Глава 12. Тени прошлого… и измаравшись в той тени,
нажравшись выкриков победных,
вот что хочу спросить у бедных,
пока ещё бедны они:
собрался к маме – умерла,
к отцу подался – застрелили…
Так что ж спросить-то позабыли,
верша великие дела:
отец и мать нужны мне были…
В чём философия была?
- А ЕЩЁ Я ЗНАЮ, - продолжил Смерть, - ПОЧЕМУ ТЫ ПРЕСЛЕДОВАЛ КОМАНДОРА ВАЙМСА.
Карцер вскинул на него глаза и произнёс с усмешкой:
- Да, ха-ха, есть в этом что-то порочное.
- И, ТЕМ НЕ МЕНЕЕ, ЭТО ЕСТЕСТВЕННЫЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ЖЕЛАНИЯ.
- Сказал тот, кто просто кучка костей, - язвительно прокомментировал Карцер.
- ДА. Я НЕ ИСПЫТЫВАЮ ЖЕЛАНИЙ ПЛОТИ. НО ТЫ – ЧЕЛОВЕК. А ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА ЛЮБОЕ ОБЩЕНИЕ ЭТО ПИЩА ДЛЯ ДУШИ.
Улыбка сползла с лица Карцера. Он вспомнил моменты, когда Ваймс брал верх, в буквальном смысле наваливаясь сверху, чтобы обездвижить и выбить из его руки нож. Ярость и ненависть тогда мешались в душе Карцера с желанием человеческой близости.
- Я ненавидел его, - признался он, - и всё же нежился в его руках и утешался его прикосновениями, - Карцер помолчал и добавил: – Звучит как-то глупо, - он использовал слова и выражения, приблизительно подходящие к описанию того, что он чувствовал. Хоть они и были лишь из любовных романов, популярном в тюрьмах суррогатом «нормальных» человеческих отношений. Трудно раскрыть душу, особенно если за душой ничего нет, кроме сворованных слов из дешёвых книжек. Но… перед кем тут чваниться? Не перед Смертью же. И он отважился продолжить: - Смятение и одиночество в эти моменты, казалось, отступали, - голос невольно дрогнул, потому что, по мнению Карцера, такие желания были слабостью. Он годами томился в чувственной изоляции, испытывая душевную жажду контактов. Таких, например, как… разговор с Ваймсом. Утрата надежды на справедливость произошла у Карцера очень давно, поэтому его так завораживала готовность Ваймса жертвовать собой для спасения других людей. Он не знал, зачем люди нужны друг другу, в мире, где человек человеку волк. – Знаешь, в этом парадоксальность человеческих чувств, - сказал он Смерти, - с одной стороны хочешь близости, а с другой стороны… боишься её.
- ЭТО ВСЁ ПОСЛЕДСТВИЯ ТЮРЬМЫ, - Смерть часто собирал свою дань по тюрьмам и знал, о чём говорил. Эмоциональная отстранённость, искажение ролей, грубость, холодность, суровость и внушенная страхом привязанность, всё это были обязательные спутники любой изолированной системы. – КАЖЕТСЯ, ЕСТЬ ТАКОЕ ИЗРЕЧЕНИЕ: «ГОЛОДНОЙ ДУШЕ И ГОРЬКОЕ СЛАДКО».
***
Командор Ваймс в своём кабинете Псевдополис-Ярде плюхнулся за стол и воззрился на подчинённых.
- Было всё спокойно, Фред, - вместо вопроса констатировал Ваймс. Взял поданный Ангвой отчёт, и, прочтя его, хмыкнул: - Вся защита Кривса построена без упоминания убитых Карцером своло… кхм… то есть, обывателей. Почему мне кажется это таким странным?
- Может, Карцер не придавал этому значения? – предположил Моркоу.
- Или не знал, - вставила Ангва.
- Не знал, что он убил их? – удивился Колон.
Ваймс живо представил себе фирменное карцевое «я ничего не делал», и невесело ухмыльнулся.
- В любом случае, он не сказал о них Кривсу, - пожала плечами Ангва.
В дверь робко постучали.
- Входи, Веселинка, - сразу определил Ваймс.
Дверь приоткрылась, и показалось встревоженное личико Веселинки.
- Ты принесла статистику по самоубийствам? – спросил Ваймс.
- Э… Нет, сэр, - смущенно пробормотала она. - В подвале дома одного из убитых Карцером людей мы нашли пять скелетов. Они были похоронены под слоем извёстки. Все дети: от двух до семи лет.
Ваймс побагровел, его кулаки сжались и с силой опустились на стол, проломив столешницу.
***
Смерть не был врагом. Карцер чувствовал это. Также как не был врагом и Ваймс. Но пережившие насилие люди находятся в постоянном напряжении, что с одной стороны позволяет им быть бдительными, а с другой, делает их параноиками. Их цель – никогда не быть застигнутыми врасплох, что, в конце концов, истощает. Карцеру было трудно доверять кому-либо.
- Что ты ещё знаешь? – с вызовом спросил он.
- ВСЁ. О ВСЕХ ЖИВУЩИХ, И УЖЕ УМЕРШИХ, И ТЕХ, ЧТО ЕЩЁ НЕ РОДИЛИСЬ. И… О ТВОИХ РОДИТЕЛЯХ ТОЖЕ.
Карцер настороженно смотрел на Смерть. Неправда, что ему не хотелось знать о своих родителях. Любому ребёнку, выросшему без родителей, хочется это знать. Ведь если нет настоящей семьи, ребёнок выдумывает её себе. И чем более тяжела жизнь в реальности, тем лучезарнее она в воображении. Фантазия работает на полную мощь, отделяя себя, несчастливого, от травмирующего мира. И у ребёнка приобретается хроническая склонность к хитрости и лжи, потому что перечёркнутая история жизни заставляет его выдумывать своё прошлое и настоящее, никак не связанное с его осквернённой душой. Однако к последствиям такого шага относится не только утрата своего прошлого, но и утрата способности судить о своём настоящем и планировать своё будущее.
Карцер стоял посреди ничего. Отрезав о себя прошлое. Не желая смотреть в будущее.
- ПОЙДЁМ. Я КОЕ-ЧТО ТЕБЕ ПОКАЖУ, - позвал Смерть.
***
- Разрешите показать вам, сэр, эти записи, - отважился обратиться капитан Моркоу к разгневанному Ваймсу.
Ваймса разозлили не столько найденные скелеты, хотя и они тоже, сколько мгновенно пронюхавшие о находке газетчики.
- Докладывай, капитан, - махнул он рукой.
- Я прочёл то, что вы мне поручили, сэр. Но, полагаю, не успею предоставить вам диаграммы, потому что у нас срочный вызов во Дворец…
Ваймс поморщился.
- Расскажешь по дороге, - буркнул он.
- Это тоже вряд получится, сэр, - спеша следом за командором, возразил Моркоу. – Потому что это слишком сложно. В двух словах не объяснить.
- И всё-таки попытайся, капитан.
- Гм… да, сэр. В общем, всё дело в предательстве.
- Предательстве? – Ваймс остановился так внезапно, что Моркоу чуть не врезался в него. – Почему? Что общего у самоубийц с предательством? Всех самоубийц предали, поэтому они покончили с собой? Всех предают. Не такое это уж редкое явление, чтобы кончать с собой.
- Предательство это пренебрежение к достоинству человека, сэр, - возразил Моркоу. – А у самоубийц оно накапливается постепенно. Сперва это невозможность удовлетворить потребность в близких отношениях, затем злоупотребление по отношению к человеку, усугублённое отсутствием защиты. Э… так было написано в той книге.
Ваймс посмотрел на Моркоу. Чтение явно повлияло на словарный запас капитана.
- А попроще нельзя? Что это значит?
- А? Да, сэр. Это значит, что самоубийство происходит от одиночества.
- Что ещё было в книжке? – спросил Ваймс, возобновляя путь.
- Э… Там было написано, что человек в момент самоубийства чувствует сильное презрение к себе. Думаю, Карцер во время суда находился в нестабильном состоянии. Он был ранен, - пояснил Моркоу. - Испытывал слабость. Ангва говорила мне, что животное в таком состоянии может наброситься…
- Вот он и набросился, - пробормотал Ваймс, - на себя.
- Да, сэр. Чрезвычайно сильное презрение к себе в этот момент, обострило и сопутствующее этому ощущению желание причинить себе физический вред. Полагаю, в этом причина самоубийства Карцера.
- А так же последняя возможность поразвлечься, - хмыкнул Ваймс.
- Сэр? - не понял Моркоу.
- Карцер любит играть в игры, - бросил командор, ускоряя шаг. И подумал: «Витинари – тоже».
***
Смерть прошествовал в огромную комнату с выложенным черно-белой плиткой полом и нескончаемыми стеллажами, занятыми приземистыми песочными часами. И, пока последовавший за ним Карцер пытался, без особого успеха, раскокать пару таких часов, Смерть, найдя, что искал, повернулся к своему собеседнику.
- ЭТО ЖИЗНЕЗМЕРИТЕЛИ УМЕРШИХ, - сказал он голосом, подобным грохоту каменных плит. – МОЖЕШЬ НЕ СТАРАТЬСЯ ИХ РАЗБИТЬ.
- Я ничего не делал, - сказал Карцер. Просто ничего не мог с собой поделать.
- БУДЕТ НЕМНОГО НЕПРИЯТНО, - предупредил Смерть, и поднёс к глазам Карцера жизнеизмеритель.
Через пару секунд Карцер отшатнувшись, согнулся пополам. Его бы стошнило, если бы было чем. Он поднял на Смерть искаженное страданием лицо.
- Зачем ты показал мне это! – закричал он.
- Я СОЖАЛЕЮ. НО ВСЕ УСТРОЕНО ТАК, КАК УСТРОЕНО В ЭТОМ МИРЕ.
Находясь в состоянии клинической смерти, Карцер не мог чувствовать холода, но, тем не менее, он его ощущал.
- Мне говорили, что я родился в карцере…
- ТОГДА ПОНЯТНО, ОТКУДА У ТЕБЯ ТАКОЕ ИМЯ, - вежливо заметил Смерть.
- У меня нет имени! – рявкнул Карцер.
- ТЫ ГОВОРИШЬ О ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ ИМЕНИ, ВРОДЕ ДЖОН ИЛИ БИЛЛ? ЭТО ПЛОХО. ДАЖЕ У МЕНЯ ЕСТЬ ИМЯ.
- Зачем тебе имя, ты же скелет, - пробормотал Карцер.
- АНТРОПОМОРФНАЯ ПЕРСОНИФИКАЦИЯ, - поправил его Смерть. Взглянул на Карцера и участливо спросил: – ТЫ В ПОРЯДКЕ? ВЫГЛЯДИШЬ БОЛЬНЫМ.
- Один из тех мерзавцев, которые делали с ней это – мой отец?
***
Войдя в Продолговатый кабинет, Ваймс подумал: почему патриций, если не работает за своим столом, всегда смотрит в окно? Нет, вид, конечно, впечатляющий… Впрочем, о чём это он? Какой впечатляющий вид может быть на мусорную свалку, с которой с успехом мог сравниться Анк-Морпорк? Разве что, из окна Дворца действительно был хороший обзор.
Витинари повернулся к стражникам.
- А ведь это вы убили его, - выпалил Ваймс.
Моркоу с удивлением уставился на своего начальника, а Витинари приподнял бровь.
- Карцера, - уточнил Ваймс. – Когда Кривс готов был уже отмазать его, вы сказали, что сержант Рукисила был... была женщиной. Только не говорите, будто бы не знали, как он среагирует.
Лицо Витинари выражало лёгкое любопытство. Моркоу внимательно слушал, сосредоточенно хмуря брови.
- Я всё думал над вашим вопросом о сотрудничестве, - продолжал Ваймс. – Такие как Карцер не будут плясать под вашу дудку, - наклонился вперёд и почти прошипел: - потому что пляшут лишь под собственный барабан.
- Вам лучше знать, ваша светлость, - садясь за свой рабочий стол, заметил патриций. – Возможно, вы также объясните мне, каким образом я мог убить господина Карцера сообщением правды о сержанте Рукисиле?
- Письма из тюрем, - немного подумав, сказал Ваймс. – При вашем-то знании людей, думаю, вам не составило труда разгадать, в чём слабость Карцера.
- А в чём его слабость, сэр? – поинтересовался Моркоу.
- В его силе, капитан, - Витинари откинулся на спинку стула и слегка улыбнулся. – Силе и славе.
- Но сэр, как слабость может быть в силе? – озадачился Моркоу. – И, уж тем более, в славе?
- Моркоу, ты ведь никогда не состоял в банде, - припомнил Ваймс. – В тюремном мире, если хочешь составить себе славу сильного, ты должен драться с сильными.
- Верно, - согласился Витинари. – А обижать тех, кто слабее тебя – удел слабых.
- А! – догадался капитан. – Вот почему Карцер убил тех… плохих людей! - Моркоу за всё время, что он провёл в городе, так и не научился ругаться. - Я уже говорил его светлости, Карцер бы очень пригодился нам в Страже.
Ваймсу доставило неимоверное удовольствие выражение лица патриция, с которым тот таращился на капитана.
- В Страже? – слабым голосом переспросил Витинари, переглянувшись с Ваймсом.
- Ваше сиятельство, Стража всегда стоит, так сказать, на страже интересов города, - несколько смущенно сказал Моркоу.
- Очень хорошо, капитан. Только пусть она стоит за дверью, - патриций указал Моркоу на дверь. – Командор, останьтесь.
- Во-первых, ваша светлость, - сказал патриций, когда за капитаном закрылась дверь, - я не знал, что господин Карцер... столь бурно среагирует на мои слова. Но, вы правы, я предполагал это. А во-вторых, командор, почему вы защищаете его?
