенькам на первый этаж. Лили оглянулась, и на мгновение в ее глазах отразилось неподдельное удивление и страх. Девушка испуганно отступила назад, когда увидела рыжеволосую женщину, которая, опустив глаза, расставляла на стол тарелки, заполненные чем-то странно пахнущим, напевая себе под нос что-то и покачивая в такт музыке головой.

— Мама… — в ужасе прошептала Лили, и Мелисса Эванс, подняв голову, посмотрела на дочь сквозь плотные линзы очков.

— С тобой все в порядке? — женщина удивленно приподняла бровь и в упор посмотрела на Лили.

Эванс молчала, а потом, поддавшись какому-то неведомому порыву, подбежала к ней и с силой обняла, стискивая в объятиях. Это было чем-то нереальным. Но отчего-то появилась уверенность, что так и должно быть. Слезы струйками покатились по раскрасневшимся щекам Лили, и она старалась не шмыгать носом, когда внутри все взрывалось от бури эмоций.

— С тобой все в порядке? — строго спросила Мелисса, которая была явно обескуражена таким поведением со стороны своей несносной дочери.

Но Лили молчала, пытаясь понять, заставить свой аналитический ум соображать и выдать хоть какой-нибудь вариант происходящего. Где же она? И что произошло? Почему она вновь в родительском доме, почему ее мать явно не рассержена на нее из-за побега и почему так странно выглядит… так серьезно.

— Какое сегодня число? — шепотом спросила Лили, сглатывая нервный ком, который так не вовремя образовался во рту и конкретно мешал говорить. Часы тихо пиликали, чайник кипел, а за окном дети в фирменных рубашках и в школьной форме куда-то бежали, явно опаздывая.

— К твоему сведению, первое сентября, — хмуро ответила мать и посмотрела на свою дочь так, как будто никогда ее не видела. — А ты уже опаздываешь на тридцать минут, что скажут о тебе учителя? В прошлом году ты и так столько хлопот принесла нам с отцом, сорвав школьную дискотеку… это же надо было додуматься написать матерные слова на доске почета рядом с фотографией бедной Мили, — женщина всплеснула руками, переведя свой взгляд на окно. — Ее родители были в ярости, и я могу их понять. Она девочка умная, прилежная, но, а ты? Когда ты, наконец, возьмешься за голову?

Эванс в тихом ужасе смотрела на свою маму и не понимала совсем ничего. О чем она говорит? Как Эванс могла такое сделать? Гриффиндорка ловила ртом воздух, думая, что если она не упадет прямо сейчас на месте в обморок, то это будет прекрасно. Лили совсем запуталась. Как это произошло? Кто это сделал? Что могло сделать так, что она стала учиться в обычной магловской школе?

— Милочка, поживее. Тебе сегодня еще в школу идти, первый день, — вновь повторила Мелисса, явно забыв о том, что говорила еще десять минут назад.

«Какая еще школа?» — с ужасом подумала Эванс, но озвучивать свои мысли она не стала.

— Но мам… — Эванс взглянула на часы. Было без десяти минут девять. — Я уже опоздала на Хогвартс-экспресс, и…

— Какой еще Хогвартс-экспресс? — старшая Эванс стала смотреть строго, непонимающе, словно пытаясь понять, о чем идет речь. Ее брови сошлись на переносице, а недовольный взгляд метал молнии, говоря Лили, что зря она это сказала.

— Неважно, — тихо ответила Лили, совсем запутавшись. Минуты тикали в ушах, все вокруг закрутилось, и наступила мертвая тишина. Это как-то нереально. Разве может быть такое, что ты вдруг оказался в совершенно незнакомом месте, с родителями, которые ну совсем не похожи на твоих, да и еще учеником какой-то магловской школы? Да даже сам факт, что она вновь пойдет в это треклятое место, переполненное ненавистью и общественными унижениями, уже наводил на нее немой ужас. «Нет, это определенно какая-то ошибка», — подумала Эванс, — «все это просто дурной сон…»

— Ну же! Чего стоишь? — Мелисса достала какие-то бумаги с подоконника и быстро затараторила. — Поесть ты не успеешь, так что можешь прямо сейчас отправляться наверх и начинать собираться в школу. Форма в шкафу, и да, — женщина повернулась и вперила пронзительный взгляд голубых глаз. — Не вздумай опять выходить через окно, потому что ты доиграешься, дорогуша, и я повешу ставни тебе на окна. Твой водитель подвезти тебя не сможет, так как твой нерасторопный отец опять забыл об очередном собрании, и Джонатан согласился его подвести. Деньги на автобус возьмешь на столе, после школы сразу домой. Опоздаешь на дополнительные занятия хоть на минуту и в жизни не увидишь своих просто безобразных друзей, — подбежав к выходу, она добавила. — И поторапливайся, не вздумай опять что-нибудь учудить!

Дверь хлопнула, пронзив воздух, а Лили в страхе замерла. Это уже совсем не походило на сон, а слова ее матери и вовсе наводили такое отчаянье, что пальцы рук задергались. Дополнительные занятия первого сентября? Личный шофер Джонатан? Выходить через окно? Глаза округлились, а тот факт, что она могла такое совершить, ужасал. Да чтоб она, да чтоб так? Часы громко запиликали, оповещая, что до начала торжественной линейки оставалось двадцать минут с хвостиком. Вечно пунктуальная Лили просто не могла опоздать, поэтому, развернувшись на носках, она побежала в свою комнату, краем глаза изучая представленный ей интерьер.

Ее родители явно были богаты, дом сиял роскошью и чистотой, многочисленные двери немного путали бедную девушку, а обои противного белого цвета резали глаза. Она остановилась возле огромного зеркала, что висело в коридоре, и взглянула на себя. Лили была той же Лили, но и одновременно другой. И это знание создавало такой парадокс, что и одновременно не верилось в эту правду. Как она сюда попала? Лили отворила дверь своей комнаты, подметив, что ее расстановка немного отличается от первого этажа и главного холла. Обои здесь были темно-синие, кое-где можно было заметить следы от скотча и клея, что не могло не заставить ее задать себе молчаливо вопрос, откуда это здесь взялось. Комнатка была небольшой: одна кровать, огромный шкаф и письменный стол возле окна. Также виднелась дверь в личную ванную, а все стены были увешаны картинами, которые так сильно напоминали ей ее. Только вот Эванс всегда рисовала природу во всей ее красе, а тут весели изуродованные внешне люди с таким трагизмом и болью в лице, что она передавалась и ей. В их глазах была необъятная пустота, а лицо искажалось в немом ужасе, пугая и саму Лили. Рядом с ними висели приписки из классики, в основном из произведений Эдгара Аллана По, Виктора Гюго и Эрнеста Гофмана, создавая вокруг себя гротеск чарующей готики. Лили стояла, чувствуя на себе измученные взгляды вечных пленников картин, и ощущала себя так ужасно, что только лишь ее страх не давал ей шанса заплакать. На дрожащих ногах Эванс подошла к шкафу; отворив его, она послушно стала собираться в школу, искоса поглядывая на портреты людей.

Прошли считанные минуты, и она, готовая, стоит возле автобусной остановки, пытаясь перестать думать о странных изображениях на стенах, о ненормальности всего происходящего. Ей казалось, словно школьники частенько посматривали на нее, но только исподтишка, а ежели встречались с ней взглядом, то быстро убирали глаза. Больше всего на нее посматривала блондиночка в окружении двух высоких подружек. Эванс аж фыркнула от шаблонности происходящего, попутно отмечая, что магловская юбка на ней уж больно коротковата, а глаза слишком ярко подведены. Еще раз яро фыркнув, Лили отвернулась, пытаясь вспомнить хотя бы что проходят в немагических школах, но только вот на память ничего, как назло, не приходило. Становилось прохладно, она ежилась и куталась в пальто в нервном ожидании автобуса, но его все не было и не было. Голоса людей заставляли ее вздрагивать, косые взгляды все больше нервничать, а солнечное небо просто негодовать. В этом мире, ей казалось, все неправильно, все не так, как должно быть. А еще она вспоминала Джеймса и рассуждала о том, что было бы прекрасно, если она его не увидит. Улыбка дрогнула на губах, а Эванс вдруг осознала, что в этом месте есть свои плюсы. Жаль, конечно, будет покидать его, ведь это всего лишь сон, правда ведь?

— Э-эванс, — кто-то противно протянул ее имя, а мурашки пробежались по телу.

— Здравствуйте, — Лили нервно улыбнулась, увидав ту самую блондиночку и ее свиту. Девушка удивленно поглядела на Эванс, будто в первый раз увидела, и даже немного отступила назад. — Простите… мы знакомы?

Громкий смех слишком остро врезался в перепонки, а чувство стыда прилипло к щекам, делая их красными. Девушки стояли и хохотали на всю улицу, привлекая к себе всеобщее внимание, а сама Гриффиндорка не находила в своих словах ничего смешного.

— Вы только гляньте, что может сделать черепно-мозговая травма с людьми. Небось, хорошенько тебя приложили? — обнажив свои белоснежные зубы, ответила главная.

— Какая еще черепно-мозговая травма? — в недоумении спросила Гриффиндорка, скрестив свои руки и недовольно поглядывая, видимо, на своих одноклассниц.

— Да-а, — блондинка приблизилась к Лили чуть ближе и холодно, еле слышно проговорила: — В конце года я попросила тебя сдохнуть, но не думала, что ты воспримешь мои слова всерьез, — девушка сощурила глаза и посмотрела так надменно и с явным превосходством, заставляя тем самым Эванс сжаться в комок. — Еще раз ты перейдешь мне дорогу или испортишь мне хоть еще одну фотографию, то я сама отправлю тебя на тот свет…

— Да, Класэд, пафоса в твоих речах не занимать, — чужой голос заставил замолчать блондинку, у которой на лице начало проступать беспокойство. Девушка отодвинулась от Лили, давай последней возможность вдохнуть свежий воздух и посмотреть на своего спасителя. Перед ней стояла стройная девушка с длинными каштановыми волосами и властью в глазах. Смотря на ее ровные плечи и гордый взгляд, Лили мысленно восхищалась стойкостью девушки. Каре-зеленые глаза поблескивали от ярких лучей солнца, а волосы отливали медью, и только суровое выражение лица портило картину. Эванс на мгновение охватила паника: кто это может быть? Почему она встает на ее сторону и явно готова сейчас сцепиться с блондинкой? — Тебя жизнь вообще ничему не учит, Мили? Или ты не поняла? — девушка взмахнула своими каштановыми волосами и снисходительно поглядела на своего оппонента. — Это было всего лишь предупреждение, Класед. Предупреждение от Башни. И если ты еще сохранила в себе остатки благоразумия, то должна понимать, что мы не остановимся ни перед чем.

Мили Класэд в возмущении сжала губы, поглядывая с проступающей ненавистью на девушку. По сравнению с ней, она выглядела жалкой, и Лили даже на мгновение переняла боевой настрой от своей спасительницы, и какой-то порыв заставил ее произнести следующие строки:

— Проваливай, Мили.

Эванс сама же вздрогнула от своих слов и в шоке поглядела на землю. Это были не ее слова. Будто кто-то внутри заставил их произнести. Руки непроизвольно затряслись, а новые вопросы навели на нее тоску. Уже хотелось навсегда покинуть это место, забыть о нем и вернуться обратно, в свой мир, к своей работе и учебе. Верить в то, что она была в реабилитационном центре, не хотелось; еще более всего ее не радовал тот факт, что ей желают смерти, а это может значить, что то, за что сегодня ее ругала мать, — правда. Что она стала в каком-то смысле копией Мародеров. И, Мерлин упаси, если ее догадки окажутся правдой.

— Скорее, Лили, — ее спасительница ткнула в бок, показывая на автобус. — С каких пор Мелисса стала отпускать тебя в школу без сопровождения Джонатана?

Лили вопросительно подняла брови, чувствуя, как подрагивают ее ноги. Кто это особа, черт возьми? Неужели у нее есть друзья? Заплатив за свое место и сев, она прерывисто вздохнула. Вздох был отчаянным. Чёрт возьми, она совсем забыла, каково это — пользоваться магловским транспортом. Она почти все забыла. Поглядев на соседку, Лили подумала, что ей бы надо для приличия сказать спасибо, но язык не слушался, да и слова никак не хотели складываться в единое предложение. Как себя вести?

— Знаешь, спасибо тебе большое, — наконец проговорила Лили, улыбаясь. — Прости, тебе, наверное, мой вопрос покажется странным, но… как тебя зовут? — где-то внутри чей-то голос закричал ей какое-то имя, только доведенная до ручки Лили не могла разобраться сейчас в чем-либо. Каре-зеленые глаза стали напоминать языки пламени, а на лице ее спасительницы появилось выражение вселенского недовольства.

— Издеваешься? — саркастически-змеиным шепотом сказала особа. — Доркас Медоуз, Эванс.

Лили опять попыталась улыбнуться и в один момент поняла, что если сейчас не сможет подобрать хоть какое-то оправдание, то ситуация будет развиваться в худшую сторону. Только вот, когда так сильно желаешь подобрать слова, они лишь разбегаются, заливисто смеясь вслед.

— Прости, сегодня весь день сама не своя, — осторожно проговорила девушка, подбирая слова. — Все из головы вылетает. И эта Мили…

Доркас внимательно посмотрела на Эванс, и Лили могла только поразиться глубиной ее глаз. Ее на секунду удивил тот факт, что имя не похоже на обычное магловское, но она смекнула, что лучше не спрашивать об этом. Все держалось на ниточке, на волоске, а Лили не готова падать. Они смотрели друг на друга еще мину десять, когда Медоуз тихо произнесла:

— Никогда не пугай нас так, ладно? — вздохнула Доракс. — Давай я расскажу тебе о том, как провела это чертово лето…

Медоуз пустилась в долгий пересказ своей жизни, попутно активно жестикулируя, но оставаясь все такой же серьезной и задумчивой, как раньше. Лили слушала вполуха, думая о том, что бы она могла такого совершить, и медленно проникалась искренностью Медоуз, думая, что все не так плохо. Автобус равномерно покачивался, Доркас замолчала, и теперь Лили занялась изучением окрестностей, вновь поражаясь тем, что все было таким же, как и в ее жизни, но и одновременно абсолютно другим.

«И все же, как можно быть такой размазней?» — услышала Лили чей-то голос, вздрогнув. Она вопросительно посмотрела на Доркас, внимательно изучая ее лицо.

— Что? — удивленно ответила Медоуз. — У тебя все в порядке?

Эванс нервно дернула головой, ощущая внутреннюю панику и беспокойство. Так, прекрасно, она на этапе войны со своей одноклассницей, которая желает ей смерти, лежала в реабилитационном центре, а теперь слышит то, чего просто нет. Что дальше? Мародеров встретит? Лили весело фыркнула, понимая, что такого никогда не будет, и только это и радует ее в данный момент. Покачав головой, она вновь принялась за изучение открывающихся видов и вдруг приметила мотоцикл, который ехал с бешеной скоростью, обгоняя машины, и так резко сворачивал то направо, то налево, что сердце Лили вздрагивало в такт этой езде. Гриффиндорка не могла оторвать своих глаз, почему-то вспомнив, что Сириус Блэк тоже обожал эту магловскую штуковину и однажды даже приобрел ее. Но не может же быть этот мотоциклист Блэком? Конечно же нет.

Лили вновь отвернулась, чувствуя усталость и понимая, что глаза постепенно слипаются. «Было бы хорошо, на самом деле», — запоздало подумала она, — «если бы после пробуждения я вновь оказалась в своей квартире…»

3. Башня и Мародеры

Люди ошибочно считают, что жизнь состоит из нескольких факторов, которые, как им кажется, играют наиважнейшую роль в нашем существовании. Поступление в престижный институт, нахождение работы с неплохим доходом, семья, дети и крепкая крыша над головой. Но из этого не состоит жизнь. Все это — лишь небольшие крупицы песка в огромной пустыне. Жизнь состоит из того, как ты идешь к остановке, как перечитываешь полюбившуюся книгу; она состоит из приятного аромата блинчиков утром, из моросящего дождя, который заставляет насквозь промокнуть твою одежду и ускорить шаг, надеясь оказаться в теплом доме. И не замечая этого, ты можешь просто упустить свою жизнь.

Автобус со скрипом остановился возле ворот в школу, и ученики с печальными и тоскливыми глазами стали выбираться из теплого и уютного салона навстречу трудному рабочему дню. За двадцатиминутную поездку с Доркас Лили уже уверено могла сказать, что знает чуть ли не половину школы из рассказов, видимо, своей подруги в этой жизни. А Медоуз и вовсе знает так, будто все время жила здесь. Вообще, несмотря на её грубость, некоторую жестокость, Доркас была невероятно мила. Её активная жестикуляция, горящие глаза и улыбка могли с легкостью поразить разум любого. Смотря на неё, можно было сразу сказать, что все в ней было прекрасно. А в каждом действии присутствовала грация и неуловимая изящность.

Доркас постоянно улыбалась, косясь на Лили странным взглядом, и ее улыбка была настолько жалкой, что Эванс понимала, что что-то тут не так. Вопросы тяготили разум, свежий воздух прожигал тело, а волосы патлами разлетались в стороны; от осеннего холода не спасал даже пиджак, который Лили любезно одолжила Доркас. Погода была вновь унылой, пасмурной, а легкий дождик барабанил по асфальту.

— Ну что, Лилс, — весело произнесла Медоуз, пристроившись к какому-то классу. — Пора найти наших и валить отсюда.

— Но как же линейка? — с долей возмущения произнесла Лили, которая давно забыла, как такое мероприятие проходит у маглов.

— Хм, какая еще линейка, Эванс! — удивилась Медоуз и, взяв её за руку, потащила прочь от толпы, огибая клумбы, счастливых родителей и учителей.

— Но…

— Эванс, — Доркас развернулась и посмотрела на Лили, прожигая взглядом карих глаз. Девушку явно что-то беспокоило, а отчаянье, блуждавшее на ее лице, начинало выводить из себя и Лили, которая и без того сильно нервничала. — Эванс… — Медоуз почти с мольбой глядит в глаза подруги и тихо говорит. — Ты только помни, что мы б-а-ш-н-я. Мы — команда. Мы все переживем.

Слова, которые рвались наружу, которые разъедали внутренности и отдавались металлом, так и остались невысказанными. Лили смотрела во все глаза, ощущая силу этой речи, и невольно задумалась: кто такая эта башня? Эванс ощутила необыкновенную и странную тоску, которая в прошлой жизни никогда не преследовала ее, и услышала тонкий, но уверенный голосок, который так и шептал ей, насколько она жалкая, насколько слаба.

— Башня? — безэмоционально переспросила она, недоумевая, пытаясь заглушить внутренний голос.

— Да, башня, — Медоуз подходит ближе и тяжело вздыхает, кладя руку на плечо. — Безбашенная, агрессивная, шизанутая, ненормальная я. А если коротко, то 'б-а-ш-н' и 'я' для того, чтобы это можно было произнести, — Медоуз вдруг ярко улыбается, весело оглядываясь на толпу учеников. — Нас так вся школа называет.

Эванс улыбается ей в ответ, немного смутившись. О них знает вся школа? Что-то вроде Мародеров, только здесь, в магловском мире? Хмыкнув, Лили вновь качает головой, понимая, что здесь уж точно Мародеров нет, а для поддержания баланса кто-то же должен их заменять.

— А кто это — мы?

— О Бог мой, — проговорила она и вытащила фотографию, поочередно тыкая пальцем в каждое лицо, изображенное на снимке. — Я, ты, Майкл Корнер и Флора Фрэнсис.

Лили с некой робостью взяла фотографию, которую Медоуз ей поспешно протянула, и замерла. Первое, что привлекло ее внимание, — это она сама, но что-то в ней было другое. Смотря на эту фотографию, Эванс чувствовала бунтарский нрав этой Лили. Девушка нагло улыбалась и смотрела на происходящее с какой-то дерзостью, а черная джинсовка неимоверно подчеркивала ее стройную фигуру. Волосы этой Эванс были небрежно заколоты крабом, а взгляд смотрел как будто сквозь пространство, и лишь рука, которая странно замерла на серебряном кулоне, выдавала ее волнение, ее внутреннюю борьбу. Дальше шла Доркас Медоуз, сидящая на стуле, вольно закинув ногу на ногу. Медоуз была похожа на королеву, только ее глаза, по непонятным причинам, не светились присущей ей уверенностью, а мрачно созерцали вокруг. На фотографии у девушки волосы были намного короче, а темное платье волнами струилось по согнутым ногам, что делало ее неописуемо красивой.

Рядом с Медоуз стояла совершенно незнакомая ей личность. Наверное, это и была Флора. Она слегка сгорбилась и облокотилась о подоконник, ее рука замерла на щеке, а глаза… Ах, какие это были глаза! Большие и настолько глубокие, что казалось, будто нет им предела. Фрэнсис печально глядела прямо в объектив, а ее губы были полуоткрыты, будто, когда ее засняли, она что-то шептала сама себе.

— А это… — прошептала Лили, указывая на парня, что шел следом за Флорой и явно выделялся в женском коллективе.

— Майкл, — подтвердила Доркас.

Он был жутко хорош собой; Корнер смотрел грозным взглядом, его лицо было серьезным, а улыбка явно появлялась нечасто, и это привлекло Лили больше всего. Его могучая и широкая спина была расправлена, а сдвинутые к переносице брови немного пугали. В целом, он был чем-то похож на Сириуса Блэка, за исключением волос, которые у Майкла были намного короче. Смотря на этих ребят, Лили видела и даже чувствовала связь, которая как будто невидимыми нитями связывала башню. И только глядя на свою копию, она понимала: та Лили, которая живет здесь, существенно отличается от нее самой.

— Доркас, — вдруг говорит Эванс, почувствовав внутри бурлящее любопытство. — Расскажи мне про них!

Медоуз странным взглядом окинула девушку, но ничего не ответила на столь странное поведение. Казалось, что-то произошло такое, из-за чего Лили и должна была вести себя именно так. Эванс вновь смутилась, прикусив губу и опустив свой взгляд на черно-белый снимок, явно сделанный не в этом году.

— Флора — наша тихоня, — ухмыльнулась Доркас и уверенно зашагала вперед, раздвигая руками толпу. Ученики, завидев девушку, быстро отступились, как бы уступая ей дорогу. Так же податливо они держались и с Лили. Девушке становилось немного не по себе. — Молчаливая, почти ни с кем не разговаривает; помнится, мы, когда с ней пытались подружиться, долго завоевывали ее внимание. На первый взгляд она самая обычная девчонка на свете, но более одаренного человека не сыщешь в нашем городе, — Доркас фыркает, улыбнувшись, властно смотря на расступающихся учеников. Она вела Лили прямиком в школу, а судя по задорному настроению, которое, казалось, взялось из ниоткуда, готовилось что-то ужасное. — А Майкл… Он ее парень, — заметив удивление на лице Эванс, она лишь грустно поглядела на нее, явно сочувствуя. — Поверь, все были удивлены. Он главный математик нашей компании, олимпиадник, но неимоверно ленив. С его золотой головой он уже давно на учете у полиции.

Эванс вздрогнула, осознав в одну минуту, что башня — слишком странная команда. Майкл Корнер — учетник в полиции, Доркас Медоуз — школьный изгой, а Флора Фрэнсис — гений, коих не сыщешь в их городе. Что же могло связывать этих людей? Что общего у них? Неужели одиночество, блуждающее по их душам, или что-то другое? А кто же такая Лили? Что скрывалось за ее маской наглости и безудержного веселья? Лили остановилась и, сощурившись, подозрительно посмотрела на Медоуз, которая преспокойно поднималась по ступенькам, ведущим в школу. Почему Доркас объясняет ей происходящее? Почему рассказывает про ее друзей? Разве так должна вести себя Лили Эванс? Что же могло навлечь на себя такое? Окинув хмурым взглядом новую школу, Эванс замерла. Она смотрела на старое здание, не веря, не осознавая, что она больше не поедет в Хогвартс. Во рту пересыхало, а сердце предательски трепетало внутри, когда Лили осознавала — она больше никогда не увидит Хогвартс.

Один тяжелый вздох, казалось, перевешивал ее страдания.

Она больше не сожмет в руках волшебную палочку, выкрикивая заклинания, не выведет на чистом пергаменте рецепт зелья, не перевернет страницы фолианта по Трансфигурации. Не почувствует себя частичкой магического, волшебного, неповторимого. И от этого осознания становилось так непривычно, так грустно, так больно. Лили не сможет плутать по магической Англии, не увидит своих друзей, не почувствует легкость в теле. Казалось, что сейчас ее жизнь перечеркивают раз и навсегда. Как же она сможет жить?

— Лили? — вопросительно проговорила Медоуз, внимательно следя за девушкой. Эванс взмахнула своими рыжими волосами и пошла следом, ощущая на себе этот противный пожирающий взгляд. Хотелось резко развернуться, посмотреть в глаза «подруги» и наконец расспросить обо всем, только вот язык не хотел шевелиться, а разум пребывал в абстракции.

Открыв тяжелые двери главного входа, девушки оказались в школе, а атмосфера, царившая в главном коридоре, нагнетала Эванс все больше. Кругом было темно, чистая поверхность шкафчиков отдавалась переливом, а безлюдность немного пугала. Медоуз отошла к стене и включила свет, который больно ударил по глазам и заставил их закрыться. Когда зеленые глаза вновь посмотрели на мир, он показался ей слишком чужим, слишком неправильным, а отчаянье захлестнуло с головой, заставило ее ощутить нервную дрожь и просто возненавидеть себя.

— Добро пожаловать, Лили Эванс, — немного странно проговорила Медоуз, поглядев прямо в глаза своей спутнице. — Тебя здесь не было уже шесть месяцев.

***

Погода в этом году и вправду была мерзкой. Глубокие лужи, обрамленные грязью со всех сторон, и сухой ветер, обжигающий кожу, исчерпывали себя своей тоскливостью. Сигаретный дым забавно растворялся в потоке воздуха, а искорки, кружась, приземлялись на землю, умирая. Проведя пятерней по своим густым волосам, парень потушил бычок и выкинул его на землю, растоптав. Он спрятал руки в карманы, медленно идя по старым районам, где дома еще не потеряли изысков прошлых времен, но и давно осыпались от оных, задумчиво глядел под ноги. Ребятишки незатейливо бегали по лужайкам собственных домов, а детский смех разбавлял атмосферу одиночества, которая, казалось бы, сопутствовала ему везде. Иногда ему казалось, что его жизнь не может протекать иначе, что то мерзкое чувство тоски никогда не растворится в радости прошедших дней, а судьба просто-напросто смеется над ним, решая мучить, пытаясь сломать. Только вот Джеймс Поттер был слишком упрямым, слишком настырным, чтобы жизнь растоптала его, как многих до него.

Ему семнадцать, и многие почему-то считают это время самым золотым. А ему кажется, что эта цифра, как и многие другие, просто есть отсчет его бесполезно прожитых дней, это мера его саморазрушения. Поттеру, если призадуматься, вроде все судьба дала: полноценную семью с любящими родителями, большой опрятный дом и неплохое положение в обществе, только вот это все всего лишь красивая картинка, обертка из-под фантика, а то, что было внутри, отрекалось от видимости. Впервые он почувствовал себя одиноким, когда ему исполнилось восемь лет. Его родители, которые еще не увядали на глазах от старости, но и давно пересекли границу «молодость», очень хотели второго ребенка, собственно, как и сам Джеймс. И вроде все получилось в какой-то момент, его родители светились от радости, закупали новую кроватку, отделывали одну из многочисленных гостиных в детскую и красили стены в едкий розовый цвет. Младший Поттер следил за их горящими глазами и своей детской головкой думал, что никогда они не были счастливы, как сейчас. Только жизнь не любит незапланированных планов, поспешных действий и ложных надежд. Порою она становится свирепее разбушевавшегося моря и разносит все на своем пути. Когда Джеймсу Поттеру было восемь, его маму отвезли в больницу, а комнату навсегда закрыли на ключ. Что-то в их доме изменилось, что-то навсегда там сгнило и отравило его атмосферу. Убитая горем мать, уставший отец и непоседливый сын, приносящий извечные замечания в дневнике и заваливающий все контрольные. В такие душераздирающие моменты, когда он стоял перед отцом, понурив голову и слыша его тяжелый, полный разочарования вздох, он мысленно сгорал от стыда и клялся взяться за голову, стать лучше и осчастливить их. Только клятвы забывались, в доме становилось все тише, а комнату, в которой на неиспользованных полках собиралась пыль, он окрестил как местом своего отчаянья.

Едкие обои, которые выцвели еще со временем, по ночам отдавались чарующим лиловым оттенком, а детская кроватка, которой никогда не было суждено использоваться, иногда медленно и незаметно покачивалась из стороны в сторону. В этой комнате запах грязи и пыли давил на легкие, а холодный пол отмораживал конечности, заставляя его губы синеть. Он доводил себя до потери пульса, всматривался в лес, чей вид открывался из комнаты, и долго мог своим пустым взглядом наблюдать, как тени, играясь, превращались в ужасных тварей, которые сводили с ума, заставляли его бояться шороха ветра. Он ненавидел свой дом, ненавидел школу и однажды понял, что ненавидит весь мир, ведь спустя три года умерла и его мать, забрав с собой в могилу всю его надежду на радостное существование.

— Сохатый, куда пошел? Своих уже не признаешь?

Она умерла самой глупой смертью на свете: обессилев, упала в оборок, ударившись виском. Ничто уже не могло спасти ее, элементарный летальный исход и похоронный черный саванн. Он всматривался в бледное обескровленное лицо и давился слезами, пытаясь навсегда запечатлеть в памяти ее черты лица. Это, пожалуй, и сделало его таким, какой он есть сейчас. Продав дом, он с отцом переехал в новый город, пошел в элитную школу и навсегда заработал не лучшую репутацию. Но только именно здесь он нашел нечто большее — он нашел друзей.

— Поттер, черт тебя побери, ты куда поперся?

Джеймс останавливается, резко повернувшись, и лукаво улыбается, заметив возмущенного Сириуса Блэка, который с вожделением поглаживал отполированную поверхность мотоцикла.

— Садись уже, олень. Остальные ждут у школы, — перекинув ноги и надев шлем, парень выжидающе поглядел на друга. Джеймс вновь ухмыльнулся и, отбив типичное для них приветствие, пристроился рядом.

Джеймсу всего лишь семнадцать, и это время — только начало его дальнейших приключений. Он, где-то глубоко внутри, ощущает себя одинокими и немного другим, изредка вспоминая комнату с розовыми обоями. Но только вот одно Поттер знает точно — пока есть Мародеры, он будет жить.

***

— Шесть месяцев? — обескураженно переспросила Эванс, немного отступив назад. — Но… почему? — Лили делает паузу и пытается продумать, что бы могла сказать на ее месте та Лили Эванс, которая не посещала учебное заведение больше полугода. В сознании всплыло серьезное лицо Мелиссы Эванс, и девушка подумала, что вряд ли такая организованная и властная женщина разрешила бы своей дочери беспричинно пропускать школу столько времени. — Почему я ничего не помню?

Стараясь, чтобы голос не был слишком переигран, а лицо не выдавало ее внутреннее смятение и отчаянье, Лили замерла на месте, наблюдая, как лицо Доркас становится еще мрачнее, а глаза бегают по всему коридору, игнорируя саму девушку.

— Потому что шесть месяцев назад тебя сбила машина, Лили, — Медоуз сжимает руки в кулаки и сводит челюсти так плотно, что Эванс понимает одну очень важную вещь — они были действительно близки. — Ты пролежала пять месяцев без сознания, и все думали, что ты умерла… Понимаешь, никто не надеялся на твое поправление, мы все… — Доркас замолкает, и Лили замечает, как дрожат ее руки. Эванс пытается подойти к Медоуз, но та в ответ лишь стала отходить назад, продолжая свой рассказ. — Знаешь, как ты нас напугала?! Мы все думали, что надежды нет! А потом ты просто открыла свои чертовы глаза и…

Девушка замолкает, ощущая, как холодные капли стекают по ее щекам. Лили хочет провалиться сквозь землю, понимая, какую боль она приносит Доркас своими расспросами, и тихо, так, чтобы никто не услышал, заканчивает ее рассказ:

— И ничего не помнила.

Медоуз кивает в ответ, вытирая слезы, размазывая черную тушь по щекам, и что-то бурчит себе под нос, доставая из сумки карманное зеркальце. Лили оседает на пол, пустым взглядом следя за девушкой, и ощущает внутри странную пустоту, которая безумно непривычна для нее. Перед глазами всплывает образ Мили и ее слова про реабилитационный центр, а непонимание заполняет каждую клеточку мозга. Неужели она хотела покончить с собой? Но как тогда? Эванс переносит взгляд на свои руки, пытаясь заметить хоть один шрам на белоснежной коже, но только ее запястья не оклеймованы порезами.

— Мы до сих пор не знаем, как это произошло, — тихо продолжила Доркас, опустившись на корточки рядом с ней. Она выглядела опечаленной, а того азарта, что был еще на линейке, уже не оставалось. — Лили, я… мы надеемся, что ты обязательно все вспомнишь, потому что вся эта история…

— Дамы, — обе девушки вздрагивают и синхронно поворачивают головы, чтобы разглядеть человека, который так не вовремя нарушил их разговор. Перед ними стоял парень, очень похожий на Майкла, но только черты его лица и фигуры явно повзрослели с той фотографии. Эванс, как зачарованная, всматривалась в его лицо и просто не могла поверить, что это действительно он. — Не нас ли вы ищете?

В центре коридора стояли два человека — Майкл Корнер и Флора Фрэнсис. Горящие глаза Флоры, скрещенные на груди руки, необычайно проницательный взгляд, и сознание Лили отчего-то заполнилось уверенностью, что ей можно доверять. Как и Майклу — парню со слегка взъерошенными волосами, с развязанными на одной ноге шнурками и бунтарским видом. Они определенно были важными в жизни той Лили. Точнее, в жизни настоящей Лили.

— Ребята, — веки Доркас дрогнули, и она закусила губу в смятении, отчаянно моргая, дабы новая порция слёз градом не покатилась по щекам. — Она ничего не помнит.

Флора вздрогнула, окинув взглядом Лили, и тяжело вздохнула. Эванс поежилась. Ей становилось очень неудобно перед ними; она не понимала, что же такого сделала, почему все смотрят на нее то ли осуждающе, то ли с жалостью. И, Мерлин, как же всем объяснить, что она — это не она. В горле запершило, и Эванс в отчаянье поглядела на Майкла, надеясь, что он не смотрит на неё таким же взглядом, как и все, что он понимает ее. Но только Корнер смотрел слишком прохладно, со смесью безразличия на лице. Его губы, крепко сжатые, на мгновение что-то зашептали, когда он понял, что Лили смотрит на него. Парень показал кивком головы на входную дверь, как бы говоря, что если ей совсем плохо, то она может просто взять и уйти. Лили привстала, а затем, выпрямившись, виновато поглядела на Башню, ощущая внутри лавину эмоций.

— Я… — Лили замолкает, пытаясь успокоить нервную дрожь и непослушные руки, которые в момент перестали слушать ее, нервно теребя край темно-синего пиджака. — Я действительно сожалею и также действительно не понимаю, о чем вы, — Эванс чувствует на себе три пары глаз и опускает взгляд, уже собираясь наплевать на всё и просто сбежать от этого проклятого места куда подальше. — И… я, пожалуй, пойду.

Она быстрым шагом побежала прочь, мысленно надеясь, что никто не увяжется за ней. И пускай она дура, и пускай ее поступок глупый и предсказуемый, главное сейчас было просто оказаться где-то далеко-далеко, чтобы никто не нашел ее, чтобы никто из знакомых не маячил перед глазами, чтобы она, наконец, могла дать волю слезам и просто отчаянно осыпать проклятиями весь мир. Потому что ее желания — ее боль. Потому что они исполняются с точностью да наоборот. Лили останавливается в одиноком переулке, в небольшом проходе между коммуналками и чувствует приторный запах грязи и мусора. Она пытается отдышаться, пытается привести нервы в порядок, но внутри все ноет со страшной силой, уничтожая ее.

Услышав такой до боли знакомый смех, Лили вздрагивает и расширяет глаза.

— В этом году мы должны преуспеть в шалостях, — утверждает Сириус, наблюдая за Джеймсом, за его реакцией на слова.

— Да ладно тебе, — немного хмуро отвечает Поттер, ощущая внутри, как сердце бьется невыносимо быстро, словно пытаясь сказать ему что-то. — Мы и так короли.

Лили ладонью закрывает свой рот, пытаясь не взвыть и не вскрикнуть. Ощущая металлический привкус на своих губах, она медленно отходит к стенке, чтобы её никто не заметил.

— Ладно, Сохатый, ты пока иди к остальным, а я мотоцикл прицеплю к ограде, — весело махнув рукой, говорит Блэк, когда они останавливаются возле проема. Джеймс неспешно кивает головой и идет дальше, когда его друг, не отрывая от него взгляда, неподвижно стоит, сощурив глаза.

Это были они, теперь Эванс уверена. Неутихшая дрожь бьет с новой силой, а глаза быстро увлажняются, когда в памяти всплывает их последняя встреча. Девушке трудно дышать, запах гнили давит на легкие, а перед глазами все плывет, все искажается.

Только Бродяга тоже кое-кого заметил. Он внимательно наблюдал за Джеймсом, который завернул в переулок, и медленно, растягивая удовольствие, повернулся сам.

Раз. И сердце стучит, метаясь в агонии.

Два. Фиалковые глаза встречаются с изумрудными.

Три. Парень лукаво подмигнул, с наслаждением наблюдая за ужасом на лице.

Четыре. И смех проходит сквозь кожу.

4. Игнорирование

Порою игнорирование — лучший способ приглушить боль. Ведь, на самом деле, так просто не замечать, как внутри все сжимается от беззвучных рыданий, как бешено бьется сердце в агонии. И Лили пыталась. Действительно пыталась избегать всех подряд: Башню, Мародеров, Мили с ее извечными подружками и родителей, которые сокрушались на нее по поводу и без. Сидеть взаперти в своей мрачной комнате, как оказалось, та еще привилегия, ведь жизнь Лили Эванс, дочки мэра их небольшого городка, была насыщена светскими приемами, углубленным изучением экономики и многим другим, что абсолютно ей не давалось. Эванс попросту не знала ничего о мире маглов; имея безупречное магическое образование, здесь она оказалась конкретным профаном почти по всем дисциплинам, поэтому неудивительно, что первые выходные сентября, которые шли сразу после первого учебного дня, она провела за книжками, усердно пытаясь хоть что-нибудь понять. В субботу утром, открыв общий курс математики за десятый класс, Лили с ужасом сглотнула тугой ком в горле, в глубине души утешая себя, что она просто гуманитарий. Правда, впоследствии оказалось, что и в истории, и в дополнительном втором языке, который должен был изучать каждый ученик элитной школы, она не знала ничего. Обложив себя справочниками, которые Эванс смогла отыскать в книжном шкафу, Лили так и просидела бы весь день за книгами, если бы не услышала подозрительный звон. Что-то ударилось об ее стекло и отскочило. Лили подозрительно прищурилась и подошла к окну, запоздало подумав, что стоило бы пригнуться или сделать еще что-нибудь, дабы остаться незамеченной, потому что у забора ее дома стояла Башня.

— Эванс, совсем офонарела? Куда сбежала-то вчера?! — заголосила порядком разозленная Медоуз, недовольно скрестив руки. На ней было легкое нежно-зеленого цвета платье и черная кожанка, накинутая поверх плеч. Рядом стоял Майкл, который покачал головой, как бы созидая. Одна Флора молчаливо стояла поодаль и смотрела, как всегда, с грустью и неким трагизмом в глазах. — Выходи давай!

Лили открыла было рот, чтобы сказать им, что выйти у нее не получится из-за уроков, но вовремя сообразила, что над ней только посмеются.

— Я не см-могу, — запинаясь, проговорила Эванс, слегка розовея. Врать она, увы, не умела. — Меня мама не пустит.

Взгляд, которым одарила ее Башня, заставил мысленно дать себе пощечину и срочно ретироваться, закрыв ставни окна. Тяжело вздохнув и выслушав несуразные оклики, Лили с обреченным видом села на стол, вновь углубившись в изучение тригонометрии, на которую она, вернее, не она, а та Лили записалась дополнительно на курсы. Так прошло больше четырех часов, прежде чем к ней в комнату не постучались и робко не попросили спуститься к столу. Перед ней стояла молоденькая прислуга, в забавном черном переднике, у которой нервно дергался левый глаз, а пальцы были сомкнуты в полукулак. Лили нервно улыбнулась, надеясь, что ее мать не имеет аристократической привычки избивать своих слуг, хотя, если посмотреть на строгое лицо ее новой матушки, можно было бы засомневаться в отрицательности этого предложения. Мелисса Эванс была не красавицей, маленького роста и с длинной шей. Имея стервозный характер, она не особо располагала к себе и вызывала лишь жалость. Вспоминая свою матушку, хрупкую и ранимую на вид, у которой всегда находилось ласковое слово для каждого, Эванс лишь тяжело вздыхала, мечтая вернуться назад.

— Ты опоздала, — холодно проговорила Мелисса, которая сидела подле руки своего мужа — видимо, ее отца. Лили внимательно посмотрела на мужчину средних лет, чье лицо не выражало толком ничего, и поджала губы. — Сегодня по расписанию ты можешь позволить себе отдых, однако, еще раз я увижу твоих друзей возле нашего дома или хотя бы на расстоянии пятьдесят метров от него, то ты, дорогая, сильно за это поплатишься. Садись напротив Петунии. И выпрями спину, сегодня к нам на ужин заглянут Блэки, не вздумай чего-нибудь учудить, — промолчав, старшая Эванс посмотрела на Лили таким ледяным взглядом, что она действительно начинала сомневаться в их родстве. — Ты это уяснила?

Упоминание о Блэках выбило из легких воздух, а такой строгий тон матери и вовсе парализовал. Кое-как кивнув головой, Лили села на указанное место, боясь даже посмотреть на свою сестру. Решительно вздохнув, она подняла глаза и обомлела. В своей прошлой жизни они совсем не ладили: Лили была волшебницей, а ее сестра просто маглом. Они были разными, однако одинаково упрямы, что и являлось камнем преткновением в их отношениях. Девушка же, сидящая напротив, была какой-то другой. Лицо абсолютно такое же, тощая фигура и длинная материнская шея, только волосы были покрашены в черный, а серые глаза не смотрели на нее с привычным превосходством. Петуния по-доброму улыбалась, и эта улыбка делала ее очаровательной, придавала шарм, которого так не хватало ее копии.

Трапеза проходила в молчании, каждый думал о своем, а Эванс упорно старалась не подавиться своим же отчаяньем. Она не понимала, как себя вести: стать бунтаркой на подобие своей противоположности — невозможно, игнорировать и избегать Башню вечно — равносильно тому же. Ей было стыдно; не понять, правда, за что больше: за поведение или отношение к ним, а еще Мародеры. Последние угнетали ее своим присутствием в этом мире. Их просто не должно быть здесь! Сжав до белизны пальцев вилку, Лили сомкнула челюсти и вперила свой разгневанный взгляд. В этом мире проблем было еще больше, чем в ее прошлой жизни, и решать их — не самая лучшая перспектива. По сути, у нее здесь нет никого: мать, некогда любившая ее до умопомрачения, в этой реальности ненавидела ее полностью; друзья, с которыми Лили и раньше чувствовала дисбаланс, сейчас не понимали ее конкретно, обвиняя во всем исключительно только себя. Эванс грустно вздохнула, отложив кухонные приборы, и, извинившись, встала из-за стола, оперативно поднимаясь в свою комнату. Автопортреты, висевшие на ее изуродованных темно-синих обоях, зловеще взирали на нее свысока, плотно сомкнув свои губы. В их глазах, то ли от игры света, то ли из-за помутнения и без того поврежденного рассудка, она читала невысказанное презрение, которому не суждено сойти с немых уст.

«Зря ты так с Доркас, не любит она неповиновения», — проговорил чей-то мелодичный голос, и Эванс вздрогнула, обернувшись. Но комната была пустой.

— Кто ты? — немного возмущенно проговорила девушка, только ответом ей стала тишина. Лили еще с минуту посмотрела на портреты и с ужасом поняла, что дрожит. Махнув головой, она вновь уселась за учебники, вычитывая новую информацию, пытаясь понять хотя бы что-то, и молчаливо, где-то глубоко внутри, мысленно мечтала вернуть все назад.

Когда в ее комнату постучали, солнце уже почти зашло за горизонт, а неяркий багровый закат еле-еле виднелся из-под плотно закрытых штор. Крикнув «заходите», Эванс уже мысленно подготовилась к очередной встрече с дерганой прислугой, которая, как всегда, сообщит ей что-то о поручении матери. Только на этот раз в ее комнату зашла Петуния, одетая в темно-синее платье. Она выглядела очень красивой: кудряшки волнами стекали по плечам, а средней длины платье идеально подчеркивало красоту ее ног. Девушка подозрительно улыбалась, пошатываясь слегка, пряча за своей спиной пакет.

— Лили, — заговорщически проговорила ее обновленная сестра, которая светилась ярче фонарных столбов и которой, видимо, было невтерпеж что-то рассказать. — Я принесла тебе платье!

Лили даже немного прыснула от комичности ситуации и удивленно поглядела на девушку, не узнавая в ней ворчливую Петунию. Ее сестра аккуратно вытащила из пакета красную ткань и, придерживая за плечи, показала младшей Эванс свой подарок. Платье действительно было красивое. Шелковая красная ткань струилась до самого пола, а небольшой золотой поясок на талии гармонично завершал картину. У Лили на мгновение перехватило дыхание, а глаза в неверии уставились на свою сестру. Когда-то в прошлой жизни ей бы хотелось вот так просто общаться с ней, ходить по магазинам и обмениваться подарками. Только тогда это было невозможным, они были невыносимо разные. И вот, сейчас, когда казалось, что в этом мире ее подстригают только страдания и испытания, возникло такое чудо, как лучик надежды, что все не так уж безнадежно.

— Учебники? — вдруг вопросительно проговорила Петуния, подняв брови. — Лили, ты серьезно? Что с тобой?

Младшая Эванс лишь отмахнулась, не в силах произнести и слова, пытаясь не заплакать. Все это было настолько нереальным, но и одновременно таким желанным, что просто не верилось. Девушка дрожащими руками взяла платье и тихо, немного даже робко проговорила:

— Спасибо…

— Ладно тебе, цветочек, — Петуния разгладила платье по ногам и, крутанувшись, спросила. — И как я выгляжу?

— Лучше всех, — в ее же манере ответила Лили, не смея сдержать улыбку. Петуния, весело хохотнув, остановилась и пошла к выходу, изредка бросая свой взгляд на картины, а затем, остановившись, проговорила:

— Давай одевайся, душечка, все только тебя и ждут и… — Петуния резко замолкает и бросает погрустневший взгляд на стены. — Пора уже сменить эти обои.

Лили удивленно смотрела в след сестре и чувствовала, как тепло, образовавшееся при ее появлении, стало сходить на нет. Прикрыв свои отяжелевшие веки, девушка переоделась в платье и завязала волосы в пучок, рассуждая о том, что ей еще можно в себе изменить. Откопав в комоде ярко-красную помаду, девушка аккуратно подвела губы и посмотрела в свое отражение, надеясь, что ее вид хоть более-менее выглядит презентабельным. Правда, все оказалось не столь ужасно, а выглядела она вполне статно и привлекательно, и только отсутствие жизни в глазах портило такую картинку. Лили бросила печальный взгляд на лица и, кивнув головой, неуверенно вышла из комнаты. В коридоре столпились служанки, что-то яро обсуждая и смеясь, правда, заметив «хозяйку», они тотчас замолкли и понурили глаза, по-прежнему ехидно усмехаясь. За окном листочки дуба кружились в танце, а в самом доме, несмотря на отопление, было примерно так же холодно, как и снаружи. Эванс нарочито медленно спустилась в гостиную, где уже стояли ее родители рядом, видимо, с родителями Сириуса Блэка. Лили нервно сглотнула, глазами пытаясь отыскать Петунию, а когда заметила ее, то увидела, как ее сестренка показывает ей большой палец вверх и одобрительно кивает головой. На мгновение ее уверенность передалась и Лили. Закусив губу и поравнявшись со стеной, Эванс позволила себе усмехнуться, а затем вновь перешла к осмотру гостей.

Перед ней стояла солидная женщина лет сорока в дорогом изумрудном платье и с темными, почти черными, глазами. Она хмурилась, снисходительно выслушивая лесть, на которой Мелисса явно не поскупилась, и оценивающе глядела в ответ на Лили. Девушка доброжелательно кивнула головой, на что получила лишь игнорирование и тихое фырканье. Рядом стоял ее муж, веселый на вид мужчина во фраке, который что-то рассказывал старшему Эвансу, попивая коньяк из стакана. Только не они интересовали Лили, а их двое сыновей, которых нигде не было видно. Девушка отчаянно высматривала две мужские фигуры, но только их не было. Она призадумалась. Если Блэка не видно и не слышно, это значит лишь одно — он что-то задумал. Учитывая его фантазию, можно предположить, что явно не что-то хорошее. Девушка сжала подолы платья и почувствовала мелкую дрожь, потому что этот Сириус Блэк вряд ли ее друг.

— Да неужели, это та самая Лили! — услышала девушка, подняв глаза. Ее отец, подмигнув ей, утвердительно покачал головой. — Мой сын о вас многое рассказывал, — проговорил мистер Блэк, сверкая, слово начищенный галеон. — Безумно рад с вами познакомиться.

— А где же сам Сириус? — робко поинтересовалась Лили, улыбаясь в ответ и стараясь не выдать своего волнения.

— Да заболел этот оболтус, — весело проговорил в ответ мужчина. — Симуляция его болезнь, да и братика заодно заразил.

Все дружно засмеялись, а Эванс почувствовала, как от сердца разом отлегло. Вздохнув, она прислонилась к стене, мысленно благодаря Мерлина, вознося его до небес, что он не стал подкладывать ей такую утку. С губ сорвался нервный смешок, а к щекам вновь вернулась краска. Вперив руки в бока, счастливо огляделась по сторонам, удивляясь, как это она еще была недовольна. Когда девушка хотела уже пойти ко столу, мистер Блэк вдруг остановил ее, проговорив:

— Лили! Сириус-то тебе просил это письмо передать, — Орион Блэк усмехнулся, вытащив из портмоне не подписанный конверт. — Я в ваши дела, конечно, влезать не буду, но только помни, что парень он ветряный, и не сокрушайся сильно, если что не так.

Брови Лили взлетели так быстро и так высоко, что девушка удивилась, почему ее лоб еще не лопнул. Взяв конверт, Эванс покачала головой, мысленно смеясь с этой ситуации. Да чтоб она и с Сириусом? Этому никогда не бывать. Тяжко вздохнув, Лили дрожащими пальцами стала раскрывать письмо, ожидая худшего. И, как оказалось, не зря.

Ну здравствуй, цветочек.
Интересно тебе или нет, но я не пришел на этот вечер исключительно из-за тебя, потому что стерпеть такую дурь, как светский ужин, можно лишь при условии, что взамен ты получишь что-то интересно-забавное. А с тобой, Эванс, поговорить нам там не получится.
Так вот, мартышка, я ведь не просто так тогда обратил твое внимание на себя. Как приличный джентльмен из высшего общества я должен был пройти мимо, а не пугать даму «своего сердца». Ага, мои родители действительно всерьез уверены, что мы с тобой полоумные влюбленные, проводящие все время исключительно в уединении где-то за гаражами. Но мы же оба знаем, солнышко, что у тебя нет сердца, так ведь? Так вот, любовь моя, это было мое предупреждение для всей вашей убогой команды: Мародеры не прощают. Более того, еще умеют мстить и подставить, так что, радуйтесь, что еще не сидите в ментуре, уроды.
С безграничным сарказмом,
твой Сириус.

***

Воскресенье пролетело неумолимо быстро, забрав с собой и хорошее настроение Эванс. Проведя последний день за учебниками, Лили все время думала об угрозе Блэка и заодно общалась со своей сестрой, которая с радостью делилась с ней своими впечатлениями о колледже. В принципе, все было не так уж скверно, если бы не письмо, которое она держала подле себя. Утром в понедельник Лили поняла, что опаздывает, поэтому, нацепив довольно помятую белую блузку и юбку-карандаш, она выбежала из дома пулей, не слушая очередные указания своей матери. Возле калитки, как и ожидалось, ее ждала машина, а также Джонатан, с которым ей толком так и не удалось познакомиться. Перед ней стоял мужчина на вид лет тридцати, облаченный в официальный деловой костюм и с непроницаемым выражением лица. Эванс поежилась, неуверенно подходя к своему спутнику, и остановилась возле двери.

— Доброе утро, мисс, — мужчина отворил дверь машины и жестом вытянутой руки пригласил сесть. Лили закинула рюкзак на сидение и хотела было уже сесть, как услышала приближающие шаги. В страхе подняв голову, она увидела Башню, которая фактически нагоняла ее с таким выражением лица, будто планировала схватить девушку прямо здесь и связать. Эванс быстро запрыгнула в машину, громко хлопнув дверью.

— Стой же, Эванс! — прокричала Медоуз, но именно в этот момент машина тронулась, уносясь вдаль. Лили прикрыла глаза, откинувшись на спинку, и мысленно попросила силы. Все это уже начинало напоминать ей дешевую комедию, причем смеялись явно над ней. А ведь она просто хотела начать сначала день, максимум год, никак уж не жизнь с чистого листа. Куда она попала, черт возьми? Что это за странный отчаянный мир? Почему здесь она так страдает? Лили мотнула головой, силясь не заплакать, а потом вспомнила, что первым уроком у нее — математика, в которой она поняла от силы среднюю школу. Руки задрожали от отчаянья и неминуемой участи, а внутри все сжалось, заставив девушку сгорбиться.

До школы они доехали быстро. Смотря на старое здание сквозь забетонированное стекло, Эванс уныло улыбнулась, накинув черный кардиган и зацепив рукой рюкзак. Девушка вышла на улицу и неуверенно поплелась на третий этаж, чувствуя на себе прожигающие взгляды и тихие перешептывания за спиной. Лили остановилась у стенда учеников, заметив фотографию Флоры и Доркас в олимпиадниках, Майкла в отличниках и надпись «Милагрес Томптолис», чья фотография отсутствовала, видимо, из-за проделок Башни. Постояв еще немного, Эванс вздохнула и отправилась на третий этаж, понимая, что до звонка еще минут двадцать. Наверное, именно это и обнадеживало ее — что в классе никого не будет, что можно спокойно посидеть и подумать о свой жизни, заодно придумав, что делать дальше.

Открыв дверь кабинета, Эванс замерла на пороге, увидев на первой парте того, кого ожидала увидеть меньше всего. Перед ней сидел Джеймс Поттер, который увлеченно читал книгу, даже не подняв глаза. Он был в классе один, сидел, облокотившись о стул, и внимательно что-то изучал в потрепанной на вид книге. Сердце билось в чертовой агонии, а во рту пересохло. Осилив себя, Эванс медленно поплелась на самую последнюю парту, надеясь, что он не поднимет глаза, что ничего не скажет ей. Только вот Лили всегда была поразительно «везучей», иногда ей казалось, что в детстве кто-то наградил ее такой роковой особенностью, заставив страдать и мучиться.

— Здравствуй, Эванс, — холодно проговорил Поттер, подняв свои глаза и громко хмыкнув. Лили пыталась казаться равнодушной и отстраненной, но рядом с этим человеком такой трюк никогда не выходил.

— Доброе утро, Поттер, — отчеканила девушка, выложив учебник и открыв свой конспект, в спешке написанный вчера вечером. Лили могла поклясться, что ощущает его прожигающий взгляд, а когда его стул заскрипел, оповещая ее о том, что Поттер поднялся, то вся сжалась. — Чего тебе, Поттер?

Джеймс остановился возле ее парты, сев на стул, и посмотрел прямо в лицо, не мигая. Лили тоже не отвела свой взгляд, упрямо сжав кулаки. Парень усмехнулся.

— Как выходные провела?

Губы задрожали, а глаза на мгновение закрылись. Эванс откинулась на спинку стула и, подняв бровь, елейно ответила:

— Я уж думала, действительно ли письмо написал мне Блэк…

— Да неужели? — насмешливо спросил Джеймс, в наигранном удивлении покачав головой.

— А потом подумала, что такая ущербная фантазия может быть только у одного человека. Да-да, Поттер, не прибедняйся, я про тебя.

Поттер улыбнулся, причем так тепло и снисходительно, что Лили почувствовала себя конкретной дурой.

— Мне очень лестно, что ты еще обо мне думаешь. Я же, как-никак, был твоим первым парнем.

Эванс вздрогнула, замерев. Она почувствовала, что глаза почему-то заслезились, а внутри появилось странное чувство ненависти, душераздирающей ярости, которая проникла под кожу и растворилась в крови. Лили, передернув плечом, демонстративно уткнулась в тетрадь, пытаясь заглушить рев сердца и внутреннюю боль. Первый парень? Джеймс Поттер? Мерлин всемогущий, должно быть, Лили Эванс, которая жила здесь, была сумасшедшей. Как иначе можно назвать человека, который мог полюбить такого урода, как он? Девушка сжала челюсти, ощущая, как руки трясутся, также чувствуя его прожигающий взгляд. Не выдержав, Лили откинула тетрадь в сторону и уставилась на Поттера, который смотрел на нее все это время, не отрываясь. В его выражении лица она заметила обоюдную ярость, спрятанную за маской безразличия и насмешки. Отчего-то показалось, что что-то тут не так, что между Лили и Джеймсом произошел какой-то конфликт, который заставил их обоих возненавидеть друг друга. Не имея желания вникать в этот фарс, Эванс прошипела:

— Я еще раз повторяю, Поттер, чего тебе надо?

— Посмотреть на тебя захотелось, Эванс, — грубо проговорил он. — Как ты живешь? По школе многое ходит с того дня, знаешь ли, говорят, ты специально под машину бросилась… из-за расставания, — Джеймс холодно усмехнулся, но его глаза блеснули огнем, в котором так и читалась ненависть. — Я был о тебе другого мнения.

Эванс открыла рот в неверии и непонимающе посмотрела на Джеймса, который уже даже не скрывал своей ярости и смотрел так разгневанно, что у Лили начали дрожать коленки. Что, черт возьми, здесь произошло?

— О чем ты? — надтреснуто поинтересовалась девушка, заглатывая тугой ком, который так не вовремя встал в горле.

— Не притворяйся дурой, Лили, — Поттер встал из-за стола, бросая безразличный взгляд на девушку, и вернулся к себе на место.

Эванс старательно пыталась дышать, ощущая, как заслезились глаза и как отчаянье захватило ее полностью. Она хотела сказать что-то в ответ, задать свой вопрос, но из-за звонка, который прозвучал так громко и оглушающе, она лишилась такой возможности. Подростки заполняли класс, веселый смех отдавался по перепонкам, а потом она увидела Флору, которая, будто назло, училась именно в ее группе. Девушка приветливо улыбнулась, садясь за парту рядом, и достала свои учебники. От нее веяло цветами, а белоснежные волосы, собранные в хвост, забавно переливались на свету. Эванс поддалась вперед и тихо спросила у Фрэнсис, пока учитель еще не зашел в класс:

— Флора…

— Да, Лили, — спокойно проговорила девушка, слегка повернувшись к ней.

— Я правда бросилась под машину или это только слухи?

Флора закусила губу, неловко покосившись на рыжие волосы, и явно не знала, что сказать. Подозрения Лили увеличивались с каждой секундой, а дыхание на мгновение пропало. Стало страшно, что она действительно могла это совершить.

— Я ничего не понимаю, — поникшим голосом шептала Лили, оглядываясь по сторонам. Возле нее, с левой стороны, никто не сел, а ученики опасливо поворачивались на нее с первых парт, что-то говоря. — Я ничего не помню, Флора.

Фрэнсис понимающе кивнула головой, будто знала что-то такое, чего не знает даже сама Лили. Девушка немного обреченно вздохнула и, чуть подвинув парту, начала говорить:

— Лили, два года назад у тебя нашли депрессию. Ты тогда была просто никакой, ходила, как в воду опущенная, с таким обреченным видом, что мы стали беспокоиться. Ты не могла учиться, не хотела есть, ты даже ходить толком не могла. Ты была настолько унылой и уставшей, опустошенной, что мы… — Флора замолкла, облизнув губу, и слегка виновато посмотрела на подругу. — Мы повели тебя к психотерапевту. Ты, конечно, сопротивлялась, говоря, что это просто временное, что у тебя всегда такое состояние зимой и перед ней, но мы не могли смотреть на тебя. Ты медленно эмоционально разлагалась. Это было выше наших сил.

Лили расширила глаза и ощутила, как всем телом дрожит. В класс уже зашел учитель, который неспешно стал объяснять новую тему, но только ни Эванс, ни Фрэнсис в данный момент это не интересовало. Девушки смотрели друг на друга и ощущали странную магнетическую связь.

— И что же дальше? — безэмоционально спросила Лили, понурив голову, вновь ощущая тоску и какую-то опустошенность.

— Твои родители, даже увидев справку, не поверили в это дело и отказались покупать тебе таблетки и пытаться говорить с тобой. Они посчитали, что ты просто выдумываешь свое состояние и настолько веришь в него, что и начинаешь вести себя неправильно. С каждым новым месяцем твое здоровье ухудшалось, ссоры с семьей становились чаще, и… мы уже потеряли надежду на твое выздоровление, когда летом ты просто расцвела, — по губам Флоры пробежала грустная улыбка, и она замолчала, выжидательно поглядев на Эванс, которая, опустив голову, внимательно слушала девушку. Лили облизнула пересохшие губы и дрожащим от волнения голосом спросила:

— Почему расцвела?

Флора отчего-то долго молчала, все никак не решаясь ответить, и в это мгновение Эванс отчетливо поняла, что она силится сказать что-то неприятное. Перекинув рыжие локоны, Лили решительно поглядела на подругу, сверкнув глазами.

— Ну же! — нетерпеливо и как-то яростно спросила вновь она, уставившись на Флору упрямым взглядом. Девушка все мялась, закусив бледную губу, и в нерешительности опустила глаза.

— Потому что влюбилась, Лили.

Эванс вздрогнула, посмотрев в неверии на подругу, а потом осознание острием вонзилось в голову. Джеймс. Девушка резко развернулась и посмотрела на первые парты, ощущая дрожь во всем теле. Поттер сидел непринужденно, откинувшись на спинке стула, и смотрел в окно, подперев подбородок рукой. Она не знала, о чем он думал, чувствовал ли ее взгляд, но боль, неприятная и адская, просто душила ее, уничтожала в одночасье.

— Да, Лили, это был Джеймс, — голос Фрэнсис она услышала из вакуума, а чувства будто стали покидать ее бренное тело. Кажется, ничто уже не могло ее удивить. — Он тогда только перевелся. Говорят, сразу после смерти своей матери. У него есть лучший друг — Сириус Блэк, они друзья с детства, вместе с Римусом Люпином и Питером Петтигрю. Эти ребята были такие шумные… — Флора горько улыбнулась, слегка покачав головой. — Никто не мог с ними справиться, ровно, как и с нами. Доркас, помнится, не хотела идти с ними на контакт и только головой качала, говоря, что они простые выпендрежники. Ультиматум предложил Майк, который уже успел сговориться с Джеймсом, и в июне прошлого года произошла наша первая встреча один на один.

Девушка замолчала, нервно закусив губу и оглядев подругу. Лили выглядела такой убитой и потерянной, что что-то внутри нее вздрогнуло. Девушка внимательно вчитывалась в бледное лицо Лилс и просто понимала, что это не она. Что-то было не так с Эванс, будто после аварии она растеряла всю свою харизму. Неужели что-то может так сильно поменять человека? Но тогда что? Флора нахмурилась, еще раз посмотрев на Лили, и отмахнулась от этой глупой мысли. Ну разве бывает такое, чтобы в человека кто-то вселялся и менял характер? Определенно, нет.

— Что же было дальше? — чересчур безразлично поинтересовалась Эванс, откинувшись на спинку стула. Внутри, что-то глубоко внутри вызывало в ней ярость.

— Вы друг другу сразу понравились. Это было видно, — Флора досадно покачала головой, взглядом впиваясь в ручку, боясь поднять свою голову на Эванс. — Из-за того, что Сириус и Джеймс имели связи в высшем обществе, вы часто встречались на приемах и долго вальсировали только вместе, будто соблюдая верность танцу. Джеймс почти что носил тебя на руках, даже забросил войну между Мародерами и Башней, а ты светилась так ослепительно и выглядела настолько счастливой, что мы не могли ничего тебе сказать. Лили, мы так хотели, чтобы ты была действительно счастлива. И когда вы, наконец, вступили в отношения, Доркас приняла это. Она приняла твой выбор и даже сблизилась с Мародерами, — Фрэнсис сжимает в карандаш в руках и отрешенно наблюдает, как он ломается на две части. — Вы были самой обсуждаемой парой в нашей школе. Твои родители были рады, что ты смогла охмурить парня из высшего общества, а толпы поклонниц Джеймса ежедневно присылали тебе письма с угрозами. В какой-то момент что-то сломалось в вас обоих. Ты стала мрачнее, а Джеймс раздражительней. Ты толком ничего не говорила, будто упиваясь своей болью, а потом пошел слушок про Мили и Джеймса. Будто на выпускном из средней школы они переспали или что-то в этом роде… И когда мы, то есть, Башня и Мародеры, пошли гулять всей компанией и наслаждаться ночным Лондоном, вы поссорились. Очень сильно поссорились, да так, что вас не смущал никто. Вы стояли посреди людной улицы и орали друг на друга. Ты кричала что-то про то, что он ничего не рассказывает, а Джеймс говорил, что без доверия отношений быть не может.

Эванс подперла голову левой рукой и молча слушала, когда внутри непонятная боль так упрямо разрывала ей сердце. Почему ей настолько горько? Может, потому, что это зеркальная история ее отношений с ее Джеймсом? Она была так же упряма, не верила, не доверяла. И что сейчас? Она в другом мире из-за него, из-за проклятого Поттера, а ненависть к нему возрастала в геометрической прогрессии.

Когда звонок оглушил помещение, Лили выбежала одной из первых, хлопнув дверью в женском туалете. Облокотившись о раковину, девушка упрямо смотрела на свое лицо, которое сильно покраснело, а глаза досадно поблескивали от дневного света. Почему же так несправедливо больно? Почему ее вообще это должно волновать? Девушка умылась холодной водой, пытаясь смыть со своего лица все свои мысли, когда они же не давали ей прийти в себя.

Она встречалась с Джеймсом.

С Джеймсом Поттером, черт возьми!

Ей хотелось взвыть от отчаянья, а потом она вдруг подумала, что именно в этом мире осуществились все ее мечты. Горькая ирония заставила ее болезненно улыбнуться. Нет. Все это просто слухи, она не могла просто взять и прыгнуть под колеса. Лили Эванс, может, и слабая духом, но не трус, ей не дано отступать от проблем.

Но то была она, а кем была та Лили Эванс? На что могла пойти она?

Могла ли она так поступить?

Эванс не знала.

5. Они - Башня

Джеймс лениво плелся по коридорам к своему шкафчику, чтобы закинуть в него ненужные учебники и, наконец, пойти домой. Настроения совсем не было, а желание курить заполняло каждую клеточку кожи. А все из-за проклятой Эванс, от которой невозможно отвести взгляд. Любил ли он кого-то настолько сильно, печалился ли о чем-то так же? Было бы бесчестно ответить да, потому что как бы парень ни хотел вырезать лезвием все эти чувства, он знал — ничего не получится. Потому что эта чертовка проникла слишком глубоко, покорила его сердце и забрала с собой, оставив напоследок горечь обиды и необузданную ревность. Нет, он не любил ее. Он ее ненавидел. Настолько сильно, что по крови разносился адреналин, а злоба заставляла его упиваться ее болью.

Поттер с силой сжал челюсти, стиснув в руке учебник, и подумал, что пора бы найти себе кого-то нового, нежели пытаться разозлить Лили. В конце концов, ему и дела нет до ее рыжих волос, пахнущих персиком, и грусти в этих бездонных глазах. Иногда надо уметь забывать старое, отдавать прошлое течению времени и уходить на второй план. Джеймс завернул за угол, невесело себе что-то насвистывая, когда обнаружил Доркас Медоуз, которая наглым образом облокотилась о полированную поверхность его шкафчика. Подозрительно сузив глаза, парень вновь надел маску полнейшего безразличия и спокойно подошел к разъяренной девушке, у которой по лицу мозаикой складывались все эмоции.

— О, Доркас Медоуз. Чем обязан, башенька наша? — Поттер откровенно смеялся над девушкой, а весь ее вид был для него нереально жалок.

— Губу попридержи, Поттер, — грубо отозвалась девушка, глянув на него со всей ненавистью. — Жизнь ничему не учит, а? Еще раз увижу тебя рядом с Ли…

— А то что, Доркас? Вновь придешь ко мне под покровом ночи и будешь умолять вернуть все назад? Начать все сначала?

Доркас дернулась, как ошпаренная, глянув на Поттера со странной тоской. Медоуз смотрела в его темные глаза, не узнавая более того теплого взгляда, коим он одаривал Эванс, и вздрогнула, вспомнив прошлую весну. Да, кажется, тогда она действительно пришла к нему. Наплевала на гордость, уважение, постучалась в его дом. Ибо, смотря на разбитую Лили, у которой на лице было невыносимое отчаянье, она не могла терпеть. Это было выше чертовых сил: наблюдать, как ее лучшая подруга медленно сгнивала внутри и превращалась в то, чем она была раньше. И как же угораздило их разойтись? Казалось, они были идеальны. И их счастливые улыбки, которые освещали жизнь их друзей, добивали этот эффект.

— Нет, Поттер. Я себя еще уважаю, — холодно отчеканила Доркас. — Оставь Лили в покое. Она и так настрадалась из-за тебя, уж не тебе ли знать? И если в тебе осталась хоть крупица совести и прошлых чувств, то просто не трогай ее.

Поттер сжал учебники в своей руке, пытаясь не закричать на девушку, смотрящую на него так досадно. Мерлин, разве знала Доркас, как страдал он сам? Как старался вычеркнуть имя того, кого любил так долго? Он умирал точно так же, покрываясь мраком под маской безразличия. Нет, Джеймс не кидался под машины, не планировал свое самоубийство, он просто погибал в отчаянье, погружаясь в него с головой. Черт побери, знала ли Медоуз, сколько раз он пытался стереть из памяти дорогу в дом Эвансов, как избегал их встреч? Как почти что ревел, когда узнал, что случилось с Лили? Как тайком приходил к ней в палату и приносил ею любимые мандарины?

— Проваливай, Доркас, — прошипел он, отодвигая девушку от своего шкафчика. Самое меньшее, что он хотел делать сейчас, — это разговаривать с ней и выслушивать нотации, которыми его сердце уже измучено. На удивление, Медоуз ничего не сказала в ответ; развернувшись на каблуках, она стремительна покинула коридоры. «И правильно», — холодно подумал Джеймс, закинув за спину портфель.

А ведь с чего все началось, если подумать. Откуда взялась это война, Мародеры, противостояние с Башней и невозможная любовь к Лили? Эта история, пожалуй, затрагивает далекое детство, когда он еще был любим обоими родителями, не думал о комнате с лиловыми обоями и о своем одиночестве. Тогда нарядно одетый Джеймс стоял посреди ярко освещенного зала, где парочки, крутясь в танце, пугали малыша своей быстротой движений. Сам Поттер от природы был неуклюж, поэтому понуро стоял в сторонке, пытаясь отыскать глазами среди толпы своих родителей. Именно тогда он познакомился со своим ровесником и наследником крупной фирмы — Сириусом Блэком. Что же могло сплотить их, что заставило отыскать друг друга в толпе? Будущее бессмысленное скитание по миру и глобальное одиночеству где-то внутри. Мальчики сдружились, стали втихаря встречаться по будням, прогуливать многочисленные занятия в школе, где их часто наказывали за отвратительное поведение и отстраняли от занятий. Все закончилось в один день, когда Ориону Блэку надоела их дружба, против которой неоднократно выступала Вальбурга, и, собрав все свои вещи, великое и благородное семейство Блэков переехало поближе к столице. Но только ничего не помогло. Мальчики продолжали общаться письмами, видеться иногда на светских приемах и медленно подступать к организации «Мародеры».

Поттер на мгновение остановился возле доски почета и посмотрел в самый верх, где сияла фотография Римуса Люпина, у которого лицо было бледнее обычного. Когда у Лунатика спрашивали, почему он — такой тихий и спокойный — сдружился с отпетыми хулиганами, парень лишь загадочно пожимал плечами, тепло улыбаясь. А ведь все и началось именно тогда, когда Блэк перевелся в эту проклятую школу. Именно здесь Сириус познакомился с Римусом, которого все любили, но сторонились. Люпина всегда окружал ореол загадочности, а постоянные отсутствия на уроках играли ему явно не на руку. Что уж было поделать, но у Римуса Люпина по жизни была гипохромная анемия, от которой он страдал определенными периодами и не появлялся в школе. Наверное, именно это и заинтересовало Сириуса, поэтому однажды, когда Джеймс ждал очередной встречи с другом, ему пришла весточка, в которой говорилось о прибавлении в их рядах. Медленными-медленными шажками ребята постепенно, сами того не осознавая, зарождали свою компанию, в которой не хватало еще одного значительного человека. Питер Петтигрю, выросший в неблагоприятной семье, был забитым ребенком, вечно запинающимся и дрожащим. Затравленный, он прятался в пыльных классах, держа в своих пухленьких ручках потрепанный томик библии, которую ему постоянно вручала мать. Было тяжело назвать его одаренным, еще тяжелее — способным, но каким-то образом ему удалось поступить в это элитное заведение на бюджет и сдавать кое-как экзамены. И вот, однажды судьба свела их всех вместе, в классе для наказаний, и заставила посмотреть друг другу в глаза. Обделенные вниманием, мертвые где-то внутри, они сплотились вместе и придумали себе название, доселе устрашающее учителей — Мародеры.

Джеймс улыбнулся, вновь лениво зашагав по направлению к пустому классу физики, где Сириус назначал Мародерам встречу. Скорее всего, они опять будут обсуждать четные попытки отомстить Башне и уменьшить их влияние на учеников. Хотя и не признать того, что это было весело и забавно, было бы глупо. Мародерам всегда не хватало соперничества; привыкшие к своему первенству, они явно скучали. Джеймс жил еще с отцом в загородном доме, поэтому о переезде и речи не могло быть. В тот момент и началось зарождение Башни, состоящей из Доркас Медоуз, Флоры Фрэнсис, Майкла Корнера и Лили Эванс. Вспомнив о последней, Поттер нервно сглотнул, неминуемо падая в воспоминания. А ведь он знал ее задолго до того, как перевелся в школу. Когда дочке мэра исполнилось пятнадцать, Питер Эванс созвал все высшее общество на бал, и именно тогда он увидел ее. Грустного подростка в темно-синем платье, чьи рыжие волосы небрежными локонами лежали на плечах. В ее глазах Джеймс прочел уныние и печаль, но где-то глубоко внутри, на самом дне этих зрачков, плескалось дьявольское веселье. Тот праздник был сорван самой же именинницей, когда байк с ревом ворвался в помещение, и наездник жестом позвал Эванс к себе. Девушка без зазрения совести уселась на заднее сидение без шлема или других вещей, обеспечивающих безопасность, и шумно покинула праздник. Да, именно тогда, черт возьми, он влюбился. Влюбился так сильно, что частенько наблюдал за Лили на балах издалека, никогда не решаясь подойти ближе. Сидя в лиловой комнате, чьи окна выходили на мрачный лес, парень медленно переставал думать о матери и других проблемах, все чаще вспоминая рыжие волосы.

— Джеймс! — услышал он девичьи голоса. Парень тяжело вздохнул, прекрасно осознавая, что поклонницы уже не отстанут от него. Джеймс спокойно развернулся, безразлично смотря на короткие юбки и открытые майки, которые были не по погоде, и равнодушно уставился на лицо главы фан-клуба. — Джеймс, а давай сходим куда-нибудь все вместе? Тут недавно открыли пиццерию, говорят, очень вку…

— Я занят, — холодно ответил Джеймс, снисходительно улыбнувшись. Как же он ненавидел это показное внимание и влюбленность, которая душила его самого.

— Но, а может…

— Простите, но я действительно очень занят.

Парень развернулся и так же медленно пошел обратно, остановившись только у окна. Багряные лучи заливали приветственную табличку школы, где золотыми аккуратными буквами было написано «Хогварст Скул».

***

— Я дома! — громко крикнула Эванс, выложив ключи на тумбочку. Ответом ей была привычная тишина, что немного успокоило Лили. Встречаться с родителями желания не было, а настроение было настолько убито, что единственное, на что ее хватило, — это громко прыгнуть на диван в гостиной. Подниматься в свою комнату и видеть презрительные взгляды ей до ужаса не хотелось, а бессмысленно лежать тоже. Поэтому, включив телевизор, девушка и не заметила, как задремала. Когда она проснулась, было уже темно, а телевизор передавал американское немое кино, что немного угнетало. Включив свет, Эванс уже собралась отправиться наверх, когда услышала звонок в дверь. Вздрогнув, девушка на ватных ногах спустилась вниз, даже не поглядев в глазок, и резко открыла дверь, с ужасом глядя на Башню.

— Эванс, — проговорила Медоуз, смотря на девушку немного устало. — Опять в облаках витаешь? Мы звоним тебе уже больше получаса.

Это было чертовски странно. Доркас разговаривала с ней, как будто ничего не произошло, а Майкл, который вовремя подсуетился, схватил дверь, мешая Эванс закрыть ее. Лили поежилась от холода, понимая, что этого разговора ей не избежать, и пригласила Башню жестом во внутрь. Хлопнув дверью, Лили медленно побрела на кухню, чтобы поставить чай.

— Вы… вы понимаете, что бы было, если бы мои родители были дома? — тихо поинтересовалась Лили, сервируя стол и пытаясь унять дрожь в ладонях.

— Они уехали на конференцию вместе с моими родителями, — спокойно ответил Майкл, склонившись над столом.

Эванс замолчала, медленно разливая чай и проклиная свои интеллигентные замашки. В голове кричали мысли, которые яро советовали ей выставить Башню за дверь и вообще уехать из этого города. Лили вздрогнула, когда ненароком вспомнила тот проклятый день, когда она, сидя на лавочке, просила вернуть все назад. Значит ли это, что она навсегда здесь? Девушка не знала, а отчаянье захватило ее в плен. В этом мире всего было слишком много: Мародеры, Башня, прошлое бунтарки Лили, у которой явно было не все в порядке с головой. Что же делать ей, человеку, чья жизнь всегда протекала однотонно и без всяких сюрпризов? Лили вновь окинула напряженным взглядом Башню и прикусила губу, не решаясь отпить чай.

— Что делать будем, Эванс? — вдруг поинтересовалась Доркас, мрачно поглядывая на подругу.

— Я ей все рассказала, Медоуз, — шепотом проговорила Флора, грустно поглядывая на Лили.

Эванс почувствовала внутреннюю дрожь, и чей-то тихий голосок в голове проговорил ей следующую вещь: «Не смей терять их, Эванс». Лили прикрыла глаза, сжав руки. Всю свою жизнь она шла по запланированному пути, ни на что не надеясь, ничего не ожидая. Она смотрела на людей свысока, мерила их собственными стереотипами и подгоняла под собственное клише. Может, Лили оказалась здесь, чтобы научиться у бунтарки Эванс совсем не ее дьявольскому задору, а умению совершать безбашенные поступки, плевать на общественное мнение и творить свою судьбу самой? Тогда и нет смысла во всех этих лишних переживаниях, нет смысла в ее прежней жизни. Ибо Эванс, здесь и сейчас, находится в этой богато обставленной магловской квартире. Так почему бы и…

— Давайте начнем все сначала, — уверенно проговорила Лили, сжав ручку чашки.

И они смогут, уверенно думала Лили, чувствуя внутри бурю эмоций.

Доркас радостно завизжала и с уверенностью подошла к Эванс, обняв ее. Тепло от объятий мигом прошлось по телу, а настроение разом как-то улучшилось. Она посмотрела на таких же улыбающихся Флору и Майкла и поняла, что, возможно, этот мир не так уж плох.

Все потому, что они — безбашенная, агрессивная, шизанутая, ненормальная 'я'.

Все потому, что они — башня.

6. Сириус Блэк

Если раньше Лили думала, что проживает динамичную и веселую жизнь, наполненную чем-то стоящим и грандиозным, то сейчас она понимала — это абсолютно не так. Когда в ее жизнь лихо ворвалась Башня с ее могучей харизмой и самоиронией, Эванс просто впала в ступор оттого, что настолько разные личности могли стать единым целым. Каждый из них был чертовски хорош в чем-то. Медоуз обладала феноменальной памятью и запоминала все, сказанное учителями; именно поэтому Доркас редко когда можно было заметить за уроками или учебниками: она была слишком непоседливой и одаренной для такого. Флора была поэтической натурой, ее стихотворения обладали странной чарующей магией и приковывали уши. Фрэнсис была настолько переполнена эмоциями, что ее чтение на уроках литературы завораживало даже учителя, а умение так верно и точно передать чувства одной лишь интонацией голоса заставляло всех ее уважать. Майкл Корнер же был аналитического склада ума — любитель физики и математики, он никогда не выделялся на этих предметах, сидел тихо на последней парте и зевал от легкости программы, преподаваемой на факультативах. К тому же, он хорошо разбирался с любой техникой и умело взламывал сайты и системы. В целом, компания, которую представляла собой Башня, была странной, и объединяло их лишь непонимание в обществе. Но Лили Эванс это не волновало, потому что именно эти люди сделали ее пребывание в этом убогом магловском мире намного интереснее и многограннее, и она не жалела, что все же решила начать общение с ними.

— Петарды?! — воскликнула Эванс, получая легкий толчок в бок от Доркас и шепот одними губами: «Не ори, черт возьми».

Майкл и Флора молча, но не без улыбки, подожгли фитиль пяти петард с помощью Доркас, которая, пожав плечами на отрицательный ответ Лили, слегка закусывала нижнюю губу, ловко орудуя руками. Конечно, петарды — это было далеко не ново и не страшно. Но от этого становилось не менее интересно. И Лили отчего-то подумала, что это, разумеется, не все, на что способна б-а-ш-н-я. Ребята опустили незамысловатые сооружения на землю, убедившись, что никто не смотрит на них. А в следующие минуты оглушительный звук вибрацией отдался в землю. Эванс ошарашенно смотрела на воспламеняющуюся конструкцию, ощущая небывалый шок. Они стояли возле школы, переполненные энтузиазмом, смотря на небо, на котором красками играл фейерверк. В этот момент Лили почувствовала странный прилив сил и радости, улыбаясь во все тридцать два зуба и восторженно хлопая в ладоши. Впервые за две недели, проведенные здесь, Эванс чувствовала такой подъем и желание совершить что-то безумное.

— Пора бежать, — поговорил Майкл, оглядываясь по сторонам. — Директриса уши надерет, если поймает с поличным.

— Ты серьезно думаешь, что она не догадается? — весело спросила Медоуз, приподняв брови. Флора улыбнулась в ответ, схватив за руку Корнера.

— Не забывай, есть еще Мародеры.

Лили поежилась, вспомнив о личностях, которых она хотела видеть меньше всего. Эванс часто заморгала, посмотрев в окна, открывающие вид на переход, и задрожала, увидев там Джеймса. Он спокойно куда-то шел, слегка прихрамывая, и она почувствовала внутри странное сожаление, будто ей было хоть какое-то дело до этого человека.

— Эй, Лили, скорее, — шепнула Фрэнсис, а когда Лили повернулась, то поняла, что Башня уже почти вышла из-за ворот школы, когда она по-прежнему столбом стояла на одном и том же месте.

Лили поежилась, плотнее укутавшись в промозглую ткань, и решительно пошла за ребятами. Майкл и Доркас вовсю обсуждали понятные только им темы, а Флора как-то мечтательно поглядывала по сторонам, будто бы ожидая чего-то. Эванс тихо вздохнула, вспоминая, какой этот район был в ее жизни, и понимала, что не помнит ничего. Будто бы, сбежав из дома, она навсегда вычеркнула это место из памяти. «И это к лучшему», — уверенно заверяла себя Лили, заворачивая в очередной переулок, потому что это место в любой реальности было слишком ужасным для жизни.

— Куда мы идем, Доркас? — тихо поинтересовалась Эванс, встав рядом с девушкой, и вопросительно посмотрела на нее.

— До несчастного случая ты обожала это место, — воодушевленно третировала Медоуз, вдохнув воздух полной грудью. — Смею заметить, раньше ты была не такой пессимистичной, как сейчас.

Лили бросила наигранно разочарованный взгляд на девушку и с чувством тревоги пошла следом за Башней, испытывая смешанные чувства. Они пришли к странному зданию, довольно нетипичному для их городка. Это была новостройка, наверное, в тринадцать этажей, с панелевой укладкой, а наверху громоздилось название синими буквами, которое трудно было прочитать.

— Что… что это? — Лили оглядела всех вопросительным взглядом, слегка приподняв брови.

— Бизнес-компания моего отца, — подал голос Майкл, доставая бейджик из кармана синего пиджака. После, проведя им по странной магловской штуке, о которой Лили не помнила ничего из прошлой жизни, Корнер повернулся к ней, схватив за руку Флору, которая неуютно поежилась. — Мой отец — один из крупнейших предпринимателей Лондона. А также один из главных партнеров юридической компании твоей матери.

— А еще большой сноб и консерватор, — тихо продолжила Фрэнсис, получив снисходительную улыбку Майкла.

Лили поежилась, вновь бросив взгляд на новостройку, испытывая странные чувства. Складывалось ощущение, будто она действительно уже не раз была на этом месте. Что-то внутри настолько отчаянно забилось, как будто Эванс действительно должна была помнить это место. Посмотрев на Флору, Лили нахмурилась. Только сейчас она заметила, что, в отличие от всех, Фрэнсис не одевается по моде, не носит дорогие фирменные вещи, а ее черные туфельки на пятисантиметровом каблуке были слегка стерты. Эванс медленно побрела за Башней, задумавшись над открытием. Их школа была, несомненно, элитной, а также безумно дорогой, но только Флора не выглядела представительницей высшего класса. Напротив, складывалось ощущение, что девушка была далеко не богатой. Как тогда Флора смогла попасть в это заведение?

Эванс задумчиво оглядывалась по сторонам, замечая сотрудников в непривычных для нее костюмах, которые возились с бумажной волокитой и чем-то еще, настолько скучным и неинтересным, что акцентировать на этом внимание не было смысла. Черт, а ведь она действительно ничегошеньки не знает об их жизнях. Кто они вообще такие, эта Башня? И сама Лили Эванс? Вроде история вся рассказана, но отчего же такое чувство, что что-то тут не вяжется? Лили прикусила губу, случайно споткнувшись о порог двери, когда они заходили в лифт. Нет, это все было очень странным, хотелось поскорее разобраться со всей этой новой жизнью и понять, что же все-таки здесь происходит. Потому что непонимание губит ее, потому что незнание только усложняет и без того не самую простую историю.

— И твой отец ничего тебе не скажет, что ты привел нас сюда? — весело проговорила Доркас, придерживая дверь, чтобы Лили прошла. Эванс молча кивнула головой в знак благодарности, не поднимая своего взгляда.

— Сомневаюсь, что он хотя бы заметит это, — хмуро отозвался Корнер, облокотившись о перила балкона.

— Лили, ну же, оглянись по сторонам! — восторженно проговорила Медоуз, хватая за рукав подругу и таща ее прямо к открывающемуся виду.

Эванс нехотя оторвала взгляд от созерцания пола, задумчиво поглядев вдаль. Она видела одинаковые крыши частных домов, людей, безуспешно пытающихся привести свой сад в порядок, и понимала, что не чувствует при этом ничего. Будто все чувства остались вместе с ней в той жизни, а вместо них пришла губящая пустота и безразличие. Перед глазами вновь встал Джеймс Поттер, а губы сами собой иронично изогнулись. Ни в одном из миров им не суждено быть вместе, и это уже не звучит так легкомысленно, как должно было. Эванс нахмурилась, пожав плечами, и резко обернулась.

— Я не испытываю ничего, Доркас, — спокойно отозвалась она, наблюдая за Медоуз, которая приподняла брови. — И не вижу смысла в том, чтобы гулять по местам, которые когда-то были мне дороги, ведь самое значимое из этого предложения — когда-то.

— Но без прошлого никогда не будет будущего, Лилс, — хладнокровно заявил Майкл, меланхолично поглядывая на дома. — Ты можешь упираться, бежать от этого, не принимать, но ничего не поможет изменить простой истины — люди, говорящие, что нужно жить дальше, забывают об одном: никакого завтра не бывает без сегодня или вчера, ведь иначе бы будущего не существовало, его было бы не с чем соотносить и определять.

И вот опять наступило каверзное молчание, которое будто бы невидимыми нитями сшивало их с необъятной тоской. Смотря на серое небо, Эванс все меньше хотела находиться здесь, на крыше высотки, а желание сбежать в какое-нибудь безлюдное место брало над ней верх. Тяжелый вздох сорвался раньше, чем был обдуман.

— Я, наверное, пойду, — тихо проговорила Лили, ощущая холодок, который пробежался по спине.

— Куда ты, Эванс? — обеспокоенно поинтересовалась Доркас, нахмурившись.

Лили приоткрыла рот, чтобы сказать хоть что-то, а потом поняла, что и сказать ей тоже нечего. Как будто, несмотря на их примирение, неплохие прогулки и атмосферу, она по-прежнему была не в их компании. Лили Эванс по-прежнему была не той Лили Эванс, и она это знала, она это ощущала.

— Ладно, можешь не отвечать, — хмуро проговорила Медоуз, отвернувшись от Эванс. Лили неуютно прикусила губу, стараясь не броситься к выходу, но чувство вины, разъедающее ее нутро, не могло просто так отпустить ее.

— Мне…

— До завтра, Эванс, — холодно перебила ее Доркас, демонстративно вперив свой взгляд в горизонт. — Флора, вам же все равно по пути, проведешь ее?

— Конечно, — Фрэнсис одобрительно похлопала Медоуз по плечу и медленно направилась к выходу, отстраненно поглядывая по сторонам. Они молча вышли из здания и в такой же атмосфере продолжили свой путь. Лили внимательно разглядывала окрестности, иногда провожая взглядом фигуру подруги. Ей не нравилось в этом мире. По-прежнему. Совсем никак. Ей не нравились Мародеры, ей не нравилась она и ее альтер-эго. А еще что-то не сходилось, вообще не сходилось. Зачем ей нужно было платить кому-то, чтобы ее сбили, если проще было бы броситься под машину? Эванс задумчиво прикусила губу, бросив мимолетный взгляд на Флору, а потом задумчиво остановилась возле скамейки и, недолго думая, плюхнулась на нее.

— Лили?

— Давай посидим немного?

Фрэнсис присела рядом, и, впервые за все пребывание здесь, Лили не чувствовала себя обеспокоенно. Если подумать, то этот мир, лишенный магии, был лишен и войны, что априори не могло не нравиться Эванс. И, возможно, если бы не Мародеры и все ее прошлое, жить здесь — одно удовольствие, но что-то отягощало сердце. Что-то едва уловимое оставляло на нем маленькие порезы. Вздох сорвался с губ раньше, чем был осмыслен, и так же быстро растворился в воздухе. Нет, что-то определенно произошло с Лили Эванс, что-то такое, о чем не знал никто, кроме нее. И почему-то, смотря, как последние лучи солнца медленно гаснут на небосводе, она понимала, что безумно хочет узнать, что именно.

— Флора, — тихо проговорила Лили, медленно повернувшись к ней. Фрэнсис выглядела чрезмерно отрешенной, а в ее глазах читался немой вопрос. — Скажи, возможно ли, что вы что-то не знали обо мне?

Флора молчаливо и непонимающе смотрела на Эванс, мысленно пытаясь понять суть вопроса.

— Ты хочешь спросить, все ли рассказывала нам о себе и о своих проблемах? — деликатно переспросила она, нервно заламывая пальцы. Флора тяжело вздохнула, отвернувшись, и спокойно проговорила: — Знала бы ты, как все это ужасно выглядит. Ты спрашиваешь о себе так, будто спрашиваешь о совершенно незнакомом человеке. Это убивает нас, если честно. И… Лили, — она резко махнула своей блондинистой головой и умоляюще посмотрела на Эванс, у которой сердце делало нечеловеческие кульбиты. — Самое ужасное в этом всем, что у меня иногда складывается ощущение, что это уже не ты. И я не знаю, как описать это чувство. Возможно, в глубине души ты была абсолютно другим человеком, тем, о ком мы даже не подозревали. Это и есть ответ на твой вопрос.

Эванс резко заморгала, понимая, что, похоже, Лили Эванс, проживающая здесь, хоть и была бунтаркой, но редко кому могла открыться. И почему-то складывалось ощущение, что единственным человеком, которому она все-таки открылась, был проклятый Джеймс Поттер. Горькая улыбка пробежалась по губам; жизнь постоянно сталкивала их лбами, и это было отвратительно. Почему даже в этом мире ее разъедают чувства к этому человеку? И почему же они до отвращения похожи всем: характером, привычками и даже взглядом? Это не могло не убивать. И это давящее чувство только добавляло силу хандре.

— Я бы хотела быть ею, — вдруг проговорила Лили, ощущая, как слезы горечи подступают к глазам. Да, она бы хотела жить жизнью альтер-эго. Быть любимой Джеймсом Поттером и не иметь за спиной войну — это казалось раем. — Но я совсем ничего не помню.

Флора с сожалением глянула на подругу, резко схватив ее за руку, и чуть прикусила губу.

— На это и есть мы у тебя. Мы тебе поможем, Лили. Мы сможем это пережить, ведь сколько уже пережили! — Фэнсис воодушевлённо сжала руку чуть сильнее, и внутри у Эванс появилось нестерпимое чувство благодарности. Не сдержавшись, она с остервенением обняла Флору, понимая, что, возможно, здесь она далеко не так одинока, как в волшебном мире. — И мы готовы ждать, пока память полностью к тебе не вернется.

Улыбка, такая яркая и открытая, расплылась на лице, а все серые и депрессивные мысли ушли на нет. Даже дышать стало проще. Разорвав объятия, Лили, явно повеселевшая, жестом попросила Фрэнсис подняться и вновь пойти. Вокруг мерцали фонари, сумерки почти опускались на город, а они шли и обсуждали, вспоминали мгновения из их общей жизни. Так Эванс узнала, что Флора действительно была достаточно бедной, и, если бы не олимпиады и прилежные оценки, девушка вряд ли смогла бы учиться в элитной школе. Также оказалось, что первой, с кем подружилась она, была как раз Лили Эванс, тогда еще безумно шебутная и упрямая хулиганка. С каждой историей, с каждым воспоминанием Лили действительно понимала, что дружба у Башни была крепкая, что их связывало очень многое. И только тогда до нее стало доходить, какие чувства испытали все они, когда узнали о том, что она попала в больницу. И в тот момент в голове пронеслась мысль, отчаянная и странная: а что, если ее альтер-эго не убивала себя? Смогла ли та яркая девушка, хоть и подверженная серьезным заболеванием, просто взять и убить себя?

Эванс остановилась на мгновение, когда почувствовала, как сильно забилось сердце. Что-то внутри трепетало, когда она шла по этой улице, будто здесь происходило что-то важное для нее. Резко повернувшись, Лили ощутила дрожь каждой клеточкой своего тела, потому что она стояла напротив хорошо ухоженного дома, в окнах которого отчетливо можно разглядеть пять фигур.

В окнах богатого дома она видела силуэты Мародеров и девушки, смутно напоминавшей Мили.

— Лили, — тихо проговорила Флора, дернув ее за рукав. Но Лили было все равно, потому что какая-то странная, абсолютно не ее ярость, убивала все спокойствие и веселье. Даже здесь, в этом убогом мирке, Мародеры заставляли чувствовать ее такие яркие эмоции, от которых хотелось крушить все на своем пути.

— Знаешь, Флора, — неестественно спокойно проговорила Лили, тотчас вперив в нее разъяренный взгляд. — Я хочу отомстить Джеймсу Поттеру, — яростным шепотом проговорила она, вспоминая Эмми, девушку из магического мира; вспоминая высокомерную улыбку Поттера, когда тот говорил ей, что был ее первым парнем — все эти чувства внутри смешивались, постепенно превращаясь в ядреную смесь. — Отчего-то мне хочется, чтобы он страдал.

И только где-то внутри, под слоем тоски и ярости, что-то извивалось от боли и хотело, чтобы Джеймс, проклятый, ненавистный Поттер, все-таки вернулся к ней.

***

Этой осенью по утрам было непривычно прохладно, а серое небо, которое будто бы приклеилось к небу, оставляло на душе странное чувство удовлетворения. Сириус Блэк молчаливо стоял в прихожей, посматривая из окна на улицу, а в руках у него крутилась сигарета. Блэк иронично улыбнулся, замечая, как пепел крошится на пол, понимая, что его мать обязательно наорет на него, когда увидит эту картину. Голова болела после вчерашней пьянки, а в голове, как назло, крутились странные мысли. Он думал о Лили Эванс, как бы убого это ни звучало. После того, как Джеймс и Лили расстались, его мать делала недвусмысленные намеки на то, что партия с Эванс была бы не просто выгодной, а очень удачной и прибыльной. Постоянные приемы в честь четы Эванс, милые улыбки и светские рауты — все это вымораживало Блэка до приступа безумия, а одна лишь мысль о том, что Лили Эванс действительно рассматривают в качестве его жены, вызывала приступы ярости. Сириус был далеко не дурак и понимал, что чувства его друга к этой девушке еще не угасли, а значит, эта новость вряд ли принесет ему хоть крупинку радости. Блэк со всей дури стукнул по стене, чуть наклонившись. И как можно было любить того, кто причинил столько боли? Он не понимал, да и не особо хотелось-то.

Часы пробили семь утра, когда Сириус быстрым шагом направился в свою комнату, дабы захватить свою сумку и поскорее свалить из дома. По крайней мере, прежде, чем родители приступят к завтраку и обязательно заставят его поесть вместе с ними. Бросив мимолетный взгляд на комнату своего брата, он презрительно хмыкнул, испытывая смешанные чувства внутри. Он любил своего брата так, как умел. А любил он действительно по-своему. Сириус всегда старался закалять Регулуса к суровым реалиям жизни, поэтому редко когда спускал ему такие слабости, как слезы или капризы. Сам того не понимая, он олицетворял собой свою мать, о чем старался не думать. Наверное, именно поэтому их отношения сложно было назвать братскими, а то, что в конечном итоге Регулус превратился из добренького паренька в скрытного юношу, не делало их более простыми. Негромко хлопнув дверью, Блэк быстрым шагом преодолел расстояние до сумки и запихнул туда первые попавшиеся тетради, не сильно волнуясь о том, что мог взять что-то лишнее или, наоборот, не добрать. К школе он тоже относился своеобразно: любил учиться, но ненавидел сидеть на месте и выслушивать монотонную браваду учителей. В меру талантливый, все же Сириус любил больше физическую нагрузку и делать что-то руками, нежели покорно читать или писать.

Блэк бросил тягостный взгляд на небо и улыбнулся своим мыслям — именно в такую погоду он и познакомился с Джеймсом Поттером; именно такая погода запомнилась ему больше всего. Прихватив пачку сигарет, заначенных среди одежды, Сириус, пытаясь ступать ровно и аккуратно, дабы старые ступеньки противно не заскрипели, мысленно обматерил весь этот мир, заметив за столом свою матушку. Ее губы были сжаты в плотную полоску, а настроение явно было паршивым, судя по тому, как сильно и с удовольствием она ругала горничных. «Видимо, позавтракать со своей семьей все же придется», — мрачно подытожил Блэк.

— Доброе утро, матушка, — вложив как можно больше яда в последнее слово, парень небрежно плюхнулся в вычурный стул. — Вы сегодня так рано поднялись… ни больше, ни меньше как придется ожидать очередное бессмысленное семейное собрание?

— Не груби матери, паршивец, — грозно пригрозил Орион Блэк, величественно присев во главе стола и одарив жену снисходительным взглядом. — Молоко на губах не обсохло еще.

— Ну уж куда мне, — протянул Сириус, почувствовав каждой клеточкой своего тела ненависть к этим людям. Его семья не была нормальна. Вернее, даже возможно, что по меркам современности она была как раз очень даже ничего. Богатый папаша с любовницей-секретаршей, избалованная жизнью маман, перемывающая косточки каждому мимо прошедшему человеку, и младший братец-фрик, помешанный на серийных убийцах. Все было просто фантастически, да как бы не так.

— Поттеры такие идиоты, — заговорила наконец Вальбурга, обратившись в первую очередь к мужу. — Подцепить дочку Эвансов и проворонить. Такое состояние, Боже мой!

— Дорогая, что ни делается, то к лучшему…

— Конечно! — азартно проговорила она, вперив взгляд в Сириуса. — Ведь теперь у нашей семьи есть очень даже неплохой шанс. Я надеюсь, Сириус, что ты сделаешь все возможное для этого? Насколько я знаю, бедняжка уже давно в тебя влюблена, и ты испытываешь к ней ответные чувства.

Блэк приподнял брови, мысленно смесь над ними. Проклятая Лили Эванс. Теперь от него не отстанут, совсем.

— Она лежала в реабилитационном центре, маман. К тому же, кто знает, может, после «аварии» она знатно повредила себе мозг? — Сириус на секунду улыбнулся. — Хотя ей и повреждать особо было нечего.

— Сириус! — строго прикрикнул Орион.

— Не мели чушь, что бы там ни было, она по-прежнему богата и влиятельна. А это важнее, — преспокойно ответила Вальбурга, давно привыкшая к выходкам сына.

— По вам видно, что важнее, — тихо бросил он.

Это было действительно паршиво. Если его родители настроены так решительно, то можно ожидать чего угодно. Они ведь постараются, специально сделают так, чтобы женить его на Лили. Блэк тяжело вздохнул, бросив мимолетный взгляд на настенные часы, молясь, чтобы время подошло к полвосьмому, и он смог бы уйти, вернее, сбежать из дома. Но время, будто назло, медленно и не спеша шло своей чередой, не внимая ни молитвам, ни просьбам. Время было непреклонно, и это не радовало. Вскоре спустился Регулус и, не обращая ни на кого внимания, стал неспешно заниматься своими делами; впрочем, надо отдать должное, родители никогда не трогали его. Иногда казалось, что они вообще не имеют планов на младшего сына, из-за чего тот всегда занимался исключительно тем, чем хотел. И это бесило Сириуса. Мерлин побери, как бесило! Где-то в глубине он определенно завидовал ему.

— Ты куда пошел в такую рань? — сморщив нос, спросила Вальбурга, внимательно наблюдая за сыном.

Но Сириусу было все равно; схватив свою сумку, он быстрым шагом направился к двери, одновременно слушая про то, какой он все-таки паршивец и неблагодарный. Мысленно Блэк хохотал. Мысленно он уже давно сбежал из этого дома. Да только все это было, как назло, только мысленно.

Шлепая по лужам и пачкая свои идеально черные штаны, Блэк злобно сверкал глазами на прохожих. Настроение было паршивым; как раз такое, под которое удачно было бы повеситься. Месть Башне, чертова Лили Эванс — все это заставляло его мозг работать с неимоверной силой. Он испытывал смешанные чувства: с одной стороны, он ненавидел Башню с чертовой Лили Эванс во главе, а с другой — ему просто было ее жаль. Чертовски жаль эту рыжую бестию, которая была настолько эмоционально слаба, что разломать ее не составило бы и труда. Блэк видел, что чувства Эванс не прошли; он видел, как они смотрели друг на друга. Но возвращаться к точке отсчета глупо, потому что прошлое должно оставаться там. Поэтому начало их отношений было бы невозможно, они слишком много пережили, чтобы наступать на те же грабли вновь. По крайней мере, в это хотелось бы верить.

Сириус перешел дорогу и остановился у дома Лунатика. Он всегда ждал Римуса, так как их дома находились сравнительно недалеко, и им удобно было ходить вместе. К тому же, Люпин отличался таким пониманием, от которого не то бросало в дрожь, не то хотелось блевать. В зависимости от ситуации. Когда первые капли упали на землю, Сириус тяжело вздохнул. Было тяжело, было чертовски тяжело, а усталость ломила все кости. Месть Башне была такой бессмысленной, но без нее было нельзя, надо было в срочном порядке поставить этих выскочек на место. Только учитывая, что как минимум у двоих из них были замечательные связи, это будет действительно тяжко.

— Хэй, Римус! — Сириус взмахнул рукой, улыбаясь. Люпин уныло поджал губы, кутаясь в бордовый шарф и медленно подходя к нему.

— Привет.

Блэк бодро закинул руку ему на плечо и, не обращая внимания на недовольство друга, стал насильно тащить его по дороге. С Лунатиком всегда можно было обсудить свои проблемы, надеясь получить при этом хороший совет.

— Римус, тебе не кажется, что наше откладывание мести Башни затянулось? — серьезно проговорил он, крепче сжав его плечо.

— Допустим, — настороженно протянул Римус, окинув друга озабоченным взглядом.

— Знаешь, уничтожать их всех разом будет непросто, поэтому, — Блэк слегка улыбнулся, — стоит начать с избавляться от каждого по отдельности.

Со стороны Лунатика послышался тяжелый вздох, который говорил о том, что это была не слишком хорошая идея. Только Блэку было плевать. С точки зрения его понятий, месть, особенно изворотливая и искусная, должна была восторжествовать. Особенно по отношению к тем людям, которые причинили боль его другу.

— Мой дорогой Лунатик, нет ничего более избитого, чем наркотики, — по слогам проговорил Блэк, недобро сверкнув глазами. Римус ощутимо напрягся, видимо, понимая, к чему клонит Сириус. А если ему что-то запало в голову, то это не просто так убрать. — И знаешь, кто будет нашей жертвой?

— Сириус…

— Тебе разве это не кажется веселым?

— Я не думаю, что разрушать чью-то жизнь весело.

— Да, — хмыкнул Блэк, а потом его лицо стало настолько серьезным, что было понятно — это не шутки. — Но не тогда, когда они сначала разрушили жизнь тебе или твоему другу.

Римус многозначительно промолчал, а Сириус наконец убрал свою руку с его плеч. С каждой секундой Блэк все отчетливее чувствовал, как его поглощает пучина отчаянья. С одной стороны, ему действительно хотелось отомстить, да так, чтобы они наконец поняли, с кем имеют дело, но Сириус, все-таки, был далеко не тем, кто, не моргая, мог разрушить чью-то жизнь. И эти два противоречивых чувства боролись внутри него, выжигали дыру своей динамичностью. А еще он не был до конца уверен, что скажет на этот счет Джеймс, который явно еще не пережил свою влюбленность к Лили и который, будто бы назло, был наделен принципиальной человечностью. Поэтому, когда они подошли к своей школе, уверенность в правильности принятого решения куда-то испарилась, оставив после себя целую гору сомнений.

— Джеймс, Питер! — весело прокричал Сириус, махнув рукой. Люпин покачал головой, но также по-доброму улыбнулся, искоса наблюдая за учениками, что беззастенчиво пялились на них.

— С утра по раньше и такой бодрый… Ты что-то задумал? — тут же спросил Питер, переводя взгляд с него на Римуса.

— Сириус? — приподнял бровь Джеймс, внимательно наблюдая за своим другом. Блэк мысленно чертыхнулся, совсем позабыв, какие догадливые у него друзья.

Блэк азартно улыбнулся, а потом медленно перевел взгляд за спину друга и на мгновение замер. Прямо по направлению к нему шла чертовка Лили Эванс, но с таким холодом в глазах и абсолютной серьезностью на лице, будто бы она вернулась из прошлого. И это отчего-то заставило его ощутимо вздрогнуть; это заставило его подумать, что ситуация, похоже, меняется в другое русло. Сириус смотрел и смотрел на то, как уверенно она идет по направлению к Мародерам, и удивлялся с каждой секундой все больше. Ведь ему-то казалось, что Лили Эванс никогда больше не заговорит с ними.

— Блэк, — спокойно проговорила она, поравнявшись с ними. Джеймс удивленно замер, не в силах даже повернуться, а остальные Мародеры пребывали в полнейшем шоке. — Это для тебя, — она на мгновение запнулась, и, всучив конверт, Эванс, медленно и спокойно, будто смакуя свое торжество, поспешила в класс.

Дорогой Бродяга!

Могу сказать, что чувство юмора у тебя на высоте, браво, мне удалось оценить. Я давно не смеялась так от души. А теперь слушай и запоминай: любая ваша жалкая попытка перейти нам дорогу будет отплачена той же монетой. Мы не мрази, со спины нападать не станем, но не дай Бог мы узнаем, что вы что-то задумали против нас. Башня в долгу не останется.
Ах да, моя матушка надеется, что ты будешь чаще бывать в нашем доме, жду с нетерпением ближайшей встречи. Рекомендую оглядываться по сторонам и внимательно смотреть, что ты ешь.

Искренне заботящаяся о тебе,
Лили Э.

7. Флора Фрэнсис

По своей натуре Лили была спокойна. Ее редко можно было вывести из себя, поэтому, когда внутри по неопределенным причинам закипали эмоции, они не отпускали ее просто так. Выжигали внутри дыры, заряжали энергией, но никогда не уходили. Эванс не могла сказать точно, что ее так взбесило, когда она увидела в окнах Поттера с Мили и Мародерами; может, это были остатки чувств той Лили, может, элементарная женская ревность, но внутри что-то отплясывало чечетку и заражало безграничной энергией. Факт оставался фактом: Эванс была полна решимости и сил, дабы стать хотя бы на недельку той, кого все боялись и уважали. Стать чертовкой Лили Эванс, одной из участниц Башни, и просто выплеснуть всю ту желчь, что накопилась внутри.

Поэтому, когда она подошла к Мародерам и вручила Сириусу письмо, она даже толком не понимала, что делала. Ярость и ненависть так пронзили ее разум, что, казалось, не было ничего страшного в том письме. Но она ошибалась, глубоко заблуждалась: вызов Мародером был сродни смертному приговору. Теперь хвататься за голову было поздно, да и не было в том нужды — надо было учиться жить в этом измерении.

Первое, что она решила сделать, — обыскать все ящики и шкафы в поисках чего-то полезного и нужного ей, однако ничего такого запредельного Лили так и не нашла: пару семейных фотографий, заметки их журналов и старые плакаты, которые когда-то, видимо, висели на стенах. И, когда отчаянье почти захлебнуло ее, она вдруг подумала о своей сестре.

— Лили? — удивленно спросила Петуния, зайдя к ней в комнату. По всему полу были вывернуты шкафчики с одеждой, а сама Эванс стояла возле зеркала, поместив руки на бока. В ее лице читалась решительность и упрямство, что не могло не удивить Петунию. — Что-то случилось? Мне сказали, что ты искала меня.

Эванс-младшая бросила на сестру быстрый и колкий взгляд, а потом тяжело вздохнула, аккуратно пробираясь к кровати. Хотелось говорить. Впервые за несколько лет ей хотелось не просто закрыться ото всех, а начать кричать о своих мыслях и чувствах. Кажется, пребывание в этом мире и вправду оставляло на ней неизгладимый след. Или дело было в том, что взгляд ее сестры был наполнен заботой и пониманием. Лили хмыкнула, смотря на Петунию и ощущая, как же ей всегда не хватало этих сестринских посиделок и разговоров.

— Да, — неуверенно прошептала в ответ. Она никак не могла подобрать правильные слова, чтобы разузнать все, что так хотелось. Минуты растягивались, а уверенность спадала на нет, но у кого же еще можно было спросить? — Я немного не понимаю, что происходит, — тяжелый вздох Петунии прервал ее речь. — Я попала в аварию?

Лили внимательно посмотрела на сестру, которая, казалось, не знала, куда себя деть. Эмоции грозились вырваться наружу, а долгое молчание со стороны старшей Эванс только усиливало подозрения.

— Да, тебя сбила машина, — наконец проговорила Петуния, присев на краешек кровати. — Большего никто не знает, очевидцев не было, ты очнулась и уже ничего не помнила, — она вздохнула и закусила губу от неловкости. — Я так волновалась, Лили! Ни за что на свете не хочу пережить те дни заново, это было просто ужасно, сестренка.

Наступило молчание, во время которого Эванс пыталась понять, с чем именно предстоит ей столкнуться здесь. Никто толком ничего не мог ей рассказать; прошлое, казалось, было покрыто прочной завесой тайны, и это действительно выбешивало. Все это было странным; казалось, будто бы кусочки пазла не сходились, вернее, кто-то просто не хотел, чтобы такое произошло. Встав со своего места и обойдя комнату под пристальным взглядом сестры, она на мгновение задержала свой взгляд на фотографиях, а потом повернулась лицом к Петунии.

В этом мире у них, судя по всему, были очень доверительные отношения, так почему бы не воспользоваться этим?

— Может, — Лили на секунду запнулась, не зная, как сформулировать свою мысль. Ее желание могло показаться сестре как минимум странным и непонятным, поэтому стоило правильно подобрать слова. — Завтра сходим на то место, где… меня сбила машина?

Петуния тихо ахнула, удивленно посмотрев на сестру, но, видимо, прикинув что-то для себя, медленно кивнула головой, что означало согласие. Выдохнув, Лили ощутила неимоверное облегчение и радость. Сестра действительно была просто находкой.

— А как же Джонатан? — вспомним про шофера, спросила вдруг Лили. Ей абсолютно точно не хотелось идти туда при свидетелях.

— Мы можем и без него, — обескураженно проговорила Петуния, заметно поубавив пыл в своем голосе. — После школы я буду ждать у книжного возле двадцать третьего дома, только не опаздывай, ладно? Будет нехорошо, если мама узнает обо всем, — бросив последний печальный взгляда, она тотчас покинула комнату.

Лили безразлично хмыкнула, думая, что ей действительно плевать на то, что могла подумать их мать. Эванс вновь посмотрела в зеркало, подмечая в своих глазах еле заметные изменения, а потом подумала, что было бы неплохо отстричь эти проклятые рыжие волосы.

***

День напоминал ей катастрофу. Поругавшись с Майклом из-за какой-то ерунды, Флора не сомкнула глаз ночью, из-за чего впоследствии умудрилась пропустить первый урок, а заодно получить колкое замечание от отца, который был чем-то раздосадован. Жить было тяжело. Нескончаемые ссоры родителей, битый фарфор, а также нищета, в которой они погрязли по уши, заставляли юную Фрэнсис не только учиться, но и горбатиться на работе. Было действительно трудно: учеба в элитной школе доставалась с трудом; времени для того, чтобы упорнее сидеть и учить материал, у нее не было, а родители, которые не переставали орать друг на друга, только добавляли ложку дегтя. Но она не отчаивалась. Прекрасно зная, что в этом мире рано или поздно труд будет вознагражден, Флора ни на минуту не впадала в уныние. Что, как оказалось позже, было все-таки зря.

Пулей ворвавшись в школу, она только и успела забрать учебники и уже собиралась было бежать к кабинету физики, как увидела своего классного руководителя и заместителя директора по совместительству — Минерву Макгонагалл. Об этой женщине ходило много слухов, но все сходились в одном: ей лучше не перечить. Блюстительница правил, Минерва всегда с особой извращенностью любила наказывать своих учеников.

Флора вздохнула. Наказания ей явно не избежать — бежать и прятаться элементарно было некуда. Пытаясь успокоить свое сердце, она робко пошла в сторону лестницы, молясь, чтобы Макгонагалл попросту не заметила ее, но все было тщетно:

— Мисс Фрэнсис, — прогремело на коридор, а желание выругаться вслух возрастало в геометрической прогрессии. Флора развернулась и медленно поплелась к женщине, заранее понимая, что день окончательно был испорчен.

— Здравствуйте, — сухо в ответ.

Минерва скептическим взглядом окинула фигурку Фрэнсис, а затем медленно проговорила:

— Я не хотела бы говорить с вами о таком в подобной ситуации, но долг, — Флора сморщилась, чуть не хлопнув себя по лбу, — который ваши родители не оплачивают вот уже который год, начинает крайне раздражать наших спонсоров. Вы же понимаете, о чем я?

И она понимала. До того, как попасть на бюджет по специальному набору, ей приходилось посещать курсы, которые по стоимости превышали годовой заработок ее родителей. Из-за этого и приходилось работать, не покладая рук; просить помощи у родственников было бы полным унижением, они бы точно не упустили такой возможности.

— Да, конечно, — немного запинаясь, ответила Флора, мигом потеряв остатки своего и без того вялого настроя.

Но Макгонагалл, внимательно поглядывая на девушку, почему-то не спешила ее отпустить. Наконец, нарушив минутную паузу, она произнесла:

— Мне жаль.

«Да, конечно», — подумала Флора. Она прекрасно осознавала, что до нее никому нет дела, кроме друзей и Майкла, но Фрэнсис в жизни бы не попросила ни копейки у состоятельных друзей. Они нужны были ей не из-за этого.

Кинув головой в знак согласия, Флора поспешила к кабинету, слыша звонок, который ознаменовал начало второго урока. Выругавшись, девушка обессиленно села на ступени, прекрасно понимая, что их экстравагантный учитель, любящий запирать двери после первого звонка, уже точно не пустит ее на урок. Настроение было паршивое, хронический недосып влиял на нее крайне негативно: Флора стала раздражительной, что часто портило ее отношения с Майклом, которого она действительно любила. Он был для нее спасательным кругом среди нескончаемой череды серых дней. Обладая спокойным и безмятежным характером, Корнер умел выслушать и дать нужный совет. Поэтому любая ссора, которая происходила между ними, сильно отражалась на ее внутреннем мире. Ей просто до ужаса не хотелось терять дорогих сердцу людей.

Услышав чьей-то стремительный бег, Флора испуганно поднялась со ступеней, пытаясь понять, куда ей можно будет забежать, чтобы спрятаться. Нырнув в проход между лестницей и коридором, она внимательно вглядывалась туда, где, по ее мнению, точно шел человек, а потом удивленно вскинула брови, увидев… Питера. Одного из Мародеров, но самого неприметного и трусливого. Оттого вдвойне удивительно было видеть, как он, опасливо оглядываясь по сторонам, почти что бежал, держась за свой карман. Любопытство распирало, но, пораскинув мозгами, Флора решилась не вмешиваться в его дела и медленно побрела в женскую уборную, надеясь скоротать там оставшееся время.

Когда началась перемена и на нее налетела Доркас с необыкновенно приподнятым настроением, Флора всеми силами пыталась не выдать внутренней тревоги из-за проблем, свалившихся на нее. Медоуз редко пребывала в хорошем настроении, в особенности после аварии с Лили, поэтому, пораскинув немного, она промолчала и начала делать вид, будто все нормально, до тех пор, пока школа наконец не закончится.

— Лили! — Медоуз помахала рыжеволосой бестии, которая, в начале не заметив их, быстро подошла. Надо было отдать должное — Эванс выглядела действительно лучше, а безжизненный взгляд зеленых глаз стал более осмысленным. Жизнь постепенно стала входить в нужное русло, и Фрэнсис улыбнулась: сейчас ей было совсем не страшно вылететь из школы.

На последнем уроке, когда Флора совсем уж было успокоилась, она заметила Майкла, который с хмурым видом сидел в библиотеке и что-то читал. Робко присев рядом с ним, она легонько коснулась его руки, из-за чего Корнер резко выпрямился и бросил на нее недовольный взгляд. Он явно был все еще обижен.

— Фрэнсис, — прорычал он сквозь зубы, когда она сжала его руку сильнее положенного и прикусила губу.

Смотря на него, такого родного и замечательного, она чувствовала, как сердце на мгновение переставало биться, а улыбка попросту не сходила с лица. Она действительно его любила так, как любят самое дорогое в своей жизни; так, как только может любить девушка, терявшая в своей жизни слишком многое. В минуты, когда такое понимание накрывало ее волной, все ссоры казались такими глупыми и бессмысленными, что хотелось даже смеяться от комичности.

— Прости, — тихо прошептала наконец Флора, одарив его самым нежным из своих взглядов, и Майкл сдался. Она поняла это по тому, как напряженные плечи в момент опустились.

День действительно становился все с лучше с каждым мгновением: окрыленная счастьем, Флора шла в обнимку с Корнером прямо к своему шкафчику, чтобы поскорее покинуть здание такой холодной школы и вновь окунуться в работу с головой. Тяжесть бремени совсем не чувствовалась, когда она могла с легкостью сказать, что не одна, и это был один из таких моментов. Флора была счастлива как самый обычный в мире подросток, забывая, что у жизни на каждого заготовлены планы.

— О, Майкл, какие люди! — театрально закатив глаза, проговорила Медоуз, облокотившись о ближайшие шкафчики. Переодевшись, она явно ждала только их, чтобы вместе пройти сквозь коридоры под строгими взглядами учителей, чувствуя волну популярности и страха всякий раз, когда Башня проходила мимо учеников. Это было удивительное чувство. — Давно не виделись.

Флора хмыкнула, пытаясь открыть шкафчик, который отчего-то не поддавался ключу.

— Где Лили? — донеслось до нее.

— Ушла гулять с сестрой.

Корнер слегка удивлённо присвистнул, а потом что-то тихо проговорил, но Флора даже не пыталась понять, что именно, ибо в ней почему-то начинало играть беспокойство. Шкаф не поддавался. Он попросту не хотел открываться. Как раз именно в этот момент она услышала знакомые каблуки своего руководителя, Минервы МакГоногалл, и чей-то возмущенный голос за спиной.

— …я говорю вам, они пропали!

Тело отчего-то напряглось, а дыхание сбилось. Это все становилось просто глупой комедией, ибо попасться опять на глаза Минерве ей действительно не хотелось, а уйти без куртки было бы полным сумасшествием в самый разгар осени.

— Все в порядке? — поинтересовалась Медоуз, хмуря брови, но Флора даже не успела ничего сказать, так как ее окликнул именно тот человек, который действительно сидел у нее в печёнках:

— Мисс Фрэнсис! — требовательный голос Минервы раздался над левым ухом, и пришлось развернуться на сто восемьдесят градусов, чтобы посмотреть ей в глаза. Рядом с ней стояла Милагресс — та самая тупая сука, которая в прошлом выпила немало крови из Башни. Флора поежилась: ей почему-то было крайне неловко стоять под презрительным взглядом однокурсницы.

— Я говорю вам, это точно она! — Мили высокомерно подняла голову, недобро щурясь. — Вы посмотрите на нее: этой бедняжке нечем оплатить свой долг, вот она и украла у меня мои серьги, а учитывая, с кем она дружит, ей бы это не составило…

— О чем ты вообще говоришь, идиотка? — вмешалась Доркас, приготовишься к словесной перепалке. Она загородила Фрэнсис спиной и упрямо скрестила руки на груди. — Как ты можешь вообще хоть что-то предполагать, клуша, у которой побрякушки вместо мозгов?

— Вот! — яростно прошептала в Мили Класэд, почти позеленев. — Они всегда были против меня; я до сих пор не могу забыть, как они испортили мой портрет, профессор, это дело… оно…

— Успокойтесь, — холодно проговорила Минерва, и в коридоре образовалась тишина. Ученики с опаской поглядывали в их сторону, а у самой Флоры кошки скребли на душе. Все казалось ей каким-то неправильным, будто бы она стала игрушкой в чьей-то игре, а Милагресс, которая выглядела уж чересчур уверенной, заставляла только увериться в этом. — Сегодня кто-то взломал шкафчик вашей одноклассницы и украл у нее крайне… дорогие вещи, в том числе и фамильные серьги, — МакГоногалл поджала губы, явно пытаясь не сказать чего лишнего Класэд по поводу того, как неразумно хранить такие вещи в шкафчике. — Все это произошло где-то на втором уроке, и, опросив учителей, оказалось, что, мисс Фрэнсис, вы единственная подозревая. Во-первых, вы не присутствовали на уроке, а во-вторых, у нас есть свидетель, который видел, как вы прячетесь в коридоре, как раз-таки рядом с шкафчиками вашей одноклассницы.

Флора вздрогнула. Все казалось какой-то злой шуткой, потому что ей действительно нечего было сказать в свое оправдание. Как могло все так неудачно совпасть?

— Это недоразумение, — вмешался Майкл, незаметно сжав ее руку. Фрэнсис тяжело выдохнула: ей было душно. — Кто этот ваш свидетель? И почему это вы подозреваете ее без видимых доказательств?

— Доказательства как раз на лицо, — гаденько протянула Мили, нервно накручивая локон на палец. В ее глазах искрились дьявольские огоньки. — Профессор, а пускай она откроет свой шкафчик?

Минерва перевела взгляд на Флору, которая неопределённо дернула плечом и на дрожащих ногах подошла к своему шкафу. Было страшно. Злое предчувствие выгрызало где-то внутри дыру, а на глаза почти что набежали слезы. У нее не было доказательств, замок подозрительно заел, а все события, выстраиваясь в одну нить, начинали казаться просто чудовищными. На свое собственное удивление, шкафчик наконец поддался напору ключа и со скрипом отворился. Все было на месте, как и тогда, когда она бежала на второй урок: учебники стопками лежали у стенок, фотографии, которые были приклеены надежно скотчем, с которых ей улыбались друзья, — словом, все было именно так, как и должно.

За исключением одной вещи: странного пакетика с белым порошком. В ушах застучало, дрожащие руки приподняли его и вопросительно уставились на содержимое. Это был чертов кокаин.

— Нет, — тихо прошептала она, ища помощи у Доркас, которая, казалось, выглядела так, будто ее хорошенько приложили к кафелю, — это не мое! — почти что плача, проговорила Флора, замечая улыбку на устах у Мили. — Я не знаю, откуда это!

Но коридор молчал; пораженный, он убивал своей тишиной.

8. С чего все началось

Нервно постукивая каблуком по асфальту, Лили могла поклясться, что уже была готова просто взять и сорваться домой. Ожидание всегда делало ее нервной, а ожидание перемен тем более. Петуния, будто назло, опаздывала, а время неумолимо тикало вперед. Если задержаться слишком долго, мать начнет бить тревогу и усиленно проедать мозг, а этого, как раз, и не хотелось. Эванс тяжело перевела дыхание, закусив губу. Она привыкла к этому миру. С маглами Лили давно была знакома, а в остальном дело за малым. Подумаешь, что все знакомые здесь стали незнакомыми. Просто что-то все же было в этом мире; возможно, в той, в волшебной жизни, ей как раз не хватало Башни и чувства целостности. Поэтому, рассматривая беззвездное небо, Лили начинала понимать всю прелесть существования. В этом мире мало-помалу она начинала находить ответы на вопросы, которые в прошлом ее даже не интересовали. И это, определенно, было хорошим знаком.

Ветерок приятно обдувал лицо, а крайне редкие машины размеренно ездили по проезжей части. Назначив встречу после уроков, Петуния бесчеловечно задерживалась, а на часах уже давно перевалило за шесть. В это время весь город укутывался в полумрак, а людей становилось все меньше. Конечности зудели от холода, поэтому, решив развеяться, Эванс неспешно стала ходить по тротуару, рассматривая дома. Остановившись всего лишь на секунду, Лили с интересом рассматривала заброшенный участок, когда вдруг почувствовала, как кто-то с силой схватил ее за плечи, да так, что ни дернуться, ни пошевелиться у нее не выйдет.

— Что?..

— Крикнешь — и распрощаешься с жизнью еще раньше, дорогуша, — процедил чей-то голос. Эванс в панике стала разглядывать улицу, стараясь заметить хоть кого-то, но было слишком темно и тихо. И это начинало пугать.

— Что?.. что вам надо… я не понимаю?

— Захлопнись, сказали же тебе! — повысив голос, проговорил уже другой человек. Лили не могла видеть их лица, а хватка была настолько сильна, что пошевелиться или как-то начать отбиваться элементарно было бы невозможно. Сердце нещадно отбивало танец где-то в висках, а в горле вмиг пересохло. Она не знала, чего ожидать. Двое мужчин, которые могли сделать с ней все, что угодно, и темная улица, лишь с изредка проезжающими по ней машинами. И тогда Эванс наконец пожалела, что палочки, черт возьми, у нее не было.

— Жаль, конечно, что ты не умерла тогда, — заговорил вновь первый мужской голос, явно ухмыляясь. — Но так даже лучше, можно еще долго вытрясывать денег с нее.

— Черт, ты сюда разговаривать пришел? — в панике проговорил второй мужчина, явно чего-то опасаясь. — Делай уже, что велено. Еще кто-нибудь выйдет…

Лили почувствовала, как руки начали дрожать, и это явно уже был не холод. Долго думать не пришлось — с силой надавив каблуком на черно-синий кроссовок, принадлежащий неясно кому, она дернулась. Эванс хотела было бежать, но второй человек, не растерявшись, схватил ее за капюшон куртки и с силой столкнул с тротуара на проезжую часть. И все это произошло так быстро, что понимание настигло лишь тогда, когда до ее ушей дошел звук ехавшей машины.

— Увидимся в аду, мисс Эванс, — тихо проговорил он.

Лили вздрогнула. Последнее, что она увидела перед убивающей надежды тишиной, — это лица двух незнакомых людей, одетых во все черное.

***

Протяжно вздохнув, Эванс резко распахнула глаза, почувствовав невыносимую боль в ноге, и ошарашенно замерла. Она сидела на лавочке, на той самой, черт возьми, лавочке, с которой и началась вся эта ерунда с порталами. Когда Лили попыталась сжать руку, то поняла, что в ней что-то находится; внимательно присмотревшись, она удивленно обнаружила, что это медицинская карта Джеймса Поттера. Кажется, тогда ей нужно было прийти к нему и передать что-то про то, что ему надо в срочном порядке пройти обследование в Мунго. Ужас затрепетал внутри, когда до нее наконец стал доходить масштаб трагедии: она не просто вернулась обратно — она вернулась к точке отсчета собственного маленького ада.

Эванс резко вскочила, оглянувшись по сторонам, и опрометью бросилась к дому Джеймса, решаясь проверить свою собственную теорию. Если все действительно было правдой, и Лили по правде вернулась в магический мир, то это можно было считать трагедией, потому что что-то внутри заставляло ее хотеть вернуться назад. Потому что выходило так, что Лили Эванс пытались убить, уже дважды. Но кто хотел? Да, Лили была дочерью богатых людей, и это несет за собой долю ответственности, но тогда почему никто даже мысли не мог допустить, что это было намеренное убийство? Тогда это уже было не просто покушением, а заранее продуманной местью.

Поднимаясь по ступенькам, Лили ощущала дрожь по всему телу, понимая, что, если все это — повторение того самого дня, тогда выходит, что Джеймс опять будет не один. Этого ей хотелось видеть меньше всего. Оказавшись возле вычурной двери, она нажала на звонок. Отсчитывая внутри себя секунды, Лили прислонилась лбом к стене, испытывая смесь отчаянья и… желания вернуться обратно. В том мире не было ни магии, ни войны — в том мире были страдания и Джеймс Поттер в качестве бывшего парня, и это все было на голову лучше и выше ситуации, происходящей здесь. Да и детективная жилка внутри так и просилась все-таки разгадать это странное стечение обстоятельств и найти ответы на вопросы. И первый из них был таков: кем же была та самая Лили Эванс?

Дверь никто не открывал, время убегало сквозь пальцы, а на душе лучше не становилось. И снова Лили завела руку вверх, ударяя костяшками о металл и прекрасно понимая, как много ожидает от этой встречи.

— Кто там? — прозвучал красивый молодой голос, и мир Лили рухнул в одночасье. Сердце предательски дрогнуло, а руки похолодели, заставляя сунуть их в карманы ради тщетной надежды получить хоть каплю тепла.

— Лили, — осипшим голосом ответила Эванс, прислонившись к стене. Сил не было; казалось, они все испарились именно в тот самый момент, когда до нее дошло: все шло в точности, как и тогда. — Лили Эванс.

Замочная скважина щелкнула, и дверь открылась, впуская в коридор запах свежеиспеченных блинчиков и теплого воздуха. На пороге стояла незнакомая-знакомая ей брюнетка, с выдающимися пропорциями тела и донельзя смазливым лицом. Эванс горько усмехнулась, отведя на мгновение глаза в сторону, а потом, гордо подняв голову, безэмоционально взглянула на девушку.

— Вы к кому? — брюнетка подняла бровь и посмотрела на Лили так, словно та являлась чем-то, недостойным ее внимания. В руках все еще была медицинская карточка, а дрожь, возникшая так не вовремя, удвоилась в одночасье. Ей больше нечего здесь делать: она подтвердила свою теорию, но что-то заставляло ее оставаться на месте. Наверное, это было горькое ожидание и желание увидеть его, увидеть Джеймса Поттера, чувства к которому давно уже должны были быть погребены.

— К Джеймсу, — сухо проговорила Эванс, вздыхая и предчувствуя беду. Нутром.

— Дорогой, — проворковала брюнетка, поворачивая голову. — К тебе пришли.

Послышались торопливые шаги, сопровождающиеся каким-то тихим бормотанием и звуками, похожие на нервное постукивание о поверхность стены. К ним направлялся Джеймс Поттер, по пути перелистывая страницы довольно потрепанной книги. Его шаги забавно отдавались чуть слышным скрипом половиц, а взъерошенный вид придавал некую изюминку образу отпетого Мародера и прекрасного аврора. Эванс тряхнула головой и придала своему взгляду обыденное безразличие и слишком снисходительный взгляд, чтобы он ничего не смог по нему прочесть. Только вот когда Джеймс все же поднял глаза и увидел Лили, она поняла, что оставаться спокойной будет труднее, нежели она думала с самого начала.

 — Лили… — он с удивлением поглядел на нее и отложил книжку, приблизившись. Приобняв свою девушку, Джеймс слегка улыбнулся, обнажив милые ямочки на щеках.

И мир опять пропадал из-под ее ног, он опять рушился на ее плечи и трещал на глазах. Ей надо было возвращаться обратно, потому что, глядя на него, настолько похожего на того Джеймса, Лили чувствовала, что должна была узнать всю правду. И рассказать ее Джеймсу Поттеру, чтобы тот никогда и ни за что не считал ее слабой и глупой девочкой.

— Это твоя медицинская карта, — холодно и грубо проговорила Эванс, буквально кинув ее в руки девушки Поттера. — Явись завтра на обследование в св. Мунго. До встречи.

И, резко развернувшись, Эванс почти бегом пошла к лестнице, чувствуя, как слезы навернулись на глаза. Было больно: больно оттого, что она опять ему не нужна. В этом мире у него эта блондинка, в том Мили. И самое обидное, самое убогое было то, что он нужен был ей во всех мирах, во всех жизнях. Эта была катастрофа, но еще большей — полная растерянность и непонимание, как ей вернуться назад.

Небо было серое, словно рваная и грязная простыня, простеленная по всему небосводу. Безжизненно скитаясь по узким улицам Лондона, она повторяла про себя:

— Можно все вернуть назад?

Но ничего не происходило, она по-прежнему стояла на улице с отчаяньем в глазах, а дождь хлестал с дьявольской силой.

— Можно начать все сначала?! — закричала Лили, топнув ногой по луже, зажмурившись так сильно, что на мгновение она почувствовал головокружение. Плюхнувшись на лавочку, она закусила губы до крови и тихо покачивала головой.

«Бедная-бедная Лили. Ведь иногда Мерлин все же слышит наши молитвы».

Но так ли это было теперь?

***

Мелкий дождь неприятно моросил за окном, а солнце не показывалось вот уже неделю. И вот уже неделю из своей квартиры не выходила и сама Лили, пытаясь понять, что же, черт возьми, происходило в ее жизни. Она так и не вернулась обратно, застряла в мире волшебства, но сердце так тянулось назад, оно рвалось туда, в это ужасное, но захватывающее место. В той жизни было столько загадок, столько всего, чего никогда не было здесь. Лили не понимала, отчего же на этот раз ничего не сработало, как так получилось? И куда же делась та Лили Эванс? Неужели она проживала здесь, в этом мире, когда сама Лили была вынуждена выживать в ее? Вопросов становилось все больше, и самый главный был таков: что же произошло тогда, в тот день, когда она, якобы, была случайно сбита машиной?

Лили зажмурилась, начиная вспоминать: Эванс болела депрессией, страдала нервозами и панически замыкалась в себе. Но что, если все это было не из-за болезни, что, если у нее произошло что-то настолько страшное, что ей пришлось так себя вести? Может быть, и не было никакой депрессии. Может быть, все было намного сложнее? Откинув одеяло, Эванс внимательно вперила свой взгляд в потолок, сжимая пальцы в кулак. Она вспоминала Джеймса Поттера, вспоминала Доркас и думала лишь об одном: как чертовски сильно она хотела их увидеть, и вот тогда, окунаясь в пучину отчаянья, она тихо шептала губами: «Можно вернуться обратно?»

Она испытывала ужас всякий раз, когда, открывая глаза, обнаруживала старые белые стены, вселявшие в нее тоску. Хотелось кричать, кричать так, чтобы кружилась голова, чтобы ребра с хрустом ломались, осыпаясь куда-то вниз. Ее охватывало отчаянье; паразитическое отчаянье, которое умертвляло каждую клеточку ее собственной души. И тогда Эванс задумалась: что и почему помогло ей сделать скачок в другой мир? Что было тогда такого, что перенесло ее туда?

Обойти магические библиотеки было проще простого, еще проще — проконсультироваться со своими знакомыми, но никто ничего толком не мог сказать о путешествиях в другие миры; казалось бы, это был тот аспект магии, который особо не рассматривался и считался опасным. Остудило ли это ее пыл? Нет. Лили так сильно заискрилась идеей, так сильно захотела вернуться туда, в то чертово время, чтобы исправить ошибки, которые сделало ее альтер-эго, чтобы доказать всем ее друзьям и себе заодно, что Лили Эванс никогда не была слабой.

***

Что заставляет человека желать что-либо в определенный момент? Какова сущность желания в целом? Почему кто-то, получивший стимул, может сделать что-то, не входящее в рамки рационального мышления, без особого таланта, когда кому-то, более талантливому, но далеко не одержимому, не удастся это никогда? И был ли тот ответ на эти вопросы ответом на главный: «Почему Лили Эванс перенеслась в другой мир?» Закрыв очередной том магической книги, она вздохнула. Да, это было определенно так, а еще определенней было то, что, не испытай Лили тогда такого сильного желания, никогда не смогла бы повторить это.

Всего лишь надо было сделать одно: по-настоящему захотеть вернуться обратно, испытать настолько разрушительные чувства, чтобы их вихрь освободил всю магическую составляющую волшебницы и позволил ей вернуться. Но эмоции нельзя просто так сделать, они не подчиняются в целом никому, оттого и имеют такую мощь. Эванс тяжело вздохнула и, накинув куртку поверх плеч, вышла на улицу, заперев дверь. Уже наступил ноябрь. Он наслаивался, обсыпался на глазах, как опадали истощенные красные листья, и природа приходила в упадок. Фабричный дым медленно расползался по городу, холод пытался проникнуть сквозь ставни окон, а люди были мрачные; их лица были искажены старческой апатией, а низко опущенные головы болтались на шее ненужным пластом.

Это было красивое умирающее зрелище, но оно не вызывало никаких ответных чувств в груди. Медленно спустившись с крыльца, Лили побрела по улице, внимательно всматриваясь в прохожих. Ей нравилось наблюдать за их несчастьем, нравилось всматриваться в морщинки и невольно начинать грустить самой. Осень, умирая, умертвляла за собой все свое окружение, в том числе, и людей. И, вот так вот просто наблюдая за людьми, она добрела до моста, находившегося в центре Лондона и украшенного вычурным забором. Вечер пеленой окутал улицы, а тучи полностью заслонили собой небо. И в этой темноте она увидела его — она увидела Джеймса Поттера. Единственный якорь в ее жизни.

Эванс неторопливо и как можно более неслышно направилась в его сторону, остановившись от его силуэта в десяти шагах. Лили молча наблюдала за ним, подмечая каждую особенность: его вздернутые брови, суженные глаза и сжатые в кулаки пальцы. Он выглядел таким грустным и одновременно сильным, что ее сердце затрепетало в одночасье, а дыхание участилось само собой. Эванс подошла к нему еще ближе и легонько тронула за рукав, отчего Поттер нервно дернулся и с ужасом взглянул на нее.

— Лили…

Его растрепанные волосы разлетались по ветру, а серьезность лица заставила сердце сжаться. Эванс кивнула головой и облокотилась о перегородку, задумчиво всматриваясь в воду. Она бежала куда-то, бушевала сама по себе, разбиваясь о гранит, но ее будто это не волновало. Осыпаться брызгами о камни, казалось, и было смыслом ее существования. Нутром ощущая его взгляд, Эванс обернулась и посмотрела на него в ответ, когда сердце готово было разорваться. Он смотрел на нее так внимательно и пронзительно, что мир медленно уползал из-под ее ног. В этих глазах было все: отчаянье, тоска, боль и лютая ненависть. И все это, просто все, принадлежало ей одной.

— Скажи, ты помнишь, что сказала мне на выпускном?

Лили вздрогнула, ощутив как никогда пронзающий холод, а ее глаза забегали по его лицу. Выпускной, выпускной, выпускной. Перед глазами ожили яркие картинки, где Лили в ярко-розовом платье кружилась в прощальном вальсе с заплаканным лицом. Эванс горько усмехнулась, когда в уголках глазах стали медленно скапливаться слезы. Она помнит, помнит, как накричала на него, помнит, как, выплевывая всю скопившуюся желчь, твердила, чтобы он больше никогда не приходил в ее жизнь. Да, Лили Эванс самолично сделала так, чтобы любовь всей ее жизни перестала искать с ней встреч.

— Ты хорошо выполняешь мои просьбы, — тихо ответила Лили, устремляя свой взгляд куда угодно, кроме него. Сердце билось, как сумасшедшее, а перед глазами то и дело мигали огоньки прошлого.

— Мерлин, Лили, — хохот был громким и неестественным, и все его лицо отображало муки. — Как же я тебя ненавижу. Иногда мне и вовсе кажется, что лучше бы мне никогда тебя не встречать.

Сердце изливалось кровью, когда губы невольно замерли, даже не пытаясь что-либо сказать. Боль так сильно пронзала грудную клетку, что слезы невольно собирались в уголках глаз. Эмоции захлестнули ее с таким порывом, что не было им конца. В ней просыпалось все: любовь, о которой она молчала столько времени, апатия, шрамы от ложных попыток найти свой смысл жизни. Лили смотрела в его глаза и видела в них то же самое, и в тот момент она по-настоящему захотела провалиться сквозь землю.

Глядя в эти карие глаза, она проговорила:

— Можно начать все сначала?

И когда потом она открыла глаза, то услышала оглушительный писк какой-то аппаратуры, и все медленно и в который раз пало во тьму.