Вторая попыткаГермиона удивленно рассматривает свое отражение в зеркале, поворачиваясь из стороны в сторону, оглядывая себя с головы до ног, хотя я изменил ей только прическу и черты лица.
– Какой ужас, – наконец, изрекает она.
– Зато никто не догадается, что это ты, – отвечаю я, стараясь сдержать улыбку, но получается очень плохо.
– Я знаю, – отвечает Гермиона, – это ты мне так мстишь за то, что мы сегодня встречаемся с ними.
Да уж, в проницательности ей не откажешь.
– Интересно, Джинни и Невилл узнают меня?
– Если под Невиллом ты подразумеваешь Лонгботтома, – ухмыляюсь я, – то навряд ли.
Через полчаса нам предстоит встретиться с ее друзьями в небольшом трактирчике на окраине Диагон-аллеи. Гермиона потратила два дня на уговоры, прежде чем я, наконец, согласился, взяв с нее обещания не заходить в кабинет в мое отсутствие. Гермиона некоторое время обдумывала условия сделки, смешно морща лоб, и согласилась. И на изменение внешности тоже.
– Северус, – говорит она, посматривая то с сомнением на свое отражение, то укоризненно на меня, – ты можешь хотя бы сегодня не издеваться над ним?
Мне и самому непривычно видеть ее такой: укороченные светлые волосы, вздернутый маленький носик и серые глаза совершенно изменили ее внешность. Присматриваясь и пытаясь привыкнуть к ней, я успокаиваю себя тем, что действие чар продлится всего два часа.
– Ты хочешь лишить меня единственного удовольствия от предстоящей встречи? – снова ухмыляюсь я и, распахивая входную дверь, добавляю: – Пойдем, мне еще надо зайти за ингредиентами.
Гермиона подходит и, уже совсем не смущаясь, как в прошлый раз, обнимает меня за талию, после чего мы аппарируем на Диагон-Аллею.
Мы сидим за столиком в самом углу – здесь более приглушенный свет. Гермиона пьет сливочное пиво, которое заказала сразу аж две бутылки, мотивируя это тем, что она очень по нему соскучилась, и вертит головой из стороны в сторону, разглядывая всех и всё. Вот кто получает наслаждение от этой вылазки, не я. Мне лишь приходится ожидать ее друзей, которые, кстати, задерживаются уже на пять минут.
Как только я вижу Уизли и Лонгботтома, я тут же начинаю сомневаться в правильности своего решения. Хочется прямо сейчас взять Гермиону за руку и аппарировать в другое место, даже не поздоровавшись с ними. Губы непроизвольно складываются в неприятную ухмылку, когда они подходят к столу.
Гермиона молчит, и, судя по блеску в ее глазах, она что-то задумала.
– Здравствуйте, сэр, – говорят они разве что не хором, посматривая то на Гермиону, то на меня.
Я лишь сдержанно киваю в ответ и жестом приглашаю их присесть. Пару минут мы сидим молча, я рассматриваю их, а они стараются не смотреть лишний раз на меня. Только младшая Уизли пытается не отвести взгляда, но хватает ее ненадолго. Пожалуй, я считаю ее сильной: для женщины она очень хорошо держится после всего, что перенесла.
– А где..? – наконец, произносит Лонгботтом и косится на Гермиону, которую он так и не узнал, будто прикидывая – можно ли при незнакомке произнести вслух имя.
– Кто? Мисс Грейнджер? – бросаю я и, сложив руки на груди, вопросительно смотрю на него. Хоть Гермиона и просила не издеваться над ним, я ничего не могу с собой поделать. Больше всего меня раздражает в людях их неспособность думать, связать хотя бы пару фактов. Он знает, что я должен прийти с Гермионой, знает, что все считают, будто она лежит сейчас в Мунго. Вывод напрашивается сам собой, как мне кажется.
А Гермиона молчит и, судя по выражению лица, еле сдерживает улыбку. Конечно, голос-то у нее остался прежний. Младшая Уизли, которой не нужно полчаса, чтобы догадаться, толкает Лонгботтома локтем.
– Привет, Гермиона, – улыбается она ей и, скептически посмотрев на него, шепчет, думая, что ее никто не услышит: – Маскирующие чары, Невилл.
– Я так и знала, что вы меня не сможете узнать, – смеется Гермиона. – Правда, у С… у профессора Снейпа хорошо получилось?
Я посылаю ей хмурый взгляд; мы договаривались обращаться друг к другу как и прежде, чтобы избежать огласки наших отношений. Гермиона согласилась со мной – исключение было сделано только для Поттера и Уизли – а сейчас чуть было не назвала меня по имени. И теперь она лишь бросает на меня косой взгляд и слегка кивает, мол «поняла, больше не буду».
Следующий час я давлюсь слишком крепким кофе и, пытаясь не прислушиваться к разговору за столом, обдумываю свои планы на следующую неделю. Количество пустых бутылок из-под сливочного пива неумолимо множится, а вид Лонгботтома навеселе, рассказывающего очередную историю об их общих друзьях, вызывает лишь гримасу отвращения на лице.
– Ко мне заходили Гарри и Рон, – сообщает вдруг Гермиона.
Уизли и Лонгботтом тут же, как один, вопросительно смотрят на меня.
– Профессор Снейп был не против, – радостно говорит Гермиона, перехватив их взгляд.
– У меня не было выбора, мисс Грейнджер, – сквозь зубы уточняю я. Сейчас мне хочется только одного: чтобы ее друзья перестали на меня пялиться.
Гермиона, пропустив мимо ушей мою фразу, начинает пересказывать им все, что Поттер и Уизли ей рассказывали. А я начинаю думать, что в кофе не помешает добавить немного коньяка.
– Кстати, Джинни, поздравляю с помолвкой, – добавляет Гермиона и поднимает свое пиво, предлагая чокнуться.
– Откуда ты узнала про это? – ошарашено спрашивает Уизли и, сдвинув брови, кидает на меня подозрительный взгляд.
Неужели Уизли думает, что я буду прислушиваться к каким-то сплетням, а потом рассказывать их Гермионе? В ответ я лишь вопросительно поднимаю бровь, презрительно хмыкаю и подношу чашку к губам.
– Гарри мне все рассказал, – с довольной улыбкой человека, посвященного в тайну, говорит Гермиона. – Наконец-то он сделал тебе предложение. Я уж думала, что он никак на это не решится.
Услышав это, я закашливаюсь, потому что кофе попадает не в то горло. Гермиона не говорила мне эту новость, для меня она неожиданна. Уизли тоже поднимает свою бутылку, и я замечаю у нее на безымянном пальце маленькое кольцо.
– Жалко, что он не смог сегодня прийти, – продолжает щебетать Гермиона, не замечая растерянного выражения на ее лице. – У него же сейчас опять какая-то работа в Румынии?
Уизли заторможено кивает в ответ. Лонгботтом, щеки которого моментально покрылись румянцем, сжимает свою бутылку – он так и не выпил за помолвку – так сильно, что костяшки пальцев побелели, и смотрит на стол, не поднимая глаз. Совершенно некстати я вспоминаю, как стал невольным свидетелем разговора между Минервой и Молли перед одним собранием Ордена Феникса. Молли с восторгом на лице рассказывала, что Лонгботтом испытывает какие-то нежные чувства к ее дочери. Меня, насколько я помню, тогда чуть не вырвало.
Уизли продолжает с подозрением поглядывать на меня. Она явно желает услышать и мою версию про визит Поттера и ее брата, даже не надо читать мысли, чтобы это понять. Если она хочет что-то уточнить, пусть идет к МакГонагалл – вот кто еще в курсе. Та прибыла к нам на следующее же утро и полчаса выслушивала все подробности, которыми снабжала ее Гермиона.
– Мисс Грейнджер, – говорю я, поднимаясь со стула, – нам пора.
Я ее предупредил, что действия чар хватит только на пару часов. Я мог наложить более устойчивые, которые действовали бы и три, и четыре часа, но не сделал этого. Просто я придумал предлог, чтобы не сидеть долго с ее друзьями. Поэтому Гермиона с сожалением пожимает плечами, но не спорит и, накинув теплую мантию, прощается со всеми. Перед тем как мы выходим из трактира, чтобы аппарировать домой, я оглядываюсь назад и вижу, что Логботтом обнимает Уизли, которая, закрыв лицо руками, качает головой.
– Зелье готово, – сообщаю я, выходя из кабинета со стаканом, в котором плещется светло-желтая густая субстанция.
Гермиона сидит на диване с очередным томом, стянутым из книжного шкафа. Аккуратно заложив книгу на последней прочитанной странице и бережно отложив ее в сторону (только благодаря такому почтительному отношению к книгам я позволил ей в свое время пользоваться моей библиотекой), она смотрит в окно. По стеклу лихо стучат капли дождя, оставляя длинные косые дорожки.
– Сегодня дождь, – констатирует она.
– Это ничего не меняет, – говорю я и сажусь рядом с ней. – Самого лучшего эффекта можно достичь, когда пройдет ровно три недели с момента начала приготовления – как раз сегодня. С каждым днем оно будет лишь терять свои свойства.
Что мне еще нравится в совместной жизни с Гермионой: кто, кроме нее, мог бы спокойно выслушивать меня, особенно когда я начинаю говорить про зелья? А она выслушивает, спрашивает, если что-то неясно. Иногда одна оброненная мною фраза про зелье или его компонент перерастает в дискуссию.
– Думаешь, оно поможет? – она кладет голову мне на плечо и берет стакан из рук.
– Сегодня и узнаем, – бодро говорю я, хотя стопроцентной уверенности в исцелении Гермионы у меня нет. – Пора начинать. Готова?
Гермиона кивает и пытается ободряюще улыбнуться, но это не скрывает ее волнения. Я и сам не готов к результату, каким бы он ни был: положительным или опять отрицательным.
– Легиллименс, – произношу я, направив палочку на Гермиону, когда она выпивает зелье, и ее взгляд становится пустым.
И снова те же образы, те же попытки исправить, воздействовать на сознание. В этот раз работа идет не намного, но легче, и мне удается проникнуть глубже, чем в прошлый раз. Видимо, слишком глубоко, потому что у меня начинается сильное головокружение. Но я стараюсь не обращать на это внимания, останавливаться в данный момент совершенно недопустимо. Либо сейчас, либо еще через полгода – чаще проводить такое лечение не рекомендуют даже самые неумелые колдомедики.
Голова уже не просто кружится, она начинает раскалываться, мне даже кажется, что рука, в которой я держу палочку, трясется от напряжения. Воспоминания о Последней Битве до сих пор заблокированы. Может быть, стоит снять этот блок, чтобы она все вспомнила? Минутное колебание с моей стороны, и я отвергаю это решение – слишком рано. Если сегодняшние меры помогут, можно будет заняться этим позже, когда она полностью выздоровеет. Еще я вижу ее последние воспоминания о приходе Поттера и Уизли. Как я и ожидал, эти двое в них совершенно размыты – сказывается ее болезнь. Не хочу их видеть! Не хочу!
«Не о том думаешь, Северус», – одергиваю я себя и снова начинаю выстраивать цепочку целительных заклинаний в сознании Гермионы.
Когда я, наконец, перебираю все известные мне способы (я уверен, что больше уже ничего не могу сделать), моя голова разрывается от боли. Как будто в нее ворвалась стая диких пикси и устроила там оргию с погромом.
– Финитэ, – произношу я и, совершенно не контролируя своего тела, оседаю на пол.
Последнее, что я помню перед тем как потерять сознание, – часы, показывающие, что прошло уже два с половиной часа, и обеспокоенный взгляд Гермионы. Кажется, она что-то кричит и склоняется надо мной. А потом меня накрывает темнота.
