Глава 2Берти с Алом приехали поздно вечером. Даже совсем ночью. Было уже темно, и я не знала, что делать: идти спать страшно, а сидеть в гостиной я устала... Тетя Тильда тоже, наверное, спать хочет, что ей тут со мной торчать...
И тут хлопнула входная дверь, и вошли они. Я бросилась Берти на шею, так что он сумку свою уронил прямо на ногу Алу, но тот только ойкнул. И заговорил с тетей Тильдой. А Берти сразу увел меня в мою комнату. Хорошо, там мама больше не лежала, тетя Тильда ее куда-то отволокла.
Берти не стал расспрашивать, что случилось, я ему сама рассказала. Но сначала вспомнила про бедняжку Матильду, про которую все забыли – и я, и тетя Тильда. Что же ей – из-за этого всю жизнь без руки ходить? И то вспомнила, когда Берти меня спросил:
– А что ты Матильду с собой таскаешь?
Тут я и вручила ему куклу и попросила починить. А то как она замуж будет выходить сломанная?
Берти достал палочку, сказал «
Reparo!» – и готово: Матильда уже целая и улыбается как ни в чем не бывало. Вот еще меня бы он так починил, а то каждый раз когда ОНО находит, во мне как будто что-то ломается.
– Берти, – говорю я, – я правда не хотела, мама вошла без стука и стала на меня злиться... Ты же знаешь, как я этого не люблю. Я не хотела, чтобы она совсем...
Я не знаю, что сказать дальше, и боюсь, что это «дальше» разозлит меня снова. Но Берти не мама, он спокойный и надежный, он просто сидит рядом и одной рукой сжимает мою ладонь, а другой обнимает за плечи. И мне так тепло и уютно, как ни с кем больше. Вот бы целый век так сидеть рядом с ним... и никуда не отпускать, особенно в этот их Хогвартс. Он – Берти то есть – никому не нужен так, как мне.
– Не отпускай меня, – шепчу я тихо-тихо. А брату кажется, что я плачу.
– Ш-ш-ш... – успокаивает он меня, совсем как маленькую – но на него я не обижаюсь. – Я знаю, что ты не хотела. Теперь мы с Альбусом будем жить с тобой. Ты согласна?
– Я хочу с тобой, – говорю я. – Но Ал ведь хотел куда-то ехать?
Берти смеется.
– Куда он поедет, он теперь глава семьи. А мне школу надо закончить, будь она неладна...
– А ты не езжай в школу. Пусть Ал уезжает, а мы с тобой останемся вдвоем, будем пасти коз и играть в куклы.
И тут Берти снова смеется – громко и очень заразительно. Так что и я смеюсь вместе с ним.
– Меня такая перспектива устраивает, – говорит он, отсмеявшись, – а ты представь себе, как Альбус пас бы коз! Или доил...
Мне тоже становится смешно.
– Он их всех перепугает, и у них молоко пропадет! Давай лучше ты не поедешь в школу, а, Берти?
– Хорошо, – серьезно говорит он, – я подумаю.
На следующий день хоронили маму. Мне было страшно, я пряталась за Берти, держала его за руку и старалась лишний раз на гроб не смотреть. Кроме нас и тети Батильды, был Эльфи и еще один приятель Ала. Он был не в мантии и выглядел очень странно. Берти сказал, что его зовут Фредерик Черелл и он тоже собрался куда-то ехать, только не с Эльфи, а один.
Я очень боялась, что они будут меня расспрашивать, потому что я даже Алу не могу рассказать того, что говорила Берти. Но они не стали: им тетя Тильда все рассказала. Они больше интересовались тем, что Ал теперь будет делать, и жалели, что он не сможет никуда поехать. Мне очень хотелось сказать, что я вполне обойдусь и без него: у меня есть Берти. А может, раз Ал уже не вернется в школу, он разрешит мне туда поехать вместе с Берти? Хотя нет – кто тогда за козами будет следить? Они же разбегутся.
Но Берти мне сказал, чтобы я сидела тихо и ни к кому не лезла, потому что нам не нужны лишние проблемы. ...Я, что ли, проблема? Если на меня не кричать и не злить, то никаких проблем со мной не будет. Я даже не против, если Ал останется с нами, хоть и говорит много. На Ала злиться невозможно, он или занудный, или забавный. Чаще всего – забавный, особенно когда его просишь сделать что-нибудь совсем простое – например, подмести пол, – и он смотрит так непонимающе, как будто только что с неба свалился.
За обедом Фредерик завел разговор о том, что магия – это не так просто и не так хорошо, как мы думаем. Мне очень хотелось ему сказать, что он правду говорит, вот и я тоже очень всего этого боюсь, но я промолчала, потому что меня не спрашивали. Меня никогда никто не спрашивает... Как же они собираются узнавать, что я думаю? Наверное, им просто неинтересно, ЧТО я думаю... И Берти огорчился бы, если бы я влезла куда не просят. Так что я только слушала.
– И почему вы так цепляетесь за магию, – говорил Фредерик, – если можно вот так вот в один прекрасный день умереть от неправильно сработавшего заклинания?
– Как будто у магглов несчастных случаев не бывает! – возразил ему Эльфиас. – Ты сам рассказывал, что кто-то из твоей родни с лошади упал!
– Потому что лошадь ногу подвернула как раз над обрывом! Не надо было носиться сломя голову в опасных местах!
– Ну, и с заклинаниями то же самое: если знать, как их применять, никаких несчастных случаев не будет!
Спорили только Фредерик и Эльфи, Ал не вмешивался, лишь смотрел на них и улыбался рассеянно. А когда думал, что на него никто не смотрит, улыбка становилась озабоченной. Или совсем пропадала.
– Я семь лет в Хогвартсе проучился, а ощущение такое, что узнал только самую малость. Откуда мне знать, с чем еще я могу в магическом мире столкнуться – и что это меня не убьет? Каждый раз, когда берешь в руки палочку – как будто на необъезженную лошадь садишься!
– А почему тогда у меня этого не бывает?
– Да потому что для тебя это – как должное, а для меня нет! Ты себе рамки уже установил, потому что живешь в них с рождения! А я, да и все магглорожденные, – нет! И кто поручится, что попытка выйти за рамки не закончится вот так?
– А зачем ты тогда вообще в Хогвартс пошел, если не хочешь быть волшебником?
– Да откуда же я знал? Мне было одиннадцать лет, ко мне пришла профессор Фортескью и предложила поступить в школу, про которую никто ничего не знал. Да какой мальчик в одиннадцать лет откажется от столь заманчивого предложения? Но если бы я знал, что меня на каждом шагу будут грязнокровкой обзывать, разве я пошел бы? Альбус, а ведь твоя мать тоже магглорожденная? Я же говорил!..
Он так и не пояснил, что он говорил, потому что его перебил Берти:
– Фредди, по-моему, ты слишком много выпил. Сходите-ка подышите свежим воздухом.
Они пошли во двор, все трое, а тетя Батильда вспомнила, что ей надо срочно ответить кому-то на письмо, и тоже ушла, и мы остались вдвоем.
– Ну, не идиот ли! – громко заявил Берти.
– Ты про Фредди? Он не идиот, он хороший!
– Пусть хороший, но ведет себя по-идиотски! И все из-за Блэков, которые точно идиоты!
– Мой Сириус хороший! – убежденно сказала я.
– Так то твой, а то настоящие Блэки... Ладно, – Берти махнул рукой, – я не нанимался лечить ближних своих от идиотизма. Тем более не своих, а Альбусовых.
– А ты уже подумал? – вдруг вспомнила я.
– О чем? – не понял Берти.
– Поедешь ты в школу или нет.
– Еще думаю. То есть Альбус думает. А он до-олго будет думать, у него мыслей много, он их все сразу думать не успевает.
И мы рассмеялись и хохотали долго, пока Альбус с друзьями не вернулись. Фредди был растерянный и очень смешной, а Эльфи какой-то смущенный. Ал сказал, что у нас был слишком тяжелый день и пора расходиться. Я спорить не стала. Пора так пора.
* * *
В тот день, когда мы с братом вернулись домой, мы почти не спали. Я уложил Ариану – она, бедняжка, так и рухнула на кровать не раздеваясь, в обнимку со своей любимой Матильдой... Я ее заботливо укутал одеялом, посидел еще немного, чтобы убедиться, что она совсем заснула, и пошел вниз, в гостиную.
Пока мы мчались домой, пока я обнимал и успокаивал Ари, как-то не было времени спокойно подумать, что делать дальше. И как мы втроем теперь будем жить. Ну, думает у нас за всех Альбус, это у него «превосходно» по всем предметам, а я просто чувствовал злость. На идиотизм окружающего мира и на тех, кто в нем обитает. Маму было жалко, но Ариану – еще жальче. Ну сколько раз я маме говорил: не кричи на нее, не заставляй ее делать то, что она не хочет, не считай ее ненормальной, в конце концов!
А ведь Ари выросла. Очень. Подумать только – на зимних каникулах я этого не заметил. Впрочем, мы и расставались тогда на три месяца с хвостиком... А вот через полгода... Я ожидал увидеть ребенка, а увидел и обнял – девушку. А ведь в Хогвартсе девчонки с четвертого курса уже вовсю о мальчишках шушукаются и записочки посылают. И мне тоже писали. Да только без толку! Я их вообще не замечаю: они только хихикать и умеют, и еще обижаются. Ну и дуры. Из них ни одну с Арианой рядом не поставить – хоть они и здоровые, и талантливые. Ари тоже талантлива... могла бы быть.
Батильду мы выпроводили почти за полночь, причем пришлось этим заниматься мне, потому что они с Альбусом увлеклись совершенно посторонним разговором. Как можно говорить о методах обнаружения каких-то там чар, когда тут такое произошло, и никакие их теории не помогли и не помогут? Ну не идиотизм ли?
Когда она наконец-то ушла, братец сначала налил себе еще чаю, потом предложил мне. Я машинально согласился, хотя ничего уже не хотелось.
– Как там она? – спросил Альбус.
Спасибо – вспомнил!
– Нормально, – я пожал плечами. – Спит. Скажи, ты что дальше делать собираешься?
– Как что? – Он даже удивился. – Останусь здесь. А ты вернешься в Хогвартс. Тебе надо школу закончить.
– Зачем? Я переживу и без школы.
– Ты несовершеннолетний! Ты не можешь быть здесь хозяином!
Мне стало смешно. Нет, у моего братца определенно что-то с мозгами не то. Они, несомненно, есть, но немножко не там. Получить «Превосходно» на всех экзаменах – это еще не показатель ума.
– Ты про применение магии? Ну, во-первых, я и без магии кое-чего могу, а во-вторых, у нас полдеревни волшебников, кто определит, что колдовал именно я?
О том, что можно определить место совершения волшебства, а не конкретно волшебника, мне рассказал Лайонель. Он, может, столько «превосходно» и не получит, но зато голова у него в нужную сторону работает. Если, конечно, он не думает в данный момент о квиддиче, потому что тогда у него голова превращается в бладжер. Или квоффл, вечно я их путаю, сколько он меня ни учит. Потому что у меня в голове ненужные вещи не задерживаются, только нужные.
– Я не могу оставить вас тут вдвоем с Арианой, – заявил Альбус. – Если даже мама не смогла с ней справиться...
А вот такие заявления я ненавижу. Не был бы он моим братом – получил бы по морде.
– А не надо считать ее ненормальной и источником постоянной опасности! Это живой человек, а не самовзрывающийся котел!
– Самопомешивающийся? – переспрашивает Альбус. – Самовзрывающихся не бывает, разве что у твоего приятеля Уизли...
– А ты Лайонеля не трогай, он поумнее тебя будет!
Вот чего не люблю – когда к словам придираются. Какая разница – самовзрывающийся, самопомешивающийся... Суть в том, что Ариана – живой человек, а не магический артефакт с неизвестными свойствами. А мама ее именно так воспринимала, и Альбус, пожалуй, тоже. Я допускаю, что Альбус не совершит такой ошибки, как мама, да у него и характер другой. Но Ариана все равно почувствует, как к ней относятся, и кто знает, что в следующий раз может вызвать приступ? То-то же. Вот я знаю. Только наш юный гений все равно не поймет, потому что тут не формулами из учебника думать надо.
Альбус оставил в покое тему котлов и Уизли и сообщил:
– Я разговаривал с Батильдой, она считает, что мама погибла из-за того, что не справилась с хозяйственными заклинаниями.
– Мама? – усмехаюсь я. – Да кто ж в это поверит?
– А кто ее хорошо знает, кроме нас с тобой да Батильды? А она же поверила.
Идиотизм. Полный идиотизм. Чтобы мама – да не справилась? С чем-чем, а с заклинаниями она справляется безошибочно. Со всем неживым она справляется безошибочно. С животными – постольку поскольку. А с людьми не справляется вообще. Батильда этого не замечает, потому что она вся в своих книгах и теориях, и даже если мама неосторожным словом ее заденет, ничего не заметит или забудет через пять минут. Простила же она тот раз, когда пришла к нам знакомиться, а мама ее выставила! А вот Ариана не простит и не забудет, она все воспринимает мгновенно и близко к сердцу.
Но Альбус, кажется, считает, что это я идиот. Он постоянно так считает, хоть и не говорит.
Я замотал головой: не верю, и все тут.
– Мы не можем сказать правду, понимаешь ты или нет? – возмутился братец, которого я, похоже, вывел из себя. – Может, ты еще веришь в то, что наш отец любил убивать магглов?
– Да как ты смеешь?!
Альбус перехватил мою руку и проговорил раздельно и спокойно:
– Кендра. Не. Справилась. С хозяйственными. Заклятьями. Или – так, или наша сестра – убийца. Дошло? Маме теперь уже все равно, а как насчет Ари?
Тьфу. Идиотизм. Полный идиотизм. Опять приходится молчать или говорить полную неправду... а что еще делать? Вот почему Альбус это умеет, а я нет?
– Иди спать, – сказал он, отпустив мою руку. – Завтра столько хлопот. То есть уже сегодня...
Я пошел в свою комнату, но ложиться не стал. Не хотелось. Думал сначала о братце, потом о маме, потом об Ариане... Злость берет не только от того, что с ней стало, но и от того, как мама с Альбусом к ней относятся. То есть нет. Относились. Надо привыкать к тому, что мамы больше нет. И все из-за того, что меня в тот момент не оказалось дома...
Мерлин, как мне не хочется уезжать ни в какой Хогвартс! То есть пока я не уеду, а за два месяца мне, может, удастся Альбуса уговорить... Когда он поймет, что хозяйничать в доме – это не статейки в «Трансфигурацию сегодня» пописывать. Дипломов и наград за это не дают. А зря. Чем это занятие хуже любого другого? Вот маме я бы диплом не дал – за то, что Ари до приступа довела. Насчет Альбуса – посмотрим, как он себя будет вести. Пожалуй, и правда стоит на пару дней смотаться к Лайонелю, пусть этот юный гений попробует с домом сам управиться. Не хочется бросать Ариану... но всего-то два дня! Тем более я еще хотел поговорить с миссис Уизли по поводу саженцев, которые мне обещал Лайонель. Совиной почте и тем более Альбусу я такой деликатный вопрос не доверю, мне надо своими глазами посмотреть.
Даже если этот подающий большие надежды волшебник заставит меня ехать учиться, заканчивать все семь курсов я не собираюсь. Я имею полное право покинуть школу сразу после СОВ. Лайонель собрался учиться дальше, но это потому, что ни в одну квиддичную команду его в шестнадцать лет не возьмут. А я ни в какую команду не рвусь, мне и ждать совершеннолетия нечего. А колдовство в доме вполне можно списать на соседей – даром мы с теткой Батильдой забор в забор живем? То-то же!
На следующий день были похороны. Слава Мерлину, ничего страшного не случилось, за исключением того, что Черелл надрался и понес всякую чушь про магию и магглорожденных. При Ариане-то! Но она только сидела, улыбалась и в разговор не ввязывалась. Если бы Черелл ее хоть чуть-чуть разозлил, получил бы от меня по морде. К счастью, крайних мер применять не пришлось, я намекнул на то, что тот перебрал, и отправил их во двор. Они даже не пытались возразить, какого дементора я ими командую. Такого и командую, что они, когда увлекутся, обо всем на свете забывают, а я нет. Черелл хоть и магглорожденный, а спеси не меньше, чем у Блэков. Я бы вообще этот идиотизм, называемый похоронами, устраивать не стал: почему мы должны позволять кому-то глазеть на семейное горе? Но нет, видите ли, так положено. Кем положено? Альбус так и не сказал. Я готов был уже заявить, что положить я хотел на то, что положено, но решил братца приучать постепенно. Пока что он оставался в твердом убеждении, что еду приготовили невидимые домашние эльфы и дом убрали тоже они.
Но на следующее же утро Альбусу пришлось распрощаться с иллюзиями. Рано утром я поймал его на пороге комнаты, где он собрался уединиться с книжкой, и заявил:
– Пошли за водой.
– Зачем? – Он удивленно посмотрел на меня ярко-голубыми невинными глазами.
– Затем, что я тебе колодец покажу. А дальше ты сам будешь ходить.
Он еще раз на меня посмотрел и сказал ожидаемое:
– А «Aguamenti» не проще ли?
– Не проще! – рявкнул я. – Наколдованную воду только для хозяйственных нужд использовать можно, а пить я предпочитаю из колодца! А лучше – из родника, но он далеко. Я тебе его потом покажу.
Бедный Альбус! Потом я его несколько утешил, сказав, что ничего не имею против применения магии в домашнем хозяйстве и готов научить его нескольким необходимым заклинаниям. Братец попытался возмутиться тем, что я использую чары в пятнадцать лет, но это возмущение было скорее ради порядка и напоминало трепыхание рыбы, вытащенной из воды. Кстати о рыбе: на рыбалку я его тоже потащу. С удочкой, а не с палочкой, потому что в Годриковой Лощине не только волшебники живут.
Ариану было просто не узнать. Ей доставляло несказанное удовольствие, как я потешаюсь над Альбусом, так что и она начинала его потихоньку поддразнивать. Он не возражал. Возразишь нам, пожалуй!
Теперь, когда на Ариану никто не кричал и не заставлял ничего делать, она слушалась меня беспрекословно. Ну, то есть не то что слушалась – я ей ничего и не приказывал, но такого, чтобы ее звали куда-то против воли, как при маме, уже не было. Она посвятила меня в подробности жизни всех кукол и даже пригласила меня на свадьбу Сириуса и Матильды. Альбуса мы звать не стали: решили, что ему будет неинтересно. А мне было интересно, причем я смотрел не столько на кукол, сколько на Ариану. Мне не нравится этот ее красавчик Сириус, она с ним носится, как в Хогвартсе все носятся с Альбусом. Да еще и обозвала Блэком! Если бы она хоть одного Блэка видела, то не стала бы любимой кукле такое имя давать. Блэком я нашего козла зову. За то, что наглый и черный. Иногда, если разозлюсь на него, – то Профессор Блэк. Братец этого еще не слышал. И хорошо, что не слышал, а то с него бы сталось ляпнуть Финеасу. Ари, наоборот, зовет козла Профессором, ей это кажется забавным.
Нет, если она так любит своего Сириуса, пусть с ним играет. Но чем я его хуже? Я что – урод? Перед сном битый час перед зеркалом крутился, чтобы убедиться в том, что не урод. Хорошо хоть, что я не рыжий, как братец, а то смотрелся бы совсем по-идиотски. Ариана у нас светленькая, Альбус рыжий, а я ни то, ни се – волосы ни светлые, ни темные. Цвета гнилой соломы, я бы сказал. И вечно растрепанные, потому что я не сижу целый день за книжками в отличие от некоторых.
Мне-то на свою внешность наплевать. Когда я один. Но когда я с Арианой... Ведь она – красавица. Намного красивее всех своих кукол, как бы она ими ни хвасталась. И что-то в ней такое за эти полгода проклюнулось... у меня слов нет, чтобы это назвать, а тем более – объяснить... Альбус слова нашел бы... только лучше ему этого не знать, наверное. А то еще решит, что это у Ари обострение ее болезни. Или что я от нее заразился.
А и правда – что со мной?..
То, что со мной творится что-то определенно не то, я понял в первую же субботу после нашего приезда.
Это была первая суббота в осиротевшем доме. Еще не устаканилось хозяйство. Еще Альбус не понял, что он – взрослый, по-настоящему взрослый, а не просто совершеннолетний; и я все еще думал, что самое сложное с Арианой – это не доводить ее до приступов или удерживать от них...
Я так думал ровно до субботнего завтрака, непозволительно позднего, но накануне мы умотались. Альбус прихлебывал чай вприкуску со свежими научными сплетнями из толстенного периодического издания, а я гадал, заметит ли он, если я сыпану ему в чашку соли вместо сахара.
И тут вдруг Ариана напомнила:
– Сегодня суббота!
– И что? – не понял Альбус, отвлекшись от своего высоконаучного журнала, который ему с утра притащила сова.
– А купаться?
– Ну, купайся, – добродушно разрешил Альбус и снова уткнулся в журнал.
Ну вот, скажите, кто еще из англичан способен быть одновременно гением и идиотом? Только Альбус. А может, и не только из англичан...
– Меня мама всегда купала, – укоризненно заявила Ариана.
– Ал, ты соображаешь, что говоришь? Что значит «купайся»? Ей же одной не справиться – ни воды натаскать, ни подогреть... Ей помочь надо.
Альбус глянул поверх журнала уже на меня. Он решительно не понимал, в чем проблема.
– Ну так помоги.
Ванну я вымыл – как в тумане. Налил воду, согрел, развел настой укрепляющих трав... приготовил мыло, мочалку, полотенце. Ариана стояла у дверей, прислонившись к косяку, и наблюдала за моими действиями.
– Готово! – буркнул я, не узнавая собственный голос. – Залезай. – И отвернулся, как делал всегда, дожидаясь, пока она переоденется ко сну и заберется в кровать, готовая слушать очередную сказку...
Плеск воды подсказал, что я ей больше не нужен, и я направился к двери и уже взялся за ручку – запирать ванную комнату изнутри на задвижку не было нужды: никто бы к ней не зашел...
– Берти, ты куда?
От неожиданности я обернулся. Ариана опиралась подбородком на руки, сложенные на бортике ванны. Концы намокших волос веером расплывались по воде у нее за плечами. С этими роскошными волосами не увязывался жалобный взгляд.
– А кто мне голову поможет вымыть?
– Я... ты... мы... – Боюсь, что я не был достаточно красноречивым. В отличие от Арианы.
– Мама мне всегда помогала вымыть волосы. И ополоснуть. И спинку терла...
Я сглотнул.
– Ты... это... ты мойся пока, а я тут буду, рядом. Когда понадоблюсь – позовешь.
Ари просияла, и я вышел.
И прямо тут и сел – на пол возле двери. Как сторожевой пес. Ноги не держали, сердце готово было выпрыгнуть – только теперь я понял, что переживает Ариана после своих приступов. Я вспомнил, как нас учили правильно дышать, и попытался для начала успокоить дыхание. Ведь Ари нужна моя помощь – а какой из меня помощник в таком состоянии?
Я вспомнил, как в детстве помогал купать сестренку: мама мне разрешала, когда мы были маленькие. И ухватился за эту мысль изо всех оставшихся душевных сил: Ариана – маленькая! Маленькая! Маленькая! Я повторял это, как заклинание.
А здравый смысл напоминал о девчонках – ее ровесницах, которые перебрасывались записочками на истории магии и обменивались рецептами приворотных зелий.
К Мерлину здравый смысл!
Ариана – моя маленькая сестренка!
Я вызвал в памяти уроки Защиты – но подходящих заклинаний не вспомнилось. Зато перед глазами теперь вовсю резвились наяды – духи источников – ожившие картинки из учебника; и у всех были лица и волосы Арианы. Я с ужасом понял, ЧТО будет моим боггартом на следующем курсе...
Из-за дверей тоненький голосок позвал:
– Берти!
«Волосы, – сказал я себе. – Только волосы!»
И вошел.
Хочешь рассмешить Мерлина? Расскажи ему о своих планах.
– Берти, – сказала Ариана, перекидывая на грудь мокрые тяжелые волосы и поворачиваясь спиной, – потри мне сначала спинку, пожалуйста...
В этот раз самовнушение сработало. Я сосредоточился на конкретных действиях: повозил мочалкой по торчащим лопаткам (худоба юного девичьего тела вызвала лишь острую жалость и ничего больше), вылил пару ковшей на волосы, подал полотенце, помог выбраться из ванны, поддержал, чтобы не поскользнулась на мокром полу и выпроводил наверх. А сам остался наводить порядок в купальне и в собственных мыслях. Ведь это был первый раз – но не последний же! И уж если мы собрались заменить Ариане мать – заменять ее придется во всем, в том числе – и в том, чего не предвидели...
Но на Альбуса я все равно был зол. Хотя сам же первый его к Ариане и не подпустил бы.
Дня не проходило без того, чтобы Альбусу совы не приносили гору писем. Я отпускал его заниматься своими великими делами только после того, как убеждался, что он уже способен помыть посуду, прополоть грядки и вытереть пыль со шкафа. Коз я ему еще не доверял. Письмо от Лайонеля пришло только спустя пару недель. Он оказался умнее всех: не стал выражать никаких соболезнований, а пригласил на матч по квиддичу.
Конечно, хорошо было бы взять Ариану с собой... но это было рискованно. Она очень боится большого количества людей, даже если она будет со мной, какой-нибудь идиот из толпы одной репликой или взглядом способен ее вывести из себя. И не я ли хотел потренировать главу семьи в полевых условиях?
А вот Лайонеля приглашать к нам я не планировал. Не из-за того, что пришлось бы врать, – ему-то как раз можно было сказать и правду, – но не хотелось его знакомить с Арианой, и все тут. А вдруг она ему понравится? Или он ей? И что я с ними тогда буду делать?
