Проклятый.
Рвет метель октября золотые нити,
И они улетают в холодный вечер,
Так звените же, струны гитар, звените,
Так зажгите, зажгите повсюду свечи.
Бальный зал и могила – мне все едино,
Все едино, раз к прошлому нет возврата.
Я любила, вы слышите, я любила.
Я люблю – чаша памяти мне расплата.
Скрипки плачут, я, кажется, плачу тоже,
Это ты… За стеной листопада вьюга.
Это сон, это сказка, так быть не может -
Мы нашли в сером сумраке лжи друг друга.
Я устала от взглядов бессонно-мутных.
Что с того, что зовут Королевой бала?
Что с того, что щадили года и смуты?
Я устала, о господи, как устала…
Рвет метель октября золотые нити,
Рвет сомненья, созвездья и наши души,
Так горите же, свечи, дотла горите,
Чтобы правильность линий теней нарушить!
- Будь ты проклят! Императрица никогда не освободит тебя! И пусть вашу башню разобьёт молния! – он лишь презрительно качнул головой, вовремя отшатнувшись, когда тело пожилой женщины начало таять в воздухе, словно береста на жару, съёживаясь в плену теней и пронзительного зелёного света. На брусчатке звякнули огромные круглые очки с толстыми стёклами.
Странно, он первый раз видел, чтобы Авада работала так. На что-то натолкнулась? Но заклятие определённо не было защитным. Он прикрыл глаза, сосредотачиваясь. Перед мысленным взором мелькнула глава "Насильственно осуществляемые и смешанно-предречённые проклятия и предсказания" из очередной книги по чёрной магии. Мер-лин! Что же она знала, чёртова старая стрекоза и шарлатанка?
Он отбросил со лба снова вылезшую из узла прядь, привычно заправляя её обратно, поправил капюшон и маску и вскочил в седло. Велиар махнул хвостом, гневно кося тёмным глазом, но подчинился и рванулся следом за остальными. Даже сейчас он машинально сторонился других… "соратничков". Вполне такой… обычный рейд Упивающихся. На этот раз – Хогсмид.
- Что там? – повелительный кивок на дверь камеры. Шипяще-змеиные интонации в голосе. Кажется, даже троллю стало плохо.
- Г-господин, один, рыжий, всё ещё без сознания… - на массивной шее судорожно ходил кадык.
- А второй? – глаза-лезвия сверкнули алым светом.
- У-ужинает, м-милорд…
- Ч-ш-сто делает?! – голос упал до смертельного присвистывания, словно существо в облике человека говорило с сильным причудливым акцентом. Даже в неверном свете факелов подземелья было видно, как несколько тёмных фигур в балахонах, но с открытыми лицами, отшатнулись. Говоривший бросил несколько слов на змеином языке и коснулся стены камеры. Та мгновенно просветлела до прозрачности стекла.
Охранник не солгал. Но картина и впрямь казалась чуточку нереальной. Точнее, два её фрагмента никак не желали стыковаться друг с другом. Две даже на первый взгляд жёсткие койки, посередине – грубо сбитый стол, на котором поднос с ужином. Причём поднос – в традициях лучших домов Великобритании и Европы: три-четыре блюда под металлическими крышками, графин и кувшин с водой для рук, стопка салфеток в причудливом держателе и уже наполовину опустошённая ваза с фруктами. Рыжее пламя волос на подушке одной из коек – и безмятежная фигура молодого черноволосого мужчины лет двадцати трёх-двадцати пяти, правда, с несколько узковатыми для его роста плечами, задумчиво разглядывающего кусочек сине-синего ночного неба за решётчатым окном и размеренно ощипывающего виноградную гроздь.
- Мой лорд? – осторожно прозвучало за спиной у Волдеморта. Хозяин замка, представительный мужчина за сорок, медленно приблизился, со справедливой опаской глядя на своего господина, в груди которого хрипло клокотало… что? Абсолютную тишину разорвал хриплый каркающий звук. Тёмный лорд смеялся!
Очень бледная и хрупкая с виду девушка, которую, тем не менее, с явной опаской удерживали под локти двое Упивающихся, не смогла сдержать судорожной дрожи. Пунцовеющие (явно от частого закусывания) на её лице губы сжались в тонкую ниточку, но глаза остались сухими.
- Давайте войдём, господа, и познакомим моего противника с вашей новой гостьей, Люциус.
Дверь, не позволив себе даже протестующего скрипа, моментально отворилась.
- Только попробуй согласиться, и я сама тебя убью! – выкрикнула молодая женщина. Она зло мотнула головой, отбрасывая спутанные рыжевато-каштановые волосы, плащом укрывшие лопатки, и впилась карими глазами в непроницаемые зелёные.
- Вы и вправду хотите, чтобы на этой лебединой шейке появилась уродливые удавочные пятна, мистер Поттер? – затянутые в чёрную лайковую перчатку пальцы скользнули по белой коже в разорванном вороте. – Вам всего-то нужно вернуть то, что вам не принадлежит. Наследство Основателей. Или сказать, где оно находится. В принципе, для столь многообещающей юной леди можно ограничиться и Поцелуем…
- Дементора? – спокойно закончил фразу пленник. – Чего стоит твоё слово? Но, возможно, чуть позже, когда здесь не будет столь людно, я продемонстрирую часть их силы. Надеюсь, что замок мистера Малфоя устоит и мне не придётся беспокоиться за сохранность с в о е й шеи.
- Что? – казалось, ей абсолютно плевать на двух здоровых мужчин, с затаённой нервозностью топчущихся рядом. – О чём ты? В чём дело?
- Вот в этом, - пленник с неожиданной ловкостью вытащил из-за необычайно пышной кружевной манжеты до боли знакомую ей карту и бросил её на стол. – Тролля не побеждали трое, Геро. Ты была там одна!
- Как я вижу, мистера Поттера ещё и не обыскали, - тихо и спокойно отметил Тёмный Лорд, с интересом наблюдая за диалогом. Тюремщик за его спиной безмолвно сполз по стене.
- С ума сошёл?! – она всё-таки рванулась, выкручивая запястья. Не освободилась, но несколько шагов сделала. Странное зрелище – хрупкая исцарапанная женщина тащит на себе двух бугаёв.
- Я не падаю, Геро. Я так летаю.
В камере полыхнула необычайно яркая радужная молния, на секунду осветившая удовлетворённую улыбку Волдеморта. Потом эта молния каким-то образом очутилась у неё в голове, и Гермиона Грэйнджер потеряла сознание, ещё успев почувствовать себя невероятно опустошённой, словно от неё осталась лишь половина.
- Это – расклад на две дороги. Очень сильный, считается, что он пишет судьбу, что до него всё ещё может быть по-другому, но после… - Сибилла Трелони говорила непривычно серьёзно, без завышения голоса и обычных потусторонних интонаций. – Вы же никогда не верили в это, молодые люди. Что привело вас ко мне?
Троица переглянулась, но промолчала. Профессор тяжело вздохнула – похоже, она не выудит у них ни словечка – и продолжила, сдаваясь:
- Что ж, тасуйте. – Колода карт Таро, непривычно больших и очень холодных, опустилась в руки одному из юношей. Не Райдер, Кроули. Что ж, уважила.
- Раздавайте! – брови его изумлённо приподнялись. – Да-да, что вы на меня смотрите? Это не мой расклад! Я не имею к нему никакого отношения!
Пятнадцать карт рубашками вверх легли на столик. Одна – посередине, две группы по семь – сверху и снизу. Порядок один и тот же: карта, две карты столбиком, карта, снова две столбиком и ещё одна.
- Переворачивайте верхний ряд и цену! – он подчинился.
- Та-ак! Сколько?!
- В чём дело?
- Молодой человек, я впервые вижу ПЯТЬ Высших Арканов среди восьми карт расклада. Да ещё таких!
Он потянулся к нижнему ряду, но рука гадалки чувствительно шлёпнула по кисти – нельзя!
- Смотри, цена – это Мир. Во всех смыслах. Плохо. Ставка слишком высока. – На губах девушки появилась бледная, словно бы вымученная улыбка. – Ты не должен ошибиться. Король Мечей – твой, возможно, союзник, перевёрнут и в чёрной одежде, он всегда не тот, кем кажется. Это виртуоз масок, ферзь, который кажется пешкой. Но возьмёт ли он в конце концов твою сторону, зависит от неё, Императрицы. Она совсем рядом, ждёт и верит, не подведи её! Король и Императрица – разделены и неразрывно связаны Башней и Королевой Жезлов. То ли беда, то ли вина, то ли проклятье – одно на двоих. Они несвободны, связаны Королевой и Башней. С другой стороны у тебя Король Кубков – он светел и верен, его называют Королём Монсальвата, им двоим ты можешь доверить всё, они приведут к удаче. А это для тебя – Шут и перевёрнутый Хозяин, он же Тифон, он же Сэт…Про него, я уверена, ты знаешь больше, чем я. Шут – с завязанными глазами, он стоит на краю пропасти – или идёт по этому краю, как тебе больше нравится. Это карта "божественного дурачества". Ты легко победишь или также легко проиграешь, только не бойся рисковать и учись видеть сквозь повязку. Вот и всё…
Повисло молчание. Наконец сдававший поднял глаза на Трелони.
- Дальше открывать?
- Валяй, - разрешила гадалка. – Не представляю себе, что может быть альтернативой. Хуже уже некуда.
Первая карта – Король мечей. Первая пара – Башня и Королева Жезлов. Дальше – Императрица…
- М-мер-лин! – Вторая пара – Шут и перевёрнутый Хозяин.
- Невозможно! Это обычная колода! – прошептала Сибилла внезапно севшим голосом. Король Кубков. Профессор вскочила на ноги, случайно задела мантией краешек столика и опрокинула его. На её чердаке гулко хлопнуло окно, и ветер поднял часть карт в воздух. Гадалка обвела безумным взглядом раскиданную колоду, перевёрнутую мебель и изумлённое Золотое Трио, свела глаза к переносице и рухнула в обморок.
- Вот и говорите после этого, что существует свобода выбора, - горько обронил сдававший, поднял Шута и засунул карту в нагрудный карман.
В зеркале отражалась очень бледная девушка среднего роста в полупрозрачной белой сорочке. На лице жили лишь глаза и губы – неестественно яркими пятнами. Она тряхнула головой – узел волос тяжело рухнул на плечи и расплескался по спине. По холодному каменному полу жалобно звякнули шпильки, и губы её болезненно скривились. Всё кончено.
Почему никто не сказал ей, что магия Основателей сохранена в её теле и пока этот резервуар из четырёх начал цел и уравновешен, её нельзя исторгнуть даже под угрозой Круцио?! А теперь – половина магии ушла, и она склонна считать, что отнюдь не на светлую сторону! Да что там, она почти уверена в этом!!!
Столько предательств – и все за один день. Сначала – её лучший друг, в которого она верила больше, чем в себя, публично отрёкся от неё. Это мало кто понял, но она-то поняла!!! Почему не от Света и Добра, не от принципов и убеждений, а от десяти лет дружбы, о которой первокурсникам в Хогвартсе уже начали рассказывать истории? Эгоистично, да? Дурацкий вопрос. Он не повёлся на шантаж, выстоял, но Мерлин, отчего же ей так больно и мерзко?
Потом – её предательское подсознание. Выпустившее эту чёртову магию, чтоб ей сгореть! Память вернулась, память о том, как Сферу Основателей передали ей на хранение, а потом стёрли все воспоминания об этом. О, она помнит, как этот тёплый радужный шарик лежал в ладонях – а потом всё тело окатило мучительно-сладостной волной. Иногда, даже всё забыв, она чувствовала на правой стороне груди, напротив сердца, лёгкое щекотящее трепыхание, словно крылья мотылька. И на душе становилось светло и радостно. А теперь… Это состояние блаженной уравновешенности ушло, оставив после себя красноречивую памятку – изменившиеся волосы. Она задумчиво перебрала пальцами блестящую длинную прядь, кончающуюся где-то под грудью, повертела её в пальцах, невольно следя взглядом за причудливыми переливами цвета.
Пурпур, охра, ржа, медь… Она тряхнула головой, и по волосам скользнул луч настенного светильника.
Янтарь, рубин, красное дерево, гранатовый сок, каштан… Шаг от зеркала – и ложащаяся тень меняет всю палитру.
Селенит, горький шоколад, кармин, красное золото, бронза…
Чего ещё ей ждать? Пока Волдеморт не придумает, как извлечь из неё оставшуюся часть? Не смешно.
- Мисс? – она оторвала пылающий лоб от ледяной поверхности зеркала. Домовой эльф.
- Да? – на губы наползла слабая улыбка. Подвиг.
- Хозяин велит мисс надеть что-то нарядное и спуститься вниз на бал в честь Дня Всех Святых, Тинки приказано помочь мисс с одеждой…
- Хорошо, - она безразлично пожала плечами, но на полпути к услужливо распахнутому шкафу вдруг замерла на половине шага.
В висок ударила ярость, круто замешанная на безнадёжности и понимании. Бал в честь 31 октября! А потом… Ночь Самайна! Идиотка!!! Мерлин, какая же дура!!! Перед глазами всё поплыло от гнева и отчаяния. Да им даже делать ничего не придётся! Из горла вырвалось глухое рычание (Тинки отшатнулась), а в ладонях что-то хрустнуло… Ручка от шкафа.
Это её отрезвило, но не убавило решимости. Они хотят видеть её на балу? Они своё получат, не будь она Гермиона Грэйнджер из Гриффиндора!
Так, к чёрту бледные пастельные цвета и нарочитую слабость инженю! К чёрту слишком яркий вульгарный макияж – там хватит других размалёванных идиоток! К чёрту короткие юбки и безобразные вырезы, из которых обязательно должна вываливаться грудь размером не меньше четвёртого! Там найдётся не одна пустоголовая курица и подстилка!
Только два цвета – алый и золотой. Цвета её факультета, кроме того, на красном не видна кровь, а она точно в программе бала. Только тяжёлый алый атлас платья и золотистый газ вуали до пола. Только мягкие кожаные сандалии без каблука – ей всё равно не стать выше своих пяти футов восьми дюймов, а выглядеть это будет смешно. Никаких сложных причёсок – волосы приятно щекочут спину – и украшений, кроме двух звенящих золотых браслетов на левой руке и золотых же наплечных пряжек для греческого пеплоса. Ах да, к нему же надо бы пояс на бёдра… Золотая тонкая цепочка? Нет, сочтут признаком сломленности и слабости, намёком на её подчинённое положение. Хрен им, а не такая радость! Переплётённый шнур? Узкая золотая лента?
Да, пожалуй. А в качестве пряжки – её гриффиндорский значок со школьной формы. Годится.
Теперь макияж – совсем капельку, чтобы подчеркнуть глаза и скулы. Губы выделять нет смысла – она всё равно их прикусит и конец помаде. Зато втереть в кожу шеи и рук немного Мерцающего зелья не помешает. Не пошлой гламарии, которую используют все, кому не лень и кто гонится за иллюзией красоты. Всё.
Осталось самое главное – настроиться. И доказать хоть самой себе, что Шляпа не зря распределила её в Гриффиндор. Не красавица, но и не уродина. Настрой – это всё. Скорее всего, она не доживёт до следующего вечера, но в её Доме умирают с высоко поднятой головой и сухими глазами. Королеве не нужно быть красивой, чтобы стать прекрасной!
Стиль поведения – безукоризненная вежливость, но без унижающего самого говорящего презрения, а с недоумением. Не отвращение, но брезгливость. Не гордыня, но достоинство. Спокойствие, а не равнодушие. Да, вы можете убить меня в любую секунду, и что? Да, я боюсь боли, но как у любой женщины, у меня высокий болевой порог – сама природа сделала "слабый пол" такими, иначе как бы мы переносили роды?
И если Трелони не ошиблась… Она усмехнулась тёмному стеклу. Станцуем дебют, Императрица?
Часы бьют десять. Бал вот-вот начнётся. Ну и где же навязанная ему спутница? Забаррикадировалась в комнате? Ой, вряд ли. Волдеморт слишком привык быстро ломать людей, но это, пожалуй, будет крепкий орешек. Если учесть, какой цирк устроил в собственной камере её лучший друг… Определённо, не считая того, что ему предстоит этой ночью, это будет не самый скучный бал.
Его не слишком волновала моральная сторона вопроса, и он точно знал, чего хочет. Независимости. И за последние пять лет он её добился. Последние три года он даже уже не жил в поместье. Играя на амбициях других, иногда блефуя по-чёрному, он выстраивал свою отдалённую позицию шаг за шагом. И сила, которую он должен был получить в эту ночь, обещала стать последним кирпичиком. Он согласился на это отнюдь не из-за "верноподданических" чувств.
Наверху послышались лёгкие шаги. Не прошло и года. Он специально не поворачивался, по еле слышному шороху отсчитывая ступеньки. Однако, как тихо она идёт! Уж не босиком ли? Не хватало ещё открывать бал с истеричной девчонкой, не пожелавшей даже переодеться! Он обернулся, готовясь, если понадобится, силой увести её отсюда. И поперхнулся собственными готовыми слететь с губ словами.
Сначала он уловил только цветовую гамму – алый и золотой. М-да, истинно гриффиндорские цвета и гриффиндорские же вызов и смелость. Хм, Люциус будет писать кипятком. И не он один. Потом как-то вдруг увидел её всю, сразу, от затянутых в простые сандалии щиколоток – так вот почему не было слышно стука каблучков! – до словно тающего в золотом тумане лица, которое отлично помнил. На левом запястье тихими колокольчиками позвякивали золотые браслеты, а карие глаза казались по-оленьи огромными. Каким-то образом её невысокая фигурка казалась исполненной недюжинной силы, но не угрожающей, а исполненной собственного достоинства.
- Хочешь довести кого-нибудь до белого каления, чтобы тебя убили раньше, Грэйнджер?
- Угадал, - легко согласилась она, величественно принимая протянутую руку.
- Может быть, у тебя получится. Если эти придурки вспомнят, что тебя надо ненавидеть, а не хотеть. С другой стороны, там есть и дамы…
Соболиные брови чуть изогнулись.
- Это комплимент, Малфой?
- А на что это похоже? – он остановился, когда перед самыми дверями Гермиона вдруг вцепилась в его предплечье. – В чём дело? Ощущение реальности вдруг оказалось рядом с твоими мозгами, Грэйнджер?
- Я не танцевала с Выпускного бала. Тебе придётся вести, - призналась молодая женщина, бессознательно закусывая губу и пропустив шпильку мимо ушей. Он секунду помолчал, ожидая, пока перед ними распахнут двери.
- Хорошо. Тогда не сопротивляйся. – Еле заметный кивок под вуалью. Музыка ударила им обоим в лицо, но никто в зале ещё не танцевал. Вальс.
Представление. Поклон и круговое движение ладони, отбрасывающее тяжёлую юбку. И две ладони соединяются в танце.
В такт… Позволить ему вести. Раз-два-три… Не сбиться с ритма, думать о другом, позволяя телу вспоминать рисунок танца. Она усмехнулась под вуалью – у неё хватит тем для размышления. Например, эта: Король и Императрица – разделены и неразрывно связаны Башней и Королевой Жезлов. То ли беда, то ли вина, то ли проклятье – одно на двоих. И сила, клубком свернувшаяся в теле.
- Драко, а может, ты меня убьёшь? – Ей нужно спешить. До полуночи – меньше двух часов, до церемонии – ещё меньше. Если ей удастся… уйти, назовём это так, Тёмный лорд останется не солоно хлебавши.
- Извини, но нет. И никому другому не позволю. У меня большие планы на Наследие Основателей.
Её мозг работал как часы, стремительно просчитывая варианты. Малфой – пожалуй, лучший вариант из всех возможных. Слишком стремится быть один, чтобы поделиться полученной от неё силой.
- Что ты собираешься с нею делать? – милый разговор для танца, правда?
- Ты действительно думаешь, что я отвечу? – знакомая насмешка в голосе.
- А почему нет? Я не рассчитываю прожить ещё день, а мёртвые отлично хранят тайны. – Чёрт, он даже не запнулся! Мерлин, что я говорю?
- Извини, я патологически скрытен. Будешь ещё танцевать? – Что? Ах да, первый танец кончился!
- Да. – Повисло молчание. Мерлин, Гермиона, ты, трусиха чёртова, тебе всё равно нечего терять! – Хочешь сделку?
- Излагай. – Дерзко улыбнуться Люциусу Малфою и отмахнуться от его безмолвных угроз. Не забывай об игре, Геро!
- Ты ни при каких обстоятельствах не отдашь эту силу Волдеморту, а я в спальне не буду пытаться тебя убить. Более того, тебе не придётся меня связывать.
Драко поймал устремлённый на них горящий взгляд отца, а эта идиотка ещё и отвернулась от его биологического родителя так, словно тот значил не больше домового эльфа! Дура! Нет, - осознал он. – Просто смертница.
- Ты ни при каких обстоятельствах не отдашь эту силу Волдеморту, а я в спальне не буду пытаться тебя убить. Более того, тебе не придётся меня связывать. – Что она говорит?!! Она соображает головой или другим местом? Хотя…
- Согласен, - он машинально развернул Гермиону так, чтобы ненавидящий взгляд Люциуса буравил теперь его спину. С какой-то иррациональной гордостью отметил, что и за несколько часов до смерти Грэйнджер осталась верна себе. И не только себе.
Драко уверенно обнял свою партнершу. Обнял гораздо крепче, чем предписывали правила этикета. И удивленно замер, ощутив, как приятно ему тепло её тела. И нежный запах, идущий от её волос… Не удержавшись, он коснулся щекой сквозь вуаль разноцветных прядей. И отпрянул, словно ужаленный. Что с ним? Знакомая молния желания вдруг взорвалась где-то на правой стороне груди.
Золотистый газ вуали скрывал её лицо от его взгляда. Он мучительно хотел разорвать те нити, которые, как змеи, обвились вокруг его сердца. Внезапно почувствовал, что сбивается с такта, остановился. Никто из танцующих рядом пар не осмелился поднять взгляд, хорошо зная нрав Упивающегося и сына хозяина замка.
Он быстро шел через толпу, крепко взяв Гермиону за руку и заставляя почти бежать за ним. Это был конец второго танца, и их уход остался практически незамеченным. Что с ним происходит?
Ледяной ветер из темного леса на балконе успокаивающе подействовал на него. Он повернулся к ней, глубоко вдохнул и сдернул вуаль с её лица.
Черт… Какой же он идиот, если считал, что это поможет!
Почему ему кажется, что его сердце готово выпрыгнуть из груди ей под ноги? Почему от усталой ненависти в этих шоколадных глазах хочется кричать? Почему она существует? Он ведь всегда считал, что её нет! Он был уверен, что неуязвим!
Той невозможной девушки, которую он полюбит.
Да, сегодня она станет его. Она будет принадлежать ему. И вначале он сможет заглушать этим безумную жажду её любви. А потом это станет мучить его. Целовать её – и видеть отвращение в бездонном омуте тёмных непроницаемых для других глаз. Страстно верить, что когда-нибудь она ответит на его чувства… и знать, что никогда этого не будет. И ещё чувствовать в голове неумолимый хронометр – сколько там осталось до её смерти? До случайного рикошета в магической дуэли, до подсыпанного в пищу яда, до сознательной Авады одного из Упивающихся за её дерзость?
Проклятие чёртовой старой шарлатанки существует.
Проклятый…
Проклятый. Свобода.
- Иногда я рою корни мандрагоры, похожие на маленьких человечков…
У нас их покупают халдейские купцы. Говорят, они делают из неё сонный напиток…
Скажи, правда ли, что ягоды мандрагоры помогают в любви?
- Нет, Суламифь, в любви помогает только любовь…
Соломон
Прекрасна возлюбленная моя, и нет пятна на ней.
Книга книг
…Блаженны обезумевшие любовью, счастливые тем, что дышат одним воздухом. Счастливые боязнью потерять дарованное свыше, избавленные от страха не найти друг друга. Но сейчас – не о них.
А дышать одним на двоих дыханием – каково? Пить с чужих губ его, наполняющее лёгкие? Эта ноябрьская ночь темна, и я слабею быстрее тебя, бесстрашный мой. Так уверенны и властны руки твои, безумный мой. Так лихорадочно блестят в бликах светильника глаза твои, спокойный мой. Так требовательны и неумолимы твои прикосновения, независимый мой.
Не мой? Не смеши меня, неулыбчивый мой. Не мой? Уверен? Докажи, не-любимый мой. "Никогда… никогда… никогда…" – бесконечной литанией кривятся в голодной усмешке губы твои. "Твоя… твоя… твоя…" – мягкой глиной в твоих объятиях обезоруживаю тебя, непримиримый и воинственный мой.
Сколько осталось нам до рассвета, до первого луча осеннего солнца, что сияет – не нам и греет – не нас? В какой миг дня ушедшего, между Собакой и Волком, родилось это "мы"? Что не имею – отдам тебе, чужой мой незнакомец, ибо скоро уходить мне, и таким будет этот день. Просто – уходить, не оставляя ловушек за спиной, и трижды проклята моя дорога. Не от тебя уходить, хотя и свободен ты будешь к началу этого утра, и встретишь рассвет один-и-не-один, ибо любая согласится разделить с тобой вьюгу, дождь и одиночество.
А мне – лишь жаркое пламя, да песня феникса, да дорожка призрачная в Мир Снов – не имея, всё отдала тебе, и остался мне огонь костра как маячок призывный в круговороте теней. Огонёк, на жизнь обрекающий и благословляющий смертью, приветствую тебя!
