Моя девочкаThere are doors that open by themselves
There are sliding doors
And there are secret doors
There are doors that lock
And doors that don't
There are doors that let you in
And out
But never open
But they are trapdoors
That you can't come back from
Pulk/Pull Revolving Doors (Radiohead)
Последнее, что я помню – это как мы с Гарри Поттером перенеслись вместе с Кубком на какое-то идиотское кладбище. И тут откуда ни возьмись появляется коротышка со свертком в руках, идет к нам. Не успеваю я как следует удивиться, а Поттер отчего-то валится в корчах, я наклоняюсь над ним и – уж точно - пропускаю самое интересное.
Времени это все занимает куда меньше, чем, собственно, сам рассказ о происшедшем. Вот я склоняюсь над упавшим Гарри, который, закрыв лицо руками, катается по земле, вот раздается шипящий пронзительный голос.
«Убей лишнего».
А затем: «Авада Кедавра!»
Вот так, все произошло очень быстро, секунда-другая – и все, будто я и не жил на свете почти восемнадцать лет. Теперь я думаю, что постарался запомнить то мгновение, ведь оно было у меня последнее, как будто оно того стоило.
И на этом все заканчивается. Во всяком случае, тогда мне так и показалось.
Я даже звука собственного падения не слышу, успеваю только подумать: «Вот и все». Очень утешительно. Дальнейшие события разворачиваются уже без моего участия, что и неудивительно: толку от меня не больше, чем от каменных надгробий, а может, даже и меньше – по крайней мере, за надгробиями Гарри может прятаться от выпущенных в него заклятий.
Итак, спасибо надгробиям, и спасибо Гарри. Уж не знаю, может быть, это и чудо, а может, так положено, вот только спросить мне не у кого, но после того, как я с размаху грохнулся оземь, я не умер. Вернее, так: умер, но не пропал совсем.
Раздумывать над создавшимся положением дел как-то не очень хотелось, а уж тем более думать, что мое тело так и останется на этом кладбище, пока кто-нибудь из магглов не найдет, потому что какие у Гарри Поттера могут быть шансы против этих…этих…
Но я не прав насчет Гарри Поттера и его шансов, похоже, парень действительно из породы выживающих (я бы хмыкнул, если бы мог, но прозвище «Мальчик, который выжил» срабатывает, жаль, у меня такого не было). Ему удалось спастись, удалось и меня с собой прихватить, точнее, мое тело, с которым дух отчего-то еще не расстался.
Вот когда мы уже возвращаемся в Хогвартс, я понимаю, что вовсе не хочу смотреть, как мать убивается, как отец…
И стоит так подумать, как из тела меня «вытягивает», и куда-то влечет.
Куда-то? Ну да.
Чтобы рассказать, никаких слов не подберешь: темнота, тишина, и…
Слов действительно не подберешь. До сих пор не знаю, как и рассказать.
А тогда у меня только один вопрос был.
Эй, это навсегда, что ли?
Хотел бы я спросить, да было не у кого.
***
Сколько я уже тут торчу – в этом НИЧТО (давайте договоримся называть это так, потому что подходящего определения я придумать не смог) – понятия не имею, так как время для меня, наверное, уже не существует.
Как и меня самого, впрочем.
Чего всегда терпеть не мог – так это бездействия. А еще – неопределенности. И вот я уже впадаю в тоску.
Кажется, что еще немного, и я забуду, что меня звали Седрик Диггори, что через два месяца мне исполнилось бы восемнадцать, что ростом я немного не дотянул до шести футов, а глаза у меня, кажется, были серые.
Сейчас все эти подробности уже ни к чему.
И если бы не она…
***
Она – нелепейшее на вид создание по имени Луна Лавгуд.
Я и о существовании-то ее узнал, лишь когда начал встречаться с Чоу Чанг.
Однажды вечером провожаю ее до гостиной, и тут дверь раскрывается, и из нее вылетает растрепанная девчонка.
- Куда это ты, Лавгуд? – спрашивает Чоу.
- Понимаешь, сейчас – единственный в году вечер, когда можно невооруженным глазом увидеть мозгорылых садовых копальщиков, - улыбаясь, поясняет девчонка. – Я ненадолго, только до теплиц и обратно.
Договаривает, и уносится по своим делам, а мы с Чоу пялимся друг на друга, и, если честно, у меня на ее счет планы (коридор-то был пуст), но вместо того я спрашиваю:
- А это кто?
- Ходячее недоразумение, Луна Лавгуд. Вечно напридумывает ерунды, - отвечает Чоу. В коридоре по-прежнему никого нет, она хитро смотрит на меня, и, в общем, я тут же выбрасываю Луну Лавгуд из головы.
***
Во второй раз я сталкиваюсь с Луной Лавгуд за теплицами мадам Спраут.
Какая-то мелкота, судя по всему, тоже с Рейвенкло, окружив девчонку и вырвав из рук сумку, перебрасывают ее друг другу, выкрикивая:
- Лунатичка, а ну-ка отними!
- Подойди да возьми, что, боишься?
Она молча смотрит на них, смотрит совершенно равнодушно, словно эти мальчишки вообще для нее не существуют. Они ведь не мозгорылые садовые копальщики или как там их, а потому не заслуживают ровным счетом никакого внимания с ее стороны.
В мою сторону девчонка и не смотрит.
Подбираюсь поближе и рявкаю на мелкоту; слушаю, как они улепетывают сквозь кусты, выжидаю, дабы убедиться, что возвращаться не собираются. Подбираю брошенную сумку и вручаю Луне. Девчонка так и стоит, опустив руки вдоль тела, глядит куда-то перед собой. И только когда я впихиваю ей в руки перепачканную и немного порванную сумку, она соизволивает меня заметить.
- Ты Седрик Диггори, - глядя на меня в упор своими выпуклыми глазами, информирует она.
А то я не знал.
- А ты Луна Лавгуд, - отвечаю ей в тон. – Часто они тебя достают?
- Что? – спрашивает она, так удивленно, как будто я только что поинтересовался, в каком году произошло первое восстание гоблинов или плюет ли профессор Снейп в котел, если по рецепту в зелье необходимо добавить змеиный яд. – А, ты об этом…да нет, не особенно. Любят прятать мои вещи, потом я ищу везде, а они смеются. Только с воображением у них плохо, я уже все тайники знаю. И нахожу почти всегда.
- И девчонки тоже? – спрашиваю я и тут же с удивлением думаю, какое мне, собственно, до всего этого дело.
- Девчонки – реже, - покачав головой, отвечает Луна. – Кто-нибудь из учителей на них прикрикнет, они и прекращают. Но девчонки злее. И они никогда не лезут ко мне при учителях.
Больше она ничего не говорит. Заклинанием очищает от земли свою сумку (я как-то не догадался) и, опустив голову, бредет к замку. Я иду за следом, чтобы убедиться , что Луна Лавгуд целой и невредимой дойдет до Большого Зала. А потом спешу к своим.
***
Если бы не она, да.
Вот так это и произошло: я успел уже как следует озвереть от всей этой тишины, и темноты, и покоя, как вдруг…
Калейдоскоп красок не хуже, чем при перемещении через портал, ощущение то ли падения, то ли неуправляемого полета, когда не знаешь, успеешь притормозить или по земле размажешься, может, я даже и
слышу, как свистит ветер, или что там такое может свистеть. И все тут же заканчивается, как будто и не начиналось.
Я слышу, кто кто-то плачет, тихо так, как только для себя и плачут, без визга и подвываний. Сначала слышу, а потом и вижу, кто это вздумал тут реветь.
Девчонка. Скорчилась на застеленной постели, спряталась за задернутым пологом и ревет, подтянув колени чуть ли не к подбородку. Ба, да это же Лавгуд! И я, видимо, в спальне рейвенкловских третьекурсниц. Если кто увидит…
Решив подумать об этом потом, я жду, когда девчонка прекратит реветь.
Она и прекращает, довольно скоро. И, не открывая глаз, говорит:
- Ты здесь?
Хотел бы я ей ответить, да голоса-то нет.
Луна Лавгуд широко распахивает глаза и пристально смотрит в моем направлении.
Я что, живой? Она что, видит меня?
- Нет, не вижу. Но ты все равно здесь. Это ничего, что тебя не видно и голоса нет. Главное – ты здесь.
Вслух я точно ничего не говорил, не смог бы при всем желании.
- Ты извини, что я вот так тебя…вытащила. Не думала, что так получится. Мне когда плохо, я обычно зову маму. Бывает, она приходит.
Это еще как понимать?
- Она погибла, когда я еще в Школу не ходила. А когда мне совсем-совсем плохо, я ее зову. И она
как будто приходит ко мне.
Неудивительно, что все считают, будто эта Лавгуд немного не в себе.
- Да нет, об этом я никому не рассказываю. Зачем им знать? Я же прекрасно понимаю, что мама приходит
как будто. А ты – по-настоящему.
Если бы я услышал это в другое время, я бы так и сел.
Или пальцем у виска покрутил, но сейчас даже такие простейшие вещи мне недоступны.
Поэтому я просто жду, что она скажет дальше.
- Когда я догадалась, что могу позвать ее, она ушла уже слишком далеко.
А я?
- А ты только позавчера…ну…умер.
Позавчера? Мне-то казалось, что уже несколько лет как.
- Знаешь, если сердишься на меня – так и скажи. Мне жаль, что с тобой так получилось, правда, жаль.
Ну, мне, в общем-то, тоже.
- Жаль, правда. Я вот помню, как ты мне помог, когда мальчишки у меня отняли сумку. Никто так не помогал.
Неужели совсем никто, что даже мое весьма незначительное деяние показалось ей таким особенным?
- А еще ты мне понравился. Когда девчонки стали сплетничать, с кем встречается Чоу, я тоже спросила. И они мне показали. А потом ты прогнал этих. Нет, правда, со мной ничего страшного не случилось бы, ну, может, открыли бы сумку да вытрясли все в траву, и ногами потоптались, ничего такого… Но все равно ты меня спас.
Она замолкает. Вытирает лицо рукавом, садится, натянув юбку на колени. И только тогда спрашивает, хотя я понимаю, что этот вопрос так и рвался у нее с языка с самого начала разговора:
- Ну и как ТАМ?
***
Вот так это и началось. Довольно скоро я обнаружил, что не могу отдаляться от нее дальше, чем на фут-другой. Что я даже не призрак: я попросил Луну подойти к зеркалу и заглянул ей через плечо, но ничего, кроме ее отражения, не увидел.
Итак, это первый мой вечер, она отправляется на ужин, а я следую за ней. Вот уж не думал, что снова увижу хогвартские коридоры. В них все по-прежнему - и правда, что могло измениться за два дня?
Луна Лавгуд идет по коридорам, я неотступно следую за ней (как будто у меня есть выбор), и никто не обращает на меня внимания. Призраки – наш Проповедник, гриффиндорский Почти Безголовый Ник, да все они, тоже меня не замечают. Только Пивз, пролетая мимо нас, замирает, поводит носом и вдруг швыряет в меня цветочным горшком, который тащил в руках. Старые привычки все еще при мне, и я дергаюсь в сторону, хотя спокойно мог бы оставаться на месте.
И, провожаемые бодрым хихиканьем полтергейста, мы отправляемся дальше.
Вот кто может меня видеть, точнее, чувствовать мое присутствие – так это коты. Когда я неподалеку, шерсть у них встает дыбом, некоторые шипят и стараются дотронуться до меня лапой, другие спасаются бегством.
***
- Я всегда хожу в душ после других девчонок, - поясняет Луна. – Специально жду, когда они помоются и уйдут в спальни.
Никогда не был в ванной девчонок. И вот оказался.
- Закрой глаза, - просит она.
Я бы с радостью, но как бы я мог это сделать?
- А, и точно, извини.
Мне никуда не деться из этой чертовой ванной. На фут-другой от Луны удалюсь – и меня тут же обратно притягивает.
Еще только не хватало, подглядывать за третьекурсницей, но я не имею даже возможности смежить веки – по причине их отсутствия.
Пожав плечами, Луна вешает мантию на крючок и берется за верхнюю пуговицу блузки.
– Ты мне совсем не мешаешь, правда.
И правда, может, она меня действительно не стесняется. Пока я соображаю, что делать, она успевает уже скинуть всю одежду. Вот, пожалуйста, Луна Лавгуд вся как она есть – локти да торчащие коленки, голая кожа в пупырышках, ребра все пересчитать можно. Слава Мерлину, она распускает волосы, и они прикрывают ее почти до самых ягодиц.
Будь я проклят! Я ведь мог сделать это раньше – просто смотреть в другую сторону. Что я, девчонок не видел? Но как удивительно снова смотреть вблизи на живого человека, живого дышащего человека, который, что важно, знает о моем присутствии…
Выругав себя, я буравлю взглядом выложенную голубой плиткой стену.
- Я совсем на тебя не сержусь, - сквозь шум воды доносится до меня голос.
Если бы я мог, я бы улыбнулся.
- Теперь, если хочешь, я могу ходить в душ не после всех девчонок, а тогда, когда и они, - совершенно серьезно говорит Луна, потянувшись за полотенцем.
Если бы я мог, я бы засмеялся.
***
- А ну катись отсюда, Лавгуд! – рявкает Мариэтта Эджкомб, подруга Чоу, прежде чем захлопнуть дверь спальни пятикурсниц у Луны перед носом. – Нам не до тебя.
Луна сокрушенно пожимает плечами.
- Я сделала, что могла. Говорят, она лежит там целый день и плачет. На обеде не была и на ужин, наверное, не пойдет.
***
Увидеть Чоу мне удается только в день перед отъездом всех учеников из Хогвартса. А ведь я тоже мог бы поехать домой…
Все эти дни Чоу либо совсем не выходила на ужин, либо ела после всех, чтобы никому не попадаться на глаза. По крайней мере, так говорит Луна.
Жаль, что обычное место Луны за столом так далеко от Чоу. Я все смотрю и смотрю на нее, мне нет дела до происходящего в Зале. Мельком оглядев Зал, я отмечаю, что стена за учительским столом задрапирована черным, а за нашим, хаффлпаффским, столом, все сидят бледные и как будто пришибленные, и снова смотрю на Чоу.
Она плачет, а я ничем не могу ее утешить, совсем ничем.
Мне остается лишь смотреть на нее, что я и делаю, пропустив почти всю речь Дамблдора.
- Седрика Диггори убил Волдеморт, - говорит директор, и все в Зале шепчутся. А потом как по команде смотрят на Гарри Поттера.
Хотел бы я поблагодарить его за то, что он сумел доставить мое тело родителям.
- Хочешь, я сделаю это за тебя, ну, поблагодарю его? – тихонько спрашивает Луна, застав меня врасплох.
Да нет, не надо.
Потом еще много чего происходит. Шепот Луны, слава Мерлину, тонет в общем, шуме. Она говорит мне (со стороны это, должно быть, выглядит, мягко говоря, странно), чтобы я не волновался, что она верит директору, и никогда не стала бы думать, что я погиб в результате дурацкого несчастного случая. Если бы кто-нибудь посмотрел бы на нее в этот момент, то подумал бы, что она обращается к своей тарелке. Или к кубку.
Дамблдор говорит: «Помните Седрика Диггори», и Луна делает такое движение, как делают люди, если вдруг захотят кого-нибудь по-дружески ткнуть в бок, мол, эй, я же здесь. Жест этот адресуется мне.
- Я буду помнить, - шепчет Луна, и улыбается. - Извини, мне, наверное, не стоило сюда приходить и тебя с собой тащить.
***
Луна собрала уже почти все свои вещи и упаковала в несуразного вида чемодан, а теперь, утомившись от всех этих трудов, спит в гостиной, выпустив из рук старый выпуск «Придиры», журнала, который издает ее отец.
Какие-то первоклашки, перешептываясь, подбираются все ближе, намерения у них самые пакостные – за милю видать. Что-то замышляют, очередную гадкую шутку.
Луна продолжает спать и ни на что не реагирует.
Если эти трое доберутся до нее, едва ли ее ждет приятное пробуждение.
Но что я могу сделать?
Обвожу взглядом гостиную и – о удача! – вижу крупного кота-сиамца, спящего на соседнем кресле. Привлечь внимание кота очень просто - как могу, удаляюсь от Луны и замираю напротив него. Кот шипит, прижав уши. Мальчишки подкрадываются ближе.
Эй, кот, я тебе не враг, а вот эти трое…
Кот рассерженно фырчит, припадает на лапы, готовится к прыжку.
Троица, не замечая его, подходит еще на шаг.
Кот взлетает с кресла великолепным прыжком (наверное, вообразил себя тигром на охоте), но мне-то он ничего не может сделать, меня просто не существует, так что с он с оглушительным «мяяяяяяу!» приземляется прямо на макушку склонившегося над Луной мальчишки. Разумеется, чтобы удержаться, кот выпускает когти на всех четырех лапах. Тут орут уже все четверо - кот, пострадавший, и двое его товарищей. Кот, оставив поверженного врага, молнией уносится из гостиной, мальчишки, забыв о преступных намерениях, отправляются считать раны, и тут только Луна Лавгуд садится на диване, трет кулаками припухшие со сна глаза и недоуменно вопрошает:
- А что случилось?
Удивленно хлопает глазами, как одна из этих говорящих маггловских кукол,
что были у кузин в детстве. Девочка-потеряшка, из тех, кого повсюду надо водить за руку, иначе они просто не найдут дорогу домой.
Моя девочка.
