Ангел с обрубленными крыльямиВ ту пятницу всё началось с того, что Вика ужасно не выспалась. Наверное, с ней случилось то, что её мама называла «перегрузить мозг». Вообще, все одиннадцатиклассники этот последний школьный год жили с камнем на сердце, просто камни эти были разного размера. ЕГЭ дамокловым мечом висел над каждым, о нём постоянно говорили, про него невозможно было забыть, не получалось отвлечься. Если ты развлекался, то в какой-то момент противный голосок внутри головы обязательно спрашивал: «А историю кто учить будет? Только до Петра I ещё дошла, а ЕГЭ уже через три месяца». Не расслабишься.
У Вики были планы подготовки к каждому предмету, по которым она постепенно всё повторяла, иначе у неё бы просто мозг взорвался. Она с трудом понимала, как другие люди существуют без плана, в принципе. И вот в четверг после обычных уроков она засела за Эпоху дворцовых переворотов, и через пару часов от объёма информации и бесконечных дат у неё зарябило перед глазами.
С другой стороны, она здорово отвлеклась от других, более серьёзных проблем, которые лично для неё только усугубляли этот крайне непростой период.
Запретной, закрытой от мыслей на сотни замков была, конечно, Катина операция. Это был последний шанс. Если в субботу, послезавтра, всё пройдёт неудачно, Катя с ними в Москву поступать не поедет. Она вообще никуда тогда не поедет и даже ЕГЭ сдать не сможет. Просто не разглядит бланка. Этот вариант развития событий был неприемлем. Вика изо всех сил старалась настроить себя на позитив, но чем ближе оказывалась суббота, тем сложнее было не ударяться в панику.
Вторая проблема возникла в среду: резко, неожиданно и совершенно из ниоткуда. Дискотека была идеей директора школы, которая переживала, что одиннадцатиклассники перегружены учебой и совсем не отдыхают, а это вредно для детского организма, нужно с этим что-то делать. А давайте устроим им последнюю школьную дискотеку? Разумеется, отличная идея. Вообще-то, сначала все были рады, и сама Вика скакала чуть ли не до потолка. Учиться им оставалось всего полтора месяца, после выпуска все разъедутся в разные стороны и могут больше никогда не увидеть друг друга. Потанцевать и повеселиться всем вместе в последний раз, но ещё без горчинки прощания, как это будет на выпускном – прекрасная идея.
И всё было чудесно, пока Миша Платонов из «А» класса не пригласил её на медленный танец. Дима куда-то отошёл, и Вика с Верой стояли вдвоём у стенки, внимательно глядя с неугасимым любопытством, кто кого пригласил. Тут-то и подошёл Миша. Вика сначала даже не поняла, чего он хочет, они никогда особенно не общались, ей всегда казалось, что Дима и Миша друг друга недолюбливают.
- Потанцуем? – спросил Миша, глядя на неё, и протянул руку.
Вера за её спиной издала звук, похожий на тот, который вырывается при виде крошечного котёнка. Вика несколько секунд стояла столбом, не зная, что сказать. Вообще-то, ей хотелось потанцевать с Димой, она всегда танцевала только с ним. Это было просто, надёжно и гарантированно, как хорошо устоявшаяся традиция. И сейчас она надеялась, что он успеет вернуться, пока песня не кончится. Вдруг это последний медляк? Она точно не хотела протанцевать его с Мишей.
- Я уже… - начала она довольно громко, чтобы перекричать музыку, но Миша, то ли на расслышав, то ли не поняв её, взял её за руку и потянул на танцпол.
Вырываться не хотелось, да и это было бы грубо. Вика в расстроенных чувствах обернулась и тут же встретилась взглядом с входившим в зал Димой. Его глаза метнулись к Мишиной ладони, которой тот сжимал её пальцы, Вика даже с такого расстояния и, несмотря на приглушенный свет, рассмотрела, как он сжал кулаки и двинулся в их сторону, наталкиваясь на танцующие парочки.
Дима был не из тех, кто стал бы устраивать сцену. Тем более, что они были всего лишь друзьями, поэтому Вика терялась в догадках, что тот собирается делать с таким грозным видом. Не то чтобы Миша пригласил на танец чужую девушку, ничего такого, на самом деле, и не произошло. Но если судить по Диминому лицу, то приближался, как минимум, конец света.
Он подошёл к ним как раз в тот момент, когда ничего не заметивший Миша положил руку Вике на талию. Дима вырос за Мишиной спиной, и Вика уже открыла было рот, чтобы сказать что-то вроде «не надо!», но Дима ничего особенного и не сделал. Просто протянул руку и похлопал Мишу по плечу. Может, чуток сильнее, чем мог бы. Тот обернулся, удивлённо уставился на Диму, потом нахмурился, но руку с Викиной талии убрал. Ну, правильно, всем было известно, что Дима получил не одну награду на соревнованиях по боксу. Миша постоял ещё пару секунд, потом вопросительно глянул на Вику, словно ожидая её реакции. Вика пожала плечами и указала глазами на Диму. Миша нарочито насмешливо усмехнулся и отошёл, а Вика, которая уже решила, что Дима просто тоже хотел протанцевать потенциально последний школьный медляк с ней, протянула руки, чтобы обнять его за шею.
И тут Дима сделал шаг назад. Он смотрел на неё не совсем рассерженно, скорее, как-то разочарованно. Как будто она совершила что-то, чего он от неё никак не ожидал.
- Ты чего? – спросила Вика, перекрикивая музыку, но он так и не ответил. Посмотрел на неё ещё немного, потом развернулся и вышел из зала. И вообще, похоже, ушёл домой, потому что больше она его тем вечером не видела.
Естественно, выйдя из школы, Вика первым делом позвонила Диме на мобильный, но он не ответил ни в первый, ни во второй, ни в третий раз. Та же участь постигла все сообщения, а потом он, видимо, вообще выключил телефон.
Вика пришла домой и позвонила ему на домашний. Тётя Ира позвала Диму к телефону, но он только холодно сказал, что сейчас не может говорить, извинился и повесил трубку. И вот в этот момент Викино раздражение и даже злость сменились испугом. Понятно, что произошло какое-то недопонимание, что потом они, конечно, поговорят, объяснятся, и всё вернётся к норме, но они не ссорились ни разу с той первой драки в детском саду. Вика на секунду представила, что вот так всё и будет, если они не сумеют оба поступить в Москву, и земля начала уходить у неё из-под ног.
Мама, которая, конечно, сразу заметила, что Вика расстроена гораздо сильнее, чем всю неделю, пока Катя лежала в больнице и ждала операции, выслушав всю историю, сразу сказала:
- Понятно же, что Дима просто ревнует.
Чем Викины страхи ничуть не успокоила.
Уроки и подготовка к ЕГЭ отвлекали её до поздней ночи, но потом, когда она легла в постель, завернувшись в одеяло почти с головой, чтобы укрыться под ним от мрачных мыслей, они атаковали её, да ещё сделали это очень подло – изнутри. Она никак не могла от них отбиться. Ей мерещилось, что Катина операция прошло плохо, и та ослепла. Представляла, как Дима говорит ей, что больше не хочет иметь с ней ничего общего, и ни в какую Москву он не поедет.
В довершение всего в соседней комнате вдруг вскрикнул папа. Вика моментально вскочила с кровати, бесшумно подошла к двери и прижалась к ней ухом. Комнаты у них в квартире были вагончиком, и ей обычно было неплохо слышно, о чём говорят родители, но сейчас в их комнате стояла тишина, не считая лёгкого шороха. Вика поняла, что это мама приподнялась и вглядывается папе в лицо: будить его или этот вскрик был единичным, случайным. Вика надеялась на второй вариант.
В итоге ей пришлось включить свет и всю ночь читать книгу. Справиться со всеми мыслями сразу она не смогла, сердце колотилось в груди как бешеное, голову захлёстывали волны паники. Вика пообещала себе с завтрашнего дня начать пить настойку пиона, как уже давно предлагала мама. Уснула она, когда за окном уже начало светать, и мама с трудом подняла её через пару часов.
Когда она, впопыхах и кое-как собравшись, выскочила на улицу, то обнаружила, что тут противно моросит дождь. Заходить за зонтиком было уже некогда и, если честно, лень, поэтому Вика быстрым шагом, почти бегом, пошла в школу. Ладно, тут идти пятнадцать минут, не сахарная.
Вообще, и надетая блузка для школы никак не подходила. Не сказать, чтобы она была совсем прозрачной, но гораздо тоньше других, классических деловых рубашек. Они с мамой купили её под чёрный сарафан на весну, и мама бы вряд ли одобрила Викино решение просто заправить её в юбку. Но мама уже ушла на работу и ничего не видела, а Вике хотелось сегодня выглядеть привлекательно. Нужно было как-то помириться с Димой, и, хотя никакой определённой вины за собой она не чувствовала, подсознательно хотелось как-то смягчить Димину реакцию.
В итоге дождь по-настоящему начался, когда она практически добралась до школы, не хватило буквально каких-то пяти минут: оставалось всего-то перейти дорогу и пробежать метров триста. Блузка полностью промокла и облепила тело как неприятная, мокрая и холодная тряпка. Наверняка лифчик видно. Вика старалась не думать о том, как появится в таком виде перед одноклассниками, а главное – учителями. Людмила Алексеевна и так часто к ней придиралась: то она заставляла Вику пойти и смыть макияж с глаз, которого та сроду не наносила, то требовала стереть помаду, которой Вика также не красилась. В какой-то момент, лет с двенадцати, её веки стали странного цвета, выглядело это примерно так, как если бы она нанесла на веки коричневые тени и хорошенько растушевала их, оставив чёткими только стрелки из уголков глаз. Губы же просто сами по себе стали чуть ли не вишнёвыми и однажды, придя почти в бешенство, Вика достала одноразовую салфетку и на глазах Людмилы Алексеевны, яростно тёрла ей по губам, пока не стало больно, только бы доказать, что никакой помады или блеска на них не было и в помине.
Сегодня Вика с собой даже пиджак не взяла, хотя мама всегда говорила, что лучше иметь при себе что-нибудь, что можно накинуть, если вдруг похолодает. Или если попадёшь под дождь, мысленно сделала себе заметку Вика. Нужно будет первым делом закрыться в туалете на первом этаже и позвонить Вере. Пусть раздобудет ей что-нибудь, пока блузка не высохнет. Оставалось только надеяться, что подруга успеет до начала уроков.
Через двор перед последним перекрёстком Вика дорогу старалась больше не срезать с тех пор, как однажды – ей тогда было лет двенадцать – проходила там, а из одного подъезда прямо у неё перед носом вынесли гроб. Понятно, что это было обычным совпадением, которое больше никак не должно было повториться, исходя из теории вероятности, но ей тогда стало так жутко, что она с тех пор ходила более длинной дорогой мимо музыкального училища. Оттуда, по крайней мере, гроб точно не вынесут.
Но сегодня она решила срезать, потому что опаздывать было никак нельзя. Если пройти через тот двор, можно проскочить мимо ЗАГСа, а потом перебежать перекресток по диагонали, что им неоднократно запрещали делать и родители, и учителя. Разумеется, все только так дорогу и переходили, не стоять же на светофоре дважды вместе с законопослушными пенсионерами.
Вообще, особой опасности там не было, машины останавливались со всех сторон, нужно было просто быстро бежать и, на всякий случай, смотреть по сторонам. Никого ещё ни разу сбили.
Вика благополучно добралась до нужной стороны дороги и уже поставила ногу на высокий поребрик, и тут черный лаковый кроссовок на высокой платформе, последний писк моды и мечта всех одинадцатиклассниц, поехал на мокром асфальте. Вика вскинула обе руки вверх, взмахнув тяжелой сумкой с учебниками, инстинктивно отклонилась назад, пытаясь сохранить равновесие, и тут что-то с силой врезалось ей в спину. Уже падая, она услышала лязг железа, кто-то громко сказал «твою мать!», и только потом, с непонятным опозданием, она ощутила сильную боль в спине, чуть пониже лопатки. Вика успела выставить руки перед собой, но толчок был такой силы, что это не особенно помогло смягчить падение.
Сначала колени, потом ладони, локти и, наконец, подбородок. Она сильно прикусила язык, во рту сразу появился отвратительный железный привкус, и Вика сглотнула кровь. Хоть что-то в этот момент было тёплым.
- Господи! – визгливо зазвучал откуда-то сверху женский голос. – Ты живая?
Вика ошалело приподняла голову, отметив при этом, что упала ровно в лужу, подставила руку, но та подогнулась из-за резкой боли где-то в области локтя.
- Ты что, с ума сошёл, так гонять, придурок? – продолжала надрываться женщина.
Вика почувствовала, как кто-то положил ей на плечо большую ладонь.
- Девушка, вы живы? – прозвучал возле уха приятный низкий голос. Перед глазами появилась пара мокрых черных кожаных туфлей. – Встать можете?
Вика снова попыталась приподняться, но в этот раз мужчина помог ей, приняв почти весь её вес на себя.
- Особенно не геройствуйте, просто нужно ноги с проезжей части убрать, - говорил мужчина, и его голос был единственным остатком реальности, за который она могла зацепиться. И ещё боль. – Вот так, теперь хватит. Где болит? Скорую мы уже вызвали.
Вика быстро и громко дышала через рот, хотя, у неё было нехорошее подозрение, что кровь уже вытекла из открытого рта и теперь течёт по подбородку.
- Я… не знаю, - попыталась сказать она, но голос сорвался. Понять, где именно болит, она прямо сейчас не могла. Нащупала зубами язык, чтобы убедиться, что не откусила его совсем. – Что это было?
- Это был велосипедист, - мужчина мотнул головой куда-то в сторону. – Сам тоже расшибся неслабо.
Вика осторожно повернула голову в указанную сторону, по-прежнему цепляясь за незнакомого мужчину и, наверное, пачкая его костюм. Метрах в трёх от неё на земле сидел парень в растянутой и выцветшей голубой футболке. Одной рукой он держался за голову, причем из-под его ладони по щеке маленьким, но непрекращающимся ручейком текла кровь, другой – вцепился в руль велосипеда, валявшегося рядом с ним с погнутым передним колесом.
Лицо у парня было совершенно белым, мокрые светлые волосы некрасиво облепили лицо, тёмные глаза с неестественно расширенными зрачками выглядели очень жутко. Вика машинально отметила, что уже где-то видела это лицо с очень крупным носом, пухлыми губами и таким странным контрастом между цветом глаз и волос.
- У него кровь, - сказала она и подняла голову на мужчину. Это оказался симпатичный усач лет сорока пяти в ветровке с капюшоном, накинутой поверх строгого черного костюма.
- У вас тоже кровь, - сказал он, внимательно осмотрев Викино лицо. – Так где болит?
Вообще-то, болело уже везде. Пока она об этом не думала, было ещё как-то терпимо. Всё происходило так быстро и неожиданно, чувства просто не успевали за событиями. Теперь, когда она сосредоточилась на боли, оказалось, что та была довольно сильной, особенно в коленях. Подбородок тоже саднило немилосердно.
Вика быстро заморгала, чтобы не разреветься в толпе незнакомых людей. Всё это ерунда, заживет, главное – ничего не сломано, язык не откушен, и головой она не билась. Не хватало только сотрясение мозга получить перед ЕГЭ.
- Не вставай! – запоздало и неожиданно для себя сказала Вика, взглянув на парня снова и обнаружив, что он уже на ногах. Склонился над своим велосипедом и рассматривает его с таким видом, будто только что переехал любимую собаку. На неё он до этого не взглянул ни разу, а ведь её он действительно сбил.
Теперь же парень повернул голову в её сторону. По его щекам стекали струйки дождя. Глаза – темные огненные провалы – обожгли Вику непонятно агрессивным взглядом.
- У тебя может быть сотрясение, - пояснила Вика, почувствовав в довершение ко всему ещё и жгучую обиду. Битву со слезами она отчаянно проигрывала.
- У меня всё нормально, - сказал парень, отведя взгляд от неё, и снова склонился над велосипедом.
Переднее колесо почему-то чуть не сложилось вдвое. Не от столкновения же с ней, не так уж сильно он на неё и наехал, просто она уже до того потеряла равновесие.
- Бессовестный какой! – снова заголосила визгливая тетка, стоявшая где-то за спиной усача, и Вика даже зажмурилась, такой дискомфорт доставлял ей этот противный голос. – Хоть бы помочь попытался! А он одно что над своей железякой трясется!
Вике, на самом деле, было даже лучше, что парень над ней не суетится. Во-первых, поддержка взрослого мужчины представлялась более надёжной, и он явно не испытывал по отношению к ней агрессии, а, во-вторых, всё-таки где-то она этого парня уже видела. Наверняка в школе, где же ещё.
И в этот момент он снова посмотрел на неё своими странными глазами.
Вика вгляделась и приоткрыла рот. В ушах не осталось ничего, кроме неясного шума, заглушившего все остальные звуки. Сердце у неё на секунду замерло, как будто немного провалилось чуть глубже в грудную клетку.
Ей очень отчетливо показалось, что между ней и странным парнем протянулась ниточка, тонкая, серебряная, вылетающая откуда-то из глубины его существа, и втекающая прямо ей в душу. Вика только теперь увидела, что именно рвётся из его глаз, и это была никакая не агрессия. Она видела тени этих же монстров в папином взгляде. Ошибиться она никак не могла.
Парень без предупреждения разорвал эту мигнувшую между ними связь, как ножницами перерезал, и Вика, быстро смаргивая с ресниц капли дождя, смотрела, как он осторожно поднимает велосипед, пробует покатить его, держа за руль. Ничего из этой затеи у него не вышло. Тогда он приподнял переднее колесо и повёз велосипед только на заднем. Небольшая толпа собравшихся расступилась перед ним, люди осуждающе качали головами, кто-то громко цокнул языком. Визгливая женщина снова что-то заговорила.
Но Вика как будто отрешилась от всего этого. Даже боль отошла на второй план от потрясения. Она стояла на трясущихся ногах, вцепившись обеими руками в рукав черной нейлоновой ветровки усатого мужчины, и смотрела в удаляющуюся спину парня, обтянутую мокрой футболкой. Намокнув, она была теперь уже не голубой, а какой-то бесцветной, скорее серой, похожей больше на половую тряпку, чем на одежду. Сквозь тонкую ткань, как обломки крыльев, проступали худые лопатки. Для своего немаленького роста парень был невероятно тощим. Он вздрогнул, как-то нервно и быстро повёл плечами, и лопатки на секунду рванулись вверх. Как будто когда-то это движение что-то значило для него, как будто он так привык к нему, что сейчас совершил непроизвольно.
Как будто по привычке хотел взлететь, но больше не мог.
***
Эта книга подвернулась ей под руку лет в десять-одиннадцать. Слишком рано, абсолютно не по адресу. Книга совершенно точно не была детской, но Вику это не останавливало раньше, особенно, если родителей не было дома, не остановило и в тот раз.
Тем более, книга торчала из упавшего на пол пакета, в котором накануне мама брала с собой на работу лоточек с обедом. Вика сначала хотела просто засунуть её назад, мало ли что мама читает, к тому же, книга была явно чужая, все свои книги Вика знала в лицо, но её заинтриговала обложка. На чёрном фоне белыми штрихами был со спины изображен ангел с обрубками вместо крыльев, вся его фигура выражала печаль и покорность судьбе, но смотрел ангел вверх, и это навевало ощущение какой-то надежды. Никакого названия или даже имени автора на обложке не было.
Вика взяла книгу, устроилась на диване в зале и открыла на самой первой странице. Из вступления она поняла, что это написал психолог, кто-то типа Ольги Викторовны, которая иногда приходила к ним и вместо урока музыки проводила с ними короткие беседы, а ещё просила проходить разные тесты. Вике это всегда нравилось, хотя результаты Ольга Викторовна им никогда не сообщала, только родителям. Решив, что и в этой книге может оказаться что-то подобное, Вика начала читать.
Это было скучно. Половину слов Вика не понимала, а если и понимала, то значение фразы от неё почему-то всё равно ускользало. Она перелистнула ещё несколько страниц, потом открыла оглавление и просмотрела названия глав. Предпоследняя из них привлекла её внимание, и Вика открыла её.
«Ангел с обрубленными крыльями», так она называлась. В ней говорилось о людях, переживших в прошлом что-то очень плохое, трагедию, драму. Говорилось, что такие события непременно оставляют на них отпечаток, но только их и можно считать настоящими, глубокими личностями. Одни рано или поздно излечиваются, другие – несут это бремя до конца своих дней. Именно они-то и становятся ангелами с обрубленными крыльями, и их легко отличить по монстрам, выглядывающим из глаз.
Казалось бы, если они не могут восстановиться, вернуться к прежней жизни, то они просто-напросто слабые. Но нет, это неправда. Они куда сильнее тех, кто оказался в состоянии справиться со своей трагедией, ведь им приходится проживать её снова и снова, бороться с её последствиями каждый день. Такие люди становятся более чуткими, они чувствуют глубже многих других, их эмоциональный спектр шире. Если и есть какие-то плюсы от жизни с таким ангелом, то одним из них, безусловно, является эта самая чуткость и способность понять внутренние терзания своего партнёра.
На этом моменте Вика осознала, что мама читает эту книгу из-за папы. Таким ангелом с обрубленными крыльями был её папа.
Мама довольно рано объяснила Вике, почему им нужно беречь его покой и душевное равновесие, почему нельзя издавать громких и резких звуков, волновать папу и будить его, если он уснул вечером перед телевизором. Никакой крови, никаких фильмов со стрельбой и взрывами. Никаких походов на салют в День победы или на Новый год.
Её папа не смог пережить те вещи, которые происходили с ним и его друзьями на войне в стране под названием Афганистан. И это делало его сильным, очень сильным человеком, которого просто нужно было немного поберечь.
Хорошая новость, было написано в этой книге дальше, крылья могут отрасти заново при должном уровне любви и заботы. Ангела ещё можно спасти.
Ищите их, просила книга. Спасайте. Это лучшие люди, которых вы встретите на земле. Отмеченные и возвышенные своим страданием, они, нуждаясь в помощи, могут, в свою очередь, помочь своим спасителям, как никто другой. Если вы найдете и спасете такого ангела, то вам невероятно повезёт, потому что такой любви и взаимопонимания вы не встретите больше ни с кем и ни при каких обстоятельствах.
Вика осторожно положила книгу обратно в пакет, а пакет засунула на тумбочку поближе к стене, прикрыв пальто. Инстинктивно она понимала, что папе эту книгу видеть совсем не нужно, а мама не должна догадаться, что она её читала.
После этого Вика другими глазами смотрела на папу, он представлялся ей сверхчеловеком, чуть ли не полубожеством. А мама была ещё более возвышенным существом, она ведь спасала ангела. И им обоим невероятно повезло.
С тех пор Вика внимательно вглядывалась людям в глаза, искала монстров, но не находила. Она мечтала встретить своего ангела с обрубленными крыльями.
И спасти его.
***
Вика громко всхлипнула.
- Больно? – тут же спросил мужчина и ухватил её покрепче, чтобы она не упала.
Вика не могла сказать ему, какой ураган чувств проносится сейчас по всем потаённым закоулкам её души, закручиваясь неистовым смерчем в районе сердца. Там была и жалость, и бурлящая радость, и восторг, и надежда, и какое-то странное умиление, и потребность защитить, помочь, немедленно спасти. Она больше уже не думала о себе, о рваных колготках, об испорченной блузке, разбитых коленках или прикушенном языке. Ей было до слёз жаль эти торчащие лопатки, этого худого парня, которого все здесь ругали, и никому не было дела до струйки крови на его щеке. Или до того, что обломало ему крылья.
Отойдя ещё шагов на десять, парень остановился, потом медленно опустил велосипед на землю, огляделся по сторонам, как будто прохожие только и мечтали о том, чтобы этот его испорченный велосипед украсть, потом вернулся, подошёл к Вике совсем близко, вгляделся в её лицо. В его глазах она больше не видела злости, которая чуть не довела её до слёз, только знакомые монстры с любопытством высовывались, узнавали её и приветственно махали мохнатыми лапами. Вика даже не могла понять, какого цвета у парня глаза: черные или тёмно-карие? Радужка была такой тёмной, что она не могла определить, где она кончается и переходит в зрачок.
Вика уставилась на него и, будто в замедленной съёмке, видела, как вздрагивают его ресницы, как на них сверкают крохотные капельки воды. Его глаза манили её, казались двумя бездонными колодцами, из которых карабкались и не могли выбраться на поверхность все эти жуткие монстры. Но где-то там, глубоко внизу, должна была плескаться прозрачная голубая вода. С колодцами всегда так.
- С тобой всё будет нормально? – не обращая никакого внимания на толпу и глядя только на Вику, спросил парень неожиданно низким, не подходившим к его внешности голосом.
- Да, - сказала Вика, и он просто кивнул в ответ.
И на этот раз ушёл окончательно. Вика снова смотрела ему в спину, не представляя, сколько ещё раз на протяжении жизни ей придётся это делать.
Почему-то Вика была уверена: скажи она, что нормально с ней ничего не будет, и он бы остался, сделал бы что-нибудь. Он бы её не бросил, он тоже почувствовал связь между ними, он понял, что она знала. Она видела эту правду, отражавшуюся в далекой поверхности воды на дне тёмных колодцев.
Она не стала спрашивать, будет ли в порядке он сам. С ним уже было что-то не так. Эти торчащие обрубки крыльев с головой выдавали его израненную душу.
- Вика? Вика!!!
Кто-то подскочил к ней так резко, что она почувствовала холодные брызги на ногах. Неважно, хуже уже всё равно не будет.
Перед глазами замаячило сначала знакомое лицо, затем широкая грудь, обтянутая синей джинсовкой, снова лицо и потом глаза. Светлые, привычные, знакомые. Пустые, ничем и никем не заселённые. Если не считать крапинок страха за неё в данный момент.
- Что с тобой случилось? Господи, как так-то?
- Дима, я… меня на велосипеде, - слабым голосом попыталась перебить его Вика, потом медленно оторвала пальцы от рукава усача и совсем как вчера на танцполе протянула руки к Диме.
Он шагнул вперёд, бережно подхватил Вику, коротко кивнув наблюдавшему за ними усачу и прижал её к груди. Вика ткнулась щекой в мокрую ткань его джинсовки, закрыла глаза и сейчас же разревелась.
- Её какой-то лихач на велосипеде сбил, - стал объяснять усач, потому что Вика не могла больше выдавить из себя ни слова. – Она упала и разбилась маленько.
- Где болит? Чем тебе помочь? – беспомощно бормотал Дима, слегка покачивая её, а потом Вика почувствовала его руку на волосах. Он гладил её по голове, и ничто в целом свете не могло быть приятнее этого.
Но из его глаз не смотрели монстры, его не нужно было спасать.
Как же жаль.
