Глава 10Глава 10. Серен.
Теперь Серену было намного страшнее, чем два часа назад, когда Беллатрис собиралась принести его в жертву. Он даже не думал, что такое возможно, ведь сейчас ему почти ничего не угрожало. И все же он находился почти на грани обморока.
Папа вел себя так странно и страшно…
Папа ли?
Нет. Этот мужчина не был тем Гарри Поттером, который вырастил его, и которого Серен знал всю жизнь, хотя он и был похож на него внешне. И дело было не только в том, что он говорил и что планировал сделать, нет. Это был совершенно другой человек. Другими были его движения, жесты, даже черты лица. Другие слова и другие чувства. Серен был ужасно напуган.
Однако, несмотря на все происходящее, он не потерял способности мыслить трезво и логически. С одной стороны, были злодеи, которые хотели его убить, чтобы получить его волшебную силу, а с другой - он, глупец, легко попавшийся в их ловушку.
Вдобавок ко всему, он никак не мог выкинуть из головы образ Дамблдора, которого Серен даже не знал - и этот образ порождал вопросы, на которые юноша не мог ответить. Именно такие вопросы и привели его сюда, где вся логика оказалась вывернута наизнанку. Почему ему явился именно Дамблдор? Ответа у Серена не было, зато были другие вопросы: почему умерла Беллатрис? что случилось с остальными Пожирателями? Почему они потеряли сознание? Если заклинание отрикошетило, как думали они с Баррисом, почему Серен не получил волшебной силы Беллатрис? А остальные? Могло ли заклинание защитить его и одновременно спасти отца?
И самый важный и, одновременно, самый страшный вопрос: успели дементоры поцеловать отца или нет?
Серен не хотел в это верить, цепляясь за безумную надежду, но рассудок и логика подсказывали иное.
Возможно, дементоры высосали душу отца в тот момент, когда начали действовать защитные чары, и благодаря этому он каким-то образом получил силу Беллатрис… Но нет, ведь отец не стал ею - он говорил и вел себя иначе. Никогда раньше папа себя так не вел.
Сереном овладело страшное предчувствие.
Он не мог отогнать мысль, что отец… что отец все эти годы хранил в себе Волдеморта, которого сам же и уничтожил. Никто не знал, как он это сделал. Выходит, он не истребил это чудовище, а как-то загнал внутрь себя и запер, словно опасного дикого зверя. И теперь, когда дементоры «высосали» того, кто мог этого зверя подчинить, тот вырвался на свободу и начал свирепствовать.
Додумать Серен не успел. Когда они оказались во дворе, стало слышно, как вопит в панике Малфой:
- Господин, я до конца был вашим верным слугой! Господин, умоляю, пощадите!
На лицах Пожирателей появилось странное выражение: они будто жалели этого кричащего, обливающегося потом человека, и одновременно с нетерпением ожидали его смерти.
Что происходит?
Крики Малфоя недвусмысленно давали понять, что оправдались самые ужасные предчувствия Серена: Волдеморт на самом деле овладел телом отца. А это значит… - но нет, он не мог, не осмеливался думать дальше. Ноги юноши подкосились, и он упал на колени, дрожа. Все, случившееся до сих пор, казалось чудным времяпровождением по сравнению с тем, что вот-вот должно произойти. Как и отцу много-много лет назад, Серену придется наблюдать, как самый могучий темный маг последнего столетия вновь обретает силу.
Но он не так силен, как был отец. Он не способен сражаться, победить, спастись. Ему никогда не везло, а против тех, кто сильнее, его всегда защищал Баррис. Но брат сейчас далеко, и кто знает, когда прибудет помощь? Ведь уже вечер, авроров нет на службе…
Кто-то грубо поставил Серена на ноги и толкнул вперед. Из-за этого он едва не прикоснулся к этому… этому… существу, которое когда-то было его отцом. Юноша задрожал от отвращения.
- Господин! Убей лучше мальчишку! Заклинание отца больше не защитит его, ведь того уже нет в живых! Вы сможете забрать силу Поттера, которую мальчишка получил после усыновления! – закричал Малфой, и Серен осознал, что больше не боится возможной гибели. Лучше умереть, чем стать свидетелем того, что здесь готовилось.
Но Волдеморт лишь засмеялся.
- Люциус, Люциус. Разве ты уже забыл, что я сказал минуту назад? Мне не нужны волшебная сила или кровь Поттера – на этот раз не нужны. Ты еще не понял? Все заклинания, которые до сих пор защищали его, теперь мои. Я – это он.
- Но разве не… Поттера больше нет. Вы сказали, что его нет. А если его нет, тогда не может быть и его волшебной силы…
- Ты дурак, Люциус. Неважно, у меня его сила, или нет, сейчас мне нужен ты - твоя ненависть и твоя тьма. И символ твоей верности, который есть не что иное, как часть меня, какой я есть на самом деле: моей личности и моей магии, – Волдеморт шагнул к связанному Малфою, которого уже водрузили на алтарь. Освободив левую руку Люциуса от пут, он резко разорвал рукав, обнажив то, о чем Серен до сих пор знал только понаслышке.
В свете освещающих двор факелов была хорошо видна выжженная на руке Малфоя Темная метка.
- Смотрите. Сейчас все, кто когда-то связал себя со мной, ощутят мое присутствие! – и Волдеморт прижал палец к метке, отчетливо выделявшейся на руке Малфоя.
Люциус резко вскрикнул, и многие из присутствующих напряглись, стиснув левые предплечья.
Но Серен этого не увидел. Страшная, пробирающая до костей боль вспыхнула в его руке – там же, где у Малфоя была метка. Юноша снова рухнул на колени, невольно закричав от мучительной агонии и через одежду раздирая левую руку ногтями.
Его неожиданная реакция поразила всех. Даже чудовище, завладевшее телом отца, в замешательстве убрало палец с руки Малфоя и повернулось к нему.
- Не может быть…
Серена снова резко подняли. Волдеморт потянулся к его руке и задрал левый рукав. Юноша ясно увидел проявляющийся на его предплечье череп со змеей.
- НЕТ! – проревел он. – НЕЕЕЕЕЕЕЕТ! – И опять вонзил ногти в собственную плоть, чтобы выцарапать знак, искалечивший тело и превративший его жизнь в ад. Знак, перед которым бледнели даже пытки и смерть.
Но метка на руке Серена продолжала темнеть, словно насмехаясь над ним, а когда Волдеморт коснулся ее, как раньше касался метки Малфоя, слепящая боль пронзила тело юноши.
Он упал. Но на этот раз никто его не поднял.
- Интересно. Родольфус, какое заклинание вы применили в конце? - спросил монстр. Его голос, так похожий на голос отца, вместе с тем, был совершенно чужим…
- Заклинание отторжения магии, мой господин.
- Любопытный побочный эффект, хотя, в какой-то степени, логичный, - Волдеморт на мгновение задумался. - Ведь волшебная сила Беллы отчасти впитала магию метки. Однако у меня Знака не появилось… да, в самом деле…
- Вот почему вам нужен мальчишка, а не я! – закричал между тем Малфой, увидев крохотный шанс на спасение. - В нем есть сила вашей метки!
- Люциус, неужели ты ничего не понял? Мальчишка получил метку от Беллы, а не напрямую от меня. Если я убью его, то получу только силу Беллы – а мне нужно больше. Белла была мне верна, а мне нужен тот, кто меня ненавидит. Остальные, присутствующие здесь, - он кивнул в сторону Пожирателей, - более-менее принимают меня и боятся, но они не настолько самонадеянны, чтобы осмелиться ненавидеть. Единственный пригодный кандидат – это ты.
Затем Волдеморт обратился к двум Пожирателям, охранявшим Серена:
- Следите за ним. Мы займемся им позже.
Все вокруг словно застыло. Никогда еще мир не казался Серену таким странным, безрадостным и тягостным. Понадобилось время, чтобы успокоилось сердце, которое бешено колотилось от страха, шока и боли.
И все из-за него. Ну сколько, сколько раз папа его предупреждал! А он вел себя так, будто все происходящее было игрой, где он мог поступать, как угодно, обижать кого угодно, игнорируя голос рассудка, - и вот результат. Папа погиб, подруга Барриса ранена, брат аппарировал - после того, как его чуть не убили, - а Волдеморт вот-вот примется за самого Серена. И, наконец, самое страшное: если Волдеморт, принеся в жертву Малфоя, окончательно обоснуется в теле отца, то канет в небытие мужчина, который – пусть и поздно, но Серен понял – любил его ради него самого, и которого он, Серен, любил тоже, отчего потеря казалась еще более невыносимой. Неужели он больше не увидит папу?
Сердце зашлось от боли. Все казалось бессмысленным. Юноша знал, что, даже если произойдет чудо, жизнь никогда не будет прежней. Что скажут мама и Баррис, если выяснится, то есть, когда выяснится, что отец погиб из-за него? Он навеки потеряет и их тоже?
Почему должно было случиться такое, чтобы он понял, как сильно любит свою семью, как много она для него значит?
А эта метка… метка, с которой он ничего не мог поделать. Проклятая Беллатрис, сама того не зная, передала ее Серену, и теперь этот знак навсегда останется у него на руке, исковеркав ему жизнь…
Как ни странно, от последней мысли на глаза юноше навернулись слезы. Его без вины заклеймили на всю жизнь - в его плоть впечатана метка Волдеморта, вечная и несмываемая.
Если отец каким-то образом придет в себя, что он на это скажет? Поверит ли ему? А мама? Баррис? А Деннис и все друзья? МакГонагалл? Разрешат ли ему вернуться в Хогвартс? Примут ли обратно в семью?
Между тем, ритуал шел своим ходом, и Серен вынужден был отвлечься от своих страшных мыслей и обратить внимание на события еще более страшные.
Он увидел, как Волдеморт – а тот, кто стоял у алтаря, больше не был его отцом – тем же ножом, которым Беллатрис хотела убить Серена, расщепил надвое палочку Малфоя и заклинанием сжег ее сердцевину.
Люциус закричал, словно испытывал адскую боль, и, услышав этот животный крик, Серен понял, что Малфой знает: его участь решена, и ничто его не спасет.
Потом Волдеморт заговорил. Это заклятье не было похоже на простую фразу, которую произносила Беллатрис. Оно было гораздо длиннее, а язык даже отдаленно не походил на латынь. Судя по звучанию, в его основе мог быть арамейский, тот самый язык, из которого были взяты слова Смертельного проклятья. А потом вспыхнул свет. Но не тот, который будит по утрам птиц, людей и животных, а какой-то мерзкий, мертвенно-зеленый, напоминающий бутафорию из плохого фильма ужасов.
Многие Пожиратели попадали на колени. Некоторые со слезами вопили что-то вроде: «Простите, мой Лорд, что я усомнился в вас!» Но были и другие: они издавали нечленораздельные радостные возгласы или плакали, словно на каком-то гротескном религиозном сборище.
Свет стал ярче, и Пожиратели затихли. Малфой, наконец, замолчал, ожидая своей участи. Все, словно околдованные, уставились на него - даже охранники Серена, забыв о своем задании, зачарованно смотрели на разворачивавшееся перед ними зрелище.
Зеленый свет искрился и вибрировал, напоминая живое существо. Волдеморт заговорил медленнее, потом замолчал и поднял нож.
- Нет, господин, нет, - в последний раз выдавил Малфой.
Но лезвие опустилось. Казалось, время ускорило свой ход: Малфой вскрикнул и судорожно забился. Волдеморт что-то проревел, и Серен внезапно понял, что больше не выдержит.
Бросившись между жертвой и палачом, он оттолкнул Волдеморта от тела, которое корчилось на алтаре.
- НЕТ! Нет, нет, папа! Пап, борись против него! Не сдавайся, папа! – используя свои знания в легилименции, Серен уставился в широко открытые красновато-зеленые глаза, стараясь вложить в этот взгляд всю любовь к отцу, что хранил в сердце.
Он не видел, как затих Малфой, как сгустился зеленый свет, образовав фигуру, которая сначала направилась к Малфою, но потом повернула к ним.
Серен ощутил пронизывающий холод, угрожавший поглотить его. У него словно не осталось настоящих чувств, лишь в глубине души разгоралась какая-то бессмысленная ненависть.
Он не осознавал, что плачет и дрожит: он попытался сосредоточиться на чем-то светлом, как раньше, в парке, когда почуял дементоров. Сосредоточиться на самых любимых мгновениях своей жизни.
***
Ему три или четыре года, и ему приснился кошмар, от которого он проснулся в слезах. В его комнату быстро вошел отец.
- Что случилось, Серен?
- Кто-то направил на меня палочку, и мне было очень больно, - пожаловался он.
Папа не очень-то умел утешать детей. Самое большее, на что он был способен – похлопать их с братом по плечу или погладить по голове. За лаской можно было прийти к маме. Поэтому обычно Серен сразу шел к ней: только она могла уменьшить его боль и страхи.
Но в тот раз папа, всегда такой сильный и суровый, присел рядом на постель, усадил Серена на колени и укачивал до тех пор, пока он не заснул.
***
Следующее воспоминание относилось ко времени учебы в Хогвартсе.
Летние каникулы начались всего три дня назад, а Серен уже скучал, лежа на кровати. Дети дяди Невилла уехали отдыхать. Баррис, как настоящий друг, поехал с ними. Родители, конечно, работали. Внезапно в окно постучала сова, к ноге которой был привязан небольшой сверток.
Хедвига. Папина птица.
В пакете находился маленький портключ, который перенес его прямо в кабинет отца в штаб-квартире авроров.
- Похоже, скучно не только мне, - вместо приветствия сказал тот.
- Похоже… - усмехнулся Серен.
- Я подумал, что ты мог бы поработать летом в качестве моего помощника. Хмури согласен. Вопрос лишь в том, хочешь ли ты.
Серен до сих пор помнил то радостное волнение, те недели, когда он подолгу, как никогда раньше, разговаривал с отцом о добре и зле, о любви и ненависти, о мужчинах и женщинах - обо всем. Они были только вдвоем, и тогда он впервые почувствовал, что отец воспринимает его всерьез, делится с ним своими мыслями.
Мама потом спросила:
- Зачем ты взял к себе Серена? Я ведь знаю, что ты предпочитаешь работать один.
- Серен - отличная компания. И, кстати, все лучше, чем от скуки мух бить.
Видимо, мама не поняла ответа. Но это было неважно.
***
Чуть раньше, когда ему было лет восемь, он впервые попытался сесть на метлу. Папину стянул, естественно, старую добрую «Молнию». И неудача.
Мало того, что он упал, вдобавок метла улетела в сторону Запретного леса.
И тут на месте происшествия появился отец.
Опасаясь взбучки, Серен даже не попытался встать.
- Сильно ушибся? – обеспокоенно спросил отец.
- Нет.
- Хорошо. Ассио «Молния»!
Серен поднялся, немного нетвердо, припадая на одну ногу. Он не знал, как поступит папа. Но того, что произошло, он точно вообразить не мог. Взяв присмиревшую метлу в руки, отец поманил его за собой.
- Пойдем, сынок. Я научу тебя летать. Никто не будет над тобой смеяться.
***
Никогда раньше Серен не задумывался о том, как его любят, как много значит для него поддержка родных, каким сильным она делает его. И теперь пришло время доказать, что он тоже их любит…
Будто тысяча звезд взорвалась в мозгу Серена. Он упал рядом с Малфоем, который казался прозрачным в ослепительном свете. Люциус был еще жив, но спустя мгновение он вздрогнул, и его душа рассталась с телом.
Серена охватила страшная боль, сильнее, чем от недавнего Круциатуса, и он потерял сознание.
