Дневник и новое имя— Je déchirerai mon âme pour toi. Ce sera ma plus grande création. Ce sera notre immortalité.
[Я разорву свою душу на части ради тебя. Это будет моим величайшим творением. Это будет наше бессмертие.]
В окрестностях Хогвартса осень начинала рисовать свой пейзаж яркими красками. Листья, багровые и золотистые, в медленном танце падали на землю. В замке Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс жизнь текла своим чередом, студенты погружались в заурядную будничность занятий.
Том Реддл всегда выделялся среди остальных учеников. Его мало интересовала обыденность. Юноша охотился за любыми неординарными знаниями, опережая школьную программу. В этом был его успех.
Высокий и стройный, с чертами лица, которые казались вытесанными из мрамора, он привлекал взгляды своей непроницаемостью. Его голубые глаза были как два ледяных омута, в которых скрывались тайны, недоступные для простых смертных. Он редко улыбался и еще реже говорил о себе.
Нагайна, его наставница, недолго думала над подарком Тому Реддлу к очередному учебному году. В тот осенний день она подарила ему нечто особенное. Она тщательно выбрала тетрадь, обшитую черной кожей с золотистым тиснением его инициалов под заказ: Том Марволо Реддл. Этот подарок был не просто предметом. Он стал проводником его размышлений, тайных планов и желаний.
— У меня в голове слишком много мыслей… Иногда тяжело держать их в порядке, — произнес Том, когда она вручала ему тетрадь.
Нагайна лишь кивнула, понимая, что слова не всегда нужны. Она знала, что этот подарок станет для него важным. Юноша редко получал подарки и был рад такому скромному дару… Даже не смотря на маггловское имя на нём, которое он так ненавидел.
Правда, Том никому не говорил, от кого был этот подарок. Он вообще не любил распространяться о личных аспектах жизни, будучи скрытным и таинственным. С тех пор слизеринец начал вести дневник. Тетрадь стала его личным пространством, где он мог быть самим собой, без масок и притворства.
Нагайна же в свободное время давала Реддлу уроки французского языка, который знала в совершенстве, ибо, несмотря на своё «восточное» происхождение, росла ведьма среди франкоговорящего населения американского Нового Орлеана. Том был заинтересован в новом опыте, учитывая свои амбициозные желания о покорении Волшебной Европы. Куда же тут без лингвистических познаний?
Однажды во время одного из их уроков Нагайна заметила, как Том усердно делает заметки в своём дневнике. Он что-то зачеркивал и переписывал заново, сосредоточенно вглядываясь в страницы.
— Значит, «смерть» по-французски — «mort»? — с любопытством уточнил он, не отрывая взгляда от дневника.
— Верно, но сейчас это немного не по теме, — ответила Нагайна, глядя ему через плечо. Она увидела, что на чистой странице было выведено ровным и аккуратным почерком: «I’m Lord Voldemort».
— Теперь это моё новое имя. Лорд Волдеморт… Убегающий, улетающий от смерти. Твои уроки определённо идут мне на пользу, Нагайна, — усмехнулся Том, откладывая в сторону перо и закрыв дневник.
Её глаза блеснули одобрением. Она знала, что Том Реддл не просто ученик Хогвартса. Он был кем-то большим. Его амбиции, его страстное стремление к бессмертию и совершенству делали его особенным. Она понимала, что этот путь не будет легким, но знала, что он способен пройти его до конца.
Нагайна чувствовала, что это лишь начало. Начало их общего пути, который приведёт их к великому и неизведанному… Но какой ценой?
Доверие— Как «поживает» мой подарок, Том? — спросила спустя многие года Нагайна Тома Реддла, опьяненного триумфом своего могущества. Казалось, он совсем терял от этого голову, и Нагайна, его негласная Тёмная Леди, порой «приводила его в чувство», обуздывая крутой нрав.
То, что дневник именно «поживает» было сказано ведьмой не зря. Ведь именно её подарок стал самым первым вместилищем для части души Тома. Это был первый его сумасшедший шаг к созданию цепочки отдельных осколков своей сущности. Первый её раскол при помощи темнейшей магии… Именно поэтому дневник теперь был вполне живым существом. Одушевлённым в самом прямом смысле.
— Я отдал его на хранение семье Малфоев, — отвечал Нагайне молодой Тёмный Лорд и добавил, чувствуя её гнев:
— Ну-ну… Не сердись так, дорогая. Ты прекрасно знаешь, как они все нам верны. Боятся нас. Они узрели моё… Нет, наше — могущество, — уверял её Том.
Но Нагайну не устроил этот ответ. Поведение Тома казалось ей до ужаса беспечным. Что будет, если когда-нибудь дневник попадёт не в те руки? Нагайне хотелось отвесить Тому оплеуху, но она сдерживала эмоции. Но не отчитать в своей манере она Тома не могла:
— Мой Лорд, Вы ведете себя как малолетний мальчишка, хотя таковым уже давно не являетесь. Право, даже в Хогвартсе Вы вели себя куда осмотрительнее, — съязвила ведьма, скрестив руки на груди и с насмешкой глядя на Реддла. — А ещё ты никому тогда не доверял. Кроме меня, — прекратив подкалывать Лорда, подвела итог Нагайна.
Но Том расценил этот выпад по своему. На его слегка подпорченном крестражами, но пока все ещё прекрасном лице проскользнула хитрая улыбка.
— Именно. Кроме тебя. Поэтому, дорогая моя Нагайна, будь готова к тому, что когда-нибудь я доверю и тебе свою душу, — притягивая к себе женщину, прошипел он на парселтанге.
— Ты точно сходишь с ума, Том… — шипела ему в ответ Нагайна, но Том уже не хотел слушать её дальнейшие причитания, увлекая свою Тёмную Леди в долгий, полный страсти и настойчивости поцелуй. Так он и одержал победу в незавершенном споре, зная «слабое» место своей женщины. Нагайна была слишком тактильной, но только по отношению к Тому. Она безумно его любила, и прикосновения возлюбленного были для неё «успокоительным» средством. И Реддл этим активно пользовался.
***
Том действительно доверил Нагайне свою душу. Многими годами позже. Будучи развоплощенным, ослабленным, немощным… За всё это время стало понятно, что Том доверился не тем людям. Никто не оправдал его доверия, как смогла оправдать его Нагайна. Его Тёмная Леди была чертовски права тогда, поднимая вопросы о лояльности в окружении Пожирателей. Реддл часто думал об этом после своего телесного воскрешения в 1994-м году и не пожалел, что сделал своим последним крестражем именно Нагайну.
В окружении Пожирателей шептались о сомнениях в преданности Регулуса Блэка перед его загадочной кончиной. Незадолго до странной смерти Регулуса Лорд доверил ему важную задачу, связанную с хранением одного из своих крестражей — фамильного медальона. Том даже и мысли не мог допустить о предательстве, ведь молодой отпрыск Вальбурги так старательно показывал свою верность… А сколько последователей бежало после его развоплощения? Многие из них стали менять свои идеологические взгляды, чтобы не получить поцелуй дементора. Те, кто не скрывали свою преданность ему, своему Лорду, попали в Азкабан. Только Нагайна смогла избежать этой участи… «Благодаря» своему проклятию, которое обратило её в змею.
Следующий, кому не следовало доверять — это Люциус Малфой. Но Том был очень дружен с его отцом Абраксасом ещё со школьных лет. Ему он доверил подарок Нагайны — дневник с частичкой своей души. Прокололся именно его сын: дневник-крестраж, подарок от его Тёмной Леди Нагайны, попал в руки маленькой предательнице крови, которая едва поступила в Школу Чародейства и Волшебства Хогвартс.
Даже самые верные Пожиратели допускали промахи. Лестрейнджи ненадежно спрятали его крестраж в виде чаши Пуффендуя, да ещё и Беллатрикс со всей семейкой Малфоев упустили пленников в лице Поттера и друзей, за что каждый получил свою порцию Круциатуса, впав в окончательную немилость Лорда.
Когда был уничтожен последний «неживой» крестраж, Том понял, как ошибался во всех этих волшебниках, которые неуклюже изображали свою лояльность. Доверие — это величайший дар, и только Нагайна могла его по праву заслужить. Гордыня затмила его разум тогда: он наивно полагал, что те, кто трепещет от страха и восхищения перед ним, надежно сохранят его секреты.
Том без сомнений отдал Нагайне свою часть и без того искалеченной души, хотя понимал все риски и для себя, и для неё. Но это была необходимость. Нагайна подарила ему свои знания, заботу, свою жизнь… Она подарила ему любовь. Такое странное чувство, которое Реддл считал слабостью. Но именно любовь Нагайны, которой хватало на двоих, помогала ему на протяжении всей этой про́клятой полужизни, на которую они были оба обречены. До последней их минуты, проведенной вместе в бою…
