Глава 10Часть 3. Враг. Глава 7
– К следующему уроку вам нужно будет прочитать параграф восемь и подготовить доклад по творчеству любого из художников эпохи Ренессанса.
– А какой объем, синьор Миранда? – послышался обеспокоенный голос Маркоса.
– Десять страниц: работы вы сдаете. Зачитывать будут только два человека.
– Но следующий урок уже послезавтра! – в ужасе воскликнула Мия.
– У вас есть целых два дня на подготовку, – невозмутимо отозвался Миранда и, не обращая внимания на возмущенные вопли, жестом подозвал меня к себе.
Я неохотно подошла, угрюмо опустив голову и засунув большие пальцы в карманы брюк. Я все еще злилась на Миранду, но игнорировать его, как Дунофа, не могла – и не потому что боялась. Он много сделал для меня, Миранда. Несмотря ни на что, я была в долгу перед ним.
– Я пробил по базе телефон, который оставил мне друг Бласа, – сообщил он без всякого вступления, будто продолжая начатый разговор.
Я резко вскинула голову, в ожидании глядя на него.
– Ничего, – пожал плечами Миранда. – Номер принадлежит древнему старику из Чили – вряд ли он имеет к Бласу какое-то отношение. Скорее всего, тот человек взял номер из головы.
– Ты звонил по этому номеру? – вполголоса спросила я и огляделась, чтобы убедиться, что класс опустел.
– Он не активен, – кивнул Миранда. – Судя по всему, этим номером давно никто не пользуется.
– Значит, и эта ниточка ведет в никуда, – нахмурилась я.
– Именно, и я настаиваю на том, чтобы больше не было никаких ниточек. Блас вращался не в самом лучшем обществе: тебе не стоит совать туда нос.
– Я уже говорила: Блас ни при чем! – неуверенно фыркнула я и, чуть помедлив, выпалила: – Я ищу опекуна, чтобы нащупать его слабое место и вынудить отказаться от меня!
Миранда усмехнулся.
– Смело… Ты не думала, что он тоже может найти твое слабое место?
– У меня их нет, – уверенно заявила я. – Я все обдумала: ему нечем крыть. Самое страшное со мной уже произошло – теперь даже отчисление из колледжа меня не пугает.
– Очень рад, что самое страшное, что тебе приходит на ум, – это отчисление из колледжа, – хмыкнул Миранда. – Тем не менее, ставки гораздо выше, и я категорически запрещаю тебе продолжать поиски. С этих пор я буду пристально следить за тобой, и не надейся, что я подпишу прошение на выход. До тех пор, пока опекун сам не потребует тебя выпустить, ты будешь сидеть в колледже и наверстывать упущенное по учебе.
На миг я даже онемела от возмущения.
– И ты туда же! – воскликнула я. – А как же день рождения Мариссы? Я думала, ты хотя бы здесь меня выручишь!
– И напрасно, – спокойно отозвался Миранда. – Я отпущу тебя к Мариссе, а ты нечаянно забредешь в самое пекло. Не надейся.
– Да кто ты такой, чтобы распоряжаться моей свободой? – фыркнула я.
– Я твой классный руководитель. И друг, – прибавил он после короткой паузы, и, взяв портфель со стола, покинул кабинет.
***
Я не пошла на следующий урок и, лишь только прозвенел звонок, смешалась с толпой и незаметно свернула к лестнице, ведущей в спальню. Пока все были на занятиях, комната была пуста, и я была предоставлена сама себе. На всякий случай я все же заперла дверь и, приблизившись к своей кровати, деловито схватила матрас и сдвинула его вправо, обнажая доски кровати. Сняв одну из них, я сунула руку в отверстие и, выудив оттуда полупустую спортивную сумку, бросила ее на ковер, а матрас вернула на место. Вновь усевшись на кровать, я поставила сумку на колени и замерла, в нерешительности ее оглядывая.
Я не доставала ее с тех пор, как спрятала, – в день, когда ездила за вещами Бласа. Тогда я вырвала ее у Хавьера и, поднявшись наверх, тщательно исследовала каждый ее сантиметр, но вскоре, почувствовав, что снова впадаю в беспросветное уныние, спрятала подальше от глаз Мариссы и моих собственных. С тех пор я не открывала ее – даже не взяла с собой в поместье Колуччи. Сумка так и провела все лето в колледже, скрытая от чужих глаз внушительным матрасом.
Медленно взявшись за язычок молнии, я потянула его влево. Так же медленно и неуверенно приоткрыла сумку и, заглянув внутрь, бережно вынула оттуда белоснежную рубашку и прижалась к ней лицом, жадно вдыхая запах. Она была чистой: тогда она пахла порошком, теперь – пылью. Вещей было мало – и все они были неношеными, а потому бесполезными для меня: они не сохранили Бласа. Однако я прижимала к лицу его рубашку, представляя себе, будто ткань обтягивает его грудь, а я крепко обнимаю его.
Я никогда бы не призналась в этом даже самой себе, но я всегда испытывала странную потребность прикоснуться к нему. Я набрасывалась на него с кулаками, выталкивала за дверь, судорожно цеплялась за его свитер - но всегда будто бы с одной целью: ощутить тепло и упругость его плеча. Убедиться, что снаружи он вовсе не такой ледяной и кремневый, как изнутри. Почувствовать, что под идеально выглаженной рубашкой скрывается тело из плоти, порежешь – и кровь потечет.
А потом я провела несколько дней, сжимая его холодную руку, и не могла согреть, потому что кровь очень медленно двигалась по жилам. Наверно, самое страшное, что мне довелось испытать в жизни, это обнимать холодное тело, которое не только не могло обнять тебя в ответ, но и не становилось теплее от твоих объятий. Именно тогда я поняла, что больше никогда в жизни не почувствую его тепло. И мне не помогут вещи, которые останутся после него.
Я с трудом оторвалась от рубашки и отложила ее в сторону. Затем раскрыла шире сумку и выудила оттуда еще две футболки – такие же выглаженные и аккуратно сложенные. Помню, я еще тогда удивилась, почему Блас взял с собой так мало вещей. Потом подумала, что ему ничего не стоило купить новые – зачем набивать сумку? Теперь куда более странным мне казалось, что сумку отдали мне, а не новоявленному другу Бласа. Раз это он его хоронил, больница должна была отдать вещи ему. Впрочем, здесь уже, наверно, Миранда постарался.
Я снова порылась в сумке и нащупала только дно. Нахмурившись, я заглянула в сумку и почти тут же обнаружила тоненькую книжечку, которую искала, – «Старик и море» Хемингуэя. Знакомое название, мы вроде даже что-то проходили, но я все равно не читала списки по литературе. Не знаю, как занесло такого уважаемого классика в эту сумку – мне казалось, Блас не читал книг или читал что-то попроще. Еще тогда весной я полистала книгу ради интереса, но там не оказалось диалогов, и мне она показалась скучной. Я не думала, что это настольная книга Бласа, поэтому просто отложила ее снова в сумку и больше не вспоминала о ней до сегодняшнего дня. Задумчиво взвесив книгу в руке, я собиралась было и ее отложить на кровать, но в последний момент передумала и сунула в тумбочку. Почитаю как-нибудь перед сном. Я в последний раз ощупала дно сумки, чтобы убедиться, что она пуста.
Что ж, пришло время признать, что Марисса права: проникнуть в квартиру Бласа было необходимо. Эта мысль давно точила меня изнутри: каждый раз с тех пор, как появился новый опекун, я то и дело возвращалась мыслями к сумке, спрятанной под кроватью. Марисса так и не узнала о ее существовании, но даже она понимала, что вернуться в квартиру – самый простой способ разоблачить моего опекуна. Содержимое сумки Бласа о многом могло рассказать, но о большем рассказывало отсутствие. В ней не оказалось ноутбука, это неудивительно: решив поставить на мне крест, Блас, разумеется, не замедлил сжечь все мосты. Но это и означало, что он оставил ноутбук на квартире – больше негде, не выбросил же он его. Все просто, как дважды два: нужно было только вернуться к нему на квартиру и прочесть его переписку с моим новым опекуном. Однако это-то как раз и было для меня сложнее, чем обойти весь Буэнос-Айрес на четвереньках, роя землю носом. Я не могла вернуться в ту квартиру. Я должна была вычислить своего опекуна как-то иначе. Я готова была вовсе оставить поиски – лишь бы мне не пришлось пережить те события заново:
«Они всегда врывались без стука, они хотели заставить меня бояться. А я не боялся. Не боялся!»
«Блас, не плачь…»
«Но они были сильнее…»
«Не надо, прошу тебя…»
«Столько унижений! Почему? Почему?»
«Все, все прошло».
«Уходи, пожалуйста».
«Позволь мне остаться».
«Уходи.Я хочу быть один. Я привык быть один…».
***
«Позволь мне остаться…» – и каждый день, словно строчки из навязчивой песенки, ее слова. Во сне, наяву, в доме, на улице – они отпускают его только тогда, когда он начинает говорить. Но говорить Человеку, в последнее время, особенно не с кем. Впервые за много дней он рискнул выехать в Буэнос-Айрес, чтобы заключить один важный договор и подписать документы о передаче собственности. Умер Блас Эредиа, но Рикардо Фара продолжает руководить крупной компанией. Об этом знает только Линарес, но Человек не может рисковать: он должен уничтожить все следы. Необходимо как можно скорее переписать компанию на другое имя – ради этого Человек даже покинул свое укрытие. Еще несколько командировок – и в права вступит Пабло Диас. Пабло Диас напишет доверенность на смышленого заместителя – и Человеку больше никогда не придется возвращаться в Буэнос-Айрес.
***
«Синьор опекун № 3», – я продолжала называть его номером три, надеясь хоть как-то задеть его, хотя, конечно, понимала, что его это вряд ли трогает. – «Мне придется снова нарушить свое обещание не писать Вам, чтобы сообщить, что если Вы в течение нескольких дней не отмените запрет на выход их колледжа, я сбегу отсюда навсегда, и вы будете очень долго разбираться с комиссией по делам несовершеннолетних. Поверьте, я все равно найду способ улизнуть из колледжа – не раз находила, вы меня еще не знаете. В ваших же интересах прекратить эту войну и передать опекунские права Соне и Франко Колуччи по-хорошему , потому что по-вашему все равно не будет. Надеюсь, я выразилась ясно».
Я нажала на кнопку «Отослать» и равнодушно проследила за тем, как маленькое изображение конверта на панели отлетает к моему лже-опекуну.
Марисса возмутилась, когда прочитала письмо, и, хотя я изобразила оскорбленную добродетель, не могу сказать, что была удивлена.
– И что ты будешь делать, если он тебе не поверит? – отмеряла шагами комнату Марисса. – Не грози тем, чего не можешь выполнить!
– Чего это не могу? – пожала плечами я. – Если он мне не поверит, сбегу.
– Лухи, я тебя прибью сейчас на месте, – вскинулась Марисса и дала мне подзатыльник.
– Ай, чего дерешься? – потерла я голову.
– Только попробуй сбежать на самом деле, – пригрозила Марисса. – Я найду тебя, и приведу обратно за волосы.
Я засмеялась.
– Да успокойся, – лениво протянула я и спокойно пожала плечами. – Он же не знает, что меня в колледже многое держит. Он мне поверит.
Однако вскоре хладнокровие мне изменило. Прошел день, второй, а ответа от опекуна по-прежнему не было. Я злилась, раздражалась из-за всякой ерунды, и только Марисса понимала, какая муха меня укусила. Каждый день я возвращалась после уроков в свою спальню, открывала ноутбук, в надежде увидеть ответ от опекуна, и внимательно всматривалась в спам, который приходил за утро, но искомого письма не находила. Он игнорировал меня, и это было хуже, чем если бы он обрушился на меня шквалом оскорблений и ответных угроз. Теперь я не знала, чего от него ожидать.
***
Прошло еще несколько дней, а от опекуна по-прежнему вестей не было. Близнецы начали операцию по ликвидации Кармен. На следующий же день после митинга, ведьма нашла у себя на столе резинового таракана и долго верещала, пока заботливый Альфредо не окатил ее в качестве первой помощи водой из лейки для цветов. Урок был сорван, а близнецы тут же направлены к директору, но уже в тот момент, когда те обреченно двигались к двери, бормоча под нос, что добро наказуемо, Ману вскочил с места и заявил, что таракана подложил он. За ним встала Мия и заверила, что это была она. Один за другим ребята вставали и клялись, что игрушку подложили они, причем каждый настаивал, что действовал в одиночку. В конце концов на шум прибежал Миранда и отпустил близнецов, пообещав, что во всем разберется, а виновнику придется понести двойное наказание. После этого появился разъяренный Дунофф и заявил, что раз мы терроризируем Кармен сообща, значит, и наказание понесут все до одного. Тогда возмутился Диего и еще несколько учеников, которые заявили, что ничего не подкидывали, на что Дунофф лишь со стоном схватился за голову и ушел.
Я в этих протестах не участвовала и методично продумывала план побега. Опекун по–прежнему не отзывался, и единственное, что мне оставалось, – это сбежать. Зная, что Марисса вряд ли меня поддержит, я не стала делиться с ней своими планами, хотя и не собиралась сбегать из колледжа насовсем. Мне нужно было только незаметно улизнуть, чтобы сходить в больницу, где лежал Блас. Мне так не хотелось возвращаться к нему на квартиру, что я даже придумала новый план. Все гениальное просто: чтобы выяснить личность человека, который занимался похоронами Бласа, достаточно только сходить в больницу и просмотреть список посетителей за те дни. Может, в журнале даже указано, кто приходил именно к Бласу, – тогда поиск и вовсе сужается. Наверняка в регистратуре сохранились эти данные, и на этот раз паспортные, потому что иначе в больницу не пройти.
Честно говоря, возвращаться туда мне хотелось не больше, чем на квартиру Бласа, – я до сих пор помнила каждый сантиметр коридора, ведущего в его палату. Но я решила, что если не подниматься наверх, можно уберечь себя от ненужных воспоминаний, – а все необходимое я действительно могла выяснить внизу, в регистратуре. Окрыленная этой идеей, я едва дождалась урока физкультуры, когда нас должны были отвезти в бассейн, откуда я смогла бы незаметно улизнуть. Конечно, я понимала, что мое отсутствие заметят, и тут же начнут искать с собаками, поэтому заранее подошла к учителю и таинственным шепотом отпросилась с урока, сославшись на женское недомогание. Кивнув, он проставил мое отсутствие в журнал, а я, сделав вид, что направляюсь к колледжу, в последний момент свернула на стоянку и юркнула в автобус. Учитель физкультуры у нас тоже был новый, и я была уверена, что он не обратит на меня внимание.
Поначалу все шло как по накатанной: шепнув Мариссе, что мне нужно переодеть купальник, я выскользнула из душевой и направилась к главному выходу, однако у самых дверей меня остановил знакомый басок:
– Куда собралась, пламенный Луханчик?
Я обреченно вздохнула и повернулась, чтобы встретить взгляд озорных голубых глаз.
– Хорхио, прошу тебя, не говори никому, – прошептала я, предварительно оглядевшись.
– Я не Хорхио, – доверительно сообщил он, тоже понижая голос до шепота.
– Ой, извини, – махнула рукой я. – Не говори, что видел меня, ладно, Ал?
– Кому? – склонил голову он.
– Никому! – отрезала я. – Даже Мариссе! На тебя можно положиться?
– Ложись, конечно! – широко улыбнулся Ал.
Мне пришлось смолкнуть на пару секунд, чтобы подавить приступ бешенства.
– Я серьезно, Ал! – рявкнула я.
Тот выпучил глаза и отшатнулся в притворном ужасе.
– Онемел, – выдавил он.
– Хорошо, – уже спокойнее отозвалась я и повернулась, чтобы уйти.
– А мы вернемся? – догнал меня его нарочито равнодушный голос.
Вопрос меня несколько удивил. Уж не разболтал ли кто братьям о моих проблемах с опекуном?
– Да, конечно! – нетерпеливо бросила я через плечо. – Вечером я вернусь, – только держи язык за зубами, хорошо?
– Хорошо, хорошо, – закивал Альфредо.
Я энергично кивнула и повернула ручку, когда он снова окликнул меня.
– Лухан!
Я обернулась и раздраженно посмотрела на него.
– Я соврал тебе: на самом деле, я Хорхио, – подмигнул он мне.
Я выдавила из себя улыбку и снова схватилась за ручку. Уже закрывая за собой дверь, я слышала, как он бросил мне в спину:
– Я же рыжий – никогда не верь рыжим.
Я не придала этим словам значения. Только потом поняла, что очень зря.
***
– Здравствуйте, вы к кому? – вежливо улыбнулась медсестра.
– Я… К Патрисии Доменго, – ляпнула я.
Я добралась до больницы на такси минут за пятнадцать, однако мне казалось, что прошла целая вечность, с тех пор как я улизнула из бассейна. По моим расчетам урок уже подходил к концу, и очень скоро в колледже должны были заметить мое отсутствие. Зная, что первым делом мне начнет трезвонить Марисса, я отключила телефон и теперь прилагала все усилия, чтобы выглядеть спокойной под пытливым взглядом молоденькой медсестры на ресепшне.
– Какая палата? – уточнила она.
– Кажется, тридцатая, – выдумывала я на ходу. Памятуя об истории с Ману, я понимала, что просто так мне журнал посетителей никто не покажет. Приходилось импровизировать. В тридцать второй лежал Блас… При мысли об этом голову словно сжало тисками.
– Тридцатая… – повторила за мной сестра, бегая взглядом по строчкам. – Что-то не нахожу… Вы уверены, что ничего не путаете? – она вскинула на меня недоуменный взгляд.
– Абсолютно! – безапелляционно ответила я. – А что? Там нет? Ну-ка дайте я гляну! – и я вырвала журнал из рук медсестры, прежде чем та успела отреагировать.
– Ну-ка, ну-ка… – я стала водить пальцем по строчкам, стараясь не обращать внимания на тщетные попытки сестры вернуть журнал.
– Вообще-то, мы не даем журнал в руки посетителям… – несмело подала голос она.
– Да подождите-подождите, – отмахнулась я, не отрывая глаз от журнала, и, сделав резкое движение, вдруг уронила его на пол. Многочисленные бумажки, заложенные в него, рассыпались по всему холлу.
Медсестра охнула от возмущения и, обогнув ресепшн, принялась собирать бумаги, в то время как я вновь овладела журналом и стала пролистывать его в поисках нужной мне даты.
– Журнал начинается с июня! – разочарованно выдохнула я. – А где остальное? – посмотрела я на сестру, которая успела выпрямиться и вырвать у меня журнал.
– Все журналы хранятся в архиве, – машинально ответила сестра, затем вскинула на меня подозрительный взгляд. – А зачем вам раньше?
– В архиве? – переспросила я растерянно.
Медсестра нахмурилась.
– Так, поясните, пожалуйста, что вам нужно? – видимо, она начинала терять терпение.
Я задумчиво покусывала губу. Похоже, мне ничего не оставалось, как выложить все как есть. Я не имела ни малейшего представления, где у них тут архив, и как туда пробраться. Оставалась надежда, что медсестра просто войдет в мое положение. Хотя судя по ее свирепому виду, шансов у меня было мало.
– Мне нужна Патрисия Доменго, – промямлила я. – Но кроме того… – я сделала глубокий вдох и решительно посмотрела на нее. – Я хотела узнать по поводу другого пациента… Он лежал у вас здесь весной…
Медсестра продолжала взирать на меня с оттенком недоумения и неприязни.
– Кем он вам приходится?
– Уже никем, он умер, – обронила я.
Медсестра состроила кислую мину в знак сочувствия.
– Простите. А кем приходился?
– Братом, – тут же отозвалась я.
– У вас есть документы, подтверждающие данную информацию?
– Нет, – растерялась я.
– Тогда ничем не могу помочь, – пожала плечами она. – Мы не выдаем конфиденциальную информацию посторонним.
– Я не посторонняя! – воскликнула я с досадой.
– Мне необходимы документы, подтверждающие это.
– Какие документы могут подтвердить, что он мой брат? – разозлилась я. – В паспорте это не указано!
– Метрика, – невозмутимо отозвалась сестра.
Я едва не разнесла стойку.
– Откуда у меня с собой метрика? – возмутилась я.
– Нужно было взять с собой, если собирались запрашивать какую-то информацию…
И в этот момент я поняла, что она просто надо мной издевается. Ей не понравилась моя шутка с журналом, и теперь она просто брала реванш.
Я сделала глубокий вдох и склонилась к ней.
– Послушайте, – уже спокойнее продолжала я. – Мне нужно знать, кто к нему приходил тогда. Пожалуйста, найдите журнал с данными за апрель! Это очень важно.
Медсестра покачала головой.
– Вы можете не давать мне его в руки! Посмотрите сами – а мне только скажете имя. Я должна знать имена посетителей! И все! Вы и мое имя там увидите, меня зовут Лухан Линарес! Я каждый день его навещала, слышите? Мне только надо знать, кто к нему приходил в мое отсутствие…
В этот момент у меня предательски дрогнул голос, – может, поэтому лицо сестры немного смягчилось.
– Поймите, меня уволят, – заговорщицким шепотом сказала она. – У нас очень строго с этим…
– Кто узнает? – так же шепотом отозвалась я. – Помогите мне, – умоляюще посмотрела я на нее. – Я не могу сказать, зачем мне это, но поверьте, это очень важно. Никто не узнает, обещаю.
Медсестра посмотрела на меня оценивающе и, тяжело вздохнув, щелкнула мышкой компьютера.
– Говорите имя, – устало уронила она.
Я с облегчением вздохнула. Ну конечно, какой архив – у них же все забито в компьютерной базе! Все гораздо проще, чем я думала.
– Блас Эредиа, – выдохнула я. – Он был записан у вас как Блас Эредиа. Лежал в тридцать второй палате. Мне нужны имена всех его посетителей.
Я видела, как рука медсестры замерла над мышкой, и она уставилась на экран неподвижным взглядом. Решив, что она не расслышала, я снова продиктовала ей имя по буквам, но сестра не шевельнулась. Наконец, она оторвала взгляд от компьютера и посмотрела на меня оценивающе.
– Как, вы сказали, вас зовут? – спросила она невыразительным тоном.
– Лухан Линарес, – послушно повторила я. – Нашли меня в списке посетителей?
– Да-да, – рассеянно отозвалась сестра. – Вижу.
– Ну, и кто там еще? – попыталась я в нетерпении заглянуть в монитор, но сестра вдруг резко закрыла вкладку.
– Знаете, я передумала, – решительно заявила она, глядя на меня в упор. – У меня дома маленькая дочь. Я вас выручу, а меня потом уволят. Я не могу так рисковать. Отправляйтесь домой и принесите метрику.
Я была сбита с толку такой внезапной переменой.
– Но вы же обещали помочь!
– Я не могу сообщать конфиденциальную информацию посторонним, – отрезала медсестра. – У меня будут проблемы.
– Не будет у вас проблем!
– Вам виднее, – язвительно отозвалась сестра. – Это нарушение правил госпиталя. Да и личных прав человека.
– Да какая теперь разница? – не выдержала я и стукнула кулаком по стойке. – Он же все равно умер! – воскликнула я.
Выпалила – и вздрогнула от слов, которые так легко вырвались у меня после стольких месяцев замалчивания. Казалось, медсестре тоже стало не по себе от этого безысходного крика, потому что она снова замерла, не сводя с меня напряженного взгляда. Однако мгновение прошло. Она снова приняла уверенный и любезный вид.
– Приходите с документами, и я окажу вам любого рода помощь.
– Я не могу! – я с досадой пнула стойку. – Мне очень трудно вырваться сюда!
– К сожалению, ничем не могу помочь, – развела руками медсестра. – Простите, у меня много работы. Если это все…
Я смерила ее напоследок мрачным взглядом и демонстративно отвернулась, направляясь к выходу. У самой двери, однако, я незаметно юркнула за колонну и, дождавшись, пока сестра углубится в бумаги, бесшумно пересекла холл. Двигаясь по стенке, я, никем не замеченная, добралась до служебного коридора и, с торжеством послав медсестре воздушный поцелуй, скользнула внутрь. Теперь оставалось только понять, где у них хранятся медицинские халаты…
***
Человек сидит за кухонным столом в полутьме. В кружке остывает чай. Человек наблюдает за тем, как пар поднимается вверх и складывается в странные иероглифы.
Он только что вернулся из Италии, где заключил последнюю сделку, – теперь руководителем "Харекса" стал Пабло Диас. Одновременно, синьор Диас назначил исполнительного директора и предоставил ему самостоятельно решать все вопросы, за исключением продажи компании. Человек же вернулся в укрытие и после шумной суматохи Европы вновь погрузился в сонный покой пригорода. Вместе с тишиной к нему снова возвращались образы из прошлого:
«Нет. Рики Фара совсем не такой. Он сильный! Он никогда не искал чьей-то дружбы или любви. Ему это ни к чему! Он не хочет, чтобы его любили!».
«Да? И чего же стоит такая жизнь? Скажи мне, Рики Фара… Стоит ли так жить?».
Человек делает большой глоток из кружки и морщится – чай еще не остыл. Хочется забыться, спрятаться. Хочется заснуть и не просыпаться. Но ее голос не дает погрузиться в сон – он тревожно звенит в тишине:
«Я не делала ничего плохого. Я хотела помочь тебе!».
«Так я и поверил. Ты мне вечно пакостишь! В этом цель твоей жизни!»
«Неправда! Ты ведь так же несчастен, как и я».
Человек снова стремительно делает глоток из кружки и жалеет, что у него нет под рукой ничего покрепче. Но это было бы слишком просто – забыться в спиртном. Он учил ее быть сильной.
«Я не подозревала, что люблю его, и что он любит меня. А теперь я знаю».
«Иногда самое большое проявление любви – это отпустить близкого человека».
Человек вздрагивает, словно наяву ощущая ее холодные тонкие пальцы на своем лице.
«Блас, несмотря ни на что, я сумела тебя полюбить – ты тоже привязался ко мне. Я не одинока теперь. Где бы ты сейчас ни был, я хочу, чтобы ты обрел то, что искал, – покой. Прощай».
Она ошибалась: он не был к ней привязан. Он всегда ненавидел ее и опекал только из чувства долга. Он бы доказал ей это, если бы она дала ему уехать, если бы дала хотя бы умереть. Но Человек выжил, и жить без нее оказалось гораздо труднее, чем умирать.
Его размышления прерывает телефонный звонок.
– Да, – разрезает тишину его хрипловатый голос.
– Синьор Фара?
Человек щурится и отнимает трубку от уха, чтобы прочитать номер. Звонят с городского.
– Кто это? – осторожно уточняет он.
– Это Пабло Росини, ваш лечащий врач. Как заживают травмы?
Человек молчит.
– Синьор Фара, это действительно Пабло. У меня для вас срочное сообщение. Вы просили сообщить, если вами будут интересоваться.
– Так, – голос Человека становится напряженным.
– Так вот, вами интересовались.
– Кто?
– Она не представилась. Медсестра на вахте сказала, что это была девушка лет шестнадцати. Я подумал, вам будет это интересно…
– Что она хотела? – в голосе Человека слышится сталь.
– Насколько я понял, журнал посетителей. Она настаивала, чтобы ей выдали его.
– Ей выдали?
– Разумеется, нет, у нас это строго запрещено. Но медсестре показалось, что кто-то рылся в архивах.
– Понятно… – голос Человека звучал почти обреченно. Можно было и не спрашивать: если ей нужен был журнал, она его достала. Вопрос, зачем?
– Больше мной никто не интересовался?
– Нет, синьор.
– Если кто-либо придет еще раз, вы помните наш уговор?
– Разумеется, Правда…
– Что?
– Я буду держать язык за зубами, но вот медсестры…
– Вы меня шантажируете?
– Нет, что вы… Просто выражаю сомнения…
– Я заплатил достаточно, чтобы избавить вас от сомнений.
– Разумеется, синьор, но как я могу ручаться за медсестер?
– Очень просто: передайте медсестрам, что я легко найду и уничтожу каждую из них, включая их семьи. Я могу на вас положиться?
– Да, синьор, вам не о чем беспокоиться!..
– Так-то лучше. Держите меня в курсе. Если кто-то будет снова мной интересоваться, незамедлительно сообщайте мне.
– Да, синьор.
– И перестаньте мне поддакивать, – раздраженно бросил Человек и отключил телефон. Отложив трубку, он снова поднял кружку со стола и отхлебнул чай. Затем резко встал, поставил кружку на стол и походил по кухне, привычно подбоченившись. Внезапно он снова схватил со стола телефон и быстро набрал номер:
– Хосе? – разорвал тишину его голос.
– Рики, мальчик мой, – послышалось из трубки.
– Не называй меня так, – резко отозвался человек. – У нас проблемы – нужна твоя помощь.
– У нас? – многозначительно протянул Хосе.
– Сейчас не время для старых обид. Линарес была в больнице.
– Невероятно, – восхищенно выдохнул человек на том конце провода. – Вот смышленая!..
– Ты приедешь?
– Я уж не в тех годах, мой мальчик, чтобы разъезжать туда-сюда, – старческий голос звучал обиженно. – Ты сам меня выпроводил, не забыл?
– Потому что ты едва все не испортил! Но я не из злопамятных.
– Разумеется, мальчик мой, ты просто из тех, кому больше не к кому обратиться.
– Что мне стоит нанять человека?
– Он продаст тебя, и ты это знаешь. Ладно, я приеду, но не ради тебя, Рики. Жалко синьориту – еще наломаешь дров с ней. Диктуй адрес.
– Адрес тебе известен – я все еще в загородном доме Колуччи…
