Глава 111.11.1918 состоялась заключительная битва между Тёмными и Светлыми волшебниками.
– Инкарцеро! – прокричал Вольдеморт и взмахнул палочкой, направив её на Дамблдора.
Мощный поток воздуха подхватил старика и потащил его к Тёмному лорду, а потом бросил на землю рядом с глиняной бутылкой. Дамблдор почувствовал страшную боль, как будто его со всех сторон сжимали железные тиски. Если бы он мог взглянуть на себя во время этой пытки, он бы понял, что уменьшается. За какую-то минуту он стал размером с мышь, и вихрь протолкнул его в горлышко сосуда. Вольдеморт тут же закрыл его округлым куском базальта.
– Калорио!
Камень оплавился. На горячей пробке волшебной палочкой злой волшебник начертал перевёрнутую пентаграмму.
– А теперь слушай меня, Дамби-гад, – обратился к узнику бывший Том Риддл. – Ты будешь жить в этом сосуде 100 тысяч лет, не нуждаясь ни в еде, ни в воде, ни в воздухе, но страдая от тесноты и неподвижности, от темноты и тишины, а главное – от скуки. Потому что заавадить тебя, поганый любитель лимонных долек в сахаре, было бы слишком гуманно! – И он разразился подходящим для случая смехом театрального злодея.
– Моргана тебя раздери! – отчаянно ругался сладкоежка. – Чтоб Мерлин проделал в твоём теле 10 дырок и отымел тебя во все эти дырки 100 тысяч раз!
– Беснуйся, беснуйся, старик, – усмехнулся победитель. – Я сейчас телепортирую тебя на морское дно, где ты сможешь поупражнять свои лёгкие вволю, и твои крики никого не разжалобят, а лишь позабавят осьминогов и крабов.
Вольдеморт повёл себя, как и подобает настоящему мужчине. Он сдержал слово.
***
08.05.1933 примерно в 5 морских милях к юго-востоку от устья Темзы дрейфовала великолепная яхта. На ее бизань-мачте развевался английский флаг, а на голубом вымпеле грот-мачты виднелись шитые золотом буквы «Дж.» и «П.». Яхта эта носила название «Горацио» и принадлежала виконту Джереми Питту, 22-летнему выпускнику отделения средневековых и современных языков Оксфордского университета.
Этот день выдавался на редкость погожим, на радость всем лондонцам, которые не работали в цехах, доках или конторах. Питт не работал. Он сидел в шезлонге на верхней палубе, весь в белом – рубашке с коротким рукавом, шортах, панаме, носках и теннисных туфлях. Справа на столике стояла запотевшая бутылка лимонада и стакан.
Слева в ротанговом кресле-качалке сидела певичка из кабаре, натуральная блондинка Долли Белл. На ней было розовое платье, совсем не скрывающее стройные голени, полные плечи и почти обнажившее маленькие груди, розовая шляпка с искусственными цветами и изящные розовые туфельках на тонких каблучках. Она положила правую ногу на левую и поигрывала полуснятой шёлковой обувкой. В руках она теребила маленькую розовую сумочку.
Что касается рук Питта, то они пребывали в полном покое. Левая охватывала упругую округлость прелестной соседки, правая придерживала во рту дымящуюся гаванскую сигару. Он наслаждался и сигарой, и соседкой, и тёплым солнцем и лёгким приятным южным ветерком, но больше всего – тишиной.
Внезапно стоявший на вахте матрос крикнул:
– Сэр, за бортом какая-то большая рыба! Прикажете поймать?
Питт сразу вышел из блаженного оцепенения и поспешил посмотреть на это существо.
– Валяйте, ловите, – согласился он и обратился к Белл. – Крошка, хочешь посмотреть на морское чудовище?
– Конечно, хочу! – восторженно воскликнула Белл.
– Тогда за дело.
Рыба оказалась круглой дурой. Точнее, вытянутой, но всё равно дурой. Он хапнула приманку – большой кусок свиного сала – и оказалась на крючке. Несмотря на отчаянное сопротивление, команда объединёнными усилиями подтянула её к борту судна. На мощный хвост накинули мертвую петлю, вытащили из моря на палубу, один из матросов осторожно приблизился к жертве и отсек хвост.
Это была рыба-молот, один из видов акул. Акулы имеют странную склонность глотать разнообразные предметы, не очень разбираясь, съедобны они или нет. Поэтому любопытным матросам захотелось узнать, нет ли в желудке их добычи чего-нибудь интересного. Беднягу, которая ещё была жива, беспощадно вскрыли.
На первый взгляд желудок показался пустым, но когда моряки уже собирались выбросить акулу в море, боцман заметил какой-то грубый предмет, застрявший во внутренностях.
– Эй! Что это такое? – крикнул он.
– Разве вы не видите, что эта тварь была горькой пьяницей и, чтобы ничего не потерять, не только вылакала все вино, но проглотила еще и бутылку? – засмеялся Питт. – Выньте ее, да поосторожнее, вдруг в неё положили какую-нибудь ценную бумагу? Например, банковский билет в миллион фунтов стерлингов?
Команда засмеялась. Белл – тоже, хотя и не очень понимала, что здесь смешного.
– Ладно, обмойте её как следует, а потом принесите мне, – распорядился владелец судна и вернулся в прежнее положение кайфования.
Когда чистый сосуд был принесён хозяину, оказалось, что бутылка – не совсем бутылка. В том смысле, что хотя и напоминала по форме сосуд от кьянти, но была не стеклянной, а керамической: красивый светло-терракотовый цвет и роспись. Верхняя, узкая, часть напоминала географическую карту, на которой белые, красные, синие, жёлтые, изумрудные, розовые, фиолетовые, голубые и оранжевые участками разделены тонкими прямыми чёрными линиями. Горлышко было наглухо замазано зелёным смолистым веществом, на котором было выдавлено нечто, похожее на печать. А нижнюю, широкую, часть покрывали выдавленные значки, которые напомнили Питту скандинавские руны.
Он встал и решительным шагом направился к каюте, крепко держа сосуд в обеих руках. Белл вскочила и засеменила следом.
– Милый, ты куда?
– Малышка, подожди чуточку. Я сейчас отнесу эту штуку к себе в каюту и вернусь.
– А что это?
Питт усмехнулся.
– Я пока и сам не знаю. Покажу профессору в Оксфорде, он должен разобраться.
Но это могло и подождать. Весь день до сумерек Питт и Белл провели на «Горацио», потом вернулись в Лондон. Побывали в театре на «Сильве», поели рябчиков и ананасы с шампанским в ресторане, а затем отправились в особняк молодого виконта. Там они провели замечательную ночь, первую половину которой они с азартом грешили, срывая цветы удовольствия, а потом спали сном праведников после этой езды.
Утром после традиционной яичницы с беконом и тостов наступила пора расставания.
– Фред, вы отвезёте эту мисс по этому адресу, – Питт протянул шофёру визитную карточку с краткой схемой маршрута, предполагая, что соблазнительной обладательнице светлых волос наверняка свойственен топографический кретинизм.
Потом он переоделся и отправился на почту. Текст телеграммы, посланной профессору Толкину, гласил:
«Можете ли вы принять меня».
Почтальон принёс ответ через каких-то пару часов:
«Вы можете приезжать».
– Джордж, – обратился Питт к своему лакею, – позвоните на вокзал, узнайте, когда отходит ближайший поезд на Оксфорд, и закажите билет для меня.
– Слушаюсь, сэр, – поклонился слуга и вышел из комнаты. Через несколько минут он вернулся.
– Сэр, в 14.22. Билет заказан.
– Спасибо, Джордж. Я уезжаю, вернусь поздно. Если прибудет мисс Белл, проводите её ко мне в спальню. Приказываю вам обращаться с ней вежливо и тактично, исполнять все ее желания, которые для вас должны быть законом. Вы должны держать себя с нею галантно. Служите ей не за страх, а за совесть. Еще раз напоминаю, что вы должны исполнять каждое желание мисс, которое только прочтете в ее глазах.
И, взяв собственноручно упакованную коробку с глиняным изделием, он сел в «бентли», дверца которого уже была предусмотрительно открыта верным Фредом.
– На вокзал! – распорядился виконт.
***
В одноместном купе первого класса состава-экспресса Питт скинул ботинки, пиджак, жилет и опустился на убаюкивающую свежесть мягкого кожаного дивана, завернувшись в лёгкий плед. Он стал представлять в деталях, как поставит коробку на стол в гостиной своего учителя и друга, и не заметил, как отъехал в страну сновидений. Там с ним происходили удивительные вещи. Но, к сожалению, проводник разбудил его стуком в дверь как раз в тот момент, когда он собирался загнать мячик в лунку, играя в гольф с русским диктатором Сталиным.
Оказавшись на территории университета, Питт ощутил необычное чувство, как будто он вернулся в свой город, знакомый до слёз. Словно этот храм науки был его родным домом, а вовсе не особняк в Лондоне или поместье в Сассексе.
Гостеприимный коттедж Профессора был открыт, как и все годы учёбы. У подножия
лёгкой проволочной изгороди пышно разрослась высокая душистая трава. Питт потянул на себя калитку, подошёл к крыльцу по выложенной гранитными плитами дорожке и дёрнул дверной молоток в виде львиной головы.
– Входите! – услышал он крик хозяина.
Питт снял ботинки, дабы не осквернить уличной пылью священные полы этого прибежища знаний, и прошёл в кабинет.
– Добрый день, сэр, – сказал он. – Вот посмотрите, какую занятную штуковину мы обнаружили в желудке акулы.
С этими словами он поставил на стол картонную коробку от Доллиной шляпы и извлёк из неё глиняный сосуд.
Толкин осторожно повертел её и внимательно рассмотрел выдавленные письмена.
– Это скандинавские руны, – вынес он вердикт. Они использовались для записи заклятий. Переводятся эти строки примерно так:
«ДА ПРЕБУДЕТ ЭТО ВМЕСТИЛИЩЕ НАВЕКИ УЗИЛИЩЕМ».
***
22.06.1933 новоиспечённый дипломат Питт вылетел к месту своей службы. Ему предстояло занять пост атташе по культуре в британском посольстве в Москве. Надо сказать, что отправлялся он туда с некоторой опаской. Нет, он не боялся легендарных русских морозов и бродящих по улицам медведей – хотя бы потому, что в столице СССР уже давно медведи остались только в цирке и зоопарке, а сильные морозы случаются крайне редко. Но ходили упорные слухи, что все русские помешаны на шпионаже, поэтому даже столь, казалось бы, безобидная должность потребует от него максимальных усилий по сбережению гостайны.
Загадочную керамическую бутылку он взял с собой. Её изящные очертания и роспись радовали глаз, а главное – она служила напоминанием о далёкой родине и о любимом Профессоре. Он поставил её на стол в рабочем кабинете, чтобы она служила источником моральной поддержки на новом и ещё неизученном поприще.
Но не один Питт по достоинству оценил красоту изделия. На него положила глаз техничка Аннушка, работавшая в посольстве. Она осторожно приподняла бутылку, стараясь не сместить её. Сосуд был тяжёлый, и она решила, что богатый иностранец держит в ней золотые монеты.
В голове у Аннушки образовалась вьюга: «И по монетке: одну на Петровку, другую на Смоленский. Никто и не заметит... Растянуть подольше. Накоплю – и уеду на Кубань, куплю домик с садом!..» В мозгу заскрипели шестерёнки. «Как вынести? Охрана заметит. Бутылка немаленькая. А на верёвке спустить вниз!»
Аннушка подошла к окну. Ограда посольства находилась метрах в десяти от него. Если привязать к верёвке небольшую тяжесть, например, болт с гайкой, и зашвырнуть за ограду, к другому концу верёвки привязать бутылку, а на другой верёвке эту бутылку спустить вниз, то можно тихонько вытянуть ценный груз из-за забора. Главное – не создавать лишнего шума.
Девка сказала – девка сделала. На следующий вечер Аннушка пришла на рабочее место во всеоружии. Закончила уборку. Открыла окно. Прицелилась и бросила с высоты четвёртого этажа своё грузило, завёрнутое для мягкости в тряпочку. Казалось, самое трудное было позади. Аккуратно спустила сосуд. Тщательно закрыла окно. Убрала ещё несколько кабинетов. Собрав в кулак всё своё хладнокровие, невозмутимо прошла мимо охраны.
И вот Аннушка перешла к заключительному этапу похищения. Она пошла вдоль ограды посольства, задрав голову вверх и высматривая свою путеводную нить.
Это занятие вызвало профессиональный интерес молодого милиционера, шедшего домой с дежурства. Он отошёл в тень молодых лип и стал внимательно смотреть за подозрительной девушкой в белой футболке и кепке. И когда он увидел, что она вытянула из-за территории иностранного государства некий предмет, он рванулся, намереваясь задержать воровку.
К сожалению для сил правопорядка, он неудачно оступился, не только расшибив коленку, но и подвернув голеностопный сустав. Превозмогая боль, правоохранитель вскочил и попытался догнать преступницу, но быстро понял, что безнадёжно отстаёт.
– Стой! Стрелять буду! – заорал он и выстрелил.
Это не остановило беглянку, но на звук выстрела прибежал охранник от ворот посольства.
– Что случилось?
– Там женщина, что-то украла в посольстве!
Страж начал погоню. Уборщица бежала изо всех сил, но он был выше и тренированнее. Аннушка поняла, что надо избавляться от улик. Она свернула в сторону Москва-реки и выбросила в воду бутылку и верёвки, а затем вскочила на подножку трамвая и пропала за углом.
Утром культурный атташе обнаружил пропажу любимой игрушки, очень огорчился и накатал заявление в пикет. НКВДэшники оказались на высоте – в том смысле, что сложили 2 и 2, сопоставив вечернее происшествие и пропажу украшения из кабинета дипломата.
Питт испытал горячее желание закатить скандал: «Мне наплевать, откуда вы достанете эту вазу – хоть землю рыть будете, хоть водолазов отправите осмотреть каждый квадратный дюйм реки, но чтоб МОЯ вещь была у меня!!!» Это было бы недостойно аристократа и джентльмена. Поэтому он ограничился тем, что горестно вздохнул:
– Ну что ж, печально, но ничего не поделаешь. Надеюсь, если этот сосуд всё-таки найдётся, вы не забудете поставить меня в известность.
***
А тем временем простой московский школьник Владимир Алексеевич Костыльков, или попросту Волька, должен был готовиться к предстоящему завтра экзамену по географии. Он, правда, был не дублем, а человеком, следовательно – не совсем простым. Во всяком случае, он один во всём 6Б носил очки и только он был жгучим брюнетом, к тому же обладателем раскосых глаз цвета молодой травы. Кроме того, у него на лбу был странный шрам в виде молнии.
По совокупности всех этих заслуг одноклассники его дразнили и били, регулярно ломая очки на переносице. А поскольку отчим считал, что если пацана бьют – это его проблемы, то о заказе новых очков речи даже не шло, и Вольке приходилось в очередной раз перематывать оправу изолентой. К тому же Волька не отличался ни выдающейся успеваемостью, ни активной общественной деятельностью, так что учителя и вожатые тоже не очень-то жаловали его. Словом, школа со всех сторон была далеко не самым приятным местом.
Однако это не освобождало его от обязанности сдать экзамены. Но в этот жаркий, душный день было куда приятнее сбегать на речку, чем сидеть, озёра повторять и горы на востоке. Правда, отчим предупредил, чтобы Волька не смел ходить купаться, потому что тут глубоко, но Волька быстро нашёл для себя оправдание: «Мне необходимо выкупаться, чтобы была свежая голова!»
Волька сказал маме, что пойдёт на берег готовиться к экзамену, и даже взял с собой учебник. Но, прибежав на реку, на берегу которой в этот утренний час никого не было, он сразу же разделся и бросился в воду. Когда Волька совсем озяб и даже посинел, он решил, что нырнёт ещё разочек напоследок – и на сегодня хватит.
И во время этого ныряния в последний раз его руки наткнулись на какой-то продолговатый предмет, лежавший на дне. Волька схватил его и вынырнул. Это оказался замшелый керамический сосуд. Его горлышко было наглухо замазано зелёным смолистым веществом, на котором было выдавлено нечто, отдалённо напоминавшее печать.
Волька загорелся от любопытства. Быстренько одевшись и нацепив на нос очки, но от волнения забыв прихватить учебник географии и даже тюбетейку, он помчался домой, чтобы в укромном уголке распечатать сосуд. Волька юркнул в комнату, запер за собой дверь, вытащил из кармана перочинный ножик и, дрожа от волнения, начал соскребать печать.
В то же мгновение вся комната наполнилась едким чёрным дымом, что-то вроде бесшумного взрыва большой силы подбросило Вольку к потолку, а потом он упал на пол и больно ушиб локоть.
Пока Волька пытался разобраться в том, что произошло, дым понемножку рассеялся, и Волька вдруг обнаружил, что в комнате, кроме него, находится ещё один человек. Это был мужчина неопределённого возраста. Судя по глубоким морщинам, изрывшим его лицо, седым ниспадающим на спину распущенным волосам и длинной бороде, ему было лет под 300. Однако судя по лёгкости и быстроте движений, не было и 40. Одет он был в узорчатый фиолетовый с чёрной оторочкой не то халат, не то плащ и такую же круглую мягкую шапочку.
– Апчхи! – оглушительно чихнул неизвестный. – Слава Мерлину, свободен, свободен, наконец-то свободен!
Тут он заметил Вольку.
– Здравствуй, мальчик, – ласково обратился он. – Неужели это ты освободил меня из заточения в этом сосуде?
– Вы... откуда? – осторожно осведомился Волька. – Из самодеятельности?..
– Нет, вот из этого сто тысяч раз проклятого сосуда.
С этими словами он вскочил на ноги, бросился к валявшемуся поблизости сосуду, из которого ещё продолжал струиться небольшой дымок, и стал яростно его топтать, пока от сосуда не остался ровный слой мелких черепков. Наконец успокоившись, он воскликнул:
– Эванеско!
На глазах поражённого Вольки черепки стали таять, как кусочки сахара в горячем чае, пока не исчезли бесследно. Он невольно поднял глаза к потолку, на котором отпечатались подошвы его тапочек. Мужчина последовал его примеру.
– Эванеско!
И потолок стал по-прежнему свежепобеленным.
Но Вольку всё ещё глодало сомнение.
– Что-то вроде не похоже... – протянул он, – сосуд был такой маленький, а вы такой... сравнительно большой.
Мужчина засмеялся.
– Эх, мальчик мой, Вольдеморт и не такое мог выкинуть. Он очень мощный волшебник. Но всё-таки: это ты вернул мне свободу?
– Ну да, выходит...
- Значит, ты ещё более сильный маг, раз сумел победить чары Тёмного лорда. Скажи, как тебя зовут?
– В-в-волька...
– А фамилия у тебя есть?
– Костыльков.
– Так вот, Волька Костыльков, позволь мне обнять и поцеловать тебя.
И с этими словами мужчина заключил Вольку в объятия и покрыл поцелуями его макушку, лоб, нос, щёки, губы и подбородок, несмотря на то, что мальчик героически пытался избежать этих ласк.
Когда процесс наконец закончился, Волька спросил:
– А вы кто?
– Меня зовут Дамблдор. Брайан Дамблдор. Вульфрик Брайан Дамблдор. Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор. Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор. Но ты зови меня просто Альбус.
– Дедушка Альбус, а вы кто?
– На ты, Волька, мальчик мой. И просто «Альбус», без «дедушки».
– Хорошо, Альбус. Так всё-таки кто ты?
– До того, как этот сто тысяч раз проклятый негодяй засадил меня в этот мерзкий, гадкий, отвратительный сосуд, я был директором английской школы волшебства и чародейства Хогвартс. А сейчас... Я и сам не знаю, кто я. У меня ведь даже нет волшебной палочки...
– А зачем она тебе, Альбус?
– Ну как? Без палочки я не могу совершать чудеса.
– А как же ты уничтожил кувшин? – удивился Волька.
Альбус замолчал, почесал подбородок и после непродолжительного размышления ответил:
– Хм... И в самом деле... Выходит, за время пребывания в заточении я научился беспалочковой магии! Вот это здорово!
И он заплясал, подкидывая ноги чуть ли не до макушки.
– Тише, тише, Альбус! – обеспокоенно воскликнул Волька. – Мама и бабушка услышат, и мне придётся объяснять, откуда ты взялся. Они мне не поверят, и всё будет очень неприятно.
– Не беспокойся, мальчик мой. Я наложу на них заклятие Обливиэйт, и они всё забудут. Но скажи, могу ли я чем-то отблагодарить тебя за то, что ты даровал мне самое бесценное, что может быть у человека – свободу?
– Спасибо, Альбус, мне ничего не надо, – поскромничал мальчик. – Вот разве что...
– Что?
– У меня завтра экзамен по географии, а я совсем не готов. Чёрт!.. Я же забыл учебник! Посиди здесь, а я быстренько сбегаю на речку.
– Я тоже хочу с тобой.
– Ну ладно. Только... – Тут он окинул критическим взором необычное одеяние собеседника. – Придётся переодеться. Твой костюм слишком уж будет бросаться в глаза.
Через минуту из дома вышел Волька, держа под руку Альбуса. Бородач был великолепен в новой парусиновой пиджачной паре, украинской вышитой сорочке, сандалиях и твёрдой соломенной шляпе канотье. Его волосы были аккуратно подстрижены, а борода укоротилось до клинышка.
Ученику повезло. И его учебник, и его тюбетейка оставались на том же месте. И по-прежнему никто не купался и не загорал в этом месте.
– Вот, Альбус, – грустно сказал он, протягивая учебник. – Мне надо до завтра весь его выучить.
Бывший директор школы кивнул с пониманием. Ах, сколько он за свою жизнь навидался студентов, которые приходили в библиотеку только накануне С.О.В.! Так что он очень хорошо понимал своего юного друга.
– Меморио! – воскликнул он. – А теперь, Волька, читай учебник. Когда ты закончишь, ты будешь помнить любое предложение и каждую картинку.
Волька отнёсся к этому предложению скептически. Но терять было нечего.
– Хорошо, только пойдём домой, а то меня потеряют, – извиняющимся тоном сказал он.
И вот Валька засел за чтением, а чтобы Альбус не скучал, дал ему альбом с видами Москвы. Новый друг увлечённо рассматривал его.
– Волька! – раздался женский голос, а за ним последовал стук в дверь. – Чего ты закрылся? Иди обедать!
– Сейчас, мама! – и тут же он шёпотом обратился к Дамблдору. – Альбус, тебе надо спрятаться.
– Инвизио! – воскликнул волшебник и стал исчезать по частям, не спеша: сначала пропали ноги, а потом постепенно все остальное; наконец осталась только одна улыбка, – сам Дамблдор исчез, а она еще держалась в воздухе.
«Вот это да! – подумал Волька. – Волшебник – и то небывалая штука, но уж улыбка без волшебника – это я прямо не знаю что такое!»
Волька пришёл на кухню и попросил:
– Мама, можно, я буду обедать у себя? Буду есть и заодно учить географию.
– Безобразие! – возмутилась бабушка. – Нельзя читать за едой.
– Ну пожалуйста... – заныл мальчик.
– Ладно, сынок, – поддалась на его мольбы мать. – Только будь осторожен, не пролей суп.
Волька снова закрылся у себя и негромко позвал:
– Альбус! Я принёс тебе поесть!
– Визио! – раздалось в ответ.
Новоявленные друзья по-братски разделили наваристый борщ с приличным куском свинины и полную тарелку гречневой каши.
– Спасибо тебе, Волька, за твою заботливость. Ты второй раз спасаешь меня. И я никогда ещё так вкусно не ел.
