Глава 11. Ангел и ЗверьМы романтики старой закалки
из минувшей и страшной поры.
Мы явились на свет из под палки,
чтоб воспеть городские дворы.
Струн касались рукою привычной,
и метался меж нами, как зверь,
целомудренный ангел столичный,
одурев от любви и потерь.
Сибилла уже уложила маленького Сэма и, сидя в гостиной перед камином, штопала командорские носки при помощи нового приспособления, подаренного ей мужем. Ваймс подошел к ней, чтобы обменяться приветственным поцелуем, и заметил, что «грибок» не исправил тактику Сибиллы по отношению к носкам. Она всё равно затягивала узлы так, что штопка представляла собой месиво твердокаменных узлов.
- О, капитан Моркоу, сержант Детрит! – обрадовалась леди Сибилла вошедшим. - Приятно видеть здесь стражников. Не останетесь на ужин? Сегодня рагу по-морпоркски и найдётся кокс для тебя, Детрит.
Ваймс услышал, как Моркоу громко сглотнул слюну. Детрит тоже издал похожий на шелест гравия звук, когда сглотнул, что там, у троллей, вместо слюны.
- Нет, дорогая, у них дежурство, - Ваймс был неумолим.
- Детрит, передавай привет Рубине. Пусть заходит в гости. Моркоу, рада была тебя видеть, - Сибилла попрощалась со стражниками, и повернулась к Ваймсу. – Сэм, это было жестоко, - укорила она. Потом пригляделась к мужу: - Что-то случилось?
Ваймсу не хотелось волновать жену, но с кем он мог ещё поговорить? Ему казалось, что весь мир сошел с ума, если защищает Карцера.
- Случился Карцер, - решился Ваймс. - Все словно помешались, - пожаловался он. - Кривс защищает его в суде. Витинари хочет принять его на государственную службу. Моркоу говорит, что место Карцера в Страже. А я в меньшинстве, потому что считаю, что Карцер просто манипулирует сознанием людей. И, самое паскудное – на суде, перед журналистами, он произносит, что то вроде: «не убиваю женщин и детей», и героически самоубивается.
Сибилла сочувственно кивнула:
- Это верно, люди слишком мягкотелые. А вот болотные драконы не попались бы на такой трюк.
- Гм… - Ваймсу вовсе не польстило сравнение с болотными драконами.
Дворецкий вошел в гостиную.
- Вечерняя «Таймс», ваша светлость, - газету Вилликинс отдал Ваймсу, но при этом смотря на леди Сибиллу, и показав ей краешек рисунка.
Ваймс видел и манипуляции Вилликинса, и торжествующую усмешку Сибиллы. Значит в «Таймс» новая карикатура на герцога Анкского. Его жена обожала пополнять семейную галерею совершенно, по мнению Ваймса, безвкусными и не смешными рисунками господина Физза. Протестовать было бесполезно, он лишь обречённо вздохнул, и развернул газету.
- Ну, вот, я же говорил! - воскликнул Ваймс, увидев на первой странице иконографию улыбающегося Карцера. Под картинкой была напечатана анкета для голосования читателей «Таймс»: жить ли Карцеру или умереть. Ваймс ещё раз взглянул на иконографию: Карцер был смазливый молодой прохвост. Все эти три обстоятельства влияли обычно на общественное мнение, наполовину состоящее из женской аудитории. Ну и – ладно-ладно, этот аспект тоже имел место – некоторой части мужской.
Редакторская колонка пестрела словами вроде: «законность гражданских властей»; и фразами: «позиционировать себя как уважаемых членов общества, осуждающих неорганизованную преступность». Впрочем, де Словв остался верен себе: по его статье совершенно невозможно было определить, что он сам думает по этому поводу.
Далее был репортаж о суде над Карцером. И не очень удачная иконография из зала суда, где большую часть снимка занимало изображение большого пальца Вильяма, попавшего в кадр. Впрочем, можно было разглядеть и шокированные лица глав гильдий, и хищную фигуру Отто Фскрика, и могучую спину Архиканцлера, с азартом помогавшего Ваймсу. А, также самого командора, оравшего что-то кому-то, не попавшему в кадр.
Ага, а вот и карикатура: гипертрофированная фигура стражника, в которой Ваймс без труда узнал самого себя, вытирает нос закованному в кандалы человеку в тюремной робе. И подпись: «традиционное полицейское отношение». О, боги (сколько их там ни есть)!
Но хуже всего было то, что де Словв написал о расследовании дел людей, убитых Карцером, аналогичном тому, что провёл Моркоу. Вот заметка о булочнике, пускавшего на вторичную переработку непроданный хлеб, и поддерживая, таким образом, популяцию плесени на неизменном уровне. Остальные истории были ещё более гадкие: о добропорядочных гражданах, совершавших за опущенными шторами, в погребах своих домов и маленьких магазинчиков то, что на профессиональном жаргоне полиции называлось «домашним насилием».
Ваймс опустил руку с газетой, и, закрыв глаза, принялся тереть лоб.
- Сэм? – окликнула его леди Сибилла.
Он позволил Сибилле забрать у себя из рук газету.
- Он, безусловно, в чем-то виновен, - взглянув на иконографию Карцера, сказала она, чтобы поддержать мужа.
- Как и все остальные. Это же Анк-Морпорк, - буркнул Ваймс. Он взял полную руку Сибиллы и коснулся её губами, благодаря за поддержку.
***
- Фред ты мне должен пенни, - напомнил капрал Шнобс, выуживая откуда-то из тайников своего стражнического обмундирования свинью-копилку.
- И какой улов? – поинтересовался Колон, опуская в щель копилки проигранный пенни.
- Почти сорок два доллара, Фред, - ухмыльнулся Шнобби. - Этот парень просто золотая жила.
***
- АЛЬБЕРТ, ТЫ НЕ ОСТАВИШЬ НАС? – обратился Смерть к старику со сковородкой.
- Я ничего не сделал, – откликнулся тот, указывая пустой сковородкой на тихо сползавшую со стены глазунью.
- Стало быть, вас можно обвинить в злостном ничегонеделании, - поддел его Карцер, пародируя своих судий, их менторский тон, неподвижное лицо и ледяной взгляд.
Названный Альбером, отшвырнул сковороду в мойку и обиженно ушаркал прочь, ворча себе под нос.
- Не хотел обижать твоего друга, - Карцер посмотрел вслед Альберту. Он привык никого не пускать в своё личное пространство, как в физическом, так и в эмоциональном плане. Смерть, как физическое явление – исключение. И вот он разговаривает с Антропоморфной Персонификацией.
- Я ЗНАЮ.
- Всегда всё порчу… - к чему лишние мучения, если он уже вполне приспособился жить со своим изъяном?
- ЭТО Я ТОЖЕ ЗНАЮ.
Карцер невесело усмехнулся. Глубинный и правомерный стыд за убийство единственной женщины повредило достоинство, на котором держалось его желание жить. Сама его сила, состоящая из куража и творческой активности, подверглась сомнению, и заслужила осуждения и смерти со стороны самого сурового судьи – самого себя. Переживший насилие, Карцер привык полагаться только на себя. Стремление владеть ситуацией и игнорирование любой боли превратилось в ментальный эквивалент ножа, без раздумий пускавшийся в ход при виде реальной или мнимой опасности. А непокорство ещё более обостряло его одиночество. Но даже самое ожесточившееся сердце чувствует искушение согреться.
***
Ангва закончила письменный отчёт и ловко зашвырнула карандаш за шиворот Моркоу. Тот, не отрываясь от чтения, попытался карандаш достать. Ангва хихикала, глядя какие нелепые телодвижения может совершать человек.
– Не дёргайся, - смилостивилась Ангва. Подошла и вытащила из одежды капитана карандаш.
- Спасибо, - поблагодарил Моркоу.
- Ну, и как чтиво?
- О, это очень интересно, - отозвался он. – Ты знала, что сердца людей, переживших насилие, окружены стенами, мешающими им быть счастливыми?
- Это ты о Карцере?
- Не только, - Моркоу бережно перелистнул страничку. – Быть маленьким и одиноким очень страшно. Без правильного руководства ребёнок может делать то, что ему не свойственно.
- Ты говоришь о детях тех, кого убил Карцер? – догадалась Ангва.
- И о самом Карцере тоже. Я размышлял над тем, каким образом он находил таких разных людей. У них же нет ничего общего: ни работа, ни место жительства. Ничего, кроме…
- …того, что они все извращенцы, - закончила Ангва. – То есть, были извращенцами, - поправилась она. – Больше не будут. Смерть всё исправит, спасибо Карцеру. Аминь.
- Я думал и над тем, почему Карцер предпринял попытку самоубийства, - сказал Моркоу. – Полагаю, борьба с насилием для Карцера заключается в подчинении себе источника насилия. Но такая победа несёт в себе привкус безнадёжного отчаяния. Как если бы он боролся с призраком старой боли, которую невозможно уничтожить.
- Он пережил нечто подобное, - пробормотала Ангва. – Поэтому он так хорошо умеет находить таких людей.
- Да, - согласился Моркоу. - Я навёл справки, и узнал что такое «ректальный осмотр».
***
- Что-же ты сделаешь с такими деньжищами, Шнобби? – сержант Колон поддержал чуть не свалившегося под тяжестью копилки Шнобса.
- Эх, были бы денежки, а уж на что потратить… падаю!..
Колон опять вернул капралу относительно вертикальное положение.
***
Патриций стоял над доской для игры в Бац, смотря на фигуры, и задумчиво постукивая указательным пальцем по краю доски.
- Заходи, доктор Низз, - сказал он, не оборачиваясь.
Низз вздохнул, шагнув в кабинет.
- Я двигался беззвучно, - сказал он. – Как ты догадался, что это я?
- Именно по твоему профессионализму, - Витинари обернулся, чтобы взглянуть на главу гильдии Убийц. – Не сегодня-завтра, к тебе придут из Городской Стражи, чтобы заключить контракт по защите на господина Карцера. И ты удовлетворишь эту просьбу Стражи.
- И с чего мне удовлетворять эту… просьбу? – вскинулся Низз.
- Ты не понял, - Витинари снова отвернулся, чтобы уставиться на мини-поле, чьи клетки заполняли миниатюрные фигурки троллей и гномов. – Это будет просьбой со стороны Стражи. А с моей стороны это приказ.
