Узница

Глава 3

Судорожно вздохнув, Гермиона открыла глаза, возвращаясь из мира снов. Она не знала, который час, не знала, какое время суток и даже какой сейчас месяц. Узница давно потеряла счет дням, ведь сложно помнить о времени, когда то и дело проваливаешься в забытье. Да и солнечный свет в сюда не проникает. Девушка обвела взором камеру и увидела стоящую перед дверью грязную тарелку с какой-то похлебкой. Медленно поднявшись с подстилки, Гермиона подошла к миске и прикоснулась к шершавой стенке. «Теплая. Значит, сейчас утро или вечер…» - машинально подумала она. Есть не хотелось, как обычно. Узница иногда съедала пару ложек лишь для того, чтобы можно было существовать. Наверное, она сильно похудела, да и в целом выглядела ужасно. Но в Азкабане редко кто задумывался о своем внешнем виде. Не до того. Да и немногие узники сохранили рассудок, чтобы размышлять о чем бы то ни было. Как не сойти с ума, когда днем и ночью являлись Стражи, возжелавшие забрать счастье и надежду, чудом теплившуюся у самых стойких.

У Гермионы тоже была надежда. Надежда на то, что все выяснится и ее отпустят; на то, что кто-то придет и заберет ее отсюда; на то, что хоть кто-то верит ей и отрицает ложь. С каждой минутой, с каждым днем надежда угасала. Она есть и сейчас, но немногое осталось от той веры, заполняющей сердце своим теплым светом. Надежда узницы спрятана в самом укромном уголке души от Стражей и даже от нее самой, во избежание соблазна полюбоваться ей, тем самым выпуская эмоции, неизбежно привлекающие дементоров.

Прислонившаяся к стене гриффиндорка почувствовала усиливающийся холод, на который тело отозвалось уже привычной дрожью.

- Дементоры, - неслышно выдохнула она и перевела взгляд на тарелку с похлебкой. Жидкость уже начала заледеневать и должна бы даже потрескивать, как при легком морозе. Но звук поглощается стенами, не успевая достичь самых чутких ушей. Порой Гермионе казалось, что она больше никогда не услышит ни голосов друзей, ни звон колокола в Хогвартсе, возвещающего о начале урока, ни скрип пера по пергаменту. Звуки исчезли даже из ее снов. Странно было видеть каких-то людей, говоривших что-то друг другу и не слышать слов. Да и сны, к тому же, стали черно-белыми, из них исчезли и яркие краски. Темнота и тишина. Они получили абсолютную власть над узницей, и та уже не сопротивлялась. Она устала сопротивляться, да и не видела в этом смысла. Даже будь у нее такая возможность, Гермиона не стала бы больше говорить о своей невиновности, доказывать это с пеной у рта, как поступила бы раньше. Нет. Зачем? На суде она уже убедилась, что все решили до нее и без нее.

Похлебка уже покрылась тонкой коркой льда, а на стенах камеры тускло поблескивал иней – единственное, что привлекало внимание девушки. Она старалась не думать ни о чем, чтобы не «приманить» дементоров и чтобы пытка продолжалась недолго. Но сознание Гермиона потерять успеет – слишком уж невыносимо то, что проносится у нее перед глазами при появлении Стражей. Когда-то ей казалось, что Гарри, слышащий предсмертный крик матери и зловещий хохот Лорда, испытывает тяжелую муку. Но гриффиндорка и представить себе не могла, насколько тяжела она была. Постоянное нахождение дементоров поблизости делает человека еще более чувствительным, и можно быть даже за каменной стеной и железной дверью – Стражам будет так же удобно высасывать кусочки твоей души, как если бы ты стояла совсем рядом с ними.

Ушедшую было в свои мысли Гермиону отрезвила резкая головная боль, сжимающая виски с невиданной силой. Они близко. Перед глазами помутнело, и в памяти стали нечетко проявляться сменяющие друг друга воспоминания. Битва в Министерстве, летящий в Гермиону фиолетовый луч, за которым следует адская боль… Письмо с просьбой приехать домой… Разгромленный коттедж, на полу в большой комнате – израненный отец… Его последний судорожный вздох… Окровавленная Джинни на полу… Искаженное злобой лицо Рона, кричащего проклятья в адрес бывшей подруги… На этом обычно все заканчивается и узницу привлекает в свои объятия столь необходимое забытье, с уходом дементоров переходящее в сон.

Через несколько часов девушка постепенно пришла в себя и снова села на подстилке, прижавшись к все еще холодной стене грязной щекой. Очередной сон, очередной кошмар. Или это было на самом деле?

«Вот бы сейчас зелья для сна-без-сновидений…Можно даже несколько флаконов. Все равно вряд ли поможет: не будет снов – останутся дементоры. Выхода нет. Нет пути, нет и лазейки к спасению. Но даже если бы она и была, то зачем это нужно? Куда мне идти?»

Еще год назад мечта о быстрой и безболезненной смерти, как о спасении, показалась бы ученице пятого курса гриффиндора абсолютно ненормальной. Но Азкабан меняет людей. Он мог даже очень сильных духом превратить в нечто, похожее на растение или, наоборот, в разъяренного сумасшедшего, кричащего страшно, душераздирающе: кто-то сходит с ума скоро, другие еще некоторое время слушают крики и вопли этих ненормальных, а затем повторяют их путь к сумасшествию: сны и воспоминания перемешиваются, и сложно понять, что из этого происходило на самом деле, а что было создано воображением.

Гермиона не слышит криков, но они все еще сохранились в ее воображении. Страшные, оглушающие, исходящие из самого сердца, выворачивающие душу наизнанку крики. Так почему же она до сих пор нормальна, если можно так назвать состояние, в котором пребывала узница? Почему же голова светла, а мысли, хоть и путаные, глубоки? Ведь девушка попала сюда совсем юной. Может, ее щадит сама Судьба? Или какой-то неизвестный заступник на небесах или еще где.

Но не стоит надеяться на то, что этот кто-то вдруг вытащит ее из Азкабана, вернет Джинни, примирит ее с Роном и его семьей, уберет все воспоминания о заключении, уничтожит Волдеморта. Нельзя создавать Мечту, ведь когда она развеется, станет больнее, чем было. Нужно смириться, не ждать, не помнить, не чувствовать, не ощущать. Но все равно хочется во что-то верить, на что-то надеяться, о чем-то вспоминать. Ведь заключение не вечно. Ей нужно выжить здесь всего десять месяцев. Десять месяцев, затем она обретет свободу, выйдет из каменной клетки и отправится… Куда? Домой? Горько усмехнувшись, Гермиона прикусила губу и запрокинула голову, не давая незваной слезинке скатиться по щеке. Нет больше у нее дома, места, где она провела свое детство, куда с радостью возвращалась на каникулы, где готова была прожить всю свою жизнь. Даже свой Патронус девушка создавала, вспоминая тихий вечер у камина в кругу семьи. А сейчас одна мысль о доме вызывает дрожь. Отец… Его пытали перед смертью, видимо, хотели что-то узнать. А может быть, поиздеваться над «ничтожным магглом» для развлечения. Теперь это уже не так важно. Остается лишь надеяться, что мать, которая пропала в тот же день, жива и просто сумела убежать и спрятаться. Она-то наверняка не поверит всем обвинениям и будет знать, что Гермиона не могла совершить ничего подобного.

Интересно, сколько времени прошло с момента ее ареста? И сколько дней ей осталось провести в Азкабане? А может (при одной мысли об этом все внутри сжимается в ужасе) ее хотят оставить здесь навсегда? Или про нее забудут? Пусть даже пока она сумела сохранить рассудок, кто знает, сколько протянет Гермиона, если всю жизнь будет обречена оставаться в заключении?
Первый месяц она не могла поверить в то, что с ней произошло, узница металась по камере, царапала злосчастную дверь, пыталась кричать, отказывалась верить в то, что все это наяву. Гермиона готова была бороться за свободу. Она хотела добиться спрведливого суда. Пересмотра ее дела. Она изо всех сил молотила слабыми кулаками по железной двери, разбивая костяшки пальцев в кровь, но все равно не могла дозваться кого-то, способного ей помочь. К камере подходили лишь дементоры.
После на нее обрушился весь груз понимания случившегося. Она наконец осознала, что своими руками убила Джинни, и не важно, что ее сознанием в тот момент управлял кто-то другой. Именно ее руки обагрены кровью сестры Рона. Именно она произносила заклинание. Именно из ее уст вырывались последние слова, которые слышала в своей недолгой жизни Джинни Уизли. Невинная девочка, второй раз ставшая жертвой Волдеморта. А его ли? Но в тот момент Гермиона не задавалась таким вопросом. Ее мучило другое. Ей снились сны, возвращавшие девушку в радужное прошлое. Каждый раз она готова была поверить, что в ее жизни не было одиннадцатого июня и всех последовавших за ним событий. Но все надежды исчезали, как только она открывала глаза, просыпаясь. И еще больнее становилось от этих снов, на несколько часов дарящих кусочек счастья.
Неимоверные усилия потребовались на то, чтобы справиться со своими снами и страхами. Да, узница понимала, что причастна к гибели сокурсницы и подруги, пусть неблизкой, но ведь это не Гермиона стремилась убить. Ею манипулировали. Но кто? Кем был тот человек в плаще, которого успела заметить гриффиндорка перед тем, как он оглушил ее? Как он оказался в том коридоре? Как смог забрать контроль над телом девушки и вынудить ее убить Джинни? Гермиона могла бы поклясться, что никогда прежде не встречала заклинание, часть которого услышала, когда показалась в поле зрения неизвестного. Кем бы этот человек ни был, он очень силен, ведь любое заклинание или ритуал, управляющий сознанием или телом человека очень сложен. Даже Империус не под силу слабому или несовершеннолетнему волшебнику. Но это лишь самое популярное и простое заклинание. Многие ритуалы требуют присутствия сразу нескольких магов, обладающих достаточно высоким уровнем способностей. И даже их эти ритуалы сильно изматывают. Значит, тот, кто напал на нее и убил младшую Уизли, не ученик Хогвартса, хотя он мог бы быть кем-то из семикурсников, например, со Слизерина. Мысленно узница перебирала в памяти всех ,кто мог бы подходить на роль убийцы и терялась в догадках. Она не могла понять главного: почему ее потребовалось подставить и вывести из игры? Кому и чем она помешала? Или, может, она случайно оказалась там и убийца был вынужден заметать следы? Но почему тогда гриффиндорка так долго блуждала по школьным коридорам? Нет, все было спланировано, ее ждали. И дождались.

Узница прижалась щекой в ледяной стене. Ее слегка потряхивало: сон на каменном полу и воспоминания, вызванные дементорами, не способствуют покою и душевному равновесию. Внезапно железная дверь приоткрылась и по глазам полоснул свет, не слишком яркий, но достаточный для того, чтобы на время ослепить привыкшую к полной темноте девушку. Немного привыкнув к свету, Гермиона, болезненно щурясь, обнаружила в дверном проеме высокую фигуру, которая направила на себя палочку, что-то бесшумно произнесла и затем, сверяясь с листом бумаги в руках, вслух произнесла, обращаясь к узнице:

- Гермиона Джейн Грейнджер, камера 265. Была заключена 13 июня. Срок – десять месяцев. Приказом номер 7483 освобождена по истечении срока заключения. При признании колдомедиком психически нормальной может быть выпущена из Азкабана. – Аврор перевел взгляд на дрожащую узницу, судорожно сжимающую пальцы, и продолжил: - Вы меня понимаете? Следуйте за мной.