Глава 1В ранней молодости, когда остальные волочились за девчонками и подрабатывали в Косом переулке приказчиками, Северус Снейп подрабатывал двойным агентом и опасался в то время обнаружить у себя раздвоение личности. Страх этот остался с ним и тогда, когда все закончилось, и Снейп избавился от него оригинальным способом, похожим на заклинание Ридикулус: Снейп купил абонемент в оперетту, сходил на все легкомысленные постановки, герои которых жили двойной жизнью, и разучил арию Флоридора «Я за себя боюсь, поскольку я двоюсь…». Заодно мурлыкаемая под нос ария помогла Снейпу пережить первые два года преподавания: преподавать он тогда почти не умел, со старшекурсниками едва справлялся, будучи всего на три-четыре года их старше, но сопровождавший в те годы Снейпа легкомысленный мотивчик показал студентам, что новый препод – веселый и приятный парень, и они его не изводили и неизбежные педагогические просчеты спускали ему с рук. Со многими своими тогдашними учениками-старшекурсниками Снейп теперь приятельствовал, а за прошедшие годы стиль его преподавания стал лучше, понятнее и строже, и новые поколения студентов уже знали его как сильного и требовательного учителя.
И вот теперь старые опасения поехать крышей и обнаружить в себе две не согласные друг с другом личности к Снейпу вернулись: его обычная вступительная речь для первокурсников быстро навела в классе порядок и показала всем, что здесь шутить не будут, но Снейп, обводя строгим взглядом притихший класс, все время не выпускал из виду одного сробевшего паренька – и черт возьми, как было приятно видеть обычно наглого и развязного Джеймса Поттера таким растерянным щеночком!
— Поттер! — неожиданно для самого себя произнес Снейп. — Что получится, если я смешаю измельченный корень асфоделя с настойкой полыни?
«Я же прекрасно знаю, что ни один из них ничего не знает, и давно отучился считать, что им известно больше, чем на самом деле, так какого ж чёрта? — спросил сам себя Снейп и профессиональным боковым зрением заметил взметнувшуюся вверх руку. — Вот, надо спросить усердную студентку, вряд ли она подняла руку для того, чтобы совершенно справедливо сказать мне, что я остолоп».
— Я не знаю, сэр, — ответил Гарри.
— Так, так… Очевидно, известность — это далеко не все, — бедокурила тем временем вторая часть личности Снейпа, наслаждаясь растерянным видом наглеца и зазнайки Джеймса, и эту часть личности в принципе пора бы было сдавать в дурдом, раз она не отличает покойника Джеймса от его ни в чем не виноватого сына, но вот только сдать эту часть личности в дурдом отдельно от себя самого Снейп не мог, и ему приходилось как-то с ней уживаться и ее контролировать.
— Давайте попробуем еще раз, Поттер, — сказал Снейп уже более воодушевляющим тоном. — Если я попрошу вас принести мне безоаровый камень, где вы будете его искать?
— Я не знаю, сэр, — признался Гарри.
— Вы не знаете, что такое безоаровый камень? – ехидно осведомилась вторая часть Снейпа, снова вывернувшись из-под его власти, а сам Снейп даже подивился тому, какой идиот (вернее, два идиота) отправил его в двойные агенты с таким-то самоконтролем.
В чистокровной части аудитории послышались смешки, а гриффиндорская девочка (кажется, Грейнджер, хотя бы память Снейпа не подводила) по-прежнему тянула руку.
«Северус, так тебя котлом! – одернул себя наконец Снейп. – Ну ты еще баллы с него сними. Это первый урок. Даже одиннадцатилетним детям видно, что ты сейчас несправедлив – и, если ты немедленно не возьмешься за ум, они еще семь лет будут вести себя на твоем уроке как безмозглые павианы и думать при этом, что борются за справедливость».
— Я не знаю, сэр, — тихо повторил Гарри. — Но мне кажется, что Гермиона это точно знает, почему бы вам не спросить ее?
— Чувствую, Поттер, вы и от Авады открутитесь, — уже с юмором сказал Снейп, возвращаясь в свое обычное состояние и принимаясь налаживать с классом контакт: в ответ на его шутку улыбаться стали почти все, а не только те, кому понравилась находчивость Гарри. — Для барышни мы найдем более подходящий, цветочный вопрос: скажите мне, Грейнджер, в чем разница между волчьей отравой и клобуком монаха?
— Это одно и то же растение, также известное как аконит, — уверенно ответила Гермиона, если она что-то знала, ее каверзными вопросами было не сбить, и даже авторитет учителя не заставил ее усомниться, что между волчьей отравой и клобуком монаха может и быть разница. — А корень асфоделя и настойка полыни входят в состав зелья сна без сновидений, также называемого зельем живой смерти. А безоар…
— Грейнджер, тпррру! — наконец вмешался Снейп, и всему классу стало весело, даже Гермионе, которая не ожидала, что ее так остановят и от удивления даже на это не подосадовала. — Лучше скажите мне, как вы догадались, что получится из корня асфоделя и настойки полыни.
— Так написано в учебнике, сэр, — немного растерянно сказала Гермиона, в маггловской школе она проучилась всего пять классов, и такие вопросы там еще не задавали.
— Хорошо, как бы вы догадались, что получится из корня асфоделя и настойки полыни, если бы вы этого не знали? — уточнил Снейп, начиная выруливать с неудачного начала урока. — Вы же не думаете, что, задавая этот вопрос Поттеру, я рассчитывал на то, что он уже выучил то, что ему не задавали? Но учебники каждый из вас наверняка полистал, получив приглашение в Хогвартс, и общие принципы вы должны были уловить.
— Как бы я догадалась? — переспросила Гермиона, она явно была не в своей тарелке от того, что не смогла ответить на вопрос учителя.
— Держите свои два призовых балла за правильные ответы на два вопроса, — тут же замял дело Снейп. Шемас показал Гермионе большой палец, и ей было приятно, что она смогла заработать баллы для факультета и что это ценят, так что горечи от того, что Снейп ее сбил своим вопросом, у нее не осталось.
— Малфой! — обратился Снейп, потому что Драко тоже лениво поднял руку, раз уж тут раздают баллы за правильные ответы.
— Полынь входит в состав многих успокаивающих зелий, а корень асфоделя в зельях усиливает действие компонентов, — сообщил Малфой, которого дома уже натаскивали по многим предметам, да и мать у него неплохо варила зелья и теперь уже иногда брала Драко с собой в домашнюю лабораторию. — Поэтому если в рецепте есть корень асфоделя и полынь, то, скорее всего, мы готовим снотворное.
— Очень хорошо, — одобрил Снейп. — Слизерин тоже получает… — Снейп сделал вид, что задумался, — два балла за один, но вдумчивый ответ. Что же касается безоарового камня, или просто безоара — то это универсальное противоядие от большинства ядов, и если по какой-то несчастливой случайности вы из всего курса зельеварения на всю жизнь запомните одну вещь, то пусть это будет безоар.
— А теперь, — с провокационной усмешкой сказал Снейп, — давайте посмотрим, какой факультет наберет больше баллов к концу урока.
Личный думосброс – очень удобная штука, и использовать его можно самыми разными способами. В этот вечер Снейп опустил в прохладные вихри думосброса свою гудящую от первых осенних уроков голову и внимательно пересматривал перекличку у первокурсников, чтобы запомнить не только фамилии и имена своих студентов, но и их лица. Как обходились без думосброса его коллеги, Снейп не знал и знать не хотел – не слишком-то эти коллеги ему помогали в первые годы, только вздыхали над ним, как над нерадивым студентом, говоря, что на него жалуются и ученики, и принимающая СОВ комиссия. Так что теперь, когда на Снейпа уже никто не жаловался, он в свою очередь жадничал и не делился своим секретом, почему его считают внимательным и чутким учителем. Делать для этого Снейп ничего и не делал, просто запоминал накрепко все лица и фамилии, и, встречая в коридоре любого студента, на обычное «Здравствуйте, профессор» отвечал «Добрый день, Флинт» или «Добрый вечер, Коппер» — а тех старшекурсников, кого Снейп отобрал к себе на продвинутый курс зельеварения, иногда называл и по именам, особенно слизеринцев.
Вот и теперь Снейп не торопясь запоминал имена и внешность своих новых подопечных, останавливая воспоминание и возвращаясь, если надо, назад, и в этой неспешности ему казалась все больше знакомой прилежная гриффиндорка Грейнджер. Что-то давнишнее виделось ему в этих непослушных кудрях, в этой захлебывающейся взволнованной речи, во вздернутом подбородочке… Можно бы было махнуть рукой, да Снейп так и сделал, продолжая сживаться с новыми лицами и фамилиями – но жизнь давно научила Снейпа, что от нее не отмахнешься, и, закончив свою работу, Снейп поднял голову из думосброса и потянул в него еще одно воспоминание.
Было это тринадцать лет назад, только тогда была весна, это на душе у молодого Северуса стояла осень. Учеба в Хогвартсе заканчивалась, Лили выходила замуж за Джеймса, а Снейп боролся с искушением исправить себе память и стереть оттуда все, что было связано с Лили, – он уже тогда был хорошим менталистом. Весь волшебный мир был тогда Снейпу поперек горла, возвращаться в фабричный городок, где он вырос, не хотелось тем более, там ведь так многое напоминало бы о Лили, жившей раньше по соседству, – и Снейп болтался по улицам Лондона, где он встретил женщину намного старше себя, но в его мрачном состоянии энергичная, маленькая и говорливая Эмилия казалась ему даже не ровесницей, а младшей подружкой.
Эмилия… Снейп усмехнулся тому, что вот фамилию-то он и забыл, вопреки его текущей репутации человека, который помнит все лица и имена. Эта фамилия точно была не Грейнджер, Эмилия не провела бы всю жизнь в одиночестве. В ней было слишком много жизни, слишком много уверенности и желания сделать все правильно, и юный Снейп, упивающийся своей тоской тогда, когда следовало бы радоваться своему роману и молодой страсти, сбежал от Эмилии обратно в волшебный мир сразу после Рождества 1978 года.
А теперь немного постаревший Снейп, чья спина уже слегка затекла над думосбросом, решил поразмяться перед просмотром своих воспоминаний об Эмилии, дошел до классного журнала, в котором были записаны и дни рождения его новых подопечных, и глянул на дату рождения Гермионы, которая должна была приходиться на 1980 год.
«19 сентября 1979 года, — прочитал Снейп. — Черт! Черт же меня побери совсем».
Маги рождаются в маггловских семьях настолько редко, что, если на отцовство ребенка претендуют маг и маггл, достаточно проверить, есть ли у ребенка магический дар. Если есть, то это куда более надежный показатель, чем любой тест на ДНК, так велика разница в вероятностях, что от мага и от маггла родится маленькая ведьмочка. Может, Эмилия об этом и не знает – хотя нет, наверняка успела уже выяснить…
«А может, эта Грейнджер просто похожа на Эмилию», - сказал себе Снейп и свои воспоминания смотреть не стал, ему показалось, что пора бы ему и ложиться спать, завтра опять вставать к первому уроку.
Но завтра хитрить с собой уже не получалось – если решение проблем откладывать, они в самый неподходящий час вернутся и дадут тебе по башке, это Снейп помнил с самого детства. После обеда в Большом Зале Снейп легко выследил в уходящей толпе школяров лохматую гриву Гермионы, пользуясь своим преимуществом в росте, и нагнал первокурсников еще до того, как те стали карабкаться по лестницам.
— Грейнджер! — окликнул Снейп. — Идите-ка сюда!
— Зельевар Дагворт-Грейнджер приходится вам родственником? — спросил Снейп, подавляя невольный вздох – ну вот почему все примерные и умненькие детки начинают с того, что его побаиваются? Конечно, эту Гермиону в маггловской школе никогда не водили к директору или к завучу – но почему же теперь она явно боится того, что что-то натворила, раз ее окликнул профессор?
— Нет, профессор, — наконец ответила Гермиона на удивление негромко. – Мои родители обычные люди. Они дантисты…
Снейп надеялся, что ему удалось сохранить внешнее спокойствие: Эмилия тоже была дантистом.
— Потомки магов, Грейнджер, все обладают магией в той или иной степени, — наставительно сказал Снейп, его голос ему, к счастью, еще повиновался несмотря на волнение, хотя и звучал неестественно, обычно в разговоре наедине Снейп не переходил в учительский регистр, в котором он мог вещать как автомат. — А среди потомков магглов волшебников так мало, что любое подозрение в наличии у выросшего среди магглов мага родственников-волшебников становится уверенностью. По возрасту Дагворт-Грейнджер годится вам скорее в прадеды, так что расспросите своих родителей.
Если бы Гермиона попала на Слизерин и обладала бы более компанейским характером, она бы уже знала, даже в первую неделю в школе, что за такие предположения нужно хвататься – можно ничего не подтверждать, но точно не надо мешать другим заблуждаться о твоем магическом происхождении. Но Гермиона в волшебном мире пока еще ничего не понимала, она любила книги и научные истины.
— Так рассуждать неправильно, сэр, — слишком торопливо начала Гермиона, словно пытаясь поймать за хвост ускользавшую мысль. – Вероятность того, что из всех маггловских детей в Хогвартс попала бы именно я, действительно мала. Но маггловских детей так много, что кто-нибудь должен был попасть в Хогвартс обязательно. Случайность в том, что этот маггловский ребенок – девочка-шатенка из Лондона, а не рыжий мальчик из Сассекса. То, что я здесь, вовсе не значит, что именно мне это было суждено…
О том, что Гермиона приехала в Хогвартс из Лондона, Снейп не знал, но это для себя отметил – вероятность того, что Гермиона – дочь Эмилии, становилась все выше, и Снейп неожиданно для себя понял, что он даже и не задумывался, что он будет делать с тем, что у него теперь есть дочь.
— Вы, возможно, слышали про антропный принцип… — продолжала тараторить Гермиона.
— Грейнджер, тпру! — сказал Снейп, возвращая себе самообладание. — Я слышал про антропный принцип и даже про него читал. Но вы торопитесь и упускаете из виду тот факт, что речь идет не о вероятности появления в Хогвартсе магглорожденного, а о вероятности появления в Хогвартсе вашего однофамильца. Я оставлю вам этот вопрос для самостоятельного изучения: в ваших размышлениях вам поможет формула Байеса, которую вы либо найдете в учебнике по арифмантике для пятого курса, либо, что будет лучше, я поищу для вас у себя маггловскую брошюрку по теорверу. А вот вероятности, которые нужно подставлять в формулу, вам придется оценивать самой – в процессе сбора данных вы узнаете много нового о мире, в котором вы оказались.
Десять лет преподавания серьезно изменили Снейпа, и теперь даже в глазах хорошеньких старшекурсниц он прежде всего видел понимание и интерес – или их отсутствие, что означало необходимость объяснить процесс приготовления зелья еще раз. Поэтому мысль о том, что теплые карие глаза Гермионы, смотревшие на него с восхищением и надеждой – ведь она наконец нашла в новом странном мире интересного человека, похожего на умных людей из ее мира – мысль о том, что эти карие глаза очень похожи на глаза Эмилии, настигла Снейпа не сразу – а когда эта мысль Снейпа настигла, беднягу Северуса попутал черт.
Северус Снейп был прекрасным, действительно искусным менталистом. Он умел читать мысли, изменять человеческую память, обманывать Дамблдора и Вольдеморта, которые считали, что видят его мысли насквозь – Снейпу по силам было даже создать себе или кому-то еще память о другой жизни и выборочно стереть часть памяти о жизни настоящей. Но, овладев этими умениями, Снейп также понял, что их недопустимо пускать в ход против неподготовленного противника, который не может себя защитить – а уж особенно против ребенка. Поэтому превосходный и тонкий легилимент Северус Снейп, способный докопаться в чужой голове до любых тайн, по-прежнему уличал школьных хулиганов традиционными способами, а тех, кого уличить не мог – поругав, отпускал восвояси.
Но сегодня Северуса, как и было сказано, попутал черт – у него не хватало терпения незаметно для других разузнать адрес Гермионы, разыскать ее мать и проверить, та ли это женщина из Лондона конца 1970х, которую он помнит. Стоило только немного задержать взгляд Гермионы, который он поймал, и все проблемы бы решились… Конечно, когда Снейп направил мысли Гермионы в сторону дома, она тут же подумала не о своем домашнем адресе, а о своей маме; конечно, Северус узнал чуть поседевшую Эмилию; конечно, ему тут же стало совестно, что он воспользовался доверием девочки, для которой в новом странном мире он, похоже, был пока единственным симпатичным и интересным собеседником; конечно, Снейп сразу же понял, что никакие проблемы он своим неблаговидным поступком не решил. Все равно ему придется искать дом Грейнджеров, объясняться с Эмилией, договариваться с ней о том, можно ли открыть Гермионе правду и когда… так было надо, и от этого было никуда не деться.
— Предсказать будущее обещают два предмета, которые вам предложат изучать после второго курса: Арифмантика и Прорицания, — сказал Гермионе Снейп, она его мягкое вторжение в свой разум восприняла как неожиданную рассеянность, и смена темы разговора как раз подтвердила ее мнение, что она ненадолго отвлеклась. — Прорицания обещают предсказать немногое, но с большой точностью, а арифмантика основывается на вероятностях. Арифмантика вам подойдет намного больше.
Если по закону подлости ровно перед началом семестра у тебя заболел зуб, прохудились ботинки или в лаборатории начало капать с потолка, то каждый опытный преподаватель скажет, что разбираться с этим надо сразу и не откладывая, потому что уже на второй, много на третьей неделе семестра тебя завалит домашками и контрольными, которые нужно быстро проверить, к тебе будут набегать с вопросами старательные, но не слишком умные студенты, а балбесов, которым надо как-то вывести положительную оценку, ты будешь отлавливать сам. Именно поэтому житейские проблемы нужно решать, как только начался семестр, чтобы и самому, придавленному преподавательской текучкой, не походить в этом смысле на отстающего студента.
Дамблдор, с его опытом преподавания, об этом знал, и в первую же неделю зазвал Снейпа к себе в кабинет на чай, лимонные дольки и долгий разговор, из которого Снейп выяснил, что в Хогвартс проник лишившийся почти всей своей силы Вольдеморт, а Гарри надо незаметно подвести к первой самостоятельной над ним победе.
Упоминание Гарри, столь похожего на маленького Джеймса – скотина, с самого первого дня, с самого поезда, начал ко мне цепляться! чертов гриффиндорец, бестолочь! – снова ненадолго вывело Снейпа из равновесия, и его душа разделилась на эмоциональную и разумную части. Но на этот раз Снейп был готов, что его душа выкинет подобный финт, и быстро с ней совладал.
«Хорошего я свалял бы дурака, если бы стал срывать на пареньке свое зло на Джеймса, - спокойно сказал себе Снейп. – Я поклялся себе памятью Лили, что буду его защищать, а теперь и Дамблдор просит меня присмотреть за мальчиком. Так какого черта мне осложнять себе самому задачу и портить с парнем отношения? Будет куда удобнее, если он будет мне доверять, а не винить меня по умолчанию во всех своих бедах».
А вот чего Дамблдор не учел, так это того, что и Снейп уже имел десятилетний опыт преподавания и тоже решал все свои проблемы в первые две недели семестра. Дамблдор не сказал Снейпу, что дух Вольдеморта находится в Квирреле, но Снейп был талантливым магом и умным человеком – в состоянии цейтнота он быстро прикинул хрен к носу и подсторожил Квиррела после последнего урока.
— Ну-ка, коллега, повернитесь-ка ко мне жопой, — энергично сказал Снейп, беря Квиррела за плечо и придавая ему вращающий момент. — Ну задницей повернитесь, как в сказочке, — и с этими словами Квиррел действительно был повернут к Снейпу спиной, а Снейп быстрым движением сдернул с Квиррела тюрбан.
— Здравствуй, Риддл, — зло сказал Снейп, глядя на лицо Вольдеморта на бритом затылке Квиррела, а Вольдеморт ответить ему не сумел, потому что Снейп приложил Квиррела хорошим Петрификусом, да так, что и лицу на затылке досталось. — Я ведь просил тебя сберечь жизнь Лили. И ты мне обещал. Вот сейчас придется тебе платить по неоплаченным счетам.
По строению своей души Снейп был человеком раздражительным, мстительным и даже злобным. Как и все остальные люди, Снейп обычно прятал темные и неприглядные стороны своей души, он хорошо понимал, что добрым, юморным и обаятельным людям живется на свете легче, да и не имел он права в школе, среди детей, спускать с цепи воющих и лязгающих зубами собак, которые жили в его душе. А вот теперь Снейп был настоящим, теперь как раз настало время быть жестоким и злым.
— Может, ты хочешь поделиться со мной, как тебе удалось избежать окончательной смерти и завладеть телом Квиррела? — спросил Снейп лицо на затылке, на котором жили только страшные красные глаза, и вернул ему способность говорить.
— Ты пожалеешь об этом, мальчишка, — прошипел холодный высокий голос, но защита, которой Снейп закрыл свой разум, была обессиленному Вольдеморту не по зубам.
Красная вспышка Круцио ударила в тело Квиррела с такой силой, что оно выгнулось дугой, преодолевая чары Петрификуса, и чуть не оторвалось от земли.
— Я ждал этого десять лет, — немного спотыкаясь от злобы, выговорил Снейп, когда Вольдеморт пришел в себя. — Я готовился десять лет. Ты на что рассчитывал, туз дырявый, когда приполз сюда таким слабаком? Я мог бы сказать тебе, что ты будешь умирать долго — но я не дам тебе умереть, пока не вырву из тебя секрет, который удержал тебя на этом свете. Так что у нас с тобой впереди много интересных опытов.
______________________
Пользуясь случаем, автор поздравляет коллегу Снейпа с очередным днем рождения и желает ему доброго здоровья. Все-таки 65 - это уже возраст.Глава 2Вероятно, Квиррел не зря заикался и боялся какого-то вампира – на второй же урок, который он должен был проводить у первокурсников, Квиррел не пришел, и в аудитории их встретил Снейп, слегка поморщившийся при виде по-джеймсовски лохматой шевелюры Гарри – сердце Снейпа боролось с рассудком, как в трагедиях Пьера Корнеля, поэта-лауреата. «Тебя обидели, Северус, этот Поттер всю жизнь тебе испортил, — говорило Северусу его не слишком прекрасное и порядком вредное сердце. — Ну и что, что это было пятнадцать лет назад…» «Правильно, пойди и докопайся теперь до его ребенка, — ехидно возражал бдительный рассудок. — Пойди и докопайся до его ребенка, как сука!»
Первокурсники тем временем неожиданному появлению Снейпа были скорее рады: для слизеринцев он вообще был деканом, да и все остальные его любили до первых контрольных – а вот после третьей контрольной уже начинали немножечко ненавидеть.
— Среди знающих людей ходят упорные слухи, что должность профессора ЗОТИ проклята, — немного развязно сказал Малфой, который был уверен, что ему все можно. — Берегите себя, профессор. Если что, нам будет вас не хватать.
— Про одного нашего политика, Малфой, лет двадцать назад рассказывали, что он в дождь обходится и без зонта, и без водоотталкивающего заклинания, — поделился Снейп. — Говорили, что он проскальзывает между струйками. Вот и я вывернусь: например, сегодня я просто на замену пришел.
Чистокровная часть аудитории вполне оценила меткий камушек в огород семейства Малфоев, многие из которых обладали талантом проскальзывать между струйками и влезать куда угодно без мыла, и Драко был вынужден признать, что у Снейпа так запросто не понаглеешь, Снейп поставит на место без грубости и даже весело, но весьма твердо.
Сердце и рассудок Снейпа еще несколько раз сражались друг с другом, стоило ему посмотреть в сторону Гарри, но, на его счастье, Грейнджер и Малфой вступили в соревнование за баллы и вывезли весь урок, поэтому прицепиться к Гарри Снейп не успел – а после урока Снейп задумал решить проблему Поттера кардинально.
— А вас, Поттер, я попрошу остаться, — объявил Снейп, благо что у первокурсников ЗОТИ был в этот день последним уроком.
Прежде всего незаметным движением палочки Снейп перекрасил волосы Гарри в белый цвет, и по-поттеровски лохматая прическа теперь стала напоминать прическу Гриндельвальда, да так, что Снейп даже порадовался, какой хороший получился ответ Дамблдору: вот подсунул тот Снейпу мальчика, похожего на Джеймса Поттера, а Снейп теперь так отдарится.
— Вы извините меня за мое самоуправство, — сказал Снейп, потому что Гарри все-таки заметил, что с его волосами что-то произошло, даже не глядя в зеркало. — Вас, как вы понимаете, заметили на распределении. А до этого еще и газетчики засняли, как вы ходите по Косому переулку. Надо бы вас немного замаскировать.
— Я вовсе не считаю себя знаменитостью, сэр, — ответил Гарри, и Снейп услышал, что пареньку хочется перед ним оправдаться, убедить, что он хороший мальчик и что он заслуживает наконец хорошего отношения. — Мне даже иногда становится стыдно, что на меня все так смотрят и постоянно обо мне говорят. А иногда кажется, что они говорят вовсе и не обо мне, а меня самого просто нет.
— Это называется «синдром самозванца», Поттер, — подсказал Снейп и все-таки внутренне поморщился, вид Гарри с прической Гриндельвальда его теперь развлекал, а вот фамилию своего школьного врага Снейп так и не мог произносить равнодушно, не говоря уж дружелюбно. — Это происходит со многими, кто неожиданно меняет свою судьбу: например, много лет назад мне было довольно трудно поверить, что я — профессор, а не студент, каким я был всего за год до этого. Жизнь, впрочем, меня быстро переубедила. В школе мне было смешно, когда какой-нибудь дурень взрывал на уроке котел, иногда даже хотелось, чтобы это случилось и мы бы немного полодырничали, пока Слагхорн водит дурня в лазарет. А потом оказалось, что в лазарет взорвавших котел вожу уже я, и мне же приходится думать о том, не ядовитый ли из котла повалил дым, не надышитесь ли вы им без меня и не покалечитесь ли еще каким способом. Так что поверить в то, что я действительно профессор, мне помогли не мои права, а мои обязанности. С вами, полагаю, будет то же самое: вас не только считают героем, но вскоре и начнут ожидать от вас геройских действий, так что я вам в чем-то не завидую. Вот, помогаю вам спрятаться ненадолго, пусть даже от ответственности нам спрятаться никогда не удается. Сейчас немного изменю вам очки – не двигайте головой, а то напортачу с диоптриями.
Гарри послушно замер, а Снейп, глядя в упор на стриженого под Геллерта паренька с глазами Лили Эванс и в очках Джеймса Поттера, понял, что его своеобразный Ридикулус в очередной раз сработал. Да и отболело все уже, давно прошла его любовь и к Лили, и к Эмилии – не бесследно прошла, конечно, но оставила после себя уже другие чувства и некоторые обязательства. От его любви к Эмилии осталась их дочь, от любви к Лили – обязанность присматривать за ее сыном, раз уж он не смог уберечь ее, и ненависть к Вольдеморту, от которого он должен защитить детей.
— Ну вот, теперь вы совсем другой человек, — сказал Снейп, сделав очки Гарри прямоугольными и почти незаметными. — Советую вам вернуться в вашу спальню в общежитии пораньше, а то ваши однокурсники могут вас не узнать и выгнать ночевать в гостиную.
— А отменить эти заклинания будет можно? — спросил Гарри, которого перспектива ночевать в гостиной Гриффиндора особо не пугала, но быть выгнанным из спальни своими же товарищами ему все-таки не хотелось.
— Ну раз вы припомнили из урока трансфигурации, что заклинания можно отменять, припомните еще что-нибудь о временных пределах трансфигурации.
— Никакая трансфигурация не может длиться вечно? – немного робко предположил Гарри.
— Именно так, Гарри – поэтому на самом деле ночевать в гриффиндорской гостиной вам не придется.
«Эврика! — воскликнул про себя Снейп, весело поглядывая на стильного маленького Геллерта в гриффиндорской форме. — Это по-прежнему довольно глупо, что у меня аллергия на его фамилию, но ведь я могу называть его по имени».
— Подождите-ка, — добавил Снейп, собираясь с духом: он все-таки был тонкой ранимой натурой и трансфигурацию не очень любил, потому что трансфигурация напоминала ему о МакГонагалл, МакГонагалл напоминала ему о Дамблдоре, а от мыслей о Дамблдоре у Снейпа болели зубы.
Снейп обвел Гарри палочкой, закрепляя трансфигурацию в одну формулу, словно давая ей имя – это тоже не удалось бы сделать навсегда, но формулу можно было запомнить и от постоянного повторения связать с волей, чтобы она держалась подольше.
— А теперь полюбуйтесь на результат моих трудов и следите за моей рукой, — велел Снейп, подводя Гарри к зеркалу. — Видите? — от плавного движения руки Снейпа волосы и очки Гарри вернулись в прежнее состояние, а потом другим движением руки Снейп снова превратил Гарри в беловолосого хиппующего юношу.
— Ваше заклинание отражается от зеркала, профессор?
— Верно, — кивнул Снейп, ему уже начинал нравиться этот смышленый паренек. — Теперь я буду расколдовывать вас и заколдовывать обратно, но вы следите только за движениями моей руки во время первого действия. А потом вы будете пытаться их повторить.
Снейп все-таки был не только зельеваром, но и деканом. Ему приходилось подтягивать отстающих студентов по другим предметам, чтобы факультет не терял из-за них баллы; плачущие в темном уголочке подземелий от неуверенности в себе или от бестолковости студентки тоже были его крестом; талантливые троечники, которым все скучно, туповатые хулиганы, которые не знают, куда себя девать – Снейп за десять лет в Хогвартсе перевидал уже многих и многих и изучил самые разные приемы помощи. С Гарри эти приемы особо не понадобились: Гарри старательно и довольно ловко подражал движениям палочки Снейпа, и только пару раз Снейп наложил заклинание вместо него, когда у Гарри не получалось слишком долго и он начинал отчаиваться. А потом заколдовывать и расколдовывать самого себя Гарри научился сам и даже проникся к Снейпу симпатией – и Снейп дал ему задание, чтобы Гарри не считал его совсем уж добряком.
— Услуга за услугу, Гарри, — сказал Снейп на прощанье. — Присмотрите за Грейнджер: она хорошая студентка, но в волшебном мире не понимает ничего, да и не очень-то хочет. Вы, как я вижу, сразу сошлись с Уизли: он чистокровный и у него много братьев, вы наберетесь у него и хорошего, и плохого. Да и без него нашлись бы желающие вам помочь – вам ведь уже предлагали помочь разобраться, что вокруг вас к чему?
— Предлагали, — кивнул Гарри. — Малфой, — и больше Гарри ничего не сказал, потому что не хотел ябедничать, но Снейп и так услышал, что с Малфоем Гарри, похоже, не поладил.
— Урегулируем, — пообещал Снейп. — А вот вашей Грейнджер некому помочь.
Первыми новый образ Гарри оценили Фред и Джордж, с которыми Гарри столкнулся в коридоре. Фред и Джордж сначала вылупились на него как на привидение, а потом обошли его кругом, снова сойдясь перед ним.
— Такого хода конем мы не ожидали, — признал Фред. — Брат Фордж, как думаешь: сам-знаешь-кто отпинает сам-знаешь-кого?
— Спрашиваешь! — с шутливой уверенностью ответил Джордж. — Сам-знаешь-кто перед сам-знаешь-кем еще сынок.
— Братец Фордж, — заговорщицки прошептал Фред, наклоняясь к Джорджу и притягивая Гарри в их кружок. – А ведь тот-один-с-бородой взял да и побил сам-знаешь-кого. Что же он, один-тут-с-бородой, не отпинал и сам-знаешь-кого-еще?
— Это его хитрый план, братец Дред, — сделал страшные глаза Джордж. — И часть его, в образе сам-знаешь-кого, чтобы напугать до икоты сам-знаешь-кого-еще, мы видим перед собою.
— Постойте, ребята, — наконец сообразил Гарри, — так я что, похож теперь на Гриндельвальда?
— А он малый не дурак! — восхитился Фред.
— Да и дурак не малый! — тут же подхватил Джордж. — Так приколоть директора — это, конечно, смело. Но кто тебя уговорить-то на такое смог?
Вместо ответа Гарри направил на себя палочку и, вернув себе свой обычный облик, пошел дальше, к гриффиндорскому общежитию.
— Слушай, мы возьмем вину на себя, но мы хотим посмотреть, как ты появишься на завтраке в таком виде! — крикнули ему вслед Фред и Джордж, и Гарри, к их великой радости, другим взмахом палочки снова сделал себя беловолосым и таким образом избавился от расспросов близнецов о том, кто же его так нарядил – Снейпа Гарри выдавать ни в коем случае не хотел.
К удовольствию близнецов, Дамблдор появился на завтраке, куда Гарри пришел во вчерашнем образе. Но своей спокойной реакцией, а точнее, ее отсутствием, Дамблдор Фреда и Джорджа разочаровал. А вот Флитвик на первом уроке, где третьекурсников Фреда и Джорджа, конечно, не было, на новую прическу Гарри среагировал.
— Вы выглядите весьма вызывающе, мистер Поттер, сохрани вас Бог, — произнес Флитвик, не слишком одобрительно покачивая головой. — Но работа очень аккуратная – и кстати, если бы вы пользовались не трансфигурацией, а чарами иллюзии, которые мы начнем проходить весной, заклинание держалось бы дольше и не отнимало бы у вас столько сил. Класс, кто может сказать, почему чары отнимают меньше сил, чем трансфигурация?
— Потому что трансфигурация меняет структуру вещества, — уверенно ответила Гермиона.
— Браво, мисс Грейнджер, за ваш ответ Гриффиндор получает один балл! – с воодушевлением отозвался Флитвик. — То же самое можно сформулировать и менее точными, но более поучительными словами: быть всегда труднее, чем казаться. И всегда важнее то, что есть, а не то, что кажется.
Так старый мудрый профессор хоть и не одобрил шалость Гарри, но все же позволил ему шалить дальше, немного окольным путем объяснив остальным, что на самом деле Гарри не хулиган и, конечно же, не темный маг, а просто дурачится.
Зато неожиданно для Гарри его шалость одобрил Малфой, который после вчерашнего разговора со Снейпом теперь безо всяких аристократических штучек хлопнул Гарри по плечу, подойдя сзади.
— Что, быть светлым магом тебе уже наскучило, Поттер? — с подначкой спросил Малфой. — Переходи на темную сторону: для друзей у нас есть печенье, а для врагов – тетя Белла. На, кстати, пожуй печеньица.
Хорошее отношение Гарри чувствовал сразу и его ценил, потому что до Хогвартса был им не избалован. До развилки, с которой слизеринцы уходили на историю магии, чтобы оставить гриффиндорцев на Трансфигурации в компании хаффлпаффцев, Гарри дошел вместе с Малфоем, а Малфой по дороге успел рассказать Гарри похабный анекдот про Дамблдора и Гриндельвальда и дать совет не поворачиваться к Дамблдору спиной во всех смыслах слова. Дружеских чувств к Малфою у Гарри от этого не пробудилось, но Гарри не мог не признать, что разговаривать с Малфоем полезно: например, теперь он лучше понимал, почему Фреду и Джорджу показалось, что разыграть директора такой причесочкой – одновременно и очень смешно, и очень опасно.
А вот МакГонагалл хулиганство Гарри не понравилось безо всяких но: как только Гарри увидел, что у МакГонагалл от его нового образа даже раздулись от гнева ноздри, так сразу отменил трансфигурацию заученным движением палочки.
— Мистер Поттер! — гневно сказала МакГонагалл. — Я не могу поверить, что в Хогвартсе было некому сказать вам, на кого вы похожи. Я, разумеется, тронута вашим вниманием к моему предмету, и за ваше мастерство вы получили бы награду, выразись оно в любой другой форме. Но пока ваше искусство и быстрота, с которой вы исправили свою ошибку, только спасли вас от наказания.
После такой отповеди Гарри и подумать не мог расхаживать дальше по коридорам в образе маленького Геллерта, и на зельеварение, где гриффиндорцы снова встречались со слизеринцами, Гарри пришел в своем обычном виде — а Снейп снова не смог с собой совладать и глянул на него с небольшой неприязнью.
Драко не только многое знал, но и многое замечал, и ему пришло на ум, что недаром Снейп вчера задержал Гарри после урока, а потом переговорил и с ним, и опять же о Гарри. Драко что-то припомнил, что он краем уха слышал о молодости Снейпа, еще раз убедился, что Снейп теперь и смотреть не хочет на Гарри, за которого вчера хлопотал, — и Драко решил проверить одну гипотезу.
— Слышь, Поттер, — шепнул Драко, наклоняясь через проход, когда Снейп прошел мимо. — На, платок на башку повяжи. Повяжи, поможет — ну вот чтоб мне в Азкабан загреметь!
На голову Гарри, повязанную по-пиратски платком, Снейп взглянул куда более благосклонно, он даже удивился, как ему самому не пришла такая простая идея.
— Гарри зарабатывает два балла Гриффиндору за соблюдение правил безопасности при варке зелий, — объявил Снейп. — Кто, кроме него, может сказать, что он сделал правильно?
— Убрал волосы, чтобы волосок с головы случайно не упал в котел, — тут же сказал Драко, он-то свою возможность разжиться баллами и сравнять счет с Гриффиндором упустить не мог.
Так проблема внешнего вида Гарри на уроках зельеварения была решена – Гарри с тех пор оставалось только менять свои пиратские платки и повязывать их на голову перед уроком, и очень многие однокурсники стали брать с него пример. А перекрасился в Гриндельвальда он в следующий раз только на Хэлловин, который прошел весело и мирно, без опасностей и троллей.
Отсутствие Квиррела, конечно, было замечено задолго до Хэлловина, и Снейп опять получил вкрадчивый вызов на чай с лимонными дольками, от которого не ожидал ничего хорошего.
— А я вам говорил, что надо было брать их обоих, пока были под рукой, — сварливо ответил Снейп на первую же попытку расспросов о судьбе Квиррела. Ничего такого Снейп, конечно же, в прошлый раз не говорил, он тогда просто сохранял внешнее спокойствие, хотя от известия о присутствии рядом Вольдеморта ему бросилась в голову не по-слизерински горячая кровь. А теперь Снейп намеренно шел на обострение, чтобы директора разговорить: Квиррел и Вольдеморт хранились у Снейпа в стазисе одним куском, и пока на допросах не кололись ни тот, ни другой – вероятно, Снейп просто не знал, что именно надо спрашивать и каких ответов добиваться.
— Северус, неужели ты забыл, какие у нас были по поводу этого вторжения планы? — кротко спросил Дамблдор, смотря Снейпу в глаза, обычно ему удавалось в это время прочитать некоторые мысли Снейпа, хотя и не удавалось понять, что Снейп показывает только то, что хочет показывать, но на этот раз Снейп со зла выставил перед своими мыслями глухую стену.
— Я не забыл, потому что я и не знал, — огрызнулся Снейп, и снова его молодая кровь взяла верх. — Планы были у вас, а мне вы не сказали даже того, в каком спиритическом виде находится теперь Темный Лорд. Он нежить, призрак, астральная проекция? Если вы планировали, что мальчишка должен с ним справиться, и хотели вовлечь в это меня, то, полагаю, было бы естественным поручить мне его подготовку к этой встрече – а как я буду готовить мальчишку к тому, сам не знаю к чему? Вы же понимаете, что ваши с ним частые встречи вызвали бы подозрения, а потому вы сами не смогли бы его ничему научить.
— Если бы только Вольдеморта можно было победить, силой одолев его силу… — вздохнул Дамблдор, а Снейп приготовился слушать, но Дамблдор так больше ничего и не сказал.
— Откровенность за откровенность, директор, — предложил наконец Снейп. — Почему Лорда нельзя просто прикончить, чтобы он исчез из этого мира навсегда? Вы ищете способ не убить при этом Квиррела?
— Не в этом дело, мой мальчик, — ответил Дамблдор, глядя куда-то мимо Снейпа. — Квиррел, к сожалению, сделал свой выбор. Но ты очень многого не знаешь…
— А вы знаете что! — вдруг взорвался Снейп, не годился он в шпионы с его темпераментом, из-за которого он даже с трудом обуздывал свою старую ненависть к своему школьному врагу, грозящую пролиться на неповинную голову его сына. — Вокруг нас, в этом замке, десятки балбесов, которые, дай им только волю, навыбирают такого, что запросто сломают свою жизнь. А мы по мере своих сил пытаемся это предотвратить — прежде всего тем, что учим их, на уроках и после уроков. Пытаемся поделиться с ними знаниями, опытом, информацией, а не приучить к слепому следованию правилам или, еще хуже, своей воле. И да, черт возьми, порой это не помогает, и приходится разгребать то, что наворотили эти олухи. И совсем не потому, что это положено нам по должности, и даже не потому, что раз мы их не смогли научить – это наша вина. Просто есть закон, который не записан в уставе Хогвартса, но которому меня Хогвартс выучил за последние десять лет: что сильный отвечает за слабого, что если можешь помочь – то не стой в стороне!
Конечно, своей выходкой Снейп не добился от Дамблдора никакой новой информации — постояв полминуты напротив Дамблдора и пофыркав как молодой бычок, Снейп выбежал из его кабинета, хлопнул дверью и треснул со зла горгулью по лбу. Но для себя Снейп неожиданно решил, что главное — расцепить Квиррела и Вольдеморта и сохранить Квиррелу жизнь. А что для этого нужно узнать природу духа Вольдеморта и на основании узнанного выбрать правильный способ этот дух уловить и сковать — так с этим Снейп и без Дамблдора разберется.
Глава 3За годы учебы в Хогвартсе Снейп не нажил себе много друзей, а многие из тех друзей, которых он нажил, оказались на поверку хуже врагов и чуть не утянули его за собой в Азкабан на большой срок. Но с тех пор Снейп осознал свои ошибки: еще сидя в камере после исчезновения Вольдеморта, Снейп понял, что в друзьях не нужно нуждаться, иначе стремление стать хоть кому-то своим может заставить тебя делать то, что ты делать и не хочешь, и не должен, подобно как безнадежно влюбленного неразделенная любовь толкает к глупости и саморазрушению.
Повернись жизнь Снейпа немного по-другому, и он мог бы решить, что и вовсе обойдется без друзей, но как-то так получилось, что Снейп не смог отказать в помощи одному смышленому студенту, потом взялся устраивать дела другого, обратившись к Слагхорну за протекцией и найдя у того самое живое участие… А спустя три года, когда летом Снейп сидел в гостиной у Слагхорна, закончив разговор об очередном выпускнике, Слагхорн посоветовал Снейпу быть поосторожнее в своих карьерных планах.
— Я, признаться, не надеялся, что ты станешь хорошим деканом, Северус, — откровенно сказал Слагхорн. — Думал, что эта должность по факту надолго останется за мной: ты будешь наводить порядок в школьных коридорах, может быть, даже начнешь отспаривать факультетские баллы или сам будешь помогать своим студентам и вредить чужим, чтобы Слизерин победил в этом, прости меня, дурацком состязании факультетов, где каким-то образом складываются успехи в высшей трансфигурации, успехи в битье по бладжерам и изготовление навозных бомб. Но когда в первое лето ко мне за помощью для выпускников пришел ты, а не они, я понял, что декан из тебя выйдет. А потом ты стал просить помощи и для ребят с других факультетов: я, как ты помнишь, делился с тобой информацией неохотно, но это только для твоего же блага!
— Северус, сядь, — попросил Слагхорн, очень проворно для своего веса спрятавшись за кресло, потому что Северус наслушался уже речей про «свое же благо» от Дамблдора и с Дамблдором с трудом сдерживался, а вот Слагхорна не боялся и вскочил на ноги с нехорошим выражением на лице. — Сядь, в отличие от Альбуса я собираюсь тебе все объяснить. Ты, возможно, в начале славного пути, но пока твои друзья слишком молоды. Потом, когда им всем станет лет по сорок, а тебе под пятьдесят, некоторые из них попадут в Попечительский совет Хогвартса, в который от каждого факультета входят по три выпускника, и вот тогда ты легко соберешь две трети голосов, необходимых на выборах нового директора – а с нашими традициями межфакультетского соперничества это обычно та еще задача. Но сейчас не стремись так явственно на место Альбуса, ему это может не понравиться.
— Я не стремлюсь стать директором, профессор, — честно ответил Снейп, он был упрям, и уговоры на него не действовали. — Я делаю то, что должно — и будь что будет.
Слагхорн был, конечно, прав в том, что ученики Снейпа, которым он помогал, были еще молоды и далеко не вошли в силу, но молодости свойственны решительность и безрассудство, а именно такие люди Снейпу теперь и были нужны — только находил он их не всегда в удобоприменимом виде.
— Здравствуйте, Феликс, — сказал Снейп, входя в охотничий домик Розье, который последний наследник рода превратил в холостяцкую берлогу. — Я рассчитывал найти вас в более бодром состоянии.
Снейп первый раз увидел Феликса Розье, когда тот был еще ребенком: Розье иногда приглашали его в свой дом, как соратника, и это гостеприимство по отношению к нищему полукровке окупилось сторицей. Отец Феликса после войны попал в Азкабан, старший брат Феликса Эван был убит в войну, но Феликс не чувствовал себя в школе сиротой, потому что у него был прекрасный декан. Феликс отлично учился, Снейп отстоял его, когда через четыре года после окончания войны пришел черед Феликса быть старостой, а многие преподаватели не хотели вверять охрану школьного порядка сыну и брату Пожирателя Смерти. После школы Феликс стал драконологом, и по протекции Снейпа и Слагхорна для него нашлось место, опять же невзирая на его биографию – вот только теперь слухи и людская неприязнь настигли Феликса Розье даже в Румынии.
— Проходите, профессор, — пригласил Феликс и отсалютовал Снейпу полупустой бутылкой, к которой он только что прикладывался. — Я, видите ли, прожигаю жизнь, как положено богатому наследнику.
Но уже спустя четверть часа пьяный Феликс Розье звучал уже не так оптимистично, наедине с любимым профессором, который заменил ему семью, он говорил правду и утирал злые слезы.
— Они отняли у меня семью, и с тех пор я ненавижу обе стороны. Эван же не был боевиком, он не убивал никого, вы сами мне говорили, что его убедили присоединиться к Лорду только обещаниями безопасности и интересной работы. Ах, «сам Темный Лорд ему обещал…»! Но авроров это не интересовало, как и «самого Лорда» на самом деле не интересовала безопасность моего брата. Сволочи что те, что эти, я бы закопал живьем и Лорда, и старшего Крауча, и даже в одном гробу. А теперь у меня отняли и работу – настучали даже в Румынию, надавили там на кого-то, что, дескать, такой человек не должен работать с опаснейшими животными. Как будто и впрямь боятся, что я сяду на дракона, с которым работаю, и полечу в Лондон всех жечь. Что мне делать, профессор? Наверно, будет лучше, если я буду пить, а не пойду авадить всех подряд.
— Будет лучше, Феликс, если вы послушаете меня, потому что у меня есть для вас дело, — строго сказал Снейп, он со школы помнил, что его отстраненное спокойствие действует на эмоционального Феликса Розье отрезвляюще. — Один человек согласился тайком провести меня в Гринготтс. Мне нужна ваша помощь для того, чтобы подчинить дракона, который стережет хранилища на нижнем ярусе, при помощи драконьего пламени взломать одно из хранилищ, а затем направить дракона к пещере на берегу моря недалеко от Лондона, где драконьим пламенем нужно выжечь озеро инфернов.
От такой масштабной и четко поставленной задачи Феликс Розье даже немного протрезвел.
— А знаете, профессор, в детстве я мечтал спасти из Гринготтса дракона, — поделился Феликс, добропорядочные люди, склонные к спокойной жизни, и не становятся драконологами. — Я не буду вам рассказывать, что с ними в Гринготтсе делают эти варвары, а то я опять начну или плакать, или ругаться. Но не могу не признать, что вы довольно радикально исполняете мои детские мечты.
— Я исполняю и свои мечты, — глухо сказал Снейп. — Не вы один желаете смерти Темного Лорда, но, увы, его приходится убивать по частям. Могу предоставить вам честь убить от него целую треть.
Некоторое время Феликс Розье осмыслял сказанное Снейпом, а потом медленно поднялся на ноги.
— Я Протрезвляющее зелье сейчас себе намешаю, — сообщил Феликс, уходя.
— Подумать только, на что вы употребляете знания, полученные на уроках зельеварения, — с усмешкой заметил Снейп.
— Надо бы специалиста по проклятиям прихватить, — крикнул Феликс из соседней комнаты. — И колдомедика хорошо бы.
— Специалист по проклятиям будет, — пообещал Снейп, появляясь рядом с Феликсом. — А колдомедика брать не станем. Феликс, вы понимаете, чем мы рискуем? Жизнями или долгим сроком в Азкабане. Лучше бы, чтобы в этом участвовало поменьше людей. Только те, которым не жаль жизни, чтобы свершилась месть.
— Странно, профессор, — серьезно сказал Феликс, поднимая голову от разделочной доски. — Мы идем на дело, за которое нас должны чествовать и награждать, а не бросать в Азкабан. Но да ладно — делай что должно, и будь что будет. Вы же этому нас учили, а Протрезвляющее мы потом сами варить выучились.
Профессор Квиррел, вероятно, тяжело болел и приступил к исполнению своих обязанностей только к началу октября. За время, которое он находился на излечении, Квиррел успел вылечиться и от заикания, но в целом болезнь оставила на Квирреле темный след: он сделался мрачен и задумчив, а его лицо стало непривычно суровым. Многие студенты в Хогвартсе помнили Квиррела по его урокам маггловедения, которые тот проводил весело и с энтузиазмом, и кто-то даже сказал, глядя на сердитого и решительного Квиррела, что если Квиррел хворал оттого, что его кто-то проклял, то теперь этому проклявшему не позавидуешь.
Как казалось ученикам, болезнь Квиррела иногда возвращалась: порой случалось так, что отдых на выходных не шел ему на пользу, и в понедельник он был бледен и чуть было не шатался, порой по нему казалось, что он провел бессонную ночь, и однажды ученики даже просидели тихо целый урок, когда Квиррел уснул за учительским столом, уронив голову на руки.
На самом деле Квиррел не мучился от рецидивов своей таинственной болезни. Избавившись при помощи Снейпа от духа Вольдеморта, Квиррел пришел в себя с одной мыслью: чтобы упокоить эту нечисть, не жаль и собственной жизни. Может, Квиррел был и не самым выдающимся специалистом по проклятиям, скорее любителем, чем профессионалом, но бывшие ученики Снейпа были молоды и вряд ли были лучше, а в Квирреле не было страха и сомнений. Квиррел был мирным человеком, доведенным до крайности и вступившим на тропу войны, а такие люди иногда творят чудеса, даже не будучи магами.
Феликс Розье не знал о злоключениях Квиррела и тоже помнил его по урокам маггловедения, а потому удивился, увидев условленным вечером Квиррела у себя на пороге.
— Я бы предположил, что с вами мы будем грабить маггловский банк, профессор, а не Гринготтс, — весело сказал трезвый Феликс, который теперь не скучал без дела. – Да, я помню маггловскую примету о том, что не надо здороваться через порог, — и Феликс пригласил Квиррела в дом и уже потом подал ему руку.
— Я проведу вас до пятого подземного уровня, — пообещал мрачный Квиррел.
— Хранилище Лестранжей глубже уровня на два.
— А дальше уже твоя часть, Феликс, — вступил Снейп, пришедший вместе с Квиррелом. — После пятого уровня будет дракон, если ты с ним справишься — он нас и отнесет.
Когда мужчины заняты делом, они бывают на удивление неэмоциональны: вот уже больше двух месяцев прошло с тех пор, как Снейп узнал, что у него есть дочь, и за все это время он даже не удосужился навестить ее мать и если не возобновить старое знакомство, то хотя бы поговорить о Гермионе. Снейп составлял новые задания для контрольных, чтобы студенты не списывали со старых; пытал Вольдеморта; учил первокурсников составлять пропорцию; выручал Квиррела; палил кольцо Гонтов Адским огнем; посылал в Министерство и Попечительский совет учебные планы; поливал диадему Равенкло ядом василиска; снова пытал Вольдеморта, переселенного в наспех созданного гомункулуса; проводил у старшекурсников устный коллоквиум; грабил Гринготтс; проверял кипы домашних заданий; жег инфернов напалмом, не сумев пропихнуть в пещеру драконов, но сумев ограбить маггловскую военную базу; назначал лодырям отработки и превращал отработки в дополнительные занятия, чтобы лодыри трепетали; обокрал своего доброго знакомого Люциуса на Риддлов дневник; писал Слагхорну с просьбой убедить Министерство не назначать в комиссию по СОВ дундуков и дятлов; ходил в гости к Блэкам, чтобы сменять кости Регулуса, найденные в пещере с инфернами, на медальон Слизерина; еще раз пытал Вольдеморта, на этот раз просто для души – словом, Снейпа захватила преподавательская текучка и относительно вверенных самому себе двух детей Снейп только отмечал, что дети живы, здоровы и успевают по всем предметам.
Гарри и действительно освоился в Хогвартсе – он относился к новому месту обитания непредвзято и действовал по ситуации: например, розыгрыши близнецов Уизли ему казались немного жестокими и стать объектом этих розыгрышей он не хотел, поэтому держался от хороших в принципе ребят Фреда и Джорджа на отдалении и Гермиону неподалеку от них не оставлял, чтобы она не зачиталась и не пошла на ужин с фиолетовыми волосами или синим лицом. А вот дружелюбный после разговора со Снейпом Малфой, хоть и был не лишен отдельных недостатков, но приносил пользу, и Гарри не стеснялся обращаться к нему по разным вопросам.
— Слышь, Драко, — говорил Гарри, перехватывая Малфоя у раковин в туалете, — ты урегулируй там своих. Чего они до Гермионы докопались? Зубы им у нее не нравятся… Вон пусть Флинту вашему зеркало покажут, у него ж такие зубы, что он в две минуты березу перегрызть может.
Малфой делал себе на память зарубочку, что надо бы когда как попонятнее растолковать Гарри про статусы крови, хотя пойди ему растолкуй, почему Малфою не пристало хлопотать за грязнокровку. Малфой уже сообразил, что Гарри строит отношения с людьми на основе личной преданности, и сейчас, может, это ставит Малфоя в неудобное положение, зато потом, если фракция чистокровных опять проиграет войну, такой подход может Малфоя и спасти: недаром же про прабабку Малфоя ходил анекдот, что та ставила в церкви одну свечку Георгию Победоносцу, а другую змию – никогда не знаешь, куда попадешь, везде нужно иметь хороших знакомых. Да и лестно теперь было Малфою, что от него, первокурсника, ожидают, что он «урегулирует» целый факультет.
— Метлу дашь покататься? — спрашивал Драко: как говорят в волшебном мире, быстро только кошки рожают, а бесплатно только домовики работают.
— Обязательно ночью? В прошлый раз я тебе окно в зале с наградами открыл, а ты два стеллажа повалил. Запалишься ведь.
— Ну а мне легко, что ли? Старосты уже за два часа до отбоя почти никуда не выпускают. И это не говоря о том, какие ты задачи ставишь.
Малфою приходилось не так уж трудно, как он рассказывал, набивая себе цену, и летал над Черным Озером по ночам он из молодечества, а не оттого, что не мог договориться со старостой. Да и заступничество Малфоя за гриффиндорцев на факультете принимали нормально: Малфоя уже знали как парня умного и делового, и то, что он наводит между факультетами мосты, мало кого удивляло, скорее стимулировало держать нос по ветру.
— Слышь, Малфой, — спрашивал как будто не всерьез Монтегю, идя рядом с Малфоем на обед, — как там у нас политическая обстановочка? Как котируется Избранный, как котируется Темный Лорд?
— Все котируются очень высоко, — с глубоким уважением к объектам беседы отвечал Малфой, слегка ухмыляясь. — Если продавать, то очень дорого.
Глава 4Если много возиться с хоркруксами и злоупотреблять темной магией, можно и докопаться до чего не того, и под проклятие попасть, поэтому Снейп совсем не удивился, когда одним вечером в своей гостиной встретил Смерть, пришедшую к нему в образе старика, похожего на обтянутый кожей скелет.
— Сколько хоркруксов ты уже уничтожил? — ясным, пусть даже чуть хриплым голосом спросила Снейпа Смерть.
— Пять, — ответил Снейп, смерти он не боялся и распоряжения на случай своей кончины уже отдал, только жалел бы о том, что не довел дело до конца, пусть и сделал уже очень немало.
— После пяти хоркруксов это уже не человек, — ответила Смерть, словно брезгуя тем, что осталось от Темного Лорда. — Если возродится, будет хуже любой нежити. Да и в конце семидесятых был уже не лучше. Регулус был прав.
— Дом Блэков из-за Риддла потерял обоих наследников, — продолжал гость Снейпа, и Снейп наконец узнал дряхлого Арктура Блэка, поднявшегося со смертного одра. — Дом Блэков будет мстить. Отведи меня к тому, что осталось от этого выродка — я хочу посмотреть, как в его глазах потухнет свет.
— Я сомневаюсь, что смогу сейчас упокоить Лорда, — признал Снейп. — Что-то еще держит его на этом свете.
— Моя библиотека в твоем распоряжении, — ответил Арктур. — Там есть многое о том, что молодые дураки считают способами получить вечную жизнь и чему я предпочел смерть. Помоги мне встать.
Снейп протянул дряхлому главе рода Блэков обе руки, и в левую руку Снейпа лег зачарованный медальон.
— Как вы сюда попали, лорд Арктур? — спросил на прощание Снейп, все же ему было не слишком приятно, что даже в его личные комнаты кто-то может так запросто войти.
— Мой дед был директором Хогвартса, — ровным безэмоциональным голосом ответил Арктур, и было странным слышать, что у этого древнего старика тоже был дедушка, хотя портрет Пиния Нигеллия Блэка Снейп видел в кабинете директора не раз. — Теперь ты предупрежден о пределах директорской власти.
Как ненависть к Джеймсу Поттеру у Снейпа норовила перенестись на ни в чем неповинного Гарри, так и неприязнь Снейпа к Сириусу Блэку чуть не перешла на всех Блэков целиком: в доме Блэков Снейп вел себя осторожно, постоянно ждал подвоха и какой-нибудь пакости и наконец дождался.
— Это, на мой взгляд, очень вероятно, что отраженная Авада расколола душу Риддла, и ее осколок попал в мальчика, — спокойно ответил Арктур Блэк, который уже не вставал с постели, но Снейп все равно вломился в его спальню с темномагическим фолиантом в руках, словно Арктур его написал или даже был виноват в случившемся. — Тебе будет довольно просто это проверить: Гонты — змееусты, а среди Поттеров змееустов никогда не было. Если юный Поттер — змееуст…
— И что, мне Серпенсортио перед ним колдовать? — перебил Снейп.
— Дослушай, — строго сказал Арктур. — Ты поведешь мальчика к водопроводным кранам, на которых нарисованы змейки — в Хогвартсе должны быть такие где-нибудь на нижних этажах. Там он либо не сможет сказать змейкам «Откройся», и тогда ты будешь думать дальше, где на самом деле кусок души Риддла, если не в юном Поттере — возможно, думать ты будешь тогда без меня, мне осталось совсем недолго. Либо же мальчик окажется змееустом и откроет тебе проход в Тайную Комнату: тайну этой комнаты ты, как декан Слизерина, должен сохранить. Вот там, на алтаре самого Салазара, ты окончательно покончишь с нашим врагом. Говорят, что Салазар и с того света поразил Гонтов безумием за то, что те позорят его кровь, так что гекатомба твоя будет ему приятна.
— Признаться, меня больше интересует не удовольствие чьей-то души в загробном мире, а то, как не угробить парня, убивая Темного Лорда, — проворчал Снейп, словно поверив, что лорд Арктур знает и это. В том, как умирающий старик планировал гибель Темного Лорда, было что-то жуткое, словно угасающий род Блэков мстил своим врагам даже из могилы.
— Почитай о шаманах, — предложил Арктур. — Как они падали замертво, заставляя свою душу отправиться в другие миры и практически расстаться с телом, и как их душа возвращалась назад.
Идея Арктура была неплохой, а талант Снейпа к зельям помог воплотить ее в жизнь даже по довольно скудным заметкам о племенах, чья необычная магия, не закрепленная письменностью, была утрачена. Суть затеи была в том, что, если душа Гарри покинет его тело, осколок души Вольдеморта тоже через какое-то время будет вынужден его покинуть, как он покинул бы тело мертвого. Тогда осколок души нужно будет уловить, как Снейп сделал это с духом Вольдеморта, вытряхнув его из тела Квиррела, и обе оставшихся части души Темного Лорда можно было бы уничтожить. Вот только далеко не всем шаманам удавалось вернуться из своих странствий, держась за тонкую ниточку, связывающую отлетевшую душу с телом. Опытные шаманы находили обратный путь, а среди неопытных шаманов в первобытных племенах происходил суровый естественный отбор.
Все недостатки Снейпа как учителя происходили от того, что он так охотно забыл свое не самое счастливое детство, что уже не представлял себе, каково это – быть ребенком. Опыт все же научил его, что студенты Хогвартса отличаются от него самого, но Снейпу было очень трудно отвыкнуть от восприятия студентов как глупых и безответственных взрослых, которые могли бы всё прекрасно понять и вести себя нормально, но намеренно валяют дурака. Стоило Снейпу в преподавании сбиться с накатанной колеи хоть немного, как он становился раздражительным и требовательным, искренне не понимая, почему дети не могут быть взрослыми и предпочитают вести себя как идиоты.
Поэтому Снейп обошелся с Гарри так же, как он обошелся бы в такой ситуации с Квиррелом, с Феликсом Розье или с кем-нибудь из других своих бывших учеников: поздним субботним вечером Снейп провел Гарри в охотничий домик Феликса Розье и четкими, понятными и неэмоциональными словами поставил Гарри в известность о сложившейся ситуации с хоркруксами. Спасло Снейпа только то, что подростки не воспринимают смерть как нечто реальное и потому смерти не боятся.
— Я умею говорить со змеями, профессор, — рассказал Гарри, когда разговор дошел до предполагаемых у него способностей змееуста. — Полгода назад, когда у меня еще не было палочки, у меня случайно получилось убрать стекло в террариуме, и мне тогда удалось уговорить удава не душить Дадли.
— Вы вполне отдаете себе отчет, Гарри, в том, что от вас потребуется? — спросил Снейп, он-то понимал реальность смерти. — Я сделаю все возможное, чтобы вы смогли вернуться в мир живых. Но я не могу дать вам твердой гарантии и не могу предсказать, что вы увидите за границей этого мира.
— Надеюсь, я увижу там маму и папу, — серьезно и просто ответил Гарри. — Я не обижусь на вас, профессор, если после этого я не вернусь. И вы на меня тогда не обижайтесь.
— А ну-ка, бросьте-ка мне это! — вскипел Снейп, он с недавнего времени гадал, что ему напоминает устроенное Дамблдором детство Гарри, а теперь подумал, что это напоминает ему подготовку ассасина – вот и бестрепетно уйти по дороге в рай мальчик уже готов, и все ради блага волшебного мира, который должен ему куда больше, чем дал. — Склеить ласты у вас еще будет много возможностей и поводов, так что торопиться вам ни к чему. И скажите, Гарри, разве ничто и никто не держит вас в этом мире?
Вот на этот раз Снейп уже не мог сказать, что его попутал черт – на вторжение в сознание Гарри он пошел осознанно и не корил себя за это только потому, что делал это не ради какого-то «высшего блага», а ради того, чтобы один конкретный мальчуган не заблудился в потусторонних мирах, а вместо этого вернулся в мир живых, вырос в нем и дожил до старости. Своим вопросом Снейп вызвал на поверхность мыслей Гарри нужный ему ответ: даже если бы Гарри решил оставить этот ответ при себе или не смог бы его сформулировать словами, для взгляда легилимента ответ был открыт.
Разумеется, Снейп не рассчитывал, что Гарри вернется из потусторонних миров ради своего любимого профессора зельеварения: Снейп ежедневно брился и каждое утро видел в зеркале худое, недовольное и крючконосое лицо – довольно неприятное, если уж говорить начистоту, под стать мрачному и сухому характеру. Снейп был готов увидеть в мыслях Гарри Хогвартс, первое место, где к Гарри относились хорошо; был готов посмотреть на полюбившийся Гарри квиддич или на лицо одного из первокурсников, которого Гарри считал своим другом – Снейпу говорили, что для мальчишек лет двенадцати самым важным на свете являются их друзья, такие же мальчишки. Но в мыслях Гарри в качестве ответа на то, ради кого Гарри готов вернуться с того света, Снейп увидел лицо Гермионы и ее густые лохматые волосы. Оказалось, что дети не посвящали все свое время учебе (Снейпа это, кстати, всегда в детях раздражало), а еще гуляли вокруг озера, шуршали осенней листвой, болтали про диснеевские мультики и Индиану Джонса и недавно даже успели поиграть в снежки – сначала вдвоем, а потом вместе против троих, и довольно успешно.
— Ничего, Гарри, от таких известий у кого угодно закружится голова, — заметил тем временем Снейп, потому что от вмешательства в его мысли Гарри потерял ориентацию в пространстве и чуть не завалился набок.
Если ребенком Снейп когда-то был, только теперь почти забыл об этом времени, то девочкой Снейп никогда не был и, как неженатый и бездетный человек, совершенно не представлял себе девичью психику. Вернее, теперь-то у Снейпа была дочь, но и к той он относился не совсем по-отечески – например, Снейп был полностью лишен отцовской ревности и, узнав о том месте, которое Гермиона занимает в сердце Гарри, поразмыслил только над практическими следствиями этого, а потом даже развлек сам себя несерьезными мыслями.
«У кого будет зять национальный герой? — спросил сам себя Снейп, провожая Гарри до гриффиндорского общежития, все же Снейп был хорошим слизеринцем, прагматичным и хватким. — У меня будет зять национальный герой! Кто молодец? Я молодец!»
О том, что следует проверить и чувства девушки, Снейп даже и не задумался – какие тут, к чертям, чувства, Темный Лорд которую неделю неубитый! – точнее, чувства девушки Снейп проверил, особо о ее чувствах не думая, а просто в свою очередь вызвав ее к себе воскресным утром и поставив в известность о том, что предстоит Гарри в ночь на понедельник.
— Грейнджер, что вы дрожите, вам холодно, что ли? — возмутился Снейп. Чтобы поговорить вдали от чужих ушей, он перенес Гермиону через камин в дом Блэков, и окружающая их мрачная обстановка казалась Снейпу уместной и эстетически созвучной его повествованию о темной магии и разорванной на куски пропащей душе. — Вам делать ничего не надо будет, и опасности для вас никакой. Вы просто должны быть рядом, потому что вы — самая сильная связь Гарри с этим миром…
— Это он сам вам сказал? — дрожащим голосом спросила Гермиона.
— Я догадливый. Грейнджер, ну что это такое? Зачем вы ревете? Никто же еще не умер.
Приготовленное Снейпом зелье сработало как надо: Гарри был будто в анабиозе, а Снейп, укрыв куполом защиты и комнату вокруг них, и себя с Гермионой, готовился ловить часть души Темного Лорда, которая должна была покинуть охладевающее тело Гарри – когда у Снейпа словно прокрутили пленку перед глазами. Чуть проморгавшись, Снейп заметил, что Гермиона крепко спит, привалившись к его боку, а перед ним стоит призрак худого и совершенно лысого человека. Узкая, не слишком длинная борода, чуть необычный разрез глаз, кустистые брови – каждый слизеринец, конечно, узнал бы этого человека сразу.
— Приветствую вас, милорд, — наконец вспомнил о хороших манерах Снейп.
— Привет и тебе, юный декан, — отозвался призрак Слизерина, и Снейп, хотя уже и замечал седину в своей утренней щетине, на такое обращение возражать не стал, по сравнению с тысячелетним Слизерином он и впрямь был еще юнец.
— Мой недостойный потомок воззвал ко мне в моих покоях, и я не мог не прийти на его зов, — с хищной улыбкой сказал Салазар Слизерин, и над его поднятой вверх ладонью медленно крутились две сферы, в которых словно клубились чернильные облака. — Он хотел только продолжаться, существовать любой ценой, и вовсе не думал, что вместе с предком к нему придет строгий суд. Теперь осколки его души будут ввергнуты туда, откуда нет возврата и где не позавидуешь существованию тех, кто в своей жизни все только портил и ломал, включая даже собственную душу. Но он ведь просил лишь избавить его от небытия, даже не догадываясь о том, что существует только бытие, а небытия не существует.
Шанс окончательно расправиться со своим врагом своими руками уплывал от Снейпа, но у Снейпа было достаточно здравомыслия и знания обычаев старых волшебных родов, чтобы не мешать Слизерину самому наводить порядок в своей семье и решать судьбы своих потомков.
— Ты же, юный декан, действовал правильно, хотя и привел в мои покои гриффиндорских детей, — продолжал Слизерин. — Возьми с них слово чести, что они никогда не расскажут никому о том, где они побывали. Да смотри, никаких изменений памяти и Нерушимых обетов — что-то вы все стали столь искусными и хитроумными, что многие уже и забыли о чести.
Темные сферы над рукой Салазара закрутились быстрее, и Снейп надеялся, что Вольдеморту внутри сфер от этого поплохело, а Салазар возложил другую свою руку на голову Снейпа, словно благословляя, и исчез вместе со своей добычей.
Салазар несколько лукавил, когда говорил, что пришел на отчаянный зов Вольдеморта — зов этот он слышал, но делать сначала ничего не собирался, покоясь в безвременье и ясно видя оттуда, что Вольдеморт очень скоро найдет достойную расплату за свои грехи. Но в этот момент со своей обычной бесцеремонностью в покой Салазара вторгся Годрик, к которому по лунной дорожке пришел отважный мальчик – крови Годрика в нем было не больше, чем в Вольдеморте Салазаровой крови, но сердце у мальчика было такое же, как у Годрика, благородного, храброго и горячего человека.
— Ай, Годрик, разбирайся сам со своими гриффиндорцами, — отмахнулся сначала Салазар.
— Я-то разберусь, — пообещал неугомонный Годрик, он уже во многое вник и в настоящем, и в прошлом, и даже в будущем, глядя на мир живых из-за его пределов, и теперь это знание без слов переливалось к Салазару. — Только казнить твоего потомка — против нашей с тобой дружеской клятвы, а ведь я не удержусь! Да и после того один маггловский домик я вобью так глубоко в землю, что на его месте болото будет. И в школе не все ладно… Ты уж сделай милость, сходи вместо меня, ты у нас поспокойней. А я отсюда полюбуюсь. Заодно и паренька моего обратно отведешь.
Так по неотступности Годрика Салазар появился в мире живых, и в данный момент Салазар, стоя на ночном Привет-драйв, дивился тому, как изменился за прошедшие века маггловский мир.
Салазар Слизерин был по бабушке сарацином и не ел при жизни свинину, но именно это нечистое животное напоминали ему те люди, что не знали ни благородства, ни страха Божьего и все детство глумились над потомком Годрика. Салазар зловеще усмехнулся, сделав шаг на газон дома Дурслей, и тут его остановила неожиданная преграда.
Разумеется, мудрый и могучий Салазар легко узнал защитную магию крови и кинул взгляд на две черные сферы с осколками души Вольдеморта, которыми до сих пор небрежно жонглировал одной рукой.
— Вот видишь, какое ты дерьмо, мой недостойный потомок, — сказал Салазар, прежде чем швырнуть куски Вольдеморта в безвременье на вечные муки. — С тобой не пускают не то что в приличное общество, а даже в этот свинарник.
