Глава 1Гермиона поёжилась, ощущая спиной внимательный взгляд серебристых глаз. Злость и волнение мешали сосредоточиться на зелье, которое беззащитно побулькивало в котле. В результате вместо лягушачьих лапок уронила в него крылья летучей мыши. Чертыхнувшись, судорожно схватила деревянную ложку и начала вылавливать несчастные крылышки. Они же растворялись слишком быстро, и уже через мгновение осталось лишь воспоминание и лёгкая пена, намекающая на то, что зелье безвозвратно испорчено.
Если бы не Снейп, появившийся словно из ниоткуда и нависший над насмешливо клокочущим котлом, Гермиона бы разрыдалась, но гордость не позволила этого сделать.
— Итак, мисс Грейнджер, вы опять все испортили, — язвительно произнёс преподаватель, удовлетворенно глядя, как гадкая сероватая жидкость цвета грязи медленно вытекает из котла.
Гермиона это знала так же хорошо, как и то, что у Малфоя появился ещё один повод поиздеваться над ней — какая досада, ведь неловкая Грейнджер сумела испортить зелье от желудочных колик! Она покраснела, представив, как раз за разом он будет отпускать мерзкие шуточки, словно унижений на собственном факультете не хватало. Дожив до седьмого курса, Гермиона так и не сумела завести друзей, и, хотя этот факт немного печалил, все же нисколько не мешал, невзирая на все сложности, упорно идти к цели.
Парня у неё, кстати, тоже никогда не было. Пока соседки по комнате бегали по свиданиям, Гермиона занималась, и только в этом состоял смысл жизни — в знаниях. Конечно, подобная позиция ещё дальше откидывала от остальных, но смириться оказалось не так уж и сложно. Приходилось писать родителям письма, описывая в них свою «дружбу» с Гарри Поттером и Роном Уизли, хотя, конечно, одни из самых популярных мальчиков школы никогда не общались с «недостойными». Казалось, что единственный, кто обращает внимание на незаметную Гермиону, — это Малфой, вот только подобное внимание отнюдь не льстило, хотелось, чтобы и он не замечал её.
— Извините, профессор, — промямлила Гермиона, вытирая стол заранее заготовленными салфетками. И хотя она, конечно, пыталась не касаться руками зелья — мало ли какой эффект могли произвести крылышки, — все равно несколько капель попали на кожу.
Зелье жгло, и от неожиданности она вскрикнула. Все ученики обратили внимание на громкий возглас и поспешили обсудить с товарищами очередной провал Гермионы. А Малфой самодовольно, словно именно он был виновником произошедшего, улыбался, придумывая оскорбления, которые в скором времени Гермионе придётся выслушать — уж в этом сомневаться не приходилось. И пускай.
Снейп скривился, всем своим видом показывая недовольство.
— Мистер Малфой, отведите Грейнджер в медпункт, а то сегодня она прямо-таки угроза для общества.
Гермиона сдерживала слезы, и это неплохо получалось: все же мастерство, полученное благодаря бессонным ночам, давало о себе знать. Малфой медленно-медленно поднялся и, все ещё ухмыляясь, так же медленно подошёл, демонстрируя насмешку и веселье. Стало страшно.
Драко что-то говорил, по крайней мере, тонкие, часто недовольно сжатые губы отчего-то двигались, вот только Гермиона совершенно не слышала слов. В идиотском ступоре рассматривала чужие скулы, брови, ресницы, серебро… Это было по меньшей мере странно. Когда Снейп, раздражённый тем, что время урока так бесцеремонно отняли, помахал перед лицом рукой, Гермиона очнулась. Смущённая и напуганная, здоровой рукой поправила очки, игнорируя многозначительное хмыканье декана, и, не дожидаясь Малфоя, вышла из аудитории.
Рука жгла, но притворяться, что все нормально, оказалось не так уж и сложно, даже улыбка далась без особого труда.
Малфой молчал, а Гермиона косилась на него, подозревая в худшем: в подготовке к очередному грандиозному оскорблению. Но кто мог предположить, что такой взгляд парень может расценить по-своему? И все же он не стал донимать, только поднял свою светлую бровь и насмешливо подмигнул. Иногда (о чудо!) Малфой был практически нормальным.
Гермиона, конечно же, смутилась и не оставила себе выбора, кроме как уставиться в пол.
— Не беспокойся, Грейнджер, у меня сегодня замечательное настроение, так что я не буду тебя донимать.
Стало легче, она даже осмелилась поднять глаза, чтобы посмотреть на его лицо в момент неожиданного признания. Голову пришлось запрокинуть: все же Малфой был куда выше ростом. Почему-то Драко решил заглянуть в, казалось бы, занудно-карие глаза сквозь толстые стекла очков. Это произошло неожиданно, и девушка не успела даже среагировать и заметить, что их неординарная парочка остановилась прямо посреди коридора. Драко заговорил своим вкрадчивым, слащаво-ядовитым голосом:
— Скажи мне, Грейнджер, ты специально прячешь себя за этой нелепой одеждой и ещё более нелепыми очками? — Малфой прищурился и, оторвавшись от её глаз, окинул взглядом всю фигуру. Мешковатая мантия скрывала все, кроме затасканных ботинок, которые, наверное, вышли из моды лет двадцать назад.
Переборов страх, Гермиона спросила:
— Что ты имеешь в виду?
Улыбка. Впервые на её памяти на лице Драко Малфоя появилась не усмешка и даже не полуулыбка, а настоящая задорная улыбка. Она удивительным образом превращала ненавистное лицо в почти-произведение-искусства, на котором не было места для равнодушия. Почему-то эта картина крепко отпечаталась в памяти Гермионы.
— О, ты прекрасно знаешь!
Конечно, она знала, что одевается как нельзя хуже, но именно этот образ стал маской, настоящим спасением. Люди хотели видеть страшненькую, неказистую заучку? Пускай, так даже проще. По крайней мере, Гермиона не теряла себя и точно знала, что она это она, даже если приходится носить несуразные очки и потёртые бабушкины ботинки.
Через несколько минут волшебство прошло, и улыбка спала с лица Малфоя. А затем он, кивнув на руку Гермионы, сказал:
— Идём, наверное, твоя рука болит.
Рука и правда болела, вот только Гермиона умудрилась про это забыть.
Остаток пути они молчали. Малфой шёл слишком быстро, отчего постоянно приходилось его догонять, но такое положение вещей устраивало обоих. Беседа удивила, но и она не была самым странным в тот день. Драко остался в медпункте, сел на свободную кровать и, закинув ногу на ногу, стал ждать, пока мадам Помфри наложит девушке на руку целительную мазь. Почему он не ушёл сразу после того, как доставил «жертву обстоятельств» на место назначения, было непонятно. В тот день абсолютно все оказалось слишком нереальным.
Лёгкий аромат весеннего ветра смешался с запахом целебных трав, которые так любила медсестра. Лаванда, аир, мандрагора и даже полынь — целый мир в больничном крыле. Само присутствие здесь, казалось, укрепляло иммунитет, а Мадам Помфри могла излечить абсолютно любой недуг. Вот только Гермиона нечасто посещала лазарет, она предпочитала лечить себя самостоятельно, ведь во всём нужно полагаться только на себя, не так ли?
Когда мадам Помфри закончила свои манипуляции, смешав по ходу дела мази, заклинания и причитания, Малфой поднялся с кровати и молча взялся сопроводить Гермиону к общежитию. Словно настоящий рыцарь. Все портреты наблюдали за этим шествием, не забывая комментировать и ворчать. Полная Дама же пренебрежительно фыркнула, едва увидев представителя «враждебного» факультета, и упёрто не соглашалась пускать кого-либо, пока тот не уйдёт. Иногда она бывала излишне категоричной и упрямой. Даже слишком. Неожиданно для себя Гермиона взбесилась из-за такого поведения портрета.
Напоследок Драко сказал ещё кое-что, что не могло не напугать:
— Берегись, Грейнджер, — в этот момент он наклонился к ней. Малфоевское лицо оказалось совсем близко.
Фраза прозвучала столь многозначительно, что невольно возникало подозрение: что-то тут нечисто, и дело не в уже привычных оскорблениях… Его улыбка, помощь и фраза — все пугало.
Гермиона зашла в гостиную и уже не видела, что Малфой смотрит ей вслед улыбаясь. Она бы наверняка подумала, что он замышляет что-то невероятно грандиозное и в то же время мерзкое. И только Полная Дама всеми силами пыталась отогнать Малфоя как можно дальше от гостиной Грифиндора. Она бы в этом никогда не призналась, но даже опустилась до угроз и оскорблений. Вся эта картина выглядела крайне комично. Но вот только единственным зрителем стал Гарри Поттер, который как раз возвращался с урока зельеварения.
***
Гермиона как раз сушила волосы полотенцем, когда в общую спальню для девочек ворвался Гарри Поттер. Популярность, слава, красота — три краеугольных камня его жизни. За ним бегал весь Гриффиндор и Когтевран, девушки Пуффендуя тоже томно вздыхали, а на факультете Слизерина конкуренцию ему мог составить разве что Малфой. Гермиона год за годом наблюдала, как Поттер взрослеет, а вместе с тем растёт и его чувство собственного величия. А потом она поняла, что презирает его — мальчика, который чудом выжил.
И вот он пришёл к ней, тут сомнений быть не может, так как Гарри своими изумрудно-зелёными глазами уставился прямо на Гермиону. В таком контексте, конечно, розовая пижама с пингвинами выглядела донельзя нелепо, но это почему-то не смущало, ведь Гарри Поттер — не более чем местная знаменитость, которая известна только своим умением заглядывать под юбки. По крайней мере, она так говорила сама себе.
Гермиона сняла полотенце с волос, и те мокрыми кудряшками упали на плечи. Хорошо, что хоть очки успела надеть.
— Что тебе нужно? — не хотелось быть запуганной или даже вежливой, все же трудно испытывать уважение к тому, кого так сильно презираешь.
В мире Гермионы для Гарри Поттера не существовало ни единого шанса оказаться нормальным парнем. Она правда пыталась видеть в людях только лучшее, и иногда это даже получалось, но только не с ним, нет.
— Перестань якшаться с Малфоем, — заявил он, все ещё стоя на пороге, не рискуя зайти дальше в комнату. И, хотя там в данный момент не находилось никого, кроме них двоих, это бы оказалось той наглостью, на которую даже такой тип, как Поттер, не способен.
Полотенце полетело на кровать, а вместе с ним и ошмётки былых страхов.
— А то что?
— Ты позоришь факультет, связываясь с этим Пожирателем.
Желания что-то доказывать и оправдываться вовсе не было. Если кто-то думает, что она бегает за Малфоем — пускай. Осталось всего пятьдесят семь дней на пути к долгожданной свободе.
— Чем же я, позволь спросить, его позорю? — Гермиона не сумела вовремя прикусить язык, и в интонации прорвалось коварное ехидство.
Поттер не выдержал и переступил порог. В его глазах плескалась ярость и даже немного удивления — Гарри не ожидал подобного сопротивления от неё. Он подошёл настолько близко, что не составило труда рассмотреть все оттенки зелёного в его глазах. Это был яркий момент, но не настолько, чтобы затмить неожиданную улыбку Малфоя. Гарри Поттер всегда был очень красивым, особенно когда перестал носить круглые, словно снятые с шута, очки. Но он казался слишком чужим. Даже среди своих друзей. Парень всегда вёл себя немного отстранено, словно по какой-то нелепости попал в этот мир и теперь только и ждёт, когда можно будет вернуться домой. Хотя на самом деле это походило на то, что он просто считал себя лучше других. Непременно так все и есть. Гермиона презрительно поморщила нос, когда вдруг это поняла, и поспешно отвернулась — так быстро, что непослушные мокрые волосы хлестнули Гарри по лицу. Он скривился, но ничего не сказал.
— Да ты с ним спишь! — не упрекал, а скорее ошарашенно воскликнул.
Гермиона не хотела этого отрицать, все равно ведь не поверит, но что-то заставило произнести тихим голосом:
— Это неправда, — она как будто давала ещё один шанс. Вот он, Гарри, возьми его. Только поверь, это же просто как заклятие левитации.
Но Поттер только ожидаемо фыркнул и больше ничего так и не сказал. Тишину нарушил только звук его удаляющихся шагов, и Гермиона буквально слышала, как он по дороге растаптывает её надежду, оставляя после неё только отвратную горечь во рту.
***
Малфой ненавидел растворимый кофе, Гермиона это точно знала. Однажды он сам это сказал. Девушка шла на Травологию с чашкой ароматного напитка, пытаясь получить энергию, которой так не хватало после полуночного чтения учебников. Драко появился неожиданно и едва не стал причиной кофейного пятна на мантии и ожога на руке — подлетел со спины, изрядно напугав Гермиону, наклонился и шепнул:
— Растворимый пьют только такие дешёвки, как ты, — и, язвительно улыбаясь, ушёл дальше.
Пить тот кофе больше не хотелось, но выбросить его — значило признать, что Малфой прав. И именно поэтому Гермиона давилась внезапно ставшим мерзким напитком. Он неприятно обволакивал горло, хотелось выплюнуть и вылить остатки в вазон с огромным фикусом, но приходилось допивать, буквально вталкивая горьковатую жидкость в себя.
Сегодня Малфой пил «кофе для дешёвок». Он насыпал себе ровно две ложки из небольшой баночки на столе, залил кипятком и, морщась как от поцелуя горного тролля, глотал напиток. Это выглядело комично. Смотреть на него Гермионе не хотелось, но почему-то она села именно так, чтобы оказаться ровно напротив. Происходящее веселило, особенно забавными были мордашки Кребба и Гойла, которые, последовав за своим лидером, теперь тоже давились растворимым кофе.
Малфой тоже смотрел на неё, хотя Гермиона поняла это далеко не сразу. Казалось странным, что такой человек, как он, вот так беззастенчиво и прямо, не скрывая своих действий, рассматривает предмет издёвок. Происходящее напоминало нелепый сон, и Гермиону захлестнула волна непонятных чувств. Она начала задыхаться, так как сумела забыть, что нужно дышать.
Кашель спас её. И реальность была такова, что добрая половина родного факультета глазела с презрением, а Поттер просто уничтожал взглядом. Все они, как и сама Гермиона несколько минут назад, смотрели на представление и откровенно наслаждались происходящим. Стало даже немного обидно. Пришлось бросить все и уйти из столовой, ругая себя за глупость и дурацкую непредусмотрительность. Она привлекла к себе ненужное внимание, и теперь окружающие будут донимать расспросами.
Малфой догнал уже тогда, когда Гермиона подходила к нужной аудитории.
— Грейнджер! — Обернулась и увидела его. Драко улыбался, и эта его улыбка являлась частью того странного волшебства, которое висело в воздухе между ними. Кажется, произошедшее его тоже повеселило. Малфой не выглядел смущённым или раздражённым, а просто открыто развлекался.
— Чего тебе? — выплюнула Гермиона.
Может, для него все это и шуточки, а вот для неё — неприятности.
— Мне показалось, что ты хотела мне что-то сказать, — многозначительно приподнял бровь. — Я весь твой, выскочка.
От последнего слова больше не коробило, а это уже неплохой признак.
— Тебе показалось.
Вчерашнее смущение куда-то пропало, свои сегодняшние чувства она не смогла бы адекватно описать даже под Веритасерумом.
Однако Малфой не отступал, игра казалось невероятно забавной. Это злило ещё больше. Только такие вот негодяи могут откровенно развлекаться за счёт других. Гермиона хотела вернуться в тот день, когда трижды по тридцать проклятые крылья свалились в дурацкий котёл с идиотским зельем. Она бы никогда не подумала, что желудочное колики могут принести столько неприятностей!
— Я так не думаю, — подошёл ближе. Гермиона невольно отметила, что парфюм у него чудесный. Наверное, потратил на него целое состояние, а как же иначе.
Малфой стоял практически вплотную, но она сумела взять себя в руки, отошла на шаг назад и выкрикнула:
— Я тебе не игрушка!
Развернулась на каблуках и вошла в пустую аудиторию, занимая уже привычное место за первой партой. Однако такое желанное уединение не длилось слишком долго: через несколько минут появился вездесущий Малфой, который, ни на секунду не задумываясь, сел рядом за первой партой. И даже сейчас он продолжал гадко улыбаться, словно знал, какое впечатление на неё оказывает. Он откровенно наслаждался неловкостью и смущением, которое начала испытывать девушка. Она не могла усидеть на стуле, и за десять минут сменила, наверное, полтора десятка положений. Но больше всего было злости-злости-злости. На саму себя. И хотя Гермиона упёрто пыталась делать вид, что ничего такого не происходит, очень скоро она сдалась:
— Что тебе нужно? — резко спросила.
— Ничего такого, что бы тебе не понравилось.
Гермиона перебрала в голове десятки вариантов, но только один почему-то коварно застрял в мыслях и не желал оттуда исчезать. И где Малфой набрался таких фразочек? Несмотря на то, что происходящее выглядело как сцена из дешёвого любовного романа, она покраснела.
— Пересядь, — тихо попросила.
Свет проникал сквозь огромные окна, заливая парты. Вредный лучик светил прямо в глаз Гермионы, и она прищурилась, будто таким образом могла отогнать его.
— Зачем? — Малфой искренне удивился. Он раскинулся вальяжно и своим коленом едва ли не касался её. Это вызывало неожиданный и идиотский трепет, который Гермиона предпочла бы угомонить.
— Мне не нужны неприятности. Пожалуйста, — не просила, умоляла, поражаясь своей глупости и какой-то чудной дрожи в голосе.
Малфой придвинулся ещё ближе и, почти касаясь губами уха, ответил:
— Только потому, что мне нравится то, как ты умоляешь.
А затем, весь из себя соблазнитель, так же просто отодвинулся и встал, усевшись на своё привычное место за секунду до того, как в аудиторию ворвался Поттер.
Весь урок её спину прожигали две пары красивых глаз — серебристые и зелёные. Вот только Гермиона любила серебро и ненавидела золото.
