Глава 1*Слёзы убитой вечности*
Август 1979 года.
- Саймон, мы с папой ждём тебя уже полчаса! Мерлин мой, где ты был?
Маленький мальчик лет пяти в испачканной белой футболке и порванных на правой коленке шортах, с всклокоченными угольно-чёрными волосами, задрав голову и тяжело дыша, виновато развёл руками.
- Когда-нибудь я скажу «Мерлин мой» на работе, и меня сдадут в психушку, - пошутил мистер Сайпрес, и Саймон расхохотался. Мамины губы тоже дрогнули, и она бросила на мужа быстрый, ласковый взгляд.
- Так где ты был, дорогой? – уже мягче спросила она, пригладив растрепанные волосы сына.
- Я играл с Джеком и Вайолетт, - возбуждённо заговорил Саймон, пытаясь незаметно стереть грязь с тыльной стороны ладони. – Мы построили дом на дереве, представляете? И никакого волшебства!
Родители с улыбкой переглянулись.
- Правда, один раз… - Саймон замялся и потёр нос, отчего на лице осталась широкая тёмная полоса. – Ну, я не хотел, правда, я ничего не мог сделать…
- Что ты натворил? – испуганно спросила мама. – Ты же знаешь, что мы не можем себя обнаруживать!
- Я не специально! – Саймон скривил губы, как будто собирался расплакаться. – Сэмми упал с дерева, а я заставил его повиснуть в воздухе. Но я не знаю, как это вышло!
- Кто такой Сэмми? – поинтересовался отец, выглядевший не таким взволнованным.
- Котёнок, - на лице Саймона появилась широкая улыбка. – Мы нашли его в прошлый вторник, и теперь он всё время гуляет с нами. Можно мы возьмём его к нам, мамочка? Пожалуйста!
- Почему бы нет, Пат? – отец ответил улыбкой на строгий взгляд жены, и Саймон издал победный клич.
- Потому что у нас уже живёт кролик, - мама начала загибать пальцы, - морская свинка, цыплёнок и ящерица. Это я ещё не упоминала сову.
- Но сова вообще-то твоя, - по-мальчишески улыбнулся папа и, поцеловав маму на прощанье, направился к двери. – До вечера, моя волшебница. Сынок, постарайся вести себя прилично.
Миссис Сайпрес проводила мужа обожающим взглядом и снова повернулась к сыну.
- Потрудитесь вымыть руки, молодой человек, - Саймон видел, что мама уже не сердится. – И прошу вас к столу.
Саймон фыркнул. Его всегда смешило, когда мама начинала вести себя как светская леди. Точно так же разговаривали бабушка и дедушка Фоули, когда Саймон с мамой приходили к ним в гости. Папу они никогда не звали, наверное, потому что у него не было волшебной палочки. Однажды Саймон слышал, как бабушка спрашивала маму, не жалеет ли та, что вышла замуж за человека из другого мира, пусть и хорошего, но другого. Мама тогда только засмеялась. Но Саймон знал, что она не жалеет, что бы это ни значило.
Когда Саймон вернулся из ванной комнаты, чистенький и аккуратно причёсанный, мама стояла у окна и, сосредоточенно сдвинув брови, читала какое-то письмо. На подоконнике перед ней сидела незнакомая сова.
- Ух ты! Можно я её поглажу? – Саймон рванулся к птице, но мама крепко взяла его за руку и усадила за стол.
- Пожалуйста, пообедай один, - Саймон знал это мамино выражение. Оно нередко появлялось у неё, и тогда он не мог понять, видит его мама или думает о чём-то своём. – Мне сейчас придётся уйти, но сначала я дождусь Корнелию.
Саймон скривился. Свою няню он не любил. Она всегда только вздыхала, говорила, какой он непоседа, и не выпускала его гулять. А ещё до дрожи в коленях боялась Макса, безобидную ящерицу, и Саймон не упускал случая выпустить своего питомца на волю всякий раз, как Корнелия переступала порог их дома.
Саймон с аппетитом уплетал свой обед, пока мама быстро собирала вещи в своей комнате. Она часто отлучалась куда-то, так было всегда, насколько помнил Саймон, и иногда возвращалась очень странной. Несколько раз Саймон слышал мамины рыдания из своей спальни, но утром мама как всегда улыбалась ему и папе и казалась счастливой.
Только один раз мама не улыбалась. Она даже не встала с постели, и Саймон никогда ещё не видел папу таким испуганным. Он хотел даже позвать доктора, но мама не позволила. Она лежала в их с папой спальне, такая бледная, с капельками пота на лбу, и Саймону было ужасно страшно. Он ничего не понимал, а мама сказала только, что в неё попало одно плохое заклинание, но всё будет хорошо. И правда, через несколько дней мама поправилась, и Саймон больше не вспоминал о том случае.
Но всегда, когда маме приходило странное письмо, и у неё делалось такое лицо, Саймона охватывал безотчётный страх. Так было и в этот раз. Но Саймон уже привык к этому чувству и не придавал ему никакого значения.
- Корнелия, спасибо, что пришли! – мама благодарно улыбнулась пожилой женщине, вошедшей в столовую со своим обычным усталым видом и потрёпанным зонтиком в цветочек. – Мне необходимо срочно отлучиться, и я не знаю, когда вернусь. Но мистер Сайпрес придёт с работы вовремя, так что мы вас не задержим.
- Хорошо, - тяжело вздохнула Корнелия с таким видом, как будто делала маме великое одолжение. Как будто ей за это не платили деньги.
- Саймон, дорогой, веди себя хорошо, - мама присела перед ним на корточки, одёрнула его чистую голубую футболку, погладила по голове, потом вдруг порывисто притянула к себе и быстро поцеловала несколько раз. – Я вернусь вечером. Я люблю тебя.
- Не уходи, мам, - Саймону вдруг захотелось плакать. – Пожалуйста, останься дома, я боюсь.
- Ничего не бойся, глупыш, - мама нежно провела ладонью по его щеке и встала. – Всё будет хорошо.
Вечером мама вернулась домой поздно, но Саймон ещё не спал. Он осторожно выскользнул из комнаты и босиком пробрался по тёмному коридору к спальне родителей.
- … слишком рискованно! – взволнованно говорила мама, и Саймону показалось, что в её голосе звучали слёзы. – Я не могу подвергать ваши жизни опасности!
- Почему ты не можешь уехать с нами? – тихо спросил папа, и Саймон поёжился от его голоса.
- Это мой мир, Дэвид, - мама всхлипнула. – Я не могу уехать.
- Ты должна думать о сыне.
- Он волшебник, я сражаюсь за его будущее тоже.
- Я никогда раньше не жалел, что ты волшебница, - после долгой паузы произнёс папа, и Саймону вспомнился разговор мамы и бабушки. Ему стало обидно за маму. Она-то вот не жалела, что папа был человеком из другого мира!
- Прости, Дэвид, - мама говорила очень решительно. – Вся моя семья в Ордене. На счету каждый человек. Знаешь, кто сражается на нашей стороне? Дети! Они буквально недавно закончили школу. У них должно было быть другое будущее. Там есть чудесный мальчик, Джеймс Поттер. Он так заботится о своей девочке-жене, Лили. Они так влюблены, ждут ребёнка… Я не хочу, чтобы с моим сыном случилось то же самое. Не хочу, чтобы его дети родились в таком мире.
- Я всегда восхищался тобой, но, Пат… - Саймону показалось, что папа покачал головой. – Я так боюсь за тебя. Если бы я только мог помочь…
- Это не твоя война, милый, - голос мамы звучал нестерпимо нежно. – Я обещаю, что всегда буду рядом с тобой, до самого конца, это не сможет разлучить нас.
Саймон на цыпочках вернулся в свою комнату и уселся на кровать. Значит, мама хочет, чтобы они с папой уехали. Саймон уже давно понял, что снаружи, за пределами их дома, даже их городка, происходит что-то плохое и опасное, и виноваты в этом такие, как они с мамой. Волшебники. Саймон не хотел уезжать. Здесь были Джек и Вайолетт. Вдруг папа не разрешит взять с собой Макса и Сэмми, и Брэди, и Бадди? А мама? Как они оставят её совсем одну?
Утром мама ни словом не обмолвилась об их отъезде, и Саймон немного приободрился. Может быть, это ещё и не точно, может быть, ничего еще не решено? Но выходить на улицу мама ему строго-настрого запретила, и Саймон весь день наблюдал, как она собирает вещи в два огромных чемодана.
- Мы уезжаем, да? – осмелился спросить он после обеда, на который папа не пришёл впервые на памяти Саймона. Мастерская отца была совсем рядом с домом, и он всегда проводил обеденный перерыв дома.
- Это не навсегда, - мама поцеловала его в макушку, и Саймону снова захотелось плакать. – Совсем скоро я приеду к вам.
- Куда мы едем? – Саймон пытался вести себя, как взрослый, как папа.
- К бабушке и дедушке, в Уэльс, - мамино лицо немного напряглось. Папины родители не знали, что они с мамой волшебники, вспомнил Саймон. Папа не хотел говорить им.
- А когда мы вернёмся? – не отставал он. – А когда ты приедешь к нам?
- Сразу же, как только смогу, - мама улыбнулась, но Саймон ей не поверил. Маме не хотелось улыбаться.
- А когда мы едем? – стараясь, казаться взрослым и спокойным снова спросил он.
- Завтра утром, - мама поцеловала его в щёку. – Мне нужно идти, ещё столько всего нужно собрать.
Вечером вернулся папа, очень грустный, очень серьёзный. Они втроём поужинали в полном молчании, и Саймона это страшно угнетало. Он несколько раз собирался спросить что-нибудь, но смотрел на застывшие лица родителей, и слова застревали в горле.
Когда он уже ложился спать, и мама укрывала его одеялом, в комнату заглянул папа. Они долго сидели втроём, и мама давала им разные наставления, а они с папой переглядывались и кивали. Саймон почему-то совсем не думал, что мама их бросает, ему было её даже жаль. И они с папой старались держаться, чтобы маме не было так грустно. Наконец, родители ушли, пожелав ему спокойной ночи, и Саймон начал проваливаться в сон.
Он не заметил, как заснул, но вдруг его разбудил страшный грохот и громкий мамин крик. Саймон сел на постели, прижав руки к лицу, и с сильно бьющимся сердцем стал вслушиваться в темноту.
- Дэвид, бегите! Бегите! – кричала мама, а потом был какой-то шум, а потом жуткий смех, непонятные слова, и кто-то упал. Мама закричала, как будто её очень больно ударили, и Саймон успел только подумать, почему папа не защитит её, почему не поможет?
Мама закричала ещё страшнее, и Саймон не выдержал.
- Мамочка! – завопил он и побежал к двери, как был - в пижаме с лягушками.
- Нет, пожалуйста! Пожалуйста! – мама кричала так, что Саймону хотелось зажать уши. И вдруг в коридоре послышались чьи-то тяжёлые шаги. Саймон отскочил к стене и прижался к ней спиной, дрожа всем телом. Он знал, что это не папа, это был тот, кто заставил маму так кричать. Саймону было очень страшно, но ещё больше ему хотелось защитить маму. Задыхаясь от страха, он увидел, как приоткрылась его дверь, как в тёмном проёме появился силуэт человека в капюшоне. В руке он держал горевшую на конце палочку, совсем как у мамы.
Саймон всхлипнул, не успев удержаться, и человек вдруг сдёрнул с головы капюшон и приложил палец к губам. Огонёк на конце палочки осветил его лицо, и Саймон увидел молодого человека с прямыми чёрными волосами. Он выглядел не старше Адама, брата Джека, пошедшего в этом году в выпускной класс школы. Парень несколько секунд смотрел на Саймона своими серыми глазами, в которых не было злости, только жалость и сожаление, потом быстро прошептал:
- Не бойся, я не причиню тебе вреда. Будет немножко больно, но всё будет хорошо. Когда ты проснёшься, беги отсюда, понял?
Саймон открыл было рот, хотел закричать, ответить, но не успел. Парень прошептал что-то, и из конца его палочки вылетел ослепительный луч света. Саймон дёрнулся от сильной боли, взвизгнул, и его накрыла темнота.
***
Саймон медленно открыл глаза и тут же вскочил, заплакав от боли. Болело всё, каждая косточка. Он огляделся вокруг, но было всё ещё слишком темно, чтобы что-то увидеть. Он был один в комнате. Странный парень исчез. Саймон вспомнил, как он сказал ему бежать, и тут же в ушах снова зазвучали мамины крики. Саймон медленно пошёл к двери. Он выглянул в коридор и шёпотом позвал в темноту:
- Мама? Папа?
Ему никто не ответил. Саймон двинулся вперёд, вытянув перед собой руки. Но уже начинало светать, и глаза постепенно привыкали к темноте, поэтому он сразу заметил, что дверь в комнату родителей открыта. Внезапно внизу, из гостиной послышались сдавленные рыдания, и Саймон подскочил на месте. Только сейчас он понял, что в доме всё же кто-то был: на первом этаже слышались шаги и приглушённые голоса, потом кто-то побежал по лестнице, выкрикивая:
- Патрисия! Дэвид! Саймон!
Саймон замер на месте. Он понимал, что голос знакомый, но сейчас он боялся даже его. Машинально он сделал ещё пару шагов к спальне родителей и вдруг увидел на полу руку, высунувшуюся из-за приоткрытой двери. Саймон часто задышал и опустился на четвереньки. На руке были папины часы.
- Пап? – шёпотом позвал Саймон, чувствуя, что сейчас начнёт плакать. Шаги на лестнице были совсем близко.
- Пат! Дэвид! – к мужскому голосу теперь присоединился женский, и Саймон рванулся вперёд, схватив папу за руку. Рука была мягкой и тёплой, но не папиной. Папа всегда крепко сжимал его маленькую ладошку в ответ.
- Папа, папочка… - Саймон лихорадочно прополз несколько шагов и толкнул дверь. Папа лежал на спине, раскинув руки. Было темно, и Саймон не мог видеть его лица. Он встал и медленно повернул выключатель. Спальню залил яркий свет.
Папа смотрел прямо перед собой, в потолок, и даже внимания не обратил ни на свет, ни на сына.
- Папа! – в полный голос крикнул Саймон, и кто-то побежал по коридору за его спиной.
- Мерлин всемогущий, Саймон! – чьи-то руки схватили его сзади, и Саймон завопил, стараясь вырваться. Он лягался так отчаянно, что мужчине пришлось выпустить его, поставить на пол и повернуть лицом к себе. На него смотрели дядя Люк и тётя Жюли, лучшие друзья родителей.
- Люк, Мерлин, Люк… - тётя Жюли хватала ртом воздух и постоянно вытирала слёзы. Её красивые глаза сейчас были красными и опухшими. – Дэвид, он…
- Возьми себя в руки, дорогая, - дядя Люк был бледен как полотно, но всё же старался говорить спокойным голосом. – Саймон, малыш, где твоя мама?
Но Саймон не слышал их. Он смотрел на папу и надеялся, что он сейчас встанет, засмеется своим мягким смехом, а потом они найдут маму, и всё будет хорошо. Как обещала мама. И тот парень. Но папа не поднимался. Саймон с силой сжал кулаки и попытался поднять папу взглядом. Мама объясняла ему, что волшебники могут совершать волшебство без волшебных палочек в детстве, когда очень чего-то хотят, боятся или сердятся. Сейчас Саймон очень хотел, чтобы папа встал.
- Это кровь? – пролепетала тётя Жюли, пока дядя Люк пытался растрясти Саймона и оттащить подальше от папы. – Люк, это что, кровь?
- Не ходи туда, Жюли, я сам…
Саймона передёрнуло от страшного вопля, который издала тётя Жюли. Потом она упала на колени, и её вырвало.
- Что здесь происходит? – рявкнул сзади ещё один знакомый голос, и в спальне родителей вдруг стало до того много народа, что Саймон даже не смог пересчитать всех. Аластор Грюм, которого папа почему-то называл Франкенштейном, стоял чуть впереди, направив свою палочку с шариком света на конце прямо на Саймона.
- Иди-ка ты вниз, сынок, - непривычно мягким голосом посоветовал он. – Кто-нибудь… Минерва, пожалуйста…
Саймон не сопротивлялся, когда профессор МакГонагалл, старая мамина учительница, обняла его за плечи и повела вниз по лестнице, когда она уложила его на диван и накрыла тёплым пуховым платком. Маминым. Саймон закрыл глаза. Он почему-то знал, что тётя Жюли увидела там, за кроватью, маму. Он просто это знал. И папа… он, наверное, уже не встанет… Саймон зажмурился, но перед глазами так и стояло застывшее лицо отца с широко открытыми глазами, в которых сохранилось страшное выражение.
Саймон спал или терял сознание, но иногда все звуки пропадали, становилось темно и холодно. Иногда до него долетали обрывки разговоров. Он всё время слышал чей-то плач. Было страшно, плохо и одиноко, и никому не было до него никакого дела.
- … вы правы… - вдруг донёсся до Саймона тихий голос профессора МакГонагалл. Она говорила так, будто у неё был здорово заложен нос. – Мальчику будет лучше с вами. К тому же, у него будут и мать, и отец, а этого я ему дать не смогу.
- Но увезти его в другую страну… - голос тёти Жюли был едва слышен. – Не будет это жестоко?
- Вы оба волшебники, лучше он будет с вами, чем с бабушкой и дедушкой, которые ничего не знают о нас, - убеждала МакГонагалл. – К тому же, в другой стране ему будет безопаснее.
- Я до сих пор не понимаю, как ему удалось выжить, - дядя Люк осторожно положил ладонь ему на плечо. – Неужели они пощадили его?
- Исключено, - в голосе МакГонагалл зазвучали металлические нотки. – Они не пощадили целый класс детей, ехавших на экскурсию в Оксфорд. О какой жалости вы говорите?
Саймон вспомнил полные сострадания серые глаза парня и его тихий голос: «Всё будет хорошо».
- Это мама, мама всегда говорит так, - вдруг неожиданно для себя пробормотал Саймон. – Почему он сказал это? Почему он сказал как мама?
- Кто милый? – тётя Жюли склонилась к нему и убрала слипшуюся от пота прядь волос со лба. – Мерлин, у него жар, Минерва… Кто говорит, как твоя мама?
Но Саймон снова начал проваливаться в странное состояние полудремы и ничего ей не ответил.
- Мы уедем сегодня ночью, чтобы мальчика никто не видел, - глухо сказал дядя Люк, и Саймон хотел закричать, вскочить, затопать ногами, потребовать, чтобы его оставили дома, с мамой и папой. Но откуда-то он знал, что нет у него больше ни дома, ни мамы с папой.
- Берегите его, Люк, Жюли, - Саймон почувствовал, как кто-то осторожно прижался губами к его лбу, а потом на него капнуло что-то тёплое и мокрое. – Я любила его мать, и я очень люблю этого бедного мальчика. Постарайтесь сделать всё, чтобы он был счастлив.
- Ради Пат и Дэвида, - прошептала тётя Жюли.
- Ради Пат и Дэвида, - повторил дядя Люк, и Саймон снова заснул.
Пепел сгоревшей болиАвгуст 1984
- Симон, мы с папой ждём тебя уже полчаса! Мерлин, где ты был?
Мальчик лет десяти стоял посреди уютно обставленной столовой с отсутствующим видом, держа на раскрытой ладони трупик лягушки.
- Она умерла, - безразлично сказал он и перевернул ладонь. Лягушка шлёпнулась об пол. Симон перешагнул через неё и, не оглядываясь на застывшую в растерянности Жюли, уселся за стол, положив руки на белую скатерть перед собой.
- Ты забыл помыть руки, - мягко напомнил ему Люк. Симон безучастно взглянул в его голубые, полные тревоги глаза, и перед его мысленным взором быстро, как молния, пролетела знакомая картинка: тёмная комната, вытянутая рука с часами на запястье, глядящие в потолок пустые глаза…
Симон сжал кулаки, сминая скатерть.
- Сынок?
Симон открыл глаза. Люк сидел перед ним на корточках и, страдальчески сдвинув брови, пытался заглянуть ему в лицо.
- Я тебе не сынок, у меня есть отец, - буркнул Симон и с грохотом отодвинул стул, стараясь не прикоснуться к расстроенному Люку. – Хотя, да, точно! Его же убили, а вы забрали меня и сбежали. Всё время забываю.
- Это для твоей же безопасности, - наверное, в миллионный раз пробормотала Жюли, и Симон без всякой жалости увидел слёзы, текущие по её щекам.
- Да, я знаю, - он провёл рукой по лбу и машинально сделал два шага обратно к столу. Перед глазами снова была тёмная комната, только в этот раз на него смотрели живые глаза, серые, полные жалости. Симон быстро поморгал, и лицо парни исчезло.
- Мы с мамой пригласили к нам сегодня доктора Берси, - неуверенно сказал Люк. – Если хочешь, можешь поговорить с ней.
- Я не сумасшедший, - спокойно покачал головой Симон, а перед глазами закружилось серое воздушное платье, светлые локоны, мелькнула улыбка… Мама…
- Конечно, нет, дорогой, - Жюли протянула к нему руку, но Симон отшатнулся. – Просто ты немного… испуган и…
- Я не испуган, - отчеканил Симон. – Я никого не боюсь. Я просто хочу домой. Я ненавижу всех здесь.
- Не говори так…
- Почему? Я ненавижу Францию. Ненавижу этот ваш Прованс с его цветами. Ненавижу этот дурацкий язык. Ненавижу этот дом. Ненавижу это чужое имя. Ненавижу…
Симон говорил спокойно, поэтому успел вовремя остановиться. Он не ненавидел их. По сути, Жюли и Люк были единственными людьми на свете, которым было не наплевать на него. В глубине души он был им благодарен, но называть родителями не мог и не хотел.
- Нас? – с исказившимся лицом спросил Люк, и у Жюли задрожали губы.
Симон несколько секунд изучал его постаревшее за эти пять лет лицо.
- Я собирался сказать эту вашу глупую школу, в которую мне придётся пойти.
И он вышел из столовой, осторожно прикрыв за собой дверь.
***
У Симона всегда, сколько он себя помнил, или позволял себе помнить, были проблемы со сном. Ему приходилось доводить себя почти до изнеможения, чтобы лечь в постель и не думать ни о чём. В противном случае, перед глазами друг за другом вставали ставшие привычными, но от этого не менее страшными, картины: лежащий на спине отец, вытекающая откуда-то из-за кровати струйка крови, тёмный коридор и полуоткрытая в конце дверь, серые глаза на бледном, обрамлённом чёрными волосами лице…
Он видел это во сне каждую ночь. Он видел это наяву, стоило только на секунду закрыть глаза. Он видел мамино лицо, её смеющийся, открытый взгляд и нежную улыбку. Ему казалось, что стоит только обернуться – и он увидит отца. Он постоянно чувствовал его присутствие за спиной. Он искал людей, похожих на того парня с серыми глазами. Он старался не смотреть на Жюли и Люка, чтобы они не прочли правду по его взгляду, чтобы не поняли, что он всё-таки сумасшедший.
Симон чувствовал себя счастливым только в те минуты, когда вспоминал прошлое, погрузившись в себя так глубоко, что со стороны это смахивало на транс. Он мог часами заново переживать прогулку по парку с родителями, мог чувствовать их ладони в своих руках, мог уловить в воздухе нежный запах маминых духов… А потом наступала жестокая реальность, в которой ничего этого больше не было. И Симон старался побыстрее сбежать назад, в свой мир, где не было никого, только он, мама и папа.
Иногда он забывался и оборачивался через плечо, чтобы поделиться какой-нибудь мыслью с родителями. Однажды они с Жюли были в магазине, и, устав от галдящей толпы и огромного количества всяких шляпок и туфелек, Симон как обычно погрузился в свои воспоминания. Ему казалось, что он шёл по магазину, только по другому, с мамой и папой, ел мороженое и весело смеялся над папиными шутками. Реальность настолько смешалась в его голове с воспоминаниями, что он потерял контроль над ситуацией.
- Мама, смотри, у тебя тоже есть такое платье! – радостно воскликнул он и тут же пришёл в себя. Он стоял посреди магазина, с улыбкой глядя в пустоту и тыкая пальцем в витрину, а рядом застыла Жюли с глазами, расширившимися от ужаса.
Он мог слышать голоса родителей. И ему это нравилось. Как будто они были рядом с ним, давали советы, говорили, что любят. Но окружающим это могло показаться странным. Симон уже давно заметил, что на него иногда косятся люди на улице, он знал, что он необычный. И волшебство тут было ни при чём. Что-то случилось с ним в ту ночь, что-то, что навсегда осталось в его голове, что отгораживало его прозрачной, но прочной стеной от окружающего мира. Он не мог быть таким же, как остальные дети. Он не мог бегать, играть и смеяться. Он не мог заводить друзей. Он не хотел всего этого.
Но завтра всё должно было измениться. Завтра он должен был отправиться в школу. Не в Хогвартс, о котором он столько слышал и который любил уже потому, что там училась его мама, а в Шармбатон. Жюли и Люк пытались рассказать ему о прекрасном замке, окружённом великолепными садами, о фонтанах, превосходящих по величию любой памятник маггловского искусства, о хоре нимф под высокими сводами огромного зала. Но Симона это нисколько не интересовало и не трогало, и вскоре они бросили всякие попытки заинтересовать его.
Симон туда ехать не хотел. Вся его жизнь превратилась в сплошной фарс. Он жил с чужим именем, в чужом доме, с чужими людьми, ехал в чужую школу, где ему придётся притворяться нормальным, если он не хочет, чтобы от него шарахались другие люди в коридорах. Но он должен был получить образование, чтобы скорее уехать из этой страны, чтобы вернуться домой. Симон и сам не понимал, почему его так тянет назад в Англию. Его там ничего не ждало, никто не ждал. Он дважды получал новости из дома, и оба раза они были плохими. Сначала умерли мамины родители, причём Симон помнил загадочные мамины слова: «Вся моя семья в Ордене». Что-то подсказывало ему, что умерли они не своей смертью. Он ни разу не позволил себе спросить у Жюли или Люка, что это за Орден такой, хотя был уверен, что они ответ знали.
Буквально через несколько месяцев ему сообщили о гибели родителей отца. В этот раз всё было куда прозаичнее: дедушка и бабушка, лиц которых он даже не помнил, разбились на машине. Больше его в Англии не ждал никто. Но какая-то неведомая сила продолжала тянуть его переплыть Ла-Манш. Ему казалось, что он сразу же узнает английскую землю, камни, деревья. Там ему станет легче. Там он сможет найти парня с серыми глазами и выяснить у него, наконец, всю правду.
С течением времени Симон всё больше привязывался к этому незнакомцу, который спас ему жизнь. Он гадал, узнает ли его этот парень, теперь уже взрослый мужчина, когда Симон посмотрит ему в глаза. Что он сделает потом? Станет объяснять, как он оказался в их доме? Будет просить прощения? Расскажет правду? Симон представлял, как он молча протянет ему руку, и незнакомец так же молча её пожмёт. И они станут лучшими друзьями, и когда-нибудь Симон тоже спасёт ему жизнь.
Это был единственный человек, который ждал его в Англии. Точнее, единственный, к кому Симон стремился поехать. Была ещё профессор МакГонагалл, которую в детстве Симон сначала боялся, а потом страшно полюбил, но её лицо уже практически стёрлось из его памяти. Только парень с серыми глазами. Симон представления не имел, как он будет его искать, но почему-то был уверен, что найдёт. В одной толстенной книге из библиотеки Люка он прочёл, что если один волшебник спасёт другому жизнь, то между ними установится невидимая связь. Он чувствовал эту связь, и она тянула его домой.
Две недели назад Симону купили волшебную палочку. Он остался абсолютно равнодушен к этому знаменательному событию, как называли его Люк и Жюли, потому что и тут всё было совсем не так, как должно было быть. Не было похода в Косой переулок, не было чудаковатого мистера Олливандера, не было мороженого из кафе Флориана Фортескью…
Дома, закрывшись в своей комнате, Симон открыл учебник по Заклинаниям и опробовал самые простые из них. К его великому изумлению, у него почти всё получалось с первого раза. В вводной главе он прочитал, что корни всех проблем у юных волшебников кроются в недостатке концентрации. Он на это пожаловаться, конечно, не мог. К началу занятий Симон опробовал множество заклинаний и пришёл к выводу, что он довольно сильный и талантливый волшебник. Но и это не доставило ему ни малейшей радости, он всего лишь констатировал факт. Рядом не было мамы, которая гордилась бы им.
Одно время Симон реально рассматривал возможность поставить приёмным родителям условие: или он едет учиться в Хогвартс, или вообще остаётся без образования. Но что-то похожее на совесть остановило его от подобного шага.
Симон вздохнул и встал с кровати. Нет никакого смысла пытаться уснуть сегодня, завтра он будет чувствовать себя как выжатый лимон, если полночи проваляется без сна. Он подошёл к окну и, засунув руки в карманы пижамы, уставился в темноту. Ночь Симон не любил, но относился к её наступлению вполне философски: от этого всё равно некуда было деться. Во дворе качнулась ветка дерева, и на секунду перед Симоном снова мелькнули светлые локоны. Он сглотнул, и тут за спиной скрипнула дверь.
Дыхание перехватило, кровь отлила от лица и рук, и Симон медленно, как деревянный, повернулся.
- Извини, я думал, ты спишь, - Люк виновато замахал руками. – Я зайду позже.
- Ничего, - голос почти не дрожал, и Симон сел на кровать, чтобы приёмный отец не заметил, как у него трясутся колени от недавно пережитого ужаса.
«… всё будет хорошо. Когда ты проснёшься, беги отсюда, понял?»
- Что ты хотел? – Симон привычно тряхнул головой и увидел, как между бровями Люка залегла глубокая складка. Они с Жюли уже не раз пытались выяснить, почему он так странно встряхивает головой.
- Мы с мамой хотели подарить тебе кое-что, - Люк выглядел по-настоящему смущённым. – Я хотел положить это тебе на стол, пока ты спишь.
Он взмахнул красиво упакованным свёртком, и Симон невольно проследил взглядом за его движением.
«С Днём рождения, дорогой! Расти большим и сильным!»
«С Рождеством, сынок! Посмотри, подарки там, под ёлочкой».
Симон давно попросил Люка и Жюли не делать ему никаких подарков. Но сейчас он почему-то промолчал.
Люк осторожно положил свёрток на край подушки, постоял несколько секунд, как будто хотел что-то сказать, потом передумал и повернулся к двери.
- Доброй ночи, - бросил он, уже прикрывая дверь, и Симону вдруг стало жаль, что он уходит.
- Подожди! – почти бессознательно выпалил он, и рука Люка замерла в воздухе.
Симон лихорадочно соображал, что теперь делать.
- Спасибо, - наконец, выдавил он после довольно продолжительной паузы, и Люк бросил на него такой взгляд, что у Симона, впервые за несколько лет, в горле появился колючий комок.
- Не за что, - глухо пробормотал Люк, потом прикрыл дверь и добавил: - Сынок.
Симон сжал зубы. Перед глазами промелькнуло доброе лицо отца, его чуть прищуренные лучистые глаза, его перепачканные краской после рабочего дня в мастерской руки. Симон услышал его смех, такой весёлый и беззаботный, и в темноте спальни отчётливо прозвучал его голос:
- Ничего, сынок, ничего. Я понимаю.
- Всё будет хорошо, дорогой, - добавила мама, и Симон почти обернулся через плечо. Но он уже давно перестал так делать, он знал, что там никого нет.
У него только один отец. И мама тоже одна.
***
- Симон, вставай! – кто-то несильно толкнул его в плечо. – На завтрак опоздаешь.
Симон разлепил глаза и уставился в незнакомый потолок над головой. Ему потребовалось долгих пять секунд, чтобы вспомнить, что он в школе. Он сел на кровати и хмуро взглянул на возбуждённо блестевшего глазами мальчишку, уже одетого в форму. Паренёк был похож на ангела с его светлыми кудрями и большими голубыми глазами.
- Спасибо, я сейчас иду, - Симон сделал вид, что спускает ноги с постели в надежде, что мальчик куда-нибудь исчезнет. Но не тут-то было, тот преспокойно уселся на соседнюю кровать и начал трещать без умолку. Симон поморщился. Вот только этого ему не хватало.
- Как тебя зовут? – перебил он мальчика на полуслове, но того это не смутило.
- Жак Фелон, - мальчишка схватил руку Симона и потряс её немного. – Я из Бельгии. Мой папа волшебник, а мама – нет. Её родственники не очень любят папиных, считают нас сумасшедшей семейкой. Папа хотел отправить меня в Дурмстранг, но потом решил, что мне место здесь. Я больше всего жду уроков…
- Я спросил только, как тебя зовут! – отчеканил Симон. Ему не было дела, обидит он мальчика или нет. У него уже начинала болеть голова.
- Ладно, а что насчёт тебя? – Жак не обиделся и уходить не собирался. – Откуда ты? Кто твои родители?
- Не твоё дело, - отрезал Симон и достал из чемодана школьную форму. И это он должен будет носить каждый день?
Жак замолчал, иногда бросая на Симона странные взгляды. Так, в молчании, Симон оделся, и они вышли из спальни, направляясь в сторону столовой.
- По-моему, нам направо, - робко вставил Жак, когда Симон уверенно свернул налево.
- Я тебя не держу, - Симон мечтал только об одном: чтобы этот странный паренёк отвязался от него. Вдалеке лёгкой походкой прошла высокая девушка со светлыми локонами, и Симон на секунду прикрыл глаза.
- Ты её знаешь? – поинтересовался Жак, тоже провожая девушку взглядом. – Красивая.
Симон только головой покачал.
- Мы заблудились, - весело объявил Жак, когда минут через десять стало понятно, что столовой в этом направлении нет. – А я говорил, что мы не туда свернули. Там, за скульптурой Леонардо да Винчи, нужно было свернуть направо.
Симон громко застонал и прислонился лбом к каменной стене.
- Слушай, я не хочу с тобой дружить, - стараясь говорить не слишком грубо, пояснил он. – И не буду этого делать, хоть ты мне тут всю свою биографию расскажи. Мне не нужны друзья.
- Ну, друзья нужны всем, - вдруг совершенно другим тоном возразил Жак. Глупая восторженная улыбка исчезла с его лица, и Симон озадаченно уставился на лицо ребёнка с глазами взрослого. – Ты это ещё поймёшь.
- Мне – нет, - половину своей самоуверенности Симон подрастерял. – Я люблю быть один.
- Нет, не любишь, - жестко усмехнулся Жак. – Как будто я не видел, как ночью ты сидел возле окна с зажженной палочкой. Ты боишься темноты. А значит – и одиночества тоже.
- Бред сумасшедшего, - Симон постарался не выдать своего испуга. – Мне просто не хотелось спать.
Жак тихо рассмеялся, обнажив ровные крупные зубы. В эту минуту он был мало похож на ребёнка. Оба они не были.
- Я вижу, как ты смотришь в пустоту, как трясёшь головой, и я знаю, что ты видишь, - смех Жака оборвался так же резко, как начался. – Так делает моя мать. Я знаю.
- И что ты знаешь? – Симон боялся услышать ответ, но и хотел получить его. Он не знал, что будет потом, но в данную секунду внутри у него всё клокотало от такого наглого вторжения в его личное пространство.
- Ты видишь кого-то, кого не видят другие, - просто пояснил Жак.
- Я не сумасшедший, - покачал головой Симон. Он ещё никогда не был так близок к признанию.
- Конечно, нет, - Жак пожал плечами. – Просто этот кто-то дорог тебе, но его больше нет.
Симон сглотнул, открыл рот, но не смог ничего сказать и просто отвернулся.
- Я знаю, - снова повторил Жак, подходя и становясь у него за спиной. – Так делает моя мать. Она видит Клода, моего брата.
- Что случилось с твоим братом? – вопрос вырвался раньше, чем Симон успел подумать.
- Я не знаю, - Жак отошёл и теперь стоял у противоположной стены. Симон повернулся, и какое-то время они просто смотрели друг на друга. – Я проснулся утром, а он нет. Что-то случилось с ним ночью, а я спал. И поэтому я ненавижу темноту. И ночь. И спать.
Симон моргнул. Рука на полу, серые глаза, тёмный коридор…
- Когда это случилось? – спросил он.
- Три года назад, - Жак облизал губы. – Клод был на четыре года старше меня. Я любил его больше всех на свете.
- Мне жаль, - сказал Симон. Жак перестал вызывать в нём глухое раздражение, потому что он понимал. Он был единственным, кто встретился Симону после смерти родителей и кто действительно понимал.
Жак кивнул и остался стоять на своём месте, перекатываясь с носков на пятки.
- Когда мне было четыре, к нам в дом ворвались какие-то люди в плащах с капюшонами, - неожиданно для себя лихорадочно заговорил Симон, боясь не успеть рассказать, боясь заставить себя молчать. – Они убили моих родителей. Ночью. Я видел тело отца. А потом меня увезли сюда их лучшие друзья, они усыновили меня, сменили мне имя и…
- Почему те люди не убили и тебя? – нахмурился Жак.
- Потому что там был парень, совсем молодой, с серыми глазами, - Симон снова увидел его лицо. – Он спас меня.
- И ты видишь своих родителей, да? – Жак улыбнулся, но не насмешливо, сочувственно, и на секунду реальность и воспоминания снова слились у Симона в голове воедино, и один взгляд наложился на другой. Серые на голубые.
- Да, - было невероятным облегчением просто говорить об этом. – Я слышу их голоса. И всегда та ночь… И тот парень. Когда-нибудь я найду его.
- Я тебе помогу, - просто сказал Жак. – Мы можем найти убийц твоих родителей и отомстить им.
Симон онемел от изумления. Жак говорил так, будто они знали друг друга с рождения, как будто они дружили много-много лет. Возможно, так мог бы сказать Джек, его друг из прошлой жизни.
- Я очень умный, - без всякого смущения произнёс Жак, - обо мне даже в книжках писали. Я вроде как будущий гений. Я помогу тебе.
- Спасибо, - Симон вздохнул полной грудью впервые за последние пять лет. Наконец-то он был не один. – А я помогу тебе выяснить, что случилось с Клодом.
Жак внимательно посмотрел на него и медленно кивнул.
- Давай поклянёмся всегда быть вместе? – спросил он.
- Как мушкетёры? – почти улыбнулся Симон, протягивая руку.
- Лучше, - Жак неожиданно крепко пожал его ладонь. – Теперь на завтрак?
>
Подписаться на фанфик
Перед тем как подписаться на фанфик, пожалуйста, убедитесь, что в Вашем Профиле записан правильный e-mail, иначе уведомления о новых главах Вам не придут!
Оставить отзыв:
Top.Mail.Ru
Обрывки затаенной силыОктябрь 1992
- Сим, вставай, у меня всё готово!
Симон моментально вскочил с кровати и босиком бросился за Жаком по винтовой лестнице вниз, в гостиную, потом через крохотную дверцу по узкому коридору и, наконец, в тёмную тесную каморку, посреди которой стоял огромный котёл. Симон благоговейно склонился над чуть дымящейся жидкостью золотистого цвета.
- Ты уверен? – шёпотом спросил он, и Жак кивнул головой.
- Ни капли не сомневаюсь, что это сработает, - безапелляционно заявил он.
- Если так, ты станешь миллионером, - Симон провёл рукой над котлом. – Это же аналог Эликсира жизни! Жак, ты понимаешь, какое открытие ты совершил!
- Эванеско! – произнёс Жак, и котёл моментально опустел.
- Что… - Симон не мог найти подходящих слов. – Столько времени…
- Но у меня же получилось, - безразлично улыбнулся Жак. – Это главное. Я не собираюсь жить вечно.
- Но ты даже не проверил…
- Я знаю, что у меня получилось, - когда Жак говорил таким тоном, немного усталым, но уверенным, Симон знал, что друга в очередной раз посетило чувство собственной правоты, которое не подводило его ни разу за те шесть лет, что его знал Симон.
Про Жака действительно писали в книжках. Его приглашали занять серьёзную должность в Министерстве магии, мадам Максим предлагала выдать ему документы об окончании школы в любой момент по его требованию. Но Жак на все предложения отвечал отрицательно. Симон тоже был талантлив, но другу, конечно, даже в подмётки не годился. Жак к седьмому курсу изобрёл с десяток различных заклинаний, которые друзья успешно использовали втайне от всех, забавляясь реакцией окружающих. Но регистрировать права Жак упрямо отказывался, отговариваясь тем, что это его не интересует.
Он искал только одно – способ обойти извечные законы магии и повернуть время вспять. И, если от любого другого Симон воспринял бы подобную идею как бред, то в Жака он верил. Друг иногда оказывался способен на такие вещи, что Симона бросало в дрожь. Это было за гранью человеческих возможностей. Сам Жак только скучающе зевал и погружался в чтение очередного ветхого фолианта, иногда делая пометки в толстенном, довольно потрёпанном блокноте.
План был прост: найти способ менять прошлое без вреда для настоящего, взять самый обыкновенный маховик времени, вернуться в прошлое и спасти всех тех, кого им так не хватало - Клода и родителей Симона. Но пока решение не находилось. Однако, приготовить Эликсир жизни без философского камня раньше тоже никому не удавалось. Симон никогда друга о его идеях не расспрашивал, считая, что тот поделится сам, если захочет. Сам он любил боевые заклинания и собирался после школы специализироваться в области охраны магического мира. Бороться с нарушителями, защищать слабых, таких, каким давно, в прошлой жизни, был он сам – вот то, ради чего стоило жить. Симон уже с трудом отождествлял себя с черноволосым малышом, потерявшим родителей. Однако, боль от их утраты меньше так и не становилась.
Многое изменилось в его жизни за эти шесть лет, проведённые бок о бок с Жаком. Друг заставлял его жить настоящим, помог найти цель в жизни, всегда был рядом, не давал Симону почувствовать себя одиноким и никому не нужным. Но самое главное – он вернул Симону родителей. Выслушав в первый раз его рассказ про Люка и Жюли, Жак вдруг разразился гневной тирадой, в которой обозвал Симона всеми нехорошими словами, какие только знал. Симон вдруг понял, каким эгоистом и эгоцентриком он был. Ему стало стыдно и плохо. А потом, впервые за пять лет, Симон разрыдался. И Жак молча сидел рядом, поддерживая друга одним своим присутствием.
Симону тогда было одиннадцать, и он не стеснялся слёз. К тому же, с ними приходило какое-то невероятное, сокрушительное облегчение. А потом родители стали уходить. Он всё реже слышал их голоса, он старался не вспоминать их лица, он стал лучше спать, иногда ему даже снилось что-то, кроме той страшной ночи. Родители оставляли его. Симон это чувствовал, с болью, с отчаянием, но и с крохотным налётом радости. Любовь к ним никуда не делась, просто отошла на второй план. А вперёд выступили Люк и Жюли. Теперь, уже давно, Симон называл их мамой и папой.
Жак про Клода говорил мало, но Симон всегда думал, что друг перенёс на него самого всю любовь, которую питал к старшему брату. В школе над ними даже иногда хихикали, но друзьям не было никакого дела до окружающего мира. Они спасали друг друга, вытягивали из вязкого тумана прошлого. Симон больше не был похож на унылое приведение или маленького сумасшедшего мальчика, пялящегося в пустое пространство перед собой с блаженной улыбкой на лице. А Жак позволял себе быть самим собой, не притворяться глупее, чем он был на самом деле. Иногда на него что-то находило, и тогда он мог молчать по нескольку дней подряд. В такие моменты его голубые глаза опасно темнели, и никто, кроме Симона, не смел с ним разговаривать.
Сам Жак называл такие периоды своей «темнотой», но наотрез отказывался объяснять, что он имеет в виду. Симон списывал это на побочный эффект гениальности, хотя, он не скрывал этого, в такие моменты друг его по-настоящему пугал. Однажды, вынырнув из своей «темноты», он показал Симону вырванный из блокнота лист с одной-единственной формулой.
- Что это? – поинтересовался Симон, протянув руку к листку, но Жак резко смял его и зажал в кулаке.
- Эта штука действует как Авада Кедавра, только убивает всех людей в радиусе ста метров, - мрачно пояснил он. – И я знаю, как ещё расширить область его действия.
- Зачем тебе это? – у Симона волосы на голове зашевелились от ужаса. – Как ты вообще до этого додумался и зачем?
- Не знаю, - Жак с силой потёр виски обеими руками. – Я никому это не покажу, только тебе. Мы же хотим отомстить за твоих родителей. Может, пригодится.
- Мерлин, Жак, что с тобой творится? – Симон потряс друга за плечи. – Ты превращаешься в монстра.
- Я всегда им был, - глаза Жака вдруг стали бездонными, только где-то в глубине плескался самый настоящий ужас. Но потом он улыбнулся, и Симон посчитал, что ему показалось.
***
- Скоро уже школа закончится, пора решать, чем ты будешь заниматься, - сказал Симон, критически оглядывая шикарный мебельный гарнитур времён эпохи Возрождения, только что появившийся по их с Жаком приказу в результате трансфигурации нескольких столов и стульев. – Маме бы понравилось вон то бюро.
- Я пришлю ей его на Рождество, - мимоходом заметил Жак, и Симон знал, что он пришлёт. – Я думаю, ответ очевиден: тем же, чем и ты.
- Но ты никогда не хотел никого защищать, - возразил Симон. Этот разговор у них всегда развивался по одному и тому же сценарию.
- Мне без разницы, чем заниматься в свободное от основной деятельности время, - Жак выразительно взглянул на друга через плечо, не замечая направленных на него взглядов стоявших рядом девушек. – Принесу пользу волшебному сообществу. И мы снова будем вместе.
Симон криво усмехнулся, пытаясь скрыть радость. Он ничего не хотел больше, чем не разлучаться с Жаком. Они стали братьями за эти шесть лет. Симон откинул с лица чёрные волосы и поймал взгляд стоявшей напротив Софии Мануско. Девушка моментально залилась краской и отвела взгляд.
- Ты разбиваешь сердца одним лишь взглядом, - пробормотал всегда всё замечавший Жак, и Симон насмешливо фыркнул. Не то, чтобы он был не в курсе своей привлекательности для женского пола, но сам он ничего особенного в своей внешности не видел. Правильные черты лица, хорошие волосы, не слишком огромный нос, всё нормально. Вот Жак, тот да. С возрастом он всё больше походил на ангела, но теперь, как шутил Симон, на падшего. Появлялось в его лице что-то жёсткое, что-то странное, иногда – почти безумное. Но он был гением, и это было тяжким бременем, Симон знал это лучше, чем кто-либо другой.
Они были как две стороны одной медали. Иногда Симону приходила в голову бредовая мысль, что Жак – это он сам, та его часть, которая так и не оправилась после смерти родителей, ставшая отдельным человеком. Тёмным человеком, недобрым. Но ему сразу же становилось стыдно за свои мысли. Он не считал Жака злым. Друг ни разу не причинил никому вреда. Его самого страшно пугала собственная гениальность, но он никуда не мог от неё деться. Просто в очередной раз приходила его «темнота», из которой он возвращался с новым изобретением, страшнее предыдущих. Но Жак никому не рассказывал об изобретённых заклятиях или сваренных зельях, кроме Симона. Но даже лучшему другу он никогда не выдавал своих секретов, не позволял узнать магическую формулу или рецепт жуткого зелья. Сначала Симона это даже обижало, но потом он счёл, что это и к лучшему.
***
Июнь 1993 года.
- Поздравляю с первым утром взрослой жизни, мои дорогие! – мадам Гарнье улыбнулась вошедшим в столовую Симону и Жаку, заспанным, растрепанным. Она повернулась к мужу и продолжила: - У нас с Люком есть для вас подарок.
Симон с любопытством уставился на родителей. Ни о каком подарке они раньше и не заикались.
- Вы уже достаточно взрослые мальчики, - подхватил Люк, в волосах которого начала пробиваться седина. – И мы с Жюли подумали, что вы вполне способны присмотреть за собой и не влипнуть в неприятности.
Симон хмыкнул, и они с Жаком многозначительно переглянулись. Их родители, ни те, ни другие, даже не подозревали, в каких переделках побывали их дети. Иногда эксперименты Жака заканчивались не особенно хорошо. После того, как на пятом курсе они испробовали одно боевое заклинание, отчего у Симона сама собой вскрылась грудная клетка, и Жаку только каким-то чудом удалось моментально изобрести контрзаклятие, они налегли на лечебную магию. Если Симона можно было назвать, пусть не целителем, но, по крайней мере, поднаторевшим в лечении человеком, то Жак мог бы прямо сейчас работать наравне с самыми выдающимися целителями современности.
Жак никогда не бросал дела на полдороге. Если он собирался знать всё про магическую медицину, он сидел в библиотеке круглыми сутками, тренировался почти до потери пульса, но с пятого по седьмой курс он сумел выучить столько же, если не больше, сколько узнавали студенты Медико-магической Академии за пять лет. На это Жака толкнул всепоглащающий, почти живтоный страх того, что он может причинить вред Симону.
После того случая с неудачным тестированием заклинания Жак пропал на целые сутки, и Симон просто с ума сходил от беспокойства. Он обыскал всю территорию школы, но друга так и не нашёл. Жак вернулся сам, под утро, усталый, разбитый, с тёмными, бездонными глазами и страшным взглядом, который всегда так пугал Симона. Он никогда не рассказывал, где провёл эту ночь, но состоявшийся после его возвращения разговор Симон запомнил на всю жизнь.
- Я могу причинить тебе вред! – кричал Жак, когда они закрылись в пустом классе и наложили на дверь звуконепропускающее заклятие. – Ты мог умереть вчера!
- Но не умер же! – горячился Симон. – Ты спас меня, ты спас мне жизнь!
- От себя самого! – выкрикнул Жак и вдруг рухнул на ближайший стул, закрыв лицо руками. – Я опасен, Симон, и мы оба это знаем. Это знают и мои родители, и преподаватели, и все.
- Не говори ерунды, - Симон присел на стоявшую рядом парту и положил ладонь другу на плечо. – Ты в жизни не сделал ничего плохого.
Жак ничего на это не ответил, и в душе Симона шевельнулось что-то тревожное.
- Ты сам говорил, что в твоих силах принести много пользы человечеству, - продолжил Симон, отогнав неприятные мысли. – И ты её принесёшь, я уверен.
Жак резко поднялся на ноги и с непроницаемым лицом отошёл к стене. Он опёрся о неё спиной и в упор посмотрел на Симона, словно решившись на что-то.
- Мы не должны больше общаться, Сим, - произнёс он с непоколебимой решимостью, и у Симона от изумления даже рот раскрылся.
За те пять лет, что они провели в школе, Жак стал для Симона больше, чем другом. Они стали братьями. Они не могли и дня прожить друг без друга, потому что им просто не с кем было бы поговорить, их никто бы не понял. Симон не мог представить своей жизни, если в ней не было Жака. Все его мысли, все мечты о будущем имели смысл только тогда, когда друг был рядом.
- У меня никого нет, кроме тебя, - просто сказал он, зная, что если Жак решил точно, никакие слова его уже не переубедят.
- У тебя есть родители, которые любят тебя, - с нажимом возразил Жак. Он всегда считал, что его собственные родители боятся его и не против от него избавиться. Симон не был с ним согласен. Месье и мадам Фелон не ненавидели сына, они были совершенно убиты произошедшей с Клодом трагедией и в какой-то степени потеряли связь с реальностью. Симон понимал их как никто другой, но всё же считал, что они не правы, бросив младшего сына на произвол судьбы.
- Ты не можешь не учитывать мой выбор, - Симон знал, что это не поможет, но перспектива снова остаться одному пугала до ужаса. – Если ты считаешь, что дружба с тобой – это риск, то я готов рискнуть.
На секунду на лице Жака мелькнула счастливая, растроганная улыбка, но он быстро взял себя в руки.
- Это будет на моей совести, и только я решаю, как поступить в данной ситуации, - покачал он головой и направился к выходу из класса. – Прости.
Дверь хлопнула. Симон не стал оборачиваться. Он знал Жака, как самого себя, друг всё для себя решил. Симон не мог его осудить. Если бы он сам был угрозой для лучшего друга, для брата, неужели он поступил бы по-другому?
И потянулись долгие, страшные недели одиночества. Встретив Жака, единственного человека, который смог до него достучаться, Симон больше не заботился о других людях. Он не искал ни с кем дружбы, он не жаждал общения с однокурсниками, он едва знал их имена. Симон не делал попыток поговорить с Жаком: друг выглядел как человек, у которого всё хорошо. Он гораздо легче начал общаться с другими парнями, быстро завоевал их расположение, и только Симон знал, что этот смеющийся белокурый мальчик с невинными голубыми глазами так же мало был похож на Жака, как саламандра на мандрагору.
Жак умел притворяться, и этой, как и многих других способностей, был лишён Симон. Ему было невыносимо видеть друга, беспечно болтающего с Альберто Манчини или Франсуа Дюбуа, над которыми раньше они вдвоём смеялись, поражаясь их тупости. Это чувство было даже несколько похоже на ревность. Но в глубине души Симон всегда знал, как много он значит для Жака и каких усилий стоила другу эта жертва.
Пока Жак притворялся невероятно счастливым от общения с однокурсниками, Симон предпочитал быть один. Он уходил в один из самых дальних уголков роскошного сада, трансфигурировал одну из скульптур в удобную лавочку и часами лежал на ней, глядя в небо и тренируя всякие заклинания. Так и продолжалось уже пару месяцев, пока однажды из кустов, обрамлявших этот волшебный уголок, не появилась самая настоящая нимфа. Увидев Симона, она картинно приложила ладошку ко рту и сказала:
- Ой!
Симон, не мигая, смотрел на неё. Лицо девочки казалось знакомым, Симон уже видел эти белокурые локоны и прекрасные черты, наверное, они пересекались где-то в коридорах школы.
- Привет, - мелодичным голоском проговорила нимфа. – Что ты здесь делаешь совсем один?
- Лежу, - лаконично бросил Симон, не делая ни малейшей попытки привстать.
- Один? – дечока изящно откинула волосы за спину и подняла тонкие брови.
Симон не потрудился отвечать. Он лежал на спине и просто смотрел на неё.
- А где твой друг? – девочка оглянулась по сторонам, как будто ожидая, что Жак может выпрыгнуть из кустов. – Никогда не видела вас по отдельности.
- Ты кто? – довольно грубо спросил Симон, и девочка очаровательно нахмурила лобик.
- Флер Делакур, - с достоинством ответила она, и Симон вспомнил, откуда он её знает. Делакуры были хорошими знакомыми родителей, и пару лет назад он уже видел эту Флер, когда она приехала к ним в гости вместе со своей семьёй. Они жили где-то в предместье Парижа.
- Слушай, Флер, - Симон несколько сбавил тон, - я люблю быть один, хорошо?
Флер наклонила голову к правому плечу и посмотрела на него долгим взглядом.
- То есть, я был бы не против поболтать с тобой, - Симон чувствовал себя немного растерянным от подобной назойливости, - но как-нибудь в другой раз.
- Как будто мне хочется с тобой разговаривать! – так возмущённо фыркнула Флер, что Симон неожиданно рассмеялся. Она выглядела такой рассерженной, как будто это он мешал ей и приставал к ней с разговорами.
- Не обижайся, - попросил Симон, наконец, принимая вертикальное положение. – Я просто ни с кем не хочу разговаривать.
- Даже со своим драгоценным Жаком? – высокомерно уточнила Флер, и Симон тут же перестал улыбаться. – Знаешь, что про вас говорят?
Симон поморщился. Он знал, но и ему, и Жаку было плевать.
- Я бы не хотела в это верить, - вдруг ослепительно улыбнулась Флер. – Вы оба такие привлекательные.
И Симон рассмеялся второй раз. С этого дня он стал много времени проводить с Флер. С ней было легко разговаривать, она смешила его своим поведением взрослой женщины, которое она явно копировала с кого-то, скорее всего, с матери. Она так мило болтала о всякой ерунде или о школьных сплетнях, что Симон невольно начинал прислушиваться. Несколько раз, когда они сидели вдвоём на лавочке или в столовой, Симон ловил странный взгляд Жака, сожалеющий и обрадованный одновременно.
А потом была та ночь, вторая страшная ночь в жизни Симона. Он весь вечер провел с Флер и её подружками, которые только и делали, что строили ему глазки. Вечером, когда он уже собирался вернуться в свою спальню, в одном из коридоров, мимо которых он проходил, послышались испуганные крики. Симон свернул туда, чтобы посмотреть, в чём дело, и сразу же буквально прирос к полу.
Жак стоял, прижавшись спиной к стене и обеими руками сжав палочку, из которой вырывались разноцветные лучи. Сначала Симон не расслышал из-за криков, что друг произносит какие-то странные слова, видимо, новые заклинания. Один луч ярко-фиолетового цвета только чудом не попал в девочку, и та, вскрикнув, упала на колени. Симон не колебался ни секунды. Он бросился вперёд, но кто-то вцепился в его плечо железной хваткой.
- Не двигайтесь с места, месье Гарнье, - в самое ухо выкрикнул месье Лавуа, преподаватель Защиты от тёмных искусств. – Он утратил контроль, вы только посмотрите на его взгляд!
Симон резко вырвался из его рук, посмотрел другу в лицо и похолодел от ужаса. Глаза Жака были почти чёрного цвета, и в них не было ничего, кроме пустоты. «Темнота» наступила, и в этот раз Жак проиграл.
- Жак! – Симон выскочил на середину коридора и поднял обе руки вверх. Палочка дёрнулась в руках Жака, и он медленно повернулся на знакомый голос. – Жак, прекрати это! Слышишь меня?
Но Жак не слышал.
- Жак, пожалуйста! – Симон начал медленно, шаг за шагом, подбираться к другу. Ему показалось, что лучи стали вырываться из палочки не так часто. – Ты же не хочешь никому навредить, правда? Что с тобой случилось? Давай, мы сейчас поговорим, и я уверен…
- Не подходи! – вдруг страшно закричал Жак, и Симон даже остановился от неожиданности. – Я не могу остановить это! Я могу убить тебя! Пожалуйста, Сим!
- Ты никого не убьёшь, - возразил Симон, безгранично веря в способности друга. – Ты можешь контролировать это. Ты можешь, Жак, я знаю, я видел это.
Жак мотал головой из стороны в сторону, но в его глазах медленно появлялось осмысленное выражение.
- Не получается, - выдохнул он, и его лицо исказилось от нечеловеческого усилия опустить палочку. – Не могу…
- Можешь! – Симон сделал ещё два шага вперёд и остановился прямо напротив друга. – Давай, Жак!
По лицу Жака градом катился пот, он дрожал как в лихорадке, его губы болезненно подёргивались. Вдруг он выронил палочку и рухнул на пол. Симон бросился вперёд и резко остановился, как будто наткнулся на невидимую преграду. Жак сидел, выставив вперёд руку. Без палочки.
- Не подходи, - со странным выражением сказал он. – Не подходи ко мне.
- Пропусти меня, - Симон ударил кулаком по прозрачной стене. – Давай поговорим.
- Это больше меня, я не могу больше бороться, - Жак говорил очень медленно, разделяя слова продолжительными паузами. – Я могу причинить вред.
- Ты никогда не причинишь мне вред! – крикнул Симон, стараясь перекрыть стоявший в коридоре шум. За его спиной беспомощно застыли преподаватели, которые не хуже Симона знали способности Жака и понимали, что бесполезно пытаться блокировать его магию.
- Ты не понимаешь! – заорал Жак, и факелы, освещавшие коридор, погасли. – Ты представления не имеешь, с чем я имею дело каждый день! Каждую секунду! Я могу убить вас всех, просто щёлкнув пальцами!
- Но ты же этого не делаешь, - голос Симона сорвался. Перед глазами снова мелькнул тёмный коридор и приоткрытая дверь в конце.
- Я не всегда делаю то, что хочу, - пробормотал Жак, но Симон его не слышал. Перед глазами проплыло мёртвое лицо отца. Он не видел его уже несколько лет… Из-за кровати тоненькой струйкой текла кровь… Парень с серыми глазами обещал, что всё будет хорошо…
Симон отчаянно затряс головой и тут же почувствовал руки Жака у себя на плечах.
- Прости, Сим, прости меня, прости, - лихорадочно повторял друг. – Не надо, не думай, пожалуйста, не вспоминай… Я не прощу себе… пожалуйста, Симон… открой глаза!
Симон не заметил, как зажмурился. Он открыл глаза и увидел в нескольких дюймах от себя бледное до синевы лицо Жака.
- Ты справился… – прошептал он, всё ещё не до конца придя в себя.
- Я не мог причинить тебе вред, - Жак покачал головой, и его голубые глаза наполнились слезами. – Я не смог бы жить, если бы сделал это.
- Всё хорошо, - Симон попытался улыбнуться. – Теперь всё хорошо.
А потом были несколько недель разговоров с преподавателями, вызовы в кабинет мадам Максим, консультации с целителями, с родителями Жака… В конце концов, Жаку дали шанс остаться в школе, но потребовали, чтобы он каждый день посещал больничное крыло и пил успокаивающие настойки. Симон поклялся сообщать преподавателям всякий раз, когда он заметит странности в поведении друга. Конечно, ничего подобного он делать не собирался.
- Так нельзя, - заявил как-то Жак. – Я по-настоящему опасен для окружающих. Мы не имеем никакого права подвергать их опасности.
- Ты не опасен, если я рядом, - в сотый раз повторил Симон. – Моё присутствие помогает тебе держать себя в руках, ты сам это признал.
- Но ты не сможешь быть рядом каждую секунду, - возразил Жак, опуская голову. – Ты должен жить своей жизнью. У тебя есть Флер…
- Мы с Флер просто друзья, - покривил душой Симон. Конечно, ему нравилась эта красивая, живая девочка. – К тому же, она ещё слишком маленькая, ей всего тринадцать.
- Она вырастет, - усмехнулся Жак. – Или появится другая.
- И у тебя тоже, - Симона осенила новая мысль. – Если бы ты влюбился, Жак, возможно, ты смог бы переключить свои мысли на девушку? И её присутствие тоже сдерживало бы тебя.
- Я не думаю, что я способен… - Жак замялся. – Я не могу позволить себе ещё одну привязанность. Ты и так находишься в постоянной опасности из-за меня.
- Ты найдёшь способ контролировать свои способности, - Симон надеялся, что его голос прозвучал увереннее, чем он себя чувствовал. – Ты сможешь. Ты можешь всё.
- Это меня и пугает больше всего… - пробормотал Жак.
Симон потом так и не узнал, где друг взял маховик времени. Очень может быть, что он сам изобрёл что-то подобное, но факт оставался фактом: Жак нашёл способ попасть в прошлое, в ту ночь, когда умер Клод. Симон встретил друга вечером у входа в замок и не узнал его.
- Что случилось? – испугался Симон. – Опять «темнота»?
Жак сфокусировал на нём мёртвый взгляд чёрных глаз, и Симон сглотнул. Надвигалось что-то страшное.
- Я должен уехать, - без всяких эмоций проговорил Жак. – Сейчас.
- Куда уехать? – Симон на всякий случай схватил друга за локоть. – Что случилось?
И тогда-то Жак поведал ему правду. Он выяснил, от чего умер Клод. Он перенёсся на восемь лет назад и оказался в тёмной спальне. Сначала ничего не происходило, они оба спали, Жак слышал дыхание Клода. А потом он сам, только на восемь лет младше, вдруг сел на кровати и прошептал что-то, всего одно слово, и дыхание Клода прервалось. Жак не помнил этого.
- Это я убил его, - ничего не выражающим голосом сказал Жак. – Я не могу отвечать за свои действия. Я сумасшедший.
- Ты не сумасшедший, - машинально не согласился Симон. – Ты просто гений, а это имеет свой побочный эффект.
- Какой? – прошептал Жак. – Я убиваю тех, кого люблю?
- Ты никого не убивал, - Симону было страшно. – Ты не осознавал, что делаешь, ты даже не помнил этого.
- Важен результат, - Жак опустился на каменную скамью. – Я всегда догадывался в глубине души, поэтому это не стало таким уж потрясением. И родители тоже всегда на меня думали, я знаю. Особенно мать.
Мадам Фелон к сыну и правда относилась странно, Симону всегда казалось, что она его слегка побаивается и испытывает к нему лёгкую неприязнь.
- Но что это? – просто спросил Симон. – Что с тобой происходит?
- Я пока не знаю, - Жак отвёл взгляд, и Симон понял, что у друга есть догадки, которые он пока не готов озвучить.
В их отношениях ничего не изменилось. По крайней мере, так казалось со стороны. Но Симон снова, как это бывало с ним раньше, подолгу не мог заснуть, всё думая над словами Жака. За себя Симон не боялся. Он был слишком привязан к Жаку, он принимал риск. Но родители… Когда Жак ночевал в их доме, Симон просыпался несколько раз за ночь, чтобы сбегать к двери родительской спальни, приоткрыть дверь и жадно прислушиваться к их дыханию. И была ещё Флер, которой он не мог рассказать правду. Она ужасно обижалась на него за то, что он уделял ей всё меньше и меньше времени, но Симона это устраивало. Выбирая из них двоих, он выбрал Жака, и тогда Флер не должна была подвергать себя опасности.
Симон знал, что Жак никогда не оставлял попыток выяснить, что с ним происходит, но он никогда не делился с другом своими соображениями, и Симон не находил в себе сил и, возможно, смелости, чтобы настоять на своём и узнать правду. Так продолжалось до конца седьмого курса. Больше таких срывов у Жака не было, и Симон вздохнул свободнее. Они благополучно закончили школу и собирались подавать документы в Министерство, в отдел Борьбы с магическими правонарушениями и злоупотреблением магией. Жак, правда, шутил, что будет сложно бороться с самим собой, но Симон пропускал шуточки друга мимо ушей.
И вот родители, улыбаясь радостно, но в то же время немного печально, смотрят на Симона через обеденный стол.
- Тебе семнадцать, Симон, - издалека начал Люк. – И мы с мамой подумали, что пришло время тебе стать тем, кем ты и должен быть.
Мама, смахнув слезы, протянула Симону довольно толстый конверт, Люк протянул такой же, но гораздо тоньше, Жаку. Симон чувствовал, что происходит нечто грандиозное.
Он вынул из своего конверта плотный лист бумаги и увидел какое-то свидетельство с печатями и подписями внизу. Но всё перестало иметь значение, когда его внимание привлекли всего два слова, выведенные чьим-то красивым почерком с множеством завитушек. Его имя. Его настоящее имя.
Саймон Сайпрес.
Симон сглотнул, осторожно сложил свидетельство о рождении, выданное британским Министерством магии, и стал смотреть другие бумаги. С удивлением он обнаружил в конверте копии собственных результатов экзаменов, сопроводительное письмо, которое никогда не писал и, наконец, ещё один плотный лист с гербом британского Министерства магии сверху.
«Уважаемый мистер Сайпрес! Мы рады сообщить Вам, что Вашей квалификации и полученных оценок достаточно для участия в Программе международного обмена специалистами. Мы предлагаем Вам место в учебном центре Аврората при Министерстве магии Великобритании. Просим сообщить о Вашем решении в течение двух недель с момента получения этого письма. Условия Программы прилагаем. Просим обратить внимание, что наше предложение останется действительным в течение трёх лет. С уважением, глава Аврората Руфус Скримджер».
- Что это? – тихо спросил Симон, поднимая глаза на родителей и отмечая краем глаза точно такой же лист в руках у ошарашенного Жака.
- Твоё настоящее имя, - взволнованно ответил Люк, сжимая руку Жюли. – Я знаю, ты всегда хотел его вернуть. И возможность вернуться домой.
Симон чувствовал, как задрожало всё внутри. Его мечта, его единственная и такая давняя заветная мечта…
- Я не знаю, что сказать… - прошептал он, прижимая бумаги к груди. – Спасибо!
- Мы хотим, чтобы ты был счастлив, сынок, - улыбаясь сквозь слёзы, выговорила Жюли.
- Только… - Симон заколебался на секунду, прислушиваясь к себе. – Пусть будет Симон Сайпрес, хорошо? Я поменяю имя ещё раз, как только приеду в Англию.
Жюли расплакалась и бросилась обнимать сначала его, потом Жака, и даже Люк выглядел растроганным.
- Ты же едешь? – мимоходом спросил Симон стоявшего чуть в стороне Жака.
- Что может меня удержать здесь? – усмехнулся в ответ друг. – Я с тобой.
>
Подписаться на фанфик
Перед тем как подписаться на фанфик, пожалуйста, убедитесь, что в Вашем Профиле записан правильный e-mail, иначе уведомления о новых главах Вам не придут!
Оставить отзыв:
Top.Mail.Ru
2003-2023 © hogwartsnet.ru
