Глава 13...Как называется река,
Чьи воды вижу я во сне?
Она прозрачна, широка,
Сверкают рыбы в глубине
Меж водорослей и камней,
Как звезды в млечности своей.
По берегам ее туман,
Как крылья странных серых птиц,
Холодный призрачный обман
Полузнакомых чьих-то лиц.
Не ощутить тепла огня,
Не ухватить ничьей руки,
Ни тьмы ночи, ни света дня,
Лишь травы, воды и пески… (с)
* * * * *
- Ох, cara mia, и как у тебя хватает терпения?
Фиона проплывает мимо деревянной резной лесенки, на вершине которой в неудобном положении примостилась Гермиона, с головой ушедшая в книгу.
- Терпения на что? – рассеянно спрашивает девушка, разглядывая движущуюся иллюстрацию.
- Сидеть. Читать. У меня при одном взгляде на эти талмуды свербит в носу и хочется чихать. Если бы я не была призраком, то давно заработала бы аллергию. А ты, по-моему, проштудировала половину этой библиотеки! – Фиона широким жестом обводит два зала.
- Ну конечно, нет. Скорее, одну десятитысячную часть, но уж никак не половину.
Девушка раскрывает еще одну книгу и заглядывает в нее, что-то сличая. А Фионе хочется поболтать.
- Все равно не пойму. Что хорошего в этих древних пылесборниках?
- Знания, Фиа, – Гермиона довольно улыбается, взмахивает палочкой, шепча какое-то заклинание, и на ладонь ей садится маленькая серебристая птичка.
- Ну разве не чудо?
- Чудо. Которое будет бесцеремонно гадить на драгоценные книги. Лучше бы прогулялась по замку или в саду. Зимний воздух полезен для здоровья. Да и зачем сидеть здесь, если через пару недель ты все равно все вспомнишь?
- Мне не нравится ходить по замку одной, без Драко, - хмурится девушка, - а в саду холодно, да и домовики там с утра убирают снег, не хочу им мешать.
- А что делает Драко?
- Не знаю, - Гермиона с едва заметной обидой в голосе пожимает плечами, - отправил меня сюда, сам заперся в комнате, велел ему не мешать.
- Я бы на месте этого дуралея ходила за тобой по пятам! Иначе это будет делать Блейз, – сердито шепчет себе под нос Фиона.
Гермиона раскрывает очередной фолиант, но тут же с невольной гримасой отвращения захлопывает его.
- Господи, какая гадость!
- Что? – заинтересованно подлетает призрак.
- Книга по темной магии. Как же их здесь много!
- А что ты хотела? Это же библиотека Малфоев. Я скорее удивлена тем, что здесь не все книги по темной магии.
Следующая вытащенная книга неожиданно оказывается чем-то вроде личного дневника. Довольно большого формата, почти альбом, в красивом темно-алом кожаном переплете, с изящной медной застежкой в виде кленового листа.
- Чье это? – Гермиона нерешительно открывает дневник, перелистывает пожелтевшие страницы.
Записей на них совсем немного, но много рисунков, выполненных черным карандашом. Тонкость и чистота, небрежность и вместе с тем завершенность линий, ни одного лишнего штриха. И пронзительная глубина простеньких на первый взгляд набросков. Тот, кто рисовал это, обладал огромным талантом.
Малфой-Менор, немного не такой планировки, как сейчас, не хватает двух угловых башенок и пристройки к северному крылу, но поразительно передана его мрачная тяжелая красота.
Обстановка какой-то комнаты – простая и без изысков.
Натюрморт из кувшина и нескольких яблок – при взгляде на него Гермиона вспоминает, что не пообедала.
Пейзаж – хмурое небо с низко нависшими тучами, листья одинокого деревца, растущего прямо из камня, полощутся на ветру.
Еще один пейзаж – почти такой же, но небо ясное, вышитое легким полупрозрачным облачным узором, а дерево засохшее и безжизненное. Хоть рисунок и выполнен в черно-белой графике, девушке кажется, что она ясно видит серый шершавый камень, коричневую, в наплывах и наростах кору дерева, бурые засохшие листья на нем, жесткие и мертвые, и по контрасту – нежно-голубое небо ранней весны и молодая зеленая травка у подножия камня.
А еще много портретных набросков. И на большинстве из них – темноволосый юноша, такой ясноглазый и жизнерадостный, что кажется, никто на свете не сможет причинить ему зло. Если истинно утверждение, что глаза – зеркало души, то на этих рисунках чистое зеркало отражает ослепительно светлую душу. Кто-то тщательно и любовно прорисовывал мельчайшие детали, стараясь, чтобы изображение было максимально точным и в то же время легким и словно живым. Так и хочется расправить измятый ворот мантии, откинуть с высокого лба густую челку.
Гермиона перебирает лист за листом, улыбка юноши сияет почти с каждой страницы. И вдруг все обрывается, идут несколько страниц, густо зачерненных карандашом. Словно траур. Потом чистые листы, несколько вырванных. И лишь после пустоты опять начинаются маленькие шедевры. На этот раз миниатюры светловолосого мужчины с жестким проницательным взглядом, от которого хочется поежиться. В резких чертах его красивого породистого лица Гермиона с удивлением обнаруживает сходство с Люциусом и в некоторой степени с Драко. Иногда у Драко бывают точно такие же глаза, безжалостные и одновременно всепонимающие, как будто он знает все ее мысли.
Но набросков мужчины мало, и в них нет души, хотя они и исполнены с таким же мастерством, что и предыдущие.
А ближе к концу дневника все чаще появляется ребенок, тоже светловолосый, с широко распахнутыми глазенками. Совсем крохотный, он растет с каждой страницей, превращаясь в мальчика с упрямым лицом и удивленно вскинутыми темными бровями, у которого все заметнее становится взгляд отца, такой же тяжелый и пронзительный.
И лишь на самой последней странице одинокий женский портрет. Кудрявая головка, изящный овал нежного личика, темные миндалевидные глаза, в которых такая запредельная, неземная печаль, что по спине Гермионы пробегает холодок. Она даже испуганно захлопывает дневник, но потом вновь раскрывает его на последней странице, притянутая той тайной, которую он хранит.
Чей это дневник и чей портрет? Самой художницы? Вероятнее всего, это была женщина, потому что в рисунках чувствуется скорее женская рука, женский взгляд, нежели мужской. И если это так, кто тот ясноглазый паренек? Кем он приходился ей? Светловолосый, наверняка, муж, кто-то из Малфоев, мальчик – сын. А он? Брат? Друг?
Под портретом переплетаются инициалы –
А.У.М. Они покрывают почти все свободное пространство листа, словно та, которая писала (а Гермиона уже не сомневается, что это именно ОНА, владелица дневника) убеждала сама себя в том, что это –
ее, это она –
А.У.М. Но в уголочке, крохотными буковками, еле различимыми, другое –
А.У.Д. И начато –
мой Ал...
Но потом женщина словно испугалась и зачеркнула написанное, конец имени скрылся за штрихами рваных изломанных линий.
Ал… – это Альберт? Алан? Алистер? Александр? Альфред? Альберик? Альбус?
Альбус – незнакомое имя слетает испуганной птицей, вызывая какие-то странные чувства – защищенности и уверенности, тихой радости и светлой грусти, и еще мятно-кисловатый вкус каких-то сладостей. Быть может, она кого-то знала с этим именем? Кого-то… кого-то… Нет, не вспомнить… Но она почему-то твердо убеждена, что глаза этого юноши на протяжении всей его жизни оставались такими же ясными, как и в юности, а душа такой же светлой…
- Фиона! – зовет девушка запропастившегося призрака, - Фиа, ты где?
Фиона эффектно проявляется в дверях малой библиотеки.
- Да?
- Чей это дневник?
- М-м-м, ну откуда же я знаю, дорогая? Наверняка, кого-то из Малфоев. Здесь все принадлежит им.
- Да, конечно, - отмахивается Гермиона, - но кого именно? Ты знала женщину с инициалами А.У.М.? Впрочем, М – это, наверное, Малфой.
- А.У. Малфой? – бормочет Фиона, - дай подумать…
Гермиона снова перелистывает страницы дневника, читая редкие записи. Ни одного имени, сухие напоминания о визитах и светских раутах; отнести ювелиру изумрудный гарнитур; отобрать старые мантии для благотворительных нужд; купить подарок на крестины сына какого-то Д.Б.; забрать в аптеке лекарственное зелье с длинным латинским названием для Э.; уточнить список приглашенных гостей для детского праздника и так далее.
Ровные безличные строчки, никаких чувств, в отличие от рисунков, которые буквально пропитаны ими и выплескивают наружу, и в которых находила свое воплощение ее душа. Гермиона почему-то думает, что хозяйка дневника была очень несчастна и замкнута в своем мирке, выражая обуревавшие мысли и эмоции черно-белой гаммой своих творений.
- Вспомнила! – вдруг вопит Фиона так громко, что Гермиона чуть не падает со своего неустойчивого насеста, - да, конечно же!
- И что ты вспомнила?
- Алекс!
- ???
- А.У.М. – это Александрина Уизли Малфой, жена Эдмунда, мать Абраксаса и Азалинды.
- ??????
- Бабушка Люциуса и соответственно прабабушка Драко.
- Это она? – Гермиона показывает портрет на последней странице.
- Да. Помню, как сейчас – маленькая, рыженькая и кудрявая. Немного рассеянная и постоянно что-то рисовала, то на клочке бумаги, то на салфетке. С ней была связана какая-то трагическая история.
- Опять измены мужа?
- О, нет, здесь, все происходило немного иначе. Ходили упорные слухи, что она собиралась сбежать с каким-то юношей, но в последний момент ее остановила мать. Уизли – когда-то богатое чистокровное семейство, к тому времени, о котором я говорю, испытывало серьезные денежные затруднения. Избранник Алекс, вероятно, был чудесным, но небогатым человеком, как это обычно бывает. А брак с Малфоем обещал выход из тяжелой ситуации. Алекс была старшей из десяти детей в семье, и в ней было слишком развито чувство долга. Поэтому в один прекрасный весенний день она стала миссис Малфой и вошла в этот дом под руку с Эдмундом. Милая добрая девочка, прекрасная хозяйка, идеальная жена и мать, достойно носившая фамилию Малфой. Но чересчур замкнутая. Вещь в себе.
- Почему девочка?
- Для меня она так и осталась той робкой несмелой девочкой, которая больше всего любила смотреть, как падают листья. К тому же ей и было всего двадцать восемь, когда она умерла, а на вид она и вовсе казалась восемнадцатилетней.
- От чего она умерла?
- Не знаю, cara. Когда малышке Азалинде было полгода, а Абраксасу десять (его как раз готовили к Хогвартсу), Алекс нашли мертвой в саду под ее любимой яблоней.
- Как печально, – Гермиона вздыхает, поглаживая дневник, который, как ей вдруг кажется, еще хранит тепло рук своей хозяйки, - а Эдмунд?
- Эдмунд… - ответно вздыхает Фиона, - как ни странно, но Эдмунд действительно любил свою маленькую жену. После ее смерти страшно осунулся, перестал выходить в свет, многое перестроил в замке, сам воспитывал детей, не доверяя няням и боннам. Линда в молодости была очень похожа на мать, только волосы, естественно, светлые, как у всех Малфоев. Эдмунд обожал дочь, даже больше, чем сына, чрезмерно избаловал, но его сердце все-таки лежало в могиле рядом с Алекс. А кто знает, где и с кем было сердце самой Алекс?
Девушки молчат. В чуткой тишине библиотеки цвиркает птичка на плече Гермионы, которая с грустью думает о том, что Алекс Уизли пожертвовала любовью ради своих родных, но этой жертвы ее сердце не выдержало. Наверное, слишком она была тяжела и мучительна, если в глазах молодой женщины поселилась такая безысходная тоска, что даже рождение детей не изгнало ее.
Гермиона припоминает их фамильный портрет в галерее. Один из немногих, на котором изображенные люди не начинают вопить: «Грязнокровка!». Но остальных так много, что она предпочитает туда не заглядывать, и поэтому не обращала внимания на рыженькую девушку с грустной улыбкой рядом с красивым и, естественно, по-малфоевски надменным мужчиной.
- Сюда идут Люциус с Нарциссой, - сообщает Фиона, выглянув из стены.
- Мне надо уйти, - Гермиона поспешно спускается со стремянки, прижав к груди дневник Алекс.
- Оставайся, они наверняка будут в большом зале, сюда они редко заглядывают.
- Ну что ты, Фиа, я не хочу подслушивать разговор мистера и миссис Малфой, это по меньшей мере нетактично.
- А если они тебя не заметят?
- Все равно. Где та статуя, за которой потайной выход?
Гермиона исчезает в проходе, открывшемся за статуей какой-то древнегреческой богини, серебристый щебечущий комочек вылетает вслед за ней, а Фиона остается, став невидимой.
* * * * *
В большой библиотеке Люциус, только что вернувшийся из Министерства Магии, тяжело опускается в кожаное кресло, нервно барабанит пальцами по ручке.
- Обыск, Цисса, обыск! Эти мерзавцы все-таки добились своего!
- С разрешения Скримджера?
- А что Скримджер? Он только делает вид, что контролирует ситуацию, а на самом деле дрожит как шелудивый пес, увидевший палку.
- Значит, обыск… - Нарцисса зябко поводит плечами, вспоминая все те обыски, которые проводились в их доме, - но Люц, иного нельзя было и ожидать. Что ты хотел? Похитили не простую девчонку – подружку Поттера! Лорд рискует жизнью, причем не своей, а нашими. Если мы что-нибудь не предпримем, и ее найдут в Малфой-Менор, даже не представляю, что будет с нами, с Драко!
- Не нам судить Господина, Цисса, - Люциус встает и прохаживается по комнате, - если Он решил, что она должна быть здесь, значит, она будет здесь.
- Пап, что случилось? – в комнату входит Драко, - домовик сказал, что вы ждете меня.
Люциус коротко рассказывает сыну новости – о том, что Гермиона Грэйнджер объявлена похищенной, что Авроры во главе с Поттером добились в Министерстве ордеров на обыск в нескольких аристократических домах, включая и их. Причем Малфой-Менор и Дравендейл не только в списках, они первые.
- Они что-то знают?
- Вряд ли, могут только подозревать. Пока бездоказательно, но только пока.
- Надо что-то придумать. Что говорит Господин?
- Его нет, - Люциус досадливо хмурит брови, - Он опять где-то в Трансильвании, по крайней мере, так мне сказал этот Его крысиный прихлебатель.
- И что нам делать? Может, на время переправить Грэйнджер к другим?
- К кому? У Лейнстренджей, МакНейров, Эйвери и Ноттов тоже обыски. Паркинсону я не доверяю, остальным тем более. Где гарантия, что они не побегут к этому безумному одноглазому Аврору с трусливым известием, что Грэйнджер находится у них, и что все это время она пребывала в Малфой-Менор? Нет, сынок, надо надеяться только на себя.
- Может, к Северусу? – нерешительно предлагает Нарцисса, - он уже раз помог нам, когда ты был в Азкабане.
Но при одном упоминании этого имени обычно сдержанный Люциус багровеет и сжимает кулаки.
- Только через мой труп! Он помог не НАМ, а ТЕБЕ! Паршивый предатель, трус, столько лет отиравшийся около Дамблдора, а потом предавший и его! Что можно от него ожидать, кроме очередной измены? Он еще осмеливается бывать в моем доме и глазеть на тебя, ублюдок-полукровка!
Нарцисса виновато молчит и успокаивающе гладит мужа по плечу.
Драко задумчиво вертит в руках тяжелое бронзовое пресс-папье со стола – лев с развевающейся гривой, вставший на дыбы, а под задними лапами извивается то ли побежденная, то ли собирающаяся укусить змея. Лев… эмблема Гриффиндора, символизирует храбрость и смелость. Да, гриффиндорцы пойдут до конца, они безрассудно сунутся в пасть ядовитой змее, чтобы найти одну из своих. Наверняка, сейчас Поттер и Уизли роют землю, прилагают все мыслимые и немыслимые усилия, трясутся в страхе, боясь, что с Грэйнджер сотворят что-нибудь ужасное. А Грэйнджер в это время живет себе преспокойно в Малфой-Менор, веселится на приемах, которые устраивает для нее Темный Лорд, и не вспоминает о своих дружках, потому что она их просто ЗАБЫЛА! Сейчас змея жалит льва! Губы Драко невольно растягивает довольная улыбка.
Люциус с Нарциссой тем временем перебирают варианты, как сделать так, чтобы Грэйнджер не обнаружили при обыске. Ни один из них не подходит – то слишком сложен, то ненадежен, то просто невыполним. В голосе Нарциссы уже проскальзывают панические нотки. Уже через полтора часа глава семьи должен дать свое письменное согласие на посещение ненаходимого родового замка определенным количеством посторонних людей и подкрепить его магическим разрешением. После этого Авроры вольны нагрянуть в любое время дня и ночи. А они еще ничего не придумали!
Женщина взволнованно прохаживается по просторной комнате, стучат ее каблучки. Цок-цок – звонко по мраморному полу, ток-ток – глухо по ковру. Люциус, сцепив руки за спиной, стоит у окна, погруженный в тяжелые размышления. В голову ничего не приходит. Если бы было можно сделать эту девчонку на время невидимой… Но заклятье невидимости, среди прочих, нельзя применить в Малфой-Менор, сработает магическая защита, поскольку оно не было разработано в замке. Отправить ее в ирландский замок? Дравендейл тоже будет обыскиваться. В дома в Уэльсе или Лондоне? Но здесь уже поздно что-либо предпринимать – наверняка, Аврориат установил слежку за каждым перемещением кого-либо из Малфоев внутри страны, взял под надзор Каминную Сеть. О возможности обыска ему удалось узнать сегодня лишь совершенно случайно, через своего человека, поэтому, когда его неожиданно официальным уведомлением вызвали в Министерство, он хоть и был готов, но все же не ожидал, что он будет так скоро.
Но что делать сейчас?
И вдруг Драко подает голос:
- Можно попробовать заклятье параллельной иллюзии.
- Что? – Нарцисса и Люциус недоуменно смотрят на сына.
- Заклятье параллельной иллюзии. Оно создает точную копию предмета, но в слегка искривленном пространстве, и его можно применить в Малфой-Менор. Такое большое здание, как замок, нам придется зачаровать втроем, но дело того стоит.
- Я что-то не понимаю, - Нарцисса присаживается напротив сына, – как это – в искривленном пространстве?
- Я сам не до конца понял действие этого заклятья, мама, но опробовал его на беседке в саду. Получилось как бы две беседки. Все, что было в настоящей, получило свои копии. В обе беседки смог зайти только я, то есть зачаровавший ее. Я был как бы в двух одинаковых местах одновременно, странное ощущение. А домовики видели и заходили только в иллюзию. Через несколько часов она растаяла, и все вернулось на свои места.
- Подожди, как же ты узнал, что они не заходили в настоящую?
- Я оставил в ней свою мантию и велел им ее подобрать. А потом наблюдал, как они с ног сбились, разыскивая ее. Хотя она лежала у них под самым носом. Ты же знаешь, они боятся наказаний и поэтому не могли делать вид, что не видят ее. Для того, чтобы Авроры не нашли Грэйнджер, нужно, чтобы она всего лишь присутствовала при нанесении заклятья. Потом я с ней буду в настоящем замке, а обыск будет проводиться в иллюзии.
- Но сынок, откуда ты знаешь об этом заклятье? – пораженно спрашивает Люциус.
- Из этой книги, па, полезной во всех отношениях, - Драко взмахом палочки заставляет подлететь к себе небольшую, не очень толстую книгу в черной обложке с вытесненным гербом рода Малфоев – серебряным волком с зажатой в зубах добычей.
- Это же… Мерлин, сколько ей лет! Эта книга начата еще Филиппом Малфоем, конец шестнадцатого века, – Люциус осторожно перелистывает страницы из старинной плотной бумаги, - здесь оставили записи многие поколения нашего рода.
- А что в ней? – Нарцисса, обняв мужа за плечи, заглядывает в книгу.
- В основном, заклятья по защите замка. Да, вот и то, о котором говорит Драко. Записано Эдмундом, моим дедом. Стопроцентная надежность, оригинальное заклятье, придуманное и усовершенствованное самим Эдмундом. Чары, легшие в его основу, вплетены в магическую защиту, и не составит труда их активировать. Где была эта книга, сынок? Отец много рассказывал о ней, даже как-то демонстрировал некоторые заклятья, но после его смерти она пропала. Я не смог найти, думал, он куда-то ее спрятал.
- Он не прятал ее. Она просто завалилась в щель между полкой и стеной и пролежала там до недавнего времени.
- Что ж, сын, - Люциус довольно похлопывает по черному переплету, - я горжусь тобой. Господин будет доволен. Мы зачаруем замок, и пусть эти умники из Аврориата все перероют вверх дном. Они никого и ничего не найдут!
Нарцисса весело целует мужа.
- Если все хорошо, устроим праздничный ужин! Я сама приготовлю твой любимый бифштекс с кровью и сливовый пудинг для Драко.
- Милая, это совершенно излишне, ты только утомишь себя. Я с удовольствием съем то, что приготовят домовики, - чересчур поспешно отказывается Люциус.
- Но это совсем для меня не трудно.
- Не думаю, что это хорошая идея, мам. Вспомни, что творилось на кухне, когда ты хозяйничала там в прошлый раз.
- О, я забыла про утку в духовке, и она обуглилась, - улыбается Нарцисса, - а еще подгорел соус, пирог получился плоским, как блин, и сырный суп отдавал капустой. На кухне стоял сплошной чад, домовики потом три дня ее оттирали и проветривали. Какое это было торжество, сынок?
- Годовщина вашей свадьбы. А перед этим мое четырнадцатилетие, на котором ты тоже решила блеснуть своими кулинарными талантами. Хорошо, что гости благоразумно не злоупотребляли твоим гостеприимством, иначе отделение пищевых отравлений в больнице Святого Мунго было бы переполнено в тот вечер.
- Ну… что сказать? Я очень люблю готовить, но у меня не всегда все получается! – смешно разводит руками Нарцисса, ее глаза смеются.
Разговор на тему полного отсутствия у нее кулинарных способностей не первый и не последний. Сын и муж нередко ехидно подсмеиваются над ее тщетными попытками приготовить что-нибудь съедобное. Правда, при этом мужественно пробуют все, что бы она торжественно не выносила за завтраком, обедом или ужином.
Они вместе выходят из библиотеки, дружно смеясь, словно забыв, что Люциусу надо связываться с Министерством Магии, что совсем скоро к ним в замок придут чужие, враждебно настроенные люди, которые будут бесцеремонно совать нос во все углы. Что Драко не надо показываться им на глаза, потому что по предварительному решению судебного заседания Визенгамота он косвенно причастен к смерти Дамблдора. Что в их замке находится девушка, присутствие которой неприятно для всех, и из-за которой собственно и будет обыск. Но так приказал Господин. Его воля – закон для них.
* * * * *
- Куда-то спешим, Грэйнджер? – Дэйн Нотт неприятно ухмыляется, преграждая Гермионе путь.
Она шла в свою комнату после весьма тяжелого вечера. Вечер условно – «для узкого круга своих», но этих своих там было так много, и большинство из них либо демонстративно не замечало ее, либо столь же демонстративно задирало носы. Гермиона раздраженно размышляла о том, почему все эти волшебники и волшебницы толкутся в Малфой-Менор. У них что, нет своих домов? За то короткое время, что она провела здесь – бесконечные приемы, вечера, вечеринки, малые рауты. Как Малфои выдерживают это? Риторический вопрос. Они обязаны. Да. Так и не иначе. Иначе… гнев Темного Лорда, столь же тяжкий, как и Его милость.
Драко остался внизу, она лишь шепнула ему, что идет к себе. Темного Лорда все равно нет, Он сегодня удалился рано. Поэтому можно просто уйти.
И вот – случайный неприятный инцидент. Впрочем, случайный ли? С Ноттом Элфрид Делэйни. У них подозрительно блестят глаза, и от обоих заметно разит спиртным. Наверняка, весь вечер провели в богатом баре рядом с Большой Гостиной.
Гермиона предельно вежливо сообщает, что она направляется к себе. Не могли бы джентльмены быть столь любезны и пропустить ее?
Но джентльмены отнюдь не любезны и нагло придвигаются еще ближе.
- А ты не хочешь пригласить нас к себе, а, Грэйнджер? – на сей раз вступает Делэйни, на лице которого такая же мерзкая ухмылка.
Гермиона вскидывает бровь. Она прекрасно успела понять, что для этих двоих она не существует как человек, как девушка. У Нотта, когда он смотрит на нее, такое выражение лица, будто ему хочется сплюнуть. У Делэйни – словно он выпил полный кувшин прокисших сливок. Что они задумали?
Девушка немного отступает, окидывая взглядом коридор. Пустынный, рядом Индийская и Арабская гостиные, вряд ли там кто-нибудь есть, приглушающий шаги толстый ковер на полу, полумрак.
- Что вам нужно?
- Что? А как ты сама думаешь, Грэйнджер?
- Я ничего не думаю и не желаю думать. Пропустите меня.
- А если нет?
Дэйн придвигается так близко, что Гермиона начинает паниковать. Он высокий, плотный, в несколько раз больше ее. Как назло, за ее спиной оказывается стена, в этом месте коридор поворачивает направо. А Нотт все ближе, вот уже она прижата к холодному камню, а парень нависает над ней со странно изменившимся лицом. Дыхание участилось, запах алкоголя стал еще резче и тошнотворнее. Элфрид за его плечом все ухмыляется, а потом резко бросает:
- И охота тебе возиться с этой грязнокровкой?
Дэйн склоняется еще ниже:
- Какая разница? Все они одинаковые. Так что, Грэйнджер, далеко до твоей комнаты? Или может заглянем в одну из этих гостиных? Там, знаешь ли, уютненько, и диваны мягкие.
- Поверю тебе на слово, - Гермиона с досадой чувствует, как дрожит голос, - пропусти меня, Нотт. Тебе что, Миллисенты мало?
- Милли моя невеста, я с ней не позволяю ничего лишнего. Зачем, если для этого есть такие, как ты?
Гермиона уже отчаянно вырывается из сильной цепкой хватки Нотта.
- Отпусти!
- Арабская гостиная ближе, Дэйн, тащи ее туда!
- Не думаю, что это хорошая идея, - из-за поворота коридора неслышно появляется высокий светловолосый парень.
Гермиона вскрикивает от боли, Нотт от неожиданности стиснул ее слишком сильно.
- Убери от нее свои грязные руки, Дэйн, – Драко цедит слова медленно и тягуче, как всегда, когда злится.
Гермиона с силой отталкивает вмиг потерявшего свой напор Нотта и, как испуганная маленькая девочка, прячется за спиной Драко. Элфрид щурит глаза.
- А в чем дело, Драко? Мы хотели всего лишь поразвлечься.
- Поразвлечься? Да вы знаете, что с вами сотворит Господин, когда узнает?
- О чем, Драко? – Нотт издевательски-скучающе стряхивает с мантии несуществующие пылинки, - о том, что два парня и девчонка неплохо провели время? Не смеши, Ему на это наплевать. К тому же, с каких это пор Малфои стали защищать грязнокровок? Или ты сам на нее имеешь виды?
- Грэйнджер у Него под особым присмотром. Если с нее хоть волос упадет…
- Это ты у Господина под особым присмотром. Смотри, как бы присмотр не превратился в арест.
- Угрожаешь? Мне?
- Пока нет. Всего лишь предупреждаю.
- Ты в моем замке, Дэйн, не забывай, - Драко бледнеет от сдерживаемой ярости, - и именно в моем замке чаще всего бывает Господин. Тебе это ни о чем не говорит? Например, что Он доверяет моей семье и мне в частности.
- Это доверие не надолго, поверь. Вы, Малфои, слишком скользки и лицемерны. Однажды твой отец почти предал Господина, боюсь, как бы он не повторил этого при следующем удобном случае.
- Заткнись! – голос Драко глухим эхом мечется по коридору.
Куда делась их с Дэйном дружба? Многолетняя, еще с детства, казалось бы испытанная, все прошедшая? Она была еще совсем недавно, Дэйн искренне радовался, когда Драко вернулся домой, одобрительно хлопал по плечу, пытался расшевелить, подбодрить, все предлагал «прошвырнуться как раньше по кабакам, заглянуть к мадам Зои». Драко был благодарен другу, но неизменно отвечал отказом, потому что все это утратило для него былую привлекательность и стало ненужным. Возможно, Дэйн в конце концов обиделся, решил, что Малфой зазнался. А Драко даже не заметил, что Дэйн перестал бывать в замке просто так, перестал звать его на дружеские пирушки в своем поместье, на которых бывали даже Грег с Винсом. Постепенно и незаметно их дружба, взаимопонимание исчезли, растаяли грязным серым снегом по весне, оборвав тонкие и, как оказалось, гнилые нити, которые их связывали, как ровесников, как представителей знатных богатых чистокровных родов, вращающихся в одном кругу, Пожирателей Смерти, служащих одному Господину.
- Что здесь происходит?
На сцене появляются новые действующие лица. Из-за тяжелого бордового бархатного занавеса, закрывающего вход в Индийскую гостиную, выходят Феб Ривенволд и Джеффри МакНейр, за ними выглядывают девушки – Мораг МакДугал и Вивьен Крауч. Эта четверка, по своему обыкновению, наверняка, играла в шахматы. Вернее, играют Феб и Мораг, Вивьен и Джеффри молча наблюдают. Фебу и Джеффри по двадцать три, Мораг девятнадцать, а Вивьен всего пятнадцать. Разновозрастная компания, соединенная непонятными одинаковыми интересами. Они немного странные – всегда молчаливые, не очень общительные Вивьен, Мораг и Джеффри, и веселый и заводной Феб. Джеф и Мораг кузены, это объясняет ее присутствие, но почему Вивьен не общается с подружками-ровесницами, а предпочитает общество старших?
- Что здесь происходит? – повторяет вопрос Феб, подозрительно оглядывая злого Драко, растерянную и смущенную Гермиону и мрачного Дэйна.
- Ничего, - пожимает плечами Драко, - просто мы немного поспорили.
Дэйн молчит, предпочитая не связываться с Ривенволдом, от которого за обиду, нанесенную девушке, можно и схлопотать. К тому же, он на самом деле слегка зарвался, обвиняя Малфоя в его же доме и едва не потащив в постель Грэйнджер, которой действительно благоволит Лорд. Хмель улетучивается из головы, и парень кивает, подтверждая слова Драко.
- Ничего, Феб, мы все выяснили.
- Ну если все нормально… - Феб оглядывается, отыскивая взглядом Мораг, - Драко, прием идет к концу?
- Да, многие уже ушли.
- И нам пора.
Парни обмениваются рукопожатьями, Вивьен и Мораг на прощание кивают Гермионе. Девушка облегченно вздыхает и, когда все уходят вниз по лестнице, тихо бросает в спину Драко:
- Спасибо!
Драко улыбается одними глазами, но этого она не видит.
* * * * *
Как хорошо сбросить узкие туфли и удобно растянуться на мягкой кровати! О, боже, что за сумасшедший вечер! Нет, три сумасшедших дня! Мучительное, сводящее с ума ощущение, как будто находишься в двух местах одновременно, причем эти места совпадают до мельчайших деталей. Два замка, одинаковых до последнего камешка! Или она сходит с ума? Разве так может быть? Иногда она слышала чужие незнакомые голоса или вдруг ощущала чье-то присутствие. Как будто в комнате были люди, что-то делали, переговаривались. Но она их не видела! Она непроизвольно прислушивалась, иногда даже искала их. Замок был пуст. Даже Фиона куда-то делась. Только были домовики, перепуганные до полусмерти и мотающие головами на ее расспросы.
И отсутствующий вид Драко, смешанный с молчаливой нервозной тревогой. Напряжение, исходящее от него, казалось, можно было потрогать руками. Он был внешне спокоен и холоден, как лед, но натянут, как струна. И три дня она совсем не видела его родителей, а потом сразу же этот прием, на котором произносили высокопарные тосты, славя Лорда, и нервно хохотали, обсуждая какие-то обыски и вспоминая Министерство Магии.
То же напряжение, которое сумрачным облаком окутывало Малфой-Менор, царило среди всех этих людей, роскошно одетых, блистающих драгоценностями и пустословием. Даже Темный Лорд не мог его развеять. Да и не старался. Он был равнодушным наблюдателем и в любой момент готов был зевнуть и уйти в сторону. Словно Его забавляла и одновременно утомляла эта возня.
Гермионе казалось странным, что все маги, сегодня присутствовавшие на приеме, так зависели от Лорда. Они трепетали от одного Его жеста, ловили каждое слово и, наверное, готовы были пасть ниц, выполняя любое Его, даже невысказанное желание. Они боялись, это чувствовалось. Почитали. Преклонялись. Восхищались. Восторгались. Но все затуманивал густой плотный туман страха. Даже ужаса. Почти животного, необъяснимого, зарождающегося так глубоко в душе, что его истоки постичь невозможно.
Она сама тоже испытывала непередаваемую гамму чувств в Его присутствии.
Какое-то инстинктивное омерзение, бурей поднимавшееся внутри, когда Он находился слишком близко.
Неприятие той магии, которая черной, как ночь, мантией укутывала Его. То есть она, конечно же, не видела, но ей все время чудились мертвенный запах, исходивший от Лорда, и тьма, следовавшая за Ним. Она всем существом ощущала, что Он глубоко чужд ей, так же, как прозрачные воды озера и живая зелень леса чужды гнилому болоту, кишащему гадостными тварями.
Все эти чувства свивались в таком плотном клубке, что зачастую она не понимала даже сама. Но одно все-таки можно было сказать твердо – она тоже боялась, но не Его самого (почему-то…), а того, что Он мог сотворить с ней. Он обладал огромной силой, как и говорил Драко, и эта сила вместе с властью, которой Он себе присвоил, страшила ее до жуткого леденящего озноба. Маг не должен обладать таким могуществом и быть облечен такой неоспоримой властью! От него не должны зависеть жизни других волшебников, иначе…
Что будет иначе, она не могла представить. Как и не могла понять, почему Он так внимателен к ней, волшебнице, рожденной в семье простых людей. Других девушек и женщин, за исключением нескольких, как объяснил Драко, наиболее приближенных к Нему Пожирательниц Смерти, Он, казалось, почти не замечал, лишь изредка удостаивая небрежным кивком или парой слов. Исключением была Нарцисса, но нельзя же, в конце концов, игнорировать хозяйку замка, который почти стал Его постоянной резиденцией.
Гермиона не могла понять Лорда, а потом даже и не старалась. Возможно, ответ кроется в ее памяти.
После той первой леггилименции Он проникал в ее сознание еще раз. Это было еще хуже, она почти захлебнулась в водовороте разрывающих напополам ощущений. Словно одновременно умираешь от холода и сгораешь на костре, ураганный ветер в лицо и вакуум, пустота вокруг. Падала и падала в клубящуюся воронку, а ощущение пронзительного чужого взгляда опутывало сетью и тянуло вниз.
Когда пришла в себя, обнаружила, что полулежит в кресле, а Лорд кривит тонкие губы в странной усмешке.
«Вы оказались еще интереснее, чем я думал, мисс Грэйнджер. Еще раз повторяю, будет честью для меня лично, если вы присоединитесь к числу моих друзей»
