Глава 1Автор: Ассиди
Бета: Black Tiger, Sige
Категория: гет
Пейринг: Ариана Дамблдор/Геллерт Гриндельвальд, Геллерт Гриндельвальд/Альбус Дамблдор, Аберфорт Дамблдор/Ариана Дамблдор
Рейтинг: PG-13
Жанр: драма
Дисклеймер: Отказываемся от всего. Ибо канон.
Саммари: Жаркое лето 1899 года в Годриковой Лощине: трое в доме, не считая Гриндельвальда.
Предупреждение: Слэш, намек на инцест. POV Арианы и Аберфорта
Примечание: Фик написан на битву «Канон vs AU» на «Астрономической башне».
Задание: Авторский фик 1А – Преступная любовь
Внимание! Фик закончен, но выкладывать буду по главе в день, чтобы все успели прочитать. Проду не клянчить!
Фик можно обсудить в моей авторской теме http://www.hogwartsnet.ru/forum/index.php?showtopic=9726
Я НЕНАВИЖУ красный цвет. Мама этого не понимает. Меня вообще никто здесь не понимает, кроме Берти, а мама уговорила его уехать в школу, чтобы без него мною командовать. Я объяснила ей, что ненавижу все красное. А она решила, что, раз у меня в комнате зеленые занавески и песочное покрывало на кровати, то я могу быть довольна. Она даже свою бордовую мантию сменила на фиолетовую. И никак не возьмет в толк, что мне еще не нравится. А то, что у нее даже слова красного цвета, она НЕ ВИДИТ. Берти это можно растолковать, а маме – нет. А с Алом вообще говорить бесполезно: он скажет несколько длинных слов и убежит к своим книжкам. Еще и думает, что своими словами все может описать, особенно если они ОЧЕНЬ длинные.
Я бы поехала в школу вместе с Берти, но мама меня не пускает. Не больно-то мне их учеба нужна – замуж можно и неученой. Между прочим, у тети Батильды мужа нет, и мама говорит, мол, это оттого, что она такая умная, – говорит, конечно, когда думает, что я не слышу, чтобы я при тете Батильде не повторила. А я что – дура, что ли, чтобы такое повторять? Проговоришься – и потом взрослые будут оглядываться и никогда больше при тебе ничего полезного не скажут... Ну, я-то просто хотела быть рядом с Берти, но Ал заявил, что так нельзя. В этом они с мамой заодно. И против меня. Ал сказал, что в школе надо учиться, а раз я младше Берти на год, то мы с ним окажемся на разных курсах, а может, даже и на разных факультетах, и я вообще его видеть не буду. Ал иногда бывает еще хуже мамы. Потому что умеет прикрывать глупые мысли умными словами. Ну как мы с Берти можем оказаться на разных факультетах? Мы же с ним – как две половинки одного целого. Нас нельзя разделять надолго. Но Ал – не красный, он темно-золотой, иногда – глубоко-синий. И ему бы все книжки читать, а меня он не замечает. Но иногда это даже хорошо. Он лучше, чем мама, которая никак не может оставить меня в покое.
Я знаю – мама считает, что я ненормальная. Только мне не говорит, как будто я сама не догадываюсь! Когда я вижу, что она так думает, то начинаю злиться и прошу, чтобы мама ушла куда-нибудь подальше. А она меня не понимает. Она думает, что, если я ненормальная, за мной нужно следить. А чем больше она за мной следит, тем больше я злюсь – и тогда действительно делаюсь ненормальной и сама себя пугаюсь. Мне от этого плохо.
На Берти я никогда не злюсь. Если он хочет, чтобы я что-то сделала, я это делаю и без уговоров. Он никогда не кричит, как мама, и не злится. И не считает меня ненормальной. И его я не боюсь, в отличие от мамы. Ала я немного боюсь, но меньше, чем маму. А тетю Батильду вообще не боюсь. Она сама меня боится, считает слабым и болезненным ребенком и все время приносит мне конфеты. А потом уходит к Алу, и они долго разговаривают своими длинными и непонятными словами. Ну и пусть разговаривают, главное, чтобы на меня не кричали и не входили без предупреждения.
Я очень не люблю, когда Берти с Алом в школе, а мы остаемся вдвоем с мамой. Мама считает, что меня одну надолго оставлять нельзя, а я, наоборот, считаю, что меня нельзя надолго оставлять с мамой. Я люблю сидеть в своей комнатке – пусть она и маленькая, зато мне в ней хорошо и спокойно. Я люблю играть в куклы. То есть это мама говорит «играть». Она не понимает. Наверное, просто забыла, что они живые. Конечно, забыла, я ведь для нее тоже почти как кукла. А у нас с ними – своя жизнь. И вовсе не кукольная. Но об этом я никому не рассказываю. Этого точно никто не поймет.
А еще я люблю рисовать. Ал подарил мне маггловские краски, он назвал их странным словом – «акварельные», а когда я попросила объяснить, растолковал так запутанно, что я одно поняла: он и сам не знает, как правильно. Но краски все равно хорошие. За это я простила ему, что он не обращает на меня внимания. Еще он подарил мне много книжек с картинками, но я боюсь, когда картинки движутся, потому что мне все время кажется, что они меня дразнят. И тогда мама подарила мне книжки с неподвижными картинками, а пока она их искала, я провела целый день с Берти, и это было просто замечательно!
Берти должен скоро приехать из школы. Один, потому что Ал собрался куда-то с Эльфиасом Дожем. Эльфи я несколько раз видела, он очень смешной. Похож не то на птичку, не то на одуванчик. Я его даже нарисовала. Берти понравилось, а Ал не понял. Я его попросила рисунок Эльфи показать, но он забыл, наверное. Он много чего забывает.
Мама опять злилась – она, наверное, хотела, чтобы Ал заехал домой, а зачем? Дома ему скучно. А нам с Берти и вдвоем хорошо. А мама все равно злится. Когда она злится, я тоже злюсь, потому что НЕНАВИЖУ красный цвет, а злость красная. КРАСНАЯ! Когда я злюсь, все вокруг тоже становится красного цвета и куда-то падает. Мне становится страшно, и я закрываю глаза. А оно все равно падает. Мама говорит какие-то странные слова, от них мне становится еще страшнее, и я кричу... А не надо меня злить! Вот сколько раз Берти ей говорил, чтобы на меня не кричала! Все без толку, потому что мама любит красный цвет, а я нет.
Я сижу у себя в комнате и играю в куклы. Матильда выходит замуж за Сириуса Блэка. Матильда у меня давно, я ее всегда так звала. У нее голубые глаза и золотые волосы, и она очень красивая. Сириуса мне подарила мама, а имя – Ал. Ну, то есть я от него это имя услышала, и оно мне очень понравилось. Берти говорит, что Блэки слишком задаются, и вообще, они слизеринцы, а слизеринцы все плохие. Но мой Сириус хороший, потому что он не слизеринский, а мой собственный. У него густые длинные черные волосы, черная мантия и белая рубашка. Он никак не мог выбрать, на ком ему жениться: на Матильде или на Элизабет. Элизабет темненькая и со вздернутым носиком, вид у нее всегда немного обиженный. А разве Сириусу может понравиться обиженная девушка? Ему нравится, когда девушка улыбается, как Матильда. Поэтому он женится на Матильде, а Элизабет и другие куклы пришли к нему на свадьбу. Я ее, может, потом тоже замуж выдам, только придумаю за кого. Женихи еще есть.
Ал как-то сказал, что может сделать, чтобы мои куклы сами двигались и говорили, но мне это не надо. Я боюсь, когда что-то само двигается, а говорить я и сама могу.
К свадьбе я их всех нарядила в лучшие мантии. Матильде я надела бусы из жемчуга. Из одной большой нитки я сделала несколько маленьких – для кукол. И ленточку голубую в волосы вплела. На стол у окна я постелила салфетку, очень красивую, с вышитыми розочками. Матильда в последний момент застеснялась и не хотела праздновать свадьбу, но Элизабет ее уговорила.
И только я поставила их обоих на салфетку и собралась начать церемонию, как дверь открылась и вошла мама. Почему она входит без стука? Я ей уже говорила, но она меня не слушает!
– Ариана, пойдем обедать.
Почему я должна идти обедать? Я не хочу есть! Пусть она обедает без меня! Пока я там буду обедать, Элизабет, того гляди, уведет Сириуса прямо из-под носа у Матильды.
– Не хочу! – ответила я и отвернулась к окну. Вокруг жениха и невесты у меня были разложены бумажные цветы, которые я мастерила весь вчерашний день. Голубые, желтые, фиолетовые и даже розовые, только красных не было. И на салфетке розочки тоже не красные, а почти голубые.
– Чем ты таким занята? Никуда от тебя твои куклы не денутся!
– Денутся! – Я поворачиваюсь к маме и сжимаю кулаки. Ну когда же она наконец поймет?! – А ты почему опять входишь без стука?
– Ариана, ну что ты! – Она пытается улыбаться, только я вижу, что на самом деле она злится. – Идем обедать.
– А я сказала – не хочу! – Я тоже злюсь. – Мама, не входи ко мне в комнату без стука! И вообще не входи! Ты же видишь: я занята!
За спиной раздается глухой стук: это Элизабет теряет равновесие и падает. Ну вот, она мне еще куклу уронила! Ну зачем она приходит, когда ее не просят? Я сижу и играю, и есть не хочу, а если захочу, то приду и скажу сама, и не надо входить в мою комнату и меня отвлекать! И не хочу я ни обедать, ни видеть маму вообще, пусть она вместе с Альбусом едет путешествовать, а я буду целый день играть и никто мне мешать не будет!
– Что с тобой? – Мама пытается подойти ко мне, я отступаю, стискивая Элизабет так сильно, что удивительно, как она не ломается.
– Выйди из комнаты! – кричу я. – Я не хочу обедать! Я ничего не хочу!
Ага, заставишь маму так просто уйти! Она считает, что она тут самая сильная! Она считает, что может мною распоряжаться! Еще кричать на меня будет! И волшебной палочкой махать! Этого я точно не позволю! И не надо мне говорить «успокойся», вот когда она выйдет, я успокоюсь, а при ней я не могу успокоиться, потому что она вся красного цвета, а я НЕ-НА-ВИ-ЖУ КРАСНЫЙ ЦВЕТ!! Я сама из-за нее становлюсь красного цвета, и все вокруг тоже, а мне этого не надо, мне надо, чтобы меня никто не трогал, я так красиво сделала цветы, и нарядила кукол и...
Все вокруг дрожит
И становится очень тяжелым, как будто вот-вот свалится мне на голову. И потолок, и весь дом, хотя моя комната на втором этаже. Свалится и раздавит меня. Или я свалюсь и что-нибудь раздавлю. Глаза я закрыла, еще когда все вокруг начало становиться красным, но оно и через закрытые глаза красное! И гудит так противно, и движется куда-то... Надо громко-громко крикнуть и сбросить эту тяжесть с себя... ну и пусть все рухнет, я не хочу, чтобы оно меня раздавило! А сама рухну сверху.
И вдруг все кончилось. Тяжесть ушла, и красный цвет тоже. Я открыла глаза. Механически положила на стол Элизабет, поискала взглядом Матильду... Ох ты! Одну-то куклу я спасла, а другая свалилась на пол. Матильда, бедная! И у нее отломалась правая рука... Как я ее замуж буду выдавать без руки? Это все мама виновата!
Я посмотрела на маму. Она тоже свалилась на пол, но у нее ничего не отвалилось. Она просто лежала и не вставала. Мне стало страшно. И из-за Матильды, и из-за мамы. Чего она не встает? Хочет подождать, пока я успокоюсь, а потом снова начнет кричать?
Нет, я лучше пойду в гостиную и буду играть там... нет, играть я не могу, надо Матильде обратно вставить руку. Мама это умеет делать, но она не хочет. Берти вернется скоро, но я хочу сейчас!
А как – сейчас? До гостиной мы с Матильдой дошли, но на большее у нас сил не хватило. Я знаю, кто мне может помочь – тетя Батильда. И даже знаю, как к ней идти: одна доска в заборе легко отодвигается и можно пролезть прямо на соседский огород. Но лучше потом... Сейчас мне просто не встать... с дивана. То есть с ковра около дивана. Как я на нем оказалась? Садилась-то я вроде бы на диван... Но это проходит. Это всегда проходит. Сейчас... Полежу немного и пойду. А там, может, и Берти вернется...
Мне было легко и хорошо, как всегда после приступа... Злость на маму осталась где-то далеко, я о ней помнила, но как-то со стороны. И злость на то, что на меня нашло, тоже где-то осталась... ну и что с того, прошло ведь... Еще бы теперь встать и пойти... а куда и зачем я собиралась пойти, я уже сама забыла. Только стучит в голове, как дверные молоточки: «Те-тя Тиль-да, те-тя-Тиль-да...» А зачем мне была нужна эта тетя Тильда, я не помню. Сейчас все совсем пропадет, и я засну...
– Ариана! – сквозь пустоту пробивается знакомый тревожный голос. – Ариана, приди в себя, девочка... ну же! Что здесь произошло?
Я мотаю головой: не в том смысле, что – ничего особенного, а в том – ну откуда же я знаю? И шепчу:
– Тетя Тильда... Там... – Не знаю, куда вдруг девался мой голос? Да – ведь приступ... У меня был приступ, и я... Нет, Ари, подожди, что там говорит тетя Тильда?
– Бедная девочка... – Наша соседка выглядит расстроенной, но старается держаться. Ради меня, ага...
– Я была ТАМ. Бедная Кендра! Я всегда говорила ей, что надо держать дома вредноскоп: он мог бы предупредить ее... заблаговременно о том, что она собирается сделать глупость: они чуют такие вещи. Однажды я собиралась зажечь камин не тем заклинанием, что использую обычно, и он так заверещал.... Тем более когда ты дома одна, с ребенком. Как непредусмотрительно с ее стороны! Я живу одна, и у меня целых два вредноскопа. На всякий случай: вдруг один откажет? Но в этот раз они сработали оба. Они так выли, что я сразу поняла: случилось что-то ужасное. А когда разобралась с векторами... Понимаешь, у меня самая современная модель, она показывает направление. Судя по вектору, выброс силы был прямо над вашим домом... И я поспешила сюда. Ты не видела, чем занималась твоя мать?
Я ничего не поняла из того, что мне тетя Тильда наговорила. Они все вечно говорят длинно и непонятно, как будто нельзя сказать проще и короче. Но хотя бы не злится, как мама, и то хорошо....
Я только последний вопрос поняла: чем занималась мама? Чем-чем, меня злила и разозлила до того, что со мной приступ случился. Но этого я говорить не хочу. И вообще говорить не могу, все слова куда-то подевались, и силы тоже.
Батильда больше ничего не спрашивает, хотя я так и не ответила.
– Тебе повезло, девочка, что тебя там не было. Кендра убирала твою комнату? Похоже, она не справилась с заклятьем. Мне всегда казалось, что она не слишком-то сильна в хозяйственных заклинаниях... Но мне никогда не встречались такие самоубийственные последствия ошибок в бытовых чарах...
Она говорит совсем не то, что произошло на самом деле... но ей-то откуда знать? И потом, я сама попросила маму выйти, а она меня не послушалась. Разве это не было ошибкой с ее стороны? И тетя Тильда тоже считает, что я не виновата. И мне очень хочется в это верить.
Мне уже ощутимо легче дышать. От облегчения я плачу. От страха не ревела, а тут... Батильда некоторое время молча смотрит на меня – видно, понимает, что утешать глупо, а что делать с рыдающим ребенком, она тоже не знает. Наконец, вложив мне в руки свой носовой платок, она сообщает:
– Пойду отправлю твоим братьям сову. Пока Альбус не уехал.
* * *
Я давно еще говорил Альбусу, что ничего у него с кругосветным путешествием не выйдет. Я знаю, что из меня плохой провидец, а точнее, вообще никакой, и к прорицаниям я и близко не подхожу. Но мне достаточно было посмотреть на компанию, которую братец вокруг себя собрал, чтобы понять: далеко эта компания не уедет. Ну ладно, Дож, с этого спрос небольшой, он увивается за Альбусом с первого курса. По мне – глупо, когда вокруг тебя бегают с восхищенными воплями и слушают, раскрыв рот, но нашему юному гению так не кажется. Ну и ладно; а вот я такие отношения не перевариваю. Дож уверен, что я Альбусу завидую. Сам он завидует! Было бы чему завидовать! Ну да – староста школы, лауреат каких-то там премий и будущее светило магической науки. А я не собираюсь быть светилом магической науки и завоевывать мир своими гениальными идеями. Мне и без этого забот хватает.
Но Дож – это еще ничего. С Дожа проку мало, но и вреда никакого. Будь он один, я бы успокоился. А от Блэка и Черелла можно ждать чего угодно. Точнее, не от них самих, а от их окружения. Это только Альбус умеет: собрать в одной компании чистокровного волшебника из древней магической семьи и магглорожденного. Хорошо еще, что мозги у обоих имеются, в отличие от Дожа. Они прекрасно друг с другом ладят, несмотря даже на то, что Блэк – слизеринец. Но, судя по тому, что рассказывают о Блэках, надо ждать подлянки если не от него самого, то от его семейства точно. Финеас кажется мне человеком порядочным, но об его семейке этого не скажешь. Он рассказывал, что его тетушка додумалась отрубать головы домашним эльфам и вешать их на стенку, а его младший братишка всерьез верит, что если будет плохо себя вести, то ему тоже отрубят голову. Я бы такую тетку сам куда-нибудь повесил, а они терпят. Отец Финеаса наверняка был в курсе того, с кем водится его сыночек, но не вмешивался. Делал вид, что вовсе не его сыновья учатся в Хогвартсе и не им он два раза в неделю преподает зельеварение. Вот чем еще мне симпатичен Финеас: не бахвалится тем, что его отец – декан Слизерина. Но от остального семейства Блэк я подсознательно ждал пакостей, хотя брату и не говорил: он в такие вещи не верит. У него все хорошие.
И я оказался прав. Когда дело касается способности делать людям гадости, я всегда оказываюсь прав. Перед самыми выпускными экзаменами, которые у седьмого курса были раньше, чем у нас, тетка прислала Финеасу громовещатель, в котором пригрозила выжечь его с семейного древа, если он посмеет водиться с грязнокровками. Меня оскорбило не только слово «грязнокровка», но и множественное число. Кого она имела в виду, кроме Черелла? Альбуса? Ну, тогда точно дождется, что ее голову повесят на стенку за компанию с домашними эльфами. Что с того, что наша мама – магглорожденная? Зато наш отец почистокровнее Блэков будет, его предок еще при Основателях в Хогвартсе преподавал!
Альбус очень переживал из-за этого идиотского громовещателя, и я решил, раз уж не смогу добраться до тетки, найти того, кто ей наябедничал. Явно не профессор Блэк: тот сам свою сестру боится, по словам того же Финеаса. Скорее всего, это был Арктур. Он учится на одном курсе со мной, но в Слизерине. Вечером я подкараулил его в коридоре возле библиотеки и дал по морде. Он даже палочку выхватить не успел.
Потом выяснилось, что наябедничал все-таки не Арктур, а его сестра Белвина. Но не буду же я бить морду девчонке, да еще на два года меня младше! Я хотел врезать ее ухажеру Бэрку, тоже с нашего курса, но Альбус сказал, что не надо. Зря. Бэрка проучить не помешало бы. Ну да ладно, еще успею.
Финеас пришел к нам в гостиную и сказал, что тетка забирает его домой сразу после экзаменов, не дожидаясь выпускного бала. Но он все равно сбежит и присоединится к Альбусу по дороге. Черелл ничего при Блэке не сказал, но, когда тот ушел, Фредерик заявил, что ему надоело, что его считают низшим существом, что Блэки еще волшебную палочку в руках не держали, когда у Череллов было свое поместье, и что лучше бы он в одиннадцать лет пошел в Харроу, где училась вся его семья. Завершил Фредерик тем, что плевал он с Астрономической башни на кругосветное путешествие и лучше он поедет к брату в Южную Африку, а что там неспокойно, ему тоже плевать, – если будет война, он хоть поможет своей стране, и никто его там не упрекнет происхождением.
Вот почему, когда у кого-то одного нет мозгов, у всех остальных они тоже сразу же исчезают? Это что, заразно?
В результате вышло, как я и предполагал: компания развалилась и в путешествие Альбус отправлялся вдвоем с Дожем. Не заезжая домой, ибо чего он там не видел? А мне оставалось только проводить его за ворота и дожидаться Хогвартс-Экспресса, потому что аппарировать сам я еще не мог.
Между прочим, если кто не знает: я в компанию к Альбусу не навязывался. Он сам меня в нее втащил. Когда братец начинает о чем-то громко рассуждать, то не обращать на него внимания просто не получается. Дож, разумеется, считает, что я околачиваюсь возле них, потому что другой компании себе найти не могу. А зачем мне компания? Мне с лихвой хватит Лайонеля Уизли, с которым мы учимся в одном классе и которого совсем не интересуют успехи Альбуса на ниве практической и теоретической магии. Его, кроме квиддича, вообще мало что интересует. Но мне он нравится не этим, а тем, что, в отличие от большинства наших студентов, знает, что еда получается не из воздуха и что само собой дома ничего не делается. Он приглашал меня на лето в гости, но мне не хочется уезжать из дома – ведь Ари по мне так соскучилась... Она ждет меня на каникулы, я знаю. Да и маме надо дать отдохнуть хоть немного, и не только маме, но и самой Ариане. Сколько раз я говорил маме, чтобы не кричала на Ари и не заставляла ее делать то, что она в данный момент не хочет! И все без толку. Потому что она думает, что ее девочка – сумасшедшая. А я – не думаю. Я вообще думать не умею; я – чувствую. Я – знаю.
Ариана – нормальная.
Я это точно знаю, хотя никогда ни о чем таком ее не расспрашивал. Зато она мне не врет – только для того, чтобы от нее отстали. Я говорю с ней о другом: о том, что приятно и интересно ей, и вижу, что ничего с ней такого нет. Она – обычная. Как любая девчонка.
Поправка: как любая маггловская девчонка. Это все из-за тех ублюдков. Они поймали ее на колдовстве – и шестилетку заклинило на том, что магия может выйти боком, если ее использовать. И ведь так все и выходит, потому что после того, как на нее НАЙДЕТ, она совершенно обессиленная... как выжатая. Как тряпка. Как ее немые и не двигающиеся куклы. И ей надо отлеживаться и пить укрепляющее. И мамины причитания хорошо бы еще не слушать. Ее отвлекать надо от проблем – а не напоминать о них постоянно. А самое главное – не доводить до этих вспышек. Ради нее же самой.
Но это такое хрупкое равновесие... никогда не знаешь, что может вывести сестренку из себя. А последствия бывают – просто страшные. Как-то раз Ариане показалось, что в ее комнате мало света. И свечи вспыхнули... Занялись занавески – а Ариана стояла и зачарованно смотрела, как золотые язычки ползли вверх по краю тяжелых портьер. Было страшно – но меня затрясло уже после того, как все кончилось. А Ариана, похоже, так ничего и не поняла – тем более что занавески мама восстановила. Будто и не горели.
Жалко, что не все можно восстановить...
Альбус с Эльфиасом отправились в Лондон, а мне оставалось еще два дня до Хогвартс-Экспресса. Альбусовская компания ходила расстроенная, они то и дело подходили ко мне и спрашивали, куда он поехал и будет ли писать. Но я не Альбус и заменять его не собирался, так что компания была мною послана собирать водоросли в новолуние. Я остался с Лайонелем, и все оставшееся до поезда время мы провели на площадке для квиддича. Я сам не ожидал, что мне там понравится, до этого я только разговорами ограничивался, а сам играть не пробовал. Всерьез я это никогда не принимал и не приму, но почему бы и не развлечься? Где отдыхать, как не в школе? Это Блэки дома отдыхают.
Мы застряли на стадионе до позднего вечера. Уже начало темнеть, и я предложил закончить. Я-то не устал, но мне не хотелось, чтобы Лайонель в темноте навернулся с метлы, а с него станется. Он, разумеется, обиделся и стал убеждать меня, что видит в темноте не хуже оборотня. Пока мы препирались, стемнело окончательно, и надо было возвращаться в школу, пока с нас не сняли баллы за шатания по ночам.
На выходе с квиддичной площадки на нас налетел Черелл, чуть с ног не сбил. Я не люблю, когда меня сшибают с ног и машут светящейся палочкой перед носом. Но у Черелла было такое лицо, что ругаться я не стал.
– Аберфорт, беги скорей в гостиную, там Альбус тебя ждет, – на одном дыхании выпалил Фредерик.
– Что случилось?
Если этот путешественник вернулся, еще не уехав, значит, что-то у него стряслось. Или не у него... Нет, пусть лучше стрясется у него. Пусть лучше его в Лондоне ограбят, чем то, о чем я подумал в первую очередь, когда Фредерик сказал об Альбусе.
– Не знаю, он велел тебя срочно разыскать. Что-то у вас дома...
Я швырнул метлу на землю (Лайонель только руками всплеснул при виде такого обращения с драгоценным для него предметом) и бросился к дверям замка.
