Soul spoonГарри и сам не мог сказать, почему на этот раз он воспользовался волшебной палочкой. Наверное, слишком невероятным выглядело всё то, что они собирались сделать, или этот жест получился спонтанно – ведь Гарри был волшебником.
Из конца палочки вырвался ослепительный белый луч. Кружочек с символом райдо засветился по всей окружности рваными зигзагами. Сейчас это был не круг правильного начертания, а форма, напоминающая цветок. Из сердцевины, там, где был выбит значок, взметнулся ещё один лучик – красный. Цветок-руна по-прежнему светился, словно конфорка газовой плиты, а лучик перекинулся на чайную ложку, которая лежала от половника дальше всех. Луч поглотил ложку целиком, нельзя было разобрать, что с ней происходит. Однако спустя несколько секунд стало заметно, что никакой чайной ложки уже нет. Вместо неё над столом зависла матовая ослепительная субстанция, схожая по цвету с лучом, вырвавшимся из палочки Гарри. Никто не успел ничего сказать, да и не мог – настолько всё выглядело завораживающим. Субстанция-шар так и осталась висеть будто подвешенной в воздухе, а из её сердцевины вырвался теперь оранжевый луч, который переметнулся к десертной ложке. Всё повторилось с абсолютной точностью. Сначала ложку заволокло матовым туманом, потом на её месте появилась новая субстанция, из середины которой луч метнулся теперь к столовой ложке. Это походило на иллюминацию в Рождественский вечер. Лучики перескакивали от предмета к предмету, поглощая в ослепительном облаке сам предмет, а затем трассировали дальше. После оранжевого луча десертной ложки был жёлтый к столовой, затем зелёный к суповой, голубой к вилке и, наконец, синий к половнику. Когда синий луч поглотил половник, над столом зависло шесть одинаковых матовых шариков, словно сотканных из самого света. Столовые приборы набора «Soul» исчезли. По периметру столешницы остались разложены лишь вещи, которые друзья разместили возле каждого предмета.
После того, как луч переметнулся к половнику, и на его месте образовалась субстанция, возникла небольшая пауза. До этого лучи скакали строго в хронологическом порядке, с одинаковыми интервалами. Сейчас же некоторое время ничего не происходило. Затем все шесть сфер ослепительного магического света начали соединяться. Шарики плыли навстречу друг другу, формируясь в ещё большую субстанцию, которая была ещё ярче. Глазам было больно смотреть, но Гарри и друзья не отводили взглядов.
Большой шар подплыл к медальону Меропы и стал разгораться. Уже не было видно краёв, казалось, весь стол объят удивительным свечением. Затем свет стал ослабевать, шар-сфера сужаться. В какой-то момент белый окрас его сменился на фиолетовый, и весь шар словно вошёл в медальон. Через несколько мгновений оттуда вырвался сноп чёрного света, тугой и непрозрачный. Он описал дугу и вошёл в стол в том месте, где лежали редиски Полумны. Опять несколько мгновений тишины, а затем новый сноп, мощный и яркий, вырвался из столешницы. На этот раз он был белоснежного цвета. Луч вновь описал дугу и вдруг, по кривой траектории, метнулся в раскрытую коробку. Опять, как и в случае со столовыми приборами, ничего нельзя было разобрать сразу. Затем сияние стало спадать. Новых лучей не было. Не успел Гарри удивиться, что в чёрной коробке на шёлковой подкладке появился новый предмет, которого тут явно не было, как из самой коробки выплыл фантом. Туманное облако выросло над столом, принимая очертания человека. Когда в силуэте стали угадываться контуры и черты, у Гарри перехватило дыхание, хотя и до этого впечатлений хватало.
Над коробкой появилась фигура девушки. Она печально улыбалась, глядя вдаль рассеянным взглядом. На руках она держала кошку. Девушка ласково улыбнулась, а затем её силуэт стал размываться, и фантом словно ушёл обратно в коробку. Теперь можно было разглядеть, что на месте столовых приборов в новом уютном гнёздышке из шёлка цвета шампанского лежит нечто, напоминающее клинок. Руна райдо сказала всё, что могла. Гарри почувствовал, что рука его, до этого сдерживаемая магическим лучом, снова свободна. Магическая связь с набором «Soul» разорвалась.
Они долго ничего не говорили, переваривая всё то, что увидели. Рон выглядел так, словно только что слез с метлы после изнурительного матча. Гарри и сам никак не мог отдышаться. Гермиона была бледнее обычного, а Джинни, наоборот, сидела с красными щеками. Трудно сказать, кому из них удалось зашевелиться первым. Потихоньку все стали приходить в себя. Конечно, в глубине души они надеялись, что что-то произойдёт после их вмешательства в тайну руны райдо, но впечатления были такими сильными, что они никак не могли всё осознать.
Вопросов в голове были десятки. Куда исчезли столовые приборы? Что всё это значит? И что за новый предмет разместился в чёрной бархатной коробке?
Гермиона сидела ближе всех к набору, поэтому она наклонилась, чтобы рассмотреть получше странный клинок. Но тут же вскрикнула:
– Смотрите!
Она указывала рукой на крышку. По всей поверхности её появились письмена. Гарри не знал, на каком это языке написано. Понятно было только, что это некое послание, подписанное внизу тем, кто его оставил – на нижней строчке явно угадывалось имя владельца письма, выведенное более жирными вензелями.
Гермиона взяла в руки крышку, внимательно вглядываясь в строчки. Рон и Джинни, заглядывая ей через плечо, старались не мешать.
Гермиона обвела всех взглядом расширенных глаз и произнесла:
– Это написано на старой готике. Читать трудно, но можно. А вот имя владельца послания я могу вам сказать прямо сейчас, – она провела пальцем по нижней строчке и, чётко чеканя каждое слово, озвучила: – Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм.
Гермиона даже не рассердилась, что это имя не произвело должного эффекта на Рона, Гарри и Джинни. Судя по их реакции, оно им ни о чём не говорило. Тогда Гермиона вздохнула и пояснила:
– Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм при жизни взял себе псевдоним, дословно означающий – превзошедший Цельса. Ну?
Проблески догадок не появились в глазах друзей, тогда Гермиона закончила:
– Парацельс! Творение Густава Петреля на самом деле принадлежит великому Парацельсу. Или как-то связано с ним.
– Гермиона, э, – Рон осторожно поинтересовался, – а этот твой Парацельс, он что, на самом деле такой великий?
– Шутишь? Да это, пожалуй, самый известный алхимик средневековья. Его философские труды изучают до сих пор. Кстати, Парацельс, по преданию, даже пытался создать Философский камень. Мерлин! Неужели это возможно? Как до наших дней дошло послание самого Парацельса? И мы по-прежнему не знаем, что в нём скрыто.
– Ладно, давай поверим тебе на слово. Допустим, это на самом деле творение Парацельса, хотя я не понимаю, причём тут буквы GP?
– Рон, теперь мы узнали гораздо больше. Надо перевести вот это послание на крышке. Видишь, руна райдо указала путь. Послание было скрыто до поры, до времени. Ох, когда эти лучи начали перескакивать из ложки в ложку, я думала, меня Петрификусом пригвоздит.
Их как прорвало. Они стали делиться впечатлениями, описывать в деталях всё то, что почувствовали после того, как Гарри поднял палочку. Когда добрались до финальной сцены с фантомом, Рон почесал затылок:
– Мне показалось, что я знаю эту девушку. Хотя, откуда? На вид ей совсем немного, лет четырнадцать.
Голос Гарри дрогнул:
– Ты не понял кто это?
– Нет. А кто?
– Ариана… – ответила Гермиона.
Повисла новая пауза. Затем Джинни озвучила общую мысль:
– Я не понимаю. При чём тут Ариана? Если это изобретение Парацельса, какое отношение к нему может иметь сестра Дамблдора?
Гермиона пожала плечами:
– Ох, Джин, не спрашивай. Пока нам просто везёт. Мы двигаемся фактически наудачу. Но, думаю, Ариана явилась нам не случайно. Это как подсказка. Или дальнейший путь. Надо перевести поскорее послание. Да, этот клинок. Интересно, его можно брать в руки?
Все дружно посмотрели на клинок, который занимал собой всё пространство коробки. Это был, скорее, наконечник в форме ножа. Длиной сантиметров сорок, в ширину чуть меньше ладони. У нижнего основания клинка в обе стороны расходились острые отростки витиеватой формы. На самом лезвие изображался серебристый луч с тремя чёрными кругами по диагонали. Это был тот же орнамент, который украшал ручки всех столовых приборов, только теперь круги были без названия рун. Гарри понял, почему ему казалось, что серебро на орнаменте потускнело от времени – просто круги были чёрного цвета. Сейчас, на клинке, это было видно чётко. Гарри достал необычный клинок из гнёздышка и покрутил в руках. Он не знал, как правильно называется это оружие, но одно было очевидно – это уже не столовый прибор. Клинок переходил из рук в руки, всем непременно хотелось разглядеть его получше. Когда Рон положил наконечник на место, все невольно посмотрели на Гермиону.
– У меня сейчас голова лопнет, – пожаловалась она. – Такое ощущение, что все эти шарики света словно вытягивали из меня самой частички души.
Они так больше ни до чего и не додумались, кроме того, что клинок этот и есть могущественный предмет, который несёт в себе огромную силищу. Решили разобраться с письменами на коробке, а затем уже решать, что делать дальше. Гарри с почтением закрыл коробку и убрал её на полку в сервант – на сегодня впечатлений с них было достаточно.
Ночью ему снились мама и папа, которые шагали с ним рядом по Запретному лесу; Меропа, которая просила позаботиться его о её маленьком сыне; незнакомая волшебница с глазами Полумны, которая мечтательно улыбалась; и Аберфорт, который с обидой выкрикивал, что его Ариана любила больше всех. Проснулся Гарри совершенно разбитый и ничуть не удивился, когда Джинни поделилась с ним своим состоянием:
– Меня всю ночь мучили кошмары. То Джеймс и Альбус убегали, а я никак не могла их догнать, то Лили тянула ко мне ручки и плакала. И ещё приснился Невилл. Он сидел на дереве и просил ему помочь, потому что он боится высоты. Всё из-за этого набора! Как там дети?
– Не волнуйся, с ними всё в порядке, они же с Молли. Скорее, Молли требуется помощь, чем им, – Гарри обнял Джинни, как ребёнка, и стал её укачивать, успокаивая.
– Всё равно. Надо наведаться в Нору, узнать, как там у них дела.
– Джин, не переживай. Скоро Рождество, мы хотели с тобой сегодня купить всем подарки. Без детей это даже удобнее. И как Джеймс умудряется каждый год находить подарки раньше времени?
Джинни улыбнулась. В прошлом году они спрятали подарок Джеймса, как им казалось, просто замечательно – попросили Рона и Гермиону приютить коробку у себя. На другой же день Рон виноватым голосом сообщил, что племянник случайно наткнулся на свой подарок, когда играл с Хьюго и Розой в прятки. Так что сюрприза на День Рождения не получилось.
Гарри и Джинни с большим воодушевлением принялись обсуждать, что именно они приобретут для родных. В конце концов, Гарри пожаловался, что много родственников – это большая головная боль, на что Джинни, смеясь, ответила, что давно пора привыкнуть.
Так что день прошёл вполне мирно. О тревожных впечатлениях от набора «Soul» удалось забыть ровно до того момента, пока в окне, уже ближе к вечеру, не появился Сычик с посланием от Гермионы. Гермиона, видимо, очень торопилась, потому что ровные буквы её аккуратного почерка на этот раз вопиюще скакали во все стороны.
«Гарри, Джинни. Никуда не уходите вечером. Будем у вас после восьми. Это срочно! Гермиона».
– Ну и что это значит? – спросила Джинни и невольно взглянула на настенные часы.
– Скорее всего, то, что ещё один спокойный вечер нам обеспечен, – вздохнул Гарри.
Они уже безо всякого энтузиазма убрали купленные подарки в шкаф, так и не обернув все коробки в яркую подарочную упаковку – не было настроения. Джинни молча принялась возиться на кухне, а Гарри мешался под ногами, пытаясь хоть чуть-чуть взбодрить Джинни.
– Джинни, ну чего ты? Если не хочешь, я напишу Рону, что мы сегодня заняты. Ну этот набор, в самом деле. Через три дня Рождество, а у нас в доме витает мрачность и уныние.
Джинни подошла к Гарри, вытерла о его футболку сырые руки и обвила шею руками:
– Гарри Поттер! Никаким сервизам не дано испортить наше рождественское настроение. Прости меня, я не должна была сердиться. Ты не виноват. Я люблю тебя… половник, – и Джинни, смеясь, потянула Гарри на диванчик.
Когда Рон и Гермиона ввалились через камин в гостиную в назначенное время, вид у хозяев был слегка помятый. Гарри наспех пригладил свои вихры, Джинни поправила фартук, сбившийся на талии, и они с самым невозмутимым видом уселись в гостиной в кресла в ожидании новостей от Рона и Гермионы. Гермиона окинула взглядом парочку Поттеров и неловко поинтересовалась:
– Кажется, мы не вовремя?
– Мы убирались на кухне. Гарри мне помогал. Рождество, знаете ли. Хочется везде навести порядок, – успокоила Гермиону Джинни.
Рон хмыкнул, а Гарри стал изучать пятно на ковре, чтобы не выдать свою улыбку.
– Так вот. На чём я остановилась? – Гермиона попыталась сосредоточиться.
– Ты ещё ничего не сказала! – к Джинни вернулось её привычное радужное настроение, и она обезоруживающе улыбнулась.
– Да? Ну да. В общем, я сегодня откопала одно полезное заклинание. Оно позволяет перевести многие старинные труды на современный язык. В «Истории средневековой магии» указывается, что работы того времени очень тяжело поддаются переводу. Группа магов-историков специально апробировала это заклинание в научных целях.
– Гермиона! Не томи! – Джинни бесцеремонно прервала лекцию.
– Гарри, мне нужна коробка с письмом, – глаза у Гермионы блестели самым что ни на есть гермионистым блеском.
Гарри достал набор «Soul» и подал Гермионе крышку, на которой вчера появились таинственные письмена, оставленные потомкам Парацельсом. Все затаили дыхание – момент был волнительным.
Гермиона подняла палочку и звонким голосом произнесла:
–
To translate!
Старинный готический шрифт, которым было написано послание, засветился и стал на глазах преображаться. Вензеля и завитушки поползли, словно живые, складываясь в новые слова. Когда свечение прекратилось, на крышке появились незамысловатые строчки, которые теперь легко читались. Гермиона отложила палочку, обвела друзей взглядом расширенных глаз и прочитала:
«Все белое имеет в себе свойство жизни и свойства и силу света, и невзначай производит жизнь. Напротив, все черное имеет сродство со смертью, свойства темноты и силы, вызывающие смерть. Земля, ее холодность, являют собой сгусток и закрепление этой твердости. Потому как дом всегда мертв; живы лишь живущие в нем. Если ты способен постичь силу этого примера, ты – победитель. Бог и природа ничего не делают всуе. Вечное положение вещей, независимое от времени, без начала и конца, действует всюду. В особенности там, где нет надежды. И совершает, казалось бы, невозможное. Чудесным способом то, что казалось невероятным, то, на что не было надежды, оборачивается правдой.
Глефа Парацельса пропитана квинтэссенцией.
Дружелюбный читатель! Теперь ты имеешь философские правила, без которых, кто бы ты ни был, не сможешь достигнуть желаемого конца. Употребляй их с благодарным сердцем. Будь благодетелен, благочестив и богобоязнен. Действуй с благоразмышлением и не предпринимай никаких работ, пока не будешь иметь совершенного понимания вещей. Тогда уже, несомненно, в страхе Божием, можешь приступать к делу. Премудрость, которой ты служишь, ни в каком счастье тебе не откажет. Живи счастливо и будь блажен!
Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм».
Гермиона снова и снова вчитывалась в строчки, а Гарри, Рон и Джинни переваривали услышанное. Наконец, Рон не выдержал:
– Гермиона, слушай. Я понял только, что этот, как его, Парацельс, зря старался. Я ничего не понял! Что он там наплёл? Белое, чёрное… Кто такая Глефа? И это… Квинт, квант… – Рон почесал затылок в тщетной попытке припомнить точное название.
Гермиона, на удивление, совсем не рассердилась на Рона за его невежество. Она выглядела задумчивой и сосредоточенной. Джинни и Гарри оставалось молча наблюдать за её действиями, поскольку в своих догадках они забежали ни чуть не дальше Рона.
Гермиона положила крышку и достала из коробки клинок. Она долго крутила его в разные стороны, затем, не выпуская его из рук, медленно произнесла:
– Это невероятно. Я просто боюсь в это поверить. Неужели это возможно?
Никто не ответил. Все просто ждали, когда Гермиона справится с эмоциями и разъяснит, наконец, желающим суть происходящего. Гермиона уложила аккуратно серебряный наконечник в гнёздышко и продолжила:
– Вы ничего не поняли? Я попробую объяснить. Квинтэссенция – это как пятый элемент. Сущность мира, некое вещество, извлекаемое из всех вещей, данных природой и из всего, в чём телесно присутствует жизнь. Оно тонко очищенное от всего нечистого и смертного. Это как природа, сила, целебность. На протяжении веков попытки вытянуть из духа вещей квинтэссенцию можно сравнить разве что с поиском Философского камня. То есть, её просто невозможно создать. Четыре стихии, элемента, составляющих квинтэссенцию, осязаемы. А у неё, получается, нет своей температуры. Она ни холодна, ни горяча, ни влажна, ни суха. Это дух в чистом виде. Он исцеляет все болезни благодаря присущему свойству великой чистоты, которая чудесным образом меняет тело, очищая его. И, получается, сотворить её невозможно…
– Гермиона, а как же Николас Фламель? Ты забыла про Философский камень? – Гарри внимательно слушал всё то, что сбивчиво поведала им Гермиона, и не считал, что они зашли в тупик.
– Всё имеет право на своё существование, если не доказано обратное… – медленно произнесла Гермиона и добавила: – Ты думаешь, Парацельсу удалось обуздать дух? Создать материальный аналог квинтэссенции?
– Я думаю, мы столкнулись с уникальным и великим изобретением, Гермиона. Осталось понять, как это можно использовать и, вообще, что с этим делать?
– Я вот чего не поняла, – голос подала Джинни. – Допустим, этому учёному удалось создать эту штуку. Где она? Куда он её спрятал?
– Глефа…
– Гермиона, ты хочешь сказать, знаешь, кто такая Глефа?
– Не кто, а что. Глефа – это и есть наконечник. GP…
Glaive Paracelsus…
– Этот клинок пропитан квинтэссенцией? – глаза Рона округлились.
– Получается, что так. Господи… Это невероятно.
– И что мы можем с ней сделать?
– Пока не знаю, Рон. У нас в руках фактически средство от всех болезней. Во-первых, мы не знаем точно, что глефа на самом деле обладает такой силищей, во-вторых, неизвестно, сколько раз её можно использовать, а в-третьих, мне вообще страшно.
– Погодите, это что же получается? Глефа Парацельса – панацея от всех недугов? Можно вылечить любую хворь? – Гарри и самому было страшновато от могущественности предмета, попавшего в их руки после стольких тайн и поисков.
– Знаешь, Гарри, я думаю, что не от всех. Не забывай, набор называется «Soul spoon». Углубление души. Души разных людей, вещи этих людей соединились в девятую жизнь. Глефу можно использовать для душевных недугов, я думаю.
– Ариана…
– Рон? Ты чего?
– Ариана… Сестра Дамблдора. Ей не смогли помочь.
– Рон, – шёпотом произнесла Гермиона, – ты – гений! Точно! Образ Арианы показался нам не случайно. Это была подсказка. Ещё одна путеводная ниточка. Если бы этот набор попал в руки Дамблдора в молодости, возможно, он смог бы помочь сестре.
Все немного помолчали. И потом ещё немного. Каждый ушёл глубоко в себя, пытаясь разложить в голове такие невероятные вещи. В далёком шестнадцатом веке потомок Гогенгеймов бросил вызов всем законам природы. Его свободомыслия и смелости боялись; отлучали от деятельности; изгоняли и запрещали его труды. А он шёл своей дорогой наперекор всему. Попытка заглянуть дальше очевидных вещей и дотянуться до невероятного. И стойкая вера в чудо.
Тишину гостиной нарушил возглас Джинни:
– Невилл!
Теперь все дружно посмотрели на Джинни.
– Невилл! – повторила Джинни. – Его родители…
Они переводили взгляд друг на друга и больше не произносили ни слова. Все четверо без слов прекрасно понимали теперь, для чего они всё это время разгадывали тайну сервиза «Soul»…
* **
Невилл вытянул вперёд руку тыльной стороной вверх. Любопытные снежинки опускались на тёплую поверхность и тут же таяли, а на их место опускались всё новые. Когда ладонь стала сырой, Невилл засунул руку в карман и поднял вверх лицо. Теперь снежинки нашли себе новую посадочную площадку. Мягкие и пушистые, они тихо кружились рождественским хороводом и приземлялись на нос, глаза и губы, чтобы растаять и заодно смыть солёную жидкость, по природе своей совсем далёкой от сущности снежинок.
Он стоял возле универмага «Чист и лозоход лимитед» и не спешил заходить внутрь. Ещё одно Рождество. Ещё один праздник, который просто нужно пережить. Ничего. Сейчас он проведает маму и папу, а потом отвлечётся – ведь он так и не купил ещё подарки. Не было настроения. Конечно, сегодня ничего толкового на распродажах и ярмарках уже не найдёшь, но он что-нибудь придумает. Бабушка с утра гоняла домовых эльфов, придирчиво рассматривая пятна на фамильном серебре. Вчера Невилл застал её за странным занятием – Августа заклинанием ножниц делала из фантиков лучшей жевательной резинки Друбблс снежинки и палочкой развешивала их по всей гостиной. Надо будет уговорить её показаться врачу – в последнее время бабушка совсем сдала.
Невилл вздохнул и направился к витрине. Интересно, зачем Гарри и Джинни понадобилось встретиться с ним сегодня именно в больнице Святого Мунго? Сначала Гермиона попросила у него напоминалку, теперь вот прилетела сова с просьбой о важной встрече. Невилл не отличался особым любопытством – он просто доверял Гарри. Всегда. Раз тот просит – значит, так нужно. Только хотелось бы, конечно, в другом месте. Этот участок души, эту частичку – больницу и родителей – Невилл не любил выставлять на всеобщее обозрение. Это была его боль. И его крест. Жаловаться он никогда не любил, а выносить сочувственные взгляды было выше его достоинства.
В вестибюле Невилл огляделся. На минутку закралась тревога, вдруг с кем-то из друзей что-то случилось? Но когда увидел Гарри и Джинни, а с ними заодно и Рона с Гермионой, сразу успокоился – вид они имели серьёзный, но не траурный, слава Мерлину. В руках у Гарри была большая чёрная коробка.
После рукопожатий, приветствий и рождественских пожеланий, Гарри попросил Невилла разрешения подняться к его родителям вместе. Невилл снова вздохнул, но согласно кивнул головой – друзья хотят, как лучше. Он им благодарен за участие.
В палате, где давным-давно Гарри первый раз увидел Алису Лонгботтом, на этот раз не было других постояльцев, кроме неё и Френка. Дежурная привет-ведьма пожелала счастливого Рождества посетителям, ласково погладила Алису по плечу и унеслась по своим делам. Рон, Джинни и Гермиона разместились, где придётся: Джинни уселась на тумбочку, Рон облокотился на окошко, а Гермиона присела на краешек свободной кровати. Гарри продолжал стоять возле двери, придерживая под мышкой коробку. Невилл устало сел рядом с отцом. Повисла небольшая пауза. Казалось, Френку и Алисе было всё равно, кто к ним пришёл и в каком количестве. Алиса негромко напевала себе под нос, а Френк дружелюбно улыбался. От этой улыбки Гарри пробрал мороз по коже… Он до сих пор помнил колдофото первого Отряда Дамблдора. Люди, к которым они пришли сегодня, даже отдалённо не напоминали тех Алису и Френка, которые тогда, много лет назад, тоже улыбались.
Невилл в очередной раз вздохнул, прикидывая, насколько долго растянется этот визит вежливости. В присутствии Гарри и друзей он чувствовал себя немного скованно. Всё же, хоть родители и не узнавали его, когда он приходил к ним один, ощущения были другими. Он словно на одну предательскую секундочку верил, что сейчас они радостно кинутся ему на встречу, попеняют за то, что им уже надоело лежать в больнице и давно пора возвратиться домой. Эта секундочка проскакивала, зачёркнутая строгим контролем разума, а потерянность и тоска оставались потом ещё на несколько дней. Дом у них есть. Их нет у дома. Им некуда возвращаться. Они сами вне времени и пространства.
Гарри откашлялся, открыл коробку и заговорил. Обращался он только к Невиллу, поскольку Алисе и Френку по-прежнему было абсолютно всё равно, что происходит рядом с ними. Они прочно сидели в вакууме своего безумия. Никаких чувств. Никаких переживаний, памяти и тоски.
– Невилл, послушай… Это всё очень долго объяснять. Скажи, ты доверяешь мне?
Невилл взглянул на Гарри:
– Ты же знаешь, Гарри. Я всегда буду верен тебе. Я доверяю тебе. Зачем ты спрашиваешь?
– Мне нужно было это услышать. В общем, так. У меня в руках необычная вещь. А, впрочем, нет, дело не в этом. Я не знаю, что из всего этого получится. Невилл, дай слово спокойно отнестись ко всему, что может здесь сейчас произойти.
– Гарри… Гарри, что-то случилось?
– Чёрт! – Гарри взлохматил свободной рукой вихры.
Он не знал, как объяснить Невиллу тайну набора «Soul». А если он сейчас вселит в Невилла надежду, а ничего не получится? Ничего страшного, ведь шансов на выздоровление у Алисы и Френка и так нет очень давно… Ничего страшного? Да кто он будет после этого? Гарри решил воспользоваться тем, что Невилл обычно не задаёт лишних вопросов. Лучше до конца всего не рассказывать. Если ничего не выйдёт, по крайней мере, совесть Гарри будет не так мучиться. Такими вещами не шутят. Всё, что они затеяли – было чистой воды безумством. Мерлин! Игра слов. Безумство – вылечить безумство…
Soul… Душа, человек, энергия… Что ты таишь в себе, творение Парацельса?
Но отступать было некуда. Гарри скомкал все свои объяснения на полуслове:
– Невилл, просто доверься. Если всё получится, у тебя сегодня будет самое счастливое Рождество. Загадай желание – так, на всякий случай.
Невилл сглотнул. Его самое сокровенное желание уже много лет было одно и то же. Он давно привык к тому, что это желание не осуществимо.
Гарри достал глефу из уютного гнёздышка. В такие мгновения он и сам не знал, откуда появлялась уверенность в своих действиях. Он взял наконечник и провёл острым лезвием по запястью. Затем дотронулся палочкой сначала до пореза, а потом до глефы и произнёс:
– Энервейт!
Следы крови на лезвии клинка-наконечника поползли к чёрным кругам, расположенным по диагонали. Вдоль них капельки сложились в слова, которые словно кто-то вывел невидимыми чернилами. Алыми чернилами из крови:
«Pax vivis requies aeterna sepultis».Это были слова девиза Парацельса, размещённые на его гербе.
Мир живым, вечный покой умершим. Серебристый луч и три магических чёрных шара.
И тут появилась кошка. Сложно было сказать, откуда она появилась. Из воздуха ли, из лезвия клинка или из надписи. Сначала она была призрачного белого цвета. Рону показалось, что такая же кошка сидела на руках фантома Арианы, хотя утверждать с точностью он бы не стал – кошки ведь так похожи.
В палате неожиданно стало очень жарко. Кошка-призрак теперь казалась созданной из языков пламени. Языки огня лизали воздух вокруг, но не причиняли вреда. Затем огонь стал спадать, и удивлённые друзья наблюдали теперь вторую стихию – воду. Кошка приняла очертания водопада. В воздухе запахло свежестью, послышался шум бунтующей воды. Лап кошки не было видно – водопад вспенил вокруг них целое озеро.
Не успели друзья перевести дух, как водная кошка уступила место земной. Рон поймал себя на мысли, что так пахнет в Норе весной – грязью, сыростью и домом. Хотелось вздыхать этот жирный запах полной грудью. Эта кошка была плотной, совсем не похожей на фантом или призрак. Она будто покрутила головой и стала таять. Сначала показалось, что больше нет никакого призрака. Просто четвёртая, и последняя, была соткана из самого воздуха. Лишь вибрации комнаты показывали очертания. Это облако-кошка легко поплыло по палате. Оно проплыло возле окна, сделало круг возле тумбочки, переместилось к кроватям и зависло над Френком и Алисой, сидящих рядышком и безучастно наблюдавших за всем происходящим. Кошка окутала обоих, словно укрыв белым покрывалом. На несколько мгновений облако стало плотным, непрозрачным. Затем оно исчезло.
Рон сидел на подоконнике с раскрытым ртом. Гермиона прикрыла лицо ладошками. Джинни вцепилась в края тумбочки так сильно, что у неё побелели костяшки пальцев. Гарри не замечал, что из пореза, оставленного острой глефой, сочится кровь. Все смотрели на Алису и Френка. Смотрел на них и Невилл. Он не знал историю набора «Soul», не догадывался о его возможностях, но он видел сейчас глаза мамы, которая смотрела прямо на него. Ласковый и рассеянный взгляд этих родных глаз сейчас исчез вместе с потусторонностью. Алиса смотрела на сына ясным, осмысленным взглядом. В глазах её читалось удивление, когда она нерешительно произнесла:
– Невилл?
– Мама…
Глефа Парацельса после выполненного назначения исчезла. Сначала ни Гарри, ни кто другой из присутствующих не заметили пропажи – все были слишком поглощены происходящим. С эмоциями справились не сразу. Алиса сидела, обнимая Невилла, Джинни и Гермиона рыдали, а Гарри подумал, что сейчас им надо оставить Невилла с родителями наедине – им много нужно рассказать друг другу. Он как раз прикидывал, как поубедительнее объяснить происходящее колдомедикам, ведь если начать вытаскивать на свет историю набора «Soul», можно запросто загреметь в эту самую палату. Слишком всё сложно и удивительно. Он встал, знаками призывая Рона увести Гермиону и Джинни из палаты. Из пореза сочилась кровь, и Гарри машинально вытер руку о штанину. Френк, до этого с удивлением оглядывающийся по сторонам и хранивший молчание, заметил движение Гарри и вдруг подал голос:
– Джеймс? Где ты порезался? Попробуй Эпескеи.
Он похлопал себя по карманам больничной пижамы, явно недоумевая, почему при нём не обнаружилась волшебная палочка. Гарри замер на полпути.
– Я не Джеймс. Меня зовут Гарри. Гарри Поттер, – и Гарри протянул Френку руку.
Френк потрясённо пожал руку Гарри, посмотрел на Невилла и вдруг спросил:
– Какой сейчас год?
***
Алиса и Френк были выписаны из больницы Святого Мунго через месяц после Рождества. Они продолжали находиться под пристальным наблюдением колдомедиков и жадных до сенсаций журналистов. Случай в медицинской практике был уникальный – люди, официально признанные безнадёжными пациентами, поправились в одночасье. Совсем адекватным их восприятие мира и действительности не могло быть, ведь они выпали из реальности почти на добрых три десятка лет. Шутка ли – словно проснуться от тяжёлого сна и обнаружить, что твой грудной сын давно уже взрослый самостоятельный мужчина, что лучшие годы прошли в пелене душевного недуга. Но Алиса и Френк достаточно быстро возвращались к нормальной жизни.
Каждое Рождество, Дни Рождения и любой другой семейный праздник на столе в семье Лонгботтом неизменно появляется чёрная коробка тёплого бархата. Люди, непосвящённые в тайну набора «Soul», удивляются такой причуде хозяев, ведь сервиз этот всего на одну персону.
Чайная ложка, десертная, столовая, разливательная, вилка и половник. Коробка всегда раскрывается и неизменно ставится на низенький столик у камина. Никто из гостей точно не знает, зачем старая Августа с таким почтением устанавливает коробку на видное место, ведь пользоваться приборами всё равно никто не будет – на столе их всегда достаточно.
Шесть столовых приборов, вернувшиеся в коробку после исчезновения глефы, не имели больше магической силы. Это была обычная кухонная утварь, правда серебряная, но всего лишь для трапезы. Шесть столовых приборов были живым доказательством того, что человеческая душа безгранична. Душа глубокая, чистая, как родник, способна впитать в себя всю черноту и возродиться заново.
