Глава 12Молча, мы с Китнисс дрейфовали по улицам Капитолия. Старались не уходить далеко от Тренировочного центра, потому как эту часть города мы не слишком хорошо знали. Надо признать, вечерние фонари, наполняющие город светом, делали его невероятно красивым. Капитолий погрузился в сумерки.
Я взял Китнисс за руку. Она и не сопротивлялась. Наоборот, сжала в ответ мою ладонь.
Люди болтают порой абсолютную околесицу. Молчание – невероятная роскошь. И невероятно ценное создание человека. Не произнося ни слова, мы говорим гораздо больше, нежели когда открываем рот. Есть вещи, которые никакие слова не помогут передать так хорошо, как их полное отсутствие.
Сегодняшние открытия повергли меня в гнев. Уже давно я не чувствовал себя таким разъяренным. По большей части, слова Плутарха казались мне издевательством и полнейшей ахинеей по своей сути. Но в них был и смысл. Однако, мне хотелось знать ее мнение.
- Что ты думаешь, – нарушил я бесценную тишину, образовавшуюся между нами, – по поводу сегодняшнего разговора за столом?
Она посмотрела на меня, и на ее переносица проступила складка. Это говорило о том, что ей пришлось задуматься на тему, которая была ей неприятна.
- Ты действительно хочешь об этом поговорить? – в ее голосе слышалась неуверенность.
- На самом деле, мне просто интересно твое мнение по этому поводу.
- Хорошо. Признаюсь, я не ожидала этого. Я была абсолютно уверена, что мы все давно уже похоронили эту историю. Думала, что теперь мы уж точно свободны. И мне совсем не нравится, что все повторяется вновь. Бесит, что снова придется играть на публику.
Прокрутив в голове последние сказанные слова, она поспешила исправиться:
- Я имею в виду, омерзительно, что нам снова нужно делать это по принуждению.
Я не знал, что сказать в ответ, поэтому просто кивнул.
- А ты что думаешь, Пит?
- Примерно то же самое. Снова развлекать публику, снова по старому сценарию. Надеюсь, что без Игр обойдемся на этот раз.
Она издала истерический смешок, после чего смутилась. Я не осуждал ее за эту бестактность. Мне самому хотелось рассмеяться, как смеется психопат.
Но была еще и другая причина моего неистовства относительно всей этой ситуации. Если нам придется снова разыгрывать пару влюбленных, это значит, что мы не сможем обойтись без прикосновений. Если с объятиями я еще могу смириться, то предстоящие поцелуи обескураживают. После моего возвращения из Капитолия мы уже целовались, но скорее потому, что ситуация вынуждала. В этом не было ничего, что вскружило бы нам голову или хотя бы принесло наслаждение. И инициатива исходила не от меня, явно. Теперь, когда нет никакой смертельной опасности, к поцелуям относишься совсем по-другому. Это нечто личное, нечто приватное. Явно не то, что нужно выносить на публику. Я не стану врать, мне хотелось попробовать, каково это - целоваться с Китнисс. Но не при таких обстоятельствах. Не когда, на тебя смотрит вся страна. Вместо приятных ощущений такое прикосновение будет наполнено грязью и осквернением. Все фальшь, все фикция. И я опять не смогу понять, что же на самом деле испытывает ко мне Китнисс. Больно станет, если снова все будет полностью наигранным с ее стороны. Ой, нет. Лучше бы я оставался бесчувственным по отношению к ней. Лучше бы ненавидел. Ненавидеть ее гораздо проще, чем любить.
- Мне кажется, что нам пора возвращаться, - подала голос Китнисс. - Становится темно. И холодно.
- Да, пошли.
***
В столовой еще никого не было. Я пришел первый. Вчера с Китнисс мы разошлись спать в свои комнаты, так как и мне, и ей необходимо было побыть в одиночестве. Поэтому, намереваясь не будить Китнисс раньше времени, на завтрак я пришел один.
Вскоре ко мне присоединился Хеймитч. Я не собирался спрашивать его мнения по поводу новоиспеченных обстоятельств, так как знал, что он мне скажет. Поэтому мы просто сидели в тишине. Однако, довольно скоро молчание нарушила Эффи, которая прибыла к нам, чтобы обсудить планы на это день. Наверняка, важный-преважный, хотя она ничего не сказала.
Эффи болтала на отдаленные, приземистые темы, которые лично для меня не имели никакого значения. Но разве мог я игнорировать реплики Эффи, когда она так много сделала для нас с Китнисс. И я бы не сказал, что этот непринужденный разговор был мне в тягость. Наставница еще раз пожаловалась мне на трудности нынешней жизни и выразила свою радость по поводу моего благополучного состояния здоровья.
Наконец, в зал вошла Китнисс. Поприветствовав всех, она присела рядом со мной.
Сегодня на завтрак подавали рисовую кашу с гуляшом, яблочный сок и фрукты. Кроме того, посредине стола располагался пирог неизвестного мне содержания.
- Итак, дорогие мои, - начала Эффи. – Выступление Китнисс, а вместе с тем ваше совместное интервью состоятся через три дня. Нам предстоит большая работа по вашей подготовке. Могу вас успокоить лишь тем, что сегодня не самый тяжелый день выйдет. По плану через час у вас встреча с вашими стилистами.
- С кем? – произнесли мы с Китнисс одновременно.
- Со стилистами, - повторила Эффи. – Я понимаю, как тяжело нам всем смириться с гибелью Цинны и Порции, и для всех нас это невосполнимая утрата. Но не можете же вы выйти на сцену в чем попало! Вам назначили новых стилистов. И я вас очень попрошу отнестись к ним благосклонно. Ребята сами переживают из-за предстоящей встречи, учитывая, кто работал с вами до них. Но могу заверить, что твоя команда по подготовке, Китнисс, осталась прежней. Ну, а тебе, Пит, придется сегодня обзавестись новыми знакомствами.
Еще бы! Кто сможет мне вернуть мою команду подготовки живыми и здоровыми? Ответ: никто.
- Так вот, - продолжила Эффи, - сегодня вас еще ждет на прием доктор Аурлиус. Он хочет с вами повидаться, чтобы удостовериться в благополучии вашего здоровья.
- Когда? – спросила Китнисс.
- В четыре часа дня. Сначала Китнисс, после нее Пит в четыре-сорок. После ужина вы абсолютно свободны.
Непродолжительный завтрак не способствовал улучшению моего настроения. Скорее наоборот.
В указанное время я стоял напротив двери своего номера. Мои пальцы касались дверной ручки, но я никак не осмеливался открыть дверь. Там, за ней, абсолютно чужие и незнакомые мне люди, которые и сами понятия не имеют, кто я такой и чего можно от меня ожидать. Смирившись с действительностью, я вхожу в свою комнату.
Я вижу четырех типичных жителя Капитолия. Яркие парики и макияж, вызывающая и вместе с тем отпугивающая одежда. Этих людей едва ли назовешь пострадавшими от военных действий. Капитолийцы довольно быстро все забывают. Девушка с неестественно белыми волосами и кожей, смотревшая в окно, поворачивается ко мне. Если бы не цвет глаз, я бы вполне мог принять ее за альбиноску. Хотя, вполне возможно, что глаза ненатуральные.
Никакого тщеславия, никакой предвзятости и напыщенности я не вижу в ее взгляде. Эффи была права, сказав, что стилисты волнуются. Девушка не выдавала своего переживания, но я заметил в ее движениях некую скованность и застенчивость. Ей всего было лет двадцать пять, не больше. Вероятно, она новичок в области стилистики.
- Здравствуйте, мистер Мелларк!
- Лучше, просто Пит. И на «ты».
- А, ну если тебе так удобней, - она явно рада, что я открыт для непринужденности в общении. – Меня зовут Артемида. Я твой новый стилист.
Я кивнул ей.
- Это твоя новая команда - Деметра, Оптимус и Селения, - она представила мне своих ассистентов. Все они были люди одного возраста – две женщины и мужчина. Но найти сходства в их внешности было не так просто, за исключением капитолийской вычурности, присущей почти каждому из них.
Деметра – девушка с ярко-алыми волосами в стиле «ежик» дружелюбно улыбалась мне. Почти все ее тело было покрыто татуировками. Наверное, она считала это красивым, но у меня это зрелище вызывало лишь отвращение и жалость к ее телу и коже в частности. Ко всему прочему, ее макияж я бы назвал безвкусным, потому что создавалось ощущение, что она наложила на свое лицо всю косметику, какая была у нее в доме. Многообразие украшений, которые она надела на себя, ассоциировало девушку с прилавком в магазине.
Другая молодая особа – Селения – супротив свое коллеге выглядела весьма скромно даже по меркам Капитолия. Ее цвет волос, собранных в стильный пучок, выглядел вполне естественным, хотя и насыщенно рыжим. Макияж был весьма ярким, но не являлся вульгарным и отпугивающим, как у Деметры. Было видно, что и к подбору одежды и аксессуаров Селения отнеслась с умом. Ее наряд был составлен гармонично – ничего лишнего и со вкусом, стильно. Пожалуй, из всей четверки ее внешний вид располагал к себе лучше, чем у других.
Если бы Артемида не произнесла имени, то я вполне мог бы принять Оптимуса за женщину. Это был худощавый вытянутый молодой человек. Черты лица мне показались мягкими и приятными. Наверняка, если бы не слои косметики, девчонки считали бы его симпатичным. Но вот его выражение лица выказывало, что юноша довольно не далек в своем мышлении. Или опять виновата косметика? Одет он был просто, но цвета меня шокировали. Они абсолютно не сочетались. Вероятно, мое художественно начало заговорило во мне. Либо я ничего не понимаю в моде, либо это его собственная фишка.
- Очень приятно, - произнес я. Скорее из вежливости, чем искренне.
- Что ж, - ответила Артемида, - тогда я предлагаю не терять ни минуты.
Со словами «За работу!» она хлопнула в ладоши, и группа подготовки, как назойливые мухи, тут же окружили меня. Они щупали и осматривали мою кожу, волосы, вглядывались сосредоточенно в лицо и при этом оживленно обсуждали мою внешность.
- У тебя нездоровый цвет лица, зато невероятно симпатичные глаза, - обратилась ко мне Селения и, ничуть не смутившись, продолжила обсуждение остальных недостатков и достоинств моей внешности. Все это время Артемида ходила вокруг, сосредоточенно думая о чем-то.
Они вынудили меня раздеться и уже оценивали все мое тело целиком. К Порции я привык, а среди новых людей совершенно нагим я чувствовала себя, как минимум, неуютно. Однако, они пришли к выводу, что у меня довольно неплохое телосложение. Я счел это за комплимент.
После этого команда стала производить косметические работы. Мое тело парилось, мылось, очищалось всеми возможными способами, хотя в таковых я не видел особой нужды. Видимо эти люди хотели, чтобы я стал сверкающим (от чистоты) и красным (от всяческих) трений человечком. Они даже "побрили" меня, хотя только несколько часов назад я держал в руках бритву.
Наконец, закончив все мучения, они отдали меня в руки Артемиде.
- Мы со стилистом мисс Эвердин решили, что будем придерживаться того же стиля, что предписали вам Цинна и Порция, - сказала стилист, после чего сразу же добавила. – Прими мои глубочайшие сожаления по поводу утраты таких гениальных мастеров. На самом деле, мы здесь не для того, чтобы придать вам новый образ. Все останется прежним. Просто мы как профессионалы поможем тебе и Китнисс поддерживать его в надлежащем и цивильном виде. Так… Знаешь что. Я думаю, учитывая, что у тебя довольно симпатичная внешность мы не станем тебя гримировать и накладывать макияж.
- Спасибо! – невольно вырвалось у меня, и ответ вышел слишком эмоциональным и несдержанным.
Артемида не придала этому особого значения и подошла к стеллажу с одеждой.
Неизвестно чьей силы удар прошиб мою грудь, когда я взглянул на содержимое стеллажа. Все эти рубашки и футболки, жилетки и пиджаки, пуловеры и брюки, шарфы и галстуки – все это было создание рук Порции. В горле застыл комок, и я сделал судорожный вздох. Эти тряпки есть, а их создателя, моей лучшей подруги, нет. Мне ее так не хватает. Порция был тот редкий человек среди капитолийского общества, который всегда понимал меня, поддерживал и искренне сожалел о моей участи. Я никогда не забуду тот взгляд, полный отчаяния, которым она проводила меня на Квартальную Бойню – ее последний взгляд, адресованный мне. Если бы я знал, что больше никогда не увижу ее, смог бы я отпустить тогда ее руку?
- Пит, с тобой все в порядке? – кинулась ко мне Артемида. – Может, воды? Врача?
- Нет, нет. Все в порядке.
- Хорошо, - успокоилась девушка. – Посмотри-ка на это. Мне кажется, неплохая партия. Тебе должно подойти. Примерь.
Она кинула мне рубашку с короткими рукавами лазурного цвета в клетку, жилетку и шорты до колен. Обувью мне послужили светлые кеды из мягкой кожи.
Я должен согласиться, выглядел я в этом потрясающе. И во всем этом я чувствовал Порцию – в текстуре, в линиях, даже в длине изделий. Все это она. Даже после смерти она рядом. Не только в сердце, но и в моем образе.
