Пригласи меня на балДжеймс шагнул сквозь зеркало, запнувшись на пороге. Шумно швырнул скомканную квиддичную мантию на подлокотник дивана, а затем без лишних слов обессилено рухнул на ковер рядом с Лили и уставился в потолок.
Она слышала его шумное дыхание, как будто он бежал сюда, а может быть, просто все еще не отдышался после тренировки. Она слышала, как по коридору прошаркал Филч: звук его шагов еще долго приглушенно отдавался под потолком пятого этажа; слышала топот ног и громкие голоса студентов, спешащих успеть вернуться в свои гостиные до восьми часов. А потом все стихло, оставив зажженные лампы мягко потрескивать и заволакивать комнату теплым густым запахом расплавившегося воска.
Лили не шевелилась, кажется, даже не моргала.
Ее редко накрывало так, как сейчас. В голове было на удивление ясно; она смотрела внутрь себя так, как смотрят в Озеро ранним утром, когда Хогвартс еще не проснулся: вода прозрачная, как стекло, видно каждый камушек на дне. Впервые за много месяцев бесконечной беготни и попыток все успеть, Лили остановилась, чтобы подумать. Впервые она увидела всю ситуацию со стороны. Всю свою жизнь, как из кусочков паззла, сложенную из собственных проблем. И впервые она предпочла бы ничего не видеть и не понимать, потому что то, что она видела, ей очень не нравилось.
До того, как Джеймс пришел сюда, ее посещали мысли сбежать куда-нибудь, пока не поздно. В какой-нибудь тихий уголок замка, где точно никто не станет искать. Она побаивалась расспросов, ненужного сочувствия, от которого всегда становится только хуже, попыток ее развеселить, привести в чувство. Боялась выглядеть слабой. Беспомощной настолько, что плачет, лежа на полу. Но, во-первых, бегство было не в ее характере, а во-вторых, Джеймс просто лег рядом – такой простой поступок, после которого у Лили словно камень с души свалился. Она в нем не ошиблась, точно не ошиблась. Лили понятия не имела, что там у него, но было понятно, что тоже все скверно.
Она не одна.
Они молча лежали плечом к плечу, думая каждый о своем.
Лили не знала, сколько прошло времени, прежде чем он сказал, первым нарушив уютную тишину:
- Тренировка паршивая, - голос прозвучал неохотно и сухо. – Слизеринцы размажут нас по полю в финальном матче. Как капитан я полное ничтожество. Моя команда ничего не умеет. Мой загонщик влюбился в моего ловца, и оба перестали летать.
Лили молчала.
- Что мне со всем этим делать? – ни к кому конкретно не обращаясь, добавил Джеймс.
Лили вяло подумала о том, когда это Сара и Дэвид успели влюбиться в друг друга, и как она могла такое не заметить? Стало еще хуже. Память услужливо подкинула картинки из недавнего прошлого: похоже, последнее время она и правда была зациклена исключительно на себе и своих проблемах. Гигантских проблемах, о да. Она шумно вздохнула, по-прежнему глядя в потолок, и произнесла бесцветным голосом:
- Меня бросил Брайан. Вся школа уже в курсе, что мы с тобой были вместе на той вечеринке в «Дырявом котле». Причем обсуждают именно нас с тобой, а не меня и Брайана. Это нечестно, правда?
- Нечестно, - отозвался Джеймс, даже не повернувшись.
И снова замолчали. Теперь Лили почему-то было так спокойно, словно она только что выпила пару литров Успокаивающего зелья по фирменному рецепту мадам Помфри. Она не одна. И он не один.
Лили повернула голову, щурясь от мохнатого ковра. Джеймс редко бывал настолько раздавлен, как сейчас. По правде говоря, она вообще не видела его раньше таким раздавленным – был ли виноват во всем квиддич, или просто то, что теперь он мог быть перед ней настоящим Джеймсом, а не тем веселым балагуром, к которому привыкла школа. Она смотрела, как подрагивают черные ресницы, как медленно бьется пульс на шее. Хотелось как-то помочь, сделать что-то, чтобы он понял… Но Лили не могла. Она не хотела разговаривать. Даже двигаться не хотела. Просто лежать вот так, смотреть на него и надеяться, что здесь ему тоже становится легче.
Несколько минут спустя он повернул голову и сквозь длинный густой ворс ковра прямо посмотрел ей в глаза. Лили показалось, что его голова все еще занята мрачными размышлениями о судьбе последнего в его жизни Кубка по квиддичу. Она вдруг спросила, сама испугавшись звука собственного голоса в полнейшей тишине:
- Тебе не кажется, что этот ковер раньше не был таким густым? И длинным?
Джеймс моргнул.
- Он растет.
- Что?
- Я тебе не говорил? – он улыбнулся одними глазами. - Сириус его из чего-то трансфигурировал… Не знаю, из чего, и, если честно, даже знать не хочу. Но нам приходится его каждый месяц подстригать. Ворс очень быстро растет.
Еще пять минут назад Лили всерьез думала, что не сможет смеяться еще как минимум следующие пару лет. А сейчас она улыбалась, чувствуя, как болят растрескавшиеся губы.
Следующие полчаса они занимались, по мнению Лили, самым абсурдным делом на свете: они стригли ковер.
Это было настолько нелепо, смешно и увлекательно, что на какое-то время Лили и Джеймс полностью забыли обо всех своих проблемах, обо всем, что так тревожило обоих. От этого действительно становилось легче. У каждого свои методы: кто-то запивает дурацкое настроение лучшим Драконьим виски, кто-то дает волю слезам, кто-то изводит друзей. А кто-то стрижет ковры. Это отличный антидепрессант, решила Лили.
Стригли самозабвенно, закусывая губы, прицеливаясь, толкаясь и хихикая; в какие-то моменты Лили начинало казаться, что у них на двоих просто истерика: невозможно так смеяться, когда у тебя в жизни полный бардак. Простенькое заклинание, которое знает каждый первокурсник, сантиметр за сантиметром уменьшало длину щекотного ворса, но загвоздка была в том, чтобы получилось аккуратно и ровно, поэтому пришлось постараться: они до хрипоты спорили, подравнивая длину, словно это было самое важное дело в их жизни. Лили все время казалось, что их вопли услышит кто-то снаружи, хотя она прекрасно знала, что Ремус наложил заглушающее заклятие на зеркало с этой стороны. И все равно, избавиться от этого ощущения было невозможно. Вся мебель была вверх дном, десять раз отодвигался несчастный столик, Джеймс леветировал диван, пока Лили стригла под ним, все свитки, книги – все было в таком беспорядке, что странно было думать, что это все утроили они вдвоем.
То, что получилось в итоге, слегка озадачило обоих.
Какое-то время они молча рассматривали результат своих усилий.
- Коротковато? – после паузы неуверенно сказала Лили, стараясь сохранить серьезное выражение лица. То, что раньше было густым мягким ворсом, прикрывающим щиколотки, теперь напоминало короткий «ежик». Язык уже не поворачивался назвать это чудо гордым словом «ковер».
- Пожалуй, - Джеймс взлохматил волосы одной рукой, смешно приподняв брови. – Говорят, они от этого растут еще быстрее?
Лили кивнула. Ее плечи тряслись от беззвучного смеха.
- О, черт, - обреченно сказал Джеймс.
- А что, очень даже мило, - сказала Лили, скидывая туфли и стараясь не замечать его пристального взгляда. Короткий ворс приятно щекотал ступни. – Займемся уборкой?
Разбросанные по всей комнате книги, свитки, перья, сдвинутый диван, подушки по всем углам и слетевшие со стен фотографии… Они наводили порядок еще какое-то время, после чего, обессиленные, опустились на обновленный ковер, решив, что если нет других гениальных идей, пора, наконец, поговорить о делах.
- Мы можем обойти по Северному коридору, если Слизнорт пойдет отсюда… - Джеймс пальцем медленно вел по карте, придерживая ее другой рукой. Свет от ламп, стоящих по бокам от ребят, беспокойно танцевал на шершавой поверхности пергамента. Лили поморщилась: она все еще недолюбливала Северный коридор.
- А если попробовать через ту потайную лестницу на пятом? А потом срежем вот этим коридором, и все…
- Там портреты, - Джеймс поднял голову. – Мы же договорились без портретов.
- О, черт.
Вообще, Лили слабо представляла себе, как выбрать путь, чтобы не попасться на глаза портретам. Но у Джеймса получалось: пути побега петляли, проходя через зеркала, потайные лестницы, через маленькие коридоры, спрятанные за картинами, то резко виляя, то раздваиваясь и вновь сливаясь. И хотя положение было, мягко говоря, плачевным, у них должны были быть запасные варианты. Просто должны были.
Лили смотрела на карту и думала: совсем недавно она считала, что это и есть решение всех их проблем. Но теперь все было не так, и осознавать это было непривычно и очень обидно. Все было не вовремя и не к месту: перенесенные на начало июня экзамены и совершенно нечеловеческий учебный план, в который, кроме всего прочего, втиснули экспресс-курс по Астрономии, пропущенный из-за мартовских дождей. Две оставшиеся недели до главного матча года, забитые почти ежедневными тренировками. А теперь еще и патруль старост, который окончательно спутал все их планы.
- Двенадцать человек на одну ночь, - серьезно и тихо говорила Лили, пока Джеймс наматывал круги по комнате, то и дело запуская руку в и без того взлохмаченные черные волосы. – Каждому свой участок Хогвартса, точнее, один из основных коридоров. Но если учесть, что слышимость там ого-го, можно считать, что один человек охватывает не только свой коридор, но и несколько прилегающих. Никто, кроме старост не знает о том, кто где стоит. Нам строго-настрого запретили об этом говорить.
Джеймс хмыкнул. Лили взглянула на него исподлобья и нетерпеливо отмахнулась.
- Патруль стоит до одиннадцати, - продолжала она, вспоминая, о чем говорила Миранда на последнем собрании. Кажется, вместо слов в памяти отпечаталась только тревожная, напряженная атмосфера и осторожные переглядывания старост. – После все возвращаются в свои гостиные, и вход запирается. В нашем случае, Полная Дама не пустит никого после старост.
- В принципе, она уже никого не впускает после восьми.
- Но патруль все равно ставят.
- На всякий случай? – Джеймс взглянул на нее, останавливаясь посреди комнаты. Сжатые губы, серьезный прищуренный взгляд: Лили узнала это выражение лица. Он все знал, ему даже не пришлось рассказывать.
После собрания старост все, кому было не все равно, обсуждали странное решение преподавателей. Лили знала, она с самого начала подозревала, что так и окажется: многие решили, что дело, как всегда, в Слизерине. Говорили, что Дамблдор знает о темной магии, о странных слухах, обо всем, о чем они только догадывались. Говорили, что он, наконец, решил принять меры. Много чего говорили, но Лили в это слабо верилось, хотя, может быть, в какой-то степени это было так. За годы учебы в Хогвартсе она не раз убеждалась, что студенты зачастую осведомлены обо всем происходящем в замке гораздо лучше, чем преподаватели, поэтому она считала, что никто из администрации Школы по-прежнему не знает про Слизерин. Лили думала, что волна нарушений со стороны слизеринцев схлынула после того случая с Бертрамом Обри, что приводило к неутешительному выводу: мишенью действительно была закрытая лаборатория профессора Слизнорта. Дамблдор, конечно, подозревал об этом. Так что патруль был всего лишь предлогом, попыткой расставить сети, никого прямо не обвиняя. С другой стороны, преподаватели вряд ли предвидели, что созданием патруля спровоцируют студентов на открытую вражду, которая и без того давно назревала - нужен был только повод. Старостам чертовски не хотелось убивать время, которого и так не было, в коридорах Хогвартса, ловя непонятно кого. Естественно, во всем винили слизеринцев, а кое-кто даже предлагал убрать из патруля Магорна и других, иначе в чем смысл?
Так или иначе, после набега на лабораторию Джеймсу и Лили позарез нужно было вернуться в свою гостиную: вероятность того, что преподаватели будут проверять, кого нет на месте, слишком велика. Когда-то давно Лили говорила о том, что самое подходящее время для задуманного ими – четыре утра, но теперь это оказалось невозможным. Необходимо было вернуться раньше старост. Или… одновременно с ними.
- Как ты думаешь, Люпин сможет подождать нас у входа?.. – задумчиво сказал Джеймс, крутя в руках волшебную палочку. – Тогда на подходе к гостиной накинем мантию и зайдем вместе с ним. В одиннадцать часов.
Лили кивнула. Это было лучшим выходом. Ее слегка напрягало то, что для того, чтобы все прошло удачно, должно совпасть слишком многое, а вероятность была ничтожно мала. Они могли не успеть до одиннадцати. Что-то могло пойти не так. Она мигом вообразила себе целую серию неприятных исходов; Лили не представляла, что будет, если что-то пойдет не по плану. «Придется рисковать», - сказал Джеймс. Придется рисковать…
Все усложнилось в тысячу раз: обойти патруль на подходе к лаборатории было, в общем, просто; но как смываться без мантии-невидимки, обходя старост, Слизнорта, а возможно, и других преподавателей? Добраться в гриффиндорскую гостиную можно было сотней разных способов, большая часть из которых отпадала из-за наличия в каких-то коридорах патрульных. Лили, ссутулившись над картой, отмечала места, где стоят старосты; двенадцать коридоров в разных частях Хогвартса. Двенадцать отрезанных путей.
До поздней ночи они занимались составлением маршрута. Джеймс настоял на том, чтобы они повторили план раз десять, прежде чем закончить; Лили отметила про себя, что в учебе он почему-то не был столь дотошным. Когда все детали были оговорены до мелочей, просчитаны все пути отступления и составлен «план Б», Лили, игнорируя бурчание Джеймса по поводу ее неизменной ботанической сущности, открыла учебник по Маггловедению.
Она сама не понимала, почему всегда получалось так, что она оставляла его на потом. Наверное, все дело было в том, что обычно на домашнее задание по Маггловедению уходило от силы полчаса. Но сегодня, листая страницы, испещренные мелким убористым текстом, Лили подозревала, что дело затянется: странное предчувствие и тревога при мысли о том, что послезавтра у них вылазка, очень мешали сосредоточиться.
Джеймс сидел, облокотившись спиной о диван, и напряженно о чем-то размышлял. Пару раз Лили ловила себя на том, что бросает на него взгляды и пытается угадать, о чем он думает. Мягкое освещение свечей опять делало его принцем, чертовски, до мурашек красивым и немного потерянным. Иногда Лили искренне удивлялась, почему на него до сих пор не повесили знак «Не влезай – убьет». Это бы спасло не одно девичье сердце.
Ей казалось, что он до сих пор думает о том, что им предстоит сделать, но на самом деле его голова была занята совсем другим.
Прошло какое-то время, прежде чем шелест страниц прервал его осторожный голос:
- Почему ты рассталась с Брайаном?
И хотя это был вопрос, а не утверждение, слова прозвучали так, словно ему все равно. Выглядел он тоже довольно равнодушным; Лили понять не могла, как ему это удается – ей всегда казалось, что ее собственные эмоции написаны на лице. Она мысленно чертыхнулась, не поднимая головы. Вот он, в этом весь Джеймс Поттер: думать полчаса, чтобы, в конце концов, спросить прямым текстом.
- Я не хочу об этом говорить, это слишком страшно, хорошо?
Джеймс поморщился, словно от головной боли:
- Не страшнее, чем увидеть Шона и Митч в раздевалке после тренировки.
- Не понимаю, почему это должно тебя волновать.
- Они играют в моей команде, Эванс.
Лили бросила на Джеймса короткий взгляд. Он смотрел на нее с клоунским выражением лица, но глаза оставались серьезными и внимательно следили за ее реакцией.
- Ты понимаешь, о чем я. Я травмированная. Сломленная и травмированная. Не видишь?
- Не думай, что я не травмированный.
- Ты? Да нет. Ты шоколадный ребенок.
- Что, прости?
Джеймс с интересом смотрел на нее. Лили подняла голову, почти силой заставляя себя не отводить взгляд.
- Ну, я думала об этом, когда была у вас дома, - сбивчиво объяснила она. - Тебя очень любят.
Воцарилась тишина. Они смотрели друг другу в глаза, и Лили казалось, что у Джеймса на языке вертится какой-то вопрос, но он упорно молчал. Она опустила голову, снова уткнувшись в учебник и не замечая ни строчки.
Спустя секунду Лили услышала возню, его легкие шаги по ковру, а потом Джеймс уселся рядом с ней, настолько близко, что их локти соприкасались. Лили чуть повернула голову, глядя на него снизу вверх: Джеймс был сосредоточен и немного по-детски скован, и почему-то избегал смотреть на нее. Он был таким милым в этом своем смущении, в своей растерянности, что Лили невольно поежилась от какой-то смутно знакомой теплоты и… нежности? Она поспешно отогнала от себя эти мысли.
- Почему тебя не встречали на вокзале в последний раз?
Лили опустила глаза.
- Почему ты спрашиваешь об этом?
- Я наблюдал за тобой в «Дырявом котле», - Джеймс тщательно подбирал слова. - Мне тогда показалось, что ты сама немного удивлена, что пришла, и что не все в порядке. Или я ошибаюсь? Сначала я думал, что дело в этом ревенкловце, но потом понял, что ты не стала бы так из-за этого убиваться.
- Почему ты считаешь, что он не может быть причиной? – раздраженно ответила Лили. Она была удивлена этой внезапной откровенностью. Джеймс никогда не говорил с ней о Брайане. Черт, он и по имени-то никогда раньше его не называл! И не сидел так близко, заставляя сердце биться чуть быстрее, и никогда настолько не волновался за нее.
- Ты же не слишком переживаешь сейчас? Не так, как могла бы.
- Не все раны поверхностны. Бывают и такие, которые ты не сразу чувствуешь, - тихо сказала Лили, машинально загибая уголок книжного листа.
- Брось, Эванс. Бывают такие раны, которые ты чувствуешь сразу, поверь. Это как «до и после». Или когда понимаешь, что ты резко перестал существовать. Это хуже. Я думаю, такие раны самые важные, а на остальные просто не стоит обращать внимания.
- Спасибо, Поттер.
- Не за что, - по инерции отбил он.
Они замолчали. Лили думала о том, почему искренние разговоры всегда происходят в самое неподходящее время и самой неуместной ситуации.
- Мне было с ним хорошо, - зачем-то сказала она.
- Давай, воткни еще пару ножей, - почти беззвучно ответил Джеймс.
В шумном потоке студентов, спешащих на утренние занятия, Лили появилась словно ниоткуда, подстраиваясь под быстрый шаг Алисы и на ходу пытаясь застегнуть набитую учебниками сумку. Алиса даже не повернула головы, не подала виду, что заметила ее появление, лишь уточнив скучным голосом:
- Мне не стоит спрашивать, где ты была?
- Не стоит, - послушно согласилась Лили, справившись, наконец, с застежкой, и осторожно осматриваясь по сторонам: кажется, никто не заметил, как она выскользнула из зазеркалья. Джеймс впереди уже над чем-то вовсю смеялся на пару с Питером и Ремусом – у него всегда отлично получалось вести себя, как ни в чем не бывало; Сириус ворковал с девочкой из Ревенкло, Мэри Макдональд и Сара Льюис обогнали Лили и Алису с таким видом, будто знать их не знают; вскоре их нагнал Хейли, а затем и Фрэнк, и шумная компания двинулась на седьмой этаж в класс Заклинаний.
Позже Лили удивлялась, как ей удалось пережить этот день: она чудовищно устала накануне и почти не спала. И не могла сосредоточиться. Ни на Заклинаниях, ни на Маггловедении. На Защите ей кое-как удалось собрать себя воедино, но избавиться от назойливых мыслей не получалось. Она не могла заставить себя перестать думать об их разговоре с Джеймсом. Наверное, из-за того, что Лили витала в облаках, Алисе столько раз удалось ее обезоружить, но радость подруге омрачало то, что Лили временами просто не слышала, что ей говорят.
- Фрэнк пригласил меня на бал, - заявила Алиса между выпадами, отбрасывая с глаз светлую челку. Лили ответила ей выразительным взглядом и успела блокировать Оглушающее заклятие, которое рикошетом отлетело в противоположную стену, сбив штукатурку и подняв облачко пыли. – Я имею в виду, быть его парой на выпускном. Официально.
- А что, могло быть иначе? – уточнила Лили.
- Нет, но это традиция, - Алиса перестроилась и пустила еще один оранжевый луч. Лили просто пригнулась, и он угодил в стоящую позади нее Гретхен, которая рухнула на пол. – Не повезло! - крикнула Алиса, пытаясь задушить смех.
- То есть, ты хочешь сказать, - начала Лили, настороженно следя за ее палочкой, - что с этого дня официально началась кампания «Пригласи меня на бал»?
- Она началась еще позавчера, когда Грей пригласил Сару из Ревенкло.
Эти новости заставили Лили весь ужин просидеть, прислушиваясь к разговорам: и правда, семикурсницы шептались, хихикали, бросая выразительные взгляды на парней. Месяц назад она бы не обратила на это внимания, или же просто снисходительно улыбнулась, а сейчас положение было настолько сложным, что от мыслей обо всем этом начинала болеть голова.
Лили до сих пор не очень понимала, как Джеймсу удалось вчера ее разговорить. Наверное, она просто настолько не хотела говорить о Брайане, что искренне обрадовалась переводу темы; она говорила бы о чем угодно, только не об их расставании и тем более не с Джеймсом Поттером. Почему-то разговаривать о других жизненно важных проблемах с ним было вполне естественно.
Ее как будто прорвало: она говорила и говорила, а он внимательно и серьезно слушал; она говорила о своей семье, об истиной причине ссоры с матерью, о том, что она понятия не имеет, чем заниматься в будущем; она говорила обо всем этом, лишь бы не говорить о Брайане, и Джеймс, кажется, это понимал. Она сказала, что не знает, получится ли у нее с поступлением, и эта неопределенность висит над ней камнем; а Джеймс вдруг заявил, что вообще не собирается никуда поступать, и это заставило Лили замолчать и с удивлением и недоверием посмотреть на него.
- Мать с отцом пока об этом не знают, - сказал он. Голос был тверд, но Лили уловила в нем нотки сомнения. – Они думают, у меня будет будущее, они вопреки всему хотят верить в эту призрачную надежду для меня. Но мне плевать, и они в глубине души это знают.
Лили замерла. Они по-прежнему сидели рядом, плечом к плечу, и смотрели, наверное, в одну точку.
Казалось, что у Джеймса есть что-то, что делает его временами таким мрачным, как сейчас. Она не раз слышала, что он отзывался об этой войне, как о своей. Слышала настолько часто, что успела привыкнуть, но не осознать. Они никогда раньше почему-то не говорили о его планах на будущее; но он всерьез собирался бороться, и паника тугим обручем сжимала сердце, когда Лили думала об этом.
Он рассказывал ей об Ордене Феникса. Никто точно не знал, чем занимается эта организация, но слухов вокруг нее было столько же, сколько вокруг Темного Лорда. В глубине души Лили почему-то была уверена, что Джеймс знает больше, чем остальные; наверное, поэтому он был так уверен в том, чем займется после Школы. Он, и… Сириус, и Люпин, и Питер.
- Никому не нужно образование, никому не нужна сейчас хорошая должность, - сказал Джеймс, взъерошив волосы и на миг превратившись в мальчишку, которого она всегда знала. – Сейчас важно только то, как ты умеешь защищать себя и своих близких. Больше ничего.
- Мы родились в какое-то неудачное время, - тихо сказала Лили. Она сидела, поставив локоть на колено и подперев щеку рукой, и думала: кто-нибудь когда-нибудь еще ошибался в людях так, как она раньше ошибалась в Джеймсе? Вряд ли.
- Да, я знаю, что обычно говорят… - продолжал он. - Родители говорят, что эта спесь сойдет с меня после первого рейда, после первого боя, после первой крови на руках. Нет, Лили. Я мало в чем еще в жизни так уверен, как в своем будущем.
Она повернулась. Нахмуренные брови, небрежная челка, отражающийся огонь в глазах. Взрослый, ответственный и надежный. Наверное, это был первый раз, когда Лили остро ощутила именно такого Джеймса; наверное, это и была та самая причина, по которой она чувствовала себя рядом с ним спокойно.
Он рассказывал ей о парнях, о том, что Сириус был единственным, наверное, кто хотел провести свои последние в жизни каникулы не в Хогвартсе, как все, а дома, с семьей Джеймса. О том, что он еще отгребет за ковер, потому что Сириус из-за чего-то относится к своему творению очень трепетно. О том, что Люпин не так прост, как кажется, о том, что авантюризма и безбашенности в его голове ничуть не меньше, чем в их с Сириусом головах – просто он тщательно это скрывает; о том, что никто по-настоящему не знает Питера, кроме них троих. Лили сидела рядом и молча слушала, понимая, что могла бы просидеть так очень долго; разговоры о друзьях и их выходках успокаивали и отвлекали. Возвращали в детство.
Она не хотела сейчас думать о том, почему им так хорошо вместе, просто хорошо, безо всяких проделок и выдумок, без поцелуев в библиотеке, вообще без каких-либо дел. Просто сидеть рядом и разговаривать так, как будто они лучшие друзья. Лили была уверена, что этого не поймет ни Алиса, ни Хейли, да и его друзья тоже не поймут – она сама не понимала. Не похоже было, что Джеймса это пугает, разве что совсем немного: она увидела легкий отблеск страха в его глазах, когда он вдруг повернулся к ней, собираясь что-то сказать; а может быть, ей просто показалось из-за бликов свечей? Потому что голос прозвучал вполне уверенно и спокойно:
- Пойдешь со мной на бал?
