Глава 10/*1978 год, май*/
«Профессор Дамблдор,
Если Вы читаете это письмо, значит, меня уже нет в живых. Я сомневалась, прежде чем его написать, но все же Вы должны узнать правду. Я бы никогда так не поступила, будь у меня выбор. Но моя семья его мне не оставила. Вы, конечно, вольны распорядиться полученной информацией как Вам угодно. Уверяю, кроме меня, а теперь и Вас, о секрете никто не знает.
Дело в том, что у Вас есть сын, вернее, у нас есть сын – Северус Снейп. Помните, Вы пытались помочь мне с фамильным проклятием? Я сказала, что нашла решение и больше не нуждаюсь в Вашей помощи. В тот день муж пригрозил мне разводом, и, отчаявшись, я решилась на крайние меры. Для того чтобы проклятие не коснулось моего ребенка, нужен был всего лишь другой биологический отец. И я выбрала Вас. Признаюсь, мною двигали корыстные цели. Тем не менее, я верю, что Вы хороший человек и присмотрите за Северусом. По крайней мере, я на это надеюсь.
Тогда я подлила Вам в чай специальное зелье и воспользовалась Вашей беспомощностью. Простите меня, если сможете.
С уважением, Эйлин Снейп».
Утром Минерва передала письма из больницы Святого Мунго. Два из них предназначались Северусу Снейпу, третье – мне. Из-за праздничной суматохи я вспомнил о них уже поздним вечером, когда в кабинет заявился сам господин главный колдомедик в мантии ужасного болотного цвета. Я попытался закрыться бумагами, чтобы скрыть улыбку, и обнаружил письмо. Пока Эльфи меланхолично покачивался, заложив руки за спину, я, не веря глазам, перечитал письмо несколько раз. Его смысл был ясен – непонятными оставались последствия.
– Что пишут?
– Да вот… пишут, что сын у меня есть.
– Не скажу, что удивлен, – произнес Эльфи, явно скучая. – При твоей беспорядочной жизни что только не появится.
– Я серьезно.
– Дай сюда, – с этими словами он бесцеремонно вырвал у меня из рук письмо. – Ты уверен, что это правда?
Я счел его вопрос вполне уместным, и поэтому дальше, в течение получаса, мы в обнимку с думосбросом изучали тот самый день, когда Эльфи нашел меня на полу в бессознательном состоянии. Ничего внятного выудить не удалось. Воспоминания были замутнены, следов Obliviate не обнаружилось, зато версия с зельем вполне подходила.
– Я не вижу ничего подозрительного, – сдался Эльфи.
– А с физиологической точки зрения это возможно?
– Зачать ребенка во сне? Знаешь, как-то не пробовал. Удивительно, что у нее это вообще получилось, ты ведь уже дедуля в возрасте.
– Но-но! – возмутился я. – Скажи, что завидуешь.
– Я не завидую – я думаю. Теоретически зелье могло повлиять на твою память, и тебе теперь кажется, что ты спал, хотя, на самом деле, ты не спал, – он вдруг запнулся и странно на меня посмотрел. – А давай-ка сделаем вид, что письма ты не получал, а еще лучше – сожжем. И мальчику ничего не говори. Я понимаю, что ты еще не знаешь, радоваться или нет невесть откуда появившемуся сыну. Но пока не решил, лучше откажись.
Сыну? Едва Эльфи произнес это слово, у меня возникло странное ощущение. Что-то среднее между разочарованием и облегчением. Будто бы я пытался удержать на весу очень тяжелый хрустальный графин, но он выскользнул и разбился. Я никогда не считал продолжение рода чем-то важным. И даже мысли о собственных детях не возникало. А тут… Прав был Эльфи: проблемы пришли оттуда, откуда их совершенно не ждали. Он всё говорил, говорил, а я смотрел на него и думал: «Ведь у тебя было две жены, но ты так и не сподобился обзавестись детьми». Он сильно нервничал, и меня это настораживало, почти пугало.
– Альби! Ты меня слушаешь?
Он спросил, слушаю ли, а не слышу ли – разница небольшая, но для меня очевидная. Эльфи точно паниковал.
– Ты боишься, что мы с тобой окончательно рассоримся, если я не откажусь?
С вопросом я угадал – Эльфи сильно изменился в лице, хоть и попытался сдержаться.
– Да, Альбус, представь себе, боюсь, но совсем не того. Если Том узнает об этом мальчике, у него появится шанс – прекрасный шанс, надо сказать – заставить тебя сделать то, что он захочет. И ты, друг мой, сделаешь – я тебя хорошо знаю. Скажи Снейпу, что его мать умерла, и всё – у него будет своя жизнь, без тебя. Для него это, может, и лучше, а для тебя – единственно допустимый вариант. И может, напомнить тебе про будущее, про того самого Гарри Поттера, наконец? – Эльфи нервно закусил губу.
– Не надо, я прекрасно помню. И Том не узнает, а даже если узнает – не посмеет. Он меня опасается.
– Тебя – да, мальчишку – нет! Ты же смерти не боишься, а вот за Снейпа за этого испугаешься. И побежишь, никуда не денешься, выполнять указания мистера Риддла. Вот это-то и все осложняет.
Мне нужно было время осмыслить произошедшее, и тогда я бы точно принял правильное решение, но Эльфи как раз осознавал, что этого нельзя допустить. Поэтому-то он так напирал, не жалея сил. Но получил обратный результат: под его нажимом я поддался эмоциям.
– Эльфи, если я ему сейчас не скажу, то возможно больше никогда его не увижу. Да и откуда Том может узнать о Снейпе?
– Тьма способов есть. Захочет – узнает. А даже если не узнает… Напомнить тебе известных отцеубийц или сам вспомнишь? – он, увидев, как я отрицательно покачал головой, повысил голос почти до крика. – Тебе нужен этот Снейп? Тебе нужна такая ответственность? А если вы не сойдетесь характерами?! А если он тебя не примет? И еще неизвестно, твой ли он вообще. А ты уж и рад – заделался отцом на старости лет.
– Не надо повышать на меня голос. То, что ты говоришь, – правильно и разумно. Настолько разумно, что я согласен с каждым твоим словом. Но… Эльфи, ты понимаешь, что логика тут не работает. Я сердцем чувствую, что нужен этому ребенку. И ничего не поделаешь, все уже изменилось – я не смогу о нем забыть.
– Восемнадцать лет не был нужен, а теперь вдруг понадобился. У него уже есть один отец-убийца, зачем ему второй?! – Эльфи взволнованно зашагал по комнате. – Да ничего же не изменилось! Том все еще хочет тебя убить, Поттер не родился… Тебе однажды уже доверили ребенка, может, хватит? Надеюсь, ты не забыл, что произошло с Арианой?
– Перестань, – взмолился я.
– Тогда можно было списать на молодость, на горячность и так далее. Но если ты сейчас где-нибудь промахнешься, ты себе этого никогда не простишь.
– Довольно! Я тоже могу напомнить тебе о твоих ошибках, которых, вообще говоря, предостаточно. В любом случае, я все равно сделаю так, как захочу, как бы ты не старался.
Эльфи фыркнул и сбежал. Конечно, не стоило отпускать его в таком нервном состоянии, но он мне мешал: тянул время и, скорее всего, делал это нарочно. А я уже решил рассказать мальчику о содержимом письма.
Но уверенность в правильности решения улетучилась, едва я увидел Снейпа. Неуклюжий подросток с ворохом комплексов, недетским уставшим взглядом и уже сформировавшимся мировоззрением. Куда я, спрашивается, сунусь со своей правдой? Нужна ли она ему?
Да и потом: я-то думал, что вдруг проснутся отцовские чувства или что-то вроде этого. Но ничего подобного не возникло – лишь только жалость к нему и легкое раздражение на себя самого.
Пока он читал извещение о смерти матери, я размышлял, как правильнее поступить. Рассказать или подождать немного? Я уже почти осмелился – не хватило нескольких секунд, – когда заметил, что у Снейпа сильно дрожит подбородок. И все – нужный момент был утерян: Снейп вскочил, отвернулся к Фоуксу. Я решил, что он плачет, поэтому подошел к нему. Между нами было не больше фута, но это расстояние почему-то казалось непреодолимым.
– Знаешь… иногда, чтобы стало легче, нужно поплакать. Слезы – это облегчение нашей боли.
– Не хочу! – выкрикнул он. – Я не хочу, не хочу! Они все умрут, слышите? Даже вы им не сможете помочь. И мне не нужно облегчение! Нельзя вылечить душу!
Кажется, в его возрасте я тоже считал, что от душевной боли можно умереть. Давненько это было. Но не стоило мне подливать масла в огонь, Северус ведь просто хотел контролировать свою слабость. Не получилось. Его самообладанию, как, впрочем, и моему, пришел конец. Он зарыдал в голос и тут же зажал рот рукой – не хотел, чтобы я его услышал. Наверное, он любил отца. Не мог же я сказать: знаешь, Северус, тот человек, убивший твою маму, на самом деле тебе не отец. Легче бы ему все равно не стало.
Не знаю, чего мне тогда больше хотелось: выйти из кабинета и оставить его наедине с самим собой или же проявить сочувствие, попробовать поговорить. Решающую роль, по иронии судьбы, сыграла капля крови на его руке. Пытаясь физической болью заглушить боль душевную, Северус впился в ладонь зубами и сильно прокусил кожу. И у меня внутри всё сжалось, да так, что дыхание перехватило. Безрассудно поддавшись эмоциям, я крепко обнял Северуса. В конце концов, пусть думает, что старый директор сошел с ума – так даже будет лучше. Удивительно, что Северус не оттолкнул меня, а замер на мгновение и прижался щекой к моей руке. Потом перестал рыдать и лишь иногда судорожно вздрагивал.
– Профессор Дамблдор, я знаю, что вы сейчас чувствуете. Я почти читаю ваши мысли, – вдруг изумленно воскликнул он.
Вот так я узнал, что Северус Снейп – легилимент. И получил еще одно подтверждение о нашем родстве. Раз он удивился возможности читать мысли, значит не обучался легилименции ранее. Следовательно, она передалась ему по наследству. Однажды я уже пытался проникнуть к Снейпу в голову и чуть было не убил его. На этот раз действовал аккуратнее: позволил просмотреть отрывки моих воспоминаний об Эйлин Принц. Северус ошеломленно пошатнулся, и я едва успел его подхватить. Наверное, всё же не стоило проверять способности эмоционально опустошенного ребенка в легилименции.
– Что это было? – спросил Северус, едва очнувшись. Хотя сам, бледный, полулежал в кресле, явно еще не в силах даже сесть.
Неразрешимой загадкой оставался тот факт, что каждый раз, стоило мне только попробовать заглянуть к Снейпу в разум, он впадал в обморочное состояние. Да, долгое Legilimens выматывает и легилиментора, и жертву, но чтобы вот так, до потери сознания… Редкий и непонятный случай.
– Ты легилимент.
Совершенно не подумав, я рассказал ему про наследственные способности, и мои слова вызвали слишком много опасных вопросов. Как оказалось, у Северуса очень хорошо развито логическое мышление. Тоже, видимо, семейная черта.
– Получается, что я унаследовал способности к легилименции? Но разве моя мама могла читать мысли?
Выкрутиться мне, конечно, удалось, но чтобы уклониться от дальнейших расспросов пришлось поспешно отправить его домой. Я твердо решил, не выдавая своего интереса, следить за ним на расстоянии и не вмешиваться. Кроме как от меня, ему неоткуда узнать о своем происхождении.
***
День похорон Эйлин Снейп прошел отвратительно. С самого утра я маялся вопросом: идти или нет. С одной стороны, приглашения мне никто не прислал, но, с другой стороны, уж очень хотелось сходить. И я опоздал, потому что понятия не имел, что сказать при встрече Северусу.
Я пытался расспросить у кладбищенского сторожа, где похоронили Эйлин Снейп, но он весьма неопределенно махнул рукой и неодобрительно покачал головой. От него сильно пахло джином, пришлось довериться своему чутью и пойти по дорожке вдоль забора.
После долгих блужданий я все-таки нашел ее могилу – вокруг не было не души. Такая промозглая тишина, только дождь моросил. Домик сторожа остался далеко позади. И я поддался панике. Что если вдруг со мной что-нибудь произойдет? Никто ведь тогда не поможет, и найдут меня не скоро. Плечи пробрала дрожь, земля закачалась, и в нос ударил удушливый запах земли. Я был уверен: смерть где-то рядом. Наверняка Эйлин злится и поэтому хочет утянуть меня к себе в могилу.
– Немного странный способ решения проблемы, не правда ли? – я хотел уговорить ее, отвлечь, чтобы она оставила меня в покое. – Нет, я не жалуюсь, ни в коем случае, но очень хочется узнать, почему ты выбрала именно меня. Несправедливо получилось. Понимаешь, я уже однажды потерял доверие. И Эльфи прав: слишком опасно привязываться к мальчику. В сущности, он всегда прав. Удивительно, когда человек все время прав.
Воспоминание об Эльфи вызвало злость, и я постепенно осознал, что разговаривал сам с собой. Что никакой смерти рядом не было, и мне всё почудилось. Поддался, наверное, кладбищенскому мороку. Но от ощущения несправедливости все равно никак не мог избавиться – уж очень мне не понравилось то, что произошло.
Я аппарировал в Хогсмид и зачем-то направился в «Кабанью Голову» – ноги сами повели. Здравый смысл я беззаботно оставил за дверью, а враждебность и угрюмость бармена воспринял с болезненным восторгом. Хотя причин для радости не было. Зато у брата были все основания меня ненавидеть: чтобы я ни говорил, как бы ни оправдывался – для него я трус, распоследний несчастный трус
Я промок до нитки. Стоило мне или Аберфорту произнести заклинание, как мантия высохла бы. Но он сделал вид, что не заметил луж на полу, натекших с одежды, а мне было безразлично. Настолько безразлично, что я попытался утопиться в алкоголе, совершенно иррационально, безо всякой логики. Под мрачным взглядом Аберфорта я отправлял на дно стакана свою совесть или то, что от нее осталось. А он, скорее всего, терпеливо ждал, когда же я наконец соизволю уйти.
И я помню пульсирующую боль в виске. Кто-то наклонился ко мне. Сквозь туман размышлений лицо казалось таким знакомым.
– Аберфорт? – спросил я, несмотря на то, что больше никого в баре и не было.
– Может, тебе хватит? – он отобрал стакан. – Иди.
Как мне хотелось рассказать ему обо всем, но я произнес совсем не то, что нужно.
– Ты не проводишь меня?
– Могу запихнуть в камин, – пожал он плечами.
Я пошел за ним, каким-то чудом держась на ногах, а перед глазами зеленые круги отплясывали развеселый танец. И мне очень хотелось сплясать с ними, но останавливала мысль, что директору Хогвардса не пристало якшаться с кругами сомнительного происхождения. Да еще и с зелеными.
Каминная сеть приняла меня в объятия и, основательно потрепав, выплюнула в неизвестном направлении. Я сильно ударился коленом обо что-то твердое и кубарем вылетел в, как потом оказалось, свой собственный кабинет. Аберфорт, видимо, знал, что меньше всего мне хотелось оказаться именно там.
– Лежишь? – как назло Эльфи меня поджидал. Зря я ему сказал, что пойду на похороны. – И не делай вид, что спишь, все равно не поверю.
Его голос резонировал в ушах, отражаясь болью в голове.
– Фу, ты что, пил? Заболеешь же, – фыркнул он.
Через четверть часа я лежал у себя в спальне, закутанный в одеяло по самый нос. Безумно болела голова, несмотря на зелья и заклинания Эльфи. Сам он сидел в моем любимом кресле, пил чай с ложечки и ругался на чем свет стоит. Когда он начал повторяться, пришлось его прервать. Я, изображая страдальческие нотки в голосе, произнес:
– Прекрати, голова болит.
– Меньше пить надо, – было сказано сердитым, но удовлетворенным тоном.
– И колено тоже.
– Еще бы, ты же умудрился наткнуться на каминную решетку, – он все еще злился, однако гроза уже проходила.
– И кисть болит.
– Не ври, зелье должно было подействовать.
– И сердце ноет.
– Может, проще перечислить то, что у тебя не болит? – спросил он, уже беззлобно улыбаясь.
– Когда я умру, над кем ты будешь издеваться?
– От похмелья не умирают, по крайней мере, не в твоем случае, – но он все равно подошел и коснулся моего лба рукой. – Не выдумывай, у тебя даже жара нет. Хочешь снотворного?
– Совести нет, жара нет. Что тогда есть?
– Всего лишь очередной приступ самоедства. Пей, – он поднес к моему рту ложку с чем-то невероятно невкусным.
Я заснул под его мерное ворчание. Нет, определенно не стоило так напиваться.
