Аджедан*

Глава 1

De profundis clamavi**

К Тебе, к Тебе взываю я из бездны,
В которую душа низринута моя...
Вокруг меня - тоски свинцовые края,
Безжизненна земля и небеса беззвездны.

Шесть месяцев в году здесь стынет солнца свет,
А шесть - кромешный мрак и ночи окаянство..
Как нож, обнажены полярные пространства:
- Хотя бы тень куста! Хотя бы волчий след!

Нет ничего страшней жестокости светила,
Что излучает лед. А эта ночь - могила,
Где Хаос погребен! Забыться бы теперь

Тупым, тяжелым сном - как спит в берлоге зверь...
Забыться и забыть и сбросить это бремя,
Покуда свой клубок разматывает время...

1. Утро. Парвати.

Утро для меня началось с кофе, как обычно. В общем-то, всё остальное тоже было как всегда. Кроме одного – отсутствия Падмы. Правда, её кровать была застелена так небрежно, как будто она просто встала раньше, чем я, и ушла на утреннюю прогулку. Она ведь так любит утренние прогулки. Чёрт…любила. Любила.
Я открыла шкаф и достала первый попавшийся свитер и юбку, оделась, стараясь не смотреться в зеркало, и спустилась к завтраку. Мама посмотрела на меня и уронила чашку. Та разбилась на мелкие осколки, я торопливо стала собирать их, а мама как-то странно оцепеневшим взглядом продолжала на меня смотреть. Её пальцы лишь касались осколков, она не брала их в руки, а потом взяла один, крепко сжала – я испугалась, что до крови – и убежала из кухни, разрыдавшись.
- Что случи…? – начала было я, обратившись к отцу, но тут внезапно увидела себя в отражении стеклянного посудного шкафа.
На мне был синий свитер Падмы с вышитым ею собственноручно гербом Рейвенкло и простая чёрная юбка.
Из зеркала смотрела моя сестра.
И тут я не выдержала. Я держалась эти три месяца, как могла, видит Бог, Мерлин, Вишну, Шива и…кто там ещё! Я терпела полные жалости взгляды соседей и их вежливо-приторное участие. Слушайте, я ведь даже вытерпела абсолютно бесполезные и глупые фразы подруг вроде: «Время лечит все раны». Это, по идее, должно было меня успокоить. Интересно, люди сами понимают, какую чушь они несут? Попробуй, подойди к матери, чьего ребёнка только что сбила машина с пьяным водителем за рулём, и скажи ей: «Милочка, поплачь, время лечит все раны». Аваду за такое, сразу! А разбираться потом. Кроме времени, есть ещё прекрасная панацея от горя, по мнению подруг. Как же она звучит? Ах да: «тебе нужно почаще выходить». Куда выходить и, собственно, зачем, объяснять мне никто не собирался.
А я даже находила в себе силы кивать им в ответ. И кивала, и соглашалась, идиотка несчастная. Находила силы, потому что надо было поддержать маму и папу. А сегодня, когда мама сорвалась, у меня как будто сердце онемело. Я вдруг почувствовала себя в тёмной пустыне, где царит ужасный холод. Заливала его кофе, но теплее не стало. Мне уже никогда не станет теплее, ведь теперь я лишь половина. У меня забрали ровно половину души. А я даже не знаю, кто. Тело Падмы нашли после окончания битвы, судя по всему, её убили Авадой. «Хоть не мучалась», кстати, ещё одна столь любимая многими фраза, которая, по мнению людей, должна смягчить горе. Смешно. В мире столько слов, фраз, интонаций, а люди выбирают для успокоения другого самые бесполезные и жестокие…

2. Утро. Джордж.

Утро для меня началось с кружки сливочного пива.
«О, да, Фордж, это прогресс! Последние месяца два ты обходился исключительно Огневиски».
- Дред, сколько можно! – зашипел я. – На меня люди смотрят.
«Не льсти себе, братишка. Рыжий пьяница в кожаных штанах разговаривает сам с собой – вот уж невиданное зрелище в «Дырявом Котле!»
- Ну конечно! Кто обратит на меня внимание? Ведь все девушки неизменно липли к тебе. Вот объясни, Фред, почему? Мы ведь одинаковые. Одинаковые как…
«Как эти милые немытые гранёные стаканы, из которых ты хлебаешь уже много дней подряд...».
- Очень остроумно.
«Вот! Видишь, ты сам нашёл ответ. Остроумие».
- Остроумие?
«Ага. Больше остроумия. Больше наглости. Больше разнузданной расхлябанности».
- Чего?! – я даже поперхнулся.
«Повторить?»
- Нет, уволь. Ну ладно, допустим, ты прав…
«Не допустим, а…»
- Хорошо, разнузданный ты наш. Тогда ответь мне на маааленький занудный вопрос рыжего пьяницы: оставить меня одного – это тоже было остроумно?!!

По тому, как притихли посетители «Котла», я понял, что последнюю фразу прокричал.

3. Утро. Андромеда.

Утро для меня началось со стакана воды. Кажется, мне опять снились кошмары. Я их не помнила, а только начала припоминать, заплакал Тедди, и сны вылетели у меня из головы.
У Тедди была своя комната, рядом с комнатой Доры. Я взяла внука на руки, пришла с ним на кухню и поставила на стол четыре прибора: себе, Теду, Доре и Ремусу. Ведь Тедди маленький, ему прибор не нужен. Обычно мы завтракаем с Тедом вдвоём, но раз Тедди тут, Тедди кричит, значит, Дора и Ремус приехали к нам на выходные. Всё правильно. Четыре прибора.
Я присела, потом решила, что пора бы уже будить мужа, влетела в спальню и замерла в дверях.
Потом вернулась на кухню и убрала один прибор. Пошла в спальню Доры. Постояла там, глядя на ужасающий беспорядок.
А затем убрала со стола ещё два прибора.
Доченька, дочка, я ведь забыла!...забыла...
Я завтракала с одним прибором на столе, ведь Тедди маленький, ему прибор не нужен. Я вспомнила все свои сегодняшние и вчерашние сны и проклинала себя за то, что вспомнила.
Хорошо бы всё остальное забыть, Господи, вообще забыть всё.
Я сейчас так завидовала Фрэнку и Алисе Лонгботтом.

1. День. Парвати.

В Косой переулок я отправилась, чтобы зайти во «Флориш и Блоттс». Вообще, моим любимым магазином здесь всегда был магазин Мадам Малкин, но Падма всё время торчала во «Флориш», изучая новинки волшебного книжного рынка. Я внезапно почувствовала, что безумно мало знала свою сестру, увлечённая только собой, что никогда особо не интересовалась, чем она жила и к чему стремилась.
Во «Флориш» я пробыла недолго – всё-таки это не моё. Чтобы хоть как-то оправдать своё там присутствие, я купила красивое перо и зашла к Фортескью. В дверях меня чуть не сбила темноволосая девушка. Кажется, она плакала, выбегая, и я почему-то почувствовала безумное раздражение: наверняка эта фифа поссорилась со своим парнем. Тоже мне горе! Злая, я зашла-таки в кафе и, только увидев за столиком Джорджа Уизли, поняла, что заплаканная девушка – Анджелина Джонсон.
Моё раздражение тут же испарилось. На его место опять вполз тот холод, что я нестерпимо почувствовала утром. Тень погибших и тут меня нашла.
Джордж сидел, глядя просто в стол. Я никогда его таким не видела в Хогвартсе. Я его вообще никогда таким не видела. Мне впервые стало кого-то жаль больше, чем себя.
И я не могла не присесть рядом с ним и робко тронуть за руку.

2. День. Джордж.

В Косой Переулок я отправился просто так, чтобы убить время. По-хорошему надо было зайти в магазин, проверить, как идут дела. Или закрыть его нахрен. А ещё лучше – подорвать, так было бы веселее и в духе Уизли. А потом напиться до беспамятства и проспать сутки в том же «Дырявом Котле». Я не мог заставить себя сделать самое важное в этой ситуации, самое правильное – вернуться домой и пожить там. Наверное, Фред был прав – он смелее, он решительнее. И он всегда заражал этим меня.
А тут я ещё, как на беду, встретил Анджелину. Она вздрогнула, увидев меня, а потом осторожно так спросила:
- Д..Джордж?
Я сам себе удивляюсь: я не выругался, не зарыдал, как ребёнок, и даже не наорал на неё: «А что, есть варианты?!»
Я кивнул, и это было едва ли не глупее, чем её вопрос.
Мы сидели у Фортескью, она ела мороженое и поливала его слезами. Я пытался равнодушно молчать и пил лимонад. Было жарко, но довольно терпимо. Пока она не перестала плакать, сжала мою руку и прошептала:
- Джордж, но ты ведь должен быть сильным, понимаешь?
Сильным?! Как будто я тут сидел и рыдал полчаса!
Сильным?!
Я убрал свою руку и отвернулся. Мне было жалко её, себя и всю мою семью. Теперь понятно, почему я не мог вернуться домой? Потому что я знал, знал, что никто – слышите? – никто не сможет почувствовать того, что почувствовал я, когда Фред оставил меня одного.

3. День. Андромеда.

Я отправилась в Косой переулок, чтобы взять немного денег в «Гринготтсе». Тедди остался с соседкой – молодой девушкой-сквибом, работавшей воспитательницей, так что я смело могла на неё положиться.
На обратном пути я проходила мимо кафе старого Фортескью и вдруг заметила внутри одного из Уизли. Джордж, кажется, один из близнецов. Второй погиб в битве за Хогвартс. Черноволосую смуглую девушку рядом с ним я не знала, но что-то потянуло меня в зал, я зашла и заказала шоколадное мороженое. Дорино любимое.
В одиночестве я оставалась недолго. Джордж меня заметил и подошёл, а за ним и девушка. Мы разговорились, и я впервые почувствовала, как ослабли тиски, которые, как мне казалось, сжимали моё сердце.
Я пыталась почувствовать, услышать, не отделаться беспомощными фразами вроде: «Время лечит раны» или «Вам нужно отвлечься», потому что сама понимала бесполезность подобных слов. Слишком хорошо понимала. Я просто была с ними, с их горем, со своим горем, признавая его, говоря о нём, чувствуя боль – и радуясь – потому что думала, что уже разучилась что-либо чувствовать.
Я думала о том, что у меня есть Тедди, что он – продолжение Доры, Ремуса и Теда, и я должна благодарить за это судьбу. И я знала, что, как могу, должна попытаться помочь этим детям – ведь они думают, что у них никого не осталось, кто смог бы их понять.
Поэтому на ужин я пригласила их к себе.
«Я поставлю на стол три прибора», - подумала я. «И они, наконец, не будут пусты».