Три оси времени

Часть двенадцатая

Обычно путь связывания начинают изучать после того, как получат на руки занпакто, даже немного позднее — путь возвращения, несмотря на свою лёгкость, для многих становился камнем преткновения. Фактически, всё, что требовалось для целительства — умение вливать свои силы в больного. Только вот реацу для шинигами подобна сосуду с драгоценной золотой водой, заключённой глубоко внутри. Её использование всегда связано с риском использовать слишком много, и на подсознательном уровне всегда остаётся страх потерять всё. Так, студент, обучающийся кидо, в первую очередь должен примирить себя с необходимостью делиться своей силой.

И, по понятным причинам, у Куросаки Ичиго с этим никаких проблем не было.

Судзуки-сенсей также отлично это понимала. Её самый страшный ученик был лучшим в своём потоке, и дальше изучать путь возвращения для него смысла не было. Конечно, можно было бы поработать над контролем реацу ещё немного, ведь иногда парень всё же перебарщивал.  Однако, в этом не было никакого смысла, если студент не собирался идти в четвёртый отряд — а, судя по убийственной ауре и ходящим по академии слухам о новом Кенпачи, Куросаки Ичиго точно там служить не планировал. Тем более, женщине сообщили, что рыжий студент уже отказался от места в отряде Кидо, так что мучить его путём возвращения и дальше смысла не было.

Парню очень повезло — как раз через полгода после его поступления выпускалась перспективная студентка класса Кицунэ, и Судзуки удалось уговорить комиссию посмотреть на первый путь кидо от не столь выдающегося, но тоже подающего надежды студента класса Ину-ни. Ибо, несмотря ни на что, Куросаки Ичиго действительно был подающим надежды будущим шинигами.

Так, всего через полгода обучения парень сдал свой первый экзамен и вплотную приступил к пути связывания. И вот тут начались проблемы.

Барьеры и печати у него не выходили. То есть абсолютно. Бескомпромиссно, неизменно, категорично — ни в какой форме, вообще. Он мог поделиться реацу через путь возвращения, потому что это было частью его сущности, и он потенциально смог бы выплеснуть свою ярость через путь разрушения, но защита, барьеры и обезвреживание противника были вне его понимания. Даже когда Ичиго обучался карате, блоки ему давались хуже всего остального — просто потому что он привык наступать, а не обороняться. И вот теперь ему предстояло постичь самое нудное, трудное и бесполезное из всего, что он когда-либо делал. В этот момент Куросаки поблагодарил собственные успехи на первом пути кидо — сдавай он его со своим выпуском, вряд ли успел бы вызубрить новый раздел демонических заклинаний к сессии, а теперь у него было целых полгода форы.

К счастью Ичиго, за долгие годы обучения привыкшего к зубрёжке и собственной фамилии наверху рейтинга, ему больше ни на что не требовалось тратить силы и время. Он сократил количество тренировок фехтования с Мацумото-сенсеем, а медитация вовсе не стоила его внимания — по некоторым причинам Ичиго перестал посещать эти занятия. Дело было в том, что его группа как раз начала потихоньку погружаться в свой внутренний мир, а он напрочь отказался это делать. Спускаться в глубины своего «я», где точно нет ни одного Зангетсу — что старика, что пустого, было бы слишком невыносимо. Да и какой в этом смысл, пока в руке не окажется нормального меча?

Даже просто мысль о другом занпакто казалась Ичиго предательством.

Так что всё своё свободное время он тратил на попытки сформировать самый слабый защитный барьер. Словно он снова мелкий шкет, который сломя голову кинулся спасать Рукию, и ему надо овладеть контролем над реацу и наполнить энергией шар от Кукаку Шибы.

В один прекрасный момент, поняв, что так больше продолжаться не может и плюнув на всё, парень перемахнул через стену Сейретея и отправился к мелкой, спасать свою гордость. Несмотря на будний день, встретили его более чем радушно, напоив чаем и угостив данго. Ичиго сидел на крыльце, весь кипящий от негодования, а мелкая, тут же переодевшаяся в своё лучшее кимоно, чинно примостилась рядом. Даже руки на коленях сложила, как истинная леди — только зонтика не хватало до полной картины. От неё пахло свежим мылом, немного мукой и рисом — не белыми зёрнышками, а травой. И Куросаки, сидя рядом с ней, постепенно успокаивался.

— Как ты тут, мелочь?

— Всё хорошо, Вы же знаете.

Она упорно продолжала звать его на «Вы», и никакие уговоры не могли это изменить. Она явно уважала его больше, чем он того заслуживал. В такие моменты она походила на Иноуе ещё больше, и Куросаки хотелось плакать — он закидывал голову к небу, дышал чаще и повторял себе, как мантру — «с ними всё хорошо, они ещё не родились». В последнее время почти не помогало, на самом деле. Кажется, он снова максимально близок к человеческой сущности. И, кажется, от неё ещё что-то осталось.

Ичиго потихоньку начинал сомневаться в этом. Может, всё вокруг сон? Может, предсмертная агония, последний подарок Яхве? А если нет, и он действительно погиб и собрал себя по кусочкам? Имеет ли он право носить имя Куросаки Ичиго?

Маленькая, всё ещё больше детская ладонь мягко прикоснулась к его огрубевшей руке. Мелкая смотрела прямо, не моргая, и взгляд этот был полон абсолютной веры.

— Всё будет хорошо, Кенпачи-сан. Вы справитесь. Это ведь Вы.

Ичиго криво усмехнулся и не стал её поправлять. Действительно, чего это он? Пора открыть глаза и понять, что с его нынешними возможностями овладеть путём связывания просто невозможно.

Значит, пришло время выйти за их пределы.