Ангел с обрубленными крыльямиВ ту пятницу всё началось с того, что Вика ужасно не выспалась. Наверное, с ней случилось то, что её мама называла «перегрузить мозг». Вообще, все одиннадцатиклассники этот последний школьный год жили с камнем на сердце, просто камни эти были разного размера. ЕГЭ дамокловым мечом висел над каждым, о нём постоянно говорили, про него невозможно было забыть, не получалось отвлечься. Если ты развлекался, то в какой-то момент противный голосок внутри головы обязательно спрашивал: «А историю кто учить будет? Только до Петра I ещё дошла, а ЕГЭ уже через три месяца». Не расслабишься.
У Вики были планы подготовки к каждому предмету, по которым она постепенно всё повторяла, иначе у неё бы просто мозг взорвался. Она с трудом понимала, как другие люди существуют без плана, в принципе. И вот в четверг после обычных уроков она засела за Эпоху дворцовых переворотов, и через пару часов от объёма информации и бесконечных дат у неё зарябило перед глазами.
С другой стороны, она здорово отвлеклась от других, более серьёзных проблем, которые лично для неё только усугубляли этот крайне непростой период.
Запретной, закрытой от мыслей на сотни замков была, конечно, Катина операция. Это был последний шанс. Если в субботу, послезавтра, всё пройдёт неудачно, Катя с ними в Москву поступать не поедет. Она вообще никуда тогда не поедет и даже ЕГЭ сдать не сможет. Просто не разглядит бланка. Этот вариант развития событий был неприемлем. Вика изо всех сил старалась настроить себя на позитив, но чем ближе оказывалась суббота, тем сложнее было не ударяться в панику.
Вторая проблема возникла в среду: резко, неожиданно и совершенно из ниоткуда. Дискотека была идеей директора школы, которая переживала, что одиннадцатиклассники перегружены учебой и совсем не отдыхают, а это вредно для детского организма, нужно с этим что-то делать. А давайте устроим им последнюю школьную дискотеку? Разумеется, отличная идея. Вообще-то, сначала все были рады, и сама Вика скакала чуть ли не до потолка. Учиться им оставалось всего полтора месяца, после выпуска все разъедутся в разные стороны и могут больше никогда не увидеть друг друга. Потанцевать и повеселиться всем вместе в последний раз, но ещё без горчинки прощания, как это будет на выпускном – прекрасная идея.
И всё было чудесно, пока Миша Платонов из «А» класса не пригласил её на медленный танец. Дима куда-то отошёл, и Вика с Верой стояли вдвоём у стенки, внимательно глядя с неугасимым любопытством, кто кого пригласил. Тут-то и подошёл Миша. Вика сначала даже не поняла, чего он хочет, они никогда особенно не общались, ей всегда казалось, что Дима и Миша друг друга недолюбливают.
- Потанцуем? – спросил Миша, глядя на неё, и протянул руку.
Вера за её спиной издала звук, похожий на тот, который вырывается при виде крошечного котёнка. Вика несколько секунд стояла столбом, не зная, что сказать. Вообще-то, ей хотелось потанцевать с Димой, она всегда танцевала только с ним. Это было просто, надёжно и гарантированно, как хорошо устоявшаяся традиция. И сейчас она надеялась, что он успеет вернуться, пока песня не кончится. Вдруг это последний медляк? Она точно не хотела протанцевать его с Мишей.
- Я уже… - начала она довольно громко, чтобы перекричать музыку, но Миша, то ли на расслышав, то ли не поняв её, взял её за руку и потянул на танцпол.
Вырываться не хотелось, да и это было бы грубо. Вика в расстроенных чувствах обернулась и тут же встретилась взглядом с входившим в зал Димой. Его глаза метнулись к Мишиной ладони, которой тот сжимал её пальцы, Вика даже с такого расстояния и, несмотря на приглушенный свет, рассмотрела, как он сжал кулаки и двинулся в их сторону, наталкиваясь на танцующие парочки.
Дима был не из тех, кто стал бы устраивать сцену. Тем более, что они были всего лишь друзьями, поэтому Вика терялась в догадках, что тот собирается делать с таким грозным видом. Не то чтобы Миша пригласил на танец чужую девушку, ничего такого, на самом деле, и не произошло. Но если судить по Диминому лицу, то приближался, как минимум, конец света.
Он подошёл к ним как раз в тот момент, когда ничего не заметивший Миша положил руку Вике на талию. Дима вырос за Мишиной спиной, и Вика уже открыла было рот, чтобы сказать что-то вроде «не надо!», но Дима ничего особенного и не сделал. Просто протянул руку и похлопал Мишу по плечу. Может, чуток сильнее, чем мог бы. Тот обернулся, удивлённо уставился на Диму, потом нахмурился, но руку с Викиной талии убрал. Ну, правильно, всем было известно, что Дима получил не одну награду на соревнованиях по боксу. Миша постоял ещё пару секунд, потом вопросительно глянул на Вику, словно ожидая её реакции. Вика пожала плечами и указала глазами на Диму. Миша нарочито насмешливо усмехнулся и отошёл, а Вика, которая уже решила, что Дима просто тоже хотел протанцевать потенциально последний школьный медляк с ней, протянула руки, чтобы обнять его за шею.
И тут Дима сделал шаг назад. Он смотрел на неё не совсем рассерженно, скорее, как-то разочарованно. Как будто она совершила что-то, чего он от неё никак не ожидал.
- Ты чего? – спросила Вика, перекрикивая музыку, но он так и не ответил. Посмотрел на неё ещё немного, потом развернулся и вышел из зала. И вообще, похоже, ушёл домой, потому что больше она его тем вечером не видела.
Естественно, выйдя из школы, Вика первым делом позвонила Диме на мобильный, но он не ответил ни в первый, ни во второй, ни в третий раз. Та же участь постигла все сообщения, а потом он, видимо, вообще выключил телефон.
Вика пришла домой и позвонила ему на домашний. Тётя Ира позвала Диму к телефону, но он только холодно сказал, что сейчас не может говорить, извинился и повесил трубку. И вот в этот момент Викино раздражение и даже злость сменились испугом. Понятно, что произошло какое-то недопонимание, что потом они, конечно, поговорят, объяснятся, и всё вернётся к норме, но они не ссорились ни разу с той первой драки в детском саду. Вика на секунду представила, что вот так всё и будет, если они не сумеют оба поступить в Москву, и земля начала уходить у неё из-под ног.
Мама, которая, конечно, сразу заметила, что Вика расстроена гораздо сильнее, чем всю неделю, пока Катя лежала в больнице и ждала операции, выслушав всю историю, сразу сказала:
- Понятно же, что Дима просто ревнует.
Чем Викины страхи ничуть не успокоила.
Уроки и подготовка к ЕГЭ отвлекали её до поздней ночи, но потом, когда она легла в постель, завернувшись в одеяло почти с головой, чтобы укрыться под ним от мрачных мыслей, они атаковали её, да ещё сделали это очень подло – изнутри. Она никак не могла от них отбиться. Ей мерещилось, что Катина операция прошло плохо, и та ослепла. Представляла, как Дима говорит ей, что больше не хочет иметь с ней ничего общего, и ни в какую Москву он не поедет.
В довершение всего в соседней комнате вдруг вскрикнул папа. Вика моментально вскочила с кровати, бесшумно подошла к двери и прижалась к ней ухом. Комнаты у них в квартире были вагончиком, и ей обычно было неплохо слышно, о чём говорят родители, но сейчас в их комнате стояла тишина, не считая лёгкого шороха. Вика поняла, что это мама приподнялась и вглядывается папе в лицо: будить его или этот вскрик был единичным, случайным. Вика надеялась на второй вариант.
В итоге ей пришлось включить свет и всю ночь читать книгу. Справиться со всеми мыслями сразу она не смогла, сердце колотилось в груди как бешеное, голову захлёстывали волны паники. Вика пообещала себе с завтрашнего дня начать пить настойку пиона, как уже давно предлагала мама. Уснула она, когда за окном уже начало светать, и мама с трудом подняла её через пару часов.
Когда она, впопыхах и кое-как собравшись, выскочила на улицу, то обнаружила, что тут противно моросит дождь. Заходить за зонтиком было уже некогда и, если честно, лень, поэтому Вика быстрым шагом, почти бегом, пошла в школу. Ладно, тут идти пятнадцать минут, не сахарная.
Вообще, и надетая блузка для школы никак не подходила. Не сказать, чтобы она была совсем прозрачной, но гораздо тоньше других, классических деловых рубашек. Они с мамой купили её под чёрный сарафан на весну, и мама бы вряд ли одобрила Викино решение просто заправить её в юбку. Но мама уже ушла на работу и ничего не видела, а Вике хотелось сегодня выглядеть привлекательно. Нужно было как-то помириться с Димой, и, хотя никакой определённой вины за собой она не чувствовала, подсознательно хотелось как-то смягчить Димину реакцию.
В итоге дождь по-настоящему начался, когда она практически добралась до школы, не хватило буквально каких-то пяти минут: оставалось всего-то перейти дорогу и пробежать метров триста. Блузка полностью промокла и облепила тело как неприятная, мокрая и холодная тряпка. Наверняка лифчик видно. Вика старалась не думать о том, как появится в таком виде перед одноклассниками, а главное – учителями. Людмила Алексеевна и так часто к ней придиралась: то она заставляла Вику пойти и смыть макияж с глаз, которого та сроду не наносила, то требовала стереть помаду, которой Вика также не красилась. В какой-то момент, лет с двенадцати, её веки стали странного цвета, выглядело это примерно так, как если бы она нанесла на веки коричневые тени и хорошенько растушевала их, оставив чёткими только стрелки из уголков глаз. Губы же просто сами по себе стали чуть ли не вишнёвыми и однажды, придя почти в бешенство, Вика достала одноразовую салфетку и на глазах Людмилы Алексеевны, яростно тёрла ей по губам, пока не стало больно, только бы доказать, что никакой помады или блеска на них не было и в помине.
Сегодня Вика с собой даже пиджак не взяла, хотя мама всегда говорила, что лучше иметь при себе что-нибудь, что можно накинуть, если вдруг похолодает. Или если попадёшь под дождь, мысленно сделала себе заметку Вика. Нужно будет первым делом закрыться в туалете на первом этаже и позвонить Вере. Пусть раздобудет ей что-нибудь, пока блузка не высохнет. Оставалось только надеяться, что подруга успеет до начала уроков.
Через двор перед последним перекрёстком Вика дорогу старалась больше не срезать с тех пор, как однажды – ей тогда было лет двенадцать – проходила там, а из одного подъезда прямо у неё перед носом вынесли гроб. Понятно, что это было обычным совпадением, которое больше никак не должно было повториться, исходя из теории вероятности, но ей тогда стало так жутко, что она с тех пор ходила более длинной дорогой мимо музыкального училища. Оттуда, по крайней мере, гроб точно не вынесут.
Но сегодня она решила срезать, потому что опаздывать было никак нельзя. Если пройти через тот двор, можно проскочить мимо ЗАГСа, а потом перебежать перекресток по диагонали, что им неоднократно запрещали делать и родители, и учителя. Разумеется, все только так дорогу и переходили, не стоять же на светофоре дважды вместе с законопослушными пенсионерами.
Вообще, особой опасности там не было, машины останавливались со всех сторон, нужно было просто быстро бежать и, на всякий случай, смотреть по сторонам. Никого ещё ни разу сбили.
Вика благополучно добралась до нужной стороны дороги и уже поставила ногу на высокий поребрик, и тут черный лаковый кроссовок на высокой платформе, последний писк моды и мечта всех одинадцатиклассниц, поехал на мокром асфальте. Вика вскинула обе руки вверх, взмахнув тяжелой сумкой с учебниками, инстинктивно отклонилась назад, пытаясь сохранить равновесие, и тут что-то с силой врезалось ей в спину. Уже падая, она услышала лязг железа, кто-то громко сказал «твою мать!», и только потом, с непонятным опозданием, она ощутила сильную боль в спине, чуть пониже лопатки. Вика успела выставить руки перед собой, но толчок был такой силы, что это не особенно помогло смягчить падение.
Сначала колени, потом ладони, локти и, наконец, подбородок. Она сильно прикусила язык, во рту сразу появился отвратительный железный привкус, и Вика сглотнула кровь. Хоть что-то в этот момент было тёплым.
- Господи! – визгливо зазвучал откуда-то сверху женский голос. – Ты живая?
Вика ошалело приподняла голову, отметив при этом, что упала ровно в лужу, подставила руку, но та подогнулась из-за резкой боли где-то в области локтя.
- Ты что, с ума сошёл, так гонять, придурок? – продолжала надрываться женщина.
Вика почувствовала, как кто-то положил ей на плечо большую ладонь.
- Девушка, вы живы? – прозвучал возле уха приятный низкий голос. Перед глазами появилась пара мокрых черных кожаных туфлей. – Встать можете?
Вика снова попыталась приподняться, но в этот раз мужчина помог ей, приняв почти весь её вес на себя.
- Особенно не геройствуйте, просто нужно ноги с проезжей части убрать, - говорил мужчина, и его голос был единственным остатком реальности, за который она могла зацепиться. И ещё боль. – Вот так, теперь хватит. Где болит? Скорую мы уже вызвали.
Вика быстро и громко дышала через рот, хотя, у неё было нехорошее подозрение, что кровь уже вытекла из открытого рта и теперь течёт по подбородку.
- Я… не знаю, - попыталась сказать она, но голос сорвался. Понять, где именно болит, она прямо сейчас не могла. Нащупала зубами язык, чтобы убедиться, что не откусила его совсем. – Что это было?
- Это был велосипедист, - мужчина мотнул головой куда-то в сторону. – Сам тоже расшибся неслабо.
Вика осторожно повернула голову в указанную сторону, по-прежнему цепляясь за незнакомого мужчину и, наверное, пачкая его костюм. Метрах в трёх от неё на земле сидел парень в растянутой и выцветшей голубой футболке. Одной рукой он держался за голову, причем из-под его ладони по щеке маленьким, но непрекращающимся ручейком текла кровь, другой – вцепился в руль велосипеда, валявшегося рядом с ним с погнутым передним колесом.
Лицо у парня было совершенно белым, мокрые светлые волосы некрасиво облепили лицо, тёмные глаза с неестественно расширенными зрачками выглядели очень жутко. Вика машинально отметила, что уже где-то видела это лицо с очень крупным носом, пухлыми губами и таким странным контрастом между цветом глаз и волос.
- У него кровь, - сказала она и подняла голову на мужчину. Это оказался симпатичный усач лет сорока пяти в ветровке с капюшоном, накинутой поверх строгого черного костюма.
- У вас тоже кровь, - сказал он, внимательно осмотрев Викино лицо. – Так где болит?
Вообще-то, болело уже везде. Пока она об этом не думала, было ещё как-то терпимо. Всё происходило так быстро и неожиданно, чувства просто не успевали за событиями. Теперь, когда она сосредоточилась на боли, оказалось, что та была довольно сильной, особенно в коленях. Подбородок тоже саднило немилосердно.
Вика быстро заморгала, чтобы не разреветься в толпе незнакомых людей. Всё это ерунда, заживет, главное – ничего не сломано, язык не откушен, и головой она не билась. Не хватало только сотрясение мозга получить перед ЕГЭ.
- Не вставай! – запоздало и неожиданно для себя сказала Вика, взглянув на парня снова и обнаружив, что он уже на ногах. Склонился над своим велосипедом и рассматривает его с таким видом, будто только что переехал любимую собаку. На неё он до этого не взглянул ни разу, а ведь её он действительно сбил.
Теперь же парень повернул голову в её сторону. По его щекам стекали струйки дождя. Глаза – темные огненные провалы – обожгли Вику непонятно агрессивным взглядом.
- У тебя может быть сотрясение, - пояснила Вика, почувствовав в довершение ко всему ещё и жгучую обиду. Битву со слезами она отчаянно проигрывала.
- У меня всё нормально, - сказал парень, отведя взгляд от неё, и снова склонился над велосипедом.
Переднее колесо почему-то чуть не сложилось вдвое. Не от столкновения же с ней, не так уж сильно он на неё и наехал, просто она уже до того потеряла равновесие.
- Бессовестный какой! – снова заголосила визгливая тетка, стоявшая где-то за спиной усача, и Вика даже зажмурилась, такой дискомфорт доставлял ей этот противный голос. – Хоть бы помочь попытался! А он одно что над своей железякой трясется!
Вике, на самом деле, было даже лучше, что парень над ней не суетится. Во-первых, поддержка взрослого мужчины представлялась более надёжной, и он явно не испытывал по отношению к ней агрессии, а, во-вторых, всё-таки где-то она этого парня уже видела. Наверняка в школе, где же ещё.
И в этот момент он снова посмотрел на неё своими странными глазами.
Вика вгляделась и приоткрыла рот. В ушах не осталось ничего, кроме неясного шума, заглушившего все остальные звуки. Сердце у неё на секунду замерло, как будто немного провалилось чуть глубже в грудную клетку.
Ей очень отчетливо показалось, что между ней и странным парнем протянулась ниточка, тонкая, серебряная, вылетающая откуда-то из глубины его существа, и втекающая прямо ей в душу. Вика только теперь увидела, что именно рвётся из его глаз, и это была никакая не агрессия. Она видела тени этих же монстров в папином взгляде. Ошибиться она никак не могла.
Парень без предупреждения разорвал эту мигнувшую между ними связь, как ножницами перерезал, и Вика, быстро смаргивая с ресниц капли дождя, смотрела, как он осторожно поднимает велосипед, пробует покатить его, держа за руль. Ничего из этой затеи у него не вышло. Тогда он приподнял переднее колесо и повёз велосипед только на заднем. Небольшая толпа собравшихся расступилась перед ним, люди осуждающе качали головами, кто-то громко цокнул языком. Визгливая женщина снова что-то заговорила.
Но Вика как будто отрешилась от всего этого. Даже боль отошла на второй план от потрясения. Она стояла на трясущихся ногах, вцепившись обеими руками в рукав черной нейлоновой ветровки усатого мужчины, и смотрела в удаляющуюся спину парня, обтянутую мокрой футболкой. Намокнув, она была теперь уже не голубой, а какой-то бесцветной, скорее серой, похожей больше на половую тряпку, чем на одежду. Сквозь тонкую ткань, как обломки крыльев, проступали худые лопатки. Для своего немаленького роста парень был невероятно тощим. Он вздрогнул, как-то нервно и быстро повёл плечами, и лопатки на секунду рванулись вверх. Как будто когда-то это движение что-то значило для него, как будто он так привык к нему, что сейчас совершил непроизвольно.
Как будто по привычке хотел взлететь, но больше не мог.
***
Эта книга подвернулась ей под руку лет в десять-одиннадцать. Слишком рано, абсолютно не по адресу. Книга совершенно точно не была детской, но Вику это не останавливало раньше, особенно, если родителей не было дома, не остановило и в тот раз.
Тем более, книга торчала из упавшего на пол пакета, в котором накануне мама брала с собой на работу лоточек с обедом. Вика сначала хотела просто засунуть её назад, мало ли что мама читает, к тому же, книга была явно чужая, все свои книги Вика знала в лицо, но её заинтриговала обложка. На чёрном фоне белыми штрихами был со спины изображен ангел с обрубками вместо крыльев, вся его фигура выражала печаль и покорность судьбе, но смотрел ангел вверх, и это навевало ощущение какой-то надежды. Никакого названия или даже имени автора на обложке не было.
Вика взяла книгу, устроилась на диване в зале и открыла на самой первой странице. Из вступления она поняла, что это написал психолог, кто-то типа Ольги Викторовны, которая иногда приходила к ним и вместо урока музыки проводила с ними короткие беседы, а ещё просила проходить разные тесты. Вике это всегда нравилось, хотя результаты Ольга Викторовна им никогда не сообщала, только родителям. Решив, что и в этой книге может оказаться что-то подобное, Вика начала читать.
Это было скучно. Половину слов Вика не понимала, а если и понимала, то значение фразы от неё почему-то всё равно ускользало. Она перелистнула ещё несколько страниц, потом открыла оглавление и просмотрела названия глав. Предпоследняя из них привлекла её внимание, и Вика открыла её.
«Ангел с обрубленными крыльями», так она называлась. В ней говорилось о людях, переживших в прошлом что-то очень плохое, трагедию, драму. Говорилось, что такие события непременно оставляют на них отпечаток, но только их и можно считать настоящими, глубокими личностями. Одни рано или поздно излечиваются, другие – несут это бремя до конца своих дней. Именно они-то и становятся ангелами с обрубленными крыльями, и их легко отличить по монстрам, выглядывающим из глаз.
Казалось бы, если они не могут восстановиться, вернуться к прежней жизни, то они просто-напросто слабые. Но нет, это неправда. Они куда сильнее тех, кто оказался в состоянии справиться со своей трагедией, ведь им приходится проживать её снова и снова, бороться с её последствиями каждый день. Такие люди становятся более чуткими, они чувствуют глубже многих других, их эмоциональный спектр шире. Если и есть какие-то плюсы от жизни с таким ангелом, то одним из них, безусловно, является эта самая чуткость и способность понять внутренние терзания своего партнёра.
На этом моменте Вика осознала, что мама читает эту книгу из-за папы. Таким ангелом с обрубленными крыльями был её папа.
Мама довольно рано объяснила Вике, почему им нужно беречь его покой и душевное равновесие, почему нельзя издавать громких и резких звуков, волновать папу и будить его, если он уснул вечером перед телевизором. Никакой крови, никаких фильмов со стрельбой и взрывами. Никаких походов на салют в День победы или на Новый год.
Её папа не смог пережить те вещи, которые происходили с ним и его друзьями на войне в стране под названием Афганистан. И это делало его сильным, очень сильным человеком, которого просто нужно было немного поберечь.
Хорошая новость, было написано в этой книге дальше, крылья могут отрасти заново при должном уровне любви и заботы. Ангела ещё можно спасти.
Ищите их, просила книга. Спасайте. Это лучшие люди, которых вы встретите на земле. Отмеченные и возвышенные своим страданием, они, нуждаясь в помощи, могут, в свою очередь, помочь своим спасителям, как никто другой. Если вы найдете и спасете такого ангела, то вам невероятно повезёт, потому что такой любви и взаимопонимания вы не встретите больше ни с кем и ни при каких обстоятельствах.
Вика осторожно положила книгу обратно в пакет, а пакет засунула на тумбочку поближе к стене, прикрыв пальто. Инстинктивно она понимала, что папе эту книгу видеть совсем не нужно, а мама не должна догадаться, что она её читала.
После этого Вика другими глазами смотрела на папу, он представлялся ей сверхчеловеком, чуть ли не полубожеством. А мама была ещё более возвышенным существом, она ведь спасала ангела. И им обоим невероятно повезло.
С тех пор Вика внимательно вглядывалась людям в глаза, искала монстров, но не находила. Она мечтала встретить своего ангела с обрубленными крыльями.
И спасти его.
***
Вика громко всхлипнула.
- Больно? – тут же спросил мужчина и ухватил её покрепче, чтобы она не упала.
Вика не могла сказать ему, какой ураган чувств проносится сейчас по всем потаённым закоулкам её души, закручиваясь неистовым смерчем в районе сердца. Там была и жалость, и бурлящая радость, и восторг, и надежда, и какое-то странное умиление, и потребность защитить, помочь, немедленно спасти. Она больше уже не думала о себе, о рваных колготках, об испорченной блузке, разбитых коленках или прикушенном языке. Ей было до слёз жаль эти торчащие лопатки, этого худого парня, которого все здесь ругали, и никому не было дела до струйки крови на его щеке. Или до того, что обломало ему крылья.
Отойдя ещё шагов на десять, парень остановился, потом медленно опустил велосипед на землю, огляделся по сторонам, как будто прохожие только и мечтали о том, чтобы этот его испорченный велосипед украсть, потом вернулся, подошёл к Вике совсем близко, вгляделся в её лицо. В его глазах она больше не видела злости, которая чуть не довела её до слёз, только знакомые монстры с любопытством высовывались, узнавали её и приветственно махали мохнатыми лапами. Вика даже не могла понять, какого цвета у парня глаза: черные или тёмно-карие? Радужка была такой тёмной, что она не могла определить, где она кончается и переходит в зрачок.
Вика уставилась на него и, будто в замедленной съёмке, видела, как вздрагивают его ресницы, как на них сверкают крохотные капельки воды. Его глаза манили её, казались двумя бездонными колодцами, из которых карабкались и не могли выбраться на поверхность все эти жуткие монстры. Но где-то там, глубоко внизу, должна была плескаться прозрачная голубая вода. С колодцами всегда так.
- С тобой всё будет нормально? – не обращая никакого внимания на толпу и глядя только на Вику, спросил парень неожиданно низким, не подходившим к его внешности голосом.
- Да, - сказала Вика, и он просто кивнул в ответ.
И на этот раз ушёл окончательно. Вика снова смотрела ему в спину, не представляя, сколько ещё раз на протяжении жизни ей придётся это делать.
Почему-то Вика была уверена: скажи она, что нормально с ней ничего не будет, и он бы остался, сделал бы что-нибудь. Он бы её не бросил, он тоже почувствовал связь между ними, он понял, что она знала. Она видела эту правду, отражавшуюся в далекой поверхности воды на дне тёмных колодцев.
Она не стала спрашивать, будет ли в порядке он сам. С ним уже было что-то не так. Эти торчащие обрубки крыльев с головой выдавали его израненную душу.
- Вика? Вика!!!
Кто-то подскочил к ней так резко, что она почувствовала холодные брызги на ногах. Неважно, хуже уже всё равно не будет.
Перед глазами замаячило сначала знакомое лицо, затем широкая грудь, обтянутая синей джинсовкой, снова лицо и потом глаза. Светлые, привычные, знакомые. Пустые, ничем и никем не заселённые. Если не считать крапинок страха за неё в данный момент.
- Что с тобой случилось? Господи, как так-то?
- Дима, я… меня на велосипеде, - слабым голосом попыталась перебить его Вика, потом медленно оторвала пальцы от рукава усача и совсем как вчера на танцполе протянула руки к Диме.
Он шагнул вперёд, бережно подхватил Вику, коротко кивнув наблюдавшему за ними усачу и прижал её к груди. Вика ткнулась щекой в мокрую ткань его джинсовки, закрыла глаза и сейчас же разревелась.
- Её какой-то лихач на велосипеде сбил, - стал объяснять усач, потому что Вика не могла больше выдавить из себя ни слова. – Она упала и разбилась маленько.
- Где болит? Чем тебе помочь? – беспомощно бормотал Дима, слегка покачивая её, а потом Вика почувствовала его руку на волосах. Он гладил её по голове, и ничто в целом свете не могло быть приятнее этого.
Но из его глаз не смотрели монстры, его не нужно было спасать.
Как же жаль.
Без планаС Димой они дружили с детского садика. Он пришёл в их группу не сразу, года за полтора до выпуска, и первым делом они с Викой подрались. Вернее, дралась Вика, Дима только молча отталкивал её от себя, прижимая к груди разноцветные кубики, которые срочно понадобились им обоим. В конце концов, дело кончилось его разбитой губой, когда один из кубиков вырвался из Викиной руки и прилетел ему прямо в лицо. Жаловаться воспитательнице он не побежал, реветь тоже не стал, просто вытер кровь рукавом и молча протянул ей ставшие обоим ненужные кубики.
Вечером Вика рассказала обо всём родителям. Губа у Димы распухла, но он так и не признался воспитательнице, что с ним случилось, просто сказал, что упал, и никакого наказания Вика не получила. Ей бы выдохнуть с облегчением, но вместо этого она почувствовала ужасный стыд. Она хотела, чтобы её поругали, тогда бы можно было с чистой совестью забыть про всю это историю. Вика нисколько не сомневалась в свои пять лет, что на свете не было человека, который возмутился бы её поступком больше, чем папа. Ему-то она всё и рассказала.
Папа предсказуемо рассердился, провёл с Викой беседу, объяснил, какой Дима молодец, поступил, как настоящий мужчина, пусть и маленький. Сказал, чтобы завтра Вика обязательно извинилась.
Вика извинилась, Дима серьёзно кивнул в ответ, а когда позже на прогулке её начал задирать мальчишка из другой группы, Дима молча подошёл и встал рядом. Мальчишка убежал. Для пяти лет Дима был слишком высоким, на голову возвышаясь над всеми ребятами в группе. Вика посмотрела на него снизу вверх и улыбнулась. Дима сначала только снова кивнул, но потом и уголки его губ слегка приподнялись.
Вике потребовались годы, чтобы уяснить, что серьёзный Дима улыбается редко, а смеется и того реже, поэтому проявления его радости или веселья нужно было ценить. Он всегда был максимально спокоен и невозмутим, Вика какое-то время даже была уверена, что он и вовсе не испытывает эмоций. Разумеется, это было не так, просто Дима редко их выражал, предпочитая всё держать в себе.
Они так крепко сдружились в детском саду, что их родители были просто вынуждены познакомиться, между ними тоже завязались приятельские отношения, и детей в итоге отдали в один класс, чтобы не разлучать.
Школа – это вам не садик, тут дети уже повзрослее, их почти сразу начали беззлобно поддразнивать. Вика слышала «тили-тили тесто, жених и невеста» по нескольку раз за день, но не обижалась, только плечами пожимала. Дима, в своей обычной манере, был непробиваемым и просто не реагировал, как будто не слышал. Ему всегда было всё равно, что о нём говорят.
Вика же, будучи маленькой наивной девочкой, была уверена, что никогда уже не встретит второго такого надёжного и сильного мальчика, который будет таскать её портфель, переносить её через лужи, вытаскивать её велосипед из подъезда, поднимать за ней стул, защищать от других мальчишек. Естественно, после школы они с Димой собирались пожениться. Они никогда об этом не говорили, потому что в этом и нужды не было, всё же было и так понятно, но Вика не сомневалась, что Дима думает так же. Как-то её бабушка их об этом спросила на каком-то семейном празднике, хитро поблёскивая глазами за стёклами очков и шикая на пытавшегося что-то вставить дядю.
- Викушка, а вы с Димой жениться-то собираетесь, когда вырастете?
Вика посмотрела на Диму, который, как всегда, стоял со своим серьёзным лицом рядом с ней, потом перевела взгляд на улыбающуюся бабушку и ответила:
- Конечно.
Дима ничего не сказал, но он вообще редко говорил, если не требовалось.
Всё это было до того, как она нашла книжку про ангелов.
Потому что потом всё изменилось. Вика помнила, как на следующий день в школе она так пристально вглядывалась Диме в глаза, надеясь увидеть в них хотя бы одного крохотного монстрика, что даже он начал проявлять признаки беспокойства. Никаких жителей в его серых, спокойных и родных глазах не было. И Вика с огромной грустью поняла, что никакой свадьбы после школы теперь, конечно, не будет. Она даже поплакала по этому поводу, но ничего поделать с этим было нельзя, она уже выбрала для себя цель в жизни. Если бы она хотя бы была не такой важной, но спасение ангела – куда уж серьёзнее?
Три года назад у неё всколыхнулась было надежда: Димин отец ушёл из семьи к другой женщине, и несмотря на то, что расстались родители мирно и на дружеской ноте, что отец оставался сильно вовлеченным в жизнь Димы и его младшего брата, для Димы это стало страшным шоком. Его отец был из разряда тех людей, которым веришь безоговорочно, от которых никак не ожидаешь ножа в спину. Димина вера в людей ужасно пошатнулась, отца он так и не простил, ни разу за эти три года не видел мачеху и даже сводную сестренку, которой сейчас было уже почти два года. С отцом он встречался только ради Егора, но на таких встречах в основном сидел молча.
Вика, постоянно находясь рядом с другом, всегда готовая выслушать и поддержать, всё-таки регулярно проверяла, никто ли не ответит на её взгляд, кроме самого Димы. Но нет, монстры не появились. Крылья Димы даже не надломились.
Потому что никаких крыльев у него никогда не было.
Только к началу одиннадцатого класса, когда Вика немного повзрослела и поняла, что фантазии не могут заменить реальной жизни, она пересмотрела своё желание спасать сломанных ангелов. Ладно бы она встретила хоть одного за эти годы, кроме папы, так нет же. В конце концов, она пришла к выводу, что такие ангелы появляются после войн или ужасных катаклизмов и среди её сверстников вряд ли могут найтись. Она успокоилась, и её взгляд снова постепенно обратился к Диме и их несогласованным послешкольным планам, по-прежнему негласным.
Сегодня она впервые встретила мальчишку, которого что-то в такой ещё не долгой жизни сломало. Перед её глазами снова встали книжные страницы и белый ангел на чёрном фоне, поднявший голову к небесам в ожидании спасения.
***
И всё же в тот момент, в Диминых объятиях, Вика решила, что это всё не важно.
Спасать кого-то – прекрасная цель, но сейчас, в данный конкретный момент, поддержка и помощь нужна была ей самой, а никто из всех людей, которых она знала, не умел давать ей такого ощущения безопасности и защищённости, как Дима. Даже папа, потому что она всегда держала в голове, что беречь нужно его самого.
Вика осторожно подняла руки, обняв Диму в ответ, обхватила его спину, прижалась ещё крепче.
Может, всё бы и обошлось, но Дима взял и вздрогнул.
Тогда-то и появились все те странные, но смутно знакомые чувства. Ощущения были такие же, как если ты учуял запах, разблокировавший какие-то застарелые воспоминания. Что-то начало крутиться в голове, ещё не оформившееся, расплывчатое, но точно уже чувствовавшееся раньше. В Викиной голове проносились все те долгие годы дружбы, когда она полностью и во всём полагалась на человека, прижимавшего её сейчас к груди. Как здорово было знать, что в его жизни она занимает уникальное место, и оно зарезервировано за ней пожизненно. Не сомневаться, что тебя любят: молча, сильно и по-настоящему.
Вика на все эти чувства отвечала почти так же. Пусть они ничего не обсуждали, она знала, что Дима тоже понимает всё без слов. Это было уже настолько привычно, что любая эмоция, хотя бы чуть-чуть выбивающаяся из сонма обычных, отдавалась и резонировала внутри, как неожиданный удар гонга.
Например, вот так вжаться Диме в грудь Вике точно никогда раньше не хотелось. Зачем? Он всегда был рядом, она могла шутливо взъерошить ему волосы, а потом смотреть, как он невозмутимо возвращает прическу в состояние «как было». Могла чмокнуть его в щёку или взять под руку, пока они шли по улице. Могла съесть что-нибудь вкусненькое из его тарелки, как если бы это само собой разумелось.
Дима был её лучшим другом и, несмотря на отсутствие у него обломанных крыльев, самым лучшим парнем на свете. Она никогда не встречала никого, хотя бы отдаленно на него похожего, поэтому в начале одиннадцатого класса, когда отпускала свои мечты об ангелах, решила так: если за год она не встретит пусть не своего, но хоть какого-нибудь человека с монстрами в глазах, то будет считать, что не срослось, не получилось. И тогда, когда они с Димой уже будут жить в Москве, они вспомнят о своих детских планах и однажды воплотят их в жизнь. Конечно, не сразу после школы, но про себя Вика решила, что в другом городе их отношения перейдут на другой уровень. Они опять же ничего не обсуждали с Димой, но это не мешало ей иногда думать о своих московских планах как о реальном, просто ещё не наступившем будущем.
Но зачем ждать, пока оно наступит, если можно начать проживать его прямо сейчас? Правда, она нашла человека с монстрами в глазах, но ведь он ушёл, это не тот ангел, которого она могла бы спасти. И вообще, ну, что за глупости с этими ангелами? Это же она для себя решила найти одного и спасти, но вдруг эта судьба, так подходившая её маме, совсем не подходит ей? Стоит ли из-за детских впечатлений и глупых клятв отказываться от реальности? Вика тихонько фыркнула сквозь слёзы, и Дима сильнее прижал её голову к своей куртке.
Ткань была толстой, но Вика всё равно слышала, как громко и быстро у него бьётся сердце.
- Ты от холода трясёшься? – спросил Дима, и у него приятно завибрировало в груди. – Ты почему без куртки?
Вика не ответила и хватки не разжала, но Дима всё же осторожно высвободился из её объятий, придерживая её одной рукой, на всякий случай. Глядя ей в лицо – брови сведены на переносице, в глазах по-прежнему испуг, который он не мог или не считал нужным скрывать – он быстро расстегнул джинсовку, неуклюже стряхнул её с себя и накинул ей на плечи.
Стало теплее. А внутри – даже горячо.
- Я домой хочу, - сказала Вика. – Отведи меня домой.
Дима растерянно заморгал, потом чуть отступил и оглядел её с ног до головы. Вика отстраненно подумала, что выглядит, наверное, ужасно. Как хорошо, что это всего лишь Дима, перед которым ей не нужно прихорашиваться. Если бы её в таком виде нашёл Петя Моисеев, она бы этого не пережила.
Петя, симпатичный высокий блондин, выпустился из школы в прошлом году. Вике он нравился с восьмого класса, но они не были даже знакомы, так что эта симпатия казалась ей вполне безопасной для её целей. Она нередко фантазировала, как её, например, сбивает машина, а Петя, случайно проходивший рядом, бросается ей на выручку. Но в таких мечтах она всегда выглядела как фотомодель, в красивом платье, на каблуках, с причёской, не растрепавшейся от падения, и идеальным макияжем. В общем, какой в жизни обычно не была.
Дима в таких фантазиях не фигурировал никогда. Это было даже как-то смешно. Для мечтаний он был слишком близко.
- Слушай, давай дождёмся скорую, - говорил тем временем её надёжный Дима. – Вдруг у тебя что-нибудь сломано? Или сотрясение. А потом я отвезу тебя домой.
- Да у меня только коленки, Дим… - запротестовала Вика. Ей хотелось выпить кеторол, потом лечь, укрыться с головой одеялом и уснуть. И ещё, чтобы всего этого не было. Даже встречи с ангелом.
- И подбородок ещё, - сказал Дима и пальцем осторожно прикоснулся к её лицу. – И ладони.
Вика посмотрела на свои ладони, которые он перевернул тыльными сторонами вверх. Правда, тоже все сбиты. Надо же было так неудачно упасть. Папа всегда говорил, что она не умеет группироваться.
- Хочешь, я позвоню твоим родителям?
- Нет! – моментально отмерла Вика. Мысли про папу моментально её взбодрили. Не хватало только, чтобы он увидел её, покрытую кровью с ног до головы. Вику даже затошнило от страха, зато мысли окончательно прояснились.
- Да я бы тёте Наташе позвонил, - сказал Дима, видимо, обо всём догадавшийся по выражению её лица. – Я же знаю.
- Нет, мама тоже испугается. Так, надо срочно идти домой, мне же нужно ещё всё это постирать, чтобы никто ничего не узнал, - сказала Вика и посмотрела вниз на свою блузку, на порванные колготки и испачканную юбку. – Ну, или выкинуть.
Тут подъехала скорая, и немолодая женщина-врач стала осматривать и ощупывать Вику, а та только и могла думать, как бы кто-нибудь из учителей не прошёл сейчас мимо и не решил, что следует сообщить о произошедшем её родителям. Если папа снова вскрикнул во сне, хотя и не проснулся, значит, в ближайшие дни за ним нужно будет пристально наблюдать, следить, не появятся ли ещё какие-нибудь симптомы ухудшения. Так что никаких волнений ему сейчас не нужно. И определённо никакой крови.
- Серьёзных повреждений я не вижу, - вынесла вердикт врач после того, как промыла ранки антисептическим средством и заклеила пластырями. – Вам бы сейчас, девушка, полежать, только спать пока нельзя. Если затошнит, голова заболит или ещё что-нибудь, то сразу обращайтесь к врачу, ладно?
Вика рассеянно кивнула и нетерпеливо посмотрела на Диму. Тот стоял рядом, на расстоянии вытянутой руки от неё, переминаясь с ноги на ногу. Под джинсовкой у него оказалась её любимая рубашка в голубую клетку, сейчас тёмная от продолжавшего моросить дождя. Дима смотрел на неё пронзительным взглядом, в котором застыли немой вопрос и всё тот же страх.
- Всё, теперь можно домой? – спросила Вика одновременно и врача, и Диму. Оба синхронно кивнули.
Дима вынул из портфеля мобильник и стал набирать на нём что-то.
- Не вздумай звонить моей маме, - на всякий случай, ещё раз предупредила Вика. Она страшно замёрзла, но тревога за папу прекрасно переключила её из состояния шока в обычное, рабочее. Ранки, теперь промытые и заклеенные, только щипало. Болеть, по-серьёзному, наверное, начнёт завтра. А ей ведь нужно будет с самого утра поехать к Кате в больницу.
Мама, конечно, ссадины заметит, но ей можно будет как-то объяснить. Когда она увидит, что Вика дома, в безопасности и совершенно спокойна, то воспримет всю ситуацию совершенно по-другому. Ну, а от папы, они будут всё держать в секрете. Что ж, не в первый раз.
- Я такси вызываю, - Дима приложил телефон к уху и вдруг показался Вике таким красивым и взрослым, каким в её глазах никогда не был даже Петя Моисеев.
От накинутой на плечи джинсовки, в которую она зябко куталась, ощутимо пахло чем-то приятным, не то дезодорантом, не то одеколоном.
- Через три минуты приедет, - Дима убрал телефон в карман джинсов. – С тобой точно всё в порядке? Ты выглядишь странно.
- Жить буду, - сказала Вика и улыбнулась ему.
Остатки странного оцепенения улетучились. Обрубленные крылья, ангелы и глаза-колодцы ушли в ту часть Викиного мозга, которую мама называла «слишком много книжек читаешь». Где им, наверное, и было самое место. По крайней мере, прямо сейчас.
- Что вообще случилось? – Дима обернулся и посмотрел на перекресток. – Куда делся этот велосипедист?
- Ушёл, - коротко ответила Вика. Она не собиралась сейчас говорить о парне в голубой футболке. Дима, разумеется, ни о каких ангелах знать не знал. – У него у самого голова разбита.
Дима мрачно пробормотал что-то недоброе, не выказав ни малейшего сочувствия, потом сложил руки на груди. К ней он больше не прикасался, и, вспомнив их странное объятие, его ладонь на своих волосах, Вика мощно и внезапно ощутила смущение, какого ещё никогда не испытывала в присутствии Димы. У неё даже уши начали гореть, что было потрясающе смешно. Этот человек помогал ей в детском саду размазывать собачью какашку по дверце шкафчика её обидчика из другой группы!
Ладно, это ничего, это бывает между друзьями разных полов, особенно учитывая их обоюдные невысказанные чувства друг к другу. Это не та самая Любовь, конечно, что-то другое, но всё равно. Сейчас же он просто испугался за неё, а она была в состоянии аффекта. Тут и не такого натворишь и начувствуешься. Не поцеловались же они, в конце концов.
И тут накачанная книгами часть Викиного мозга активно включилась и заработала в полную силу. В этот раз картинки были как никогда четкие, может, потому что Дима стоял прямо перед ней, и ей не приходилось представлять, как он выглядит, она могла просто посмотреть на него. Она почти видела со стороны, как делает шаг вперёд, встает на цыпочки и прижимается к его губам. Вика даже рот слегка приоткрыла от неожиданности и неуловимого восторга.
- Ты точно нормально себя чувствуешь? – спросил Дима. – Не врёшь?
Вика панически пыталась взять себя в руки. Всё это, каким бы заманчивым оно ни казалось, нужно было ещё десять раз обдумать. У неё не было плана на такой случай. Они ведь ещё не в Москве. Вдруг что-нибудь сорвётся, что она потом будет делать? К тому же, оставалась проблема в лице Веры, которой нужно будет всё ненавязчиво объяснить. Всё равно у той не было никаких шансов, конечно, но всё-таки Вике хотелось расставить точки над и.
Встрепенувшись, Вика поняла, что Дима ждёт от неё ответа, и, поморщившись, быстро сказала:
- Нога немного болит.
Дима сразу опустил взгляд ей на ноги. Юбка для школы, конечно, тоже коротковата, мама права, запоздало подумала Вика. Сильно коротковата. Может, оно и к лучшему, что она не дошла сегодня до школы, иначе наверняка бы схлопотала замечание. Дима смотрел ей на ноги гораздо дольше, чем было нужно, потом отвернулся.
- Вон наша машина, - он махнул на подъехавшую к обочине серебристую десятку, потом нерешительно глянул ей в глаза и, протянув руку, легонько обхватил её за талию. – Я помогу.
Вика прекрасно могла бы уже идти сама, шок проходил, силы к ней возвращались, но она решила об этом умолчать. Всё-таки приятно, когда за тобой ухаживают. Дима редко бывал таким откровенным и трогательным в своей заботе, чаще всего она ненавязчиво проявлялась где-то за кадром. Он забирал у неё из рук всё, что считал тяжёлым, отдавал ей свои варежки, если она забывала перчатки, гулял с её собакой, когда она простывала, но всегда молча. Как что-то обычное, как будто об этом не стоило и говорить.
Дима открыл перед ней дверь, помог сесть, потом обежал машину и забрался на заднее сиденье с другой стороны. Вика сидела, не шевелясь и положив на голые ноги грязную, мокрую сумку, её адрес таксисту тоже диктовал Дима.
В машине почему-то снова стало неловко, Вике даже дышать было слегка тяжело. Воздуха как будто не хватало, ей всё время казалось, что она громко пыхтит, как бегемот. Интересно, это может быть последствием удара? Дима сидел неподвижно у другой дверцы, положив локоть на подлокотник. Она не поворачивала голову в его сторону, но боковым зрением видела, что он смотрит на неё, не отрываясь. Наверное, всё ещё думает, что у неё может быть сотрясение.
Пока они поднимались по семи ступенькам в её квартиру на первом этаже, он снова придерживал её за талию. Не убрал руку, даже когда она открывала дверь и отключала сигнализацию. В зале Вика сняла с себя джинсовку и протянула ему, хотя это нужно было сделать ещё в коридоре, где было не так светло.
Дима быстро отвёл взгляд, и Вика сообразила, что блузка на ней ни капли не высохла из-за толстой джинсовой ткани и наверняка была гораздо прозрачнее, чем до намокания. Добавьте сюда короткую юбку и порванные колготки, видок у неё был тот ещё.
- Я побуду с тобой? – спросил Дима, старательно глядя ей в глаза.
Вике совершенно иррационально захотелось, чтобы он хотя бы раз в жизни не был таким сдержанным и тактичным. Тот, другой Дима, ладонь которого так крепко прижимала её голову к груди с гулко бьющимся сердцем, разбудил в ней совершенно особенные, ни на что не похожие чувства. И она была не прочь продолжить переживать это непонятное, но такое волшебное нечто. По крайней мере, всё это нужно было исследовать.
- Да, посиди немного, ладно? – попросила, прошла в свою комнату, вытащила из-под подушки пижаму и вернулась в зал. – Я только быстренько схожу в душ.
Дима кивнул, потом спросил:
- Разве можно сейчас всё это мочить? Раны только что обработали.
- Всё равно зелёнку придётся смыть, пока папа с работы не пришёл, - сказала Вика и озабоченно посмотрела на ладони. Что, если она не смоется целиком? Или папа заметит ссадины? Ну, тогда она не будет сегодня выходить из своей комнаты. Скажет, что историю учит, в конце концов. ЕГЭ – железная отмазка на все случаи жизни.
- Ну ладно, - Дима сел на диван, подумал пару секунд и достал из кармана телефон. – Я тут подожду.
Напряженность или неловкость между ними так никуда и не пропала, не до конца. Но, скорее всего, она снова всю эту ситуацию просто придумала, как с ней уже не раз бывало. Она что-то там почувствовала, находясь в экстремальной ситуации, развила из этого целую историю, перенесла её в жизнь и теперь приписывает Диме эмоции, которых он, может, вовсе и не испытывает. Если какая-то неловкость и появилась на самом деле, то это из-за неё, из-за её странного поведения, которое он заметил и никак не может для себя объяснить. Волнуется, что она всё-таки ударилась головой, вот и все странности. Всё просто.
Вика закрыла глаза, сосчитала до десяти, чтобы полностью прийти в себя, перенестись в реальность. Потом быстро приняла душ и помыла голову. Пижама, пожалуй, была чересчур домашней, и она накинула сверху тёплый махровый халат, висевший на крючке. Халат был старый, застиранный и не слишком чистый, но всё-таки лучше так, чем являться в зал в шортах и маечке на тоненьких бретельках. Вика бросила взгляд в зеркало и с удовлетворением отметила, что с подбородка зелёнка полностью смылась. Ссадина осталась, но она была снизу, и если не задирать голову, то никто даже ничего и не заметит. В остальном лицо совсем не пострадало, чему Вика была рада. Ей хватало и шрама от отлетевшей как-то во дворе щепки на левой щеке.
Глаза, вроде, не заплаканные. Диковатые немного, но это пройдет до возвращения родителей. Вика распустила по плечам длинные пряди, подсушенные полотенцем, и пошла в зал.
При её появлении Дима оторвался от телефона и на долю секунды застыл.
Не застывал, это всё в её голове.
Он просто ищет подтверждения, что она действительно не слишком пострадала. Вика села на диван рядом с ним, и оба какое-то время помолчали.
- Школу прогуляли, - сказала Вика, чтобы уже что-то сказать.
- Да ничего страшного, один день, - откликнулся Дима. Голос звучал нормально, как обычно. Конечно, всё дело снова в её воображении. – Как самочувствие?
- Нормально, - заставив себя перестать накручивать и мысленно писать в голове альтернативную историю, как это называла Катя, Вика почему-то немного расстроилась. – Каждые пять минут теперь будешь спрашивать?
Дима ничего не ответил. Тишина была невыносимой. Вике казалось, что она утопает в какой-то ужасной вязкой трясине, из которой нужно срочно выбираться, иначе будет поздно.
- Извини. Ты такой хороший друг, а я веду себя, как последняя свинья, - она протянула руку и легко коснулась Диминого плеча, как делала это всегда. Никакой неловкости, всё, как обычно. – Ой, ты же тоже весь мокрый. Хочешь в душ? Согреешься немного.
Дима как-то странно посмотрел на неё, криво улыбнулся, потом одновременно пожал плечами и покачал головой.
- Я уже и так почти высох, только рубашка ещё немного влажная.
- Тогда я дам тебе папину футболку, а то простынешь, - Вика поднялась и достала из родительского шкафа папину рубашку с короткими рукавами. Папа её почти не носил, ему не нравилось выставлять шрамы на предплечьях на всеобщее обозрение.
Рубашку Дима взял, отвернулся от неё и снял с себя мокрые голубые клеточки. В этом не было ничего особенного, он переодевался на её глазах бесчисленное множество раз, но сейчас, когда Вика смотрела на его голую спину, она почти физически ощущала: что-то изменилось. Спина почему-то как будто принадлежала другому человеку, не такому знакомому. Кстати, может, бокс и был опасен для мозга, как всегда переживала Димина мама, но вот мышцам спины он несомненно приносил одну только пользу. Никакого сравнения с тем тощим парнем.
С другой стороны, здесь не шло даже речи ни о каких обрубленных крыльях.
Вика отвела взгляд чуть-чуть поздно, Дима повернулся, застёгивая пуговицы на рубашке её папы, и успел заметить, как она на него пялится. Они почему-то так и застыли: он с мокрой рубашкой в руках, она – с горящими щеками и разрывающимся от сотен мыслей мозгом.
Она может потерять лучшего друга из-за своих дурацких фантазий. Просто потому, что не умеет вовремя остановиться, разделить придуманное и реальное. Диму даже сравнить нельзя было с Петей Моисеевым, в той симпатии не было никаких рисков. Даже если бы Петя каким-то чудом обратил на неё внимание, это было бы ничего. Но не могла же она играть с Димой, с его чувствами, с его жизнью.
Теперь, когда она успокоилась, мысль о спасении ангела снова начала казаться ей привлекательной и благородной. Несмотря ни на что. Но как же быть с этими непонятными чувствами, которые она испытывает, да и всегда испытывала где-то на заднем плане, к Диме? Их не получится больше просто игнорировать. Они стали слишком взрослыми, Москва не за горами.
«Да, но что, если у нас не получится поступить в один город, как бы мы ни старались, и эти оставшиеся полтора месяца – это всё, что у нас есть?»
Вика не знала, кто живёт в её голове, и почему он такой вредный, но она ненавидела это существо всей душой. В этот момент – особенно.
- Вик? – Димин голос прозвучал странно хрипло, нехарактерно для него, и на Вику моментально накатило такое чувство страха вперемешку с приятным возбуждением, что она громко втянула в себя воздух. Не нарочно, не наигранно, очень странно и некрасиво, просто она не успела сдержаться.
- Что такое?
Дима оказался рядом в долю секунды. Мокрая рубашка с негромким шорохом упала к их ногам, а он осторожно положил свободные теперь руки ей на плечи. Опустил голову, заглянул в глаза.
Серый прозрачный взгляд. Чистый, как всегда.
Улыбнуться и сказать, что стрельнуло в коленке. Что она ещё не до конца пришла в себя, слишком быстро всё случилось. Что это от шока. Вытереть глупые слёзы и включить компьютер. Или достать учебники. Спросить что-нибудь про подготовку к ЕГЭ. Про его соревнования ещё можно. Поговорить о Кате. Договориться, во сколько завтра удобнее пойти к ней в больницу. Да что угодно сказать.
- Обними меня снова, - сказала Вика. – Пожалуйста.
Зрачки Димы расширились. Ей редко удавалось настолько удивить его. Вика вся покрылась мурашками под халатом, сердце забилось в том же ритме, что она слышала под своей щекой на мокрой улице.
Потом его руки осторожно скользнули по её плечам вниз, спустились по спине и прижали её к его широкой груди, тёплой под не до конца застёгнутой рубашкой. Вика чувствовала его прикосновение даже через халат. Она положила голову обратно ему на грудь, вздрогнула, ощутив под щекой голую кожу и снова услышала этот прекрасный гулкий звук. Закрыла глаза. Просить его снова погладить её по голове она не станет, хватит уже и этого. Идеально.
Но Димина ладонь всё равно легла ей на волосы, и Вика резко подняла к нему потрясенное лицо. Удивление пересилило и страх, и неуверенность, и даже злость на себя за непонятные новые то ли чувства, то ли фантазии. Как он узнал?
Его лицо оказалось совсем близко. Слишком. В глазах - самый настоящий ужас. Она ещё ни разу такого не видела. Брови совсем сошлись у переносицы, губы крепко сжаты.
- Дим… - прошептала Вика, пытаясь остановить что-то неминуемое, надвигающееся на неё, но замолчала. Это уже не были её фантазии, сейчас они оба были в реальности, причем в одной.
Он наклонил голову и легко, совсем быстро, буквально на секунду, прикоснулся к её губам. Выпрямился и снова посмотрел на неё, зрачки огромные и чёрные, руки нервно подрагивают у неё на спине. Внутри неё что-то перевернулось, и Вика поняла, что теряет равновесие. Позвоночник внутри как-то перестраивался, смещался, потянув за собой точку опоры, привычный до этого момента мир сдвинулся. А сердце явно готовилось к инфаркту, потому что с такой тахикардией только туда прямая дорога.
Дима не шевелился, только продолжал смотреть на неё такими глазами, каких она не видела у него никогда. Да и ни у кого другого тоже.
Ещё никто ни разу не целовал её. Артём Кораблёв, с которым она по-детски мутила в седьмом классе, как-то попытался её поцеловать, но она отвернулась. Ей не хотелось, чтобы первый поцелуй случился не с тем человеком. Но сейчас-то рядом с ней был именно тот человек.
Вика встала на цыпочки и сама потянулась к Диме. Он неверяще выдохнул и разомкнул губы.
Это был абсолютный конец.
ОшибкаВ этот раз они столкнулись на полпути: Дима обеими руками обхватил её голову, а она со всей силы вцепилась ему в запястья. Губы у него были такими горячими, такими мягкими и непонятными. Вике казалось, что она прилипла к ним, и никакая сила больше не сможет её оторвать.
Дима обнял её за талию, притянул ближе к себе. Вика не сопротивлялась, наоборот, она сама сделала крохотный шаг вперед и мимолетно отметила, что наступила на что-то мягкое, холодное и мокрое. «Димина рубашка», - пронеслось в голове, и она тут же забыла о ней.
Они ни на секунду не размыкали губ. Вика целоваться, ясное дело, не умела и всегда переживала, что в решительный момент не поймёт, что нужно делать. Она как-то поделилась своими переживаниями с Верой, та посмеялась и посоветовала Вике потренироваться на помидорах. Идиотский совет, на самом деле. Помидор был мокрый, прохладный и неприятный. Никакого сравнения с тем, что происходило сейчас.
Тренировки всё равно оказались не нужны, губы сами делали что-то, Вика в этом даже не участвовала. Ей всё нравилось, так что, наверное, губы всё знали лучше, чем она. Это же губы, в конце концов, они всего лишь выполняли то, для чего были созданы. Или, может, это Дима так хорошо умеет целоваться? Нет, она бы знала. Это и его первый поцелуй тоже. Он бы сто процентов не стал так целовать никого, кроме неё.
От этой мысли она совсем задохнулась, голова закружилась, и она покачнулась.
Дима отреагировал мгновенно: оторвался от её губ и просто подхватил её на руки. Надёжный, как в каждое мгновение своей жизни.
Вика посмотрела в его такое новое лицо, освещенное невероятным внутренним светом, и всё поняла в одно мгновение. Она была такой дурой. Такой непроходимой мечтательной идиоткой.
Судьба ясно подавала ей знак: вот оно, настоящее, не придуманное тобой. Протяни руку. Бери. Люби. Что тебе ещё надо?
- Врач сказала, если закружится голова… - с трудом проговорил Дима, потом замолчал, чтобы перевести дыхание.
Вика всё решила. Вот так просто, быстро и окончательно. Им было по семнадцать. Это был не какой-то мальчик с улицы, которого она видела в первый и последний раз. Это был Дима, её Дима, всегда был он, если бы она только не тупила большую часть своей жизни. Чего они ждут?
- Поставь меня на пол, - попросила Вика.
Дима ожидаемо послушался, но руки не убрал, продолжал поддерживать её.
- Пойдем, - Вика взяла его за руку. Он непонимающе посмотрел на неё затуманенными глазами, но пошёл.
Вика ощущала себя почему-то как будто немного под водой. С одной стороны, это не было похоже на реальность, с другой – оно реальностью было. Это факт. Может быть, так было бы всегда, если бы она только умела жить в здесь и сейчас, а не в своих фантазиях.
Ей хотелось навсегда остаться в этом новом, невыдуманном мире. И она точно знала, как это сделать. Просто не надо думать, не надо перемалывать в голове каждую деталь, подбирать аргументы за и против, просчитывать вероятности, составлять планы. Взять и сделать – вот он простой и действенный рецепт. Это и есть жизнь.
Остановившись возле своей кровати, Вика помедлила пару секунд, чтобы хотя бы чуть-чуть выровнять дыхание, потом медленно, по-прежнему глядя Диме в глаза, развязала пояс и скинула халат.
Сначала он отшатнулся. Даже как-то нелепо попытался загородиться от неё руками.
- Вика!
В это мгновение ей стало страшно. Снова перепутала всё-таки? Не разобралась, где реальность? Совсем сошла с ума? Может, вообще не было никакого поцелуя в зале?
Потом случилось что-то из области фантастики: Дима застонал и закрыл лицо руками, зарывшись пальцами в волосы.
Дима никогда не стонал и вообще лишних звуков не издавал.
- Что ты со мной делаешь? – он отнял руки от лица.
Глаза дикие, дышит тяжело, губу прикусил.
- Я просто подумала…
Не слушая её, он наклонился, поднял с пола халат и завернул её в него, как в плащ, держась на расстоянии вытянутой руки. Потом отступил ещё дальше.
- Я думала… - снова начала Вика, уже в который раз чувствуя, что сейчас заревет. Этот раз был хуже всех остальных. – Может, ты…
Дима покачал головой. Его лицо как-то сморщилось, как будто теперь больно было ему. Она только что перешла грань, которую переходить было нельзя ни при каких обстоятельствах, и потеряла лучшего друга, поняла Вика. И лишила лучшего друга Диму. Причинила ему боль.
- Мне просто показалось, вдруг ты хочешь… - ещё раз, в полнейшем отчаянии, попыталась объяснить она, но Дима не дал ей договорить.
- Ты что, издеваешься? – почти недоверчиво спросил он.
- Я… Что? – Вика уставилась на него, судорожно стягивая халат у горла.
- Ты же прекрасно знаешь, что хочу! – Дима сжал кулаки, потом закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов. Она даже не представляла, что он может быть таким несдержанным.
- Но почему тогда…?
Ситуация, уже и так вышедшая из-под контроля, теперь спешила куда-то в сторону абсурда. Раньше, до этого момента, они способны были понимать друг друга даже без слов. Сейчас же, когда всё было, вроде, однозначно, Вика не понимала ровным счетом ничего.
- Потому что мне не нужно это… так, - заявил Дима и как-то неопределённо помахал рукой. – Ты для меня не просто какая-то девчонка. Господи, Вика, ты же знаешь!
Вика моргала и смотрела на него во все глаза.
Лучший друг из детсадовской песочницы. Самый верный человек, которого она знала. Серьёзный до невозможности. Даже странноватый. Почти без чувства юмора. Высокий. Красивый. Сильный. С гулко бьющимся сердцем и нереально прекрасной спиной без обрубков крыльев.
Он никогда не полетит, зато всегда будет твёрдо, обеими ногами, стоять на земле. И сможет удержать на земле её.
Вике казалось, что она сейчас взорвется.
- Ничего не просто так… - сказала она, выбивая зубами дробь. –Ты же… тоже… Ты же знаешь…
Он тут же оказался рядом, снова обнял её. Руки у Вики разжались, халат медленно сполз обратно на пол. Дима вздрогнул, его ладони судорожно сжались у неё на спине, но в этот раз он никуда не отступил и глаз не закрыл.
Вика медленно подняла руки, просунула их в несуществующее пространство между ними и расстегнула три оставшиеся застёгнутыми пуговицы на его рубашке. Она почувствовала, что теперь задрожал Дима, как будто они поменялись местами. Её же движения, наоборот, стали уверенными и точными.
Вика одним пальцем погладила гладкую кожу у него на груди. Дима выдохнул, потом даже не наклонил, а скорее уронил голову, прижавшись губами к её голому плечу. Вика дернулась в его руках от необычных и неожиданных ощущений. Потом быстро, пока не испугалась и не передумала, рванулась вперед, поцеловала эту гладкую кожу под левой ключицей и инстинктивно двинулась вверх, к горлу. Дима, задохнувшись, сказал что-то, но она не разобрала слов. В голове было пусто и гулко, что-то отчаянно звенело. В зале во сне что-то проскулил Рикки.
Дима поднял руку и провел ей от её левого плеча до кисти. Вика закрыла глаза, так это оказалось приятно. Потом он отвёл с её шеи влажные волосы, наклонился и поцеловал куда-то под челюсть.
Вика застонала от незнакомых чувств. Она издала такой звук впервые в своей жизни, и ей почему-то стало страшно и стыдно, но Дима так глубоко вздохнул, так крепко прижал её к себе, как будто у него руки свело судорогой, и всякий стыд испарился без следа. Всё было правильно. Красиво. Так, как должно быть.
Его губы теперь не отрывались от её шеи, и Вика уже не знала, что ей делать. Это было невыносимо прекрасно. Ей не хотелось, чтобы это прекращалось. Она тоже пыталась что-то делать, а не стоять столбом, но у неё мало чего получалось, Дима держал её слишком крепко, и она была очень уж увлечена собственными ощущениями. В какой-то момент, правда, она сумела высвободить руки и обняла Диму за шею, прижавшись к нему всем телом. Голыми ногами она ощутила шершавую ткань его джинсов, и это почему-то было самым пугающим во всём происходящем. Но пугающим в хорошем смысле.
Дима дернулся и оставил её шею в покое.
- Всё, - отчетливо сказал он.
Вика вопросительно посмотрела на него.
- Потом я не смогу остановиться.
Теперь она поняла. И впервые по-настоящему подумала, готова ли она действительно зайти дальше, пройти путь до конца, так сказать. Презерватива у них нет, она может забеременеть. Этого допустить никак нельзя, иначе все её планы полетят к чертовой матери. Не будет тогда никакой Москвы, никакого университета, останется она куковать тут, одна, без друзей. Дима останется с ней, но это будет не то, что она для них намечтала. Да и они совсем ничего не обсудили, просто набросились друг на друга. Нет, плохая, очень плохая идея. Вряд ли, конечно, она забеременеет в первый же раз, но тут пятьдесят на пятьдесят, другой статистики нет.
Вика немного остыла и сразу же снова начала думать. Она ведь ещё даже не поняла до конца, откуда всё это взялось. В них заговорили гормоны, в этом нет ничего странного, всё в порядке вещей, вполне ожидаемо, просто почему сегодня? Вдруг это от нервов? Вдруг завтра она ничего подобного уже не будет чувствовать? А если будет, но они не смогут поступить в один город? Что тогда?
- Хорошо, давай… давай успокоимся, - Вика вздохнула и, подняв голову, успела увидеть мимолетное разочарование, промелькнувшее на Димином лице. – Или…
- Нет, нет, ты права, у меня нет даже… - он не договорил, но Вика поняла и так. – Я не думал, что сегодня всё так… Я не ожидал.
- Я тоже не думала.
Он посмотрел на неё, и вдруг в его глазах зажглась и растеклась такая безумная радость, что по Викиной спине пробежали остатки страха. Назад пути теперь всё равно не было.
- Ты хоть понимаешь, как часто я себе это представлял? - прошептал Дима растерянно, а потом, взяв её лицо в ладони, снова поцеловал её.
Вика и понимала, и не понимала, хотя тоже не могла в это так сразу поверить. Она непроизвольно сделала шаг назад, и они стали падать, потому что кровать подло подсекла её под коленки. Дима успел выставить перед собой руки, как-то ловко извернулся, и в итоге умудрился упасть на спину, крепко прижав Вику к себе. От удара у обоих дыхание вышибло из груди.
- Тебе не больно? – спросили они хором и тоже вместе засмеялись.
Потом Вика поняла, что лежит почти полностью на Диме, закинув одну ногу ему на бедро. Она подтянулась чуть вперед, перекинула ногу до конца, оседлав его, и поцеловала Диму снова. Просто, чтобы ещё раз испытать свои чувства. Его чувства были теперь совершенно очевидны, и она чувствовала, как сложно ему было себя контролировать. Но и она должна была знать наверняка, должна была убедиться, чтобы не совершить непоправимой ошибки. О том, что уже ничего нельзя изменить, она старалась не думать.
Димина рука метнулась к её ноге провела по ней, наверное, так, как она видела в кино, потом осторожно, почти вопросительно, если только рука может задавать вопросы, прикоснулась к её ягодице. Вика не собиралась его останавливать. Между ними сейчас не существовало границ, в разумных пределах ему можно было всё.
Рубашка у него на груди совсем распахнулась, и Вика положила обе ладони ему на живот, наконец-то ощупав кубики пресса, полученные в ходе ежедневных тренировок. Ей так давно хотелось это сделать даже из обычного любопытства, но такой жест плохо смотрелся бы в качестве дружеского. Дима теперь забрался рукой под её маечку и широкими движениями гладил ей спину. Почему-то это оказалось даже приятнее поцелуев в шею, и Вика неожиданно для себя задышала быстро-быстро. Тут Дима снова застонал, прижав её к себе, так что Вика практически распласталась у него на груди, и уткнувшись носом ей в шею.
- Стой… - выдавил он. – Стой.
- Прости, - шепнула Вика, приподнявшись и глядя ему в глаза, хотя, если честно, никакой вины она не испытывала. Только гордость. И счастье. Она осознавала свою безграничную власть над ним в этот момент.
Дима закрыл глаза и пытался выровнять дыхание. Вика старалась лежать неподвижно. Она знала, что, на самом-то деле, он смог бы остановиться в любой момент, он слишком хорошо умел владеть собой, просто он хотел перестраховаться на любой, даже самый невероятный случай. Но вдруг не сейчас? Она молча наблюдала за его лицом, чувствовала, как поднимается и опадает его грудь, к которой она всё ещё прижималась. Если повернуть голову, буквально чуть-чуть, она сможет прижаться губами к его шее, и тогда всё начнётся заново. Она-то целиком и полностью контролировала ситуацию. Если она очень захочет, он перестанет быть в ладу со своим разумом, загнанным в жёсткие рамки самоконтроля. Наверное. Это знание опьяняло.
- Я не сделал тебе больно? – раздался Димин голос, и Вика чуть глаза не закатила, так предсказуемо и типично для него прозвучала эта фраза.
- Нет, конечно, - она покачала головой и улыбнулась ему. – Мне было очень хорошо.
Фраза прозвучало как-то фальшиво, как будто она услышала её в фильме и решила повторить при первом же удобном случае.
- Я имею в виду твои раны, - пробормотал Дима и осторожно, очень нежно, погладил её по голой руке.
- Я уже и забыла про них, - Вика почти удивилась. Эта забывчивость явно аукнется завтра, но сейчас боли не было совсем, а в голове всё ещё клубился восхитительный густой туман. И прежде, чем мозг успел восстановить налаженные связи с речевым аппаратом, она спросила: – Что мы будем теперь делать?
Дима осторожно сел, и она чуть отодвинулась. Потом, почему-то снова почувствовав себя неуютно, отползла от него, потянула на себя покрывало и завернулась в него, оставила на виду только ноги в розовых носках. Дима медленно застёгивал пуговицы рубашки и выглядел, как контуженный. По крайней мере, если судить по папиным рассказам.
- Не знаю, - сказал он и посмотрел на неё. – А что ты хочешь?
- Нет, я имела в виду, что… - Вика запнулась. Слишком поздно промелькнуло чувство, что этот разговор сейчас заводить не надо, пусть всё идет, как идет. Она же сама ещё ничего не знает. – Нас. Я имела в виду нас.
Дима провёл рукой по волосам. Он смотрел на неё по-другому, не так, как раньше, и Вику вдруг снова обожгло страхом. И немного было в этом от сожаления. Что, если что-то сломалось, разрушилось? Что, если их дружбы больше нет? Она сгорела, убитая этой неожиданной вспышкой, а на смену ей ничего не придёт. Вика представила себе, как едет в Москву, представила себе своё будущее, в котором до этого всегда был Дима, при любом раскладе, а теперь появился другой вариант, в котором его не было. Там было пусто. Холодно. Жутко.
- Ну, мы теперь, вроде как, вместе? – нерешительно спросил Дима и потянулся к её руке. – Ничего почти и не поменяется.
Но поменяется всё, и Вика не знала, как ему это объяснить. Нужно будет что-то сказать Вере. Это для проформы, у неё вообще-то был Кирилл, но, если быть честными, Вике придётся что-то сказать Вере. Можно, конечно, и ничего не говорить, но Вике хотелось это сделать, как-то подготовить Веру. Ещё нужно признаться Кате, что она всегда врала ей о своих чувствах к Диме. Хотя, ведь не было этих чувств ещё вчера. По крайней мере, Вика о них не знала. Знала, но не об этих. Не о таких.
И, самое главное, надо как-то убедить себя, что это навсегда. Потому что иначе однажды она потеряет его.
- А, может, не будем пока никому ничего говорить? – спросила Вика, и Дима нахмурился.
- Да я и не предлагал объявлять об этом, - сказал он. – Зачем? Все сами поймут и всё.
- Это не совсем…
Вика снова заколебалась. Как сказать ему про Веру, ничего при этом не выдав? Катя поймёт, в этом Вика не сомневалась, поймёт и порадуется. Вера радоваться не будет точно, но, что хуже, это может разрушить их дружбу. А это тоже никак не входило в Викины планы новой московской жизни.
- Вера на меня обидится, если я ей не скажу заранее, - соврала она, хотя, сама понимала, как глупо это звучит. – Не расскажу, как так получилось, как мы к этому пришли. Мы с ней друг другу всё рассказываем о таких вещах.
Дима выпустил её руку и встал. Подошёл к её столу, передвинул немного фотографию в большой прозрачной рамке с разноцветными загогулинами, которую сам же и подарил ей во втором классе. На ней они стояли вдвоём, обнимая друг друга за плечи, на выпускном после окончания начальной школы. Вика в красивом платье в цветочек и с уложенными мелкими кудряшками волосами, Дима – в строгом костюме с синей бабочкой. Это был тот период, когда он расти переставал, а Вика как раз начала и доросла ему почти до уха. Потом Дима взял реванш, и всё вернулось на круги своя. Вика любила эту фотографию, она прекрасно отражала их дружбу: её широкой улыбки с лихвой хватало на них обоих, поэтому Дима сурово и сосредоточенно смотрел в объектив фотоаппарата, крепко обнимая её за плечи.
- Зачем? – спросил он, и Вика отвела взгляд от фотографии.
- У девочек так принято, - сказала она, пожав плечами. – Будет просто странно, если в понедельник мы придём в школу и будем на виду у всех держаться за руки. Вера спросит, почему я не рассказала ей в выходные. Я бы спросила, на её месте.
Дима молчал. Потом сел на стул, подперев голову рукой.
- Не знаю, - сказал он. – Не понимаю, что странного. Но, даже если так у вас всё устроено, расскажи ей в выходные. Тогда в понедельник она не будет удивлена. Разве не у всех так и было: в один день они приходили и держались за руки? Все радостно обсуждали это пару дней и благополучно забывали, что когда-то было по-другому. И, вообще, почему Вера должна удивиться? Лёха вот только вздохнёт с облегчением, я тебе гарантирую. Он и так всё знает, очень давно.
Вика чуть не сказала, что их друзья находятся в совершенно разных позициях. Если бы только Вера была по-настоящему влюблена в своего Кирилла!
- Ты правда не понимаешь про Веру? – вырвалось у неё.
Зря. Фу, как плохо. Подруги так не поступают. Ей тут же стало стыдно, но вернуть сказанное было уже невозможно.
- Что? – Димины брови удивленно поползли вверх. – Ты намекаешь, что она в меня влюблена, что ли?
- Это всего лишь мои догадки, - заюлила Вика. – Она никогда мне ничего не говорила, я сама так думаю, основываясь на косвенных признаках.
Дима негромко засмеялся, что было большой редкостью.
- Я тебя умоляю! – сказал он, отсмеявшись. – Да Вера же никого не любит, кроме себя.
- Не говори так, - привычно сказала Вика. – Ты её плохо знаешь.
- Там и нечего знать, - отрезал Дима. – Она думает только о себе и собственной выгоде. Сколько раз она тебя подводила?
- Это наши с ней дела, - вскинулась Вика. – Гораздо меньше раз, чем помогала, если хочешь знать.
Она терпеть не могла, когда кто-то нападал на её друзей. Даже другие друзья. В самом начале, когда они с Верой только начинали общаться, было совсем плохо: ни Дима, ни Катя не торопились принять её, и только Лёша ничего не имел против. Лёша, наверное, с дружелюбием принял бы и разъярённого питбуля, если бы кто-то из их компании назвал его своим другом.
Вика знала о Вере больше, видела больше, понимала её куда лучше, всех остальных. Жалела её, в конце концов. С такой жизнью, как у неё, немудрено хотеть лучшего и делать всё, чтобы это лучшее получить.
Всё волшебство недавнего момента резко улетучилось, и Вику затопило сознание совершенной ошибки. Это была случайность, порыв чувств. Даже не чувств, а эмоций. Она испугалась, испытала боль и шок, торчащие лопатки парня в голубой футболке что-то перевернули у неё в душе, выбили из колеи, а в следующую секунду рядом оказался Дима с этой своей заботой и любовью, и она просто потерялась. Когда человек пытается не сорваться в пропасть, он машинально хватается за всё, что только попадается ему под руку.
Вика моментально устыдилась своих мыслей. Дима заслуживал большего, чем быть кустиком на краю обрыва, он даже близко к такой позиции не стоял. Если бы её попросили составить рейтинг лучших друзей, она поставила бы его на второе место после Кати. И то только потому, что он родился парнем, и с ним они никак не могли достичь такой степени откровенности, как с Катей.
Потерять его из-за такой глупой ситуации Вика была не готова.
- Давай оставим Веру в покое, - примиряюще сказала она. – Её это вообще не особенно касается.
Дима сидел на стуле, сгорбившись и уставившись на свои ладони. Ни следа счастья, которое буквально выливалось через каждую пору на его теле пять минут назад. Брови сдвинуты, губа опять закушена, на лице неприкрытая боль и снова страх. Вика готова была поклясться, что у неё всё то же самое. Сейчас был опасный и решающий момент для их дальнейших отношений.
- Послушай, мне кажется, что сейчас уже не стоит ничего менять, - сказала она, подползая к краю дивана вместе со своим покрывалом. – До окончания школы осталось всего два месяца, нам сейчас нужно сосредоточиться на экзаменах, на поступлении. Торопиться нам некуда. Давай подождём до Москвы?
Дима поднял голову и непонимающе посмотрел на неё. Он ещё не открывал рта, но Вика уже поняла, что идея ему совсем не понравилась.
- Подождём чего? – голос у Димы, недавно такой хриплый от волнения и возбуждения, стал холодным, в глазах появился обычный нейтральный стальной блеск. Примерно с таким же выражением он обычно говорил об отце, старательно скрывая боль. – Я тебя вообще не понимаю.
- Я хочу начать в Москве новую жизнь, я же говорила, – в беспомощном отчаянии Вика взмахнула руками, и покрывало сползло с её плеч. В этот раз Дима ни на секунду не отвёл глаз от её лица, и это не выглядело как что-то, потребовавшее от него хоть каких-то усилий. – Новый город, новая я…
- Новый парень, - Дима встал. – Не старого же друга тащить с собой в новую жизнь.
- Так ты и есть этот новый парень! – Вика тоже вскочила и накинула на себя покрывало, как римскую тогу. – Новый город – новые мы, мы все. Те же, но немного другие. У меня в голове это так хорошо разделяется. Как будто мы перевернем страницу. Закончим главу. Откроем новую книгу.
- Жизнь - это не книжки твои дурацкие! – бросил Дима.
Да, ей уже об этом говорили. Он её не понимал, и Вика не знала, какими словами объяснить ему, что она имеет в виду.
- Что это тогда было сегодня? – Дима махнул рукой в сторону кровати. – Ты же меня сама целовала. Ты понимаешь, что для меня это…
Вика вздохнула, а потом приказала себе честно ответить на простой вопрос: знала она или нет, что Дима был всегда в неё влюблен? По-настоящему влюблён, не просто так. В детстве, конечно, нет, ей это даже в голову не приходило. Потом, когда они стали старше, были сомнительные моменты, но ничего серьёзного. Кроме, может быть, той драки на школьном дворе. И вчерашнего случая на дискотеке. Или, когда он взял её за руку в кино. Ну, и, возможно, мама намекала ей несколько раз. Или говорила прямо. Но это же мама, которая любит Диму как собственного сына и мысленно уже, наверное, двадцать раз их поженила, это не считается. А то, что ребята в классе иногда их дразнят, ну так это тоже классика жанра. Это ни о чём не говорит, потому что никаких настоящих доказательств у неё никогда не было, только ощущения. Только чьи-то чужие слова.
Вика поморщилась.
Да ладно, хватит.
Знала.
Она знала.
Дима молчал. Стоял перед ней, такой высоченный, широкоплечий, смешно повесив руки вдоль туловища. Эти руки совсем недавно так здорово и приятно обнимали и гладили её. Хотела ли она повторения? Да, безусловно, хоть сейчас. Но почему вдруг сегодня такое произошло? Никогда раньше – и это было честно! – Вика не испытывала влечения к Диме в физическом смысле. Да ни к кому, если так подумать, она этого влечения до сегодняшнего дня не испытывала, только в книжках о нём и читала. Что-то такое было в «Анджелике», которую она стащила у бабушки из шкафа и потом всё лето прятала за креслом, пока не улучила момент вернуть на место. По крайней мере, в такой форме и с такой силой с ней это случилось впервые. Раньше, даже после «Анджелики», все её мечты оканчивались на довольно целомудренном поцелуе.
Интересно, мог ли пережитый сегодня испуг так на неё повлиять?
- В общем, отвечая на твой вопрос, я не знаю, что нам теперь делать.
С этими словами Дима повернулся и пошёл к двери. Вика с ужасом смотрела ему вслед. В широкую спину, из которой не торчали обрубки крыльев.
- Не уходи!
Она бросилась за ним, вцепилась в руку, заставила повернуться к ней лицом.
- Дай мне немного времени! Ну пожалуйста!
Дима повёл головой из стороны в сторону, как будто устал объяснять одно и то же в миллионный раз.
- Вик, мне кажется, мы о разных вещах говорим сейчас, - сказал он. – Я не о… Я готов ждать сколько угодно, ты же сама сегодня видела. Я просто хочу, чтобы… ну, чтобы мы были вместе. Во всех смыслах.
- Если у нас всё равно не будет… ну, ты понял… то какая разница? – Вика цеплялась за соломинку. – Мы и так почти всё время проводим вместе, а мы не были парой раньше.
- Такое ощущение, что мы поменялись ролями, - Дима высвободил руку из её пальцев. – Я хочу, чтобы все знали, что ты занята, что ты моя. Достаточно ясно для тебя? Чтобы больше никто и никогда не посмел распускать с тобой руки или даже просто пригласить тебя на танец.
- Но я не вещь, чтобы быть твоей, - прошептала Вика, чуть не покачнувшаяся от громадности его слов. Это было из той, будущей жизни, которая для неё ещё не наступила.
Сначала Катина операция. Удачная Катина операция. Потом экзамены. Потом поступление. Потом переезд. Потом уже всё остальное. В её плане всё было именно так.
- Ой, не цепляйся к словам! – Дима повысил голос, в нём впервые проскользнуло раздражение. – Ты знаешь, что я имею в виду. А я прекрасно вижу, что ты не хочешь связывать себя какими-то отношениями. Что, всё ещё надеешься, что Петя Моисеев вернётся и увезёт тебя с собой в Челябинск на белом коне?
Глаза обожгло слезами, но не от боли или обиды, а от невероятного унижения. Какое он имел право говорить ей такие вещи? Откуда он вообще узнал про Петю? Она, конечно, ему ничего особо не рассказывала, понимала, что это было бы неуместно. Но в общих разговорах это имя нет-нет да проскакивало, Вера-то всё знала. Выходит, он всё понимал. Странно, что она не догадалась раньше, Дима ведь никогда не был тупым.
Они всё испортили. Своим глупым порывом они сломали всё то большое, светлое и близкое, что их связывало долгие-долгие годы. В душе разрасталась чудовищная убежденность, что поправить это теперь уже нельзя.
- Пети никогда не было в моих мечтах о будущей жизни в Москве, - выдавила Вика. – А ты всегда был.
Дима чуть смягчился, но остался стоять на месте, не подошёл к ней. Вика глупо подумала, не броситься ли к нему, не поцеловать ли его снова. Её останавливало только опасение, что сейчас он может её оттолкнуть. Ну, и ещё это было бы чуть-чуть нечестно.
- Я не могу понять, как ты проводишь своё разделение, - сказал Дима и потёр лоб. – Какая ещё будущая жизнь? Она у нас одна, вот она, мы её живём прямо сейчас. Для меня Москва ничего не изменит.
- Да ты что?! – Вика даже задохнулась от изумления. – Там же всё будет по-другому!
- Но мы-то сами останемся теми же! – возразил Дима. – Я буду такой же, ты будешь такая же. Я буду хотеть тех же вещей, что сейчас.
Вика молчала. Он был не прав. Он не понимал, и с этим ничего нельзя было поделать.
- А ты этих вещей будешь по-прежнему не хотеть, - заключил Дима и снова повернулся к двери.
- Что мы будем делать? – Вика всё-таки заплакала. – Мы будем друзьями дальше?
Дима закрыл ладонью глаза, потом посмотрел на неё так устало, как будто ему было не семнадцать, а семьдесят семь.
- Я всегда был и останусь твоим другом, ты же знаешь, - сказал он. – Но я хочу большего.
- Видишь, ты знаешь это уже давно, - уцепилась Вика за последнюю возможность, - а для меня всё это только сегодня случилось. Так неожиданно, я не знаю даже, как… я не понимаю, просто не понимаю, что произошло. Дай мне разобраться в своих чувствах, хорошо?
Дима несколько секунд смотрел на неё, и Вика ждала от него чего-то, отчаянно ждала, сама не отдавая себе отчёт, что он должен сделать.
Отрастить крылья.
Полететь.
Стать тем, кем он не был, но кого она искала.
Но Дима только кивнул и вышел из комнаты. Через пару минут хлопнула входная дверь, и Вика поняла, что осталась одна.
Она не остановила его, дала ему уйти. Она знала с абсолютной отчетливостью, что, если бы она его любила, по-настоящему, как описывалось в книжках, то ни за что не отпустила бы вот так.
Может, когда-нибудь у него вырастут крылья.
Может, когда-нибудь они сломаются.
Но знать наверняка она не могла.
Но сейчас, пока он ни разу не отрывался от земли, пока не мог видеть жизнь так, как видела её она, сверху, с воздуха, она не могла любить его так свободно, как ей хотелось. Он даже не понимал, что в Москве у них должна начаться совсем другая жизнь, хотя, это же было так очевидно, ну куда проще?
Но она могла попытаться, дать ему шанс, хотя бы ради него самого. Через некоторое время он сам поймёт, что ничего у них не получится, и когда они снова будут на одной волне, они смогут безболезненно для обоих вернуться к надёжной и спокойной дружбе.
Вика потянулась к телефону, но вспомнила, что Катя в больнице. Может, спит, готовится к операции, собирается с силами. Пытается не бояться.
А Вера сидит за партой и наверняка удивляется, куда пропали Дима и Вика. Может быть, подозревает что-то близкое к тому, что произошло полчаса назад на этом самом месте.
Кстати, не стоит забывать, что, если она даст Диме шанс прямо сейчас, это почти наверняка причинит Вере боль.
Вика вздохнула. Что ж, вся жизнь состоит из выборов. Кому-то всегда бывает больно.
А Вера в списке её лучших друзей шла только на третьем месте.
Начало концаОперацию Кате назначили на десять утра. В восемь тридцать Вика была в больнице. Одна. Они с Димой так и не договорились встретиться.
Вике в больнице не нравилось. Когда ей приходилось здесь бывать, остаток дня её потом преследовал этот тяжёлый, стерильный запах, который был, на самом деле, только в её голове. Никаких ужасных больничных воспоминаний у неё не было, но всё равно место это весёлым явно не назовёшь. Правда, она всегда скрывала свой дискомфорт, когда приходила навестить Катю. Той нужно было как можно больше положительных эмоций.
Катины родители вышли поговорить с хирургом, ещё раз прояснить картину, так что девочки остались в палате одни.
Катя, одетая в светло-голубую пижаму, лежала на спине, поверх одеяла. Её огромные очки плотно прилегали к переносице, почти ложились своими толстенными стёклами ей на глазные яблоки.
Вика сидела рядом с кроватью в кресле, забравшись в него с ногами. Её трясло. Вернее, даже не трясло, просто мышцы ног периодически сокращались сами по себе, как если бы у неё были безболезненные судороги. Всё тело болело после вчерашнего, а ранку на подбородке пришлось утром, пока папа ушёл гулять с Рикки, заклеить пластырем, потому что ночью она снова начала кровоточить.
- Какую книгу ты прочитаешь первой, когда уже будет можно? – спросила Вика. Челюсти тоже тряслись, и она зачем-то делала вид, что ёжится от холода, хотя, в палате было почти что душно.
- Не знаю, - Катя чуть нахмурилась. – Боюсь загадывать так далеко. Мне бы сначала увидеть что-нибудь дальше пяти сантиметров от лица, уже будет здорово.
- Скоро увидишь, - сказала Вика. – Конечно, надо дальше пяти сантиметров, а то приедешь в Москву и…
- А если ничего не получится? – перебила её Катя и приподнялась на локтях. Она смотрела прямо на Вику своими похожими из-за очков на стрекозиные глазами, но, конечно, видеть её так далеко не могла.
- Всё получится, - сразу ответила Вика. Она запрещала себе, окружающим и тем более Кате даже предполагать, что операция может пройти неудачно. Позитивный настрой – это половина дела. – Это новые технологии, не нужно их даже сравнивать с тем, что было раньше.
Катя продолжала молча смотреть на неё. Вика знала, что сейчас она уже не видит даже её силуэта, поэтому не особенно следила за выражением лица. Хотя, на всякий случай, всё равно пыталась улыбаться.
- Всё будет отлично, и через пару недель начнём ускоренными темпами готовиться к ЕГЭ, - бодро продолжила она. – Теперь дело пойдет быстрее, мы сможем учить каждая свой кусок материала отдельно, а вместе только повторять.
- Я буду немного скучать по твоему голосу, - улыбнулась Катя. – Ты знаешь, что у меня все книжные герои теперь говорят твоими голосами?
- Нет, я не знала, - засмеялась Вика.
- Да, а когда я вспоминаю какой-то отрывок из книги, то слышу даже, с какой интонацией ты его читала. Тебе обязательно нужно попробовать поступить в театральный. Ни у кого не было столько тренировки, сколько у тебя.
- Театральный оставим Вере, - отмахнулась Вика. – Будем потом с тобой рассказывать на скучных юридических тусовках о своей подруге-актрисе, которая постоянно достает нам билеты на премьеры.
Они замолчали. Вика знала, о чём думает Катя: если Вера действительно станет известной актрисой, больше они её, вероятнее всего, не увидят. Вика уже давно перестала спорить и с Катей, и с Димой по поводу Веры. Они просто не присутствовали при некоторых сценах, им сложно представить Веру такой, какой её знала Вика. Катя хотя бы признаёт это, Дима не может даже этого. Один Лёша одинаково легко общался со всеми, даже если в глубине души относился к членам их компании по-разному.
- Расскажи мне что-нибудь про школу, - попросила Катя. – Что вчера интересного было?
Вика заколебалась. Выдумывать ей ничего не хотелось, но и волновать Катю перед операцией вчерашней историей она не могла.
- Ты чего молчишь? – Катя села, приблизила к Вике лицо.
Ссадину она, конечно, видеть не могла, её даже мама не сразу заметила, но Вика почувствовала себя неуютно. С её обостренными инстинктами Катя могла уловить что-нибудь даже по её голосу.
- Давай я тебе расскажу после операции? – предложила Вика. – Тебе потом ещё лежать с повязкой, как раз делать будет нечего.
- Ты не сиди здесь всё это время, иди домой, - Катя придвинулась ещё ближе. – Приходите потом вместе с Димой.
Вика заколебалась. Диме она сегодня звонить не станет, это решено. Рано. Им обоим нужно остыть, подумать, что делать дальше, как себя вести. Если он не посчитал нужным прийти, что ж, ладно, это его решение.
- Ты знаешь, он, наверное, не сможет прийти, - сказала она, и Катя слегка наклонила голову вбок.
Насторожилась, напала на след.
- Вы поругались? – спросила она.
- Не то чтобы, но есть некоторое… ммм… недопонимание, - Вика заёрзала в кресле, наконец, спустила ноги и наклонилась, чтобы завязать шнурки на кедах. Пусть Катя и не могла её видеть, иногда ей всё равно было комфортнее прятать от неё лицо.
- Расскажи мне, - тихо попросила Катя, безошибочно глядя ей в район глаз. – Я с удовольствием отвлекусь от своих мыслей. Правда.
Вика заколебалась. Как-то неправильно было бы сейчас говорить о себе. Сегодня, возможно, самый важный день в жизни Кати, потенциальный второй день рождения. От этой операции зависит буквально всё, вся её дальнейшая жизнь. Будет ли она полноценной? Или ей придётся провести её в кромешной темноте? Получит Вика свою московскую мечту: новую жизнь в окружении старых друзей? Ей почему-то казалось очень важной, крайне привлекательной идея когда-нибудь сидеть впятером в окружении кучи детей и рассказывать им, как их родители подружились ещё в начальной школе и пронесли эту дружбу через года. Эта картинка так отчетливо горела у неё в мозгу, стояла перед глазами, была для неё зоной комфорта, в которую она ныряла, когда плохо себя чувствовала. Без Веры и Лёши она ещё, наверное, как-то справится, смирится, если ничего не выйдет, хотя и не обрадуется, но Катя и Дима были основополагающими элементами её будущей жизни.
- Ну ладно, - решилась Вика, раз Катя всё-таки попросила сама. – Вчера был совершенно сумасшедший день, если честно. До школы я не дошла, меня на перекрёстке у ЗАГСа сбил велосипедист.
- Что? – Катя протянула вперёд руку, и Вика, наклонившись к ней, взяла её ладонь. – Ты в порядке? Боже мой!
- Да, всё обошлось, слава Богу, но я вся в синяках и ссадинах, - Вика поднесла её палец к пластырю на подбородке, и Катя издала сочувственный звук. – Я боюсь, что сам этот парень пострадал сильнее, у него была разбита голова. Но это даже не самое главное.
- Было что-то ещё? – недоверчиво спросила Катя.
- Он, этот парень, в смысле, - Вика выпустила Катину руку и встала, отошла к окну, - я его где-то видела. То ли в школе, то ли ещё где, лицо какое-то знакомое. У него были светлые волосы и очень тёмные глаза, такие не забудешь, если увидишь.
- Так, - сказала Катя, когда Вика замолчала, переводя дыхание. Ей не очень хотелось говорить дальше, она испытывала желание сохранить произошедшее только для себя, но они с Катей обычно делились друг с другом всем, и, если уж кто и способен был её понять, так это она.
- Сначала я ничего такого не заметила, - медленно сказала Вика, - я была в каком-то шоке, я испугалась, мне было больно, я не особенно к нему приглядывалась. Но потом, знаешь, такой странный момент, как по щелчку: он посмотрел на меня, в его глазах было столько злости, даже ненависти, как будто это я его сбила, а не наоборот.
Катя смотрела на неё, подняв голову, смотрела, насколько могла. Сквозь тонкие занавески на её лицо падали лучи позднего весеннего солнца, отражались в бифокальных стёклах гротескных очков.
- Я что-то увидела, там, где-то глубоко, за всей этой злостью, - очень тихо сказала Вика. – Впервые в жизни смогла увидеть. Там было что-то другое, спрятанное, но я заметила, потому что иногда я вижу что-то похожее в папиных глазах. И это меня просто оглушило. Я поняла, что такие люди действительно существуют. Понимаешь?
Катя медленно кивнула.
- Ты нашла своего ангела со сломанными крыльями, - сказала она таким странным голосом, что Вика придвинулась ближе к её постели. – Невероятно.
- По крайней мере, я теперь точно знаю, что они такие есть, - Вика слегка улыбнулась и снова откинулась на спинку кресла. – Ты даже не представляешь, как мне хочется знать, что там в нём, за этой злостью. Что у него случилось? Почему он такой? Можно ли ему помочь?
- Ты такая счастливая, ты даже не представляешь, - сказала Катя и сняла очки. Без них её лицо сразу стало маленьким, голым, но более привычным. Вика всё равно знала, что очки не слишком помогают, но её нисколько не пугало и не смущало, что она разговаривает практически со слепым человеком.
- Я счастливая? – переспросила она. – Меня сбили на велосипеде, я полежала в луже, а ты считаешь это счастьем?
- Ой, не придуривайся, - Катя дотянулась до её плеча и легонько толкнула её. – Ты прекрасно знаешь, как меня восхищает вот это твоё умение видеть людей. Однажды ты напишешь прекрасную книгу, вот увидишь.
- Нет, это ты станешь знаменитой поэтессой, а я – твоим агентом. Мы с тобой бросим юридическую работу и будем вести богемный образ жизни, - засмеялась Вика. – А Вера может читать твои стихи на творческих вечерах и капустниках.
- А Диму и Лёшу куда пристроим? – подхватила Катя, и это вернуло Вику к её рассказу.
- Я так и не дошла до самого главного, - сказала она, снова становясь серьёзной.
- Что, и это ещё не конец? – Катя вытаращила глаза. Вика отвела от них взгляд, не хотелось даже представлять, что будет происходить с этими глазными яблоками через какой-нибудь час.
- В общем, пока я там стояла, вся мокрая, грязная, в кровищи, пялилась на этого парня, тут прибежал Дима.
- Тааак, - протянула Катя и сложила руки на коленях. Вика могла бы поклясться, что она начала о чём-то догадываться.
- Ну, он испугался за меня, а я была в состоянии аффекта, - Вика заговорила быстрее, и сама услышала оправдательные нотки в своём голосе. – Он меня обнял, не так, как всегда. И мне стало так приятно и надёжно, больше, чем обычно. Я что-то такое почувствовала.
- К нему? – уточнила Катя.
- Не знаю, не могу сказать, - Вика старалась быть как можно более честной не только с Катей, но и с собой. – Просто почувствовала. И мне не хотелось, чтобы это заканчивалось, чтобы это чувство исчезало. Ну, мне всё-таки очень плохо было в тот момент. Из-за самой ситуации, из-за парня с этими его глазами, вообще, просто шок был, ну представь.
Катя молчала, глядя на её лицо. Вика в который раз пожалела, что подруга не может по-настоящему видеть её. Хотя, в каком-то смысле, Катя-то как раз и видела её по-настоящему.
- Он отвёз меня домой, - продолжала Вика, глядя на сцепленные на коленях пальцы. – Я приняла душ. Потом как-то так вышло, что… Мне стало так плохо и страшно… Я не знаю, как объяснить. Мне просто захотелось, чтобы он снова меня обнял так же, как там, на улице. Это, наверное, было неправильно, безответственно, я не должна была, потому что я же знала, что он… А я ещё не хотела… Ну, до Москвы…
- Успокойся и говори по порядку, - перебила Катя. – Тут никто тебя не осуждает.
Вика хмыкнула, потом вздохнула и взяла себя в руки.
- В общем, мы поцеловались. Но начал Дима! – сказала она и непроизвольно улыбнулась при одном воспоминании о том взрыве эмоций, который она испытала в тот момент.
- Ты улыбаешься, - сказала Катя, и её губы тоже растянулись в улыбке. – Значит, не такая уж это и плохая вещь.
- Нет, не плохая, - вздохнув, признала Вика. – Знаешь, я хотела… Я вчера почти решила с ним переспать.
Катя только подняла брови, но ничего не сказала.
- То есть, понимаешь, да, что это просто было такое состояние? Я бы десять раз подумала, по-хорошему, составила бы план, а вчера вообще, как с катушек слетела. Но просто в какой-то момент было такое ощущение правильности происходящего, вот именно с ним, с Димой, что я даже подумала, не засунуть ли все эти идеи про сломанные крылья куда подальше. Зачем искать что-то другое, если вот оно, такое родное, такое правильное?
- Но потом ты всё-таки остановилась? – спросила Катя. – Почему?
- Ну, как тебе сказать, - Вика снова слегка замялась. – У нас не было презерватива, я очень боялась, что могу забеременеть. И Дима настаивал, чтобы мы были осторожнее. Он себя вёл прям молодцом, я даже не ожидала. Ну, знаешь, как нам постоянно говорят, что мальчикам нужно только одно, что у них гормоны, что они не могут себя контролировать. Так вот Дима мог, вполне, хотя, я и мешала ему изо всех сил.
- Никогда не думала, что Диме нужен от тебя только секс, - пожала плечами Катя.
Этот разговор они вели класса с седьмого, когда однажды Катя спросила её, знает ли Вика, что Дима ужасно в неё влюблён. Раньше неё об этом спрашивала только мама.
- Нет, конечно, нет, - пробормотала Вика, - я и сама так не думала.
- И что в итоге случилось? – Катя снова надела очки, привычным движением надавив указательным пальцем на дужку, чтобы они прилегали плотнее к переносице.
- Ну, мы остановились, - Вика неловко заёрзала в кресле. – А потом Дима начал серьёзный разговор… Хотя, нет, это я первая спросила, что мы теперь будем делать. Вот зачем? Катя, ну скажи мне… Я ведь на самом-то деле хотела бы, чтобы мы пока сделали вид, что ничего не случилось. Но вот взяла и спросила, как будто меня за язык тянули.
- Дима хочет настоящих отношений, - тихо сказала Катя.
- Да. Хочет. И я тоже хочу! Но позже, в Москве, - чуть громче, чем нужно, сказала Вика. – Потому что здесь нет никакого смысла что-то начинать.
- Я знаю, ты давно говоришь об этом, но почему? – Катя подалась вперёд. – Нет, в самом деле, не ври мне сейчас: почему вы не можете приехать в Москву уже парой?
Вика заморгала. В её голове это всё было так здорово разложено по полочкам…
- Потому что там начнётся другая жизнь. Новая. Серьёзная.
- А эту жизнь, здесь, куда ты денешь?
- Это будут воспоминания…
Катя прислонилась затылком к белой больничной стене.
- Я тебе скажу правду, хорошо? – спросила она. – Если бы я была на Димином месте, я бы подумала, что ты держишь меня про запас. Вдруг в Москве подвернётся кто-то получше, тогда ты соскочишь. И всё, у тебя же не было никаких обязательств.
- Это неправда! – возмутилась Вика. – Я вижу своё будущее только с Димой! Просто я почему-то к нему как будто не готова. Понимаешь, с Димой оно будет одно и на всю жизнь. Надо быть просто до конца уверенной, а эти мои мысли про ангелов…
- Да, если говорить с твоей стороны, я тоже понимаю, - задумчиво сказала Катя, так и не отрывая затылок от белого кафеля. – Но разве твои мысли про ангела не означают, что ты держишь Диму про запас? Вроде как, если встретишь ангела, то он пойдёт лесом, если нет – ну лаааадно, давайте.
Вика молчала. Она никогда – и это правда! – за всё это время никогда не смотрела на ситуацию с такой точки зрения.
- И есть ещё второй вариант, - продолжила Катя, как будто мало было того, что она уже вывалила на Вику. – Ты боишься, что общее будущее в Москве не состоится по не зависящим от тебя причинам.
- То есть? – встрепенулась Вика.
- Ну, что ты поступишь в Москву, а Дима – нет, - мягко сказала Катя. – Или наоборот. И тогда тебе будет больно. А если вы ничего не начнёте, то, вроде как, будет не так ужасно.
Внезапно появилось жуткое ощущение предчувствия из разряда тех, которые никогда не бывают хорошими. Вике захотелось, чтобы Катя не произносила этих слов, потому что они как будто предопределили их будущее. Хотя, это и невозможно, головой она это, разумеется, понимала. Но поделать с этим странноватым предчувствием ничего не могла.
Вика не знала, что собиралась сказать в следующий момент из своего состояния полнейшей паники, но в это мгновение раздался стук в дверь.
- Войдите, - громко сказала Катя.
Дверь открылась и на пороге появился Лёша с большим букетом белых роз в руках. Вике понадобилось всего мгновение, чтобы заметить синяк у него под левым глазом и ещё один, на правой скуле.
- Привет! – сказал Лёша, сделал два шага к кровати, наклонился и поцеловал Катю в щёку. – Я принёс тебе цветы. Хочешь понюхать?
Лёша был, пожалуй, единственным человеком, кроме самой Вики, который относился к практически полной слепоте Кати спокойно, без смущения. Вроде как, вот так сложилось, вот такая у неё особенность, которая никак не влияет на её человеческие качества.
- Спасибо, - улыбнулась Катя и потянулась понюхать цветы. – Розы, да?
- Ага, белые, как ты любишь, - Лёша положил букет на прикроватную тумбочку, потом бросил быстрый взгляд на Вику, заметил, как она хмурится, глядя на его синяки, и покачал головой, приложив палец к губам. – Как настроение?
- Ничего, оптимистичное, - Катя по-прежнему улыбалась, и Вика подумала, что, может, она и правда сделала хорошее дело, когда отвлекла её от предстоящей операции. – Надеюсь, что всё будет хорошо.
- Однозначно будет, - сразу же отозвался Лёша, не сделав ни малейшей паузы.
Вика рассматривала его. Интересно, а с ним что случилось? Снова привязалась компания парней из «В» класса? С острым чувством вины Вика подумала, что Дима вчера не мог быть рядом с ним из-за неё. А она даже не знала, готова ли начать с ним встречаться.
Лёша был одет по своему обыкновению: узкие джинсы, длинный кардиган, который он привычно стягивал на груди, высокие кеды. Волосы, уже доросшие до плеч, зачёсаны за уши, хотя чёлка всё ещё висит по сторонам, обрамляя лоб, как чёрные полукружья. Если бы Вика не знала наверняка, то решила бы, что Лёша красит ресницы, такими черными и длинными они были, даже несправедливо как-то. Пожалуй, его можно было назвать красивым, если вы готовы принимать хрупкую красоту в мужчинах.
За эту свою хрупкую красоту он и платил в школе почти ежедневно. Суровые местные парни просто не принимали его отличительность.
- О, привет, ребята, - произнесла Катина мама, входя в полуоткрытую дверь палаты. – Спасибо, что пришли! Наверное, нам уже пора, Катюша. Надо уже…
- Да, я понимаю, - оборвала её Катя, выпрямляясь на кровати.
У Вики ёкнуло сердце. Она посмотрела на Лёшу, но тот стоял такой же спокойный, как всегда, с лёгкой улыбкой на губах. Вика сделала крошечный шаг в его сторону, протянула руку и прикоснулась к его пальцам. Лёша слегка повернул голову в её сторону и, не переставая улыбаться, крепко сжал её ладонь.
- Всё будет хорошо, Катя, - сказал он, пока Катя всовывала ступни в больничные тапочки. – Мы подождём здесь.
- Нет, не надо… - запротестовала было Катя, но Вика прервала её.
- Конечно, подождём!
Катина мама только ласково улыбнулась им обоим. Лёша обнял Вику за талию и настойчиво вывел из палаты, и тут её ожидал небольшой шок: со скамейки, нервно сжимая и разжимая кулаки, поднялся Дима, оправляя светло-серую толстовку.
Когда в дверях показалась Катя, которую мама вела за руку, он шагнул вперёд и взял её за свободную руку.
- Удачи. Мы тут, рядом, - просто сказал он, пожимая её ладонь, но Катя просто расцвела.
- Ты пришёл, - сказала она. – Спасибо!
На Вику Дима старался не смотреть.
- Нам лучше посидеть здесь? – спросил Лёша, не обращая на них обоих ни малейшего внимания. – Или ближе к операционной?
- Наверное, лучше здесь, - отозвалась тётя Марина. – Она всё равно будет спать.
- Хорошо, - Вика обняла Катю и шепнула ей на ухо: - Всё будет хорошо. Я тебя люблю.
- И я тебя, - отозвалась Катя, глядя Вике в лицо. – Не нервничай сильно. И не делай глупостей.
Вика хмыкнула и отпустила подругу. Но смотреть ей вслед было очень тяжело, почти невыносимо. Если операция пройдёт неудачно, если Катя не начнёт видеть, она не поедет вместе с ней поступать в Москву, их компания распадётся, и это уже будет совсем не тем будущим, которое представляла себе Вика.
Хуже того, что тогда будет делать Катя?
- Ну ладно, давайте ждать, - сказал Лёша за её спиной, и Вика обернулась.
Они с Димой стояли плечом к плечу возле лавочки: Лёша смотрел прямо на неё, ласково и сочувственно, Дима отводил взгляд. Вика подошла к скамейке и села на самый краешек, поближе к двери Катиной палаты. Дима, помедлив, сел на противоположный конец. Лёша вздохнул и устроился посередине.
Буквально через пару секунд, когда Вика только начала гадать, о чём бы поговорить, Дима снова встал.
- Я лучше пойду прогуляюсь, - буркнул он, по-прежнему не глядя на Вику. – В магазин, может, зайду, а то долго же ждать. Вам взять чего-нибудь?
- Можно что-нибудь попить, - неуверенно сказал Лёша и покосился на Вику, но она промолчала, слишком расстроенная, чтобы говорить. – Всё нормально? Мне пойти с тобой?
- Нет, лучше тут посиди, - быстро сказал Дима. – Вика тут одна с ума сойдёт.
Но всё равно не посмотрел на неё. Вика, которая и так была на взводе, вдруг почувствовала, что начинает сердиться. Как будто она одна виновата! Кто просил его целовать её? Ну кто?
- Ладно, на связи, - протянул Лёша, откинулся на скамейке и прислонился спиной к стене.
Оба они молча смотрели Диме в спину, пока он не скрылся за поворотом, потом Лёша повернулся к Вике и сел на скамейке вполоборота, подвернув под себя ногу, таким образом, чтобы ступня свисала с края скамейке, не задевая подошвой сиденье.
- Ну что… - начал Лёша, и Вика сразу же поняла, что и в их отношениях что-то поменялось. Появилась какая-то не то неловкость, не то натянутость. Она никак не могла перестать думать, знает он, что вчера произошло, рассказал ему Дима или нет?
- Что с тобой случилось? – первой спросила Вика и кончиком пальца дотронулась до синяка на его щеке.
- Не у тебя одной вчера был интересный день, - хмыкнул Лёша и посмотрел ей прямо в глаза открытым взглядом. – Дима мне всё рассказал.
- Ну ладно, хорошо, - пробормотала Вика. – Но всё-таки, что случилось-то?
- А ты с Верой не говорила, что ли?
Лёша как будто уходил от вопроса.
- Нет, вчера вечером у меня не было ни сил, ни желания с кем-то говорить, - Вика покачала головой. К тому же, подумала она, как рассказать о таком Вере? – Да и ссадины разболелись ближе к ночи.
- Со стороны они не особенно заметны, - Лёша осторожно повернул её голову из стороны в сторону. Вика помогла ему и сама посмотрела вверх, открывая ссадину на подбородке. – Ого! Это выглядит неприятно. Как ты себя вообще чувствуешь?
- Да уже ничего, спасибо. Но ты-то где так…
Лёша опустил голову, и волосы упали ему на лицо. Вика ждала.
- У нас вчера была сдвоенная физра, - сказал он очень спокойно. – Заболела историчка, и расписание сдвинули как-то не по-человечески. Короче, единственным выходом было сдвоить физру, чтобы вэшки не болтались целый урок по всей школе сами по себе.
- И что вы делали все вместе? – спросила Вика, которая начала убеждаться в правильности своих предположений.
- Играли в волейбол, - сказал Лёша. – Они начали приставать ко мне ещё в раздевалке. Ну, их обычная тема, не хочу повторять. В этот раз спрашивали ещё, неужели я нормально отношусь к спорту?
Вика фыркнула.
- Ты размазал их на поле?
- Типа того, - Лёша слегка улыбнулся. – 32-15.
Вика издала тихий победный звук.
- Жаль, что я такое пропустила! Хотела бы я посмотреть на их лица.
- Да, это было приятно, но ненадолго, - Лёша снова помрачнел. – Они ушли в раздевалку первыми, и когда я зашёл, уже вовсю рылись в моей сумке.
- Да ты что?! – Вика от возмущения даже рот открыла. – Вот козлы!
- Короче, Антон нашёл мой ежедневник с идеями для сценариев и начал зачитывать какие-то куски вслух.
Вика прикрыла губы рукой. Она даже представить себе не могла, как ужасно это должно было быть для Лёши.
- Я слетел с катушек, бросился на него, конечно, но их было больше, ну и они такие здоровые все, - Лёша махнул рукой. – Потом кто-то сбегал за Татьяной Анатольевной, она всех растащила, отправила Антона к директору, но толку-то? Ежедневник он так и не отдал.
- Что, забрал? – Вика сжала кулаки. – А наши парни что? Просто смотрели или как?
- Нет, они бросились тоже, но не знаю, мне помогать или просто в драке поучаствовать, - Лёша усмехнулся. – Я не стал никому говорить про ежедневник. Пусть лучше Антон думает, что это неважно, меньше болтать будет.
- Но это ведь очень важно, - тихо сказала Вика. – Ты сказал Диме?
- И это не улучшило его настроения вчера, - Лёша покачал головой. – Я бы не стал рассказывать, он был жутко расстроен. Извини, - спохватился он сразу же, - я не хочу сказать, что это твоя вина.
- Да ничего, - буркнула Вика. – Так почему всё-таки сказал?
- Потому что он пришёл, а не позвонил, - Лёша развёл руками. – Увидел синяки, стал спрашивать, а бабушка просто вне себя была от злости, так что она ему всё вперёд меня и выложила. В понедельник будет разбираться, сказал.
- Ему же нельзя больше проблем, - заволновалась Вика. – Его поставят на учёт, и что тогда делать?
- Я знаю, - Лёша кивнул головой и запустил пальцы в волосы. – Я ни за что не позволю ему вмешиваться. В конце концов, это уже правда выглядит странно: он вечно заступается за меня, как будто я сам не могу за себя постоять. Не самая лучшая тактика в моей ситуации.
- Ты, наверное, очень ждёшь, когда школа уже кончится, да? – грустно улыбнулась Вика.
- Честно говоря, да, - Лёша закатил глаза. – Только бы поступить. Иначе я не знаю, что буду делать.
- Поступишь, - Вика сжала его ладонь, и он благодарно улыбнулся. – Ты жутко талантливый. У нас всегда были самые крутые школьные праздники благодаря тебе. А школьные новости – это вообще шедевр! Кстати, ты узнал, они подойдут как часть портфолио?
- А, кстати, да! - Лёша приободрился. – Мне ответили, сказали можно прикрепить небольшой кусочек, который «отражает режиссёрское мастерство».
- Ты уже выбрал, какой будешь крепить?
Вике больше всего нравилась передача, посвящённая шестьдесят пятой годовщине победы в Великой отечественной войне, там были просто потрясающие моменты, и музыка была подобрана просто великолепно, и монтаж, и вообще… Она все глаза выплакала, когда Лёша показал им черновой вариант.
- Я думал про военный выпуск, - Лёша явно понял, о чём она думает, - но это как будто немного отдаёт манипуляторством, нет? Такая тема, которой неудобно сказать нет. Вдруг это плохо воспримут?
- Слушай, но они же сказали, чтобы ты продемонстрировал мастерство режиссёра, так что теперь, послать что-то хуже? – Вика пожала плечами. – Ты там просто превзошёл сам себя, я считаю, так что я бы отправила. Мой самый любимый момент – это нарезка под песню из «В бой идут одни старики». Это просто что-то! Я каждый раз реву.
- Спасибо, - Лёша немного смутился. – Есть ещё школьный театр, конечно, но там запись не самая качественная. Мне нравится только кусок из «Волчка», где у Нины случается истерика, но там только Инна и хороша, а все остальные стоят как истуканы.
- Там была не твоя вина, - заверила его Вика. – Просто мальчишки в основном стесняются идти в школьный театр, а кто хочет, тот не всегда талантливый.
- Как же я устал от этих тупых стереотипов! - щёки у Лёши слегка покраснели. – Интересно было бы узнать, сколько парней тогда в глубине души хотели попробовать, но побоялись, что их будут дразнить. Ну, ещё, конечно, многие не пошли из-за меня. Из-за того, что про меня говорят.
Вика вздохнула. Оставалось только надеяться, что в Москве люди более толерантны к тем, кто отличается. Но в творческой тусовке всё должно быть с этим в порядке.
- Тебе надо было начать встречаться с какой-нибудь девчонкой, года так два назад, тогда они бы от тебя отвязались, - сказала она.
- И зачем? – Лёша нахмурился. – Они бы просто прицепились к чему-то другому. К одежде или к причёске. К тому же, я бы с удовольствием и начал с кем-то встречаться, но что поделать, если мне никто не нравился?
- Это не такая уж удивительная вещь, - успокаивающе сказала Вика. – Тебе всего семнадцать лет, всё у тебя впереди.
- Вообще-то, немного удивительная уже, если честно, - пробормотал Лёша. – Всем кто-то да нравился хотя бы однажды, а мне – никто и никогда. Как я буду снимать фильмы про любовь, если я понятия не имею, что это такое?
- Надо быть хорошим психологом, - повторила Вика фразу, которую однажды сказала ему Катя. – Без этого тебе ничто не поможет, даже если ты будешь знать, что такое любовь.
- Это правда, - кивнул Лёша. – Хотя, бабушка считает, что я перечитал книжек по психологии. – Он прыснул. – Знаешь, что она сказала про Фрейда? «После того, что он понаписал, я бы вообще боялась что-то к кому-то чувствовать, потому что обязательно окажется, что и в этом есть что-то извращённое».
Вика засмеялась, но почти сразу же осеклась, потому что в конце коридора снова появился Дима. Заметив, что они смеются, он помрачнел ещё больше, и на его лице появилось немного потерянное выражение. Лёша тоже его заметил, потому что тут же сел прямо и наклонился вперёд, положив локти на колени.
- Как погулял? – спросил он примирительным тоном.
- Дождь пошёл, - сказал Дима, останавливаясь перед ними, и полез в сумку. – Я тут купил немного пожевать.
Он достал посыпанную сахаром булочку в форме сердечка и небольшую коробку яблочно-виноградного сока, помялся немного и протянул всё это Вике.
- Спасибо, - сказала она и, к своему ужасу, почувствовала комок в горле. Сердится, а всё равно купил её любимый сок.
- А это нам с тобой, - Дима вытащил большой пакет чипсов и две пачки сухариков. – Там ещё две банки колы, сам достань.
Лёша вынул банки, все они открыли кто чипсы, кто сухарики, кто булочку и начали молча есть. Какое-то время коридор наполнял только негромкий хруст. Потом Лёша сказал:
- Мы тут с Викой подумали, что тебе в понедельник вмешиваться в наши с Антоном разборки не надо.
- Это ещё почему? – нахмурился Дима.
- Потому что тебя предупреждали уже, - в голосе Лёши появилось лёгкое раздражение. – И вообще, тебе оно надо, если они ещё и про тебя начнут что-то говорить?
Дима издал низкий смешок.
- Ну, пусть попробуют, - сказал он и засунул в рот сразу три чипсины. – Я-то не пацифист какой-нибудь.
- Не всё же можно решать кулаками, - нерешительно вмешалась Вика, немного боявшаяся, что Дима сейчас скажет ей, что её больше это не касается. – С такими, как Антон, лучше не драться вообще, ему только это и надо.
- Он сам напрашивается, - кивнул Дима, чуть повернув голову в её сторону. – Так что пусть получает. Ты знаешь, что он забрал Лёхин ежедневник?
- Знаю, но драться всё равно нельзя. Давайте лучше привлечём к этой ситуации учителей, потому что, в конце концов, это их работа и…
- Я не хочу никому объяснять про ежедневник, - перебил её Лёша. – Это слишком личное. Мне и так невыносимо думать, что его читает этот… Антон.
- Если он умеет, конечно, - сказала Вика. Лёша пожал плечами.
- Я не собираюсь бить его первым, - внёс ясность Дима. – Мне действительно нельзя, но не из-за глупой комнаты милиции, а это вроде как боксёрское правило, нам тренер им все уши прожужжал. Но, если он станет слишком уж напрашиваться, то я не смогу…
- И чего ты этим добьёшься? – рассердилась Вика. – Только себе хуже и сделаешь, а они потом ещё на Лёше отыграются.
- А ты предлагаешь просто подойти к Антону в понедельник и вежливо попросить его отдать ежедневник назад? – уточнил Дима и впервые посмотрел на неё со вчерашнего дня. Его серые глаза, пустые, как всегда, были похожи на две льдинки.
А что, если он больше никогда не посмотрит на неё так, как прежде?
От этой мысли захотелось заплакать. И как-нибудь всё исправить. Вернуть.
- Вообще-то именно так я и собираюсь поступить, - встрял Лёша. – Надо учиться договариваться словами, неизвестно, сколько идиотов я ещё встречу за свою жизнь.
- Бред какой-то! Ты же прекрасно понимаешь, что…
- Отличная идея! – твёрдо сказала Вика. – Мы пойдём с ним, чтобы в случае чего ты помог. Если будет прям крайняя необходимость, но изначально будем там просто для поддержки, чтобы они видели, что Лёша не один.
- Ты никуда не пойдёшь, - отрезал Дима.
- Нет, пойду! – выкрикнула Вика и тут же понизила голос, потому что вспомнила, что они в больнице. – Кто-то должен быть там, чтобы удержать тебя!
- Я могу держать себя в руках, когда захочу, - многозначительно сказал Дима, и Вика почувствовала, как по лицу и шее прошла горячая волна стыда. – Тебе нечего слушать всё, что говорят эти моральные уроды.
- Ой, я как-нибудь справлюсь, - отмахнулась Вика. – Зато проконтролирую, чтобы ты не выбросил своё будущее на помойку. – Он закатил глаза, и тогда она выпалила в полном отчаянии: - Если тебя поставят на учёт, ты не сможешь поехать в Москву! Со мной.
Лёша максимально вжался затылком в стену, и Вика запоздало подумала, что они ставят его в очень неловкое положение. Дима наклонил голову вперёд и посмотрел на неё внимательным взглядом, который, хотя и не был «как раньше», но уже и не звенел таким обжигающим холодом.
- Ладно, - сказал он, наконец.
Вика не совсем поняла, с чем он согласился, но предпочла на этом пока что беседу замять.
После этого они некоторое время провели в молчании. Вика не знала, о чём думают парни, но её мысли неотступно крутились вокруг того, что сейчас происходит в операционной. Она не до конца уяснила, как именно работает этот новый прибор, чем он отличается от прошлого и что именно врачи сейчас проделывают с Катиными глазами, но повторяла про себя снова и снова: «Это новые технологии, они сработают».
Помогать эта мантра ей перестала минут через пятнадцать молчания, и тогда Вика достала из сумки книгу. Лёша склонился к её плечу, прочёл несколько строк и удивлённо спросил:
- Опять?!
Дима повернул голову в их сторону и вытянул шею, но с такого угла текст рассмотреть не смог бы, поэтому Вика показала ему обложку «Сумеречного дозора» Сергея Лукьяненко. Он покачал головой.
- Действительно, Вик.
Её сердце радостно ёкнуло при этом привычном «Вик».
- Это мои книги комфорта, - пожала она плечами. – Вы же оба испытываете потребность раз в полгода пересмотреть «Властелина колец», почему мне нельзя перечитывать «Дозоры»?
Как-то классе в шестом Вика приняла участие в таком просмотре и уснула в самом начале второго фильма, чего ни Дима, ни Лёша никак не могли понять и простить. «Проспала Хельмову Падь!» Невероятно!
- «Властелин колец» - это классика, - Лёша мечтательно прикрыл глаза. – Если бы мне сказали, что за всю жизнь я срежиссириую только один фильм, но я могу выбрать какой, и если брать в расчет результат, я имею в виду, то я бы выбрал «Властелина колец». Именно таким, какой он получился у Джексона.
- Ты сам-то понял, что сказал? – усмехнулась Вика. – Ты-то бы срежиссировал его по-другому.
- Хотелось бы думать, что так же.
- Так не бывает, у всех людей мозг устроен по-разному.
- Но Джексон снял его так, что все мы теперь уверены: вот это идеально, только так и нужно было, - вставил Дима. – Никогда не мог понять, как ты умудрилась дожить до своих лет и ни разу не посмотреть его целиком, имея нас с Лёхой в друзьях.
Катя закатила глаза.
- Я с вами уже посмотрела шесть эпизодов «Звёздных войн», с меня хватит.
- Но тебе же понравилось!
- Но второй раз я это смотреть не буду!
- У меня идея! – перебил их обоих Лёша и поднял палец вверх. – Когда Катя восстановится, мы устроим совместную киноночь и посмотрим все три части «Властелина колец» подряд!
- Ну уж нет! – возмутилась Вика. – У нас экзамены уже совсем скоро, надо будет готовиться быстрее, особенно Кате, так что нет, спасибо.
- Что-то я не заметил, чтобы ты читала историю России, - Лёша выгнул бровь и кивнул на «Сумеречный дозор». – Одну-то ночку можно будет выкроить.
- Мы лучше посмотрим «Гордость и предубеждение» с Колином Фёртом, Катя никогда не видела, - загорелась Вика. – Точно! Киноночь!
- Я не приду, - пробормотал Дима.
Вика рассмеялась, вспомнив, как она заставила его посмотреть все пять серий в один из летних дождливых дней перед девятым классом.
- Я смотрел, - Лёша скривился. – Очень скучно. Не лучшая экранизация.
- Да ты что! – возмутилась Вика. – Вот уж от тебя не ожидала!
- В смысле, можно было сделать гораздо лучше, - пояснил Лёша. – Согласись, если бы там не играл Колин Фёрт, тебе фильм не так уж и понравился бы?
- Ну… - Вика замялась, стараясь одновременно быть верной поклонницей фильма и честной. – Сложно сказать. Есть вероятность, что нет.
Дима презрительно фыркнул.
- Всё, не мешайте мне, я читаю, - притворно сердито сказала Вика, хотя, на самом деле, была благодарна им обоим за то, что отвлекли её ещё на десять минут.
Первая глава шла со скрипом, потому что мысли о Кате снова полезли ей в голову, а «Сумеречный дозор» она знала разве что не наизусть, но потом, как это всегда с ней и бывало, она втянулась и мысленно перенеслась в Москву и теперь всюду следовала за Антоном Городецким.
Локоть Лёши легонько толкнул её руку, и книга дрогнула на коленях, а сердце пропустило удар. Вика вскинула голову и увидела в конце коридора медленно идущих Катиных родителей. Тётя Марина шла, прижимаясь к дяде Игорю, почти утыкаясь ему в грудь, и совершенно очевидно рыдала.
Вика поднялась на ноги. Бросила перепуганный взгляд на Диму, тот выглядел совершенно беспомощным. Лёша, не отрываясь смотрел на Катиных родителей, и в его глазах застыла неприкрытая боль.
- Не может быть… - тихо сказал он.
- Новые технологии же, - пробормотала Вика, не в силах ещё поверить, что что-то могло пойти не так. Это же был последний шанс…
Дима молча обошёл Лёшу и крепко обнял её. Вика обхватила его за талию и прижалась к его тёплому и надёжному боку.
- Что случилось? – спросила Вика, когда Катины родители были уже в нескольких шагах.
Может быть, ещё не всё так плохо? Может, просто зрение восстановилось не так хорошо, как они надеялись? Может, потребуется ещё одна операция? Может, её можно делать только через год? Может, они просто перенервничали? Может, это слёзы радости?
- Не сработало, - прорыдала тётя Марина, ладонями вытирая слёзы, но они всё продолжали и продолжали течь. – Не сработали эти их новые технологии!
Вика окаменела, чувствовала только, как Димина рука обхватила её крепче, поддерживая и не давая упасть.
Лёша шагнул вперёд, взял тётю Марину за руку и сказал нетипично для него высоким голосом:
- Мне так жаль! Бедная Катя…
Она обняла его за шею и рыдала теперь на плече у Лёши. Дядя Игорь за спиной жены усиленно моргал, стараясь держать себя в руках.
- И что теперь будет? – дрожащим голосом спросила Вика. – Что сказали врачи?
- Больше уже ничего не будет, - ответил дядя Игорь хриплым голосом и на несколько секунд закусил губу. – Катя полностью ослепла, и с этим уже ничего нельзя поделать.
Нет, такого не могло случиться, не должно было случиться. Вика начала неудержимо всхлипывать. Перед её глазами, как в замедленной киносъёмке, проплывали воспоминания, которым уже не суждено было случиться: вот они с Катей позируют на фоне Собора Василия Блаженного, вот сидят рядом за партой в аудитории, вот гуляют в Нескучном саду, вот сидят в кафе и отмечают получение дипломов, вот встречаются в обед и делятся забавными историями со своих мест работы, вот ходят в клубы по пятницам, вот Катя знакомит её со своим женихом, вот Катя и этот пока безликий мужчина принимают поздравления, а потом танцуют посреди зала, полного гостей, вот они знакомят своих детей… Картинки, картинки, картинки… И ничего из этого теперь не случится.
И того хуже: Катя в чёрных очках, Катя с белой тростью, с которой обычно ходят слепые, Катя с собакой-поводырём, Катя, о которой теперь будут вечно говорить «инвалид», Катя, которая обречена провести жизнь в полной, кромешной темноте, которая постепенно забудет лица родителей и друзей, которая так и не посмотрит никакие фильмы, не прочитает книги…
Вика вырвалась из Диминой хватки и бросилась в объятия тёти Марины, которая как раз отпустила Лёшу и делала глубокие рваные вдохи, пытаясь успокоиться. Вика все её старания своим порывом разрушила, и вот они уже рыдают на пару, прижавшись друг к другу и не зная, как выразить своё отчаяние, как справиться с этим ужасным ударом.
- Можно мне к ней, тётя Марина? – еле-еле выдавила Вика, сквозь приступы слёз.
Та покачала головой, и дядя Игорь ответил за неё:
- После операции положено спать, и мы попросили вколоть ей дозу побольше, пусть проспит до следующего утра. Хотя бы так оттянем для неё весь этот кошмар. Приходите завтра утром.
Вика хотела быть рядом с Катей прямо в тот момент, когда та впервые откроет глаза навстречу темноте, но она понимала, что, наверное, в это время им лучше побыть втроём, семьёй. Хоть сердце у неё и разрывалось от боли, тёте Марине с дядей Игорем было ещё хуже.
- Идите домой, ребята, - сказал дядя Игорь. – Спасибо, что пришли, я знаю, как много это значит для Катюшки. Спасибо, что всегда поддерживали её.
- И продолжим, - негромко сказал Лёша. Дима кивнул, кусая губы и свирепо хмуря брови.
Вика могла только реветь и надеяться, что Катины родители и так прекрасно понимают, что это ни в коем случае не означает конец их с Катей дружбы.
- Всё рухнуло, - простонала Вика, когда они вышли из больницы. Дима снова обнимал её за плечи, и они шли, тесно прижавшись друг к другу. Лёша плёлся рядом с Димой, и Вика внезапно испытала острый приступ жалости к нему. Нельзя, чтобы он чувствовал себя лишним. – Лёша, иди сюда.
Он непонимающе глянул на неё, потом прошёл за Диминой спиной и взял протянутую руку. Теперь они шли втроём, молчаливо поддерживая друг друга.
- Ничего не рухнуло, - глухо сказал Дима. – Просто усложнилось.
- Катя не сможет сдать ЕГЭ, - Вика шмыгнула носом. – Не сможет поехать в Москву. Ничего уже не будет так, как мы мечтали.
- Мы будем ей звонить, - пообещал Лёша, - будем держать её в курсе событий. Будем приезжать в гости, она к нам приедет. Потом, посмотрим, может, она ещё и переедет. Надо посмотреть, какие льготы и возможности есть у слепых, наверняка что-то придумано и с работой для них.
- Но это же всё будет совсем не то, - Вика была благодарна Лёше за то, что тот не теряет присутствия духа, но он, похоже, не понимал, насколько окончательно и бесповоротно всё только что сломалось.
- Послушай, ну, значит, не то, но надо же как-то приспосабливаться к новым обстоятельствам, - попытался образумить её Дима. – Слёзы лить бесполезно, Лёха прав, надо искать новые варианты. Наши мечты не всегда исполняются так, как нам бы хотелось.
Вика прикрыла глаза, прекрасно понимая, что сейчас он говорит ещё и о себе, не только о них с Катей.
***
Это ощущалось, как чёрная волна, которая сначала нависла над её головой, а потом всё-таки обрушилась сверху, рассыпая вокруг беспросветные брызги. Придя из больницы и сквозь слёзы введя родителей в курс дела, Вика закрылась в своей комнате, задёрнула шторы, легла на кровать, повернулась к стене и с головой накрылась одеялом. В какой-то момент слёз больше не осталось, а вот мыслей – сколько угодно.
Это было просто отвратительно. Насколько эгоистично вообще было думать о себе в тот момент, когда Катя лишилась совсем всего? Если быть честной, ведь Викина жизнь не заканчивалась на этом, просто она не станет такой, как ей бы хотелось, Дима прав. Чего не скажешь о Кате.
Да, наверняка есть какие-то возможности и для слепых людей, да они будут звонить ей, да, постараются максимально присутствовать в её жизни. Но Катя ослепла, и ничто из этого не вернёт ей полноценной жизни. Катина жизнь сегодня, в каком-то смысле, закончилась. Потом, с завтрашнего утра, начнётся новая, гораздо более трудная. И тёмная. Раньше их хотя бы подогревала надежда на благоприятный исход, теперь цепляться больше было не за что, оставалось только смириться и приспособиться. Вика пока не могла понять, как она сама будет это делать, не говоря уже о Кате.
Ей ведь самой тоже нужно готовиться к ЕГЭ, нужно поступать в Москву. Или, может, просто остаться здесь, быть с Катей, продолжить быть её глазами? Отказаться от всех планов?
Или уехать? Оставить лучшую подругу позади?
Выхода не было. Вика закусила кончик одеяла и тихонечко завыла.
Дверь открылась, но она не обернулась. Наверное, мама. Сейчас напомнит, что папу нервируют подобные звуки, попросит быть потише и обнимет.
Чьи-то тёплые руки действительно обняли её со спины, прямо поверх одеяла, но они определённо не принадлежали маме. Мамины руки были куда меньше.
- Я здесь, - шепнул Дима ей в ухо, растягиваясь рядом и прижимаясь к её спине всем телом. – Я рядом.
Вика снова тихонько взвыла в своё одеяло, потом стала поворачиваться, сначала запуталась, но потом всё-таки сумела уткнуться лицом в Димину футболку, обхватить его обеими руками и рыдать куда-то как будто внутрь него. Переливать свои боль и ужас немножечко в него, потому что он предложил, потому что он хотел забрать себе часть её страданий.
В конце концов, так они и уснули.
