Глава 13Горели свечи в окне напротив: надрываясь, маленькие огонёчки, рассеивающие тьму, стучали о стекло. Гермиона и Драко не слышали их. Склонившись над бумагами, они сосредоточено вычёркивали из списка все возможные пути решения не простой задачи.
Последний раз проведя пером по ломкому пергаменту, Грейнджер откинулась на спинку стула.
– У нас не осталось вариантов, - сообщил Малфой в пустоту.
Рассказывать о том, что все их соображения исчерпаны Гермионе, было бы абсолютно лишним. Грейнджер знала об этом так же хорошо, как и её напарник.
– Надеюсь, у Луны всё в порядке, – произнесла она, не желая говорить об очевидном.
Драко пожал плечами:
– Она изображает Генриетту уже седьмой день подряд. Мне кажется, у неё талант.
– О, что я слышу… Драко Малфой хвалит Луну Лавгуд, – Грейнджер прищурилась. Ирония – вот всё, что у неё осталось теперь. Осознание этого скребло по сердцу и сдавливало грудь тугим железным обручем.
– Не Луну, Лилию, – поправил её Малфой, сам понимая несущественность подобного замечания.
Гермиона кивнула - правда, больше собственным мыслям, чем своему собеседнику, - и закрыла глаза.
Неделю они искали незнакомца с чёрным перстнем. Все связи Малфоя были использованы, люди подкуплены, архивы пересмотрены… И ничего не вышло. Если бы слёзы могли исправить ситуацию и вернуть её домой, Грейнджер бы непременно разрыдалась.
Драко чувствовал то же самое. И отчаяние, медленно заволакивающее комнату, было общим, поделённым на двоих.
Гермиона встала, несколько раз прошлась по комнате, точно это могло помочь, снова взглянула на исписанные витиеватым почерком Малфоя листы. Потом присела на пол, задев головой угол подоконника и, сцепив руки в замок, сжала губы так плотно, словно пыталась запечатать своё горе.
Малфой долго смотрел на неё, затем отодвинул стул и приземлился рядом:
– Здесь у тебя есть возможность примерить роскошные туалеты…
Он и сам понимал, что аргументом данное утверждение считаться не может, да и утешением не станет, но физически необходимо было сказать хоть что-нибудь. Грейнджер грустно улыбнулась:
¬– Если бы я мечтала о нарядах, то не просила бы Луну пить оборотку.
– Блейз ужасно бесится, кстати.
– Мог бы запретить ей.
Драко фыркнул и закашлялся, точно она сказала что-то до невозможности смешное. Грейнджер ткнула его локтём в бок, в душе благодаря за этот спектакль. Всё лучше, чем думать о том, что они проиграли.
– Приём завтра, – произнесла она, когда Малфой закончил своё представление.
– Я так понимаю, для меня приглашения не нашлось.
– Увы, – Гермиона замолчала, не зная, стоит ли произносить то, что так упорно вертелось на языке.
Малфой шутливо поднял брови, но в его голосе не было ни намёка на смех:
– Увы?
– Мне было бы легче, если бы ты пришёл.
Он не удивился, не вздрогнул, но посмотрел на свою собеседницу серьёзно, пристально, будто до этого никогда её не видел. Что же происходит, Грейнджер? К чему эта откровенность?
Но Гермиона молчала, не желая вдаваться в пустые объяснения, оглядывала выполненный в золотисто-коричневых тонах интерьер и убеждала себя, что всё ещё будет хорошо. Пусть это и было настоящей глупостью.
Стол, кресла, бумаги… всё постепенно таяло, удалялось, размазывалось, превращаясь в цветные бесформенные пятна. И когда её голова коснулась чего-то тёплого, Грейнджер позволила себе забыть о том, что это «тёплое», скорее всего, плечо её нелюбимого сокурсника.
А Малфой, которому спать совершенно не хотелось, постарался сесть поудобнее, мысленно пообещав себе, что разбудит «ошалевшую» Гермиону через несколько секунд.
***
Ночь была тёмной, непроглядной и даже жуткой. Небосвод, щедро измазанный густыми чернилами, не освещала ни одна заплутавшая шалунья-звёздочка. И только маленькие огоньки, наблюдавшие за Малфоем и Грейнджер, боролись с тяжёлым, липким мраком. И утро оказалось ничем не лучше своей таинственной товарки. Сквозь ватные, громоздкие тучи не могли пробиться к земле золотистые лучи румяного солнца. В воздухе пахло сыростью, а утопающие в грязи извозчики бранились так, что благовоспитанным дамам приходилось стыдливо зажимать уши, если обрывки этих ругательств долетали до них.
Гермиона стояла у окна и слушала, как редкие капли капризного дождя, разбиваясь о тугое стекло, надрывно кричали, вспоминая о том, что не успели сделать. Огоньки, замеченные ею ещё вчера, по-прежнему светились в башне напротив. Неужели Забини не спит? Ждёт Лавгуд?
В этом непростом споре, в котором ей по воле судьбы пришлось принять какое-то неопределённое, пассивное участие, Грейнджер привыкла оправдывать Луну и нападать на Блейза. Она искренне считала его тираном и эгоистом и не понимала, как Лилия, пусть и недолго, могла быть очарована им. Но сейчас, думая о человеке, терпеливо ждущем свою жену ночь напролёт, Гермиона чувствовала жалость. Ей казалось, что боль этого отвергнутого, заключившего самого себя в клетку мужчины летит к ней косыми каплями и, разбиваясь, наполняет воздух.
– Тебе разве не пора? – Малфой, проснувшийся от того, что она встала, присел на импровизированной кровати, невольно любуясь столь близкой и далёкой одновременно Грейнджер.
Вчера он преобразовал ковёр в одеяло, а книги превратил в подушки. Если бы Гермиона узнала о подобном кощунстве, она непременно бы возмутилась, но, по крайней мере, его плечо не отсохло. На самом деле, они уже не в первый раз просыпаются рядом… Драко поперхнулся собственной мыслью и, настоятельно посоветовав себе обратиться к врачу, встал и принялся возвращать вещам их первозданный облик.
Грейнджер медлила с ответом, потом отвернулась от окна и мягко улыбнулась:
– Я не знаю. Если мы не сможем найти этого человека, и загадка не будет решена… Имеет ли смысл моё появление на приёме? А через два дня свадьба… Зачем мне эта свадьба?
Её голос звучал так отрешённо, точно она говорила не с ним, а с дождём или ковром за его спиной.
Слишком больно. Слишком горько.
И Гермиона казалась совсем хрупкой, тоненькой и беззащитной. Но Малфой подавил в себе внезапное желание обнять её, притянуть к себе, только улыбнулся наискось, криво и произнёс таким же чужим голосом:
– Не расклеивайся, Грейнджер. Скоро будешь Поттеру и Уизелу о своих приключениях рассказывать.
Грейнджер хмыкнула: «Чего ещё можно было ждать от Малфоя? Да и ждала ли она?» Потом кивнула и вышла, не одарив на прощание ни словом, ни взглядом. Её ждала церемония, толпа гостей и чёрт ещё знает что. Не время страдать и жалеть себя. К тому же… вдруг Драко прав, и удача всё-таки улыбнётся им?
Задумавшись, Гермиона не заметила, как легко произнесла имя своего напарника.
***
В зале было нестерпимо душно. Грейнджер чувствовала, как прилипает к мокрой коже кружево, и брезгливо морщилась, если кто-нибудь из многочисленных гостей случайно касался её руки. Волосы, уложенные в пышную причёску заботливой Джинни, и вовсе хотелось сбрить, чтобы дать голове хоть немного отдохнуть.
Осознав, что она больше ни секунды не продержится в этом пекле, Гермиона стала пробираться к выходу. Оказавшись, наконец, на улице она вздохнула, с наслаждением ощущая, как большие, грушевидные капли разошедшегося к ночи дождя падают на лицо и руки. Приносят облегчение и счастье.
Любимый с детства запах дождя сейчас был символом свободы. Жаль только, что Джинни скрепила волосы специальным заклинанием, а Гермиона, как на зло, забыла волшебную палочку в комнате. Защищённая чарами причёска не желала сдаваться на милость косых струй, но Грейнджер надеялась, что она всё-таки не выдержит… Рано или поздно.
Вечер не принёс ни долгожданного ответа, ни радости. Хорошо ещё Джинни взяла на себя все заботы: развлекала гостей, следила за слугами и рассказывала всем желающим её выслушать о том, как они с Говардом счастливы. Для особо терпеливых или же любопытных в запасе имелась история и о великой любви Генриетты и Реджинальда. Сами «великие влюблённые» неловко улыбались в ответ на поздравления, невпопад отшучивались и явно мечтали сбежать с этого «праздника жизни».
Грейнджер улыбнулась, подумав, что впервые за долгое время они с Роном были так единодушны в чём-либо. Смешно и грустно.
Он, конечно, чувствовал её смущение, видел, как она поглядывает на дверь, но не особо беспокоился из-за этого. Кажется, они с Поли так и не выяснили всё до конца, и Реджинальд был уверен, что женитьба на нелюбимой Генриетте является лучшим выходом из сложившегося положения.
Какой же это всё-таки фарс…
Гермиона отошла от главного входа, прошла по одной из дорожек, не заботясь о богато украшенном подоле своего платья, и смело переступая через всё образовывающиеся и прибывающие лужи-озёра.
Вчера вечером она сказала Малфою правду: его присутствие здесь сегодня сделало бы её счастливее. Эта правда была странной, непривычной, но уже не такой пугающей или нелепой, как могло бы показаться стороннему наблюдателю. В этом мире, полном непохожих на самих себя людей, Драко был её точкой опоры, важным напоминанием о том, что та, другая жизнь действительно существовала. Но это было лишь частью истины. Малфой-Малфой… Сегодня он волновался за неё (Грейнджер почувствовала это, хотя никогда раньше не верила в интуицию), вчера был так заботлив и нежен, когда она уснула у него на плече. Всё это складывалось в цепочку, которая не вписывалась в графики, планы и любые представления Гермионы о будущем. Поэтому, умывшись холодной, падающей с небес влагой, она решила провести черту. И не вспоминать.
Голоса, доносившиеся из располагавшейся неподалёку беседки, заставили Грейнджер насторожиться. Она хотела уже развернуться и уйти, как обильно усыпанные каплями кусты раздвинулись, и перед ней появился Нотт в сопровождении высокого мужчины с тростью.
– Простите, - увидев её промокшее насквозь платье, Нотт поспешил извиниться, – мы с отцом не думали, что застанем вас здесь…
– Право, сын, ты говоришь так, будто мы занимались чем-то предосудительным, – поправил его отец, опершись на вырезанную из дерева трость.
Гермиона изобразила крайнюю степень радушия, в душе сожалея, что не ушла отсюда на несколько минут раньше. Тогда этой неприятной встречи можно было бы избежать.
– Всё в порядке. Просто в замке очень душно. Кажется, мы перестарались с обогревом.
Нотт сдержанно улыбнулся, а его отец хмыкнул:
– Да, мы, как видите, разделяем ваше мнение, миледи. Лично я ещё не поздравил вас с помолвкой и скорой свадьбой. Ваш брат пригласил меня, памятуя о том, что я был знаком с вашим отцом. Пришлось покинуть любимую Германию, чтобы пожелать вам счастья.
– Это очень любезно с вашей стороны. С удовольствием принимаю поздравление.
Он легко коснулся её руки, и в этот самый момент быстрая косая молния осветила замок, лицо лорда Нотта, радушное до сладости, и его пальцы.
Грейнджер вздрогнула и, надеясь, что он спишет её волнение на страх перед белой зарницей, тут же сообщила, что до безумия боится молний. Мужчины, улыбаясь её наивности, заверили её в том, что вспышки не могут представлять угрозы, тем более для такой «прекрасной волшебницы», и вызвались проводить её до замка.
Гермиона согласилась, изредка кивая. Ноги отказывались слушаться, а сердце билось в груди так, будто желало вырваться из неё.
Чёрный перстень, надетый на указательный палец лорда Нотта, виделся ей повсюду, и она упорно старалась не смотреть на него. Уверенность, что всё это не простое совпадение, крепла в ней с каждой секундой. И вглядываясь в непроницаемое лицо лорда, Грейнджер уже обдумывала план действий.
***
Дом, в котором временно жил Герберт Нотт, не мог похвастаться пышной отделкой. Не понимая, почему отец слизеринца решил поселиться отдельно от сына, и радуясь этому обстоятельству как облегчающему их задачу, Гермиона рассматривала серые стены и грязные дорожки бедного имения.
Они с Малфоем обдумали всё не один раз, но Грейнджер, в противовес ожиданиям, не успокаивала чёткость их плана. Скверное ощущение, что что-нибудь пойдёт не так, не оставляло её с самого утра. И сейчас, стоя у дверей негостеприимного дома, Гермиона в который раз попыталась взять себя в руки: слишком многое зависело от того, насколько хорошо она справится со своей ролью. Воистину «слава оборотке», как сказал Малфой, когда план был готов…
Воспоминание о том шумном вечере, полном надежд, идей и неожиданных предложений, заставило Грейнджер улыбнуться.
По-видимому, она не успела убрать эту неуместную на вечно угрюмом лице Нотта-младшего улыбку, потому что дворецкий, открывший дверь, от удивления потерял дар речи и несколько секунд стоял с открытым ртом, силясь произнести хоть что-то.
Подумав о том, что эта реакция явно не пойдёт на пользу их плану, Гермиона посмотрела на седовласого старичка как можно более презрительно и прошипела:
– Какое право ты имеешь смотреть на меня так?
Это «так», особо выразительное и не сулящее ничего хорошего, пробудило дворецкого. Он поспешил извиниться и, униженно кланяясь, сказал, что тотчас сообщит «лорду Нотту» о приезде «столь высокого гостя».
Грейнджер отдала плащ появившимся из ниоткуда домовым эльфам. Этот плащ ей удалось скопировать тем же вечером, на приёме, и она втайне очень гордилась своей сметливостью.
Она ещё раз вспомнила, как радовался Малфой, узнав о том, что она обнаружила владельца чёрного перстня. И как потом злился, когда Гермиона сообщила о своём намерении притвориться Ноттом.
«– И почему это я не могу поиграть в Тео?
– У тебя нет опыта, Малфой.
– А у тебя есть?
– Я изображала твою тётку, между прочим».
После этого аргументы у Драко закончились.
– Тео… Не ожидал, что ты заедешь сегодня, - лорд сдержанно улыбнулся, приглашая «сына» пройти в гостиную.
Всё здесь так же было совершенно безыскусно и даже простовато. Стараясь ничем не выдать себя, Гермиона села напротив лорда, нащупав в кармане сыворотку правды. Её задача – подмешать сыворотку в пищу, а затем расспросить подозреваемого, сейчас казалась непосильной. Хотя бы потому, что кормить её никто не собирался…
– Может быть, мы отобедаем?
В серых глазах лорда отразилось изумление, и Грейнджер чертыхнулась про себя: неужели она допустила ошибку?
Впрочем, немудрено, если учитывать, что у них совершенно не было времени на подготовку. Смогли узнать лишь самое необходимое, поверхностное, а этого явно недостаточно, чтобы провести отца, отлично знающего своего сына.
Гермиона никогда не любила излишнюю поспешность и многое бы отдала, чтобы у них было чуть больше времени, но сейчас этот ресурс был слишком дорогим. И чертовски ограниченным.
А свадьба уже завтра…
Внезапно она вспомнила заплаканное лицо Поли, сжавшего губы Реджинальда. Знали бы эти люди, какое счастье достанется им случайно, будто в довесок к её собственному.
«И Малфоя», - добавила она про себя, - «он ведь тоже сможет вернуться домой».
Тем временем, эльфы принесли чай и лёгкие закуски. Разговор, завязавшийся после долго молчания, требовал от Гермионы изрядной доли сосредоточенности. Ощущение, что лорд не верит ни единому её слову, не покидало Грейнджер. Этот человек с жестокими глазами, точно позволял ей сейчас обманывать его, играл с ней, подыскивая удобный для смертельной атаки момент.
Когда она взяла в руки чашку принесённого эльфами горячего чая, глаза лорда недобро блеснули. Заметив это, Грейнджер сделала вид, что пригубила напиток, на самом деле не проглотив ни капли.
– Не нравится чай? – и по тону, которым был произнесён этот безобиднейший вопрос, Гермиона поняла, что отец Тео разгадал её манёвр.
– Слишком горячий, – сказала она, нащупывая палочку в складках мантии.
Но лорд Нотт опередил её. С неожиданной для старика скоростью он схватил «сына» за руку и прошипел:
– Правда, сынок?
Грейнджер дёрнулась, попробовала воспользоваться невербальной магией, но её заклинание тут же было отражено.
Последним, что она увидела, прежде чем провалиться в небытие, была кривая улыбка, исказившая тонкие белесые губы лорда и его палочка, направленная на неё.
