Глава 1от автора: "мой самый первый фик!!!" =))) серьезно, мой первый фик по ГП, писала его аж в 2003 году... но мне несколько раз присылали на мыло просьбы прислать его, так проще по-моему выложить в общее пользование)))
дисклеймер: как обычно, все принадлежит тетушке Роулинг)))
Hort bei den Glocken verbring ich die Nacht
dort zwischen Schnecken ein einsames Tier
tagsuber lauf ich der Nacht hinterher
zum zweiten Mal entkommst du mir…*
Rammstein – “Heirate Mich”
*Там у колоколов провожу я ночь,
Там среди улиток одинокое животное,
Весь день бегаю я за ночью,
Во второй раз ты уходишь от меня...
Август, 1942 г.
В день двадцать девятый восьмого месяца Симоне исполнилось одиннадцать, и жизнь перевернулась. Ее и Ричарда, ее кузена.
Ричард считал ее своей. Ричард думал, она - его маленькая молчаливая тень с легкими шагами и темно-синими в фиалковый бархат, глазами. Братская забота - и острое желание посвятить ее Служению Господу, как посвящал он себя. Ричард научил Симону молитве и исповеди, брал ее на все службы в церкви, и когда в сумерках бледные звезды покрывали небосвод, он усаживал девочку напротив себя, вдохновенно, светясь - читал ей Священное Писание. "Мы должны бороться с Тьмой в душах наших, Симона", - говорил он ей, и она лишь задумчиво кивала. Она никогда не спорила. Да, пока она не загоралась святым огнем истинной веры, что пытался вложить он ей в сердце, но... Ричард полагал: вопрос времени. Он сохранит ее от греха, он сокроет ее от лукавого. Такую юную, воплощение нерасцветшей, точно бутон редкого цветка, красоты. Ричард понимал, что слуги Диавола, да будь он проклят Иисусом и всеми святыми, начнут охоту на Симону. И Ричард намеревался противостоять злу.
Но когда зло вошло в его дом, Ричард растерялся.
Одиннадцатый день рождения Симона провела в исповеди и молитве, ибо только так, по словам Ричарда, можно приблизиться к Господу. Солнце уже сползало за горизонт, когда разразилась гроза
-А другим пекли именинный пирог... - робкий, точно шелест сухой травы, голос девочки вызвал праведный гнев Ричарда:
-Это - грех, это - искушение нечистого! Ибо телесные удовольствия ублажают плоть, а плотью властвует проклятый!.. - Ричард сплюнул.
Симона отвернулась. Когда Ричард говорил о Боге и... другом, она пугалась. Возникали в памяти бессонные ночи у икон, Ричард бил себя покрытыми крошащейся кровавой ржавчиной цепями и полубезумно, захлебываясь, каялся в каких-то непознаваемых, непонятных грехах, выкрикивал молитвы. Он и ее заставлял молиться и каяться, она терялась в словах, ее била дрожь, а слезы маленькие, горячие болезненно застывали на распухших губах. Свеча оплывала, озаряя иконы уродливыми всполохами, ей чудилось, что равнодушно-печальный Бог ухмыляется... И часы тягучей, монотонной дробью стрелок отмеривали бесконечные ночи...
И Симона уже хотела, привычно подогнув колени под подбородок, затаиться в любимом углу, но...
-Ричард, если Господь наш Иисус добр, зачем ему наши страдания?
Ричард побледнел, неприятная (свеча и цепи) зарница промелькнула по его бледному лицу, но он деланно спокойно ответил:
-Симона, страдания наши есть искупление грехов наших.
-Ричард, это не правильно, - Симона нахмурилась и принялась наматывать темно-каштановый локон на палец. - Ты ведь не плохой... почему ж ты наказываешь себя? И если Он добр, Он не должен требовать искупления страданиями!
-Замолчи! - Ричард ударил ее особой "поучительной" пощечиной. - Нечистые мысли проникли в тебя, Симона! Сегодня ночью ты будешь молить о прощении!..
-Нет! - прикрывая рукой горящую распухающую щеку, закричала Симона. - Не хочу!..
Раз-два. Ричард бил ее с отстраненным выражением лица. Он знал, что спасает душу девочки. Несколько царапин - невысокая цена.
Внезапно, он понял, что не в силах поднять руку. Что-то мешало. Что-то...
..удар локтем об противоположную стенку вернул его к реальности. Ричард вскочил. В углу плакала Симона, растирая розовые слезы по лицу. Просто крохотная девочка. Но секунду назад, сам Диавол вселился в нее, и вспыхнули ее глаза адским заревом, и она сделала это с ним...
Такое уже было несколько раз, когда Симона была совсем маленькой. Но Ричард думал, что изгнал зло.
"Зло всегда возвращается", - подумал он. - "Скоро она станет девушкой, и демоны уже слетаются на запах свежей плоти!"
Ричард стиснул зубы, сжал кулаки с такой яростью, что в ладонях остались красные лагуны-полумесяцы: следы от ногтей.
Ужас Симоны взметнулся, подобно цунами, стал из традиционно-суеверного паническим, запредельным. Только что расцвел жасмин, одуряюще закружил ее внутри ароматного вихря. Это жасмин оттолкнул Ричарда, не она. Она лишь позвала жасмин.
(Это от Нечистого!)
Ричард вознесся над ней, кошмарный, точно разгневанный Бог.
(жасмин, помоги мне, - всхлипнула девочка)
... А потом Симона кинулась бежать.
Она кубарем скатилась с небольшого холма, отгораживающего их дом от дороги. Она знала, что бежать - плохо, грех, и гнев праведный все равно настигнет ее, как настиг Еву и Адама. Ричард вершит волю Доброго Но Строгого Бога. Так надо.
Наверное.
Когда кто-то коснулся ее плеча, она невольно упала на колени. Ричард. Вот и все. Сейчас последует расправа и минимум три недели беспрестанных - без сна, почти без еды - молитв. Возможно, он даже заставит ее бить себя. Или втыкать раскаленные иглы в нежную кожу между пальцами. Вот, у нее есть несколько шрамов... Шрамов из небытия. Будут еще. Много.
Но боли не последовало, и Симона обернулась. Высокая немолодая женщина в странной одежде, такой Симона никогда не видела - улыбалась ей.
-З-здравствуйте, - Симона вежливо поздоровалась.
-Здравствуй, Симона, - опять улыбнулась женщина.
Неожиданно для себя Симона ответила на улыбку. Боль, страх и обида как-то стерлись. Эта женщина тоже ощущалась как жасминовая, но ее энергия была доброй. По-настоящему доброй, уточнила мысленно девочка. И она, как обычно молчаливо, но внимательно слушала незнакомку, почему-то безгранично доверившись ей. А та словно отвечала на вопросы. В том числе и о
(жасмине).
Да, только она называла это магией. А она, Симона - юная волшебница. И другие волшебники хотят взять ее к себе, в Хогвартс. Хогвартс - это школа для таких, как она, Симона. И существует мир, где за (жасмин) магию не наказывают, где нет ни свеч, ни епитимий, ни Ричарда...
Ричард? Он был единственным, кого она знала. Симона всегда полагала, что любит его. Любит, как верующие - Иисуса, когда страх - скелет и основа любви. Но теперь Симона думала, что нельзя любить по-настоящему, боясь. И она не станет, пожалуй, жалеть о Ричарде. Если женщина-волшебница возьмет ее к себе, в школу магии.
-Заберите меня, пожалуйста! - выдохнула Симона. И, снова расплакавшись, принялась самозабвенно, словно исповедуясь, рассказывать о Ричарде, о Боге, о свечах и жасмине...
Но женщина мягко остановила ее, не выслушав и десяти слов:
-Мы не могли отправить сову из-за войны. Поэтому я пришла сообщить лично - пришло время забрать тебя.
Симона боязливо оглянулась. Заросший осокой и вереском холм притаился монстром. Там ее ждал Ричард. Он ищет ее. Симона закусила губу, сдерживая расплескивающуюся истерику: она шагала на краю двух бездн. Ричард - имя первой, Магия - второй.
Успокойся, - приказала она себе. И снова мысленно перечеркнула образ полубожества-Ричарда.
(он твой брат, девочка, он заботился о тебе, ты неблагодарна, он любит тебя, но любовь - это всегда слишком много боли, позволь ему решать как лучше...)
Иглы - ей. Плети - ей. Молитвы и ненависть.
(Ненависть?)
Да. Она назвала это Имя, и Ненависть была Ричардом.
Время разбрасывать камни, вспомнила Симона цитату из Екклесиаста. Что ж, она бросит. И уйдет в Хогвартс. И...
-И черт с Ричардом, - трепеща от жуткого богохульного наслаждения, пробормотала Симона.
-А... А когда мне уезжать? - она впервые посмотрела в глаза женщине. - Сегодня?
Столько надежды!
-Вообще-то занятия начинаются с первого сентября... - начала женщина, кстати, давно уже назвавшаяся Лауриной Моргейн.
Симона побледнела: "Ричард убьет меня... ДО первого сентября!"
-Но для тебя мы сделали исключение, ты будешь жить в Хогвартсе постоянно, поскольку твой кузен... м-м-м...
-Убьет меня, если узнает, - бесцветно закончила Симона. Лаурина вздрогнула: в голосе одиннадцатилетней - древняя тоска обреченной. Мудрость предсмертия.
-Хорошо, Симона, - очередная улыбка склеила неловкость, точно разбившуюся вазу. - Сегодня вечером тебя устроит? Ты ведь должна собрать вещи, не так ли?..
Симона молча кивнула. Да, вещи. Несколько платьев, пара книжек и серебряный браслет. Ричард все порывался его уничтожить, почему-то он считал браслет грехом, и Симона с детства прятала его. Это была рискованная игра, цена была высока... но не так, как теперь.
Хогвартс или могила. О да, Симона понимала это.
Я грешница, подумала она, но мысль скорее принесла удовлетворение, чем напугала. Вот Ричард...
-Этой ночью за тобой придут, - подытожила миссис Моргейн, и растворилась в воздухе, как и полагалось колдунье.
Симона постояла минутку, наматывая прядь волос на палец. Волшебница из Хогвартса не была сном... или была? Как бы то ни было, она собиралась явиться сюда сегодня ночью. "За тобой придут". Симона верила... наверное, у нее нет иного выхода.
Симона развернулась к дому.
Ричард читал молитву за ее душу. Нет, ОРАЛ, словно роженица. Священные слова похожи на разрывы плоти. Она невольно заткнула уши. Симона прокралась мимо Комнаты Молитв. Вообще-то полагалось повиниться и присоединиться...
Волшебники не обязаны. Ведь так?
Симона осторожно, тщательно выверяя шаги, избегала скрипящих досок. Она полировала эти доски сотни раз, как-то Ричард даже заставил вылизывать пол. Кажется, после того, как она заставила самодельную тряпичную куклу двигаться. А теперь ей не запретят играть с жасминовыми лепестками особых способностей.
Она не зажгла керосиновую лампу в своей маленькой, завешанной распятиями и ликами святых, комнатке. Симона неплохо видела в темноте. Очередной крошка-секретик. Мозаика из молчания и узелков под подушкой.
Она судорожно собирала вещи. Заветный браслетик застегнула на запястье. Ее глаза светились тускло-фиолетовым. Симона села на жесткой кровати (они с Ричардом спали практически на голых досках, почти как средневековые монахи), она шепотом считала секунды. Скоро она сбежит. Покинет этот дом навсегда. Ричард даже не заметит.
...Она только съежилась и прижала к себе узелок с тряпьем, когда кузен рывком распахнул дверь. Он был мертвенно-бледен, с нижней губы стекала струйка кровавой слюны.
-Симона, - произнес Ричард, протягивая правую руку. Он - кадр ночного кошмара. В правой руке знакомая цепь. Ржавчины нет: он раскалил ее добела. Цепь тихо светится, меняя почти голубоватый оттенок на красный, и в мозгу Симоны пульсирует: "Она остынет не скоро". Он успеет
(очистить! - от! - зла! )
уничтожить ее.
-Ты знаешь, это для твоего блага, - Ричард сделал шаг. - Мы оба знаем... КТО пришел за тобой. Мы должны изгнать его. Я надеюсь, ты поможешь мне. Смирись и молись Господу нашему Иисусу, Симона!..
-Пожалуйста, Ричард, я не... хотела причинять тебе вред, пожалуйста...
-Это сатана вещает устами твоими, покайся, и очисти душу твою...
Симона зажала голову руками.
-Нет! - заходясь в безотчетном страхе, она кинулась к окну. Крохотной форточке. Симона была миниатюрной, но все же не настолько...
Стена расступилась, и девочка покатилась по влажной траве, вдыхая землистый запах, смешанный с ароматом лепестков черного жасмина магии.
Ричард шагал за ней с цепью. Теперь в левой его руке появился кухонный нож.
-Если глаз твой соблазняет тебя, вырви его, - закричал он, надвигаясь на Симону. - Убей сатану в тебе, Симона!..
Луна серебрила его светло-русые волосы. Его фигура напоминала зловещую статую. Движущуюся. К. Симоне. Нож взвился подобно знамению.
Она уже бежала, полуползком преодолевая расстояние заветного холма. "Только б до дороги добраться", - с какой-то отстраненностью подумала девочка.
-Меня заберут в Хогвартс! - снова распустились запретные цветы, казалось, это браслет давал силу. Зарница цвета анютиных глазок отбросила Ричарда, выбив нож. Он тут же подхватил его.
-Ворожеи не оставляй в живых, - хрипло пробормотал он. - Так сказано в Священном Писании. Ворожеи не оставляй в живых.
Симона не слышала, она выскочила на дорогу. Никого.
"Обманули. Все кончено!"
Симона заплакала, закрыв лицо руками. Вот и все, она проиграла. Пускай теперь брат убьет ее, так лучше. Она попалась в ловушку Нечистого, но Господь и Ричард очистят ее. Ее же кровью. И огнем. Сейчас. Так. Будет.
-Ворожеи не оставляй в живых, - похоронным колоколом прозвенел Ричард.
-Ступефай! - прокричал кто-то, и угасающее от ужаса сознание Симоны уцепилось за эту соломинку. Слово было незнакомым, но вызывало смутные ассоциации. Жасмин - сверху, но есть более глубокие слои...
Боли от раскаленного металла или ножевой раны не последовало. Ричард отступил?
Симона оглянулась. Ричард растянулся в серебристо-лунной пыли, его лицо исказила ярость, но... Он не мог пошевелиться!
-Все в порядке, девочка, - ломающийся голос подростка прервал ее изумление. Симона повернулась к спасителю. Им был высокий худощавый черноволосый мальчик лет пятнадцати-шестнадцати. Зеленые глаза его светились, совсем как у Симоны, когда она призывала свою особую силу.
(Ворожеи не оставляй в живых!)
-П-привет, - глупо сказала она, стряхивая комья земли с платья.
-Все в порядке, - повторил спаситель. - Этот маггл тебя больше не обидит. Не посмеет, - недобро усмехнулся он тонкими губами. - Ну, чего стоишь? Ты в Хогвартс собираешься или как?
-С-собираюсь...
-Ладно, малышка, я понимаю, ты испугана... Да ты не бойся, - подросток презрительно скривился в сторону неловко скрюченного Ричарда. - Еще с минут десять он не дернется. Кстати, - он протянул девочке руку. – Меня зовут Том Реддл, но я терпеть не могу это имя. Если ты мне понравишься, я скажу тебе настоящее...
-Симона, - в ответ представилась она, касаясь руки Тома. - Симона Ксайден. Спасибо... Том... Но... Что ты... сделал с Ричардом?
-Обездвижил, - Том помахал перед носом Симоны какой-то палкой. - Я ж волшебник. Как и ты. Ну, так и собираешься всю ночь здесь торчать?
-Не-а.
-Сейчас мы будем аппарировать. Ты-то не умеешь, но я все сделаю. Закрой глаза...
-Хорошо, - Симона привыкла подчиняться. Том сдавил ее ладонь, но она не протестовала. Тому виднее...
И Том другой. Не-Ричард.
Потом была ярко-синяя вспышка, и прежняя жизнь Симоны завершилась навсегда.
Только в последний момент до нее долетел сдавленный хрип Ричарда: "Ворожеи не оставляй в живых!.."
Том Реддл не совсем понимал, почему ему захотелось самому, опередив миссис Моргейн, забрать девочку. Том Реддл не представлял, откуда он вообще узнал про нее и ее жутковатого маггла-кузена. Просто... как указание. Возможно, от Салазара Слизерина, его великого предка. В Симоне есть ЧТО-ТО. Симона должна быть с ним.
Том Реддл в очередной раз сбежал из ненавистного магглского детдома. Он полагал, что в Хогвартсе не будут возражать, если он явится пораньше. Даже с Симоной.
А еще...
А еще Симона ему _понравилась_. Необъяснимо. Том считал себя прагматиком и циником, он не верил в любовь и тому подобную ерунду. Но Симона... словно его собственная сестра. Почему-то ему захотелось покровительствовать ей.
Они аппарировали (Симона только ойкнуть успела) в Хогсмид.
-Вот и все, - сообщил он ей.
-Ух ты, - впервые за несколько лет в ней проснулось настоящее любопытство: уж больно странно было место. - Где мы, Том?
-В Хогсмиде, где ж еще. Ну, деревня магов. Вообще-то тебе только через два года можно будет сюда ходить...
Симона разочарованно протянула "Ууу", но Том подмигнул:
-Впрочем, правила существуют для нас, а не мы для них, а? - его узкое лицо превратилось в забавную гримасу. Симона рассмеялась.
Теперь они шли пешком (аппарировать на территорию Хогвартса нельзя, пояснил Том). Том не был настойчив в расспросах, но Симона сама начала рассказывать. Необходимо вырвать иглу из сердца. И лучше пусть Том все знает. Лучше Том, чем кто-то другой.
Симона не доверяла мальчишкам. Она мало общалась с противоположным полом, исключая Ричарда, а соседские ребята смеялись над ней. Смеялись потому, что Симона - идеальный образ жертвы. Была.
Но Том - не соседские мальчишки. Совсем другой. Хороший?.. Понимающий?..
Том сам был сиротой, только его родители не умерли...
(А мои?.. Умерли?.. Ричард никогда не говорил... Он запрещал мне упоминать о родителях!)
Вернее, мать его - умерла. А отец - бросил. Симона поразилась, с какой жесткой горечью Том поведал свою несложную историю. Или часть ее. "Сильные правят миром, Симона, нужно уметь показывать клыки. Я научу искусству выживания... но пока мои клыки защитят тебя", - заключил он. Девочка кивнула. Искренне. Это ей нравилось больше, чем рассуждения о грехах и искуплении.
Потом Том стал распространяться про магический мир. Рот Симоны образовал правильное "О". Еще бы! Такое чудо - не запретная греховная фантазия, не сказка призрачного сна... Реальность.
-И ты - настоящая колдунья! - зеленоватая искорка внутри глаз Тома плясала вдохновением. - Я сразу это понял! Ты, наверное, из рода великих магов!.. Конечно, ужасно, что кузен такой маггл... Забудь про него, слышишь? Больше он тебя не тронет, не будь я...
Он обернулся. Точно отравленное солнце с лучами мышьяка взошло:
-Не будь я Волдеморт.
(Имя - смерть, имя - виселица. Могильная тоска - Волдеморт, распоротое горло - Волдеморт... О, страшное имя... Страшная кличка...)
Она стряхнула наваждение. Она просто переволновалась за прошедший день. Нормальное волшебное имя.
-Волдеморт. Мне нравится, - выдавила одобрение Симона. - Лучше, чем Том Реддл.
Том не заметил секундного замешательства.
-Да, я знаю... Когда-нибудь, я стану великим, нет, величайшим магом! Но знаешь что?
-Что?
-Ты будешь моей первой помощницей!
Симона засмеялась. Ей мечты Тома казались глупыми. А ведь почти взрослый... Смешно! Интересно, все маги такие странные, или только он?
-Эй, я серьезно! - возмутился Том. Но вместо того, чтобы рассердиться, засмеялся сам. Симона что-то СДЕЛАЛА со мной, подумал он. Маленькая девочка-тень с глазами цвета ночного моря. Она затронула в нем что-то, до сих пор холодное и пустое. Тень была теплой, и хотя теплота - слабость, Тому не хотелось противиться. Даже если она - искажение, он принимает ее.
Он забрал ее у Ричарда. Для себя? Похоже, так. Ведь порой - тоскливо... Даже Одиночество Силы, вожделенный атрибут - горькая драгоценность, игрушка-лезвие, тяжкий железный венец, обратная сторона силы. У Тома нет настоящих друзей. Окружающие - либо ничтожества, либо враги. Он - волк-одиночка. Жизнь - непрекращающаяся борьба, и он обязан выйти победителем.
Его Война вечна, и Война - это он.
А Симона меняла все знаки уравнения. Он не знал, как охарактеризовать ее, и определил: иная-чем-все.
Том не возражал против такого вмешательства.
Все просто: она ему нравилась.
Вместе с первым лучом солнца Том Реддл и Симона Ксайден вошли на территорию Хогвартса.
Глава 2Симона моментально ощутила, что здесь - сердце магии. Сама земля пропитана соком жасмина, соком не-мира, ирреального отрицания привычного бытия. Парадоксы будут аксиомами.
Она протянула руку к какому-то растению, но то вдруг щелкнуло острыми зубами. Спасибо, Том успел оттащить.
-Осторожно, - только и заметил он.
Симона, однако, приняла совет, и в дальнейшем выверяла каждый свой шаг. Затем она полностью доверилась Тому. Лучший вариант. Том ощущал Хогвартс своим домом.
Внезапно перед ними появилась уже знакомая Симоне женщина.
-Мистер Реддл, - не предвещавшим доброго тоном позвала она.
Симона охнула. "Т-с с", шепнул Том, обнимая ее плечо.
-Да, профессор Моргейн, - вежливо поклонился он.
Моргейн задумчиво рассматривала обоих, словно решая, что же предпринять.
-Пойдемте, - наконец, заявила она.
...Симона плохо разглядела путь. Старинный замок, причудливые конструкции лестниц... Живые портреты паясничают перед ней, но она сбилась со счета ступенек, а чудеса лишь морочат голову. И беспокойство. Реддл спас ее. Но сейчас ему попадет. Несправедливо.
Симона намеревалась заступиться за Тома.
Они очутились в помещении, вобравшем в себя всю необычность иррационального места. "Кабинет директора", пояснил Том на ухо Симоне. И, практически одновременно, образцово-вежливо поприветствовал пожилого человека в темно-золотой мантии:
-Здравствуйте, профессор Диппет.
Итак, Диппет, Моргейн и еще один, которого Том называл профессором Дамблдором, разбирали поступок Тома. Примерный ученик, префект... и вдруг...
Он использовал магию в мире магглов. Он аппарировал. Он, наконец, без разрешения забрал Симону. Он...
Спас ее.
Симона, от усталости периодически теряя нить рассуждений трех взрослых, довольно бессмысленно пялилась на четверых присутствующих. Том Реддл ассоциировался с клинком. Узким черным клинком.
"Капли крови - ты причина... Боль - в руках твоих, Волдеморт, Меч Бесконечной Войны..."
Она замотала головой. Что за ерунда?!
Он спас ее.
Он...
(Стальной восход - ее смерть. Ричард - свеча раскаяния, прости, я завидую грешникам... Страх охотится за мной, но Ричард - это Ужас, а Том - Спаситель...)
Взрослые обернулись к ней. По лицу девочки стекали слезы, а перед мысленным взором учителей-волшебников обрывочным кошмаром корчилась проекция ночных событий.
Молчание.
-Хорошо, Реддл, - вздохнул Диппет. - Твой поступок благороден и сам по себе достоин похвалы... если бы не нарушение правил...
Мораль грозила затянуться на ближайший час. К счастью для Симоны, Диппет уложился минут в пятнадцать.
Их отпустили с миром.
-Я помог тебе, ты выручила меня, - сказал Том засыпающей на ходу Симоне. - Квиты, а?.. Спасибо, - добавил он, впервые за несколько лет ощущая подлинную благодарность.
К первому сентября Симона была полностью готова: Том позаботился о ее учебниках и странных волшебных вещах, назначение которых определялось с трудом, и девочка иногда часами расспрашивала своего нового (и единственного) друга о них.
С нетипичной терпеливостью и достаточно мягко Том объяснял ей все. Однокашники не узнали бы его, ведь обычно он - угрюмый одиночка, язвительный, не умеющий ни сочувствовать, ни прощать.
Симона - исключение. Не-враг. Не-соперник. Том сам с трудом привыкал к подобному отношению к кому-либо. С Симоной он чувствовал себя странно, легко. Не надо демонстрировать ядовитые зубы. Не надо сметать со своего пути.
"Я и она - по одну сторону. Прочие - по другую, что ж, правила битв иногда меняются".
Темно-фиалковые лепестки ее глаз. Неслышные шаги, и сама она - легкий цветок, дикая фиалка, тонкий хрупкий стебелек. Беззащитность с энергией сверхновой звезды. Девочка-Тьма: пассив и скрытое могущество менять даже ледяные сердца.
Но не до конца.
Первого сентября Симона не узнала Тома. Черный меч готов к поединку со всем миром, подумала она. Скоро наточенные края обагрятся кровью.
Она не испугалась. Том - ее.
Симона невольно сравнивала Тома с Ричардом, не в пользу последнего. Общее - да, есть. Фанатичность. "Я-Служу-Господу", - Ричард. "Я-Должен-Быть-Первым", - Том. Только с ней-то Том так... добр. Покровительство хищника. Для Симоны зверь прятал когти.
Я смирюсь с ним любым, подумала она. Прокрутила в памяти сцену в магазине волшебной одежды. Разумеется, Том отправился с ней, и какой-то мальчик что-то спросил у нее. Про квиддитч. Она еще удивилась чуднОму слову. Мальчик захихикал, она покраснела.
А Том... схватил "обидчика" за шиворот и совсем по-змеиному зашипел. Симона отшатнулась, таким жутким показалось лицо Реддла...
(Волдеморт - значит Смерть)
...И отпустил мальчишку - иззелена-бледного, словно ему впрыснули яд в вены. А Том уже улыбался Симоне тонкими губами: "Ты в порядке?"
Кивнула. В порядке. Лучше молчать, лучше не видеть... лишнего.
Ричард остался в прошлом, но Том - теперь. И пусть он - не одиночество. Так океански-холодно без всех...
А он...
Нравился. Да.
-Я приму его любым, я не стану винить его... - прошептала Симона собственному отражению в зеркале. Отражение показало язык. Симона отпрянула, а потом рассмеялась: это магия играет по своим правилам.
Эпизод в магазине она больше не вспоминала.
-Слизерин, - в сотый раз повторил заветное название факультета Том. - Ты должна попасть в Слизерин!
Он не обращался к Симоне. Она не стала спрашивать, как именно ей попасть в избранные. Но для себя решила: "Постараюсь!"
Наступил вечер, скоро других детей должен был привести Хогвартс-экспресс. Том периодически врывался к ней настоящим торнадо, дабы выдать очередную порцию инструкций "Как попасть в Слизерин". Из путаных объяснений Симона вывела только что-то про "дырявую идиотскую шляпу". Шляпа так шляпа, смирилась девочка. Она почти не волновалась: оцепенение безразличия заполнило ее разум мутным облаком.
Когда Том схватил ее, больно сжав запястье, она лишь охнула, не совсем соображая, что происходит. А ее втолкнули в толпу кандидатов в первоклашки, и взъерошенные дети не заметили прибавления в своей шумной толпе.
Профессор Моргейн, по случаю праздника облаченная в серебристо-алую мантию, произносила торжественную речь. Симона на всякий случай искусно затерялась среди новичков. Незаметность - оружие, как сказал бы Том. Верно?
"Малышня", как презрительно обозвал компанию Симоны какой-то второкурсник, выслушав не без восторга речь "настоящей волшебницы", рассыпалась по коридору, и девочка возраста Тома, всплеснув руками, принялась собирать их, словно рассыпавшиеся горошины.
Они направились в большой зал. Симона уже мельком видела его, но теперь невольно выдохнула: "Вот это да!" Точно искристая паутинно-снежная поволока застилала зал, огромное помещение таинственно мерцало бледно-ртутными нитями двадцатимерного пространства. Огромная толпа народу за почему-то пустыми, не считая витых свечей, столами дожидалась их, первогодок. Симона поискала глазами Тома, вот он - на почетном месте префекта. Строгий и мрачноватый, подобный черно-зелено-серебристой (цвета Слизерина) струне. Симона украдкой помахала ему, и мгновенно настороженное выражение лица сменилось улыбкой. Для нее одной.
А вот и шляпа. Точнее, Шляпа: старая и драная, она была _живой_. И даже пела песню.
В слова Симона не вслушивалась. Пульсация тревоги
(как попасть в Слизерин, как попасть...)
свела ее судорогой.
Закончилась песня. Тишина зависла мучительной петлей на горло - так казалось Симоне. "Что теперь?"
-Ой, мамочки... - захныкала маленькая рыжая девочка, стоящая рядом.
-Сейчас будем с троллем сражаться, мне брат говорил, - хмуро объявил другой первоклассник. Третий, белобрысый, с умными серыми глазами лишь издевательски скривился. "Идиоты," - уловила Симона мысль белобрысого.
-Алтер, Амалия! - внезапно назвала Моргейн чье-то имя.
Худенькая девочка с огромным бантом в иссиня-черной косе, нерешительно направилась к профессорше. Амалию усадили на высокий стул, и...
(Шляпа...!)
Надели Волшебную Шляпу.
-Что с ней делают?! - аж подпрыгнул мальчик, обещавший битву с троллем.
-Райвенкло! - хрипло выкрикнула Шляпа.
Раздались аплодисменты, и красная от смущения Амалия, спотыкаясь, направилась за стол соответствующего факультета.
(Вот и все... И ее не обманешь, она - не человек. Она решит, не я... Том, помоги!)
Слезы страха
(я хочу к Тому, я хочу в Слизерин!)
застлали зрачки Симоны. Пожалуйста, я буду хорошей, только - в Слизерин, только - в Слизерин, только... к Тому!.. Симона вспомнила полузабытые уже молитвы, и даже Ричард был бы доволен ею сейчас: настолько искренне обращалась она к Кому-То, дабы Тот направил ее в Слизерин.
Имена скользили по касательной к ее сознанию. Райвенкло. Хаффлпафф. Гриффиндор . И Слизерин - так редко, чудилось Симоне. Она не попадет в счастливчики, с ее-то везением...
- Малфой, Даймонд!
-Слизерин!
Симона жгуче завидовала белобрысому.
-Уисли,Тина!
Рыженькая, зажмурившись, шагнула к стулу, словно к эшафоту.
-Гриффиндор!
-Ксайден, Симона!..
Бледная в синеву, она села на стул. Съежившись, будто сейчас последует избиение раскаленной цепью. Лучше б цепь, мелькнуло где-то в подсознании.
Шляпа, неминуемая, точно судьба, опустилась на нее.
"Я хочу в Слизерин, я хочу в Слизерин!!!"
"В Слизерин? Тебе бы подошел Райвенкло..."
"Нет! Только Слизерин!"
"Ты - Чувствующая, но в тебе нет честолюбия. Послушай, Симона, Слизерин - не для тебя..."
"Пожалуйста, мистер Шляпа, пожалуйста... я хочу к Тому!"
Она мимолетно метнула взгляд к столу желанного факультета. Лицо Тома напоминало лист бумаги. Он закусил нижнюю губу, по подбородку стекала струйка крови. Он почти кричал: "Симону - в Слизерин!"
"К Тому?" - Шляпа усмехнулась крохотными иголочками. - "Что ж, будь по-твоему..."
-Слизерин!
...Почти теряя сознание, Симона добралась до Тома. Тот при всех лично пожал ей руку под одобрительные возгласы других слизеринцев, включая самодовольного Даймонда Малфоя.
-Молодец, малышка, - весело сказал Том ей, стирая кровь с прокушенной губы.
Весь торжественный ужин Симона просидела как загипнотизированная. Кусок не лез в горло.
Слизерин. Получилось.
"Чувствующая?" Что это значит?
Она опустила голову, избегая чужого внимания. Скорлупка перламутрова и зеркальна. Не прочтешь.
(Это не церковь... и у меня есть Том. А я есть у него)
Немного утешилась. Хлебнула сладковатого тыквенного сока, приятно освежив пересохшее горло.
После ужина префект Слизерина Том Реддл повел новичков за собой. Симоне хотелось держаться поближе к нему, но, разумеется, ее оттерли. Обогнал рослый шестиклассник, изящно продефилировала выпускница.
-Эй, мелюзга! - прикрикнул Том на притихших новичков-слизеринцев. - А ну, не отставать!
Он достал из кармана волшебную палочку (свою, стебельково-тонкую, Симона еще побаивалась), шепнул "Люмос", и с данным импровизированным освещением повел первокурсников в мрачноватые подземелья факультета.
-Ой!!! - вопль Малфоя прервал настороженную тишину.
Оглянулись.
Из стены проявилось нечто - зловещего вида, полупрозрачное, залитое серебристой жидкостью. Существо полностью игнорировало Даймонда, зато сам Даймонд был явно озадачен.
-Это же привидение, - заметила Симона, уже немного знакомая с этими обитателями Хогвартса. - Кровавый Барон.
-Да что я привидений не видел?! Просто... он через меня прошел! - возмущался Даймонд.
-Не бойтесь, - через плечо бросил Том. Малфой пожал плечами, и уже осторожнее продолжил путь.
Все остановились у картины, изображающей старика в остроконечном колпаке. "Наверное, звездочет древности", - предположила Симона.
-Пароль? - потребовал звездочет.
-Ветка акации! - громко произнес Том. - Малыши, слыхали?
-Да! - нестройно протянули "малыши".
Толпа вбежала в общую гостиную.
-Спальня девочек - сюда, мальчиков - туда, - указал Том. - Всем спать!
Симону кольнуло неприятное ощущение: Том - не-ее. Префект - не брат, префект - нейтрал. Она - первый, он - пятый класс, разные уроки.
"Ничего", - подумала она, укладываясь спать. - "Что-нибудь придумаем. Вместе."
Глава 3Первым уроком значилась Защита от Злых Сил.
Симона скользнула в пустой класс и скромно заняла неприметное место в уголке. Шумные, крикливые ученики отпугивали. Фиалки не растут на тротуарах.
Внезапно появился Малфой.
-Здрассь, - небрежно поздоровался он, почему-то уверенный, что Симона будет в восторге от проявления его внимания.
Она промолчала. Оценивала.
(Самоуверенность - фальшивка. Ты - не Хозяин, ты - ведомый. Амбициозность - зазубренная грань, ты не шагнешь слишком далеко...)
-Привет! Можно к тебе? - несколько обескуражено повторил Даймонд.
-Пожалуйста.
Обворожительные блики в серых глазах. Интересно, зачем она ему?
(Игрок - выигрыш легок для тебя... Но не я)
Ответила кивком.
Скольжение между морской глубиной и стальным льдом было прервано появлением учительницы по Защите (вообще-то она специализировалась на Преобразовании, но пока заняла вакантную должность). Ею оказалась высокая, болезненно худая девушка-шотландка, почти девочка, сама недавно закончившая Хогвартс. Но - уже со строго стянутыми в узел черными волосами и забавной специфической "учительской" суровостью за стеклами очков.
Представилась, тщательно маскируя неуверенность: Минерва МакГонагалл.
Ученики - инертная масса ожидания.
-Защита от Злых Сил - очень сложный предмет, - внушительно произнесла девушка. - И опасный. Поэтому, я советую вам отнестись к нему со всей ответственностью.
Взмахнула волшебной палочкой. Появилось небольшое, но явно недоброе создание, внешне смахивающее на полураздавленную лягушку с _очень_ острыми зубами. Кто-то взвизгнул, но Минерва коротким заклинанием нейтрализовала противную тварь.
Класс моментально зауважал молодую учительницу. Симона подумала: она выиграла свой первый бой, и теперь посвящена титулом "профессор МакГонагалл" во веки веков.
(Бой? Это слова Тома, не твои!)
Ну и что? Правильное отношение. Жизнь - это битва. Сейчас юная Минерва выиграла важное сражение, и теперь каждый из них признает себя ее поданным. Вот и все.
Класс покорился. Заскрипели перья: профессор МакГонагалл читала свою первую лекцию, новички записывали - тоже впервые.
Роли распределены.
Раз и навсегда.
Пламя вспыхнуло и погасло. Ему захотелось шагнуть в пляшущую агонию. Раствориться.
Волшебная палочка описала дугу у камина. Огонь выстроился в фигуру гигантской змеи, а потом змея пожрала себя с хвоста. Забавная шутка. Идиотская.
Том Реддл с остервенением отшвырнул учебник по Защите. Ему новая учительница, дура с немерянным высокомерием, не нравилась однозначно. Она была строга. Она была неподкупна: ни вежливостью, ни учтивым обхождением не удавалось одержать победу. В довершение бед, Гриффиндор держал первенство по очкам...
Опять Гриффиндор!
Ненависть вспыхнула на неугасающих углях. Он спросил себя - когда ненависть, злобная, словно вампир-кровосос, вросла в него? Он - дверной проем ненависти.
Ну и пусть.
Он должен победить. Сегодня он провалил контрольную у этой... Но он выучит, осилит проклятую Защиту. И Преобразование. Он - никто, он - только грязь на дороге, приютская крыса. О, _там_ ему не давали забыть... Приютская крыса. Томми-придурок. Посему, сдаваться запрещено. Только-победа.
Он скривился, вспомнив отвратительных магглов, считающих себя выше его, потомка Салазара Слизерина!
Том Реддл прошел слишком длинную дорогу боли и унижения, чтобы научиться прощать. Магглы ненавидели его за то, что он - не-такой-как-все. Волшебники - не принимали до конца, ибо отец Тома - маггл.
"Том Реддл".
Нет, черт побери! Не-Том.
Волдеморт, да. Это - его "я-есть".
Отвергнутый двумя мирами - захватит оба. Да будет так.
Он снова сложил пламя камина в фигуру атакующей кобры. Кто-то из слизеринцев позвал его. Ларс Нотт, шестиклассник, рослый здоровяк, беспрекословно слушающийся Тома. Вообще-то Тома уважали (и побаивались) почти все слизеринцы. С третьего года обучения из забитого мальчишки Том стал коноводом и лидером - недаром Шляпа так уверенно определила оборванного сироту в факультет избранных - еще бы, потомок Салазара Слизерина!
Но друзей у него никогда не было, прежде он полагал, что друзья - дурацкая выдумка прекраснодушных мечтателей. Есть подчиняющиеся. Есть последователи - но не друзья.
(Ладно, а что скажешь о Симоне?)
О, да.
Он даже не прятался. Плевать - кто посмеет смеяться над ним? Теперь - никто, ибо он - Волдеморт. А если и посмеют...
Палочка дернулась – будто удар ножом нанес.
А впрочем…
Плевать на всех - кроме нее.
Девочка вошла в общую гостиную Слизерина, и Том, проигнорировав Ларса, направился к ней.
Было что-то даже лучше побед в поединке. Лучше, чем торжество над противником.
Определение, лиловое и ночное этого "что-то" - Симона.
...Именно тогда появился дневник. Шестьдесят шесть заклятий наложил он на него, и имени ныне священного никто бы не прочел. Дневник мог принимать сотни обличий - с целью прятать истину. Постулаты лжи - способ дойти до финиша. Позволь же лгать...
Дневник - бессвязный поток сознания, мыслей чуждых воину. Он не мог держать их под своей кожей, он запрещал им снимать маску. Никто и никогда. Никто. И. Никогда. Не прочтет всей правды о Томе Реддле. И Симоне - застланное чарами, потаенное. Чужое "я" - внутри Тома. Трансформация, гораздо более глубинная, чем магия сотен галактик.
Он не прятался.
Но души своей не дал бы прочитать никому.
Даже - ей.
Учебный год тикал секундной стрелкой настенных часов. Скучновато-монотонно. Ни происшествий, ни крупных событий.
Тому пятый год его обучения нравился: легче стало. Держи пальцы на рукояти кинжала, но помни, что есть и отдушина. Даже с Защитой от Злых Сил мало-помалу смирился, даже постоянная "слежка" зануды-Дамблдора раздражала меньше, чем обычно.
Том слишком занят. Столь странно – для него…
Помогать первогодке с уроками, терпеливо разъяснять ей сложные моменты - как же мало похоже на ехидного одиночку-Тома!
Однажды Симона спросила:
-Том, что такое "Чувствующая"?
Тот покраснел, но честно сознался в неведении, и весь следующий вечер просидел в библиотеке Хогвартса. Вернулся сияющий, и с заросшим паутиной фолиантом:
-"Чувствующие", - вслух прочитал он Симоне. - "Редкий дар у магов, способность к частичному чтению мыслей в сочетании с предсказанием будущего. Данная способность выражена у друида Элентиля (см.), феи Морганы (см.) и их потомков".
Том с уважением поглядел на девочку. Да она не ниже его по происхождению, пожалуй.
Но он не завидовал.
-Ты... такая, - восхищение - узор сетчатки. - Почему же ты подчинялась ему... магглу?!
Симона опустила голову. Темные волосы скрыли лицо, она часто прячется от ответа. Правда, от Тома раньше не приходилось...
И все-таки ответила:
-Он хотел исцелить меня. От зла. Он так говорил - исцелить и сохранить от Тьмы, что в душе моей.
-Глупость! - озлоблено рассмеялся Том. - Зла нет, есть то, что выгодно - или не выгодно. Тебе или кому-то еще. Ясно?
-Да, Том, - картонные слова. Эрзац.
-Магглы и слабаки выдумали "зло" и "добро"! Ведь - так легко спрятаться от себя, от боли и пути за умной книжкой, а? - зеленые глаза сузились, губы вздернулись. Оскал зверя. Атака гремучей змеи. - "Добро" и "зло" - выдумки чистоплюев!..
Он схватил ее руку, демонстрируя ей же шрамы между пальцев:
-Он считал, что исцеляет тебя, - издевательски прокричал Том. - Спасает?! Вот она - цена за спасение, нравится ли тебе подобное?!
-Нет, - прошелестела Симона. - Но нельзя так... ненавидеть. Я, похоже, простила Ричарда. Не-понимание - плохо, но нужно смириться.
Том оттянул воротник, демонстрируя три аккуратно заросших дырочки на ключице:
-А это - моя плата миру магглов. Ткнули вилкой в сиротском приюте - просто за то, что я другой. О, магглы чувствуют чужеродность. И ненавидят нас. А идеалисты-волшебники поют сладкие сказки о "невинных детках" - магглах... Гитлер, который развязал эту чертову войну - маггл, Симона! Мой отец сбежал от матери за то, что та - колдунья, твой брат пытал тебя - и ты предлагаешь простить?! Ха!
Словно вековую муку выплескивал. Он сам - обиженный ребенок, подумала Симона. Всего-то на четыре года старше ее. И - Непрощающий.
...Не желая ссоры, Симона ушла в спальню девочек.
Больше к разговору они не возвращались.
Пока не возвращались.
Это случилось в ночь Хэллоуина.
В Хогвартсе устроили настоящий бал, Большой Зал сиял уже не радиоактивно-металлическими нитями, а звездным небом и немного смешными «страшилками» из «черепов», «монстров» и вырезанных тыкв. Когда наконец-то закончился последний урок, к ней подбежали две веселые девочки – (одну – рыжую гриффиндорку Тину Уисли Симона узнала), и предложили помочь вырезать тыквы. Симона, все еще не обзаведшаяся друзьями помимо Тома, с восторгом согласилась.
Хихикая и сплетничая, девчонки (вторую, как выяснила Симона, звали Инга Хэнрикс, факультет Райвенкло) сначала натаскали огромных овощей с пришкольного огорода («Осторожно! Заноси влево!.. Ой, сейчас грохнем… Мама!»), а потом, чередуя банальный нож волшебными палочками, сооружали из скучноватой еды шедевры искусства. У Инги тыква почему-то превратилась в огрызок груши, над чем остальные долго смеялись. Но не успела Симона успокоиться, как ее собственная тыква обрела ноги и сердито засеменила прочь. Пришел черед Инги и Тины кататься по полу, а Симоны – сконфуженно наматывать прядь волос на палец.
Так они веселились часа три, чувствуя себя абсолютно счастливыми.
Срывала кружева условностей и канонизированной затаенности. Быть не-Симоной - или больше собой, чем когда-либо? Ричарда теперь зовут Том, и он не жесток к ней…
Физически не жесток. Его покровительство – оковы. Драгоценные, алмазные… режут больнее ржавой цепи?..
(Нет, все-таки Том лучше!)
Впрочем, тыква Уисли укатилась, и горьковатые мысли девочки улетучились запахом чернобыльника. Мелкие алые искры сыпались из палочки Тины, танцуя феями детских снов – и Симона спряталась от собственной горькой серцевинки.
Проще.
А Том наблюдал.
Он, как и Симона, умел быть незаметным.
Презрительно ухмыльнулся. Малышня!..
Смеются. Радуются.
(Я не твоя, слышишь!)
Воображаемый крик Симоны резанул его, точно он, Том, был оранжевой тыквой, превращаемой в игрушку. Лужица ртутного гнева испарялась перед глазами.
Отнимают. У него. Симону.
Они.
Ладно, пускай… Это ее право – дружить с кем пожелает. Ведь так?
Мои клыки хранят тебя, подумал Том. От врагов – безусловно, но что насчет «неподходящих знакомств»? Уисли – гриффиндорка, Инга – из Райвенкло, кроме того, она дочь магглов.
Магглы заберут ее себе, если он не вмешается.
Том отвернулся. Потер виски: гнев, выросший из зараженного семени детских обид, подпитанный противостоянием и новым, странным чувством к Симоне пульсировал головной болью. С какой не пойдешь к миссис Линнен в лазарет.
Резкими шагами он почти побежал прочь, чуть не врезался в Даймонда.
-Что такое, Том? – поинтересовался Малфой.
(Не твое дело, щенок!)
-Ничего.
Малфой побежал к приятелям. Том буркнул Звездочету пароль, почти пинком открыл дверь.
(Успокойся. Ты – Игрок, следуй же правилам. Не то проиграешь).
Багровая туманность росчерка-галактики. Галактика – он. Сгустки света обжигающи, и черные дыры деформируют его, а антивещество детонирует.
Ученик станет Мастером.
Ученик станет Повелителем.
Ищущий обрящет, а Чувствующая
(собственность Мастера!)
протянет розоватую жемчужину истины в ее полупрозрачных бледных пальцах. Они будут вместе.
Когда Ученик получит звание Лорда.
Сокровище – аметист в платиновой оправе. Магглы чуют драгоценности, словно алчные волки. Магглы возжелали сокровище Лорда – и они поплатятся, ибо заповеди джунглей велят: нанеси удар, прежде, чем в твою лопатку вопьется стрела, пущенная из-за угла.
Холодная тактика выжидания станет Внезапным Пламенем его мести магглокровкам.
«Отвергнутый двумя мирами – повелитель обоих».
«Сегодня», решил Том, имея в виду Погибельное Средство, что суть – его право Наследника, и отныне Гибель – это он.
Волдеморт, Крылатая Смерть.
Да, Симона.
Считай это подношением тебе.
Том отложил дневник, так и не написав ни строчки. Возникло острое желание порвать его вместе с многоуровневыми магическими формулами. Он – кипяток внутри сухого кислорода, сколько продержится мертвенная пленка?
Том спрятал дневник. Вместо него взял учебник Преобразования, и вышел из общей гостиной Слизерина. Звездочет проворчал что-то о «шатающихся взад-вперед», Том наткнулся сначала на Артанга Лаурэса, профессора Алхимии, а потом и на Дамблдора. Том, про себя выругался, но традиционно вежливо поздоровался с профессором, демонстрируя учебник – мол, вот он какой прилежный отличник!
Но Дамблдор точно уловил что-то тускло поблескивающее и ядовитое в Томе. Что-то, что будет разбужено сегодня вечером.
А Симона беззаботно веселилась с Тиной и Ингой.
…Темно-лиловый океан озарен лунными лучами – Симона, малышка, ныне прекрасней всех. Все колдовские звезды зачарованного Зала служат ей, и ритм согревающего огня воссоздает ее из одиннадцатилетнего забвения.
Освобождение, подумала Симона.
От Ричарда.
Она поискала глазами Тома, тоскуя без него. Где ты, Том, почему не любуешься маленькой сестренкой-принцессой?
Нет его. Странно. Печаль коснулась ее, но она смахнула паутинку.
Тина, Инга и Лукос, еще один гриффиндорец, позвали ее веселиться дальше. Потом в болтающий кружок ввалился третьеклассник Рубеус, смахивающий на медведя неуклюжий гигант. Рубеус бережно достал из кармана мерзкую тварь – помесь гиены с крокодилом. Все, кроме Симоны взвизгнули, она же не страшилась странных созданий.
-Кто это?
-Детеныш ирландского падальщика! – с искренним восхищением объявил Рубеус, обрадованный положительной реакцией.
-Он кусается? – Симона робко протянула руку.
-Неа… Ну, то есть, наверное не…
Падальщик щелкнул зубами. Симона раздумала гладить существо, но сунула в голодную пасть кусочек индейки.
-Ой… - зажмурилась Тина. – Рубеус, убери эту гадость!
-Да он ж хороший, - запротестовал тот, но большинство голосов вынудило третьеклассника спрятать монстрика обратно в необъятный карман.
Разговор с подачи расхрабрившегося Лукаса вильнул в сторону опасных магических созданий, на что Рубеус возмущенно доказывал: «Да хорошие ж они все!»
…Давно миновала полночь, но в честь праздника учащихся не отправляли спать. Симоне казалось, что она провела самый чудесный вечер в жизни, вот только отсутствие Тома значительно портило впечатление. А с другой стороны, сложно представить мрачноватого Тома Реддла среди хихикающих Инги и Тины, важного Лукаса и забавного Рубеуса.
Воин – не споет песен. Мечу - нет места среди детских игрушек.
Снова немного грусти. И тревога. Том, где ты?..
А тут еще Инга шепнула:
-Симона, ты ведь из Слизерина?
-Да, - не скрывая гордости, ответила девочка.
-Но ты – не дружишь с ними, да? - она голосом выделила предпоследнее слово и кивком указала на Даймонда Малфоя с компанией ребят-слизеринцев. – Ты – не как они.
-Ну и что?
-Честно? Мне не нравится кое-кто из ваших…
-Кто? – настороженность Чувствующей.
-Даймонд Малфой, Маринэс Снэйп… и Том Реддл.
-Том? – слова Инги - пощечина. Беззлобная. «Я-спасаю-твою-душу»? Нет, только субъективное мнение…
-Да. Он… нехороший.
-Ты не права, - запротестовала Симона, и россыпь искр внутри нее выложила узор несогласия. Передать – Инге. О Спасителе. О защитнике… Он – друг, да. Или даже больше: замена брату-мучителю. Черные клинки не всегда разят…
Но Симона промолчала.
А еще через полчаса с Ингой случилась беда.
…Он открыл дверь, пока остальные радовались. Он – вне привычных рамок, и он – диверсия их. Такова его карта.
Радость – соцветие белой розы невинности. Роза завяла для него, роза теперь из железа. Лучи зараженных звезд вонзились в его глаза ответом на призыв.
(Я есмь Повелитель)
Клубок искрящейся энергии. Дурманящие ниточки власти, кукловод – имитация Бога. Он – Лорд Судеб, не смей гневить его.
Том Реддл хрипловато засмеялся. Он был болезненно бледен, точно умирающий. Будто жизнь истекает из него рубиновыми каплями.
(Марионетки служат Лорду, да будет так, да приидет царствие его, да покорятся неверные и падут ниц, и признают его Владыкой своим, и свершит он суд над рабами его…)
Том судорожно запрокинул голову, черные волосы рассыпались по спине с шуршанием песка пустыни. Длинные тонкие пальцы сжимались - агония.
Власть – тяжкая ноша.
Но он согласен платить – хотя бы во Ее имя.
Темно-зеленая радужка глаз заполонила глазницу иррациональным сиянием, а с губ срывался свист змеи: Наследник Слизерина призывал Монстра, служащего лишь ему.
(Да свершится…)
Плоскость безответственной ненависти отсекла его от внешнего мира – Чудовище явилось на зов Хозяина, и Хозяин отдал команду. Они были так похожи сейчас – Хозяин и Слуга – два отродья хаоса.
…Инга случайно оказалась в коридоре рядом с туалетом для девочек. Тишина нервировала, она аукнула – просто, чтобы не трусить. «Лю..» - она достала волшебную палочку, но прежде чем та осветила сумрак, из-за колонны возник Том Реддл.
Инга закричала: Не-Реддл, призрак. Наркотически-зеленое марево и перекошенная безумием маска.
-Том?! Что ты…
Жуткое шипение – ответ. Явление Монстра – ответ.
Она успела отвернуться, и желтое зарево не убило ее.
Она только Окаменела.
А Том презрительно скривился:
-Получи, магглокровка, - плевком бросил он неподвижному телу девочки. – Симону тебе не забрать!..
…В вихреобразной панике, закружившей Хогвартс после обнаружения Окаменевшей Инги, Симона захлебнулась. Поток сбил и трепал ее, точно щепку. Глубинный страх пробудился под влиянием всеобщего ужаса.
И тогда появился Том.
-Том! – выдохнула девочка заветное имя, кинулась к подростку, уткнулась лицом ему в грудь: обостренные чувства терзались от всеобщего пограничного состояния паники. Он обнял ее, и холодные пальцы ощущались Симоной как благословение. Она впитывала его ровное биение сердца, и покой
(ледяной… словно вязкая сомнабулическая микстура…)
сглаживал синусоиды ее нервов.
-Все хорошо, Симона, - шепнул Том. Он обязан приступить к обязанностям, собрать в организованный отряд слизеринцев (некоторые семиклассники вели себя хуже первоклашек, увещевания учителей не действовали), сейчас он займется этим… Но сначала – она. – Тебе ничего не грозит. Верь мне, Симона.
Она верила. Корочка его льда царапнула ее, а стальная зелень напомнила об опасности, но это – не Том, верно? Она Чувствует…
И не Чувствует – для него.
Так правильно.
(О Загадка, не дай мне твои ответы, ибо они – из запретной области Знания… спрятанное в изнанке тебя никогда не хотелось бы увидеть, о Загадка, спрячься от меня...)
-Все хорошо, Симона, - зрачки Тома сузились в полоску, будто у кошки (или змеи). Симона кивнула. Не-гипноз. Она верит ему. Ей он не солжет, а до остальных нам нет дела, верно, Том?.. – Я с тобой.
-Да, - ответила она, а он уже переходил к своим прямым обязанностям префекта.
Все только и обсуждали, что несчастный случай с Ингой. Будто весь Хогвартс – муравейник, единый конгломерат мегаразума. Праздник Хэллоуин был совершенно испорчен, взрослые собрались на экстренное совещание, дети горячечно шептались в спальнях.
Паника и растерянность все еще владели всеми.
Кроме двоих.
Тома… и Симоны.
Урок истории. Нудный и монотонный голос профессора Истории Магии Биннса, привидения, действовал снотворным. За окном тихо падал снег, схожий цветом с Биннсом.
Симона отвернулась от окна.
Даймонд Малфой покровительственно ухмыльнулся ей. Симона показала язык, хихикнула. Дружба с Даймондом особенно не клеилась, он предпочитал общество мальчишек, но хорошими приятелями они были давно. Немаловажную роль играла взаимовыручка: взаимное списывание. Впрочем, Симона умудрялась сохранять хорошее отношение почти со всеми, и даже извечная конкуренция факультетов не затрагивала ее.
Наверное, потому что она никого не подпускала слишком близко к себе.
(Чувствующая-для-Тома?)
Ну и что?
Она вздрогнула. Оглянулась на Ингу: фельдшер миссис Линнен давно исцелила ее от Окаменения, но девочка изменилась и заметно. И о том, кто же на нее напал не обмолвилась и словом.
Прозвенел звонок. Симона покинула класс последней, скользнув легким дыханием моря вдоль коридора. Уже у входа в класс Защиты от Сил Зла ее остановила Тина Уисли:
-У тебя все нормально, Си?
-Да, конечно, - дежурная улыбка.
-Почему ты больше не приходишь к нам?.. Ну…
Хэллоуин. Все ведь было неплохо, пока…
-Я бы пришла… Но уроки…
(И Том)
-А, ну их, - махнула рукой Тина, шмыгнув веснушчатым носом. – Рубеус опять к троллям вчера удрал, представляешь? – тараторила Уисли. – Сегодня весь вечер хвастать будет, а еще Агата из Хаффлпаффа поклялась отбить у вашего Слизерина квиддитчный кубок, и на следующей игре Гортару… ну, вашему Ловцу – придется кисло… - она фыркнула, представив соревнование двух Ловцов. Симона квиддитчем не интересовалась, посему довольно глупо вставляла междометия «Угу», «Ага», «Ух ты» и прочий несложный набор.
Тут беседу прервал Дамблдор, заметивший, что хоть и беседы о троллях и квиддитче безусловно заслуживают внимания, но речь сегодня пойдет о превращении дощечек в белых мышей.
Она извлекла палочку (девять с половиной дюймов, плакучая ива). Преобразования она недолюбливала, дощечке грозило превратиться в деревянного таракана – в лучшем случае.
Она вздохнула…
Снег за окном… Кто-то оплакивает их кристаллизированными слезами. Узоры снежинок – слипшаяся грязь на ногах. Грани алмазов будут сажей, если мы сдадимся, правда, Том?
Она поймала себя: все время думает о Томе. Больше, чем брат.
Ну и что?
Он – морозящий привкус на губах, зарево черной свечи в ее сердце.
Океанская задумчивость затянула пленкой ее глаза, но тут ей пришлось осуществлять трансформацию. Она с грехом пополам (при моральной поддержке Тины) обратила злополучную дощечку в довольно-таки заморенного мышонка. (Тина, спасибо!)
И решила вечером все-таки сходить к пока еще не-друзьям. К гриффиндорцам. И райвенкловцам.
(Тому бы не понравилось…)
Ничего. Надеюсь, он не обидится.
Глава 4Том получил высший балл от Минервы МакГонагалл за длинный (восемь свитков!) доклад о пустынных вампирах. Защита от Сил Зла числился сегодня последним уроком, и он, отстав от остальных пятикурсников, направился к кабинету Преобразования, встречать Симону.
-Эй, Реддл! – окликнул его грубоватый мальчишеский голос. Том обернулся.
Шон Лансберг, Хаффлпафф, - определил Том. Тоже пятиклассник. Недоброжелатель.
Отличник. Соперник. И габаритами явно крупнее худощавого Тома.
-Реддл, ты меня уже достал, - Шон угрожающе двинулся на Тома. Тот обхватил пальцами волшебную палочку.
-Достал? – тон издевательской вежливости.
-Вот именно! Пустынные вампиры были моей темой, ты же слышал, я говорил ребятам! – левый кулак Шона недвусмысленно сжался. В правом зажата палочка. Вдвойне готов. – Паскуда, какого черта ты забрал мою тему, а?!
(А ты как думаешь, идиот? Чтобы ТЫ не выступил с ней. Опереди врага – половина победы!)
-Ну, ты меня на дуэль теперь вызовешь? – поинтересовался Том. Трещотка гремучей змеи – предупреждение об атаке.
-Вот именно! – Шон взмахнул палочкой, но заклинание не успел прочитать, «Разоружамус!» непонятно откуда взявшегося профессора Дамблдора прекратил импровизированную дуэль.
-По двадцать очков с Слизерина и Хаффлпаффа, - вынес приговор Дамблдор.
-Но профессор, это он напал на меня! – запротестовал Том.
Не помогло.
Напоследок Шон погрозил кулаком Тому, но тот уже игнорировал врага: на горизонте появилась Симона.
Второй раз Шон и Том столкнулись через три дня, уже при всех. Пятикурсники изучали Гербалогию с профессором Строберри, миловидной женщиной средних лет, а у малышей урока не было, и Симона незаметно присоседилась к старшим. Она едва не аплодировала Тому, когда тот первым отвечал на сложные вопросы об особенностях физиологии плотоядных растений, о магических свойствах лунных ирисов. Неподалеку мирно спали мандрагоры, парочка из которых недавно исцелила Ингу. На улице солнце имитировало летнюю жару, тепло оранжереи разморило всех. Кто-то записывал лекцию, большинство клевало носом.
Два или три раза Том специально перехватывал вопрос профессора Строберри, дабы Шон остался ни с чем. Потом случайность переросла в закономерность… Бег по иглам, пляска на углях. Взаимная злость Шона и Тома металась по оранжерее, будто бешеный бланджер. Квиддитч с дьяволами. «Еще минута, и мы взорвемся», - подумал Реддл, вновь опережая Шона. Уши Лансберга покраснели, на зубах поблескивала слюна. Том вел свой поединок неплохо.
Силы стихий – я, я сделаю тебя ничем, поставлю ногу на твою грудь.
Кто-то из нас должен проиграть, но Наследник Слизерина не сдастся.
Реддл ухмыльнулся Шону: профессор Строберри, не замечала дуэль между отличниками двух факультетов. Но шаровая молния ярости подернула уже всех, и ученики молчали: «Что будет?» Симона зажмурилась
(сожженные глазницы, кол в груди… отрубленные головы напоминают орехи, надкуси каждую из них, и выпей соленое вино до дна…)
Шон терял позиции. И – не выдержал. Забыв про палочку, он бросился к проклятому выскочке-слизеринцу, схватил Тома за шиворот…
-Прекратите немедленно!!! – закричала профессор Строберри, но кто ее слушал?
-Получи, гаденыш!
Шон встряхнул Тома, как пес кота, отшвырнул его от себя. Он не рассчитал силы, Том приземлился прямо на горшки с мандрагорами, расколотив один из них вдребезги. Черепки располосовали правую руку, по скользкой алой дорожке проехалась одна из мандрагор. Ученики замерли в ужасе: сейчас растение закричит, и это будет подзаголовок трагического финала для всех.
-Г-где оно? – пробормотал кто-то из девочек Хаффлпаффа, имея в виду мандрагору.
Том, игнорируя сочащуюся из порезов кровь, метнулся к Симоне, словно получив сигнал от Чувствующей.
Злополучная мандрагора замерла у ног девочки.
-Сейчас оно закричит, - протянула Симона, бездонно-сиреневыми от ужаса глазами переводя взгляд со смертоносного растения на Тома. Тот оцепенел лишь на сотую долю секунды… Покатился по полу, схватил мандрагору, точно в судорожном припадке эпилепсии, сдавил пальцы на человекообразном корешке, тот острыми зубками прокусил пальцы Тома, но он душил, душил мандрагору, будто Шона и тех парней в приюте, что не давали ему житья, вместе с кровью царапин вырывалась ненависть, но колодец его ненависти – бездонен...
-Ты поплатишься, магглокров! – заорал Том Шону. – Поплатишься, не будь я…
Он прикусил язык. Заменил роковое имя («я-есть») обнаженно-ненавидящим взором.
(Волдеморт, Крылатая Смерть).
-Том? – он все еще лежал на полу, в разорванной черепками мантии, залитый кровью и соком мандрагоры. Симона опустилась на колени: - Том, ты…
-Л-лансберг, - сглотнула профессор Строберри. – Пятьдесят очков с Хаффлпаффа и взыскание… за вашу ужасающую выходку… Том Реддл, очень смелый поступок… вы спасли нас всех…
(Плевать я хотел на вас, я спасал лишь одного человека…)
-Я… я не мог поступить по-другому, - Том уже отряхивал грязь с безнадежно испорченной мантии. Аккуратно поправил значок префекта.
Шушукаясь, ученики расходились.
Том к фельдшерице не пошел: сока раздавленного корешка хватило, чтобы залечить его порезы. С Симоной-тенью он направился в общую гостиную Слизерина.
Этим вечером он не произнес ни слова.
Хороший стратег умеет выжидать. Шон обрек себя еще в первую стычку, но хороший стратег умеет выжидать. И Том пока не выпускал Монстра.
(Власть – слишком драгоценная игрушка… Жесткость – слишком сладкий напиток чужих вен, повтори выпад еще… Первый шаг к бесконечному могуществу…)
Происшествие с мандрагорами обсуждали во всех углах Хогвартса. Тома недолюбливали многие, и кое-кто не отказался бы повторить поступок Шона, но очевидное геройство Реддла пошатнуло общее мнение о нем, как о самовлюбленном эгоисте. Даже новая компания Симоны, прежде дипломатично молчавшая о ее лучшем друге, похвалила префекта Слизерина.
Сам Том благосклонно принимал почести.
А Даймонд Малфой сделал особые выводы. За обедом он подсел к старшим и невинно поинтересовался:
-Том, а что ты собираешься делать с Шоном?
-В смысле? – на всякий случай принял защитную позицию Реддл.
-Ну, как же… Он кинулся на тебя…
-Он получил свое, - солгал Том. – И черт с ним.
-С магглокровом? - прищурился Малфой. Том напрягся: Даймонд повсюду кичился своим высоким магическим происхождением, а он-то, Том, приютская крыса…Щенок осмеливается смеяться над ним?! Кто шагнет на минное поле Тома Реддла?
-Ты ведь так его обозвал, а? – Малфой настойчиво поймал демоническую россыпь зеленых искр. Искры опалят его, если он недостаточно осторожен…
-Да, - сквозь зубы выдавил Реддл.
(Противостояние - изумрудная комета, оскал черепа)
-А ты, Том, - расчетливая серая сталь против черного клинка. – А ты кто таков?
Даймонд задохнулся: на него обрушилась лавина. Том был зверем, Том был демоном.
(Стратег… покажи ему это, и он – твой слуга…И весь род его…)
-Сегодня ночью, - сдавленно пробормотал Реддл. – Сегодня ночью я покажу, кто я есть!..
…Том – само умиротворение, отлично выполненная маска. Проверил домашнее задание Симоны, подправил ее реферат по Алхимии. Она продемонстрировала новое превращение – трех камешков в одну белку, Том похвалил ее за успехи. Наблюдение-коготок Даймонда игнорировался. Пока.
Пробили отбой. Том выждал с полчаса, бесшумно выскользнул из комнаты. В общей гостиной его уже нетерпеливо подпрыгивал Малфой.
-Болван, - цыкнул Том. – Рано сбежал, они ж еще не спят!
-Дрыхнут, - беззаботно отозвался Даймонд, предвкушающий шоу.
Получишь, получишь свое, мысленно осклабился Том. – На колени рухнешь, в ногах валяться будешь…
Малфой едва поспевал за Томом. «Темно», - пожаловался он.
-Не смей зажигать свет! – рявкнул Реддл. – Мы уже пришли.
-Туалет девочек? – захихикал Даймонд. – Интересно, чего тебе здесь понадобилось?..
Паясничая, Малфой все-таки последовал за Реддлом. Тот уставился в угол.
(«Наследник Слизерина призывает Слугу!»)
Даймонд зажал обеими руками вскрик: шипение в устах Реддла, и он сам – чудовище. Приглашающее другого Монстра.
-Наследник Слизерина! – Малфой сполз по стене в благоговейном ужасе. Веками в древнем роду Малфоев передавалась легенда о Наследнике Великого Слизерина, а он, Даймонд, видит его вживую…
-Да, - на английском ответил Том.
Ужасный змей зашевелился за спиной Тома.
-Хочешь, он убьет тебя? – издевался Реддл. – Хочешь, ты умрешь волею Волдеморта, Наследника Слизерина?
-Пощади… Лорд Волдеморт!..
Так впервые был вслух назван этот титул.
-Клянись: ты – мой раб, и сын твой моим рабом будет, и весь род твой отныне и во веки веков, - Том вещал, упоенный собственным величием, он наслаждался. Только агония врагов сравнится с этим…
(или одобрение Симоны…?)
Он словно сделался еще выше ростом, гипсово-бледное лицо светилось зеленовато-белесой жутковатой дымкой. Древнее, утраченное чародейство вливалось в его жилы фантасмагорическим наркотиком Власти.
-Клянусь, - прикрываясь ладонями, пискнул Даймонд. Вместе с иррациональным ужасом он ощущал и преклонение… Он ХОТЕЛ повиноваться Лорду Волдеморту!
-Я принимаю твою клятву, приспешник… Запомни: ни теперь, ни потом не проговорись о том, что видел сегодня!..
-Да, Лорд…
Том перевел внимание на змея:
-А теперь, я прикажу Монстру отомстить за меня Шону Лансбергу…
Дыхание гибели метнулось по трубам.
-Ты… Монстр… убьет его? – Даймонд имел в виду Шона.
-Не знаю, - снова сделавшись обычным префектом Томом Реддлом, зевнул он. – Скорее всего…
Но Шону повезло, так же как и Инге: «всего лишь» Окаменел и был найден на следующее утро.
Боязнь. Лягушиные лапки опасения. Болотный туман – вместе с предупреждением. Легкая растерянность в успокаивающем «все-под-контролем» тоне директора Диппета. Неверие.
Зловещие слухи, переглядывания на уроках. Сами уроки проходили под обраставшие невероятными подробностями «ужастики»-рассказы. Только Минерве МакГонагалл, несмотря на молодость оказавшейся идеальной учительницей, да Албусу Дамблдору удавалось сдерживать испуганных учеников.
Второе нападение!
Опять Окаменевший!..
Том затаился. Девочка-тень Симона, спасибо тебе за науку становиться бесплотным ничем. Прятаться. Как-то само собой получилось, что о стычке Тома и Шона забыли, официальная версия гласила: напал кто-то из существ Запретного Леса, порядок будет наведен. Все-прекрасно. По Гриффиндору полз слух об оборотне, поселившемся в Хогвартсе. В Райвенкло придерживались версии вампира, Хаффлпафф авторитетно объявил виновником злого духа. Слизерин гипотезы не выдвинул. Разве Малфой сделался еще невыносимее, чем обычно, что не преминули заметить компания Тины, Лукаса и Рубеуса.
Симона хранила все догадки на дне крохотной шкатулки, более зачарованной, чем тайный дневник Тома. Так-проще-детка.
Привычная формулировка сомкнутых век.
Ощущения самых острых осколков звезды – бесконечный кошмар. Она завяжет его золотистой бечевкой, зачеркнет скользкие, будто гнилой мох, опасения… а Том вновь в своей чуть насмешливой манере похвалит ее, или съехидничает насчет профессоров (особенно Дамблдора с его странностями). А она поделится своими радостями и горестями. Он так внимателен к ней, он никогда не ругает ее – в отличие от Ричарда. Даже про друзей из Гриффиндора она ему сообщила, и он только нахмурился. Только.
А шкатулка с золотистой бечевкой – далеко. Плохо, что она не спросит напрямую. Наверное, потому что знает ответ. И он даст ответ, ей – не солжет.
Но она не хочет этой правды.
(Прости меня за твою битву… ты, наверное, прав…)
Но предпочтительнее – потушить лишние фонарики.
Глава 5Хогвартс больше не успокаивался. Случилось еще одно нападение, жертвой стал Джимми Пратт, ученик второго класса, Нападающий Гриффиндора.
( Увлекся, слишком увлекся. Больше нельзя. Месть магглам – замечательно, но к чему лишняя паника?)
Жертвы, разумеется, были возвращены к жизни, но какая-то пружинка повреждена. Бракованные куклы, они молчали о том, кто виновен в их поломке. Все нитки – у того, что за ширмой.
И Том прятал ухмылку. «Получите, магглы!»
(Он сам пойман в ловушку?!)
Но на Рождественских каникулах битва и ненависть стушевались, он почти потерял интерес к Бесконечной Войне. Она свернулась в тонкий свиток, запечатана и заброшена за шкаф вместе с учебником по Преобразованию.
Его крылья гибели стали метеоритно-опаловым дождем ласки – для нее.
Рождество 1942-43 года, метель на улице и обрюзглый мрак недовольно застилает окрестности Хогвартса. Почти все разъехались по домам, а Том и Симона – почти постоянно вместе. Симона взахлеб делится впечатлениями о первых экзаменах (представляешь, чуть не провалила Алхимию!). Пересказывает сплетни (а Рубеус, оказывается, щенка оборотня под кроватью выращивал… ха-ха!), смеется над язвительными (Рубеус Хагрид – оборотничья мамка – неплохо!) комментариями Тома.
Сколько радости – получить настоящий рождественский подарок – серебряное кольцо с аметистом. Комплектом к браслету. Она не спрашивала о деньгах, не желая обидеть Тома. Правда, чуть усмехнулась уголком рта, подумав о символике презента.
(Спасибо, Том…)
Сама она подарила хрустальную статуэтку русалки – самодельную, следствие успехов в Преобразовании. И с захлестывающей горечью Том отметил: это ПЕРВЫЙ в моей жизни настоящий – не подачка бедненькому сироте - рождественский подарок!..
(Спасибо, Симона…)
Это в те полуирреальные дни их, дурачась, обозвали женихом и невестой, и губы Тома не искривились в оскале кобры в ответ на подшучивание. Странно затуманились его глаза, горячий сладковатый сироп разлился под кожей. Маленькая ладошка Симоны – магический артефакт, дарящий успокоение уставшим.
По кромке пропасти – танцы с вырванными сердцами.
Дозволь отдохнуть и перевернуть страницу. Хотя бы на час потушить факел.
Жестокость – оковы, борьба за власть – самый страшный плен. Она освобождала его тогда. Симона давала ему силы, но в это Рождество сила – не оружие.
И Симона вновь отдалилась от компании Тины Уисли: Том заменил ей всех, и он лучше кого-либо еще.
Это в те мрачновато-чарующие вечера они много беседовали, затаившись у камина. Он выстраивал для нее фигурки из огня – драконы и принцессы розовато-оранжевого жара разыгрывали Симоне таинственные легенды. И сама она – сказочная леди, а Том – ее рыцарь в темных доспехах. Если воин не рубит головы – он угождает его даме.
И он приглушенно рассказывал истории из древних фолиантов – о непобедимых героях, о великих магах, захватывающих целые страны, о царях, одним словом вершивших судьбы народов. Бесстрашны, всесильны – владыки судеб. И у каждого была
(фиалково-нежная, травинка под северным сиянием, омут обостренных чувств и секретов)
невеста.
Вспыхивали иллюзорно, разноцветно ненужные дрова в камине. Отстранены и соединены двое в гостиной Слизерина.
Каникулы стали вечной мечтой для обоих: прекрасной… и несбыточной.
Учеба вернулась озлоблением, невысыпанием за учебниками и зомбированно-нудными уроками. Том поставил себе целью собрать все очки для Слизерина, и теперь выглядел настоящей мумией – худой до прозрачности с огромными синяками под глазами, беспрестанно заучивающий заклинания или формулы. За спиной над ним посмеивались: «Совсем у нашего префекта-заучки крыша-то поехала!» Для самого Тома полубезумное бдение над запыленными фолиантами из библиотеки – бегство от реальности. От ЕГО реальности, что - бред паранойи.
(Ты не скроешься в устричной створке… Хочешь снова – потерять? Хочешь, чтобы ОНИ командовали, помыкали тобою?)
Перемирие с вселенной завершено. Да продолжится поединок.
Но странно: совсем нет желания Призывать, и не так уж заострена пика антимаггловского протеста. Да, черный клинок рассечет плоть… но чуть позже. Не теперь.
(Это Симона - анютины глазки и плюшевые лепестки)
Неприкасаемый, как насчет революции?
Не сегодня.
Солнце взойдет и опалит, но он насладится последними секундами сумерек.
Симона тоже грустила,
(Чудесные каникулы умирают, Том, увядание – не оборвать. Самые красивые цветы вянут под росой, а ангелы падают первыми…)
тоскуя по ушедшей рождественской неделе. Прежде ее Рождество знаменовалось самоистязанием, постом и молитвами, а не вкусной едой и чудными сказками Тома…Еще хоть одни сумерки с камином и рыжими фигурками - с Томом – заменил бы целую жизнь.
Впрочем, вскоре обоюдная невысказанная депрессия свернулась сереньким клубочком, и все стало по-прежнему. Встряхнули результаты учительского расследования: информация о Тайной Комнате и неком Монстре сработала наподобие динамита.
Том встрепенулся, точно ошпаренный, стряхнул (слабость!) хандру, и приготовился к дальнейшим тактическим приемам. Симона обсуждала новости с Тиной и Рубеусом (Инга и Лукас отделились от них), причем чуткая Симона уловила беспокойство третьекурсника.
-Что такое, Рубеус? – открыто спросила она. Тот замялся, и она не продолжила допрос. После печального изгнания щенка оборотня, Рубеус осторожничал распространяться о подопечных.
А Том получил тревожный сигнал.
Как-то после урока Преобразования он, довольный высшим баллом за контрольную, собирал учебники в огромную довольно-таки потрепанную сумку. Книг было много, он возился дольше других.
-Том, - внезапно произнес Дамблдор.
-Да, профессор? – сама-учтивость
-У тебя все в порядке, Том? – вкрадчивый вопрос заставил Реддла обратиться колючей проволокой. Догадывается?!
-Конечно, профессор… - он тщательно сымитировал изумление.
В лицо смотрит. Выдержать – дуэль. Зрачки Тома сузились по-змеиному, но он хранил изумленно-непринужденное выражение.
-В порядке, значит, - отвернулся Дамблдор. – Ну иди, иди, Том…
(Я победил, слышишь, старый болван?!)
-Да, профессор.
Вышел за дверь. Облегченно вздохнул, недобро радуясь победе.
Но от подозрений не избавиться – и нечего строить иллюзий. Том и не строил.
Намеками весны расцветилась земля. Снег еще лежал и злился, явно не собираясь таять, но солнце все настойчивее разбрасывало свет по Хогвартсу. У Симоны, обожающей весну,
(мое пробуждение – не молитва, не красносвечевый приказ Ричарда стиснуть себя в тиски)
настроение сделалось хронически великолепным. Том поначалу объявил, что ему нет дела до времен года, поскольку на носу очередные зачеты, но Симона не без помощи плавленого золота в окнах сумела расшевелить и его. Коэффициент его улыбок повысился процентов на десять, что для Тома являлось рекордом. Симона полагала: Вселенная наслаждается, и никто не горюет в марте. Поэтому, услышав однажды тихий плач под лестницей, она немедленно отправилась выяснять причину.
Причина – невысокая плотная девочка в очках. Из-под толстых стекол стекают слезы, напоминающие талый снег.
-Ох, что с тобой? – выдохнула Симона. Она смутно знала эту девочку: Миртл из Хаффлпаффа. – Почему ты плачешь?
-Достали они меня, - хмуро отозвалась Миртл. – Все!.. Все достали!..
-Кто? – Симона подсела к плачущей.
-Оливия, Фрэнк… Все! – буркнула Миртл, протирая запотевшие линзы. – Они смеются надо мной… На каждом шагу мучат меня! – всхлип.
Симона растерялась. Что делать? Тома попросить помочь? Можно, но…
(Не стоит… ранящий не будет целителем… возьми это на себя).
-Послушай, Миртл, не надо плакать! Взгляни – весна, - довольно глупо проговорила Симона. – Пошли лучше на улицу, а?
Миртл покачала головой. Обида и недоверие. Чем эта нахальная слизеринка лучше остальных? Не смешите.
-Ну пошли, - Симона потянула плачущую за руку. – Там так здорово! Знаешь чего?
-Чего? – пауза в рыданиях.
-Нужно уметь быть сильной! Сильные правят миром, нужно только научиться показывать клыки, - она безотчетно повторила любимую фразочку Тома.
-Какие еще клыки?
-В смысле, драться за себя! – Симона снова потянула Миртл за рукав мантии. Ей меньше всего сейчас хочется рассказывать философию Реддла - они еще недостаточно знакомы с Миртл, да и мудрость Тома – чересчур горько-соленая сталь, заржавевшая от крови, своей и чужой.
-Я не умею – драться, - сумрачно заявила Миртл, поняв буквально. – Я ж не мальчишка!..
(Драться – совсем другое, не кулаки… хочешь, Том поведает тебе это?)
-А хочешь со мной дружить? Тогда ты не будешь одна, верно?
-Хочу… - неуверенность с зачатками радости – вьюга перед оттепелью. Она поднялась с пола, почти улыбаясь, кивнула Симоне: Хочу!..
Они вместе выбежали на улицу.
Тающие хлопья белой снежной ваты облепили их, а радостный диск в голубом небе одаривал лаской. Что может быть лучше?..
Итак, Миртл по прозвищу «Плакса» наконец-то обрела друга. Не подозревая, что косвенно cей друг послужит причиной ее смерти.
Дружбу Симоны с Миртл не понял никто. Тина Уисли пожала плечами: «Зачем тебе эта зануда?», даже не вникающий в интриги Рубеус, похоже, согласился с Тиной.
Симона отшучивалась от них.
С Томом такое не пройдет, и неизбежный разговор явился грозой после заката.
-Симона, - Том изучал пейзаж за окном. Плохо, подумала Симона. Невозмутимость – чехол молнии. – Почему ты… избегаешь меня?
-Я?! – искренне изумилась Симона. – Том, сходи к миссис Линнен, у тебя температура…
-Нет, - обернулся. Кисти рук сжаты в кулаки. – Я – в порядке. А ты, видно, находишь общество Плаксы Миртл интересней моего!
-Том, ерунды не пори!
-Ерунды? Вся школа смеется над тобой! Ты выбрала эту…
(магглокровку)
-Кого? – Симона прищурилась. Если оскорбит Миртл – она нагрубит ему. Вторая серьезная ссора за год, что ж, бывает и так…
-Дуру! – выплюнул Том. – Она – лучше меня, а?! Тупая Миртл куда замечательней Тома Реддла, так, Симона?! И потом, я учил тебя: держись сильных, забыла? Твоя Миртл – из отверженных… В Индии тот, кто коснулся Неприкасаемых – сам становится Неприкасаемым, и это правило – повсеместно!..
Симона сжалась. Том воздвигся, словно пик черной крепости, и грозовая туча – в устах его, он – разгневанный идол древних, не сокроешься…
Испуг завладел ею на какую-то долю секунды – и растворился. Тома бояться – что может быть глупее? Для нее.
(Просто Ричард выглянул из-за его спины…)
-Ну Том, ну что за чушь… - фыркнула Симона. – Какая разница, Миртл или кто-то еще?
-Такая! – злоба сменилась обидой. Уселся в одно из кресел, уткнувшись в склеенный магической лентой учебник Заклинаний.
(Ревнуешь, Томми? Праведный гнев – только ревность подростка…)
-Том, - Симона, пользуясь отсутствием лишних глаз в общей гостиной Слизерина, обняла его обеими руками.
(Ее прикосновение – травяной дурман, забвение шелка. В тебе даже фальшь прекрасна, фея летних цветов… но ты – не подделка, ты – искренность невинности… бриллиантовый кол неплохо заменяет осину, а?)
-Том, ну ты-то у меня один! Миртл же _девочка_ ! Не надо обижаться, хорошо?
-Ладно, - буркнул Том.
(Невинность растворяет скорлупу… кого ты пытаешься обмануть, «Загадка»?)
Трепещущая ладонь спутала его иссиня-черные волосы. Прижалась к его щеке.
Обжигающее, диссонирующее упоение вселилось в него.
(Просто сдайся и никогда не задумывайся вновь…)
Он отстранился:
-Извини. Мне надо делать уроки.
Дни уже теплые, да и камин погас недавно, но его знобит. Полнолуние надменно и самодовольно щерится в оконной раме. Ночь – тягучая липкая смола.
Не уснуть.
Он завернулся в одеяло с головой, с раздражением прислушиваясь к сонному сопению мирно спящих пятиклассников Слизерина. Тянуться за палочкой, шептать «Люмос» - однозначно неохота. Совсем.
Мысли толкутся орущей толпой, наступают на ноги одна другой.
И, совершив круг почета – Ненависть-Война-Я-Должен-Победить, нестройно мечутся к Симоне.
(И ее этой… Миртл…)
Рыжую нахалку Уисли и слоноподобного болвана Рубеуса в качестве компании Симоны он стерпел, разве нет? Скрежетнув зубами, смирился. Почему такой протест против очкастой плаксы?
(Маленький мальчик с лохматыми черными волосами – всегда один, он размазывает по лицу кровь и слезы… Одет хуже всех в сиротском приюте, отвечает невпопад… Томми-тупица. Кровоподтеки на худом теле и кислая отрава отчаяния – в душе…)
Том застонал. Он так усиленно прятал от себя эти воспоминания. Но…
Префект Слизерина, главный префект Хогвартса…
И…
«Томми-тупица, объект насмешек и издевательств. Не-такой-как-все. Вечный изгой. Оторванный от мира, заторможенный ребенок со странными мечтами. Недошитые заплатки на одежде – но истыканное чужой жестокостью сердце на залатаешь.
-Эй, Томми-шизик, а ну иди сюда, - подзывает местный главарь. Он подходит. Он не ощущает страха, только – покорность и каменистый прибой безнадежности. Обречен. – Эй, Томми, а ну-ка, скажи – кто твоя мамаша?
Это святое. Он знает, что последует, но упрямый отверженный хранит жалкие останки гордости:
-Моя мать – ведьма! – сутуленная фигурка распрямляется. В хризолитовых глазах – отблеск почти царского величия.
Хохот сбивает его с ног.
-Чокнутый Тупица Томми! – провозглашает главарь, и увенчивает приговор подзатыльником. Маленькие сероватые, мерзкие слезы стекают по щекам мальчика, он ненавидит себя за эти слезы, ненавидит мучителей, ненавидит все на свете…
(За что? Отец, почему ты бросил меня? Почему?)
Нет ответа. Плевок довершает церемонию.
Его травили как умели. Все. Холодными зимами вытаскивали на мороз в одной драной пижаме. Он научился быть чутким и просыпаться прежде, чем кто-либо прикоснется. Он вечно голоден: более сильные отбирают паек. Он научился утаскивать кусок хлеба в закоулки и озираясь, будто дикий зверек, съедать их. Его жалкие вещи – испорчены, каждый норовит поглумиться над шизиком-Томми. Он прячет пожитки.
Том – козел отпущения и для взрослых: за проступки сирот отвечает он. Мальчик для битья, он оказывался только там, где не следовало бы, и когда не стоит. Кары взрослых тянулись за ним веревкой с жестянкой. Кому-то ж надо играть роль мучимого кота.
Научился отключать себя от ощущений – иначе погиб бы от болевого шока, например, когда Дэн в исследовательском анатомическом порыве ткнул Тома вилкой в ключицу, и ярко-красная жидкость заливала его, испуганного иррациональной болью, а теплое и алое все хлестало, и он думал, что умирает, и жалел единственную белую рубашку… кто-то кричал: «Дэн, ты ж убил его!.. У него повреждена сонная артерия!», а Том медленно опускался на колени, коловерть боли – терминал, он считал до ста…
Он выжил только благодаря собственным магическим способностям. Но шрам остался. И тогда впервые зародилась мысль: «Я проживу вечно. Я отомщу всем». Тогда – только легкое крыло. Черная птица вернулась гораздо позже.
(Почему, почему? За что они мучат меня?)
Не-Такой-Как-Все. Смертельный приговор магглов волшебнику.
Магглы унизили его до предела, растерли его в прах под ногами. Но не сломили гордость Наследника Слизерина».
…Он сдавил зубами край одеяла. Незажившие шрамы прошлого вскрылись и гноились. Миртл – имя его зараженной памяти. Миртл – слишком похожа на…
(Нет! Я – сильный, я справился, я…)
А Хогвартс? Одиннадцатилетка Том Реддл прыгал от счастья, направляясь в Школу Чародейства. Но здесь царили правила лишь немного более мягкие, чем в «родном» приюте. Его не били – да. Но общество заносчивых слизеринцев не принимало полукровку-сироту, одновременно вбив мальчику в голову, что они, чистокровные маги – избранные! Ларс Нотт по шесть раз на день рассказывал историю своего древнего рода, ведущего генеалогическое древо чуть не от Мерлина.
Система очков и соперничества остервенила Тома на борьбу, подобную серфингу в десятибалльный шторм. Он привык к одиночеству и не тяготился им, но теперь направлял его. Стать. Лидером. Выбиться.
Но волшебники тоже неохотно принимали его. Оскорбительная пощечина «магглокров» не раз и не два хлестнула по Тому.
…Количество переходит в качество.
Хризолитово-чистые мечты ребенка-мага мутировали в пыточные грезы чужого распятья. Так сладко – вонзать гвозди в податливое тело врага. Страх другого – амброзия, поклонение – одуряющий нектар.
(Что если магглы, а не я – корчатся в силках мук, что если Нотт лижет мне пятки? Недурно…)
Однажды тихий и забитый Том Реддл устал бояться и покоряться, зачеркнул себя и имя свое. А Волдеморт, потомок Салазара Слизерина, объявил войну.
Бесконечную Войну…
(А Миртл?)
Плакса Миртл – это мальчик в углу, мальчик с синяком под глазом. Он всхлипывает, а класс дразнит его, кидается жеваной бумагой и камнями. Кусочек стекла рассек губу, он глотает собственную кровь вместе со слезами.
Лимит унижения и слабости.
Такова – Миртл, таковы все отверженные. Таков…
Вычеркни свою память, Загадка. Даже в самой тайной комнате есть замочная скважина, чтобы подглядывать.
(Я – это Миртл. Она – я…)
Том накрылся подушкой. Но от себя не спрячешься.
(Неприкасаемому не быть Лордом?!)
Миртл, уходи от меня. Я ненавижу тебя, впрочем, я ненавижу почти всех… кроме Симоны, а ее ты отбираешь у меня. И меня самого. Я сжег себя-прошлого, не возвращай меня туда.
Убирайся, Миртл!..
(Чувствующая опекает изгоев, но мальчик превращается в Мастера, и Чувствующей нет дела до Сильных и Мастеров, она – утешитель…)
-Нет, - точно в лихорадке прошептал Том. – Я спас ее! Я – ее хранитель! Я…
(назови!)
…Люблю ее!
Он зажал себе рот одеялом. Не заплакать – вновь. Много лет – ни намека слезинку в ледяных изумрудах… Миртл, будь ты проклята, что расковыриваешь мою душу.
Спазматические рыдания дергались в горле цепными псами грызли его. Утро сероватыми лучами прохлады остужало сны, пробегало по спящим физиономиям слизеринцев. И по сжатому в клубок Тому.
(Я люблю Симону, Чувствующая принадлежит Лорду…)
И будь ты проклята – Миртл!..
Слишком похожая на него самого.
Судьба Кубка Хогвартса по квиддитчу решалась третьего числа зеленеющего месяца апрель. За первенство боролись Слизерин и Гриффиндор. Народ беспрестанно теребил Найджела Полларда и Гортара Аурэна – Ловцов команд, пичкая бесплатными советами и малопригодными указаниями. В результате, капитаны чуть не подрались с чересчур активными поклонниками.
От Кубка зависело первенство по школе.
Тома Реддла сама идея квиддитча приводила в бешенство отчаяния. Он, отличник, бьется рыбой об лед – ради каждого очка своему факультету, а «дерганье метел за хвост» приносит урожай не в пример богаче. Основную часть едких гадостей в адрес квиддитча, Гриффиндора, Диппета и Дамблдора пришлось выслушать Симоне. Она тихонько соглашалась, и незаметно переводила тему. Действовало – Том Агрессивный трансформировался в Тома-Симониного, и она нежилась в спектре его лучей: так, он продемонстрировал свои способности Змееуста (Том, ты мне с зимы обещаешь!) на аквариумных гюрзах и кобрах. Девочка высказывала пожелания, Том переводил на змеиный язык, рептилии беспрекословно подчинялись Змееусту. Симона восторженно хлопала в ладоши.
Ближе к дате матча, Слизеринский префект пригрозил удушить Гортара, если тот упустит Снитч. Все, кроме Даймонда Малфоя, ухмыльнулись, Малфой же побледнел: а вдруг Лорд Волдеморт не шутит?
Плакса Миртл по-прежнему таскалась за Симоной. Симона еще и помогала хаффлпаффке с домашними заданиями. Том пару раз съязвил, еще пару – огрызнулся…
(Ненавижу…)
И умолк. На матч они пошли втроем, хоть Тому и мечталось провалиться сквозь землю от общества Миртл.
(Или закопать ее – оптимальный вариант?)
Утешало – взаимно. Дружба с слизеринкой-Симоной не мешала Миртл недолюбливать префекта данного факультета. История драки с Шоном свежа.
(Как и слухи о Монстре?.. Слизерин играет в молчанку сплетен, но память – гора в пустыне: как далеко ни отойди, а видно).
Директор Диппет традиционно произнес весьма скучную речь. Хвалил за успехи, упомянул, мол, печальные события с Окаменением прекращены благодаря…
(Тут Том осклабился, и вынужден изобразить кашель. Одна Миртл уголком подслеповатого глаза уловила демоническую гримасу торжества).
-Симона, - шепнула она подружке.
Та отмахнулась, завороженная торжественной обстановкой накала.
(или Чувствующая отключена – для кого-то?)
…Рванулись из цепей Бланджеры, крохотным золотистым комочком метнулся Снитч. Хэйкан, преподаватель Полетов, подбросил Кваффл.
Игра началась.
…Первые же десять минут матча – гибель любой надежды. Гриффиндор вел со счетом 40:0, в Тома ввинчивалась ослепляющая ярость.
(Мы – обязаны – выиграть!)
Мечущиеся на метлах игроки – росчерк в небесах. Приговор подписан, и ярко-алые мантии гриффиндора – палящее пламя победы.
Их победы.
Том ожесточенно кусал губы. Заставил себя прекратить. Рассеивающая беспомощность – кандалы на запястьях…
Ловец Гортар растерянно завис вопросительным знаком. Найтжел Поллард болтался неподалеку.
-Смотри, Снитч! – шепнула Симона, активно болевшая за свою команду. Том проследил за указательным пальцем девочки – действительно, неподалеку от дубины-Гортара мило вертелся блестящий орешек. Он будто ехидно подмигнул Тому: «Ну что, префект, контроль не всегда у тебя?!»
(Кукловод правит марионетками…)
Если бы он сумел стать кукловодом – на несколько минут. Дырочки в ленточке – сотки своей ниточкой…
Симона от избытка чувств выбежала поближе к полю. Том сдерживался. Миртл недовольно озиралась на малоприятное общество - противного пятиклассника-слизеринца. У Миртл мнение о Томе благодаря Шону держалось на уровне абсолютного нуля. И чего только Симона в нем нашла?
Снитч вильнул под носом обоих Ловцов, Поллард уверенно устремился к шарику… Гортар неуклюже повернулся, погнал метлу вслед за соперником. Он не видит Снитч, понял Том, не отрываясь от золотого пятна.
(Будь я там…)
Неловкий взмах метлой. Гортар снова ошибся. Поллард в дюйме от Снитча – только шальной Бланджер отпихнул гриффиндоского Ловца. Айа Гринтейн, Охотник Слизерина выручила. А Гриффиндор в седьмой раз закинул Кваффл в кольца, заставил Симону захныкать, а Тома – до боли стиснуть челюсти.
(Управляй я Гортаром, игра была бы наша…)
Управляй. Я. Им. Мы. Бы. Выиграли.
(Не рискуй… Еще рано демонстрировать им Силу… товар не так значим, как высока – плата…)
Грузный кивок древком. Поллард торжествует, пальцы тянутся к Снитчу…
Трава почернела пред Томом, а палящее тепло накатило грызущим морозом. Безотчетная ярость.
…наносекунда - удар Айи спас Слизерин, но Поражение - стереометрия позора. Неудачник, сказал себе Том. Проигрывает команда твоего факультета, значит, ты – неудачник…
(Неудачник. Ничтожество!)
Я-Должен-Быть-Первым.
(нет, не я – мы, правда, Симона, «невеста дьявола» – вроде, так обозвал тебя брат?)
Любой ценой, и цель оправдывает средства…
(Симона… ты отворачиваешься от изнанки меня, ибо швы мои залатаны бечевой ада, но я лишь строю будущее нам с тобой… Мы-Должны-Победить. Команда – только кирпичик, но без него крепость падет… Я подарю тебе Вселенную, но прежде я должен воцариться в ней…)
Мы-Лидеры. Никогда-не-проигрывать.
Ало-зеленые рваные полосы в воздухе – игрушки Лорда Волдеморта?
Он втянул кислород в легкие:
-Империо! – багровый луч вырвался из палочки, незамеченный окружающими. Том проследил за свидетелями – их нет. Они увлечены матчем, кому какое дело до него?
Он ощутил податливый разум другого. Мягкий, распластанный – жидкое желе, месиво. Приторное с кислинкой осознание всесилия – экстаз подобен восхождению в рай. Кто говорил, что боги чисты, а назначенное насилие не великолепно?
В гибких пальцах Лорда – марионетка. Но не намеченный Гортар, а - Найджел…
(все мои враги – пыль у сапог, эй, я – Властитель твоей судьбы)
Задержка выставляет его тупым, выставляет его ничем, покорность – восхитительная дань, он – оболочка, вместилище моей воли… Симона, если бы я мог объяснить тебе – что это прекрасно…
Гриффиндор изумленно взирал на только что изворотливого Ловца – тот безнадежно отстал, беспомощно болтался в воздухе. Неумело скроенная подделка.
Том, давно державший в поле зрения Снитч, направил Полларда туда: дабы указать путь Гортару. И вновь ошеломлены гриффиндорцы: что случилось с неуловимым Поллардом, почему он подыгрывает слизеринцу?..
-Эй, чего он тормозит? – возмущенно гаркнул Рубеус, замахнувшись кулаком на Найджела.
Шум прокатился по толпе: Ловец Гриффиндора коснулся Снитча рукавом…
-Давай же, Найджел, давай!!!
…и направил прямо в объятия одуревшего от чокнутой пародийности происходящего Гортара.
Так был завершен матч за кубок по квиддитчу – победой Слизерина.
Имитация и Непрощаемое Заклятие – козырная карта, удобное оружие. Том отметил сие себе. Все прошло гладко, даже слишком.
Вот только тяжелый блеск за квадратными очками – всматривался не в Полларда в решающий момент
Глава 6Экзамены властной пятой наступили на спокойную жизнь хогвартсев. Вообще-то уже давно все учителя по пятнадцать раз на день повторяли о предстоящих годовых зачетах, но сама Неделя Страха, как окрестил ее кто-то из гриффиндорцев, явилась штормом в пустыне.
Том сдавал параллельно за двоих: за себя (включая С.О.В.) и Симону. Она почти обижалась на него: по полночи не дает спать, заставляя повторять имена восставших гоблинов и тому подобную чушь!
-Относись серьезнее! – увещевал заучка-Том. – Решается, можно сказать, твоя судьба!..
И Симона, подавляя зевоту и тяжелый вздох, в сотый раз сообщала состав Раздувающего Зелья.
Том едва не провалил собственную Алхимию, волнуясь за Преобразование Симоны. «Ну, не так все и страшно было», - потом делилась она. – «Правда, шкатулка у меня с ежовыми иголками осталась… Том, не надо на меня так смотреть, у других она еще и с лапками была!»
По результатам Симона все-таки оказалась почти отличницей, не считая Защиты от Сил Зла. С МакГонагалл шутки плохи. Недаром, Том прозвал ее Мегерой МакГонагалл!..
Экзамены на С.О.В. высосали из Тома всю энергию. Хоть сдавал он их относительно легко, но только благодаря бессонным ночам и безумным дням зубрежки и практики. Симона всерьез волновалась за Тома - физически невозможно выдержать подобную нагрузку.
(Я – смогу. Ученик будет Мастером, а право Лорда – не только древняя кровь Салазара Слизерина… Наследник не опозорит предка!)
Порой ему чудилось – реальность откололась. Он – растерянная пыль на всех книгах, он – распятый, а насилие над собой – кара лавой в черепе. Он заслужил. И он пройдет все линии до стены бесконечности.
(Меня восславят в веках, подумал он, расхохотавшись замогильным срывающимся смехом. – Восславят, и воспоют имя мое, и поклонятся мне…
И ей.)
Формула, обратная распластанным обрывкам с пометкой «Сиротский приют Уайтчэппел». Я велик, разве еще не все поняли? Экстремальные обстоятельства – грозовые тучи за его черными крыльями. Волдеморт, Крылатая Смерть – даже ангелы с копьями не остановят его. Ни в чем. Никогда. Не сдаваться.
И Стена раскрошится под его натиском.
(Я выдержу, выдержу…)
Выдержал. Его оценки – наивысшие за последние десять лет, о чем с гордостью твердила на каждом шагу Симона.
(Я победил. Я доказал им, что я – не они – лучший! Да свершится!..)
Осознание собственного превосходства – за это стоило заплатить мучительной зубрежкой, алой пеленой перед глазами и жуткой головной болью.
Цель оправдывает средства.
Да свершится.
Симона заболела. Внезапно и достаточно серьезно, чтобы ее уложили в лазарет. Сварливая миссис Линнен объявила, что ей придется пролежать в постели минимум неделю. Семь долгих дней тишины: допуск навещающих строго ограничен по времени.
-Не более часа! – рявкнула миссис Линнен, выгнав взъерошенного Тома буквально взашей. – Правила есть правила! И не надейся на исключение, будь ты хоть трижды Главный Префект!
Крашеная белым дверь больничного крыла хлопнула перед носом Тома. С тем и остался.
Немного посетителей было у Симоны помимо Тома – она отнюдь не Мисс Популярность, большинство учеников за весь год так и не приметило тихоню. Забегала Миртл в очередной раз пожаловаться на Оливию Хорнби и
(намеки – червоточины, они расползаются и обращают веру трухой)
кого-то еще. Заглянул Рубеус. С самыми искренними намерениями порадовать Симону. В качестве повода для радости Рубеус притащил громадного, с крупную собаку, паука. «Его зовут Арагог», - пояснил он, держа разворачивая необъятную мантию, где была завернута «милая зверушка». Симона завизжала, и Рубеус поспешно спрятал питомца.
-Представляешь, Том, - делилась впечатлениями она. – Этот паучище – размером с овчарку! Вот ужас-то!
-Ирландский падальщик, оборотень, паук-переросток – воистину достойная коллекция домашних любимцев! – с умным видом прокомментировал Том. Симона хмыкнула, засунула в рот Всевкусный Боб из пакета, принесенного Томом.
-Фу, укроп, - скривилась она. И, прерывая логику: - Том, выключи свет.
Он послушно махнул палочкой. Светильники погасли. Полумрак окутал их.
-Мне страшно, Том, - горячая ладошка стиснула его запястье.
-Чего ты боишься? – она ощутила, как дернулись его мускулы под кожей. Точно приготовился драться. За нее.
-Не знаю… мне страшно и все, - повторила Симона. – Миссис Линнен говорит, я больна, но это не болезнь… Я – Чувствующая, Том, и я…
Оборвала. В теплых лужицах – лики раззявленных пастей. Зомби с костлявыми пальцами замерли за спиной, могильная сырость и свежая земля покроет ее остывшее тело. Оловянные обручи сомкнули ее, и истлевший пергамент выветривает ее имя. Не паника, не молитвенная покорность. Катарсис глубинной тьмы.
Это ты, Том… Морозящий вкус на губах, осколок черной радуги. Бесконечный кошмар –тоже ты, но я приняла это…
-Я люблю тебя, Том, - прошептала она, обвивая его. Слезы ее, необъяснимые (наверное, температура?) смочили его виски, и он бормотал что-то утешающее, но она теряла цепочку его слов.
-Все будет хорошо, Симона, - твердо сказал он. Мелькнул уголок улыбки.
И снова расплакалась. Хлюпая носом, твердила что-то о Миртл: «Том, она… ты… И этот мальчик, Найджел, Том, ты ведь не мог… Я не хочу верить, но она…»
Том застыл изваянием.
(Будь ты проклята, Миртл!)
-Да не верь ты этой дуре, - он сымитировал праведное возмущение. – Хорошо?
-Угу, - Симона стерла слезинку со щеки. – Но я… боюсь… ее… Ее слов.
(они – болото, приговор моего Дара…)
-Все будет хорошо, - снова проговорил он, обняв Симону - бережно, будто фарфоровую.
Уж он позаботится.
С утра все валилось из рук. Сбился на Нумерологии, чем несказанно удивил Моргейн. Едва увернулся от гиппогрифа на Уходе за Волшебными Существами.
(Черт, ну кто придумал уроки после экзаменов!? И так-то чуть с ума не сошел!..)
Когда Айа Гринтейн участливо справилась «Что сегодня с тобой, Том?», он подскочил на фут, будто застигнутый врасплох за применением Заклинания Круцио.
-Ничего, - буркнул он.
(…особенного. Острие вновь поразит недостойных, а так – ничего)
Последней стояла пара Прорицаний. Том мысленно выругался: не время копаться в будущем. Не смейте подбирать ключиков к Загадке…
(не раскапывайте гробниц - мертвецы покинут убежища и явятся бродить по вашему дому…)
По поводу Прорицаний с Томом солидарны большинство слизеринцев. Та же Айа, украдкой вздохнув в сторону Тома (и почему зеленоглазый красавчик ее игнорирует?), заметила:
-Ни разу не помню, чтобы гороскопы профессора Лаайт сбывались!
-Скорее снег в мае пойдет, - согласился кто-то.
Перекидываясь уничижительными замечаниями, слизеринцы во главе с Томом направились на чердак, где обитала профессор Лаайт. Том залез первым, стукнулся лбом о низкий потолок (его обычный коэффициент везения плюс лишние пять дюймов роста!).
-Здравствуйте, профессор Лаайт!
Ответа не последовало. Коричневая мантия с капюшоном и вышивкой астрологических знаков казалась статуей, замершей в позе лотоса. Слизеринцы топтались на месте. Наконец, Лаайт соизволила оторваться от медитации – коричневая мантия-балахон обнаружила под собой маленькую пухленькую женщину, совершенно не ассоциирующуюся с предсказательницей.
-Сейчас начнется, - обречено протянула Айа на ухо Тому.
-Займите ваши места, - указала Лаайт на коврики.
Подчинились. Протянулась довольно скучная лекция по Хиромантии. Отличник Том, проглатывая все эпитеты в адрес Прорицания, Хиромантии и профессорши лично, тщательно записывал.
Перо соскальзывало.
(Не размышляй, не анализируй… то, что произойдет – должно, и так – правильно…)
Он понял, что его бьет дрожь. Сегодня он вырвет последнюю страницу.
(только так – ты Мастер и Лорд, просто шагни за еще один предел, и разбей все миры…)
Лаайт тем временем перешла от лекции к чтению по руке. Уже подверглась тесту Айа, и профессор, многозначительно блеснув темно-карими глазами, сообщила:
-Твой жизненный путь недолог, Айа Гринтейн. Страшись преломления звездных начертаний, страшись металла в знаках растения...
-Ну вот, настроение испортила, - проворчала девушка себе под нос. Ларс Нотт посоветовал не обращать внимания, с чем Айа охотно согласилась.
Очередь Тома.
Лаайт прищурившись, пристально изучала узкую руку Реддла. Внезапно ее круглое лицо вытянулось:
-Убийца – мертвый мальчик, его поэма сожжена. Красноокий Повелитель воплотится в полночь, но бессмертие обратится памятью ада…
-Бред, - за спиной Тома выдал циничный Нотт.
Том взъерошил волосы. Предсказание царапнуло его. Летучие мыши хлопают кожистыми суставами, а писк сверлит разум.
(не разгадывай Загадок!)
Но Прорицание завершилось, и он выбросил слова Лаайт из головы.
…Бездушным был его расчет. Эмоции на поводок, это – нумерологический логарифм. Рассчитай и используй.
Миртл. Опасна. Ликвидировать.
Финальный барьер – убийство. Прежде он запрещал Монстру убивать, но теперь нет выбора, и цель…
(Вот именно!)
Вариант стирания памяти не сработает – учителя заметят. Отсутствие альтернативы.
Том следил за Плаксой весь вечер. Опять поссорилась с Оливией Хорнби, равнодушно отметил он.
Теперь она побежит в туалет, - решил он. – Она всегда ревет там, что ж, я жду тебя, Миртл…
Он выдохнул Призыв. Существо, спавшее в Тайной Комнате, откликнулось:
-С-с-слушшаюсссь, Хозяин…
-Следуй за мной, - на змеином языке выговорил Том. Ему всегда нравилось разговаривать со змеями. Змей боялись магглы и волшебники – но не он. Ядовитые создания беспрекословно слушались его, даже когда он был ничтожеством.
Он - Особый. Не-Такой-Как-Все.
Избранный.
Избранный имеет право убивать.
Я имею право, - Том незаметным темным бликом очутился у западни-для-Миртл. Его сердце гулко стучало где-то у горла, но план действий выложился кристаллической решеткой. Четкая организованность всегда отличала Тома Реддла на всех контрольных и экзаменах. Он оставался верным себе и теперь.
Зачет Абсолюта.
Миртл проскочила мимо него, заливаясь рыданиями. Партитура рояля: пока играет она, он слушает… и она замолкает, когда он касается клавиш.
Том ухмыльнулся.
Вот и все, Миртл. Ты не ожесточишь Симону против меня.
Ибо Лорд Судеб Волдеморт – твой палач.
…Она прижалась лбом к прохладному кафелю. Обида трепыхалась в груди, слезы застилали очки. Миртл сняла очки, хлюпая носом, принялась протирать их.
Как плохо, что Симона болеет! Не с кем поделиться.
Потом она вспомнила об этом ужасном Реддле. Почему Симона так держится за него? Он ведь…
(чудовище!)
Да, Миртл сама видела, как он применил Непрощаемое Заклятие к Ловцу Гриффиндора. Миртл тщетно пыталась втолковать Симоне – «Том – Зло!», но она на крючке, и ему доверяет больше… А взрослые и того хуже, кто заподозрит лучшего ученика, безукоризненно идеального префекта?
Я. Расскажу. Все. Симоне. Микрогвоздики цементной уверенности. Миртл – экзорсист Симоны, она изгонит слизеринского префекта-демона… поскорей бы она выздоровела…
И помогла с Оливией.
Свежая порция плача накатила на нее.
Внезапно черной зарницей предвестия беды мелькнула длинная узкая тень. Непередаваемые слова пронеслись зловещей инструкцией.
Перепуганная Миртл открыла дверцу кабинки. Около раковины стоял кто-то. Мальчик. Он прикрывал лицо рукавом мантии.
-Убирайся, - хмуро объявила Миртл. – Это туалет девочек!
Высокий мерзлый смех зазвенел в ушах девочки.
Затем перед ней возникли желтые глаза, и странная легкость заполнила каждую клетку ее тела, завертела ее насмешливым ливневым вихрем.
Она умерла.
…Вот и все.
Он брел, потерянный. Будто семьдесят тысяч Ошеломляющих проклятий обрушились на него.
(Убил. Убил человека… не белую крысу индийской кобре скормил…)
Чересчур просто. Чересчур сложно.
Остекленевшие бесцветные глаза, увеличенные очками, маячили перед ним, будто в бреду. Он, кажется, именовал себя Непрощающим? Крылатой Смертью? Но первое убийство выбило из колеи.
Слабак, - Том запрокинул голову. Осознание – многотонный шар, перемалывающий его. Я. Убил. Убил.
Больная пустота расползалась в груди скользкой медузой. Его тошнило. Тягучая струйка слюны у уголка рта Миртл, ее остановившиеся зрачки – его печать Каина.
«Сейчас меня вырвет», - мрачно отметил Том: спазм
(я убийца, я убийца, самолюбивые развлечения – не точка плавления, вот и все, нет дороги назад…)
сдавил его внутри. Слабак, - снова обругал он себя. Эй, самозванный Лорд, неужто дохлая магглокровка стоит угрызений совести? Я – сверхчеловек, я – Наследник Слизерина, не вставай на пути моем, ибо я есмь Всевластье, и я…
(прекрати…)
Том съежился в углу Тайной Комнаты. Он не сумел заставить себя вернуться в гостиную Слизерина. Снова играть роль Хорошего Парня? Когда с фаланг пальцев стекает кровь?
Ты должен, приказал он себе сквозь наползающую муторь.
Но углы саднящей ссадины сглаживались.
Обелиски – в руинах, а древние боги зачислили его в духи разрушения. Он сам выбрал свою стезю, инфернальные пещеры не предусматривают обратного отсчета.
-Ученик стал Мастером, - вслух сказал Том.
Традиционная формулировка прозвучала бессмысленно.
(Симона. Ради нее я совершил это. Ради нее!)
Он не умел лгать себе – но сегодня кривизна послужила целебным зельем.
Правильно.
Выпрямился. Кризис миновал.
Да будет так.
Переполох взметнул вековую пыль Хогвартса. Утром одна из девочек Райвенкло обнаружила мертвую Миртл, и Хогвартс погрузился в бурю паники.
Том на правах Главного Префекта хронически призывал к порядку и соблюдению хотя бы элементарных правил. Тщетно, большинство толклось вокруг злополучного туалета, сочиняя сказки одна страшней другой. Диппет даже не изображал, что ситуация под контролем. Смерть гремела костями, и блики свечей пахли гарью пожарищ.
Департамент Магии выслал бригаду троллей, те угрюмо маршировали вдоль и поперек исполинского здания Хогвартса. Диппет предлагал поставить на стражу дементоров, и только Дамблдор отговорил директора от столь крайней меры. Без специального дозора и эскорта передвигаться по училищу запретили, доступ в больничное крыло перекрыли вовсе. Последнее вызвало у Тома много отрицательных эмоций, но он счел за лучшее потерпеть.
(Прости, Симона… Несколько щепок – занозы, но я расчищаю лес нам с тобой…)
Даймонд Малфой испытывал перманентное желание сгинуть подальше в присутствии Реддла. Или пасть ниц пред ним. Параллельно он торжествующе шептался насчет «Чисток Крови», и только получив прямой приказ от своего Лорда, замолчал.
Так – в бушующем смерче пограничного состояния, у обрыва натянутой тревоги и разверстой гробницы – пронеслись три дня.
А потом явилось новое испытание.
В лице директора Диппета и угрозы магглского приюта. Том давно написал заявление-просьбу, дабы его (и, разумеется, Симону!) оставили на летние каникулы в Хогвартсе. Он полагал, что проблем не возникнет. И выкопал сам себе яму.
Залитое багрянцем солнце скатывалось к сумеркам. Он стоял у окна, его размышления витали где-то в заоблачных высотах. Он уже свыкся с мыслью «Я – убийца», пожалуй, немного гордился собой. Чувство вины, терпкое, будто осока, вязко оседало на языке, но терпкость почти приятна. И он – воистину Хозяин.
-Реддл, - назвала фамилию Моргейн.
-Да, профессор? – Том повернулся на сто восемьдесят градусов.
-Директор хочет видеть тебя, Том Реддл
Том подчинился. Отсчитал положенное количество поворотов, постучал.
-Войдите.
Том вошел.
-А, Реддл, - Диппет вертел в руках его заявление.
-Вы хотели меня видеть? – нотка волнения сбила его голос.
-Садись, - Диппет указал на стул. – Я прочитал твое письмо.
Том сел словно на булавки. Ногти впились в мягкую плоть ладони. Напряжение звенит лопающейся струной.
-Мой дорогой мальчик, я не могу разрешить тебе остаться в школе на всё лето. Ты, видимо, не хочешь поехать домой на каникулы?
-Нет… Я с удовольствием останусь в Хогвартсе вместо того, чтобы возвращаться в этот... в этот... – во рту пересохло. Снова – туда, где он – нуль, где нет магической власти, где не заступиться за себя? И Симону… к Ричарду ее не отправят, но если в приюте ей суждено пройти тот же путь, что и ему?
Осколки рассыпались алмазной пылью. Полумесяцы – следы от ногтей заполнились сукровицей.
(это кара!?)
-Ты живёшь в детском доме магглов? – уточнил директор.
-Так точно, сэр, - покраснев, ответил Том.
-Ты – магглорожденный? – допрос продолжался. Том пригнулся. Реагенты разъедают изнутри. Оберни листовым железом.
-Наполовину, сэр. Отец - маггл, мама – ведьма, - выделил последнее слово.
(я – Наследник Слизерина, я – величайший из магов, вы все – прах предо мной!)
-А твои родители...
- Моя мама умерла сразу же после моего рождения, сэр. В детском доме мне
рассказали, что она успела назвать меня Томом, так же, как звали моего отца, и
Марволло, так же, как звали моего дедушку, - заученно отбарабанил Том. Ему приходилось отвечать на подобные расспросы… каждый раз они рвали незаживающий ожог, но кому какое дело, верно?
-Дело в том, Том, - вздохнул Диппет. - Что мы могли бы устроить тебя на лето, но
при данных обстоятельствах...
-Вы имеете в виду все эти нападения? – слова Тома скатились капельками дождя. Понимание, мучительное, предсказанное. Он проклинал себя – за то, что не оказался достаточно предусмотрительным.
Директор подтвердил. Говорил что-то о безопасности в детском доме, о намерении Министерства закрыть Хогвартс… Том растерянно, вполуха улавливал выжженные руны висельного
(Симона, она погибнет в приюте! Я не сумею защитить ее там, они растопчут нас обоих, они сожрут нас, о будь проклято все!…)
приговора.
Том сглотнул слюну:
-Сэр... Если бы этого человека поймали, если бы это всё прекратилось...
-Что ты имеешь в виду? - спросил Диппет, выпрямляясь на стуле. - Реддл, ты что-нибудь знаешь об этих нападениях?
-Нет, сэр, - мгновенная ложь.
Разочарование с микроэлементами успокоения:
-Ты можешь идти, Том…
Том деревянно зашагал к выходу. Коловерть отчаяния липким клубком слепила его разум. Незримо, он метался загнанным в алые флажки волком. Как вырваться из западни?
(ты сам захлопнул эту мышеловку!)
Да. И сам обязан распахнуть ее.
Надеяться не на кого. Таковы законы Войны.
Том на негнущихся ногах, автоматичный,
(захлебывающийся)
шел по темному коридору Хогвартса. Забыл про палочку, не включал освещения. Что делать? – дергалось нарывом. Он закусил губу – дурная, почти исчезнувшая привычка давала о себе знать.
Что делать?
Уголком бокового зрения заметил паучка, оплетающего паутиной рыцарские доспехи.
(паук…)
(«У него есть огромный паук, - приглушенный болезнью голосок Симоны. – С овчарку!»)
(пусть вместо меня… НЕЕ!.. в западне сгинет другой… Паук – вот ответ! Подстановка неизвестных в уравнение…)
Он распрямился, свернул в левый коридор.
Он грыз губы в оскаленной решимости. Очнулся только от солоноватого привкуса во рту и возникшего из ниоткуда Дамблдора.
-Что ты здесь делаешь так поздно, Том?
-Мне нужно было увидеться с директором, сэр.
-Ну, тогда торопись в постель. Тебе лучше не скитаться по коридорам в эти дни. До тех пор, пока... – взгляд-лезвие продернул Тома.
(кто оставит зазубрину на черном клинке?)
Том поежился. И все-таки продолжил свой путь.
Он бежал до подземелий, двигаясь неслышно, точно змея в траве. Целеустремленно. Все или ничего, он ставит ва-банк. Финальный бросок.
Тяжелая дверь не скрипнула – он приоткрыл ее, и обнаружил того, кого следовало. Здоровенного болвана-третьекурсника. Тот судорожно пытался спрятать Нечто…
(ты никогда не отличался умом, Рубеус… впрочем, сочти за честь, что тобой воспользовался Лорд Волдеморт!)
-Добрый вечер, Рубеус! – Том Реддл захлопнул двери кабинета Алхимии. Изнутри.
Тот закрыл собой шкаф:
-Что ты здесь делаешь, Том?
Реддл едва не расхохотался, уловив дрожь в тоне великана:
-Всё кончено. Мне придётся доложить о тебе, Рубеус, они хотят закрыть Хогвартс, если нападения не прекратятся
-Но ты же...
(что – я?)
-Я не думаю, что ты хотел кого-то убить. Но монстры - плохие домашние
животные. Я думаю, что ты просто выпустил его размяться, а он... – фальшь сквозила изо всех щелей. Пожалуй, он переигрывал.
-Он никогда никого не убивал! – Рубеус попятился, за его спиной раздалось царапанье.
-Ну же, Рубеус, -Том приблизился на полшага. - Родители убитой девочки
завтра будут здесь. Самое малое, что Хогвартс может сделать - это уверить их, что существо, убившее их дочь, обезврежено.
(ах, я забочусь о магглах, выродивших Миртл… ха!)
-Это был не он! – закричал Рубеус. - Он не мог! Никогда!
-Отойди, - Том махнул волшебной палочкой. Люмос – и оранжевый луч вспорол мрак. Из шкафа грузно вывалился мерзкий паук. Том едва не вскрикнул от отвращения, но тут же кинулся сражаться с отвратительной тварью.
Тут Рубеус всей массой навалился на Тома: «Не трогай его!», и паук заспешил прочь…
-Все кончено, Рубеус! – заорал Том, отпихивая гиганта. – Все кончено!..
Для тебя...
Глава 7Отважного префекта Слизерина награждали без помпы. Дамблдор настоял на неразглашении тайны Рубеуса Хагрида и его монстра, остальные охотно поддержали его – предпочтительнее замять дело, принести соболезнование родителями Миртл… и забыть.
Диппет лично вызвал Тома в кабинет, сбиваясь, поблагодарил его за избавление от опасности.
-Реддл, учитывая обстоятельства, ээ… полагаю, ты понимаешь, тебе не следует рассказывать о твоем… гм… расследовании…
-Да, сэр.
Вот и все. Короткий разговор и блестящая награда. Том отказался забирать ее себе, оставил в Хогвартсе. Вместе с учителями, он мечтал поскорее забыть о…
(преступлении)
Вынужденном решении. Так политкорректней.
Он выскользнул из кабинета директора, вздохнул с облегчением. И заспешил в больничное крыло, едва не подпрыгивая: фельдшер Линнен, уставшая от расспросов Реддла насчет Симоны утром буркнула: «Все нормально с твоей Симоной! Сегодня выписываем!» Вот Том и торопился к ней, предварительно рассовав по карманам шоколадных лягушек, Всевкусные Бобы и тыквенные пирожные.
Он столкнулся с ней у входа.
-Симона, ты… - улыбаясь, начал Том. И осекся: девочка была мертвенно-бледна. Но не от физической аномалии.
-Том… - прошептала она, отворачиваясь. – Том, я все знаю…
-Что… - точно кожу содрали.
(ну почему?…)
-Том, ты убил Миртл, - негромкие слова испарили его, словно падение звезды. Рассчитай по звездам преддверие Апокалипсиса. – Ты убил ее. И подставил Рубеуса.
-Нет! – он кинулся к ней, но девочка оттолкнула его прикосновения.
-Том, это я виновата, - печальна ночь в ее зрачках. Ночь оплакивает его, Тома. – Я. Все из-за меня, да?..
-Нет, что ты! – простонал Реддл. Залит кислотой, а безысходность жуткого понимания выламывает суставы. – Нет, Симона, пожалуйста…
Она отвернулась.
-Я лгала себе, Том. Я верила, по-настоящему верила, что это не ты… Но я больше не могу лгать... Прости меня, моя Загадка, я разгадала тебя…
(истина – это боль. Вот правда, вот конечное значение всех загадок…)
Ярость
(выхода нет, выхода нет)
смешалась с мукой – Том выкрикнул:
-Да, я – убийца, я – извращение, выживший аборт. Да, я ненавижу магглов, я ненавижу собственного отца… Я рассказывал тебе… Но почему ты винишь себя?! За что?!
-Я не сумела исцелить тебя, Том. Я спряталась от правды, но она покинула логово и съела меня.
-И теперь ты отвернешься от меня?!
(именно так. Ты не заслуживаешь ее, мальчик-Лорд, мальчик-чудовище. Одиночество ненависти – пожухлый пепел и надгробные камни, кроме мрака да не узришь ты ничего!)
-Нет. Я не смогу, Том. Никогда.
Влажная дрожь в темно-синих, словно обратная сторона луны, глазах. Полупрозрачное исхудавшее личико – образ ангела в церкви. Ангелы чисты, и невинность родилась очистить Отверженного. Ее миссия провалена, но ангел…
(скажи это)
-Я люблю тебя, Том.
Рыдание исказило признание. Она метнулась прочь. В ночь, в пустоту Хогвартса.
-Симона, подожди! – растерянно позвал Том. Ринулся за девочкой, но момент упущен. Симона умела видеть в темноте, Том – гораздо хуже. Недобрая, не по-июньски мрачная ночь встретила его насмешливым ожиданием. Затянутая тучами луна лыбилась кривой рожей. Окей, герой, как насчет спасения принцессы? Так ли ты могущественен?
-Симона!!! – зашелся в вопле Реддл.
Нет ответа.
-Симона, пожалуйста!
Нет ответа.
Запретный Лес, - подумал он, и подобный ядовитой поросли, страх врос в него цепкими корнями. Она побежала в Запретный Лес, - возникло болезненное осознание.
(ну почему, почему я такой неудачник? Почему нельзя, чтобы все обошлось нормально, я сломал мои клыки, потому что моя тень выстрелила в меня серебряной пулей, Симона, я люблю тебя, Симона, прости меня, я причинил тебе горе, я – Волдеморт, Крылатая Смерть, я – диссонанс магической параллели, но я – твой, я согласен на все, только вернись, Симона, умоляю, вернись, Симона Симона Симона…)
Запретный Лес ощерился, выставил непролазные чащи, похожие на иглы дикобраза. Том поскользнулся на влажной траве, покатился под откос какой-то поляны. Зловредная деревяшка вынырнула из-за угла, об нее он вывихнул ногу.
Прихрамывая, пытался бежать. Боль в растянутых связках – сечение иной галактики.
-Симона!
Шелестящее молчание служило реакцией. Деревья шептались, издеваясь над Томом, словно магглы в приюте. Сравнение обрело завершенность, когда Реддл, снова неловко запнувшись об узловатый корень, порвал мантию и плюхнулся носом в сырую, с ароматом меди и ночных растений, землю. Грязь налипла на волосы, ногу немилосердно дергало.
Условия задачки. Он звал Симону, как слепой в толпе, тыкаясь в равнодушно-язвительные
(мир ненавидит тебя, как и ты – его…)
стволы исполинов-деревьев. Неназванные существа шушукались за спиной, нетопыри и дикие филины вспархивали перед Томом.
(слышишь, я раскаиваюсь, только ответь!)
Том тревожил Запретный Лес заветным именем, но обладательница не откликалась.
-Симона, прости меня! Пожалуйста, ответь, ты ведь здесь!.. Симона, Лес опасен!..
Он угрожал и умолял, но угрозы – рассевшиеся клепки безнадеги, а мольбы ударялись с сухим треском о кору безмолвных стражей Леса.
Метания Тома – циклическая вероломная игрушка. Враги посадили его наживку.
(Симона, откликнись!)
Твари Запретной Зоны манипулируют душами, они сцапали девочку и ослепили его, вырвали ему глотку - дабы он не сумел вернуть ее себе.
(Нет! Нет! Симона!..)
…Бессвязный бред поисков Тома изрешетил три часа его жизни. Он выбился из сил, ступать на больную ногу не представлялось возможности. По щеке стекала струйка темно-бордовой грязи с налипшими прошлогодними листьями. Хромая, он доплелся до поваленного бревна, опустился на него, тяжело дыша.
-Симона, - шепот на Истинном Наречии. Неосознанно. Сомнабулическая оторопь овладела им, нервно-паралитическим газом сковала мысли.
(это не со мной, не реально… сухие иглы в волосах и дергающий жар в ноге – кошмар, больше никакой Защиты от Сил Зла перед сном, я проснусь, а Симона встретит меня за завтраком, моя девочка-тень, и я сожму в руке ее крохотные пальчики… «Я никому тебя не отдам, Симона!» А она кивнет: «Да, Том. Я знаю», и все тернии – шелк, если она рядом)
Тернии
(моего пути)
Перетруженые растянутые связки – цепочка у тоннеля беспамятства. Не провалиться.
-Симона!
-Чшшшто прикажжшшешшь, Повелительссс, - Истинное Наречие Реддла было услышано.
Он стряхнул с себя навь. На плече уютно примостилась миниатюрная темно-бурая змейка.
-Ты видела Симону? – тупо спросил он.
-Девочшшка в беде-сссс, - с полуслова поняла Змееуста змея. – Чшшужак поймал ее-ссс… Торописссс, Повелитель…. Торописсссссь…
Том соскочил, точно сотня демонов лизала его пятки. Бурое тельце змейки заскользило по росистой траве предутреннего часа. Темнота распахивала веки.
-Быссстрее, - приказал Том.
-Здесссь, - промолвив решающее слово, провожатая скрылась в чащобе.
Он выскочил на небольшую полянку, оптимистично обещавшую редение Леса. И условным рефлексом хищника схватился за волшебную палочку.
-Симона, - Том отступил.
(Призраки из-под кровати, заросший мхом страх восстает из саркофага…)
Змейка была права.
Он нашел ее.
Она попала в беду.
Тома ждал Ричард. Сдавив тонкую шейку девочки мозолистыми загрубевшими пальцами.
-Отпусти ее, вонючий маггл! – взвыл Том. Он вскинул палочку, намереваясь снова сшибить кузена Симоны заклятьем покрепче. Но Ричард был готов к атаке.
-Только дернись – она умрет, - хмуро заявил Ричард. Том заметил серовато-изломанный блеск в костяной оправе. Нож.
(цепи с крошащейся ржавчиной – это навет отсеченных, ты не перейдешь реку…)
Ричард обхватил горло Симоны, она дышала с хрипом – брат пережал голосовые связки вместе с трахеей. Другой рукой он удерживал блестящую в полулунном свете полоску. Все мои вены – узелки в тебе, подумал Том. Заклинание не опередит серую линию.
Сам Ричард выглядел средневековым монахом, удалившимся от суеты мира и беспрестанно «умерщвляющим плоть». Он похудел, кожа загрубела, покрылась ссадинами и мозолями. Уродливо обросшие патлы сально липли к впалым щекам.
Том встретился взглядом с самым непримиримым врагом. И Ричард выдержал ненависть Тома, а тот – едва не отшатнулся.
Сумасшествие – гипертрофированное эго распятия.
-Отпусти ее! – исступленно проорал Том, распугивая птиц с шелестящих веток.
-По делам твоим да воздастся, - изрек Ричард. Лохмотья грязной рубашки сползали с плеч. Огромный крест на груди таился безобразным наростом. – Волею Господа явился я, Его Именем да казню грешников, да изгоню Сатану!
Том отступил на шаг. Терзание – блики у ресниц.
-Ты не мог найти ее! – костяшки пальцев Тома хрустнули: сжал кулаки. Примесь блекло-лазурной, детской обиды: «Все неправильно!» – Ты же маггл! Магглы не могут приблизиться к Запретному Лесу!..
Ричард захохотал.
-Демон, ты никогда не постигнешь Замысла Божьего! – пророкотал он. Симона дернулась, но брат крепче прижал челюсти. – Ты осквернил святыню, но ты сгинешь, ибо сказано…
-Замолчи!.. – не выдержал Том. Ричард опасен, да, фанатизм – кривое зеркало инстинктов, цитаты из этой лживой книжонки – плевки, а плен Симоны – девятый круг ада. Прекрати постукивать в дно лодки… Шторм собирает его дань.
-Демон, демон! – Ричард покачивался вперед-назад, точно совершая ритуал. На мгновение палец соскользнул с шейки Симоны, и Том успел заметить пятно синяка. «Разотру тебя в порошок, святоша вшивый!», - подумал он.
Бессилие – шок. Палочка в кулаке, судорога свела пригвожденные мышцы. Уничтожение –его стихия… Нельзя. Нельзя – Ричард опередит, ибо конечные отметины лучей у него. Диагонали событий – тусклый отблеск ножа. Прямые пересеклись.
-Демон, внемли: я был таким же, как ваша омерзительная раса, но я отрекся от Зла, и очистил себя от мерзости, - нараспев, будто читая молитву, выводил Ричард.
-Сквиб, - скривившись, выплюнул Том.
-Нет, - экстатическая религиозность перебита. – Колдун. Так же, как и ты! Мои родители – были демоны, и ее, - он толкнул Симону, девочка едва удержала равновесие. – Ее тоже, но забрал я ангела, что явился к духам, и покинул я логово зла… Только я один из рода моего сумел очиститься, остальные же предаются пороку колдовства и поныне!.. Будь проклята Именем Святым греховная семья Поттеров, но узнай, Демон: Ричард Поттер – разящая молния Господа Иисуса!..
-Поттер, - только и вымолвил Том. В прошлом году некий Генри Поттер закончил Хогвартс к несказанной радости Реддла: Поттер был наиболее опасным соперником, перманентная битва расчерчивала каждый час. И – снова Поттер!..
(как я ненавижу их!)
-Ты убил родителей Симоны? – внезапно сообразил Том.
Холодная дрожь обернула его кольями. Вспышка – и запыленная мозаика оживлена узором, но картинка – синоним преисподней, извилистая кромка звенящего последнего шага.
-Я освободил их души от греха колдовства, ибо сказано: «Ворожеи не оставляй в живых!»
Оперение тонкого визга – два следа от зубов.
-Ах ты!..
Она укусила его, сообразил Том. Ричард ослабил хватку, расколотая болью
(это он, он, палач!)
фигурка девочки ринулась в сторону, макромолекулы большого взрыва образуют галактики, склеивая нимбы архангелов… Симона – рассыпающаяся статуэтка слез.
(бесконечный кошмар – туша реальности)
Том бросил себя к ней
(я успею… успею…)
-Ненавижу тебя, Ричард! – детский крик смешался с расплескивающейся алым зарей восхода. Страх скукожился, уполз в крысиное логово. Ричард – отнимающий. Том – спаситель.
(Опоздавший?)
(Том, пожалуйста!)
Взрывной волной хлынула боль в вывихнутой ноге, он едва не споткнулся, но…
(сейчас я коснусь ее, и все плохое исчезнет… кто-то тут говорил о молниях, что ж, я призову молнию на твою голову…)
(!!!Ричард?!?)
Победа – окончательная, хоть и приправленная трагедией – клетка с драгоценной птицей.
(Том, помоги!…)
-Том!..
-Получи, ведьма! – восход был ножом, и нож обрел червеобразную псевдожизнь. Брызнула струйка крови из сонной артерии, моментально кровь залила кожу Симоны, перекрасив ее в индианку. Она медленно стала сползать на землю, дыхание прерывалось радужно-багровыми пузырями. В каждом из них блестело солнце.
-Не-е-ет!!! – палочка выскользнула из рук Тома, воткнулась в ворох прошлогодних листьев. Жасмин и ночные океаны объяты Всемирным потопом.
-Я люблю тебя, Том, - прошептала Симона остывающими губами. –Я люблю те…
-Получи, ведьма, получи ведьма, - не останавливаясь, закинув голову к ярко-голубым восторженным, июньским небесам, повторял Ричард. Он улыбался – бессмысленно и трансцендентно. – Ворожеи не оставляй в живых, ворожеи не оставляй в живых, ворожеи…
-Авада Кедавра! – из кончиков ногтей Тома выбились зеленовато-серебристые, будто горькая трава полынь, лучи. Он весь вложил себя в эти лучи, и крошащаяся атомная преагония – его полынная горечь, его безысходность и завершение любой надежды. Серебристая зелень незаживающих шрамов – это он, каленое железо не вырвет из него умирание, но кара умиранием
(я не уберег тебя, Симона! Небо – единый глубинный морок выпавшего кинжала…)
обязана длиться бессмертием, так надо, так…
Эластичная удушливая пыль деформировала легкие, но вой волка, лишившегося подруги, засушен растоптанным цветком между источенных страниц.
Ричард повалился с сухим треском, как срубленное дерево. Том больше не замечал его, он обнимал Симону, ее кровь заливала лицо, руки, одежду Тома, смачивала испаряющимся теплом волосы. Он целовал ее, смыкая замершие веки. Безумие сгущалось, безумие – осенний дождь и буран Антарктиды.
(Симона, почему?!.. Почему?! За что?!)
Он слишком затерян в этом белом безмолвии, а радужные блики солнца играют в каждой капельке крови. Кровь – моря забытой планеты, но Том изгнан из всего живого…
Поцелуи впечатывались в мертвое тело взмахами полета. Их ячеистая сеть – геометричная асимметрия надгробного камня. Правильные ромбики выкладываются пасьянсом. Том запутался в сети.
Кто-то включает поезда, разбитые коленки и йод, но гусеницы ползают в расщепленных сердцах.
У Тома улей в груди.
Словно сотня дементоров обступила. Скользкие пальцы провели по лицу, предсмертный хрип - его затмение…
Том не плакал, но
(кровь, так много крови…)
его глазницы – провалы в багряную тьму, и ничего ныне, кроме тьмы, не узрит он. Карусель меркнувшего сознания высасывала его душу, вместе со всем человеческим, искренним и живым, что еще оставалось в Томе Реддле.
Мука заполонила Вселенную, боль – это биллионы солнц, чарующая игра рояля остановившегося дыхания. Надвинулась черта, когда ошметок любой ассоциации с мукой казался кощунством. Они были сшиты в единое целое, но теперь все нитки стыдливо прячут отрубленный пушок.
Он стискивал холодеющее тело девочки, шептал ей что-то, но рационально-паутинная опухоль его не-разума грызла: «Все кончено, Реддл. Все кончено, Волдеморт!» Ты – один, и теперь навсегда. Вглядись же в успокоившийся навеки океан ночных глаз, и пойми, что единственная любовь – могила с медным ароматом.
Том молчал. Ни крика, ни стона. Окаменение, - слепым, распластанным уголком мысли, распятой и насмехающейся, подумал он. – Вот оно – Окаменение, никакие мандрагоры не спасут его. Ее – ибо она – это он.
Умереть – нельзя. Нет, он обязан жить и мстить. Ненависть – это единственное, что еще держит его, и теперь – только ненависть овладела им, сто рабов у пирамиды возведут гимн останкам. Белые лилии и фиалки сожраны Библией.
Демон и крестоносец не поделили одну Тень – и она отошла в царство теней. Вот жестокая легенда и пыточный каламбур.
«Ненавидь ближнего своего» – первая Заповедь-без-права-выбора Тома Реддла. Волдеморта.
(Симона, я люблю тебя…)
«Убей. Магглов и Магов. И Поттеров!» – вторая.
Крылатая Смерть – это он. И душа вытекла вместе с ее последним вздохом. Кровь запекается на напряженно вытянутом теле. Он заражен ее раной, и он не излечится никогда.
(Ничего не осталось… Голодный красноокий вакуум затягивает болотной трясиной…)
Как… больно…
Окровавленный чужой – и собственной - смертью Том, молча, беззвучно кривя рот в страшной гримасе страдания, хоронил Симону на потаенной поляне Запретного Леса. Никогда не придет он на затерянную могилу, и каждый день будет раскапывать ее, наблюдая что осталось от смеявшихся для него губ.
Время платит нам сырой землею.
А он – будет платить смертями за свою уничтоженную Любовь.
Новый день счастливо золотился в кронах деревьев, и птицы радостно пели дифирамбы солнцу, и никто не упоминал о реквиеме по трем погибшим сегодня.
Первая – спит у корней исполинской сосны.
Второй – гниет, непогребенный.
А третий выбросил из груди зачеркнутое, такое ненужное теперь сердце.
«Вот и все».
Лорд Волдеморт, Смерть с оборванными крыльями, развернулся в сторону Хогвартса, и, прихрамывая, направился к нему.
Через много-много лет профессор Дамблдор, давно уже директор Дамблдор скажет мальчику по имени Гарри Поттер:
«Если есть что-то, чего не понять Волдеморту, так это любовь».
Дамблдор был прав.
Почти.
Было одно живое существо…
