Глава 10СЫН. ГОД ТРЕТИЙ.
Лань.
Совсем недавно у него появилась очередная головная боль - "замечательная" идея Люпина научить мальчишку Поттера заклинанию Патронуса, была, разумеется, горячо поддержана Дамблдором. Надо сказать, новый профессор и школьная знаменитость очень сблизились с самого начала. Впрочем и с коллегами у бывшего мародера сложились самые теплые отношения, хотя он лично никогда ни от кого не скрывал своего недоверия и неприязни к оборотню, чье появление в Хогвартсе принесло ему только новые проблемы и обязанности. Но, Поттер, как обычно проявил свойственную ему доверчивость – и это после всего, что произошло в прошлом году, когда он чудом снова спасся от Темного Лорда. Хотя, разумеется, при освоении такого сложного заклинания, как Патронус огромную роль играет доверие к наставнику.
Он прекрасно помнит, как учил Ее – и то, сколько было трудностей, неудач… Но Она верила ему, а он верил в Нее – и все получилось…
Сам он в первый раз попробовал это заклинание тоже на третьем курсе. Его, правда, вообще никто не учил, он руководствовался лишь сведениями, почерпнутыми из книг, старательно проштудированных от корки до корки. Освоить технику заклинания ему удалось довольно легко, хуже обстояло дело со счастливыми воспоминаниями.
До того, как познакомился с Ней, он считал самым счастливым свое воспоминание о том, как однажды, во время его очередной болезни (ему было тогда лет восемь), мать тайком от отца поднялась в его каморку с целебным зельем, и, думая, что он крепко спит, наклонилась над ним и прикоснулась холодными губами к его пылающему лбу. То была единственная ласка, полученная им за целую жизнь. Больше никто никогда не выказывал ему ни малейшей нежности...
И все же это воспоминание не годилось ему для Патронуса – ведь настоящее счастье, если оно вообще было в его жизни, связано у него только с Нею. Произнося заклинание, раз за разом, он устремляется мыслями к Ней. Увы, почти все совместные воспоминания оказывались омрачены либо присутствием посторонних, либо ссорой, когда он имел несчастье вызвать Ее неудовольствие. Однако после нескольких неудачных попыток он понял, что все это не так уж важно. Его счастье – в самой любви к Ней. В том, что в жизни его есть Она: самое лучшее, самое чудесное существо на земле. И стоило ему подумать об этом, как он увидел в первый раз свой Патронус – серебряную лань, невероятно похожую на Нее, потому что она и была Ею.
Уже потом, когда Она, с его помощью тоже научилась вызывать Патронуса, он понял, почему дело у Нее так долго не шло на лад. Она боялась признаться самой себе в тех чувствах, что уже тогда жили в Ее сердце в образе человека, чьей «второй половинкой» Она уже тогда мечтала стать. Ему же вовсе не нужен был наставник. С самого начала находил свое счастье просто в том, чтобы любить Ее. Любить, несмотря ни на что, вопреки всем доводам разума, вопреки голосу самолюбия. Точно так же как он любит Ее и сейчас – той любовью, из-за которой делал и делает все, чтобы сохранить жизнь Ее сыну. Потому-то даже смерть не смогла изменить его чувства. Счастье его осталось прежним, как и его Патронус. Ради этого счастья он, как бы ни ненавидел мальчишку, не допустит, чтобы легкомыслие и безрассудство сделали напрасной Ее великую жертву…
Лето.
Назначение Люпина на должность преподавателя Защиты от Темных Искусств привело его едва ли не в большую ярость, чем известие о побеге Блэка из Азкабана. Когда летом Дамблдор сообщил ему две эти «потрясающие» новости, он даже сперва подумал, что ослышался. Уверения Дамблдора, будто дементоры и авроры из Министерства непременно изловят Блэка лишь увеличили его сокровенное желание собственными руками расправиться с тем, кто предал Ее Темному Лорду. Разумеется, ему было ясно, что даже представься такая возможность – воспользоваться ею нечего и мечтать. А тут еще решение Дамблдора дать работу Люпину. Все его протесты ни к чему не привели, а это означало, что на него ложится еще одна обязанность: ежемесячно варить зелье, сохраняющее оборотню разум при трансформации. В ответ на свои попытки возразить он услышал привычный аргумент: мол, никто другой не только в Англии или в Европе, но, пожалуй, и во всем мире не способен сделать это лучше него…
Если говорить начистоту, то у него должно быть меньше оснований ненавидеть Люпина, чем любого другого из мародеров. На самом же деле малодушие всегда возмущало его куда больше, чем открытая агрессия. Прятать голову в песок, притворяясь, что ничего не видишь и не слышишь, лишь бы не потерять расположение друзей – что это, как не трусость? Даже Лонгботтом в этом отношении оказался смелее! После той истории с Гремучей Ивой, Люпин, правда, несколько раз пытался промямлить нечто похожее на извинения, но при этом ничто не изменилось в его отношении ни к своим друзьям, ни к обязанностям старосты факультета. Кроме того, он всегда подозревал, что оборотню известно о его отношении к Ней.
Из мародеров Люпин всегда был наиболее серьезным и рассудительным, тем, с кем Она общалась довольно охотно. На пятом курсе оба стали старостами, что сблизило их еще больше. Вероятно, Ей случалось говорить с товарищем по факультету об их дружбе... А один раз после того, как Она все рождественские каникулы отдыхала с родителями в Италии, он, увидев Ее на вокзале, беседующей с другими старостами, бросился Ей навстречу с такой быстротой, которая явно выдавала, как сильно он тосковал по Ней эти полторы недели. Да, весьма возможно, что Люпин о чем-то догадывался... Тем менее ему хотелось снова видеть того в Хогвартсе.
Впрочем, нужно сказать, что последний тоже был удивлен, узнав, что им предстоит работать вместе. Являясь бывшим членом Ордена Феникса, оборотень, естественно, знал о его прошлом Пожирателя смерти. Но Дамблдор заявил, что верит им обоим и все оставшиеся летние дни до начала учебного года усердно пытался наладить между ними контакт. Его эти попытки ничуть не трогали: мысли были заняты побегом Блэка и тем, как уберечь Поттера от преступника. В сравнении с этим еще одно испорченное лето можно было считать просто-напросто ерундой.
Как ни странно, Люпин не сказал Поттеру ни слова о его дружбе с Ней. Причем, как он подозревает, не из деликатности, а потому, что не посчитал сей факт достойным упоминания. Можно было бы радоваться, но в глубине души чуть-чуть жаль, что никто, включая и Дамблдора никогда не поймет, как глубока его любовь…
Лилия.
Он редко звал Ее по имени. Просто не смел… Сложно представить, как такое возможно между близкими друзьями, но ему Ее имя всегда казалось святыней, как имя Бога, которое верующие не произносят всуе. В нем, как и в гордом прекрасном цветке, столько небесной божественной чистоты, что просто так прикоснуться к нему, значило бы осквернить. Даже в беседах с Дамблдором он, помнится, называл Ее по имени всего несколько раз…
Не только он находил, что Она похожа на лилию. Многочисленные друзья и подруги, в том числе мародеры и Джеймс Поттер, прозвали Ее «Цветочек». Кстати, насколько он знает, идея эта принадлежала Блэку. Хоть он находил прозвище нестерпимо банальным и пошлым – как раз в духе шавки, все же ему тоже иногда отчаянно хотелось бы звать Ее так… Она же звала его по имени совершенно свободно и просто, как всех своих друзей, даже не догадываясь, что у него сердце замирает от счастья, стоит ему услышать свое имя в Ее устах.
Кроме Нее его имя никто никогда не сокращал. Даже мама всегда называла его только полным именем. Употребление уменьшительных в его глазах являлось непростительной фамильярностью. Но Ей он не только позволял – он был счастлив, если Она так звала его… Не раз он говорил себе, что это всего лишь обычное проявление дружбы с Ее стороны, что нечего воображать себе невесть что, что Она, наконец, может догадаться о чем-нибудь, увидев несвойственную ему радостную улыбку, стоит Ей произнести его имя...
Разве что свои письма к Ней он осмеливался начинать с имени. Те самые письма, которые никогда не уставал писать в разлуке. И когда почтовая сова стучалась в темное узкое окно его спальни с драгоценным свитком, исписанным рукою «Цветочка», он покрывал бесчисленными поцелуями каждый дюйм пергамента, в особенности подпись – четыре буквы Ее нежного имени…
С тех пор, как Она умерла, никто, кроме Дамблдора не слышал от него Ее имени. Да если б оно и вырвалось у него ненароком – решили бы, что речь идет о цветке, о чем-то, связанном с зельями, но уж никак не о Ней.
Если кто-то заводил о Ней разговор, он старался незаметно уйти, исчезнуть. Впрочем, он мог бы не бояться – никто никогда ничего не замечал, ведь все, кто знал об их дружбе, давно уже позабыли события двадцатилетней давности. Оборотень, который возможно, догадывался, что его дружба с девушкой-цветком могла быть чем-то большим, по крайней мере с его стороны, сейчас так занят юным Поттером, что все подозрения наверняка изгладились из его ума. Интересно: они с Поттером говорят о Ней или только о его позере-отце и Блэке, который стал головной болью для всей магической общественности Британии? А вообще-то, ему что за дело? С момента побега предателя он часто шепчет Ее имя во сне, принося клятвы мщения, обещая, что негодяя все равно рано или поздно настигнет заслуженное наказание. «У тебя есть я и Дамблдор, – говорит он в такие минуты, – ты можешь надеяться на нас!»
Ловец.
Квиддич. Квиддич. Квиддич. С тех пор, как Поттер играет в команде Гриффиндора, он перестал и мечтать о Кубке. Вот и в этом году гриффиндорцы выиграли все матчи. Неудивительно, учитывая, что после матча с Хаффлпаффом, в котором великий ловец лишился своей метлы, кто-то прислал ему другую. И не просто другую, а «Молнию». Макгонагалл и Флитвик долго проверяли метлу на самые различные заклятия, но им так и не удалось ничего обнаружить. Конечно, он потом тоже тайком проверил ее, в том числе и на скрытую Темную магию. Не мог же он допустить, чтобы с Ее сыном опять что-то произошло. Ему хватило выходки, устроенной Драко Малфоем, когда тот вместе с верными приспешниками Крэббом и Гойлом переоделся в дементоров во время матча Гриффиндор-Рэйвенкло в надежде напугать Поттера и помешать ему поймать снитч.
Пришлось сделать всем троим внушение, объяснив, что столь грубые выходки недостойны слизеринцев и если у них не хватает мозгов для тонкой и по-настоящему изощренной хитрости, лучше уж вовсе не пытаться хитрить, чтобы не позорить ни себя, ни свой факультет.
Еще страшнее вспомнить, что творилось с ним в тот момент, когда этот дерзкий мальчишка в ответ на разнос за самовольный поход в Хогсмид при отсутствии разрешения, имел наглость попрекнуть его «героическим поступком» Джеймса Поттера! Мерлин свидетель, он был в шаге от того, чтобы придушить Поттера на месте. К счастью, сверкающие гневом ярко-зеленые глаза совсем рядом с его лицом помешали ему окончательно потерять контроль над собой. Он ограничился лишь тем, что осведомил Ее сына о роли, которую сыграл в той «шутке» его отец. После этого взаимная ненависть перешла уже всякие границы…
Она утверждала тогда, что он должен быть благодарен Поттеру за спасение. А то, что «шутка» Блэка едва не стоила ему жизни словно бы для Нее не имело значения. Это его так обидело, что он не смог сдержаться и выказал ревность. Да, не следовало этого допускать, но он чувствовал, что теряет Ее и желал получить подтверждения своей уже рушившейся уверенности в ее привязанности. Знал, что Она уже не с ним и тщетно старался отдалить ужасный момент, когда нужно будет принять горькую правду. Как глупо и нелепо он себя вел… И напоминание о собственной глупости, тем более от младшего Поттера оказалось невыносимо вдвойне. Его снова спасли зеленые глаза – Ее глаза…
Наверное, Поттер решил выиграть последний матч в отместку не только всем слизеринцам, но и ему лично. Команда его факультета не смогла сделать ничего, не помогло даже использование откровенно грязных приемов. Крики болельщиков сливались в многоголосый рев. Игроки гриффиндорской сборной победили с огромной разницей в счете. После финального свистка красно-золотые трибуны ликовали так, что ему на мгновение почудилось, будто на поле снова стоит его покойный враг и горделиво улыбается в ответ на приветствия восхищенных поклонников. Он хотел отвернуться, чтобы не видеть ненавистного торжествующего лица, но не смог. Ярко-зеленые глаза светились безграничным счастьем и радостью…
Луна.
Присутствие в школе Люпина с каждым днем тяготит его все больше. Дело не только в необходимости варить сложное зелье. Он серьезно подозревает, что оборотень – сообщник Блэка. Кто-то же помог преступнику зимой пробраться в Гриффиндорскую Башню, а потом ускользнуть незамеченным! Все коллеги считают причиной его предубеждения историю с боггартом. Смешно! Да, он злился на «господина Лунатика», который выставил его на посмешище. Злился, потому что оборотню, да и всем остальным преподавателям тоже, следовало бы молиться, чтобы рохля и тюфяк Лонгботтом никогда в своей жизни не столкнулся ни с чем более страшным, чем его преподаватель зельеварения. Особенно, если в тот момент с ним рядом не будет отличника, чтобы сделать за него все необходимое…
Конечно он нарочно задал ученикам то эссе про оборотней. Должен же среди стада болванов найтись хоть кто-то, кто догадается сопоставить признаки оборотней и даты отсутствия Люпина с фазами луны. Сам он много лет назад догадался о природе болезни гриффиндорского старосты именно так. Напрасно Она считала, что им движет только злоба и чувство мести. Он мог бы посочувствовать Люпину, если б ночные развлечения мародеров не подвергали опасности жизни других людей. Ее жизнь… Он не хотел, чтобы Она доверяла Люпину не из-за того, что тот оборотень, а потому что на такого нельзя положиться. Мягкость и кротость характера – это еще не все. Может Люпин и не причинил бы никому зла намеренно, но «страусиная политика» становилась причиною бед гораздо чаще, чем открытое желание зла. Он всего лишь хотел Ее уберечь и в очередной раз совершил роковую ошибку…
Из-за Блэка, Люпина и Гарри Поттера он почти перестал спать. Вдобавок ко всему этому экзамены, да и его обычных обязанностей никто не отменял. Поэтому лунные ночи проходят для него едва ли многим спокойнее, чем для Люпина. Хорошо еще, что последние дни все несколько успокоилось. Никто не вспоминает о Блэке и о дементорах, которые дежурят на территории школы. Студенты говорят только об учебе, о каникулах, о Кубке Школы и о предстоящей казни гиппогрифа. (Нет, Драко его положительно разочаровал! Глупо и низко сводить счеты с неразумным животным…) А он все время думает о Ней, о Ее сыне, о человеке, который в одночасье разрушил все, что он сделал для Ее спасения. Можно ли было предположить в ту осеннюю ночь почти тринадцать лет назад, когда он, Ее враг, готов был отдать жизнь, лишь бы обеспечить Ее безопасность, что кто-то из ближайших Ее друзей, один из тех, кому Она всегда так безгранично верила, кто никогда не слыхал от Нее упреков и обвинений, не видел выражения холодного презрения на прекрасном лице, предаст Ее? И вот теперь тот же самый человек предположительно пытается убить Ее сына. Но этому не бывать!Он не смог, несмотря на все свои старания, предотвратить первое преступление, но второе будет предотвращено. Неужели маг его уровня не справится, если придется с узником Азкабана? Пусть говорят, будто месть – низкое чувство, он намерен насладиться ею сполна.
Любовь.
Любовь подсказывает ему, что и он и Ее сын и весь магический мир стоит на пороге тяжких испытаний. Побег Блэка – только первое звено в цепи. Дамблдор говорит, что им всем придется перенести еще очень многое, а старый мудрец, как правило, не ошибается. Директор уверен, что самое трудное ждет Ее сына и потому чем раньше мальчик научится владеть своей силой – тем лучше. К примеру, мальчик имел уже случай убедиться в силе заклинания Патронуса, созданного светлыми чувствами, скрытыми в глубине сердца. Он не стал спорить с директором. Уж кто-кто, а он готов ко всему, что придется принять во имя Ее. Его счастье непохоже на счастье других людей – ведь это счастье одной любви. Счастье более сильное, чем любые радостные воспоминания. То счастье, каким было и есть для него Ее похожее на цветок имя, которое он никогда не произносил и не произнесет просто так. «Проницательные» личности вроде Люпина думают, что если он не говорит о Ней, значит давно уже позабыл и самое имя Ее. И он ни в коем случае не намерен их разубеждать. Его любовь – не игрушка для глаз и языков тех, кто считает его бездушной тварью, не способной любить…
Он ненавидит Люпина, как ненавидит Блэка и всех мародеров. Неудивительно, что мальчишка Поттер – точная копия своего отца верит оборотню. Наверняка он также поверит и Блэку, если тот догадается сочинить какую-нибудь трогательную историю. А ведь доверчивость одного заносчивого болвана уже привела к Ее гибели. Но больше этого не будет. Ради любви к Ней он остановит кого угодно, даже Темного Лорда, если тот и в самом деле вернется. Возможно, придет время, когда для этого ему придется быть намного бессердечнее и жестче, чем может себе это представить боящийся его до дрожи Лонгботтом…
Никогда у него не будет и тысячной доли той безмерной любви к людям, которую Она щедро изливала на всех. Ее любви хватало на многих, его – принадлежит только Ей, вся, без остатка. Но из-за этой любви он терпит выводящее из себя поведение Ее сына, его вечные проделки в отцовском стиле, его успехи в квиддиче, уязвляющие самолюбие его студентов и подрывающие его авторитет среди коллег. Ради этой любви он готовит для Люпина сложнейшее зелье, хотя у него полно другой работы. Она была уверена, что Ее предназначение – нести другим людям добро, любовь и свет своей души. И конечно же верно поняла, что ему не по пути с Ней на этой дороге. На нем без счету грехов, но возможно самый тяжкий его грех состоит именно в том, что только ради Нее он делает то, что Она делала по зову сердца…
В нем никогда не было любви к другим. Зато в нем есть любовь к Ней. Любовь, которая преодолела уже столько, что можно твердо сказать: нет ничего, что она не преодолеет. Она выше мести, мечтой о которой он живет с тех пор, как Она умерла, выше ревности и презрения к тем, кто не заслуживал Ее любви и не оправдал Ее доверия – в первую очередь к себе самому. Выше страха перед тем ужасом, который может ожидать впереди. Выше гордости и самолюбия, от которых уже остались только клочки. Выше горя и отчаяния. Излишняя самоуверенность никогда не была ему свойственна, но сейчас он твердо знает, что справится с кем и с чем угодно ради Нее, сумеет сделать то, что не под силу никому другому. Он может переоценить собственные силы, но силу его любви переоценить невозможно...
