Пролог и I глава. Первые осколки.А там, наверху, где решаются судьбы мира,
На тонких прозрачных нитях качаются души,
И с их перезвоном в сравненье, померкнет лира
Но услышав однажды –
уже не захочешь слушать.
То ветер судьбы, что над миром души качает
Разносит по жизни тот звон знакомо-привычный,
А мы этот тихий звон лишь тогда замечаем,
Когда он скорее бьющийся,
чем мелодичный.
Когда создается не легким души касанием
Когда роковой ветерок ударяет с размаху
И души сильней, чем обычно соприкасаясь,
Разлетаются на сотни осколков,
подобно праху.
И когда, приглядевшись, не сможешь увидеть света,
И раздастся пронзительный звон в недавней тиши,
У кого не спроси – ни за что не получишь ответа,
Что это звенят над миром
осколки
твоей
души.
Пролог
В момент, когда лунный свет закрался в комнату, Нарцисса Блэк вздрогнула и открыла глаза. Ей снилось что-то, но она никак не могла вспомнить что именно, и от этого было не по себе. Там были какие-то тени, яркое рыжее пламя и тревожный звон. Звон. Настолько жалобный, что хотелось зажать уши.
Нарцисса резко села, и ее хрупкая фигурка оказалась во власти лунных лучей. Словно лунный цветок, она мерцала своею белоснежностью. Серебристые локоны, бледная кожа…
Странный сон, хотя и кончился, продолжал звенеть у нее в голове. Но тишина вернулась так внезапно, что девушка начала сомневаться, не почудилось ли ей.
Нарцисса осторожно слезла со своей поистине королевской кровати и подошла к окну.
Ее окружали, знакомые с детства предметы и стены. Огромная кровать с пологом, гигантский шкаф с нарядами, множество книжных полок и полок со всякой всячиной, мягкий ворс ковра. Все было таким родным и близким, что она невольно успокоилась. Вон там, на одной полке стоит волшебная роза с серебряными лепестками, подаренная Люциусом на шестнадцатилетие. По задумке, эта роза изображала душевное состояние своей хозяйки. И сейчас она слегка закрылась и наклонила голову.
А вон там маленький пруд с плавающим лебедем, но сейчас лебедь спал, спрятав свою крохотную голову под крыло. Это первоклассная магия Сириуса.
А на тумбочке у кровати лежит сразу две важных вещи: волшебная тетрадка Андромеды и золотой кулон – подарок Джеймса.
На полках у шкафа мирно дремали фотографии. Их было не слишком много, но все важные. На одной фотографии ее семья: мама, папа и сестры. На другой она обнимает своих кузенов. На третьей она сжимает в руке розу, а Люциус обнимает ее за плечи. На следующей она вместе с Северусом: Нарцисса смеется, а он как всегда угрюмый. На еще одной, она и две ее подруги: Айрис и Эрика. И последняя… там Нарцисса со счастливой улыбкой, а ее обнимает Джеймс. Воспоминания в рамках…
Нарцисса оглянулась вокруг и улыбнулась. Подумаешь – сон. Ей шестнадцать. Она красива, умна, аристократична, чистокровна и любима. У нее есть все, что нужно для счастья: есть огромный дом, роскошная внешность, любящие родители, сестры, есть два столь разных, но любимых кузена, есть подруги, чистота крови, богатство, поклонники, есть жених – блестящая партия, и есть любимый человек…
Воспоминания о Джеймсе заставили ее улыбнуться еще шире. Они встречались почти весь прошедший год, правда, об этом знало лишь несколько человек - наследнице древнейшего рода негоже любить гриффиндорца, хоть и чистокровного. Правда, они часто ссорились, иногда даже расставались на достаточно длительное время. Но всегда снова мирились. Вот и сейчас они, по сути, находятся в ссоре, но девушка знала, что в Хогвартсе они снова будут вместе. Она еще будет ругать его, за то, что он не написал ей ни письма за лето. Можно будет даже подуться на него.
В общем Блэк пребывала в своих счастливых грезах в тот момент, когда в ночной тишине снова раздался мелодичный звон, похожий на звон ветряных колокольчиков.
Девушка перестала улыбаться и прислушалась. В замке по-прежнему было тихо, никто словно и не слышал этот звон. Но колокольчики продолжали звенеть, словно им было все равно на других, главное, чтобы слышала Она.
- Берг… - тихо, но властно проговорила Нарцисса в темноту.
Раздался небольшой хлопок и на мягком ковре появился ушастый домовой эльф в голубом полотенце. Это был ее собственный эльф, подчиняющийся только ее просьбам.
- Звали, Мисс? – пролепетал эльф, кланяясь девушке.
- Берг, что это за звон? – прислушиваясь к колокольчикам, спросила Блэк.
Эльф растопырил свои уши и прислушался. Он стоял в неподвижности около минуты, чем начал сильно раздражать Нарциссу: для нее этот звон был достаточно четкий, чтобы не прислушиваться к нему так долго.
- Мисс… - наконец пролепетал домовик. – Простите, но я не слышу никакого звона…
Сначала Нарцисса подумала, что он смеет шутить, но у домовика были такие честные глаза, что она начала сомневаться в себе.
- Хорошо, иди, – устало сказала девушка, отворачиваясь к окну.
Берг тут же исчез, а она все никак не могла понять, почему этот звон слышит только она?
Она чувствовала, что что-то произойдет. Что-то плохое. Она обняла себя за плечи и повторила уже вслух:
- Что-то произойдет…
***
Северус Снейп проснулся и резко сел. За стеной снова ругались родители. Они делали это так часто, что Снейпу казалось, что это уже вошло у них в привычку и они плохо спят, если перед этим не перебьют всю посуду. Отец кричал на мать, а та лишь тихо отвечала усталым голосом. Из-за стены было плохо слышно, о чем они спорили, но Северус знал, что отец любую размолвку сведет к виновности магии. Ему все это так надоело. Но осталось всего несколько часов… Утром он уедет из этого дома и не появиться тут целый год.
Северус потер глаза рукой и вгляделся в рассветный полумрак комнаты. Здесь все было как всегда. Уныло и серо. Покосившийся шкаф, старый стол со стулом, тумбочка и чемодан в углу.
Если не считать шума за стеной, то в комнате было тихо, а Северус точно помнил, что его разбудил мелодичный звон. Парень встал с кровати и подошел к грязному окну. Но на улице, в Паучьем тупике, было безлюдно и тихо.
Звон снова раздался у него в ушах. Да так внезапно, что Северус отшатнулся от окна и резко оглядел комнату. Он не мог понять, откуда доносится этот звук. Создавалось ощущение, что это звенит у него в голове.
Звон снова прекратился, словно его и не было. Да и родители, по-видимому, его не слышали.
- Что за черт… - выругался Снейп.
Северус сел на кровать и открыл ящик тумбочки. Он запустил руку в темноту ящика и достал маленький цветок.
Этот цветок открывал и закрывал свои пурпурные лепестки, словно был игрушкой на батарейках. Это был цветок Лили. Она вдохнула в него жизнь, и она же его бросила. А Северус подобрал, в тот памятный день их знакомства.
Потрепанный цветок открывался и закрывался на ладони парня, успокаивая, и давая надежду. Брошенный цветок подобрали. Может и его, Северуса, кто-нибудь подберет…Жаль только, что кроме этой зеленоглазой девушки, ему никто не нужен.
Северус снова встал и на этот раз подошел к старому потрепанному чемодану с откинутой крышкой. Он был наполнен лишь до половины и только самым необходимым. Никаких не было здесь любимых книг, или удобных деталей магловского гардероба, никаких любимых безделушек, что дети втихаря складывают в чемодан, боясь маминой ревизии вещей. Взрослые иначе смотрят на то, что можно взять, на то, что нельзя, на то, что необходимо. Поэтому самые дорогие сердцу вещи всегда оказываются на своем законном тайном месте в глубине чемодана только во время самых последних сборов. Это была последняя ночь перед отъездом.
Северус бережно уложил старый цветок в самый неприметный внутренний карман. Никто не должен знать о том, что у него есть тайна, есть то, что он не расскажет даже под страхом смерти. Слизеринец захлопнул чемодан и лег назад в кровать. Ощущение тревоги, оставленной сном, снова вернулось. Словно это странное чувство пропитало каждую ниточку одеяла, каждую перинку подушки. Парень с трудом подавил желание вернуться к чемодану за цветком.
За стеной хлопнула дверь, ведущая на задний двор – отец вышел курить. Он всегда курил после того, как накричится вдоволь, затягивался обычными магловскими сигаретами, в глубине души надеясь, что когда-нибудь умрет от обычного рака, точно зная, что не позволит Эйлин затащить его в свои волшебные больницы. А Эйлин бесшумно сидела у стены, на которой кроме старого светильника и потрепанных обоев висела одна единственная картина с пустым холстом. Это был портрет дедушки Северуса, который поначалу часто задерживался в рамке поговорить со своим единственным внуком и подбодрить дочь, но вскоре навсегда покинул этот дом, наслушавшись своего грязнокровного зятя. Эйлин так и не сняла рамку, надеясь, что однажды ее отец вернется, и она снова сможет посмотреть в его хитрые глаза и в очередной раз выслушать его любимое: «Я говорил тебе, детка, что ты пожалеешь о своем выборе». А она бы в очередной раз механически улыбнулась бы своей невеселой улыбкой и ответила заученное: «А я и не жалею…».
Северусу хотелось пойти и утешить маму, но он знал, что не сможет подобрать слов, способных ей помочь, способных заставить ее не плакать. Она ведь и так не плакала, потому что тоже знала, что все тщетно и поздно о чем-либо сожалеть.
Северус закрыл глаза и снова провалился в сон, в котором лань убегала от оглушительного звона.
I глава. Первые осколки
Лишь своей души слышишь звон……………………………………………………………………………………………………………
…………..И не знаешь, что в мире том……………………………………………………………………………………………………
…………………………….. Весь пол усыпан стеклом……………………………………………………………………………………….
Лили Эванс поморщилась от яркого солнечного луча, беспардонно заглянувшего в комнату сквозь неплотно задернутые шторы. Он прогулялся по ее веснушчатому лицу и застыл бликами на темно-рыжих локонах. Девушка сладко потянулась и открыла глаза. Часы на тумбочке возвещали о том, что можно было спать еще, по меньшей мере, час, но Лили уже вскочила на мягкий ковер в предвкушении нового хорошего дня, нового хорошего года.
Гриффиндорка подошла к стене, на которой висел обычный магловский календарь с обведенным красным маркером первым днем осени. Она весь август ждала этот день. Может быть из-за того, что любила учиться, может, из-за любви к магическому миру, а может и даже скорее всего, из-за того, что последние две недели июля провела с компанией самых «отвратительных и мерзких», как она раньше считала, парней ее факультета.
Конечно, Лили уже давно стала замечать слишком навязчивое внимание Джеймса Поттера, вот только она совсем не видела в этом проявление симпатии. Его глупые и обидные подшучивания она никак не догадалась отнести на тот счет, что мальчики его возраста не умеют проявлять симпатию иначе. Он и его друзья (а точнее друг Сириус Блэк) тиранили ее почти с самого первого курса.
Лили улыбнулась, вспоминая, как часто плакала по ночам – сначала она думала, что дело в ее магловском происхождении, потом, что в несимпатичной внешности, а к четвертому курсу утвердилась во мнении, что дело лишь в их непроходимой тупости и избалованности. И тогда она перестала плакать из-за них, стала язвительнее им отвечать, высокомернее смотреть и не понимала, что в них находит добрая половина женского населения Хогвартса. Но на пятом курсе эта компания словно потеряла к ней интерес: никаких шуток, никаких смешков за спиной и двусмысленных намёков, - да что уж там, они вообще перестали обращать на нее внимание. Она стала просто одной из однокурсниц.
Сначала Эванс, конечно же, вздохнула с облегчением. Но вскоре она поняла, что настолько привыкла к присутствию, хоть и такому поверхностному, этой компании в ее жизни, что теперь ей не хватает этих в принципе не злых и безобидных шуточек в ее адрес. Да ладно, что уж скрывать – ей не хватало того внимания, что Джеймс Поттер, такой красивый, открытый и чертовски обаятельный (да-да, тот самый «отвратительный и мерзкий Поттер»), уделял именно ей, Лили Эванс. Она незаметно для себя стала обращать внимание на его слова, поступки, на манеры и даже на то, как он забавно взъерошивает себе волосы. Он не изменился, просто что-то случилось с его интересом к ней.
Тогда она не позволила себе задумываться об этом слишком долго, понимая, что ни к чему хорошему это не приведет. К тому же впереди маячил СОВ, и времени расслабляться не было.
Но в последний месяц учебного семестра все вдруг вернулось на круги своя. Джеймс Поттер словно вновь заметил ее. Правда та радость, что вдруг кольнула ее изнутри, быстро сменилась очередной порцией раздражения из-за выходок этого несносного мальчишки.
А потом, спустя полмесяца после приезда домой эта бесшабашная четверка оказалась на пороге ее дома!
Лили непроизвольно тихо рассмеялась, вспоминая.
«… Лили сидела за столом и сосредоточенно писала эссе по трансфигурации. За стеной звучала какая-то глупая песня про девочку, которая заблудилась в саду и боялась, что и останется в нем навсегда, так и не успев полюбить. Лили эта песня казалась ужасно дурацкой, но Петунья с двумя своими подругами весело подпевали, явно считая ее произведением искусства. Внизу раздался звонок в дверь, после чего музыка стихла, а смеющиеся девочки высыпали в коридор – они ждали своих парней, чтобы отправиться в кино или еще куда-то пить пиво и изображать совсем взрослых.
Лили все это мало интересовало и она, обрадованная полной тишиной, продолжила более продуктивно описывать отличия животного облика анимагов от собственно животных. Снизу донеслись голоса парней, и когда Лили пребывала в состоянии великой радости оттого, что ее сестра не вернется домой до вечера, а значит можно будет спокойно заниматься домашней работой, миссис Эванс позвала ее вниз.
- Ну что там еще… - пробормотала девушка, сомневаясь, что ей сегодня дадут спокойно доделать домашнее задание.
Гриффиндорка вышла из комнаты и собиралась было спуститься, когда донесшийся снизу разговор заставил ее прирасти к месту.
- Она сейчас спустится, может быть, вы пройдете в гостиную? У нас есть чудесный лимонад, - в голосе миссис Эванс звучал интерес и искреннее дружелюбие.
- Нет-нет, мэм, нам и так неловко оттого, что мы отнимаем у вас время… - раздался мягкий и слишком любезный голос Сириуса Блэка. – К тому же мы абсолютно уверены, что Лили не заставит себя долго ждать. Вы вырастили удивительно пунктуальную и воспитанную дочь.
В том, что за этими словами последовала очаровательная улыбка, Эванс даже не сомневалась, и желание придушить этого проклятого аристократа уже начало формироваться в ее голове. Она никак не могла понять, что Сириус Блэк делает у нее в прихожей: они и в школе то ограничивались лишь колкими высказываниями в адрес друг друга, не то что навещать друг друга во время каникул.
- О, вы так хорошо о ней отзываетесь, - в голосе женщины явно слышались нотки гордости. – Вы, наверное, ее друзья из школы?
Друзья. Ну конечно же без Поттера тут не обошлось.
- Да, мы с Лили очень близкие друзья, - раздался дружелюбный голос Джеймса Поттера (Лили не сомневалась, что и он сейчас расточает обаяние на ее мать), - мы никак не могли позволить, чтобы наша подруга провела все лето над книгами. Знаете, она и так слишком много учится, учителя так часто ставят ее всем в пример!
Лили, злясь на этих невозможных и непонятно что о себе воображающих врунов, медленно, даже не пытаясь скрыть «огонь» в глазах, начала спускаться по лестнице. У входной двери, одетые в летнюю магловскую одежду, стояли все четверо мародеров. Сириус без зазрения совести улыбался подругам Петуньи, которые уже видимо напрочь забыли о своих парнях и улыбались ему наперебой. У самой двери жался напуганный Питер, который, судя по его лицу, предпочел бы подождать на улице. Ремус, хотя и скромно поглядывал в пол, самый первый ее заметил и виновато улыбнулся. Джеймс стоял впереди и продолжал рассказывать всякие хорошие вещи о Лили ее матери, которая в свою очередь светилась от счастья.
Впрочем, Джеймс тоже заметил девушку почти сразу. Ему она планировала адресовать самый злобный взгляд, но в этот момент его лицо словно просветлело, и он расплылся в самой радостной из своих улыбок, остановив свой рассказ «как все любят Лили Эванс» на полуслове. Раньше он так никогда не улыбался, а может быть, она просто не замечала. Так или иначе, девушка замерла, забыв о своем возмущении.
- О, а вот и моя девочка, - воскликнула миссис Эванс, заметив спустившуюся дочь, - смотри, кто приехал тебя навестить!
Обладая неверной информацией, женщина уже сама додумала все об очень близкой дружбе Лили и этой компании.
- Лили, мы не видели тебя всего две недели, а ты все хорошеешь! – с наигранным удивлением воскликнул Сириус.
В его глазах плясали смешинки, лишь доказывающие, что лично он здесь для того, чтобы в который раз позабавиться. А растерянное лицо Эванс веселило его даже больше, чем ее лицо, когда она злилась на них.
- Здравствуй, - с тем же выражением лица поприветствовал девушку Люпин, он видимо считал себя особенно виноватым за их вторжение.
Питер пропищал что-то лишь отдаленно напоминающее приветствие.
- Давно не виделись, Лил! – Джеймс вернул лицу свою обычную улыбку до ушей и сделал шаг по направлению к гриффиндорке. – Ты прости нас, что мы так без предупреждения. Просто у нас появилась отличная идея отдохнуть две недельки на свежем воздухе у горного озера, и мы естественно сразу вспомнили про тебя, ведь ты так мало, наверняка, проводишь времени вне дома. И хотя мы очень боимся твоего отказа, это не помешало нам прийти все же предложить тебе такой вид отдыха.
И хотя Лили почувствовала, как по телу разливается странное приятное тепло, она все равно не собиралась никуда ехать с этими наглыми придурками. Лили только собралась язвительно поинтересоваться о здоровье совы Джеймса, которое видимо помешало прислать ей приглашение совиной почтой, но не успела она даже открыть рот, чтобы сказать свое веское слово, как в разговор вступила миссис Эванс, и план парней стал очевиден:
- Мальчики, ну что за сомнения? Конечно же, Лили поедет с вами, правда Лили? – женщина обернулась к дочери в полной уверенности, что та согласится. – Твои друзья проделали такой путь, или если ты не хочешь на природу, то мальчики могут остаться у нас хоть до конца лета. Я думаю, мы все поместимся!
Глаза Лили и Петуньи округлились от ужаса, представив эту картину. Более страшное лицо было только у Питера, который казалось готов ко всему самому ужасному, что только можно представить, но только не к лету у маглов в неизвестной обстановке. Сириус и Ремус выглядели одинаково ошарашенными, и только Джеймс светился от счастья. Он, казалось, мечтал о том, чтобы Лили отказалась ехать с ними в горы, и уже мысленно строил планы на то, как они все будут проводить время.
- Эм, я думаю, мне все же не помешает съездить на природу… - страдальческим тоном протянула девушка, понимая, что парни выбрали самый верный подход по общению с ее матерью. – Мне нужно собраться…
Лили развернулась, ловя на себе завистливые взгляды подруг Петуньи и злобный ее самой, и чуть не плача поспешила в свою комнату, мысленно представляя, как оторвет своим «близким друзьям» головы...»
Лили подошла к окну и осмотрела сонную улицу. Девушке почему-то вспомнилось, что к тому времени, как она тогда собрала все необходимые вещи и спустилась вниз, Тунья и ее подруги уже ушли, но зато вернулся отец. Мистер Эванс всегда так ревностно оберегал свою любимую младшую дочь, но даже его эта четверка умудрилась склонить в свою сторону. К моменту выхода из дома уже оба старших Эванса сетовали на то, что их «чрезмерно ответственная Лилиан так и просидела бы все лето за учебниками, если бы не ее замечательные друзья» и «жаль, что лишь на две недели».
«… Если бы мы с вами учились не на гриффиндоре, то я бы предположила, что столь не свойственная вам забота обо мне сводиться к желанию утопить меня в горном озере без свидетелей, - язвительно прошипела Лил, когда они шли по полю, удаляясь от домов.
- Великий Мерлин, Эванс! Почему ты всегда думаешь о нас только плохое?! – театрально возмутился Джеймс, пытаясь скрыть довольную улыбку.
Лили остановилась и перевела подозрительный взгляд сначала с Джеймса на Сириуса, а затем и на Ремуса. Последний тоже улыбался, но в его улыбке проскальзывало легкое смущение – Рем не любил шутки Поттера и Блэка.
- Какие еще «чудесные» новости вы мне не рассказали? – упадническим тоном произнесла девушка.
Ни радостное лицо Джеймса, ни довольное лицо Сириуса не внушали ей спокойствия, и она вопросительно посмотрела на самого нормального из них четверых – на Люпина.
- Понимаешь, до озера магловскими путями не добраться, а трансгрессии нас еще не учили… - Рем виновато улыбнулся. – Поэтому мы полетим на метлах…
Девушка поморщилась.
- Это конечно не самый приятный для меня способ перемещения, - Лили неуверенно пожала плечами, - но это не способно меня расстроить, а лицо у Блэка сейчас такое, словно меня к этим метлам привяжут.
- Дело в том, моя милая подруга, - Сириус явно ждал именно этого момента, - что метлы у нас всего три. Ремус и Питер летят вместе, так что ты летишь либо со мной, либо с этим лохматым.
- Эй! – Джеймс возмущенно пихнул аристократа в плечо. – Мое высочество не устраивает твое отношение к моей чудесной прическе! И да, Лили, надеюсь на ее согласие, полетит со мной!
- Твое высочество здесь не самое высокое, так что ему придется смириться, что моя прическа гораздо элегантнее! – Рассмеялся Сириус, который был выше Джеймса на пол головы, глядя на глубоко оскорбленное лицо друга.
И хотя Лили лучше полетела бы с Ремусом, по ее телу вновь разлилось странное тепло, когда она села на метлу и обхватила талию Джеймса руками. Она, как могла, делала вид, что полетит с ним только потому, что на дух не переносит Сириуса. Чувствуя, что краснеет, Эванс подняла голову и посмотрела на облака, они казались такими близкими и становились все ближе. А может, это они приближались к облакам? Лили вздрогнула и посмотрела вниз на удаляющуюся землю.
Вдруг девушка почувствовала, как Джеймс мягко и ненавязчиво сжал ее руки у себя на животе, словно подбадривая. Скорее всего, она бы выдернула руку, не будь инстинкт самосохранения сильнее её. Поттер, словно почувствовав это, быстро убрал руки, но этих нескольких секунд хватило, чтобы Лили покраснела до кончиков ушей.
- Не бойся, Лил, - наверное, впервые, в голосе Поттера не было намека на шутку. – Мы скоро прилетим.
Хотя Джеймс предпочел бы вечно лететь вот так и чувствовать, как бешено стучит ее сердце у него за спиной. А Лили в свою очередь тоже расстроилась от того, что лететь осталось совсем мало. Ей так нравилось обнимать его, и так хотелось, чтобы он снова прикоснулся своими теплыми ладонями к ее рукам…»
Лили открыла глаза и обвела комнату взглядом. Теперь она уже точно знала, что весь прошедший год с тоской наблюдала за Джеймсом не из-за того, что он резко потерял интерес, и ей было непривычно. Вернее, не только из-за этого. Он уже давно перешел для нее из разряда «невыносимый однокурсник», в «невыносимо нужный». И, возможно, Лили бы подумала, что эта поездка была ее желанным и реалистичным сном, если бы не мама, которая оставшийся месяц все время поднимала тему «Все любят Лили Эванс», не Петунья, более злая, чем всегда, и не пришедшее однажды письмо от Джеймса. В том письме было всего несколько строк о том, что он еще раз извиняется за внезапное вторжение, надеется, что Лили понравился их отдых, и что она изменила свое мнение о них. Все было написано в настолько не свойственной Джеймсу манере, и Лили решилась предположить, что Поттер просил совет у Ремуса. А еще в письмо была вложена фотография: Лили улыбается в центре фото, по бокам от нее смеются Ремус и Джеймс, Питер, как самый низкий, стоит и смущенно улыбается перед ними, а сзади ухмыляется Сириус, положивший голову на макушку Лили, а руки на плечи Джеймса и Рема.
Это фото, в красивой рамке, уже лежало на дне чемодана, завернутое в мягкую ткань. Чемодан был полностью собран и стоял у двери, дожидаясь, как и хозяйка, отъезда.
***
Джеймс Поттер уже в течение пятнадцати минут пытался выудить на ощупь из чемодана свой любимый снитч, служивший своего рода талисманом. Он поймал этот снитч легко и просто, словно играючи на втором курсе в своем первом матче против Слизерина. Но к третьему курсу гриффиндорец понял, что ему совсем не хочется быть ловцом, поэтому его переквалифицировали в охотника. К тому же, с его крепким телосложением действительно логичнее быть охотником. Десятая попытка увенчалась успехом, и крошечный золотой шарик кружился возле головы хозяина. Ловким движением парень поймал его и запихнул в карман джинс.
- Ну и зачем ты все утро требовал, чтобы я быстрее собиралась?! – кинула на него возмущенный взгляд невысокая девушка пятнадцати лет. – Все равно в итоге тебя ждали, да и приехали слишком рано…
Это была Эмили Поттер – двоюродная сестра Джеймса, дочь его дяди Клайма Поттера, который приходился младшим братом его отцу. Клайм был мракоборцем и уже две недели был на задании, поэтому остаток лета Эмили провела у своих дяди и тети.
Она окинула взглядом платформу девять и три четверти, которая постепенно начинала наполняться волшебниками. Алый паровоз уже был готов к отъезду и извергал белые клубы дыма, мешающие различить даже столб перед тобой, или человек, не говоря уже о том, что разглядеть лица знакомых.
- Да ладно тебе, Эм, - Джеймс обнял сестру одной рукой за плечо и повернулся к родителям и Сириусу, что стояли рядом.
Чарльз и Дорея Поттеры были уже преклонного возраста и годились бы Джеймсу в бабушку с дедушкой, если бы не молодость духа, которая была так заметна на их лица. Чарльз был уже не таким высоким и крепким, как, например, двадцать лет назад, но то, как легко он держался, позволяло назвать его скорее мужчиной в годах, нежели старичком. Его, некогда каштановые волосы, торчали во все стороны, как у сына, но были почти полностью серебристыми. А вот ярко-карие глаза, которые унаследовал Джеймс, были все такими же яркими и искрящимися, словно их хозяин с трудом сдерживается от каких-нибудь безумств. На его лице было много морщин, но все были следами былых радостей и смеха, отчего придавали ему очень добродушное выражение. На лице Дори Поттер морщин было меньше, потому что она знала древние секреты красоты, но даже они не уберегли ее глаза и губы от маленьких призраков прошлых улыбок. Ее глаза, некогда темно-серые, теперь серебрились так, словно вобрали всю положенную седину, которой почти не было на ее черных волосах. Дори переводила любящие глаза с сына на мужа и обратно.
- Я надеюсь, что действительно не доставил вам неудобств… - Сириус смотрел на чету Поттеров с искренней благодарностью, столь редко мелькающую на его красивом надменном лице. – Просто мне действительно больше некуда было пойти, и я очень благодарен вам за то, что вы меня приютили.
- Сириус, прекрати, - Чарльз Поттер похлопал парня по плечу, словно тот был его ребенком. – Мы это уже обсуждали – ты не доставил нам никаких хлопот!
- Сириус, мальчик мой, ты стал нам как второй сын еще когда вы с Джеймсом только вернулись с первого курса! И ты можешь жить с нами сколько захочешь, мы тебя еще потом не сразу отпустим! – Миссис Поттер звонко рассмеялась, притягивая парня к себе для объятий. – К тому же мы с тобой одной крови.
Дорея в девичестве носила фамилию Блэк и приходилась Сириусу дальней родственницей, хотя визуально их родство казалось более близким, потому что и у женщины, и у парня было что-то такое особенное, Блэковское, чего так и не перенял Джеймс, взяв от матери только цвет волос и красивый нос.
- Серьезно, Сириус, - улыбаясь, подала голос Эмили, приобнимая Джеймса в ответ. – У тебя привилегированное положение, в доме Поттеров даже мне так не рады!
Все, как по команде, повернулись к ней. Эмили прибыла в дом Поттеров в трауре по матери, и с нее все пылинки сдували.
- Эмили, что за мысли?! – Дори Поттер была поражена до глубины души. – Мы всегда рады, когда ты гостишь у нас!
- Да я не о вас, тётя, и не о вас, дядя, - Эмили Поттер смущенно заправила русую прядь за ухо и улыбнулась. – Просто, когда приехал Сириус, Джеймс первым делом воскликнул: «Какой приятный сюрприз!», а когда я - «А, это ты».
Все залились смехом, понимая, что Эмили вовсе не расстроена и не считает, что ей меньше рады. Она вообще всегда любила бывать в гостях у своего дяди Чарльза и его семьи, а в этот раз этот визит был ей необходим, чтобы не сойти с ума. В детстве, когда отец был на длительных заданиях, они с мамой часто гостили у дяди Чарли и тёти Дори. У них всегда было светло и уютно: мистер Поттер по вечерам сидел в кресле у камина и рассказывал истории из жизни их предков, миссис Поттер вкусно готовила и относилась к Эмили как к дочери, а к ее маме Лотхен, как к сестре. Джеймс же по своей природе много смеялся и всегда был весел. Но когда Эмили было 13 лет, родители разошлись, и мама вернулась вместе с ней в Германию, и Эми пришлось перевестись в Шрамбартон. После этого она два года не видела своего брата и его семью. А потом мама умерла, и Эмили вернулась к отцу. Отец всегда был угрюм и часто плакал, запираясь в кабинете с бутылкой огневиски и большим семейным альбомом. Эмили тоже тосковала, но эта отдаленность отца, в поддержке которого она так нуждалась, лишь усугубляла ее тоску. Поэтому, когда отец вновь вернулся на работу, Эмили с облегчением перебралась в дом семьи Джеймса.
- Сириус… - Джеймс неожиданно напрягся, сжав плечо сестры слишком сильно.
Но Эмили не обратила на это внимание, проследив, как и Сириус, за взглядом младшего Поттера. Белый дым от паровоза немного рассеялся, позволяя видеть семью из трех человек. На расстоянии вагона от них стояли Вальбурга, Орион и Регулус Блэки. Ни старший, ни младший Блэк не видели Поттеров и Сириуса – они смотрели в другую сторону – но Вальбурга смотрела на них в упор. Это была женщина с поистине аристократической осанкой, ее темные волосы были собраны в какую-то сложную и замысловатую прическу, спадающую локонами на темную дорогую мантию. Ничего не выражающим взглядом темных глаз она смотрела на миссис Поттер, являвшуюся ей родной тётей. По взгляду этих глаз нельзя было определить, злится их хозяйка или благодарна Дори за то, что та приютила ее блудного сына. Дори тоже смотрела на свою кровную родственницу с таким же непроницаемым лицом. В этот момент она словно вновь была не всеми любимая улыбчивая Дори Поттер, а наследница древнейшего волшебного рода Дория Блэк. Дори кивнула и отвернулась, дождавшись ответного кивка от высокомерной, но воспитанной миссис Блэк. Сириус же не смотрел на родителей и секунды, словно за прошедшие шестнадцать лет насмотрелся на них с лихвой. Естественно ни Сириус, ни Джеймс, обеспокоенный состоянием друга, не обратили внимания, с каким выражением лица отвернулась Вальбурга. И только Эмили заметила, но тут же списала на свое воображение то, что помимо гнева в темных глазах аристократки мелькнула боль.
Платформа наполнялась очень быстро, и вскоре на ней уже сложно было найти хотя бы пяточек незанятого пространства. Ученики, не видевшиеся с прошлого семестра, радостно обнимались и обменивались свежими новостями, повсюду ухали совы и летали чемоданы.
Лили Эванс, попрощавшись с родителями и Петуньей, жутко недовольной из-за того, что ее вообще сюда притащили, катила тележку с чемоданом в направлении одного из вагонов. Она почти сразу же заметила семейство Поттеров, Сириуса Блэка и какую-то незнакомую гриффиндорке девушку. Вернее, девушка казалась ей знакомой, но Лили не могла вспомнить откуда. Эванс никак не могла решить, следует ей подойти поздороваться или нет, с одной стороны были долгие годы неприязни, а с другой отличная летняя поездка и внезапное чувство. Но желание подойти исчезло напрочь, когда она заметила, что Джеймс обнимает неизвестную девушку за плечи, а та его в свою очередь за талию. Лили почувствовала, что краснеет от раздражения, и поспешила к вагону.
Но Джеймс, уже давно незаметно высматривающий ее в толпе, заметил темно-рыжую копну волос, хозяйка которых не очень удачно лавировала между волшебниками и чуть не сбила тележкой одного из учеников младшего курса. Мягко вывернувшись из объятия сестры, которая даже не обратила на это внимание, так как была увлечена каким-то рассказом Сириуса, Джеймс в три прыжка пересек отделяющее его от Лили расстояние и оказался прямо перед ней.
- Привет, Лил! – парень улыбнулся, непроизвольно проводя рукой по и без того торчащим в разные стороны черным волосам. – Как ты провела остаток лета?
Лили, все еще разозленная и не ожидавшая такого поворота событий, замерла на месте не в силах выдавить из себя ничего кроме угрюмого: «Привет».
-Ты чего такая невеселая, мы же в Хогвартс возвращаемся! – гриффиндорец попытался перекричать первый гудок поезда. – Кстати, я вот уже знаком с твоими родителями, а ты с моими еще нет. Пойдем, они тебе понравятся!
Лили растеряно оглянулась на весело смеющихся родителей Джеймса, но ее взгляд остановился на девушке, что-то доказывающей Сириусу. Джеймс словно понял, что является для Эванс главным аргументом против знакомства с четой Поттер, и поспешил добавить. – И ты, наверное, не помнишь мою кузину Эмили? Она училась в Хогвартсе два года назад, но потом перевелась в Шрамбартон по семейным обстоятельствам, а вот теперь вернулась в нашу любимую школу.
Лили и правда не помнила о сестре Джеймса. Конечно в силу популярности последнего, все знали о нем все, что могли узнать и подслушать, а то, что на курс младше на Ревенкло учится девочка с фамилией Поттер, не ускользнуло ни от чьего внимания. Лили тогда особенно не любила Джеймса, а его кузину знала только внешне, они никогда не разговаривали и почти не пересекались. О том, что та перевелась в Шрамбартон знала лишь по слухам, да и не интересовалась этим, в общем-то. За эти два года Эмили выросла и, уже мало чем походила на ту угловатую двенадцати летнюю девочку, что смутно помнила Лили. Хотя сейчас, когда Эванс могла смотреть на нее без ревности, она легко угадывала туже неизменившуюся улыбку, что была так же похожа на улыбку Джеймса, как и были похожи их одинаковые глаза.
- Я бы с радостью, но мне еще нужно найти себе купе, - пробормотала девушка, слушая второй гудок. – Как-нибудь в другой раз...
- Да ладно тебе, Лил, - он обезоруживающе улыбнулся. – Поедешь с нами, мы уже нашли себе купе.
Лили была несколько рада, что Поттер сменил тему – в отличие от предыдущего, от этого предложения она была твердо готова отказаться.
- Нет, - гриффиндорка заправила вновь выбившуюся рыжую прядку за ухо сделала шаг в обход парня. – В Хогвартс я езжу с Северусом.
- С Нюниусом? – Джеймс засмеялся в своей высокомерной манере, словно Лили сказала что-то очень глупое и смешное.
Один взгляд на вдруг окаменевшее лицо Эванс, и желание веселиться у Джеймса пропало.
- Он мой лучший друг, – холодно проговорила девушка и развернулась, чтобы уйти, но Джеймс поймал ее за руку.
- Прости, Лил… - он больше ничего не сказал, но его глаза были красноречивее всех слов.
Лили кивнула и отвернулась с чуть смягчившимся лицом, оставив расстроенного Джеймса позади. Он не знал, что пока Лили преодолевала оставшееся до вагона расстояние, она улыбалась.
Зато знал Северус Снейп, который наблюдал из окна купе за их разговором. Наблюдал и злился: то ли от того, что не мог слышать его слов, огорчивших ее сначала и обрадовавших потом, то ли от страха, что не заметил, как его угрюмый мир, освещаемый лишь этой светлой девушкой, перевернулся вверх тормашками. Лили не улыбалась после разговоров с Поттером. Никогда. Вот на протяжении уже пяти лет, после каждого столкновения с ним она злилась, расстраивалась, плакала… Что угодно, но не улыбалась.
Слизеринец пробуравил спину гриффиндорца взглядом полным ненависти, но его успокоило, хотя бы чуть-чуть, то, что Джеймс не выглядел даже сколько-нибудь довольным. Северусу хотелось верить, что Лили была рада тому, что смогла уязвить этого болвана, но где-то в глубине его сердца сомнение, подобно большой змее, поднималось, разворачивая темные кольца.
- Привет, Сев! - дверь купе со скрипом отъехала в сторону, и на пороге появилась улыбающаяся Лили.
Парень, вздрогнувший от неожиданности, резко повернулся к девушке и замер. Он смотрел на нее несколько долгих секунд, пожирая взглядом ее светящиеся глаза и улыбку, заламывая руки, и боролся с собой. В его голове теснились тысячи злых и язвительных вопросов обиженного ребенка. Ребенка, личное солнце которого посмело греть кого-то еще. Он не хотел делить ее тепло и доброту ни с кем, а в особенности с Поттером. И хотя Северус знал, что поплатиться за несдержанные эмоции, все равно не смог промолчать.
- О чем ты говорила с Поттером?! – выпалил он, и в его голосе было столько злости и обиды, столько обвинения, что Лили невольно отшатнулась бы, если дверь купе не закрылась за ее спиной за пару секунд до этого.
От неожиданности гриффиндорка даже не заметила обвинения в его голосе, но вот его обида затопила купе, и девушка вдыхала эту горечь вместо воздуха. Она почувствовала себя предателем – они с Северусом всегда считали Джеймса и Сириуса выскочками, обделенными умом, всегда были согласны с мыслями друг друга о них, а тут, получается, их взгляды разошлись. Лили ощущала себя в каком-то роде обманщицей, потому что понимала, какую боль принесет Северусу известие об ее влюбленности. И она испугалась.
- Разве из всех моих «разговоров» с Поттером хоть один был конструктивным? Разве я вообще с ним говорила? – Лили попыталась сделать вид, что не понимает, что так расстроило Северуса, но врать она никогда не умела, и ее неуверенная попытка закончить тему с легкостью была пресечена.
- Да, около трех минут, - привычное спокойствие вернулось к Снейпу, но он не желал прерывать начатый допрос. – Чем он тебя расстроил?
- А разве он меня хоть когда-то не расстраивал? – Лили неуверенно улыбнулась, пытаясь таким образом сгладить разговор и прикрыть свою маленькую ложь. – И давай вообще не будем о нем говорить, лучше скажи, как дома дела?
Лили очень надеялась, что ее друг не заметит того, что она намеренно перевела тему в безопасное русло. И Северус не заметил, раздраженно передергивая плечами в качестве ответа, вспомнив, как с утра Тобиас Снейп лишь отмахнулся на прощание.
Лили виновато пожевала губу, понимая, что еще сильнее расстроила парня, успокаивая себя лишь тем, что если он узнает о ее новом отношении к Джеймсу Поттеру, то его расстройство не пойдет ни в какое сравнение с той обидой, что он будет чувствовать. Девушка потрепала друга по плечу и села на сидение. Больше ни к одной из этих тем они не возвращались.
***
Нарцисса Блэк сидела, обхватив колени руками и положив на них голову с закрытыми глазами и молча слушала рассказ Эрики о проведенном в Норвегии лете. Эрика Забини вообще была очень разговорчивая – она могла закрутить беседу о чем угодно и с кем угодно, даже если, казалось бы, нет тем для разговора. Правда так вполне могут многие сплетницы и прочие подобные личности, но Эрика умела не только раскрутить разговор на пустом месте, но и умела заинтересовать оппонента, даже особенно молчаливого. Вот и сейчас, заметив, что Блэк заскучала, Эрика плавно перевела тему.
- … и знала бы я что, когда вернусь, меня будет ждать столь важное известие, скорее всего, повременила бы с возвращением. Не то что бы это была плохая новость, просто события, переворачивающие жизнь, влияющие на ее дальнейшее развитие, всегда очень сложно осознавать, – Забини лежала на животе в новенькой слизеринской мантии, подперев голову ладонями, глядя в волшебный журнал мод.
Эрика обладала вполне привлекательной внешностью: у нее были темно-русые вьющиеся волосы до плеч и глаза цвета листвы в августе. Не обделила ее природа и хорошеньким лицом с чуть вздернутым носиком, стройной фигурой и умением все это завернуть в красивую упаковку. Слизеринка обожала моду, стильные вещи и людей со вкусом.
- Что еще за известие? – Нарцисса открыла глаза и подняла голову.
- Дэрек Гринграсс, что скажешь о нем? – Забини перевернула страницу и непринужденно стала вглядываться в картинки, на которых девушки в расшитых мантиях принимали то одну, то другую изящную позу; и только нижняя губа, которую девушка нещадно жевала, выдавала сильное волнение.
Да, так было заведено. Аристократки не краснели, не истерили, не выходили из себя, не нервничали, не плакали и т.д. Единственное, что могло выдать внутреннее смятение - это глаза и мелкие детали поведения. Не посвященный в такие тонкости чистокровного бытия вряд ли догадается об истинных эмоциях их обладателя.
И не то что бы Эрика мало знала о Дэреке Гринграссе, просто она с усердием коллекционера заполняла недостающие ячейки.
- Он учится вместе с нами на курсе и к тому же слизеринец. Он достаточно обаятельный, спокойный и не болтливый. Чистота крови и кругленькая сумма в банке прилагаются… - блондинка пожала плечами и заметила, как Забини покусывает губу. – Мерлин… неужели твои родители выбрали тебе жениха? Я думала, что твоя мамочка никогда не отпустит тебя из дома…
Чистокровные браки всегда были под негласной охраной от распространения правды. Семейная жизнь аристократов почти всегда и при любых обстоятельствах находится в тени, обсуждаясь только с самыми близкими и то с особой осторожностью. Вот только всем представителям этой касты ничего не нужно было рассказывать – многие знали это на своем опыте. Ни для кого не секрет, что большинство чистокровных браков совершается по расчету и с подачи старших членов семьи, но об этом не принято говорить, об этом не принято даже думать. Но вот о странных отношениях внутри семьи Забини знали почти все. Миссис Забини была своевольной американкой, не желавшей считаться с патриархальным порядком английского чистокровного общества, вот только мистер Забини был человек суровый, воспитанный именно так. Почти все двадцать лет брака он заставлял жену играть функцию украшения, не желая считаться с ее мнением. Рождение сына, Дэвида Забини, мало что изменило – мальчик вырос точной копией родителя, с точно такими же взглядами на жизнь, и почти не прислушивался к матери. Но вот рождение Эрики поменяло все на свете. И Мистер Забини, и Дэвид души не чаяли в девочке, но сама юная волшебница больше всего любила мать. И хитрая американка естественно обернула это в свою пользу: манипулируя обоими мужчинами через дочь.
- Я тоже так думала, но видимо папа в мое отсутствие решил действовать быстро, понимая, что в моем возрасте пора задумываться и о будущем. У Дэвида вот уже есть невеста, - Эрика повернулась к подруге и улыбнулась.
- А когда помолвка? – Нарцисса, хоть и была особой самовлюбленной, все же переживала за близких ей людей.
Эрика неопределенно пожала плечами, она была настолько ошарашена своим внезапным взрослением в глазах родителей, что даже забыла уточнить подробности.
- Нарцисс, - Забини перестала улыбаться и посмотрела на подругу в смятении. – Как ты приняла свою помолвку с Люциусом?
Нарцисса улыбнулась уголками губ и посмотрела в окно, за толстым стеклом проносились еще зеленые поля и леса.
- Эрика, ты же понимаешь, что это не то… - Блэк вновь посмотрела в еще больше погрустневшие глаза слизеринки. – Люциуса я знаю с детства, он мне почти как брат. И о том, что он станет моим мужем, я тоже знаю с детства. Понимаешь, я просто никогда и не думала иначе, для меня другого пути и не было.
Нарцисса и вправду знала Люциуса Малфоя с тех пор, как себя помнила, знала, как своего будущего мужа, как человека, с которым проведет всю свою жизнь. Она никогда не думала хорошо это, или плохо. Просто это было, есть и будет фактом, как его ни анализируй. К тому же с Люциусом их так много связывало, так много общего у них было, даже будущее. Они понимали друг друга, делились многими тайнами, это был единственный правильный выход в их ситуации.
Они молчали еще в течении нескольких минут, думая каждая о своем. Но Эрика вдруг заговорила, вспомнив о еще двух не обсужденных новостях.
- Кстати, я слышала у Андромеды и этого магла родилась дочь… - осторожно начала Забини, зная, что Нарцисса не любит обсуждать свою семью. – Ты ее видела?
- А? Да, была у них один раз, - девушка откинула серебристую прядь с глаз. – Что бы там не говорила Андромеда, имя она все равно дала в соответствии с традициями нашей семьи. Она ее Нимфадорой назвала…
Нарцисса улыбнулась воспоминаниям, где крошечная девочка с розовыми волосами трепала счастливую Андромеду за щеки.
- А что мама?
Нарцисса покачала головой, не желая продолжать. Кугнус Блэк не упоминал имя своей старшей дочери, с тех пор как он выжег ее из семейного древа Блэков. Друэлла тоже хранила молчание, даже когда Нарцисса почти неслышно прошептала: «Она назвала ее Нимфадорой». Вот только той ночью Нарцисса проснулась от шорохов, и слегка приоткрыв глаза, увидела миссис Блэк, которая стояла у полки и рассматривала в свете палочки фотографии, которые Нарцисса принесла после посещения сестры. На них преимущественно были Андромеда, Нарцисса и маленькая Дора, как ее называл Тэд Тонкс. Нарцисса не дала маме понять, что проснулась, и ей даже показалось, что она слышала тихий всхлип. А на утро девушка обнаружила, что одной фотографии, на которой Андромеда смеется, а малышка треплет ее за кудрявые локоны, пропала. Нарцисса не стала ее искать.
- … а Сириус? Он не вернулся? – спросила Эрика, перелистывая страницу журнала.
Нарцисса не была удивлена вопросом, слухи распространяются по маленькому мирку чистокровного сообщества со скоростью заклинания. К тому же вспыльчивая Вальбурга Блэк не делала из этого такую уж тайну, а Эрика всегда была осведомлена обо всех новостях волшебного мира. Да и вообще на каждом факультете есть группа людей, собирающих сплетни и всевозможные слухи, даже не удосуживаясь узнать, насколько они правдивы. И есть парочка людей, которые действительно все и про всех знают, вот только получить от них информацию зачастую бывает очень сложно, к негодованию всех сплетников. Эрика Забини относилась ко второму типу людей, поэтому любая информация тщательно проверялась ею на предмет правдивости.
- Нет. Он и не вернется, это не в его правилах, - Нарцисса грустно вздохнула, вспоминая, как после жалоб Вальбурги первым делом написала письмо Сириусу и получила весьма однозначный ответ.
Эрика кивнула, понимая, что не стоит продолжать разговор на подобные темы, и уже собралась было продолжить рассказ о своей захватывающей поездке, когда дверь купе плавно отъехала в сторону, впуская внутрь невысокую девушку в мантии цветов Рейвенкло.
- О, Айрис, наконец-то! – Эрика расплылась в улыбке, но тут же снова уткнулась в свой журнал. – Ты пропустила весь мой рассказ о Норвегии…
- Слава Мерлину! Я его уже слышала, - Айрис улыбнулась, от чего у нее на щеках появились милые ямочки, и села рядом с Нарциссой.
Айрис была младшей дочерью в семье чистокровных Ростеров, известная своими скромностью и благоразумием. Она вообще была очень тихой и молчаливой, что стало следствием отношения к ней родителей, которые хоть и любили ее по-своему, все же были более благосклонны к ее старшей сестре Кэссиопее. С рождением первой дочки мистер Ростер смирился, к тому же та унаследовала внешность матери и слыла баснословной красавицей. Но вот рождение второй дочери вместо долгожданного сына расстроило его гораздо сильнее. И хотя права Айрис на привилегии, как младшей, никто не ущемлял, девочка всегда чувствовала свою не желанность. Но она, хоть и была не особенно похожа на свою красавицу сестру, все же обладала привлекательной внешностью: у нее были светло-русые вьющиеся волосы и слегка раскосые «кошачьи» глаза теплого светло-синего цвета. Но милое лицо с красивыми ямочками во время улыбок и маленький рост, а также слишком уж хрупкое телосложение, сыграли свою роль – она выглядела младше и гораздо более беспомощной, чем являлась. Айрис вообще была одной из таких людей, на которых ни в какой ситуации нельзя подумать, но, обладая от природы острым умом и целеустремленностью, она иногда оказывалась одной из наиболее значимых в интриге фигур.
- А у тебя жених случайно не появился за ту неделю, что мы не виделись? – Нарцисса смерила Ростер оценивающим взглядом. – Возраст то уже подходящий.
- Да родители не вспомнят про меня, пока Кэсс не станет мисс Забини… - отмахнулась девушка и посмотрела на Забини. – А что ты там смотришь?
Эрика, словно дожидалась этого момента, вспорхнула со своего сидения и в мгновение ока очутилась рядом с Айрис, разложив журнал у той на коленях.
- Смотри, как считаешь, какое лучше? – слизеринка указала на три разных модели платьев. – Думаю выбрать какое-то из этих на помолвку, а Нарциссу мои переживания совсем не волнуют!
Эрика сделала обиженное выражение лица и, насупившись, посмотрела на блондинку, которая в свою очередь хмыкнула и встала.
- Я уже сказала, что на свою помолвку не одела бы ни одно из них, - Нарцисса улыбнулась и открыла дверь, - и я скоро вернусь.
Нарцисса неспешно пошла по пустому вагону, заглядывая в купе: незаметно, словно окидывая равнодушным взглядом что-то, что ее мало заботило. На самом деле девушка действительно даже не вглядывалась в лица учеников – ту компанию, что она искала, сложно пропустить.
Признаться, за весь прошлый год ее порядком утомили их секретные свидания, взгляды украдкой, она хотело настоящих отношений, что бы все смотрели на них и умилялись, а не шептали, что они не подходят друг другу. Вот только нельзя было взять его за руку, если рядом был хоть кто-то посторонний, нельзя было смотреть на него, потому что смотреть на него с презрением слизеринской принцессы она не могла. Нарцисса никогда так не злилась на судьбу прежде, ведь она всегда получала то, что хотела, всегда могла получить все, что только можно представить: самые красивые платья, самые дорогие украшения, самый перспективный брак, самых влиятельных друзей. Все, что было так ценно в ее мире, она могла с легкостью получить. Но стоило Нарциссе вырваться из него, как оказалось, что мир гораздо больше на самом деле, больше чем наряды, украшения и власть. Вот только в этом мире она не могла ничего…
Нарцисса остановилась у зашторенного купе в конце вагона, когда из перехода послышались шаги и два знакомых голоса.
- Нет, я уверен, что она изменила свое отношение ко мне, вот увидишь! – даже по голосу можно было понять, что Джеймс Поттер улыбается своей озорной улыбкой.
Не успела Нарцисса осмыслить услышанное, как дверь тамбура открылась, и в коридоре появились Сириус Блэк и Джеймс Поттер. Нарцисса почувствовала, как что-то большое и теплое, подобно цветку, распускается у нее в животе. Она не видела его два месяца, два месяца не слышала его голос, а не прикасалась к нему и того больше. Она и не отдавала себе отчета, что вообще способна так по кому-то скучать! Этого момента девушка ждала все лето, и вот сейчас все закончится. Ей даже в голову не пришло, что они расстались, а точнее, что она его бросила. Сейчас она этого не помнила, как не помнила и саму ссору, или ее причину. Да и какая разница, если они любят друг друга?
- О, Цисс! Ты почему здесь одна? – Сириус первый ее заметил и тут же подскочил к кузине, обнимая ее за плечи.
- Привет, Блэк, - Джеймс тоже улыбался своей обычной, потрясающей, но обычной улыбкой. – Я слышал, в июне состоялась твоя помолвка, поздравляю!
Девушка даже не обратила внимания, что Сириус назвал ее Циссой, хотя она ненавидела сокращения имен. Она во все глаза смотрела на Джеймса, а он смотрел на нее и улыбался. Так улыбаются, случайно встретив после долгой разлуки хороших знакомых, людей, которые были раньше в твоей жизни, а теперь нет.
В его голосе Нарцисса не слышала вины, он действительно не чувствовал себя виноватым, он и не был ни в чем виноват.
Девушка стояла как громом пораженная, не в силах пошевелиться, не в силах выговорить ни слова. Хотя ей безумно хотелось ударить его, или развернуться и убежать или еще что-нибудь в этом духе. Только не стоять сейчас здесь рядом с ним, таким родным и таким нужным, ощущая себя маленьким ребенком, прилипшим к витрине, за которой стоит манящий и сверкающий Джеймс. Она мысленно протянула руку, чтобы коснуться его, но буквально физически ощутила холод витринного стекла под пальцами. Вот снова в этом мире она не могла получить то, что хотела больше всего на свете.
- Спасибо, - машинально кивнула Блэк, понимая, что ни прошло и секунды, а ей показалось, словно она молча смотрела на него десятки лет.
Нарцисса посмотрела ему в глаза, поражаясь, как он не видит той боли, что скапливается в них невидимыми слезами, которые не будут пролиты. Но в его глазах по-прежнему был топленый шоколад, вот только теперь она больше не могла испить его до дна.
- Эм… Ладно, Цисси, мы, пожалуй, пойдем… - Сириус заметил все, что плескалось сейчас в серебристых глазах слизеринки, и точно знал, что сейчас ей нужно остаться одной.
Он сжал ее руку, показывая, что ему она дорога, как и прежде, вот только девушка не заметила. Джеймс махнул ей рукой и утянул Сириуса за собой по коридору.
- Увидимся, - проговорила Нарцисса им в след, поражаясь тому, как ровно звучит ее голос, когда все рушится внутри.
Нарцисса так ждала их встречу, вот только после нее закончилось действительно все.
«-А если бы ты разлюбил меня, что бы ты делал?
- Ничего.
- Ничего?
-Если бы я разлюбил тебя, то мне не было бы больно видеть тебя, не было бы сложно улыбаться тебе, как если бы ты разлюбила меня. Я бы мог спокойно с тобой разговаривать и шутить над тобой. Зачем избегать человека, если ты благодарен ему за проведенное время? Благодарен, но больше не любишь.
- Но как бы я тогда поняла, что ты меня больше не любишь?
- Такое нельзя не заметить…»
Обрывки их старого шутливого разговора звенели у нее в голове осколками зеркала, которое они тогда случайно разбили. А может то был звон не зеркала. Нарциссе, вдруг вспомнилось, как она проснулась ночью от тревожного звона бубенчиков. Тот звон был гораздо громче, гораздо тревожнее…Этот напоминал его эхо. Эхо от падающих осколков, которые достигли сердца.
***
- Зачем ты так с ней? – вспылил Сириус, стоило им зайти в другой вагон.
Джеймс ничего не ответил, глядя прямо перед собой, словно не услышал. Да и что он мог сказать? Он не чувствовал себя виноватым, вернее чувствовал вину, но знал, что на самом деле не сделал ровным счетом ничего, за что мог бы ее ощущать. Нарцисса уже давно отошла для него в прошлое, она там осталась, в том году, и она осталась там сама. Но пришел новый год, и в сердце гриффиндорца больше не было свободного места для этой странной девушки, так стремительно меняющей гнев на милость.
- Неужели ты не видишь, что своим поведением причиняешь ей боль?! – Сириус негодовал, потому что потерянное выражение лица, которое он лицезрел пару минут назад, никак не вяжется с ее тщательно продуманным образом. А Нарцисса всегда умела держать марку.
- Каким поведением? – Спокойно спросил Поттер, словно речь шла о погоде или цене на хлеб.
Блэк открыл было рот, но, за неимением веских обвинений, тут же его закрыл. Он понимал, что его друг действительно не сделал ничего плохого – он не проигнорировал свою бывшую девушку, не сказал ей какие-либо колкости. Ровным счетом ничего. Но тогда почему ее лицо было таким, словно Джеймс ударил ее?
- Но… - начал было Сириус, для которого Нарцисса была любимой сестрой, и он ощущал своим долгом ее защищать.
Тут вспылил Джеймс.
- Это она меня бросила! Не я ее! – он с вызовом смотрел на друга, злясь на него и на себя, и на всю эту ситуацию, омрачившую такой хороший день. – Три с половиной месяца назад! Три с половиной месяца я был ей не нужен, потому что она думала, что я в очередной раз прибегу к ней подобно верному псу, стоит ей лишь поманить! Твоя сестра, какой бы милой она не была без маски чистокровки, не жертва случая, из-за которого она родилась в такой семье, а высокомерная девица, привыкшая получать все, что захочет. И то, что ее воспитание сыграло с ней злую шутку, я не виноват…
Джеймс замолчал, словно у него кончился воздух в легких. Сириус, не ожидавший такого выпада, молча замер, пристально вглядываясь в лицо друга. Узы дружбы крепче уз родства. Сириус похлопал друга по плечу, и они пошли дальше.
- Ты не любил ее, да? – немного помолчав спросил Блэк, глядя в окно на проплывающие мимо поля.
- Нет. – Джеймс засунул руки в карманы и, нащупав холодный золотой шарик, успокоено выдохнул. – Я был влюблен, и утомленный многолетней безответной симпатией к Лили, я с головой погрузился в это чувство. На какое-то время оно перекрыло для меня все. Вот только знаешь, в один прекрасный момент оно, словно картина, нарисованная на стекле, стало выцветать, впуская образ Лили назад. И когда Нарцисса меня бросила, я почувствовал свободу. А теперь все точно кончено.
Сириус молча слушал друга, пытаясь понять, каково ему было. Но Сириус еще ни разу никого не любил, его свободное время наполняли недолговременные бурные интрижки, которых в силу своего обаяния и красоты молодой Блэк имел с лихвой. На его счету было немало разбитых сердец и убитых мечтаний, вот только девушки по-прежнему толпами ходили за ним, в тайне мечтая стать следующими.
- Ладно, не время предаваться унынию, - Джеймс остановился около двери в их купе и улыбнулся своему лучшему другу.
- Да, мы едем в Хогвартс! – ликующе воскликнул Сириус и толкнул дверь.
Не успели они войти, как им под ноги грохнулся с невообразимым шумом маленький, но полный Питер Петтигрю, который запутался в школьной мантии, в которую, видимо, переодевался. Хотя на полу он напоминал больше гору тряпок, чем ученика. Ремус, поднявший на вошедших свои янтарные глаза, залился смехом вместе с Джеймсом и Сириусом.
- Мерлин, Питер! – хватаясь за живот выдохнул Поттер, - Даже моя троюродная тетушка не такая неуклюжая, а ведь она шире тебя в три раза!
Сириус же вообще не мог ничего говорить, задыхаясь от смеха, хотя сказать он, судя по его лицу, хотел многое. Темноволосый аристократ, посмеиваясь, упал на сидение рядом с Ремусом и положил тому руку на плечи. Люпин же, сдерживая смех, пытался вникнуть в статью о Красных колпаках, которую читал в учебнике по защите от темных искусств.
Ремус вообще был самым уравновешенным и благоразумным из всей их четверки. В отличие от трусливого и застенчивого Питера, чрезмерное спокойствие и скромность Люпина были обусловлены природной кротостью характера и приобретенным комплексом изгоя, в виду проблем с ликантропией. И хотя сейчас у него были верные друзья, Рема никак не мог оставить страх того одиночества, что стало его спутником с той памятной ночи.
- Эм… - в приоткрытую дверь купе заглянула Эмили, переводя недоуменный взгляд со смеющихся друзей на красного Питера, который барахтался на полу, еще больше путаясь в рукавах своей мантии.
Джеймс и Сириус переглянулись и вновь залились диким хохотом, который через приоткрытую дверь разносился уже по всему вагону. Ученики один за другим выглядывали в коридор, а некоторые шли прямиком к месту шума. Чтобы не допустить столпотворения, девушка закрыла дверь и прижалась к ней спиной – другого места на полу попросту больше не было.
- Привет еще раз, Эмили, - Ремус уже справился с собой и приветливо улыбался кузине друга.
Удивительно, прошло столько лет, а эти четверо словно ни на минуту не повзрослели. Эмили вспомнилась ее первая поездка в Хогвартс: это был единственный раз, когда она была с ними так долго, была частью их удивительно цельной дружбы. До школы Эмили и Джеймс были очень дружны, но сначала Джим уехал, после шляпа разделила их, а потом и вовсе жизнь. И вот она снова в этом купе, как четыре года тому назад, четыре долгих года. Тот путь повел ее не лучшей дорогой, куда заведет этот?
Девушка улыбнулась в ответ и выжидающе посмотрела на Джеймса, в надежде, что тот успокоится. Друзья, впрочем, уже исчерпали запас бурного веселья и приняли свой привычный вид, который так и кричал о том, что они оба чертовски привлекательны и знают об этом сами.
- Не знаю, как это оказалось в моем чемодане, - Эмили помахала журналом, на обложке которого золотыми буквами переливалась надпись: «Самые очаровательные игроки в квидитч за все времена», а под ней красивая девушка на метле махала зажатым в руке снитчем.
- Мерлин, я его все сегодняшнее утро искал! – Поттер выхватил журнал и сделал выражение лица таким, словно получил ценнейшую в мире вещь.
Сириус, который все это время смотрел на девушку оценивающим взглядом, поспешил вступить в беседу:
- Тебе кстати не страшно возвращаться в Хогвартс после стольких лет? Многие тебя уже не помнят… - аристократ улыбнулся и подмигнул Эмили. – Хочешь, мы будем везде тебя сопровождать, чтобы тебе не было одиноко?
Конечно, ей было страшно. Что он знает о том, как все меняется? Как друзья привыкают к твоему отсутствию, как родители привыкают к отсутствию друг друга, и как только ты одна никак не можешь привыкнуть.
Но она покинула Хогвартс только два года назад. За это время приобретается французский акцент, приобретаются новые друзья и новый опыт, но помять остается на месте. Эмили помнила весь свой курс, помнила парочку старших, младших тоже, но те наверняка выглядят совсем иначе. Она была уверена, что ее тоже все помнят.
- Меня сложно забыть, - Эмили насмешливо посмотрела в красивые синие глаза Блэка и добавила, выходя из купе. – К тому же мне не нужны проблемы с преподавателями, а вы считаетесь ходячими неприятностями.
Ремус засмеялся, перелистывая страницу учебника, а Сириус и Джеймс продолжали смотреть на дверь, за которой только что скрылась Поттер.
- Поттер, когда два года назад я последний раз видел твою сестру, я даже не мог предположить, что она вырастет вот такой… - Сириус восхищенно хмыкнул, переводя взгляд на друга. – Даже ты уступаешь ей в привлекательности!
Сириус не грешил против истины. Эмили Поттер действительно была очень привлекательной в свои пятнадцать лет. Ее волосы были не черные, как у Джеймса, а золотисто-каштанового цвета и не торчали в разные стороны, а идеально прямыми прядями ниспадали чуть ниже плеч. Глаза у нее были точно такого же карего цвета, вот только искрились они иначе. Последним сходством с братом была ее открытая улыбка, располагающая к себе людей. Во всем остальном она мало на него походила: она была ниже его почти на голову и не обладала склонностью к шалостям и розыгрышам, была гораздо более ответственной и благоразумной, возможно, именно поэтому она попала не на Гриффиндор, а на Рейвенкло. Но людям она нравилась, и ее, так же, как и Джеймса, многие любили без серьезных на то причин.
-Я, конечно, польщен, но если бы ты считал меня более привлекательным, то я начал бы беспокоится о причинах твоего хорошего ко мне отношения, - не сразу вникнув в суть фразы пробормотал Джеймс, открывая журнал.
Но весь смысл сказанного другом постепенно стал до него доходить, и Джеймс вскинул голову и резко посмотрел на Сириуса. Первое, что вспомнилось Поттеру, так это то, как Сириус разбудил его посреди ночи с рассказом о сне, в котором он женился на преподавателе травологии. Они тогда так смеялись, что было удивительно, что проснулась только Эмили. Она прямо в пижаме ворвалась к ним в комнату и прошипела что-то о том, что если они не заткнутся, то она поотрывает им головы. На ней тогда была футболка и смешные короткие шортики с пикси. Только сейчас Джеймс понял тот взгляд Сириуса на ее ноги.
Джеймс знал, что Эмили красива и привлечет внимание многих парней, но она была его сестрой, и, возможно поэтому, его бесил каждый взгляд любого парня на нее. Но то, как смотрел на нее Сириус, доводило его до неуправляемого бешенства. Слишком хорошо Поттер знал о похождениях этого героя-любовника.
- Блэк, не смей даже думать об этом! – карие глаза гриффиндорца полыхнули огнем, предвещая скорейшую гибель при попытке ослушаться.
- О чем ты, Джим? – аристократа такое выражение лица очень позабавило, в отличие от Питера, который испуганно переводил взгляд с Джеймса на Сириуса.
- Ты знаешь, о чем я! – Джеймс перевернул странице журнала, бросив последний грозный взгляд на друга. – Держись подальше от Эмили!
Сириус хмыкнул что-то неразборчивое, откидывая черную прядь с глаз. Он не собирался разжигать вражду с другом, но что он мог с собой поделать. И раньше братья его девушек обещали наслать на него смертельное проклятие, но это была ерунда. Здесь же нужно было действовать как-то иначе, чтобы все остались довольны в конце. А то, что он будет, этот конец, Сириус не сомневался ни на секунду. Он не собирался влюбляться.
***
В этом купе было особенно тихо для начала нового, последнего для находящихся здесь, учебного года. И дело было вовсе не в радостной грусти, свойственной концу очередного жизненного этапа. В воздухе витала самая настоящая, тщательно скрываемая, но все же печаль.
Люциус Малфой сидел с непроницаемым лицом и сжимал тонкую руку девушки, сидевшей рядом и прижавшейся лбом к холодному стеклу. У нее были прямые светло-русые волосы и карие глаза, в которых была сейчас такая горькая тоска, что она боялась перестать смотреть в окно, рискуя затопить ею присутствующих. Но даже не смотря на ту боль, что витала вокруг нее подобно дымке, чувствовался внутренний стержень аристократки, позволяющий сидеть здесь и просто смотреть в окно, а не крушить поезд и весь мир заодно. Это была Сарра Лоуренс, старший ребенок в семье чистокровных магов, возлагающих большие надежды на ее будущий брак. Жених еще не был выбран, но ее не допускали к обсуждению претендентов, ссылаясь на то, что она еще мало понимает в жизни. Вот только она понимала побольше многих. Ей было всего семнадцать, по законам волшебного мира она уже сама могла решать касающиеся ее вопросы, по законам ее мира, она по-прежнему не могла ничего. В свои семнадцать она уже теряла самого дорогого для нее человека, совершенно не представляя, как она будет с этим жить, как только закончится этот последний для них год.
Люциус Малфой страдал не меньше, вот только он уже давно смирился с этим своим жребием. Он с детства знал, что ему подберут самую подходящую для него невесту, собственно ее уже тогда и подобрали. Нарцисса Блэк была его судьбой, его будущим, вот только он так и не научился смотреть на нее, как на невесту, она всегда была ему словно маленькая сестра. Да она никогда и не требовала от него подобающего отношения, она вообще никогда от него ничего не требовала. В ее жизни вскоре собиралась разгореться собственная драма, от которой Нарцисса до сих пор так по-детски убегала, не желая даже думать о том, что она не сможет быть вечно вместе со своим гриффиндорцем.
Сидевшие напротив два подростка сочувственно смотрели на друзей. Им тоже было, о чем грустить, о чем печалиться. Высокий парень с черными, как смоль, волосами и ярко-синими, холодными глазами, обнимал девушку с темно-каштановыми волосами и грустными карими глазами. У нее вообще всегда были грустные глаза, даже когда она улыбалась, улыбка казалась очень печальной и неискренней. Это были Ричард Пьюси и Эвелин Течер, наследники двух чистокровных родов. Они тоже со страхом и замиранием сердца ждали вынесения вердикта от родителей. Им было семнадцать, а в этом возрасте уже обычно есть будущие супруги для таких как они. У них же не было. У Пьюси по причине того, что отцу было не до этого в связи с болезнью и смертью жены, а родители Эвелин уже как два года вышли из фавора у Темного Лорда, в связи с чем потеряли большую часть состояния. Эндрюс Течер боялся, что из-за не такого крупного (по меркам богатых аристократов, разумеется) приданного, его дочь не позовут замуж.
Поэтому Ричард и Эвелин смотрели на своих друзей не только с жалостью, в конце концов, они все знали, что Абракас Малфой не поменяет давно выбранную Нарциссу Блэк ни на какую другую аристократку, они смотрели на них со страхом. Потому что эта судьба могла ожидать и их.
Они все были на летней помолвке Нарциссы и Люциуса, и все до сих пор ощущали ту взрывную волну, оставшуюся после вспышки боли в сердце Сарры в тот день. Тогда они и поняли, как сильно надеялась Лоуренс на то, что помолвки не будет, как сильно она углубилась в свои грезы, потеряв связь с болезненной реальностью. А в тот день эта реальность ударила как никогда раньше.
Люциус перебирал ее тонкие пальцы, пытаясь передать им хотя бы частичку тепла. У нее всегда были ледяные руки, настолько ледяные, что ее прикосновения вызывали судороги по телу, поэтому Малфой всегда старался согреть их, чтобы и она сама не обжигалась об холод своих пальцев.
Ладонь Сарры, что так неподвижно покоилась в руках блондина, вдруг выскользнула из его пальцев. Это неожиданное движение выдернуло присутствующих школьников из оцепенения, как из глубокого сна. Сара встала и, ни на кого не глядя, вышла из купе, бросив в тишине: «Я к Алану».
Алан Лоуренс был младшим братом Сары. «Хотела бы я быть младшей. Младшим всегда везет…» - говорила Сара с горькой усмешкой. Она говорила так, потому что ему действительно повезло в самом главном для нее. Алан был мальчиком, был наследником, с него был больше спрос, но привилегий тоже больше было. Алану разрешили выдвинуть кандидатуру на роль будущей мисс Лоуренс, ему повезло. Так же как повезло влюбиться в девушку наичистейшей крови Блэков – это семейство имело высочайшую цену. Алану повезло в том, в чем так не везло Сарре. Да, она полюбила человека из столь же ценного семейства. Да, он полюбил ее в ответ. Вот только судьба их любви была предрешена слишком давно, чтобы можно было что-то исправить.
Сарра называла себя невезучей. И многие бы не поняли, в чем заключается невезение для красивой и богатой девушки. Но и поняли бы тоже многие.
Алан же был исключением. И за свою исключительность получил от сестры прозвище «Счастливчик». Оно достаточно быстро прижилось, и теперь очень многие звали его так, вот только мало кто знал о природе возникновения этого прозвища.
Люциус накрыл опустевшую ладонь другой и не двинулся с места. Не в его правилах было бегать за девушками. Лоуренс была исключением, но Сарра никогда не уходила вот так. Она впервые не хотела, чтобы он пошел за ней.
Малфой закрыл глаза, прогоняя от себя мысли, что его судьба была решена не им. Теперь, когда они с Нарциссой были официально помолвлены, уже точно ничего нельзя было изменить. Ни Абракас Малфой, ни Кугнус Блэк не позволят ему расстроить их планы. И Люциус гнал от себя мысли, что возможно отец изменил бы свое решение, если бы Люциус сказал о своем несогласии до помолвки. Просто тогда слизеринец испугался…
Да-да, этот высокомерный, самовлюбленный слизеринец боится своего отца. Вот только вряд ли его за это можно осудить. Абракаса Малфоя боялись многие, а рассказы о его жестокости и бессердечии пересказывались исключительно шепотом. И Люциус действительно всем сердцем его боялся, еще с тех пор, как его мать Арабелла Малфой была найдена у подножия их парадной лестницы мертвой. Целители постановили, что ее падение стало результатом несчастного случая, вот только слухи ходили разные. Но суть у всех была одна – в смерти Арабеллы виноват Абракас. А Люциус верил. Потому что всю жизнь видел жестокое обращение отца с матерью, всю жизнь сам подвергался нападкам отца. Но молчал. И поэтому промолчал о своей помолвке, за что и поплатился этим отчаянием в глазах всегда такой гордой Сарры.
Люциус сжал кулаки и открыл глаза. Он был невозможно зол. Зол на себя, на свой страх, на отца и на Сару. Он злился на ту, кого любил, потому, что у них остался только этот короткий год, а она уже сейчас отстраняется от него, предпочитая в одиночку переживать свое горе. Всего один год они могли безраздельно принадлежать друг другу, потому что Мерлину лишь известно, сколько крох счастья они смогут урвать потом.
- Люц… - тихий шепот Эвелин разорвал тишину.
Малфой сфокусировал взгляд на ее испуганном лице, успокаиваясь. Он никогда не понимал, как Течер попала на их факультет. Она была тихой и словно всегда напуганной. Таким не было места на слизерине, таких смешивали с серой массой. А она была на верхушке их иерархии даже теперь, когда Тёмный Лорд перестал покровительствовать ее отцу. Но рядом с ней всегда был Пьюси, по праву занимавший свое почетное место в элите. Люциус уже забыл то время, когда Рич передвигался по замку без нее, она была его тенью. Вот и сейчас Эва жалась к парню, словно вокруг них бушевал огонь. Хотя, по сути, так и было…
Ричард перехватил взгляд блондина и, посмотрев на него, как на слабоумного или тупого, качнул головой в сторону двери, словно показывая, что не время проявлять характер. И, быть может в другой раз, Пьюси получил бы по полной программе за такие мысленные намеки, сейчас Люциус знал, где ему необходимо быть. Он встал и резко вышел из купе.
Эвелин повернула голову и с грустью посмотрела в синие глаза Ричарда. Как бы она не старалась, как бы усиленно не прятала свой страх в глубины души, он все равно прорывался наружу. Она так боялась, что это такое знакомое «Эва и Рич» на исходе этого года канет в лету, шрамом оставшись только в их сердцах.
Ричард погладил девушку по щеке, кончиками пальцев касаясь ее губ. Ему хотелось сказать ей, что все будет хорошо, вот только глупо было лгать. У их друзей уже ничего не будет хорошо.
А Сарра зашла в пустое купе и села у окна. Она не собиралась идти к брату. Какой в этом был смысл? Она не хотела портить его счастья своим горем, но и просто радоваться за него не могла. Слишком устала она от своих грез, каждая из которых начиналась с «а если бы…». Да, возможно все могло сложиться по-другому, вот только видимо не с ними. Не с ней и не с Люциусом.
Не суждено ей было стоя в белом платье и глядя в его серые глаза сказать такие важные «…пока смерть не разлучит…», не суждено ей было стать миссис Малфой, не суждено было родить ему сына, у которого будут его глаза, и состарится вместе с ним тоже было не суждено. Столько всего ей было не суждено, что Сарра иногда задавалась вопросом: «а что, если и встретиться было не суждено?». Как дать ответ на этот вопрос, когда день ото дня она смотрела в его глаза и мысленно твердила себе: «судьба!». Вот только Люциус оказался не ее судьбой.
Лоуренс закрыла глаза и прислонилась лбом к холодному стеклу. Ей так хотелось, чтобы весь холод от окна передался ее телу, чтобы замерзнуть, не чувствовать больше. А в голове набатом: «один год». И время, казалось, было настолько осязаемым, что Сарра почти видела, как оно утекает в прошлое.
Девушка резко вскочила, и в этот момент на пороге купе возник Люциус Малфой. Они несколько долгих секунд смотрели друг на друга, словно пытаясь понять, почему они были не вместе. Сорвавшись с места Сарра бросилась к нему на шею, утыкаясь лицом в слизеринскую мантию. И страх быть оттолкнутой испарился, когда она почувствовала его сильные руки, изо всех сил прижимающие ее к груди, словно желая забрать ее внутрь себя.
- Не убегай от меня больше, - Люциус гладил ее по русым волосам, вдыхая запах духов, которыми они пахли.
- Не убегу, - Сара взяла его лицо в ладони и прижалась к его губам со всем неистовством, со всей своей любовью, что сейчас, подобно костру, бушевала у нее в сердце. – Не убегу…
