Лунная дорога

Глава 10

Глава 10. Палочка.

/- Джон, Джон, смотри, луна! Какая красивая. А я красивая?
Она смеется, подставляя ладони серебряному свету, аккуратно вытягивает из сияющего потока одну воздушную нить и вплетает себе в волосы.
- Мне идет, мне идет?
На песчаной дороге то тут, то там вспыхивают маленькие искорки. Они всего какие-то доли секунды щекочут своей яркостью глаза, а потом бесследно тают в воздухе.
- Джон, Джон!
Она хватает мужчину за руку и тянет за собой. Они бегут к высокому белому дереву, которое приветливо склоняет к ним свои ветви.
- Привет, сегодня чудесная ночь.
Она садится на землю и гладит шершавый ствол, чуть грустно посматривая на стоящего перед ней мужчину.
- Джон. Джон. Почему ты не взял Ремуса погулять с нами? Он тоже любит луну, правда, Ремус?
Из-за дерева выходит мальчик и замирает перед отцом.
- Папа, - он берет мужчину за руку и смотрит на него снизу вверх, - папа.
Женщина подходит к сыну и, обняв его, начинает тихо напевать: "Баю-баюшки-баю, не ложися на краю, придет серенький волчок и укусит за бочок". Она опускает голову все ниже и ниже, из-под распущенных волос на землю, на руки, на плечи мальчика капает кровь. "Придет серенький волчок и укусит за бочок". Раздается протяжный вой и влажный, тугой звук раздираемой кожи. Ее больше нет. Положив лапы на плечи мальчика, перед Джоном стоит злобно скалящаяся волчица, с безумным блеском в глазах. Мужчина, резко вскрикнув, пятится назад и падает на траву, зверь мгновенно оказывается радом и с упоением впивается клыками в беззащитную шею лежащего на земле человека. Боль. Ничего кроме боли и хриплого дыхания волчицы. Внезапно все звуки обрываются, остается только луна, с интересом взирающая на разворачивающееся внизу, на Земле действо со своего небесного трона, и ощущение неправильности всего здесь происходящего.
Мальчик наклоняется к отцу, пачкает пальцы в его крови и проводит ими по лицу мужчины, оставляя на нем красные полоски.
- Папа, мне страшно. Правда страшно, страшно, страшно, страшно…/

Джон резко просыпается, выпрыгивая из своего кошмара прямо на пол возле кровати. Уже утро, об этом можно судить по яркому, но еще не дышащему жаром летнему солнцу.
Это был просто сон. Мистер Люпин осторожно проводит ладонью по шее, ожидая после увидеть на ней красные пятна. Но нет, рука остается чистой.
Он спускается вниз, на кухню, заваривает чай и неспеша пьет его, то и дело, посматривая на лестницу, ведущую на второй этаж. В доме тихо, слышно только, как тикают часы, да шуршит в занавесках ветер.
- Тук-тук, - слышится предупреждающий стук, но через секунду дверь распахивается от мощного удара, и на пороге появляется коренастый мужчина.
- Упс, я переборщил, кажется. Извиняюсь, хозяин.
- Кто вы такой? – выбежав в прихожую, Джон по инерции хватает с полки палочку и направляет ее на нежданного гостя.
- Спокойно-спокойно, мне повидаться кое с кем нужно. Переговорить, - незнакомец кривит рот в усмешке, а затем, задрав голову к потолку, кричит: "Чужой! Выходи!"
- Чужой?
- Ты несколько туповат, папаша. И неосведомлен. Не один в доме живешь, в курсе? Кстати, здравствуй, давно не виделись.
- Мы встречались раньше?
- Да, просто ты не помнишь, темно было.
На втором этаже слышится скрип двери, и на лестнице появляется мальчик. Он, ни слова не говоря, спускается вниз и выходит из дома.
- Странный у тебя сын, - Фенрир равнодушно смотрит на длинную палочку в трясущихся руках мужчины. – Ладно, бывай.
Он поворачивается к Джону спиной и широкими шагами направляется к входной двери. Дойдя до нее, он оборачивается и едко произносит: "Привет жене".
- Что, да что?!
Мистер Люпин, крепко сжав побелевшими пальцами палочку, выбегает на уже опустевшее крыльцо и судорожно оглядывает улицу: никого.
- Ремус!

- Как это мило. Он всего-таки забрал тебя обратно из этой тюрьмы. Ох, прости, стационара, - Грейбэк прищурившись, смотрит на Люпина, который стоит, прислонившись к стене дома мистера Валлера. Здесь всегда тихо, и нет людей. А если нет людей, значит, не будет и сплетен.
- Забрал.
С засыпающего осеннего дерева на Фенрира падает красный, мертвый лист. Он похож на обгоревший кусок пергамента, видевший и перенесший все ужасы пожара. Оборотень снимает его с плеча и сжимает в руке, отчего тот рассыпается на множество хрупких кусочков.
- Я последний раз прихожу. С миром, - уточняет Грейбэк. – Потом уже спрашивать не буду. Надоел ты мне, честное слово. Вот скажи, какое у тебя может быть будущее в этом поселке? Жить с этим полусумасшедшим папашей, каждый день бегать из тени одного дома в тень другого, а потом ныть по ночам, проклиная свою злую судьбу? Ты что собака, чтоб скулить? У нас стая. В ней мы едины, а только те, кто едины сильны. В одиночку ты либо сдохнешь, либо проживешь бездарную жизнь, трясясь и прячась по углам.
Фенрир втягивает в себя воздух и хитро ухмыляется.
- Эх, если бы я тебя убил, получил бы столько силы, но поздно. Чужой, Чужой. Твоя кровь идеальна для моих клыков, у нее чудный запах, а главное он схож с запахом моей собственной крови.
Ремус всегда ощущал себя беспомощным рядом с этим… человеком. От его слов внутри все холодело, а затем, казалось бы, из ниоткуда к сердцу начинала подступать ярость, противная, мерзкая, сильная ярость, от которой хотелось изо всех сил бить кулаками по стене, чтобы заглушить в себе это отвратительное чувство. Фенрир – вожак, король. По крайней мере, он так считает. А королям все дозволено, все прощается. Их войны во благо народа, их войны священны, а казни – способ показать свою власть и наказать преступников, в скобках непокорных, неугодных.
- Меня возьмут в школу.
- Что ты сказал? – удивление, сквозящее в этих словах, пожалуй, самая искренняя эмоция, которую Ремус когда-либо наблюдал у Грейбэка.
- Меня возьмут в Хогвартс.
Удивление на лице оборотня сменяется на широкую злобную улыбку, которая постепенно становится все шире и презрительнее.
- Ты серьезно? – Фенрир подается вперед и смотрит на Люпина, как на умалишенного. – Что, правда? В школу, значит, возьмут?
Ремус вздрагивает от внезапно нарушившего относительное спокойствие летнего утра громкого смеха, перерастающего в долгое, оглушающее гоготание. Кошка, пробегающая мимо и уже было остановившаяся посмотреть на двух странных людей, пружинисто отпрыгивает в сторону и, шипя, на полусогнутых лапах крадется за угол дома.
- Ох, насмешил. Чужой, ты так наивен. Кто тебе такое сказал?
- Дамблдор.
- Ого. Ну, этот благодетель может. Вполне. Только, знаешь что, ты учти, даже если, допустим, ты поедешь в этот Хогвартс, ничего хорошего из этого не выйдет. Придется скрывать свою истинную сущность, врать, бегать. Утомительно. А если кто-нибудь узнает, что ты, видите ли, оборотень, ой, что начнется. Просто гнев праведный падет на твою голову, все тебя презирать будут. "Ты нас обманывал, да как ты мог, да ты чудовище". Не проходил что ли уже что-то подобное? И тогда тебя выгонят, и тогда ты приползешь ко мне.
Ремус стоит, опустив голову и разглядывая землю под ногами. Слушать подобные вещи больно, еще больнее признавать то, что он сам думал об этом не раз, и что ужаснее всего: его собственные мысли во многом сходятся со словами Фенрира.
- Прибежишь ко мне, Чужой, - шепчет Грейбэк в лицо мальчику и уходит, бросив на прощание: "До встречи, будущий волшебник".

Он мнит из себя всеведущего, всезнающего и всемогущего. Он думает, что имеет надо мной неоспоримую власть, что может топтать меня, унижать. Он постоянно повторяет это имя: Чужой. Будто хочет, чтобы я привык к нему, чтобы, как собачка, запомнил эту кличку, запомнил, что "Чужой – это я", и бежал по первому же зову своего "хозяина".
Он категоричен, он уверен в своей правде. Но я больше не верю людям на слово. Я сам узнаю, какая правда реальнее: его или моя.
Когда я вернулся домой, отец набросился на меня у самого порога, крича что-то вроде "никогда больше так не делай", "кто это был" и еще много бессвязных фраз, смысл которых я так и не понял. Но я понял одну вещь, от которой у меня внутри все потеплело: отец за меня волновался.

Это привкус прокисше-сладкий,
На губах и во рту отрава,
Мы на счастье излишне падки,
Я не очень умен, вы правы.

Прошел год и еще немножко. А именно год и один месяц. Сегодня 25 июля 1971 года. Сегодня мне пришло письмо из Хогвартса. Я стою, держа в руках чуть желтоватый конверт, на котором зелеными чернилами написан мой адрес и мое имя. Я так долго этого ждал: что однажды утром в окно постучит сова и, залетев в комнату, уронит мне в руки письмо с причудливой печатью на обороте. А теперь я стою и не могу открыть конверт, потому что в нем изумрудными буквами прописана моя судьба. Но мне страшно, вдруг я увижу там: "мы информируем вас о невозможности вашего зачисления в школу чародейства и волшебства Хогвартс по причине…" По причине того, что вы не являетесь человеком и можете нанести вред жизни и здоровью студентов.
Я сажусь на кровать, глубоко вздохнув, открываю конверт и разворачиваю письмо. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Это глупо, верно, но я сижу с закрытыми глазами, судорожно сжимая в руках многострадальный лист пергамента.
Сердце бешено колотится в груди, напоминая о том, что существуют в жизни такие моменты, когда просто не возможно оставаться спокойным. Когда оттягиваешь момент узнавания, потому что правда, реальность может разочаровать. Но, не узнавши, не разочаруешься, не узнавши, не испытаешь радость. Пора. Открываю глаза.
"Уважаемый мистер Люпин! Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место в школе чародейства и волшебства Хогвартс. Пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и предметов. Занятия начинаются 1 сентября. Ждем вашу сову не позднее 31 июля. Искренне Ваша, Минерва МакГонагалл, заместитель директора школы чародейства и волшебства "Хогвартс".

- Да! Боже мой, да! – Ремус вскочил с кровати и запрыгал по комнате. От переполняющей его радости он просто не мог сидеть на месте, просто не мог не кричать от счастья. Подбежав к окну, Люпин сияющими глазами оглядел унылую и пустынную улицу и, еще раз прочитав письмо, буковку за буковкой, выбежал из комнаты.
- Папа! Папа! Хогвартс! Я поеду в Хогвартс!

У отца были странные глаза. Он смотрел на меня и улыбался, совсем, как раньше, будто не было этих лет отчуждения, этого напряженного молчания, больно режущих по сердцу фраз "это не мой сын", "мой сын умер". В какое-то мгновение мне показалось, что он сейчас обнимет меня и скажет: "Где ты был так долго?" Но нет. Он просто, улыбаясь такой забытой улыбкой, произнес: "Нужно завтра ехать в Косой переулок".

Косой переулок. Первый раз в жизни я вижу такое огромное столпотворение людей, причем волшебников. Суета, беготня, толкотня. Со всех сторон доносятся голоса покупателей и продавцов. Первые возмущаются: "Почему так дорог? Это же грабеж!" Вторые спокойно и не очень объясняют: "Это уникальный экземпляр", "ограниченная партия", "это самая низкая цена в Англии".
Самое главное, что мне необходимо купить здесь, – это волшебная палочка. Все остальное после. Мы с отцом подходим к небольшому зданию с широкой длинной вывеской над дверью, на которой золотыми буквами написано "Семейство Олливандер – производители волшебных палочек с 382-го года до нашей эры". Даже представить страшно, сколько магов и волшебниц проходило сквозь двери этого магазина и тех, что были до него. А теперь вхожу я.

Помещение было довольно просторным, несмотря на небольшие размеры здания, но плохо освещенным. Зазвенел колокольчик, и через несколько секунд из-за бесчисленных полок с аккуратными продолговатыми коробочками выглянул уже достаточно пожилой человек с чуть туманными, но, тем не менее, смотрящими будто вглубь тебя, глазами.
- Добрый день. Первокурсник, в Хогвартс, - он не спрашивал, он утверждал. – Прошу вас, молодой человек.
Старик, по всей видимости, Олливандер, потомок семейства производителей волшебных палочек, подвел Люпина к высокому деревянному столу, измерил линейкой рост, длину рук, пальцев, затем задумчиво почесал подбородок и скрылся за бесконечными рядами полок. Через несколько минут он появился оттуда уже с пятью или шестью вытянутыми футлярами для самой первоочередной по надобности вещи для волшебника.
- Ну чтож, давайте попробуем эту. Одиннадцать дюймов, ясень и волос единорога. Взмахните ею перед собой.
Ремус взял из рук мистера Олливандера палочку и пару раз рассек ею воздух. Раздался противный скрипучий звук и позади старика на пол упали три толстые книги, следом приземлилась треснувшая полка, на которой собственно эти книги раньше и стояли.
- Не то, - Олливандер, как ни в чем не бывало, открыл следующую коробочку. – Попробуйте эту. Двенадцать дюймов, береза и совиное перо. Идеально сбалансирована.
Снова неудача, взмахи палочкой не дали ровным счетом никакого эффекта. Затем следующий открытый футляр, снова попытка и снова неудача. Затем еще и еще, и еще. Складывалось такое ощущение, что чем больше "неподходящих" палочек скапливалось на левой стороне стола, тем веселее становился мистер Олливандер.
- Еще один экземпляр. Десять дюймов. Орешник и волчья шерсть.
Взмах. В воздухе повисла черная полоса, которая спустя пару секунд начала медленно таять, оставляя после себя лишь темные точки, которые вскоре тоже исчезли.
Владелец магазина пристально посмотрел на мальчика и задумчиво тряхнул головой.
- Странно. Очень странно. Но эта не подходит. Вот, попробуйте следующую. Двенадцать дюймов. Клен и перо Пегаса.
Люпин взял в руку аккуратную, темно-коричневую палочку, которую протягивал ему Олливандер. Сразу стало как-то уютно, даже тепло, Ремус поднял палочку вверх и рассек воздух: на стенах заплясали синие и красные огоньки от искр, которые повисли над столом, весело мигая и паря над горкой пустых футляров.
- Браво. Вот оно. Определенно ваша.

Ах, мама-мама, послушай, ты знаешь, мама,
Нашелся кто-то, кто смог мне сейчас помочь.
Ах, мама-мама, все будет, ты это знала,
Надежда вечна, и может быть доброй ночь.

Мама, я еду в Хогвартс. Я знаю, ты была бы рада.

Стихи (с): Я.
Колыбельная (с): ммм, фольклор?) Думаю, народное творчество.

P.S. автора: А скоро будет Хогвартс). Это будет интересно для написания и, надеюсь, для прочтения тоже). Спасибо всем, кто читает. Если не сложно, оставляйте комментарии. Потому как это стимулирует, помогает исправлять недочеты и т.д. А еще для меня очень важна обратная связь и ваши мысли).

На заметку:
По поводу волшебной палочки.
Перо Пегаса - верные, неподкупные волшебники. Безумно романтичные натуры, с тонкой душевной организацией. Храбрые, неустрашимые. Никогда не сгибаются под гнетом обстоятельств. Независимы. Поступают так как считают нужным, но всегда рассматривают свои действия с позиции справедливости.

Клен - трудолюбивы, неутомимы, энергичны. Немного пессимисты. Заботливые и любящие. Ради близких готовы на все. Весьма умны и дружат с логикой. Никогда не действуют, не подумав.