Глава 13. Волшебные твари и стоит ли их искать. Начало 1960-х- Вы предпочли бы оставаться в обличье волка все время? – спросил Бена Луэллина, оборотня, его странный собеседник. Оборотень посматривал на человека искоса: главным было не то, что он видел, а то, что он чуял, и чутье говорило, что собеседник в высшей степени опасен. Посмотри он прямо в глаза человеку, увидел бы красноватый отблеск.
- Да… милорд, - кивнул Бен. – Но разве это возможно?
- Все возможно, если сильно хотеть и добиваться. Сейчас таких средств нет просто потому, что нет людей… существ, которым это было бы нужно.
- Да, - тоскливо сказал Бен. Он давно жил на обочине человеческого мира и прочно усвоил, что никому не нужен – с того дня, как покинул родительский дом, и никто его не остановил, с того дня, как вдали растаяли крыши родного городка. Иногда он подворовывал по мелочи – нюх помогал чуять приближение опасности и вовремя смотаться. Были и другие способы заработать. Например, кровь оборотня дорого ценилась как ингредиент для зелий и ритуалов. По новому законодательству брать ее, не оповещая Министерство, стало нелегальным, но черный рынок пережил и не такие законы.
- И все же вы держитесь за то, что связывает вас с человечеством, - усмехнулся собеседник. – Живете в городах, сохраняете человеческое имя.
- Мне много раз хотелось сменить имя, - пробормотал Бен Луэллин. – Но я не думал взять волчье. Разве у них вообще бывают имена?
- Был один бог-волк в скандинавском пантеоне. Он вырос настолько опасным, что боги лишили его свободы и приковали к подземной скале. Там он будет лежать, пока не придет конец света. Тогда волк проглотит Солнце и убьет верховного бога.
- У него было имя?
- Фенрир.
И правда, сказал себе Бен ночью, глядя на неумолимо растущую луну, и правда, об этом стоит подумать. Ноктюрн-аллея вокруг кипела своей темной жизнью. Самым тяжелым после заражения оказалось одиночество. Волки – животные социальные, им необходима стая. Пусть будет Фенрир, решил он. И какое-нибудь подходящее волку прозванье. И собрать себе подобных, держаться с ними.
-------
Подходило время Фрэнку Лонгботтому идти в школу. Поскольку в Хогвартсе требовалось проживать безвылазно, подводный спорт пришлось бы бросить. Когда Фрэнк понял это, то ехать в школу отказался наотрез. Руперт провел с ним воспитательную беседу, Августа тоже попробовала силы, но результата не добилась. В конце концов обескураженные родители пожаловались Дамблдору.
- Как часто он бывает в этом хозяйстве? – спросил профессор.
- Обычно дважды в неделю.
- Оплатите ему портал на выходные. Пусть хранится у главы колледжа. Я разрешу и буду контролировать эти перемещения, но за время, проведенное мальчиком вне стен школы, сниму с себя ответственность.
- Но ведь тогда ему не хватит времени на уроки, - растерялся Руперт.
- Я всего лишь дал совет, - спокойно сказал Дамблдор. – Решайте сами. А вернее, предоставьте решать Фрэнку.
Конечно, портал был оплачен. Фрэнк попал в Гриффиндор, под руководство Минервы МакГонагалл, и минимум дважды в неделю посещал ее кабинет, где среди учебных материалов, научных журналов, кошачьих печений лежала и фигурка морского конька, которая обеспечивала ученику проход из школы на побережье и обратно.
Таким образом, Фрэнк пропускал все школьные матчи, и квиддичем так и не заинтересовался, что лишало его львиной доли взаимопонимания с соседями по спальне мальчиков. А оставшиеся будние вечера были полностью заняты домашними заданиями, которые он не мог, как одноклассники, откладывать на выходные. Другие ребята свободное время проводили в совместных забавах или болтовне и так завязывали дружбу. А Фрэнк ни с кем в Хогвартсе близко не сошелся, и своими продолжал считать только ребят из морского хозяйства.
Вокруг хозяйства толклись и маги, и подводный народ. Люди, чтобы держаться под водой, накладывали заклятие пузыреголовости или ели жабросли; были и другие способы. Скачки были делом зрелищным, и Фрэнку хотелось стать известным наездником.
С подводным народом Фрэнк был в неплохих отношениях и научился сносно разбирать язык русалок. Иногда вечерами все собирались посидеть, кто-нибудь трубил в раковины, остальные танцевали в глубине вод – или сплетничали, вспоминали прошлые скачки, судачили о букмекерах, ценах на корм и придирках со стороны Министерства.
Несколько гиппокампов, участок дна, освобожденный для гонок, грядки полезных водорослей, стайка лобалугов – вот и все, с чего они кормились.
--------
Когда Дамблдор в следующий раз увидел кентаврицу Пандору, рядом с ней ковылял на разъезжающихся ножках белоснежный жеребенок, тычась в бок матери.
- Это Флоренц, - сказала кобылица непривычно мягким, расслабленным тоном.
- Очень красивый, - вежливо ответил Дамблдор. – Поздравляю вас.
- Он – мой последний жеребенок. Я вступаю в пору старости…
Профессор наклонил голову. Век кентавров был короче человеческого. Грудь Пандоры раскачивалась при хольбе, и Дамблдор отвернулся.
- Что за ханжество, Альбус! – тряхнула гривой кобылица. Мягкость ушла из ее голоса. – Я же не отворачиваюсь от вашей дурацкой мантии!
- Простите, Пандора. Я не хотел обидеть вас, - спокойно сказал Дамблдор. – Я поступил так, как принято у людей.
- Впрочем, вздор, - отмахнулась Пандора. – Итак, мы вытурили оборотней из своего леса.
Дамблдор вздохнул.
- Боюсь, это не окончательное решение их вопроса.
- Я тоже боюсь… - вполголоса призналась Пандора. – Потому и говорю с вами. Звезды предвещают беды. Почему бы этим существам не оставаться со своими сородичами, людьми? Примите их в своих городах.
- Увы, я мало что решаю, - ответил Дамблдор. – Я пытался смягчить отношение к ним. Я ведь и вас просил о том же, Пандора…
- У вас свои интересы, у меня свои, - отозвалась кобылица. – Я не хочу оставить своему ребенку в наследство это безобразие.
- А что думает Имбрей?
- Он погиб, - после паузы отозвалась Пандора. – В той схватке… Его место в совете старейшин заняла я. Знаю, ненадолго. Но что-то я успею сделать.
- И что же за беды ждут нас? – спросил профессор немного погодя.
- Предсказания звезд туманны.
- А другие предсказания?
Пандора повернула голову, внимательно взглянув на спутника.
- Вам не откажешь в проницательности, - пробормотала она. – Основной удар примет на себя ваше племя. Что я полагаю справедливым, ведь в нем заключен и корень проблемы.
- Сколько времени у нас еще есть?
- Несколько лет. Быть может, семь или девять.
