Глава XI. Миражи.Сложнее всего выбирать пути и сжигать мосты,
которые уж не выдастся перейти.
Сложнее всего пройти через эту жизнь,
которую ты выбирал, но избрал не ты.
Сложнее всего не знать и не ведать лжи,
которая улыбается, как сестра,
и стоя на перекрестке путей избрать
дорогу,
ведущую в миражи.
Июнь пролетел почти незаметно в бесконечных подготовках к экзаменам, экзаменах и коротких перерывах, чтобы отдышаться. Впереди маячило лето со своим отсутствием занятий, безудержным весельем и семейным единением. Лето, которое для кого-то станет последним летом беззаботной юности. И в день последнего экзамена это ощущалось особенно сильно. Взрослая жизнь ходила вокруг, показывая множество дорог. Но многие из этих дорог были лишь манящими, недостижимыми миражами. Страшно, когда ты не знаешь, какая из дорог настоящая, а какой и вовсе у тебя нет.
Эрика Забини вышла с последнего в этом году экзамена по Защите от Темных искусств и, помахав подругам, сразу же направилась в совятню, чтобы отправить письмо домой. Конечно, уже завтра она сама будет в состоянии сказать родителям все с глазу на глаз, но Дэйв вчера получил письмо от отца, что мама немного нездорова. На самом деле отец писал брату совсем о другом, и эта новость была озвучена между делом, и возможно вообще не предназначалась для юной мисс Забини, но Дэвид посчитал, что Эрике стоит знать, тем более, по словам отца: «ничего серьезного». Но, несмотря на это, Эрику очень взволновало это известие, и она поспешила написать матери.
Она всю ночь не могла уснуть, но сейчас, глядя вдаль на улетающую сову, девушка кротко рассмеялась. Ее волнение легко объяснялось нервным состоянием во время подготовки к экзаменам, и, скорее всего, родители лишь посмеются над своей маленькой дочерью.
Маленькой дочерью. Эрика помрачнела, подумав о том, что ей больше не двенадцать лет, когда она возвращалась домой, и они наперебой с Дэвидом рассказывали о новых предметах и заклинаниях. Сейчас родителей будут интересовать совсем другие новости, что она сможет рассказать им?
Эрике пришлось прибегнуть ко всей своей хитрости, но ей удалось устроить все так, что почти все время они с Дэреком вместе готовились к экзаменам. Парень бы более чем недоволен, ему явно больше нравилось быть одному, или уж, во всяком случае, не с ней. Но он не мог сказать ей этого напрямую, а она бессовестно этим пользовалась. Конечно, ей было неприятно, что ее жених никак не хочет идти на контакт, но она не собиралась сдаваться. К тому же, как показала практика, спокойное дружеское участие не вызывало у парня никакой реакции, так что Эрика намеренно раздражала его, считая, что негативная реакция все же лучше полного равнодушия. Что на эту тему думал Дэрек, догадаться было несложно.
И к тому же, хотя и не наблюдалось особенных сдвигов во взаимоотношениях будущих супругов, Эрика успела привыкнуть к его компании, потому что другой у нее почти не было. У Айрис было много других предметов, которые требовали отдельной подготовки, а потому подруги очень редко готовились к экзаменам вместе – Эрика смеялась, что Дэрек наверняка очень любил Айрис в эти часы. Но с Айрис Забини виделась достаточно часто, по сравнению с той же Нарциссой, которая за последние месяцы очень сильно отдалилась от подруг и предпочитала готовиться в одиночку.
Но как обо всем этом рассказывать родителям? И стоит ли им вообще рассказывать об этом? Сейчас у них и без нее полно забот. Пройдет всего пара недель, и Дэвид женится на Кэссиопее Ростер. Совсем скоро в их доме появится еще одна девушка, потому что по старым традициям жених забирал невесту в свой дом, в свою семью, где они должны были прожить год, якобы для того, чтобы научиться у старших вести быт. На самом деле эта странная традиция была еще относительно новой и либеральной, потому что еще бабушка Эрики после замужества прожила в доме родителей дедушки всю свою жизнь и стала его полноправной хозяйкой только после их смерти. Раньше Эрика всегда считала это пережитками древности, но сейчас она с ужасом думала о том, что всего через год Дэвид с Кэссиопеей переедут. Уже в следующем году, когда Эрика вернется домой, ее брата там не будет. Но еще задолго до этого, уже через пару недель, Эрика, которая всегда была самой важной для него, отойдет на второй план.
Эти мысли не покидали юную Забини, и она нещадно ревновала брата к его невесте, ненавидела Кэсс до глубины души. Но что она могла сделать? А главное для чего? Она и сама через год с небольшим покинет отчий дом, все, что она так горячо любила, чтобы поселится с чокнутыми родителями своего нелюбезного жениха.
Эрика нахмурилась. Она была счастливым ребенком несчастливого мира, а потому всегда старалась смотреть на происходящее с юмором. Но, что-то, чем дальше она отходила от детства, тем сложнее было это делать.
- Просто удивительно, как все самые неоднозначные ситуации собираются совпасть в один момент, - Забини усмехнулась.
Несчастный брак и полное одиночество. Наверное, это плата за все хорошее, что было у нее в жизни. Да, будущее не слишком ее радовало, но, по крайне мере, оно было ей известно.
Эрика любила все знать. Тогда можно подготовиться. Можно защититься.
***
Эмили Поттер сидела на последнем экзамене СОВ по Истории магии и никак не могла сосредоточиться. В голову лезло все что угодно, но только не воины великанов. Не то, чтобы ей очень уж нужен был высший бал по Истории магии, но она добросовестно готовилась даже к этому предмету, и ей хотелось получить то, что она действительно заслужила. Но вместо третьего вождя огромного народа у нее перед глазами стоял Сириус Блэк.
Их отношения начались так внезапно, развивались и не развивались одновременно и, казалось, имели столько же минусов, сколько и плюсов. И одним из таких спорных моментов было их негласное стремление скрыть эти самые отношения.
Для Эмили это было вполне обдуманное решение, которое она старалась принять совершенно хладнокровно.
Во-первых, она не хотела афишировать их связь, потому что та возникла столь неожиданно, и Поттер была совсем не уверена в том, сколько же она продлится. Девушке совсем не хотелось встать в ряд дурочек, которые поверили Сириусу Блэку и теперь сформировали уже целую гвардию бывших подружек. Эмили всегда считала себя вполне разумной и никак не могла объяснить себе самой, как же так получилось, что она забыла о своем желании держаться от Блэка подальше. И ей ужасно не хотелось, чтобы все сплетницы замка обсуждали именно этот ее просчет.
Во-вторых, она боялась реакции Джеймса… Она боялась стать причиной ссоры между Сириусом и Джеймсом, а ведь она прекрасно знала, как эти двое нужны друг другу. Ей не хотелось огорчать брата. Но, наверное, и даже скорее всего, в глубине души она боялась не ссоры между друзьями, а то, что Джеймс скажет ей. Что она снова расскажет ей о том, кто такой Сириус и чем чреваты отношения с ним. Она слышала все это сотни тысяч раз. И все девушки Хогвартса слышали это не меньше. Но гвардия бывших подружек Блэка пополнялась, потому что любая девушка в глубине души верит, что уж она-то особенная, что она сможет изменить и направить на путь истинный даже самого прожженного грешника – мысли, которых нет опасней для девушки. И Эмили боялась, что Джеймс скажет ей, что она лишь очередная, а она не вынесет этих слов. Потому что еще больше она боялась, что это правда.
И, в-третьих, девушки безумно любят «тайны». Это же так волнует любое девичье сердце, когда только ты одна знаешь, что вот этот парень теперь твой. Когда весь замок строит догадки, пытается завоевать его внимание, недоумевает, а ты точно знаешь, что все их попытки тщетны. И эта захватывающая игра в быстрые взгляды, случайные прикосновения, неожиданные встречи и пустые разговоры, накинутые на страсть, как плотная вуаль.
Но вместе с тем, так же, как Эмили успокаивалась мыслью, что никто ничего не знает, она и раздражалась по этому же поводу. Так, например, самой страшной мыслью, которая посещала голову Эмили был вопрос: «а почему Сириус хочет скрыть отношения с ней?». Этот вопрос сводил райвенкловку с ума, потому что в ее голове уже была сформирована очередь из возможных ответов, каждый из которых был хуже предыдущего.
Так, например, Эмили казалось, что Сириус, который безумно любил похвалятся своими любовными «победами», всеми силами старался скрыть отношения с ней, потому что не был уверен, что хочет ее «побеждать», если вы понимаете, о чем я. Тут на кону были отношения с Джеймсом, которые глупо портить из-за очередной интрижки. А также сейчас он считался свободным, и девушки продолжали липнуть к нему в надежде на внимание. Сириус явно любил это и охотно флиртовал с каждой встречной-поперечной, а Эмили молчаливо сглатывала обиду и ревность, делая вид, что это устраивает в первую очередь именно ее.
Все эти мысли постоянно теснились в голове девушки, подогреваемые сомнениями о том, что она сделала сама первый шаг. Она, а не он, значит ему не слишком того хотелось. Да и мама, помнится, всегда учила Эмили, что так нельзя, что парни любят охотиться, клянчить, вымаливать. Что им интересно следить только за движущейся целью, тогда он будет мчаться за тобой, делать все, чтобы ты была с ним, и в тот момент ты сама охотница, открывающая свой капкан. Но девушка вряд ли в полной мере верила матери в этом вопросе. А сейчас ей и вовсе не хотелось этому верить, но страх то и дело заползал в сердце.
Она столько раз уже успела пожалеть о том, что натворила. Ей казалось, что друзьями они были ближе, что они лучше понимали друг друга, меньше раздражались… а сейчас все валится, валится, валится. Но потом она вспоминала все свои чувства до этого шага и ни за что на свете не хотела вернутся к тому ощущению щемящего горя от неразделенной любви. Вот и выходило, что этот шаг было нужно сделать. Нужно было поцеловать Сириуса Блэка, чтобы перестать быть несчастной или стать еще несчастнее.
Но потом они встречались где-нибудь в густой тени бука на берегу озера. И все страдания, которые Эмили переживала в моменты разлуки, испарялись, впуская на свое место безграничное счастье, яркое, как неожиданный свет маяка. Потому что Сириус Блэк в эти моменты был точно ее и только ее. Он целовал так, что не было ни одного сомнения в его искренности, обнимал так нежно, словно уже любил ее…
И Эмили день ото дня сражалась сама с собой за каждую грань этого странного человека, то есть против каждой.
***
Для Джеймса Поттера последние три недели были невероятной пыткой. Одной большой попыткой помириться с Лили, прибить Снейпа, не прибить Сириуса, подготовиться к экзаменам, сдать экзамены и все по кругу. Словно на младшие курсы вернулся.
Парень успел уже сотню раз, если не почувствовать себя виноватым, то просто пожалеть о своей несдержанности. Лили никак не желала сменить гнев на милость, и, судя по всему, ее благосклонность только ухудшалась во время подготовки к экзаменам. Сколько бы Джеймс не просил ее простить его - она оставалась непреклонной.
Ситуацию сильно обострял Снейп, с которым Лили не была в ссоре, но отношения с которым уже утратили былую гибкость. Слизеринец явно неверно понимал причину ссоры влюбленных, не говоря уже обо всей ситуации в целом. Поэтому размолвки Лили и Нюнчика случались если не каждый день, то уж через день точно. Казалось, от этого Лили еще больше злилась на Джеймса и вообще на всю компанию. Но главное, Лили злилась из-за того, что Джеймс уже пять раз конфликтовал со Снейпом в особо жестокой форме.
Но тут гриффиндорец ничего не мог с собой поделать. Он считал, что именно этот заморыш виноват в их такой длительной ссоре с Лили, да и Снейп всячески старался подогревать в Джеймсе эту мысль. Он говорил об этом в каждой стычке, свидетельницей которой не была Лили. Он намеренно дразнил Поттера тем, что с ним, слизеринцем, она продолжает общаться, тогда как он, умница Джеймс, остался не у дел. Джеймса это доводило до бешенства. Но что было хуже всего, так это подозрительно растущая уверенность Нюнчика в том, что Джеймс и Лили расстались окончательно. Поттеру, который сам бы никогда не стал врать о таких вещах, казалось, что Снейпу известно что-то, чего он, Джеймс, не знает, и ему становилось страшно.
— Скучно, — сказал Сириус.
Друзья отдыхали на берегу озера после последнего в этом году экзамена. Завтра они отправятся домой, и не будет никаких уроков и домашних заданий. Только одно бесконечное веселье. Джеймс бросил короткий, но болезненный взгляд на кучку девушек у воды. Он так и не успел помириться с Лили… Ему было до ужаса интересно, о чем же она думает, так беззаботно болтая ногами в теплой воде. Неужели она совсем по нему не скучает? Сам Джим ужасно скучал по ней и просто места себе не находил. Ему хотелось скулить побитой собакой, но вместо этого он ночами превращался в оленя и неистово ломал ветки в Запретном лесу.
Звонкий смех Лили резанул Джеймса по ушам сквозь наигранно скучающий голос Блэка.
— Когда наконец будет полнолуние?
— А я бы и без него обошелся, — мрачно сказал Люпин из-за своей книги.
Ремус никогда не любил полнолуния так, как их обожали Джеймс с Сириусом. И тут его можно было понять. Понять, но не принять бесконечное желание друга выставить себя виноватым перед всем миром: перед директором, друзьями, окружающими. Ремус всегда излишне беспокоился о том, что уже нельзя изменить, но можно улучшить. А они день ото дня старались показать другу, что их «прогулки под луной» нужны именно им самим. А инцидент с Нюниусом уже давным-давно был забыт, как что-то неприятное, и вспоминался только в качестве смешных замечаний. Забыт Ремусом, Питером и Сириусом. Но Джеймс каждую минуту помнил, что именно тот случай и стал основой для ссоры с Лили.
Вот и сейчас, вспомнив о своем «геройском поступке», парень почувствовал, как начинает злиться. И тут он увидел Снейпа.
Слизеринец стоял недалеко от ближайших кустов и запихивал в сумку какие-то бумажки. Он явно не видел здесь своих ненавистных однокурсников, потому что выглядел совершенно спокойным.
— Сейчас развлечемся, Бродяга, — спокойно сказал Джеймс. — Гляди, кто там...
Ох, не вовремя Снейп оказался на его пути. Себе на беду. Сириус повернул голову — и замер, как пес, почуявший кролика.
— Великолепно, — мягко сказал он. — Нюниус.
Джеймс посмотрел на друга долгим взглядом, затем коротко взглянул на девушек у воды. У него возникло ощущение, словно вот сейчас он стоит на перекрестке нескольких дорог, и стоит выбрать одну – пути назад уже не будет.
Снейп вышел из тени и зашагал по лужайке. Джеймс и Сириус встали. Люпин и Хвост остались сидеть. Люпин по-прежнему смотрел в книгу, хотя его зрачки не двигались и между бровей пролегла едва заметная морщинка. Он никогда не забудет Снейпу то ночное «приключение». Хвост переводил взгляд с Сириуса и Джеймса на слизеринца и обратно, и лицо его светилось жадным нетерпением.
— Как дела, Нюниус? — громко сказал Джеймс.
Ничего не значащий вопрос. Как тысячу раз до этого. Снейп уронил сумку и быстро сунул руку в карман за палочкой. Ожидаемая реакция. Ничего нового. Но у Джеймса реакция была лучше:
— Экспеллиармус!
Палочка слизеринца подлетела вверх футов на двенадцать и шлепнулась в траву позади него. Сириус рассмеялся отрывисто, словно залаял:
— Импедимента! — сказал он, направив палочку на Снейпа, и Снейп, рванувшийся за своим оружием, упал ничком на полпути к нему.
Гуляющие стали оборачиваться в их сторону. Некоторые ученики поднимались на ноги и подходили ближе. Одни смотрели на происходящее с неодобрением, другие — с удовольствием. Ни для кого это не было новым, каждый человек в замке знал об этой вражде, и все воспринимали ее по-своему. Кто-то считал, что дело было во вражде факультетов, потому что в последнее время в стычки очень часто примешивались дружки Снейпа, а из-за них другие стали полагать, что все это из-за приверженности к разным лагерям. Ни те, ни другие не были правы. Вернее, нет, сейчас, когда у них за плечами было столько лет вражды, а впереди была война, в которой они встанут по разные стороны баррикад, - эта была чистая правда. И Лили была при чем, ох как при чем! Но она и раньше была при чем. Наверное, Джеймс никогда не мог простить Снейпу то, что Лили так хорошо к нему относилась, а сам он при этом был лишь куском говна, который ратовал за чистокровных и, где ни попади, унижал маглорожденных. Лили была маглорожденной. И она была лучше, чем весь чистокровный Слизерин. Но и это не было первопричиной. А то, что ею было на том далеком первом курсе Джеймсу было неприятно вспоминать.
Снейп, тяжело дыша, лежал на траве. Ему не было страшно, он знал такие заклинания, после которых они все побегут к «мамочке» Дамблдору. Но слишком много людей.
Джеймс и Сириус приблизились к нему с поднятыми палочками; по дороге Джеймс поглядывал через плечо на девочек у озера. Только бы сработало.
— Как прошел экзамен, Нюнчик? — спросил Джеймс.
Джеймс уже не чувствовал злости, он чувствовал привычный азарт и удовлетворение своей остроумностью. В конце концов, гриффиндорец редко злился, а эта «вражда» с Нюнчиком – было одним большим и длительным развлечением их жизни. Ничего плохого, это же весело. Весело, как прогулки с оборотнем.
— Я смотрел на него — он возил носом по пергаменту, — злорадно сказал Сириус. — Наверное, у него вся работа в жирных пятнах, так что ни слова не разберешь!
Кое-кто из зрителей засмеялся: Снейпа никогда не любили. За спинами ребят пронзительно захихикал Хвост. Нюнчик пытался встать, но заклятие еще действовало, и он корчился, будто связанный невидимыми веревками.
— Вы у меня дождетесь! — выпалил он, глядя на Джеймса с откровенной ненавистью. — Дождетесь!
Джеймс почувствовал некоторое разочарование, что слизеринец никогда не умел интересно отвечать. И чему их там на Слизерине только учат?
— Дождемся чего? — хладнокровно сказал Сириус. — Что ты хочешь сделать, Нюнчик, — вытереть о нас свой сопливый нос?
Полный ненависти взгляд Снейпа скользнул на Сириуса. Его он ненавидел особенной ненавистью, такой, которую даже сам не мог понять. Этот мерзавец не просто обладал всем, о чем так мечтал Снейп: чистотой крови, знатной родней, красотой и деньгами, - он посмел отказаться от всего этого! Посмел быть счастливым, отказавшись от всего этого!
Из уст слизеринца извергся поток ругани и проклятий, но его палочка лежала в трех шагах от хозяина, и ничего не случилось.
Поттер и Блэк одновременно покачали головой, как родители качают головой, глядя на проделку маленького ребенка.
— Ну и грязный же у тебя язык, — презрительно сказал Джеймс. — Экскуро!
Изо рта у Снейпа тут же полезла розовая мыльная пена, она покрыла его губы, и он задыхался в ней... Вот это было смешно! Вот что означает остроумная реакция на происходящее, но куда до этого Нюнчику.
Вдруг Джеймс весь напрягся и расслабился в один момент, потому что произошло то, чего он ждал, то, ради чего затеял все это: за его спиной раздался голос Лили.
— Оставьте его в покое!
Джеймс и Сириус оглянулись. Свободная рука Джеймса немедленно взлетела к волосам. Как же он соскучился по ней, по ее голосу, который обращается к нему. Она была красива как никогда в лучах летнего солнца и с сердитым выражением лица.
— Что, Эванс? — сказал Джеймс. Самый тембр его голоса вдруг изменился — он стал более глубоким и мелодичным, более взрослым.
— Оставьте его в покое, — повторила Лили.
Она смотрела на Джеймса с откровенной неприязнью, и парень сразу же вспомнил все свои недавние страхи, все насмешки Снейпа на этот счет.
— Что он вам сделал?
Ее вопрос был глупым, и это заметили все, кроме ее самой и Джеймса, который видел только неприязнь и больше ничего. Но парень постарался выбросить эти мысли из головы. Они все еще не сделали свой выбор, но он уже горел под их ногами.
— Ну, — сказал Джеймс с видом человека, серьезно обдумывающего заданный ему вопрос, — пожалуй, все дело в самом факте его существования, если ты понимаешь, о чем я...
Джеймс был доволен тем, как изящно ответил на ее, в общем-то, риторический вопрос. Многие зрители, включая Сириуса и Хвоста, засмеялись, но Лили даже не улыбнулась: ее раздражала его несерьезность.
— Считаешь себя остроумным, — холодно сказала она. — А на самом деле ты просто хвастун и задира, Поттер. Оставь его в покое, ясно?
Ее тон больно задел Джеймса, но он не оставлял дела на пол пути.
— Оставлю, если ты согласишься начать все с начала, — быстро откликнулся Джеймс, словно уже давно отрепетировал эту сцену. — Давай... пойдем со мной на прогулку, и я больше никогда в жизни не направлю на Нюнчика свою волшебную палочку.
Сейчас Джеймс был готов пойти даже на это, но он и не мог представить, что это явно не то обещание, которое он сможет исполнить. Или сможет, но это будет стоить ему многого. В любом случае, Лили не хотела дать ему этого шанса.
Тем временем Чары помех, наложенные на Снейпа, слабели. Медленно, дюйм за дюймом, он подползал к своей палочке, отплевываясь от мыльной пены, но Джеймс этого не видел.
— Я не согласилась бы на это, даже если бы у меня был выбор между тобой и гигантским кальмаром, — сказала Лили.
Джеймс сделал недовольное лицо. Он уже ничего не понимал, неужели и правда все кончено? Но, казалось, что все понимал Сириус, потому что его ни капельки не беспокоило поведение Эванс. Более того, она находил эту перепалку крайне забавной именно потому, что ему было очевидно то, что никак не хотели разглядеть эти двое.
— Не повезло, Сохатый! — весело сказал Сириус и снова повернулся к Снейпу. — Стой!
Но он опоздал: слизеринец уже направил свою палочку прямо на Джеймса. Вспыхнул яркий свет, и на щеке Джеймса появился глубокий порез. Кровь хлынула ему на мантию. Забывший о своем противнике Поттер сразу же вспомнил о нем, применив в ответ первое, что пришло уму в голову. Еще одна яркая вспышка — и Снейп повис в воздухе вверх тормашками; мантия свалилась ему на голову, обнажив тощие, бледные ноги и серые от грязи подштанники. Многие в маленькой толпе разразились ликующими криками; Сириус, Джеймс и Хвост чуть не захлебнулись от хохота.
В уголках губ у Лили что-то дрогнуло, но она громко сказала:
— Опусти его!
— Пожалуйста, — сказал Джеймс и взмахнул палочкой.
Снейп шлепнулся на землю, точно груда тряпья. Выпутавшись из подола мантии, он быстро вскочил на ноги с палочкой наготове, но Сириус, уже не позволяющий себе отвлекаться на происходящее, сказал:
«Петрификус тоталус!» — и слизеринец снова упал плашмя, как доска.
Казалось, в голове Эванс происходило что-то другое, но она не забывала вставлять свою лепту в происходящее:
— Оставьте его в покое! — крикнула Лили.
Она тоже выхватила палочку. Джеймс с Сириусом настороженно следили за ней. Причинять ей вред не входило в планы Джеймса. Все вообще шло не по плану. Неужели то, во что он верил, было лишь миражом?
— Послушай, Эванс, не заставляй меня с тобой сражаться, — серьезно сказал Джеймс.
— Тогда расколдуй его!
Джеймс тяжело вздохнул, повернулся к Снейпу и пробормотал контрзаклятие. Все было как всегда. Этот мерзкий слизеринец снова был между ними.
— Ну вот, — сказал он, когда Снейп вновь с трудом поднялся на ноги, — тебе повезло, что Эванс оказалась поблизости, Нюниус...
Джеймсу хотелось уязвить побольнее самолюбие слизеринца. Показать, что без Лили этот соплежуй вообще ничего не стоит.
— Мне не нужна помощь от паршивых грязнокровок!
Это было зря. Снейп перешел черту. Но Лили среагировала быстрее и хладнокровнее, чем кто-либо мог предположить. Она прищурилась:
— Прекрасно, — спокойно сказала гриффиндорка. — В следующий раз я не стану вмешиваться. Кстати, на твоем месте я бы постирала подштанники, Нюниус.
Джеймс был так зол, что даже не заметил совсем неожиданный укол со стороны девушки ее лучшему другу. Ему хотелось оторвать Снейпу его проклятую сальную бошку.
— Извинись перед Эванс! — заорал Джеймс, угрожающе направив на Снейпа палочку.
Но тут Лили, которая, кажется, подвела у себя в голове какие-то итоги, повела себя совсем странно для Джеймса:
— Я не хочу, чтобы ты заставлял его извиняться! — закричала Лили, обращаясь к Джеймсу. — Ты ничем не лучше его!
Это был удар ниже пояса. Она ненавидит его! Совершенно точно ненавидит!
— Что? — взвизгнул Джеймс. — Да я никогда в жизни не называл тебя... сама знаешь кем!
Мечты рушились Джеймсу на голову с такой силой, что звенело в ушах. Или это ее жестокие слова звенели?
— Ходить лохматым, как будто минуту назад свалился с метлы, выпендриваться с этим дурацким снитчем, шляться по коридорам и насылать заклятия на всех, кто тебе не нравится, только потому, что ты от природы... Непонятно, как твоя метла еще поднимает в воздух твою чугунную башку! Меня от тебя тошнит!
Она круто развернулась и быстро зашагала прочь.
— Эванс! — крикнул Джеймс ей вслед. — Погоди, Эванс!
Но она так и не обернулась. Все было кончено раз и навсегда.
— Какая муха ее укусила? — сказал Джеймс, безуспешно пытаясь сделать вид, что ответ на этот вопрос его вовсе не интересует.
— Сдается мне, она считает тебя немножко зазнайкой, дружище, — сказал Сириус.
— Ну ладно. — В голосе Джеймса зазвенела обида. — Ладно же...
Джеймсу казалось, что друг совсем не понимает серьезности всей ситуации, а Сириус вот прекрасно понимал, что это Джеймс ничего не понимает.
Опять вспыхнул яркий свет, и Снейп снова повис в воздухе вниз головой. Даже если Лили больше его не любит, даже если Лили больше никого из них не любит, этот урод поплатится за то, что сказал, и за все то, что сделал.
— Кто хочет посмотреть, как я сниму с Нюниуса подштанники?
***
Весть о ситуации у озера к вечеру облетела весь замок и, хотя для многих это была рядовая стычка, были и те, кто понимал всю значительность данной ситуации. Одной из таких людей была Нарцисса Блэк, которая сейчас шла по замку в поисках друга. Она отлично знала, где найдет его, потому что сама так часто туда ходила.
Время было уже позднее, вот-вот должен был быть отбой, но слизеринка не боялась быть уличенной в ночных прогулках. В последний день уже не наказывают.
Где-то внизу ученики доедали праздничный ужин. У Нарциссы уже давно были проблемы с питанием, да и веселиться не хотелось, а потому она поспешила покинуть этот праздник жизни.
Год. Целый год рухнул пропастью между Нарциссой и Джеймсом, а ей все казалось, что прошла лишь пара мучительно долгих недель, что вот завтра она сможет все исправить. Но прошел год, а завтра она сядет в поезд и уедет домой. И не увидит Джеймса целое лето. А следующий, последний год их жизни в этих стенах безжалостно растопчет остатки ее надежд и желаний.
Девушка никак не могла понять, никак не могла осознать, как так получилось, что уже год Джеймсу не было до нее совершенно никакого дела, в то время, как ей самой он не то что не стал менее нужен, а наоборот. Ей казалось, что ее сны, ее ощущения, воспоминания, врывающиеся в ее будни, все не только не потеряло резкость, но и наоборот обострилось.
Нарцисса вошла на площадку Астрономической башни. Ночь была теплой, и в ней пахло расставанием. В последнее время Блэк редко думала о ком-то, кроме Джеймса, а потому она только сейчас подумала о том, что, например, Люциус закончил школу, и больше он в нее не вернется. Девушке стало грустно. Они с будущим женихом не были по-настоящему близкими друг другу, но Люциус был семьей. Что он будет делать, когда окончит школу, а она все еще будет здесь? Наверное, встречаться с Саррой. Но что еще? Что вообще ждет их там, за стенами родного детства?
Война. Нарцисса никогда не понимала, что это значит. Родители говорили о чистоте крови, о том, что волшебство только для волшебников, о величайшем маге современности, который приведет волшебников к величию и царствованию на всей земле, о том, что им больше не нужно будет соблюдать статус секретности… Все это звучало красиво, но не понятно для ее юной головы. С их слов война была чем-то необходимым и полезным, и Нарцисса повторяла это с их слов. Но для нее, в ее мире, не было никакой войны. Она писала письма домой, и родители отвечали ей, рассказывали о привычных вещах: родственниках, приемах. Ни слова о войне, а значит ее и не существует. Она вернется домой и будет ходить по комнатам поместья, по точно таким же комнатам, как и до войны. Так что это значит, война?
По рождению, по воле родителей, которых Нарцисса любила, она уже была на стороне некого Темного Лорда, потому что она волшебница, настоящая, чистокровная. И Бэлла, и Регулус, и Люциус, и Сарра Лоуренс, и Ричард Пьюси, и Эвелин Течер, и ее подруги Эрика и Айрис, и даже Снейп, потомок оборвавшегося чистокровного рода Принц, и любой уважающий себя слизеринец. Они все были по одну сторону баррикад с самого рождения. Но что это значит? Что они пойдут убивать грязнокровок? И тех, кто за грязнокровок?
Нарцисса встала на краю и заглянула в темноту под ногами, где-то на земле лежали квадратики света. А как же Сириус? Волшебник по рождению и по праву. А Андромеда? Ее родная сестра. А как же Джеймс? Чистокровный мальчик из гриффиндора. Они все теперь ее враги?
Может поэтому Джеймс оставил ее? Потому что они по разные стороны? Но он чистокровный, он мог, он должен был быть на ее стороне! Он должен был быть рядом с ней всегда! Но его не было.
Мысли девушки вновь вернулись в свое уже привычное русло. Вернулись в реальность, где Джеймс Поттер был ее недосягаемой мечтой.
Темнота взглянула в глаза слизеринки. Нарцисса вдруг представила, как она шагнула вниз. Как завтра, перед отъездом поезда кто-нибудь нашел ее, лежащую в облаке своих платиновых волос в свежей траве, еще мокрой от росы. В ее воображении не было ни капли крови, только она, красивая, словно уснувшая. Как поднимутся крики, как пошлют срочную сову родителям. Как мама, нещадно сминая дорогое платье упадет на колени перед ее телом. Как отец будет кричать и обвинять директора, клясться, что закрое эту школу к чертовой матери. Как будут плакать Айрис и Эрика, обнимая друг друга и жалеть, что так мало были с ней в последнее время. А главное, как разобьется сердце Джеймса, как он проклянет Эванс и тот день, когда предпочел ее Нарциссе. Как он бросится к ее телу и прижмет его к груди. Как будет кричать, что готов на все, лишь бы вновь увидеть ее живой. Но будет уже поздно.
Эти мысли доставляли девушке такое необъяснимое удовольствие, что еще пара минут, и она бы. Не помня себя, шагнула бы в объятия смерти. Но дверь, ведущая на площадку отварилась, и вошел Северус Снейп. Наваждение закончилось.
Слизеринец, кажется, не ожидал увидеть подругу здесь. Он вообще выглядел крайне печально, его лицо было бледно-зеленым, но опухшим, словно от нескольких часов беспрерывных рыданий. Передвигался он так, словно плавность движений покинула его в один момент. Он дошел до середины площадки и рухнул на колени.
Нарцисса обернулась, но осталась стоять на краю, все еще опьяненная своими недавними видениями. Она смотрела на друга и чувствовала смесь щемящей жалости и торжества в один момент. Вот и для него все стало кончено, потому что так должно быть. Для таких, как она, как Северус, не было надежды долго греться в лучах тех, кто теперь их враги. Эта надежда была глупой с самого начала. Джеймс то хотя бы чистокровный, из хорошей семьи, но эта рыжая грязнокровка… Северус уже давно шел по другому пути, на котором ей не было места, но он продолжал цепляться за нее. Нарцисса не знала, как убедить друга, что он должен отпустить эту маглу, потому что не знала, как убедить себя отпустить Джеймса.
- Все кончено, - одними губами произнес Снейп.
Парень буквально корчился на каменном полу, обнимая себя руками, словно в страхе, что развалится на куски. Его лица не было видно, но Нарцисса и так чувствовала его отчаяние. Все кончено, она это знала. Для них все было кончено изначально.
- Все кончено, - повторил парень, поднимая голову и глядя девушке прямо в глаза.
Он ждал, что она переубедит его, но она лишь кивнула. Она сделала это раньше, чем осознала, насколько это жестоко. Она не знала, что сказать ему, не знала, что делать.
- Я назвал ее гр… гря… так, как не имел права, - выкрикнул Северус, словно это Нарцисса была виной всему. – Как ты не понимаешь?!
Лицо Нарциссы стало жестким. Это он перестал понимать.
- Она и есть грязнокровка, - твердо сказала девушка.
Снейп взвыл, словно она ударила его палкой. Он метался по каменным плитам и никак не мог остановиться. Нарцисса смотрела на него, чувствуя, как теряет терпение.
- Ну так иди к ней! Иди и умоляй ее простить тебя! – Блэк сердито топнула ножкой в дорогой туфельке.
Для нее это было очевидно. Нет смысла скулить и жалеть себя, когда все разваливается. Нужно бежать и пытаться что-то сделать. Хотя девушка знала, что это бесполезно.
Но Снейп не знал. Он посмотрел на нее безумными глазами и бросился прочь в замок.
***
Северус Снейп стоял у входа в башню Гриффиндора и ждал. Пару минут назад он убедил однокурсницу позвать Лили, но не верил, что она придет. Он бы не пришел.
Он не помнил, как добрался до этой башни, события всего этого дня перемешались у него в голове и отказывались складываться в логичную цепочку. Снейп дернул рукой и попытался провести ладонью по и без того сальным волосам, но вместо этого лишь вцепился в них пальцами.
Он столько лет лелеял в своем сердце любовь к этой рыжеволосой нимфе, лелеял до безумства, до боли, так, что порой казалось, будто разорвав с ней все связи ему наконец-то станет легче. Он наконец-то сможет идти по своему пути, который выбрал для себя несколько лет назад, не оглядываясь на то, что она скажет, не бежать к ней за прощением. Он знал, что будет больно вырывать ее образ из своего сознания – столь накрепко она вросла в его душу, но ему казалось, что он переживет и сможет идти дальше свободным. Но вот сейчас, переступив эту запретную черту, он понимал, что в этом нет никакого спасения, а одна лишь гибель.
И тут портрет Полной Дамы отъехал в сторону. Северус задержал дыхание, жадно впитывая в себя ее черты: светящиеся в полумраке зеленые глаза, жидкий метал волос, тонкий стан в совсем легеньком халатике… Она вышла и остановилась. И в ее лице не было ненависти, только тихая грусть. И эти глаза. Такие глаза бывают только у целителей или безвинных детей, чистые, искренние, уверенные в своем предназначении. Сердце Снейпа защемило: люди с такими глазами, как у нее, не должны быть рядом с такими исковерканными людьми, как он.
— Прости меня, - тихо проговорил Северус.
Эти слова дались ему с трудом, словно он разучился говорить. Но стоило его голосу разрушить ночную тишину, как ее глаза изменили свое выражение:
— Отвяжись.
— Прости меня! – второй раз это далось легче, и парень взмолился.
— Можешь не трудиться.
Лили была непреклонна. То выражение на ее лице, с которым она вышла к слизеринцу, то, которое он вначале принял за готовность простить его, означало совсем другое.
— Я пришла только потому, что Мэри сказала, будто ты грозишься проторчать здесь всю ночь...
Это не было правдой. Она пришла попрощаться, потому что уже все решила.
— Да. Я бы так и сделал. Я вовсе не хотел обзывать тебя грязнокровкой, это у меня просто...
Снейп сглотнул. Ну как можно было сказать, что он хотел сделать ей больно. А он хотел. В тот момент, когда эти подонки унижали его, ему было наплевать. Ему было приятно, что она вступилась за него, что наговорила гадостей Поттеру, но… Что-то мелькнуло в ее лице, в ее голосе, что-то, чего Поттер побоялся услышать, а он, Снейп, услышал… В тот момент он понял, что она простит этого ужасного идиота. Простит, потому что… И этого Снейп выдержать не смог. Он сказал это, потому что ему хотелось причинить ей хоть малую часть той боли, что она постоянно причиняла ему.
— Сорвалось с языка? — В голосе Лили не было жалости. — Слишком поздно. Я много лет находила тебе оправдания. Никто из моих друзей не понимает, почему я вообще с тобой разговариваю. Ты и твои дружки — Пожиратели смерти... Ага, ты этого даже не отрицаешь. Ты даже не отрицаешь, что сам собираешься стать таким же. Тебе не терпится присоединиться к Сам-Знаешь-Кому, да?
Он открыл было рот, но так ничего и не сказал. Это была чистая правда. Она не понимает, что это единственно верный путь.
— Я больше не могу закрывать глаза. Ты выбрал свою дорогу, я — свою.
Ее слова просвистели, как лезвие кинжала. Когда-то ему был дан шанс идти с ней в ногу. Второго шанса не будет. Его никогда не бывает для таких, как он.
— Нет... послушай, я не хотел...
Он не знал, что он хотел сказать. Что именно он не хотел? Чтобы она была грязнокровкой? Но тогда она никогда бы на него не посмотрела…
— Обзывать меня грязнокровкой? Но ведь всех, кто родом из таких семей, ты именно так и зовешь, Северус. Почему же я должна быть исключением?
Слизеринец открыл рот. Ему хотелось сказать ей, что она и есть исключение. Она исключительная. Она тот свет, который не давал ему погрузиться во тьму. Но слова застревали в горле… Лили посмотрела на него с презрением. И это было худшее, что он видел в своей жизни. Все унижения, которые он сносил от шайки Поттера не были такими ужасными, как этот ее взгляд. Ссоры родителей не были такими ужасными. Даже смерть, смотрящая глазами оборотня, не была такой ужасной, как презрительный взгляд любимых зеленых глаз.
***
Покидать школу всегда трудно. Особенно трудно покидать школу, в которой прошли ровно семь лет твоей жизни, за исключением каникул. Это не проходит бесследно даже для самого черствого ученика.
Сарра Лоуренс никогда не была черствой или бесчувственной, просто она отлично умела держать себя в руках. И даже сейчас, в последний раз глядя на Хогвартс, ее лицо выражало спокойствие и усталость, и только глаза панически бегали по башенным пикам.
Она так отчаянно боялась этого дня, что, казалось, исчерпала все запасы страха, и когда сегодня утром собирала последние вещи и окидывала тоскливым взглядом свою комнату старосты, слизеринка была совершенно спокойной. Такой, как и положено быть слизеринке, такой, как выглядела каждая девушка с ее курса. Одна только Кэссиопея Ростер картинно и неестественно рассказывала своим подругам, сколько всего у нее связано со школой, то и дело всхлипывая, так и не проронив ни одной слезы. Зато сейчас она громко смеялась в соседней лодке и махала замку рукой.
Сарра мелко дернулась. Для нее этот замок был подобен самой жизни, потому что за его пределами все замирало и словно консервировалось в семейном соку. И вот сейчас те же самые лодки, которые семь лет назад впервые везли их к этим вековым стенам, увозили их прочь. Бесчувственные лодки.
Лоуренс обвела взглядом присутствующих друзей, чувствуя, как паника волнами подбирается все выше к самому сердцу. И Люциус, и Рич, и Эва… все они были ее друзьям с самого первого дня в школе, Рич и до школы, но иначе. Всех она знала лучше, чем знала саму себя, но сейчас, качаясь на темной воде, она совсем не могла узнать их. Ее лучшие друзья, те, какими они были семь молниеносных лет назад, остались там, в стенах этого замка, в стенах их детства, вместе с самой главной частью ее души. И никому из них уже не дано было туда вернуться. А особенно ей…
Ей нельзя будет вернуться в эту школу, и дети ее не будут учиться в этих стенах. Еще совсем немного и сама Англия останется лишь в ее памяти живым счастливым островком, который всю оставшуюся жизнь будет делать ее несчастной.
Мысли девушки логично подошли к человеку, которого она сейчас полагала самым большим врагом своей жизни, - к мистеру Райсу. Она не знала, сколько еще месяцев или, может быть, недель свободы отмерил ей рок, и это пугало ее еще больше. Она с ужасом представляла, как объявит друзьям о своей помолвке. Ей казалось, что до тех пор, пока об этом никто не знает, это как бы и не правда, но стоит самым близким узнать правду, как и ей самой придется в нее поверить. А что потом? Званый ужин, на котором они возвестят всему обществу, что собираются связать свои жизни навеки? На глазах у Люциуса, Эвы и Рича? А потом она пред чистым лицом своей юности станет женой этого старика? А потом бросить их всех, бросить брата, ее маленького счастливчика? Лоуренс трескалась изнутри от этих ужасных вопросов, на которые она знала ответы, но которые были столь болезненными, но было просто непонятно, почему никто не слышит, как она кричит каждой клеточкой своего тела?
Никто из них не знал, что же будет с ними завтра. Что сделает с ними новая, взрослая жизнь? Все догадывались, но боялись сказать вслух. Она растопчет их.
Сарра сжала руки в кулаки, стараясь сохранить остатки самообладания. Ей казалось, что она мечется по лодке из стороны в сторону. Хотелось броситься в воду, но чем дальше они уплывали, тем больше она понимала, что так нельзя. Она садилась в эту лодку еще девчонкой, а выйти должна будет девушкой, взрослой и несчастной.
***
Ричард Пьюси мрачно смотрел на отдаляющийся замок и вполне разделял настроение Сарры. С той только разницей, что ему хотелось, чтобы этот этап в его жизни побыстрее закончился. Последний год был далеко не самым радостным временем в любимой школе, и Рич очень не хотел, чтобы этот год перечеркнул все более ранние счастливые воспоминания. Прошлое смотрело им вслед сквозь замковые окна, как смотрит мать на покидающих дом взрослых детей. На Ричарда мама уже никак не смотрит, и вот совсем скоро в прошлом останется даже Хогвартс.
В глубине души парень был даже рад, что последний год выдался крайне изнурительным. Зато сейчас, оставляя детство позади, он пока чувствовал лишь облегчение. Ему совсем не хотелось, чтобы его однокурсники поняли, какую важную нишу в его душе занял этот замок. Он же не девочка, чтобы сентиментально оплакивать завершение очередного жизненного этапа. Да и расставание с замком будет для него не столь жестоким: его друзья останутся с ним и во взрослой жизни. Это было хоть каким-то утешением.
Ричард обвел друзей долгим взглядом.
Сарра была его кузиной, ее отец – брат покойной миссис Пьюси. Они были друзьями еще до школы, она и Алан часто гостили в поместье Пьюси. Для Ричарда она стала настоящей сестрой, и парень никогда не понимал слухов, которые то и дело о них возникали. Сарра всегда и во всем его поддерживала, да и понимала его лучше всех. Даже Эва никогда не могла бы понять его лучше, чем Лоуренс, которая знала его с рождения.
Люциус. С Люциусом они до школы почти не общались, потому что их родители никак не контактировали. Рич всегда смотрел на этого белокурого мальчика, и ему было ужасно его жаль. Наверное, потому он тогда, на первом курсе, вместе с Саррой и сел в его купе. Но потом они удивительно сблизились, потому что тот Люциус, на которого никак не влиял отец за пределами дома, оказался совсем другим, настоящим. Сможет ли он сохранить это, когда они все покинут Хогвартс навсегда?
Эва… Ричард бросил на нее короткий взгляд и отвернулся. Их столько всего связывало, они прошли вместе всю школьную жизнь, так что же сейчас так нещадно разделяло их? Ричарду уже стало казаться, что тут дело не в Паркинсоне, потому что внешний враг наоборот должен был бы сблизить их.
Эва, его милая молчаливая Эва… Неужели она тоже останется в прошлом?
Ричард закрыл ладонями лицо. Мягкий плеск воды о лодку бередил его сердце. Вот бы это уже скорее закончилось. Замок навсегда останется в его памяти вместе со всеми, кого он любил в нем. Но сейчас нет сил смотреть на него и помнить. Это слишком невыносимо. Они никогда не смогут вернуться в счастливую пору своей юности, не смогут беззаботно радоваться жизни, не думая о будущем. Все кончено. Они никогда больше не будут теми, кем были.
***
Люциус долго ждал этот день. День, который станет одним из самых тяжелых в его жизни. Он много думал о том, что же принесет ему эта новая жизнь за стенами школы. И как бы он ни крутил у себя в голове воображаемую паутинку дорог, все указывало на то, что самый большой камень преткновения его спокойствия, если не счастья, это Абракас Малфой. Все остальное он был в силах выдержать.
Сразу по окончании школы Люциус собирался вступить в ряды Пожирателей Смерти и начать воплощать в жизнь идеи Темного Лорда. За стенами Хогвартса шла война, и все дети медленно, но верно выбирали сторону. Для Люциуса и сторона и дальнейшие действия были вполне определены происхождением, воспитанием, а главное, отцом. Конечно, все это сложно было назвать легким и спокойным, но Малфой мало о том переживал. Он, как и любой подросток, склонный к максимализму, захваченный идеей, был готов «броситься в бой». Но, как и любой подобный подросток, парень был охвачен тщеславием и полон романтических заблуждений об этой политической группировке. Он грезил только о собственных будущих успехах и победах, нежели о целях и средствах самой идеи, не говоря уже о тех жертвах, которые ему возможно придется принести «во имя общего Блага».
И следующее дело, которое маячило еще далеко впереди, но приближалось столь же неуклонно, как приблизился выпуск из школы, - это свадьба с Нарциссой. Конечно, до свадьбы было еще не меньше, а может и больше года, потому что невесте нужно было закончить школу, но время мало интересовало Люциуса в данном вопросе, потому что это событие было неизбежным. А потому парень уже научился относиться к нему не только без лишних огорчений, но и даже с определенными радостями. В конце концов, свадьба означала вступление девушки в его семью, а значит слизеринцу больше не нужно будет быть один на один с отцом. Конечно, глупо было считать, что появление девушки в поместье как-то смягчит Абракаса, на это Малфой младший даже не рассчитывал, но, по крайней мере, Люциусу больше не нужно будет сносить этого старика одному. К тому же эта девушка, что уж говорить, была одной из того, что удовлетворяло тщеславие юноши. Она была красива, чертовски красива, именно так, как подобает роду Блэков и Малфоев. Ее кровь была баснословно чиста. Люциус прекрасно понимал, что хотел и среди Пожирателей Смерти стать лучшим, а это очень сложно сделать, если твоя супруга недостаточно чистокровна. Ну и она была богата и знатна, что позволяло и даже требовало показывать ее другим людям в качестве «трофея».
Да, это был совершенно прагматичный взгляд Люциуса на свою невесту. Но не стоит забывать, что он никогда не любил Нарциссу, а любил совсем другую девушку, о чем знали и та, и другая. Никакой подлости в его отношении не было и в помине. Более того, где-то там, за холодным расчетом и невозможными мечтами о Сарре притаилась настоящее братское чувство к девушке, которая стала его нареченной раньше, чем он понял, что это значит. И это чувство, втайне от него самого, пустило глубокие корни в его подсознание.
Но помимо таких реальных событий и планов была еще Сарра, которая не вписывалась в его расчерченную жизнь. Она просачивалась сквозь эти клетки, пронизывала их словно свет, но не могла их заполнить. Здесь холодная расчетливость Люциуса терпела поражение, здесь он не мог и не хотел ничего решать. Он просто хотел, чтобы Сарра была рядом с ним, чтобы хоть иногда он мог любить ее так же открыто и ярко, как в школе. Он не знал, как это сделать. Вернее, у него в голове была расплывчатая идея скрытных отношений, у которых не будет конца. И если бы он хоть на мгновение отключил свое сердце и действительно взвесил все за и против, его бы охватило самое настоящее отчаяние, потому что это было невозможно. Но Сарра Лоуренс властвовала над его сердцем, а где сердце имеет высшую власть, там нет места разуму.
Поэтому Люциус Малфой полный решимости ехал в Хогвартс-Ээкспрессе в новую, взрослую жизнь, считая, что у него есть только одна неразрешимая проблема – его отец.
***
Хогвартс-экспресс летел, пожирая пространство. Леса и поля за окном исчезали, не успевая появляться, но Эвелин Течер ничего не видела. Казалось, что колеса отстукивали нервные удары ее сердца о ребра. В ее голове не было ни этого алого паровоза, который подобно огненной гиене пожирал ее жизнь, ни этих вольных полей, куда зачастую, год от года, рвалась ее душа, ни молчаливых друзей вокруг, у каждого из которых в голове был свой адский состав, увозивший их из детства, к которому уже не будет возврата.
Вот все и закончится сегодня. Что будет с ними?
Девушка с содроганием представила, как сегодня вступит на порог своего дома, и осенью не уедет обратно в школу, а отправится прямиков в ад – дом Паркинсонов. Хотя и ее собственный дом не сулил ей никакого счастья. Год от года она возвращалась в поместье и чувствовала себя там словно на экзамене: каждый шаг, каждый жест необходимо было тщательно взвешивать, и, не дай Мерлин, чем-то разозлить отца. Ненависть к отцу смешивалась с неконтролируемым страхом, под влиянием которого девушка почти не покидала дома в летние каникулы, разве что отец уезжал куда-то. Да и в доме Эва почти не покидала своей комнаты. Вернее, всеми силами старалась не покидать комнаты, но в доме действовали четкие правила и распорядки, нарушать которые можно было только в случаях очень тяжелой болезни или же смерти. И школа больше не станет ее спасением, о котором она будет мечтать все лето. Ее уже больше ничто и никто не спасет, даже друзья.
Если подумать, этот последний для них год пролетел, пронесся совсем не так, как она представляла. Во многом это было по ее вине, но она еще этого не понимала.
Она мечтала, что этот год станет пиком ее дружбы с ребятами и ее отношений с Ричардом. Но вместо этого, Эва чувствовала, что она стала дальше от них всех, чем когда-либо.
Люциус был ее другом еще до школы, другом по несчастью, так сказать. У них схожие семьи и схожие во многом судьбы. Но весь этот год, Люциус старался быть непоколебимым, в то время, как Эва наоборот все расшатывала. И ей казалось, что вот у Люциуса уже давно все просто и понятно, а значит нет смысла переживать, тогда как у нее рушится жизнь и она просто не может быть так спокойна. Она считала, что раз он так себя ведет, то и переживает меньше. Да и парни в принципе легче к этому относятся, как ей казалось.
Сарра была ее лучшей, да и что греха таить, единственной подругой с самых первых школьных дней. Они всегда доверяли друг другу тайны и девичьи переживания. Но в этот год Сарра перестала быть откровенной даже в своих мыслях о Люциусе и Нарциссе, словно боялась случайно рассказать ей что-то лишнее. А поскольку человеку всегда свойственно переносить на других свои собственные мысли, то Эве казалось, что внезапная холодность подруги связана с каким-то высокомерным отношением к ее проблемам, в то время, как проблемы самой Сарры, как казалось Эве в моменты наибольшего раздражения, сводились к одной, тривиальной для всех слизеринцев. То, что проблема Эвелин ничем не отличалась от этой самой проблемы браков по расчету, не приходило Течер в голову, потому что она сама день ото дня дорисовывала к ней усугубляющие детали.
К примеру, семейные условия, которые у Эвы были очевидно тяжелее, нежели в семье Лоуренс, вызывали зависть и мысли, что уж не Сарре жаловаться. К тому же ни у Сарры, ни у Люциуса не было таких проблем с будущими супругами, как у Эвы. У Сарры так и вовсе не было жениха, а значит, ей еще могло повезти. То, что любой из возможных вариантов воспринимался Лоуренс более чем отрицательно, так как все они были не Люциус, как-то не бралось Эвой во внимание. Она сама уже привыкла, что все у нее складывается так ужасно не потому, что ее жених не Ричард, а потому, что ее жених – Альберт. К тому же, Паркинсон действительно был не самым, мягко говоря, приятным человеком, и это стоит учитывать, прежде чем осуждать Эвелин за ее жалость к себе. Но даже это не давало ей права быть настолько несправедливой к людям, которые ее любили.
И эта несправедливость переходила всякие границы в отношении Ричарда. Несмотря на то, что парень не давал ей ни единого повода для ревности, Эва была раздражена почти всегда из-за своих мыслей, которые не давали ей покоя своими бесконечными, бессмысленными подозрениями. Из-за этого они с Ричем стали проводить вместе еще меньше времени, что только усиливало ревность девушки. Стоило парню выскользнуть из ее поля зрения, даже если Эва точно знала, где он и с кем, ее напряженное сознание тот же час рисовало рядом с ним белокурую соперницу. Саму же Айрис она сверлила неприязненными взглядами при любом удобном случае, которые, кажется, очень огорчали рейвенкловку.
Эва вполне отдавала себе отчет, что ее подобное поведение только отталкивало Ричарда, но вместо того чтобы перестать изводить его, она только еще больше раздражалась на то, что он охладел к ней в такое тяжелое для нее время.
Слизеринка повернула голову на Рича, который сидел рядом с ней, но мыслями был где-то далеко.
Раздражение снова подступило к самому горлу. Эва представила, что он думает об Айрис и их женитьбе, или о чем-нибудь ином… Только подумать, сидя рядом с ней! Эти мысли, которые стали привычными в последнее время, сводили девушку с ума. Ревность все облекала в совсем иные тона, всему придавала иной смысл, меняя ее саму до неузнаваемости.
Эве вдруг захотелось сделать что-то, чтобы вернуть Ричарду всю ту боль, что он ей причинил. Чтобы он наконец-то понял, как ей тяжело, как она страдает и мучается! Ей казалось, что никто на всем белом свете ее не понимает и потому осуждает, и особенно Ричард. А уж он-то точно не имеет права ее осуждать! Ведь это он и его кудрявая невеста сделали ее такой ужасной, такой мерзкой, что порой ее саму от себя тошнило.
А ведь еще совсем недавно Альберт Паркинсон считался врагом номер один, и Эвелин даже не заметила, как собственноручно передала это знамя в руки своего любимого.
***
В купе мародёров царило поразительное спокойствие. Питер спал, кое-как разместившись на двух третях сидения, пуская слюни себе на руку, которую подложил под голову для удобства. Ремус читал книгу про редких лесных тварей, его взгляд быстро бегал по листам. Сириус сидел, закрыв глаза, откинувшись на спинку, и видимо дремал, но что-то в его фигуре говорило о том, что он только делает вид, что спит. Впрочем, никому не было до него никакого дела. Джеймс задумчиво смотрел в окно на пролетающие поля.
Вот и наступили летние каникулы, закончился еще один год, невероятно счастливый год, принесший в конце столько разочарования. Парень никак не мог поверить в то, что смог завоевать Лили Эванс, а потом смог потерять ее. Это было тяжело понять, и еще тяжелее принять, что их ссора столь затянулась. Неужели это уже была не ссора, а окончательный разрыв? Джеймс не мог в это поверить. Его чувства к Лили не ослабли, не прошли, а словно бы наоборот загорелись еще сильнее и ярче, сжигая его изнутри своим немилосердным огнем. Но что бы он не делал, Эванс никак не хотела погреться у его костра.
Джеймс вспомнил вчерашний инцидент и поморщился. Конечно, это было глупо, но таким образом он хотел привлечь внимание Лили. Получилось. Но каким нужно же было быть идиотом, чтобы пытаться вернуть девушку, издеваясь над ее лучшим другом! Это просто уму не постижимо! Можно же было понять, какие страдания это ей доставит… Джеймс порой удивлялся себе. Как мог он, так болезненно переживающий ее холодность, доставить ей такую боль в ответ. Это было жестоко. Жестоко к ней, разумеется, о Нюнчике гриффиндорец и не подумал ни разу. Да, он уже дошел до отчаяния, пытаясь вернуть ее. Но это было жестоко, и ему нет оправдания.
- Да иди ты уже к ней, - голос Сириуса выдернул всех из полусонного состояния.
Ремус выглянул из-за книги. Блэк открыл глаза и сердито взглянул на своего любимейшего друга, который наконец-то перестал созерцать пейзажи, но не двинулся с места.
- Она не хочет быть со мной, - тихо проговорил Джеймс, огорчаясь.
Сириус закатил глаза, а Ремус с трудом подавил смешок. Им двои, да и многим в школе, было прекрасно видно, что не только Джеймс, но и Лили страдает в разлуке, но только гордость и Мерлин знает что еще мешает этим двоим быть вместе.
- Что вы двое знаете такого, чего не знаю я? - Джеймс прищурился.
- Видишь ли, у нас зрение лучше… - начал Сириус, закидывая ногу на ногу.
- … и мы используем его, чтобы делать верные выводы, а не вести себя, как влюблённый… - поддел Ремус, стараясь сохранить серьезное выражение лица.
- … олень, - закончил Сириус.
Ну как, как можно было быть таким слепым? Сириус с Ремусом сразу заметили до ужаса странное поведение Эванс начиная с абсолютно идиотского вопроса, ответ на который знала вся школа, и заканчивая ее гневной тирадой, которая чуть было не перешла в восхваление Джеймса.
Джиму не нужны были никакие разъяснения и доказательства, если друзья говорили что-то с такой уверенностью. Тем более он не желал знать, с чего они взяли, что Лили хочет помириться, если они утверждали это с такими знающими лицами. Парень просиял и выскочил из купе.
Ремус рассмеялся, а довольный Сириус только покачал головой. Но не прошло и минуты, как хорошее настроение Блэка улетучилось, сменившись давно обдумывающимся планом.
- Что ты думаешь делать со своим наследством?
Ремус словно читал его мысли. Он уже давно начал это обдумывать. Наверное, с того самого дня, как Эмили поцеловала его. Что ни говори, Сириус очень беспокоился о реакции Джеймса на происходящее.
Джеймс был его лучший друг, самый близкий человек, тот, ради которого он был готов на все, действительно на все, что Джим ни попросил бы его сделать. Умереть ради Джеймса, за Джеймса? Сириус поступил бы так не думая ни секунды. Он вообще очень слабо представлял себе жизнь без Джеймса. Поэтому был готов отвернуться даже от Нарциссы, если бы Джеймс попросил. Да, она была его сестрой, но что значит кровное родство против родства душ? Сириус слишком хорошо знал Нарциссу, чтобы тешить себя ложными надеждами на ее счет. Она была дочерью своих родителей, дочерью Блэков в полной мере. Да, она еще не понимала, в чем заключается большая драма их семьи и чистокровного общества в принципе, и не слишком стремилась это понять. Но Джеймс никогда не попросил бы Сириуса о подобном, потому что он-то, как раз, ПОНИМАЕТ.
Сириус бы оставил Эмили, если бы Джеймс только сказал. А он скажет, когда узнает. Слишком хорошо он знал его, Сириуса, слишком любил и его, и Эмили и понимал, что они не будут счастливы.
Что чувствовал Сириус к Эмили?
Как это ни было ужасно, но пока ничего нового. А Сириус был скептиком, он считал, что либо его мир сразу должен быть перевернут, либо он уже не перевернется. Нет, бесспорно, она его привлекала. Ему нравилась ее стройная фигура, ее золотящиеся на солнце каштановые волосы, задорные Поттеровские глаза, яркая улыбка. Но это все было внешнее, поверхностное. Конечно, ему нравилось проводить с ней время, с ней он чувствовал себя свободно, в своей тарелке. Его влекло к ней. Хотелось целовать ее, прикасаться к ее коже, прижимать ее к себе… Он был здоровый семнадцатилетний парень, а она была красива и мила. Эти чувства к ней были такие же, как и сотню раз до этого и не претендовали на глубину. Стоило им расстаться, и он забывал все, что теснилось в нем рядом с ней.
Но это была Эмили.
Это же была Эмили.
Нельзя было действовать так, как раньше.
Ей только исполнилось шестнадцать. Она была чиста. Она хотела искренних, романтичных отношений, о которых грезят все хорошие девочки ее возраста. Отношений, на которые он, Сириус, не был способен. Она была влюблена и не хотела замечать отсутствия влюбленности у него. Он видел такое множество раз, но впервые уму было не все равно.
Между ними лежала пропасть из ее представлений об идеальных отношениях, построенных не на влечении тел, а на влечении душ. Сириус не мог, да и не хотел преодолевать эту пропасть.
Но вместе с тем, он почему-то не хотел, чтобы Джеймс узнал, и не только потому, что друг расстроится.
Именно эти мысли наводили Блэка на необходимость места, где они с Эмили смогут остаться незамеченными в летние каникулы. Поэтому Сириус решил съехать от Поттеров.
- Я решил купить себе дом, - немного помолчав сказал Сириус. – Не могу же я до конца своих дней злоупотреблять гостеприимством родителей Джеймса.
- Мудро, - Ремус улыбнулся так, словно понимал наличие и других причин для данного решения.
Сириус усмехнулся. Он был почти уверен, что Ремус все знал.
Интересно, может Рем знал и ответы на те вопросы, которые не давали Сириусу покоя? Но он еще не был готов их задать.
***
Поезд все несся вперед, оставив школу далеко позади. До Лондона было не больше часа. Не больше часа до того, как Лили Эванс увидит свою семью.
Вокруг весело щебетали девочки из гриффиндора, раздражая слух Лили. Она никогда не ездила в Хогвартс-экспрессе без Северуса, поэтому этот посторонний шум выбивал девушку из колеи. Сама она просто сидела и смотрела в окно, стараясь не обращать внимания на звонкие голоса.
За прошедшие сутки Лили переосмыслила очень многое.
Северус. Она до самого последнего момента думала, что простит его. Простит потому что он ее лучший друг, слишком многое их связывало. Но теперь их связь так истощилась, что сохранила свои первоначальные краски только в памяти. Теперь у них было гораздо больше различий, нежели сходств. Различий, на которые Лили уже два года закрывала глаза.
Он станет Пожирателем Смерти.
Гриффиндорка никогда не задумывалась слишком серьезно, что это значит, никогда, до вчерашнего дня. Он станет Пожирателем Смерти, человеком, который утверждает, что такие, как она, должны подчиниться Тому-кого-нельзя-называть или умереть.
Он станет… убийцей.
Лили не могла в это поверить, но Северус уже давно перестал быть тем одиннадцатилетним мальчиком, который говорил ей, что происхождение ничего не значит.
Они выросли и изменились, продолжая убеждать друг друга, что они все те же дети на лужайке. Их пути разошлись, а они столько лет оглядывались и цеплялись друг за друга. Хватит лгать. Этой ночью Лили так ясно осознала свою и его ложь, и решение пришло само. Последнее решение. И стоило это понять, как Лили почувствовала облегчение. Больше не нужно было оправдывать его поступки и врать, врать себе, что это временно. И «спасать» его от Джеймса тоже больше не нужно…
Лили покраснела, но так как она смотрела в окно, этого никто не заметил.
Переосмысливая потом всю ту ситуацию у озера, Лили чувствовала такой стыд… Она так глупо себя вела, не отдавая себе в этом отчета. А все почему? Да потому что она все эти недели изводила себя своей глупой гордостью и боролась со своим истинным желанием броситься Джеймсу на шею и просить прощения.
И вот вчера она почему-то не справилась с собой. И влезла в этот глупый конфликт, а потом опять все испортила.
И теперь Лили ехала домой без Северуса и без Джеймса...
Девушка почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза.
А что если за лето Джеймс ее забудет? Или помирится с Нарциссой? А все потому что она, Лили, полная дура. Влюбилась впервые в жизни в самого лучшего парня в мире и сама все испортила…
В дверь купе постучались. Лили обернулась в тот самый момент, когда взволнованный Джеймс перешагнул порог. Их взгляды встретились. Лили судорожно выдохнула.
***
Нарцисса, Айрис и Эрика проболтали всю дорогу домой. Лето пропитало душный воздух купе, а потому настроение у всех девочек было просто отличным, не в пример всему году. Но когда вдали показались строения Лондона все трое разом замолчали, задумавшись, каждая о своём.
Нарцисса думала о том, что вот, прошел еще один год, богатый на разочарования, а летом их ожидает свадьба Кэсс и Дэвида, а в августе помолвка Айрис. Люциус закончил школу, а значит, в следующем году уже никого не будет старше, чем они в школе. А Джеймс и Северус так и не помирились со своей грязнокровкой. Как и она сама не помирилась с Джеймсом… Дом обещал ей покой.
Эрика думала о том, что они с Дэреком так и не стали друг другу ближе. А Дэвид в июле приведет в дом свою жену, которую Эрика не любила. О болезни матери, которая хоть и была несерьезной, но случилась совсем не вовремя. На свадьбе ее брата все должно быть идеально! Наконец-то она встретится с родителями, наконец-то семья будет в сборе.
Айрис думала не о себе.
Мысли о предстоящем лете мучили ее всю эту ночь, мешая забыться сном. Встреча с родителями радовала девушку, как и любого недолюбленного ребенка, но ее очень пугала предстоящая свадьба Кэсс, после которой сестра навсегда покинет их дом. Айрис останется единственным ребенком в поместье, о чем она мечтала всю жизнь, но сейчас это внушало в нее ужас. Как она без Кэсс? Ее не будет дома, и больше не будет в школе… Не будет разговоров за завтраком и обсуждения писем из дома. А письма? Письма, которые были всегда на имя Кэсс. Неужели теперь родители вообще не вспомнят о своей младшей дочери? Эти мысли угнетали девушку до слёз.
А Ричард? Этим августом они официально станут женихом и невестой. Это заставляло сердце рейвенкловки стучать, как сумасшедшее от страха и радости. Но что будет потом, когда она уедет в школу, а он останется? Она знала, что будет. Для нее ничего не будет, даже редких встреч с ним. А вот он будет встречаться с Эвелин, весь этот год беспрепятственно… Да и можно подумать, он потом спросит ее разрешения… Вот и выходило, что будущая помолвка не только не делала ее счастливее и спокойнее, а приносила столько горя стольким людям.
Все эти мысли не давали Айрис спать, но поднявшись утром с кровати, она и не вспомнила о них. Потому что была еще одна проблема, чужая трагедия, которую необходимо было предотвратить. Поэтому сейчас, подъезжая к Лондону, Айрис думала не о себе, а о Виолетте Блэк.
Ей было искренне жаль Виолетту и Счастливчика Лоуренса, и она чувствовала свою ответственность за их счастье, как единственная, кто знал о грядущем конце. Вернее, еще, конечно же, знала Кэсс, но сестра впервые в жизни не хотела вмешаться в чужую судьбу.
Айрис столько думала о том, что же можно сделать теперь, когда беспокойство уже посетило родителей Алана, а значит избавиться от «раздражителя» уже не поможет. Но выходило лишь, что все потеряно и уже поздно, и Ростер не хотела портить последние месяцы их счастья. Но сегодня утром в усталом от видений мозгу рейвенкловки родилась абсурдная, невероятная идея. Это обещало быть скандалом, огромным скандалом, и сама Айрис, наверное, никогда бы не решилась на подобное. Но решаться нужно было и не ей.
Поезд дернулся и остановился на платформе девять и три четверти. Ученики, нагруженные чемоданами, посыпались наружу, радостно крича и смеясь, обнимая своих родителей и прощаясь с друзьями. Девушки тоже вышли на платформу. Им не нужно было долго обниматься и что-то говорить, потому что летом они виделись ничуть не реже, чем в школе, а потому они помахали друг дружке и отправились к своим родным.
Только Айрис замерла, отметив, что родители разговаривают с четой Забини, а значит, у нее было время на задуманное. Судьба была к ней благосклонна, потому что в этот же момент в нее случайно врезалась Виолетта Блэк, которую оттеснила толпа школьников.
- Прошу прощения, - девушка улыбнулась, и уже собиралась было отправиться восвояси, но Айрис окликнула ее.
- Блэк, нам нужно поговорить, - но Блэк с сомнением на нее взглянула, поэтому Ростер добавила тверже, - срочно.
Они отошли немного в сторону, где бы их никто не смог услышать. Виолетта смотрела на нее с подозрением, - они никогда не общались. Айрис немного помолчала, не зная, как лучше сообщить эту новость. Ее волнение, да и весь столь простой вид, не свойственный для аристократических детей, обеспокоил Виолетту. В конце концов, она была не слизеринкой.
- Ростер, у тебя что-то случилось? – нетерпеливо спросила Блэк.
Айрис покачала головой. У нее ничего не случилось.
- Не у меня, а у тебя, - выпалила она на одном дыхании. – Моя сестра сказала мне по секрету, что родители Алана ищут замену для тебя…
Почему-то Айрис умолчала, что ее саму рассматривали как замену. Не хотелось, чтобы Виолетта возненавидела ее за то, в чем не было ее вины. Блэк смотрела на нее пустым, ничего не понимающим взглядом. Сначала у нее в голове возникла вбиваемая с детства в детей мысль, что помолвки не разрываются, но потом сомнение закралось в ее сердце, а за ним и страх.
- Но… почему? – почти беззвучно спросила Виолетта.
Впервые в жизни Айрис сполна почувствовала, что эта девочка все же младше нее.
- Миссис Лоуренс боится, что из-за тебя вокруг Алана крутятся не слишком подходящие для него люди, - Ростер осторожно подбирала слова.
Понимание мелькнуло на лице Блэк.
- Но как она узнала?
Айрис пожала плечами. У нее не было даже предположений о том, кому эти двое могли так насолить.
- Что же нам делать? – в отчаянии спросила Виолетта даже не столько у Айрис, сколько просто у мира.
У Айрис была одна идея. Идея, которая бы заставила родителей обоих детей не разорвать помолвку, а наоборот всеми силами ускорить бракосочетание. Идея, грозившая позором обоим семьям, но грозившая еще большим позором, если они все же разорвут союз. И Айрис не побоялась высказать свою дерзкую идею.
