Выбор (The choice)

Глава 12.

— Он все-таки пришел! — воскликнул юноша и добавил крепкое ругательство. Волна страха все еще держала его в своих липких объятиях, но он не позволял себе думать о том, что противник только притворяется парализованным заклятьем и вот-вот кинется на него опять.

Черноволосый мужчина молча стоял напротив него, не двигаясь, точно каменная статуя. Гарри почудилось, будто в комнату с улицы ворвался ветер и на миг взметнул старые, вечно скрипящие половицы. Он подумал, что сейчас услышит шаги третьего, но их не было.

«Наверное, я не закрыл дверь».

Разозлившись на свою внезапно проявившуюся рассеянность, он вновь направил палочку на ее хозяина, мысленно удерживая в голове Щитовое Заклинание. В глубине души Гарри понимал, что оно ему не поможет.

— Я не буду призывать вас к борьбе, сопротивлению и тому подобным вещам, — тихо произнес он. — Значит, вы больше не можете, раз поддались этим голосам. Я также не собираюсь упрекать вас в слабости, потому что я сам силен лишь тогда, когда знаю, ради чего я стараюсь. А вы не знаете и готовы любой ценой вырваться из паутины этого незнания, чтобы обрести смысл жизни или смерти… Да неважно, для тех, кто по ту сторону, все едино! И дело вовсе не в крови единорога, как я это и подозревал с самого начала. Дело в том, что вы уже давно принадлежите скорее к миру мертвых, чем живых, и вы в действительности не хотите быть привязанным к этой жизни, отсюда и все ваши муки. Я мог бы убить вас… — Гарри умолк, едва закончив фразу, и мгновенно представил себе, что будет, приведи он эту мысль в исполнение.

Не будет больше тьмы и страха на площади Гриммо, кто-то невидимый и шелестящий не будет прятаться в старых занавесках, покрытых пылью, не будет шептать на неведомом языке о том, что находится по другую сторону добра и зла, о вечности — непроглядном мраке для тех, кто отказался от жизни еще до смерти, и для тех, кто так и не начал жить. Тьма и страх поселятся в нем, Гарри Поттере, пообещавшем самому себе вернуться в жизнь только ради того, чтобы сделать ее более счастливой. Тогда тот, кто приходил сюда, окруженный тьмой и пеплом, победит. Впрочем, какими бы ни были его планы, он победит в любом случае. Что бы он ни выбрал… но пока еще он может это сделать.

— Вы не знаете, зачем он пришел и ради чего продлевает ваши страдания, — голос Гарри стал глухим и одновременно более глубоким. — А мне кажется, я знаю. Внушив вам идею Жажды, он смог частично управлять вашими действиями и предугадывать мои. Гермиона… ну конечно! Едва уловив перемены в моем настроении, он, отправив ее каким-то своим демонским способом ко мне, возможно, изменил и ее судьбу. А я-то пребывал в идиотских надеждах на то, что все само собой разрешится. Очевидно, я проиграл эту партию, но, может, еще удастся сделать пат.

Гарри все это время не смотрел на Снейпа, следя за ним лишь краем зрения, потому что знал, что увидит, взглянув на него напрямую. Знал — ведь просто так ничего не случается, и если уж суждено было вступить в новую войну, то нужно было сделать это немедленно, не оглядываясь на всякие там оправдания вроде необходимости отдыха и перемен.

Надежды на то, что его речь что-то могла изменить в отчаявшемся сердце мертвого человека, не было, во всяком случае, Гарри старался ее не питать. У смерти было все то же лицо, что и три недели назад, но тогда он испытал непередаваемую гамму чувств, а теперь у него не осталось на это ни сил, ни желания. Все это было неестественно преувеличенным, смутным, гротескным — совсем не так, как тогда. Но сейчас это был уже не тот юноша, встретившийся со Смертью добровольно, тогда он казался себе куда более цельным. А теперь Гарри чувствовал, будто какая-то часть его существа навечно отделяется от него, намереваясь понаблюдать за исходом со стороны.

Тянуть было уже нельзя, да и не хотелось. Гарри перевел взгляд на Снейпа и тотчас увидел его. Он стоял за спиной Северуса, буквально в шаге от его неподвижной фигуры, у него не было четких очертаний, которые (в этом Гарри не сомневался) он при желании мог обрести в любой момент. Пришелец из иного мира не спешил, словно гадая о том, что происходило в голове молодого человека. Но Гарри ни о чем особенно не думал, ничего не решал. Он даже с иронией усмехнулся, представив себе демона, неправильно истолковавшего собственные предсказания. Нет, наверное, у этой смерти все-таки будет другое лицо…

Внезапно появились голоса и заполнили собой все, мебель, старые обои, покосившаяся люстра — все исчезло, словно невидимая музыка обитателей того света обрела плоть и погасила все своей темной массой. Остался лишь Северус Снейп, с которого Гарри теперь не сводил глаз, чтобы не искушать лишний раз демона. Тот, на долю секунды отошедший на второй план, вдруг стал почти осязаемым, хотя и не приблизился к Гарри ни на метр. Хотя… с уверенностью утверждать это юноша не мог.

Голоса звучали громче, напевая мелодию Смерти, в которой чудились все звуки мира, соединенные в одном заключительном аккорде. Он был нестройным, раздражающим слух, и все же его хотелось слушать и дальше, и было очень страшно от того, что он обязан был закончиться.

Гарри ощутил близость этого конца почти одновременно с его наступлением. Иллюзия бесконечности распалась и уступила место внезапному действию. Голоса смолкли. Это произошло в тот миг, когда Гарри, еще не понимая разумом, что он принял решение, опустил руку и выронил палочку на пол. С ее кончика слетела слабая искра, и заклинание потеряло силу. Не потому, что Гарри прошептал или подумал «Фините!», а потому что его воля стала действовать независимо от его тела и мыслей.

Но это длилось всего только мгновение, а потом Снейп вскинул руки, его окутала черная дымка, и Гарри убедился окончательно в том, что своих намерений он не изменил. Воля юноши шагнула навстречу черному туману и торжеству темных сил, желая только сократить сроки, но неожиданно раздался жуткий грохот, Гарри потерял равновесие, и ощущение падения в бездну было последним, что успело зацепить его сознание.

Возвращение казалось невозможным. Однако оно произошло — и куда более резко, чем ожидал Гарри. Упав, он повредил руку, и саднящая боль была первым оформленным представлением о реальности, настороженность — вторым. Стремясь поскорее прийти в себя, он сел на пол, усеянный щепками, осколками и каменной крошкой. Воздух был наполнен пылью, и Гарри не сразу осознал, что маленькая комната, выходящая в холл, была практически разгромлена. Лестница уцелела лишь наполовину, и разодранные страшной силой ступеньки болтались в воздухе на нескольких гвоздях. Гарри скользнул по ним тревожным взглядом и прислушался. В доме царила тишина, пыль медленно оседала, и тусклые лампы коридора осветили останки старинной люстры на полу.

Тьма покинула дом. За ней ушли голоса и тот, кто дирижировал их зловещим хором. Не сказав больше ничего, не осуществив своих намерений. Гарри с внезапной внутренней болью, которой, как он думал, ему уже не доведется испытать, понял, что ошибся. Возможно, все эти три недели он ошибался в чем-то важном.

Он двинулся было к лестнице, еще не зная толком, что собирается делать, когда под ноги ему попалось что-то длинное и тонкое, как большой карандаш. Палочка Снейпа. Гарри нагнулся, протянул к ней руку и вдруг увидел, что мелкие осколки мрамора и щепки на полу плавают в чем-то серебристом и тягучем, словно жидкое зеркало. Он наклонился ближе, хоть и понял сразу, что это кровь единорога. Не желая выяснять, что это могло, он направил палочку зельевара на себя и прошептал: «Вингардиум Левиоса». Почему-то ему показалось жизненно необходимым подняться наверх и найти свою палочку из остролиста. А потом бежать отсюда, неважно куда, желательно туда, где бьются о скалы пенящиеся волны и никто не услышит его вопля, неистово рвущегося из груди…