Время пошло- В «Продвинутых заклинаниях для седьмого курса» про это ничего не говорится. В «Колдовстве сегодня» два абзаца, и как ты предлагаешь растянуть все это на два свитка?
Когда что-либо ставило Алису в тупик, она всегда морщила лоб так, как сейчас, и угрюмо сводила брови, отчего на переносице появлялась тонкая вертикальная морщинка. Лили никогда этого не говорила, но ей почему-то очень нравилось наблюдать за подругой в такие моменты. Она выглядела смешно и мило, и иногда Лили ловила себя на том, что любит такие моменты создавать.
- Поищи получше. Если Флитвик это задал, то ответ точно должен быть в библиотеке, - сказала она, заправляя за ухо прядь рыжих распущенных волос.
- Твоя слепая вера в силу библиотеки меня временами поражает.
В день, на который был назначен набег на лабораторию, пошел дождь. Когда Алиса убежала искать на полках очередную книгу по Заклинаниям, Лили отложила перо и, подперев щеку рукой, уставилась на косые струи дождя, стекающие по стеклу и звонко ударяющиеся о подоконник снаружи. В дождливые дни окна в библиотечном зале были наглухо закрыты: больше всего на свете после, разумеется, порчи книг нерадивыми студентами, мадам Пинс боялась сырости. Поэтому в читальном зале сейчас было невыносимо душно. В отличие от остального замка. Лили вспомнила запах дождя и ощутимую прохладу, которой с самого утра тянуло из приоткрытых форточек, и ей внезапно захотелось, наплевав на дурацкие правила, встать и открыть настежь хотя бы одно окно, то самое, за партой возле которого они сидели.
После обеда и до самого вечера библиотека была полна народу. Приближающиеся экзамены как-то вдруг перестали казаться чем-то далеким и нереальным, тем, мысли о чем можно отложить на потом. Осталось чуть больше месяца до СОВ и еще чуть больше до ТРИТОНа. Готовиться к ним было, в общем-то, некогда, но преподаватели умудрялись совмещать повторение пройденного с новым материалом, поэтому домашних заданий было столько, что для того, чтобы все успеть, студентам приходилось проводить за учебниками большую часть дня. Лили про себя называла всю ситуацию «экстренный выпуск Школы», и это касалось больше всего семикурсников. Они действительно были экстренным выпуском.
Теперь, когда гостиные закрывались после восьми вечера, студенты спешили в библиотеку, иногда даже пропуская обед. Им с Алисой с трудом удалось отыскать свободное место. И так было каждый день. Впрочем, угнетающая ситуация с учебой сейчас волновала Лили куда меньше, чем могла бы. Даже наоборот: она радовалась, что у нее не было ни одной свободной минуты, чтобы думать о чем-то, кроме расчетов, схем и длины исписанных свитков. Лили была из тех людей, которые могут сосредоточиться на делах, чего бы им это не стоило, поэтому она честно исписала полтора свитка формулами для МакГонаггал, почитала кое-что по Астрономии. Но сейчас перед ней лежал открытый учебник по Зельям, который сам по себе направлял мысли в ненужную сторону и заставлял сердце тревожно и глухо колотиться о ребра. И она просто не могла заставить себя читать: уже десять минут она рассеянно следила за тем, как дождевые капли, сливаясь, скатываются вниз по стеклу. В этом было что-то невероятно успокаивающее, и даже вернувшаяся Алиса, бухнув на стол стопку книг по Заклинаниям, не нарушила это внезапно установившееся равновесие. В зале было темно из-за затянувших небо туч, горели лампы, создавая особенный уют, который бывает только в Хогвартсе и который Лили почему-то очень любила. Жаль, это не продлится долго.
Она часто думала о том, что уже через месяц нужно будет учиться жить как-то по-другому, и это пугало. Время утекало, как песок сквозь пальцы, и впервые для нее это было не просто метафорой. Она боялась своего будущего, потому что не была уверена в нем так, как Джеймс в своем. Лили не хотела возвращаться в маггловский мир, а в магическом была война. Она не хотела расставаться с друзьями, но никто не мог точно сказать, чем они будут заниматься, а Лили прекрасно знала, как это обычно бывает: они разъедутся в разные стороны, у них появятся совсем другие заботы, жизнь будет идти совсем по-другому и больше никогда не будет так тепло, как в Школе. Она не знала, так ли им трудно будет расстаться с ней, как ей с ними. Все-таки у них были семьи и какая-то определенность, и уверенность в завтрашнем дне – насколько это было вообще возможно сейчас, - а у нее… Просто нагромождение планов и каких-то неопределенных надежд.
Совсем не то, к чему она привыкла.
В последние месяцы Лили училась жить моментами. Наверное, эти моменты она будет вспоминать всю жизнь. Как они смеялись вчера, когда Хейли пересказывал свой гороскоп с Прорицаний. Как щедро заливает двор солнце в районе четырех часов вечера, когда они с Алисой спускаются вниз, чтобы, скинув обувь и закатав рукава мантий, дочитывать учебники или тренироваться в защитных заклинаниях. Как после завтрака, когда Лили стояла с остальными в холле, подошла Инесса Ред и в свойственной ей манере уже собиралась что-то доброжелательно рассказать, одновременно поглядывая на девушек с легким оттенком высокомерия во взгляде. Лили думала, что высокомерие это замечает она одна, и была не вполне уверена в своей непредвзятости. Поэтому она была очень удивлена, когда Алиса, повернувшись к светловолосой шестикурснице и не дав ей и рта открыть, вдруг заявила:
- Привет, а мы как раз о тебе говорили, - никто из присутствующих не обманулся доброжелательностью ее тона. Алиса поразмыслила и добавила. - Ну, вообще-то, не конкретно о тебе, а о наглости и лицемерии…
После секундной паузы, во время которой ошарашенная Инесса подбирала слова, Алиса махнула хвостом и скрылась в толпе спешащих на занятия студентов. Остальные переглянулись и, пряча смешки, поспешили на первый урок. Инесса явно не осталась бы в долгу, просто Алиса отрезала все возможности ответить. Это был красивый публичный маневр, и не совсем в духе Гриффиндора, зато Алиса теперь была предметом явного уважения девчонок, которые в большинстве своем тоже недолюбливали Инессу, но побаивались заявить ей это в лицо. Алисе же было море по колено: Инесса улыбалась Фрэнку так же ослепительно, как и другим стоящим ее внимания парням, поэтому сделать явную гадость его подружке она бы не посмела. Возможно, она найдет способ отомстить, но Алиса оптимистично посмеивалась, когда кто-то в шутку затрагивал эту тему, и все больше отмалчивалась.
Лили была твердо убеждена, что такие моменты, как этот, стоит помнить.
Она не знала, почему ее так раздражает Инесса Ред, вся, от макушки обесцвеченных волос до кончиков наманикюренных ногтей. Наверное, - и это признание далось ей с огромным трудом, - их отношения с Джеймсом сыграли в этом определенную роль.
Лили взглянула на сидящую бок о бок с ней Алису, которая усердно переписывала текст с учебника, и снова отвернулась к окну.
В голове настойчиво крутились картинки позавчерашнего вечера. О нем она тоже будет вспоминать. Не важно, как у них все сложится в итоге, но этих воспоминаний у нее ни за что не отнимут, никто и никогда.
Его голос прозвучал вполне уверенно и спокойно:
- Пойдешь со мной на бал?
Сейчас, думая об этом, Лили отдавала должное его выдержке и умению выбрать момент. После их задушевного разговора и такой особенной дружеской расслабленности, царившей на протяжении всей ночи, ответить «нет» было бы слишком… противоестественно, что ли. Лили сейчас отчетливо это понимала, а тогда лишь чувствовала, что он свел все к тому, чтобы у нее не осталось вариантов. Он ожидал, что она посмотрит ему в глаза и, не колеблясь ни секунды, просто ответит «да» - это было бы логичным завершением этой странной ночи, одной из самых странных ночей в зазеркалье.
Но Лили, глядя в его потемневшие непонятно от чего глаза, во время повисшей паузы вдруг начала думать обо всем сразу.
О том, что сегодня, только сегодня, Мерлин, она рассталась с Брайаном и всего несколько часов назад плакала от безысходности. О том, что подумают остальные, о том, что придется слишком много объяснять. Конечно, это была ерунда. Вопрос был только в том, хочет ли она быть вместе с ним на выпускном или нет. Хочет ли она быть с ним.
- У тебя же есть Инесса, - вместо ответа сказала Лили. Это выглядело бы так, словно она тянет время, если бы голос не прозвучал так глухо и грустно. Она пытливо смотрела в его глаза. Он смотрел в ответ. Он ждал просто ответа «да».
Джеймс отвернулся и устало потер лоб.
Мерлин, что она делает?..
- Да, Инесса.
Какое-то время он сидел, глядя прямо перед собой. Они разговаривали уже очень долго. Время на часах приближалось к пяти утра. В коридоре за зеркалом сквозь тусклую утреннюю дымку медленно прошла миссис Норрис, резко подергивая облезлым хвостом и глядя куда-то своими огромными бесцветными глазами. Усталость стирала границы; свечи на стенах потухли сами собой, и, пока окончательно не рассвело, Лили не смогла бы разглядеть выражение его глаз, даже если бы очень захотела.
- В чем проблема, Лили? – он снова повернулся к ней, чуть хмурясь. Они сидели слишком близко и смотрели друг другу в глаза; сердце Лили билось где-то в горле, не давая глубоко вдохнуть, и все тело сковывала какая-то легкая томительная паника – в чем ее проблема? Она могла с уверенностью заявить, что ее проблема в нем, и что ее чертовски пугали все эти ощущения.
Она не знала, что и думать.
Она не знала, что между ними происходит. Не знала, кто они друг для друга. Права ли была Алиса, когда говорила, что она для Джеймса не просто друг? Лили не знала, почему она так дрожит, когда сидит рядом с ним. Почему так трудно смотреть на него, держать себя в руках, хвататься за последние ниточки разума, умирать от желания дотронуться до его плеча… щеки…
Она резко вздохнула и на несколько секунд закрыла глаза.
- Мы долго не общались, - глухо сказала она. – Очень долго. А потом… потом все это, эти общие дела и планы, и все остальное.
Лили казалось, что она смотрит на все со стороны, видит себя, сидящую бок о бок с Джеймсом Поттером, обнимающую колени и судорожно подыскивающую правильные слова.
- А теперь ты смотришь на меня… - она сглотнула. – Наблюдаешь за мной. И я не могу дышать, когда ты так смотришь на меня. Поэтому перестань, пожалуйста.
Но Джеймс не сводил с нее глаз, застывший, как изваяние, а Лили просто не могла найти в себе силы отвернуться.
Во всем замке, и в этой потайной комнате за зеркалом тоже, царила оглушающая, звенящая предутренняя тишина.
Они смотрели друг на друга, и Лили знала, чего ей сейчас хотелось бы больше всего.
- Она не сводит меня с ума, - хрипло сказал Джеймс так тихо и неожиданно, что Лили вздрогнула, все еще сосредоточенно изучая его лицо. – Она не переворачивает всю мою жизнь, когда я думаю, что к ней прикасается какой-то чертов ревенкловец. Я не схожу с ума по этому поводу. Я бы все отдал, лишь бы не смотреть на тебя.
Стало вдруг очень жарко, и Лили судорожно сжала пальцы, чтобы Джеймс не заметил, как они дрожат.
Наверное, это было то, что он должен был сказать давным-давно, а может быть, даже собирался это сделать. Это было очень искренне. Это была та самая фраза, после которой Лили почувствовала, что голову снесло напрочь. Эффект усиливало то, что Джеймс очень долго молчал; все эти дни, все ночи, которые они проводили вместе, она размышляла о том, что же изменилось, она пыталась понять, как он к ней относится – и не могла. Он был осторожен, был просто другом, хорошим, отличным другом, словно чего-то ждал. И теперь Лили поняла, что, наверное, он ждал именно этого момента.
Она подняла глаза; от его взгляда по телу прокатилась теплая волна. В мигом опустевшей голове промелькнула мысль, что если Джеймс сейчас еще раз спросит про выпускной бал, она точно скажет «да»; она знала, что будет означать это ее «да» - не только согласие стать его парой на балу, но и согласие на что-то большее. Пора, наконец, броситься в этот омут с головой. Пора перестать задумываться о том, что скажут другие и что они считают правильным. Пора перестать бояться своих чувств.
Это было ее решение, и тогда, в пять утра в холодной утренней тишине, она была уверена в нем, как никогда и ни в чем не была уверена раньше.
Но Джеймс ничего не спросил.
Он протянул руку – их по-прежнему разделяло всего несколько дюймов, - и коснулся ее лица холодными шершавыми пальцами. Она опустила ресницы, запоминая это ощущение каждой клеточкой кожи.
В следующую секунду не осторожно, не робко, а вполне уверенно Джеймс притянул ее к себе и накрыл ее губы своими.
Ритмичный гул крови в голове.
Его прерывистое дыхание.
Дерзкие и настойчивые губы.
Мурашки по коже от холода и колючей нежности.
- Что ты делаешь? – едва слышно выдохнула Лили, глядя на него из-под прикрытых век, когда Джеймс отстранился лишь настолько, чтобы взглянуть в ее лицо.
- Целую тебя, - отозвался он. – И собираюсь делать это снова и снова. Привыкай.
Сейчас, сидя в библиотеке, Лили думала обо всем этом с некоторой долей недоверия. Было действительно трудно сосредоточиться на чем-либо. Прошло уже почти два дня с той ночи, а ее до сих пор не покидало ощущение, что мир перевернулся. Что теперь она находится в какой-то другой параллели. В которой был Джеймс.
В которой они хотели быть вместе.
Мысль была настолько новой и странной, что Лили никак не могла к ней привыкнуть.
Никогда еще она не вставала по утрам с бабочками в животе, явно нервничая перед тем, как спуститься в гостиную и пойти на завтрак. Никогда до этого не сидела на занятиях, как на иголках, боясь повернуться в его сторону и буквально кожей чувствуя его взгляды. Никогда раньше ее не затапливала такая удушливая, стискивающая сердце нежность, когда она всего лишь думала о его руках, губах или непослушных черных волосах.
Справляться с этим было трудно. Она прислушивалась к своим ощущениям, и ей становилось страшно от того, что творилось у нее внутри.
Лили надеялась, что никто не замечает этих перемен в ней, и, по большому счету, так оно и было. Это радовало ее и одновременно казалось странным: она чувствовала что-то настолько огромное, что каждый день переворачивает ее мир снова и снова, но никто не видел этого.
Она покосилась на сидящую рядом Алису. Светлые волосы подруги были сколоты на затылке изящной заколкой, ресницы подрагивали, когда она сосредоточенно пробегала глазами текст в учебнике.
Впрочем, чего она ожидала от Алисы, которая большую часть времени была поглощена собой? Иногда Лили думала, что они настолько близки именно потому, что обе настоящие эгоистки. Сейчас Лили казалось, что в мире ничто больше не имеет значения, кроме того, что происходит у нее в душе, разрывает ее и требует выхода. Она вдруг подумала, что понимает Алису с ее слепым обожанием Фрэнка и игнорированием всего остального мира.
Лили вздохнула и неохотно взглянула на лежащий перед ней учебник по Зельеварению, открытый на главе «Эссенции». Пора было на полчаса забыть обо всем и заняться уроками.
Этим же вечером, когда они вдвоем с Джеймсом уже сидели в зазеркалье и готовились к предстоящей вылазке в лабораторию, Лили с ужасом поняла, что в голове полнейший бардак.
Уже загорелись свечи, заставляя нечеткие тени дрожать на стенах; где-то снаружи по карнизам и оконным стеклам коридора барабанил дождь, и этот звук долетал сюда, приглушенный в несколько раз. Пахло травами и маслами в разноцветных баночках, которые Лили расставляла на низком столике перед диваном. Зелье нужно было сварить как можно быстрее: следующее полнолуние будет последним во время их учебы здесь. Лучшим местом для импровизированной лаборатории было, конечно, зазеркалье, поэтому Лили принесла сюда все необходимое, чтобы к тому времени, когда они раздобудут ингредиенты, все уже было готово.
Джеймс сидел на полу, привалившись спиной к дивану, и читал вслух:
- Со стороны нервной системы и органов чувств: нарушение зрения, головная боль, головокружение, бессонница, возбуждение, беспокойство, провалы в памяти, усиление рефлексов, нарушение вкуса, судорожные припадки, острый психоз, галлюцинации… Гоблин меня задери…
Несколько минут в комнате царила тишина, прерываемая потрескиванием свечей и звуком расставляемой посуды. Джеймс потянулся к одному из листов пергамента, что в беспорядке лежали вокруг него, и снова принялся читать:
- Со стороны сердечно-сосудистой системы и системы крови: тахикардия, аритмия, резкое повышение артериального давления, полицитемия, в редких случаях – остановка сердца… Со стороны органов желудочно-кишечного тракта: тошнота, рвота. Со стороны дыхательной системы: удушье, кашель. Прочие: в единичных случаях возможно развитие синдрома Лайелла…
Он снова замолчал, и Лили, которая прислушивалась к звуку его голоса, подняла глаза. Лишь на секунду, чтобы успеть увидеть нахмуренные брови, левую руку, запущенную в волосы, небрежно закатанные рукава рубашки, и почувствовать, как сердце пойманной птичкой бьется внутри.
- Черт, Лили, ты уверена, что…?
- Уверена, - перебила Лили. – Ты читаешь побочные эффекты, которые приводил Дамокл Белби. Я же работала над этим зельем, я почти все убрала.
- Почти все? Но оно по-прежнему то самое зелье, которое может помочь Люпину?
- Надеюсь, что да.
Лили, занятая попытками установить котел прямо на ковре, не сразу заметила, что Джеймс оторвался от чтения и молча смотрит на нее.
- Послушай, мы не узнаем этого, пока не проверим. По крайней мере, ничего действительно серьезного с Ремусом не случится, - мягко сказала она, стягивая волосы в аккуратный хвостик. – Все остальное – это моя забота, и это слишком долго объяснять.
Он поднял руки в насмешливой капитуляции, и снова уткнулся в ее записи.
Она вернулась к своей работе.
Стрелка часов медленно подбиралась к девяти.
Лили понимала, что все, чем они занимаются сейчас – это пытаются отвлечься и убить время. Она не знала, что чувствует Джеймс. Иногда она поражалась тому, насколько он закрыт: по его лицу вообще ничего нельзя было прочитать. Он выглядел спокойным и расслабленным, как всегда, шутил и подбадривал ее, но то, что он роется в ее черновиках и нервно ерошит волосы, выдавало его с головой. Он тоже нервничает, хотя, наверное, намного меньше, чем она сама. Лили ощущала, как мысли о лаборатории сковывают сердце ледяной паникой. Все валилось из рук. Она пыталась выбросить все лишнее из головы и сосредоточиться, но у нее не очень получалось.
Вдобавок присутствие Джеймса и их упорное молчание насчет той ночи буквально сводили ее с ума.
Может быть, именно на это он и рассчитывал.
Что она не выдержит первой.
Наблюдал за ней и думал: что дальше? Наверное, это было правильно. Он сделал все, что мог, теперь была ее очередь.
Лили казалось, что кто-то разрезал пленку, на которую был записан этот день, на маленькие кусочки, отрывки, фрагменты и хорошенько перемешал. В голове вспыхивали мысли о сегодняшних уроках, о брошенных вскользь фразах, о том, как сковывает заклятие, наложенное на лабораторию, о том, как пахнут библиотечные книги – вспыхивали, и тут же гасли. Они почти не разговаривали с Джеймсом в этот вечер. Она то и дело бросала взгляд на часы, он был с головой поглощен чтением ее курсовой. Когда на часах было без десяти десять, Джеймс последний раз пробежал глазами текст, написанный ее аккуратным почерком, и отложил листы.
А затем достал из кармана свернутый пергамент, в котором Лили тот час же узнала их карту.
Развернул ее – лист оказался абсолютно чист, - и коснулся кончиком своей волшебной палочки:
- Клянусь, что замышляю шалость и только шалость, - прошептал он, и на чистом пергаменте начали проступать буквы, складывающиеся в слова: «Господа Лунатик, Бродяга, Сохатый и Хвост представляют вам новейшее изобретение – Карту Мародеров». А затем надпись сменилась линиями, образующими знакомую ей до мелочей карту коридоров и комнат Хогвартса.
- Вчера Люпин поработал с защитным заклинанием, - пояснил Джеймс в ответ на ее недоуменный взгляд. – Для всех посторонних это всего лишь кусок чистого пергамента, не более.
Лили хотела спросить, почему они называют себя так странно: она слышала, как Джеймс иногда оговаривался, называя Сириуса Бродягой, - но потом решила, что для таких расспросов сейчас не самое подходящее время.
Они проверили, на своем ли месте старосты, и в каком из коридоров бродит Филч. Слизнорт был у себя в кабинете, как и в тот раз, когда они устроили проверку. Это означало, что все будет так же: у них будет семь минут, чтобы смыться подальше от лаборатории и успеть разминуться с профессором – ну, может быть, чуть больше, учитывая время суток. Затем нужно будет пройти по заготовленному заранее пути, обходя коридоры с патрульными и картины, и быть у портрета Полной Дамы ровно без пяти одиннадцать. В крайнем случае, в начале двенадцатого Люпин еще будет ждать их. На все про все должно было уйти не больше часа.
Несмотря на то, что они так давно готовились к этому, Лили вдруг осознала, что совершенно не готова.
Когда перед выходом Джеймс тихо спросил ее, все ли в порядке, Лили смогла лишь кивнуть. Едва стрелка на часах минула цифру десять, они перешагнули порог зазеркалья, и Лили показалось, что сердце перестало биться. Время пошло. Теперь все зависело только от удачи.
В эту ночь в коридорах Хогвартса было как-то особенно тихо, а может быть, это только казалось Лили, которая обострившимся слухом улавливала каждый шорох. Они с Джеймсом, скрытые мантией-невидимкой, спускались вниз этаж за этажом. Один раз даже прошли в опасной близости от того места, где должен был стоять Магорн Митч, но Лили была уверена, что он даже не повернулся в их сторону: она сама не слышала звук собственных шагов, смягчаемых кедами. Джеймс то и дело сверялся с картой, боясь, по-видимому, незваных гостей в виде привидений или Пивза, но все шло на удивление гладко. До самого холла им никто не встретился.
Едва они начали спускаться по лестнице, ведущей в подземелья, Лили ощутила, как напрягся Джеймс, и ее тревога усилилась. Здесь было куда темнее, чем наверху, факелы с каждым новым поворотом встречались все реже и реже. Порой им приходилось пересекать участки кромешной темноты. В один из таких моментов Джеймс взял ее за руку и больше не отпускал. Лили от этого стало чуть спокойнее.
По мере того, как они уходили вглубь подземного лабиринта, воздух становился все более сырым и тяжелым. Лили приходилось прилагать усилия, чтобы сделать вдох. Днем путь почему-то не казался ей столь долгим, а подземелье таким глубоким. Ступени под ногами местами были почти полностью разрушенными и скользкими от капающей с потолка воды, и пару раз приходилось хвататься за стены, оставляя ссадины на руках, чтобы не упасть. Джеймс вел ее, уверенно сворачивая в нужную сторону, спускаясь по крутым лестницам все глубже внутрь подземелья, заполненного гулкими монотонными звуками падающих капель, шлепаньем их ног по лужам, странными шорохами и напряженным потрескиванием чадящих факелов, которое здесь казалось намного громче, чем на поверхности: эхо в подземельях было настолько сильным, что Лили казалось, что любой шепот может быть услышан в другом конце. Время тянулось, как малиновая тянучка из «Сладкого королевства». Она была уверена, что прошло не более десяти минут с тех пор, как они начали спускаться сюда, но по ощущениям прошла целая вечность; каждый следующий шаг давался с усилием, потому что воздуха становилось все меньше. Зато паника почти отступила, оставив после себя молчаливую и напряженную до предела собранность.
К тому времени, когда Лили почувствовала, что окончательно продрогла, Джеймс вдруг остановился. Она мгновенно узнала это место, хотя этот участок коридора ничем не отличался от тех, которые они только что прошли. В нескольких футах впереди неровно билось пламя единственного факела, отчаянно шипя, когда в него попадала вода, капающая с низкого потолка подземелья. По стенам плясали резкие тени, сгущаясь в неглубокой нише справа от того места, где стояла Лили: в прошлый раз они прятались здесь, с замиранием сердца ожидая приближения профессора.
Джеймс стянул мантию-невидимку и, неаккуратно свернув ее, запихнул в рюкзак за спиной. Затем обернулся к стене слева, ища взглядом знакомую деревянную дверь, извлек из кармана нож с резной рукояткой. Он действовал на удивление уверенно, его движения были четко выверенными и точными. Лили, глядя на него, вдруг осознала, в какой авантюре сейчас участвует, и по венам побежали щекотные пузырьки. Без его присутствия рядом стало ощутимо холоднее. Она была в брюках и тонкой рубашке, ткань которой совсем не защищала от сквозняков, гуляющих по коридорам. Лили обхватила себя руками, пытаясь согреться.
Джеймс возился с замком чуть дольше, чем в прошлый раз. Когда он, наконец, выпрямился и обернулся к ней, Лили подошла ближе. Она даже не слышала щелчок замка. Его рука уверенно сжимала ручку, а сам Джеймс смотрел на нее ставшими почти черными глазами, в которых отражались отблески факела. Они молчали. Они заранее договорились не разговаривать в коридорах, потому что эхо слишком сильное. Вдруг Джеймс улыбнулся задорной и немного шальной улыбкой, и Лили не смогла не улыбнуться в ответ. Он кивнул и толкнул внутрь тяжелую дверь.
Они пробыли в лаборатории не больше пятнадцати минут.
Эти пятнадцать минут слились для Лили в одно сплошное полустертое воспоминание, в котором сложно было определить, где начало, а где конец, и из которого трудно было выудить какие-либо четкие детали. Она помнила, как сбивал поначалу яркий свет голубых огней под потолком лаборатории – непривычный после темноты коридоров, режущий глаза. Помнила, как обратила внимание на то, что в этот раз в лаборатории не такой уж порядок: стол, который занимал почти всю площадь первого зала, был уставлен склянками и котлами, в углу громоздилась грязная посуда и связки каких-то растений. Создавалось впечатление, что профессор Слизнорт совсем недавно покинул лабораторию. Она помнила, как первые десять минут ходила по просторному помещению и объясняла Джеймсу, что и откуда брать. Они составили примерный план движения вдоль стеллажей так, чтобы пробыть в лаборатории как можно меньше времени после того, как кто-то из них коснется первого ингредиента. А потом она вышла во второй зал, поменьше, где висели сушеные травы, не без труда отыскала среди почти одинаковых листьев аконит, и обернулась к Джеймсу. Он остался в первой комнате, она видела его через арку, соединяющую помещения. Они смотрели друг на друга несколько секунд, понимая, что сейчас произойдет. На счет три Джеймс протянул руку за первой склянкой, жидкость в которой блеснула перламутровым цветом в свете ламп, и одновременно с этим Лили сняла с веревки связку сушеного аконита.
Дальнейшие события Лили помнила, как во сне. Может быть, это было результатом действия наложенного на лабораторию заклятия, она не могла с точностью сказать. Едва дотронувшись до сушеных трав, Лили почувствовала, что такое «эффект паутины», хотя он был не столь сильным, как она ожидала. Она довольно быстро переходила от полки к полке, чувствуя лишь небольшую скованность в движениях и нехватку воздуха. В этом зале ей нужны были всего пара ингредиентов, и через минуту она уже выходила в первый зал, где Джеймс прятал в рюкзак очередную банку, в которой был угольно-черный порошок.
Находясь в лаборатории, Лили потеряла счет времени, да и как можно было следить за временем, когда твое собственное тело реагировало куда медленнее с каждой секундой? Лили физически чувствовала, что дышит все реже. Эта невидимая паутина, казалось, окутывала не только тело, но и разум. Ей даже не было страшно. Переходя от одного стеллажа к другому, они с Джеймсом приближались к выходу из лаборатории, но слишком уж медленно. Она не знала, сколько прошло времени перед тем, как она засунула в свой рюкзак последнюю склянку, и сколько прошло времени между тем, как она решила обернуться и тем, как смогла это сделать. Джеймс был уже у двери. С видимым усилием он протянул руку и рванул Лили в коридор прочь из лаборатории.
Они вырвались из паутины, едва не упав, привалились к стенам, жадно вдыхая сырой воздух. Дверь за ними бесшумно закрылась.
Первые несколько секунд она не видела ничего. После ослепляюще светлой лаборатории казалось, что в коридоре кромешная темнота. Лили моргала, пытаясь увидеть хотя бы мерцание факела, который был здесь, он точно должен был быть! Она слышала, как чертыхнулся Джеймс, роясь в своем рюкзаке. Потом еще раз, и Лили поняла, почему: по привычке он полез за мантией-невидимкой, но сейчас в этом не было никакого смысла.
Она стояла, прижимаясь лопатками к ледяной влажной стене подземелья, слыша, как сердце пытается проломить ребра, и смотрела прямо перед собой, пытаясь разглядеть противоположную стену.
Позже Лили думала, что это был самый ужасный момент в ее жизни: паника медленной удушливой волной поднималась от самых пяток, и все, о чем она могла думать в тот миг, было: почему они здесь? Почему они стоят на месте, когда единственным ее желанием было бежать, бежать как можно быстрее? Мысли о каждой ушедшей секунде отдавались в ее голове парализующим ужасом. Гораздо позже она узнала, что после того, как они с Джеймсом выбрались из лаборатории, прошло не более тридцати секунд.
Она слышала какую-то возню справа от себя, а потом знакомый голос горячо шепнул ей прямо в ухо, выводя ее из ступора:
- У нас осталось две минуты. Слизнорт будет здесь через две минуты, очнись, Лили! Бежим! Бежим!
И они побежали.
Горячая ладонь Джеймса крепко сжимала ее руку, пока они стрелой мчались по залитому водой коридору, нисколько не заботясь о том, что их услышат. Звук их шагов по лужам до краев наполнял подземелье, отдаваясь звоном в ушах. Может, это была игра воображения, но Лили казалось, что в противоположном конце каменного лабиринта она уже слышит резкие, усиленные эхом голоса, которые с каждой секундой становились все ближе. От лаборатории к повороту, который упирался в потайную дверь, хорошо замаскированную за каменной кладкой, вел прямой коридор, по которому они сейчас бежали. Получалось, они бежали навстречу профессору, и мысль об этом сводила Лили с ума. Казалось, этот короткий участок коридора никогда не закончится. Она молилась о том, чтобы они успели свернуть до того, как нарвутся на Слизнорта, чтобы они успели разминуться… Пожалуйста, Мерлин.
Прошла целая вечность, когда они с Джеймсом, наконец, свернули налево, оказавшись в тупике, преодолели короткий коридор и на полном ходу провалились сквозь стену, с виду казавшуюся очень прочной. Перед ними был просторный ход; это все еще было подземелье. Им предстояло преодолеть огромное расстояние, чтобы выбраться из него. Но теперь Лили, вместе с Джеймсом сворачивая в нужную сторону, восстанавливала в памяти их схему с точностью до мелочей. Она помнила все эти повороты, она знала каждую ступеньку на очередной лестнице. Мысль о том, что им всего лишь нужно подняться в гриффиндорскую башню по заранее заготовленному пути, успокаивала и позволяла связно мыслить.
Джеймс то и дело бросал взгляды на часы. У него все было под контролем, по крайней мере, Лили на это надеялась – они не могли разговаривать здесь даже шепотом. Теперь они старались бежать так, чтобы не был слышен звук их шагов. Согласно карте маршрута, они ушли гораздо севернее того места, где находилась лаборатория, и выйдут из подземелья через потайной ход, открывающийся картиной с нарисованными на ней троллями, то есть, совсем не там, где ожидает застать их Слизнорт. Это давало им огромное преимущество во времени. Все шло по плану ровно до тех пор, пока Джеймс не затормозил так, что Лили охнула и врезалась в его спину.
- Что происходит? – еле слышно выдохнула она, потирая ушибленную руку.
Они остановились прямо перед оборотной стороной картины с троллями: это был узкий потайной ход, начинающийся в нише за низенькими проржавевшими доспехами, до которых у Филча никогда не доходили руки – так далеко в подземелье они стояли. В этом потайном ходу не было даже намека на факел, поэтому Джеймс шепнул «Люмос», когда они пробрались сюда, стараясь не задеть доспехи, и сейчас на конце его палочки мигал нервный огонек, освещая его встревоженное лицо и паутину в углу прямо за его спиной.
- Тише! Слышишь?
Лили, следуя за Джеймсом, подошла ближе к изнанке картины. Сначала она слышал только их сбившееся дыхание. Так продолжалось несколько секунд: между ними была всего пара дюймов, когда они стояли и напряженно прислушиваясь, глядя в испуганные глаза друг друга, а потом Лили услышала то, от чего по спине побежал холодок: топот ног. Топот многочисленных ног по коридору, в котором априори не должно было никого быть! Это было уже совсем не по плану, и первое, что пришло ей в голову: у них ведь был запасной вариант, да? Но в следующую секунду и это стало неважным. Она услышала звонкие голоса, которые никак не могли принадлежать преподавателям.
- Старосты, - шепнул Джеймс, и первый раз в своей жизни Лили видела, что он растерян, сбит с толку и действительно испуган.
Сначала она даже не поняла, почему.
- Они послали за нами старост.
- И что это значит? – пожала плечами Лили.
Джеймс смотрел на нее долгие несколько мгновений, словно у него язык не поворачивался сказать то, что он должен был.
- Это значит, что теперь у нас нет вариантов вернуться в гриффиндорскую гостиную. Люпина не будет в одиннадцать у портрета Полной Дамы.
И в этот момент Лили поняла, что они влипли.
