Нас штормит, Грейнджер

Первое письмо

Музыка к части: Within Temptation - Somewhere.
_________

На дворе стояла осень. Дождь за окном огромного дома, похожего на замок, лил не переставая, уже около часа. Ветер, пробиравший до мозга костей выл, срывая жёлто-красные, а кое-где и вовсе пожухлые листья с деревьев.
В комнате, обставленной по-рабочему, за столом сидел молодой человек шестнадцати лет и что-то напряжённо писал пером на листе пергамента. Звали этого юношу Драко Люциус Малфой. Костяшки его пальцев, крепко сжимавших перо, побелели. Он думал о том, что ещё никогда и никому в жизни не писал таких писем.

Не обращая внимания на бурю, разыгравшуюся за окном, Драко судорожно подбирал нужные и, как ему казалось, правильные слова. Долгое время он обдумывал их, обдумывал, что и как напишет, когда отправит, надеясь на ответ.
— Великий Салазар, я даже в Хогвартсе столько не пишу, — сказал себе под нос Драко.
Наконец, он отложил перо в сторону, закрыл чернильницу и принялся перечитывать получившееся письмо:
«Дорогая Гермиона,
Перед тем, как ты продолжишь читать это письмо, я хотел бы тебя предупредить, что за шесть лет обучения в Хогвартсе у меня и в мыслях не было написать тебе даже пары строчек. И то, что ты прочтёшь, может показаться тебе бредом сумасшедшего или очередной моей шуткой в твой адрес, но уверяю, я не хотел тебя этим обидеть.
Думая над содержимым этого письма, я представлял, какой будет твоя реакция. Мне было очень сложно решиться сесть за стол и взять в руки перо, поэтому я надеюсь, что ты сжалишься над моими трудами и всё же вскроешь конверт, который тебе принесёт мой филин по имени Дервик.
Мне любопытно, что ты делаешь сейчас, когда даже не представляешь, что этим вечером получишь его (конверт с письмом, разумеется, не моего филина). Но я хотел сказать тебе не об этом.
В последнее время я чувствую себя несколько разбитым, если можно так сказать. Я не хотел бы тебя ни в чём обвинять, но это весьма эгоистично с твоей стороны — сломать мне жизнь. Твоё королевское, всезнающее высочество, которое так и норовит всем помочь и везде успеть, и понятие не имеет, что значит шестнадцать лет прожить для себя и ни в чём себе не отказывать. Ты не знаешь, что это за чувство, когда твой продуманный до мелочей мирок замыкается на одном человеке в этом грёбаном, грязном, увядшем в разврате и насилии, огромном и самом настоящем мире. Я говорю об этом, потому что я сам — часть всего этого. Ты ведь "знакома" с моей семьёй, и поэтому тебе не составит труда догадаться, что в ней происходит. Но в этом и состоит моя реальность, и обществу придётся её принять, нравится ему это или нет.
Гермиона, ты наверняка уже привыкла к тому, что я называю тебя не иначе как "Грейнджер" или "грязнокровка", но я честно стараюсь отучиться от этой детской привычки, ибо, достигнув шестнадцатилетия, я понял, что это в высшей степени глупо. В этом году со мной произошли некоторые изменения, которые также заставили меня посмотреть на свою жизнь по-другому. Тебе об этих изменениях знать не обязательно, поверь. Поэтому просто прогони привычные, остроумные вопросы из своей лохматой головы.
Я перестал нормально питаться, тренироваться и спать, если тебя это интересует. Я постоянно думаю о тебе, и мне это надоело, учитывая тот факт, что мне и без того есть чем себя занять. Эти мысли, как навозные мухи, прилипли к моему мозгу, не желая оставлять меня в покое.
Знаешь, ведь я из тех людей, которым уже уготовано нужное будущее. У меня есть невеста, есть работа, дом, деньги, слава и влияние. А мне ещё нет и восемнадцати. Готов поспорить, ты знаешь, о чём я говорю, потому что в глубине души понимаешь, что тебе предстоит провести жизнь с Уизли в домишке, который дышит на ладан, и в окружении полдюжины детей, один в один похожих на него.

Но вот о чём я подумал... Если бы Тёмный Лорд вдруг наставил на меня палочку, я бы смог умереть. Я знаю, ты считаешь меня последним трусом, считаешь, я на такое не способен. Но я бы умер ради тебя и этих шестерых рыжих детей, которых ты подаришь Уизли. Я бы просто хотел знать, что ты сможешь быть спокойна и счастлива.
Я тобой уязвим. И ты можешь гордиться собой. Снова.
Гермиона, я понятия не имею, какого числа у тебя День рождения, не знаю имён твоих родителей и абсолютно не представляю, в чём смысл твоей жизни. Более того, я теряюсь в догадках о том, чем же тебя так привлекла дружба с Гарри Поттером и его щенком Роном Уизли. Мерлин, я так и вижу это знакомое выражение на твоём лице. Только прошу, не присылай мне мини-Поттера в ответном письме. Я уверен в твоём ответе, потому что ты не сможешь его не написать.
Я, кажется, отвлёкся. Так вот, я не знаю ничего из того, что окружает твою жизнь. Но я знаю наизусть каждую чёрточку твоего заумного, часто недовольного лица, знаю как и чем пахнут твои волосы, что ты любишь есть на завтрак, и почему тебя так ненавидит Снейп. Если бы передо мной поставили тысячи таких, как ты, я бы узнал настоящую тебя. Всё это действительно дерьмово, девочка. И мы оба попали. Я на стадии, близкой к бесплатной палате в госпитале Св. Мунго. И я, чёрт возьми, не представляю, что со всем этим дерьмом делать.
Я человек, который не способен любить кого-то, кроме себя. И ты отлично об этом знаешь, не так ли? У меня нет сердца. Во мне нет места жалости, сантиментам и хоть какой-то нежности. И я нужен только матери. Вспоминая порой, как я с тобой обхожусь, мне хочется, так непреодолимо хочется всё изменить. Я бы всё сделал, чтобы увидеть в твоих глазах всё, что угодно, кроме ненависти.
Но чего я жду от тебя, если сам безмерно ненавижу себя?
Уверен в том, что ты дико рассмеёшься, узнав, что за всем эти мерзким излиянием накипевшего я всего лишь хотел сказать, что люблю тебя. Ты — моё проклятие, Гермиона Грейнджер.
Пожалуйста, одного прошу, не рви это письмо, не прочитав. И накорми Дервика сахаром, он его очень любит.

Драко Малфой.».

— Надеюсь, ты всё поймёшь , Гермиона, — произнёс Драко, привязывая скрученное в трубочку письмо к лапке присевшего рядом Дервика. — Доставь его поскорее, друг. И будь осторожен в пути.
Драко Малфой встал из-за стола, открыл широкие окна, и тёмно-коричневый филин улетел к дому Гермионы Грейнджер, подгоняемый сильным холодным ветром.