Глава 11960 год. Чехия.
Глава первая
Алхимик
Нельзя ни с чем сравнить то гнетущее чувство, которое заполняет душу твою, когда ожидаешь прихода шторма. Блеклые волны из голубоватых превращаются в зеленые, а солнце скрывается за белесыми тучами. Но когда шторм заканчивает метать бедные волны и словно застывает в свежем воздухе, тебе становится спокойно, будто самое страшное позади, и ничего кроме спокойных зеленоватых волн не омоет сонный берег твоей жизни.
Выдался жаркий день. В картинной галерее было душно, и воздух будто слипался в маленькие горячие комки. Изображения пятнистых райских птиц здесь соседствовали с готическими развалинами замков и старинных домов, яркие цветы дополняли то мрачные, то искрящиеся радостью жизни пейзажи лесов и полей. Черные высокие стволы деревьев будто вырастали из широких полотен, а миниатюрные букеты сирени словно оживали и пахли по-настоящему, озаряя пространство весенней свежестью.
Хотя справа были выставлены никуда не годные картины. Они не представляли из себя никакой ценности, потому как ничего не было видно за массивами разлитой по холсту краски. Эти рисунки не оживали, как оживают произведения голландских художников, когда заглядываешь в саму суть картины и кажется, что ты являешься не зрителем, но участником действия, развернувшегося на холсте. Так бывает лишь когда можно углядеть отражение картины в собственной душе, и не важно что там изображено, - только талант художника становится проводником в таинственный мир нарисованного царства.
Здесь было много журналистов, и какой-нибудь из них непременно спрашивал о том, почему художники рисуют именно в таком жанре. Пейзажисты утверждали, что восхищены гармонией природы, другие говорили, что красота заключается в точеных изгибах человеческого тела. Художники увлеченно рассказывали о своих картинах, причем каждый утверждал, что именно его картины самые лучшие и уникальные. Но в стороне, в дальнем углу галереи, расположился самый юный из пейзажистов. Это был высокий молодой человек со светлыми вьющимися волосами, синими глазами и бледной кожей.
Его композиция состояла из пейзажей моря. Море написано было во всех возможных ракурсах и обличиях: от бушующего океана до тихой глади бирюзового цвета. Море казалось то спокойно чарующим, будто по его поверхности разлили широкий масляный пласт, то диким и необузданным – волны грозили всем своим бушующим потоком вырваться из картины.
Посетители галереи не останавливались перед картинами – они куда-то спешили, боясь остановиться на мгновение и вглядеться в полотна. Они были заняты либо вечным суетливым бегом куда-то, либо пустыми разговорами с теми, кто им не нравился и был неинтересен. Впрочем, и здесь были исключения, - самые любознательные зрители останавливались и обсуждали картины с их создателями, либо просто упоительно глядели в красочную структуру рисунков.
Один человек из толпы был особенно примечательным; он спокойно продвигался по картинным рядам и с любопытством оглядывал их. Этот мужчина неторопливо брел мимо полотен, заглядывая в каждую картину, в лицо каждого художника. Это был высокий смуглый элегантный мужчина средних лет. Его черные волосы переливались мягким блеском. Движения незнакомца сквозили чарующей грацией, и каждое движение странного человека словно наполнялось благородством, и было видно сразу, что такие движения ничего ему не стоили - он двигался непринужденно и даже лениво.
Что-то в лице юного художника привлекло его, и элегантный чужак присел рядом с юношей.
Молодой человек с удивлением посмотрел на незнакомца, потому что картины его до сих пор не вызывали ни у кого особого восхищения, хотя и были самыми талантливыми на этой выставке. Это знал незнакомец, потому что всегда безошибочно определял среди безликой массы людей талант и гений.
- Почему Вы рисуете только море? – спросил смуглый.
- Я рисую только то, что кажется мне необыкновенным, - улыбнулся юноша.
- А мое лицо кажется Вам необыкновенным? Мне, право, кажется! – сказал незнакомец, и с изяществом вытянул руку с неизвестно откуда взявшейся тростью.
Художник посмотрел на элегантного человека, на красивое хищное лицо.
- Да, Ваше лицо необыкновенно.
- Тогда не захотите ли Вы нарисовать меня?
- Хорошо. Только обычно я пишу пейзажи.
Смуглый слегка повернул голову вправо, чтобы было лучше видно гордый профиль, а художник начал новый набросок. Оба долго молчали, пока юноша не заговорил.
- Вы такой странный – сейчас жара, а Вы в пиджаке, да еще эта дурацкая трость, – улыбнулся молодой человек.
- Моя трость кажется Вам странной? Что же до пиджака, то мне не жарко.
- Не жарко?
- Я никогда не чувствую жары, как впрочем и холода.
- Как это невероятно, - усмехнулся юноша, – Хотел бы я не чувствовать жары, а то кажется, что я задыхаюсь от нее.
- Я ничего не чувствую, но я желал бы это исправить. Не нуждаюсь я ни в еде, ни в воде – ничего мне не нужно. Хотя, я алхимик, а магия – дело гораздо более интересное, чем потребление еды, воды, чтения книг и прочего…
- Докажите! – улыбнулся художник, – Если Вы маг или алхимик, то скажите, когда я умру?
- Очень, очень не скоро, любезный, - усмехнулся смуглый, – Зачем тебе знать, что станет с твоей жизнью? Какой смысл прожив всего несколько десятков лет, стараться узнать, как продлить эту жизнь на несколько мгновений? Скажи мне, вот если тебя через десять лет убьют, захочешь ли ты чтобы кто-то рассказал сейчас об этом, сегодня? Как можно жить тогда вообще в ожидании смерти? Ты хотел бы, чтобы тебя предупредили?
- Да, может быть, - замялся его собеседник, – Скорее всего, будет хорошо, если кто-то предупредит меня, чтобы потом я прожил пусть даже на несколько дней больше.
- Почему? Смерть все равно настигнет тебя.
- Разве Вам не кажется, что когда мы понимаем близкое присутствие смерти, мы начинаем ценить время, которое нам дано. Мы начинаем понимать, что наша жизнь бесценна, и она является подарком.
- Подарком? – задумчиво переспросил он, глядя в сторону, а затем улыбнулся. – Может ты и прав. Знаешь, нас с тобой сейчас ничего не объединяет. Мы разные люди. Только одна встреча состоялась, только один разговор прошел, а ты мне уже интересен как собеседник. Такое не часто случается, когда смертному удается заговорить со мной так, что мне становится приятно.
- Такое со мной тоже не часто, - улыбнулся юноша, вырисовывая впалые глаза смуглого человека. – Но рад, что доставил Вам удовольствие.
- Скажи, а если бы тебе предложили вечную жизнь, согласился бы ты на нее?
- Скорее всего да, потому что я боюсь того, что ждет нас всех за известной чертой, - задумался пейзажист.
- Даже зная, что умрут твои родственники и друзья? Даже любимая женщина вскоре станет годиться тебе в матери, потому как ты навсегда останешься молодым. Ты согласен и на это?
- Да, - ответил юноша, смеясь. – Только у меня нет ни родственников, ни друзей. Я бедный художник, и единственный мой заработок – мои картины. Что мне терять? Только, к сожалению, невозможно быть вечно молодым и красивым, такое нереально, это сказки.
- Сказки? Ты вероятно думаешь, - заметил чужак, вдруг отбрасывая весь свой насмешливо гордый вид, который держал доселе, – что я какой-то ненормальный, которому просто скучно? Нет! Ты ошибаешься! Я бессмертен, и я брожу так только потому, что ищу ученика, который стал бы мне вечным другом и собеседником - ему я подарю бессмертие. Ты мне кажешься пригодным для этой роли. В тебе есть что-то от моего идеала друга, ты сможешь постигнуть вечность.
- А что еще обо мне скажете? – засмеялся пейзажист.
- Что мне рассказать о Вас, пока что смертном? Все у Вас скучно, не желаю.
- Не верю! – засмеялся юноша.
Настала гнетущая тишина, и молодой человек просто смотрел в лицо магу, словно не мог отвести взгляда от темных глаз. Смуглый глядел на него почти с жадностью, будто в нем заключалось все, что было и будет у алхимика. Но вскоре жадность уступила место печали, почти скорби: маг вздохнул тяжело, словно бремя навалилось на душу его, и снова выпрямился. Теперь в этих красивых чертах мелькнуло серебристое сияние, которое вдруг неожиданно растаяло, стоило алхимику опять принять бравадный вид. Он сидел против юноши, почти мальчика, и снова наигранно улыбался, иронично и печально.
Смуглый расхохотался, щелкнул пальцами, и ряд скверно размалеванных картин справа рухнул. Еще раз щелкнул пальцами чужак, и картины вспыхнули синем пламенем. Вокруг закричали люди.
- Я должен собрать свои картины, - ошеломленно пробормотал художник, оглядывая то свои картины, то кричащую толпу, бегущую от огня.
- Картины? А Вам нужно это?
- Я люблю свои картины…
- Так любить свои творения очень вредно. Знал я человека, который вот тоже все берег свои творения – старого фальшивомонетчика. Интересный был персонаж, очень интересный! А вот только скверно получилось: помер старик, а на том свете таких не любят, и попал он не в то место. Знаете что за место?
- Ад?
- Ад.
- Покажите еще что-нибудь! А что Вы еще можете?! – попросил юноша.
- А что хотите? Я все могу.
- Не знаю.
Смуглый улыбнулся, и с потолка пошел пар. Пар сгущался в клубы, и становился серыми тучами. В зале пошел дождь. Несчастные картины смачно шипели от дождя, а огонь, кружившийся до тех пор, погас.
- Прощайте, - сказал смуглый, и, сунув смятые деньги в руку изумленного пейзажиста, встал. – Портрет оставьте себе, на память. Прощайте!
Алхимик пожал юноше руку, улыбнулся, и пошел прочь. Последний глянул на портрет чужака, на море на своих картинах, и побежал за магом. Он настиг смуглого уже на улице.
***
Вечерело. Мужчина лет тридцати лет быстро шел в сторону парка, молодой засеменил рядом. Чужак сел на скамью возле фонтана, достал трубку, закурил, посмотрел на юношу.
- Ну и что Вам нужно от меня?
- Не знаю, - ответил пейзажист, и присел рядом.
- Зачем пошли за мной? – спросил алхимик, выпуская изо рта ароматный дым.
- Не знаю.
- Кто Вы? Рассказывайте!
- Я художник, - юноша покраснел, – Мне мало платят. Я жил искусством, но теперь во мне ничего не осталось. Никогда в жизни я не встречал ничего поразительного. Моя жизнь скучна. Я устал. Может, это единственная моя встреча с чем-то потусторонним, вот я и пришел. Может это глупо, но мне хотелось попытаться…
- Хотите учиться у меня? – молвил смуглый. В его лице установилось что-то старческое, мудрое. Художник кивнул.
Они встали. Пошли вдвоем. Они шли молча. Светловолосый юноша с раболепной любовью смотрел на смуглого человека. Уже луна спустилась на землю, сияли звезды. Духота постепенно сменилась свежестью, а алхимик все шел и шел. Смуглый не чувствовал, казалось, усталости, но несчастный художник едва передвигал ноги. Они двигались в сторону гор, а город оставался позади.
- Не могу больше! – вскричал художник, высвобождая из туфлей израненные ноги, покрытые кровавой коркой. Он упал.
Маг подхватил его и побежал. Они неслись так быстро, что всё вокруг мелькало перед юношей, а в ушах застыл странный гул. Он очнулся в темной комнате. На столе горели свечи, вокруг пахло душистыми травами. К губам измученного поднесли холодную сталь. Художник вскрикнул, ибо подумал, что к лицу его приставили нож, но это был стальной кубок с вином.
- Пей! – сказал алхимик, и его лицо в свете свечей стало еще красивее. Юноша выпил.
- Как тебя зовут?
- Янош.
- Теперь ты станешь моим учеником, Янош. Сегодня я искал развлечений, а нашел собеседника, который пошел со мной по своей воле! Да, именно по своей воле, и я повторю это еще раз! Я дам тебе вечную жизнь, все, что пожелал бы человек, но взамен потребую, чтобы ты отказался от всего, что имел перед этим. Ты откажешься от смертной жизни?
- Да, - сказал Янош, чувствуя, как вино приятной мазью облепило его сердце, – Я все отдам.
- Ни прошлых друзей, ни прошлой любви – только грядущая жизнь. Она будет вечна, прекрасна и безмятежна. Тебя больше не коснутся человеческие проблемы. Ты боишься?
- Да.
- Время остановится для тебя, но одновременно будет бежать со страшной скоростью. Ты обретешь опыт многовековой жизни в один день, а каждый день будет мигом. Ты не будешь больше жить, но станешь свидетелем жизни, который все запоминает, и несет воспоминания сквозь века. Готов?
- Я готов. Я боюсь, - у художника задрожали губы, – Я готов.
Но алхимик только промолчал, сел в кресло и закурил свою вечную трубку. Дым вылетал из трубки, и клубился, превращаясь в темные шары. Они плавали вокруг незнакомца, и пахли вишневым деревом, черной осенней ночью и одиночеством.
- Ты не готов! Я не превращу тебя теперь, я стану ждать, пока ты докажешь мне свою пригодность. Скоро придет мой друг, спутник, и ты увидишь, во что превратишься. Жак!
Из тени выступил высокий, выше алхимика, человек. Это был брюнет с курчавыми длинными волосами и серыми умными глазами.
Алхимик внимательно посмотрел на Жака. Лицо последнего в бликах свечи казалось удивительно красивым. Бледная кожа приятно гармонировала с темными волосами, а глаза мерцали живым огнем.
- Зажги свет, Жак! – сказал алхимик.
Зажегся свет, Янош вскрикнул: перед ним стоял труп. Бледный высокий труп с мертвой сухой кожей, сквозь которую проглядывали синие вены. Жак усмехнулся. Кожа на лице от этого движения собралась вместе и лопнула. Обнажилась красная плоть.
- Это твой новый ученик, Вальтер? – спросил Жак.
- Да. Теперь он будет жить здесь. Он станет изучать то, что ты когда-то изучал. Спи! – приказал он Яношу. Художник повиновался, и сам не заметил, как закружилась у него голова, а сознание провалилось в неизвестность.
Янош проснулся на улице. Было утро. Голова болела. Мысли спутались. Он попытался встать, но получилось это не сразу. В руках оказалась папка с чистой бумагой и карандашами. Для чего это нужно, он не понимал.
Выискивая дорогу к дому мага, Янош сам не заметил, что на его пути дома становились все обветшалее. Он не заметил, что у большинства тех домов крыши слегка накренились, а массивные шиферные листы сползли на бок. Это был старый квартал. Янош еще раз огляделся, и хотел было повернуть назад, ибо не нашел ничего интересного для себя. Но тут он услышал звонкий девичий смех, переливисто звучащий в соседстве с детским. Янош пошел туда, откуда доносился смех.
- Как я счастлива! – воскликнула маленькая девочка, тряхнув короткими волосами, и маленькие светлые локоны, вспорхнули змейками. – А ты счастлива, сестрица?
- Упадешь еще, - предупредил девичий голос.
Янош сначала заметил маленькую девочку, а уже потом девушку, - девочка весело прыгала вокруг нее. Девушка же стирала белье в оцарапанном медном тазу, который на солнце переливался всеми оттенками желтого, красного и рыжего.
Девушка проворно водила рукой в мыльной воде, поднимала и резко опускала стирающуюся вещь. В солнечном весеннем свете ее волосы сверкали, как и у маленькой девочки. Сходство сестер было неописуемо – одни и те же черты, одни тонкие светлые локоны-змейки волос.
Девушка сорвалась со своего места возле медного таза, схватила руки девочки, и запрыгала с ней вместе. Сестры, весело смеясь, завели хоровод, и пружинистые волосы обеих подпрыгивали вместе с их обладательницами. Старшая красавица легко присела в реверансе, поклоняясь младшей, а младшая прошла царственной и медленной походкой принцессы. Затем старшая слегка изогнула спину, расправила плечи, приподняла подол платья, и из под него показалась белая нога. Она встала на цыпочки, подняла левую руку вверх, и затанцевала на месте под аккомпанемент младшей, звонко хлопающей в ладоши. Взрослая красавица мягко развернулась, прошла несколько шагов, вытянула руку, затем закружилась. Девочка засмеялась и бросилась на старшую сестру, последняя подхватила ее, и обе с визгом свалились в траву, росшую рядом.
Янош загляделся на девушку, и уже достав новый чистый лист, стал водить по нему карандашом. Вот на бумаге появился правильный овал лица, полные губы замерли в улыбке, обнажая белые зубы. Вот ее волосы, закрыли бледное лицо, и левая рука замерла в непроизвольном жесте, убирая медовые локоны с глаз.
Красавца увидела Яноша, который быстро водил карандашом по бумаге. Она покраснела, и снова повернулась к тазу, снова засунув руки по локоть в мыльную пену.
Девочка без всякого стеснения подошла к Яношу, взглянула на рисунок и засмеялась.
- Тебя рисует!
Теперь уже улыбнулась девушка, Янош улыбнулся в ответ.
- Анна! – позвали из ближайшего дома.
- Иду! – закричала она, и, стряхнув с рук мыльную пену, пошла в сторону дома. Девочка побежала за ней, а Янош поспешил уйти.
Он пошел по пыльной желтой дороге, по сторонам ее росли высокие дубы, которые в душном воздухе словно окаменели. Еще вчера, он помнил, как рисовал картины, и что их никто не покупал, а теперь он ученик алхимика. Только один вопрос пчелой гудел в голове: «Зачем я тут?». И верно, почему вдруг пейзажист перенесся из мрачного дома, где горели свечи, в старый квартал. Почему?
Едва он прошел несколько метров, как увидел Вальтера. Алхимик выжидательно прислонился к камню, и смотрел на художника хитрыми беспощадными глазами.
- Ты видел ее? – спросил Вальтер, пиная тростью камень. – Видел девушку?
- Видел.
- Это Анна. Перед тем как ты станешь моим учеником, я должен закончить дела со старым. Я обещал Анну Жаку, он убьет ее, перед тем как уйти. Ты станешь бессмертным только если девушка умрет. Она должна умереть.
- Почему?!
- Ты должен пройти испытание – эта первая часть его. Ты должен позволить умереть невинному. Это придумал я, но согласись, ведь я проведу с тобой многие года, должен же я знать, с кем имею дело? Я не желаю, чтобы моим вечным спутником был мягкотелый и жалкий!
Пойми же, ты ведь хочешь узнать, что такое вечная жизнь?! Она прекрасна! Она полна счастья и приключений! Разве не этого ты хотел? – сладко шептал алхимик.
- Такая красивая, такая юная… Умереть?! - ошеломленно пробормотал Янош, но желание узнать что такое «бессмертная жизнь» одолело его, - Так пусть умирает!
Художник сам не заметил, как оказался в полумраке какого-то зала. Горели вокруг свечи в бронзовых витых канделябрах. На столах, что в великом множестве были расставлены здесь, расположились вазы с фруктами и блюда, полные ароматного жаренного мяса. На темных стенах играли странные многоцветные краски, а потому Яношу казалось, что он находится в собственном полузабытом сне. Можно подумать, что зал представлял собой глубокий колодец, полный разноцветного стекла, в который неожиданным образом попал солнечный луч. И мгновенно разноцветные стекляшки заблистали светом янтаря, изумруда, алмаза, сапфира. Но потом, неожиданно, волшебные переливы радуги пропадали, и юноша оставался в сумрачной темноте, которую неясно разгоняли тусклые блики свечей. Играла тихая, почти неслышная музыка, рядом сидели две прекрасные женщины, и весело переговаривались. Вальтер курил трубку, безразлично поглаживая одну из девушек по спине.
- Я полюбила тебя с первого взгляда! – щебетала она, поправляя светлый локон.
- Правда?
- Ты так красив! – прелестница нежно провела рукой по лицу Вальтера, потом провела рукой по своим бирюзовым глазам, – И я красива!
- Очень красива, - подтвердил алхимик, – Поцелуй меня!
Несчастная прикоснулась губами к его губам, и раздался тихий свист – синий легкий призрак вылетел из женского горла, и исчез в Вальтере.
- Посмотри на себя, - любовно проворковал маг, подавая девушке маленькое зеркало. Она улыбнулась, и посмотрела на свое отражение. На нее смотрел полуистлевший череп с обрывками кожи, а изо рта текла тонкая струя крови. Вскричала женщина – вскричал череп.
- Ты так прекрасна! – воскликнул Вальтер. Его красивое лицо тоже обрело вмиг очертания мертвого, – И я красив!
Алхимик захохотал. Красавицы закричали, а рядом пронесся ветер. Два черных демона взвились над девушками. Демоны обнимали их, целовали в красивые полные губы, рвали нежную кожу.
- Зачем ты сделал это? – спросил Янош, глядя на мечущихся красавиц.
- А зачем же их жалеть? Они обе – продали свои души. Одна – за вечную красоту, другая за долгую жизнь. Думаешь, эти демоны уродливы? Те женщины выглядят также. Под их красивыми телами скрывается вот что, - и он указал на демонов.
- Пощади меня! – взмолилась другая девушка, исчезнув в растрепавшемся каштановом вихре собственных волос.
- Не я выбрал твою судьбу, - безразлично ответил он.
- Спаси меня! Спаси только! Я раскаюсь, я признаю свою вину.
- Не мне признавать ее.
Янош закрыл глаза от ужаса, и уже тотчас оказался в доме алхимика. Горели свечи. Была ночь.
- Ты еще хочешь следовать за мной?
- Да, я хочу следовать, - подтвердил Янош. – Но зачем эта жестокость?
- Она придет к тебе с бессмертием. Так всегда было. Я испытывал тебя. Испытал дважды: первый раз, когда ты согласился на убийство невинного себе в угоду, второй раз, когда не сжалился над виновными. Сейчас последний раз.
Янош закрыл глаза. Они стояли перед кроватью спящего ребенка. Маленькая девочка мирно спала, завернув фарфоровую ручку в темные локоны.
- Убей, - приказал Вальтер, подавая Яношу кинжал.
- Зачем?! – содрогнулся художник.
- Ты должен! Это испытание. Убей, и получишь вечную жизнь!
- Нет! Я не буду ее убивать!
- Скорее! – прошипел Вальтер, девочка начала просыпаться, – Вонзи кинжал, и мы уйдем отсюда! Быстрее!
- Нет!
Алхимик вырвал кинжал, и по рукоять вонзил в грудь пейзажиста.
- За что?! – взвыл Янош.
Сознание покидало несчастного, но когда он открыл глаза, то почувствовал что сидит в мягком кресле, напротив Вальтер курит трубку. Горят свечи.
- Ты не выполнил приказания.
- Я не мог!
- Человеческая жизнь – бесполезна! Всегда думай только о себе – на что тебе тот ребенок? Что тебе нужно от нее? Через десятки лет она постареет и умрет. Твое деяние избавило бы ее от боли, болезней, страдания, старости! Но нет, ты спас ее! Для чего? Для того чтобы старость сковала ее тело, когда она могла бы умереть молодой и прекрасной, как розовый бутон?
- Я не мог убить ребенка! Я сожалею о том, что Анна умрет! Я жалел тех женщин, которых пытали демоны!
- Пока ты не убьешь невинного, ты не поймешь истинного смысла вечного существования, вечного мышления.
- Ты прогонишь меня?
- Нет, - подумав, ответил Вальтер, – Я привязался к тебе. Ты останешься в моем доме. Навсегда.
- Навсегда, - повторил Янош. Послышался щелчок, художник упал без сознания.
***
Янош проснулся в светлой и просторной комнате.
«Ничего со мной вчера не было. Это странный и непонятный кошмар – больше ничего!» - думал он.
Но когда он закрыл глаза, а затем резко распахнул их, вокруг него была все та же светлая комната. Янош с изумлением огляделся. Через большие окна проникал мягкий утренний свет, который падал на стены, выкрашенные в голубую краску такого нежного и бархатистого оттенка, что напоминали лучистое весеннее небо. Мебели было мало, но и она, расставленная по углам, красиво гармонировала с пространством. Вся мебель была из светлого желтоватого дерева, натертого до блеска. Картин в помещении не было, не было книг и прочих посторонних вещей, кои говорили бы что-нибудь об обладателе комнаты.
Вдруг Янош заметил, что в противоположном от двери конце помещения кто-то копошится. Он медленно повернул голову, стараясь не издавать шума. У той стены стояло длинное и широкое зеркало. Возле него сидели Вальтер и Жак – те, которые два дня назад перевернули жизнь несчастного художника. До сих пор они сидели настолько тихо, что Янош не заметил их. Около зеркала, на маленькой тумбочке, было расставлено множество баночек, маленьких склянок и бутылочек, кисточек, губок.
Вальтер попросил Жака сесть к нему поближе. Жак подчинился. Янош рассмотрел, наконец, лицо Жака, и чуть не вскрикнул от неожиданности. Кожа Жака стала желтоватой, будто пергаментной, на ней появились трещинки, где-то она отвалилась вообще, обнажая бледную сухую плоть. Кончик носа был словно подпилен: Вальтер снимал с него слой за слоем засохшую кожу.
Маг абсолютно спокойно повернул к себе лицо Жака, и Янош, представив, что к этому лицу вообще можно прикасаться, тихо простонал от омерзения. Вальтер, тем временем, обмакнул палец в содержимое самой большой банки, и размазал густую пепельную мазь по лицу Жака. Аккуратно и медленно Вальтер втер мазь в кожу. Покрытая трещинками кожа начала слегка дымиться, и трещинки стали менее заметны. Затем он вытащил кисточку, и окунул ее в крайнюю бутылку. На кисточке застыла телесного цвета масса. Вальтер быстро-быстро заводил кисточкой по обезображенному лицу. Кожа стала более ровной, бархатистой. Жака можно было принять за обычного человека. Маг, закончив процедуру, довольно усмехнулся.
Ученик алхимика посмотрел на свое отражение в зеркале, и, что-то пробормотав, вышел за дверь, не обратив внимания на затаившегося художника.
- Ты проснулся уже? – улыбнулся маг, подходя к Яношу.
- И я стану таким? – в ужасе зашептал он.
- Нет, конечно. Я постараюсь придумать способ сделать так, чтобы твое тело никогда не изменилось, и чтобы ты не утратил юности и красоты. Вышло же у моего учителя…
- Учителя? – спросил юноша, но алхимик отрицательно покачал головой, давая этим понять, что тема закрыта.
- Тогда скажи, почему там, в галерее, на несколько секунд, я видел на твоем лице серебряное сияние? Это тоже магия? – задал он другой вопрос.
Вместо ответа Вальтер провел острым заточенным концом кисточки, которую еще держал в руках по левому запястью, и там образовалась глубокая царапина. Вместо крови с руки его закапала густая серебристая жидкость, тут же засверкавшая сапфиром. Маг захлопал в ладоши, и с него пошло то же свечение, что исходило от серебристой жидкости.
- Смотри, - заговорил алхимик, – Это кровь бессмертного, и каждого в вечности сопровождает сияние. Иногда оно почти не видно, а иногда мы сияем так, что люди принимают нас за ангелов. Это результат оживления, его не следует бояться, у Жака оно тоже было, и иногда проявляется до сих пор.
Янош притянул к себе руку алхимика, и стал внимательно рассматривать ее. Он осмотрел сильную, всю в прожилках кисть, мускулистое предплечье.
- Скажи мне, Вальтер, каким создали тебя? Да, ты молод, но ведь Жак выглядит моложе тебя…
- Меня создали молодым и красивым, - усмехнулся маг, – Только с течением времени стал изменяться я сам. Я стал жесток и циничен, и поэтому мое прекрасное тело стало изменяться вместе со мной. Мой учитель был всегда молод и красив, хотя жил гораздо дольше, чем я, но вечность не состарила его души, и всегда тело его оставалось неизменно. Вечность превратила мою любознательность в скуку, живость в вялость.
Художник сосредоточенно слушал алхимика, и пытался представить себе, изменится ли он сам, когда обретет вечность. Бессмертный наблюдал за ним с улыбкой, а потом, увидев на постели кровь, воскликнул:
- Твои ноги изранены! Поднимайся скорее, я помогу тебе. Вот так, а теперь ступай осторожно, не споткнись.
Они вышли в коридор, прошли в гостиную, и Вальтер указал на дверь в подвал.
- Теперь я покажу тебе свою мастерскую.
Дальше художник и алхимик стали спускаться в подвальчик, и стоило открыть дверь, как до юноши сразу долетел запах сырости и мха, что обычно растет на древних валунах в лесу.
