Глава 10Как Гэл рисует – с ума сойти! Просто восторг! Мне тут же захотелось попробовать. Гэл сначала посмотрел на меня с сомнением, но Ал сказал, что Берти будет против, и тогда Гэл всякие сомнения отбросил и заявил, что ничего страшного не случится, если девочка попробует. С этими красками было сложнее, чем с моими, они совсем не прозрачные, а густые и липкие, к тому же руки после них не отмываются. Берти и точно рассердился, накричал на Ала, хотя тот был на его стороне, а потом догадался отмыть мне руки керосином. Он мне потом объяснил, что можно отчиститься магией – но я же не люблю магических штучек... А керосин – не волшебный, но зверски пахнет, зато вся краска смылась начисто. Потом я уже аккуратнее была, старалась не пачкаться. Когда разобралась, как этими красками рисовать... нет – писать, так Гэл говорит, так правильно... то мне очень понравилось. Их прямо на холсте можно смешивать, тогда одна в другую проникает, и вместе уже что-то новое получается. Моими красками... как они там называются – акварельные – такой красоты не добиться!
Гэл сказал, что у меня замечательное чувство цвета и что мне надо непременно учиться живописи. Так я же у него и учусь! А больше художников у нас в деревне нет, где же их взять?
Гэл долго не мог закончить портрет, все ходил вокруг, говорил умные слова, которых не понимал даже Альбус. Положит пару мазков и снова отойдет и смотрит. Ал над ним смеялся, говорил, что лучшее – враг хорошего, а Гэл на это отвечал, что предела совершенству нет. Я тоже смеялась на них глядя: такие забавные! Раньше мне так хорошо только с Берти было. А сейчас без него даже лучше, потому что он все время недоволен Гэлом, даже когда этого вслух не говорит.
Когда Гэл картину закончил, то сказал, что она должна сначала высохнуть, а потом он покроет ее лаком, чтобы не испортилась. При этом был еще Берти, и он сразу начал спорить:
– Ты и так тут красками весь дом провонял, в гостиную войти невозможно, а с твоим лаком вообще дышать будет нечем!
– А если во двор выставить? – предложил Альбус.
– Во двор нельзя, – возразил Гэл. – Попадет какая пушинка или мошка и испортит шедевр. Представь себе Ариану с мошкой на носу.
Мне не хотелось быть с мошкой на носу. Но запаха тоже не хотелось, у меня и так после керосина голова болела.
– А если в погреб? – спросил Альбус.
– Смеешься? Чтобы весь сыр этим лаком пропах?
– У вас что, нет комнаты для гостей? – спросил Гэл.
– Есть, – ответил Берти неохотно. – Мамина.
– Отлично! – обрадовался Гэл. – Туда и оттащим.
Пока картина сохла, ее нельзя было трогать, но я и не собиралась. Я сидела и смотрела. Гэл так похоже меня нарисовал, только еще красивее. Девочка на картине была настоящей принцессой. Он это увидел! А что вслух не говорит... так и не надо, я и так понимаю.
Берти пришло письмо из школы. Он сказал, что его назначили старостой курса, а еще профессор Блэк, в честь которого он назвал козла, стал директором. Нам что же – теперь и козла директором называть?
Я раньше не хотела, чтобы Берти ехал в школу, а теперь хочу. Потому что я тогда останусь с Гэлом, и никто ссориться не будет.
Когда Берти отправился в Лондон за учебниками, Гэл с Альбусом сели пить чай в гостиной, и я с ними.
– Мы долго еще тут собираемся торчать? – спросил Гэл. – Вот помру со скуки, что будешь делать?
– Тебе со мной скучно?
– Мне в этой глуши скучно! Все, что мы могли здесь узнать, узнали, надо отправляться за палочкой, пока нас никто не опередил.
– Кто нас может опередить?
– Да кто угодно! Каждый флоббер-червь знает, что палочка у Грегоровича!
– А зачем флоббер-червям палочка?
И все рассмеялись, даже я, хотя не совсем поняла, о чем речь. Ал тоже смеялся, но потом сразу вдруг стал очень грустным, задумался о чем-то и сказал:
– Но я-то не могу отсюда уехать! Эбби должен учиться дальше, а на кого я Ариану оставлю? На твою тетю? Чтобы потом вся деревня знала?
– Никакой тети! – рассмеялся Гэл. – Я все продумал. Мы возьмем ее с собой.
Ал ошарашенно уставился на друга, и я тоже. То есть как – возьмут с собой? Куда?
– Да ты что? – сказал Ал, придя в себя. – Как возьмем?
– Ты не смотри на меня, как василиск на змееуста, – рассмеялся Гэл. – Так и возьмем. Ари, хочешь поехать со мной в Вену?
– Хочу! – обрадовалась я. – А ты правда меня возьмешь? И мы будем жить вместе?
Мне даже страшно было поверить в то, что моя мечта исполняется. Мы действительно будем жить вместе в замке! И я буду его принцессой!
Только вот Берти... Гэл его с собой не возьмет. Точно. И ему учиться надо. Но он же потом может приехать. Поймет, что не стоит больше ссориться и приедет.
– Геллерт, – как-то очень растерянно проговорил Ал, – но что мы с ней будем делать? А если что случится?
– А что может случиться? Ариана уже взрослая. И не будет из себя выходить, правда, Ари?
– Не буду! – подтвердила я. – Если вы не будете кричать и ссориться.
– Ну, вот видишь! – торжествующе сказал Гэл. – Мы же не будем ссориться, правда, Аль?
– Но... – у Ала был такой жалкий и смешной вид, что я не знала – смеяться или плакать. – А как же мы?
Гэл опять рассмеялся.
– А вот тут как раз самое интересное и начинается. Помнишь, что тебе твой братец говорил?
– Он много чего говорил.
– Про писателя, которого в тюрьму посадили. Кстати, я читал про портрет, мне дико понравилось! Герой жутко на меня похож. Я даже сам хотел такую же штуку провернуть, но там в чем загвоздка: самому рисовать нельзя, чары не подействуют. А магглам я это не доверю.
– Геллерт... – жалобно сказал Ал.
– Все, все, понял! – замахал руками Гэл. – Я отвлекся. Так вот – в тюрьму нас, конечно, никто не посадит, волшебники в этом отношении более цивилизованные, чем магглы. Но косо смотреть будут. Тут, знаешь ли, волшебники недалеко ушли от магглов, все, что выходит за привычные рамки, воспринимают в штыки. А у нас будет все честь по чести: Ари – моя невеста, а ты – ее брат.
Пока Альбус растерянно хлопал глазами, я спросила:
– Невеста – это как принцесса, да?
– Ага, – улыбнулся Гэл. – А когда мы приедем в Вену, ты будешь у настоящего художника учиться рисовать.
– У маггла? – удивился Ал. – Ари, а ты не испугаешься?
– А мы к нему вместе пойдем. Вместе же не страшно, правда?
Ал смотрел на Гэла так удивленно, что мне опять стало смешно. А как здорово, что мы будем втроем! Только вот Берти...
Ал как будто угадал, что я думаю:
– А что скажет Эбби?
– Эбби пусть говорит что хочет. Ты – совершеннолетний, ты хозяин в доме, кто кого должен слушаться?
Берти Ала никогда не слушался, потому что Берти умеет управляться с хозяйством, а Ал – нет. И это было так забавно: младший брат старшим командует! Но сейчас я вдруг поняла, что это вовсе забавным не было. Мне очень хотелось в Вену с Гэлом – а какая Вена, если Берти упрется? И я так и не буду принцессой Гэла... то есть невестой.
Гэл поставил пустую чашку на стол и встал.
– Спасибо за чай! Позвольте вашу ручку, прекрасная леди?
Я улыбнулась и подала ему руку. И сказала тихо – от счастья:
– Ты самый красивый.
– Видишь, мы друг друга поняли, – рассмеялся Гэл. – Аль, пошли, поможешь мне картину лаком покрыть.
Мне прямо-таки не верилось, что все это не в сказке, а на самом деле. Я буду всегда вместе с Гэлом! Он будет править миром, а я буду его принцессой. И Ал тоже будет с нами. И вовсе мне не страшно, с Гэлом я ничего не боюсь! А Берти должен меня отпустить, он же хочет, чтобы мне было хорошо! Мне и будет хорошо.
Только я не поняла, кого и за что посадили в тюрьму. Но Гэл же сказал, что его не посадят! Значит, и бояться нечего.
Когда Берти вернулся из Лондона, я не стала ему сразу все говорить. На всякий случай. А ну как они ругаться начнут? Лучше после обеда, а то я проголодалась.
Геллерт остался обедать у нас и был очень веселый. Все были веселые, даже Берти.
– Представляете, – говорил он, – Лайонель у нас тоже теперь большое начальство – капитан команды по квиддичу.
– Ты им теперь не покомандуешь, – улыбнулся Ал.
– Он сам меня в команду зовет! Говорит: два человека выбыло, давай к нам! Я отпираюсь, заявляю, что летать не умею, квоффл в руках не удержу и вообще правила игры забываю сразу же после того, как мне их рассказывают. Нет, он уперся как козел, как будто только меня ему и не хватало!
– Так иди в команду, – сказал Ал. – Раз он тебя зовет, значит, ты умеешь играть. Ему виднее. Кого попало он бы даже по дружбе не позвал. Игра – дело серьезное.
Берти что-то проворчал себе под нос, встал и пошел за чаем.
После обеда я решилась все-таки ему рассказать. А то вдруг он и правда передумает ехать в школу, а теперь ему не ехать совсем нельзя, раз его старостой сделали! Когда мы убрали со стола и вымыли всю посуду, я спросила:
– Берти, ты точно поедешь в школу?
– А ты не хочешь, чтобы я ехал? – обернулся он.
– Я сама уеду, – призналась я.
– То есть как?
– Меня Гэл берет с собой в Вену. Они с Алом едут искать какую-то палочку, а меня он возьмет с собой как свою принцессу... то есть невесту.
Берти сразу стал очень бледным и чуть не сел мимо стула. Жалобно посмотрел на меня и очень слабым голосом произнес:
– Это правда? Они собираются с тобой куда-то ехать?
– А что? – Еще немного, и я рассержусь. – Ты думаешь, я испугаюсь? Я уже не маленькая, чтобы пугаться! Гэл обещал, что я буду учиться рисовать у настоящего художника, у которого он учился! Ты думаешь, что я ненормальная, да?
– Нет, – пробормотал он, – я не думаю, что ТЫ ненормальная. Я думаю, что это ОНИ ненормальные! Ты же боишься, когда много народу...
– С Гэлом – не боюсь.
– А со мной?
– И с тобой не боюсь. А с вами двумя – боюсь, потому что вы сразу ссориться начинаете.
– Я чувствую, что сейчас-то мы и поссоримся, – пробурчал Берти себе под нос. И прибавил погромче: – Ари, иди в свою комнату. Мне надо с ними поговорить.
– Ты что – меня выгоняешь?
– Нет, что ты! Но ты лучше посиди у себя. Пожалуйста.
Мне не хотелось, ох, как мне не хотелось на этот раз слушаться Берти! Вдруг возникло чувство, будто я в воде и плыву – как тогда, за кувшинками, – только никаких кувшинок нет и вода меня пока еще держит, но...
– Ладно, – сказала я. – Только не ссорьтесь.
При мне – точно поссорятся, и мне же будет плохо. А без меня, может, и не поссорятся.
– Постараемся, – Берти улыбнулся, только как-то замученно. – Ты только из комнаты не выходи, я тебе позову потом, ладно?
Я ушла к себе. Мне было страшно. Очень. Берти обещал, что постарается не ругаться, но я не верила. Он сколько уже обещал с Гэлом не ссориться, а ничего не получалось. Они как встретятся – так и начинают фыркать друг на друга, как рассерженные коты по весне. Как заговорят – так и поругаются. А если не говорят, то все равно ТАК друг на друга смотрят... будто не поделили что. Я чувствовала внутри себя неприятный холод. Я точно знала, что они поругаются, потому что будут говорить про МЕНЯ. Ну, почему я не могу поехать с Гэлом? Пока он мой портрет рисовал, Берти сколько раз из дома выходил. И ничего со мной не случилось! Почему сейчас должно случиться? И ведь не только с Гэлом, но и с Альбусом. А разве Альбус – не такой же мой брат, как и Берти?
– Сириус, Геллерт, – позвала я своих кукол. – Скажите, ведь ничего не случится, если я с Гэлом поеду?
Они кивнули. А я им не поверила. Ни Берти, ни своим куклам. Холод не отпускал.
И Берти не хочет меня отпускать... Но мне же там будет хорошо! Я и кукол с собой возьму, им тоже надо мир посмотреть. А на каникулах мы все снова встретимся. Мы приедем к Берти – или он к нам.
Я ждала, что он меня позовет и скажет, что все в порядке, что я могу ехать, а он все не звал и не звал. А я ничего делать не могла: ни рисовать, ни читать, ни в куклы играть. Только повторяла про себя: он обещал, он обещал...
Нет! Ждать было просто НЕВОЗМОЖНО. Я же не кукла, в конце концов, чтобы ничего не чувствовать. Я ходила по комнате – от окна до дверей и обратно – и, дойдя в очередной раз до двери, толкнула ее и выглянула в коридор. У меня в комнате, если дверь закрыта плотно, то ничего не слышно, а как я ее приоткрыла, сразу услышала, что они ругаются. Ну, я так и знала! Они так злобно друг на друга орали, что я и слов не могла разобрать.
Ну, что же он? Он же обещал! И Гэл... Он, хотя не обещал, но он же знает, как мне плохо, когда они ссорятся! Я не хочу этого слышать! Я закрыла дверь – стало тихо и хорошо, так что можно было подумать, будто ругань внизу прекратилась по-настоящему. Но стоило мне снова высунуться в коридор, как Гэл выкрикнул что-то резкое и непонятное, и в ответ Берти закричал так страшно, как я вообще никогда не слышала. Так кричат, когда очень больно, но только не Берти! Он прошлой весной лопатой себя по ноге саданул – и то не пикнул. У него так кровь шла, что даже мама испугалась, но он только кусал губы и постанывал. ЧТО ТАМ ПРОИСХОДИТ?! Гэл что, его в табуретку превратить решил? Не надо!!!
Я забыла, что Берти просил меня из комнаты не выходить. И ведь он обещал не ссориться... Если они сами договориться не могут, меня-то Гэл должен послушать! Я же его принцесса!
Я и так уже стояла в коридоре, не решаясь пока отойти от порога, но очередной вопль снизу подхватил меня...
Я должна быть там. Я ДОЛЖНА!
* * *
Я не мог прийти в себя. Как – эти красавчики собрались брать Ариану с собой? Да они что, с дракона свалились? Последние мозги растеряли? Или мозгов там изначально не было? А она что? Не понимает, что на самом деле им не нужна, что, кроме друг друга и гениальных идей, им вообще никто не нужен?
Или нужен? Гриндельвальд собрался объявить ее своей невестой... А что же у них тогда с Альбусом? Или он хочет сделать вид, что он нормальный и у него есть девушка, а сам будет крутить с Альбусом? На глазах у Арианы?! И братец тоже хорош, раз поддерживает такие идеи. Нет уж, пусть катятся куда хотят, только без Арианы. Не отдам я ее им. Не отдам! И плевал я с Астрономической башни на Финеаса Найджелуса Блэка и всех слизеринцев. Пусть что хотят, то и говорят, а я поступлю по-своему. А что до Лайонеля, то я его просто-напросто приглашу в гости на каникулы, когда эти два придурка свалят.
Я отвел Ариану в ее комнату, велел не высовываться, а сам пошел в гостиную разговаривать с красавчиками. Они моего появления как будто и не заметили.
– Альбус! – окликнул я, едва сдерживаясь.
Братец недоуменно на меня посмотрел: мол, кто это такой смеет отвлекать его от высоконаучных разговоров? Меня это просто взбесило. Шел-то я к ним поговорить спокойно, но теперь готов был, как Профессор Блэк, просто поднять их на рога. Обоих. Все уже решили, да? Без меня и за меня? Воспользовавшись тем, что девчонка ни боггарта не смыслит в реальной жизни?
– Ты вообще в своем уме или как?
– Ты о чем? – не понял юный гений.
Второй юный гений тоже не понял, еще и посмотрел на меня презрительно так. Да я его...
– Об Ариане, которую вы собрались тащить с собой! Ты соображаешь, что затеял? У тебя что в голове – мозги или медали сплошные?
– Ты предлагаешь оставить ее тут одну? – язвительно спросил Гриндельвальд.
Я на него не смотрел – только на Альбуса. А тот опять сделал вид, что он – это не он, а так... сниджет перелетный.
– Валите куда хотите, можете вовсе не возвращаться. А с Арианой останусь я – и плевал я на вашу школу!
Они переглянулись. Гриндельвальд подмигнул Альбусу, тот посмотрел на него как-то беспомощно и заговорил:
– Эбби, мы ведь с тобой это уже обсуждали. Ты должен учиться. Тем более что тебя сделали старостой курса, ты не можешь бросить школу, еще не сдав СОВ.
– Очень даже могу. Как интересно: твой красавчик может обойтись без школы – а я почему нет? Только потому, что его выгнали? Ну, так считай, что я сам себя выгнал! На свете есть вещи поважнее СОВ! – Тут меня осенило, и я добавил: – В конце концов, сдам экстерном! А травологией, астрономией и прочими зельями мы с Ари и можем и дома заниматься.
– Эбби, всем будет лучше, если Ариана поедет с нами. Ты будешь учиться, а она посмотрит мир. Она ведь сама хочет ехать с нами.
– Мало ли что она хочет! У нее сразу же приступ случится, как она за деревню выйдет! Ее все незнакомое пугает! А ехать как? Камины, аппарация – это же все волшебное! Ты вообрази только, в каком состоянии она из камина выберется! Вы с ней рискуете вообще в конечный пункт не прибыть. Или прибыть – но это уже точно будет конец. Для всех вас!
– Но пока что с ней еще ничего не случилось, – влез Гриндельвальд. – И не случится. Ни с ней, ни с нами. Что ты панику заранее разводишь? Ты в сестру вцепился, как клещ, потому что она дает тебе возможность чувствовать себя старшим...
Это что он такое говорит?! Пока я пытался осознать его слова, он продолжал, и с каждым его словом в меня точно иголки впивались.
– ...Большим и значительным. А без нее ты – ничто! Ноль без палочки! Ты ее при себе хочешь держать – для себя. Как комнатную собачонку! Ты что-нибудь кроме себя в этом мире видишь?
– Это вы кроме самих себя ничего не видите! – выкрикнул я. – Ариане нельзя никуда ехать! Она не в том состоянии! Я ее никуда не отпущу!
– Не отпу-устишь? – протянул Гриндельвальд. – Она не твоя собственность.
– Твоя, что ли?
– Ты у нее хоть спрашивал, что она сама хочет? А она хочет ехать с нами.
– Потому что ты ей голову задурил! Знаю, чем это кончится: вы будете трепаться и палочки свои искать, а ее даже покормить забудете! Ты хоть о ней подумал?
Гриндельвальд усмехнулся.
– Зато ты больно много думаешь. Видел я, как ты на нее смотришь: не как на родную сестру. Ревнуешь, да?
Да как он смеет? Откуда он взял? Неужели это было так заметно?
Я не кинулся на него только потому, что он ждал этого и наверняка имел в запасе какую-нибудь гнусную каверзу. Альбус ошарашенно переводил взгляд с меня на Гриндельвальда, ожидая, что кто-нибудь из нас скажет, что это не так.
Ничего, у меня за пазухой тоже кое-что имеется...
– На себя посмотри, урод! Чем вы там с Альбусом в кустах занимались, пока мы купаться ходили?
– А тебе что – завидно?
– Геллерт! – предостерегающе выкрикнул Альбус.
Убью франта! Голыми руками! Придушу! Голову оторву!
– Да делайте вы что хотите, только как на это Ариана посмотрит? Вы прямо при ней развлекаться собираетесь?
Альбус покраснел, а Гриндельвальду хоть бы что! Он только пуще прежнего заулыбался.
– А ты что собираешься? Всю жизнь за козлами дерьмо убирать? И пожалуйста, если тебе это нравится. Только это не значит, что Альбусу нужно то же самое! Или ты сам хочешь в Хогвартсе прохлаждаться, а нас тут заставить сидеть?
– Не собираюсь я ни в какой Хогвартс!
– А ты Альбуса вообще слушаешь или нет? Он здесь хозяин, а не ты! Ты по сравнению с ним – флоббер-червь, ползай себе по земле и не отсвечивай! Достал уже своими нравоучениями: туда не ходи, этого не делай, магглам на глаза не показывайся! Да когда мы власть в свои руки возьмем, никому больше не придется от магглов прятаться, даже Ариане!
– Ты за Альбуса не говори! И вообще не смей лезть в наши семейные дела.
– А я тоже член семьи, – нагло усмехнулся Гриндельвальд. – Почти. Куда хочу, туда и лезу.
Вот тут я не выдержал. Может, ты, гад, и член – только не семьи. И уж точно – не нашей! Палочка, к счастью, у меня была с собой, под мантией, я выхватил ее и закричал:
–
Stupefy!
Я только и хотел, чтобы он заткнулся и не лез и дал нам с Альбусом спокойно во всем разобраться, но Гриндельвальд ловко, словно играючи, уклонился, выхватил свою палочку, наставил на меня и выкрикнул:
–
Crucio!
А вот я увернуться не успел. Я даже не понял, что случилось, весь мир вокруг ощетинился острыми иглами и проткнул меня насквозь. Наверное, я орал, потому что, когда потом поднялся, даже осип от крика, но я не слышал, как я орал.
– Геллерт! – закричал Альбус, но остановить своего любимчика даже не попытался.
–
Stupefy! – заорал я опять, и опять – мимо. Естественно – руки дрожали!
– АЛЬБУС!!! – вскричали одновременно и я, и Гриндельвальд. – Какого дементора?!! Ты-то чего стоишь??!
Я, конечно, в магических дуэлях не спец, хотя кое-что и умею. Мне проще кулаком по морде. Но попробуй подберись к его морде, если у него палочка в руке!
От Альбуса толку никакого не было, он больше мешал, чем помогал. Причем непонятно – кому он помогал. Мне уже было все равно, на чью сторону он встанет. Хоть бы меня с ног сбил, что ли – только бы это все прекратилось. Гриндельвальд запустил в меня Круциатусом еще раз, но тут уж я был начеку, и австриец промахнулся, а с каминной полки что-то со звоном рухнуло. Я врезал ему «
Diffindo» и попал: лицо красавчика пересекла красная полоса. Ага, теперь ты уже не такой красавчик!
– Эбби! Гэл! – Альбус пытался влезть между нами, схватить кого-нибудь за рукав, оттащить, но мы уворачивались и от него, и от летавших меж нами заклятий. Уже было непонятно, где чье и кто в кого чем кидает. У меня было одно желание: раздавить гадину, стереть с его физиономии идиотскую ухмылку, а потом стереть в порошок его самого... Альбус понял, что без магии не обойтись, и попробовал не то выбить у нас из рук палочки – еще чего! Их можно было вырвать только вместе с руками! – не то воздвигнуть между нами Щитовые чары...
И в этот самый момент...
– Берти! – вскрикнули у меня за спиной.
Мерлин! Откуда здесь Ариана? Я же велел ей сидеть в своей комнате!
– Ари, уходи! Уходи немедленно!
Я только и мог, что кричать на нее – заклятья Гриндельвальда не оставляли мне времени ни на что иное. Но крик не мог повредить больше, чем сама наша схватка – и помочь ничем не мог. Ариана задержалась на пороге ровно настолько, чтобы понять: ее брат и ее любовь готовы убить друг друга. И бросилась между нами. Наверное, мы бы еще успели опустить палочки, отвести в сторону... но никто не сумел бы остановить вылетевшие из палочек лучи. Я мог только смотреть, как Ари осыпало фейерверком разноцветных искр. А потом искры погасли... и она – вместе с ними.
Ариана беззвучно и очень медленно осела на пол. Мой противник замер с другой стороны. Альбус стоял в стороне с открытым ртом и поднятой палочкой – решившийся наконец вмешаться... Ари что-то прошептала из последних сил. Я наклонился над ней и едва разобрал еле слышное:
– Не ссорьтесь!..
Про Гриндельвальда я забыл. Сразу. Как отрезало. Но он не воспользовался моментом. Не сводя глаз с Арианы, он пятился к двери. Но Ариана!.. Она-то была рядом со мной... снова – и в то же время ее не было. Я взял ее за руку, сжал запястье... выпустил руку – схватил за плечи, встряхнул...
– Ари!!!
Она не шевелилась, не отвечала... Она что, без сознания?
–
Ennervate! – сказал Альбус, направив на Ари палочку. Как он подошел, я и не заметил. А она даже не вздрогнула. Альбус перебрал еще Мерлинову тучу заклинаний. Ариана не приходила в сознание. Да чем же этот гад ее шарахнул?
Гада следовало пришибить, но только после того, как Ариана очнется... Она ведь должна очнуться, должна...
– Альбус, – прохрипел я, – Альбус, сделай что-нибудь...
Альбус был весь белый, под стать имени... весь как то платье, в котором Ариана позировала для портрета.
– Все, – с усилием выдавил он из себя. – Что мы наделали?..
А я все еще не понимал, почему она не встает? Почему лежит с открытыми глазами, почему пугает меня... так страшно?
– Эбби... – Альбус хотел что-то еще сказать, но я ему не дал.
– Заткнись! – заорал я, окончательно сорвав голос. – Не смей! ...Ари, вставай, вставай, ну, пожалуйста...
А она лежала, такая спокойная и отрешенная... какой никогда не бывала даже после приступа, потому что тогда она просто лежала или спала, но она спала с закрытыми глазами, а не с открытыми, и могла проснуться в любую минуту, и ресницы ее дрожали, и грудь поднималась от дыхания, хоть немного... Нет! Я не хочу, чтобы она не вставала, ну, почему она не встает?..
Где этот ублюдок?! Я его сейчас прикончу! А если не ублюдка, то Альбуса...
Я поднял глаза и ублюдка не обнаружил. Он уже успел смыться. Я снова наклонился к сестренке.
– Эбби, – позвал меня Альбус.
– Пошел вон! – рявкнул я. То есть не рявкнул – еле слышно просипел, потому что голос пропал окончательно. Мне как будто все равно было. Я будто сам умер вместе с Арианой. И никого видеть не хотел, даже Альбуса. Его – в первую очередь.
Он это понял, точно мысли прочитал, и куда-то смылся. Красавчика своего искать отправился? Найдешь его, как же, он наверняка с концами свалил.
Я лег на ковер рядом с Арианой, обхватил ее обеими руками. Никому не отдам!
Прошла вечность.
Вернулся Альбус. Без красавчика. Я так и знал.
– Эбби... – опять заговорил Альбус.
– Заткнись, – не вставая, буркнул я.
– Эбби, надо что-то делать.
– Делай, – ответил я, все так же не вставая и не поворачиваясь.
– Что значит «делай»? – не выдержал он. – Ты можешь встать?
Он думает, что раз я голос сорвал, то и кричать не могу? Шепотом орать тоже неплохо получается.
– Оставь нас в покое!
– Ее надо унести отсюда, – сказал Альбус и попытался отцепить меня от Арианы.
Лучше бы он этого не делал, потому что тут же получил в глаз. Все же он исхитрился отшатнуться, поэтому удар пришелся ему не в глаз, а по скуле.
– Пошел вон, тебе говорят!
– Ее нужно отнести в ее комнату, – опять начал Альбус, но близко уже не подходил.
– Не трогай ее, ублюдок! Убирайся к своему австрийцу! Убийцы! Вы оба – убийцы!
– Эбби...
– Я тебе не Эбби! Не подходи к нам, убью!
И плевать мне было, что он с палочкой, а я свою выронил. Мне и впрямь тогда ничего не стоило – убить. Даже несмотря на то, что я понятия не имел, как это делается магически. Придушил бы голыми руками.
– Я тебя добром прошу, – прохрипел я, – не подходи. – Шатаясь, встал на ноги, поднял Ариану и поплелся вверх по лестнице – но не к себе и не к ней, а в комнату к маме, туда, где досыхал портрет. Портрет я тоже никому не отдам, это все, что у меня осталось... Хорошо, что лак еще не высох и никто не посмел до сих пор наложить на него лапу. И не посмеет уже, об этом я позабочусь.
Я осторожно положил Ари на кровать и сел рядом. От портрета пахло чем-то очень резким, но после козлов мне ничего уже не было страшно.
Ну какой же я идиот... Ну почему позволил ей вмешаться, почему сразу не выпихнул ее из комнаты... почему не запер, наконец? Нет, это не я, а заграничный ублюдок во всем виноват, какого дементора он вылез со своими идиотскими идеями, какого дементора он вообще сюда приехал! И Альбус тоже хорош, ведь кому было бы хуже, если бы я не поехал в школу? Его дурацкому самолюбию?
Ари, девочка моя, неужели ты совсем-совсем не встанешь? Не засмеешься, не позовешь меня, не скажешь: «Берти, ты чего, пойдем лучше козочек покормим?» Ари-и-и... как я буду теперь без тебя?..
И этот портрет... Все бы в нем хорошо, если бы не Гриндельвальд его рисовал. Ну, а что с того, что Гриндельвальд? Главное – кто на портрете, а не кто нарисовал. Гриндельвальда нет уже, а если он посмеет появиться, я его на кусочки разрежу тупым кухонным ножом... Она на портрете такая красивая... Выходит из темноты, как солнышко после долгой зимней ночи. Как будто в один день после зимы вдруг взяло и наступило лето. Она всегда была такая красивая, даже сейчас, когда она тут неподвижная лежит рядом со мной...
Прошла еще одна вечность.
Альбус попытался пролезть в дверь, я опять рявкнул:
– Пошел вон!
Голос к тому времени хоть какой-то прорезался, так что Альбус услышал и исчез.
И еще одна.
Братец появился опять. Судя по шагам в коридоре – в компании.
– Какой кошмар! – причитала за дверью тетка Батильда. – У меня опять вредноскопы завыли все разом, я первым делом о вас подумала, как бы с вами ничего не случилось... Альбус, ты можешь рассказать, что тут у вас произошло?
Альбус, в отличие от Батильды, говорил тихо, так что я не мог разобрать, что он там рассказывал. Наверняка, опять придумывал что-то о неправильно сработавших хозяйственных заклинаниях. Вот интересно, у кого они на этот раз неправильно сработали: у него или у меня? Он – отличник, гордость Хогвартса... он же в принципе не способен ошибаться! А я – несовершеннолетний, мне колдовать нельзя... кстати, и Гриндельвальду – тоже. В другое время и в другом месте мне было бы весьма любопытно, как Альбус из этого вывернется. А сейчас – было все равно. Только грызла мысль: куда сбежал австрийский козел? И какого дементора Батильда вообще к нам приперлась? Кудахтать про своего любимого Гриндельвальда? Надо было мне бежать за ним и прикончить на месте... догнать и обезвредить! Но как я бы бросил Ариану?..
Потом дверь открылась, и они вошли. Альбус молчал, а Батильда говорила без остановки:
– Какое горе! Вторая смерть за два месяца, можно подумать, на вашей семье проклятие!
Я тоже молчал, но Батильду это не останавливало. Не наговорилась, пока этот козел у нее жил.
– А что это за картина? Мерлин, так это тот самый портрет, что Геллерт рисовал? Поразительно! Она здесь как живая!
– Не трогайте, – у меня все-таки прорезался голос.
– Да-да, – поддержал Альбус, – еще лак не высох.
Батильда отвлеклась от портрета, зато набросилась на меня:
– Аберфорт, а что же ты здесь сидишь? Позволь я вам помогу. Ее ведь надо обмыть, переодеть во что-нибудь поприличнее... у нее ведь было нарядное платье?
Опять у меня пытаются отнять Ариану? Недалеко тетка от своего племянника ушла!
– Не подходите! – заорал я, насколько позволял сорванный голос, а он ни насколько не позволял. – Я сам!
– Мисс Бэгшот, пойдемте, – робко сказал Альбус. – Эбби сам все сделает.
– Но Альбус, – не успокаивалась Батильда, – не положено ведь...
И осеклась, когда я на нее посмотрел. Альбус ее буквально вытолкнул из комнаты.
Делать... Надо что-то делать, иначе сделают без меня. Только – как встать? Как – отойти? Как – выпустить из рук?
Ее все равно у меня отберут. Но она все равно останется со мной. Правда, Ари?
Я не знаю, куда делся Альбус – может, к Батильде пошел, а может, вообще сквозь землю провалился. В доме было тихо, а снаружи – темно. Я принес из комнаты Арианы белое платье и сам переодел ее. Сейчас это было совсем не страшно. Меня мучило только то, что она так и осталась с открытыми глазами, а я не знал, как их закрыть.
Когда я уложил ее обратно на кровать, она была почти как на портрете. Только не светилась. Может, она теперь переселится в портрет? Ага, который рисовал этот австрийский ублюдок. Но ублюдка нет, а портрет остался. Он теперь мой. Никому не отдам. Ни Альбусу, ни Батильде.
Что дальше было – не помню. Я так и просидел всю ночь у ее постели. Время плыло за окном, постепенно бледнея. Но на душе от этого не становилось ни светлее, ни легче.
С утра в доме оказалось много людей, и я растерялся. Ариану унесли, и я, пользуясь тем, что на меня никто не обращал внимания, перетащил ее портрет в свою комнату и запер дверь. Теперь его никто бы не отобрал, даже если бы захотел. А сам я будто раскололся на две половинки: левую, ту, где сердце, унесли вместе с Арианой, а правая почти ничего не воспринимала. Я ничего не чувствовал, ничего не видел и двигался, как в тумане. Кто-то поддерживал меня и направлял, куда идти. Вокруг разговаривали, меня о чем-то спрашивали, но я не отвечал, и спрашивать перестали. А потом полилась музыка и пение, и меня обожгло мыслью, что Ари не слышит этого! А потом вдруг обнаружилось, что меня держат – и не кто-то один, а много кто – а Альбус зажимает нос, и руки у него все в крови... и на меня орут, а Альбус мотает головой и повторяет как заведенный: «Это шок!» – и непонятно, кого он имеет в виду, себя или меня...
Я пришел в себя уже дома. С удивлением обнаружил, что мир, оказывается, еще стоит... и даже чего-то от меня требует. Чего-то... Ах да, покормить кур. И вывести коз. Все бегали вокруг Альбуса, и я ушел, никого не спросив.
Я за козами не смотрел почти, на лугу упал лицом в траву и разрыдался. Хорошо, что не было никого, дома мне бы никто не дал выплакаться. Я долго не мог успокоиться, ругался сквозь слезы, проклинал всех, кого мог вспомнить, даже просил Мерлина вернуть Ариану... А козы даже не попытались разбежаться, Блэк – и тот вел себя непривычно тихо.
...Это я, что ли, Альбусу нос расквасил? Надо было совсем убить.
И Гриндельвальда я тоже не убил – тот уехал рано утром, это я уже потом от Батильды услышал. Может, потому и на Альбуса кинулся, что того, другого, было уже не достать...
Когда я поздно вечером вернулся домой, все гости уже куда-то подевались. Остался один Дож. Смотрел на меня очень злобно, но ничего не говорил. Боялся, наверное.
И почему из всей компании Альбуса приехал самый никчемный? Лучше бы это был Черелл или даже Блэк.
Альбус дипломатично поинтересовался моим мнением:
– Эбби, ты не против, если Эльфиас будет спать в маминой комнате?
– Да хоть с тобой в одной постели, – буркнул я. – Отвяжись.
Наверное, братец боялся, что я его убью, поэтому и оставил здесь Дожа. Для гарантии. А может, решил обзавестись другой комнатной собачкой, раз Гриндельвальд оказался такой сволочью. Двух дней не прошло – заменителя нашел?.. Или – вернул прежнего? Ну да, скорее всего, я был несправедлив к ним, да только во мне говорила злость, а не справедливость. Мне было наплевать на Дожа, но раздражало то, что он был не в курсе событий и при нем я не мог говорить с Альбусом.
А не о чем мне с Альбусом говорить. И вообще – я же почти умер, а покойнику ничего не надо, только чтобы его не трогали. Все, что надо было делать по дому, я делал машинально и ни о чем не думал. И Альбуса не видел – и хорошо, что не видел.
А потом он вдруг сам пришел ко мне в комнату, поздно вечером, когда я опять сидел на кровати и смотрел на портрет Арианы. Только держать за руку было уже некого.
– Эбби, ты в курсе, что завтра первое сентября?
– Да хоть тридцать первое, – отмахнулся я. – Отвали.
Как меня достало, что он называет меня «Эбби»!
– Ты собираешься ехать в Хогвартс?
– В какой Хогвартс? – машинально переспросил я.
Альбус выглядел оскорбленным.
– Что значит «в какой»? Хогвартс один!
Ах да. Я же учился в школе. Когда-то. В другой жизни. И ездил за учебниками. И меня еще сделали старостой пятого курса Гриффиндора. Только это было не со мной, а с кем-то другим. Вот пусть этот «кто-то» и едет, а я останусь здесь...
Здесь, с этим придурком, который по какому-то недоразумению называется моим братом? Видеть его не могу и слышать – тоже! Если он не свалит из дома вместе со своим Дожем, я сам свалю! Хотя бы и в Хогвартс...
– Ну и что? – сказал я. – Твое какое дело?
– Эбби, ты должен учиться... – завел свое Альбус, но я его перебил:
– Не называй меня Эбби!
– Аберфорт, – поправился Альбус, – мы с тобой договаривались, что ты поедешь в школу.
– Мне все равно. Уберись отсюда.
Тут он не выдержал.
– Думаешь, тебе одному плохо? Ариана и моя сестра, между прочим!
– То-то ты о ней много думал, пока со своим Гриндельвальдом по кустам кувыркался!
– А если бы ты тогда не кинулся, как бешеная мантикора, ничего бы не было!
– О да, конечно, а Круциатус я сам на себя наложил нечаянно?
Он побледнел. Ага, не выйдет оправдать красавчика! А вот я сейчас и его добью, и тебя:
– Я тебе с самого начала говорил, что нутро у него гнилое! Теперь убедился, да? Властелины мира! Да я лучше в нашей речке утоплюсь, чем буду жить в мире с такой властью! Ариане повезло: ею ты больше не распорядишься!
Он как-то весь сник, так что мне даже стало его чуточку жалко. Только жалость эту я тут же зарубил топором – буду я еще козлов всяких жалеть!
– Ты все сказал? Тогда иди спи, твой приятель Дож тебя заждался.
Альбус словно не слышал.
– Так ты едешь в школу? Завтра в девять дилижанс будет на южной окраине деревни.
Как будто я без него не знаю, где и во сколько будет этот дилижанс. Как будто я четыре года на нем на Кингс-Кросс не ездил.
– Отстань от меня! Иди к своему Дожу!
И он ушел, оставив меня наедине с портретом. Позаботиться обо мне, видите ли, вздумал. Да ни о ком он, кроме себя, не думал! Втюрился по уши в своего Гриндельвальда и не хотел отпускать, несмотря на то что он гад.
А я? Я не о себе ли думал? Ведь я и впрямь от себя не хотел отпускать Ариану...
Да, но Гриндельвальд все равно гад!
А она не знала...
– Ари, – первый раз обратился я к портрету, – Ари, получается, это я кругом виноват, да?
Я все это время боялся с ней заговаривать. Боялся, что она не ответит. Что портрет останется неподвижным, как картинки в маггловских книжках. И на что мне тогда останется надеяться?..
Она чуть заметно мотнула головой.
– Ари… – Голос у меня внезапно пропал. Я судорожно откашлялся. – Ари, ехать мне в Хогвартс?
Она улыбнулась. Как это понимать? «Как хочешь?» – Так я ничего уже больше не хочу. «Как надо?» – Кому надо? Альбусу? Профессору Блэку? (Не тому, конечно, который козел, а тому, который директор Хогвартса.)
И тут я вдруг понял одну вещь: это надо Ариане. Значит – так тому и быть. Значит, и мне сомневаться нечего. АРИАНА ПОЕДЕТ В ХОГВАРТС! Хотя бы так. А портрет в нашей гостиной можно повесить, никто не прицепится. И Ариана всегда будет со мной...
Вот только с козами что делать? Соседям отдать на постой? Или пусть Альбус с Дожем с ними возятся? И пусть только попробуют потерять хоть одну!
Видеть его не хочу, кто бы там ни был виноват.
Может быть, позже...
Я тяжело вздохнул, улыбнулся Ариане и принялся запихивать учебники в чемодан. Вот зачем их так много? Чтобы все стали такими же гениями, как Альбус? Избави нас Мерлин от этого!
